Библиотека

Теология

Конфессии

Иностранные языки

Другие проекты







Комментарии (1)

Юдин А. Русская народная культура. Годичный круг и круг жизни

ОГЛАВЛЕНИЕ

Похоронный обряд

Можно выделить достаточно черт общности свадебного и похоронного обрядов, определяемой в самом общем смысле их "переходным" характером. Это не только сходства свадебной и похоронной причети (хотя есть и различия) или свадебных величаний и заклинательных песен календарного цикла (колядок), которые хотя и не являются непосредственной принадлежностью похоронного ритуала, но исполняются людьми, осмысливаемыми как пришельцы из мира мертвых, - колядниками (кстати, в некоторых колядках, в свою очередь, встречаются свадебные мотивы). Были возможны прямые включения "цитат" из одного обрядового текста в другой. Например, элементы похоронного обряда включались в свадебный в причитании невесты-сироты, чем в ритуальном смысле обеспечивалось участие умерших родителей, чего они не смогли сделать при жизни. С другой стороны, археологические и этнографические данные свидетельствуют о том, что, как выразился арабский автор X в. Масуди, "холостых женили по смерти". Известны, например, "похороны невесты", т.е. незамужней девушки: в таких случаях похоронный обряд включал все характерные черты свадебного, поскольку нельзя "перескакивать через ступеньку": все критические точки жизни должны быть пройдены каждым. Наконец, известна примета: видеть во сне свадьбу или себя под венцом - к смерти своей или кого-то из родных. Это также свидетельствует о тесной связи ритуалов.

Похоронный обряд, как и свадебный, принадлежит к числу наиболее архаических у славян и сохранил многие черты традиционных воззрений на смерть. Заметим, что существуют достаточно ранние свидетельства о существовании у славян двух вариантов обряда: кремации (сожжения) и трупоположения (захоронения в землю). Древние источники говорят, что у славян в VIII в. был обычай сжигать мертвецов на костре, причем жена умершего добровольно предавала себя смерти, чтобы быть сожженной вместе с мужем (это связано с воззрениями, что женщина может войти в райскую обитель только с помощью мужчины); такой поступок вызывал всеобщее одобрение. Эти данные касаются северо-западных и балтийских славян. Восточный автор IX - X вв. говорит о сожжении у славян и погребении в земле у русских. Тот же Масуди в X в. сообщает, что Русь, славяне (словени) и сербы сжигали своих покойников, а болгары дунайские и сжигали, и хоронили. Византиец Лев Диакон свидетельствует, что воины князя Святослава сожгли своих павших соратников, есть известие и о существовании обычая сожжения в Польше в княжение Мечислава (992). По данным Повести временных лет, в X - XI вв. радимичи, северяне и кривичи сжигали мертвецов, а поляне и древляне - хоронили, а в XII в. все еще сжигали вятичи.

Данные археологии позволяют утверждать, что исконным у славян, как и других индоевропейских народов, было сожжение. Останки после кремации хоронились в неглубоких фунтовых могильниках. В VI - VII вв. с расселением славянских племен возникли региональные различия в погребальной обрядности. С VI в. в серединной части славянской территории постепенно распространялся обычаи хоронить прах сожженных в курганах - коллективных усыпальницах, где вырывались новые ямки. На юго-востоке Славии курганный обряд не распространился, зато наряду с кремацией известно трупоположение. Скорее всего, как считают ученые, этот обряд уходит корнями в римскую эпоху и связан с иранской обрядностью, со славяно-иранским симбиозом, имевшим место в Северном Причерноморье во II - IV вв. н.э. Имеется в виду долгое сосуществование на одной территории и тесное общение славян, приведшее к заимствованию славянами многих черт духовной культуры, вплоть, видимо, до персонажей языческого пантеона Даждь-бога и Стрибога - компонент "бог" имеет иранское происхождение; обряд захоронения в землю у славян на раннем этапе едва ли, таким образом, является результатом влияния христианства. Кремация была постепенно вытеснена захоронением в XI - XII вв. Здесь уже, конечно, не обошлось без христианского воздействия.

