Бродель Ф. Средиземное море и средиземноморский мир в эпоху Филиппа II

ОГЛАВЛЕНИЕ

3. Острова

Острова Средиземноморья более многочисленны, и, главное, их роль не столь второстепенна, как обычно полагают. Некоторые из них, самые большие, — это континенты в миниатюре: Сардиния, Корсика, Сицилия, Кипр, Кандия, Родос... Другие, менее крупные, вместе со своими соседями образуют архипелаги, группы островов. Роль остро вов, больших или малых, заключается в том, что они позволяют делать остановки на морских маршрутах, а также в относительном спокойствии окружающих их вод, наиболее благоприятных для навигации между

196

островами или между берегами островов и континентом. Таковы остро ва Эгейского архипелага, разбросанные по всему пространству вос точной части моря, так что ее даже называют Архипелагом 178 ; группа островов средней части моря между Сицилией и Африкой; ионические и далматинские острова на севере, которые по очереди обеспечивают прикрытие судов, плывущих вдоль побережья Балкан под флагом Свя того Марка на корме. Но эти острова делятся как бы на две эскадры: первая находится в Ионическом море и включает в себя Дзанте, Кефалонию, Санта-Маура и Корфу ; вторая, в Адриатике, растянулась от далматинских островов, теснящихся за Меледой и Лагостой на юге, до островов Кварнер, Велья**** и Керсо***** у берегов Истрии на се вере. Между ионической и далматинской эскадрами существует доволь но большой разрыв, преодолевая который кораблям приходится миновать негостеприимный берег Албании и небольшую территорию Рагу- зы. Но цепь этих перевалочных пунктов, следующих один за другим, открывает Венеции дорогу на Крит, а от Крита оживленный торговый путь ведет на Кипр и в Сирию. Эти острова, как неподвижные живые корабли, расставлены вдоль оси влияния Венеции.

Не менее важную роль играет группа островов, находящихся на за паде. Это острова Стромболи, Подветренные острова , Липарские острова; далее на север — Тосканский архипелаг, где в середине XVI в. Козимо Медичи построил крепость Порто Феррайо на острове Эльба; у берегов Прованса — Йерские острова, Золотые острова; западнее — затерянные в морских просторах Балеарский архипелаг, Мальорка, Менорка, Ивиса — соляной остров — и неприступные скалы острова Форментера. Эти клочки суши всегда имели рещающее значение: они господствуют над целым участком моря.

Речь шла о больших и очень больших островах. Перечислять ос тальные, маленькие и крошечные (впрочем некоторые из них знамени ты, такие как островок Алжир, острова Венеции, Неаполя или Марсе ля), было бы напрасной тратой времени! В самом деле, трудно отыскать

Закинф, Кефалиния, Лефкас, Керкира. Млет.

Ластово. **** ту .

Крк. *****

Црес. ****** ~

Эгады.

отрезок берега, который не рассыпал бы рядом с собой острова, островки и скалистые утесы 179 . Когда в корреспонденции вице-королей Сицилии идет речь о том, чтобы очистить ее берега от корсаров, ожидающих своего часа или пополняющих запасы питьевой воды, употребляется выраже ние limpiar las islas , ?. е. проверить места стоянки вблизи от нескольких десятков островков, которые идеально подходили для устройства засады.

Изолированные миры?

Эти острова всевозможных форм и размеров, большие и маленькие, отличаются соответствующей социальной средой, характер которой зависит от внешних условий, делающих острова развитыми или отсталы ми в контексте истории моря в целом; условий, которые часто не остав ляют выбора между двумя прямо противоположными полюсами — консерватизмом или новаторством.

Сардиния являет собой рядовой пример: несмотря на свои раз меры, остров никогда не был на первых ролях, что бы там ни говорили географы Средневековья или сардинские хронисты всех времен. Играть важную роль ей мешает само положение острова, затерянного в море, удаленность от плодотворных контактов, связывающих, напри мер, Сицилию с Италией и с Африкой. Гористый, поделенный на мно жество плохо сообщающихся частей, обреченный влачить свои дни в бедности 180 , остров варится в основном в своем соку, как особый континент со своим языком 181 , своими нравами, своей архаичной экономи кой, своей всеобъемлющей пастушеской жизнью — во многих областях она еще осталась такой, какой ее застали когда-то римляне. Об этом консерватизме островов — Сардинии и других, — об их удивительной способности столетиями сохранять старинные формы цивилизации или совокупность своего фольклора говорилось так часто, что нет смыс ла далее распространяться на эту тему 182 .

Но в то же время бывает так, что вопреки этой предопределенно сти, благодаря неожиданной удаче или смене хозяина жизнь поворачи вается к островитянам новой гранью, перед ними открываются возмож ности новой цивилизации: новые обычаи, новая мода, даже новый язык, который они могут аккуратно перенять и хранить в целости в течение веков, оставаясь, таким образом, живыми свидетелями давно

Очистить острова (исп.).

198

забытых переворотов. Так что понятие «изоляция» относительно. Ко нечно, острова благодаря морю недоступны для внешних влияний и от делены от окружающего мира в несравненно большей степени, чем любое другое место, — в том случае, если они действительно лежат в стороне от морских путей. Но когда остров становится их средоточи ем, когда он по той или иной причине (часто посторонней или не осо бенно основательной) оказывается их важным связующим звеном, то о разрыве с внешним миром приходится забыть, напротив, его взаимо действие с этим миром оказывается более активным, чем взаимодейст вие некоторых горных местностей, доступ к которым закрыт каким-ни будь непроходимым ущельем.

