Библиотека

Теология

Конфессии

Иностранные языки

Другие проекты







Ваш комментарий о книге

7. Колониальные города и колониальные торговцы

ОГЛАВЛЕНИЕ

СЕМЕЙСТВА СРЕДНЕВЕКОВЫХ ГОРОДОВ
ИММИГРАЦИЯ ГОРОЖАН
РАСПРОСТРАНЕНИЕ ТОРГОВЛИ
Деятельность итальянских купцов
Деятельность немецких купцов

«Свободный и защищенный город, который привлекает массу людей именно этой свободой...»1.

XII—XIII века были эпохой стремительного развития городов, которое имело место практически во всех областях Европы. Население старых городов росло, они выходили за рамки своих римских или раннесредневековых границ, а одновременно появлялись сотни новых городов, зачастую — в рамках осознанной политики освоения и развития новых территорий. Например, померанский князь Барним в 1234 году объявил, что «движимые стремлением удовлетворить свои потребности и нужды и упрочить свое могущество обычаями других областей, мы приняли решение о развитии в наших землях свободных городов»2. История процесса урбанизации является неотъемлемой составной частью рассказа об экспансии Высокого Средневековья.
Сложность, возникающая сразу, как принимаешься за историю средневековых городов, связана с тем, что в равной мере имеют право на существование два вполне обоснованных и полезных, но в корне различных определения города. Одно связано с экономическими параметрами: город — это поселение с численностью населения выше средней и с относительно высоким развитием товарообмена и разделения труда. Ясно, что по логике этой формулировки город является таковым только при его рассмотрении в историческом контексте. Численности населения и совокупности экономических показателей, которые позволяют отнести населенный пункт к городу в XIII веке, в XIX будет явно недостаточно. Города подобны пикам на графической кривой, и если изменяется весь масштаб этого графика, то и абсолютные показатели меняют свое относительное положение. Населенные пункты с такими размерами и населением, которые в Средние века позволяли относить их к городам, сегодня могут считаться не более чем деревнями. Такое же наблюдение будет верно, если мы станем рассматривать скорее географические, нежели хронологические различия. Возможно, валлийский город XIII века, если его мысленно перенести в Ломбардию, в сознании своих новых соседей уже мог и не заслуживать названия города.
Опираясь на это экономическое определение, мы имеем дело с целым спектром взаимосвязанных критериев. Изолированное поселение фермерского типа, то есть хутор, имеет меньше жителей и
186
Роберт Бартлетт. Становление Европы
менее выраженное разделение труда, а также слабее вовлечено в товарообмен, нежели деревня, которая, в свою очередь, характеризуется меньшей численностью населения и менее развитым разделением труда по сравнению с небольшим городом. Где именно провести этот водораздел, с какого момента усматривать в населенном пункте черты города — это вопрос суждения, всегда с налетом субъективности. Невозможно доказать, было ли то или иное место городом в экономическом смысле, если заранее не договориться о том, где будет пролегать эта грань. Таким образом, средневековые города — это населенные пункты, которые историки выделяют из массы других по ряду параметров (население, степень коммерциализации, разделение труда), или, если говорить точнее, исходя из ощущения, что они превосходили другие поселения по этим параметрам, если бы мы имели возможность эти параметры измерить.
Совершенно иной характер носит юридический критерий определения города, который отражает другой подход к проблеме. Если экономическое определение является ретроспективным и относительным, то юридическое характеризует определенный момент времени и абсолютно по своей сути. В правовом смысле города имели иной статус, нежели остальные населенные пункты, и о существовании этого статуса люди той эпохи хорошо знали. На самом деле, этот статус город должен был. в определенный момент получить, и именно эта дата чаще всего считается днем «основания» города. С юридической точки зрения феодал мог своей волей в одночасье обратить «негород» в город. Ясно, что с экономической точки зрения такое превращение было бы невозможно. Юридические привилегии городов могли даваться одномоментным росчерком пера, что было невозможно для города как новой экономической модели.
Учитывая эти два различия в подходах, надо сознавать возможность и даже высокую степень вероятности того, что города в экономическом смысле и населенные пункты, имевшие официальный статус городов, не всегда совпадали. Поселение относительно больших размеров, с развитой торговлей и разделением труда, могло не иметь статуса города. В то же время другие населенные пункты могли относиться к городам, несмотря на свои малые размеры и сельский по существу характер. Эта ситуация хорошо знакома всем, кто изучал парламентскую историю Англии, когда мелкие «гнилые местечки» (rottenboroughs) продолжали посылать своих представителей в парламент, в то время как многие крупные города с развитым производством были лишены этого права. И это несоответствие появляется задолго до индустриализации. Если положить рядом две карты, отражающие расчетное состояние финансов Англии в 1334 году (когда фискальные записи дают достаточно полную картину) и благосостояние фискальных единиц, какими являлись боро, на тот же период, то поражают два момента^. Во-первых, это отсутствие позитивной корреляции между благосостоянием какого-либо района и количеством в нем таких единиц, а во-вторых —
7. Колониальные города и колониальные торговцы
187
большое число бедных городов. Так называемый Уэссекский регион (куда входили Девон, Сомерсет, Дорсет, Уилшир и Гэмпшир) имел огромное число боро, в то время как зажиточные графства Восточной Англии и Мидленда этим похвастать не могли. В самом деле, соотношение по этому параметру процветающих графств восточного побережья, от Норфолка до Кента, с юго-западным полуостровом (Сомерсет, Девон и Корнуолл) было один к пяти. Отсюда ясно, что количество населенных пунктов с правовым статусом города ни в коей мере не отражает уровня экономического развития.
Так же очевидно, что несовпадение понятия города в юридическом и экономическом смысле нельзя считать симметричным. Другими словами, куда больше мест, где поселения со статусом города не выполняли по сути городских функций, чем наоборот. Во многих случаях это объясняется тем, что процветающие общины, как правило, могли купить себе городские привилегии за деньги, а наделенные этими правами поселения, даже если их экономика еще не получила урбанистического развития, едва ли стали бы отказываться от своего статуса. Получается, что реальное несовпадение между юридической и экономической урбанизацией как раз и проистекало из большого количества мест с городским статусом, но сельскими по сути функциями.
В силу этой двойственности самого понятия города для того, чтобы понять значение урбанизации в процессе средневековой экспансии, приходится фактически опираться на две отдельных истории вместо одной. Первая — это рост центров с большой численностью населения, комплексной экономикой и развитой торговлей. Распространение городской свободы — вторая,  отдельная тема, хотя и связанная с первой. Например, если говорить об урбанизации Восточной Европы, имея в виду только один правовой аспект, то правильно будет сказать, что она произошла в период между серединой XII и серединой XIV века и по немецкому образцу. Сохранившиеся с того времени городские хартии и законы представляют собой богатый источник информации о том переустройстве, которому подверглись поселения восточнее Эльбы по образу и подобию великих немецких городов типа Любека и Магдебурга. Кроме того, эти хартии и законы, в самых общих чертах, очень похожи на документы Франции или Англии или на испанские фуэрос, и следовательно, можно с полным основанием говорить о проникновении в Восточную Европу западноевропейских форм. Однако если рассматривать эту ситуацию с экономической точки зрения, то картина будет выглядеть совсем иначе. Города, то есть поселения с относительно большой численностью жителей и комплексной застройкой, существовали в Восточной Европе задолго до появления городских хартий вольности. Археологические исследования, особенно послевоенного периода, позволили установить средневековые торговые пути и процветающие торговые центры, которые существовали в Прибалтике и по берегам крупных рек уже в X веке. Практи-
188
Роберт Бартлетт. Становление Европы
чески нет сомнений, что предоставление статуса города лишь означало новую организацию уже существовавшего населенного пункта, а не основание или придание городского статуса новому поселению. В некоторых случаях, например, как с Щецином или Данцигом, город в экономическом смысле фактически существовал задолго до того, как получил законодательное оформление в качестве такового. С другой стороны, предоставление городу права самоуправления нельзя считать чисто формальным актом. Даже в тех случаях, когда поселения уже по сути жили городской жизнью, городской закон способствовал ее реструктуризации, усилению либо видоизменению отдельных ее аспектов. Надо также отметить, что во многих случаях предоставление статуса города действительно означало его основание и подразумевало трансформацию сельского поселения в городское либо появление совершенно нового населенного пункта на незаселенном месте. Основание самого Любека, матери городов Балтийского побережья (о нем пойдет речь ниже), показывает, насколько привлекательны были те привилегии, которые давала городская хартия, и как они порой стимулировали основание новых поселений.
