Библиотека

Теология

Конфессии

Иностранные языки

Другие проекты







Комментарии (1)

Майбурд Е.М. Введение в историю экономической мысли. От пророков до профессоров

ОГЛАВЛЕНИЕ

ГЛАВА 27. ВГЛУБЬ, ВШИРЬ И ВКОСЬ

Экономическая наука интересна тем, что рождение

в ней какой-либо концепции немедленно вызывает

появление противоположной точки зрения.

Кнут Викселль

Маржинализм ознаменовал серьезный переворот в экономической науке. Хотя в определенном смысле этот переворот был подготовлен предшествующим развитием классической теории, неоклассическая наука должна была отвергнуть ряд постулатов классиков, заменив их другими. Ведь и Маршалл первоначально хотел только обобщить и подновить классическую теорию после Дж.Ст.Милля, но, повинуясь своему блестящему дарованию и логике, шагнул так далеко, что классика приобрела облик чуть ли не музейного экспоната. Во всяком случае, такое мнение приобретало себе все больше и больше сторонников. Подкреплялось оно тем, что неоклассический подход открывал широкие и разнообразные возможности для дальнейших исследований.

На этих страницах нет возможности показать в деталях, как развивалась дальше неоклассическая теория трудами одного, или другого, или третьего исследователя, как часто одни и те же вещи открывались в разных местах Европы и Америки и при этом в каждом случае такая находка несла на себе печать индивидуальности того или другого ученого — в формулировках, в акцентах, в изгибах и поворотах мысли, а часто и в конечных выводах. Все, что можно здесь сделать, — это обозначить лишь некоторые вехи и назвать лишь некоторые имена.

Появление Шведской школы

Ее основателем по праву считается Кнут Викселль (1851—1926). Его книга "Ценность, капитал и рента" вышла в 1893 г. и заслужила высочайшие оценки Бём-Баверка и Вальраса. Затем была вторая его книга — "Процент и цены" (1898).

С содержательной стороны ближе всего Викселлю была Австрийская школа, а по склонности к математическому мышлению он проявил родство с лозаннцами. Первое, что он сделал, — это изложил достижения Менгера, Визера, Бём-Баверка языком математики. Конечно, при этом многое заиграло по-новому и нашлось место для собственного творчества Викселля. Он высказал интересные и плодотворные идеи в области теории ценности и ценообразования. К примеру, именно Викселль показал математически, что в нормальном акте обмена обе стороны оказываются в выигрыше. Он же построил математическую функцию полезности (аргумент — количество соответствующего блага) и показал, что предельная полезность есть первая производная от упомянутой функции.

Казалось бы, Викселль поставил себя в невыгодное положение, включившись в обсуждение ключевых теоретических проблем тогда, когда основные моменты неоклассической теории были уже созданы, когда многое уже было найдено и развито корифеями трех ведущих школ.

Сама Швеция была в те времена для экономической науки чем-то вроде "медвежьего угла". И даже в этой глухой научной провинции Викселля не допускали в университеты, потому что у него не было ученой степени (он защитил диссертацию в 1899 г. и через год — ему было пятьдесят лет — получил место доцента в университете г. Лунд). Представим себе, что сегодня, например, какой-нибудь житель деревни Кузькино из-под Сыктывкара позволил бы себе написать доклад о том, как бороться с инфляцией. Стали бы этот доклад обсуждать наши ведущие экономисты? Да его никто бы и читать не стал, и, скорее всего, его бы просто не напечатали. Заметим притом, что современные ведущие экономисты нашей страны, вместе взятые, имеют несколько меньше научных достижений, чем Вальрас или Бём-Баверк, взятые по отдельности. Оба они не только прочитали работы никому дотоле не известного шведа без титулов и степеней, но и признали его коллегой, с которым можно разговаривать на равных. И почему никто из них не опасался, что новичок отнимет у него частицу славы и почестей?

Теория распределения у Викселля

Выступив с опозданием по сравнению с другими, Викселль получил возможность сопоставлять и обобщать. Когда он дошел до теории предельной производительности, он выяснил, что некоторые положения Джевонса, Бём-Баверка и Уикстида являются не только противоречивыми, но и взаимоисключающими. Расхождения касались как трактовок капитала, так и проблемы распределения. Последовательное применение математики позволило Викселлю соединить то, что дополняло друг друга у Джевонса и Бём-Баверка в рамках уравнений равновесия Вальраса. То, что неоклассическая наука до тех пор лишь нащупывала, Викселль получил в виде строго математического вывода: распределение доходов обусловлено вменением каждому фактору производства той доли продукта, которая соответствует предельной производительности этого фактора.

Однако Викселль был далек от того, чтобы считать, будто система свободной конкуренции автоматически обеспечивает справедливое распределение доходов и максимальное удовлетворение потребностей. Особо интересовала его проблема изменений в соотношении используемых факторов и соответственно в распределении доходов. По мере накопления капитала его предельная производительность снижается, говорил Викселль. И хотя абсолютно размер прибыли может возрастать, ее доля в совокупном продукте будет снижаться, увеличивая соответственно долю ренты и зарплаты (мысль, знакомая нам по Адаму Смиту).

Эффект Викселля

Противодействием этому процессу в условиях полной занятости является опережение роста сбережений по сравнению с ростом численности рабочих. Но тут вступает в игру усиление конкуренции между капиталистами за рабочие руки, заработная плата повышается и поглощает часть сбережений владельцев капитала. Впоследствии этот тезис получил название эффекта Викселля. А нам интересно наблюдать, как неоклассическая наука то и дело приходит к идеям, которые были высказаны А.Смитом, исходя из иных предпосылок и умозаключений. Правда, рост зарплаты в процессе накопления капитала Смит не связывал с "поглощением" части сбережений, и потому этот тезис заслуженно носит имя Викселля.

Эффект Викселля и особенно некоторые следствия из него подвергались впоследствии критике — как считается, не вполне справедливой. Конкретно речь идет о выводе, что предельная производительность капитала не является главной причиной, влияющей на уровень процента. Викселль объяснял это так. Допустим, имел место некий прирост реального капитала за счет накопления. Если разделить этот прирост на сумму всех сбережений, то частное покажет степень производительности реального капитала. По обычным представлениям того времени, этот показатель должен был бы совпадать с нормой процента. Но в действительности он оказывается меньше, притом меньше именно настолько, насколько выросла заработная плата как элемент реального капитала.

Инфляция по Викселлю

Процент, объяснял Викселль, — это показатель скорости роста задолженности. Если выдается ссуда под 10% годовых, это означает рост долга на 10% за единицу времени (год). Если при этом должник так употребит взятую ссуду, что заработает 20% в год от ее суммы, тогда его дело будет выгодным.

Допустим, Егор Кузьмич дает взаймы Егору Тимуровичу 100 рублей. Ради того чтобы получить через год, скажем, 110 рублей, Егор Кузьмич отказался от какой-то покупки сегодня. Эти 100 рублей все равно будут истрачены на рынке сегодня, но уже Егором Тимуровичем. А рынку все равно, что один Егор, что другой, — на ценах это не отразится.

