Библиотека

Теология

Конфессии

Иностранные языки

Другие проекты







Майкл Бейджент. Запретная археология

ОГЛАВЛЕНИЕ

ЧАСТЬ 4

Дабы не допустить в научный обиход противоречащие данные и удержать качающееся здание ортодоксальных построений, уже давно прибегают к двойным стандартам. Ископаемые кости или древние орудия, которые вписываются в современные теории, быстро признаются и находят освещение в научной литературе; те же ископаемые или артефакты, которые противоречат нынешним представлениям о доисторическом прошлом человечества, отбраковываются как неверно идентифицированные, как привнесенные в ранние горные формации, в которых их обнаружили, или, как крайнее средство, их тщательно помещают в «отсутствующие файлы» среди мусора музейных подвалов.

Классическим — и, к сожалению, не единственным — примером этого является история канадского археолога Томаса Ли, чьи раскопки принесли данные, неприемлемые для правящей ортодоксии. В центре этого скандала следы человеческой деятельности, относимые к гораздо более позднему времени, чем то, о котором говорим мы, но этот случай хорошо демонстрирует возможности окопавшегося научного истеблишмента по манипулированию фактами истории с целью утверждения своих собственных воззрений. Этот случай также демонстрирует полную безжалостность и своекорыстие, с которыми ведутся и выигрываются эти академические баталии.

В эпоху последнего ледникового периода в огромных шапках полярного льда оказалось заперто такое количество воды, что уровень океана на всем земном шаре упал на сотни футов. Восточная Сибирь оказалась соединенной с Аляской обширной и лишенной льда тундровой равниной. Согласно общепринятым представлениям, именно по этой равнине первые люди и перешли из Азии в Северную Америку. С 1920-х годов время этой миграции стали относить примерно к 10000 г. до н. э.

Даже сейчас, несмотря на существование нескольких противоречащих этому представлению находок, которые прямо и окончательно подрывают эту теорию, ортодоксальная позиция остается все той же. Уничтожающей критике подвергается всякий археолог, который оказывается достаточно независимым — иначе говоря, достаточно честным в обращении с фактами, — чтобы утверждать противоположное. Ведь доблестные защитники ортодоксии не берут пленных.

Томас Ли в течение многих лет работал помощником хранителя отдела индейских древностей Национального музея Канады в Торонто. Летом 1951 года он участвовал в археологической экспедиции по провинции Онтарио. Во время обследования острова Манитулин на озере Гурон он обнаружил, у его восточной окраины, неподалеку от ныне существующей деревушки Шегианда, свидетельства древнего человеческого поселения. Он стал проводить раскопки на этом месте.

В ходе этих раскопок Ли извлек из земли десятки каменных орудий, которые, судя по всему, были изготовлены народом, обладавшим высоким уровнем технического развития. Вдохновленный этими находками, он продолжал «дюйм за дюймом» раскапывать место древнего поселения вплоть до 1955 года. Проблема, однако, была в том, что эти найденные им орудия казались намного древнее, чем 10000 г. до н. э.

Чтобы убедиться в том, что его датировка верна, он обратился за советом к целому ряду геологов, которые, на основании изучения пласта, в котором были найдены эти орудия, и имеющихся в наличии данных по истории Северной Америки эпохи ледникового периода, установили, что возраст всех найденных орудий насчитывал, по крайней мере, 65 тысяч лет, а быть может, и гораздо больше — возможно, до 125 тысяч лет. В 1954 году место раскопок посетило что-то около сорока или пятидесяти геологов, которые согласились с этим геологическим анализом пласта. В действительности же за те годы, что шли раскопки, на месте побывало свыше 100 геологов, и все они имели полную возможность изучить пласт и предметы, в нем обнаруженные. Тем не менее, несмотря на единодушное мнение геологов по поводу их датировки, эти находки представляли собой неразрешимую проблему для бытующего ныне взгляда на возраст существования человека в Северной Америке: попросту говоря, они были неприемлемы.

В 1970 году геолог из Уэйнского университета, базирующегося в Детройте, д-р Джон Сэнфорд сделал обзор всех данных, собранных Ли и другими археологами в местечке Шегианда. Ученый сообщил, что «стратиграфическое следование отложений и артефактов, содержащихся в каждом слое, имеет ясную и определенную картину. Внимательная выемка грунта и изучение отложений и артефактов на месте не оставляют места сомнениям в отношении стратиграфии» .

Говоря об интерпретации этих находок, он приходил к заключению, что эти артефакты «безусловно, датируются скорее ранним, чем поздним висконсинским периодом». Так геологи называют последний из четырех великих ледниковых периодов, покрывших льдами Северную Америку. Висконсинский период был примерно 80 тысяч лет назад. Но д-р Сэнфорд прибавлял, что артефакты с наиболее глубоким залеганием, вероятно, датируются позднейшими этапами предыдущего ледникового периода, «сангамоном», который завершился примерно 100 тысяч лет назад.

Открытия Ли, таким образом, оказались неугодны тем, чья карьера была тесно связана с ортодоксальной теорией, гласящей, что впервые человек попал в Америку отнюдь не через загроможденный льдом перешеек на месте Берингова пролива.

Ли поведал следующую историю:

«Во время посещения места раскопок один известный антрополог, после того как в ответ на свое недоверчивое восклицание: „Ведь вы там ничего не находите?“, услышал от старшего землекопа: „Как же не находим! Спускайтесь сюда и посмотрите сами!“, стал убеждать меня совершенно забыть о том, что находится в отложениях ледниковой эпохи, и сосредоточить внимание на более поздних артефактах, из верхних слоев».

После того как Ли отказался участвовать в подобном фарсе, его оппоненты поступили с ним безжалостным образом. У него отняли возможность публиковаться. Одновременно с этим, пользуясь тем, что он не мог выступить в свою защиту в печати, ряд известных специалистов в этой области серьезно исказили обнаруженные им свидетельства, тем самым дискредитировав как профессиональную репутацию Ли, так и его находки. Наконец, огромное число найденных им артефактов бесследно исчезло в недрах Национального музея Канады.

Впрочем, поначалу Ли пользовался поддержкой Директора Национального музея Канады д-ра Жака Руссо, который отказался уволить его с работы; тот даже хотел, чтобы по этой теме был опубликован доклад. Эта ересь способствовала еще большему давлению на директора, которого самого вскоре отстранили от работы. Ли также лишился работы в музее; Шегианда стала презрительно именоваться другими археологами как «небывальщина».

И — уже как последняя несправедливость по отношению к Ли и его находкам — эта ледниковая стоянка была превращена в место паломничества для туристов.

При такой позиции научных кругов важные данные легко превращаются в нечто малозначимое или вовсе устраняются из научного обихода. В этом случае все было сделано для того, чтобы замолчать и дискредитировать факты, появившиеся в результате этих раскопок. Это было очень важно для оппонентов Ли, ибо, если бы они не сделали этого тогда, пришлось бы переписывать все, что было сказано о ранней истории человека в Северной Америке. Вот каковы были ставки. Под угрозой могли оказаться академические карьеры, построенные на давних и прочно вошедших в обиход, но ошибочных теориях. Как с горечью писал Ли: «Их нужно было загубить. Их и загубили».

Теории происхождения человека базируются на ископаемых, находимых в географически ограниченном районе, в Африке, и репрезентируют лишь небольшое число видов, существовавших на протяжении многих миллионов лет. Необходимо подчеркнуть, что эти выборки малы и специфичны в географическом отношении. Все, о чем в действительности говорят эти данные, так это о ситуации в Восточной Африке 1—4 миллиона лет назад. Всякие более широкие утверждения остаются умозрительными.