Таким образом, ритм и модели урбанизации в юридическом, или конституционном смысле отличаются от экономического. Например, в Богемии или Моравии формы, институты и термины, употреблявшиеся в отношении самоуправляемых городов, были привнесены извне, причем за достаточно короткий период времени (начало XIII века) и по инициативе сверху, то есть князьями. Однако важные и относительно густонаселенные торговые центры уже существовали в этих регионах несколькими столетиями раньше. Прага, которая в X веке уже упоминается как «крупнейший торговый центр страны»4, другие важные в экономическом отношении города — Брно и Оломоуц, получили правовое оформление в виде города далеко не первыми, зато многие пункты, не имея такого экономического значения, стали именоваться городами задолго до них5. Таким образом, история развития городов в Богемии требует рассмотрения под разными углами зрения. Очень похожая ситуация наблюдалась в Ирландии, где города в экономическом смысле были основаны еще викингами либо стали появляться вокруг монастырей начиная с X—XI веков. Города же в юридическом смысле явились следствием англо-нормандского завоевания в конце XII века. Археологические раскопки 1970-х годов в Дублине показали, что он переживал бурный расцвет торговли и ремесленной жизни, то есть по сути являлся городом, еще задолго до появления англо-нор-мандцев. Что принесли с собой завоеватели и чего до них не существовало, так это законов и традиций письменной документации. Когда в конце XII века новые властители Ирландии, король Генрих II и его сын Иоанн, даровали Дублину городские хартии, то стали «основателями» города лишь в очень узком понимании6. Наиболее проработанным из названных документов является хартия, выдан-
7. Колониальные города и колониальные торговцы
189
ная Иоанном в 1192 году, и один взгляд на содержащиеся в нее положения обнаруживает ту смесь конституционных привилегий и экономических норм, которая вообще была характерна для городского законодательства в Европе Высокого Средневековья.
По условиям хартии 1192 года Дублин объявлялся территориальной единицей с установленными границами, которые описывались самым детальным образом, а также юридической единицей, городом и одновременно округом со своим судом, где раз в неделю вершились местные дела судебного и административного свойства. В хартии Иоанна особо подчеркивается ряд специальных привилегий гражданам Дублина в отношении судопроизводства. Их нельзя судить за пределами города, они освобождаются от судебных поединков и мэрдрэма (mmdrum) — штрафа, которым облагались населенные пункты, на чьей территории обнаруживались неопознанные трупы. Их нельзя штрафовать за «невежество», то есть за неправильно употребленные слова и выражения в их прошениях в суд; в черте города запрещено всякое дознание; ограничиваются суммы денежных штрафов. Все эти правила означали особые привилегии жителей Дублина в низшем суде. Вдобавок они получали определенные свободы личности и имущественные права. Земля в черте города Дублина находится в свободной аренде — бегедже (Ьигдаде), застройку можно осуществлять по своему усмотрению, и все пространство в границах города находится в коллективном ведении. Никакой господин не вправе решать вопросы вступления в брак их детей или вдов. Они имеют право образовывать гильдии, «точно так же, как жители Бристоля» (Бристоль был для Дублина «материнским» городом).
Дополнительно ко всем этим правам провозглашались привилегии экономического порядка. Из них самым важным, вероятно, являлось освобождение от толла (то есть внутренних таможенных пошлин) на всей подвластной Иоанну территории. Предусматривались также гарантии в отношении долгов. С одной стороны, жителям Дублина позволялось накладывать арест на имущество должника, то есть завладевать собственностью того, кто не смог вовремя расплатиться по долгам. С другой стороны, сами они могли подвергаться такой мере воздействия только в случае, если лично являлись должником или поручителем должника. Иными словами, они освобождались от круговой поруки за других горожан, которая была типичной практикой в жизнеустройстве средневековых городов. Кроме того, в границах города они наделялись разнообразными торговыми монополиями. Иностранным купцам было запрещено покупать зерно, кожу или шерсть иначе, как у горожан. Они также не имели права продавать в розницу ткани, содержать таверны или торговать в городе дольше сорока дней. Ясно, что такие положения подразумевают наличие достаточно развитой системы торговли и городского органа регулирования купли и продажи. С другой стороны, законодательные привилегии должны были быть привлекатель-
190
Роберт Бартлетт. Становление Европы
ными для любой группы, которая стремилась освободиться от традиционно жесткой правовой регламентации либо хотя бы отчасти ограничить права господина. Городской закон как раз и выполнял эту двоякую функцию, и городская свобода всегда означала нечто большее, чем просто свобода торговать.
Ирландия также представляет хороший пример колониальной территории, где получила широкое распространение практика предоставления городских привилегий сельским районам — в целях привлечения новых поселенцев. Эти «сельские местечки-боро» (ruralboroughs), как их принято называть, были очень многочисленны. Известны около 240 ирландских боро, что составляет приблизительно одно поселение со статусом города на тринадцать миль7. Это меньше, чем в Англии того времени, где один город приходился в среднем на десять миль, но Англия вообще имела более высокую плотность населения (примерно вдесятеро выше, чем Ирландия) и значительно более обширную площадь пашни. В демографическом отношении Ирландия схожа с территориями между Эльбой и Одером, где города, как, например, в Мекленбурге, Померании или Си-лезии, отстояли друг от друга в среднем на тринадцать миль8. Очевидно, что не все из 240 населенных пунктов, имевших права городского самоуправления, исполняли функции города в экономическом отношении. На самом деле, есть мнение, что из них менее четверти (а именно — пятьдесят-шестьдесят) являлись городами в этом смысле слова9. Многие же оставались сельскими поселениями, но наделенными городскими привилегиями, которые служили тем магнитом свободы для поселенцев, о котором мы говорили в предыдущей главе. Во всяком случае, в определенный момент в городской язык начинает вливаться лексика, связанная с получением крестьянами свободы — borough, burgess, burgageи их производные. Похожим образом на Сицилии католические колонисты назывались бюргерами и пользовались гражданскими свободами горожан, даже если по сути они оставались сельскими жителями, только с особым статусом10.
Таким образом, городская свобода, понимаемая как совокупность особых привилегий и вольностей, становилась мощным стимулом для новых поселений порой независимо от соображений коммерческого порядка. Иммигранты селились в городах в стремлении получить доступ не только к торговле, но и к свободе. Епископ Рижский заявлял, что «город Рига привлекает к себе правоверных в большей степени благодаря своей вольности, нежели плодородными окрестными землями» 11. Многочисленные мелкие города, разбросанные по многим периферийным районам Европы, были призваны служить не только центрами торговли, но и стимулировать их заселение. Иногда, как было на Пиренеях, правовое оформление городов становилось следствием соображений военного порядка. После того, как в 1139 году Альфонс VII Кастильский отбил у мусульман Орэху, он даровал жителям города вольность от податей, свободное
7. Колониальные города и колониальные торговцы
191
право отчуждения собственности и другие юридические привилегии и гарантии. «Я счел целесообразным, — объявил он, — чтобы те, кто придет в Орэху, имели границы и права, дабы мавры, коим она принадлежала в прошлом, не могли вернуть ее себе, воспользовавшись слабостью или беспечностью христиан»12. Права и свободы привлекали поселенцев, а поселенцы, в свою очередь, реально закрепляли свершившееся завоевание. Об экономической стороне вопроса речи не идет.
При всем схематизме и официальном характере, дошедшие до нас хартии и законы городов проливают свет на те мотивы и ограничения, которые лежали в основе формирования новых городов в Европе в эпоху Высокого Средневековья. Анализ этого процесса предполагает изучение устремлений, опасений и намерений людей, основывавших и развивавших эти города. В формулировках и положениях их документов можно видеть конечный результат переговоров, коллизий и взаимных уступок всех сторон, вовлеченных в создание новых городов, феодала, городских предпринимателей, духовенства и новых поселенцев. Городская хартия была документом большого символического значения, который знаменовал собой начало нового исторического этапа.

