Библиотека

Теология

Конфессии

Иностранные языки

Другие проекты







Ваш комментарий о книге

Боханов А.Н., Горинов М.М. История России с древнейших времен до конца XX века

ОГЛАВЛЕНИЕ

Раздел II. Россия при преемниках Петра I и в правление Екатерины II

Глава 11. Россия в эпоху Екатерины II. «Просвещенный абсолютизм»

§ 2. Российское дворянство и проблемы социально - экономического развития страны

В конце 50-х — начале 60-х годов XVIII в. обстановка в стране была обусловлена несколькими главными факторами. В первую очередь среди них следует отметить рост крестьянских волнений. Екатерина II вынуждена была признать, что в момент ее прихода к власти «отложились от послушания» до полутораста тысяч помещичьих и монастырских крестьян («заводские и монастырские крестьяне почти все были в явном непослушании властей и к ним начинали присоединяться местами и помещичьи»). И всех их, по выражению императрицы, «усмирить надлежало». Среди

крестьян получили особое распространение различного рода подложные манифесты, указы, в силу которых крестьяне отказывались работать на своих прежних господ. Монастырские крестьяне убирали в свою пользу хлеб, сено, рубили лес и т.д. Отказ от секуляризации вызвал новую гигантскую волну отчаянной борьбы. В 1762—1763 гг. волнения распространились на огромную территорию, охватывающую одиннадцать губерний Центральной России. Начались вооруженные выступления крестьян.

В связи с манифестом «О даровании вольности и свободы всему российскому дворянству» в 1762 г . поднялись на борьбу и помещичьи крестьяне, возбужденные слухами о предстоящей «воле». В начале 1762 г . в 9 центральных уездах восстало свыше 7 тыс. крестьян, принадлежавших 9 помещикам. В Вяземском уезде князь А. А. Вяземский против крестьянских толп использовал пушки. В 1763 г . массовый характер приняли волнения в Новгородском, Пошехонском, Волоколамском, Уфимском уездах. В 1766—1769 гг. движение вспыхнуло в Воронежской и Белгородской губерниях. Борьба почти повсеместно сопровождалась массовым бегством крестьян, потоком челобитий, насчитывавшихся тысячами, вереницами крестьянских ходоков.

В этой столь грозной обстановке Екатерина II в манифесте от 3 июля 1762 г . решительно объявила свою генеральную линию: «Намерены мы помещиков при их имениях и владениях ненарушимо сохранять, а крестьян в должном повиновении содержать». Законодательная практика правительства Екатерины II полностью подтверждает этот тезис. Исключительно в интересах дворянства новая императрица реально осуществила так называемое «генеральное межевание», укрепившее земледельческие права дворян. При этом она подарила дворянам огромный фонд государственных земель, самовольно захваченных помещиками в предшествующий период. Ни Анна, ни Елизавета, ни даже Петр I не рискнули это сделать. Екатерина II безвозмездную передачу дворянам захваченных ими земель представила в виде награды за быстрое и бесспорное («полюбовное») установление границ их владений. И это имело грандиозный успех у дворянства, хотя чисто техническое оформление этого соглашения (само межевание) длилось около ста лет.

Одновременно с укреплением дворянского землевладения шло неуклонное наступление на крестьянские права. Запрет крестьянам жаловаться на помещиков был установлен еще в 1649 г . и с тех пор многократно подтверждался. Но при Екатерине II за нарушение этого запрета крестьяне уже жестоко наказывались, вплоть до ссылки в Нерчинск. В январе 1765 г . «за предерзостное состояние» «вредных обществу людей» помещикам разрешено было не только ссылать в Сибирь (а это было узаконено еще в 1760 г .), но и отдавать в каторжные работы. Порядку и регламентации процедур отправления крестьян в ссылку и их содержанию посвящена была целая серия указов.