Другое дело, если ссуду Егору Тимуровичу выдает некий "Егор-банк' (читателя может озадачить появление вместе множества Егоров, но ведь объегоривают нас со всех сторон...). Банки — это такая категория заимодавцев, которая, не жертвуя своими сегодняшними покупками, дает взаймы для покупок сегодня. Предложение денег относительно товарной массы в этом случае увеличивается.

Если банковский процент (Викселль называет его рыночной ставкой процента) составляет, к примеру, 8% годовых, а бизнесмен Тимурович на заемные деньги может получить, допустим, 15% (процент, какой приносит бизнес, Викселль называет; естественной ставкой), тогда найдется много желающих брать ссуды на подобных условиях. Они будут нанимать рабочих, закупать сырье, создавать рабочие помещения и пр. Конкуренция на рынках факторов усилится, и цены на все ресурсы вырастут. Поставщики этих ресурсов, разбогатев, начнут увеличивать свои закупки (в том числе и потребительских товаров), отсюда пойдет новая волна роста цен. Таким образом, рост цен может, стать следствием одного лишь разрыва между рыночной и естественной ставками процента — без увеличения количества денег в обращении. Понятно, что такой вывод противоречит количественной теории денег, которая в те времена еще не подвергалась радикальному пересмотру.

При этом Викселль не упустил возможности показать, что, однажды будучи нарушенным (из-за несовпадения двух видов процента), рыночное равновесие не восстанавливается автоматически. Напротив, неравновесие на рынке усугубляется и продолжается все время, пока имеет место разрыв между рыночной и естественной ставками процента. Такие процессы с накоплением (наращиванием) последствий известны в различных науках, и везде они называются кумулятивными 1 .

Модель кумулятивной инфляции, которая вызывается не "впрыскиванием" в обращение избыточного количества денег, а главным образом значительным разрывом между двумя видами процентной ставки, считается наиболее сильным достижением Викселля. Его модель породила в дальнейшем несколько весьма выдающихся исследований, определивших многие существенные черты лица современной экономической науки и связанных с именами Хайека, Кейнса и Мюрдаля (см. главы 29 и 30).

Кнут Викселль

Благодаря Викселлю на сцене мировой экономической науки и появилась Шведская школа. Она характерна стремлением синтезировать достижения трех неоклассических направлении в единую систему на основе виртуозного владения математическим аппаратом, но без злоупотребления последним. В процессе подобного синтеза шведы внесли много нового в золотой фонд экономической науки. Наиболее выдающиеся среди них — это Густав Кассель, Бертил УЛИН, Эрик Линдаль, Эрик Лундберг, Гуннар Мюрдаль, Бент Хансен.

1 Суть кумулятивного процесса в том, что, во-первых, он, однажды начавшись, сам создает условия для своего дальнейшего развития и, во-вторых, он разворачивается (действует) в одном и том же направлении.

Проблема капитала и Дж. Б. Кларк

Здесь нам самое время вернуться к тому месту в главе 0, где мы выяснили кое-что про капитал. Мы тогда уже договорились о том, что капитал — это некий запас, приносящий доход. Мы выяснили, что есть капитал и есть капитальные блага и что это разные вещи. Капитальные блага расходуются беспрерывно, а капитал остается. Более того, именно нескончаемое расходование капитальных благ является залогом сохранения капитала как некоего неразменного фонда. Мы даже упомянули тогда, что первым указанное различие ввел в науку Джон Бейтс Кларк. Он так и писал: "Мы можем мыслить капитал как сумму производительных богатств, вложенных в материальные вещи, которые постоянно меняются, что происходит непрерывно, хотя самый фонд сохраняется".

Капитальные блага — материальные вещи. Их можно увидеть, пощупать (вот элементы сырья, вот машина, здание, двигатель...), их можно называть, перечислять, характеризовать, классифицировать... А что же такое этот капитал, этот фонд? Его ни увидеть, ни потрогать, ни любыми иными чувствами не воспринять. Какая-то абстрактная, умозрительная вещь, не имеющая никакого образа. Кларк и об этом сказал: "Производительная сила, измеренная в единицах и выраженная в денежной оценке, — абстрактна, но если эта сила воплощена в бесконечной последовательности капитальных благ, тогда она конкретна". Про конкретное-то, мы надеемся, все понятно. Но что же все-таки такое "абстрактная производительная сила"? И существует ведь только в форме записи в бухгалтерских книгах, а мы говорим: вот оно — истинное существо богатства' Где же он, "запас, приносящий доход"? Запас вещей, которые постоянно уничтожаются; запас вещей, который столь же постоянно пополняется, — все это есть, вот оно. А где запас, который не тратится (и потому также не восполняется), а просто сохраняется Все же присутствует что-то загадочное в понятии капитала, что-то ускользающее пока от исчерпывающего определения и окончательного постижения...

Фишер о капитале

Сказанное остро ощущал другой американец, Ирвин Фишер (1867—1947) — один из крупнейших ученых неоклассического направления. Экономист и математик в равной мере, он также с успехом занимался статистикой и был удачливым бизнесменом. За свою долгую жизнь Фишер написал большое количество экономических работ, содержащих множество глубоких и блестящих идей. В полной мере фишерова теория капитала и процента изложена в работе "Теория процента" (1930), но это явилось уже окончательным оформлением мыслей, которые звучали в его работах начиная с конца XIX в.: "Математическое исследование теории ценности и цены" (1891), "Природа капитала и дохода" (1906), "Норма процента" (1907) и др.

Капитал есть запас. Этот запас порождает нечто, называемое нами услугой капитала (это может быть сшитая рубашка, а может быть и выстиранная рубашка). Такая услуга оборачивается доходом. Запас порождает поток услуг, который преобразуется в поток дохода. Кстати, поток услуг выражается в материальной форме (даже такой вид услуги, как перевозка людей или вещей), не говоря уже о каких-нибудь вещественных продуктах производства. А доход? Этот поток тоже имеет двойственную природу, вещественную и стоимостную.

Примерно так рассуждает Фишер. И потому он выделяет четыре типа отношений капитала и его порождений:

    1. реальная производительность (отношение количества услуг капитала к количеству капитала);
    2. стоимостная производительность (отношение ценности услуг к количеству капитала);
    3. реальная отдача (отношение количества услуг к ценности капитала);
    4. стоимостная отдача (отношение ценности услуг к ценности капитала).

Последний, четвертый вид отношений Фишер считает наиболее важным для понимания обсуждаемых вещей. В отечественной экономической науке и практике анализа последний показатель обычно именуется фондоотдачей. Применяется он для оценки эффективности капитала задним числом, т.е. по истечении какого-то периода, за время которого суммируется поток дохода в денежном (стоимостном) измерении. Фишер имел в виду другое, а именно: оценку в настоящем того дохода, который будет получен в будущем на стоимостную единицу капитала. Такой подход скорее относится к проблеме оценки эффективности инвестиций и, как мы догадываемся, связан с дисконтированием будущих доходов к настоящему моменту времени. Какой в этом смысл?