Вернемся к примеру Сардинии, находившейся в Средние века в сфере влияния Пизы, а затем Генуи, пристальное внимание которых привлекали ее золотые рудники. В XIV и XV веках остров мимоходом был затронут каталонской экспансией: в местечке Альгеро, расположенном на западном берегу, до сих пор говорят по-каталански, и интерес знатоков вызывает его любопытная испано-готическая архитек тура. В XVI веке и, без сомнения, еще ранее остров стал первым в Средиземноморье экспортером сыров 183 . Таким образом, через посредство города Кальяри установились связи с потребителями на западе, причем сардинские сыры «кавалло» или «сальсо» вывозились целыми барками или талионами в близлежащую Италию, Ливорно, Геную, Неаполь, и даже в Марсель, несмотря на присутствие здесь конкурирующих сыров из Милана или Оверни; сардинский сыр вывозился также и в Барсело ну. Существовал и другой способ включиться в средиземноморскую жизнь, которым Сардиния обязана беспрерывно повторявшимся на протяжении XVI века набегам берберских пиратов. Эти набеги не всегда были удачными: иногда они заканчивались захватом корсаров, что, впрочем, случалось довольно редко. Чаще в плен к берберам попадали сарды, рыбаки или жители побережья, которые ежегодно пополняли ряды злосчастных рабов или богатых ренегатов Алжира.

Итак, Сардиния, которая изображается иногда герметически замкну той в четырех стенах, распахивала свои окна наружу, так что через них можно иной раз обозревать события общей истории моря, используя остров как наблюдательный пункт. Один историк, П. Амат ди Сан Филип- по, разыскал данные о ценах на рабов-мусульман в Кальяри XVI века 184 . О чем они говорят? Снижение цен после 1580 года связано, естественно, со значительным увеличением количества рабов на рынке Кальяри.

До 1580 года на острове продавались только немногочисленные берберы, выброшенные на берег кораблекрушением или попавшие во время набега в руки островитян 185 . Происхождение рабов, выставленных на торги после 1585 года, иное: их привозят корабли христианских корсаров, особенно легкие фрегаты из Альмерии и Аликанте, которым было удобно заходить в Кальяри. Так Сардиния была по-своему затронута этим возрождением активного христианского корсарства, которое было своего рода ответом на нападения берберов и развивалось особенно на Балеарских островах, на юге Испании, в Неаполе и на Сицилии. Без сомнения, можно заметить, что здесь речь идет о Кальяри, а не о Сардинии в целом; что Кальяри — особенный город, обращенный к морю, отвернувшийся от других частей острова... И да, и нет: Кальяри все же сардинский город, связанный с со седней равниной, с горами и со всей Сардинией.

Неуверенность в завтрашнем дне

На всех островах есть подобные города, чуткие к разноголосым призывам моря и одновременно (вероятно, вследствие того, что через них происходит ввоз и вывоз товаров) обращенные внутрь, куда не сра зу проникает взгляд историка, погруженного в тексты большой ис тории; причудливая и беспокойная жизнь этих островов, их замкнутый биологический цикл давно описаны натуралистами 186 . Нет острова, ко торый не располагал бы, помимо своих этнических достопримечатель ностей, диковинками растительного и животного мира, которыми в один прекрасный день он сможет поделиться с другими. В своем сочинении, посвященном острову Кипр, которое появилось в 1580 го ду, преподобный отец Этьен 187 (по его словам, выходец из королевского дома Лузиньянов) описывает «особенные травы» и «ароматы» остро ва, белый апиум, разновидность сельдерея, который едят «отваренным в сахаре», олданум, из которого приготовляют ликер того же названия; так называемое «кипрское дерево», похожее на гранат и цветущее гроз дьями, подобно винограду; из отвара его листьев получают оранжевую краску, которой дворяне красят хвосты своим лошадям, «как это у них принято». Подивимся еще тому, что зернышки хлопка в смеси с рубле ной соломой идут на корм скоту. Среди занимательных животных — «дикие быки, ослы и свиньи», а также птицы «живущие в виноградни ках» (овсянки), которых тысячами ввозят в Венецию или в Рим, сохраняя их в бочонках с уксусом...

200

Но наличие столь редкостных ресурсов еще не означает изобилия. Ни один остров не может быть уверен в своем будущем. Большой труд ностью для каждого из них, которую им редко удается преодолеть, яв ляется задача жить собственными запасами, плодами своей почвы, своих садов, своих стад, а в случае необходимости черпать ресурсы извне. Все острова, за малым исключением (в частности, за исключением Си цилии), живут на грани голодания. Больше других близки к этой грани левантийские острова Венеции: Корфу 188 и Кандия 189 или Кипр, ко торым во второй половине столетия постоянно угрожает голод. Отсут ствие ожидаемых в определенное время карамузалисов с ниспосылае мым провидением фракийским зерном и истощение на крепостных складах запасов пшеницы или проса оборачиваются для них продо вольственной катастрофой. Впрочем, эти левантийские острова вра щаются в орбите черного рынка: отсюда многочисленные нарушения чиновников, о которых сообщают исследования.

Дела не везде обстоят так плачевно 190 , однако на Балеарах торговым или военным городам трудно поддерживать свое существование 191 . Возде лывание почвы здесь мало распространено: очистка полей от камня на рав нине за Маоном, на острове Менорка, завершилась не ранее XVIII века 192 . Следовательно, нужно делать ставку на ввоз хлеба из Сицилии, а также из Северной Африки. В столь же затруднительном положении находи лась и Мальта. Несмотря на многочисленные привилегии, которые по зволяют острову импортировать зерно одновременно из Сицилии и Франции, нехватка продовольствия ощущается настолько сильно, что с наступлением лета галеры рыцарей останавливают груженные зерном суда, выходящие из сицилийских caricatori , в точности как три- политанские корсары!