С другой стороны, законы смягчали наказания дворян за истязания и убийства своих крепостных, а при Екатерине II наказанием дворян стали лишь церковные покаяния. Легализована была практика продажи крепостных крестьян оптом и в розницу. Дети крестьян, взятых в рекруты, оставлялись теперь в собственности помещика. Резко ограничивалась сфера дееспособности крепостных крестьян. Сбор государственных податей с крестьян был возложен на помещиков (ранее за ними была лишь ответственность за недоимки). Помещичьим крестьянам было запрещено принимать присягу. Запрет был наложен даже на вступление в монашество. Их лишали права брать откупа и подряды. Им (а также государственным крестьянам) запрещено было вступать в вексельные отношения, их денежные обязательства были объявлены недействительными. Без разрешения помещика крестьянину не выдавали паспорт и т.п.

Наступление на права крестьян шло и по иным направлениям. Стремительно развивался процесс утеснения однодворцев, когда-то бывших сословием «служилых людей по прибору» и защищавших южные границы Российского государства. Легализован был захват помещиками однодворческих земель. Рядом указов однодворцы превращались в казенных крестьян. Наступление на права крестьян распространилось и на южные регионы России. Господствующему классу Малороссии была предоставлена юридическая база для закрепощения крестьян. Сначала в 1763 г . это был указ о переходе крестьян «с места на место» лишь письменным отпуском прежнего хозяина с одновременным запретом перехода для тех, кто прожил на одном месте 10 и более лет. А в 1783 г . крепостное право на Украине было окончательно оформлено. Наконец, крайне суровыми были меры правительства по сыску беглых крестьян.

Однако слишком просто было бы оценить политику правительства Екатерины II как прямолинейное стремление к ужесточению эксплуатации крестьян путем грубого насилия. Ведь тогда гигантски лицемерным покажутся и созыв Уложенной комиссии, и конкурс Вольного Экономического общества, и кампания свободы слова в конце 60-х — начале 70-х годов, и многое другое. Больше того, ведь в реальном законодательстве самодержавия была и качественно иная линия, которую иногда называют «экономическим либерализмом».

Постепенный «либеральный» поворот в экономической политике правительства приходится на середину XVIII в. Прежде всего круто изменена была политика традиционного укрепления казенных торговых монополий. В 50-е годы разрешен был свободный отпуск из всех портов и таможен воска, клея, льна, пеньки, смольчуга, поташа, дегтя, юфти и других товаров, бывших прежде предметом казенной монополии. В 1755 г . был принят важнейший указ, объявлявший свободную продажу за границу, запрещенную Петром I в 1715 г ., узкого крестьянского холста и практически установивший «безуказное», т.е. свободное, производство на экспорт этого материала. В 1758 г . разрешено было свободное производство «всякому, кто пожелает, пестрели» (набоечной льняной ткани) и шляп, а в 1760 г . — свободное производство веревок и канатов.

Одновременно намечается некое стремление властей ограничить применение крепостного труда в частной промышленности. В 1752 г . было ограничено право купцов покупать крестьян к мануфактурам. Введены были количественные ограничения на людские ресурсы подневольного труда «вечноотданных». В следующем 1753 г . сенатским указом предписано было изъять с фабрик и заводов лишних (по вновь установленным нормам) приписных крестьян. Логическим завершением этой политики был указ о запрещении покупки крестьян к частным фабрикам и заводам как с землей, так и без земли, что, видимо, хотели еще сделать при Петре III.

Самым кардинальным актом правительственной политики 50-х годов была отмена внутренних таможенных и мелочных сборов указом от 20 декабря 1753 г . В 1760 г . в Сенат уже был подан проект указа об уничтожении всех монополий и откупов, а 10 октября был разослан на места, хотя и не опубликован, указ о свободе торговли всеми изделиями русского производства.

Таким образом, перед нами явные признаки демонтажа (либерализации?!) традиционной политики феодальной регламентации в области экономики. Причем постепенность изменений и их явная противоречивость свидетельствуют, скорее всего, о чисто прагматическом характере этой политики, т.е. об отсутствии в ее основе каких-либо теоретических концепций.