Ирвин Фишер

Впоследствии Фишер решительно отказался от термина производительность капитала. Он объяснял это так. Во-первых, термин двусмыслен, его можно понимать в смысле как физической отдачи, так и стоимостной. Но еще важнее второе соображение: возникает впечатление, что ценность дохода создается капиталом, тогда как, по

мнению Фишера, дело обстоит противоположным образом (вспомним австрийскую концепцию вменения ценности). Понятие "производительность капитала", говорит Фишер, подразумевает, что ценность продукта производства создается за счет издержек. Это неприемлемо. А как, по его мнению, правильно? Ну конечно: ценность продукта возникает из дисконтирования будущих услуг капитала. По указанным причинам вместо термина "производительность капитала" Фишер предлагает термин инвестиционные возможности" (investment opportunity). И в современной литературе этот термин можно встретить очень часто. Не забудем: речь идет о настоящей (т.е. сегодняшней) оценке будущей отдачи капитала.

В конечном счете само понятие капитала оказывается у Фишера производным от порождаемой им отдачи. Если какое-то имущество приносит своему владельцу регулярный поток дохода, то именно этим доходом определяется ценность упомянутого имущества.

Следовательно, капитал есть не что иное, как дисконтированный поток дохода. Если добавить немного педантизма, нужно уточнить, что речь идет о стоимостной оценке капитала. Однако чуть выше мы выяснили, что понятие капитала (в отличие от понятия капитальных благ), по сути дела, и не имеет под собой ничего, кроме стоимостной оценки, которую только и можем мы отождествить с нерушимым фондом, сохраняющим свою величину благодаря расходованию и возмещению капитальных благ.

Чтобы в полной мере понять эту идею, рассмотрим фишеровский пример оценки ценности земельного участка. Допустим, единица площади такого участка приносит своему владельцу ежегодную ренту в размере 100 рублей. Так может продолжаться вечно, и оттого возникает впечатление, будто ценность этого участка земли выражается бесконечно большой величиной. Однако в мире существует процент — скажем, его рыночная ставка равна 5% годовых. Чтобы получать ежегодно 100 рублей при такой ставке, человеку нужно положить в банк (100 : 0,05 = ) 20 тысяч рублей. Это и есть ценность данной единицы земли, которая является капитализированной рентой, а определяется как дисконтированный поток дохода.

Таким образом, в понятие капитала Фишер позволяет включать любое благо, приносящее регулярный доход своему владельцу. Сюда можно отнести даже человеческую способность или талант, если такое качество индивидуума может приносить ему регулярный доход (снова одна из идей Адама Смита, но опять в неоклассической упаковке).

Проблема процента у Фишера

Ну что же все-таки такое процент на капитал? Откуда и почему он возникает?

В трактовках своих старших коллег Фишер обнаруживает поразительную нестыковку. Два ответа на этот вопрос можно увидеть в трудах основателей неоклассической теории. Во-первых, процент является выражением производительности капитала. Во-вторых, процент порождается предпочтением будущих благ сегодняшним благам (плата за ожидание).

Э, ребята, так не пойдет, говорит Фишер. Или одно, или другое. Процент есть либо следствие (прошлых благ), либо ожидание (будущих благ). Во всяком случае, на уровне подобных формулировок одно исключается другим. Но Фишер не предлагает выбирать одно из двух. Мы имеем две половины одной правды, говорит он. И Фишер пытается совместить обе трактовки в единой концепции. С одной стороны, капитал действительно приносит доход, и в этом качестве полезность капитала выражается в форме процента. С другой стороны, между инвестированием и получением дохода на капитал неизбежен разрыв во времени, что заставляет нас вспоминать о категории издержек. Под таким углом зрения процент выступает как компенсация этих самых "издержек' премией за ожидание дохода от вложенных средств.

Вот и снова прозвучали знакомые слова: полезность и издержки. Как сейчас увидим, это не случайность — сказанные термины помогут понять, как объясняет Фишер установление конкретной рыночной ставки процента.

Потребитель, как говорит неоклассическая теория, стремится максимизировать свою суммарную полезность. Согласно Фишеру, потребители заботятся не только о сиюминутной полезности, они стараются заглянуть и немного вперед, чтобы максимум полезности получить в аспекте определенного периода времени. Ради этого они осуществляют сбережения, откладывая часть ожидаемой полезности с данного момента на будущее.

С другой стороны выступают производители со своей проблемой инвестиций. Более длительный окольный (воспользуемся термином Бём-Баверка) путь обеспечивает, по общему правилу, более высокую продуктивность. Почему так можно считать? Потому что иначе все стремились бы делать только краткосрочные инвестиции.

И вот потребители и производители выходят на рынок ссудного капитала. Первые — со своими сбережениями, за которые они ожидают премию в форме процента. Вторые — в поисках заемных денег, за которые они готовы платить цену в форме — ну да, процента же. Таким образом, спрос на деньги сталкивается с предложением денег. Цена равновесия спроса и предложения на этот интересный товар есть рыночная ставка процента.

К системе уравнений общего равновесия (см. главу 26) добавляется еще одно: уравнение спроса и предложения на ссудный капитал. Переменная величина этого уравнения — тоже иена, как и во всех других уравнениях, но это цена заемных средств — процент. В результате всех этих и подобных рассуждений Фишер объединяет обе неоклассические концепции процента в единую (тоже неоклассическую) систему общего рыночного равновесия.

Неоклассическая теория денег

Она явилась на смену классической теории денег. И тоже была количественной. Ее разработка связана с двумя знакомыми нам именами — Фишера и Маршалла. В частности, имеются в виду две работы: "Покупательная способность денег" Фишера (1912) и "Деньги, кредит и торговля" Маршалла (1923). Как видим, Маршалл и здесь выступил с запозданием. Однако и здесь тоже его идеи оказались более глубокими и более влиятельными.

От своей предшественницы неоклассическая теория денег унаследовала представление о том, что в экономике сосуществуют две сферы: вещевая и денежная. Первая — это "реальный' мир производства, обмена, распределения предметов и услуг. Вторая сфера — это, в известном смысле, призрачный мир денег, который обслуживает процессы " реального" мира. Иные высказывания Маршалла (да и Фишера) разительно напоминают формулировки некоторых меркантилистов о деньгах как о смазке, помогающей хорошо вертеться колесам торговли.

Основное уравнение неоклассической теории денег существует в двух вариантах — Фишера и Маршалла. Оно часто фигурирует в монографиях и учебниках, и его полезно знать и понимать.

Вот вариант Фишера:

MV = РТ. (1)

А вот вариант Маршалла:

М = kPY. (2)

В этих уравнениях буквы означают следующее:

М. — объем денежной массы;

V — скорость обращения денег;

Р — общий уровень цен на товары;

Т — объем текущих сделок купли-продажи;

У — объем валового национального продукта;

k — коэффициент Маршалла, о котором мы скажем чуть позже.

Уравнение (1) выражает потребность в деньгах для обслуживания текущих сделок.

Уравнение (2) выражает потребность в деньгах с точки зрения использования дохода. Часть своего дохода люди не обращают в товары или ценные бумаги, а предпочитают оставлять в форме денежной наличности. Эту долю и выражает коэффициент Маршалла. Очевидно, что, чем выше скорость оборота денег, тем меньше должен быть коэффициент k Поэтому k = 1/V. Общий объем текущих сделок за год порождает национальный продукт, так что оба уравнения означают, по сути, одно и то же. И оба они, если вдуматься, представляют собой не уравнения, а тождества.