Помимо угрозы голода, острова подвергаются опасности со сторо ны своего морского окружения, в обстановке XVI века, как никогда, агрессивного 193 . Балеарские острова, Корсика, Сицилия, Сардиния, ес ли ограничиться только тем, что нам хорошо знакомо, уподобляются осажденным крепостям. Оборону нужно постоянно укреплять, возво дить сторожевые вышки, строить и перестраивать укрепления, осна щать их артиллерией, устанавливая там орудия либо предоставляя ли тейщикам отливать их на месте, так же как отливают колокола 194 ... Рас ставлять повсюду гарнизоны и, с приходом хорошей погоды и времени активных действий, силы подкрепления вдоль морского побережья. Для Испании было нелегкой задачей удерживать за собой Сардинию и

даже обеспечивать безопасность такого близкого к ней острова, как Менорка 195 . После разграбления Маона в 1535 году Карл V , предвидя возможности новых покушений, приказал попросту эвакуировать насе ление Менорки на самый большой из Балеарских островов, Майорку 196 . Не менее трагична судьба острова Эльба в Тосканском архипелаге. В XVI веке он был захвачен врасплох набегами берберских корсаров и стал морской границей, постоянно нарушаемой противником. Жизнь в его прибрежных городах — читай, больших приморских поселках — вымерла сама собой. Население должно было укрываться в горах внутренней части острова, пока Козимо Медичи не предпринял строительство укреплений в Порто Феррайо в 1548 году.

Указанными неудобствами объясняется скудость истории, которая гнездится в лоне любых островов, даже самых богатых. И тем более та ких, как Корсика и Сардиния, где, как уже говорилось, господствовало примитивное скотоводство; таких, как Кипр или Крит, горы которых представляют собой самые характерные в Средиземноморье no man ' s lands , убежище бедняков, разбойников и беглецов от закона... Но что можно встретить во внутренних областях Сицилии, богатой Сицилии? Бездорожье, недостаток мостов, нищих скотоводов и настолько выро дившихся овец, что в XVII веке для улучшения их породы выписывают баранов из Берберии 197 .

На путях большой истории

Неуверенность в завтрашнем дне, стесненные обстоятельства, опас ности — таков жребий островов. Такова их собственная жизнь, если угодно. Но внешняя сторона их жизни, роль, которую они играют на подмостках истории, неожиданно красочна для таких, в сущности, бед ствующих мирков. В самом деле, события большой истории часто со средоточиваются вокруг островов. Может быть, правильнее будет ска зать, что она ими пользуется. Незаменима передаточная роль островов в культурных контактах: сахарный тростник, попавший в Египет из Индии, из Египта переходит на Кипр, распространяясь там в X веке; отсюда он завоевывает в XI веке Сицилию; из Сицилии начинается его путь на Запад, после того как Генрих Мореплаватель велел привезти растения из Сицилии на остров Мадейра, который стал первым

Ничьи земли (англ.).

202

«сахарным островом» Атлантики; с Мадейры культура тростника быстро дошла до Азорских островов, Канаров, островов Зеленого Мыса и затем достигла удаленных пределов Америки. Не меньшим было значе ние островов и при распространении шелкопряда, как и вообще боль шинства культурных влияний, передача которых шла иной раз такими окольными путями! Разве не роскошный двор Лузиньянов на Кипре в XV веке привил на Западе эту моду, дошедшую до него с большим опо зданием, чем до нашей планеты доходит свет некоторых звезд, из древ него Китая и утраченную династией Тан! Башмаки с длинными носами, хеннины*, которые так прочно связаны с определенной эпохой нашей истории, что один их вид напоминает о слегка сумасбродной Франции времен Карла VI и Часослова герцога Беррийского, — все это было ко гда-то утехой китайцев V столетия... И столь отдаленное наследие Запад принял в один прекрасный день от кипрских королей 198 .

Стоит ли удивляться этому? Острова, расположенные на богатых морских путях, участвуют в становлении великих связей. Движение большой истории захлестывает их обыденное существование. При этом экономика островов обычно испытывает потрясения, будучи не в состоянии противодействовать брошенному вызову: как много из них подверглось нашествию чужеземных культурных растений, раз ведение которых имеет смысл только в расчете на средиземно морский и даже на мировой рынок! Экспортные культуры постоянно угрожают равновесию островной жизни: их экспансия часто бывает причиной упоминавшейся выше нехватки продовольствия. О том, ка ких масштабов может достичь это явление, с ослепительной ясностью свидетельствует пример островов «атлантического Средиземномо рья»: Мадейры, Канаров, Сан-Томе, которые подверглись в букваль ном смысле оккупации со стороны монокультуры сахарного тростника. Как впоследствии случится с северо-западом колониальной Брази лии. Мадейра, когда-то лесной остров, быстро утратила большую часть своих лесов вследствие распространения сахарных заводов, остро нуждающихся в топливе. Этот переворот произошел исключи тельно из-за потребности Европы в их ценной продукции, но он от нюдь не был выгоден для островитян. Пагубное воздействие сахарно го тростника состоит в том, что, захватывая почвы, он останавливает развитие всех остальных растений и сужает жизненное пространство

Женские головные уборы в форме заостренного колпака.

продовольственных культур. Этот новичок, разрушающий прежнее равновесие, тем более опасен, что он пользуется поддержкой мощных капиталов, в XVI веке поступающих отовсюду — из Италии, Лиссабо на, Антверпена. От него нет спасения. Островные народы в основном плохо перенесли это нарушение привычного образа жизни: на Ка нарских островах сахар не в меньшей степени, чем жестокость первых за воевателей, послужил причиной исчезновения местных аборигенов — гуанчей. И, наконец, именно его производство побудило в поисках рабочей силы обратиться к рабскому труду, для которого стали ис пользовать берберов африканского побережья, опустошаемого хри стианскими корсарами с Канарских островов, и негров из Гвинеи и Анголы, которых с середины столетия стали вывозить на плантации великого Американского континента. Все это относится к океаничес ким островам. Но нет недостатка и в собственно средиземноморских примерах. Вспомним об экспансии злаковых культур на Сицилии; по меньшей мере до 1590 года и еще позже Сицилия была Канадой или Аргентиной западных стран, окружающих Внутреннее море. На острове Хиос — это мастика, получаемая из нее смола и на питок 199 . На Кипре — хлопок, виноград и сахар 200 . На Кандии и Корфу — виноград 201 . На острове Джерба — оливки. Навязываемая извне, чуждая экономика часто губительна для того, что немцы назы вают у себя Volkswirtschaft .

