Часть II. УПРАВЛЕНЧЕСКАЯ МЫСЛЬ В РОССИИ (IХ-ХIХ ВВ.)

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава 4. ЗАРОЖДЕНИЕ И СТАНОВЛЕНИЕ УПРАВЛЕНЧЕСКОЙ МЫСЛИ В РОССИИ (IХ-ХVIII вв.)

4.1. Источники и истоки зарождения ИУМ в России
4.2. «Русская Правда» .
4.3. Идеи организации местного управления в Московском централизованном государстве.
4.4. О методах управления частным хозяйством в «Домострое» .
4.5. Важнейшие факторы развития управленческой мысли в России XVII в.
4.6. Ю. Крижанич .
4.7. А.Л. Ордин-Нащокин .
4.8. Реформы Петра I как этап развития управленческой мысли .
4.9. И.Т. Посошков .
4.10. М.В. Ломоносов .
4.11. Екатерина II, другие русские императоры и российское предпринимательство

4.1. Источники и истоки зарождения ИУМ в России

Исследуя управленческие взгляды в России в IX—XVIII вв., сложно найти примеры реального управления как деятельности, которая существует сегодня. Как и в случае с древневосточными странами, в большинстве своем предлагаемый материал характеризует идеи и дела государственного управления. Тем не менее мы постараемся обнаружить рассуждения и мысли об управлении в России указанного периода, которые не только были эффективны в прошлом, но и могут быть использованы в современном менеджменте.
Древние летописи. Общественная мысль России неразрывно связана с историей Древней Руси. До появления первых русских летописей единственным источником сведений об идеях управления хозяйственными объектами и другими организациями в России были записи иностранцев: «иноземные известия патриарха Фотия (IX в.), императора Константина Багрянородного и Льва Диакона (X в.), сказания скандинавских саг, целого ряда арабских писателей того же периода, знавших хазар, русь и другие народы, обитавших на нашей равнине, - Ибн-Хордадбе, Ибн-Фадлана, Ибн-Дасты, Масуди». Так, в трактате Константина VII Багрянородного «Об управлении империей* есть глава «О росах, отправляющихся с моноксилами1 из Росии в Константинополь», детально повествующая о прохождении славянами известного торгового водного пути «из варяг в греки».
В трактатах зарубежных авторов приводились характеристики восточных славян, описывались национальные и иные особенности славянского народа, направления торговли Киевской Руси, религиозные обряды славян. Тем не менее, по мнению русского историка В.О. Ключевского, «все это были отдельные подробности, не складывающиеся ни во что цельное». С появлением же Начальной летописи («Летопись Нестора») и последующих летописей и летописных сводов (XII-XIV вв.) сведения стали приобретать характер все более последовательного, цельного, структурированного повествования о соответствующих периодах российской истории.
Как и в государствах Древнего Востока, летописание в России были уделом узкого круга специально подготовленных лиц. Сначала оно представляло собой подражание внешним приемам византийской хронографии, но затем стало приобретать все более самобытный характер, особенный стиль. На первых порах летописание считалось «богоугодным, душеполезным делом», и эти «погодные записи достопамятных проишествий» вели наиболее грамотные люди - духовные лица (епископы, монахи, священники). Но со временем летописи стали вестись не только при церквах и монастырях, но и при княжеских дворах - как официальные документы. С образованием Московского государства официальная летопись при государевом дворе получила особенно широкое развитие, а сами летописи вели специально обученные люди - приказные дьяки.
Моноксилы — лодки-однодеревки.
 
Летописцы фиксировали не только общезначимые для всей России факты, но и события местного характера. Естественно, за ряд веков в начальных летописях было зафиксировано множество частных и официальных местных записей. Например, в древней­шей Лаврентьеве кой летописи, написанной в 1377 г., сразу за Начальной летописью общерусских событий 1110 г. идут данные о событиях в Суздальской Руси, т. е. начинается местная летопись. В Ипатьевском списке (конец XIV в.) вслед за первоначальной летописью идут подробные записи о делах в Киеве, а затем в Галиче и Волынской земле.
Каждый из летописцев пытался по-своему систематизировать известные ему факты, интрепретируя их и добавляя свое видение исторических событий. Так стали слагаться вторичные общерус­ские летописи, или общерусские летописные своды. Считается, что почти все первичные записи, которые велись в разных местах России, погибли, уцелели именно летописные своды. В процессе перезаписи первоначальных текстов сводные летописи сокращались или расширялись, пополняясь новыми сведениями и вставками в виде целых сказаний об отдельных событиях, житиях святых и других статей, в результате летопись имела вид систематического летописного сборника (списка) разнообразного материала. Такие своды начинались обычно с описания событий IX в., а заверша­лись описанием событий, современных для составителя свода. В России неоднократно предпринимались попытки собрать и издать единый, полный летописный свод. Так, в 1834 г. с целью издания письменных памятников древней русской истории была создана археологическая комиссия, которая с 1841 г. начала изда­вать Полное собрание русских летописей. Наиболее известные древнейшие списки Начальной летописи — Лаврентьевский (1377 г), Ипатьевский (конец XIV - начало XV вв.), Московский (XVI в.) и Никоновский (XVI—XVII вв.).
Для характеристики управленческой мысли важным источни­ком являются также местные летописи, описывающие период развития удельного порядка на Руси в XIII—XIV вв. В удельный период князья, устав от бесконечных усобиц за престол Киевской Руси, отошли от государственных дел и занялись делами только собственных уделов. В ту пору лучшим князем считался тот, кто лучше хозяйничал, лучше устраивал свой удел, «собирал его». И называли их князьями-собирателями не потому, что они стре­мились к единовластию, так называли только тех, кто лучше управлял хозяйством своего удела и всем уделом. Хозяйственные
и управленческие умения и наклонности князей зависели от умения и наклонностей всего населявшего удел народа, преимущественно посадского, рабочего, промышленного.
Среди местных летописей известна Галицко-Волынская летопись, содержащая описание событий удельного периода (с начала ХШ в. до 1292 г.). В ней рассказывается об экономической политике князей юго-восточных княжеств Русского государства, поощрявших развитие ремесел, торговли и торговых путей. С этой целью стро­ились города (например, Львов), оказывалась помощь горожанам в их борьбе с боярами. Горожане высоко оценивали деятельность Даниила Галицкого, который способствовал развитию промышлен­ности. Согласно летописи он приглашал в свое княжество умелых ремесленников, торговых людей, что, в свою очередь, способство­вало развитию взглядов на управление ремеслами в княжестве.
Известны и другие местные летописи — это Новгородская, Псковская, Литовская.
Кроме летописей, к источникам, 8 которых отражены процессы зарождения идей управления хозяйством в России, следует отнести своды правовых актов ((-Русская Правда», княжеские уставы и уставные грамоты, судные грамоты, акты Земских соборов и др.), торговые договоры, Устав Владимира Мономаха, акты местного управления, а также «Поучение Мономаха» князя Владимира, различные обряды, заклинания, сказания, былины, песни, древние русские игры.
По мере усиления связей государства с церковью, позиции церкви в общегосударственном и местном масштабах в области управления, в финансовой сфере и судопроизводстве стали появ­ляться новые документы, имеющие ценность как источники ИУМ. К ним относятся древнерусские княжеские уставы и уставные грамоты, в которых определяется место церковной организации в системе государства. Документы о десятинах (доля церковных доходов в общегосударственных), судах, церковных людях по су­ществу были договором, определяющим взаимоотношения свет­ской и церковной властей на Руси, распределение их функций в государственном управлении и суде, их место в системе фео­дальной эксплуатации, участие в сборе и распределении дани, устанавливающим разграничение земельных владений, т.е. соот­ношение земельных, финансовых и иных интересов государства и Церкви.
Сохранившиеся княжеские уставы подразделяются на две груп­пы в зависимости оттого, к какому периоду истории феодальногогосударства они принадлежат, территорию какого государственного образования охватывает разделение властей по уставу, на какой ступени феодальной лестницы стоят фигурирующие в нем стороны. К первой группе относятся Устав Владимира Святославича о десятинах и церковных людях и Устав князя Ярослава Владимировича о церковных судах. В них оговариваются формы и размеры материального обеспечения церкви и пределы церковной юрисдикции применительно к киевской митрополии. В частности, в них отражены изменения в соотношениях светской и церковной властей в отдельных княжествах Древней Руси в процессе развития феодальных отношений и эволюции государственного строя и самой церковной организации.
Вторая группа —это уставы и уставные грамоты, возникшие в период феодальной раздробленности (в ХИ—XIV вв.). Так, взаимоотношения княжеской и церковной властей в Смоленской земле в XII в. отражают грамоты Ростислава Мстиславовича и епископа Мануила 1136—1150 гг. Ситуацию в Новгороде описывает грамота князя Святослава Ольговича (1137), а изменения в положении церкви, связанные с развитием республиканского строя в Новгороде, были отражены в Новгородском Уставе великого князя Всеволода о церковных судах, людях и мерилах торговых (XII—XIII вв.) и в Уставе церкви Ивана на Опоках в Новгороде, известном как Рукописание князя Всеволода Мстиславовича (XIII в.). В последнем документе упоминается, возможно, первая на Руси предпринимательская организация — Иванская купеческая корпорация в Новгороде, членами которой были наиболее состоятельные купцы, именовавшиеся пошлыми (т. е. исконными) купцами. Чтобы стать членом такой гильдии, необходимо было внести «уставной взнос» 50 гривен {около 10 кг) серебра, помимо взноса натурой (сукно). Финансы иванского купечества были мощным материальным источником бюджета церкви Ивана на Опоках, так как половину взноса — 25 гривен серебра — пошлые купцы обязаны были «положить в святыи Иван» [ст. 7 Рукописания князя Всеволода Мстиславовича].
Особое место занимают княжеские уставы и грамоты, не связанные с церковной юрисдикцией. Таковы уставная грамота волын-ского князя Мстислава Даниловича (около 1289), устанавливающая феодальные повинности в пользу княжеской администрации, и Устав князя Ярослава о мостех — об организации мощения главных торговых магистралей Новгорода и дорог, ведущих к пристаням и на новгородский городской торг, об организации сплава строительных материалов для мощения и торговых проездов и ремонта мостов. Эти документы также являются важнейшими источниками периода формирования русской управленческой мысли XIII в.
В эпоху феодальной раздробленности объективно сложившаяся политическая и экономическая ситуация на Руси и внешняя среда стали основными факторами возникновения новых идей в государственном управлении, которые должны были способствовать установлению новых устойчивых экономических связей между княжествами и усилению централизации в управлении. Централизация Русского государства, начавшаяся при Иване Калите (1325-1340), закончилась при Иване IV Грозном (годы правления 1533-1584). Особенно активный процесс объединения русских земель приходится на период царствования Ивана III (годы правления 1462—1505), когда начинает складываться централизованный административный аппарат, получают развитие поместное землевладение, ремесла, горнодобывающая и перерабатывающая промышленности, сильно возрастает политическое значение поместного дворянства, получившего в долгосрочную аренду земли, продолжает развиваться внешняя торговля. Важнейшие источники ИУМ этого периода — Судебники 1497 и 1550 гг., различные акты местного управления (грамоты наместнического управления, губные и земские грамоты), а также «Стоглав» — сборник решений Стоглавого собора, состоявшегося в Москве в 1551 г.
Позже этапы дальнейшего развития управленческой мысли в России стали все больше отражаться в специальной научной, учебной и методической литературе.
Формирование Русского государства. Как и в других государствах, российская управленческая мысль возникла и развивалась прежде всего как средство рационализации ведения различного рода хозяйств (государственного, церковного, частного), которые, в свою очередь, служили для удовлетворения потребностей индивидуумов и человеческих общежитий.
Родовые союзы и племена, выросшие на однородных видах хозяйственной деятельности (земледелие, пчеловодство, рыболовство, охота, отдельные ремесла), постепенно перерастали в более сложные многоотраслевые хозяйства. Это приводило к распаду родовых поселений и созданию более рациональных образований. Основным занятием восточных славян было земледелие. Ведущую роль играло пашенное земледелие, особенно в южных и средних районах страны, где возделывались пшеница, рожь, просо, ячмень, овес, конопля и лен. Население также занималось скотоводством, охотой, бортничеством (лесным пчеловодством), рыболовством. В Киевской Руси (т. е. в период от прихода варягов до монгольского вторжения) уже широко были развиты мелкое производство промышленных продуктов, ремесленничество. Руда добывалась из болот, «варка железа» производилась ремесленниками в специальных плавильных печах — домницах, с дутьем посредством ручных мехов (кричное железо), а домашнее производство железа — в обычных варистых печах. Кузнецы производили сельскохозяйственные орудия, инструменты для ремесленников, бытовые предметы, оружие. В Киевской Руси высокого мастерства достигло ювелирное ремесло, широко были развиты гончарное, кожевенное дело, ткачество, обработка дерева и камня, производство стекла и стеклянных изделий.
Если в древних царствах основными поселениями граждан были номы и полисы как центры образования будущих государств, то структуризация территории России изменялась от родовых поселений, дворов и городищ до крупных торговых городов и волостей. Именно крупные волостные города-государства — Киев, Чернигов, Переяславль, Смоленск, Владимир — служили политическим средоточием и важнейшим фактором политического и экономического развития России в IX — начале ХШ в.
Немаловажным фактором структурных изменений в политическом и экономическом развитии Киевской Руси являлась внутренняя и внешняя торговля. В связи с торговлей в Киевской Руси имелся торговый и ростовщический капитал. Внутренняя торговля существовала главным образом в виде небольших и раздробленных рынков. Более организована была внешняя торговля, которая велась опять же отлица и в интересах волостных городов. В период с VIII по IX в. восточные славяне осуществляли большую торговлю с арабами, главным образом по Волге и ее притокам, а начиная с IX в. большое значение получил новый торговый путь — «из варяг в греки» — из Балтийского в Черное море. По мере расширения внешней торговли росла и внешняя опасность, выражавшаяся в набегах врагов и захвате российских городов. Возникла необходимость объединения мелких городов в более крупные, их укрепления и вооружения, превращения торговых центров в политические центры России.
Первым крупным политическим и торгово-промышленным центром стал Киев. Возглавлявшие город князь Олег и его вассалы Аскольд и Дир не ограничивались только ограждением его от внешних врагов, они расширяли его владения, присоединяя к нему восточные славянские племена. В связи с этим «киевские князья устанавливали в подвластных странах государственный порядок» [6. Т. I. С. 164], прежде всего, разумеется, администрацию налогов.
Причем старые городовые области (волости) служили готовым основанием административного деления киевского княжества, а во главе областей князья сажали своих наместников, посадников, которыми были либо наемные дружинники, либо собственные сыновья и родственники.
По мнению российских историков, именно торговые договора способствовали проникновению христианства в Русь из Византии и его принятию. Одновременно вместе с христианством из Византии стали проникать новые политические понятия и отношения. На киевского князя пришлое духовенство переносило понятие о государе, поставленном от Бога не только для внешней защиты страны, но и для установления и поддержания внутреннего общественного порядка. Как мы знаем, в Византии в ту пору была популярна модель управления полицейским государством, согласно которой главными целями управления являлись благополучие и безопасность граждан государства. Естественно, активное общение с греками не могло не сказаться на формировании у русских полицейского духа управления собственным государством. Таковым в России уже к началу IX в. стало Киевское княжество. Под властью киевского князя объединились все варяжские княжества и городские области Руси, и было образовано феодальное Киевское государство.
Еще до создания Киевского государства существовали политические образования отдельных восточно-славянских племен, образовавшиеся в результате разложения первобытно-общинного строя и раскола населения на классы. Это известные с VIII в. Куявия, Славия и Артания, располагавшиеся на Киевской земле, по озеру Ильмень и на Таманском полуострове. Известны и более ранние политические образования, существовавшие на территории восточных славян в VI и даже в IV в. Но историки считают, что только Киевское княжество начала IX в. по всем признакам можно считать первым государственным образованием на Руси, причем феодального типа. Таким образом, Россия от первобытнообщинного строя перешла к феодальному, минуя рабовладельческую стадию развития.
Географическое положение Киева способствовало усилению его центростремительного эффекта. Благодаря торгово-промышленной деятельности находившихся на северном побережье Черного моря греческих колоний Днепр еще задолго до новой эры стал большой торговой дорогой, о которой знал «отец истории» Геродот. «Своим низовым течением и левыми притоками Днепр потянул славянских поселенцев к черноморским и каспийским рынкам. Это торговое движение вызвало разработку естественных богатств занятой поселенцами страны. Восточные славяне заняли преимущественно лесную полосу равнины. Эта лесная полоса своим пушным богатством и лесным пчеловодством (бортничеством) и доставляла славянам обильный материал для внешней торговли. С тех пор меха, мед, воск стали главными статьями русского вывоза; с тех пор при хлебопашестве для себя или с незначительным вывозом началась усиленная эксплуатация леса, продолжавшаяся целые века и наложившая глубокий отпечаток на хозяйственный и общественный быт и даже национальный характер русского народа. Лесной зверолов и бортник — самый ранний тип, явственно обозначившийся в истории русского народного хозяйства» [6; Т. I. С. 137—138].
Главным средством эффективного управления Киевским княжеством, а затем и государством были налоги с подвластных племен. Как пишет император Константин Багрянородный в упомянутом сочинении, либо налоги собирались их привозом в Киев (поеозы), либо князья сами ездили за данью по племенам (полюдье). Собранные налоги, взимаемые чаще всего натурой (меха, мед, воск и пр.), были для князей продуктами внешней торговли. Некоторые славяне-налогоплательщики в ожидании поборов зимой рубили деревья, строили из них лодки-однодеревки, а весной сплавляли их по Днепру и его притокам к Киеву, где продавали лодки представителям князя. Оснастив и нагрузив купленные лодки, князь с дружиной спускался к Витичеву (чуть ниже Киева). Оттуда, дождавшись купеческих лодок из Новгорода, Смоленска, Чернигова и других русских городов, они все вместе направлялись по Днепру к морю в Константинополь.
Если в странах Древнего Востока и источником зарождения, и объектом приложения управленческих идей являлось строительство мощных оросительных систем, то на Руси такими общими делами было укрепление и охрана торговых путей, оборона степных границ Руси и строительство городов. Города восточных славян начали возникать еще до образования Киевского государства, главным образом по водному пути из Прибалтики в Черное море. К их числу относятся Новгород, Белоозеро, Смоленск, Киев, Любеч, Переяславль, Чернигов.
С целью обороны трех старших городов Руси — Киева, Чернигова, Переяславля киевские князья стали строить вокруг них малые города. Князь Олег, по рассказу «Повести временных лет», как только утвердился в Киеве, начал «ставить вокруг него города». Князь Владимир, став христианином, сказал: «Худо, что мало городов вокруг Киева» — и начал строить города по Десне, Трубежу, Стугне, Суле и другим рекам. Так были построены новые города-крепости Ладога, Изяславль, Белгород, Суздаль, Муром, Ярославль. Укрепленные пункты заселялись ремесленниками, торговцами и, конечно же, боевыми людьми — «мужами лучшими», по выражению летописи, которые вербовались из разных племен, славянских и финских, населявших Русскую равнину. В дальнейшем эти укрепленные места соединяли земляными валами и лесными просеками. Таким образом, по южным и юго-восточным границам Руси на правой и левой стороне Днепра в X и XI вв. были возведены ряды земляных окопов и сторожевых застав, городков для сдерживания нападения кочевников.
В самих же крупных городах строились новые церкви, рынки и другие общественные и частные здания. Иностранные писатели XI п. склонны были даже преувеличивать богатство и населенность русских городов, упоминавшихся в торговых договорах и прежде всего Киева. В начале XI в. Титмар Мерзсбургекий отзывался о Киеве как о чрезвычайно большом и крепком городе, в котором около 400 церквей и 8 рынков. Другой автор той же эпохи Адам Брсменский называет Киев соперником Константинополя, «блестящим украшением Греции», т. е. православного востока. И в русских летописях можно найти упоминание о том, что в большой пожар 1017 г. в Киеве сгорело до 700 церквей. Ясно, что строительные работы, которые осуществлялись в городе, требовали управления этой деятельностью. Следовательно, можно утверждать, что с самого зарождения в Киевской Руси находили проявление прогрессивные управленческие идеи.
Внешняя торговля и торговые договора. Основными товарами внешней торговли Руси были продукты лесного пчеловодства и охоты. Торговля с главным партнером — Византией осуществлялась вполне цивилизованно, согласно подписанным сторонами Договорам. Тексты договоров с греками (два договора князя Олега, по одному — князей Игоря и Святослава) являются еще одним источником управленческой мысли. В договорах подробно описываются порядок ежегодных торговых отношений русских с Византией, а также порядок частных отношений русских к грекам. Согласно Договору русские торговцы ежегодно являлись в Царьград на торговый съезд, продолжавшийся 6 месяцев. По договору Игоря никто из них не имел права оставаться на зиму. Греческие чиновники отбирали у прибывших купцов княжескую грамоту с обозначением Числа посланных из Киева кораблей и в целях предосторожности переписывали имена прибывших княжеских послов и простых купцов, гостей («да увемы и мы, оже с миром приходят» — записано греками в договоре). Русские послы и гости останавливались в специально подготовленном месте (в монастыре св. Маманта), пользовались от местного правительства даровым кормом и даровой баней. Это было знаком того, что торговые поездки рассматривались греками не как частные торгово-промышленные предприятия, а как торговые посольства союзного Киевского двора. При этом Русь была платной союзницей Византии, т. е. согласно договору Русь обязывалась за условленную плату (дань) оказывать грекам некоторые оборонительные услуги на границах греческой империи. Известно, что северные берега Черного моря и восточные Азовского еще задолго до нашей эры были усеяны греческими колониями — это Ольвия (против Николаева), Хсрсонес Таврический (на юго-западном берегу Крыма), Феодосия и др. Так вот, договор Игоря обязывал русского князя «не пускать черных болгар б Крым пакостить в стране Корсунской».
Торговые послы Руси получали в Царьградс свои посольские оклады, а простые купцы — месячину, т. е. месячный корм, который им раздавался по старшинству русских городов: сначала киевским купцам, затем черниговским, переяславским, смоленским и т. д.
Торговля с Византией была преимущественно меновая, и по договору Олега русские купцы не платили никакой пошлины. Меха, мед, воск и челядь (рабов) русские купцы меняли на паволоки (шелковые ткани), золото, вина, овощи. По истечении торгового срока, уходя домой, торговые послы Руси получали из греческой казны на дорогу продовольствие, судовые снасти, якоря, канаты, паруса.
Задолго до принятия христианства торговые договора уже отражали не только торговые, но и правовые отношения между греками и русскими. Возникали смешанные «греко-русские» нормы на основе двух правовых систем, причем со стороны русских они были сами по себе двойные — славянские и варяжские. Очевидно, что торговые отношения не могли не отразиться в русских правовых нормах, в них часто встречается терминология греко-римского права. По одной статье договора Олега, если кто из русских торговых послов, находящихся на службе в Константинополе, умрет, не оставив завещания, «а своих не имать*, то его имение передается «к малым ближикам в Рус». В этой статье термин «свои» — это перевод римского sui, т. е. нисходящие, а малые ближики, или просто ближики, — это древнерусское «боковые».
После принятия христианства в Киевской Руси стало складываться крупное церковное и монастырское землевладение, образовавшееся путем княжеских пожалований земли церкви и монастырям и другими способами. Продукты земледелия церковно-монастырских хозяйств также становились предметом внутренней и внешней торговли Киевской Руси. Церковь все больше стала принимать участие в государственном управлении.
Структура властных отношений на Руси. 6 системе наследования первых русских князей также просматриваются управленческие идеи и мысли. Считая понятия «полномочия», «власть» и «влияние» категориями науки управления, проследим процедуры делегирования полномочий в управлении киевским княжеством и рассмотрим порядок перехода власти и наследования на Руси.
Российское общество эпохи первых князей по структуре очень напоминало армейскую структуру. Первоначально в Киевском государстве действовала так называемая десятичная система управления, выросшая из военной организации. Высшим классом русского общества, с которым князь «делил труды управления и защиты земли», была княжеская дружина. Она подразделялась на высшую и низшую дружины: первая состояла из княжих мужей, или бояр, вторая из детских, или отроков. Эта дружина вместе со своим князем вышла из среды вооруженного купечества больших городов. Дружина княжества составляла, собственно, военный класс. Однако большие торговые города тоже были устроены по-военному: они образовывали каждый цельный организованный полк, называвшийся тысячей, которая подразделялась на сотни и десятки (батальоны и роты). Тысячей командовал выбиравшийся городом, а потом назначаемый князем тысяцкий, сотнями и десятками — также выборные сотские и десятские. Эти выборные командиры составляли военное управление города и принадлежавшей ему области — военно-правительственную старшину, которая называется в летописи «старцами градскими». Городовые полки, точнее говоря, вооруженные города, принимали постоянное участие в походах князя наравне с его дружиной. В то же время дружина служила князю орудием управления: члены старшей дружины — бояре — составляли думу князя, его государственный совет. «Бо Володимир, — говорит о нем Лаврентьевская летопись, — любя Дружину и с ними думая о строи земленем, и о ратех, и о уставе земленем».
В этой дружинной, или боярской, думе сидели и «старцы градские», т. е. выборные военные власти Киева и других городов. Вместе с боярами «старцы градские» составляли русскую аристократию и принимали участие во всех делах управления киевским княжеством. В частности, весьма важный для Руси вопрос о принятии христианства был решен князем по совету с боярами и «старцами градскими». Княжеская дружина, составляя военно-правительственный класс, оставалась и во главе русского купечества, из которого она выделилась, и принимала активное участие во внешней торговле.
Наряду с армейскими по происхождению должностями и функциями в Киевском государстве существовали и «мирные» государственные чиновники, «служилые» люди, представители всех звеньев центрального и местного административного аппарата, слуги князя, занимавшиеся домоуправлением, сбором налогов и пошлин, судопроизводством, управлением городами и волостями, управлением сельскохозяйственными работами. Первым лицом финансового управления в княжестве считался дворский (дворецкий) — управитель княжеским двором (или княжеским землевладельческим хозяйством). В подчинении дворского находились казначей, ключники, тиуны, посельские (сельские приказчики). Они участвовали в управлении дворцовым, т. е. частным княжеским, хозяйством.
Во главе правительственной администрации стояли бояре. Они управляли городами и волостями. Управляющие городом назывались наместниками, управляющие волостями — волостели. Из городов и волостей бояре извлекали не только доходы для князя, но и средства на свое содержание. Таким образом, они «кормились» от населения, отсюда и иное название их должностей — кормление. Иными словами, местное (территориальное) управление имело целью скорее содержание княжеских слуг, чем удовлетворение общегосударственных потребностей. Как отмечает В.О. Ключевский, «в X в. десятичная система управления Киевским государством сменилась дворцово-вотчинной системой, наиболее характерной для раннефеодальной монархии. При такой системе государство управляется подобно феодальной вотчине, т. е. управление государством по существу является продолжением управления доменом великого князя. Лица, обслуживающие потребности великого князя, одновременно являлись чиновниками государства. Если десятичная система еще не знала разделения даже на центральные и местные органы, то дворцово-вотчииная система выделила местные органы управления и их руководителей в лице местных князей, наместников и волостелей, т. е. должностных лиц, назначаемых великим князем».
Первоначально Киевское государство было комплексом примитивных русских государств и племенных княжений. Вместе с тем оно выступало как единое целое. Степень этого единства в силу ряда причин (подвижность властвования, нарушение порядка перехода власти) постоянно колебалась, имея тенденцию к ослаблению. В конце концов на смену единству пришла раздробленность — распад государства на множество довольно мелких самостоятельных государств.
До прихода к власти Ярослава Мудрого (1019) на Руси не было определенного единого порядка княжеского владения. Чаще всего власть переходила от одного князя к другому по старшинству. Так, например, преемником Рюрика был не его малолетний сын Игорь, а родственник Олег (по преданию — его племянник). Иногда, когда не оставалось взрослых князей, всей землей правил один князь. Когда же у князя подрастало несколько сыновей, каждый из них, несмотря на возраст, обыкновенно получал определенную область в управление. Например, Святослав 1 оставшийся малолетним сыном после смерти князи Игоря в 945 г. еще при жизни отца княжил в Новгороде. Тот же Святослав несколько позже, собираясь во второй поход на Дунай против болгар, раздал волости на Руси 3 своим сыновьям. Точно так же поступил со своими сыновьями и Владимир Мономах. Мы уже отмечали, что сыновья правили областями в качестве посадников (наместников) и платили как посадники дань со своих областей великому князю-отцу. Так, о Ярославе Мудром Лаврентьевская летопись замечает, что он, правя при отце Новгородом, давал Владимиру Красное Солнышко ежегодную урочную дань по 2 тысячи гривен. «Так, — прибавляет летописец, — и все посадники новгородские платили, а Ярослав перестал платить». Но когда умирал отец, тогда, по-видимому, разрывались вес политические связи между сыновьями. По крайней мере, по летописям трудно восстановить политическую зависимость младших областных князей от старшего брата, садившегося после отца в Киеве. Если между отцом и детьми действовало семейное право, то между братьями не существовало никакого Установленного признанного права. Этим можно объяснить бесконечные усобицы между сыновьями Святослава II и Владимира Мономаха.
После смерти Ярослава Мудрого (1054) на Руси перестало Действовать единовластие. Никто из потомков Ярослава не принимает, по выражению Лаврентьевской летописи, «власть русскую всю», не становится «самовластием Русстей земли». Это произошло потому, что род Ярослава Мудрого сильно размножился, и крупнейшие города Руси неоднократно перераспределялись между подраставшими князьями. Несмотря на то, что существовали некоторые правила и порядок передачи власти от одного «старшего» князя другому, в реальной жизни эти нормы нарушались, изменялись с учетом конкретных обстоятельств. Ярослав Мудрый в своем завещании оставил наследниками и преемниками престола не всех 5 своих сыновей, а только 3 старших. Это было новшеством в управлении княжеством, но затем стало нормой родовых отношений и одной из основ местничества в России. По этой норме в большой семье, состоящей из братьев с их семействами, первое «властное поколение» состоит только иа 3 старших братьев, а остальные младшие братья отодвигаются во второе, «подвластное поколение» и приравниваются к племянникам. Старший племянник приравнивался к четвертому дяде, причем в число дядей входил и отец племянника.
Однако в связи с увеличением числа прямых (сыновей, внуков) и косвенных (племянников и их сыновей) наследников довольно скоро после смерти Ярослава завещанный им «порядок занятия киевского стола по очереди старшинства» стал часто нарушаться. Общая схема властвования на Руси в течение двух веков после Ярослава Мудрого была такой, что «не было ни единоличной верховной власти, ни личного преемства ее по завещанию». Ярославичи не делили достояние отцов и дедов на постоянные доли и не передавали доставшуюся каждому долю своим сыновьям по завещанию. Они были подвижными владельцами, которые передвигались из волости в волость по известной очереди. Отсюда и название этого порядка передачи власти — подвижной очередной порядок. Очередь эта определялась старшинством лиц и устанавливала постоянно изменяющееся соотношение наличного числа князей с количеством княжеских волостей или владений. Все здравствующие князья по степени старшинства составляли одну генеалогическую лестницу. Точно так же вся Русская земля представляла собой иерархическую лестницу областей по степени их значимости и доходности. Порядок княжеского владения основывался на точном соответствии ступеней обеих этих лестниц — генеалогической и территориальной, т. е. лестницы лиц и лестницы областей. На верху лестницы лиц стоял старший из наличных князей — великий князь киевский. Это старшинство давало ему кроме обладания лучшей волостью известные права и преимущества над младшими родичами, которые «ходили в его послушании*. Он носил звание великого князя, «названного отца своей братии». Великий князь распределял владения между младшими князьями, разбирал их споры и судил их, заботился об их осиротелых семьях, был высшим попечителем Русской земли, «думал, гадал о Русской земле», о чести своей и своих родичей. В особо важных случаях великий князь действовал не один, он собирал князей на общий совет, заботился об исполнении постановлений этого совета, вообще «действовал как представитель и исполнитель воли всего державного княжеского рода».
Подвижной очередной порядок княжеского владения на Руси имел два источника, или основания: постоянная верховная власть, принадлежавшая всему княжескому роду (или право владения), и временная власть отдельных князей в различных волостях Руси (или порядок владения по известной очереди как средство осуществления этого права). Постоянная верховная власть была следствием родовых отношений и понятий, существовавших на Руси до прихода варягов. Этот феномен присутствия норм частного семейного права в государственном управлении встречается в нормах государственного права и public administration многих государств. Так устроены, например, все монархии, и это было естественным для феодального Киевского государства.
Второе основание — подвижность порядка — было оригинальным в государственном управлении и являлось следствием учета и действия конкретных обстоятельств (например, в связи с изменением экономической или политической значимости волости или волостного города), а главное — следствием отношения князей-варягов к Русской земле и своему положению на этой земле. Сыновья, внуки и даже правнуки Ярослава Мудрого (XI—XII вв.) в значительной мере оставались все теми же речными викингами, какими были их предки в IX в. Они видели себя не столько владетелями и правителями русской территории, сколько наемными временщиками, руководителями торга и военными сторожами торговых путей и русских границ. За эти услуги они получали с земли вознаграждение — корм в виде налогов и пошлин. Иными словами, оборона земли была их политической обязанностью, а корм — их политическим правом, и этими двумя идеями исчерпывалось все политическое сознание тогдашнего князя. Распри князей и вмешательство волостных городов в их дела только подчеркивали всю непрочность их политического и экономического статуса.
По летописи известно, что великого князя Изяслава, старшего из сыновей Ярослава, дважды изгоняли из Киева — в 1068 г. сами киевляне, а в 1073 г. собственные братья Святослав и Всеволод. Что ему оставалось делать? Не найдя ничего лучшего, он оба раза возвращался в Киев с помощью польских военных дружин. Для иллюстрации обсуждаемой темы приведем беседу Изяслава после очередного возвращения в Киев с братом Всеволодом, когда тот, в свою очередь изгнанный племянниками из Чернигова, в горе прибежал к Изяславу в Киев и стал жаловаться на племянников. Изяслав, будучи человеком простым и добрым, успокаивал его: «Не тужи, брат! Припомни, что со мной бывало: выгоняли меня киевляне, разграбив мое имение; потом выгнали меня вы, мои братья; не блуждал ли я, всего лишенный, по чужим землям, никакого не сделав зла? И теперь не будем тужить, брат! Будет нам причастье в Русской земле — так обоим; потеряем ее — так оба же, а я сложу за тебя свою голову». Так не мог говорить властелин Русской земли, так мог говорить только наемный служащий, временщик, не сегодня-завтра ожидающий своей отставки.
Иногда князья одумывались, собирались вместе и пытались утихомирить друг друга. В этом смысле показателен княжеский съезд в Любиче в 1097 г. Съезд имеет историческое «объединительное» значение, ибо был созван по инициативе великого князя Святополка II и его родственников после ряда междоусобиц и нападений на русские земли половцев (часто под руководством русских же князей). Решения съезда записаны в «Повести временных лет». Князья «сказали друг другу: зачем мы губим Русскую землю, постоянно враждуя друг с другом? Половцы изнуряют нашу страну набегами и радуются, что мы воюем между собой. Станем с этих пор жить сообща и охранять Русскую землю, и каждый пусть управляет своей вотчиной: Святополк — Киевом — наследством Изяслава; Владимир — наследством Всеволода — Переяславлем; Давыд, Олег и между ними Ярослав владеют наследством Святослава — Черниговым. Пусть сохранятся вотчины, назначенные Всеволодом; Владимир остается в руках Давыда (сына Игоря), Псремышль принадлежит Володарю, а Василько пусть княжит в Теребовле».
Однако и после съезда в Любиче Ярославичи, подобно своим предкам-варягам, продолжали тягаться друг с другом за богатые русские города и в этом соперничестве переходили из города в город. Вообще говоря, при нормальном развитии страны такой порядок передвижения, унаследованный от предков, не помешал бы князьям довольно скоро превратиться из бродячих сторожей Русской земли в оседлых территориальных владельцев ее областей. Если бы благосостояние каждой области зависело исключительно от ее внутреннего экономического потенциала и средств, Ярославичи, раз разделившись, занялись бы каждый в своей области эксплуатацией этого потенциала и средств, установили бы наиболее эффективную систему управления и систему обороны своих территорий и, работая уединенно в своих территориях, привыкли бы считать их своими постоянными частными владениями и передавать их своим детям.
Однако в днепровской Руси XI—XII вв. экономическая жизнь страны была слишком зависима от внешней торговли. Все области были достаточно богаты пушным зверем, медом и воском, но цена этих богатств зависела от спроса и сбыта на заграничных рынках, а сам сбыт был возможен, если были безопасны степные торговые пути, шедшие к этим рынкам от Киева, Чернигова и Переяславля. Малейшее «засорение» этих путей болезненно отзывалось в самых отдаленных краях русского промышленного мира.
На Руси случилось так, что наиболее подверженные угрозам области были и наиболее богатыми, доходными для князей. Экономическое благосостояние каждой области определялось ее географическим положением, близостью к Киеву, к главным речным путям страны и приморским рынкам, т. с. близостью к степи, которая грозила Руси наибольшими опасностями. Такое своеобразное сочетание стратегического и экономического значений областей и подсказало князьям порядок общего, нераздельного владения.
Если бы наиболее богатые области были наименее опасными, то старшие сыновья Ярослава Мудрого непременно их захватили бы, оставив младшим братьям наименее богатые и наиболее подверженные угрозам области. В этом случае более вероятно, что порядок наследования по старшинству был бы иным, более устойчивым по форме реализации, без постоянных передвижений от престола к престолу. Скорее всего, княжеский род распался бы на ряд генеалогических линий, и в каждом поколении порядок «по старшинству» закрепил бы понятие «старший князь» за старшим представителем по линии старшего сына Ярослава — Изяслава. И это стало бы неподвижным старшинством с одной линией всего рода Ярослава Мудрого. Но в силу сложного взаимодействия указанных выше конкретных обстоятельств, которое определило экономическое и стратегическое положение крупнейших областей Руси, сложился совсем иной порядок. Общий интерес князей требовал, чтобы оборона и обладание наиболее угрожаемой областью доставались тому из них, который имел наибольшие права на ее богатства и одновременно наилучшие средства для ее обороны. Именно эти права и средства были связаны с личным старшинством. Чем старше был князь, тем большую он наживал дружину; с личным старшинством был связан правительственный и военный авторитет князя; старшего князя больше слушались и боялись. Но личное старшинство не вечно — со смертью каждого старшего оно должно было переходить от князя одной линии на князя другой. А переход личного старшинства породил переход из менее угрожаемой и богатой области в более опасную и более богатую.
Особняком стояли Новгород и Псков, которые освободились от киевской зависимости, в них не было крупного боярского землевладения и соответственно политического господства крупного боярства. Здесь сложились феодальные республики в их аристократическом варианте. И в Новгороде, и в Пскове существовали князья, но они выполняли совсем не те функции, что в Киеве. В феодальных республиках князья уже не были монархами, главами государства. Здесь более заметна роль таких республиканских органов управления, как вече (народное собрание богатейших людей) и оспода (совет господ, собрание верхушки боярства). Эти органы принимали активное участие в управлении всеми делами государства. Для Новгорода характерно также влияние на государственное управление руководителя церкви — владыки. Князь в Новгороде и Пскове занимал подчиненное положение организатора исполнения решений веча и оспода, тогда как граждане были «вольны в князьях», т. е. обладали правом приглашения угодных и изгнания неугодных князей. Сами элементы вечевого строя (вече, посадник, тысяцкий) были генетически связаны с теми формами родоплеменной организации, которые возникали на местной основе до призвания князя и в последующей борьбе между ними и институтами княжеской власти оказывались более жизнестойкими.
Со второй половины XI в. начинается политический упадок Киева, а во второй половине XII в. он перестал быть стольным городом и потерял прежнее значение политического, экономического, культурного центра Руси. Рост крупного феодального землевладения — княжеского, боярского, церковного — привел к расширению закабаления смердов, к захвату их общинных земель. Экономические интересы крупных землевладельцев требовали усиления их власти над порабощенными крестьянами. Это вызывало стремление феодалов к самостоятельности, к получению полной политической и административной власти над подчиненными им землями. Борьба за власть и территории, многочисленные междоусобицы, а также рост крупных городов, усиление их экономического и политического влияния привели к раздробленности Киевской Руси. На месте единой Киевской Руси в середине XII в. возник ряд самостоятельных феодальных княжеств — Рос-тово-Суздальское, Муромо-Рязанское, Смоленское, Киевское, Черниговское, Переяславское, Галицкое, Волынское и др., которые, в свою очередь, состояли из более мелких удельных княжеств.