СЕМЕЙСТВА СРЕДНЕВЕКОВЫХ ГОРОДОВ

Западноевропейская модель города, которая сформировалась в XII—XIII веках, включала наделение определенными привилегиями как самого населенного пункта, так и его жителей. Процесс этот по определению требовал некоего автора, то есть господина. Это не означает, что в действительности содержание предоставляемых льгот всякий раз вырабатывалось заново и феодалом и его горожанами. К XII веку уже существовал стандартный набор нормативных положений. Если говорить в самом общем ключе, то имелись некие базовые принципы городских свобод, такие, как статус свободного города, освобождение от пошлин, наделение монопольными, до определенного предела, правами в экономической жизни. Все эти моменты были неотъемлемой составной частью понятия инкорпорированного города. Если говорить в более частном плане, то один город мог заимствовать у другого целые структуры, ведающие вопросами городского управления, гражданским и уголовным судопроизводством и регламентацией хозяйственной жизни. Результатом становилось рождение целых семейств городов, то есть групп городских поселений, чья жизнь регламентировалась законами по образу и подобию «матери городов», по крайней мере вначале.
Примером такой группы могут служить города, жившие по кодексу законов Куэнка-Теруэль. Эта достаточно разветвленная система законодательных актов насчитывала порядка тысячи статей, которыми регулировались всевозможные аспекты жизнеустройства — от порядка наследования, рассмотрения дел об убийстве, не-
192
Роберт Бартлетт. Становление Европы
сения воинской повинности, отношений между иудеями и христианами до вопросов орошения полей и выпаса скота, функционирования общественных бань и даже наказания за кражу роз или лилий из чужого сада. Кодекс был пожалован Альфонсом VIII Кастильским жителям Куэнки вскоре после отвоевания города у мусульман в 1177 году. Примерно в то же время, но с другой стороны от границы Арагона, Альфонс II пожаловал фактически идентичный кодекс городу Теруэлю. От Куэнки и Теруэля этот свод законов распространился на юг на волне Реконкисты и к 1220-м годам достиг Андалусии. Получается, что эта конкретная модель города не была ограничена какими-то политическими рамками. Она устраивала как Кастилию, так и Арагон, и с равным успехом могла насаждаться на всей отвоеванной у мусульман территории. Можно без труда обнаружить и другие примеры семей городов, которые распространялись через границы королевства или феодального владения. Например, закон Бретейля в Нормандии, города, которому его лорд Вильгельм Фиц-Осберн около 1060 года даровал самоуправление, после нормандского завоевания Англии был пожалован новому владению Фиц-Осберна — Херефорду. К 1086 году североваллийский горо-док-боро Рудлан получил «законы и обычаи, которые есть в Гере-форде и Бретейле»Н Среди англо-нормандцев, пришедших в Ирландию после 1169 года, было много подобных роду де Ласи, то есть выходцев из приграничных с Уэльсом областей, и когда они основывали города, как де Ласи — Дрогеду, то даровали им законы БретейляН Таким образом этот не слишком значительный нормандский город для многих новых боро в Уэльсе и Ирландии превратился, благодаря серии феодальных завоеваний, в модель для подражания. Еще более разительным было значение великих городских кодексов Остзидлуига — законов Любека и Магдебурга, ставших фундаментом правовой и административной системы сотен поселений в Восточной Европе, до Нарвы на Финском заливе и Киева на территории современной Украины.
Степень зависимости дочерних городов от материнских могла быть различной. Иногда новый город только получал обычаи «старшего», и на этом его зависимость заканчивалась. В других случаях «младший» город мог обращаться к «старшему» за разъяснениями, когда требовалось уточнить какие-либо аспекты управления или судебной практики. Еще более тесной была взаимосвязь внутри тех семейств городов, в которых, как в случае с Любеком, «старший» город рассматривал тяжбы, поданные в суды дочерних городов. Первым делом осуществлялась передача обычаев судопроизводства, часто это делалось в форме направления дочернему городу книги законов. Например, Геттингенский свод законов Любека содержит текст закона в том виде, как он был направлен в Данциг в ответ на просьбу тамошнего герцога и горожан. Он начинается словами:

«В год 1263 от рождества Христова, во имя чести и любви, а также по просьбе блистательного господина Самбора, герцога Померелии, и во имя любви и по просьбе жителей Данцига, консулы города Любека повелели оформить письменно закон, данный им славным господином Генрихом, герцогом Саксонским..., что подтверждено в его хартии. Сим начинается установленный закон города Данцига, переданный им порядком консулами города Любека» 15.
В 1282 году депутаты от чешского города Литомержице (Лайтме-ритц) послали в Магдебург за экземпляром Магдебургского свода законов. Депутаты Магдебурга отправили им книгу, а в сопроводительном письме написали, в частности, что Литомержице, «как мы слышали, был заложен на основе наших законов» 1°. Распространение объемистого кодекса Куэнка-Теруэль было возможно только посредством книг. В Прибалтике и на Пиренеях практиковались переводы кодексов с латыни на местные языки, что лишний раз подтверждает тот факт, что передача правовых норм осуществлялась посредством письменных текстов.
Едва какой-нибудь новый свод законов переносился на новую территорию, как дочерние города сами становились «старшими» для новых семей городов или их подсемейств. В начале XIII века, к примеру, закон города Галле, который сам по себе являлся дочерним городом Магдебурга, стал моделью для новых поселений в Силезии. Промежуточное положение занимал герцогский город Шрода (Ноймаркт), община горожан, находившаяся в 180 милях (9 днях пути) на восток от Галле. До нас дошел документ, в котором члены городского управления Галле подробно разъясняют депутатам Шроды, что именно подразумевают «городские законы, соблюдавшиеся еще нашими отцами»17. Положения этого документа касаются тонкостей уголовного и наследственного права, определяют периодичность судебных заседаний, приводят требуемые формы доказательств и структуру главных гильдий. Это сжатое описание в основных чертах немецкого города, коорое впоследствии получило хождение в восточных областях, Город Шрода вскоре превратился из прилежной «дочки» в плодовитую «мать». Когда в 1223 году епископ Лаврентий Вроцлавский позволил своему местному представителю Вальтеру поселить немцев в торговом (рыночном) городе и деревнях на верхнем Одере, он начертал, что они должны подчиняться «тому же закону, что применяет герцог Генрих в Ноймаркте, иначе именуемом Шродой». В одном из недавних исследований перечислено 132 населенных пункта (в большинстве — между Одером и Вислой), где в Позднем Средневековье применялось право Шроды-Ноймаркта18.
Понятно, что тот иной город становился тем более известен, чем лучшего «качества» были его вольности. Арагонский город Хака был тому примером, и в 1187 году Альфонс II Арагонский горделиво провозгласил: «Я знаю, что люди в Кастилии, Наварре и других землях привыкли приезжать в Хаку, чтобы изучать здешние обычаи
194
Роберт Бартлетт. Становление Европы
и свободы и затем их перенимать»19. Однако подобное восхищение не всегда означало отсутствие критического взгляда, и примеров модификации и усовершенствования существующих кодексов тоже можно найти немало. Когда в 1261 году герцоги Силезии пожаловали Вроцлаву законы Магдебурга, они внесли в них ряд усовершенствований, в том числе уменьшили наполовину суммы штрафов, налатаемых судом20. Подобные модификации создавали внутри крупных типов правовых систем множество подсистем, и толкование взаимоотношений между ними превратилось практически в самостоятельную научную дисциплину. В частности, немецкая историческая школа изучает семейства сводов городских законов методами классификационной системы Линнея.
Некоторые города служили для других не просто моделью для воспроизведения, но и осуществляли постоянный законодательный контроль за «дочками». Например, городской совет Магдебурга (Schoffen, scabini) издавал регламентирующие инструкции для множества городов, членов обширной «Магдебургской семьи», которые раскинулись далеко на восток и на юг. В 1324 году они направляли в свой дочерний чешский город Литомержице письма, в которых отвечали на запросы, полученные от тамошних судьи, присяжных и членов совета, и давали рекомендации по таким разным предметам, как условия мирного договора между Литомержице и его недружественным соседом Уста (Аушиг), детали судебной процедуры и пределы юрисдикции, наказания за правонарушения; определяли порядок наследования и даже давали советы торговцам мануфактурой, как резать ткань. Таким образом осуществлялась верховная или надзорная юрисдикция, точно так же, как сам Литомержице применял Магдебургское право к многочисленным дочерним городам в своем регионе21. Аналогичную роль для немецких торговых городов в Прибалтике исполнял Любек. Консулы Любека издали свыше 3 тысяч апелляционных и разъяснительных документов, и это лишь небольшая часть оригинального материала22. Сходные правовые модели можно обнаружить и в Испании, где, например, в 1322 году Альфонс XI Кастильский повторно подтвердил апелляционную юрисдикцию Логроньо над «всеми местами, в которых действует закон Логроньо» 2-1
Такая трансрегиональная система городской судебной иерархии не всегда была по душе князьям, которые могли усмотреть в самом факте существования альтернативного и стороннего центра отправления правосудия угрозу собственному могуществу, и некоторые правители предпринимали попытки нарушить целостность этой сиетемы. В 1286 году герцоги Ополе (Оппельна) распорядились, чтобы
«Все и каждый, кто селится в наших владениях по фламандскому закону, в случае если в отношении закона возникают сомнения, не должны искать никаких сведений о том законе за пределами нашей земли, а в пределах наших владений — нигде кроме как в городе Рацибуже (Ратибор), невзирая ни на какие привилегии городов и деревень,
7. Колониальные города и колониальные торговцы
195
которые могут на первый взгляд противоречить настоящему указу. Также отныне не должен означенный город Ратибор иметь какое-либо касательство, будь то от своего имени или от чужого, к любому населенному пункту извне, но должен решать все дела, кои возникают там или по обычаю приносятся туда на рассмотрение, на месте, со страхом Господа, как велит их вера, и никакие апелляции не следует адресовать ни нам, ни в любые другие места»24.
Целью герцогского указа было свести судебно-правовые отношения поселенцев к фламандскому праву с высшей инстанцией в городе Ратиборе, одному из главных в герцогстве. Это означало бы действие на всей подвластной им территории единой судебно-правовой иерархии, с отсечением какого бы то ни было влияния внешних авторитетов. Здесь мы имеем классический пример той замкнутой и однородной судебно-законодательной системы, к какой стремится всякое суверенное государство. Однако в XIII веке и позднее это стремление имело мощную альтернативу в лице международной сети городов. Распространение единых судебно-правовых норм от родительских городов к дочерним по торговым путям и дорогам переселенцев шло более активно, нежели внутри узких границ монархических владений.
Города были нужны князьям как источник благосостояния, но в их вольности была заключена и своя опасность — они могли выйти из подчинения. Особый акцент на независимости города, характерный для закона Любека, пробуждал в некоторых правителях определенное недоверие, и, например, Тевтонские рыцари отвергли применение этого закона в своих землях, отдав предпочтение собственному, менее независимому кодексу — Хелминскому. Данциг и Мемель (Клайпеда), где вначале применялось право Любека, были принуждены отказаться от него под давлением Тевтонского ордена. Однако лишь к Позднему Средневековью наступление князей на городскую автономию приняло массированный и действенный характер. Между концом XV и серединой XVII веков апелляционной юрисдикции Любека был положен конец, поскольку окрестные города в судебно-правовом плане объединились с территориями соседних правителей либо оказались в непосредственной юрисдикции своих номинальных господ. И все же в эпоху Высокого Средневековья больше, чем в наложении каких-либо ограничений на города, князья были заинтересованы в их развитии, даже если это развитие шло на основе заимствования каких-то моделей извне.
Сеть межгородских контактов — будь то торговые связи, семейные узы или судебно-правовое соподчинение — имела сердцевиной ключевые районы центральной части Западной Европы и в географическом плане расходилась от центра к периферии. Раньше всего городских вольностей добились области вокруг Рейна, причем в самом полном и известном виде — в Юи-на-Маасе25. Во всех других областях города стали брать за образец модель Лотарингии и Рейнской области. Лучи этого влияния расходятся радиально во
196
Роберт Бартлетт. Становление Европы
7. Колониальные города и колониальные торговцы
197
всех направлениях — от Нормандии до Англии, Уэльса и Ирландии, от Вестфалии — через Гольштейн в Эстонию, от Новой Кастилии — в Андалусию. Шотландское городское право изначально происходило от законов Ньюкасла-на-Тайне, а в Богемии первые городские конституции были созданы на базе саксонских моделей.
Аналогичная картина характеризует и распространение в языке связанной с городской жизнью лексики. Само слово «бюргер» (от латинского burgensis), которое, по-видимому, ведет начало из тех времен, служило обозначением человека, который получил новый юридический статус полноправного члена городской общины со всеми правами инкорпорированного города. Зародившись в центре Западной Европы, это слово распространилось на периферию. Впервые термин употребляется в XI веке в Лотарингии, Северной Франции и Фландрии. Слово burgensesвстречается в хартии города Юи 1066 года. На Британских островах это слово фигурирует в Книге Страшного суда 1086 года для Англии и Рудлана в Уэльсе, в Шотландии — в первой половине XII века и в Ирландии — в 70-х годах XII века. Здесь мы встречаем его в хартии Генриха II в отношении Дублина. Это слово распространилось и в славянских областях Европы, причем в документах Богемии оно впервые появляется в 1233 году2". Имея германо-латинское происхождение, слово «бюргер» и его производные получают широкое распространение повсюду, где развивается средневековая экспансия: греческий текст «Морейской Хроники» использует термин bourgeses, в Румынии горожан называют Ьигдаг или pirgar— от Burger, а в Уэльсе новые жители городов из числа переселенцев именуются bwrdais27. Латинизированный вариант немецкой лексики, относящейся к правовому статусу городов и их граждан, оказался воспринят носителями кельтских, славянских и других языков благодаря тому, что формализованная модель города как такового (с определенными правовыми особенностями) была привнесена сюда из романо-германского мира.