Ведь общая годовая сумма продаж (или покупок) в денежном измерении, поделенная на среднее число оборотов денег, как раз дает количество денег, требуемое для обслуживания этих сделок. И это именно то самое количество, какое население решает иметь в форме наличности. Поэтому равенства (1) и (2) выполняются не только при каких-то конкретных значениях входящих в них переменных, они выполняются всегда, т.е. являются тождествами.

В основе неоклассической теории денег лежит Закон Сэя. Много позже в ходе критики этой теории упомянутый закон был исследован вглубь и обнаружил свою неоднозначность (см. главу 15). Но в описываемые времена Закон Сэя принимался (или не принимался) в своем первозданном виде — в том смысле, что "продукты обмениваются на продукты" и потому, мол, процессы в "реальной" сфере экономики не зависят от каких-либо явлений в денежной сфере.

Ни Фишер, ни Маршалл, конечно, не были столь наивными, чтобы считать величину V постоянной, неизменной и единой для всех сделок. Скорее они подразумевали некую усредненность ее в уравнении, обобщающем годовую совокупность сделок. Важнее другое. Они оба исходили из того, что, чем бы ни определялась величина V, она является независимой по отношению к объему денежной массы. Точно так же независимой от М они считали и величину объема сделок.

Другими словами, правые части выражений (1) и (2) не подвержены какому-либо влиянию со стороны событий, происходящих в мире денег. Инфляция денег, говорил Фишер, не влияет ни на выпуск продукции фирмами, ни на скорость передвижения товаров. Поэтому при увеличении количества денег в обращении происходит пропорциональное повышение цен. Маршалл указывал, что увеличение количества денег в стране не увеличивает ни числа, ни объема сделок, которые обслуживаются этими деньгами.

Правда, указанные закономерности считались справедливыми лишь в долгосрочном аспекте. По Фишеру, если в стране возрастает количество денег, начинается некий "переходный период", во время которого объем сделок в "реальном" секторе все же увеличивается. Еще осмотрительнее выражался Маршалл: цены вырастают от роста количества денег только "при прочих равных условиях", которые включают, кроме всего прочего, количество сделок с применением наличных и среднюю скорость обращения денег. Подобные оговорки всегда в известной мере ослабляют такое качество теории, как законосообразность, — получается закон, который действует не всегда, не во всем и не совсем так, как он сам себя представляет. Зато мы получаем не абстрактную схему, а нечто похожее на реальность. Так или иначе, но неоклассическая теория денег осталась накрепко связанной с тождествами типа (1) и (2), каковые и определяют ее лицо и служат основой для ее выводов.

Существом этой теории остается утверждение, что между V и М нет причинной зависимости в общем, за исключением "переходных периодов". И что если М возрастает, это не вызывает такого увеличения V, которое бы свело на нет влияние количества денег на цены. Иначе говоря, если М возрастает, то V, может быть, и изменится, но цены все равно вырастут более или менее пропорционально приросту М Все это составляет сердцевину количественной теории денег в любом ее варианте.

Неоклассическая денежная теория недвусмысленно показала, что ценность денег как инструмента экономической жизни не связана с собственной ценностью денежного материала, например золота. Уже Маршалл предсказал возможность успешного применения неконвертируемой бумажной валюты при условии жесткого государственного контроля над ее выпуском. Кроме того, рассматриваемая теория обнажила одну интересную вещь касательно ценообразования. Она показала, что проблема ценообразования представляет собой на самом деле две различные проблемы. Одно дело — формирование относительных цен на товары и услуги, т.е. ценовых пропорций рынка, например шило вдвое дороже мыла. И совсем другое дело — установление абсолютной величины цен, выраженных в деньгах. Скажем, шило стоит 3 рубля, а кусок мыла — 1,5 рубля. Первая проблема связана с соотношением спроса и предложения, вторая — с количеством денег в обращении и скоростью их оборота.

Нельзя сказать, что указанное разделение осталось в современной науке. Напротив, оно явилось одним из главных объектов критики в последующий период. Но именно благодаря таким спорным концепциям и последующей их критике экономическая мысль в целом могла двигаться вперед — к новым теориям и... к новой критике.

Сиджвик и теория благосостояния

Теорию благосостояния можно назвать одной из составных частей или одним из течений неоклассической науки. У истоков ее мы видим своеобразную фигуру, будто бы выпадающую из общего ряда столпов неоклассической экономической теории. Это англичанин Генри Сиджвик (1838—1900). Вспомнив старую шутку, можно сказать, что вся внушительная шеренга тех, о ком мы говорили до сих пор, шагала "не в ногу" — один Сиджвик шел "в ногу". Он не только был и остался заядлым рикардианцем, отстаивая роль издержек в формировании ценности. Будучи практически ровесником троицы сооснователей неоклассицизма, Сиджвик упрямо делал вид, будто такой вещи, как предельная полезность, в науке не существует. Подчеркнем: он не нападал на этот принцип, он просто обошелся без него. В его трактате "Принципы политической экономии" (1883) предельная полезность даже не упомянута.

Давайте договоримся раз и навсегда: применительно к ученым той поры (и- ранее) выбросим из нашего лексикона такие слова, как "невежество" (тем более "недобросовестность") и т.п. Что касается Сиджвика, то это был человек широчайшей эрудиции, оригинального ума и прекрасной души. Он преподавал этику в Кембридже уже в 21 год; правда, должность профессора получил лишь в 45 лет, опубликовав к тому времени несколько книг по философии. Свой курс в университете он читал, говорят, так же широко, как Адам Смит. В числе его студентов были Бертран Рассел (будущий философ и математик) и лорд Бальфур (будущий министр иностранных дел Великобритании). Как о духовном наставнике о нем очень тепло вспоминал Альфред Маршалл. Богатство и благосостояние — с точки зрения общества и с точки зрения индивида. Как есть и как должно быть. Вот, пожалуй, главная тема Сиджвика. Нетрудно увидеть здесь подход философа, специалиста по этике. Однако 'Принципы" Сиджвика — книга экономическая, написанная на языке экономистов и для экономистов. И если в чем-то он оставался твердым традиционалистом, то в названных вопросах Сиджвик решительно отвергает подходы классической школы.

Мы уже говорили о понимании богатства у классиков. С точки зрения основы и источника — это накопление национального капитала. С точки зрения реализации — это рост количества благ на душу населения. Показатель национального богатства — чистый доход нации, который функционально зависит от ресурсов капитала, земли и труда. Предпосылкой же роста национального богатства классики единодушно считали систему "естественной свободы", или laissez faire. Напомним себе, что выражением классической теории в ту пору считалось изложение ее у Дж.Ст.Милля.

Прежде всего Сиджвик указывает на то, что для сохранения накопленного капитала необходим непрерывный расход труда. Поэтому накопленный запас материальных ресурсов — это одно, а богатство общества, его реальный доход — это другое. Оплата труда при таком взгляде на вещи оказывается скорее вычетом из дохода, чем составной частью капитала.