4.2. «РУССКАЯ ПРАВДА»

Остановимся подробнее на одном из отечественных источников ИУМ — «Русской Правде», которую все исследователи признают как выдающийся памятник общественной мысли Киевской Руси. «Русская Правда» является сводом правовых основ государственного управления Киевской Руси, а также источником сведений об административно-управленческом персонале при великом князе (высшего, среднего и низшего звена), о чиновниках местных органов, о мерах защиты их прав, об оплате их услуг.
Известны различные списки «Русской Правды» (XIII—XVIII вв.), которые делятся на 3 редакции в зависимости от авторов, объема и содержания. Первая редакция называется «Краткая Правда» или «Правда Роськая» (XI в.), вторая — «Пространная Правда» или «Правда Русьская» (XI—XII вв.), третья — «Сокращенная Правда» (XV-XVII вв.).
«Краткая Правда» представляет собой результат деятельности древнерусских князей по систематизации права. Она состоит из 43 статей, которые делятся на 4 части: «Древнейшая Правда», или «Правда Ярослава», «Правда Ярославичей», «Покон вирный» и «Урок мостникам».
Нормы «Древнейшей Правды» (ст. 1 — 18) отражают ранний период истории Руси, еще до установления государственной власти и принятия христианства. Заслуга Ярослава Мудрого заключалась в том, что он произвел отбор старых правовых норм и закрепил в «Правде» те из них, которые соответствовали интересам класса феодалов; они стали новыми нормами Древнерусского государства. Для ИУМ эта часть «Русской Правды» интересна тем, что в ней приводится перечень должностей служащих князя (дружинников), а также представителей социальных слоев Древней Руси. Среди них ябетник, или тиун (княжеский приказчик, домоупра-витель, ведавший хозяйственными делами князя), мечник (княжеский дружинник, судебный служитель), гридин (младший дружинник), холоп (крестьянин, зависимый от князя), смерд (независимый простолюдин, общинник). В целом здесь речь идет о защите прав (в том числе прав собственности) княжеских чиновников, а также купцов, изгоев, иностранцев {варягов, колбягов), о процедурах выявления виновных и мерах их наказания.
«Правда Ярославичей» (ст. 19—41) представляет собой самостоятельный законодательный акт, принятый князьями Изяславом, Святославом и Всеволодом вместе с боярами. В этом законе значительно сильнее, чем в «Древнейшей Правде», выступает нормо-творческая деятельность князей, в результате которой были изменены нормы уголовного и процессуального права в интересах феодальных земельных собственников. «Правда Ярославичей» посвящена регламентации жизни княжеской вотчины, охране феодальной собственности и жизни лиц, служащих князю, находящихся в той или иной форме зависимости от него, а также имущества и личности других феодалов. Здесь продолжается список должностей администрации князя. В частности, упоминаются наиболее знатные княжеские вельможи и слуги: огнищанин (старший дружинник, боярин), подъездной княж (сборщик различных поступлений в пользу князя), конюх старый (старший конюх), а также чиновники среднего и низшего звена — сельский староста и ратаиньш (пахотный) староста (управляющие сельскохозяйственными работами), рядович (хозяйственный агент князя), емец (судебный служитель). В последней статье (ст. 41) определяется размер вознаграждения емеца за выполнение судебных функций.
«Покон (Устав) вирный» (ст. 42) определяет типичный для раннефеодального государства порядок кормления (натурального обеспечения) общиной одного из важнейших государственных чиновников — вирника, основной функцией которого был сбор виры (налог или штраф, равный 40 гривнам).
«Урок (правило) мостннкам» (ст. 43) завершает статьи «Краткой Правды» о порядке оплаты княжеских слуг. В данном случае речь идет о чиновнике мостнике (руководителе строительства мостов и/или мостовых). В статье слово «мост» имеет двоякое значение: 1) переход через реку (или овраг) и 2) мостовая.
«Пространная Правда» представляет собой свод развитого феодального права. Она основана на тексте «Краткой Правды», Уставе Владимира Мономаха и других киевских князей конца XI—XII вв. и отражает усиление феодальных отношений в Киевской Руси. «Пространная Правда» состоит из 121 статьи, большая часть которых посвящена принципам экономической политики князя, вопросам собственности князя и феодальной знати, охране этой собственности и порядку ее наследования. Есть статьи о займах и ссудных процентах, об охране и порядке обеспечения имущественных интересов кредитора, о порядке взыскания долгов, о ремесленничестве и ремесленниках, о денежном довольствии чиновников княжеского двора.
«Пространная Правда» подразделяется на 6 частей по авторам, объему и содержанию. 1-я часть (ст. 1—46) представляет собой коллективный труд, она была принята на княжеском съезде в Любиче в 1097 г. Многие статьи 1-й части повторяют суть «Краткой Правды», но есть оригинальные статьи, а также статьи, уточняющие и унифицирующие административно-правовые понятия. Например, историческая статья (ст. 2) об отмене кровной мести, ряд статей (ст. 3—7, 11-17) об ответственности за убийство представителей княжеской администрации и различных социальных групп, связанных с княжеским и боярским хозяйством, начиная от высокопоставленных тиунов и кончая ремесленниками, рядовичами, смердами и холопами; оригинальная статья (ст. 8) об ответственности общины за преступление ее члена (элементы круговой поруки). Есть в этой части ст. 9, схожая с «Поконом вирным», но в ней приводятся уточненные размеры натурального обеспечения услуг сборщиков налогов и штрафов — вирников (княжеский чиновник) и их помощников на местах — метельников (представитель местной общины).
2-я часть (ст. 47—52) является результатом творчества Свято-полка Изяславовича, который покровительствовал ростовщикам. Статьи этой части характеризуют гражданские правоотношения, вопросы займа, ростовщический капитал (истое), ссудный процент {рез), взаимоотношения купцов и предметы торговли (товар). 3-я часть (ст. 53-66) основана на Уставе Владимира Мономаха и характеризует долговые обязательства, формы ответственности за нарушение договорных обязательств между господином и закупом (феодально-зависимым крестьянином). 4-я часть (ст. 67—73, 75-85) — это Устав Всеволода 11 Ольговича (1138-1146), регулирующий социальные отношения в феодальных вотчинах. К той же эпохе и автору относится 5-я часть (ст. 90-95, 98-106), в которой раскрыты вопросы наследства. 6-я часть относится к деятельности владимирского великого князя Всеволода Ш Юрьевича — Большое Гнездо (1176-1212). Здесь собраны статьи, посвященные обеспечению деятельности судебно-административного аппарата великого князя, а также статьи о пошлинах и штрафах, о размерах и формах вознаграждения лиц, ведавших делами общественного характера, — строителей, сборщиков налогов (ст. 74, 86—89, 96-97, 107-109). Причем впервые на Руси были введены дополнительные пошлины с выигравших процесс, т. е. с тех, «кому помогут» (ст. 107). В этой же части находится специальный раздел о холопстве (ст. 110-121).
В «Пространной Правде» уточняются статус и функции ряда названных выше чиновников государственной службы и приводятся новые категории лиц административного аппарата великого князя. Состав и функции чиновников демонстрируют сложность государственного аппарата управления в эпоху Киевской Руси X-X1I вв. Так, в «Пространной Правде» речь идет о таких чиновниках, как тиун княж (управитель княжеского феодального хозяйства), огнищный тиун (управитель хозяйством высших кругов княжеской дружины), конюший тиун (управитель княжескими конюшнями), отрок (младший член княжеского административного аппарата), городник (архитектор, руководитель строительства), детьский (судебный исполнитель). В то же время приводятся совершенно новые категории рядовых служащих, например, рядович боярский (в отличие от княжеского рядовича из «Краткой Правды»), тиун боярский (в отличие от тиуна княжеского). Это свидетельствует о развитии феодального землевладения в XI—XII вв., которое охватило не только княжеские, но и боярские земли. Об этом же свидетельствуют названные новые должности тиунов (управителей различными хозяйствами). В одних случаях они подчеркивают усиление позиций дружинников и бояр (огнищный тиун), в других — повышение важности и масштаба работ (конюший тиун, городник).
Сокращенная Правда, по мнению большинства исследователей русской общественной мысли, представляет собой памятник, возникший (в XVII—XVIII вв.) в результате значительного сокращения текста Пространной Правды. Работа неизвестного редактора нового текста Правды заключалась в отборе из древнего памятника тех статей и норм, которые могли сохранить характер действующих в его время правовых норм.
Обилие государственных должностей, упоминаемых в одном из важнейших источников русской управленческой мысли, свидетельствует о сложности и многообразии хозяйственной и иного рода деятельности, осуществляемой великим князем и его свитой с целью эффективного управления Киевским государством, о понимании князем актуальности необходимых для этого управленческих кадров.
По тексту «Русской Правды» можно понять, кто являлся если не автором, то заказчиком этого документа. Конечно же, она создавалась в интересах великого князя и была нацелена на укрепление его самодержавной власти в Древней Руси. Многие статьи подчеркивают устойчивость модели управления полицейским государством, каковым в ту пору было Киевское государство. Чего стоит, например, в деталях расписанные порядок и формы кормления в денежной и натуральной формах княжеских слуг (и находящихся при них коней) — вирника, городника и мостника, а также кормления фуражом их лошадей, о чем соответственно указано в ст. 9, 96 и 97 «Пространной Правды».