Впрочем, остается справедливым и то, что на данный момент самые древние проточеловеческие существа, признанные наукой, найдены в Африке. Они представлены семнадцатью фрагментами окаменелых костей, обнаруженными в Эфиопии в 1992—1993 годах, возраст которых насчитывает около 4,4 миллиона лет. Древнейшие признанные предки рода Homo также происходят из Африки и представлены фрагментами двух черепов, один из местечка Ураа в Малави, а другой с озера Баринго в Кении: считается, что возраст обоих составляет 2,4 миллиона лет. Правда, нам следует не забывать, что возраст летолилских отпечатков, оставленных человеческой ступней, насчитывает 3,6 миллиона лет. Самые ранние орудия также из Африки; чуть более 3 тысяч экземпляров было найдено в местечке Гона, в Эфиопии, в 1992—1994 годах. Полагают, что этим орудиям около 2,5 миллиона лет. Нет никаких указаний на то, что за существо изготовило и использовало их, так как рядом с ними не найдено никаких костей, но предполагают, что они относились к некому раннему человеческому виду. Эти орудия представляют собой очень примитивные образцы оббитого камня, которые тем не менее показывают, что тот, кто их изготовил, уже обладал значительными навыками работы с камнем. Имеются также свидетельства того, что тупые орудия заострялись путем дополнительной обработки камня. Все это указывает на сознательное и намеренное изготовление орудий и способность планирования будущего. Потому-то Африка и является центром сосредоточения наибольших усилий современной науки по поиску свидетельств древнего человечества и использования древних орудий.

Не столь хорошо известно, что в Европе также обнаружены сходные свидетельства, — однако эти свидетельства настолько удивительны, настолько плохо сочетаются с общепринятыми знаниями, настолько идут вразрез с академическими представлениями, что ученые уже давно открестились от них в надежде на то, что постепенно они забудутся и за давностью лет о них уже никто не будет вспоминать. Ведь если бы пришлось признать эти свидетельства, то они бы не оставили камня на камне от современного представления о доисторическом прошлом человека.

Убедительные свидетельства очень раннего использования орудий в Европе были представлены на собрании Антропологического института в Лондоне — в понедельник 8 апреля 1872 года. Присутствовавшим была показана коллекция ископаемых акульих зубов, извлеченных в Суффолке из образований красного песчанистого мергеля, оставшихся от древнего моря, которое существовало здесь 2—2,5 миллиона лет назад. И хотя само по себе существование акульих зубов в этих приморских песчанистых породах не является чем-то аномальным, они тем не менее стали для всех присутствовавших настоящей головоломкой: в каждом акульем зубе имелось небольшое отверстие, аккуратно просверленное по центру.

Внимательный осмотр этих отверстий выявил, что каждое отверстие было плотно забито породой красного песчанистого мергеля, а это доказывало, что отверстия были просверлены до того, как зубы попали в древнее море. Уже одно это указывало на возраст старше 2 миллионов лет.

Эти просверленные зубы свидетельствуют о том, что неизвестные ранние жители Европы использовали орудия практически такого же возраста, что и те, которые были недавно найдены в Эфиопии. Правда, орудия, используемые для просверливания столь маленького отверстия, намного более сложны, чем простые каменные чопперы и рубила. Но, как и в тех случаях, находки в Суффолке не сопровождались обнаружением человеческих костей. А потому мы даже гипотетически не можем сказать о том, какого рода человеческие существа могли их создать. Или относились ли они к тому же виду, что и неведомые обитатели древней Эфиопии.

В октябре 1875 года профессор Капеллини, геолог из университета Болоньи, посетил район Сиены, движимый интересом к находимым там небольшим ископаемым китам.

Ему повезло найти значительную часть окаменелого кита, которую он самолично извлек из горной породы и привез в университет. Очищая одну из костей, он обнаружил насечку, оставленную на ней до того, как она превратилась в окаменелость. Похоже было, что ее сделали намеренно, острым резаком. И это при том, что кость была извлечена из геологического образования, относимого к плиоцену, эпохе, царившей на Земле 2—5 миллионов лет назад.

Тщательный осмотр кости обнаружил три дополнительных, но неглубоких надреза. Профессор Капеллини сделал вывод, что перед ним следы очень древнего орудия, которым разделывали тушу, поскольку эти отметины сильно отличались от следов, которые бы оставили зубы хищников, таких, как акулы. Представлялось весьма вероятным, что туша этого древнего кита была освежевана людьми с помощью острого орудия, которое в процессе разделки задело и порезало кости кита. Чтобы проверить свою догадку, он осмотрел кости современных животных, забитых, а затем помещенных в музейные коллекции; он обнаружил сходную модель порезов. Для большей убедительности, воспользовавшись древними кремневыми орудиями, найденными им в том же районе, он провел эксперименты на современных костях, доказав, что мог воспроизвести тот же тип надрезов. Нетрудно оказалось доказать и то, что надрезы на ископаемых костях не появились недавно; позже он объяснил своим коллегам, что ископаемая кость была столь твердой, что невозможно было поцарапать ее и стальным заостренным предметом.

Недавние исследования дали подтверждение различию между отметинами, оставляемыми при разделке туши, и следами зубов хищников. Изучение отметин, которые оставлены орудиями на костях, найденных в Олдувайском ущелье, позволило сделать вывод, что «до сих пор не выявлено процесса, который бы оставлял отметины, имитирующие следы насечек, надрезов или соскабливания на микроскопическом уровне. Зубы хищников оставляют борозды с закругленным или плоским основанием; и в том и в другом случае отсутствуют тончайшие параллельные бороздчатые полоски, характерные для следов резания или соскабливания».

Профессор Капеллини обнаружил такие отметины на довольно большом количестве ископаемых костей, причем выяснилось, что они встречались лишь на верхушке позвоночника и на внешней стороне тех ребер, что были справа. На основании этого необычного распределения видимых отметин он предположил, что кит был вытащен на мелководье древнего моря и лежал на левой стороне, когда люди свежевали его тушу с правой стороны, используя кремневые ножи.

Он делал вывод, что эти отметины доказывали, что люди жили в Тоскане более 2 миллионов лет назад, в то время, когда там обитали эти киты. Он представил эти выводы своим ученым-коллегам на международных конференциях в 1876 и 1878 годах. Последовала дискуссия, в результате которой ряд видных ученых выступили в его поддержку, несмотря на очень раннюю датировку происхождения человечества, неявно вытекавшую из этих находок.

Впоследствии были найдены другие кости, обнаруживавшие сходные образцы надрезов. Большая коллекция ископаемых китовых костей, обнаруженных в долине Фине в Тоскане, была передана в дар музею Флоренции. Профессор Капеллини осмотрел эти кости и обнаружил среди них несколько, имевших идентичные отметины порезов, предположительно также от разделки туши. Его выводы поддержали несколько других ученых, в том числе профессор палеонтологии и профессор зоологии и сравнительной анатомии.

В Италии также было найдено и небольшое число других костей, содержащих следы как будто бы человеческой деятельности. В одной окаменелой кости животного имелось сквозное круглое отверстие, возможно, просверленное; еще одна кость, казалось, была пропилена до половины, а затем разломана. Возраст обеих костей составлял два с лишним миллиона лет.

Сходные свидетельства находили и во Франции. В известняке в Ганна, в центральных районах Франции, была найдена бедренная кость носорога. Поперек верхней ее части шли параллельные порезы, сильно напоминавшие отметины, которые бы остались в результате разделки туши. Эта кость была намного старше, чем итальянские окаменелости, и относилась к эпохе миоцена (5—25 миллионов лет назад), правда, другие ископаемые, найденные вместе с ней, современные ученые датируют теперь еще более ранним периодом. А это значит, что и кость могла быть гораздо старше.