С вступлением на престол Екатерины II отказ от традиционной политики «насильственного» посословного «разделения труда» стал еще очевиднее. Хотя поначалу в указах сильнее были чисто декларативные моменты, а не реальные

действия. Вслед за провозглашением отказа от системы монополий в промышленности и торговле 28 марта 1762 г . в июле того же года было объявлено о свободе производства ситца по всей стране, кроме Москвы и Петербурга. Чуть раньше разрешен был вывоз хлеба за рубеж. А с 1766 по 1772 г . был введен беспошлинный вывоз пшеницы и пшеничной муки почти изо всех портов империи. В 1763 г . снова был провозглашен принцип свободы промышленной деятельности, т.е. полной нецелесообразности держать «в одних руках, чем множество желающих пользоваться могут». В апреле 1767 г . был издан весьма лаконичный указ, объявлявший полную свободу «рукомеслу и рукоделию» в городах России. А 10 сентября 1769 г . был именной указ о свободе заводить ткацкие станы с одним лишь условием: уплаты сбора в 1 руб. за стан.

В 70-е годы правительство Екатерины II идет на еще более кардинальные решения. Указом от 17 марта 1775 г . была объявлена свобода заведения промышленных предприятий для всех отраслей промышленности, отменены были все сборы от мелких промыслов. В 1777 г . были отменены сборы с домашних станов, принадлежащих фабрикам, т.е. резко улучшены были условия деятельности так называемых рассеянных мануфактур. В 1784 г . снова был именной указ о поощрении местной легкой промышленности.

Таким образом, усиление крепостничества и поощрение промыслов практически происходило одновременно.

Историки в попытках объяснения причин столь сложного явления прибегали к весьма разным интерпретациям и трактовкам. Часть из них считала Екатерину II просто лицемерным политиком, надевшим на себя маску либерала, но по своей внутренней сути являвшимся завзятым крепостником. Другие считали либеральные реверансы великой императрицы вполне искренними, но целиком разбивавшимися о реакционные силы помещичьего класса. Корень зла подобные историки видели (и видят) в постоянном стремлении помещиков к безмерной эксплуатации крепостных крестьян. Именно под нажимом помещичьего сословия екатерининское правительство и привело к резкому усилению режима крепостничества, к установлению диктатуры помещиков, их полному господству в стране, обществе, государстве.

Подобная оценка социально-экономической политики в России во второй половине XVIII в. оставляет слишком много вопросов. Главное же остается неясным: как могли ужиться в политике единой правящей элиты столь принципиально различные направления — субъективно осознанный либерализм и столь же осознанное «реакционное» феодально-крепостническое начало.

Между тем, на наш взгляд, есть вполне реальная возможность дать наиболее убедительную оценку такой политике как вполне целостному явлению. Для этого необходимо еще раз осознать кардинальнейшую особенность истории Российского государства, заключающуюся в том, что природно-кли-матические условия создавали в стране из века в век крайне неблагоприятную обстановку для развития основы основ ее существования — сельского хозяйства.

Российское общество вплоть до XX века развивалось как общество с относительно низким объемом совокупного прибавочного продукта, что в принципе навсегда обрекало бы его на судьбу примитивного земледельческого социума.

Поэтому историческая необходимость уже в средневековье привела в России к формированию особого, необычного для запада Европы типа государственности с весьма жесткими рычагами государственного механизма, ибо основной функцией Российского государства были концентрация и перераспределение относительного минимума прибавочного продукта в интересах развития и самого общества и его господствующего класса. Поэтому далеко не случайна была на востоке Европы многовековая традиция централизованной, самодержавной, по сути своей

деспотической власти. Не случаен был и необычайно суровый режим крепостного права. Долгие века этот режим был призван обеспечивать поступательное развитие и общества и государства. Это развитие осуществлялось главным образом путем использования сверхнапряженного труда крестьянства, экономическое положение которого было на грани потери собственного воспроизводства.

Огромные пространства российского Нечерноземья веками были ареной практически убыточного сельского хозяйства. Во второй половине XVIII в. во Владимирской губернии лишь один уезд из 12-ти (Покровский) имел некоторый излишек зерна (по сравнению с тем количеством зерна, которое шло на собственное потребление). В четырех уездах своего зерна хватало лишь на 6—8 месяцев в году. Такое же положение было и в соседней Ярославской губернии. Здесь лишь три уезда обходились «своим хлебом» и в случае удачного урожая могли иметь некоторый товарный излишек зерна. В Тверской губернии в 80-е годы XVIH в. «по расчислению нескольких лет» годовой бюджет средней крестьянской семьи из 4-х человек (глава семьи, жена и двое детей) по расходам должен был составлять 26 руб. 43 с половиной копейки. В то же время реальный доход такой семьи был в год не более 6—10 руб. Остальные надо было добывать путем различного рода промыслов или жить впроголодь, разоряя свое собственное хозяйство. Последнее встречалось нередко. Достаточно сказать, что в среднем потребление всей зерновой продукции составляло лишь 1500 килокалорий на человека в сутки (норма 3—4 тыс. килокалорий).