Отсюда идет следующая мысль: капитал с точки зрения индивида и с точки зрения общества — это не одно и то же. Для общества капиталом являются только блага, созданные трудом. Сиджвик творил в тот период, когда лишь формировались концепции австрийцев, а Фишеру и Маршаллу еще только предстояло выходить в большую науку. Для нас теперь интерес представляет не концепция капитала по Сиджвику сама по себе, а его акцент на то, что одни и те же понятая имеют разное значение в зависимости от того, глядим ли мы на них с точки зрения общества или индивида. Это относится и к таким понятиям, как полезность (или скорее экономическая эффективность — отдача ресурсов) и чистый доход

"Что тут такого важного и нового?" — спрашиваем мы себя. И начинаем размышлять... В чем суть классической доктрины "естественной свободы"? В том, что каждый индивид, преследуя свою собственную выгоду, одновременно служит выгоде всего общества. А чистый доход общества слагается из чистых доходов частных лиц... Именно этот краеугольный камень классической теории затронул Сиджвик. И камень зашатался, закачался. . . Основание, казавшееся незыблемым, как скала, оказалось шатким и ненадежным

Сиджвик приводит простые примеры несовпадения частной и общественной выгоды. Например, можно заработать деньги, учреждая дутые акционерные компании. Кто-то наживается, но богатство общества не увеличивается. С другой стороны, общество, несомненно, получает выгоду от маяка. Ценность услуг маяка поддается измерению. Однако едва ли хоть один бизнесмен вложит свои средства в маяк, рассчитывая получать доход от его услуг. К такого же рода товарам и услугам относятся лесонасаждения, научные разработки (а в наше время можно добавить мероприятия и сооружения по защите природы и экологической очистке среды обитания). Совершенно очевидно, что экономический эффект для общества от подобных благ намного превышает затраты на их создание и издержки производства. Но ни один частник не сможет организовать себе покрытие таких затрат.

С другой стороны, говорит Сиджвик, нередки случаи, когда выгода, получаемая частником, превышает его действительный вклад в совокупный общественный продукт. К примеру, определенное положение земельного участка может создать серьезные проблемы при планировке городской или промышленной застройки или прокладке путей сообщения. Подобные проблемы общество вынуждено решать такой ценой, которая намного превышает обычную ренту с аналогичных участков земли.

Таким образом, система свободной конкуренции не обеспечивает эффективного решения многих типов проблем производства. Во всех подобных случаях требуется вмешательство государства в той или иной форме.

Еще очевиднее недостатки системы laissez. faire в области распределения. В целом, указывает Сиджвик, доктрина "естественной свободы" касается лишь наиболее эффективного производства богатства, но вовсе ничего не говорит о его эффективном или справедливом распределении. По мнению самого Сиджвика, более равномерное распределение созданного богатства .повышает общий уровень благосостояния.

Заметим, что данное мнение поддается убедительной интерпретации в категориях предельной полезности (это потом сделал А.Пигу, о котором речь впереди). Допустим, в обществе имеется какой-то механизм сглаживания слишком больших различий в уровне дохода. Допустим, этот механизм с каждого миллиона рублей личного дохода снимает 50 тыс. рублей и передает по половине этой суммы двум пенсионерам с месячным доходом по 50 тыс. рублей каждый. Для миллионера 50 тыс. рублей — двадцатая порция его дохода. Для пенсионера 25 тыс. рублей — третья порция его дохода. Очевидно, что предельная полезность 25 тыс. рублей для каждого из них гораздо выше, чем предельная полезность 50 тыс. рублей для миллионера. Следовательно, подобное перераспределение повышает совокупную полезность доходов всех троих.

Не менее интересны для нас соображения Сиджвика о частной собственности. Здесь мы снова видим широкий подход философа, вполне оправданный в данном случае, так как институт частной собственности всегда оценивался с позиций более широких, чем чисто экономическая польза. Частную собственность тогда (да и сегодня тоже) принято было связывать с понятиями справедливости и свободы. Оба эти представления Сиджвик отвергает как сомнительные предрассудки.

Никто не может доказать, что частная собственность всегда и во всем распределяется справедливо, говорит Сиджвик. И достаточно несправедливости однажды утвердиться, как принцип священности и неприкосновенности частной собственности эту несправедливость увековечивает.

Не в большей мере связана частная собственность и с принципом свободы, считает он. Для большинства людей эти вещи никак не соотносятся. Ни охрана частной собственности, ни свобода заключать договоры не могут гарантировать каждому такой уровень оплаты труда (или иного дохода), какого он заслуживает. Система laissez faire обеспечивает всем свободу купли-продажи, но не равенство возможностей для всех.

Итак, ход мыслей Сиджвика объективно направлял его в сторону социализма. И действительно, социализм в его глазах был предпочтительнее системы свободной конкуренции и частного предпринимательства... но только в отношении выравнивания доходов. Одновременно проницательный ученый выражал большие сомнения в том, что социализм окажется более эффективным также и в отношении создания национального дохода. Сиджвик понимал, что государственное сглаживание доходов отдельных лиц ослабляет стимулы к погоне за доходами. То есть, находя в социализме потенциальные преимущества в области распределения, он не видел подобной же потенции социализма в области производства.

Сиджвик сумел нащупать слабые места в самой идее экономического либерализма. Оказывается, система "естественной свободы" порождает конфликты между частным и общественным интересами. Больше того, конфликт возникает также внутри общественного интереса: между выгодой текущего момента и интересами будущих поколений. Например, для общества сегодня может быть выгодно вырубать леса или поставить на реке плотину, затопив какие-то территории. И далеко не всегда текущее поколение при этом задумывается о том, чем все это отзовется для будущих поколений.

Сиджвик не стал социалистом. Но он смело поставил вопрос о том, что общество — это нечто большее, чем просто сумма частных лиц. Этим он обосновал необходимость и неизбежность вмешательства государства в экономику и ограничения системы laissez faire. При этом он мудро замечал, что не может быть единых и общих рецептов государственного вмешательства. В каждом случае следует решать отдельно вопрос о направлении вмешательства, его степени и его методах. В одних случаях следует руководствоваться критериями эффективности производства, в других — иметь в виду повышение общего благосостояния, в третьих — предотвращение ущерба для общества за счет частной выгоды и т.д.

Сиджвик пробил первую брешь в непререкаемой тогда доктрине "естественной свободы", сумев удержаться от другой крайности — всеобщего огосударствления. Вероятно, ему в первую очередь обязана своим формированием позднейшая доктрина о смешанной экономике.

Пигу и теория благосостояния

Артур Пигу (1877—1959) был любимым учеником Альфреда Маршалла и его преемником в качестве заведующего кафедрой политэкономии Кембриджского университета с 1908 г.

Сам Маршалл внес большой вклад в разработку теории благосостояния. В связи с Дюпюи мы упоминали (см. главу 22) о таких понятиях Маршалла, как потребительский излишек и излишек производителя. То, что у Дюпюи было догадками, опередившими свое время, у Маршалла стало целой теорией, всесторонне исследовавшей эти и связанные с ними вопросы.

Пигу вошел в историю экономической мысли как мыслитель, завершивший создание неоклассической теории благосостояния. Он не скрывает, что многими идеями обязан Сиджвику, и, по сути дела, Сиджвик, который как-то не вписывался в тогдашнюю линию развития науки, именно благодаря Пигу занял в ней подобающее место.