Древние ископаемые кости доисторического водного млекопитающего, очень похожего на морскую корову, были обнаружены около Пуансе, на северо-западе Франции. На верхней передней конечности были видны несколько глубоких и острых надрезов. Было ясно, что кости все время пролежали в горной Породе, из которой их извлекли, а потому эти надрезы, очевидно, были сделаны до наступления фоссилизации. Что особенно загадочно в этой находке, так это то, что морские отложения, в которых они были найдены, датируются сегодня ранним миоценом, то есть периодом, который был 20—25 миллионов лет назад. Уже одна мысль о том, что люди могли жить в тот период, кажется недопустимой ересью. Но именно на такой вывод наталкивает эта ископаемая находка.

Ну а как же сами орудия, которые, возможно, использовались при разделке туш животных в столь ранние времена? Данные археологии показывают, что каменные орудия, и некоторые из них весьма сложные, находят во многих очень древних горных формациях в Европе.

За последнее десятилетие археологи драматическим образом пополнили наши знания о человеческих артефактах, находимых в Европе. Хорошо сработанные рубила находят в Боксгроуве на юге Англии, в месте раскопок, возраст которого составляет, по крайней мере, 500 тысяч лет, а возможно, и больше. В Гран-Долина на северо-востоке Испании и в Чепрано в Италии, к юго-востоку от Рима, были обнаружены простые чопперы, изготовленные, по крайней мере, 800 тысяч лет назад. Эти последние находки составляют буквально сотни орудий.

Еще древнее режущее орудие из Гран-Долина, обнаруженное в слое пород, чей возраст исчисляется миллионом лет. Это самая ранняя находка в Европе орудия вместе с окаменелыми костями людей и животных. Некоторые из этих костей, и в том числе человеческие, обнаруживают следы порезов от свежевания; мертвые люди тоже были ценным источником белка.

То, что теперь наукой признается факт использования людьми в Южной Европе орудий, по крайней мере, миллион лет назад, начинает снимать налет ереси с тех находок, которые мы уже упоминали, таких как просверленные акульи зубы или освежеванный кит, найденный профессором Капеллини, даже при том, что возраст их насчитывает свыше 2 миллионов лет. Но даже и этот возраст может вскоре стать научно признанным фактом, когда разрешится спор по поводу еще одной находки во Франции, представленной кремневыми орудиями.

В 1989 году французский археолог Эжен Бонифэ обнаружил несколько простых каменных артефактов в местечке Сен-Эбль в центральной части Франции. Он определил их возраст в районе 2,2—2,5 миллиона лет. Рядом находится потухший вулкан, который извергался 2 миллиона лет назад, покрыв лавой близлежащую местность; под обломками вулканических пород и найдены эти орудия.

Каменные орудия, грубые, но удивительно похожие на те, что найдены семьей Лики в Восточной Африке и названы «олдованскими», и лучше тех, что найдены Бонифэ во Франции, были обнаружены в прошлом столетии на Кентском плато близ Айтгема. К концу девятнадцатого столетия тут в разных местах было найдено несколько сотен таких экземпляров. В начале двадцатого столетия возраст слоя, в котором они были обнаружены, определили примерно как 2—4 миллиона лет.

В районе горных образований из красного песчанистого мергеля, чей возраст насчитывает от 2 до 55 миллионов лет, там, где нашли просверленные акульи зубы, также были обнаружены кремневые орудия — правда, на порядок более сложные в техническом отношении. Здесь в нескольких местах было видено большое количество обломков кремня, чей вид указывал на то, что они подверглись обработке: тщательно оббитые скребки и рубила для получения острой поверхности, сходные с орудиями, находили во многих других местах.

Эти находки породили жаркие споры, и для изучения вопроса была собрана международная комиссия экспертов в области археологии и палеонтологии. В 1923 году комиссия решила в пользу находок и датировки в районе 2—5 миллионов лет. Но кому известно об этом сейчас? В наше время они либо забыты, либо насмешливо подаются как ошибочные. Ведь они не вписываются в теории, появившиеся на свет в результате африканских раскопок.

Но что, если специалисты были не правы? Что, если люди в Европе в то время не пришли из Африки, а уже многие миллионы лет обитали в Европе и Азии?

Самые поразительные находки, однако, были во Франции. Немного к северу от Парижа — в Клермоне — в очень и очень древнем слое было найдено несколько хорошо сработанных кремневых орудий.

Древние орудия, найденные знаменитым французским археологом, исследователем доисторической эпохи, аббатом Анри Брейлем в Клермоне, во Франции.
В 1910 году знаменитый французский археолог и университетский профессор аббат Анри Брейль написал об одном таком орудии, которое он самолично извлек из породы, а потому был «абсолютно уверен» в его возрасте; тем не менее, оттого что оно имело вид рукотворного предмета, «его обнаружение на месте, в подстилающем слое песков Браше эпохи эоцена… привело меня в глубокое замешательство». И, правда, как не прийти в замешательство, если эпоха эоцена существовала 38—55 миллионов лет назад.

Опубликованные в 1910 году Брейлем зарисовки этого и второго, также найденного им орудия являют собой недвусмысленное свидетельство сознательной обработки. Но Брейль, не могший поступиться ранней датировкой — ведь он сам извлек орудия — и не желавший даже намекать на возможность существования людей в столь раннее время, заявил, что каждое из каменных орудий появилось на свет естественным путем. Разумеется, совершенно невозможно представить себе, чтобы такое сложное орудие могло возникнуть в результате геологической деятельности. И Брейль, должно быть, понимал это.

Он, должно быть, втайне терзался тем фактом, что несмотря на их огромный возраст, эти орудия по своей сложности идентичны человеческим артефактам эпохи Ното erectus, известным археологам как ашельские. И, к слову сказать, по своему возрасту подобны тем артефактам, которые были обнаружены в прошлом столетии угольщиками Калифорнии.

Три-четыре миллиона лет назад у основания Итальянских Альп плескалось теплое море; после него остались многочисленные слои пород, содержащие морские ископаемые. Летом 1860 года итальянский геолог и академик профессор Джузеппе Рагаццони искал ископаемые ракушки в Кастенедоло, неподалеку от Брешии. В этих древних приморских формациях он нашел окаменелые человеческие кости; верхняя часть черепа срослась с окаменелым кораллом, заодно с конечностями и ребрами. Он показал их другим геологам, которые посчитали невозможным, чтобы человеческие кости могли находиться в таком Древнем пласте, и сделали вывод, что они, должно быть, попали в него из интрузивного захоронения — то есть из глубокого захоронения гораздо более позднего времени, которое доходило до более низких слоев породы. И потому профессор Рагаццони выбросил их.

Затем, в январе 1880 года, вновь обнаружились кости. Они были найдены между древним коралловым рифом и окаменелой глиной, в которой содержались ракушки. Профессора Рагаццони известили об этой находке, и он со своим ассистентом приехал на место, чтобы самолично извлечь обнаруженные ископаемые кости. Было найдено довольно большое их число: части черепа, челюсть, зубы, позвонки и кости конечностей. Позже в том же месяце в семи футах от места были обнаружены фрагменты челюсти и зубы, отличавшиеся от тех, что были найдены раньше. Памятуя о своем предыдущем опыте, профессор Рагаццони тщательным образом изучил место, чтобы исключить возможность попадания этих костей из интрузивного захоронения. Свидетельств подобного не обнаружилось, и, как он писал, все кости были «полностью покрыты и заполнены глиной и небольшими фрагментами кораллов и ракушек», что отметало всякие остававшиеся сомнения. Кроме того, это служило доказательством того, что некогда они покоились в древнем море.