4.3. ИДЕИ ОРГАНИЗАЦИИ МЕСТНОГО УПРАВЛЕНИЯ В МОСКОВСКОМ ЦЕНТРАЛИЗОВАННОМ ГОСУДАРСТВЕ

В начальный период образования Русского централизованного государства с центром в Москве (конец XIV-XV вв.) стали актуализироваться проблемы местного управления. Поскольку постоянно шел процесс присоединения земель и княжеств к Московскому княжеству, сильно расширялась сфера управления, нужны были новые принципы и методы эффективного управления на местах. Именно в этот период происходила эволюционная реорганизация существовавшей системы местного управления — постепенная замена представленной в «Русской Правде» системы кормления специальными органами губного (волостного) и земского управления. Этот процесс регулировался актами местного управления — грамотами наместничьего управления, губными и земскими грамотами.
В первые годы московские великие князья, как и князья Киевского государства, для управления присоединяемыми территориями назначали особых должностных лиц — наместников и волостелей, которым вручалась уставная грамота в качестве основного документа, определяющего их полномочия, а также права получения и размер корма. Великие князья предвидели возможность злоупотреблений со стороны назначаемых ими кормленщиков. Стремясь не допустить этого, а также завоевать популярность у местных феодалов и простого населения, московские князья стали постепенно ограничивать власть наместников и волостелей, очень осторожно вводить ограничения прав кормленщиков, размывая их властные полномочия присутствием представителей местного населения в административных и судебных органах. Это в итоге и привело к отмене кормлений. Уставные грамоты, подтверждая суверенитет московского князя на вводимой в государство территории, не только жестко регламентировали и сужали полномочия кормленщиков, но и позволяли центральной московской власти контролировать их деятельность на этой территории. Согласно уставным грамотам только московский великий князь объявлялся высшей инстанцией по делам, отражающим злоупотребления наместников. А в органы управления «всякими делами» на местах вводилось присутствие добрых, или лутчих, людей из местного населения — из дворян, посадского населения и зажиточных слоев черносошного крестьянства. Все это было подчинено главной цели
 
формирующегося Русского централизованного государства — находить и поддерживать постоянный компромисс трех наиболее влиятельных в ту пору общественных сил: боярства, дворянства и посадских людей путем взаимных уступок и сохранения во всем правительственного интереса. Привлечение местных представителей к управлению и осуществлению правосудия было предвестником появления новой политической формы русского феодального государства — сословно-иредставительной монархии, законодательно оформленной реформами Ивана IV в XVI в. и предполагавшей участие сословий в реализации государственного управления как в центре, так и на местах.
Среди актов наместничьего управления наиболее известны Двинская уставная грамэта (1397), Белозерская уставная грамота (1488), Белозерская таможенная грамота1 (1497). Двинская уставная грамота — наиболеь древняя из дошедших до нас уставных грамот Московского государства. История создания грамоты связана с восстанием на Двлне в 1397 г., в результате которого Двинская земля (с городами Устюг, Вологда, Кострома) на некоторое зремя «отложилась» от Новгорода, войдя в состав Московского государства. Через 3 года после войны с Московским государством Новгороду удалось вернуть себе мятежную территорию. Именно в этот короткий исторический период данная Грамота была составлена и утверждена «<нязем великим Василием Дмитриевичем всея Руси». Двинская гргмота, состоящая из 16 статей, продолжает линию «Русской Правдь:» в вопросах защиты интересов господствующего класса — бояр, их телесной неприкосновенности, чести и достоинства. Одновременно московский великий князь подчеркивает, что наместниками в Двинской земле могут быть назначены не только московские, по и двинские бояре, как бы противопоставляя последних новгородским боярам. В грамоте есть статьи, дающие право местному населению обращаться с жалобой к великому князю в случае злоупотреблений наместников (ст. 13), устанавливающие размеры пошлин при торговле на территории Двинской земли (ст. 14), освобождающие двинских купцов от всех пошлин при торговле в Московском княжестве (ст. 16).
Белозерская уставная грамота была составлена при Иване III после окончательного Присоединения Белозерского княжества
1 Белозерская таможенная грамота 1497 г. — первая дошедшая до нас таможенная грамота и послужившая образцом для других подобного рода грамот. Она была разрабогана для правовой регламентации бурно развивавшихся в XV в. торговых отношений между отдельными регионами Московского государства.
 

 к Московскому государству в 1488 г. Грамота, состоящая из 23 статей, продолжала укреплять привилегии, права и преимущества великокняжеских представителей и должностных лиц, выполняющих административные и финансовые поручения, над местными органами управления. В грамоте даже вводится совершенно новый въезжий корм, получаемый наместником при вступлении в должность, но без указания его размера: «горожане и становые люди наместникам нашим на въезд, что кто принесет, то им взяти» (ст. 1)-Грамота устанавливает точное количество должностных лиц, которые составляли аппарат наместника: «два тиуна да десять доводчиков» (ст. 3), и срок их пребывания в должности: «тиунов и доводчиков до году не переменяют» (ст. 5); размеры корма, сроки его взимания и право замены натурального корма на денежное вознаграждение (ст. 2). К числу мер, ограничивающих права наместников и его помощников, следует отнести правила их поездок по территории земли, когда доводчик не имел права взимать пошлины и корм (это возлагалось на избранного населением сотского), обедать в местах ночлега и ночевать в месте обеда, объезжать территории других доводчиков (ст. 4).
С целью развития торговли грамота создавала благоприятные условия для купцов, приезжавших в Белозерскую землю не только из волостей бслозерских, но «из Московской земли, из Тверской, из Новгородской земли, из Устюга, из Вологды» и других мест. Гостям позволялось торговать «на Белеозсре в городе житом и всяким товаром, а за озеро им всем торговать не ездити». Причем нарушители правил и места торговли подвергались суровому наказанию. Во-первых, их штрафовали, во-вторых, товар конфисковали, а купца и продавца наместник или таможенник препровождали к великому князю (ст. 7-8). Именно в этой грамоте имеется статья о запрете «наместником нашим и их тиуном» вести судебные дела «без сотцкого и без добрых людей» (ст. 19). Великий князь постепенно ограничивал права своих должностных лиц даже такими мерами: «тиунам и наместничьим людям на пир и на братчины незваным не ходити» {ст. 20), «князи мои, и бояре, и дети боярские и всякие ездоки у горожан, у становых людей и у волостных людей ни кормов, ни подвод, ни проводников, ни сторожей не требовать». Это относилось и к великокняжеским гонцам, не имеющим на то специальной грамоты (ст. 21).
В первой половине XVI в. еще больше усиливается власть местных органов управления повсеместным введением выборных органов — губных и местных изб. В первое время губные избы действовали параллельно с кормлением и, как правило, на территории волости, а в соответствии с Белозерской губной грамотой 1571 г. — на территории уезда. Деятельность этих органов местного управления регулировалась губными и земскими грамотами. Наиболее известные из них: Губная белозерская грамота (1539), Медынский губной наказ (1555), Белозерская губная грамота (1571).
Согласно этим грамотам верхний уровень местного управления выглядел следующим образом. Во главе губных изб стояли губные старосты, избираемые (по грамоте 1539 г.) или назначаемые (по грамоте 1555 г.) из детей боярских и дворян. Губные старосты должны были быть прожиточными, т. е. в определенной степени состоятельными. Некоторые губные грамоты требуют «выбрать... губного старосту, который бы грамоте был горазд». В случае избрании губного старосты по ранним грамотам требовалось сообщать в Москву о результатах выборов, а по более поздним — «прислати для крестного целования в Москву, в Розбойный приказ». Разбойный приказ (или изба) имел определенные контрольные функции по отношению к губным органам, привлекал к ответственности самих губных старост и целовальников за взяточничество и другие злоупотребления (ст. 14 Медынского губного наказа).
При губных старостах находился аппарат (6-7 человек) из старост, десятских и лутчих людей, а также дьяка, ведавшего делопроизводством губной избы. Со временем в аппарате губного старосты лутчшис люди были заменены целовальниками, избиравшимися из местного посадского и черносошного крестьянского населения (черных деревень крестьяны). Сначала целовальники избирались бессрочно, позднее — ежегодно.
В середине XVI в. была проведена земская реформа, в результате которой были созданы органы земского самоуправления. Должностные лица этих органов выбирались из среды дворян, посадского населения и зажиточных слоев черносошного крестьянства — лутчих людей. Компетенция земских избранников распространялась только на посадских и крестьян, бояре и дворяне же из их компетенции были изъяты. Территорией действия земской избы был, как правило, город с уездом, но в некоторых случаях — волость.
Порядок организации земских органов и их компетенцию определяли земские уставные грамоты. Они также издавались от имени «великого князя всея Руси», а затем — царя и регламентировали функции и методы работы местных органов управления в финансовой, судебной и полицейской областях. Из наиболее известных грамот — Уставная земская грамота волостей Малой Пенежкн, Выйской и Суры Двинского уезда (1552). Со дня выхода этой грамоты, составленной от имени царя Ивана IV, власть назначаемых князем волостелей и их представителей на местах и соответствующая система кормления упразднялись: «волостеля у них на Пенежки, и на Вые, и на Суре и его тиуна отставити» (ст. 3). Вместо них создавались земские органы, состоявшие из излюбленных голов (позднее — земских старост) и целовальников — выборных лутчих людей. Имена тех и других указывались в царской грамоте (ст. 4). Земским учреждениям поручалось решение всех вопросов местного управления («во всяких делех земских управа чинити»), а руководством к действию и решению всех дел с той поры предписывался общерусский Судебник 1550 г. (ст. 4). На них, например, возлагались обязанности по раскладке податей и сборам оброка, контроле за промыслами, торговлей, питейными заведениями (ст. 23).
В статьях грамоты говорится об организации земских органов управления и порядке их деятельности. Во-первых, определяется личный состав земской избы из 10 человек и дьяка, в которую входят 3 «излюбленные головы Елизарий Яковлев, да Семен Иванов, да Тимофей Анцыфоров, с товарыщи, десять человек», также избранные волостями, «и те меж ими во всем управу чинят по нашему Судебнику» (ст. 10). В случае неразрешимости какого-либо вопроса первыми 3 «излюбленными головами» они должны были вместе со всеми старостами «десяти человеком, съезжаться в Вые, да судити всякие наши земские дела и управа чинити заедино всем» (ст. 11). Все земское делопроизводство должно было вестись в письменной форме специально избранным и присягнувшим («к целованию приведенным») земским дьяком (ст. 12).
В грамоте подробно расписываются все вопросы налогового обложения местного населения как основного финансового источника пополнения великокняжеской казны. Вместо наместничьих поборов был установлен оброк в денежном выражении — откуп. Обычно оброк сдавался специальным должностным лицам — казначею и дьяку, и его требовалось платить населением в государеву казну 1 раз в год «на масляное заговейно», т. е. в воскресенье на масляной неделе, «не дожидаяся по себе пристава». В случае нарушения этого требования центральное правительство посылало из Москвы приставов, которые взимали оброк «вдвое» и получали еще «езд». Помимо оброка, продолжали существовать прямые налоги, установленные до этого в пользу государевой казны, например, с охоты на белок и горностаев, ямские деньги, пошлины в связи с военной службой (пищальные, городовые, полоняничные). Отдельно шли так называемые гостиные явки, т.е. пошлины с гостей — приезжих купцов, (ст. 5, 6, 8, 9).
Согласно грамоте строго наказывались изготовление и продажа хмельных напитков (ст. 23). При этом денежный штраф платили не только те, кто держит корчму (питейное заведение, где продавались хмельные напитки), но и покупатели (питухи). Изготовление хмельных напитков разрешалось по специальному разрешению земских органов только в связи с особыми событиями: «к празднику канун сварити, или родителей помянути, или на кстины, или на родины» (ст. 24). Есть в грамоте статья, которая устанавливает порядок обращения земских органов управления к центральному правительству в Москву в тех случаях, когда дела превышают их компетенцию (ст. 25). В грамоте содержится поучительная статья с требованием, чтобы «излюбленные головы» следили друг за другом («меж собя беретчи накрепко»), а волостные люди — наблюдали за ними и друг за другом, чтобы не было злоупотреблений и взяток (ст. 26).
Нельзя не упомянуть статью, специально посвященную организации делопроизводства в земской избе. Как мы отмечали, все делопроизводство поручалось избранному 3 волостями дьяку. Все дела он должен был вести и записывать только в присутствии 3 излюбленных голов и их 10 товарищей, все записи (протоколы) должны были заверяться печатями земских старост и у них же храниться. В тех случаях, когда дьяк сделает запись земского дела в отсутствие старост или же будет хранить какое-то дело у себя и эти факты обнаружатся, то «дьяку земскому от меня, царя и великого князя, в том быть казненным смертною казнью», а отобранное имущество дьяка передавалось тому, кто сообщил о его нарушениях (ст. 29). И наконец, завершается грамота статьей, в которой устанавливается привилегия для земских старост, целовальников и их людей: они освобождались от уплаты всех видов пошлин, «как поедут к нам к Москве.... с теми деньгами, с нашим оброком», причем «пропущают их везде без зацепки, не задержав» (ст. 32).
Таким образом, акты земского управления демонстрировали системность в охвате управленческих проблем, довольно подробную их проработку — начиная от постановки задач и формирования органов местного управления, перечня должностных лиц и их функций и кончая характеристиками процессов принятия решений, коммуникации и даже отдельных процедур.

4.4. О МЕТОДАХ УПРАВЛЕНИЯ ЧАСТНЫМ ХОЗЯЙСТВОМ В «ДОМОСТРОЕ»

В середине XVI в. в Русском централизованном государстве, имеющем большой опыт государственного управления, появляется, пожалуй, первое отечественное сочинение, целиком посвященное управлению частным хозяйством. До этого начиная с XI в. на Руси конечно же публиковались переводные и отечественные произведения в духе «Поучений от отца к сыну» в различных вариантах, но они были откровенно социально ориентированными. Их авторами были не просто чадолюбивые отцы, а какой-либо отец духовный (как патриарх Геннадий и его «Стослов»), или царствующая особа (как Владимир Мономах и его «Поучения»), или какой-то феодал-полководец («Наказание от отца к сыну», изданное в XIV в.), или мудрец (Егидий Колонн и его трактаты по домострою), имеющие право поучать на общегосударственном или общественном уровне, хотя на самом деле автор наставлял сына в правилах наследственного ремесла. Одно из таких последних (до «Домостроя») переводных поучений, обращенных к правителю, был трактат «Василия царя греческого главизны» (конец XV в.). Однако накопившийся опыт предпринимательской деятельности, достаточно развитые рыночные отношения (особенно в Новгородском и Псковском княжествах) и развитие новых социально-экономических отношений на Руси в середине XVI в. привели к необходимости создать аналогичные «наказания» для мирян незнатного происхождения.
Тогда-то и появился «Домострой», обращенный к горожанам среднего достатка, к купцам и дворянам («как дворъ строити»), к новым служилым людям, появившимся па Руси. По своему языку ч стилю «Домострой» существенно практичнее всех предыдущих наставлений и поучений. При том, что в «Домострое» сохраняются средневековый традиционный жанр, назидательность и местами даже афористичный лаконизм изложения, в нем исчезла духовно-высокая нравственная цель, ибо трактат ориентирован на совершенно другую социальную среду. «Домострой» нацелен на предпринимательскую аудиторию и в то же время он посвящен будничной жизни, ежедневному быту, управлению конкретным домохозяйством. Прагматизм, доводимый местами до чистого практицизма, подчеркивает основное предназначение «Домостроя» — не «знания», а порядок и умение управлять конкретными делами интересуют автора. Поэтому «Домострой» напоминает скорее «Справочник руководителя предприятия», чем высоконравственное «Поучение от отца к сыну».
Авторство одной из двух известных редакций «Домостроя» приписывается Сильвестру (начало XVI в. — ок. 1566), выходцу из новгородской зажиточной торгово-промышленной среды. Он был близок к новгородскому архиепископу Макарию, после избрания которого митрополитом (1542) переехал в Москву и с 1545 г. стал протопопом придворного Благовещенского собора в Кремле. Сильвестр был одним из деятельных молодых сотрудников Ивана IV Грозного. По своим взглядам Сильвестр был «нестяжателем», противником церковных владений, отстаивал сильную государственную власть — единодержавие и являлся сторонником усиления позиций возвышающегося в России дворянства.
Автор «Домостроя» рисует картину домашнего хозяйства достаточно богатого человека, как можно судить — боярина, проживающего в городе, крупного купца. В его доме имеются дворецкий, ключники, много холопов; приобретаются дорогие предметы роскоши, заморские товары. Хозяин дома — человек, живущий за счет чужого труда. Он тесно связан с рынком; хозяину рекомендуется закупать самые разнообразные товары, сельскохозяйственные продукты и различные предметы домашнего обихода. Даже простое перечисление товаров, рекомендуемых к покупке, занимает много места в отдельных главах и в целом в книге.
Домострой состоит из 3 взаимосвязанных частей-«строен и и»: «духовного строения» (религиозные наставления, главы 1-15), «мирского строения» (о семейных отношениях, главы 16—29) и «домовного строения» (хозяйственные рекомендации, главы 30-63). В Сильвестровской редакции есть также и дополнительная глава 64 «Послание и наставление от отца к сыну», которая представляет собой авторский конспект всего «Домостроя» и одновременно житейское, основанное на личном опыте автора обоснование «Домостроя». По мнению В.О. Ключевского, считавшего, что древнерусское слово «строй» имеет современные ему смысл и значение слова «наука», «Домострой» состоял «из трех наук». В таком случае «Домострой» можно считать первой в России попыткой создания науки об управлении домохозяйством.
Приведем названия и цитаты из некоторых статей «Домостроя», характеризующие уровень развития управленческой мысли в России XVI в. Например: «всякое дело править без волокиты и особенно не обижать в оплате работника» (ст. 21); «Каких людей держать и как о них заботиться во всяком учении и в божественных заповедях, и в домашней работе» (название статьи 22); «людей у себя держать хороших, чтобы знали ремесло, кто какого достоин и какому ремеслу учен» (ст. 22).
Приведем полный текст короткой, но принципиальной ст. 26 «Как жить человеку, рассчитав свою жизнь»: «А во всяком своем имуществе: и в лавочном, и в любом товаре, и в казне, и в домах, или в дворовом всяком припасе, деревенском ли или ремесленном — и в приходе, и в расходе, и в займах, и в долгах всегда себе отмечать, тогда и проживешь, и имущество сохранишь, по приходу и расход». А вот что будет с теми, «если кто живет, ничего не рассчитав» (ст. 27): «Всякому человеку: богатому и бедному, большому и малому — все рассчитать и разметить, исходя из ремесла и из доходов, а также и по имуществу; приказному же человеку все рассчитать, учтя государево жалованье и по доходу, и по поместью... Если же кто, не рассчитав своего и не разметив житья своего и ремесла и прибыли, начнет, на людей глядя, жить не по средствам, занимая или беря незаконным путем, такая честь его обернется великим бесчестием со стыдом и позором».
Есть статьи, которые можно отнести к предмету управления запасами и маркетингом. К примеру, ст. 40: «Приказчику, дворецкому или ключнику, или купцу, кто из них облечен доверием, или самому господину на рынке всегда присматривать всякий припас... всякий товар, что со всех сторон идет; когда навезут всего или когда много чего у приезжих людей, — в те поры и закупить про запас, все с рубля с четверти недодашь, и с десяти рублей также, у перекупщика же купишь дороже, вдвое заплатишь да еще и не всякое купишь, если чего-то нет, а надобно. А какой товар или припас не портится со временем, да если еще он дешев, тогда и лишнего можно купить, чтобы в своем хозяйстве удовлетворить все нужды; лишнее же продать, когда вздорожает, и тогда запасы твои обернутся прибылью, как и водится то у хорошего хозяина, домовитого и смышленого в своей предусмотрительности и в умении».
Есть статьи, посвященные учету и контролю и мерам вознаграждения за работу: «А в погребах и на ледниках, и в житницах, и в сушильных, и в клетях, и в амбарах, и в конюшнях каждый день по вечерам в любую погоду самому господину проверить все питье и еду, и порядок, и всякий припас, и товар, и пожитки... и в любом владенье; и у ключника, и у повара, и у пекаря, и у конюха — все осмотреть самому, хорошо ли устроено, так ли, как написано в этой книге, и расспросить, сколько чего есть и всему ли есть мера и счет, и записи. Да все то приметить и самому размыслить: сколько чего сделано, сколько чего разошлось, кому что отдано» (ст. 58).
Есть в «Домострое» статьи, излагающие принципы работы с персоналом: «Во всяком деле кто хорошо, бережливо и бесхитростно служит, по наказу вес исполняет, того пожаловать и привечать его добрым словом, едой и питьем одарить, и всякую просьбу его исполнить. А чего без умысла или недогадкой или неразумием неловко натворил или испортил что — и в том только словом поучить его перед всеми: и все бы того остерегались, ему же вину простить. Но если в другой и в третий раз натворит чего или заленится — тогда, по вине и по делу смотря, поразмыслив, поучить и побить: была бы хорошему честь, плохому же наказание, а всем — наука» (ст. 59). «А кто глуп и груб, и вороват, и ленив, и ни на что не годится, ни поучении, ни ударов не воспринимает — того, накормив, со двора прогнать: тогда и другие, на такого дурака глядя, не испортятся!» {ст. 60).
В целом «Домострой» представляет собой конкретно-перечислительный свод наставлений рациональной организации «дома и себя устроивати во всем» на фоне нравственных характеристик в отношениях между домостроителями и домочадцами. Более того, принципы рационального управления хозяйством, изложенные в «Домострое», таковы, что можно говорить о некоторой их универсальности. Хотя начальным объектом рассуждений служит натуральное домашнее хозяйство потребительского, а не производственного или промышленного типа, в дальнейшем в «Домострое» появляются экономические модели более сложного порядка. Разрастание и усложнение семейной общины как в социальном, так и в хозяйственном плане выдвигают на первое место проблему стабильности семейного коллектива, его определенной внутренней сплоченности. Огромную роль в решении этой проблемы играет православная этика. Это и составляет своеобразное ядро хозяйственной организации и позволяет семейной экономике приспосабливаться к самым разным конкретным экономическим условиям и ситуациям.
Анализируя домостроевские варианты управления частным хозяйством в условиях рыночных колебаний, следует обратить внимание на то, что порой практически невозможно сказать, где кончается натурально-хозяйственная регламентация в рамках «модели управления полицейским государством» и начинается предпринимательская рационализация. К тому же в первых статьях «Домостроя» регламентация домашнего быта освящена церковным авторитетом. Правда, риторику первой части в последующем сменяет стиль сугубо делового документа, и в итоге роль церковной организации в последних главах сведена на нет. Таким образом, церковность здесь всего лишь рамка, в которой разворачивается вполне народнохозяйственное управленческое действо с частыми иллюстрациями положительных, добродетельных примеров. Это очень своеобразная форма управления и самоуправления, сочетающая глубокий традиционализм хозяйственного ядра организации с новизной ситуационного поведения. Такое домашнее хозяйство несомненно может накапливать определенный потенциал перехода к чисто предпринимательским формам.

4.5. ВАЖНЕЙШИЕ ФАКТОРЫ РАЗВИТИЯ УПРАВЛЕНЧЕСКОЙ МЫСЛИ В РОССИИ XVII в.