В 1912 г. Пигу выпустил книгу "Богатство и благосостояние". В переработанном и расширенном виде книга вышла в 1932 г. под названием "Экономическая теория благосостояния". Это главное сочинение Пигу, и хотя он написал большое количество экономических работ, по некоторым современным учебникам и обзорам может сложиться впечатление, что Пигу — это, что называется, "автор одной книги".

В центре теории Пигу стоит понятие национального дивиденда. Не нужно пугаться нового термина — это то же самое, что национальный доход (чистый продукт общества). Применяя новый термин, Пигу лишь хотел подчеркнуть, что это та величина, которая остается, если из годового потока товаров и услуг вычесть все расходы по возмещению израсходованных капитальных благ. И мы уже в состоянии сообразить, что перед нами фактически понятие... из классической науки — то самое, о чем писали Смит и Рикардо. Пожалуй, это похоже на шаг назад от Сиджвика, который видел, что данный показатель может быть мерой эффективности производства, но не мерой общественного благосостояния. Позднее на это указывали критики Пигу, но мы не будем спешить.

Оригинальность Пигу проявилась сперва в том, что упор он делает не на состояние общего равновесия, а на отклонения от такого состояния. Причины таких отклонений лежат в области расхождений между частными и общественными интересами. Здесь он во многом использует идеи и даже примеры Сиджвика. Но у Пигу это приобретает иное звучание, будучи включенным в концепцию общего равновесия. По Пигу, условие общего равновесия — равенство предельного общественного продукта факторов во всех направлениях их использования.

Не упустим отметить новшество: речь идет не о конкретной отдаче факторов по множеству частников, а именно о вкладе каждого фактора в общественный продукт. Отличие от концепции общего равновесия, скажем, Вальраса как раз и проистекает из того, что в расчет принимаются все возможные случаи несовпадения частной и общественной выгоды.

Подход Пигу — это взгляд с позиции всего общества, а не индивида. Но подход этот применяется к тем же самым проблемам неоклассической науки: индивидуальная функция удовлетворения, частная выгода от производства и т.д. Сиджвик концентрировал свое внимание на конфликтах между частным и общественным. Пигу хотел согласовать частное и общественное. Сиджвик пришел к тому, что этот конфликт нужно разрешать в каждом случае эмпирически, исходя из конкретных условий. Пигу хотел найти теоретические основы для разрешения подобных конфликтов.

Пигу указал, что понятие индивидуального благосостояния шире, чем чисто экономические его аспекты. Помимо максимума полезности от потребления, оно включает и такие вещи, как характер работы, условия окружающей среды, взаимоотношения с другими людьми, положение в обществе, жилищные условия, общественный порядок и безопасность. В каждом из подобных аспектов человек может чувствовать себя удовлетворенным в большей или меньшей степени. Сегодня эти вещи объединены в понятие "качество жизни .

Как же все это измерить и соизмерить? По мере развития неоклассической теории ученые все яснее видели трудности, связанные с измерением полезностей. Мы уже не раз говорили на эту тему — и в связи с Эджуортом (глава 25), и в связи с Парето (глава 26). Пигу, конечно, тоже это понимал, но он искал выход из положения. Когда речь идет о выборе потребителя, мы можем позволить себе отказаться от понятия количественной полезности и прибегнуть к понятию порядковой полезности (в современных терминах: перейти от кардинализма к ординализму). Но ведь у Пигу была иная задача: как измерять общее благосостояние?

Благосостояние человека отражает, в общем, его ощущение удовлетворенности жизнью, насыщения его потребностей. И если человек вправе сам выбирать, на что и сколько тратить из своего бюджета, то его готовность уплатить столько-то за данное благо отражает степень его желания. Отсюда определение национального дивиденда, которое предлагает Пигу, а именно: все, покупаемое за деньги. Поэтому создание данного блага (вещи или услуги) оказывается приростом к национальному дивиденду в том случае, если за обладание им предлагается больше денег, чем было израсходовано на его создание. Подход Пигу исключает из национального дивиденда прирост цены, вызванный нехваткой товара. Правда, для этого ему пришлось много места уделить вопросу о методах выявления подобных случаев.

Таким образом, Пигу имел определенные основания считать национальный дивиденд показателем не только эффективности общественного производства, но и меры общественного благосостояния.

Сказанное не означает, будто для Пигу не существовало проблемы распределения. Скорее напротив, в его теории это один из узловых моментов. Он привел обоснования тезису Сиджвика о том, что передача части дохода от богатых к бедным увеличивает сумму общего благосостояния. Притом рассуждения Пигу были основаны именно на понятии об убывающей полезности.

Теперь мы подошли к главной задаче Пигу: соотношение экономических интересов общества и индивида в аспекте проблемы распределения. Для удобства мы здесь обозначим ключевой термин Пигу — предельный чистый продукт — аббревиатурой ПЧП. По мнению Пигу, исследованию подлежит связь между ценностью частного ПЧП и ценностью общественного ПЧП. Частный ПЧП является той частью совокупного продукта, которая достается инвестору. Ценность этой величины есть не что иное, как его рыночная цена.

Инвестор осуществляет затрату какой-то доли ресурсов общества. Совокупность инвесторов, затрачивая общую массу ресурсов общества, создает общественный ПЧП. Если при данном разбиении ресурсов между отраслями любая возможная форма их использования дает одну и ту же ценность ПЧП, тогда их разбиение оптимально — национальный дивиденд достигает максимума. Если же при данной форме использования ресурсов в какой-то сфере экономики отдана меньше, чем могла бы. быть в другом месте, то перемещение этой доли ресурсов из первой сферы, во вторую увеличивает национальный дивиденд .

Достижение максимума национального дивиденда, считает Пигу, возможно через действие двух дополняющих друг друга сил — своекорыстного частного интереса и вмешательства государства, выражающего интересы общества, В идеале частный ПЧП и общественный ПЧП уравниваются.

В жизни частный ПЧП может быть либо больше, либо меньше, либо равен общественному ПЧП. Это зависит от поведения цены предложения товаров (т.е. предельных издержек производителей). В первом случае эта цена растет, во втором — снижается, в третьем — постоянна. Для выравнивания частного ПЧП с общественным государство может применять дотации или налоги. Понятно, что дотации нужны в первом случае, а налоги целесообразны во втором.

При наличии монополистических явлений Пигу считал оправданной национализацию производства или иную форму прямого вмешательства государства.

Понятие о Шумпетере

Мы уже раньше отмечали, что в истории экономической мысли иногда возникает фигура какого-нибудь enfant terrible — мыслителя, который не вписывается в общую линию развития, не поддается подведению под одну или другую четкую рубрику и в то же время не позволяет делать вид, будто такого вообще не существовало. В каком-то смысле таким мыслителем был Генри Сиджвик.

Теперь настал момент нам познакомиться еще с одной фигурой подобного рода — Йозефом Шумпетером (1883—1950). Правда, его никогда не пытались замалчивать и никто не оспаривает его большого значения в развитии экономической науки. И тем не менее для историка экономической мысли Шумпетер — это головная боль.