Обряд сожжения у славян восходит к древнейшему индоевропейскому похоронному обряду (этот обычай до сего дня сохранился в Индии), включавшему следующие элементы: сожжение (кремация) покойника, собирание его праха, изготовление символического изображения, которое затем везли на запряженной лошадьми колесной повозке. Следу этого донесли до нас описанные выше ритуалы изготовления и сожжения чучел мифологических персонажей. Общеиндоевропейский характер имеет и сжигание жертвенных домашних животных, особенно коней, захоронение (сожжение) колесницы. Конечно, с течением веков обряды постепенно менялись, однако многие древние черты у славян сохранились неизменными и зафиксированы древними источниками, в которых мы находим оба варианта обряда.

Арабский автор IX - X вв. Ибн-Доста в "Книге драгоценных драгоценностей" говорит, что у славян принято сожжение, у русских же, когда "умирает кто-либо знатный, то выкапывают ему могилу в виде большого дома, кладут его туда и вместе с тем кладут в ту же могилу как одежду его, так и браслеты золотые, которые он носил; далее опускают туда множество съестных припасов, сосуды с напитками и другие неодушевленные предметы, ценности. Наконец, кладут туда, в могилу, живую и любимую жену покойника. Затем отверстие могилы закладывают, и жена умирает в заключении". Напомним: все источники сходятся в том, что последнее происходило добровольно.

Очень подробное и интересное сообщение об обряде кремации у русов находим в записках арабского путешественника Ахмеда Ибн-Фадлана, побывавшего на Волге в 921 - 922 гг. и встречавшегося с русскими купцами. Согласно Ибн-Фадлану, похороны у русов, которым он был свидетелем, происходили следующим образом . Если умирал бедный человек, для него делали маленький корабль (лодку) и сжигали покойника в этом корабле. Похороны же богатого состояли из последовательности элементов.

Сперва покойника клали в прикрытую настилом могилу на 10 дней, вместе с ним туда ставили хмельной напиток, плоды и лютню. Затем происходил раздел имущества покойного на три части: треть оставалась его семье, на треть кроили и шили ему похоронные одежды, на треть готовили хмельной напиток, которым упивались все десять дней. Для этого периода характерны оргиастические признаки: музыка, опьянение, сексуальная свобода.

После смерти знатного человека "его семья скажет его девушкам и его отрокам (т.е. рабам и рабыням. - А.Ю.): "Кто из вас умрет вместе с ним?" Говорит кто-либо из них: "Я". И если он сказал это, то это уже обязательно - ему уже нельзя обратиться вспять. И если бы он захотел этого, то этого не допустили бы. Большинство из тех, кто это делает, - девушки". Так случилось и в этот раз, который наблюдал Ибн-Фадлан, и вызвавшуюся рабыню "поручили двум девушкам, чтобы они охраняли ее и были бы с нею, куда бы она ни пошла, настолько, что они даже иногда мыли ей ноги своими руками". Все оставшиеся дни добровольная жертва пила, пела, веселилась и предавалась любви.

Видимо, в связи с походными условиями руса решили сжечь в его собственном корабле (ладье), который для этого был вытащен на берег и установлен на деревянный помост. В корабле устроили шалаш, покрытый материей, установили скамью и покрьии ее матрасами, подушками, застелили парчой. Этими приготовлениями руководила огромная мрачная старуха, именуемая ангел смерти. Затем покойник был извлечен из временной могилы, обряжен в шаровары, гетры, сапоги, куртку, парчовый кафтан с золотыми пуговицами и соболью шапку из парчи. Его усадили в шалаш на корабле, поместив туда же хмельной напиток, плоды, цветы и ароматическое растение, хлеб, мясо и лук. Затем принесли собаку, рассекли ее пополам и бросили ее в корабль. Потом принесли все его оружие и положили его рядом с ним. Потом взяли двух лошадей и гоняли их до тех пор, пока они не вспотели. Потом рассекли их мечами и бросили их мясо в корабль. Потом привели двух коров, также рассекли их и бросили их в нем. Потом доставили петуха и курицу, убили их и оставили в нем.