ИММИГРАЦИЯ ГОРОЖАН

Зародившись в XI веке в ходе экспериментов в Лотарингии, Фландрии, Вестфалии или Северной Испании, новые конституционные модели и лексика оказались в последующие столетия перенесены или заимствованы в качестве образца городскими поселениями Северной и Восточной Европы и Испании эпохи Реконкисты. Однако надо ясно представлять, что это распространение правовых основ не было чем-то бесплотным. Для того, чтобы стать городами не только в юридическом, но и в экономическом смысле, новым и растущим городским поселениям в эпоху Высокого Средневековья явно требовался ощутимый приток иммигрантов для формирования и поддержания на определенном уровне их населения. В центральных областях Западной Европы эта иммиграция
часто носила сугубо локальный характер, когда в города устремлялись многочисленные сыновья и дочери крестьян из соседних деревень. Например, из 47 горожан Стратфорд-на-Эйвоне, чьи имена известны по документам 1252 года, 42 (то есть 89 процентов) были родом из деревень в радиусе 16 миль от города28. В пограничных областях латино-христианского мира, таких, как Восточная Европа, Испания Реконкисты или кельтские земли, напротив, население городов тоже было иммигрантским по сути, но происходило из более отдаленных областей.
Как явствует из хартий «франкам», подобным той, что Альфонс VI пожаловал поселенцам Логроньо в 1095 году, уже ко второй половине XI века малые города, лежавшие по окраинам Пиренейского полустрова либо на традиционных паломнических путях в Сантьяго, насчитывали большое число горожан, прибывших издалека, в первую очередь из Франции29. «Саагунская хроника», составленная, по-видимому, в начале XII века, рассказывает, как тот же король
«издал указ о том, что там надлежит основать город, собрав со всех сторон света горожан, представителей разных ремесел... гасконцев, бретонцев, германцев, англичан, бургундцев, нормандцев, тулузцев, провансальцев и ломбардцев, и многих других торговцев разных наций и языков; и таким образом он заселил и образовал город немалых размеров»30.
В арагонский город Уэска, который в 1096 году был отвоеван у мусульман, поселенцы из Северной Франции прибывали на протяжении целого поколения: есть документ 1135 года, в котором упоминается собственник по имени Гумфред из Фалеза, жена и дети которого носили чисто французские имена — Оделина, Вильгельм, Иоанн, Гуго, Одетта и Аррамборж31.
В тех областях Пиренейского полуострова, которые были отвоеваны у мусульман в XII—XIII веках, развитие городов происходило на фоне уже достаточно густой сети поселений городского типа. В X—XI веках исламская Испания была несомьенно наиболее урбанизированным регионом Западной Европы. Неудивительно, что здесь не наблюдалось того бурного роста числа новых городов, каким характеризовались, например, области Восточной Европы или Британских островов. Конечно, определенное число осознанно спланированных новых поселений или колоний имело место. Главным образом они основывались на новом месте либо на месте населенных пунктов сугубо сельского типа. Примером служит Сьюдад Реал, основанный Альфонсом X в 1255 году:
«Он повелел, чтобы люди из его владений пришли сюда, начертал, как надлежит заложить новый город, и приказал назвать его Вилла Реал; указал, как спланировать улицы, определил места, где должна пройти городская стена, и повелел установить каменные ворота в том месте, где в город входит дорога из Толедо» 32.
198
Роберт Бартлетт. Становление Европы
7. Колониальные города и колониальные торговцы
199
Затем король даровал новому городу законы Куэнки33 План города Сьюдад Реал, с его простой симметрией, дорогами, идущими через шесть ворот («Пуэрта де Толедо», «Пуэрта де Калатрава» и т.п.) и сходящимися на центральном рынке, к которому примыкает собор св. Марии, говорит не о случайном, а о спланированном характере его застройки. Однако в целом для Испании такие города были исключением34.
С другой стороны, многие города для своего возрождения нуждались в притоке новых жителей после долгого периода приграничных войн и завоевательных походов. Когда в начале XII века Тарра-гона была взята христианами, граф Барселоны даровал ее Таррагон-ской епархии, описывая ее при этом как «город Таррагона, который оставался разрушен и покинут на протяжении многих лет, не имея ни землепашца, ни жителей. Я жалую его вам... для восстановления... Я даю вам свободу... собирать людей где только возможно и какого угодно ранга для заселения этой земли»35. Когда Фердинанд III взял Хаэн, «он послал за поселенцами во все края, пообещав большие свободы всем, кто придет сюда жить»36.
В других случаях христианское войско завоевателей могло встретить город с уже значительным населением, как было с великими южными столицами — Валенсией, Кордовой и Севильей. Севилья в 1248 году отошла к королю Кастилии. Большая часть мусульманского населения была изгнана. На протяжении последующего десятилетия королевские комиссары занимались распределением земельной собственности в городе и окрестностях: 43 крупных земельных владения получили князья, феодалы, епископы и военные ордена; 200 малых поместий были пожалованы рыцарям, и даже рядовые воины получили небольшие имения. Свою долю получили также король, вновь назначенный архиепископ и городской совет. Новые землевладельцы привлекали новое население. Иммиграция в Севилью эпохи Реконкисты затронула практически каждую часть Пиренейского полуострова, и поселенцы в большом количестве прибывали даже из таких отдаленных областей, как Галисия и Старая Каталония. Большинство переселенцев были из Старой Кастилии, многие также прибывали из Леона и Новой Кастилии. Эти три региона образовывали большой массив земли в северной части центральной Испании, от реки Тахо до северных горных хребтов, и служили мощным источником людских ресурсов, поставляя городу новых жителей-христиан37.
Такими путями протекало масштабное переселение, в ходе которого в XI—XII веках в Испанию переместилось множество французов, а испанцы с севера переселились в центр и на юг полуострова, в новые, оставленные или отвоеванные у мусульман города. В то же самое время иммиграционные процессы преображали и Восточную Европу. Здесь развитие городов часто сопровождалось массированной немецкой иммиграцией. Когда в 1228 году королева Богемии Констанца даровала южноморавскому городу Годонин (Гединг)
права города, она в своей хартии объявила: «мы призвали к себе достойных немцев и поселили их в нашем городе» 3°. Краков представляет собой хороший пример польского города, преображенного как немецкой иммиграцией, так и заимствованной у немцев системой городского права. Эта древняя польская крепость получила новую жизнь в 1257 году, когда герцог Болеслав, местный правитель из династии Пястов, установил в городе порядок по образу и подобию магдебургского: «город Краков был преобразован на основе германского права, и герцогские сановники изменили облик рыночной площади, домов и дворов»39. Он намеревался «собрать здесь людей из многих краев», но особо оговаривал, что польское сельское население не может пользоваться правами граждан нового города40. Основанием для такого ограничения был не национальный признак как таковой, а опасение, что это приведет к оттоку жителей из его владений или земель других сеньоров. В результате уже и без того достаточно немецкий по духу Краков стал еще более германским городом. Его бюргеры были немцы по имени, языку, культуре и присхождению, а правовой моделью для них также служил старонемецкий город. Таким же образом оказались германизированы многие крупные торговые города Восточной Европы, другие же (как, например, описанная ниже Рига) и вовсе целиком представляли собой поселения немецких иммигрантов.
Города типа Кракова и Риги специализировались на дальней торговле. Во внутренних же районах Восточной Европы того времени получил развитие еще один вариант урбанизации по немецкому типу — создание сети небольших рынков и торговых центров локального масштаба. Хороший пример тому дают города Мекленбур-га. Помимо двух балтийских портов, Ростока и Висмара, города Мекленбурга были вызваны к жизни главным образом потребностями близлежащих районов, и изучать их надо именно с точки эрения их локального значения. Великие торговые пути, сыгравшие столь важную роль для роста торговых городов на балтийском побережье и в устьях рек, не могут служить объяснением образованию многочисленных мелких городов в материковом Мекленбурге.
Первые города этой области, получившие самоуправление, были основаны в середине XII века немецкими завоевателями: Любек — графом Адольфом Голыптейнским, Шверин — Генрихом Львом Саксонским. Однако развитие городов под эгидой местной династии началось только после 1218 года. Именно в тот год Генрих Бор-вин Мекленбургский даровал Любеку закон города Ростока. В хартии перечисляются десять консулов Ростока, все — с немецкими фамилиями, что заставляет думать о том, что иммигрантская олигархия пользовалась благосклонностью местных правителей. Рос-токская хартия сыграла роль стартового пистолета: в последующие Шестьдесят лет по всему Мекленбургу была создана целая сеть Малых городов, в среднем по городу в каждые два года. Наиболее активными проводниками политики создания этих городов высту-
200
Роберт Бартлетт. Становление Европы
пали как раз правители Мекленбурга, которые щедро издавали в отношении новых поселений хартию за хартией. Например, Николас Мекленбург-Верльский (1227—1277), внук Генриха Борвина, наделил законом города Шверина — через посредство мекленбург-ского города Гадебуша — восемь населенных пунктов. Они составили одну из трех доминирующих семей городов в этом регионе, наряду с семейством Любека, чья система права передавалась малым городам через юрисдикцию Ростока и Висмара, и Пархима. Последний получил статус города в 1225/26 году из рук Генриха Борвина:
«Мы отдали землю Пархима — неприютную, пустынную и лишенную дорог — христианским колонистам, которых пригласили издалека и из окрестных областей. Мы также построили в этой земле город и наделили его надлежащими правами и юрисдикцией, благоприятной и полезной для жителей и самого города.
И прежде всего мы даровали этому свободному городу и всем его гражданам все права»41.
Собственно, суть городского закона Мекленбурга в общем и целом мало отличалась от того, что мы видели в таких, к примеру, документах, как дублинская хартия 1192 года: освобождение от дорожной пошлины, льготные суммы штрафов, свобода наследования и тому подобное. Здесь опять-таки за основу была взята конкретная модель, привлекательность которой отчасти и заключалась в легкоети воспроизведения.
Таким образом обрел новый облик ландшафт Мекленбурга, раскинувшегося на площади в 4,5 тысяч квадратных миль. К XIV веку, в противоположность тому, что было столетием раньше, повсюду стояли небольшие города, каждый со своей приходской церковью, рынком, тюрьмой и, возможно, зачатками оборонительных сооружений. В конце XIII—XTV веках некоторые из этих центров уже имели свои монастыри, как, например, Рёбель, где был доминиканский монастырь и дом кающихся грешниц (в процессе развития городов появлялась новая специализация)42. Городская культура была по преимуществу немецкой, при том, что многие города были созданы на месте славянских деревень и даже имели славянские названия. Хороший пример тому дает Крёпелин: в этом городе со славянским названием члены городского совета поместили на своей печати изображение калеки, поскольку слово «калека)) по-немецки (Кгирре!) созвучно старому названию города43. Но и независимо от этимологии городов важно то, что их жители ощущали себя немецкими гражданами. Германское колониальное заселение Восточной Европы в корне отличалось от мощной сети торговых центров Высокого Средневековья в лице итальянских городов Восточного Средиземноморья именно в силу существования населенных пунктов типа Гадебуша, Пархима и Крёпелина, то есть небольших, тесно связанных с окрестными селениями торговых центров, жители ко-
торых были купцами и ремесленниками немецкого происхождения со своим, достаточно узким кругом интересов. Именно малые торговые города стали проводниками необратимого культурного преобразования обширных областей Европы.
7. Колониальные города и колониальные торговцы
201
европа
Карта 7. Граждане Дублина ок. 1200 г.: происхождение, установленное но топониму
Точно так же, как в Восточной Европе урбанизация шла рядом с германизацией, в кельтских областях она сопровождалась англика-низацией. Инкорпорированные города, появлявшиеся в Шотландии, Ирландии и Уэльсе в XJI и XIII веках, характеризовались прежде всего иммигрантским населением, по преимуществу английского происхождения. Свет на состав населения Дублина на рубеже XII и XIII веков отчасти проливает дошедший до нас документ — реестр купеческой гильдии, обнаруженный в архивах дублинской корпорации, где перечислены члены гильдии этого англо-нормандского города44. Самая ранняя часть списка (приблизительно 1175—1205 гг.) включает около 2800 имен и фамилий, из которых около 40 процентов имеют составной частью указание на происхождение из той
202
Роберт Бартлетт. Становление Европы
7. Колониальные города и колониальные торговцы
203
или иной местности, не говоря о более общих вещах (например, Ричард из Корнуола, Пьер Француз и т.п.). На карте 7 отмечены те родные места дублинских купцов (в пределах Британских островов), на которые приходится не менее трех членов гильдии. Сразу видно, насколько прочная связь существовала по линии Дублин-Бристоль, по которой в город переместилось большое число жителей из бассейна реки Северн, глубинной области Бристоля. Большинство эмигрантов прибыло из южного Уэльса, из пограничных графств так называемой Западной Страны и из городов центральных графств. Существенный контингент поставляли также Лондон и Винчестер, давнишние городские центры юго-востока. Менее значительным, но также заметным был приток переселенцев с северо-запада, в особенности из Карлайла, а также из Шотландии и других ирландских городов англо-нормандского происхождения. Поразительным является также факт, что большинство этих горожан носили фамилии, которые происходили от названий населенных пунктов городского типа. Иными словами, это были не селяне, а горожане, перебравшиеся в новый город.