Иозеф Шумпетер

Прожив меньше средней продолжительности жизни современного западного мужчины, Шумпетер написал столько, что желающему изучить его творческое наследие пришлось бы отдать этому занятию многие и многие годы. При этом люди, читавшие ранние статьи Шумпетера, считают, что они достойны самого серьезного внимания даже в наше время. Последняя его работа, гигантская "История экономического анализа" (от Древней Греции до XX в.) — была выпущена посмертно в 1954 г. в том незавершенном и, главное, неупорядоченном виде, в каком эти записки остались после смерти профессора. Изучать по ней историю экономической мысли — дело весьма непростое, потому что к одним и тем же вопросам или именам Шумпетер возвращается в различных местах текста (всякий раз под иным углом зрения). Так что, процитировав то или иное высказывание из этой книги как мнение Шумпетера, иной автор рискует передать не мнение Шумпетера, а лишь один из оттенков этого мнения. И тем не менее на этот труд ссылаются почти все, кто затрагивает вопросы развития экономической науки.

Сама жизнь Шумпетера была столь же насыщенной и извилистой, как его творчество. Австро-немецкого происхождения, родился он в Моравии (нынешняя Чехия). УЧИЛСЯ в Венском университете у Визера и Бём-Баверка. Получив степень доктора права, немного поработал в Каире, потом был профессором в университете г.Черновцы (тогда — Австро-Венгрия)- г. Граца, где один читал все курсы экономической науки и социологии.,В 1919 г., когда возникла Австрийская республика, стал министром финансов в социал-демократическом правительстве. Не сумев убедить коллег в необходимости взять под контроль инфляцию, ушел в отставку. Через два года оказался во главе банка, лопнувшего в 1924 г. После этого вернулся к занятиям наукой. Вскоре мы находим его профессором в Японии, затем шефом кафедры в Боннском университете, а с 1932 г. и до последних дней жизни — профессором в Гарвардском университете (США). Историки сходятся во мнении, что Шумпетер действительно прочитал и знал все, что было написано по вопросам экономической теории с античных времен. Один из его младших современников вспоминает, что Шумпетер всегда стремился взглянуть на проблему глазами своего оппонента и ради этого неизменно был готов выслушивать противников сколь угодно долго (крайне редкая черта среди экономистов, особенно потому, что сами мы любим часами говорить о своих взглядах).

Величайшим из всех экономистов Шумпетер считал Л.Вальраса, высоко ценил также И.Фишера и Дж.Б.Кларка, много ценного взял у Бём-Баверка и Визера, находил возможности хвалить К.Маркса и критиковать А.Смита (которого, конечно, в целом ставил очень высоко). В теории остался приверженцем неоклассического направления вопреки радикальной смене научной моды, происшедшей в 30-е гг. Вместе с тем знающие люди утверждают, что все работы Шумпетера обладают внутренним единством. Считается, что творчество Шумпетера до сих пор как следует не изучено и будущие поколения, возможно, найдут там для себя немало плодотворных идей. В наше время, когда говорят о Шумпетере в теоретическом плане, чаще всего имеют в виду и рассматривают одну из его книг — "Теорию экономического развития" (1912).

Обратим внимание на название книги. Слово "развитие" — это уже новость для неоклассической теории. Она ведь тяготела, как мы знаем, к рассмотрению статических задач. Не потому что была ущербной. Мы видели, что к этому наука пришла осознанно. В центр внимания были поставлены две фундаментальные идеи: 1) наилучшее использование имеющихся ресурсов и 2) равновесие (частичное — у Маршалла, общее — у Вальраса).

Шумпетер — во времена наивысшего расцвета неоклассицизма — начинает разговор о динамике. Но как он это делает? Он начинает со статической модели.

Статика так статика. Вначале все буквально по Вальрасу: общее рыночное равновесие спроса и предложения. Это равновесие, уже достигнутое когда-то, теперь поддерживается и воспроизводится изо дня в день, из месяца в месяц и т.д. Все повторяется. Все параметры производства, обмена, распределения, потребления остаются неизменными. Все как бы движется по кругу. Шумпетер так и называет это состояние: хозяйственный кругооборот (в переводах на русский — круговой поток).

Мы уже в состоянии понять, что при подобном равновесии все доходы равны затратам. Ценность любого продукта производства (его предельная полезность) равна ценности использованных факторов (их предельной производительности), формирование ценностей подчиняется закону альтернативных издержек, факторы производства приобретают ценность в результате вменения ее от ценности результатов производства. Прибыли нет ( избыток цены над издержками — это оплата труда по управлению).

Все это мы уже проходили до сих пор, это чистая неоклассическая ситуация, или модель. Но Шумпетер добавляет, что в ней отсутствует также и процент. Почему? Поскольку все повторяется, нет оснований делать различие между нынешним доходом и будущим 1 .

Итак, все уравновешено и движется по заведенному порядку, как часовой механизм. Внезапно это круговое движение нарушается. Появляется Новатор. Это предприниматель, который обнаруживает возможность получить дополнительную выгоду. То ли он находит новое изобретение, то ли придумывает, как изменить организацию производства, то ли еще какая-то идея приходит ему на ум, — только возникает "новая комбинация" имеющихся ресурсов. И эта новая комбинация в состоянии дать Новатору то, что люди привыкли называть прибылью, — избыток над тем доходом, который установился в процессе кругооборота.

Чтобы внедрить новшество, Новатору нужна дополнительная сумма денег. Он идет к банкиру, получает ссуду и несет ее на рынок факторов производства. Там царит полное равновесие спроса и предложения, но Новатор нарушает это равновесие. Ему требуется дополнительное количество каких-то ресурсов, и он предлагает за это повышенную цену. Нарушается система равновесных цен. Изменяется направление потоков ресурсов, а значит, и потоков потребительских товаров.

Ломается весь ритм кругооборота, вся система цен, издержек и доходов. Кто-то при этом разоряется, но основная масса предпринимателей наперегонки старается последовать за Новатором. Возрастает спрос на ссуды, а это рано или поздно приводит к истощению возможностей кредитного рынка.

Тем временем инновация распространяется в сфере производства, система цен перестраивается, восстанавливается конкурентное балансирование, потоки ресурсов и товаров приобретают устойчивость в своих новых очертаниях, прибыль от инновации снижается все больше и больше, пока не исчезает снова. И все опять возвращается к круговому движению — к состоянию равновесия на новом уровне.

Такое восстановление кругооборота и нового равновесия, однако, было бы возможно только теоретически — если бы инновация была явлением исключительным. Но в жизни такие возмущения происходят постоянно. И потому, говорит Шумпетер, на самом деле обычным состоянием является не равновесный кругооборот, а подобные сдвиги. И предпринимательская прибыль (избыток валового дохода над издержками производства) существует постоянно. И по этим причинам капитализм не стоит на месте, а непрерывно развивается. Движение осуществляется не по кругу, а по " спирали" Гегеля — Маркса.

Очевидно, что особую роль в схеме Шумпетера приобретает сфера кредита — банки и рынок ссудных средств. И потому отдельным важным вопросом становится теория денег. Этот вопрос возникает в модели Шумпетера, когда речь заходит о потребности новаторов в дополнительных средствах. Банки "создают" деньги для новаторов, и с этого начинается перераспределение потоков ресурсов, т.е. общественного капитала. Так что Банкир возникает здесь как необходимый посредник между желанием осуществить инновацию и возможностью сделать это. Платой за превращение желания в возможность и является ссудный процент.