Вокруг корабля ставят свои шалаши родственники умершего. "А девушка, которая хотела быть убитой, раскрасившись, отправляется к шалашам родственников умершего, ходя туда и сюда, входит в каждый из шалашей, причем с ней сочетается хозяин шалаша и говорит ей громким голосом: "Скажи своему господину: "Право же, я совершил это из любви и дружбы к тебе"". И таким же образом, по мере того как она проходит до конца все шалаши, также все остальные с ней сочетаются.

Когда же они с этим делом закончат, то, разделив пополам собаку, бросают ее внутрь корабля, а также, отрезав голову петуху, бросают и его голову справа и слева от корабля.

Когда же пришло время спуска солнца в пятницу, привели девушку к чему-то, сделанному ими еще раньше наподобие обвязки ворот. Она поставила свои ноги на ладони мужей, поднялась над этой обвязкой, смотря поверх нее вниз, и произнесла какие-то слова на своем языке, после чего ее спустили". Так повторялось трижды, после чего девушка обезглавила курицу, которую бросили затем в корабль. Переводчик сказал Ибн-Фадлану: "Она сказала в первый раз, когда ее подняли: "Вот я вижу своего отца и свою мать", - и сказала во второй раз: "Вот все мои умершие родственники, сидящие", - и сказала в третий раз: "Вот я вижу своего господина, сидящим в саду, а сад красив, зелен, и с ним мужи и отроки, и вот он зовет меня, - так ведите же меня к нему".

Итак, они прошли с ней в направлении к кораблю. И она сняла два браслета, бывшие на ней, и отдала их оба той женщине - старухе, называемой ангел смерти, которая ее убьет. И она сняла два бывших на ней ножных кольца и дала их оба тем девушкам, которые все время служили ей, а они обе - дочери женщины, известной под названием ангел смерти.

После этого та группа людей, которые перед тем уже сочетались с девушкой, делают свои руки устланной дорогой для девушки, чтобы девушка, поставив ноги на ладони их рук, прошла на корабль. Но они еще не ввели ее в шалаш. Пришли мужи, неся с собою щиты и палки, а ей подали кубком набиз (хмельной медовый напиток. - А.Ю.). Она же запела над ним и выпила его. И сказал мне переводчик, что она этим прощается со своими подругами. Потом ей был подан другой кубок, она же взяла его и долго тянула песню, в то время как старуха торопила ее выпить его и войти в палатку, в которой находился ее господин.

И я увидел, что она растерялась, захотела войти в шалаш, но всунула свою голову между ним и кораблем. Тогда старуха схватила ее голову и всунула ее голову в шалаш и вошла вместе с ней, а мужи начали ударять палками по щитам, чтобы не был слышен звук ее крика, вследствие чего обеспокоились бы другие девушки и перестали бы стремиться к смерти вместе со своими господами. Затем вошли в шалаш шесть мужей из числа родственников ее господина и все до одного сочетались с девушкой в присутствии умершего. Затем, как только они покончили с осуществлением своих прав любви, уложили ее рядом со своим господином. Двое схватили обе ее ноги, двое обе ее руки, пришла старуха, называемая ангел смерти, наложила ей на шею веревку с расходящимися концами и дала ее двум мужам, чтобы они ее тянули, и приступила к делу, имея в руке огромный кинжал с широким лезвием. Итак, она начала втыкать его между ее ребрами и вынимать его, в то время как оба мужа душили ее веревкой, пока она не умерла.