РАСПРОСТРАНЕНИЕ ТОРГОВЛИ

Экспорт западноевропейских моделей города и рост городского населения были тесно связаны с торговой экспансией, начавшейся в XI веке и взорвавшей Старый Свет в последующие два столетия. Колониальные города явились творением колониальных торговцев. В самом деле, одним из наиболее наглядных примеров экспансии Высокого Средневековья служит распространение западноевропейской морской торговли, которая в X веке была ограничена узкими рамками, а в XIV превратилась в широкую сферу деловой активности итальянских и немецких ганзейских купцов. Эта трансформация протекала постепенно, но б XI веке ее темпы заметно ускорились.

Деятельность итальянских купцов

Торговые связи, осуществляемые по Средиземному морю, для Средних веков не были чем-то необычным. Уже в X веке, и даже ранее, купцы из Амальфи и Венеции плавали в морские города Византии и исламского мира. Так, известно, что во время беспорядков в Каире 996 года были убиты и ограблены более сотни итальянских купцов4^ Тем не менее в XI веке свидетельств этой торговли заметно прибавляется и в игру вступают все новые города, в первую очередь Пиза и Генуя. Ко второй половине столетия агрессивно настроенные отряды купцов, пиратов и крестоносцев из этих городов высаживались по всему средиземноморскому побережью, вели торговлю в больших портовых городах типа Константинополя и Александрии, грабили, как в 1087 году произошло с Аль-Махдия на севе-
ре Африки, предпринимали попытки создания крестоносных государств, как в 1097—1098 гг. в Антиохии и в 1099 г. — в Латакии. Итальянцы прочно захватили инициативу в средиземноморской торговле, и отныне до конца средневековья алчный, а порой и опасный итальянский купец стал вездесущей фигурой в этом регионе.
Создание государств крестоносцев в последнее десятилетие XI и в первой четверти XII века открывало итальянским купцам новые возможности. Молодые государства были своего рода аванпостами, Утремераыи, и сильно зависели от снабжения товарами по морю. Однако своего флота у них не было, и они оказывались один на один с могущественными морскими силами соседнего Египта и Византии. В этих условиях государства крестоносцев быстро попадали в зависимость от итальянцев: галеры западных городов давали им защиту. Классический пример торга, который наглядно показывает, что могли предложить итальянцы и чего они хотели взамен, мы имеем в лице так называемого «Пакта Вармунди»   (PactumWar-mundi) 1123 года46. Это соглашение, заключенное между венецианским дожем, только что завершившим весьма успешную экспедицию против египетского флота, и представителями Иерусалимского королевства (сам король находился в плену). Документ был заключен непосредственно перед нападением крестоносцев на Тир, прибрежный город, остававшийся в руках мусульман. По сути дела венецианцам была предложена четверть всей торговли в любом городе королевства, самостоятельность во всех судебных тяжбах, где они выступали ответчиками, и льготы по налогам и пошлинам. В дополнение они получали третью часть городов Аскалон и Тир после их завоевания, «чтобы владеть ими свободно и полновластно... до скончания веков». По прошествии шести месяцев, благодаря венецианской блокаде, Тир пал.
Предусматривавшееся «Пактом Вармунди» торговое поселение венецианцев в Палестине должно было представлять собой небольшую часть города, где те могли создать себе «Венецию в миниатюре». Им полагалось иметь собственную церковь, улицу, площадь, баню и пекарню; они могли торговать друг с другом, используя венецианские меры. Для урегулирования внутренних тяжб у них был «суд венецианцев». Характерной приметой времени стали такие культурные и правовые анклавы, которые итальянские купцы стремились создавать повсюду, где оказывались. Например, город Акра, в XIII веке — столица Иерусалимского королевства, имел генуэзский, венецианский и пизанский кварталы площадью соответственно 16, 11 и 7 акров47. В венецианском квартале была церковь, посвященная покровителю Венеции — св. Марку, фондако (fon-daco) — комплекс деловых зданий включая склады, лавки и контору, где заседали венецианские официальные лица, осуществлявшие управление кварталом; дома и магазины, сдававшиеся в аренду, иногда на год, иногда на пассагий (passagium), то есть период, когда в порту стояли венецианские караваны; гавань и набережная. На-
204
Роберт Бартлетт, Становление Европы
конец, весь район был обнесен стеной. Помимо странствующих купцов существовало постоянное население из числа эмигрантов, как, например, упомянутый в одном документе Никола Морозини, чей отец жил на побережье в Триполи, а дед, Пьетро Морозини, в XII веке переселился из Венеции в Святую землю.
Венецианцы, пизанцы и генуэзцы вели торговлю по всему Средиземноморью, независимо от того, кто стоял у власти в том или ином государстве — латиняне, греки или мусульмане. В 1082 году венецианцы создали свой особый квартал в Константинополе, а в следующем столетии их примеру последовали соперники. В 1173 году пизанцы заключили договор с египтянами о создании фондако в Александрии48. Со временем эти торговые форпосты итальянских купцов на Средиземноморье превратились в полновесные колонии. Это уже не были привилегированные анклавы в приморских городах под эгидой крестоносных королей, греческих императоров или мусульманских султанов, а автономные территориальные образования,  крупные  и  не  очень,  привязанные  к  основным торговым путям. Налицо были все социальные признаки колонии — узкая эмигрантская элита, поддерживавшая тесные связи с метрополией, и многочисленное недовольное население другой этнической группы и иной веры. В этом процессе участвовали все крупные торговые города Запада, как правило — в кровавом соперничестве друг с другом.
Перед Венецией большие возможности для территориальной экспансии открылись в 1204 году. До этого город какое-то время довольствовался влиянием на далматинском побережье. В 1204 году разорившиеся франкские рыцари-крестоносцы были наконец вынуждены реализовать идею, на протяжении ста лет подспудно зревшую в лагерях крестоносцев — штурмовать и захватить Константанополь. Опираясь на поддержку венецианского флота, они обязаны были щедро поделиться с Венецией. Заключенное соглашение предусматривало, что венецианцы получат три четверти добычи, право назначить половину членов комиссии для избрания нового императора Латинской империи и три восьмых от завоеванных земель. Отныне дож Венеции носил титул «господина трех четвертей всея Римской империи». Военная и политическая реальность сложилась таким образом, что венецианцы так и не получили обещанного сполна, но территории в Эгейском море к ним отошли, отчасти в качестве прямых доминионов, отчасти — как владения венецианских вассалов.
Крупнейшим из территориальных владений Венеции, приобретенных в результате падения Константинополя, в период, когда равновесие между латинянами и греками удерживалось посредством переговоров и военных действий, был Крит49. Потребовалось несколько лет войны против Генуи, прежде чем венецианцы сумели утвердить на острове свое господство, но к 1212 году наконец сломили латинскую оппозицию и приступили к созданию на острове
7. Колониальные города и колониальные торговцы
205
венецианской колонии. Крит был поделен на «шестые доли», каждая из которых была названа в честь одного из шести районов самой Венеции (Каннареджио, Сан Марко, Сайта Кроче и т.д.). То был зримый отпечаток географии метрополии на завоеванной земле. На Крит были набраны поселенцы из рыцарей и пехотинцев, и первая группа в количестве 132 рыцарей и 48 пеших воинов прибыла на остров в 1211 году. За ней последовали другие партии переселенцев — в 1222, 1233 и 1252 годах. Была создана латинская церковная иерархия, с архиепископским престолом в Кандии и десятью викарными епархиями, в которых получили престолы венецианцы и другие итальянцы, в том числе множество монашеского сана. В 1264 году Крит можно было описать как «оплот и мощь сегодняшней империи латинян»50, и на то были все основания: лишь в 1669 году, после ожесточенной борьбы, венецианцы лишились острова.
европа
Карта 8. Капиталовложения генуэзских торговцев в Средиземном регионе, 1115—1164 (по Балароу 1978)
Самым заклятым соперником Венеции был лигурийский город Генуя, который уже в X веке начал снаряжать морские экспедиции в западную часть Средиземноморья, а в 958 году получил городские вольности, которые принято считать «древнейшими в Европе»51. Как и венецианцы, генуэзцы извлекали выгоду из своей причастности к крестовым походам. В 1098 году Боэмунд Тарентский из Антиохии пожаловал им церковь, рьшок, фонтан и тридцать жилых домов52. Как явствует из нотариальных документов 1155—1164 го-
206
Роберт Бартлетт. Становление Европы
дов, генуэзские купцы вели торговлю в Александрии, по Левантийскому побережью, на Сицилии. Их торговые пути простирались также на юг Франции, север Африки и в Константинополь (см. карту 8). В 1147—1149 годах генуэзские корабли участвовали в захвате испанских городов Альмерия и Тортоса у мусульман, а к концу XII века они экспортировали фламандские ткани на Сицилию^.
Экспансия генуэзских купцов в Восточное Средиземноморье немедленно привела к конфликту с Венецией. Так, в 1170 году генуэзский торговый квартал в Константинополе был разграблен венецианцами. Казалось бы, триумф венецианцев в четвертом крестовом походе должен привести со временем к полному вытеснению генуэзцев с Эгейского и Черного морей. В сирийском крестовом походе территориальный конфликт в Акре, вошедший в историю под названием Войны св. Саввы, окончился поражением генуэзцев. Поворотный пункт в их судьбе наступил в 1261 году, когда община вступила в союз с византийским императором, который в том же году отвоевал у латинян свою столицу Константинополь. Начался период, когда генуэзцы «не только вытеснили греков из морских перевозок и торговли, но и венецианцев превзошли по богатству и ресурсам»54. В последующие пятьдесят лет они заполучили крупное поселение в Пере, напротив Константинополя, и остров Хиос, не считая ряда коммерческих монополий и доступа к черноморской торговле.
Вокруг Черного моря, на окраинах татаро-монгольского мира, генуэзцы основали торговые форпосты и колонии в качестве перевалочных пунктов на торговых путях, ведущих в Китай. Повсюду на этих берегах можно было встретить выходцев из Генуи и ее внутренних районов. Когда Эдуард I Английский в порядке одного из тех невероятных дипломатических обменов, какие имели место во второй половине XIII века, направил своего эмиссара Готфрида де Лэнгли ко двору ильхана Персидского, верный рыцарь отправился через Геную, Константинополь и Трапезунд и лишь затем углубился дальше в материковые районы55. В Трапезунде английские посланники купили коня у «генуэзского купца Бенедикта», а сам посол хранил свой багаж в доме Никола Дориа, представителя благородного генуэзского рода, который в то время руководил монетным двором правителя Трапезунда из династии Комнинов.