Видимо, такая же ситуация была почти на всем пространстве Нечерноземья России. Во всяком случае, в одном из докладов комиссии о коммерции (от 21 июня 1764 г .) общая оценка состояния земледелия в России такова: «крестьянин, трудясь через целое лето, насилу на платеж своих оброков может заработать». Иначе говоря, большую часть необходимой для расходов суммы русский крестьянин должен был добывать на стороне, точнее, вне сферы сельского хозяйства. Поэтому в Нечерноземье России издавна были развиты различного рода крестьянские промыслы.

С основанием новой столицы на берегу Финского залива, с сооружением сети каналов, соединяющих Петербург с остальной частью страны, возможности применения крестьянского труда резко расширились. Это способствовало усилению развития мелкой промышленности в виде различного рода ремесленных заведений, а в некоторых случаях капиталистических коопераций и даже мануфактур.

Вместе с тем важно подчеркнуть, что продукция земледелия Нечерноземья оставалась общественно необходимой. Иначе говоря, о сокращении объема сельскохозяйственного производства в этом гигантском регионе не могло быть и речи! Однако сравнительно быстрый процесс развития крестьянских промыслов и торговли объективно создавал условия для сокращения объема земледельческого производства на территории исторического ядра Российского государства. В то же время помещики стремились не только сохранить прежнюю запашку, но кое-где и увеличить. Отсюда и необычно резкий протест крестьян (хотя эксплуатация еще отнюдь не становилась «непомерной»).

Именно эта сложная и противоречивая ситуация и лежала в основе правительственной политики монархов середины и второй половины XVIII в. Основной массе населения страны нужны были условия для приложения своего труда в сфере промышленности как способ дополнительного к сельскохозяйственному производству заработка, и политика правящей верхушки должна была отвечать этим потребностям. Больше того, политика правительства конца 50-х — начала 60-х годов, запрещая промысловые монополии и откупа, часто поощряла в первую очередь именно мелкие промыслы, а не развитие крупных мануфактур. В одном из сенатских указов об этом заявлено со всей откровенностью: «а в заведении для того фабрик не позволять, дабы чрез то у мастеровых людей

пропитание отъемлемо не было». Таким образом, прямое поощрение вовлечения основной массы крестьянства в торгово-промышленную деятельность было продиктовано суровой необходимостью помочь выживанию громадной массы населения Нечерноземья. Это была чисто прагматическая линия правительственной политики.

И эта политика принесла плоды уже в ближайшие 15—20 лет. Об этом говорят данные об уровне оброчной эксплуатации помещичьих крестьян и обеспеченности этих же крестьян пашней. Так, сведения о крестьянах (3759 душ мужского пола) Егорьевского уезда Московской губернии свидетельствуют о том, что в 1769—1773 гг. их хозяйство носило чисто земледельческий характер (что следует из четко проступающей закономерности: чем больше у крестьянина пашни, тем выше сумма оброка с души мужского пола, который он платит). Спустя примерно 15—20 лет у тех же 3759 душ мужского пола, живущих в тех же селах, характер соотношения размера оброка и размера пашни резко меняется: наибольший оброк платят уже те крестьяне, у которых пашни меньше. И наоборот, наименьший оброк платят те крестьяне, у которых пашни больше. Произошел, таким образом, своеобразный «промысловый переворот». Центр тяжести хозяйственной деятельности крестьян этого региона перемещается в промысловую деятельность, и от нее в первую очередь зависит размер дохода крестьянина (а значит, и размер оброка). В 80-х годах этот процесс коснулся крестьян многих районов Нечерноземья.

Таким образом, преследуя чисто практические цели, дворянское правительство Екатерины II сумело создать условия для крутого поворота путей развития крестьянского хозяйства обширнейшего региона России.