На Кипре это стало заметным после 1572 года, когда турки отобра ли его у Венеции. Богатство острова во времена Синьории составляли наряду с виноградниками хлопковые плантации и посевы сахарного тростника. Мы сказали «богатство» — но какое богатство? Это было бо гатство генуэзских и венецианских аристократов, сохранившиеся роскошные дома которых до сих пор заметны в старой части Никосии. Но оно не имело никакого отношения к коренным жителям, православ ным грекам. Таким образом, турецкое завоевание развязало социаль ную революцию: об этом свидетельствуют любопытные записки английского моряка, сделанные в 1595 году. Один кипрский купец рассказал ему об истории острова, показывая развалины дворцов прежних ге нуэзских и венецианских вельмож, которые, по его словам, понесли заслуженное наказание от турок за чудовищные поборы с местных крестьян 202 . Впрочем, в день катастрофы венецианцы были попросту

Народным хозяйством (нем.).

204

брошены греческим населением городов и деревень. При штурме Никосии турками в 1570 году «представители всех ее сословий... почти поголовно мирно спали в своих домах» 203 . Правда, уход венеци анцев сопровождался падением экспорта хлопка, сырца и пряжи, и таким массовым запустением виноградников, что Венеция смогла выкупить дорогие мехи, используемые при изготовлении вина, поскольку на острове они оказались ненужными. Но следует ли в этом случае говорить о закате Кипра? Ничто не свидетельствует о том, что турец кое господство принесло с собой понижение жизненного уровня насе ления острова 204 .

Пищу для подобных же размышлений дают Кандия и Корфу. Как и на Кипре, их ландшафты свидетельствуют об усилиях человека, на правленных на разведение виноградников, то есть на производство изюма и вина, известного под названием мальвазии. На Корфу вино градники спустились с гор и холмов на равнины, pianure , которые легче обрабатывать 205 . Виноград вытеснил хлеб; но распространение монокультуры всегда угрожает кризисами перепроизводства и убытка ми. Можно вообразить, какими душераздирающими криками сопрово ждалась вырубка винограда на Кандии, приказ о которой был отдан в 1584 году. Ее жертвы даже заявляли, что они не видят «никакой разницы в том, чтобы быть подданными Синьории или турок 206 . Эта «коло ниальная» экономика, очевидно, имела свои успехи и провалы. Требуется выполнить немало условий, чтобы система, объединяющая вино градарей, землевладельцев, мореплавателей, купцов и самых дальних потребителей, функционировала без сбоев. На самом деле вино и изюм издревле являются объектом обширной международной торговли. Да же англичане привычны к мальвазии и высоко ценят вкус этого предмета роскоши, который в обществе XVI века играл ту же роль, что и португаль ский портвейн в нашем. «Юноша был так смущен и подавлен, — говорит Банделло об одном из персонажей своих новелл, — что она решила поднести ему стакан мальвазии».

Последний пример монокультурного развития связан с островом Джерба, расположенном у южных берегов Туниса. Как венецианские острова — острова вина, так и Джерба — остров растительного масла. При малоизученных обстоятельствах, в то время как континентальный Тунис лишился своих оливковых рощ, столь многочисленных в рим скую эпоху, Джерба сохранила их на своей территории. Это сбережен ное богатство позволило ей и в XVI веке пользоваться привилегией

205

исключительности 207 . Остров стал оазисом оливкового масла в окруже нии прилегающих к Тунису и Триполи земель, где в основном, особенно на юге, господствовало прогорклое сливочное масло. Здесь произво дилось отличное и недорогое растительное масло, пригодное на все случаи жизни, даже для обработки сукна и других тканей; масло, которое было легко экспортировать, как отмечает в начале века Лев Африкан ский. После 1590 года англичане обратились именно к Джербе в поисках оливкового масла, которое до тех пор поставлялось им из Испании.

Однако в географии Джерба известна как остров, лишенный возвы шенностей, с каналами, где отмечаются сильные приливы 208 , а в боль шой истории — как поле ряда сражений, в частности в 1510, 1520, 1560 годах. Тем не менее в ходе последнего и самого важного сражения оливковое масло сыграло свою роль. Христианский флот остановился у Джербы, будучи не состоянии пробиться к Триполи. Он был застиг нут здесь эскадрой Пиали-Паши, о приближении которой было по лучено известие, именно потому, что христианские корабли не успели загрузить товары, и в частности масло. Об этом говорится в докладе ви- зитадора Кироги, составленном после катастрофы 209 .

Итак, если островам не приходится платить слишком высокую пла ту за разрушительное влияние монокультуры, ее бурное развитие суще ственно обогащает их, обеспечивая поступление необходимых продуктов извне. Монокультуры придают островам известность. Ивиса — это остров соли; так же ценится соль с острова Наксос, не меньше, чем его вино, «белое, как кларет» 210 ; Эльба — остров железа. Нужно ли еще на поминать об острове Табарка, центре добычи кораллов, владении се мейства Ломеллини, который, впрочем, обеспечивал себя за счет раз личных занятий (экспорт зерна, кожи, выкуп пленных, находивших там убежище)? Или о знаменитых рыбных ловлях на острове Ла Гали- та , близ берберских берегов? Или об изобилии рыбы у далматинского острова Лезина**, которое неожиданно прекратилось, когда стада сардин, как говорится в одном документе 1588 года, перешли в один прекрасный день к утесам Пелагосы 211 ? Родосу подсказало выход само его местоположение, обеспечивающее ему во времена рыцарей, а затем, после 1522 года, турок «господство над другими островами и первенст во в мореплавании («адмиралтейство») на всем Средиземноморье 212 .