С середины XVI в. в России начинается период бурного развития сословно-представительной монархии, которая образовалась в XV в. в связи с привлечением к местному управлению на присоединяемых к Московскому государству территориях представителей волостей, земель и княжеств. Ко времени царствования Ивана Грозного Россия была уже огромным по масштабам того времени государством, уступая по площади (2,8 млн кв. км) лишь Священной Римской империи и Германии. Население России составляло 6,5 млн человек. Принимая царский титул, Иван IV среди других пунктов своей программы наметил расширение границ Российского государства. Это соответствовало интересам мелких и средних феодалов, стремившихся увеличить свои вотчины и поместья. Расширение территории государства шло одновременно с его дальнейшей централизацией.
К началу XVII в. процесс централизации в России завершается. Характерным для данного периода (середина XVI в. — начало XVII в.) являлось зарождение внутри феодального общества новых, буржуазных связей, выделение и рост в среде городского населения новой социальной силы — класса купцов, или торговой буржуазии. Основой производства в России этого периода продолжает оставаться сельское хозяйство, преимущественно земледелие. Промышленность пока развивалась исходя из потребностей земледелия. Хозяйство остается натуральным, но заметно увеличивается и производство на рынок, растет и развивается товарность сельского хозяйства. Включение феодальных владений в систему товарно-денежных отношений побудило к организации различных видов промышленного производства. Так, например, в хозяйстве известного феодала — боярина Б.И. Морозова имелись крупное поташное и винокуренное производство, железоделательный завод, кожевенное и полотняное производство. Заметно развивались соляные, лесные, пушные и рыбные промыслы, а в городах — мелкое производство: кустарное и ремесленное. В России значительно увеличилось число городов (со 160 в начале XVI в. до 226 в начале XVII в.), а в городах — промышленное население. Но ремесленное производство уже не могло обеспечить запросы растущего рынка и потребности государства. В первой половине XVII в. появляются крупные предприятия — мануфактуры. Были построены металлургические, железоделательные, стекольные, кожевенные, бумагоделательные заводы. Возникли новые крупные торговые центры, были учреждены Макарьевская, Ирбитская и Свинская общероссийские ярмарки, сыгравшие большую роль в развитии торговых связей центральной России с окраинами, учреждены несколько региональных ярмарок в крупных городах (Псков, Новгород), куда съезжались русские и иностранные купцы. Быстро развивалась внешняя торговля России с Востоком и Западом, чему способствовали ежегодные международные ярмарки в Архангельске и Астрахани.
В то же время стали проявляться недостатки в организации как внутреннего, так и внешнего управления Московским государством. Причем эти недостатки являлись и причиной продолжительной «смутной эпохи самозванцев» и изнурительных войн с Польшей и Швецией, и следствием в период восстановления последствий Смуты и войн. В России начался этап так называемых колебаний в выборе методов государственного управления для исправления наметившейся тенденции к ухудшению положения в стране. Имея достаточно большой опыт успешного управления, руководители государства пытались найти новые средства в собственных старых источниках, которые чаще всего имели фискальный характер в виде увеличения числа и размера налогов, каждый раз «стесняя частный интерес во имя государственных требований». Однако очень скоро стало очевидной несоразмерность наличных средств с возникшими задачами, к тому же и русский народ стал активнее сопротивляться таким действиям правительства. Это выразилось в большом количестве мятежей и бунтов, которые прокатились по всей стране в период с 1630 по 1671 г. Б царствование Алексея Михайловича, например, народное недовольство выразилось в многочисленных мятежах по всей стране: в 1648 г. Соляной бунт в Москве, Устюге, Козлове, Сольвычегодске, Томске и других городах; в 1650 г. бунты в Пскове и Новгороде; в 1662 г. новый мятеж в Москве из-за ввода медных денег; в 1670— 1671 гг. в Поволжье крупное восстание донского казачества и другого простонародья во главе со Степаном Разиным против высших классов российского общества.
В это время в России обостряется давно наметившаяся тенденция к использованию другого средства решения общегосударственных проблем страны. Оно заключалось в обращении к зарубежным опыту и силе. Именно тогда начали целенаправленно и в массовом порядке привлекать в Россию (уже второй раз за ее короткую 8-вековую историю) иностранных воинов, оружие, мастеров и многое другое «иностранное». Начав в 1630 г. перед войной с Польшей с приглашения крупных иностранных воинских отрядов (до 5000 человек) и иностранных офицеров, перешли к приглашению инструкторов для обучения русских ратных людей. Начав с крупных закупок иностранного оружия и снарядов (десятки тысяч мушкетов и шпаг, десятки тысяч пудов пороха, железных ядер), «стали подумывать о выделке собственного оружия».
Потребность в оружейных заводах заставила обратить внимание на минеральные богатства страны. К тому времени в России уже добывали железо и перерабатывали его в малых объемах в кустарных условиях для производства предметов домашнего обихода. Этих мощностей явно не хватало для удовлетворения нужд военного ведомства государства, что вынуждало покупать («выписывать») железо тысячами пудов из Швеции, с которой Россия периодически воевала. Опасность пребывания в жесткой зависимости от поставщика осознавалась русскими царями уже тогда, по решиться на привлечение иностранных мастеров для создания и укрепления отечественной промышленности смог только царь Михаил Федорович. В его эпоху в Россию для налаживания металлургического производства стали приглашать иностранных «рудознатцев», горных инженеров и мастеров. В 1626 г. в Россию был приглашен английский инженер Бульмерр, известный в мире тем, что «своим ремеслом и разумом знает и умеет находить руду золотую и серебряную и медную и дорогое каменье и места такие знает достаточно». С помощью иностранных мастеров снаряжались геологоразведочные экспедиции с участием русских людей для поиска и разработки месторождений руд в Соликамск, на Северную Двину, на Югорский Шар, за Печору, в Енисейск и во многие другие окраинные места и города России. Поиск полезных ископаемых, лесов для строительства корабельных мачт, мест Для солеварен и т. п. постепенно увлек всю страну, прежде всего богатых людей России. Этот процесс постепенно вовлек «московских финансистов в круг незнакомых им народнохозяйственных понятий и отношений», он стал формировать в стране предпринимательский дух и одновременно понимание того, что повышение налогов, как главное средство финансового менеджмента государства, достигло своих пределов, что теперь ему «должен предшествовать подъем производительности народного труда, а для этого он должен быть направлен на новые доходные производства, на открытие и разработку втуне лежащих богатств страны, для чего нужны мастера, знания, навыки, организация дела». А «когда в обществе возникает стремление, отвечающее насущной потребности, оно овладевает людьми, как мода или эпидемия, волнует наиболее восприимчивые воображения и вызывает болезненные увлечения и рискованные предприятия».
В России были даже объявлены специальные награды тем, кто обнаружит и укажет новые месторождения руд или иные выгодные для народного хозяйства места. Алгоритм действия этого стимула был примерно таков: «Донесут в Москву о большой алебастровой горе на Северной Двине — из Москвы шлют экспедицию с немцем во главе осмотреть и описать гору, договориться с торговыми людьми, почем можно продать за море пуд алебастру, нанять рабочих для ломки камня».
Одновременно с военными и промышленными идеями в Московское государство с Запада стали проникать и элементы западноевропейской культуры, искусства, быта, домашнего обихода, одежды. А вместе с ними и понимание того, что все эти результаты и достижения невозможны без обладания определенными знаниями и умениями. Тогда-то в России впервые стали пробуждаться «умственная любознательность, интерес к научному образованию, охота к размышлению о таких предметах, которые не входили в обычный кругозор древнерусского человека, в круг его ежедневных насущных потребностей». И тогда же при царском дворе сформировался кружок влиятельных любителей западноевропейского комфорта и образования. Среди них — дядя царя Алексея Никита Иванович Романов, первый богач после царя и самый популярный из бояр, покровитель и любитель немцев, большой любитель немецкой музыки и нарядов; воспитатель и свояк царя Борис Иванович Морозов, фактический глава правительства в 1645-1648 гг., содействовавший развитию отечественной торговли, промышленности и финансов; окольничий Федор Михайлович Ртищев, покровитель наук и школьного образования; руководитель Посольского приказа, образованный дипломат Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин. Результатом труда этих людей стали переводы многочисленной западной литературы, включая образовательные пособия и энциклопедии, деловую и техническую литературу, открытие ряда казенных школ, где обучали грамоте, технике военного дела, ремеслам. В Посольском приказе, самом образованном учреждении того времени, «переводили вместе с политическими известиями из западных газет для государя и целые книги, по большей части руководства прикладных знаний» [8. С. 449).
Начавшийся в XVII в. восстановительный период и в форме обращения к западному опыту и капиталу, и в форме поиска отечественных возможностей был периодом подготовки и осуществления важнейших для будущего России нововведений и реформ в области совершенствования старых и разработки новых правовых основ управления, улучшения и развития торговли и промышленности в стране, укрепления государственных финансов в стране, усиления обороноспособности страны. Большая часть реформаторских планов, разработанных в период царствования Михаила Федоровича Романова (1613-1645) и Алексея Михайловича (1645— 1676), была в последующем осуществлена Петром Великим (1682— 1725) и другими русскими императорами.
Даже в случае со Смутой процесс ликвидации ее последствий и восстановления разрушений в части «расстройства человеческих отношений», порожденных обострением классовых и сословных противоречий, выглядел как период обновления и реформ, как время, когда «царство внове строитися начат». Именно в это время и с этой целью был разработан уникальный нормативно-правовой документ — Соборное уложение 1649 г., состоящий из 25 глав и 969 (!) статей. Он регулировал практически все стороны жизнедеятельности Российского государства, в том числе организацию централизованной власти, судопроизводства, деятельность органов государственного и местного управления (Боярская дума, Приказы, Земские соборы), вопросы управления жизненно важными отраслями народного хозяйства — государственной службы и служащих, финансовой системы, армии, градостроительства, гидростроительства, путей сообщения, винокурения.
Программы преобразований и реформ в России были подготовлены и разработаны представителями различных классов и сословий, озабоченными состоянием дел в стране, критиковавшими «домашние порядки», поднимавшими общегосударственные проблемы в своих многочисленных выступлениях и обращениях к руководству страны — письмах, записках, сказках, челобитных. Среди авторов программ — князь И.А. Хворостинин, патриарх Никон, боярин и государственный деятель Б.И. Морозов, подьячий Посольского приказа Г.К. Котошихин, думный дворянин, дипломат А.С. Матвеев, чужестранец-миссионер католик Ю. Крижанич, государственный деятель А.Л. Ордин-Нащокин. Эти реформаторы внесли определенный вклад в развитие отечественной управленческой мысли. Остановимся на работах двух последних реформаторов.