На северном побережье Черного мора существовали другие генуэзские колонии, в частности, Тана на Азовском море, где примерно в 1360 году стояли церкви, посвященные св. Марку, св. Марии (францисканская), св. Доминику (доминиканская) и св. Якобу, религиозные братства св. Антония и св. Марии, кладбища монахов нищенствующего ордена и других католиков56. Именно здесь пожелал быть погребен Андало Бассон, и «чтобы тело его везли четыре верблюда». Ддва ли можно найти более яркий пример сохранения религиозных и культурныъх традиций в чуждой среде,
7. Колониальные города и колониальные торговцы
207
чем в этом случае исполнения погребальных католических обрядов с помощью четырех животных пустыни.
Недалеко от Таны, на южном берегу Крыма, лежала Кафа (нынешняя Феодосия), самая значительная из черноморских колоний Генуи. Генуэзцы заполучили ее в награду за поддержку мятежных византийцев и к 1281 году посадили там своего консула. С того времени и вплоть до 1475 года, если не считать одного непродолжительного перерыва, Кафа играла роль центра черноморской торговли, «еще одной Генуи»57, рынка шелка, специй и рабов, крупного узла, куда сходились торговые пути из самых отдаленных районов Старого Света.  Нотариальные записи Ламберто ли Самбученто 1289—1290 годов позволяют составить достаточно детальную картину этой колонии в XIII веке. В те времена город, по всей видимости, не был обнесен стеной, имелось лишь какое-то ограждение, за которым находилась бойня. Город делился на «кварталы» (contrade), по образу и подобию самой Генуи, однако свидетельств четкой этнической сегрегации у нас нет, Итальянцы, греки, армяне и сирийцы жили в тесном соседстве. В городе был целый ряд районов-фондако, францисканская церковь, лечебница св. Иоанна и большое здание консульской администрации на главной площади, где консул вершил судебные дела и нотариусы трудились над деловыми бумагами. Из 1600 имен и фамилий, встречающихся в записях Ламберто, почти 600 носят явно выраженный топонимический характер. Три четверти этой группы происходили из городов и деревень Лигурии, главным образом прибрежных, и еще 16 процентов — из бассейна реки По. Большинство этих людей были несемейные, настроенные в конечном итоге на возвращение домой.  Примером может служить Буонсиньоре Каффараино, который в 70—80-е годы XIII века, как явствует из сохранившихся документов, занимался торговлей на Майорке и Корсике, в Константинополе и в Причерноморье58. Он вел дела с влиятельным родом Дориа и со многими людьми из Сан-Ремо. Этот город, находившийся под юрисдикцией Генуи, по-видимому, и был его родиной. Он покупал и продавал корабли, например, «Святого Франциска», который, как мы узнаем из бумаг той эпохи, фрахтовал на перевозку рыбы из Таны в Константинополь, и имел земельную собственность и временное жилище в Кафе, В Тане сходились торговые пути, которые шли через все Черноморье, в первую очередь его восточную часть, и вели далее в Константинополь и Геную. (См. карту 9.)
После разрушительной осады Кафы татаро-монголами в 1307— 1308 годах генуэзцы покинули город, но вскоре отторговали свое возвращение. Магистрат города Генуи, отвечавший за заморские дела, выступил в 1316 году с планом реконструкции Кафы, которая вскоре вновь расцвела. Была возведена и продлена крепостная стена К 1352 году она имела протяженность более 2 000 футов, а в конце XIV века уже свыше 16 000 футов. Была воздвигнута цитадель с часовой башней. В городе действовали двадцать семь латин-
208
Роберт Бартлетт. Становление Европы
ских церквей, тринадцать греческих и одна армянская, не считая мечетей и синагоги. В 1322 году Кафа стала центром епархии и обрела плеяду францисканских и доминиканских епископов, среди которых были Конрад Брегенский (1358—1376) и Иероним Генуэзский (ок. 1404 г.). Епархия просуществовала вплоть до ее подчинения Османской империи. Сохранился документ 1386 года, в котором  называется  свыше  тысячи латинян-жителей  Кафы.   Самой крупной статьей торговли являлись рабы, их продавалось порядка полутора тысяч в год, они вывозились в города Италии, Испании или Египта, находившегося под властью мамлюков. Однако наиболее заметную статью экспорта из Кафы, скорее всего, представляла «черная смерть». Именно отсюда на одном из генуэзских кораблей чума была завезена в Западную Европу в 1347 году. Такова была «Кафа, генуэзский город на одной из окраин Европы» ^9
7, Колониальные города и колониальные торговцы
209
европа
Карта 9. Генуэзская торговля на Черном море, 1290 (по Баяароу 1978)
Модель, по которой происходило становление и развитие итальянских колоний, обнаруживает определенное сходство с колониями Британской империи на рубеже XX века. Это тоже были группы островов и отдаленные форпосты, разбросанные по магистральным торговым путям, соединявшим метрополию с далекими рынками. На самом деле, уже было замечено, что схожим для этих двух колониальных держав была даже протяженность пути до их колоний: «месяц требовался на плавание от Венеции до Кании (Крит) — ровно столько же, сколько уходило на путешествие из Лондона в Бомбей; путь из Венеции в Константинополь равнялся плаванию из Лондона в Гонконг и составлял семь-восемь недель; и около трех месяцев отделяли Венецию от Трапезунда или Таны — точно так же, как Лондон от Новой Зеландии». Конечно, в эпоху паровых судов масштабы этих плаваний были намного больше, нежели во времена галер, но общая схема географических взаимоотношений между метрополией и островами оставалась той же. Продолжительность пути из Италии на Восток определялась особенностями навигации того времени, тяготевшей к береговой линии, с частыми заходами в порты. Это означало, что круговое плавание по Черному морю могло растянуться месяцев на девять, особенно если учесть, что в зимнее время навигация, как правило, прекращалась вовсе. И только после появления в XTV веке большой галеры стало возможно делать два похода на Восток за навигацию60.
Итальянские суда, в эпоху Высокого Средневековья главенствовавшие на Средиземном и Черном море, были двух основных типов. Первый — так называемый «круглый корабль» с небольшой осадкой и скругленными килем, придававшим ему фактически полукруглые очертания. «Круглое судно» передвигалось силой ветра, было оснащено треугольным (латинским) парусом и направлялось рулевыми веслами на корме. Среди этих судов встречались очень крупные, двух- и трехпалубные, с двумя или тремя мачтами, что в XIII веке уже не являлось редкостью. Второй крупной разновидностью морского торгового транспорта той эпохи была галера. Она приводилась в движение двумя способами — посредством паруса и весел, а следовательно, имела гораздо более низкую по сравнению с «круглым судном» осадку. Весла были незаменимы при входе и выходе из гавани либо плавании вблизи берега, однако долго заменять собою парус они не могли.
Главенствующее положение итальянского флота на Средиземноморье в эпоху Высокого Средневековья подтверждается не только его монополией на транссредиземноморские пути, соединявшие латинский Запад с восточным и южным побережьем, но также его участием в перевозках мусульманских паломников между северо-западом Африки и Египтом. Без превосходства западноевропейцев на море было бы невозможно создание колониальных форпостов и бастионов, происходившее на протяжении XI—XIII веков. Морское господство вновь и вновь обеспечивало поддержку предприятиям крестоносцев, а подчас спасало их от фиаско. Самому Саладину приписывается такое высказывание: «До тех пор, пока ситуация на море остается в пользу потивника.., наша страна будет томиться в
210
Роберт Бартлетт. Становление Европы
их руках»61. Точно так же осознавали свое спасение и жители узкой прибрежной полосы, какую представляло собой в XIII веке Иерусалимское королевство:
«Город, называемый ныне Акра... является прибежищем христиан в Святой земле благодаря омывающему его с запада морю, по которому прибывают корабли, полные людей, еды и оружия. Те, кто там живет, получают от островов, стоящих в море, большое подспорье» 62.
Даже в последние, отчаянные дни государств крестоносцев в Леванте какой-нибудь морской форт христиан был в силах остановить продвижение мусульман, поскольку у тех «не было флота, достаточно сильного для того, чтобы отсечь пути снабжения форта и оставить его в изоляции»63. В 1291 году последние из христиан сумели покинуть осажденную Акру морем: подобно вертолетной авиации нашего времени, превосходство на море в XIII веке послужило для них спасением в абсолютно безнадежной ситуации.
Наибольшей активностью итальянская торговля, пиратские вылазки и создание новых поселений характеризовались в восточной части Средиземноморья. Именно здесь произведенные в Евразии товары поступали в европейскую торговую систему. Свою роль, однако, играло и западное Средиземноморье. Итальянцы приезжали и осваивали большие острова, крупные города Северной Африки, небольшие прибрежные города Пиренейского полуострова. Со врем-нем они вышли за пределы Средиземноморья. Первое зафиксированное в письменных источниках плавание генуэзских кораблей через Атлантику в порты Северной Европы относится к 1277— 1278 годам. Венецианцы последовали их примеру лишь в начале XIV века, но после 1325 года их караваны ежегодно проходили через проливы Гибралтара. Едва ли этот маршрут представлял собой какую-то особую ценность в коммерческом отношении, но он важен с точки зрения развития экспансионистских проектов итальянских купцов и понимания того, как их деятельность объелиняла совершенно несхожие и далекие друг от друга регионы. Генуэзский купец Антонио ди Негро, сетовавший в 1317 году, что его груз соли оказался захвачен пиратами между Саутгемптоном и Ньюкаслом, принадлежал к богатому купеческому роду, представителей которого можно было встретить и в морских городах Восточного Средиземноморья, и на Черном море"4. По возвращении в родную Лигурию эти купцы, возможно, обменивались информацией об условиях торговли, сравнивали политическое устройство и природные ресурсы Англии, Греции и Крыма. Итальянцы не только поддерживали систему обращения товаров и капитала, но и наладили своего рода информационный обмен. Радикальное расширение их горизонтов в XI—XIV веках превратило латинское христианство в интегрированную систему с развитой и разветвленной сетью внутренних связей, чего прежде Европа не знала.
7. Колониальные города и колониальные торговцы
211

Деятельность немецких купцов

В XI веке, одновременно с выходом итальянских купцов и моряков за пределы Средиземного моря, на северных морях началась бурная активизация немецкого купечества. Уже около 1000 года немцы посещали с торговыми целями Лондон, а в последующие столетия их активность все более ширилась в западном направлении, так что в Лондоне и Брюгге они даже создали постоянные оптовые склады. Вместе с тем в наиболее новаторском плане их роль проявилась на востоке, куда немцы попадали по Балтике. Решающим шагом в этой торговой экспансии стало основание в 1159 году Любека в качестве немецких «ворот» на Балтике65. Старый Любек, укрепленная столица славянских царей Абодритов, со своей церковью, кварталом ремесленников и «значительной колонией купцов», в начале XII века достиг расцвета, но в 1138 году оказался захвачен враждебными славянскими племенами. Спустя всего несколько лет, в 1143 году, в ходе немецкой оккупации восточного Голыптейна, граф Адольф
«пришел на место, называемое Буку, и нашел там вал оставленной крепости... и очень большой остров, окруженный двумя реками. С одной стороны течет Траве, с другой — Вакениц, и у каждой реки болотистый и непроходимый берег. Однако с той стороны, где идет дорога, есть небольшой холм, на котором и стоит крепость. Поэтому, когда прозорливый граф увидел преимущества этого местоположения и удобную гавань, он начал строить там город и назвал его Любек, поскольку это место было недалеко от старого порта и города, который некогда воздвиг еще князь Генрих».
Археологи обнаружили несколько ранних зачатков поселений на острове, который фактически образует сердце Любека: одно поселение находилось вокруг старинной славянской крепости в северной части острова, другое — возле гавани на реке Траве, а третье — на южной оконечности острова, где впоследствии был возведен собор. Новый город графа Адольфа вобрал в себя эти поселения и почти сразу стал стремительно развиваться и процветать: «мир царил в земле вагрийской, и милостью Божьей новое поселение постепенно развивалось. Рынок в Любеке также рос день ото дня, и число купеческих судов все возрастало». Однако, несмотря на стремительное развитие торговли, по-прежнему ощущалась угроза безопасности Любека. В первую очередь она исходила от набегов славян, наподобие тех, что имели место во время так называемого «крестового похода против славян» 1147 года, разрушительных пожаров и — что было опаснее пожаров — враждебности со стороны Саксонского герцога Генриха Льва, жаждавшего заполучить многообещающий город себе, а при каждой новой неудаче объявлявшего Любеку эмбарго и устраивавшего в пику ему конкурирую-
212
Роберт Бартлетт. Становление Европы
щий рынок выше по течению. В конце концов граф Адольф был вынужден уступить, и Генрих Лев завладел городом:
«Немедленно после сделки купцы с радостью возвратились в город и... принялись восстанавливать церкви и стены города, Герцог разослал гонцов по городам и королевствам севера, в Данию, Швецию, Норвегию и Русь, с предложением мира, с тем чтобы они имели свободный доступ в его город Любек. Еще он распорядился насчет монетного двора и податей, а также самых почетных гражданских прав (i'ura civi-tatishonestissima]. С тех пор дела города процветали, а число его жителей множилось»66,
Это было в 1159 году. На следующий год город стал центром епархии, туда был переведен епископский престол из старинного славянского города Ольденбург. Епископальная церковь была освящена в 1163 году, а в 1173 году начал свою историю двухбашенный собор в романском стиле. Одновременно «самые почетные гражданские права» — по-видимому, по образу и подобию города Зёст в Вестфалии — получили оформление в виде кодекса законов, которому суждено было стать господствущим в Прибалтике67.
Из этого нового города во всех направлениях шло развитие оживленной торговли. В 1161 году германцы были в Готланде — великом балтийском пакгаузе, а четырьмя годами позже появилось упоминание о вестфалийских купцах, ведущих торговлю в Дании и на Руси. Они стали регулярно бывать в Прибалтике, торгуя в устье Двины солью и тканями и добираясь до Новгорода. К 1300 году торговля с Русью была уже обычным делом68 (см. карту 10). Германские купцы, которые в XII—XIII веках стали господствовать на Балтике, совершали плавания на судах, именуемых когами. Ког был идеальным транспортным средством для перевозки оптовых партий товара, хотя и не отличался внешним изяществом и маневренностью длинных драккаров викингов. Ког был большим судном — существует даже версия, что большой ког Высокого Средневековья появился в результате надстройки одного корабля поверх другого. В 1960-х годах на дне реки Везер, недалеко от Бремена, был обнаружен такой корабль. Его подняли со дна и восстановили (см. рис. 8)69. Он имел длину 76 футов, максимальную ширину — 25 футов и поднимался над килем почти на 14 футов. Ког был построен из дубовых досок шириной по 2 фута и толщиной 2 дюйма, имел плоское днище, прямой киль и квадратный парус. Доски были сколочены 3 тысячами гвоздей и проконопачены мхом, который крепился 8 тысячами железных скоб. Такое судно могло перевозить груз весом 80 тонн. В 1368 году гавань Любека принимала в год почти 700 таких кораблей, многие из которых совершали по несколько плаваний в сезон70. Среди них должно было быть много крупных торговых когов именно такого типа, как найденный в Бремене. Это был инструмент, которым немецкие купцы осуществляли свою экспансию.
7. Колониальные города и колониальные торговцы
213
город в средние века
Карта 10, Германская торговля на Балтике и на Руси в XIIIв.
Если итальянские купцы на Средиземноморье ходили на своих судах вдоль берегов с уже развитой сетью городов, насчитывавших в ряде случаев тысячелетнюю историю, и лишь основывали в таких городах свои кварталы, то немцы, оказавшись в Восточной Прибалтике, обнаружили там обратную картину. Здесь города еще не получили широкого распространения. Здесь, вдоль своих торговых путей, они заложили города по образу и подобию Любека или Зёста — как с точки зрения топографии, так и в правовом смысле. Это были города колониальные — в средневековом значении слова «колония», то есть скорее новые поселения, нежели политически зависимые территори.
Хорошим примером может служить Рига. Приход первых немецких купцов в устье Двины описывается в летописи прибл. 1290 года под названием «Лифляндская хроника» в XIII веке (LivlandischeReimchionik). Этому источнику, более позднему и не лишенному украшательств, нельзя, однако, отказать в достоверности. (Речь о нем уже шла в Главе 4.) «Купцы, известные своим выдающимся богатством и благородством, решив снискать еще большей прибыли, подобно многим другим», прибывали в эти места и сталкивались пер-
214
Роберт Бартлетт. Становление Европы
воначально с враждебной реакцией со стороны местных язычни-ков-ливонцев. «У них был богатый запас товара, который они продали здесь немного выгоднее, чем в других местах, и сердце их возрадовалось. Язычники предложили заключить мир и чтобы купцы приходили снова». Мир был подкреплен клятвой и ритуальным возлиянием, и купцы в самом деле вернулись и были приняты «как желанные гости», Они проникли в глубь материка, «где жило множество язычников, с которыми они стали торговать и оставались там так долго, что, с разрешения местных, построили себе укрепленное жилье на холме близ Двины»71. Это был Укскюлл, первый центр католической епархии в Ливонии.
Однако место было крайне уязвимо для набегов язычников, и кроме того, не самое удачное с точки зрения приема больших немецких когов. Альберт, третий по счету епископ Ливонский и бывший каноник торгового города Бремен, решил основать новый город, который одновременно выполнял бы функцию епископского престола и естественным образом притягивал купцов из Любека и Готланда. Место было выбрано в 1200 году, а на следующее лето «был построен город Рига в широком поле, выходившем к удобной бухте для обустройства гавани»72. Вскоре город был обнесен стеной, в нем появились церковные здания, в том числе штаб-квартира нового крестоносного военного братства, Ордена меченосцев, и предположительно — купеческие здания73. В документе 1209 года наряду с кафедральным собором упоминается уже и вторая церковь, посвященная св. Петру. За городской стеной в собственном селении жила местная коммуна. В 1211 году купцы, торговавшие в самой Риге и за ее пределами и поначалу жившие в городе лишь временно, получили от епископа Альберта особые льоты: они были освобождены от дорожной пошлины и от «Божьего суда» (ордалий), получили гарантии от разграбления на случай крушения, гарантии от односторонних финансовых притязаний епископа и от выплаты вергельда (компенсации за убийство свободного человека). Примечательно, что преступления, совершенные купцами, подлежали суду по законам их родного города, и им было запрещено создавать «общую гильдию». Позднее эти правила были сведены воедино в так называемом «Законе Готланда», то есть кодексе немецких купцов, в Висбю, главном городе Готланда, В 1255 году граждане получили возможность дополнять этот кодекс правом назначения собственного судьи74. в том же году город уже имел свою печать. На ней было изображение городской стены, креста и двух ключей (по всей видимости — св. Петра), а текст гласил: «Печать горожан, проживающих в Риге»7^. в начале следующего года появилось первое письменное упоминание городского совета — консулов Риги (consulesRigenses)^. Цитадель епископа и рыцарей-крестоносцев одновременно являлась и торговой комммуной, обладавшей правом самоуправления. В тот же период, и главным образом — после разрушительного пожара 1215 года, Рига была отстроена заново и рас-
7. Колониальные города и колониальные торговцы
215
ширила свои границы. Город отныне занимал всю территорию от Двины до речки Риге (см. карту И). К 1230 году численность населения, благодаря притоку иммигрантов из Вестфалии и других областей Саксонии, достигла 2 или 3 тысяч человек77. Топонимический характер фамилий XTV—XV веков позволяет делать вывод, что рижские бюргеры — выходцы из Северной Германии, главным образом Вестфалии — составляли почти пятую часть общего числа жителей, если судить по их фамилиям7**.
город в средние века
р.Двина
Карта 11. План г. Риги первой трети XIIIвека (по Беннинховену 1961)
Следовательно, к 30-м годам XIII века, то есть спустя поколение после основания Риги в чистом поле, этот город, с увенчанными башнями стенами, выступающими силуэтами собора св. Марии и церквей св. Петра и св. Иакова, стоящими у берега под погрузкой и разгрузкой тяжелыми когами, звуками нижненемецкой речи на улицах, на первый взгляд был типичным северонемецким торговым городом. И во многих отношениях первое впечатление было бы справедливым. Тем не менее всего в нескольких днях пути от этого города жили язычники, которые охотно принесли бы любого христианина в жертву своим богам. Этот город был центром крупной миссионерской епархии и штаб-квартирой военного ордена, посвя-
216
Роберт Бартлетт. Становление Европы
тившего себя священной войне. Фактически каждый год здесь высаживались на берег новые группы крестоносцев. Таким образом, Рига все же была типично колониальным, миссионерским городом, или, если выразиться иначе, «городом Божьим»79.
Особенность Риги заключалась в ее местоположении на дальних торговых путях, напротив Висбю и Любека, а по реке — в досягаемости не только от своих сельских окрестностей, но и от русских центров. Крупные поморские города являлись богатыми космополитическими центрами, связывавшими в единое целое дальние уголки северных и южных морей, так что известиями из Лондона и Риги, Валенсии и Трапезунда люди могли обмениваться и сопоставлять услышанное. Единство средневекового Запада отчасти строилось на единстве купеческом.

.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел история












 





Наверх

sitemap:
Все права на книги принадлежат их авторам. Если Вы автор той или иной книги и не желаете, чтобы книга была опубликована на этом сайте, сообщите нам.