Между тем традиционно бедствующее земледелие центра России мгновенно ощутило даже самые незначительные перемещения центра тяжести крестьянского труда в область торговли и промышленности. В этих условиях хоть как-то удержать былой уровень развития земледелия в Нечерноземье можно было только внеэкономическим принуждением, т.е. общим ужесточением режима крепостного права. Ярче всего эту сложную ситуацию отразил известный дворянский публицист М.М. Щербатов, имя которого в литературе последних десятилетий практически безоговорочно сопровождалось такими эпитетами, как «крепостник», «реакционер», в лучшем случае «консерватор». Щербатов в течение двух десятков лет (60 — 80-е годы XVIII в.) неустанно повторял, что русское земледелие находится в критическом состоянии, что оно «совершенно упало» и т.д. Корень зла он видел в нехватке рабочих рук и низкой производительности труда в земледелии. Щербатов прекрасно понимал негативную роль неблагоприятных природно-климатических условий основной территории тогдашней России — ее Нечерноземья, в силу чего тяжкий, надрывный труд не давал достойного вознаграждения.

Вместе с тем сочинения М.М. Щербатова переполняет ощущение роковой опасности от перспективы отмены крепостного права и перемещения крестьян в сферу промышленности. По его мнению, это лишь губительно скажется на судьбах и без того неудовлетворительного земледелия и грозит крахом государству (даже «малая убавка земледельцев становится чувствительной государству»).

Думается, что при выработке основных направлений социально-экономической политики правительственные верхи государства Российского в конечном итоге принимали решения в духе Щербатова, несмотря на излишнюю категоричность его позиции. Слишком рискованны были бы иные решения. Однако при всем этом Екатерина II отчетливо сознавала недостаточность и даже опасность столь прямого курса репрессий, предназначенных к укреплению крепостничества, и необходимость более гибкой политики дворянского государства уже в первые годы своего долгого царствования.

Весьма своеобразная ситуация складывалась в отношении российского купечества В XVIII в. российское правительство предпринимало лишь робкие попытки выделения профессиональных представителей торгового капитала в качестве самостоятельного сословия, предпочитая в большей или меньшей мере сохранять купечество в общих рамках податного посадского населения городов. В этих рамках при Петре, Анне Ивановне и Елизавете Петровне и осуществлялась традиционная политика охраны монопольных прав городского посада на торговую и ремесленную деятельность. Запись крестьян «в купечество» была максимально затруднена. Крестьянам запрещена была не только торговля в городе, но и устройство промышленных заведений.

Принимая эту политику, представители торгового капитала вместе с тем стремились к полному обособлению от «тяглого» посадского населения, к сохранению только за купечеством монопольного права на торговлю и промышленность, на владение откупами и подрядами на поставку в казну различных предметов потребления. Российское купечество по-прежнему было заинтересовано в обретении исключительных привилегий феодальной корпоративности не потому, что оно было «реакционным», а потому, что в составе городского посада, даже будучи выделенным в ранг «регулярных» граждан, даже получив первую купеческую гильдию, оно оставалось по существу бесправным. А права эти можно было обрести, лишь приближаясь к статусу дворянства.

Некоторым исключением являлись представители купеческих слоев, вложившие свой капитал в производство. Будучи, как правило, крупным, это производство быстро становилось привилегированным, опекаемым феодальным государством, и в итоге — монопольным. Такого рода купцы-заводчики и купцы-фабриканты были выделены из посада. Основная же масса купечества по-прежнему была в состоянии «рассыпанной храмины».

К противоречиям, разделявшим представителей торгового капитала и посадский ремесленный люд, к противоречиям Посада в целом и торгово-промыслового крестьянства добавлялись и противоречия купечества и дворянства. Как уже говорилось, жесткая прагматическая политика правительства Екатерины II привела в конце концов к отмене средневековых монополий, к отмене сословных ограничений в области торговли и промышленности, что с конца 60-х годов способствовало быстрому росту не только промысловой и торговой деятельности крестьянства, но и активизации промышленного предпринимательства, в которое втягивалось и купечество, и зажиточная прослойка торгующего крестьянства, и отчасти представители дворянства.