4.6. Ю. КРИЖАНИЧ

Ю. Крижанич (1617-1683), хорват, родился подданным турецкого султана, затем бедным сиротой был вывезен в Италию, учился в духовных семинариях Загреба, Вены, Болоньи. Поступил в Римскую коллегию св. Афанасия, на базе которой Римская конгрегация готовила миссионеров для распространения католической веры в странах православного Востока. Как славянин, он предназначался для работы со схизматиками (раскольниками) Московии. Его давней мечтой было попасть в Россию, поэтому он собирал сведения об этой стране, изучал историю славян и Московии, привычки и нравы славян и московитян, самостоятельно изучал славянский язык, готовил материалы для славянской грамматики, энциклопедии, словарей. Довольно скоро он пришел к выводу, что «московитяне являются не еретиками или схизматиками от суеверия, а просто христианами, заблуждающимися по невежеству, по простоте душевной» и что московские славяне, как и остальные славяне, находятся в незаслуженно бедственном положении. Одна из причин порабощенного состояния славян — их разобщенность. Тогда же к Крижаничу и пришла мысль об объединении всех славян с политическим центром в Москве. Но чтобы славянам из разных стран сойтись вместе, им нужно понимать друг друга, чему мешает прежде всего их разноязычие. А для этого, по мнению Крижанича, нужно сделать три дела. Во-первых, поднять славянский язык, написав для него грамматику и лексикон, «чтобы могли мы правильно говорить и писать, чтобы было у нас обилие речений, сколько нужно для выражения человеческих мыслей при общих народных делах». Во-вторых, написать историю славян, в которой опровергнуть до него написанные «немецкие лжи и клеветы». В-третьих, «выявить хитрости и обольщения, которыми чужие народы обманывают нас, славян».
С такими планами в 1659 г. Крижанич прибыл в Москву, самовольно убежав из Рима. В Москве он скрыл свое католическое миссионерство и был принят как многие иноземцы, предлагавшие себя для государственной службы, — просто как «выходец-сербенин Юрий Иванович*. Чтобы создать себе прочное служебное положение, он предлагал царю Алексею Михайловичу разные услуги: быть царским библиотекарем, московским и всеславянским публицистом, написать правдивую историю Московского царства и всего славянского народа в звании царского «историка-летописца». Однако ему удалось получить только работу по написанию славянской грамматики и лексикона. В это время о себе он писал так: «Меня называют скитальцем, бродягой. Это неправда: я пришел к царю моего племени, пришел к своему народу, в свое отечество, в страну, где единственно мои труды могут иметь употребление и принести пользу, где могут иметь цену и сбыт мои товары — разумею словари, грамматики, переводы». Но через год с небольшим за обвинение в шпионаже его сослали в Тобольск, где он пробыл 15 лет. Таким образом, Московию он наблюдал всего 2 года. Тем не менее этот недостаток опыта общения с москови-тянами не помешал ему обобщить увиденное и услышанное в Москве. Будучи в ссылке, он написал много статей, записок, а в 1663 г. трактат «Разговоры о владательстве», или «Беседы о правлении», более известный в современной научной литературе под названием «Политика». Это сочинение было предназначено для царя Алексея Михайловича, и лично к нему автор часто обращается в своем трактате. Однако ни одно из предложений Крижанича не нашло воплощения в царствование Алексея Михайловича, хотя трактат «Разговоры о владательстве» был настольной книгой не только обоих последних царей — Алексея и Федора Алексеевича, но и Петра I. Как свидетельствуют биографы, она была «наверху», во дворце великого государя, следовательно, есть основания предполагать, что она не оставалась без влияния на императора. Многие историки видят в реформах Петра I проявление идей и мыслей Ю. Крижанича, изложенных в его главном сочинении.
В трактате Крижанича нет эпиграфа на русском языке, но в предисловии он приводит высказывание Филиппа, князя Чешской державы в Немецкой земле, которое вполне могло бы стать эпиграфом, ибо отражает предназначение трактата: «Хорошее устройство государства познается по трем вещам: во-первых, по хорошим дорогам — если будут хорошие мосты и можно будет ходить по стране, не страшась воров и прочих опасностей; во-вторых, по хорошей монете — если торговля не страдает от негодных денег; и, в-третьих, по хорошим судам — если будет всем легко добиться суда и скорой управы». Правда, с его же дополнением: «Князь этот действительно хорошо сказал, но, однако же, назвал не все, что надо, а только самое основное. Ибо, кроме этих трех забот, правителям необходимы еще и другие промыслы, о которых мы здесь расскажем».
Трактат состоит из 47 разделов, объединенных в 3 большие части в соответствии с представлением Крижанича о 3 основах процветающего государства: «О благе» (4 раздела), «О силе» (7 разделов) и «О мудрости» (36 разделов). По форме трактат выглядит примерно следующим образом. Во-первых, в каждой части (иногда и в разделе) приводятся результаты наблюдений Крижанича за конкретной сферой в России в виде критических замечаний о ее состоянии (государственное управление; организация торговли, промышленности и ремесел; военное дело; уровень культуры, быта, науки и образования). Во-вторых, описывается желаемое состояние этих сфер, их идеальная модель или характеризуется положительный опыт западных стран в этой сфере. В-третьих, высказываются рекомендации по устранению российских недостатков и достижению желаемых состояний. Как видим, форма изложения схожа с современной трактовкой сущности стратегического управления.
В 1-й части в разделе «О торговле», состоящем из 64 глав, речь идет об основных методах обогащения государства, «посредством коих казна пополняется справедливо, по-божески и честно, без гнусной жадности, без лютых поборов и без невыносимого и бесчеловечного отягощения подданных. А таковых способов и промыслов суть три: земледелие, ремесло и торговля. А четвертый промысел — хозяйство, или общее устройство, и он является основой и душой всех остальных. Они называются доходными промыслами». Далее он так подтверждает свою главную мысль: «Если король сам хочет разбогатеть, то он должен сперва позаботиться, чтобы в королевстве было изобилие всякой всячины и дешевизна. А этого король может достичь (насколько это возможно в его державе), если добьется, чтобы люди со всем тщанием и радением стали заниматься земледелием, ремеслом, торговлей и народным хозяйством».
Первым из промыслов подвергается анализу торговля. Кри-жанич выявил 10 важнейших недугов в организации внутренней и внешней торговли в России:
«Во-первых, в этой стране мало торжищ, и надо, чтобы их было больше...
Во-вторых, нет в стране золота, серебра, меди, олова, свинца... и хорошего железа.
В-третьих, нет драгоценных камней, жемчуга, кораллов и красок.
В-четвертых, нет сахара, шафрана, перца... и других пряностей и благовений.
В-пятых, нет маслин, винограда, миндаля, лимонов... и многих других плодов.
В-шестых, нет и совершенно необходимых вещей — т. е. сукон и других материалов для одежды — шерсти, шелка, бумаги.
В-седьмых, лишена страна и камня, и более хорошего леса для построек, и хорошей глины для посуды.
В-восьмых, нашего народа умы не развиты и медлительны, и люди неискусны в ремесле и мало сведущи в торговле, в земледелии и в домашнем хозяйстве. Арифметике и счетной науке торговцы наши не учатся. Поэтому чужеземным торговцам всегда легко бывает нас перехитрить и нещадно обмануть...
В-девятых, пути в этой преширокой державе длинны и тяжелы из-за болот и лесов и опасны из-за нападений... разбойных народов.
В-десятых, изобилует страна лишь мехом либо овчинами и пенькой и с некоторых пор поташом. А мед, воск, икру, пшеницу, рожь, лен, кожи и другие товары, вывозимые отселе, вывозят не из-за обилия их, а по необходимости и из-за козней чужестранцев, и при этом мы сами лишаемся плодов своей земли и терпим недостаток в них».
А «чтобы помочь народу в столь многих его нуждах, есть лишь один способ, т. е, пусть царь-государь возьмет на свое имя и в свои руки всю торговлю с другими народами... Ибо только таким способом можно будет вести счет товарам, чтобы не вывозить слишком много наших товаров, каких у нас нет в избытке, и ненужных нам чужих товаров не ввозить. Таким способом царь-государь сможет умножить торжища и стражу, потребную государству для сопровождения товаров.
А иноземным торговцам нечего будет здесь делать. А сукна ч всякие немецкие товары смогут идти через наши руки... к бухарцам и к индийцам, ...к персам, к туркам, ... к черкесам и к валахам... И, напротив, товары тех народов попадут к нам и через наши руки — к немцам, к полякам и к литовцам.
От таких действий все государство разбогатеет и все жители возрадуются. Немило это будет одним лишь крупным торговцам, Доходы которых отчасти уменьшатся. Но на это нечего смотреть, раз дело идет об общей пользе для всего народа».
Напомним: в России в XVI—XVII вв. «немцами» называли Жителей многих стран Западной Европы. Употребление слова «немец» в значении «чужеземец из Западной Европы» встречается и у Крижанича, но в большинстве случаев приобретает специфический смысл. Для Крижанича «немцы» — это не испанцы, французы, итальянцы или венгры, т. е. «латинянцы» в русской письменности, а германцы, англичане, голландцы, датчане, шведы. Таким образом, «немцы» в понимании Крижанича — это лютеране и протестанты, проживающие в городах Западной Европы.
После призыва заняться внешней торговлей Крижанич убеждает царя в том, что он не должен стыдиться руководить внешней торговлей, и приводит примеры из Библии и из опыта Франции, Испании, Англии, Португалии. Затем он излагает 7 принципов управления внешней торговлей, которое иногда напоминает современное руководство для менеджера по продажам:
«1. Царские приказчики не должны продавать дома ничего из того, что куплено в своей державе, но все, что купят у царских подданных, они должны продавать чужеземцам с наивозможной прибылью и по самой высокой цене.
А покупая у подданных, не должны скупиться, но платить
щедро, как будет возможно.
А то, что купят у чужих, они должны продавать своим без
всякой или, по крайности, с наименьшей прибылью.
А чужим народам пусть продают эти товары как можно
дороже.
Не следует продавать враздробь, а только оптом. А продавать только в двух или в трех местах страны.
А в обычное и хорошее время царские думники и торговые
надзиратели должны прежде всего следить за тем, чтобы торговые
приказчики ни в чем не обманывали царя-государя и ничем не
обижали народ. И чтобы при царской торговле не росла цена на
товары, но, напротив, чтобы все товары в стране были бы дешевле,
нежели бы могли быть при торговле отдельных жителей.
А когда какие-либо местные торговцы захотят купить товары
у государевых приказчиков, то приказчики должны продавать им
всем по одинаково указной цене. А в городах надо дать монополию на тот или другой товар тем местным торговцам, которые
обещают дешевле их продавать».
Крижанич предложил комплекс мер по устранению указанных выше недостатков в организации внешней торговли в России. В частности, необходимо увеличивать число торжищ, ибо «чем больше торжищ в королевстве, тем оно богаче». Причем он называет конкретные места в России, где их следовало бы разместить и почему, и направления торговых путей. Так, «можно устроить одно торжище на Дону напротив Азова для торговли с турками, другое — в калмыцких землях: на Иртыше у Соленого озера для торговли с Индией, третье — в Путивлс для украинцев и волохов... А Хвалынское (Каспийское) море хорошо бы заполнить сделанными царскими кораблями для перевозки персидских товаров».
Далее Крижанич предлагает конкретные маркетинговые рекомендации с примерными расчетами о возможной выгоде, демонстрируя широту своего стратегического видения и предпринимательскую хватку. А выгоды по его расчетам следующие:
«1. Имея острог на Иртыше у Соленого озера, мы могли бы ежегодно добывать у калмыков 30 или 40 тысяч сырых воловьих и овечьих кож. Нам следовало бы тут же возле самородной соли дубить их в бочках. Так делают англичане, потому что кожи от этого бывают толще и крепче. Затем мы могли бы продавать их немцам, если бы найти путь по Иртышу на море и до волока, а через волок зимой посуху снова к Архангельскому морю. А там у волока, если это было бы можно, поставить острог для торговли индийскими и сибирскими товарами.
2. Ныне наши вояки, которые ходят за солью на Соленое озеро, должны полдня тащить соль от озера к реке на своем хребте или возить ее на тачках. А если бы поставлен был острог, привозили бы соль на лошадях. И мы могли бы тогда добывать соль не только для своего обихода, но и могли бы продавать ее на море немцам. Ведь немцы возят к себе соль из Португальской земли. А отсюда им было бы ближе».
Затем идут рассуждения о тканях, пряностях, драгоценных камнях, цветных металлах, фруктах и многих других товарах, возможных для продажи и перепродажи на территории этого острога. Общий вывод таков: «Эти торговые дела настолько важны, что следовало бы, не жалея труда, разыскать в калмыцких землях какое-нибудь место для постройки острога и учреждения такой торговли. Никакие расходы и труды, потребные для этого дела, не могут показаться чрезмерными: если даже подарить калмыкам многие тысячи, то и это ничего не будет значить по сравнению с такими прибылями... Сибирь и ныне нам полезна, но может стать гораздо полезнее».
Аналогичные предложения об организации внешнеторговых мест, о предметах торга на них, потенциальных поставщиках и покупателях и предварительные расчеты Крижанич приводит на примерах Хвалынского моря, Дона, Азовского моря и Причерноморья. При этом Крижанич не забывает и о попутных источниках Дохода. Так, предлагая царю построить на море торговый флот с целью организации взаимовыгодной торговли с персами, он приводит такие расчеты: «Хвалынское море имеет 2800 миль в окружности. При хорошем ветре его можно переплыть в ширину за пять, а в длину за шесть дней. В море есть много островов, населенных и пустых. Пустые острова царь-государь мог бы заселить нашими людьми, а с населенных островов со временем брать дань.
Всю окружность или все берега этого моря нужно осмотреть и узнать, где растет много винограда, а если его нигде нет, то найти место, где бы он мог расти. И с помощью своих и тамошних людей завести там такие виноградники, чтобы их хватило для всего нашего государства.
Если бы царь-государь заполнил это море своими кораблями, он стал бы хозяином моря и собирал бы дань с кочевых народов, живущих на его берегах и неподвластных персидскому королю, и с торговцев, плавающих там, как это делают венецианцы на Адриатическом море...
Если бы сбылась половина, треть или хотя бы десятая часть того, о чем мы до сих пор говорили, быстро бы наше государство стало полным всякого добра и преобильным».
Приведем еще несколько управленческих идей Крижанича, направленных на совершенствование и развитие государственного управления, хотя, как мы видели выше, его высказывания в духе предпринимательских инноваций вполне применимы и к частному бизнесу, даже на современном уровне развития.
В главе «О развитии домашней торговли» он высказал двойственную оценку эффективности ярмарок как средства управления торговлей. В одних странах («у немцев и поляков») ярмарки прочно заняли и время (1—2 раза в год), и место («на морских берегах»), когда либо все желающие, либо некоторые торговцы могут выставить свои товары на 1-2 дня. А в Италии таких ярмарок нет, и это считается правильным решением, «ибо эти ярмарки отвлекают людей от земледелия, а товары без надобности перевозятся с места на место и от этих перевозок становятся дороже».
Тем не менее Крижанич предлагает в России такие ярмарки организовать, но управлять их деятельностью согласно его рекомендациям. Например, «надо следить, чтобы дороги были свободными от разбойников и исправлять мосты, перевозы и проходы через горы и болота». Купцов с товарами во время передвижения к торжищу необходимо охранять и на суше, и на реках, и на море, а еще лучше построить вдоль торговых путей укрепленные остроги, где бы купцы могли нанимать подводы и провожатых. Очень много статей Крижанич посвятил средствам контроля над продажами — деньгам, весам и мерам, он предложил ввести в каждом крупном городе специальную должность общественного мерника, подробно описав его функции. В числе функций есть и образовательные. Крижанич требовал, чтобы общественный мерник «держал у всех на виду по одному образцу разных монет — хороших и негодных, домашних и чужеземных. И всякому, кто хочет разобраться в монетах, пусть показывает их достоинства и недостатки: чего и сколько им недостает», а также «пусть держит в продаже печатные книжицы, в которых будет написано о торговой арифметике или о науке счета и также написано это дело о мерах и о весах». Причем он требовал, чтобы «не позволено было держать лавки с товарами тем, кто не знает в достаточной мере письма и чисельного искусства (кроме тех, которые продают такие товары, кои не требуют искусного счета)».
Крижанич был суров по отношению к перекупщикам, завышающим цены на зерно, хлеб и другие «съестные товары». Он писал: «Перекупщиков зерна и тех, кто набивает цену на хлеб, надо наказывать без всякой пощады. А перекупщиков других съестных товаров не давать обижать народ и не дозволять им ничего покупать до полудня или на дорогах перед городом под угрозой неминуемого наказания».
Он призывал к открытию регулярных ссудных контор — по примеру зарубежных государств, где бы подданные государства могли бы получать ссуды «без всякого роста и лихоимства под хорошее обеспечение, т. е. под залог домов каменных, под наследство, под заклад и под поручительство».
Чтобы содействовать торговле, Крижанич предлагает узаконить в государстве деятельность менял наподобие европейских. Обычно менялы — это люди из богатых торговцев, которые меняют по просьбе любого гражданина одни монеты на другие, беря за обмен проценты и фиксированную плату. «Если разменяет рубль, возьмет алтын, грош или копейку. И еще, если у тебя есть сто, тысяча или много тысяч рублей, и ты хотел бы перевезти их в какой-нибудь другой город, но боишься разбойников или иной беды, либо того, что твои деньги в том городе не ходят или дешево стоят, то ты идешь к меняле и даешь ему свои деньги, а он тебе даст письмо к своему компаньону, и тот сразу же отсчитает столько денег, сколько будет написано... Только ты должен дать меняле обычную плату: он берет с сотни рубль, два, три или более, смотря по времени, большей или меньшей опасности либо дороговизне. Такие переводы весьма удобны и безмерно полезны людям странствующим и способствуют торговле». Похоже, так выглядела российская модель Western Union в 1663 г.!
В этой же главе он предлагает создать в России торговую почту с использованием в ней специально подготовленных гонцов, как в Европе, где эти гонцы «обязаны каждую неделю скакать на коне от перегона к перегону с письмами разных людей. В каждом городе назначают на неделе свой день и час, и в этот час гонец должен сесть на коня и скакать во весь опор. И везет он письма на своем перегоне, 15 или 20 верст, до другого ближайшего гонца... будь то днем, будь то ночью, в сухое или в дождливое время. Благодаря этим гонцам развиваются торговля и взаимные сношения торговцев».
Очень интересны его наблюдения и предложения по снижению рисков при транспортировке товаров, когда крупные европейские торговцы при отправке товара в другую страну «не складывают весь свой товар на один корабль, а каждый из торговцев, сколько их есть, разделяют свой товар по всем кораблям так, что если какой корабль и погибнет, то не весь его товар пропадет».
Он настоятельно рекомендовал воеводам и державникам (правителям городов) контролировать наличие товаров повседневной необходимости в нужном количестве, чтобы «в специальных на то лавках были некоторые повседневно нужные товары: мука, крупы, солод, толокно, бобы, рыба, икра — одним словом, все, что пригодно для еды... Также посуда и орудия, и всякие вещи, сделанные из всяких хороших материалов, как то блюда, кружки и ложки из белого олова, из литой меди... И если же тех вещей не станет в лавках, то городской мерник должен известить державника, а торговцы, виновные в том, должны за небрежение уплатить пеню».
Очень интересны и современны идеи Крижанича о царском заказе. Это очень напоминает сегодняшние программы планирования производства и реализации продуктов по госзаказу. Крижанич пишет: воеводы и правители городов совместно с царским торговцем «должны заботиться о том, чтобы договариваться с ремесленниками о всяких ремесленных, рукодельных товарах. Действуя разумно и без насилий, они повелят изготовить для царя как можно больше ножей, топоров, вил, замков, серпов, кос, бритв, крючков, игл, зеркал, пуговиц, полотен, сукон и всяких иных полезных людям вещей на много тысяч рублей, где сколько будет возможно.
Эти товары должны, во-первых, продаваться царским торговцам в том же месте, где они сделаны; во-вторых, их надо привозить в условленные большие города, чтобы их там раскупали земские торговцы для нужд хозяйства; в-третьих, вывозить на порубежные торжища для продажи иным народам; в-четвертых, выдавать их воинам и всяким царским служилым людям вместо платы, но не насильно, а только желающим и просящим».
В 1-й части в разделе «О ремесле», состоящем из 15 глав, Крижанич поднимает вопросы о развитии ремесел и промышленности, соответствующей сырьевой базы и о подготовке кадров. Оставаясь по духу «полицеистом», он предлагает в этой области делать все от лица государя и начинает с того, что рекомендует иметь в стране специальный Приказ, который должен управлять ремесленными делами в стране, «должен знать, сколько есть ремесел, какова их суть и к чему они предназначены». А для этого нужно иметь специально обученных людей, «надо перевести на наш язык книги тех писателей, которые писали о ремеслах... Из этих книг выписать то, что было бы полезно и нужно знать», пригласить в страну «отовсюду искуснейших ремесленников и предложить за большую плату обучить юношей всякому искусству».
Далее нужна соответствующая правовая среда («привилегии и законы»), которая бы стимулировала ремесленное хозяйство, предоставляя занятым в нем людям определенные льготы, свободу в выборе профессии, учителей, места учебы и последующей работы, гарантии защиты этих свобод. Все это должно осуществляться под эгидой специально созданных в стране отраслевых органов, чтобы каждое ремесло имело свою дружину (цех) и своего старосту, которые имели бы право разбирать взаимные споры, относящиеся к данному ремеслу: «например, если мастер не заплатит работнику за его работу, или если они обесчестят друг друга». Есть, в частности, такая статья: «Ремесленников никто не смеет обижать и насильно гнать их на работы. Ни один правитель не принуждает их работать на него даром».
Для феодальной России оригинально звучало предложение Крижанича, актуализирующее потребность страны в подготовленных производственных кадрах и специалистах. Он считал, что «развитию ремесла в этом царстве послужил бы такой закон: если чей-либо раб имеет двух или более сыновей, то ему надо дозволить с ведома Приказа выбрать одного из них отдать в обучение какому-нибудь мудреному ремеслу: то есть делать замки, сукна, косы, стекло, бумагу и иные такие же трудные и искусные вещи, а не шапки, платья либо сапоги. И если он в совершенстве и преискусно научится такому мудреному ремеслу, то получит свободу от рабства или холопства. Если же не научится достаточно искусно, то должен будет остаться рабом либо откупиться от хозяина».
Крижанич высказал важные и актуальные до сих пор рекомендации по формированию и использованию сырьевой базы в стране.
Его девиз: «Где нет сырья, там нет и изделий». А поскольку «многих необходимых материалов в нашей земле нет, то нужно позаботиться, чтобы из других стран к нам привозили всякие сырые и невыделанные материалы». В то же время он был категорически против вывоза сырья из страны; «Надо бы накрепко установить, а ослушников наказывать, чтобы за рубеж не вывозилось никакого сырого материала... а чтобы дома наши люди делали всякие изделия, сколько можно, и готовые вещи продавали за рубеж».
Крижанич приводит поучительный пример с производством бумаги в России в середине XVII в.: «Не одну сотню, если не тысячу, рублей ежегодно выручают на Руси немцы за писчую бумагу, хотя Русь могла бы сама продавать бумагу шведам, литовцам, полякам, туркам... Не знаю, какими хитростями немцы настолько ослепили наших людей, что на Руси не стали заводить бумажного дела. Я думаю тем, что они продают свою бумагу якобы дешевле, чем могла бы вначале стоить домашняя бумага. Но ведь это — явный обман. Ибо как они могут дешевле продавать бумагу, привезенную из-за моря, чем могла бы продаваться домашняя? Разумеется, наша бумага будет дешевой, и белой и хорошей, если будет хорош и дешев материал для нее... А об этом надо позаботиться... И накрепко запретить привоз иноземной бумаги, хотя бы домашняя бумага была и дороже, и не такой хорошей. Ибо при таком запрете люди наверняка в скором времени заведут необходимый промысел, чтобы бумага наша стала и хорошей, и дешевой».
Аналогично он призывает осуществлять в стране производство изделияй из кожи: «Кожи мы продаем немцам сырые, а сами дома их никак не обрабатываем и никак не употребляем для одежды. Продаем одну кожу за 3 или 4 рубля, а если бы захотели купить ее у немцев обработанной, то должны были бы дать 30 или 40 рублей. Совершенно необходимо, чтобы эти кожи здесь же и обрабатывали и чтобы наши люди шили из них платья. Тогда и от платьев мы имели бы прибыль».
Крижанич поднимает и вопросы контроля за качеством продукции: «Надо дать приказ дружинам ремесленников, чтобы они следили за всеми орудиями, посудой и одеждой, выставленными на продажу, и указывали, если что нечисто, дурно или некрасиво сделано. И пусть разберутся и научат, как это можно было бы сделать лучше... Старосты не должны пропускать такие товары на торг, а если они появятся, то надо их разбивать или отбирать их».
Особенно остро он ставил вопрос о развитии крупных производств: «Более всего прочего надо позаботиться о том, чтобы добыть всяких ремесленников, умеющих плавить и лить железо, медь, олово, серебро и золото и обрабатывать для всяких нужд и делать из него всякую посуду, оружие и орудия, какие только придуманы на свете... Надо также делать дома, а не покупать на стороне и все те орудия, что нужны самим этим рудным мастерам, серебряникам, чеканщикам и всяким кузнецам». Адля этого надо, во-первых, «поручить и приказать, чтобы принесли из всех земель всякие орудия для образца... всякие виды оружия, посуды и всех применяемых на свете домашних и полевых орудий... Далее, надо приказать, чтобы принесли одежду всех на свете покроев. В-третьих, надо призвать всяких рукодельцев и портных, которые могли бы нам сделать, показать и научить, как делать всякое оружие, орудия, посуду и всякие виды одежды». Причем иностранных мастеров он предлагал «распределить по городам, где кому будет удобнее находиться из-за близости воды, льна, шерсти, железа... И пусть они делают для государя все свои изделия в большом числе, по договору, за подобающую плату». Крижанич и здесь не забывает о методах стимулирования развития ремесел в городах, о налоговых льготах городам-предпринимателям: «Во всяком новозаведенном ремесле обещать и давать городам на несколько лет привилегию, чтобы город, где начнут делать какие-либо сукно или что иное, не платил с этого домашней пошлины, а прочим городам до известного времени не дозволено будет перенимать это ремесло».
Окончательный вывод Крижанича о развитии ремесел такой: «Благодаря ремеслу богатеет страна и наполняются города. Если бы делать дома все товары, что мы покупаем и которые можно было бы сделать на Руси, в этой стране жило бы на много тысяч людей больше, чем живет их ныне, и казна имела бы большую прибыль, и города стали бы многолюднее, и все царство было бы сильнее».
В разделе «О земледелии» Крижанич высказывает очень много ценных советов, предложений и рекомендаций о развитии земледелия, о переводе специальной литературы и подготовке специалистов в этой области, о проведении исследований в стране для оценки возможностей производства различных продуктов земледелия. Аналогичные предложения приводятся и в разделе «О рудах», где заслуживает внимания его мысль о стимулировании поиска разного рода месторождений в стране: «Надо было бы дать наказ всем урядникам и державникам, чтобы каждый державник по всем приезде на должность объявил, что тому, кто первым, вторым и третьим заявит о какой-нибудь руде, будь то железо или соль, или сера, или селитра, или что-нибудь иное, то ему не будет никакого наказания, если ничего не окажется. А если же окажется там что-нибудь нужное и полезное, то заявителю этому дано будет большое государево жалованье».
В следующих двух частях Крижанич высказывает свои наблюдения и рекомендации, которые представляют собой комплексную преобразовательную программу совершенствования государственного управления народным хозяйством в виде 4 групп мероприятий. Во-первых, жесткая самодержавная регламентация всех мероприятий в общественной и частной жизни государства, «Ты, царь, — обращается Крижанич к царю Алексею Михайловичу, — держишь в руках чудотворный жезл Моисеев, кто может творить дивные чудеса в управлении: в твоих руках полное самодержавие». Во-вторых, политическая свобода, или «политические слободины». При самодержавии не должно быть жестокости в управлении, обременения народа непосильными поборами и взятками, того, что Крижанич называет «людодерством». Для этого необходимы определенные политические права, сословное самоуправление; купцам надо предоставить право выбирать себе старост с сословным судом, ремесленников соединить в цеховые корпорации, всем промышленным людям дать право ходатайствовать перед правительством о своих нуждах и о защите от областных правителей, крестьянам обеспечить свободу труда и выбора профессий. В-третьих, ускоренное развитие науки, всеобщее просвещение, организация книгопечатания в государстве. Обращаясь к Алексею Михайловичу, он писал о книгах: «Всяким иным людям полезно учиться мудрости на собственном опыте, и только для верховных правителей это нехорошо и неполезно. Ведь о таком учении говорится в пословице: «На ошибках учатся», а королевские ошибки влекут за собой огромный и непоправимый ущерб для народа. Поэтому королям надо учиться мудрости у хороших учителей, у книг и советников, а не на своем опыте». И наконец, в качестве последнего направления указывается обязательное распространение профессионально-технического образования. Для этого государство должно властно вмешаться в народное хозяйство, учредить по всем городам технические школы, указом завести даже женские училища рукоделий и хозяйственных знаний с обязательством для жениха спрашивать у невесты «свидетельство о том, что умеет невеста, и способна ли она к учению»; давать волю холопам, обучившимся сложному техническому мастерству; переводить на русский язык литературу о ведении торговых операций, ремеслах, земледелии, рудах, орудиях; приглашать иностранных педагогов и мастеров с целью скорейшей и эффективной разработки естественных богатств страны и широкого распространения новых производств.
 
Сформулируем общую оценку вклада Ю. Крижанича в развитие отечественной управленческой мысли. Ознакомившись с его большим трактатом, удивляешься тому, как мог иностранец за 2 года увидеть так много в такой большой стране, суметь системно обобщить увиденное, высказать по этому поводу серьезные суждения и оценки, программные предложения по устранению недостатков. Очевидно, что Крижанич был не посторонним наблюдателем печального состояния России, а заинтересованным и принципиальным. Однако из Рима Россия представлялась ему могущественной опорой всего славянства, он надеялся сделать из Москвы всемирный центр славянства, приехав же в Москву, он огорчился, но не разочаровался. Именно поэтому результаты его наблюдений кажутся правдоподобными, а предложения и рекомендации надо признать искренними и честными, хотя порой противоречивыми, наивными. Время реализации его идей наступило чуть позже — в эпоху первого российского императора Петра I, который как Крижанич размашисто и смело осуществлял нововведения в народном хозяйстве с целью подъема благосостояния, безопасности и самосознания российского народа.