Спустя около трех недель, в феврале 1880 года, был найден почти нетронутый скелет. И снова Рагаццони руководил извлечением ископаемых останков. Осмотр костей показал, что он принадлежал женщине. В итоге были получены останки четырех людей — мужчины, женщины и двух детей. Кости были довольно сильно разбросаны, что соответствовало предположению о том, что эти люди утонули в море, а затем их тела были отнесены в разные стороны волнами. Возможно, они плыли в лодке.

Тот факт, что кости могли столь надежно храниться в древних приморских ископаемых слоях, указывал на то, что датировка в районе 3—4 миллионов лет имела очень высокую вероятность.

Рагаццони показал кости профессору анатомии в Римском университете, который изучил как место раскопок, так и кости. Этот эксперт отметил, что не было ни малейших указаний на то, чтобы кости — женский скелет в особенности — могли попасть в древний слой из места захоронения. Он также отметил, что череп настолько прочно был утоплен в глине, что ему потребовалось немало усилий, чтобы извлечь его.

Профессор пришел к выводу, что кости «являются неоспоримым свидетельством существования человека с привычным для нас человеческим обликом».

Вплоть до 1969 года обеспокоенные эксперты все еще пытались подвергнуть сомнению эти находки. Проведенные в тот год Британским музеем естественной истории научные тесты имели целью продемонстрировать небольшой возраст костей, однако легко была показана недоброкачественность этих тестов: недостаточное внимание было уделено возможности порчи не только кислотами, сапрофитами и корнями, пока кости лежали под землей, но также и впоследствии, когда в течение восьмидесяти девяти лет они находились в музее, не защищенные от влияния атмосферы или микроорганизмов. Впрочем, тесты все же выявили, что в костях имелось высокое содержание фтора и «неожиданно высокая» концентрация урана, что свидетельствовало об их древности.

Профессор, к которому принес эти кости Рагаццони, не обольщался насчет своих коллег из академических кругов, когда предсказывал, что реакция научного мира будет неизбежно враждебной. Он оплакивал отношение ученых мужей и предупреждал, что «при таком деспотическом научном предубеждении» подобные открытия будут дискредитироваться.

Следует отметить, что, хотя эти ископаемые кости сходны по своему возрасту с теми, что обнаружены в Восточной Африке, между ними имеется одно весьма существенное отличие. Эти найденные в Кастенедоло останки принадлежат индивидам, в анатомическом отношении идентичным современным людям. Большинство находок, сделанных в Восточной Африке, относятся к ранним и примитивным существам, в лучшем случае речь тут, возможно, может о протолюдях.

Тем не менее и это заставляет нас задуматься: в Восточной Африке встречается очень небольшое число весьма древних находок, относящихся к человеческим существам, в анатомическом отношении похожим на современных людей.

В 1965 году в Канапои, у южной оконечности озера Туркана в Кении, была найдена плечевая кость, «поразительно похожая» на современные человеческие образцы, чей возраст был первоначально определен в районе 2,5 миллиона лет. Позднее эту цифру пересмотрели и стали исчислять возраст находки 4 миллионами лет с лишним. В Кооби-Фора, в восточной части озера Туркана, в 1973 году были обнаружены ископаемые кости ног, чей возраст насчитывает 2,6 миллиона лет. Ричард Лики заявил, что они «почти неотличимы» от костей современного человека. Также в Кооби-Фора в 1974 году была найдена таранная кость, имеющая возраст 1,5—2,6 миллиона лет. Анатом д-р Бернард Вуд (ныне профессор) скрупулезно изучил эту ископаемую кость и доказал, что она практически полностью совпадает с такой же костью современного человека. В 1977 году французские исследователи под руководством Ж. Шавайона нашли плечевую кость в Гомборе в Эфиопии, которая, как они указали, была копией такой же кости современного человека. Эта находка также имела возраст свыше 1,5 миллиона лет.

Другие человеческие останки, вызывающие столь же яростные споры, как и те, что были найдены профессором Рагаццони, находили в Европе, Азии и Южной Америке. Все они уже многие годы являются предметом саркастических нападок со стороны ученых, защищающих то, что ныне представляется ошибочной ортодоксальной теорией эволюции. Тем не менее и сама академическая наука все ближе и ближе приближается к еретическим выводам.

Справедливо будет предоставить заключительное слово тем, кто собирал не признанные ортодоксальной наукой факты, Майклу Кремо, Ричарду Томпсону и их исследователю Стивену Бернарту: «Мы приходим к заключению, что данные в целом, включая ископаемые кости и артефакты, в наибольшей степени соответствуют тому взгляду, что в анатомическом отношении современные люди на протяжении десятков миллионов лет сосуществовали с другими приматами».

На пустынной Анатолийской возвышенности в центральной части Турции, в тридцати двух милях юго-востоку от столицы провинции Конья, находятся два древних кургана, скрывающих древние развалины Чатал-Хююка, первого города мира.

Это крупное городище эпохи каменного века появилось ниоткуда. Неизвестно, где, в каких местах жители могли позаимствовать технические навыки, религию со сложными храмами или умение вести городскую торговлю и земельные хозяйства. Эта высокоразвитая и сложная культура как бы вдруг возникла на плодородных высокогорных равнинах, словно таинственным образом перенесли сюда из какого-то другого места.

Для археологов и историков это — город, с которого начинается цивилизация. Фактически же это начало эпохи поселений и обработки земли, эпохи неолита. Его первооткрыватель англичанин Джеймс Мелларт восторженно писал:

«Неолитическая цивилизация, обнаруживающаяся в Чатал-Хююке, сияет точно сверхновая среди довольно тусклой галактики современных ей сельских культур… Наиболее длительное ее влияние сказалось не на Ближнем Востоке, а в Европе, ибо именно этот новый континент неолитические культуры Анатолии познакомили с первыми начатками сельского хозяйства и животноводства и культом богини-матери, основой нашей цивилизации».

Здесь были обнаружены свидетельства беспрецедентного уровня развития технологии: сотни ножей, кинжалы, наконечники стрел и копья, из кремня или обсидиана, сработанные с поразительным и невиданным мастерством, намного опережающим уровень технического развития любых других культур, известных на Ближнем Востоке того времени. Обсидиан, в частности, является чрезвычайно твердым вулканическим стеклом, и отбитые куски этого стекла могут иметь невероятно тонкий режущий край, гораздо более острый, чем любое современное металлическое лезвие.

Были также найдены великолепно отполированные обсидиановые зеркала, бусы с тончайшими отверстиями, ювелирные украшения и тканые изделия высочайшей пробы, в их числе ковры — свидетельство жизни в комфортных условиях. Эти поселенцы не использовали глиняную посуду, однако пользовались деревянными и плетеными изделиями, которые по своей сложности и мастерству исполнения не имеют себе равных среди изделий той эпохи.

Их техническое совершенство столь велико, что нам до сих пор неизвестно, как эти люди создавали некоторые из предметов своего быта. Мы не знаем, как они полировали свои твердые обсидиановые зеркала, не оставляя ни единой царапины на поверхности; были найдены каменные бусы, а также несколько из обсидиана, в которых, трудно поверить, просверлено отверстие столь тонкое, что через него невозможно просунуть современную иголку. Невозможно представить себе, как они могли сделать их, не прибегая к использованию очень твердых металлических сверл. Тем не менее они каким-то образом сумели их сделать. Возможно, однажды мы узнаем их секрет.