Если в конце 60-х годов в текстильной промышленности было 231 крупное предприятие, в том числе 73 суконных мануфактуры, 85 полотняных и 60 шелковых, то в конце XVIII в. число предприятий текстильной промышленности достигло 1082, из них суконных — 158, полотняных — 318, а целковых — 357. За три с небольшим десятилетия рост более чем в 4,5 раза. В области металлургического производства и металлообработки в конце 60-х годов насчитывалось 182 предприятия, а в конце XVIII в. — около 200. Рост небольшой, однако, теперь это были более крупные предприятия. В конце XVIII в. в горной и металлургической промышленности было занято свыше 100 тыс. крепостных мастеровых и 319 тыс. приписных крестьян. Доля наемных рабочих была невелика. Общее число предприятий с конца 60-х годов выросло с 683 до 2094. Среди них немало очень крупных предприятий. Уже в 60-е годы встречаются текстильные производства с числом рабочих от 2 до 3 тыс. На Украине также появились весьма крупные суконные предприятия (такие как Рясская, Путивльская, Лутковская мануфактуры и др.). В Литве и Белоруссии интенсивно развивались стекольное, поташное, зеркальное производства, основывались текстильные мастерские.

К концу XVIII в. весьма заметен был и рост числа мелких предприятий, пользующихся только свободным наемным трудом. Общее число наемных выросло за вторую половину века с 25 тыс. до 50 тыс. человек. В области судостроения число наемных к концу века возросло до 30 тыс. человек. В горнодобывающей промышленности—до 15 тыс. человек. На предприятиях Мануфактур-коллегии число вольнонаемных к концу века составило около 60 тыс. человек (а в такой отрасли, как хлопчатобумажное прядение, наемные составляли 90% рабочей силы). Если к этому добавить, что судоходный промысел собирал ежегодно к концу века до 200 тыс. наемных, то общее количество лиц наемного труда приблизится к 0,5 млн. человек. Таким образом, к концу XVIII в. можно было говорить о складывающемся типе капиталистических производственных отношений (капиталистическом укладе).

Вместе с тем, подавляющая масса рабочих российской промышленности оставалась в крепостной зависимости. Причем приписки государственных крестьян к казенным заводам и фабрикам продолжались. Промышленное предпринимательство дворянства продолжало развиваться вопреки интересам купечества. В XVIII в. и особенно после 1765 г . дворяне энергично вторглись в сферу винокурения и продажи казне вина. «Бесчисленное множество корыстолюбивых дворян... — с гневом писал А.Т. Болотов, — давно уже грызли и губы и зубы от зависти, видя многих других от вина получающих страшные прибытки». Новые правила негласно позволяли теперь дворянам-заводовладельцам, сдавая в казну всего лишь 100—200 ведер вина, одновременно производить и сбывать тысячи ведер «левой» продукции. Дух наживы давно уже подвигнул дворян и на заведение домашних вотчинных «фабрик» по производству полотен, сукон и т.п. Число таких фабрик неуклонно увеличивалось. Ряды дворян-предпринимателей ширились и росли. Активно включались дворяне и в торговые обороты, брали подряды у казны и т.д. Крупнейшие елизаветинские фавориты и вельможи Воронцовы, Шуваловы и другие почти все были втянуты в крупную предпринимательскую деятельность. Другие же группировки дворянства, в основном, живущие за счет промысловой деятельности своих крепостных, были непрочь ослабить ограничения для крестьян и в области торговли и в области промышленной деятельности.

В 40—50-е годы XVIII в. в Сенат и другие правительственные учреждения поступали различного рода проекты социальных и экономических реформ как консервативного характера, так и идущих навстречу объективному ходу развития страны. Правительство Елизаветы пыталось решить некоторые из этих вопросов, но большей частью безуспешно.

Все эти вместе взятые моменты сложной социально-экономической ситуации обусловили постепенное формирование новым екатерининским правительством нового курса, получившего в истории квалификацию «политики просвещенного абсолютизма».
Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел история










 





Наверх

sitemap:
Все права на книги принадлежат их авторам. Если Вы автор той или иной книги и не желаете, чтобы книга была опубликована на этом сайте, сообщите нам.