4.7. А.Л. ОРДИН-НАЩОКИН

Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин (ок. 1605-1680) происходил из семьи небогатого псковского дворянина. Он получил хорошее образование, знал несколько иностранных языков, изучал математику. Успешно выполняя с молодых лет отдельные ответственные дипломатические поручения еще при царе Михаиле Федоровиче, он быстро выдвинулся на руководящие посты в местном и государственном управлении. В 1656 г. он был назначен воеводой городов Друе, Кокенгаузена и ряда других городов Ливонии, завоеванных Россией в войне со Швецией. В 1658 г. его усилиями было заключено выгодное для России Валиесарское перемирие со Швецией, за что в том же году он был произведен в думные дворяне. В 1665 г. он был назначен воеводой родного города Пскова, но вскоре был отозван из Пскова для ведения переговоров с Польшей. В январе 1667 г. после утомительных восьмимесячных переговоров с польскими представителями он заключил Андрусовское перемирие с Польшей, положившее конец опустошительной для обеих сторон 13-летней войне. За свои дипломатические заслуги Ордин-Нащокин был возведен в боярское звание, назначен главным управителем Посольского приказа и руководителем нескольких других учреждений. В связи с этим он получил пышный титул «великих государственных посольских дел и государственной печати оберегателя», т. е. канцлера. В последний период своей деятельности в руководстве страны он провел ряд важных мероприятий в области государственного управления, промышленности, внутренней и внешней торговли, в том числе по изданию Новоторгового устава 1667 г. Его идеи в области управления на общегосударственном и местном уровне и конкретные предложения по устранению недостатков и в том, и в другом случае внесли существенный вклад в развитие отечественной управленческой мысли.
Многие предложения Ордина-Нащокина напоминают рекомендации Ю. Крижанича — о развитии торговли и промышленности как основах сильного государства, об использовании передового опыта в государственном и местном управлении, об учреждении специального Приказа по делам промышленности и торговли, о стимулировании «геологоразведочных работ», о политических свободах, о протекционизме во внешней торговле, о развитии науки и образования в стране.
Во всех преобразованиях и программах Ордин-Нащокин был откровенным «западником». «Внимательное наблюдение над иноземными порядками и привычка сравнивать их с отечественными сделали Нащокина ревностным поклонником Западной Европы и жестоким критиком отечественного быта». Его главная идея — во всем брать образец с Запада, все делать «с примеру сторонних чужих земель», которые достигли успехов в мирной и военной жизни, «заимствовать от них то, чем они явились сильнее». Говоря современным языком, Ордин-Нащокин применял бенчмаркинг в государственном управлении. При этом он был избирателен и, в отличие от других «западников», предлагал перенимать не все без разбора. Он говорил: «Какое нам дело до иноземных обычаев, их платье не по нас, а наше не по них». Наблюдения за достижениями и причинами этих достижений в странах Западной Европы позволили ему сделать вывод о том, что главный недостаток управления Московским государством — пренебрежение руководством государства развитием производительных сил страны. Увеличивая, как обычно, налоги в случае появления новых общегосударственных расходов, правительство не принимало никаких мер к повышению платежеспособности населения.
Свой вывод Ордин-Нащокин, как обычно, сопровождал предложениями по развитию отечественной промышленности, внутренней и внешней торговли, финансов. Он одним из первых в России высказал идею о том, что народное хозяйство само по себе должно составлять один из главнейших предметов государственного управления, но при этом управление должно осуществляться не по модели полицейского управления, а более демократичным способом. Для того чтобы зарождающийся в стране промышленный класс мог работать производительнее, надо было освободить его от гнета приказной администрации. Он был против жесткой регламентации в московском управлении, где все держалось на мелочной опеке высших центральных учреждений над подчиненными исполнителями, а исполнители были слепыми орудиями данных им сверху наказов. В связи с этим он требовал определенной свободы в принятии решений руководителями низших звеньев и исполнителями: «Не во всем дожидаться государева указа, везде надобно воеводское рассмотрение», т. е. допустимо действие воеводы по собственной инициативе, исходя из обстоятельств конкретной ситуации. Однако, требуя самостоятельности для исполнителей, он возлагал на них и большую ответственность. Такую деятельность, основанную на опыте, личной инициативе и ответственности делового человека, Ордин-Нащокин называл промыслом. Он писал: «Грубая сила мало что значит. Лучше всякой силы — промысел; дело в промысле, а не в том, что людей много; вот швед всех соседних государей безлюднее, а промыслом над всеми верх берет; у него никто не смеет отнять воли у промышленника; половину рати продать да промышленника купить — и то будет выгоднее*.
Будучи воеводой Пскова, Ордин-Нащокин попытался применить идеи по делегированию полномочий и опыт западных стран в совершенствовании местного управления. До его приезда в Пскове, как и во многих других российских городах, царила вражда между посадскими людьми. В городе утвердилось господство так называемых мужиков-горланов — богатых купцов, которые, пользуясь властью в городском общественном управлении, «обижали середних и мелких людишек» в разверстке податей, в нарядах на казенную службу, вели городские дела «своим изво-лом», без контроля со стороны остальных посадских людей. Став в 1665 г. воеводой, Ордин-Нащокин предложил местному посадскому обществу ряд мер (в виде «указных памятей») по улучшению положения в городе. Прежде всего для подъема общего благосостояния города он предложил проводить в Пскове ежегодно две международные беспошлинные двухнедельные ярмарки: одну с 6 января, вторую с 9 мая. Причем кроме местных посадских людей никто другой торговать с иностранцами не имел права.
«Во всех государствах славны те торги, которые без пошлин учтены», — говорил он.
Второе его предложение было также связано с внешней торговлей. В ту пору иностранные купцы часто кооперировались и, обладая крупным совокупным капиталом, находили в России средних и мелких (маломочных) купцов, давали им в кредит средства, на которые те скупали для немцев русские товары по максимально низким ценам, довольствуясь небольшим вознаграждением. Ордин-Нащокин писал: «От такого неудержания русские люди на иноземцев торговали из малого прокормления и в последнюю скудость пришли». Кроме того, такими действиями маломочные купцы сбивали цены русских товаров, подрывали дела крупных русских купцов, а сами, будучи постоянно в долгах из-за невысокой прибыли, разорялись. Ордин-Нащокин предложил следующие меры: составить списки всех маломочных купцов; выявить их торговые интересы и промыслы; распределить маломочных купцов между лутчими торговыми людьми Пскова для контроля над их промыслами; создать при земской избе из городских средств специальный фонд для выдачи ссуд маломочным купцам; выдать ссуды маломочным купцам для покупки товаров, которые необходимо завезти в Псков не позднее чем за месяц до ярмарки (в декабре или апреле соответственно); лутчим людям организовать в земской избе прием от приписанных им маломочных купцов привезенного товара; лутчим людям оплатить принятые товары по предварительной цене, равной покупной цене плюс некоторая надбавка «для прокормления»; в январе (или мае) лутчим людям участвовать в зимней (или весенней) ярмарке и реализовать иностранцам доверенные им товары оптом по договорным ценам; доплатить маломочным купцам разницу между предварительной и фактической ценами («компанейский дивиденд»).
Третье предложение Ордина-Нащокина относилось к организации продажи вина на территории Пскова и его пригородов. Известно, что продажа вина всегда была главным источником государственных и местных доходов в России. Но уже в то время был налажен незаконный импорт винных изделий из ближайших к Пскову приграничных деревень, откуда «иностранцы привозили тайком множество горелого вина и немецких нитей», в связи с чем падали продажи вина «с казенных кружечных дворов». Ответственные за это посадские «головы и целовальники» должны были покрывать «недоборы», так как с них взыскивали за это. Для возмещения недоборов целовальники перекладывали «взыски» на жителей города, пытаясь «вынуть запрещенный товар у жителей».
В результате «от этих выимок — людям разоренье, а казне прибыли нет». Ордин-Нащокин предложил установить свободную продажу вина с оплатой пошлины в местную казну из расчета 2 деньги с рубля (т.е. 1%). Но «если же кто станет торговать напитками больше, чем другими товарами, на тех брать с рубля по гривне» (т. е. 10%).
И наконец, четвертая группа мер относилась к организационной структуре местного управления. Согласно предложению Ордина-Нащокина посадское общество города должно было выбирать из своей среды 15 человек, которые будут управлять всеми делами города в течение 3 лет по 5 человек ежегодно. В ведение этих «земских выборных людей» передавались городское хозяйственное управление; надзор за питейной продажей, таможенными сборами и торговыми отношениями псковичей с иностранцами; суды «над посадскими людьми во всех торговых и обидных делах». Пошлины с судных дел, решенных 5 избранниками, поступали в земскую избу «для покрытия градских расходов». Только важнейшие уголовные преступления Ордин-Нащокин оставлял для решения воеводам. Для решения же особо важных городских дел правящая треть избранников должна была собирать совет с остальными избранниками, а при необходимости приглашать на совет лучших людей из посадского общества. Такое же устройство местного общественного управления предлагалось им и для пригородов Пскова. Иными словами, псковский воевода добровольно поступался значительной долей своей власти в пользу городского самоуправления.
В апреле 1665 г. земские старосты, собравшись с лутчими людьми в земской избе (городской управе) «для общего всенародного совету», приступили к обсуждению предложений Ордина-Нащокина. Совет собирался неоднократно, были продолжительные дискуссии, так как одним псковичам предложения нравились, а другие требовали сохранить все по-старому. Дебаты продолжались до 13 августа 1665 г., когда, наконец, псковские посадские люди написали свои челобитные о согласии с предложениями воеводы, принесли их в Троицкий собор и приняли благословение архиепископа Арсения. После этого челобитные были отправлены в Москву, где проект Ордина-Нащокина «о градском устроении» в виде 17 «докладных статей», или Положение об общественном управлении города Пскова с его пригородами, был одобрен царем. С августа 1665 г. это положение вступило в силу. После отзыва Ордина-Нащокина из Пскова на государственную службу в Москву в качестве руководителя Посольского приказа его положение несколько раз отменялось, затем восстанавливалось в первоначальном виде.
Следует отметить еще два важных факта деятельности Ордина-Нащокина как «гуру отечественного управления». Во-первых, он был замечательным, эффективным руководителем. При всей исполнительности, ответственности и взыскательности к себе, граничащей с мнительностью, Ордин-Нащокин отличался редкой для крупных государственных деятелей того периода внимательностью к своим подчиненным, участливостью к их личным проблемам, «человечностью в отношении к управляемым, стремлением щадить их силы и ставить их в такое положение, в котором они с наименьшей затратой усилий могли бы принести наиболее пользы государству».
Во-вторых, Ордин-Нащокин был главным автором и редактором Новоторгового устава 1667 г. Устав состоит из 94 статей и содержит правовые нормы, регулирующие внутреннюю и внешнюю торговлю под контролем государства и в интересах казны и крупного купечества. Статьи устава, относящиеся к регулированию внутренней торговли, базировались на Торговом уставе 1653 г. Заслуга Ордина-Нащокина заключается прежде всего в том, что благодаря ему впервые в истории страны регулирование внешней торговли получило отражение в форме единого закона для всего государства. И в этом документе Ордин-Нащокин проявил себя как «западник», начав устав со ссылки на опыт иностранных государств: «Во всех окрестных государствах свободные и прибыльные торги считаются между первыми государственными делами; остерегают торги с великим береженьем и в вольности держат для сбора пошлин и для всенародных пожитков мирских». Устав определял, что все сборы московской таможни и городских земских изб должны быть использованы в качестве помощи бедным — «недостаточным людям». Устав требовал, чтобы вся торговля с иностранцами осуществлялась только через «торговых людей белых чинов», чтобы лучшие торговые люди «берегли маломочных торговых людей», помогали им в получении ссуды, чтобы те «в продаже иноземцам цены не портили и в подряд деньги у них не брали», как об этом же было сказано еще в псковском уставе «градского устроения». В преамбуле и первых статьях устава подробно расписаны организация деятельности таможни и крупнейшей в России международной ярмарки в Архангельске во время приезда туда иностранных и русских купцов; работа на таможне и ярмарке «гостя и товарищей», избранных «по рассмотренью, а не по дружбе или недружбе», по профессиональным качествам, а «не по богатству». Воевода не имел права вмешиваться в таможенные торговые дела, «всякую полную расправу в торговых делах которыми управляли избранные гость и товарищи».
Все статьи о внешней торговле проникнуты духом протекционизма. Сюда относятся разделы устава:
о поощрении русской оптовой торговли (ст. 33-34);
о высоких пошлинах с иностранных купцов (ст. 36-38, 56, 59, 77-82);
о запрете беспошлинной торговли на территории России иностранными купцами «русскими товарами своей братьи» (ст. 40— 41,63);
об обязательном обмене иностранными купцами и русскими людьми ввезенной в страну иностранной валюты (золотых и серебряных монет) на русские деньги по установленному курсу (ст. 72-74);
о торговле только оптом и только в 3 городах — Архангельске, Пскове и Новгороде, о запрете иностранцам торговли в розницу и приобретении товаров в российских городах и ярмарках (ст. 83-84);
о необходимости получения иностранными купцами специального разрешения — «великого государя жалованных грамот о торгах за красною печатью» для проезда из Архангельска, Пскова и Новгорода в Москву и другие города страны (ст. S5);
о запрете ввоза в страну недоброкачественных и поддельных товаров (ст. 7 Приложения).
Устав не раз повторяет положения псковского «градского устроения», например, когда речь заходит об ограничениях ввоза в Россию иностранных вин и сахара. Импорт вин приводил к тому, что «на государевых кружечных дворах чинятся от того убытки и недоборы большие». С целью восполнения недоборов западные иностранные купцы должны были платить большие пошлины с продажи вина в бочках и сахара. Гораздо меньшие (примерно в 10 раз) пошлины взимались с продажи церковного вина. Продажа вина в малых емкостях («в галенках и в скляницах») иностранным купцам была запрещена (ст. 51—55).
В Новоторговом уставе были две статьи — 88 и 89, в которых предлагалось создать в России единый центральный орган для управления торговлей и купечеством. Автором этой идеи был также Ордин-Нащокин, по инициативе которого еще в 1665 г. псковские посадские люди ходатайствовали в Москве, «чтобы их по всем делам ведали в одном приказе, а не волочиться бы им по разным московским учреждениям», мотивируя это тем, что «великого государя казне будет в пошлинах немалое пополнение, а купецким людям — избавление от волокиты». И в Новоторговом уставе !667 г. эта мысль звучала примерно так же: «Для многих волокит во всех приказах купецких людей пристойно ведать в одном пристойном приказе, где великий государь укажет своему государеву боярину; этот бы приказ был купецким людям во всех порубежных городах от иных государств обороною и во всех городах от воеводских налог был им защитой и управою» (ст. 88). «В том же одном приказе давать суд и управу, если купецкие люди будут бить челом на других чинов людей» (ст. 89). Согласившись с уставом, царь Алексей Михайлович учредил Приказ купецких дел. Так было положено начало формального выделения торгово-промышленного населения страны в самоуправляющееся сословие. Этот приказ стал предшественником учрежденной Петром Великим в 1699 г. Московской ратуши, или Бурмистерской палаты, которая ведала всеми делами всех городов России.
Ордин-Нащокин известен и как преобразователь в ряде других отраслей, где проявились его управленческие идеи. Так, например, он автор проектов преобразования военного устройства в стране и конной милиции городовых дворян, организации первых почт в России, постройки отечественного флота на Балтийском и Каспийском морях, организации торговли с восточными странами (Персией, Средней Азией, Китаем, Индией), создания и укрепления отечественной металлургической и железоделательной промышленности. Он принимал активное участие в организации бумажного производства, кожевенного и стекольного заводов. Даже разведение в России красивых садов с выписанными из-за границы деревьями и цветами не обходилось без участия Ордина-Нащокина. Заботясь о распространении науки и технических знаний в России, Ордин-Нащокин приглашал из-за границы специалистов, преподавателей школ для обучения русских людей ремеслам, технике военного дела.
Оценивая его преобразовательную программу в целом, можно выделить в ней 3 основные стратегические цели: улучшение государственных учреждений, наведение в них строгого порядка и повышение служебной дисциплины; подбор компетентных и добросовестных руководителей; повышение государственных доходов за счет обогащения народа посредством развития промышленности и торговли.

4.8. РЕФОРМЫ ПЕТРА I КАК ЭТАП РАЗВИТИЯ УПРАВЛЕНЧЕСКОЙ МЫСЛИ

Особую эпоху в развитии российской теории управления составляют Петровские реформы по совершенствованию управления экономикой. Первый российский император Петр /(1672—1725) оставил немного письменных материалов, по которым можно было бы судить о развитии его взглядов на управление. Однако Петр I сделал так много в области управления, что сами реформы говорят о широте и смелости его управленческих идей и программ. Многие из них были подготовлены его отцом и приближенными к Алексею Михайловичу преобразователями. Но заслуга Петра I в том, что он решился на реализацию многих разработанных до него и для него «проэктов», оценив все доступные возможности и ожидаемые результаты.
А программ было так много, что в начале XVIИ в. даже появился термин «литература проектов». Сюда входили многочисленные записки, «изъявления», «пропозиции» или просто «пункты», подававшиеся правительству Петра I и содержавшие проекты реформ по управлению различными сторонами социальной, военно-политической и экономической жизни России. Среди них — проект Ал. Курбатова об усилении централизованного государственного контроля над «рудокопными и мануфактурными делами, заводами железными, селитренными, пороховыми, поташными и смальчужными и конскими и овечьими»; проект Ал. Нестерова о проведении переписи населения и об «уравнительном платеже» (1713), где впервые была высказана мысль о замене устарелой подворной системы прямого обложения подушной податью; проект И. Филиппова о совершенствовании местного управления; проект Ф.Салтыкова «Изъявления прибыточные государства» о развитии отечественной промышленности, об устройстве мануфактур и заводов «во всем государстве во всех губерниях», что приведет к тому, что «великое число денег будет соблюдаться в российском государстве».
Круг управленческих действий Петра 1 весьма широк — от изменения системы летоисчисления до создания нового государственного управленческого аппарата. Наиболее крупные управленческие реформы относились к следующим сферам деятельности:
преобразования в центральном и местном управлении;
развитие крупной промышленности и государственная под
держка ремесленных производств;
содействие развитию сельского хозяйства;
укрепление финансовой системы;
активизация развития внешней и внутренней торговли.
Для реализации этих проектов Петр I использовал средства, подсказанные реформаторами и самой жизнью. За основу брался западный опыт, приглашались западные специалисты всех уровней. Как свидетельствуют проекты Крижанича и Ордина-Нащокина, новые правила, стереотипы поведения и технологии вынужденно приходилось импортировать. Так, Петр I за неимением подходящих русских был вынужден в массовом порядке набирать на службу немцев и прочих европейцев, устанавливая им более высокое жалованье, чем русским.
«Особенно достойна упоминания пропорция, которую составляли люди нерусского происхождения, принадлежавшие к высшим классам, со времени Петра Великого и далее, — писал русский социолог Питирим Сорокин. — Петр не жалел усилий, чтобы привлечь в Россию талантливых иностранцев, и, как и его преемники, раздавал им высшие посты и почести. При его преемниках шотландцы, французы, голландцы, итальянцы, грузины, поляки, литовцы, татары, монголы и особенно немцы были представлены в высших классах в таком соотношении, которое намного превосходило их долю в составе населения России».
Петр I, взойдя на престол, поставил задачу «всего российского купечества рассыпанную храмину паки собрать», т. е. вернуть купечеству утерянные в предшествующие столетия величие и народнохозяйственную значимость. Это делалось для того, чтобы «везде из того простиралась настоящая государственная польза», или, проще говоря, в фискальных целях. Для решения поставленной задачи Петр I в 1699 г. затевает городскую реформу, по которой посадские люди (регулярные горожане) разделяются на две категории, они поименованы гильдиями, а третья категория вынесена за пределы гильдейской сетки. В первогильдейские горожане (они назывались гражданами) были вписаны банкиры, богатые торговцы (бывшие «гости» и члены гостиной и суконной сотен), ювелиры, лекари, мореплаватели; во вторую гильдию («подлые граждане») — мелкие торговцы и ремесленники. К третьей категории («подлые люди») были отнесены рабочие и приказчики. Гильдейские граждане получили право выбирать своих представителей в образованные Петром новые органы городского самоуправления (как в Голландии!) — бурмистровые палаты, магистраты. При этом сохранялись прежние органы городского управления — воеводские и приказные избы. Ратушам и магистратам предписывалось радеть о том, чтобы «купецкие люди» не разорялись и «казне Великого Государя было пополнение», им от приказных людей передавалось ведение всеми торгово-промышленными делами. Однако из этой затеи ничего не вышло.
Начиная реформу по голландскому образцу, Петр I оставил за скобками существовавшие в Голландии политические и экономические вольности городских общин, сословную оформленность голландской буржуазии и другие элементы буржуазного социально-экономического устройства. Молодой царь решил использовать лишь фискальный опыт, усвоенный им в Голландии.
Насажденные Петром I органы самоуправления вскоре превратились в органы невиданного воровства и взяточничества, а «купецкие люди», с прицелом на которых в первую очередь и затевалась реформа, оказались в двойном капкане мздоимства и притеснения — со стороны старых воевод и новых бурмистров. Вместо вожделенного прибытка, как докладывали агенты царю, «премногие явились кражи казны». Безусловно, Петр I много сделал для возвышения русского купечества. Для русской торговли он «прорубил окно» на европейские рынки, оградил ее стеной протекционизма от нахрапистой конкуренции иностранцев, расширил емкость внутреннего рынка и др. Однако ничего не было сделано для сословного отмежевания русской торговой буржуазии, она осталась ее в рамках крепостного тягла — подушного налога.
Выдающийся русский экономист-самоучка, купец и промышленник И.Т. Посошков в своей «Книге о скудости и богатстве» (1724), адресованной императору, с горечью отмечал: «В немецких землях весьма людей берегут, а наипаче купецких людей, и того ради у них купецкие люди и богаты зело. А наши... нимало людей не берегут, и тем небрежением все царство в скудость приводят, ибо в коем царстве люди богаты, то и царство то богато; в коем царстве люди будут убоги, то и царству тому не можно быть богатому... Торг — дело великое».
Сочинение великого соотечественника, судя по всему, не пробилось через чиновничьи заслоны к Петру I. Оно было отправлено в секретные архивы, а сам Посошков заточен в Петропавловскую крепость, где вскоре, битый батогами, закончил свою жизнь на тюремных нарах. А ведь он во многом (даже в названии своей книги) на целых полстолетия опередил экономические размышления А. Смита.
Петр I по праву считается отцом (М.И. Туган-Барановский называет его «крестным отцом») русской промышленности. Действительно, взойдя на царство, он застал в огромной стране не более десятка хилых мануфактур, выпускавших самые примитивные изделия, а оставил после себя 223 (по другим сведениям — 233) фабрики, способные производить для своего времени лучшее вооружение и оснастку.
Петр I был обуреваем главной идеей: превратить Россию в промышленно развитую державу. На осуществление этой идеи были направлены его неукротимая энергия, организаторский талант, экономические ресурсы всей страны.
Развитию русской промышленности препятствовали три причины: 1) жесткая конкуренция иностранцев; 2) отсутствие квалифицированных рабочих; 3) отсутствие рынка сбыта для продукции будущих фабрик и мануфактур (оно и понятно: пушки, мушкеты, парусина и пр. не являются товарами народного потребления). Петр 1 разрешает эти проблемы типичными для его правления мерами: 1) устанавливает жесткие протекционистские тарифы; 2) открывает посессионные фабрики с принудительным трудом, к которым прикрепляет беглых крестьян и всякий социально ущербный сброд; 3) вместо рынка внедряет то, что уже в советские времена получило название госзаказа. Проблему же нахождения средств для организации такой капиталоемкой сферы хозяйства, как промышленность, Петр 1 решает опять-таки нажимно-приказным методом. Он приказывает составить список наиболее «капитальных» купцов России, а затем доставить их в Москву (причем некоторых — под конвоем), где им велено было сорганизоваться в торгово-промышленные компании (как в Англии!). В эти компании (их насчитывалось 18—20) государь притянул и дворянские капиталы, в том числе капиталы высшей знати — Апраксина, Шарифова, Меньшикова, Толстого и др.
Так Петру I удалось в кратчайшие сроки мобилизовать крупные по тому времени капиталы, накопленные в основном торговой буржуазией, для нужд военной промышленности. И петровские фабрики и заводы заработали. Правы те, кто называет Петра I отцом русской промышленности. Но можно ли называть первого русского императора отцом промышленного предпринимательства, как это делают многие исследователи экономической истории России? Ответ на этот вопрос однозначен: нет. Развития отечественного промышленного предпринимательства (т. е. рыночного, капиталистического способа производства) в условиях феодально-крепостнического уклада Петровской России не было и не могло быть. Ни одна категория современного определения предпринимательства — экономическая свобода, собственность, готовность к рыночной конкурентной борьбе, риск, инновация и др. не была характерна для Петровских реформ. «Поразительно, но факт: купцы, чьи капиталы были мобилизованы на нужды промышленности и кто был вовлечен в «кумпанства», не являлись собственниками управляемых ими предприятий, их собственником являлось государство» [17. С. 51].
Таким образом, если не было промышленного предпринимательства, значит, не было и промышленной буржуазии. В лучшем случае можно лишь говорить о том, что в эпоху Петра I были созданы достаточные предпосылки и необходимые условия для зарождения в России промышленной буржуазии.
Эти предпосылки и условия сохранялись и при преемниках Петра Великого, однако положение с формированием промышленной буржуазии практически не менялось. Казенная промышленность, находившаяся в руках государства и представлявшая своеобразный военно-промышленный комплекс XVIII в., являлась, по сути, лишь одной из сфер крепостнической системы хозяйства.

4.9. И.Т. ПОСОШКОВ

Русским реформатором, придерживающимся модели полицейского управления, был И.Т. Посошков (1652-1726). Его основной труд _ «Книга о скудости и богатстве» (1724). Многие мысли Посошкова опередили свое время. Так, он считал возможным разделить крестьянские и помещичьи земли и точно определить размеры крестьянской повинности. Лишь спустя несколько десятилетий, при Екатерине II, правительство сделало робкую попытку ограничить число барщинных дней. В военном деле Посошков протестует против бессознательного действия плотно сомкнутого строя и высказывает мысли об одиночных действиях солдата. К этому же выводу в свое время пришел и А.В. Суворов, но осуществить подобное удалось лишь после Крымской войны 1854-1855 гг. Рассуждения Посошкова о рациональном ведении лесного хозяйства появились чуть ли не на 100 лет раньше науки о лесоводстве. Предложения по рыболовству в дальнейшем найдут отражение в уставе, принятом в 1859 г.
Известный историк XIX в. М. Погодин писал: «Многие важные политические меры, которыми прославились царствования Екатерины II и Александра II, были предложены уже Посошковым». Он пытался стать помощником реформаторов России, верил в прогресс страны, в счастье ее народа: «Без сомнения могу сказать... вся наша великая Россия обновится как в духовности, так и в гражданственности».
И.Т. Посошков жил на рубеже XVII и XVIII вв. Земля и двор его были в приходе Николая Чудотворца в Котельниках. По происхождению Посошков — московский крестьянин, но еще отец и дед его занимались ремеслом. В наши дни ученые-историки обнаружили много новых документов, уточняющих и раскрывающих по-новому стиль жизни и интересы Посошкова. В учебниках по истории экономических учений он представлен как ремесленник-ювелир, серебряных дел мастер, а также как талантливый писатель. Но не менее интересна деятельность И.Т. Посошкова в общегосударственном плане — как организатора денежного обращения в стране, реформатора отечественной промышленности и торговли.
Программа И.Т. Посошкова, разработанная на основе глубокого исследования состояния России и преобразовательной деятельности Петра I, выражала интересы нарождающейся торговой и промышленной буржуазии России. И.Т. Посошков был не только экономистом-теоретиком, он и внес большой вклад в практику совершенствования русских денег, а также в проведение монетной реформы конца XVII — начала XVIII в. и в реорганизацию денежной системы России.
Интересы И.Т. Посошкова были весьма широки: он занимался оружейным делом, изобретательством, имел винокуренные заводы. Будучи купцом и предпринимателем, являлся также энергичным хозяйственником и общественным деятелем. Но основная специальность Посошкова —денежное дело. Им были написаны «Письмо о денежном деле», «О ратном поведении», «Донесение о новоначи-нающихся деньгах».
Деятельность Посошкова в денежном деле приходится на время проведения коренной реформы русской денежной системы и перестройки монетного дела в конце XVII — начале XVIII в. Сведения о занятиях Посошковым денежным делом подтверждаются документами Преображенского приказа, посвященными следствию по делу игумена Андреевского монастыря Авраамия. Денежное дело, которое было возложено на Посошкова, состояло в налаживании чеканки первых русских монет: медных монет механического производства, с 1704 г. — самых крупных серебряных монет Петровского времени — рублей.
Еще одно свидетельство — запись в приходно-расходной книге приказа Большой казны за 1703 г.: «Медного денежного двора уставному мастеру Ивану Посошкову 100 руб.». Если принять во внимание, что оклад работников денежного двора равнялся 35 руб. в год, то 100 руб. могли платить только за особые заслуги. Эти заслуги состояли в налаживании механической чеканки на медном денежном дворе приказа Большой казны, который первым начал регулярную чеканку меди, и на Кадашевском монетном дворе, находившемся в введении приказа Воинских морских дел. На Кадашевском монетном дворе чеканили золото и серебро, а затем и медные деньги.
Деятельность Посошкова по совершенствованию денежного обращения в России обусловила специфику его экономических воззрений. Большое внимание он уделял общегосударственным вопросам. Первым опытом рассмотрения Посошковым макроэкономических государственных вопросов было «Завещание отеческое к сыну», написанное в 1719 г. для своего сына Николая. Это произведение занимает промежуточное место между «Зерцалом» и «Книгой о скудости и богатстве». В нем еще много рассуждений богословского характера, но уже поставлены вопросы управления, военного дела, хозяйствования, судопроизводства.
Объектом изучения Посошкова были макроэкономические и хозяйственные вопросы. Главный вопрос его учения — государственное хозяйство. За полвека до А. Смита и его труда «Исследование о природе и причинах богатства народов» Посошков писал о государственном хозяйстве в своей «Книге о скудости и богатстве» и в других ранних произведениях.
«Книгу о скудости и богатстве* И.Т. Посошков написал на восьмом десятке лет. Книга была написана для Петра I. Дошла ли эта книга до Петра и прочел ли он ее, неизвестно. После смерти Петра И.Т. Посошков был арестован и через 5 месяцев скончался в Петропавловской крепости. Следует отметить, что причины ареста Посошкова в архивных документах не указаны, но, по всей видимости, арест был связан с книгой.
«Книга о скудости и богатстве» выдвинула Посошкова в ряды виднейших представителей мировой экономической литературы. Цель книги — выяснить причины экономической отсталости страны и определить, как можно достичь ее процветания, каковы условия «всенародного обогащения». Посошков, как и все русские экономисты, в отличие от западных меркантилистов, не отождествляет богатство с деньгами. Богатство государства Посошков, как Ю. Крижанич и А.Л. Ордин-Нащокин, видел в создании таких условий в стране, при которых путем обогащения всего народа будет обеспечен непрерывный рост государственных доходов. В богатстве всего народа страны видит Посошков могущество государства.
Не обогащение господствующих классов, а повышение материального благосостояния всего народа, по его мнению, создает прочную экономическую основу государства. При богатом народе «царские сокровища с излишеством наполняются», а в случае надобности всегда можно легко будет взять «прибавочный побор». По мнению Посошкова, полезнее заботиться об увеличении материальных благ, в чем и состоит богатство, чем об увеличении денег, обогащении казны. Богатство, по мнению Посошкова, может быть вещественное и невещественное. Вещественное богатство — это богатство народ, невещественное богатство — это «праведные*, справедливые законы. От «праведных» законов зависит рост вещественного богатства. Говоря о богатстве народа и о «праведных» законах, Посошков предлагал избавить народное хозяйство от бесчисленных налогов.
В книге Посошкова много внимания уделено вопросу о деньгах. Посошков считал, что в России царь по своему усмотрению может устанавливать покупательную силу денег, но только медных, разменных денег. Покупательная сила денег, с точки зрения Посошкова, не зависит от их металлического содержания и может быть установлена «по изволению его императорского величества». «У нас не вес имеет силу, но царская воля», — писал Посошков. Он считал возможным снижать вес медных денег. А когда дело касалось внешних торговых операций и престижа русских денег, здесь он выступал за полноценные деньги.
Своей теорией денег Посошков по существу оправдывал финансовую политику Петра I, который для финансирования войн прибегал к чеканке неполноценныхденег. Посошков был глубоко убежден, что ценность денег устанавливается государственной властью. Этот взгляд Посошкова на ценность денег находится в прямой связи с его воззрениями на характер государственной власти. Посошков был убежденным сторонником неограниченного самодержавия, апологетом модели полицейского управления.
В делах Адмиралтейской канцелярии есть «Запись об устном доношении» Посошкова в Золотую палату от 16 октября 1706 г. Из этого документа следует, что Посошков, дабы пресечь появление фальшивых денег, предлагал ввести новые деньги. На изготовление «образцовых медных денег» Посошкову было выдано 10 руб., о чем тут же есть расписка самого Посошкова.
В 1718 г. Посошков подал Петру I «доношение», о котором он сам упоминает в главе IX «Книги о скудости и богатстве». В «доношении» Посошков высказался против понижения пробы серебряных русских денег, славившихся на мировом рынке особой чистотой металла. Кроме международного престижа. Посошков руководствовался еще и тем соображением, что низкопробные деньги будут «вельми к воровству способны и самое денежным ворам (фальшивомонетчикам) предводительство будет».
Как самодержавие, так и весь феодально-крепостнический строй не вызывали у Посошкова критических замечаний. Однако он объективно оценивал положение крестьянства. Крепостное право как таковое Посошков критике не подвергал. Он признавал обязательность крепостного труда на помещика. Тем не менее в главах «о крестьянстве» и «земляных делах» Посошков представил яркую картину весьма тяжелого труда крестьян. Он предложил программу по улучшению положения крестьян в рамках крепостного права. Среди причин бедности крестьян Посошков особо выделял произвол помещиков над крестьянами. Он требовал от царя оградить крестьянство от насилия помещиков. Большой интерес представляют высказывания Посошкова о приобщении крестьян к грамоте. Распространение грамотности среди крестьян, по мысли Посошкова, сыграет большую роль в деле ограничения самовластия, своеволия, вымогательства царских слуг.
Посошков высказывался даже за принудительное обучение крестьянских детей грамоте. Вместе с тем он не игнорирует и интересы помещиков, и нужды государственного аппарата. «А еще грамоте и писать научатца, то они удобнее будут не токмо помещикам своим дела править, но и к государственным делам угодны будут. Наипаче же в соцкие и пятидесятские велми пригодны будут и никто уже их не изобидит и ничего них напрасно не возьмет». Посошков требовал от царя такой же заботы по отношению к крестьянству и купечеству, какую царь проявляет к дворянству. И хотя Посошков отнюдь не покушался на основы политического и экономического господства дворян, предлагаемые им меры значительно ослабили бы помещичий гнет. Для своего времени его программа по крестьянскому вопросу была очень прогрессивной.
Заслуга Посошкова состоит в том, что он правильно понял современные ему основные задачи России, а также боролся за осуществление их. Его, например, волновало морально-нравственное состояние общества. В «Завещании отеческом к сыну» Посошков выступал как моралист, превозносивший добросовестное отношение к труду и своим обязанностям. Он утверждал, что только труд и добросовестное исполнение своих обязанностей составляет отличительные качества истинного гражданина. Стремление к легкой наживе, поучал Посошков, до добра не доводит: «Работай всею правдою, без лености, без лукавства: не день к вечеру гони, но Дело к концу приводи...»
Как было отмечено, из всех видов хозяйственной деятельности наибольшее значение Посошков придавал торговле. Он писал: «Торг великое дело! Купечеством всякое царство богатица, а без купечества никакое и малое государство быть не может». Он выражал недовольство тем, что к торговле стремятся различные слои общества независимо от сословной принадлежности. Торговля, по его мнению, должна быть привилегией лишь представителей купеческого сословия. В то же время он считал возможным вступление в купеческое сословие представителей зажиточного крестьянства.
Посошков ратовал за то, чтобы русское купечество монополизировало всю торговлю в стране. В сословие купцов должен быть закрыт путь не только «иночинным» людям, но и иноземным купцам. Посошков — сторонник «торга» праведного, «святого», без обмана. Он также придавал большое значение внешней торговле, считая, что торговля с иностранцами должна носить организованный характер и производиться по соизволению купеческого «командира», по заранее установленным ценам, по согласию всего «комланства», т. е. специальной организации русского купечества в виде единой торговой компании с предоставлением ей монопольного права вести торговлю с другими странами. Именно в годы работы Посошкова над книгой Петр [ издал указ об учреждении компаний для торговли с заграницей, который так и не вошел в действие.
Посошков стремился устранить конкуренцию в торговле и этим обеспечить высокую прибыль купцам. В отношении внутренней торговли Посошков предлагал установить одинаковые цены на товары, «чтобы она, какова в первой лавке, такова была и в последней». «Установленная цена» должна была назначаться государством или «купеческим правлением». Соблюдение торговли по «установленным ценам» должно было обеспечиваться строгой системой надзора за торговцами.
Одним из важнейших средств достижения благосостояния в стране он считал развитие отечественной промышленности, создание крупных предприятий для насыщения внутреннего рынка. У И.Т. Посошкова нет понятия «мануфактура», но есть много категорий, описывающих тогдашние промышленные формы. Это — «мастерские домы», «дворы», «мельницы». Все эти термины имеют «домовный» характер. Дело в том, что исходя из конкретно-исторических данных, принципиальная разница между домохозяйствами города и деревни отсутствовала, а «индустриализация» в России
 