Поселенцы исповедовали сложную и тщательно выстроенную религию, центром которой, судя по всему, была богиня-мать, воспринимавшаяся как три человека в одном: молодая девушка, беременная женщина и старая ведунья. Даже в той небольшой части города, которую удалось раскопать к настоящему времени, было раскопано свыше сорока алтарей или святилищ, использовавшихся для отправления этого культа, хотя не все они действовали в одно и то же время.

Другими словами, что касается археологии, городская культура Чатал-Хююка была уникальной; у нее не имелось никаких явных предшественников, не было никаких мест поблизости, где бы жители городища могли усвоить все свои навыки и умения.

Должно быть, жители города усвоили свои уникальные технические навыки где-то еще. Но это не могло быть в каких-либо известных общинах того времени, вроде тех, что найдены в Иерихоне в долине Иордана или в Джармо на плоскогорье Курдистана. Поскольку эти общины не имели даже отдаленно схожего уровня развития культуры и ремесла.

Нелепо полагать, что эта сложная, высокоразвитая городская культура взялась вдруг и ниоткуда около 8000 лет до н. э. И слепому ясно, что оседлая культура должна была начать свое развитие гораздо раньше и в каком-то другом месте.

Вопрос в том, где и когда?

Примерно 80 тысяч лет назад огромная шапка льда с гигантскими глетчерами простерлась в глубь Европы, России, Канады и Соединенных Штатов. Ледяная шапка, возможно, милю с лишним толщиной на севере, покрыла всю Ирландию, большую часть Англии, доходя на юге вплоть до района Лондона, и протянулась по Европе. В Северной Америке шапка льда почти две мили толщиной доходила на юге до Сент-Луиса и Филадельфии; еще дальше к югу простирались бескрайние просторы арктической тундры.

Это, конечно, не должно было стать непреодолимой проблемой для людей, живших в то время, поскольку районы Южной Европы, Северной и Центральной Африки и Центральной Америки не должны были пострадать так сильно, хотя и считается, что в целом мировая температура должна была заметно понизиться, при этом должна была возрасти облачность и количество дождевых осадков. Если человек к тому времени еще не создал культуру городского типа, теперь в этом должна была возникнуть настоятельная необходимость, люди нуждались в укрытии от дождей и холодных ветров.

Нас всегда уверяли, что человечество на этом раннем этапе своего развития вело кочевую жизнь охотников-собирателей и в случае необходимости искало убежища в пещерах. Во многом это верная картина, но верная только в том смысле, что в пещерах находят останки людей. Нам необходимо быть осмотрительнее с заключениями, которые мы делаем из этого. Это весьма похоже на то, как если бы будущие археологи, находя тела людей в бомбоубежищах времен Второй мировой войны, стали делать выводы, что это было обычным явлением для культуры двадцатого столетия.

Ранний человек не совсем жил в пещерах. Даже сотни тысяч лет назад строились убежища, некоторые, по-видимому, постоянные. Во Франции в местечке Терра-Амата неподалеку от Ниццы, возраст которого, возможно, насчитывает 300 тысяч лет, обнаруживается нечто вроде отверстий для столбов и каменные кольца, которые, как настаивает французский ученый Анри де Люмле, нашедший эту стоянку, являются останками прочных укрытий. Как часто бывает, эта стоянка вызывает споры, и не все согласны с его выводом. Меньше разногласий вызывают находки в местечке Бильцингслебен в Германии, возраст которых определяют примерно в 400 тысяч лет. Археологи раскопали три сходных кольца, сделанных из костей и камня, с диаметром от девяти до тринадцати футов. Полагают, что это основания строений, из которых состояла постоянная стоянка. Наиболее необычной тут находкой, вызывающей многочисленные вопросы относительно предположительно высокого уровня развития культуры, достигнутого этими древнейшими людьми, является площадка двадцати семи футов шириной, выложенная костями и камнями. Руководитель раскопок Дитрих Маниа считает, что проживавшие тут люди «специально выложили эту площадку, предназначая ее для культурных целей».

В России на реке Днестр в местечке Молодова [12], возраст которого насчитывает 60 тысяч лет, было найдено нечто вроде переносных «тентов» или «щитов», собранных из мамонтовых костей. В Румынии, в местечке Долни-Вестонице, была найдена группа из пяти жилищ, возрастом 28 тысяч лет, самое крупное из которых имело свыше пятидесяти футов в длину. Поблизости были найдены остатки печи для обжига глины. По-видимому, она использовалась лишь для обжига небольших глиняных фигурок, поскольку не было обнаружено никакой домашней глиняной посуды.

Такие прочные убежища стационарны, они не могут перемещаться вместе с кочующим племенем. Следовательно, племя должно оставаться на одном месте, должно одомашнивать животных и выращивать урожай, чтобы обеспечивать себя едой. Чтобы покрывать потребности в еде оседлого населения, члены общины должны развивать специализацию труда и стремиться производить продукт в излишке, дабы обменивать его на те товары и продукты питания, которые не могут вырастить или изготовить сами. Они должны установить правила пользования землей и собственностью, должны собираться вместе, чтобы оказывать друг другу помощь, защищать себя и торговать. Такая культура, построенная на принципах взаимной поддержки, защищенная от природных стихий надежными убежищами, а от голода — эффективно налаженным производством продуктов питания, является наилучшим способом выживания для человеческих существ в условиях недружелюбной, а подчас и враждебной среды.

Где же могли развиться эти культуры? Надо полагать, там же, где всегда развивались культуры: в плодородных низменностях с умеренным климатом, по берегам рек, дающих воду и возможность сообщения. В особенности культуры могли возникать в районах дельт, там, где эти реки впадали в море. Разумно предполагать постепенное возникновение культур городского типа в таких местах за 60 с лишним тысяч лет последнего ледникового периода.

Небольшие суденышки, несомненно, были часто используемым транспортом уже в стародавние времена. Изображения рыб, обитающих глубоко в море, таких, как дельфины и киты, находимые в древних пещерах, свидетельствуют о вероятной мореплавательской деятельности. То, что такая технология была, очевидно, доступна в очень ранние времена, подтверждается данными о том, что уже, возможно, 40 тысяч лет назад в Юго-Восточной Азии использовались лодки, способные находиться в открытом море в течение дней.

К несчастью, эти широкие речные долины, где, вероятнее всего, и развивалась культура, никогда не бывают очень высоко над уровнем моря: сегодняшняя долина Инда, к примеру, простирается почти на 450 миль, прежде чем превышает 300 футов в высоту; долина Миссисипи тянется примерно на 550 миль; большая часть западного побережья Франции возвышается менее чем на 300 футов над уровнем моря.

На пике последнего ледникового периода — около 24—14 тысяч лет до н. э. — в шапках льда оказалось сосредоточено столько воды, что в мировом масштабе, как было подсчитано, уровень моря понизился более чем на 400 футов. К концу ледникового периода — примерно 7 тысяч лет до н. э. — море вернулось и восстановило свой прежний уровень, доходя примерно до нынешних береговых линий, что указывает на повышение уровня на 400 футов.

Надо полагать, что с возвращением моря любые древние приморские поселения должны были оказаться далеко в море на континентальном шельфе, залитые водой. Доказано, что большая часть современного континентального шельфа у побережья Соединенных Штатов была сушей около 9 тысяч лет до н. э. Рыбаки, тралившие морское дно, добывая гребешков и других двустворчатых моллюсков, находили зубы вымерших мастодонтов или мамонтов даже в 190 милях от побережья, дальше Кейп-Кода. Их находили на глубине до 400 футов. Также находили останки лошадей, тапиров, мускусного овцебыка и гигантского лося. Зубы мастодонта находили и в Японском море на глубине в 300 футов.