Галит. Хвар.

206

Патмос в Эгейском архипелаге за неимением лучшего живет за счет «са мых отчаянных негодяев из жителей этих островов, после Самоса», занимающихся исключительно грабежом «как христиан, так и турок» 213 .

Эмигранты с островов

Но самой распространенной формой сношений островов с миром была эмиграция. Все острова (как и все горы — впрочем, горы и многие средиземноморские острова суть одно и то же) занимаются экспортом людей 214 .

Напомним, не возвращаясь к уже сказанному, о греческих мигра циях, которые затрагивают Эгейский архипелаг в целом, включая крупнейший остров Кандия. Сомнительно, однако, чтобы они при обрели в XVI веке такой размах, как на Корсике, острове эмигрантов по преимуществу. Избыток жителей сравнительно с его ресурсами заставляет их покидать остров, устремляясь во всех направлениях, и, вне вся кого сомнения, трудно припомнить какое-либо происшествие в среди земноморском мире, в котором бы не был замешан корсиканец 215 . Они обретаются в Генуе, проклятой Dominante , поскольку чем-то надо жить. Корсиканцы есть и в Венеции. Уже в XV веке они отправляются на заработки в земли тосканской Мареммы; в XVI столетии жители мес течка Ниоло, потревоженные Генуей, осваивают эти зараженные лихорадкой итальянские территории и даже Сардинию, где часто ско лачивают себе состояние 216 . Много корсиканцев в Риме, некоторые из них торгуют скотом 217 , и их лодки посещают римский порт на Тибре — Чивитавеккью и Ливорно 218 . В Алжире полно корсиканских эмигрантов, особенно Capocorsini . Когда в июле 1562 года в город попадает Сампьеро, в ходе своего драматического путешествия, которое привело его в Константинополь, соотечественники стекаются в порт, чтобы при ветствовать его как «своего короля» — выражение из генуэзского донесения 219 . И этот Сампьеро, враг генуэзцев, сторонник французов, едущий выпрашивать помощь для своих земляков у султана, был все же популярен и любим ими!

Кто же такие эти алжирские корсиканцы? Некоторые из них ка торжники. Другие, купцы и моряки, занимаются в порту торговыми

Владычице.

Выходцев с мыса Корсо.

сделками. Кое-кто живет здесь постоянно, в том числе богатейшие ре негаты: разве не был Гассан Корсо одним из «королей» Алжира? Около 1568 года, согласно испанскому донесению 220 , на десять тысяч ал жирских отступников в целом насчитывается шесть тысяч корсикан ских ренегатов. Город кишит корсиканскими посредниками, активно участвующими в сделках по выкупу пленных, как свидетельствуют генуэзские документы, но также выступающими в качестве официальных агентов иностранных держав. Среди них загадочная личность Франси-ско Гаспаро Корсо, проживавшего сначала в Валенсии, а в 1569 году обосновавшегося в Алжире, куда он прибыл по поручению вице-короля Валенсии. Здесь он беседует с Элудж-Али, пытаясь склонить его, в до вольно критический момент войны в Гранаде, к изменению позиции в пользу католического короля. Кто же скрывается под этим именем, скорее всего под одним из использовавшихся имен? Известно, что этот человек курсирует между Валенсией и Алжиром на бриге, перевозящем разрешенные товары, то есть те товары, которые не входят в список контрабанды, запрещенной испанским законом: к ней относятся соль, железо, селитра, порох, весла, оружие... В Алжире у него живет брат, еще один или несколько братьев — в Марселе, другой брат — в Карфагене, и переписка с ними охватывает, таким образом, все запад ное Средиземноморье. Добавим, чтобы все запутать, что некий испан ский пленник в акте, составленном по всей форме и заверенном до морощенным нотариусом в алжирской тюрьме, обвиняет Гаспаро Корсо в занятиях контрабандой и в секретной службе двум хозяевам 221 ... Не пытаясь прояснить этот маленький вопрос, отметим распростра ненность этой удивительной фамилии, совпадающей с названием острова, на всем Средиземноморье.

Корсиканцы живут в Константинополе, Севилье и Валенсии. Но город, который они предпочитают всем остальным, как в XVI веке, так и сегодня, — это Марсель, наполовину населенный корсиканцами, если судить по его порту, каким он предстает по имеющимся у нас документам 222 .

Без сомнения, ответственность за эту эмиграцию не следует возла гать на генуэзских хозяев острова, хотя отчасти они в ней повинны. Очевидным для XVI века фактом является то, что корсиканцы недоволь ны правлением Генуи. Независимо от того, насколько эти настроения были обоснованными, не следует обвинять в их разжигании исключи тельно французские интриги и золото Валуа. Мы не собираемся отрицать

208

связи, существовавшие между Францией и островом, совпадение взгля дов по многим вопросам, факты посылки эмиссаров, фрегатов, пороха, а также денег. Франция ведет на Корсике ту же игру, которую со своей стороны ведет Козимо Медичи, более последовательный в своих пла нах и затрачивающий на нее гораздо больше средств, но менее удачливый. Так вот (это проясняет данный вопрос и возвращает нас к нашему предмету), если французская политика с легкостью, как бы сама того не желая, вызывает волнения среди корсиканских горцев, то это проис ходит не вследствие определенных расчетов, а благодаря жизненно важной связи между Францией, в то время располагающей свободным пространством, и островом с избыточным населением. Франция откры та для корсиканской эмиграции как самое обширное и многообе щающее поле деятельности, в то время как Италия чрезмерно перена селена и рассматривает Корсику, в противоположность Франции, как территорию, подлежащую освоению для собственных нужд.