приобрела специфические черты. Отраслевое обособление не получило четкого выражения, как во многих странах Запада мануфактурного периода. Условия хозяйствования были таковы, что русская мануфактура во многих случаях походила на расширенное домохозяйство. На ее территории было сосредоточено не только основное промышленное производство, но и большое подсобное хозяйство вплоть до сельскохозяйственных угодий, где трудились семьи рабочих и стали появляться социальные объекты — столовые, общежития, школы, детские сады. Такие «мануфактурные гнезда», или «фабрики-поместья», — характерная форма крупного производства на новом месте или в деревне. Эти огромные мануфактурные комплексы находились на самообеспечении, а большое подсобное хозяйство было экономически оправдано.
В развитии отечественной промышленности особую роль Посошков отдавал государству, рассматривая насаждение и развитие отечественной промышленности как важное средство сохранения и приумножения денег в стране. Он предлагал увеличить строительство новых предприятий за счет расширения государственного субсидирования. Он рекомендовал Петру I «ради царственного обогащения» строить промышленные предприятия на средства казны «в тех городех, где хлеб и харч дешевле» и отдавать их на оброк, «чтобы люди богатились, а и царская казна множилась». Развивать отечественную промышленность он считал нужным для того, чтобы избавиться от затрат на покупку иностранных товаров, чтобы удовлетворить внутренний спрос и вывозить готовые товары и изделия за границу. В связи с этим он советовал оказывать купцам финансовую помощь для постройки предприятий, предоставлять купцам из ратуши ссуды за невысокий процент.
Посошков ратовал зато, чтобы из России вывозили не сырье, а готовый продукт: «Чем им лен да пеньку продавать, лучше нам продавать им готовые полотна и канаты, и нитки, и брать у них за те полотна ефимки и иные потребные нам вещи... Сие бо велми нужно, еже кои материалы, где родятся, тамо бы они и вдело происходили».
Противопоставляя высоким ценам «на сырье и съестные припасы» за границей их относительную дешевизну в России, Посошков писал: «Я чаю, что мочно нам на всю Еуропу полотен наготовить и перед нынешнею ценою гораздо уступнее продавать им мочно». В установлении низких цен на промышленную продукцию, продаваемую за рубежом, Посошков видел действенное орудие в конкурентной борьбе за завоевание европейского рынка.
Как и Ю. Крижанич, он рекомендовал создать в России государственную цеховую организацию ремесла (своего рода отраслевые министерства), объясняя все недостатки ремесленничества в России отсутствием государственного контроля за деятельностью ремесленников, и предлагал ряд конкретных мер по улучшению ремесленного производства в стране. Как и Ю. Крижанич, он ратовал за формирование рынка профессиональной рабочей силы, в связи с чем призывал императора организовать перевод нужных книг по различным ремеслам, открыть специальные технические школы, пригласить иностранных специалистов и мастеров, чтобы они обучали русских людей мастерству. Он рекомендовал установить фиксированный срок ученичества, до окончания которого категорически, под угрозой отдачи в солдаты, запретить ученикам уходить от мастера, а над всеми мастерами, в свою очередь, учредить институт надзирателей, которые бы контролировали работу мастеров. В функции старшего надзирателя входил также контроль за качеством продукции. Посошков предлагал ввести обязательное клеймение продукции мастерами и надзирателями, а за продажу недоброкачественной вещи подвергать высокому штрафу мастера, надзирателя и купца, продавшего такой товар.
Оригинальны были его рассуждения о введении сдельной оплаты труда вместо существовавшей повременной. Он предлагал применявшуюся тогда обязательную трехмесячную работу крестьян в Петербурге и в других местах перевести на урочную систему, ибо «смотреть на ту их работу моркотно, потому что гонят день к вечеру, а не работу к отьделке». После выполнения урока хотя бы в один месяц крестьяне должны считаться выполнившими свою повинность. Он советовал применять урочную систему даже на казенных предприятиях: «надобно такожде учинить, чтобы всякая работа давать им уроками ж. А месячное им жалованье надлежит отъетавить и давать по заделию коегождо их, то всякие дела скорее будут делатися».
Посошков призывал поощрять на государственном уровне отечественных изобретателей и новаторов в промышленности и даже ввести своего рода защиту патентов в стране, издав соответствующий закон о патентах. По этому поводу он писал так: «Следует гражданский устав учинить, чтобы за вымысел нового какова мастерства или промысла отнюдь иным не попускать вступать, пока жив тот вымышленник».
Посошков, как и его предшественники, коснулся правовых аспектов управления хозяйством страны. Таковы, например, его предложения о нововведениях в составление нового Уложения.
Составление Уложения он считал нужным поручить «многонародному совету», который историки обычно сравнивают с сословно-представитсльным средневековым учреждением — Земским собором. «И к сочинению тоя судебныя книги, — говорит Посошков, — избрать человека два или три из духовного чина самых разумных и учитывая людей и в божественном писании искусных, такожде и от гражданства, кои в судебных и во иных правительных делал искусны, от высокого чина, кои не горды и ко всяким людям нисходительны, и от ниских чинов, кои не высокоумны, и от приказных люден, кои в делах разумны, и от дворянства, кои разумны и правдолюбивы, и от купечества, кои во всяких делах перебыва-лись, и от солдат, кои смыслены и в службах и в нуждах натерлися и правдолюбивые, и из людей боярских, кои за делы ходят, и из фискалов». «А мнитца мне, — прибавляет Посошков, — не худо бы было выбрать и из крестьян, кои в старостах и в соцких бывали и во всяких нуждах перебывались и в разуме смысленные».
Всесословность предлагаемого им «многонародного совета» очевидна. Он предусматривает в его составе представителей от духовенства и гражданских чинов и перечисляет администраторов и судей, лиц высоких и низких чинов, дворян, купечество и солдат, и даже указывает на новую при Петре должность тайного надзора и сыска — «фискалов». Особо следует отметить, что он считает необходимым участие крестьян из числа наиболее опытных в общественных делах, побывавших в старостах и в сотских, а также из боярских людей, т. е. холопов, из категории вотчинных управителей и приказчиков.
Посошков был сторонником абсолютной монархии. «У нас самый властительный и вцелых монарх, а не ористократ, ниже демократ», — говорит он. «Царь наш не купец, но самодержавный повелитель, как чему повелит быть, тако и подобает тому быть неизменно, и ни мало ни направо, ни налево неподвижно. Яко бог всем светом владеет, тако и царь в своем владении имеет власть».
В представлении Посошкова монарх — это православный государь, осуществляющий волю Божию, власть которого имеет божественное происхождение. Церковный характер его взглядов на происхождение власти и государства становится ясным из таких его суждений: «Мы же монарха своего почитаем яко бога и честь его опасно храним и волю его всеусердно исполняем», «всем суд един, и то стало быть суд божий». Подобные высказывания мы встречали у властелинов древневосточных царств. У Посошкова ярко выражена мысль об «общем благе» и «народной пользе» как задаче государственной власти. Достаточно вспомнить приведенные выше его высказывания: следует «пещись о всенародном обогащении», «самое царственное богатство, еже бы весь народ... богат был». Государство должно наблюдать, чтобы «ничто нигде даром не пропадало и никакие б люди хлеба даром не ели, но все бы трудились и плод приносили». Он много говорит об установлении правосудия. В результате осуществления его предложений, говорил он, «вражды и обиды все истребятся».
В отношении центральных государственных учреждений Посошков предлагал завести «особливую канцелярию, в которой бы правитель был самой ближней и верной царю, еже бы он был око царево, верное око, иже бы над всеми судьями и правителями был вышний». Он должен наблюдать за коллегиями и судебными учреждениями и принимать жалобы от просителей; доступ к нему для челобитчиков должен быть свободный.
Основная управленческая мысль Посошкова как идеолога модели управления полицейским государством заключается в следующем: «Государство тот же большой дом, где у каждого свои определенные обязанности. И его благополучие зависит от согласия всех живущих в нем людей. Правитель — глава дома, отец «семьи сословий». В семье все должно строиться на повиновении главе. Так и в государстве, все люди беспрекословно подчиняются царю».

4.10. М.В.ЛОМОНОСОВ

Великий русский ученый М.В. Ломоносов родился в 1711 г. в Архангельской губернии в семье государственного крестьянина, занимавшегося сельским хозяйством, рыбным промыслом, охотой на морского зверя. С 10-летнего возраста он сопровождал отца в плаваниях по Северной Двине, по Белому и Баренцову морям. Девятнадцати лет Ломоносов ушел пешком в Москву, где в январе 1731 г. поступил в Славя но-греко-латинскую академию. Вдскабре 1735 г. он был направлен для продолжения образования в Академический университет в Петербурге, откуда в сентябре 1736 г. послан в Германию для изучения горного дела. В июне 1741 г. он возвратился в Академический университет, где продолжил заниматься научными исследованиями, разрабатывая атомно-молеку-лярное учение, механическую теорию теплоты, учение о действии химических растворителей. Его перу принадлежит множество трудов и открытий в этих и других областях науки. Опираясь на идею развития, изменения природы, Ломоносов подошел к объяснению геологических и биологических явлений: возникновения гор,
минералов, происхождения растений, животных организмов.
Наряду с бессмертными заслугами Ломоносова в области естественных наук значительны его достижения в развитии русской управленческой мысли. Он был не только теоретиком в области организации производств и в развитии отечественной промышленности. Все свои научные труды он рассматривал прежде всего с точки зрения практического применения. Он призывал науку пройти «до самых дальних мест», исследовать «землю и пучину и степи и глубокий лес». Стремление к апробации своих управленческих и предпринимательских идей привело к тому, что в 1752 г. в городе Усть-Рудицы он заложил «фабрику делания разноцветных стекол и бисера». Таким образом, он возобновил забытое в России с XII в. мозаичное ремесло и наладил его производство в промышленных масштабах.
Основными целями государственной политики, по Ломоносову, должны быть «благополучие, слава и цветущее состояние» страны. Под этим он понимал прежде всего политическую и экономическую независимость России, развитие ее производительных сил, улучшение материального положения народа и подъем культуры страны.
Приведем только несколько цитат Ломоносова, демонстрирующих его вполне современные взгляды на управление персоналом в организации. «При распределении обязанностей нужно соблюдать должную соразмерность: не следует тратить больше труда и средств там, где их требуется меньше, и наоборот, где требуется их больше, тем нельзя их тратить меньше...
При распределении должностей... должно установить между старшими и подчиненными сотрудниками постоянную связь, чтобы каждый для каждого, насколько это возможно, был как бы кровно близок. Из этого последует, что равные между собой, особенно же из числа руководящих... будут жить в дружеском общении и проявлять законную власть по отношению к подчиненным, а эти последние будут оказывать им должное повиновение».
Эти высказывания подтверждают его рациональный и хозяйственный подход в управлении конкретными организационными делами, которых у него было не меньше (а скорее даже больше), чем научных интересов.
Приведем далеко не полный перечень дел и начинаний Ломоносова по управлению различными организациями:
он обустроил и руководил работой первых в стране научных химических и физических лабораторий;
организовал географическое изучение нашей Родины и ее кар
тографирование;
организовал и снарядил ряд астрономических экспедиций;
организовал Северную морскую экспедицию;
организовал работы по изучению водного режима Волги, Дона
и других русских рек;
разработал проект (т. е. «бизнес-план») и организовал все подго
товительные работы по учреждению Московского университета
и гимназии (разработка регламентов, уставов, инструкций,
учебных планов и программ);
провел   реструктуризацию   учебной   части   Академического
университета Петербурга и единолично управлял этим подраз
делением;
руководил географическим департаментом академии на про
тяжении ряда лет;
впервые в России организовал производство цветного стекла,
«для чего учинено мною 2184 опты в огне»;
возродил мозаичное искусство и лично руководил открытой
им фабрикой в г. Усть-Рудицы.
Все документы, относящиеся к организационно-хозяйственным делам Ломоносова, — а их более 600 — представляют собой ценнейший источник управленческой мысли, ибо содержат его представления практически обо всех отраслях народного хозяйства и о многих вопросах управления — от комплексных до мелких деталей. Он, например, проводил всевозможные расчеты норм управляемости и трудоемкости; подготовил множество перечней требований к управленческим и производственным кадрам, научным и техническим работникам, разрабатывал их права и обязанности; конструировал разные организационные структуры управления и соответствующие штатные расписания.
В его творчестве поражает не только макроэнциклопедичность — диапазон решенных научных и организационных проблем и задач, но и микроэнциклопедичность — широта и детализация рассматриваемых вопросов при решении отдельной научной либо организационной задачи, или комплексность и системность во всех его делах. Так, в плане проведения изменений в любой организации, он указывает: «1-е, должно рассмотреть самые недостатки и упадку; 2-е, показать оного упадку и недостатков происхождения и причины; 3-е, дать способ к оных отвращению и к исправлению»; а предлагаемые способы реструктуризации «всегда должны быть основательными». Так,  о переустройстве академии он писал:
«Изыскивая способ доброго установления и правильного устройства Петербургской Академии наук, как то потребно для вожделенного успеха всех важнейших дел, ко благу общественных направленных, надлежит уразуметь, каким образом, заложив прочнейшие основания, воздвигнуть на них весь состав толикой громады, ибо иначе все будет в колебании, в скольжении. В шатании и, более того, будет угрожать обвалом здания еще до его завершения».
Возглавив производство мозаичного стекла в стране на фабрике, насчитывающей всего 26 человек, он уже через 5 лет добился того, что «доброта изобретенных мозаичных составов ничем не уступала римским». Сбылись его прогнозы: «Если всемилостивейше позволено будет делать на продажу мозаичные столы, кабинеты, зеркальны рамы, шкатулки, табакерки и другие домашние уборы и галантерею, то будут они заводы сами себя окупать и со временем приносить прибыль». Вскоре Россия из импортера мозаичного стекла, привозимого до этого только из Рима, превратилась в крупнейшего экспортера.
Как писал Н.Г. Чернышевский, что бы Ломоносов ни делал, он всегда «думал и заботился исключительно о том, что нужно было для блага его Родины». Сам Ломоносов о своих принципах и целях писал так: «Честь российского народа требует, чтоб показать способность и остроту его в науках и что наше Отечество может пользоваться собственными своими сынами не токмо в военной храбрости и вдругих важных делах, но и в рассуждении высоких знаний». Предпринятый им новый вид бизнеса, сопровождаемый определенным риском, открыл малоизвестную для исследователей черту характера Ломоносова — предпринимательский дух. Это, возможно, послужило толчком для развития этого феномена в России и особого сословия — предпринимателей.