Во многих разных местах неподалеку от Атлантического побережья Соединенных Штатов, на глубине почти в 300 футов, обнаруживали ракушки мелководных устриц, обыкновенно встречающихся в приливных эстуариях или лагунах. Радиоуглеродный анализ показал, что их возраст может насчитывать до 9 тысяч лет до н. э. Эти данные указывают на ту скорость, с которой поднималась вода, свидетельствуя об очень быстром повышении уровня моря с этого времени. Ведь к 7000 г. до н. э. моря стабилизировались, а это означает, что за предшествовавшие 2 тысячи лет должно было произойти повышение уровня моря на 300—400 футов.

Также находили и растительность; рыбаки и океанографы поднимали на поверхность древние веточки, семена, остатки пыльцы и торфа. Углеродный анализ показал, что они тоже ушли под воду около 9 тысяч лет до н. э. Ученые также обнаружили свидетельства погружения под воду береговых линий, песков и залежей торфа. Все эти свидетельства привели их к выводу, что 13 тысяч лет до н. э. континентальный шельф Соединенных Штатов являлся обширной прибрежной равниной, населенной разными формами жизни и покрытой лесами. Но после 9000 г. до н. э. он превратился в морское дно.

Нанесение на карту массивов суши земного шара в момент их максимальной величины на пике ледникового периода выявило подлинный масштаб дополнительной суши, доступной в то время. Австралия, Новая Гвинея и Тасмания были одним континентом; Филиппины, Суматра, Борнео и Ява соединялись все вместе с массивом суши континентальной Азии. Обширные территории суши простирались на 100 миль к югу от оконечности Южной Африки, а между Сибирью и Аляской имелся сухопутный проход, причем свободный от ледников (в то время как Канаду и север Соединенных Штатов покрывал лед высотой в милю). В Европе не существовало Северного моря, а большую часть суши покрывала шапка льда толщиной в милю. Широкие равнины простирались от нынешнего Ла-Манша в глубь Атлантического океана.

Интригующими оказались исследования по району Средиземного моря: огромные орошаемые равнины с умеренным климатом простирались на целых 120 миль от сегодняшнего побережья Туниса; Мальта соединялась с Сицилией; равнины также обыкновенно проходили вдоль всего побережья Испании, Франции, Италии и Греции, где многие из островов оказывались соединенными. Но самым удивительным из всего — о чем раньше и не подозревали — было существование обширной плодородной равнины, пересекаемой многочисленными реками, в верхней половине Адриатического моря, которая пролегала почти на 200 миль к югу от Венеции. Считают, что это была самая плодородная местность в регионе, сосредоточившая, должно быть, огромное население, чьи останки теперь покоятся под толщей морской воды на глубине в сотни футов. Разумеется, практически невозможно вести поиски останков этих поселенцев.

Нельзя переоценить последствия этого всемирного наводнения, вызванного таянием льдов, и перемены, которые оно, вероятно, принесло любым развивающимся культурам. Воспоминания об ужасе, связанном с его разрушительным действием, должны были войти в культурную память народов, там обитавших, и передаваться через поколения в виде легенд и мифов. Распространение по всему миру легенд о Великом потопе вполне могло быть отголоском этого события в коллективной народной памяти.

Как заявил один из экспертов в этой области, «не будет преувеличением сказать, что во многих частях мира наиболее крупным и наиболее значимым изменением среды обитания за последние 15 тысяч лет стало повышение уровня моря».

Вода могла затопить землю за несколько ужасающих лет полной катастрофы или десятилетий безостановочных дождей и наводнений. Или она могла медленно покрыть сушу в течение тысячелетий неуклонно усиливающихся приливов и разрушительных штормовых волн. Как бы это ни произошло, мировое таяние последнего великого ледникового периода закончилось около 7000 г. до н. э. Глетчеры и шапки льда вернулись к тому положению, которое они занимают и сейчас.

Если бы — год за годом, столетие за столетием — неуклонно усиливались приливы, а с ними портилась и погода, неся сильные штормы и мощные волны, способные разрушить глиняные или каменные дома, то как бы реагировало население? Оно, конечно же, ушло бы на возвышенность, взяв то, что можно было унести, и захватив с собой все те знания и умения, которыми обладало в строительстве, сельском хозяйстве и ткачестве. Люди бы также взяли с собой свою культуру, свою религию, свои мифы, свои песни и сказания.

Они бы жили в постоянном страхе перед затоплением их земель, а потому постепенно бы перебирались все выше на возвышенность. В дошедших до нас древних легендах о Всемирном потопе неизменно говорится о спасении с помощью лодок и возвышенной земли.

Древние греки верили, что после катастрофического всемирного наводнения выжившие заново создали греческую цивилизацию в Фессалии. Их миф во многом перекликается с рассказом о Ное. В нем повествуется о том, как Зевс, рассердившись на людей, послал Великий потоп. Девкалион был предупрежден об этом своим отцом, одним из полубогов, а потому соорудил «ковчег», на котором и спасся со своей женой от потопа. Когда вода спала, он высадился на вершине горы Парнас. Потом Девкалион и его жена правили в Фессалии. Их сын — Эллин — почитался как предок всех греков, которые во времена классической Греции называли себя эллинами.

Не явилось ли это сказание поэтическим выражением подлинной народной памяти о повышении уровня моря? А если это так, то почему тогда Фессалия указывалась в качестве прародины греков?

Греческий философ Платон (ок. 429—347 гг. до н. э.) считал весьма вероятным, что эта история символизировала реальные события. Более того, он полагал, что цивилизация существовала в Греции до этого разрушительного наводнения; что города процветали на равнинах и около моря; и, более того, что греки умели пользоваться металлом. Однако эта катастрофа не только разрушила города, но и все то, что люди знали о горном деле и выплавке металлов. Всех рудокопов погребло море, а те, кто умел работать с металлом, погибли. Потому человечество было отброшено к более примитивному веку, который знал только каменные орудия.

Платон повествует о том, что из всего населения спаслись лишь пастухи на холмах, которых он описывает как редкие угольки человеческой расы, уцелевшие где-то на горных вершинах, где они позже стали заниматься разведением скота. Рассказ Платона поразительно точно согласуется с археологическими и геологическими заключениями последнего времени.

Правда, имеется одна пугающая деталь: не могло ли быть так, что после нескольких тысяч лет неуклонного таяния и неуклонного, но постепенного повышения уровня моря гигантские шапки полярного льда внезапно сделались неустойчивыми и стремительно и полностью разрушились, приведя к природным катаклизмам?

Научный анализ очень глубоких керновых образцов, взятых с шапки гренландского льда в 1989 году, показал, что около 8700 г. до н. э. последний холодный этап ледникового периода внезапным образом завершился. Лед отступил так быстро, что основные климатические изменения произошли за двадцать лет, а основное повышение температуры на семь градусов по шкале Цельсия — за пятьдесят. Это были весьма катастрофичные изменения. Но данные говорят о возможности существования еще более неблагоприятного сценария.

Последующие исследования новых керновых образцов, завершенные в 1993 году, дали результаты, рисующие еще более драматичную картину этого события: они показали, что самое значительное таяние и разрушение ледников могло произойти всего за один-три года. Это совершенно небывалая катастрофа.

Постепенное повышение уровня моря на 400 футов за две с чем-то тысячи лет не прошло бы незамеченным. Если бы, к примеру, со времен римлян уровень моря постепенно повышался в таких пределах, подобное повышение стало бы важнейшим фактором в нашей истории и культуре. Особенно если бы море в продолжение этого времени всегда повышалось.