В такой схеме не работает количественная теория денег. Тот прирост денег в обращении, который создает Банкир посредством кредита, не просто повышает цены, оставляя все остальное без изменения. Напротив, изменяются производственные функции (см. главу 23), состав продукции производства, скорость обращения благ.

Кредитование новаторов действительно повышает цены — в первую очередь на факторы производства (в числе прочего и оплату труда). Но это не просто инфляция, а перестройка всего хозяйственного механизма. Деньги, следовательно, выполняют функцию не просто средства обращения и измерителя ценностей, они играют роль катализатора экономического роста, в том числе и через посредство прибыли и процента.

И все же, хотя инновации происходят постоянно и оттого состояние простого равновесия оказывается лишь абстракцией, экономический рост, говорит Шумпетер, не происходит как непрерывный процесс, описываемый монотонной функцией. Одни инновации внедряются и распространяются быстро, другие требуют более длительных сроков. К этому прибавляется фактор неопределенности. Строятся новые заводы в расчете на определенный сбыт продукции, но расчет может оказаться неверным

Каждая инновация вызывает волну подражаний, расходящуюся во все стороны. Множество таких волн расходится одновременно, они накладываются друг на друга, "интерферируют" и т.п. Такое движение — при суммировании всех волн — не может быть плавным и равномерным. Оно порождает периоды общего подъема, которые могут сменяться периодами общего спада. Короче говоря, Шумпетер подходит к анализу экономических циклов. Но это тема для отдельного разговора.

1 Вот наглядная демонстрация слабости концепции процента как платы за ожидание будущих благ. В сердце этой концепции — психология людей, а в том, что связано с психологией, всякое общее утверждение может быть оспорено. И действительно, ученый мир в большинстве своем не принял данного тезиса Шумпетера, подвергнув сомнению его объяснение.

Неоклассический фон

Наш рассказ, начиная с главы 22, был похож на беглую экскурсию, когда возможно обратить внимание лишь на самые яркие и самые выдающиеся объекты. Но мы пропустили много интересного, без чего неоклассический период экономической науки выглядел бы слишком бедно. Нижеследующий обзор хотя бы формально должен восполнить наши упущения.

Многие ученые этого периода специально занимались изучением экономических циклов. Фредерик Лавингтон ("Торгово-промышленный цикл", 1922) изучал психологические аспекты этого явления. То же, но на свой лад, делал наш знакомый АПигу ("Промышленные колебания", 1926). Р.Дж.Хоутри, другой ученик Маршалла, представлял данное явление как чисто денежное ("Торговые подъемы и спады", 1913; "Деньги и кредит", 1919). Игнорируя денежные и психологические факторы, ДХ.Ро6ертсон искал источники цикличности в неравномерном потоке инвестиций ("Промышленные колебания", 1927).

В США самостоятельную фигуру представлял Фрэнк Найт. Он настаивал на том, что предпринимательская прибыль существует помимо процента, и выводил ее из вознаграждения за риск ("Риск, неопределенность и прибыль", 1926). Другой американец, Аллин Янг, специально занимался вопросами роста доходов и размещения ресурсов в связи с проблемой равновесия и оживил идею АСмита о связи размеров рынка с разделением труда ("Растущие доходы и экономический прогресс", 1928).

Развивалась Шведская школа. Густав Кассель, неизменный оппонент и антипод Викселля, высказал о ценности, цене, капитале, проценте, деньгах и общем равновесии множество весьма оригинальных идей, из которых большинство было признано его коллегами ошибочными. Как говорили злые языки, то, что правильно у него, — не свое, а то, что свое, — неправильно. Дело в том, что Кассель не любил ссылаться на предшественников и даже уравнения общего равновесия подал так, будто Вальраса и на свете не было. Тем не менее Кассель остался заметной величиной в истории экономической мысли благодаря некоторым своим идеям по денежно-валютным вопросам и своим исследованиям экономического цикла, но главным образом благодаря влиянию его научно-публицистической деятельности на молодые поколения.

Учеником Касселя был Бертил УЛИН, много занимавшийся исследованием денег, процента и проблем международного обмена. В частности, УЛИН показал связь Рикардова понятия сравнительных преимуществ со Смитовым понятием абсолютных преимуществ (см. главу 16).

В Австрии Людвиг фон Мизес и Фридрих фон Хайек продолжали развивать идеи Австрийской школы. При этом оба были и остались до конца безусловными поборниками системы laissez. faire. И оба особенно много занимались теорией денег. При этом Мизес делал акцент на неадекватность количественной теории, хотя и старался свести функции денег только к средству обращения. О Хайеке наш разговор впереди (глава 31). Про того и другого трудно говорить применительно к 20—30-м гг., потому что Мизес и Хайек, дожив до наших дней, написали еще много работ, в которых получили значительное развитие и даже претерпели изменения их ранние идеи — все, кроме приверженности к экономической свободе.

1 Вот наглядная демонстрация слабости концепции процента как платы за ожидание будущих благ. В сердце этой концепции — психология людей, а в том, что связано с психологией, всякое общее утверждение может быть оспорено. И действительно, ученый мир в большинстве своем не принял данного тезиса Шумпетера, подвергнув сомнению его объяснение.

Функция Кобба — Дугласа

В 1928 г. вышла статья К.У.Кобба и П.ХДугласа "Теория производства". Там была предложена модель производственной функции, которая с тех пор не ржавеет в арсенале экономистов-аналитиков.

Мы с вами впервые заговорили о производственной функции в связи с идеями Тюнена (см главу 23). Среди множества различных форм этой функции, предложенных учеными, наибольший успех выпал на долю функции Кобба — Дугласа, поэтому коротко остановимся на ней. Вот как она выглядит:

Здесь комбинируются два фактора: капитал (К) и труд (L). Если количество используемого капитала увеличить на 1% при неизменном количестве труда, то объем продукции Y увеличится на 1%. Аналогичен смысл показателя (3 при соответственной перемене ролей труда и капитала. Величина А — коэффициент пропорциональности, учитывающий какие-то дополнительные условия производства. С тех пор появились различные усовершенствованные варианты функции Кобба — Дугласа. Но она сохранила свое двойное имя, потому что оказалась самой простой и вместе с тем самой универсальной.

Экономисты полюбили функцию Кобба — Дугласа еще и потому, что она дает возможность иногда заглянуть в ближайшее будущее. Такое занятие очень модно в наши беспокойные времена, и называется оно прогнозированием. Делается это так. Сперва собирается статистика показателей К, L и У за ряд прошедших лет (чем длиннее этот ряд, тем достовернее будет прогноз). На основе собранных данных вычисляются показатели а и р. И затем уже можно смотреть, что будет дальше с У, если К и L будут изменяться так-то и так-то (считая а и р постоянными).

Функция Кобба — Дугласа может применяться на различных уровнях — отдельного предприятия, отрасли производства, народного хозяйства в целом. Комментарии (1)
Обратно в раздел Экономика и менеджмент












 





Наверх

sitemap:
Все права на книги принадлежат их авторам. Если Вы автор той или иной книги и не желаете, чтобы книга была опубликована на этом сайте, сообщите нам.