4.11. ЕКАТЕРИНА II, ДРУГИЕ РУССКИЕ ИМПЕРАТОРЫ И РОССИЙСКОЕ ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСТВО

В истории России XVIII в., «начатый царем-плотни ком, заканчивался императрице й-писательницей», как писал историк В.О. Ключевский. Июньский переворот 1762 г. сделал Екатерину самодержавной русской императрицей. И первый же ее императорский документ «Манифест 1762 года» возвестил о зарождении новой силы, которая впредь будет направлять государственную жизнь России. Она обещала, что вскоре утвердит новые законы, которые определят всем государственным учреждениям пределы их деятельности — в области как реализации внешней политики, так и внутреннего управления хозяйством и другими сферами деятельности в стране. На разработку свода законов ушло около 5 лет. В начале 1767 г. на свет появился знаменитый «Наказ», во многом составленный лично Екатериной II. При этом в своих письмах Екатерина (а тем более исследователи «Наказа») не отрицала тот факт, что «Наказ» в большей своей части — это компиляция, составленная по нескольким произведениям политико-правового и хозяйственного направления, известных в ту пору в Европе и России. Главные из них — трактаты Ш.Л. Монтескье «Дух законов», Чезари Беккариа «О преступлениях и наказаниях» и Г.Г. Юсти «Основания силы и благосостояния царств». Последний трактат по указанию Екатерины II был переведен на русский язык и издан в Петербурге в 1772 г.
В «Наказе» 20 основных и 2 дополнительных главы. В основных главах речь идет о самодержавной власти в России, о подчиненных органах управления, о равенстве и свободе граждан, о ремеслах и торговле, «о среднем роде людей» (о третьем сословии) и др. В двух дополнительных главах речь идет о благочинии (или полиции) и о государственной экономии (о доходах и расходах).
Официально формирование «предпринимательского класса», или «третьего сословия», в России началось в 70—80-с гг. XVIII в. с объявленного Екатериной II намерения насадить в стране «средний род людей», который «не причисляется ни к дворянству, ни к хлебопашцам», т.е. национальную буржуазию. В «Наказе комиссии о сочинении нового Уложения» (1785) императрица дала собственное определение новому сословию. «В городах, — писала она, — обитают мещане, которые упражняются в ремеслах, торговле, художествах и науках. Сей род людей, от которых государство много добра ожидает... есть средний». Как видим, к «среднему роду людей» императрица причислила торгово-промышленное сословие и представителей так называемых либеральных профессий.
Особое внимание было уделено повышению социального статуса купечества, предоставлению ему невиданных до того прав. Первое, что сделала императрица для формирования нового сословия, — вывела «купецких людей» из ненавидимого ими «подлого сословия», освободив их от крепостнического тягла. Вместо крепостнического подушного налога они, разделенные на 3 гильдии, платили налог размером 1% с капиталов, «по совести объявляемых». Если до царствования Екатерины 11 сбор налогов с купцов напоминал охоту в загон с красными флажками, то отныне он превратился в необременительную охоту с подсадной уткой. При этом в качестве подсадной, т.е. эффективной, приманки использовались введенные по настоянию государыни внушительные привилегии для гильдейского купечества — вплоть до получения наград, чинов и даже дворянских званий. Очень часто купцы завышали свои капиталы, залезая в долги, с тем чтобы уплатить больший по размеру налог и записаться в более высокую гильдию.
Особенно привлекательным стимулом для исправной и беспрерывной уплаты налогов по 1-й гильдии являлось получение личного, а затем потомственного дворянства. Эта перспектива вскружила головы многим представителям недавнего «подлого сословия», которые включились в бешеную гонку за получение чинов, наград и дворянских званий. Это явление язвительный публицист конца XVIII в. князь М.М. Щербатов (дед П.А. Чаадаева) окрестил «купеческим чинобесием». Строго говоря, с экономической точки зрения новый фискальный принцип установления гильдейской организации торгово-промышленного сословия означал не что иное, как закамуфлированную торговлю дворянскими званиями, наградами и чинами со стороны государства. Вводя эту «новацию», Екатерина II не открывала ничего нового: она использовала мировой опыт. Так, еще в древнем Китае (243 до н.э.) один ранг знатности можно было купить за 1000 даней (30 т) пшеницы. Открытая торговля должностями и званиями велась во многих странах Европы, особенно во Франции, вплоть до XIX в.
Широту экономических воззрений русской императрицы демонстрирует проводимая ею хозяйственная политика. Помимо создания третьего сословия, т. е. отечественной буржуазии, ее заслуги заключались в следующем:
уничтожение государственных монополий в сфере торговли
и промышленности;
предоставление третьему сословию полной экономической
свободы в предпринимательских начинаниях;
легализация частной собственности на средства производства
всеми независимо от сословной принадлежности;
переориентация отечественной промышленности с удовлет
ворения военных заказов на производство товаров народного
потребления (главным образом текстильных);
увеличение емкости внутреннего рынка вширь (за счет вновь
завоеванных громадных территорий) и вглубь (за счет возрос шего спроса со стороны крестьянского потребителя).
Благодаря разрешительным мерам в предпринимательство
начало втягиваться дворянство, правда, в мизерных по сравнению
с Англией и даже Францией масштабах. Единственный промысел, который русские дворяне освоили с большим энтузиазмом, — винокурение.
К числу подлинно выдающихся мероприятий Екатерины II по формированию промышленной буржуазии следует отнести подписанные ею указы 1766—1767 гг., по которым разрешалось всем, у кого есть средства, заводить текстильные и другие мануфактуры «не испрашивая дозволения начальства». Этим воспользовались оброчные крестьяне центральных губерний России, накопившие капиталы на торговых и посреднических операциях. Комбинируя временными, трудовыми и финансовыми ресурсами своих семей, именно оброчные крестьяне (особенно староверы) проявили чудеса предпринимательства при создании мануфактур и фабрик в помещичьих вотчинах. Так в России зародилось, выросло и окрепло такое феноменальное явление, как крепостная буржуазия, из среды которой вышли крупные и авторитетные династии отечественных капиталистов-миллионщиков: Гучковы, Губонины, Морозовы, Солдатенковы, Алексеевы, Найденовы и др. И если при восшествии на престол Екатерины II было 984 фабрики и завода, то к концу ее царствования их число в России возросло до 3161. Если российское дворянство, в отличие от западноевропейского и особенно английского, не проявило заметного рвения в развитии промышленного производства (поскольку крепостническая рента по-прежнему обеспечивала им безбедную жизнь), то купечество с необыкновенным усердием вкладывало свои капиталы в промышленность. Таким образом, при прямой поддержке Екатерины II в России появился и быстро креп слой промышленных предпринимателей, сочетавших в себе качества капиталистов-собственников, талантливых организаторов промышленного производства и управленцев.
Возникновению и развитию идей императрицы относительно насаждения в стране третьего сословия, прежде всего купечества, способствовали своими исследованиями два известных русских идеолога купечества — П.И. Рычков (1712-1777) и М.Д. Чулков (1743-1793).
П.И. Рычков родился в семье купца-экспортера. Начав еще юношей службу в купеческой компании полотняных мануфактур, П.И. Рычков обучился, как он сам писал в своих записках, «содержанию книг и счетов по европейской бухгалтерской регуле». Проработав затем некоторое время в управлении казенных заводов и в Петербургской портовой таможне, 22-летний П.И. Рычков был зачислен на должность «искусного бухгалтера» при Оренбургской экспедиции. Затем он занимал пост помощника начальников Оренбургского края (в том числе В.Н. Татищева — известного организатора горнозаводской промышленности на Урале, а в последующем — историка), по рекомендации которых Рычков занимался исследованием вопросов истории, географии, экономики и сельского хозяйства Башкирии и Южного Урала. Высоко оценивая П.И. Рычкова и его научную деятельность, М.В. Ломоносов добился учреждения в Петербургской академии наук специального звания члена-корреспондента и присвоения первого такого звания П.И. Рычкову. Кроме того, П.И. Рычков состоял членом Вольного экономического общества и членом Вольного российского собрания при Московском университете.
Самой крупной работой П.И. Рычкова была двухтомная «История Оренбургская по учреждению Оренбургской губернии», полностью опубликованная в 1762 г. В этом трактате Рычков описывал природу и экономику края, демонстрировал богатые возможности горнозаводского строительства, перспективы развития в крае земледелия, животноводства, охоты, рыболовства, лесоводства. Он писал о необходимости усиления торговых связей этого обширного края с центральными районами страны, обосновывал важное значение юго-восточной окраины России для внешней торговли с ханствами Средней Азии, Индией, Китаем.
В апреле 1755 г. в «Ежемесячных сочинениях» Академии наук была опубликована работа Рычкова «Переписка между двумя приятелями о коммерции» в форме нескольких писем, в которых Рычков излагал свои взгляды на природу и историю российской коммерции, на значение промышленности, сельского хозяйства и коммерции для экономического и политического развития России, на необходимость специальной подготовки людей для российской внутренней и внешней торговли.
Рычков впервые в русской научной литературе охарактеризовал историю коммерции и развитие российской коммерции. На основе исторического описания Рычков сделал выводы об огромных экономических возможностях России: на обширной ее территории при разнообразии природных условий сосредоточены такие естественные ресурсы, которых не имеет ни одна страна. Поэтому Россия может развивать свое хозяйство, опираясь лишь на свои природные ресурсы, без помощи других стран. Между тем «самые славные нации», под которыми Рычков имел в виду Голландию и Англию, не могут обойтись без российских товаров, производство которых в России превышает их потребление внутри страны.
 По мнению Рычкова, руководящим принципом экономической
и политической жизни России должна быть «генеральная о коммерции идея», при этом под коммерцией он понимал не только торговлю (внутреннюю и внешнюю), но и промышленность. Он полагал, что главная задача экономической политики страны состоит в том, чтобы «размножить всякие заводы, мануфактуры и промыслы; сочинить компании и договоры». Задачей коммерции Рынков считал создание богатства: «Умножением мануфактур и заводов всегда обогащаются государства, и в лучшем и сильнейшем состоянии находятся те области, которые материальными товарами и растущими в них избыточествуют, но предпочитаются от них паче тс, где мануфактуры и полезные художества умножены и процветают».
Значение, которое Рычков придавал развитию торговли и промышленности, обусловило высокую оценку им роли купцов. Носителями коммерции должны быть, по Рычкову, купечество (передовая часть которого «одворянивастся») и дворянство (передовая часть которого превращается в «торгующее дворянство»). В этом отличие взглядов Рычкова, с одной стороны, от взглядов И. Посошкова, полагавшего, что не следует допускать дворян к торговле, без отказа от дворянского звания. С другой стороны, позиция Рычкова отличалась от мнения идеологов дворянства, которые требовали монополии промышленной деятельности для дворян и отстранения от нее купечества.
Рычков к тому же ратовал за цивилизацию купечества. По его мнению, купцы должны обладать товароведными знаниями, знать и изучать рынки, изучать право, владеть методами бухгалтерского учета. Как источник ИУМ, развивающий наставления Рычкова молодым руководителям, представляет интерес его «Наказ для управителя или приказчика о порядочном содержании и управлении деревень в отсутствие господина», опубликованный в сборнике трудов Вольного экономического общества (1770 г.).
Защищая развитие производительных сил и коммерцию в стране, он считал, что это развитие не должно быть стихийным, и был против конкуренции, которую называл коварством, он решительно высказывался за уничтожение конкуренции. По его мнению, конкурирующие купцы руководствуются только личными интересами, нередко в ущерб интересам купеческой торговли и народного хозяйства в целом.
Другой идеолог купечества — М.Д. Чулков — придерживался прямо противоположного мнения относительно сущности и значения конкуренции  в развитии купечества, промышленности и народного хозяйства страны. М. Д. Чулков происходил из разночинцев,  учился  в гимназии  при   Московском  университете.
В 1772 г. был назначен секретарем Коммерц-коллегии (где с 1777 г. служил и А.Н. Радищев). В последние годы жизни М.Д. Чулков был сенатским секретарем. В молодости Чулков был беден, жил на скудное жалованье и очень много трудился над повышением своего образования, читая книги по различным отраслям знания. Дослужившись до чина надворного советника и получив звание дворянина, Чулков купил в Дмитровском уезде Московской губернии небольшое имение и приступил к творческой писательской и издательской деятельности. Он известен как издатель сатирических журналов, первый видный собиратель русских сказок и песен.
Еще работая в Коммерц-коллегии, Чулков задумал написать большую работу с целью восполнения пробела в русской экономической литературе в части специальной литературы для развивающегося третьего сословия, для вооружения купечества специальными знаниями в области промышленности и торговли. В итоге . многолетней работы и появился главный экономический труд М.Д. Чулкова — «Историческое описание российской коммерции при всех портах и границах от древних времян до ныне настоящего, и всех преимущественных узаконений по оной государя императора Петра Великаго и ныне благополучно царствующей государыни императрицы Екатерины Великия». Этот капитальный труд, состоящий из 7 томов (2! книги), содержит подлинные документы, рассуждения, описания, изложения указов, сведения о заводах, фабриках, мануфактурах, о водных и «земляных» путях, внешней и внутренней торговле и о многом другом, что входило в понятие российской коммерции, согласно определению П.И. Рычкова. Чулков не только знал, но и использовал работы Рычкова.
Трактат Чулкова издавался с 1781 по 1788 г. сначала в Академии наук, а потом в типографии Московского университета. Из своего трактата в 1788 г. Чулков сделал 3 специальных извлечения: «Краткая история российской торговли», «Словарь учрежденных в России ярмарок, изданный для обращающихся в торговле» и специальное руководство по бухгалтерии — «Наставление необходимо нужное для российских купцов, а более для молодых людей, содержащее правила бухгалтерии».
В «предуведомлении» к 1-й книге 1-го тома «Исторического описания российской коммерции» изложен план всего труда. Работа Чулкова, как он подчеркивал, представляет собой не просто историю торговли, а историю коммерции, под которой разумеется развитие промышленности, торговли, транспорта и связи, кредита и денежного обращения. При таком широком понимании коммерции Чулков объявлял ее «самым полезнейшим для рода человеческого упражнением». Коммерция открывает земные недра и «извлекает из них к нашему употреблению и такие сокровища, о пользе, приятности и красоте которых мы бы без нее и понятия не имели». Коммерция со всей вселенной собирает товары, благодаря чему человек, живя в своем отечестве, может пользоваться произведениями самых различных природных зон и стран. Он называл коммерцию «узлом, который один только силен содержать благосостояние человеческого общества». Первые 5 томов, состоящие из 15 книг, целиком посвящены внешней торговле России с разными странами. 6-й том (3 книги) называется «О внутренней торговле, транспорте, промышленности, городах российских, монете и о почте по всей империи». 7-й том (3 книги) особенно ценен как источник ИУМ и называется «Лексикон купеческий или генеральный штат всем товарам российской торговли; трактаты о торговле, различные инструкции управителям (выделено нами. — Авт.), консулам, маклерам, браковщикам, шкиперам, нотариусам, «авкционистам» и пр.».
Уже из краткого перечня рассмотренных проблем видно, что трактат Чулкова является значительным шагом вперед по сравнению с трактатом Рычкова по этим же вопросам. Работа Чулкова охватывает важнейшие отрасли народного хозяйства — промышленность, торговлю, транспорт, кредит, денежное обращение — в их взаимной связи. Кроме того, в последнем томе он затронул вопросы подготовки кадров и управления этими отраслями народного хозяйства. Чулков дал оригинальное экономическое обоснование необходимости тесной связи промышленности и сельского хозяйства посредством торговли, принципов размещения промышленности, размеров промышленных предприятий и ускорения их строительства для быстрейшего получения продукции, необходимости подготовки квалифицированных специалистов, мастеров и рабочих. Он писал: «Самый большой союз имеют мануфактуры и фабрики с деревенской экономиею. Сия не только подает для содержания художников (работников промышленности) съестные припасы, но и должна ставить нужные материалы к мануфактурам. Когда работников можно содержать малым иждивением и доставать материалы дешевою ценой, то и будет успех в манифактурах и фабриках; ибо от сего произходит дешевая цена мануфактурным товарам, которая способствует к большему вывозу оных в другие государства, а внутри отечества к собственному употреблению... Как деревенская экономия много способствует к приведению в цветущее состояние мануфактур и фабрик, так, напротив того, и сии приращению оной спосешествуют. Из умножения работников при мануфактурах и фабриках следует великой и скорой расход всех земных продуктов; следовательно, и земледельцы с большим рачением будут стараться о одобрении земли и о умножении продуктов; а от умножения продуктов следует дешевая цена оных. Таким образом, есть взаимное действие мануфактур на экономию и экономии на мануфактур». Чулков придерживался политики покровительства промышленности со стороны государства «до тех пор... пока товары будут равной доброты с иностранными, и продаваться могут с оными одинаковою ценою». Он считал, что для населения лучше и выгоднее согласиться временно платить дополнительные подати, идущие на помощь промышленности, чем всегда переплачивать на дорогих иностранных товарах и быть в экономической зависимости от других стран. В то же время развитие промышленности зависит не только от покровительства правительства. В этой связи он придавал большое значение состоянию прикладных наук в государстве. Он писал, что если мануфактуры еще не приносят той пользы, какой от них требовать надлежало, то в этом вина «.ученых, которые не трудясь в том, что действительно полезно, упражнялись в одной только теории», мало внимания уделяли практике.
В своих рекомендациях он не ограничивался рамками России, изучая опыт передовых стран. Он указывал, что страна, позднее других вступившая на путь промышленного развития, может быстрее добиться совершенства, так как народы заимствуют друг у друга способы производства. Конечно, писал Чулков, англичане, голландцы и французы в мануфактурном развитии так далеко продвинулись, что начинающему вновь народу трудно сразу не только обогнать их, но и сравняться с ними. «Однако оную трудность преодолеть можно». Франция, например, начала мануфактурное развитие позже Англии, но быстро добилась большого успеха. Так Чулков доказывал необходимость и возможность быстрого промышленного развития России и в связи с этим призывал к использованию опыта передовых в промышленном отношении стран {т. е. к межстрановому бенчмаркингу).
Одной из острых проблем промышленного развития России в XVIII в. был недостаток квалифицированных мастеров и рабочих. Чулков рекомендовал для новых отраслей вначале выписывать мастеров из-за границы, но подчеркивал при этом, что необходимо принимать меры для подготовки русских мастеров и рабочих. С целью пропаганды более совершенных методов промышленного производства Чулков рекомендовал учредить всероссийский «Мануфактурный дом», в котором каждый желающий мог бы бесплатно изучить любую специальность в области промышленного труда. Он также высказывал оригинальные предпринимательские идеи о размещении промышленности. По его мнению, фабрики нужно строить там, где можно рассчитывать получить «наибольшие прибытки» при наименьших затратах, т. е. в местах, близких к источникам сырья и дешевой рабочей силы, «где большее число работников сыскать можно и содержать малым коштом». Как уже отмечалось, Чулков был сторонником полной свободы торговли и конкуренции, но только внутри страны. При этом он опирался на мнение «лучших нынешних времян исчислителей в коммерции и политике». Он был убежден, что лучше развиваются торговля и производство, когда «каждый своего собственнаго интереса более изыскивает, применяйся к своему собственному положению, не давая в том никому отчета, и определяя вес по своему изволу». В связи с этим он считал, что политика Екатерины II недостаточно обеспечивает свободу внутренней торговли.
Бурные события Французской революции — казнь короля, безумства якобинской диктатуры, стремительное возвышение буржуазии и ее приход к политической власти во Франции — охладили пыл Екатерины II в деле «размножения среднего рода людей». Однако этот процесс уже нельзя было остановить. Единственное, что удалось сделать престарелой императрице и передать этот принцип как эстафету всем последующим самодержцам России, — это отучить отечественную буржуазию от каких бы то ни было поползновений к политической власти. Российскому предпринимательству была оставлена одна стезя — «упражняться» в экономических делах, отбросив всякие мысли о политике.
Следует сказать о благотворной роли в развитии предпринимательства Павла I (1754-1801), который по собственной инициативе учредил в 5 городах империи эсконтные конторы, призванные кредитовать внешнеторговые предприятия купечества. Эсконтные конторы — это учреждения предпринимательского кредита, которых до этого в России не было. Если не считать двух купеческих попыток в этом направлении (Петр Ларин в с. Любучи Рязанской губернии и Максим Анфилатов в г. Слободском Вятской губернии), банковская система России, основанная в 1733 г., до этого обслуживала лишь дворянство, закрепостив не только труд, но и капиталы. Хотя эсконтные конторы как учреждения коммерческого кредита просуществовали недолго (1797-1806), их создание подтолкнуло правительство к образованию Государственного коммерческого банка (1818), из которого впоследствии (в I860) вырос Государственный банк России.
Покровительственную поддержку русское правительство оказало такой чисто капиталистической форме хозяйствования, как акционерное дело. Когда в 1767 г. 30 нижегородских купцов-хлеботорговцев образовали одну из первых в России акционерных компаний и предложили Екатерине II возглавить наблюдательный совет, императрица не только дала всемилостивейшее согласие, но и распорядилась отпустить из казны беспроцентную ссуду 20 тыс. руб. «на вспоможение» интересному начинанию купцов. К началу XIX в. в России насчитывалось 5 акционерных компаний.
Царское правительство активно содействовало постановке акционерного дела в России, регулировало этот процесс. Так, указом Александра I (1777-1825) правительствующему Сенату (1805) и манифестом «О даровании купечеству новых выгод» (1807) провозглашалась полная поддержка новой форме хозяйствования, устанавливались виды частно-коллективных предпринимательских объединений: полное товарищество (семейная фирма), товарищество на вере (семейная фирма с привлечением надежных акционеров со стороны), а также «товарищества по участкам» (т. е. по паям, долям, акциям), которые являлись собственно акционерными товариществами.
Принятые правовые нормы соответствовали характеру и содержанию русского предпринимательства. Русский предприниматель изначально — на уровне мелкотоварного производства — был, как говорится, и жнец, и швец, и на дуде игрец. Следуя принципам «Домостроя», он держал в своих руках все нити управления делами своей фирмы — от поставки сырья до реализации готовой продукции. В семьях предпринимателей, как правило, дети (особенно сыновья) с младых ногтей приобщались к делам отцов. Детство многих представителей купеческо-промышленных родов проходило за прилавком или в фабричных цехах. Затем они постигали премудрости венецианского счета, ведения кассовых книг, заключения сделок, реализации товара и т. д. Повзрослев, дети очень часто входили в долю отцовского дела, становились деловыми партнерами родителя. Так в России сложился устойчивый тип семейной фирмы — полное товарищество, т. е. экономический союз неразделенных родственников. Из мелких предприятия перерастали в средние, фронт работ расширялся, росли прибыли, но фирмой в большинстве случаев управлял один человек, который был в семье старшим по своему положению и по летам (отец, старший брат).
Хотя предпринимательским делам сопутствовала удача, но случалось нередко так, что семейных капиталов переставало хватать для модернизации или расширения производства, и тогда приглашались капиталы со стороны с включением владельцев в состав товарищества. Такое объединение предпринимателей именовалось товариществом на вере. Согласно Торговому уставу (1805) такое объединение было обязано в своем названии к фамилии владельца фирмы добавить «.„и KV Вкладчики со стороны (те самые «...и К°») не имели права осуществлять предпринимательские операции от имени торгового дома (в этом их положение отличалось от членов полных товариществ), а их права на прибыль и ответственность в случае неудачи ограничивались суммой «положенного в компанию капитала», как гласил указ Александра I правительствующему Сенату от 1805 г. Кстати, принцип ограниченной ответственности, провозглашенный в России в начале XIX в., на Западе получил применение лишь через 50 лет. В товариществе на вере, как и в полном товариществе, полноправным руководителем предприятия оставался хозяин фирмы.
Опыт многих стран показывает, что единоличное управление — это удел мелкого и среднего предпринимательства. С начала Великих реформ XIX в., когда в России бурное развитие получило акционерное дело, число акционерных компаний увеличилось со 128 до 2263 (к 1914), причем на долю акционерных компаний приходилось 2/з объема всей промышленной продукции. Но семейная фирма как тип хозяйственной организации прочно удерживала традиционные позиции, превосходя по количеству (9,2 тыс.) акционерные компании в 4 раза. Более того, семейными фирмами оставались многие крупнейшие династические вотчины российских предпринимателей {Прохоровых, Мамонтовых, Морозовых, Гучковых, «русская Америка» СИ. Мальцева, финансовая империя братьев Рябушинских), начавших свой бизнес еще в конце XVII — начале XVIII в.
Развитие производительных сил страны, оживление частнохозяйственной жизни в России конца XVIII в., последовавшие за этим расширение предприятий и усложняющиеся задачи управления побудили российских предпринимателей озаботиться тем, чтобы дать своим детям специальное коммерческое образование. Еще в 1773 г. на средства дворянина П.А. Демидова в Москве на Остоженке было открыто первое коммерческое училище. Однако никто из «достаточного купечества империи» не пожелал отдавать своих отпрысков в это училище, и в 1799 г. оно было переведено в Петербург.
Положение резко изменилось с началом царствования либерального Александра I, когда идеи европейского Просвещения стали проникать в средние слои российского общества. «Здравомыслящие из московского купечества и мещанства» наконец-то осознали необходимость специального образования для своих наследников. 22 июня 1804 г. при огромном стечении почетных гостей в Москве, в наемном доме на Таганке, было открыто Коммерческое училище, которое просуществовало до 1917 г. Это было сословное учебное заведение закрытого типа, в котором готовились высокопрофессиональные кадры управленцев во всех сферах предпринимательства — торговом, промышленном, банковском. По замыслу его создателей, Коммерческое училище было призвано усилить интеллектуальную мощь складывающегося торгово-промышленного класса.
В Московское коммерческое училище (МКУ) принимались мальчики 10-летнего возраста двух категорий: 1) посланники Московского купеческого общества и содержавшиеся за счет предпринимательских пожертвований; 2) пансионеры, содержавшиеся за счет родителей. Сначала предполагалась и третья категория — «прихожие», т. е. те, которые «находясь жительством вне училища, будут слушать преподаваемые в оном уроки», или, говоря иначе, дети богатых москвичей. Глава образованного в 1803 г. Министерства народного просвещения граф П.В. Завадовский благоразумно решил избежать возможных социальных конфликтов в ученической среде и вычеркнул «прихожих» из состава обучающихся в училище.
Учащиеся Коммерческого училища делились на 4 возраста (класса), срок пребывания в каждом из них составлял 2 года; таким образом, полный срок обучения составлял 8 лет. Как можно судить по первым программам обучения, здесь ученики постигали купеческие выкладки, начала бухгалтерии, географию — физическую и коммерческую (экономическую), натуральную историю, технологию фабричных производств, основы делового письма — на русском, немецком и французском (впоследствии — и на английском) языках, сочинение и стиль. Затем были добавлены новые дисциплины: черчение, химия, естественная история и др. Как видно, учиться в МКУ было нелегко, тем более что здесь царила строжайшая дисциплина. Обучение выдерживали только способные и прилежные. Малоспособных и нерадивых учащихся изгоняли из МКУ в любом возрасте. Не случайны поэтому такие показатели: из 895 учеников, принятых в МКУ с 1804 по 1854 г., выбыли досрочно  (т. е.   не  завершив обучения)  больше  половины   — 462 человека, окончило полный курс соответственно 433 человека Хотя по статусу Коммерческое училище не являлось высшим учебным заведением, его выпускникам присваивалась степень кандидата коммерции.
Прекрасно подготовленные профессионально, в совершенстве владеющие 2-3 иностранными языками, воспитанные в духе христианской морали, выпускники МКУ уже вскоре были нарасхват во всех предпринимательских фирмах. Они распределялись следующим образом: пансионеры отправлялись служить в предприятия своих отцов (Титовы, Мазурины, Кукины и др.), а посланники — управляющими делами имений, комиссионерами крупных купеческих контор, делопроизводителями государственных учреждений, управляющими фабрик и заводов (Рыбникова, Бобыкиных, Крестовниковых, Веретен ни ко ва и др.).
С точки зрения соотношения предпринимательских функций, часть выпускников МКУ (в основном пансионеры) являлись и собственниками, и управляющими, а часть становилась «чистыми менеджерами». Сами же учебные программы МКУ и других специальных учебных заведений являлись своего рода отражением уровня развития управленческой мысли как в XVIII в., так и в последующие годы, причем не только в России, но и в других странах. О некоторых таких программах пойдет речь в главе VI.

.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел Экономика и менеджмент