Но если бы катастрофическое разрушение ледяного покрова произошло за один-три года, приведя к тому, что бушующее море буквальным образом обрушилось на сотни миль равнин и лесов, сметая на своем пути все человеческие поселения, то это оставило бы незаживающие культурные рубцы на тысячи лет. Рубцы, отголоски которых можно было бы ожидать найти в мифах и легендах об опустошительном потопе.

Учитывая такую датировку — около 8700 г. до н. э. — катастрофического таяния ледникового покрова и последующего повышения уровня моря, можно ли считать, что это не имеет никакого отношения к тому, что самый ранний город — Чатал-Хююк — находится на Анатолийской возвышенности и датируется примерно 8000 г. до н. э.? Город, который, как уже упоминали, появился таинственным образом, ниоткуда?

Не был ли он основан теми, кто пережил это катастрофическое повышение уровня моря? Если это так, тогда корни этой культуры покоятся теперь под сотнями футов морской воды где-то в Средиземном море.

Но где?

Как это часто случается, потребовался умный и находчивый дилетант, чтобы взорвать узкие исследовательские рамки признанных экспертов.

В конце 1962 года, вослед космическим успехам, которые праздновали Россия и Соединенные Штаты, американский публицист Александр Маршек получил заказ написать книгу, в которой бы объяснялось, как человечество достигло такого уровня развития цивилизации и научно-технического прогресса.

В ходе своих изысканий Маршек опросил сотни экспертов — высокопоставленных чиновников космической промышленности, ученых, военных и президентов крупных корпораций. Однако его изыскания не дали тех ответов, которые он надеялся получить. К своему удивлению, он обнаружил, что никто из этих людей не имел ясного представления о том, почему — или хотя бы как — были достигнуты эти культурные высоты.

Эти неудачные поиски ответов на извечные вопросы подстегнули более широкий интерес Маршека к истории человеческой культуры. Он стал размышлять над фундаментальным сходством устремлений в разных культурах и в разные эпохи. Он пришел к выводу, что «не было никаких фундаментальных различий… между первым в полном смысле современным человеком, жившим 40 тысяч лет назад, и нами — ни в размерах мозга, ни в общих параметрах скелета». Даже при том, что орудия, которыми пользовался этот ранний человек, были, насколько известно, изготовлены лишь из камня, они демонстрировали большое разнообразие и сложность. Маршек невольно стал задаваться вопросом о происхождении самой цивилизации.

Он столкнулся со всеми этими «вдруг», с тем фактом, что все культурные достижения и успехи описывались в литературе как случившиеся неожиданно, «вдруг»: сельское хозяйство около 10 тысяч лет назад; цивилизация в Месопотамии; наука у греков. Он счел невозможным поверить в то, что все эти события могли произойти таким образом, без какого-либо развития. Как он писал: «Они должны были состояться в конце многих тысяч лет предварительной подготовки. Вопрос был в том, сколько тысяч лет должно было пройти до этого».

Где же можно было найти ответы? Более того, какого рода свидетельства могли бы дать возможность ответить на подобные вопросы?

У Маршека была идея, которая, как ему думалось, могла помочь разрешить этот вопрос с фактическими свидетельствами: наш современный мир создан и связан чувством времени. Наука изучает явления, которые случаются в течение времени, от движения планет до качания маятника. И те способы, с помощью которых наука изучает объекты, также связаны временем, ведь она собирает результаты: суммарные или средние показатели, составляющие основу теорий, которые предсказывают вероятность повторения этого со временем. Это чувство времени, доказывал Маршек, начинается с сельского хозяйства. Охотничий образ жизни связан с циклом одного дня, зато оседлый образ жизни на Земле требует ощущения годового цикла с его чередованием сезонов.

Таким образом, заключал Маршек, для того чтобы ранний человек смог перейти от примитивного образа жизни, занимаясь охотой и собирательством, к оседлому образу жизни на Земле, занимаясь сельским хозяйством, ему нужно было усвоить понятие о времени. Поэтому любые свидетельства существования представления о времени могли также являться свидетельствами происхождения оседлой культуры, укорененной на Земле.

Он обратился со своей гипотезой к экспертам; в частности, он связался с французским экспертом по пещерному искусству, которое датируется эпохой ледникового периода. Он осведомился, содержат ли какие-нибудь образцы пещерного искусства свидетельства присутствия указаний на время — сезонное или периодическое. Он получил ответ, что такие подозрения имеются, но доказательств нет.

Однако в 1963 году, когда его книга была практически завершена, он нашел ключевой элемент свидетельства, который полностью изменил его творческие планы. Он с опозданием решил просмотреть статью, которую вырезал из научного журнала минувшим годом. Речь в ней шла о небольшом орудии из кости, доисторическом орудии с насечками — костяная рукоять с острым обломком кварца, закрепленным на одном конце, которая была найдена на месте раскопок в Ишанго в Заире, неподалеку от озера Эдуард. Датировалась эта находка 6500 г. до н. э. Вдоль костяной рукояти шли нацарапанные отметины. То, как объяснялись эти насечки, показалось неубедительным Маршеку. Действуя по наитию, за пятнадцать минут изучения он отыскал объяснение.

Царапины, как он мог продемонстрировать, являлись записью лунных фаз — записью циклов новой, четвертичной и полной луны на протяжении нескольких месяцев.

Тот, кто оставил эти насечки, имел в таком случае понятие о времени. Маршек стал просматривать все публикации о находках доисторических камней и костей, на которых были обнаружены какие-либо царапины, насечки или рисунки. Сотни подобных артефактов, чей возраст насчитывает 35 с лишним тысяч лет, были найдены по всей Европе, но оставались загадкой для ученых. Вот с этих людей, заключил Маршек, которые изготовили эти предметы, и началась наша цивилизация.

Однако почему же прошло так много тысячелетий, прежде чем якобы по-настоящему возникла культура?

Комментируя это, писатель Колин Уилсон высказывает раздражение по поводу ортодоксальной датировки возникновения центров культуры городского типа. Он приходит к выводам, что человек «стоял на пороге цивилизации 35 тысяч лет назад и жил в общине, достаточно сложно организованной, чтобы испытывать потребность в знании астрономии; нас просят поверить в то, что ему вроде бы как потребовалось еще 25 тысяч лет, прежде чем он стал предпринимать первые робкие шаги к возведению самых ранних городов. Звучит это, надо сказать, весьма неправдоподобно».

Александр Маршек утверждает, что все необходимые составляющие цивилизованной культуры наличествовали к 35 000 г. до н. э. Ясно, что если составляющие культуры были в наличии, значит, они использовались. В таком случае мы должны ожидать, что в то время где-то уже были оседлые общины, которым необходимо было понимать движения Луны и Солнца, чтобы регулировать свое сельскохозяйственное производство.

Из этой гипотезы вытекают важные следствия. Оседлое ведение земельного хозяйства означает существование торговли; торговля означает существование общин — деревень или городов, которые, в свою очередь, означают наличие, к примеру, специализации профессии, ремесел и искусств. Недалеко в этом случае и до появления языка, законов и примитивного письма. На самом же деле символическая система обозначений — по сути примитивное письмо — использовалась, судя по всему, уже доисторическими пещерными живописцами.

Где же следы этой цивилизованной жизни? Где фермы и города, которых следовало бы ожидать в этом случае? Как мы уже видели, наилучшими территориями для сельскохозяйственных и торговых поселений были бы хорошо орошаемые долины рек и приморские районы дельт.

Максимальное количество суши такого рода было доступно, как мы видели, на протяжении около 10 тысяч лет во время последнего ледникового периода — примерно с 22 000 г. до н. э. по 12 000 г. до н. э. В конце этой эпохи повышение уровня моря уже должно было производить свое разрушительное действие. С подъемом уровня воды любые остававшиеся свидетельства цивилизованной жизни — если таковым было суждено пережить начальные разрушения — должны были оказаться на дне моря.