Это не считая выгоды, которую представляет для корсиканцев покровительство Христианнейшего короля, весьма ценное для морепла вателей. Обосновавшись в Марселе, они становятся подданными французского короля и в качестве таковых, начиная с 70-х годов XVI века, участвуют в развитии города. Не находим ли мы в XVII веке корсикан цев во французском Бастионе, расположенном напротив Табарки, острова генуэзцев Ломеллини, на побережье, которое в одном из их документов названо la costa ehe guardano i francesi in Barberia 223 ? Занят но, что на этом коралловом берегу корсиканцы встречают своего про тивника, «Владычицу» в лице крепости Табарка, вблизи которой погиб Сансон Напольон при попытке ее штурма в мае 1633 года.

Острова, окруженные сушей

Не существует ли в средиземноморском мире, распределенном на множество отсеков и оставляющем огромное пространство необрабо танным землям, не говоря уже о море, других островов, похожих на на стоящие? Других оторванных от окружающей территории уголков — сам эпитет напоминает об островах, — как, например, Греция или дру гие регионы, отгородившиеся от мира стенами гор и не имеющие с ним других путей сообщения, кроме морских? Разве не является в этом

Берегом, который стерегут французы в Берберии.

смысле островом королевство Неаполитанское, путь к которому с се вера преграждают могучие горные хребты, отделяющие его от Рима? В наших учебниках встречается название «острова» Магриб, Джезират- эль-Могреб, остров Заката, который расположен между океаном, Сре диземным морем, морем Сиртов и Сахарой. Это мир на редкость стре мительных перемен, каким описал его Эмиль-Феликс Готье.

О Ломбардии также можно сказать, что это своего рода континен тальный остров, лежащий между Альпами и Апеннинами, между сель ским Пьемонтом и наполовину византинизированным Венето. Не впадая в большое преувеличение, можно сказать, что Кастилия соединяет с основным массивом Иберийского полуострова ряд окраинных остро вов: Португалию, Андалусию, Валенсию, Каталонию. Посмотрите, как Каталония, обращенная к морю, охотно следует направлению ветров истории, ориентируясь то на Францию во времена Каролингов и позд нее, в эпоху трубадуров и куртуазной любви, то — в XIII , XIV , XV веках — на Средиземноморье и, наконец, в XVIII веке — на суровые и еще незатронутые промышленным переворотом страны полуострова... Что касается Испании в целом, то Морис Лежандр даже называет ее бо лее чем островом, желая тем самым подчеркнуть ее непередаваемую оригинальность и островную неприступность.

На другом, восточном, краю Средиземноморья находится еще один остров — Сирия; именно отсюда начинают свой путь люди, технологии, империи, цивилизации, религии. В один присест Сирия наделила средиземноморский мир алфавитом, искусством изготовления стекла, пурпурной краской для ткани, секретами dry - farming (во времена фи никийцев); она поставляла императоров в Рим, а потом в Византию; Фи никийское море, которым некогда распоряжались ее корабли, было пер вым, или почти первым, из Средиземных морей в истории; наконец, благо даря тому, что наступающий ислам (арабы в VII веке, турки в XVI ) овладел этим решающим плацдармом, ему удалось в 1516 году — как и в 634-м — разом выйти на передний план большой средиземноморской истории.

Вне всякого сомнения, мы не станем чересчур увлекаться этой игрой с идеей островной обособленности. Но она объясняет многие ве щи. Средиземноморские страны представляют собой группы изолиро ванных друг от друга областей 224 , которые, однако, нуждаются друг в дру ге: отсюда, несмотря на разделяющие их многие дни пути или плавания,

Сухого земледелия (англ.).

210

наличие постоянных сообщений между ними, облегчаемых кочеванием населения. Но эти контакты похожи на электрические разряды, мощные и прерывистые. В истории островов, как в своего рода увеличи тельном стекле, хорошо видны особенности этой средиземноморской жизни. Пожалуй, эта история очень хорошо помогает понять, как каж дая из стран Средиземноморья сумела сохранить неповторимое свое образие, свой ни с чем не сравнимый региональный аромат посреди та кого необыкновенного смешения рас, религий, нравов, цивилизаций.

Полуострова

Жизнь моря увлекает в свою орбиту не только такие участки суши, как острова или узкие полоски побережья. Отголоски этой жизни дос тигают самых удаленных уголков континента. Море без труда входит в жизнь обращенных к нему миров и особенно таких обширных блоков суши, как полуострова. Тем более что линии соприкосновения полуостровов с разделяющими их морскими пространствами чрезвычайно растянуты. Полуострова представляют собой отдельные континенты: Иберийский полуостров, Италия, Балканский полуостров, Малая Азия, Северная Африка, которые внешне кажутся неотделимыми от Афри канского материка, но на самом деле отгорожены от него громадой Са хары. То, что сказал Теобальд Фишер об Иберийском полуострове — «Это самостоятельный мир», — можно отнести и к другим полуостровам, которые похожи друг на друга и составлены из одинаковых компо нентов: непременных гор, плоскогорий, равнин, из цепочек побере жий и верениц островов. Сходство их ландшафтов и обычаев вызывает невольные ассоциации между ними. Упоминания о Средиземноморье, его климате, его небе, вызывают в воображении блестящие образы... Все они относятся к этим большим блокам суши, более или менее вытя нутым в длину, но выдвинутым именно в море. Западные путешествен ники судили обычно о Внутреннем море именно по этим странам — Италии и Испании. И было бы, конечйо, ошибкой вслед за ними переносить первые впечатления, составившиеся в ходе знакомства с этими привилегированными мирами, на все Средиземноморье в целом. Да, существенная часть. Но не все.