Потом явился ближайший родственник умершего, взял палку и зажигал ею огня. Потом он пошел, пятясь задом, - затылком к кораблю, а лицом к людям, держа зажженную палку в одной руке, а другую свою руку на заднем проходе, будучи голым, - чтобы зажечь сложенное дерево, бывшее под кораблем. Потом явились люди с деревом для растопки и дровами. У каждого из них была палка, конец которой он зажег. Затем он бросает ее в сложенное под кораблем дерево. И берется огонь за дрова, потом за корабль, потом за шалаш, и мужа, и девушку, и за все, что в нем находится. Потом подул ветер, большой, ужасающий, и усилилось пламя огня и разгорелось его пылание. Был рядом со мной некий муж из русов. И вот я услышал, что он разговаривает с бывшим со мной переводчиком. Я спросил его о том, что он ему сказал. Он сказал: "Право же, - он говорит, - вы, арабы, глупы... Действительно, вы берете самого любимого вами из людей и самого уважаемого вами и оставляете его в прахе, и едят его насекомые и черви, а мы сжигаем его в мгновение ока, так что он немедленно и тотчас входит в рай". Потом он засмеялся чрезмерным смехом. Я же спросил об этом, а он сказал: "По любви господа его к нему, вот он послал ветер, так что он (ветер) возьмет его в течение часа". И в самом деле, не прошло и часа, как корабль, и дрова, и девушка, и господин превратились в золу, потом в мельчайший пепел.

Потом они соорудили на месте этого корабля... нечто вроде круглого холма и водрузили в середине его большое бревно... написали на нем имя этого мужа царя русов и удалились".

К этому рассказу необходимы некоторые комментарии. Прежде всего это касается сцены с "чем-то наподобие обвязки ворот". По мнению исследователей, "шатры родственников покойника располагались вокруг помоста, образуя круговое ограждение погребального костра; сооружение же в виде ворот составляло основную деталь конструкции, определяющую его смысл. Сооружение символизировало вход в царство смерти, а пространство за ним (и шатрами) - потусторонний мир. Ритуальные действия возле него означали первый шаг предназначенной в жертву в загробный мир, начало приобщения к нему". Лестница из подставленных рук сравнима с мистической лестницей на небеса, о которой мы уже говорили, и с лесенками, которые клали в могилу. По ней девушка "поднимается над гранью, разделяющей земной и загробный миры, и заглядывает туда, куда нет доступа смертным... Представление о прекрасных садах, в которых сидят предки, свойственно славянским воззрениям на рай. Предназначенная в жертву как бы наделялась особыми свойствами: оказавшись над ритуальным сооружением, она обретала способность общения с загробным миром".

Действия с курицей, по мнению Н.Н. Белецкой, вероятно, связаны "с приобретением сверхъестественных свойств, наделяющих даром общаться с загробным миром: известно, что курица имеет связь с черной магией, а черная магия с подземным царством. Этнографические данные говорят, что курица должна "програбать" путь души на тот свет" .

Снятие браслетов: они, как и орнаментальная вышивка, имели магическую и ритуальную функцию, являлись оберегами, как и украшения на груди. Собственно говоря, их не следовало бы даже называть "украшениями" - это значительно более позднее толкование: считать древний браслет украшением столь же неверно, как и видеть в архаическом ритуале род театрального представления. "Вступив на кострище, - пишет Н.Н. Белецкая, - обреченная отделяется от обычных людей. Этим диктуется необходимость расстаться с принадлежащими ей при жизни вещами, наделенными магическими функциями" .

Ритуальная оргия: пьянство, эротика, обнажение - все это элементы "праздничного" поведения (не зря праздники считались благоприятным временем для смерти), соотнесенного со смертью и антимиром. Есть древние свидетельства о том, что еще в VII в. у славян был обычай праздновать поминки с ритуальным пьянством. Он сохранился до XX в.: этнографы говорят об играх и оргиях с ярко выраженной эротикой над (возле) покойником. Особую роль играла музыка - важнейшее средство магического воздействия на мир и достижения экстатических, "измененных" состояний сознания. Эти действия обычно объясняют двойственностью отношения к умершим: они покровители живых родственников, но и источник нечистой, смертельной силы - отсюда многочисленные очистительные обряды. Ритуальная оргия была направлена на то, чтобы нейтрализовать исходящую от него смертоносную силу и одновременно облегчить ему переход в мир иной. Перед нами вновь механизм имитации хаоса, смерти и одновременно "прививки" против нее. Состояние опьянения, как и сон, соотносилось со смертью, миром иным. Ради причастности последнему выворачивалось наизнанку обычное бытовое поведение: именно поэтому родственник покойника, обнажив телесный низ (традиционный элемент средневековой смеховой культуры), идет зажигать костер задом наперед, т.е. не так, как обычно, - это предельное выражение противопоставления обрядовых действий повседневным, будничным.

Наконец, похороны на корабле (ладье). Они заставляют в который раз вспомнить о водном пространстве, отделяющем мир мертвых от "этого света". (В западных регионах, Полесье, а также у литовцев известно иное представление - о том, что души умерших будут взбираться на крутую стеклянную гору. В связи в этим многие собирали всю жизнь обрезки своих ногтей, которые потом клали в гроб: считалось, что после смерти они срастутся с ногтями на пальцах, и лезть на гору будет легче.) А.Н. Афанасьев приводит следующие поверья: "В Ярославской губ. думают, что на том свете будут перевозить покойника через неведомую реку, и тогда-то пригодятся ему деньги: надо будет расплачиваться за перевоз. (Имеются в виду монеты, которые часто кладут в могилы; подобные представления известны и многим другим народам. - А.Ю.). Наши крестьяне убеждены, что скорлупу съеденного яйца необходимо раздавить на мелкие части; потому что если она уцелеет и попадет в воду, то русалки, в образе которых олицетворяются души некрещеных детей и утопленниц, построят из нее кораблик и будут плавать назло крещеному люду. <...> Малорусы рассказывают, что где-то далеко за морем обитает блаженный народ навы (мертвецы); чтобы сообщить ему радостную весть о светлом празднике Воскресения Христова и вместе с тем о весеннем обновлении природы, они бросают в реки скорлупу крашеных яиц, которая, несясь по течению воды, приплывает к берегам навов в зеленый четверг, известный между поселянами под именем навьского велика дня" . Есть и древнелитературные свидетельства этих представлений. Например, в апокрифе "Хождение Агапия в рай" (XII в.) есть "указание на плавание Агапия по морю для достижения рая. В апокрифе "Хождение Зосимы к Рахманом" (т.е. в полумифическую Индию, к брахманам; о рахманах рассказывали, кстати, ту же историю, что и о навах, откуда рахманскш великдень. - А.Ю.) Зосима в блаженную страну Рахман попадает, будучи перенесен двумя деревьями через реку. В апокрифе "Хождение апостола Павла по мукам" (XV в.) говорится, что апостол страну, "где не бе света" и где "тма и скорбь и туга", видел "об ону страну окиона", а в "град Христов" он прибыл на золотом корабле... В отреченном (отвергнутом церковью. - А.Ю.) слове "О всей твари"... говорится, что четырехугольная земля плавает на воде и той воде нет конца, за этим же "акияном" лежит земля, на которой находится рай и муки" . В народных духовных стихах души умерших также идут в рай или ад "по воды", "через реку". С этим связаны мотивы моста или переправы с перевозчиком, известные многим культурным традициям. Русские, в частности, обычай класть под голову покойнику несколько щепок от гроба объясняли тем, что они понадобятся, чтобы починить мост, если он где-нибудь прохудится. Если было распространено представление о провозе, то умершему вкладывали в руку (гроб - см. выше) монету, чтобы он смог расплатиться с перевозчиком через огненную реку (таковым в духовных стихах часто выступает архангел).

Но вполне естественно было предоставить душе покойного собственную лодку, с чем и связан описанный обряд. О нем есть и некоторые другие свидетельства. Известна находка древнерусского захоронения в лодочке из бересты. Древлянские послы, вероломно казненные княгиней Ольгой в отместку за убийство мужа, были брошены в приготовленную яму прямо в ладье. Та же Лаврентьевская летопись, откуда взят предыдущий сюжет, говорит: "И радимичи и вятичи и север один обычай имяху... аще кто умряше, творяху тризну над ним, и по сем творяху кладу велику и въхложахуть и (т.е. его) на кладу мртвца сожьжаху, а по сем собравше кости, вложаху в судину малу и поставяху на столпе на путех, еже творят вятичи и ныне". Здесь несколько спорно значение слова "клада", т.е. колода, которое можно толковать, во-первых, как "бревно с выдолбленной серединой, употреблявшееся для захоронения, гроб" - тогда перед нами фактически лодка-однодеревка, изготовлявшаяся таким же образом; ее борта могли увеличивать, "насаживать" досками, откуда название "насада". Но слово может быть истолковано и как "кладка из бревен" для погребального костра.

Есть и еще одно подтверждение: святой князь Глеб после убийства был брошен в лесу между двумя колодами, что сообщено "Сказанием о святых Борисе и Глебе" (хоронить князя, ставшего заложным покойником, не полагалось, даже если убийцы бы и пожелали). Но над изображением этого на миниатюре в списке XIV в. прибавлено: "Святого Глеба положиша в лесе межи двема кладома под насадом". "На миниатюре, - пишет А.Н. Соболев, - действительно видно, что скутанное тело князя положено между двумя колодами, и семь воинов-варягов опрокидывают над ним вверх дном лодку".

Археологи подтверждают и некоторые другие подробности погребального обряда, переданные Ибн-Фадланом. Известно, например, княжеское погребение конца XI в., обнаруженное при раскопках Десятинной церкви в Киеве. Оно было выполнено по языческому обряду: у останков обнаружены предметы вооружения. Известны и другие захоронения знатных людей, содержащие оружие и сосуды с пищей.

Конечно, народный погребальный обряд, по данным XIX - XX вв., далеко ушел от описанных языческих представлений. Но сохранились основные тематические линии, мотивы, представление о далеком пути, о нечистоте и опасности мертвеца, ритуальный разгул и пьянство, представление гроба домом - он даже называться мог "домовина", "хоромина" (ср. шалаш в ладье у Ибн-Фадлана). Все элементы похорон, как и свадьбы, были наполнены глубоким смыслом для традиционного человека и точно выполнялись во избежание опасности. Вот, например, основные этапы похоронного обряда на русском Севере, по данным XIX в.

1. Сразу после смерти ставят на окне чашку с водой: если вода колышется, говорят "душенька моется". Это обыкновение известно на всей восточнославянской территории, причем иногда сосуд для обмывания души ставили еще возле умирающего.

2. Дают всем знать.

3. Омывают и обряжают тело (обычно - приглашенные), делают гроб. Моют теплой водой на соломе, против трубы, натирая мылом 2 раза. Мыло бросают в реку, туда же выливают воду (этой водой колдуны пользуются для порчи новобрачных, а мыло употребляют против лихорадки). Одежду шьют наизнанку, т.е. направляя острие иглы не к себе, а от себя.

4. Кладут тело на солому на лавку в переднем углу, головой к иконам. Не метут пол, или метут, направляя сор к покойнику, чтобы другие не умерли, окуривают избу ладаном.

5. При переложении в гроб выносят в часовню или другую избу. Иногда берут не голыми руками, а в рукавицах. На место, где лежал покойник, кладут квашню (полено, камень, ухват и квашню). В гроб кладут хлеб, пироги, женщине - иголку и т.п.

6. Прощание родных, затем - вынос. Иногда кидают вслед лежащий рядом камень, "чтобы остальные живы были", плещут водой по тем местам, где несли, стараются запахать или смыть следы. Все это - обряды очищения. Выносят тело иногда через окно, окна затем оставляют открытыми.

7. Везут гроб на погост. По приезде лошадь распрягается, иногда извозчик едет назад верхом. Погребают непременно до заката. В могилу кидают деньги, которые нужны на перевоз через огненную реку или на свободный проход по мытарствам.

8. После похорон - обед-поминки. На них иногда оставляют место за столом покойнику. Подается ритуальная пища - блины, печенье. Поминают также на 9-й и 40-й день.

Похороны сопровождались традиционными причитаниями, тексты которых сочетали импровизацию с исполнением строгих канонов жанра. Причитали родственницы умершего, приглашались и профессиональные наемные "вопленицы". В причитаниях звучали многие мотивы, связанные с представлениями о смерти, особенно мотив пути в мир иной.

Укатилося красное солнышко
За горы оно да за высокие,
За лесушка оно да за дремучий,
За облачка оно да за ходячий.
За часты звезды да подвосточныя! -

так начинается северный плач вдовы по мужу. Сюжетом его является приход мифологического существа - смерти:

Приходила тут скорая смеретушка,
Она крадчи (т.е. крадучись) шла злодейка, душегубица,
По крылечку ли она да молодой женой,
По новым ли шла сеням да красной девушкой,
Аль калекою она шла да перехожею (т.е. нищей странницей),
Со синя ли моря шла да все голодная;
Со чиста ли поля шла да ведь холодная;
У дубовых дверей да не стуцялася,
У окошечка ведь смерть да не давалася (т.е. не просилась),
Потихошеньку она да подходила
И черным вороном в окошко залетела.

Смерть, кстати, часто представлялась в виде страшной птицы. Известна, например, такая народная загадка о ней: "На море, на Окиане, на острове на Буяне сидит птица Юстрица; она хвалится, выхваляется, что все видала, всего много едала. Видала царя в Москве, короля в Литве, старца в кельи, дитя в колыбели, а того не едала, чего в море не достало". Так и в причитаниях:

Видно налетела скорая смеретушка
Скоролетною птииынькой,
Залетела во хоромное строеньице,
Скрытно садилась на пустоскладно на згаловыще
И впотай ведь взяла душу со белых грудей...

Могла она представляться и страшным чудовищем. В "Повести о прении Живота со Смертию" (рукопись XVII в.) встреча с нею описана так:

Едет Аника через поле,
Навстречу Анике едет чудо:
Голова у него человеческа,
Волосы у чуда до пояса,
Тулово у чуда звериное,
А ноги у чуда лощадиныя...

Это "чудо" и оказывается "страшной и грозной" смертью. В причитаниях от нее пытаются откупиться подарками, но та отказывается. И вот:

День ко вечеру теперь да коротается,
Леса к зени-то (к земле) теперь да преклоняются,
Красно солнышко ко западу двигается,
В путь дороженьку надежа снаряжается...

Особенно отчетливо мотив сборов в дальний тяжелый путь звучал в плаче дочери по отцу:

Ты скажи, родитель-батюшко,
Мне изведай, красно солнышко,
Уж ты куды да снаряжаешься,
Уж ты куды да сокручаешься;
Во избу ли ты во земскую,
Аль к обидни богомольной,
Аль ко утрени воскресной?
У тя платьица не здешний,
И обуточка не прежняя;
Сама знаю, сама ведаю,
Што ты есь да снаряжаешься
Как во эту во дороженьку
На родительску на буевку (погост, кладбище)
Ко сердечным ко родителям...

Эти мифологические представления отразились в устойчивом выражении "проводить в последний путь". Часто в причитаниях был мотив смерти, унесшей родителя в глубокие воды, за темные леса, за высокие горы: местоположение мира иного передавалось в терминах пространственной недоступности, непреодолимых преград. Мог возникать мотив просьбы о возвращении, но на этом особо настаивать не рекомендовалось: а что как действительно начнет приходить? Ходячие покойники (в том числе близкие родственники, мужья) дали сюжеты многочисленным быличкам, существовали особые способы защиты от них - ничего хорошего запредельный гость, еще недавно близкий человек, принести не мог. Традиционный человек считал: каждый должен пройти все положенные ему жизненные этапы и находиться там и только там, где ему положено быть. Это касалось и живых, и мертвых.

Комментарии (1)
Обратно в раздел культурология










 





Наверх

sitemap:
Все права на книги принадлежат их авторам. Если Вы автор той или иной книги и не желаете, чтобы книга была опубликована на этом сайте, сообщите нам.