Если анализ Маршека верен и оседлая культура сформировалась, по крайней мере, к 35 000 г. до н. э., то это давало бы человечеству огромный запас времени для развития и совершенствования до окончания ледникового периода. Ледники начали таять в 12 000 г. до н. э.; ледниковый покров подвергся катастрофическому разрушению около 8000 г. до н. э., стабилизировался к 7000 г. до н. э. Это бы исчерпывающим образом объясняло, почему мы «вдруг» находим городские культуры около 9000—8000 гг. до н. э. на Анатолийской возвышенности — культуры, основанные беженцами с затопленных низменных земель.

Потом, когда море стабилизировалось на своем новом уровне, человечество, возможно, осмелилось вновь искать плодородные равнины в низменных частях суши. Это могло бы стать одним из объяснений того, почему великие цивилизации Месопотамии и долины Инда возникают после тех, что появились на Анатолийской возвышенности, когда обыкновенно следовало бы ожидать обратного.

Эти предположения нашли поддержку в недавнем исследовании профессора Тьерда Ван Андела из Кембриджского университета и профессора Кертиса Раннелса из Бостонского университета. Оно посвящено колонизации региона бассейна Ларисы в Греции, к северо-западу от Афин. Тут простираются равнины Фессалии, легендарного царства Девкалиона, героя греческого мифа, спасшегося во время Всемирного потопа.

По всей Европе во время последней эпохи ледникового периода — с 12 000 г. до н. э. до 8000 г. до н. э. — полноводные реки, бурлящие от тающего льда и дождевых осадков, несли огромные количества песка и шлака от глетчеров и шапок льда. Эти переполненные реки регулярно заиливались, разливались и меняли свое направление. С годами они заполняли Долины многометровым слоем наносов, создавая широкие поймы.

Греция в разгар гляциальной эпохи разительно отличалась от сегодняшней Греции. Самое большое отличие состояло в том, что в доисторической Греции имелись многочисленные и обширные прибрежные равнины; сегодня такие земли встречаются очень редко. После затопления этих греческих низменных земель единственными обитателями страны были небольшие странствующие группы кочевников-охотников, бивших дичь из луков со стрелами, на кончиках которых имелись очень маленькие острые кусочки кремня.

Около 7000 г. до н. э., после того как стабилизировалась береговая линия, последовал приток совершенно нового типа людей, ведших совершенно иной образ жизни. Эти иммигранты предпочитали в подавляющем большинстве своем жить на тех землях, что остались от плодородных и хорошо орошаемых пойм, на которых охотники никогда не селились.

Эти новые люди были земледельцами; они вели оседлую жизнь, одомашнивали животных и выращивали урожай. Они выбирали пойменные луга по той причине, что почва тут была рыхлой, легко обрабатываемой и хорошо орошаемой. Помимо их собственных животных и урожаев, в округе было немало местных источников пропитания, таких, как олень, дикая свинья и водная птица; также в изобилии водились рыба и съедобные моллюски.

Но эти свидетельства оставляют нас наедине с загадкой: у нас нет никаких сведений о том, откуда пришли эти люди. До сих пор не было найдено никаких артефактов, никакой глиняной посуды, никаких изделий или других археологических следов, которые позволили бы идентифицировать место их происхождения. Все, что нам известно, — это то, что они приплыли по морю и принесли с собой навыки и умения.

Ван Андел и Раннелс полагают, что наиболее вероятным местом, откуда могли прибыть эти иммигранты, является высокогорье Палестины либо Южная Анатолия. Последнее место считается наиболее вероятным, поскольку район вокруг Чатал-Хююка, говорят они, будучи расположен в пойме, весьма похож на ту местность в Греции, где поначалу поселились эти иммигранты.

Результаты этого исследования оставляют у его авторов больше вопросов: зачем, спрашивают они, в условиях, когда не было недостатка земли в Анатолии, кто-то счел необходимым переселиться с насиженных и обжитых земель? И как эти люди отыскали именно эту греческую равнину для своего нового поселения? Откуда они вообще знали, что она существует?

Авторы высказывают предположение, что анатолийские земледельцы, вероятно, имели контакты с ранними торговцами и мореходами. Нечто подобное должно было иметь место, коль скоро проживание в таком обособленном и удаленном от моря месте, как Чатал-Хююк, не способствовало развитию навыков, связанных со строительством, управлением судами и навигацией. Весьма вероятно, что у них были налаженные, на данный момент не установленные, связи с этими таинственными древними мореплавателями.

По всей видимости, даже в ту раннюю эру, сразу же по окончании последнего ледникового периода, имелись опытные мореходы, которые уже бороздили воды Средиземного моря, а возможно даже, что заплывали и дальше Геркулесовых столпов (или Гибралтарского пролива).

Весь этот эпизод с ранней колонизацией Греции свидетельствует не столько о беспричинном переселении с уже обжитых земель, сколько о долгожданном возвращении на некогда утраченную родную землю.

Землю, которая оказалась глубоко погребенной в море неподалеку от побережья Греции. Спасавшиеся от бушевавшего моря и буйных рек бежали в то время, когда море затопляло их земли после 8000 г. до н. э. Они унесли с собой в горы, которые граничат с восточной окраиной Средиземного моря, свои знания и навыки в земледелии и животноводстве.

Там, на высокогорье, их общины пережили природные катаклизмы, и именно их следы нашли археологи в наше время. Лишь в силу того, что их прежние дома оказались разрушены, эти новые общины, вроде Чатал-Хююка, считаются археологами самыми ранними. Когда же климатические потрясения ослабли, а береговая линия приобрела свой более или менее современный вид, а именно около 7000 г. до н. э., тогда потомки тех, кто спасся и бежал от воды на возвышенность, осуществили долгожданный план и вернулись домой, — во многом как европейские евреи, возвращающиеся на Святую землю после 1800 лет изгнания.

Примерно в то же самое время иммигранты-земледельцы переселились на Крит. Полагают, что они тоже пришли с Анатолийской возвышенности. Такая морская колонизация одновременно Крита и материковой Греции в немалой степени свидетельствует о длительной подготовке, говорящей о том, что переселение давно планировалось и организовывалось. По крайней мере, переселенцам пришлось бы в этом случае использовать пригодные для такого плавания суда, позаботиться о том, чтобы вода не испортила семена для посева, а также позаботиться о перевозке скота.

Археологи особенно подчеркивают, что подобная колонизация свидетельствует о мировосприятии, совершенно не похожем на мировосприятие примитивных охотников-собирателей, которые были древними обитателями этого региона. Его невозможно объяснить как естественное или случайное развитие образа жизни охотников-собирателей.

Среди тех академических ученых, кто посвятил себя изучению этого феномена, растет уверенность в том, что тут, может быть, кроется гораздо больше, чем они подозревали. Говоря об иммиграции на Крит, один исследователь задается вопросом, что это — уникальное, а потому лишенное большого значения явление местного порядка или же это, может быть, «лишь крошечная часть скрытого от глаз айсберга»? Не является ли то, что мы наблюдаем, лишь Фрагментом широко распространенной и запланированной иммиграции? Такой, которая, возможно, была главным фактором в самой колонизации Греции? Если это окажется верным, тогда историю ранней цивилизации придется переписывать.

 


Обратно в раздел культурология
Список тегов:
история археологии 











 





Наверх

sitemap:
Все права на книги принадлежат их авторам. Если Вы автор той или иной книги и не желаете, чтобы книга была опубликована на этом сайте, сообщите нам.