Ведь между полуостровами лежат связывающие их страны: на бере гах Лионского залива — Нижний Лангедок и долина нижней Роны, эта своего рода Голландия; на Адриатике — Нижняя Эмилия и Венето;

еще восточнее, на север от Черного моря — безлесные и голые терри тории, протянувшиеся от устья Дуная до оконечности Кавказа; наконец, уже на юге — весьма протяженная полоса берегов, к которым иногда труд но пристать, простирающаеся от южной Сирии до Габеса и Джербы в Ту нисе, растянутый и бедный фасад чуждого Внутреннему морю мира.

Этому не противоречит то, что полуострова располагают самыми богатыми в средиземноморском пространстве человеческими ресурса ми и возможностями. Их роль решающая, они устанавливают правила игры, они накапливают силы, а затем каждый в свое время их растрачи вает; это своего рода личности, если употребить выражение Мишле, примененное им к Франции, но притом личности с более или менее развитым самосознанием. Их тяготение к единству очевидно, однако у них нет той последовательности и веры в себя, которая была у Франции эпохи Валуа, нет таких бурных порывов политической страсти, ко торые вспыхивали, например, в 1540 году, когда от власти был отстра нен Монморанси, сторонник сотрудничества с Габсбургами 225 ; или во время длительного кризиса 1570—1572 годов, который был останов лен, хотя и не разрешен, Варфоломеевской ночью; или во время другого кризиса, еще более показательного, разразившегося на исходе столе тия и принесшего молниеносный успех Генриху IV .

Но, быть может, патриоты этого полуостровного единства, предопре деленного природой, стремились к нему с такой же страстью, как и сторон ники объединения Франции, не столь явно предначертанного свыше?

Проявления испанского национализма не менее очевидны, чем французского. Из-за него в 1559 году оставили свои посты все советни ки Филиппа II неиспанского происхождения. Это ему мы обязаны мно гократно повторяемым суждением о французах того времени, что им нельзя доверять, что они забияки, спорщики, что они готовы отступить при первой неудаче, но упорствуют в своих притязаниях и настаивают на достигнутом. Этот национализм далеко не был однороден или широ ко распространен. Лишь постепенно, год за годом переживая времена великих свершений, он предстает в полном свете, вырабатывает свои каноны, цепляется за призрачную имперскую идею. В такой сложной форме он набирает силу не при Карле V или Филиппе II — его создате лях, но только в XVII веке, когда империя уже клонится к закату, во времена короля-«Светила», Филиппа IV , и его советника, графа- герцога Оливареса, в эпоху Веласкеса, Лопе де Веги, Кальдерона.

212

В Италии все обстоит сложнее. Однако невозможно отрицать на блюдающегося и здесь подъема национального чувства, по крайней мере чувства гордости за принадлежность к итальянской нации, выте кающей из убеждения каждого итальянца, что он принадлежит к самому цивилизованному миру, в прошлом покрывшему себя неувядаемой славой. Но так ли плачевно обстоят дела в настоящем? «Нам целыми днями твердят, что испанцы и португальцы открыли Новый Свет, в то время как первыми проложили для них дорогу мы, итальянцы», — пи сал Банделло в начале одной из своих новелл 226 . Историк Токко стара тельнейшим образом описывает горечь и раздражение итальянских патриотов (опередивших в этом качестве свое время), вызванные под писанием договора Като-Камбрези, который положил конец свободе Апеннинского полуострова и предопределил окончательную победу испанцев 227 . Как тут не вспомнить об унитаристских мечтаниях, о крике души Макиавелли, о Гвиччардини, который представил недавнее итальян ское прошлое в виде единого и цельного блока 228 ? Эти разрозненные при меты указывают все же на наличие чувства национального единства.

Есть и еще один, более важный признак (поскольку политика непо средственно на него не влияет), — это расцвет тосканского языка. То же самое относится к кастильскому наречию, которое в XVI веке распространяется по всему Иберийскому полуострову. В качестве литера турного языка его используют арагонские писатели эпохи Карла V . Один арагонский дворянин, современник Филиппа II , пишет свою книгу памятных записей на кастильском 229 . Этот язык завоевывает себе место даже в лиссабонских литературных кругах в славные времена Ка- моэнса. В то же время на нем говорят представители высших классов всей Испании, и за оборотами речи, сюжетами кастильской литера туры тянутся ее религиозные сюжеты, формы ее культа: любопытна история святого Исидора, местного мадридского святого, который да же в Каталонии вытесняет старых святых, святого Авдонна и святого Сенна, покровителей многочисленных братств. В каждой стариной церкви стоят их статуи, но каталонские крестьяне в XVII веке забро сили их ради нового культа 230 .

213

ни на Альпах, а тем более на Дунае, или на Балканах, или в горах Армении с их переплетением дорог и на редкость пестрым этническим соста вом, или в горных системах Тавра или Атласа и Сахары, на юге Се верной Африки. Тем не менее на рубежах с материками, от которых по луострова отмежевываются со всей решительностью, они защищены преградами, мешающими сношениям и обменам. Перефразируя слова Меттерниха , Огюстен Реноде сказал об Италии XVI века, раздробленной и неопределенной (за исключением Пьемонта) в своих очертаниях, что это всего лишь географическое название 231 . Но так ли мало значит гео графическое название? Оно эквивалентно совокупности исторических территорий, сформированных и непосредственно затрагиваемых одними и теми же великими событиями, которые протекали как бы в плену этих пространств, никогда не находя в себе сил выйти за их пределы.

Согласно Джоаккино Вольпе, именно это надо понимать под италь янским единством, когда о нем заходит речь. То же самое относится и к Иберийскому полуострову; драма мусульманского завоевания и Рекон кисты, находившаяся в центре его истории на протяжении семи веков, разыгрывалась внутри его границ. Эта обособленность была ре шающей для его объединения, позволила ему переработать куль турные заимствования извне; усвоить европейскую готику, но при этом обогатить ее украшениями платереско и искусства мудехаров; позже по-своему воспринять барокко, из которого родился churriguerismo . Подобная же обособленность Северной Африки, поглощенной исла мом, позволила ей сохранить свое своеобразие и постепенно заглушить с помощью своих марабутов «исламские и ориентальные мотивы берберскими» 232 . За высокими оградами полуостровов формируются своеобразные окраинные миры, обладающие своим неповторимым ароматом, своим особым звучанием 233 .

Установление на каком-либо из полуостровов политического един ства всякий раз предвещает великие перемены. Вспомним последствия объединения Греции, осуществленного Македонией в далеком про шлом, или объединение Италии под властью Рима. В начале XVI века католические короли собирают воедино испанское государство, обладающее настоящей взрывчатой силой.

О Польше.

Стиль чурригереско от имени семьи архитекторов Чурригера.

214

Если острова более чем наполовину закрыты со стороны континен тальных масс Европы, Азии или Африки, то они, напротив, легко дос тупны с моря, отсюда их агрессивность, когда они чувствуют свою силу, и беспомощность, когда они не в состоянии себя защитить.

В чем причина странного распределения полуостровов по парам? Хотя Италии удалось в римское время подчинить себе их все благодаря ее господству на море, это исключение только подтверждает правило. В целом, проникновение одних полуостровов на территорию других не имело таких масштабов. Их столкновения похожи на абордажные стычки между кораблями. Такие, как нападение, позволившее Малой Азии завладеть огромным Балканским полуостровом в конце XIV и начале XV века и открывшее путь грандиозному турецкому нашест вию; или еще более стремительный выпад, совершенный Северной Африкой на территорию соседнего Иберийского полуострова в начале VIII века. Так начиналась более или менее продолжительная жизнь вышеупомянутых сдвоенных континентов: Анатолии и Балкан во вре мена Византии, а затем турецкой империи; в Средние века — Северной Африки и соседней с ней Испании, прочный союз которых 234 был прерван на многие столетия только после их разрыва в 1492 году. Но плодотворность этого союза такова, что он никогда не будет окончательно расторгнут... Столетие, которое рассматривается в этой книге, знало еще два абордажных штурма: один из них привел к соединению Испании и Италии, утвержденному в 1559 году и продлившемуся более столетия, не смотря на разделяющее их пространство западного Средиземноморья и множество препятствий 235 ; другой заключался в наступлении с Балкан на издавна находящиеся без присмотра территории Северной Африки — как известно, турки подчинили ее себе только наполовину.

Эти связи, эта, с одной стороны, уходящая, а с другой — ут верждающая себя жизнь в общих чертах повторяют историю моря. В спокойные периоды жизни полуостровных миров, по очереди высту пающих в роли завоевателей и жертв завоевания, в их недрах зреют бу дущие взрывы. Так, перед нападением берберов на Испанию в VIII ве ке наблюдался демографический подъем в Магрибе; точно так же намного позднее походам турок на Балканы предшествовало постоянно растущее перенаселение Малой Азии, где осуществлялся, по-видимому, сам по себе знаменательный переход от кочевого в полуоседлому образу жизни. И, наоборот, всякое завоевание ведет к истощению ресурсов:

к тому дню, как Италия во главе с Римом увидела завершение своих чу довищных усилий по подчинению всех стран на море, она обезлюдела.

Так один полуостров по очереди уступает другому политическое первенство, а вместе с ним и экономическое, и культурное превосходст во, первенство во всех областях. Но эти перемены не происходят одно моментно: нечасто один из средиземноморских полуостровов бывает наделен всеми дарами сразу. Каждый из них представляет собой разви вающийся мир, поэтому они не поддаются классификации. Можно ли отдать одному их них предпочтение перед другими в силе, блеске или прогрессе цивилизации? Ответить сложно. Ведь Магриб вовсе не был таким вечным аутсайдером, каким его представляет в своих книгах Эмиль-Феликс Готье; у него были свои периоды великолепия и даже верховенства. Один пунический Карфаген что-нибудь да значит. А как расценивать завоевание Испании в VIII веке, Сицилии в IX , Египта в X ? В духовном отношении во времена Апулея и святого Августина Се верная Африка являлась главным оплотам Церкви и латинской куль туры. Италия в эту эпоху была несравненно беднее ее 236 .

Согласно гипотезам Л. М. Уголини 237 , спешно выстроенным по сле дам важных археологических раскопок на Мальте, цивилизация Внут реннего моря зародилась не на Востоке, как полагали раньше, а на Запа де, в Испании и Северной Африке, намного раньше второго тысячелетия до христианской эры. Из Испании и из Африки эта цивилизация достигла Италии и Востока. Впоследствии, но только впоследствии, движение повернулось вспять, снова на Запад. Даже если схема и неточна, нам при ятно представить себе эту эстафету, тянущуюся вдоль берегов и морских путей, огонь, передаваемый с одного острова на другой, от одного полуострова к другому. Спустя века или тысячелетия огонь возвращается ту да, где он был зажжен. Но это уже другое пламя...

Игра воображения? Но в бездонной тьме прошлого действовал все же более или менее последовательный своего рода физический закон. Можно без труда себе представить, и это вполне вероятно, что жизнь моря захватывает благодаря своей силе сначала самые легкие, наиме нее массивные частицы (острова, отрезки побережья) и увлекает за со бой, постоянно играет с ними, как моря при северном приливе играют с камешками гальки 238 . Становясь все более мощным и ненасытным, это общее движение втягивает в себя более крупные тела, такие как по луострова, — тогда история моря возвышает голос... Наступают великие моменты, когда она силой своего притяжения заставляет наклониться

216 Сердце Средиземноморья. Моря и побережья

к себе громадные массы целых континентов. Цезарь в Галлии или Германии по ту сторону Эльбы, Александр на Инде, арабы в Китае, марокканцы на Нигере...

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел история