Карамзин Н. История государства Российского

ОГЛАВЛЕНИЕ

Том 2

Глава 6. ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ СВЯТОПОЛК-МИХАИЛ. г. 1093-1112

Великодушие Мономаха. Война с Половцами. Брак Святополков. Беспокойный Олег. Жалкое состояние южной России. Саранча. Победы. Вероломство Россиян. Междоусобия. Гордость Олегова. Сожжение монастыря Киевопечерского. Храбрость и добродушие Мстислава. Красноречивое Мономахово письмо. Вероломство Олегово. Великодушие Мстислава. Съезд Князей. Злодейство Давида и Святополка. Ослепление Василька. Слезы Мономаховы. Речь Митрополита. Прекрасная душа Василькова. Месть Ростиславичей. Корыстолюбие Поляков. Новое коварство Святополка. Умеренность Ростиславичей. Поражение Венгров. Междоусобия. Новый съезд Князей. Усмирение Давида. Строптивость Новогородцев. Совет Князей. Счастливая война с Половцами. Война с Мордвою и с Князьями Полоцкими. Бедствие Россиян в Семигалии. Новые успехи в войне с Половцами. Поход знаменитый. Имя Тмутороканя исчезает в летописях. Кончина Святополкова. Евреи в Киеве. Брачные союзы. Митрополиты. Князь Святоша. Св. Антоний Римлянин. Путешествие Даниила. Россияне в Иерусалиме. Конец Несторовой летописи. Старец Янь.

Владимир мог бы сесть на престоле родителя своего; но сей

чувствительный, миролюбивый Князь уступил оный Изяславову сыну и, сказав:

"Отец его был старее и княжил в столице прежде моего отца; не хочу

кровопролития и войны междоусобной", объявил Святополка Государем

Российским; сам отправился в Чернигов, а брат его, Ростислав, в Переяславль.

Святополк, княжив несколько лет в Новегороде, еще в 1088 году выехал

оттуда, будучи, как вероятно, недоволен его беспокойными гражданами (которые

тогда же призвали к себе юного Князя, Мстислава, сына Владимирова) и жил в

Турове: он с радостию прибыл в Киев [24 апреля 1093 г.], и народ также с

радостию встретил нового Государя, обещая себе мир и тишину под его властию.

Сия надежда не исполнилась, и начало Святополкова княжения ознаменовалось

великими несчастиями.

Половцы, узнав о кончине Всеволода, изъявили желание остаться друзьями

России.

Легкомысленный Святополк не посоветовался с Боярами отца своего и дяди:

велел заключить Послов в темницу; но сведав, что мстительные варвары везде

жгут и грабят в его области, вздумал сам просить их о мире. Половцы уже не

хотели слушать сих предложений, и Великий Князь, собрав только 800 воинов,

спешил выступить в поле. Едва благоразумные Бояре могли удержать его,

представляя ему, что вопреки надменному самохвальству молодых людей, нужны

не сотни, а тысячи для отражения врагов; что область Киевская, изнуренная

войнами, истощенная данями, опустела и что надобно требовать помощи от

мужественного Владимира. Князь Черниговский немедленно вооружился и призвал

брата своего, Ростислава. Но Князья, соединив дружины, не могли согласиться

в мыслях; стояли под Киевом и ссорились между собою. Наконец Бояре сказали

им: "Ваша распря губит народ; смирите врагов и тогда уже думайте о своих

несогласиях". Святополк и Владимир, приняв благой совет, обнялися братски и

в знак искренней взаимной любви целовали святой крест, по тогдашнему

обыкновению. Неприятели осаждали Торческ, город, населенный Торками,

которые, оставив жизнь кочевую, поддалися Россиянам: Князья хотели

освободить его, Святополк битвою, Мономах миром. Остановясь близ Триполя,

они призвали Бояр на совет. Янь, Воевода Киевский, друг блаженного Феодосия,

и многие другие были одного мнения с Князем Черниговским. "Половцы (говорили

они) видят блеск мечей наших и не отвергнут мира". Но Киевляне, желая

победы, склонили большинство голосов на свою сторону, и войско Российское

перешло за Стугну. Святополк вел правое крыло, Владимир левое: Ростислав

находился в средине. Они поставили знамена между земляными укреплениями

Трипольскими и ждали неприятеля, который, выслав наперед стрелков, вдруг

устремился всеми силами на Святополка. Киевляне не могли выдержать сего

удара и замешались. Великий Князь оказал примерную неустрашимость; бился

долго, упорно и последний оставил место сражения. Средина и левое крыло, не

умев искусным, быстрым движением спасти правого, еще несколько времени

стояли, но также уступили превосходству неприятеля. Земля дымилась кровию.

Россияне, спасаясь от меча победителей, толпами гибли в реке Стугне, которая

от дождей наполнилась водою. Мономах, видя утопающего брата, забыл

собственную опасность и бросился во глубину: усердная дружина извлекла его

из волн - и сей Князь, оплакивая Ростислава, многих Бояр своих, отечество, с

горестию возвратился в Чернигов, а Святополк в Киев.

Несчастная мать Ростиславова ожидала сына: ей принесли тело сего юноши,

коего безвременная смерть была предметом всеобщего сожаления.

Половцы снова осадили Торческ. Граждане оборонялись мужественно; но,

изнуренные голодом и жаждою, напрасно требовали съестных припасов от

Святополка: бдительный неприятель со всех сторон окружил город, который

держался более двух месяцев.

Половцы, оставив часть войска для осады, приближились к столице.

Святополк хотел еще сразиться и, вторично разбитый под Киевом, ушел только с

двумя воинами.

Торческ сдался [23 Июля 1093 г.]: стены и здания его обратились в

пепел, а граждане были отведены в неволю.

[1094 г.]. Не имев счастия воинского, Святополк надеялся иным способом

обезоружить Половцев и женился на дочери их Князя, Тугоркана. Но сей

родственный союз, который мог быть оправдан одною государственною пользою,

не защитил России от варваров: Князь Тмутороканский, Олег Святославич, в

третий раз пришел с ними разорять отечество, осадил Мономаха в Чернигове и

требовал сей области как законного наследия: ибо она принадлежала некогда

его родителю. Владимир, любимый своею дружиною и народом, несколько дней

оборонялся; но жалея крови, великодушно сказал: Да не радуются враги

отечества! и добровольно уступил Княжение Олегу:

вторая жертва, принесенная им общей пользе! Он выехал из Чернигова в

Переяславль с женою и детьми, под щитами малочисленной, верной дружины,

готовой отражать толпы хищных Половцев, которые, несмотря на мир, еще долгое

время свирепствовали в Черниговской области: жестокий Олег, довольный их

помощию, равнодушно смотрел на сии злодейства. - Вся южная Россия

представляла тогда картину самых ужаснейших бедствий. "Города опустели, -

пишет Нестор: - в селах пылают церкви, домы, житницы и гумны. Жители

издыхают под острием меча или трепещут, ожидая смерти. Пленники, заключенные

в узы, идут наги и босы в отдаленную страну варваров, сказывая друг другу со

слезами: Я из такого-то города русского, я из такой-то веси! Не видим на

лугах своих ни стад, ни коней; нивы заросли травою, и дикие звери обитают

там, где прежде жили Христиане!" К умножению несчастий, Россия узнала в сие

время новый бич естественный: саранча, дотоле неизвестная нашим предкам,

покрыв землю, совершенно истребила жатву; тучи сих пагубных насекомых летели

от юга к северу, оставляя за собою отчаяние и голод для бедных поселян.

[1095 г.] Наконец Великий Князь и Владимир ободрили победами унылый дух

своего народа. Они, к сожалению, начались вероломством. Долговременные

несчастия государственные остервеняют сердца и вредят самой нравственности

людей. Вожди Половецкие, Итларь и Китан, заключив мир с Мономахом, взяли в

тали, или в аманаты, сына его, Святослава. Китан безопасно жил в стане близ

городского вала:

Итларь гостил в Переяславле у Вельможи Ратибора. Тогда недостойные

советники предложили Князю воспользоваться оплошностию ненавистных врагов,

нарушить священный мир и не менее священные законы гостеприимства - одним

словом, злодейски умертвить всех Половцев. Владимир колебался; но дружина

успокоила его робкую совесть, доказывая, что сии варвары тысячу раз сами

преступали клятву...

В глубокую ночь Россияне, вместе с Торками, им подвластными, вышли из

города, зарезали сонного Китана, его воинов и с торжеством привели ко

Владимиру освобожденного Святослава. Итларь, не зная ничего, спокойно

готовился поутру завтракать у своих ласковых хозяев, когда сын Ратиборов,

Олбег, пустил ему в грудь стрелу сквозь отверстие, нарочно для того

сделанное вверху горницы; и несчастный Итларь, со многими знаменитыми

товарищами, был жертвою гнусного заговора, который лучшему из тогдашних

Князей Российских казался дозволенною хитростию!

Ожидая справедливой мести за такое злодеяние, Владимир и Святополк

хотели предупредить оную. В первый раз дерзнули Россияне искать Половцев в

их собственной земле; взяли множество скота, вельблюдов, коней, пленников и

возвратились благополучно. - Но в то же самое лето Юрьев, город на берегу

Роси, был сожжен Половцами: жители его ушли с Епископом в столицу, и Великий

Князь населил ими, близ Киева, особенный новый городок, дав ему имя

Святополча.

Олег Черниговский, вопреки данному слову, не ходил с Великим Князем на

Половцев.

Святополк и Владимир требовали от него, чтобы он хотя выдал им или сам

велел умертвить знатного Половецкого юношу, сына Итларева, бывшего у него в

руках; но Князь Черниговский отвергнул и сие предложение как злодейство

бесполезное. С обеих сторон неудовольствие возрастало. Святополк и Владимир,

действуя во всем согласно, вооруженною рукою отняли у Давида Святославича,

брата Олегова, Смоленск, отданный ему, как вероятно, еще Всеволодом, и

послали его княжить в Новгород, откуда Мономах перевел сына своего,

Мстислава, в Ростов; но своевольные Новогородцы чрез два года объявили

Давиду, что он им не надобен, и вторично призвали к себе, на его место,

Мстислава. Лишенный Удела, Давид прибегнул, может быть, к Олеговой защите:

по крайней мере ему возвратили область Смоленскую. Юный сын Мономахов,

Изяслав, Правитель Курска, подал новый ко вражде случай, нечаянно завладев

Муромом, городом Черниговского Князя, и взяв в плен Олегова наместника.

В сих обстоятельствах Святополк и Владимир прислали звать Олега в Киев,

на съезд Княжеский. "Там, в старейшем граде Русском, - говорили они, -

утвердим безопасность Государства в общем совете с знаменитейшим

Духовенством, с Боярами отцев наших и гражданами". Олег, не веря их доброму

намерению, с гордостью им ответствовал: "Я - Князь, и не хочу советоваться

ни с Монахами, ни с чернию".

Когда так, сказали Святополк и Владимир: когда не хочешь воевать с

неприятелями земли Русской, ни советоваться с братьями, то признаем тебя

самого врагом отечества, и Бог да судит между нами! Взяв Чернигов, они

приступили к Стародубу, где находился Олег, и более месяца проливали

невинную кровь в жестоких битвах.

Наконец Черниговский Князь, смиренный голодом, должен был покориться и

клятвенно обещал приехать на совет в Киев вместе с братом своим Давидом.

Святополк нетерпеливо хотел прекратить сию междоусобную войну, ибо

Половцы тогда опустошали Россию; одна толпа их сожгла в Берестове дом

Княжеский, другая - местечко Устье, близ Переяславля, и тесть Святополков,

Тугоркан, осадил сию Мономахову столицу. Великий Князь и Владимир умели

скрыть свои движения от неприятеля, перешли Днепр, явились внезапно под

стенами осажденного города.

Обрадованные жители встретили их, и Россияне бросились в Трубеж,

ревностно желая битвы с Половцами, которые стояли на другой стороне сей

реки. Напрасно осторожный Владимир хотел построить воинов: не внимая

начальникам, они устремились на варваров и своим мужеством решили победу.

Сам Тугоркан, сын его, знаменитейшие Половцы легли на месте. Святополк взял

тело первого и с честию предал оное земле недалеко от своего Берестовского

дворца. - В то самое время, когда Россияне торжествовали свою победу, другой

Князь Половецкий, Боняк, едва не овладел Киевом; выжег предместие, красный

двор Всеволодов на Выдобичах, монастыри; ворвался ночью в Обитель Печерскую,

умертвил несколько безоружных Монахов, пробужденных шумом и воплем свирепого

неприятеля; ограбил церковь, кельи и с добычею удалился, оставив деревянные

здания в пламени.

Святополк, возвратясь в Киев, напрасно ждал Олега, который, не быв

принят смоленскими жителями, пошел к Мурому. Изяслав, сын Мономахов, призвал

к себе войско из Ростова, Суздаля, Белаозера и готовился отразить сего

неприятеля. "Иди княжить в свою Ростовскую область, - велел сказать ему

Олег: - отец твой отнял у меня Чернигов: неужели и в Муроме, наследственном

моем достоянии, вы лишите меня хлеба? Я не хочу войны и желаю примириться с

Владимиром". Олег имел с собою малочисленную дружину, набранную им в Рязани,

которая зависела тогда от Черниговских Князей; но, получив гордый отказ,

смело обнажил меч. Юный Изяслав пал в сражении, и войско его рассеялось.

Победитель взял Муром (где была супруга Изяславова), Суздаль, Ростов и,

следуя тогдашнему варварскому обыкновению, пленил множество безоружных

граждан.

Мстислав Владимирович, Князь Новогородский, крестник Олегов, сведав о

несчастной судьбе Изяславовой, велел привезти к себе тело его и с горестию

погреб оное в Софийской церкви. Сей великодушный Князь, любя справедливость,

не винил Олега в завоевании Мурома, но требовал, чтобы он вышел из Ростова и

Суздаля; не упрекал его даже и смертию Изяслава, говоря ему чрез Послов: "Ты

убил моего брата; но в ратях гибнут Цари и Герои. Будь доволен своим

наследственным городом: в таком случае умолю отца моего примириться с

тобою". Олег не хотел слушать никаких предложений, думая скоро взять самый

Новгород. Тогда Мстислав, любимый народом, вооружился. Начальник отряда

Новогородского, Добрыня Рагуйлович, захватил людей Олеговых, посланных для

собрания дани и сбил его передовое войско на реке Медведице (в Тверской

губернии). Олег не мог удержать ни Ростова, ни Суздаля; выжег сей последний

город, оставив в нем только один монастырь с церквами, и засел в Муроме.

Добродушный Мстислав, уважая крестного отца, снова предложил ему мир, желая

только, чтобы он возвратил пленных, и в то же время убедительно просил

родителя своего забыть вражду Олегову. Мономах отправил в Суздаль меньшего

сына, Вячеслава, с конным отрядом союзных Половцев, написав к Олегу

красноречивое письмо такого содержания: "Долго печальное сердце мое боролось

с законом Христианина, обязанного прощать и миловать: Бог велит братьям

любить друг друга; но самые умные деды, самые добрые и блаженные отцы наши,

обольщаемые врагом Христовым, восставали на кровных... Пишу к тебе,

убежденный твоим крестным сыном, который молит меня оставить злобу для блага

земли Русской и предать смерть его брата на суд Божий. Сей юноша устыдил

отца своим великодушием! Дерзнем ли, в самом деле, отвергнуть пример

Божественной кротости, данный нам Спасителем, мы, тленные создания? ныне в

чести и в славе, завтра в могиле, и другие разделят наше богатство!

Вспомним, брат мой, отцов своих: что они взяли с собою, кроме добродетели?

Убив моего сына и твоего собственного крестника, видя кровь сего агнца, видя

сей юный увядший цвет, ты не пожалел об нем; не пожалел о слезах отца и

матери; не хотел написать ко мне письма утешительного; не хотел прислать

бедной, невинной снохи, чтобы я вместе с нею оплакал ее мужа, не видав их

радостного брака, не слыхав их веселых свадебных песней... Ради Бога отпусти

несчастную, да сетует как горлица в доме моем; а меня утешит Отец Небесный.

- Не укоряю тебя безвременною кончиною любезного мне сына: и знаменитейшие

люди находят смерть в битвах; он искал чужого и ввел меня в стыд и в печаль,

обманутый слугами корыстолюбивыми. Но лучше, если бы ты, взяв Муром, не брал

Ростова и тогда же примирился со мною. Рассуди сам, мне ли надлежало

говорить первому или тебе? Если имеешь совесть; если захочешь успокоить мое

сердце и с Послом или Священником напишешь ко мне грамоту без всякого

лукавства: то возьмешь добрым порядком область свою, обратишь к себе наше

сердце, и будем жить еще дружелюбнее прежнего. Я не враг тебе, и не хотел

крови твоей у Стародуба" (где Святополк и Мономах осаждали сего Князя): "но

дай Бог, чтобы и братья не желали пролития моей. Мы выгнали тебя из

Чернигова единственно за дружбу твою с неверными; и в том каюсь, послушав

брата (Святополка). Ты господствуешь теперь в Муроме, а сыновья мои в

области своего деда. Захочешь ли умертвить их? твоя воля. Богу известно, что

я желаю добра отечеству и братьям. Да лишится навеки мира душевного, кто не

желает из вас мира Христианам! - Не боязнь и не крайность заставляют меня

говорить таким образом, но совесть и душа, которая мне всего на свете

драгоценнее".

[1097 г.]. Олег согласился заключить мир, чтобы обмануть племянника; и

когда Мстислав, распустив воинов по селам, беспечно сидел за обедом с

Боярами своими, гонцы принесли ему весть, что коварный его дядя стоит уже на

Клязьме с войском.

Олег думал, что Мстислав, изумленный его внезапным нападением, уйдет из

Суздаля; но сей юный Князь, в одни сутки собрав дружину Новогородскую,

Ростовскую, Белозерскую, приготовился к битве за городским валом. Олег

четыре дня стоял неподвижно, и Вячеслав, другой сын Мономахов, успел

соединиться с братом. Тогда началось сражение. Олег ужаснулся, видя славное

знамя Владимирово в руках Вождя Половецкого, заходившего к нему в тыл с

отрядом Мстиславовой пехоты, и скоро обратился в бегство; поручил меньшему

своему брату, Ярославу, Муром, а сам удалился в Рязань. Мстислав, умеренный

в счастии, не хотел завладеть ни тем, ни другим городом, освободив

единственно Ростовских и Суздальских пленников, там заключенных. Бегая от

него, Олег скитался в отчаянии и не знал, где приклонить голову; но

племянник велел ему сказать, чтобы он был спокоен. "Святополк и Владимир не

лишат тебя земли Русской, - говорил сей чувствительный юноша: - я буду твоим

верным ходатаем. Останься и властвуй в своем Княжении: только смирися".

Мстислав сдержал слово: вышел из Муромской области, возвратился в Новгород и

примирил Олега с Великим Князем и своим отцем.

Чрез несколько месяцев Россия в первый раз увидела торжественное

собрание Князей своих на берегу Днепра, в городе Любече. Сидя на одном

ковре, они благоразумно рассуждали, что отечество гибнет от их несогласия;

что им должно наконец прекратить междоусобие, вспомнить древнюю славу

предков, соединиться душою и сердцем, унять внешних разбойников, Половцев, -

успокоить Государство, заслужить любовь народную. Нет сомнения, что Мономах,

друг отечества и благоразумнейший из Князей Российских, был виновником и

душою сего достопамятного собрания. В пример умеренности и бескорыстия он

уступил Святославичам все, что принадлежало некогда их родителю, и Князья с

общего согласия утвердили за Святополком область Киевскую, за Мономахом

частный удел отца его: Переславль, Смоленск, Ростов, Суздаль, Белоозеро; за

Олегом, Давидом и Ярославом Святославичами - Чернигов, Рязань, Муром; за

Давидом Игоревичем - Владимир Волынский; за Володарем и Васильком

Ростиславичами - Перемышль и Теребовль, отданные им еще Всеволодом.

Каждый был доволен; каждый целовал святой крест, говоря: да будет земля

Русская общим для нас отечеством; а кто восстанет на брата, на того мы все

восстанем.

Добрый народ благословлял согласие своих Князей: Князья обнимали друг

друга как истинные братья.

Сей торжественный союз был в одно время заключен и нарушен самым

гнуснейшим злодейством, коего воспоминание должно быть оскорбительно для

самого отдаленнейшего потомства. Летописец извиняет главного злодея,

сказывая, что клеветники обманули его; но так обманываются одни изверги. Сей

недостойный внук Ярославов, Давид Игоревич, приехав из Любеча в Киев,

объявил Святополку, что Мономах и Василько Ростиславич суть их тайные враги;

что первый думает завладеть престолом Великокняжеским, а второй городом

Владимиром; что убиенный брат их, Ярополк Изяславич, погиб от руки

Василькова наемника, который ушел к Ростиславичам; что благоразумие требует

осторожности, а месть жертвы. Великий Князь содрогнулся и заплакал, вспомнив

несчастную судьбу любимого брата. "Но справедливо ли сие ужасное обвинение?

сказал он: да накажет тебя Бог, если обманываешь меня от зависти и злобы".

Давид клялся, что ни ему в Владимире, ни Святополку в Киеве не

господствовать мирно, пока жив Василько; и сын Изяславов согласился быть

вероломным, подобно отцу своему. Не зная ничего; спокойный в совести,

Василько ехал тогда мимо Киева, зашел помолиться в монастырь Св.

Михаила, ужинал в сей Обители и ночевал в стане за городом. Святополк и

Давид прислали звать его, убеждали остаться в Киеве до именин Великого

Князя, то есть до Михайлова дня; но Василько, готовясь воевать с Поляками,

спешил домой и не хотел исполнить Святополкова желания. "Видишь ли? - сказал

Давид Великому Князю: - он презирает тебя в самой области твоей: что ж

будет, когда приедет в свою? займет без сомнения Туров, Пинск и другие

места, тебе принадлежащие. Вели схватить его и отдать мне, или ты вспомнишь

совет мой, но поздно". Святополк вторично послал сказать Васильку, чтобы он

заехал к нему хотя на минуту, обнять своих дядей и побеседовать с ними.

Несчастный Князь дал слово; сел на коня и въезжал уже в город: тут

встретился ему один из его усердных Отроков и с ужасом объявил о гнусном

заговоре. Василько не верил. "Мы целовали крест, - сказал он, и клялися

умереть друзьями; не хочу подозрением оскорбить моих родственников" -

перекрестился и с малочисленною дружиною въехал в Киев. Ласковый Святополк

принял гостя на дворе Княжеском, ввел в горницу и сам вышел, сказывая, что

велит готовить завтрак для любезного племянника. Василько остался с Давидом:

начал говорить с ним; но сей злодей, еще новый в ремесле своем, бледнел, не

мог отвечать ни слова и спешил удалиться. По данному знаку входят воины,

заключают Василька в тяжкие оковы. Мера злодейства еще не совершилась, и

Святополк боялся народного негодования: в следующий день, созвав Бояр и

граждан Киевских, он торжественно объявил им слышанное от Давида. Народ

ответствовал: "Государь! безопасность твоя для нас священна: казни Василька,

если он действительно враг твой; когда же Давид оклеветал его, то Бог

отмстит ему за кровь невинного".

Знаменитые духовные особы смело говорили Великому Князю о человеколюбии

и гнусности вероломства. Он колебался; но снова устрашенный коварными

словами Давида, отдал ему жертву в руки. Василька ночью привезли в Белгород

и заперли в тесной горнице; в глазах его острили нож, расстилали ковер;

взяли несчастного и хотели положить на землю. Угадав намерение сих достойных

слуг Давида и Святополка, он затрепетал и, хотя был окован, но долгое время

оборонялся с таким усилием, что им надлежало кликнуть помощников. Его

связали; раздавили ему грудь доскою и вырезали обе зеницы... Василько лежал

на ковре без чувства. Злодеи отправились с ним в Владимир, приехали в город

Здвиженск обедать и велели хозяйке вымыть окровавленную рубашку Князя.

Жалостный вопль сей чувствительной женщины привел его в память. Он спросил:

"Где я?", выпил свежей воды; ощупал свою рубашку и сказал: "начто вы сняли с

меня окровавленную? я хотел стать в ней пред Судиею Всевышним"... Давид

ожидал Василька в столице своей, Владимире, и заключил в темницу, приставив

к нему двух Отроков и 30 воинов для стражи.

[1098 г.] Мономах, узнав о сем злодействе, пришел в ужас и залился

слезами.

"Никогда еще, - сказал он, - не бывало подобного в земле Русской!" - и

немедленно уведомил о том Святославичей, Олега и Давида. "Прекратим зло в

начале, - писал к ним сей добрый Князь: - накажем изверга, который посрамил

отечество и дал нож брату на брата; или кровь еще более польется, и мы все

обратимся в убийц; земля Русская погибнет: варвары овладеют ею". Олег и

Давид, подвигнутые таким же великодушным негодованием, соединились с

Мономахом, приближились к Киеву и грозно требовали ответа от Святополка.

Послы их говорили именем Князей: "Ежели Василько преступник, то для чего же

не хотел ты судиться с ним пред нами? и в чем состоит вина его?" Великий

Князь оправдывался своим легковерием и тем, что не он, а Давид ослепил их

племянника. "Но в твоем городе", - сказали послы и вышли из дворца. На

другой день Владимир и Святославичи уже готовились идти за Днепр, чтобы

осадить Киев. Малодушный Святополк думал бежать; но граждане не пустили его

и, зная доброе сердце Мономаха, отправили к нему Посольство. Митрополит и

вдовствующая супруга Всеволодова явились в стане соединенных Князей: первый

говорил именем народа, вторая плакала и молила. "Князья великодушные! -

сказал митрополит Владимиру и Святославичам: - не терзайте отечества

междоусобием, не веселите врагов его. С каким трудом отцы и деды ваши

утверждали величие и безопасность государства! Они приобретали чуждые земли;

а вы что делаете? губите собственную". Владимир пролил слезы: он уважал

память своего родителя, вдовствующую Княгиню его и Пастыря Церкви; а всего

более любил Россию. "Так! - ответствовал Мономах с горестию: - мы недостойны

своих великих предков и заслуживаем сию укоризну". Князья согласились на

мир, и Владимир простил Святополку собственную обиду; ибо сей неблагодарный,

обязанный ему престолом, не устыдился поверить клевете и считать его своим

тайным злодеем. Великий Князь, сложив всю вину на Давида, дал слово наказать

его как общего недруга.

Давид сведал о том и хотел отвратить бурю. Здесь один из дополнителей

Несторовой летописи, именем Василий -вероятно, инок или Священник, -

представляет сам важное действующее лицо и рассказывает следующие

обстоятельства: "Я был тогда в Владимире. Князь Давид ночью прислал за мною.

Окруженный своими боярами, он велел мне сесть и сказал: Василько говорит,

что я могу примириться с Владимиром.

Иди к заключенному; советуй ему, чтобы он отправил Посла к Мономаху и

склонил сего Князя оставить меня в покое. В знак благодарности дам Васильку

любой из городов Червенских: Всеволож, Шеполь или Перемиль. Я исполнил

Давидову волю.

Несчастный Василько слушал меня со вниманием и с кротостию

ответствовал: Я не говорил ни слова; но сделаю угодное Давиду и не хочу,

чтобы для меня проливали кровь Россиян. Только удивляюсь, что Давид в знак

милости дает мне собственный мой город Шеполь: я и в темнице Князь

Теребовля. Скажи, что желаю видеть и послать ко Владимиру Боярина моего,

Кулмея. Давид не хотел того, ответствуя, что сего человека нет в Владимире.

Я вторично пришел к Васильку, который выслал слугу, сел со мною и говорил

так: Слышу, что Давид мыслит отдать меня в руки Ляхам; он еще не сыт моею

кровию: ему надобна остальная. Я мстил Ляхам за отечество и сделал им много

зла; пусть воля Давидова совершится! Не боюсь смерти. Но любя истину, открою

тебе всю мою душу. Бог наказал меня за гордость.

Зная, что идут ко мне союзные Торки, Берендеи, Половцы и Печенеги, я

думал в своей надменности: "Теперь скажу брату Володарю и Давиду: дайте мне

только свою младшую дружину; а сами пейте и веселитесь. Зимою выступлю,

летом завоюю Польшу.

Земля у нас не богата жителями: пойду на Дунайских Болгаров и

пленниками населю ее пустыни. А там буду проситься у Святополка и Владимира

на общих врагов отечества, на злодеев Половцев; достигну славы или положу

голову за Русскую землю". В душе моей не было иной мысли. Клянуся Богом, что

я не хотел сделать ни малейшего зла ни Святополку, ни Давиду, ни другим

братьям любезным". Сей несчастный Князь, в стенах темницы открывая душу свою

какому-нибудь смиренному иноку, не думал, что самое отдаленное потомство

услышит его слова, достойные Героя!

Еще более месяца Василько томился в заключении: Владимир - озабоченный,

как вероятно, набегами Половцев - не мог освободить его. Давид ободрился и

хотел увеличить область свою завоеванием Теребовля; но, устрашенный

мужеством Володаря Ростиславича, не дерзнул обнажить меча в поле и бежал в

город Бужск. Володарь, осадив его, требовал единственно брата, и гнусный

Давид, принужденный отпустить Василька, уверял, что один Святополк был виною

злодеяния. "Не в моей области, - говорил он, - пострадал брат твой; я должен

был на все согласиться, чтобы не иметь такой же участи". Володарь заключил

мир; но как скоро освободил Василька, то снова объявил войну Давиду.

Ослепленные злобою мести, Ростиславичи обратили в пепел город Всеволож,

бесчеловечно умертвили жителей и, приступив ко Владимиру, велели сказать

гражданам, чтобы они выдали им трех советников Давидовых, научивших его

погубить Василька. Граждане созвали вече и рассуждали, что им делать. "Мы

рады умереть за самого Князя, - говорил народ: - а слуги его не стоят

кровопролития. Он должен исполнить нашу волю, или отворим городские ворота и

скажем ему: промышляй о себе! " Давид хотел спасти наперсников; но, боясь

возмущения, предал двух из них в жертву (третий ушел в Киев). Злодеев

повесили и расстреляли: Васильковы Отроки совершили сию месть в знак любви к

своему князю.

[1099 г.] Ростиславичи удалились; но Давид не избавился от бедствия.

Святополк, обязанный торжественною клятвою, шел наказать его и стоял уже в

Бресте. Давид искал защиты у Короля Польского, Владислава: сей Государь,

взяв от него 50 гривен золота, велел ему ехать с собою, расположился станом

на Буге и вступил в переговоры с Великим Князем. Королю хотелось новых

даров: получив их от Святополка, он советовал Давиду возвратиться в свою

область, ручаясь за его безопасность. Но Великий Князь, с согласия Поляков,

немедленно осадил Владимир.

Обманутый Королем, Давид чрез семь недель примирился с Святополком,

уступил ему Владимирскую область и выехал в Польшу.

Святополк не замедлил остыдить себя новым вероломством. Вступая в

пределы Волыни, он торжественно клялся Ростиславичам, что будет им другом и

желает единственно смирить их общего неприятеля, Давида; но, победив его,

Великий Князь захотел овладеть Перемышлем и Теребовлем, объявляя, что сии

города принадлежали некогда отцу его и брату. Святополк надеялся на

многочисленное войско, а мужественные Ростиславичи на свою правду. Слепой

Василько явился на месте битвы и, показывая в руках крест, громко кричал

Святополку: "Видишь ли мстителя, клятвопреступник? Лишив меня зрения, хочешь

отнять и жизнь мою. Крест святой да будет нам судиею!" Сражение было

кровопролитное. Святополк не мог устоять и бежал в Владимир: поручил сей

город сыну Мстиславу, прижитому с наложницею; другого сына, Ярослава,

отправил в Венгрию за наемным войском; племянника, Святошу Давидовича,

оставил в Луцке, а сам уехал в Киев. Ростиславичи гнались за побежденным

только до границ своей области и возвратились, не желая никаких

приобретений: умеренность великодушная! Они помнили клятву, данную ими в

Любече, и гнушались примерами вероломства.

Сын Великого Князя, Ярослав, склонил Государя Венгерского объявить

войну Ростиславичам, и Коломан, собрав великие силы, вступил в Червенскую

область.

Володарь затворился в Перемышле. Давид Игоревич, напрасно искав друзей

и союзников вне Государства, возвратился тогда из Польши: видя общую

опасность, прибегнул к Ростиславичам и, в знак доверенности оставив жену

свою у Володаря, отправился к Половцам. Хан Боняк, встретив его на границе,

взялся действовать против врага России. Летописец говорит, что Половцев было

390 человек, а Давидовых воинов 100; что Боняк, искусный гадатель будущего,

в темную глубокую ночь отъехал от стана и начал выть, что звери степные

ответствовали ему таким же воем и что обрадованный Хан предсказал Давиду

несомнительную победу. Суеверие бывает иногда счастливо: ободрив воинов,

мужественный Боняк разделил их на три части; велел товарищу своему,

Алтунопе, идти прямо на Венгров с 50 стрелками; поручил Давиду главный

отряд, а сам засел впереди, по обеим сторонам дороги, имея не более ста

человек. Алтунопа увидел вдали множество Венгров, коих оружие и латы

блистали от первых лучей восходящего солнца и которые стояли рядами на

великом пространстве. Он шел смело и, пустив несколько стрел, обратился в

бегство. Когда же Венгры устремились вслед за ним без всякого порядка, Боняк

ударил на них в тыл, Алтунопа спереди, Давид также. Володарь, осажденный в

Перемышле, мог воспользовался сим случаем для удачной вылазки. Изумленные

Венгры в ужасе, в смятении давили друг друга; бросались в реку Сан и тонули.

Победители гнали их два дня. Сам Коломан едва спас жизнь свою, потеряв около

40000 воинов, многих Баронов и телохранителей; а сын Святополков ушел в

Брест. Венгерские Летописцы рассказывают, что виною сего беспримерного

несчастия была неосторожность их Государя, обманутого притворными слезами

вдовствующей Российской Княгини Ланки, которая, стоя на коленах, умоляла его

быть милосердным к ее народу; что Венгры, не ожидая сопротивления и битвы,

спали крепким сном, когда Хан Половецкий напал в глубокую ночь на их стан и,

не дав им опомниться, умертвил множество людей. Коломан без сомнения думал

тогда завладеть Червенскою областию: с ним были не только знаменитейшие

светские чиновники, но и Епископы, готовые обращать Россиян в свою Веру.

Один из сих Епископов, именем Купан, погиб в сражении.

Давид Игоревич, желая употребить в свою пользу несчастие Святополка и

союзников его, взял Червен и внезапно осадил Владимир, где сын Великого

Князя, Мстислав, собственною неустрашимостию ободрял воинов; но, пораженный

стрелою - в самое то мгновение, как он натягивал лук, - сей юноша пал на

стене и чрез несколько часов умер. Три дня кончина его была тайною для

народа: узнав оную, граждане в общем совете положили уведомить Святополка о

своей крайности. С одной стороны, они боялись гнева его, с другой -

неминуемого голода. Святополк отправил к ним Воеводу Путяту и велел ему

соединиться в Луцке с дружиною Святоши. Сей юный племянник Великого Князя

взял под стражу Давидовых Послов, которых он до того времени клятвенно

уверял в дружбе, обещаясь известить их Государя о первом движении

Святополкова войска. Обманутый Давид беспечно отдыхал в полдень, когда

Путята и Святоша напали на его стан; в то же время осажденные сделали

вылазку.

Пробужденный шумом и криком битвы, Давид искал спасения в бегстве, и

владимирцы с радостию приняли в город свой Посадника Святополкова; но

обстоятельства переменились, как скоро Путята вывел оттуда войско. Боняк,

славный победитель Венгров, вступился за Давида и возвратил ему область его,

изгнав Святошу из Луцка и Посадника Киевского из Владимира.

Тогда Князья Российские, взаимно огорчаемые своим несогласием,

вероломством, малодушным властолюбием, вторично собралися близ Киева:

Святополк, Мономах и Святославичи; заключили [30 Июня 1100 г.] новый союз

между собою и звали Давида.

Сей Князь Владимирский не дерзнул их ослушаться; но приехав, гордо

сказал: "Я здесь: чего от меня хотите? кто недоволен мною?.." Не ты ли сам,

- ответствовал ему Владимир, - желал общего Княжеского собрания, чтобы

представить нам свои неудовольствия? Теперь сидишь на одном ковре с

братьями: говори, кто и чем оскорбил тебя? Давид молчал. Князья встали и

сели на коней. Отъехав в сторону, каждый советовался с своею дружиною. Давид

сидел один. Наконец они снеслися между собою, и Послы их торжественно

сказали ему: "Князь Давид! Объявляем волю наших Государей. Область

Владимирская уже не твоя отныне: ибо ты был причиною вражды и злодейства,

неслыханного в России. Но живи спокойно; не бойся смерти.

Бужск остается твоим городом: Святополк дает тебе еще Дубно и

Черторижск, Мономах 200 гривен, Олег и брат его тоже". Давид смирился, и

Святополк чрез некоторое время уступил ему Дорогобуж Волынский, отдав

Владимир сыну своему Ярославу. Соединенные Князья отправили также Послов к

Ростиславичам, требуя, чтобы они выдали пленников, взятых ими в битве с

коварным Святополком, и господствовали в одном Перемышле; чтобы Володарь

взял к себе несчастного Василька или прислал к дядям, которые обязываются

кормить его. Но Ростиславичи с гордостию отвергнули сие предложение, и

великодушный слепец хотел умереть Теребовльским Князем. Святополк, испытав

храбрость их, не смел уже воевать с ними; но строго наказал своего родного

племянника, Ярослава, сына Ярополкова, который, господствуя в Бресте,

вооружался и хотел завладеть другими городами.

Его привезли в Киев окованного цепями. Митрополит и Духовенство

испросили ему свободу; но сей несчастный, бежав из Киева, попался в руки

Владимирскому Князю, сыну Святополкову: снова был заключен, и чрез десять

месяцев умер в темнице.

Разделение Государства, вообще ослабив его могущество, уменьшило и

власть Князей. Народ, видя их междоусобие и частое изгнание, не мог иметь к

ним того священного уважения, которое необходимо для государственного блага.

Читатель заметил уже многие примеры тогдашнего своевольства граждан:

следующее происшествие еще яснее доказывает оное. Великий Князь и Мономах

согласились отдать Новгород сыну первого, а Мстиславу, в замену сей области,

Владимир.

Исполняя волю отца, Мстислав явился во дворце Киевском, сопровождаемый

знатными Новогородцами и Боярами Мономаха. Когда Святополк посадил их, Бояре

говорили ему: "Мономах прислал к тебе Мстислава, чтобы ты отправил его

княжить в Владимир, а сына своего в Новгород". Нет! сказали послы

новогородские: объявляем торжественно, что сего не будет. Святополк! ты сам

добровольно оставил нас: теперь уже не хотим ни тебя, ни сына твоего. Пусть

едет в Новгород, ежели у него две головы! Мы сами воспитали Мстислава,

данного нам еще Всеволодом. Великий Князь долго спорил с ними; но, поставив

на своем, они возвратились в Новгород со Мстиславом.

Между тем второй Княжеский съезд был счастливее первого, утвердив союз

Святославичей с Великим Князем и Мономахом. Половцы, опасаясь следствий

оного, именем всех Ханов своих требовали мира и, заключив его в городе

Сакове, взяли и дали аманатов. Сей мир, как и прежние, только отсрочил

войну, необходимую по мнению благоразумного Князя Владимира. В следующий

год, весною, он и Святополк имели свидание близ Киева, на лугу, и, сидя в

одном шатре, советовались с Боярами. Дружина Великого Князя говорила, что

весна не благоприятна для военных действий; что если они для конницы возьмут

лошадей у земледельцев, то поля останутся не вспаханы, и в селах не будет

хлеба.

"Удивляюсь (ответствовал Мономах), что вы жалеете коней более

отечества. Мы дадим время пахать земледельцу; а Половчин застрелит его на

самой ниве, въедет в село, пленит жену, детей и возьмет все имение оратая".

Бояре не могли оспоривать сего убедительного возражения, и Великий Князь,

встав с места, сказал: я готов.

Владимир с нежностию обнял брата, говоря ему, что земля Русская назовет

его своим благодетелем. Они старались возбудить такую же ревность и в других

Князьях, призывая их смирить варваров или умереть Героями. Олег Святославич

отговорился болезнию; но два брата его охотно вооружились. Князь Полоцкий,

Всеслав, знаменитый враг племени Ярославова, скончался в 1101 году: меньший

сын его, Давид, жертвуя наследственною злобою общему благу, прибыл в стан

соединенных войск: также Игорев внук, Мстислав, коего отец неизвестен и

который вместе с дядею своим, Давидом Игоревичем, в 1099 году осаждав

Владимир, искал потом добычи или славы на море. Великий Князь взял с собою

родного племянника, Вячеслава, а Мономах сына своего, Ярополка. Грозное

ополчение сухим путем и водою двинулось к югу. Флот остановился за

Днепровскими порогами, у Хортицкого острова: там построилось войско и четыре

дня шло степями к востоку до места, называемого Сутень. Встревоженные

неприятели собирались многочисленными толпами к вежам своих Ханов, которые,

видя опасность, советовались между собою, что им делать. Старший из них,

именем Урособа, говорил товарищам, что надобно просить мира и что Россияне,

долгое время терпев от Половцев, будут сражаться отчаянно.

Ко славе соединенных Князей, младшие Ханы отвергнули сей благоразумный

совет, с гордостию ответствуя: "Старец! Ты боишься Россиян! Но мы положим

дерзких врагов на месте и возьмем все беззащитные города их".

В то время, когда Половцы уже делили в мыслях своих добычу нашего

стана, Россияне готовились к битве молитвою и благочестивыми обетами; одни

давали клятву, в случае победы, наградить убогих; другие украсить церкви и

монастыри вкладами. Успокоенные теплою Верою, они шли с бодростию и

веселием. Алтунопа, славнейший из храбрецов Половецких, был впереди на

страже: Россияне, окружив его, совершенно истребили сей отряд

неприятельский. Началося главное сражение.

Летописец говорит, что многочисленные полки варваров казались на

обширной степи дремучим, необозримым бором; но что Половцы, объятые тайным

ужасом, были как сонные, едва могли править своими конями и, смятые первым

ударом наших, бежали во все стороны. Никогда еще Российские Князья не

одерживали такой знаменитой победы над варварами. Урособа и 19 других Ханов

пали в сражении. Одного из них, именем Бельдюза, привели к Святополку: сей

пленник хотел откупиться серебром, золотом и конями. Святополк велел отвести

его к Владимиру, который сказал ему:

"Ты не учил детей своих и товарищей бояться клятвопреступления. Сколько

раз вы обещали мир и губили Христиан? Да будет же кровь твоя на главе твоей!

" Бельдюза рассекли на части. Победители взяли в добычу множество скота,

вельблюдов, коней; освободили невольников и в числе пленных захватили Торков

и Печенегов, которые служили Половцам. Увенчанный славою Мономах, призывая

Россиян к торжеству и веселию, хвалил их мужество, но всего более славил

Небо. "Сей день (говорил он) есть праздник для отечества. Всевышний избавил

от врагов землю Русскую: они лежат у ног наших! Сокрушены главы змия, и мы

обогатилися достоянием неверных".

В надежде, что Половцы не дерзнут уже беспокоить Россию, Святополк

старался загладить следы их прежних опустошений и возобновил город Юрьев,

ими сожженный, на берегу Роси.

К несчастию, сии мирные попечения о гражданском благосостоянии

Государства не могли тогда иметь успеха: княжение Святополка, от начала до

конца, представляет цепь ратных действий. Россия была станом воинским, и

звук оружия не давал успокоиться ее жителям.

[1104 г.] Ярослав Святославич, брат Олегов и Давидов, был побежден

Мордвою в губернии Тамбовской или Нижегородской, где сей народ обитал

издревле в соседстве с Казанскими Болгарами. - Следуя примеру отцев своих,

Великий Князь и Мономах вооружились против наследников Всеславовых, которые

независимо господствовали в Полоцкой области. Путята, Воевода Святополков,

Олег и Ярополк, сын Владимиров, ходили осаждать Глеба Всеславича в Минске.

Родной брат Глебов, Давид, находился с ними: вероятно, что он держал их

сторону. Но войско соединенно возвратилось без успеха. - [1106 г.]

Всеславичи, избавленные от сей опасности, хотели покорить Семигалию. Нестор

называет ее жителей данниками России: быть может, что они прежде зависели от

Князей Полоцких и вздумали тогда отложиться.

Кровопролитная битва утвердила их свободу: Всеславичи, потеряв 9000

воинов, едва могли спасти остаток своей рати.

С другой стороны Половцы новым грабительством доказали Мономаху, что он

еще не сокрушил гидры и что не все главы ее пали от меча Российского. Уже

варвары с добычею и с невольниками возвращались в свою землю, когда Воеводы

Святополковы настигли их за Сулою и выручили пленных. В следующий год

отважный Боняк, захватив табуны Переяславские, приступил к Лубнам, вместе с

знаменитым Вождем Половецким, старым Шаруканом. Великий Князь, Олег,

Мстислав, Игорев внук, Мономах с двумя сынами перешли за Сулу и с грозным

воплем устремились на варваров, которые не имели времени построиться, ни

сесть на коней и, спасаясь бегством, оставили весь обоз свой в добычу

победителю. Россияне, гнав их до самого Хороля, многих убили и взяли в плен.

- Сии успехи ни возгордили Олега и Мономаха, которые в том же году женили

сыновей своих на дочерях Ханских.

Омерзение к злобным язычникам уступало Политике и надежде успокоить

Государство хотя на малое время. - Мир не продолжался ни двух лет: Россияне

уже в 1109 и в следующем году воевали близ Дона и брали вежи Половецкие.

[1111 г.] Наконец Мономах снова убедил Князей действовать соединенными

силами, и в то время, когда народ говел, слушая в храмах молитвы

Великопостные, воины собирались под знаменами. Достойно замечания, что около

сего времени были многие воздушные явления в России, и самое землетрясение;

но благоразумные люди старались ободрять суеверных, толкуя им, что

необыкновенные знамения предвещают иногда необыкновенное счастие для

Государства, или победу: ибо Россияне не знали тогда иного счастия. Самые

мирные Иноки возбуждали Князей разить злобных супостатов, ведая, что Бог

мира есть также и Бог воинств, подвигнутых любовию ко благу отечества.

Россияне выступили 26 февраля и в осьмой день стояли уже на Гольтве, ожидая

задних отрядов. На берегах Ворсклы они торжественно целовали крест, готовясь

умереть великодушно; оставили многие реки за собою и 19 марта увидели Дон.

Там воины облеклися в брони и стройными рядами двинулись к югу. Сей

знаменитый поход напоминает Святославов, когда отважный внук Рюриков шел от

берегов Днепра сокрушить величие Козарской империи. Его смелые витязи

ободряли, может быть, друг друга песнями войны и кровопролития: Владимировы

и Святополковы с благоговением внимали церковному пению иереев, коим Мономах

велел идти пред воинством со крестами. Россияне пощадили неприятельский

город Осенев (ибо жители встретили их с дарами: с вином, медом и рыбою);

другой, именем Сугров, был обращен в пепел. Сии города на берегу Дона

существовали до самого нашествия Татар и были, как вероятно, основаны

Козарами: Половцы, завладев их страною, и сами уже обитали в домах. 24 марта

Князья разбили варваров и праздновали Благовещение вместе с победою; но чрез

два дня свирепые враги окружили их со всех сторон на берегах Сала. Битва,

самая отчаянная и кровопролитная, доказала превосходство Россиян в искусстве

воинском. Мономах сражался как истинный Герой и быстрым движением своих

полков сломил неприятеля. Летописец говорит, что Ангел свыше карал Половцев

и что головы их, невидимою рукою ссекаемые, летели на землю: Бог всегда

невидимо помогает храбрым. - Россияне, довольные множеством пленных,

добычею, славою (которая, по уверению современников, разнеслася от Греции,

Польши, Богемии, Венгрии до самого Рима), возвратились в отечество, уже не

думая о своих древних завоеваниях на берегах Азовского моря, где Половцы без

сомнения тогда господствовали, овладев Воспорским царством, или

Тмутороканским Княжением, коего имя с сего времени исчезло в наших

летописях.

[1112 г.] В числе многих Князей, ходивших на Дон с Владимиром и

Святополком, был и Давид Игоревич Дорогобужский, памятный злодейством: он

скоро умер; область его наследовал зять Мстислава Новогородского, Ярослав

Святополкович, который ознаменовал свое мужество двукратною победою над

ятвягами, строптивыми данниками нашего отечества. Сею войною заключились

подвиги Россиян в бурное Княжение Святополка, умершего в 1113 году. Он имел

все пороки малодушных: вероломство, неблагодарность, подозрительность,

надменность в счастии и робость в бедствиях.

При нем унизилось достоинство Великого Князя, и только сильная рука

Мономахова держала его 20 лет на престоле, даруя победы отечеству.

Святополк был набожен: готовясь к войне, к путешествию, он всегда брал

молитву у печерского игумена, над гробом Феодосия, и там же благодарил

Всевышнего за всякую победу; украшал, строил церкви, - как-то Михаила

Златоверхого в Киеве, где погребено тело сего Князя - и в 1108 году велел

Митрополиту вписать Феодосиево имя в Синодик для поминовения во всех

Российских Епископиях.

Довольный наружностию благочестия, он явно преступал святые уставы

нравственности, имея наложниц и равняя побочных детей с законными.

Святополк оставил супругу, которая по его смерти раздала великое

богатство монастырям, Священникам и бедным (ибо он собрал множество золота,

и притом всякими средствами: терпел Евреев в Киеве - вероятно, переехавших к

нам из Тавриды, - и сам не стыдился, к утеснению народа, торговать солью,

которую привозили купцы из Галича и Перемышля). - Сбыслава, дочь Великого

Князя, в 1102 году сочеталась браком с Королем Польским, Болеславом

Кривоустым. Взаимная государственная польза требовала сего союза, и Балдвин,

Епископ Краковский, исходатайствовал разрешение от Папы: ибо Княжна

Российская была в свойстве с Королем. Брачное торжество совершилось в

Кракове: Болеслав, в изъявление своего удовольствия, щедро одарил Вельмож

Польских. Он уважал тестя и простил своего брата, мятежного Избыгнева,

который, в 1106 году приехав в Киев, молил Великого Князя быть посредником

между ими. Вторая дочь Святополкова, именем Передслава, в 1104 [году] вышла

за Королевича Венгерского, сына Коломанова, Ладислава, или Николая. В то же

самое время - в 1104 году - третья Княжна Российская, дочь знаменитого

Володаря и племянница Василькова, была выдана за Царевича Греческого, сына

Алексиева, Андроника, или Исаакия: первый убит на войне в цветущей юности;

второй был родоначальником Императоров Трапезунтских. - Коломан, Государь

Венгерский, уже престарелый женился в 1112 году на дочери Мономаховой,

Евфимии; но сей брак имел несчастные следствия. Подозревая супругу в

неверности, Коломан развелся с нею, и Евфимия беременная возвратилась в

отечество, где родила сына, Бориса.

В княжение Святополково Митрополитами были Греки Николай и Никифор:

первый ездил Послом к Мономаху от Киевских граждан в 1098 году и

ходатайствовал за несчастного племянника Святополкова, Ярослава; при втором

сын Давида Черниговского, Святослав, названный за его благочестие Святошею,

отказался от мира и заключился в Обители Печерской, уважая монашеские

добродетели более гражданских. Сей Князь, быв сперва слугою иноков и

вратарем, долгое время смирял плоть свою трудами и воздержанием,

беспрестанно работая в келье или в саду, им разведенном; отдавал бедным все,

что имел, и способствовал в монастыре своем заведению библиотеки. - Время

Никифоровой паствы ознаменовалось еще в церковных летописях прибытием в

Новгород Св. Антония Римского, ученого мужа, которому тамошние чиновники и

Епископ Никита дали на берегу Волхова место и село для основания монастыря,

одного из древнейших в России.

К достопамятностям века Святополкова принадлежит любопытное путешествие

Российского Игумена Даниила к Святым Местам, уже завоеванным тогда

Крестоносцами. Славный Бальдвин царствовал в Иерусалиме: Даниил в своих

записках хвалит его добродетели, приветливость, смирение. Под защитою

Королевской дружины сей игумен ходил к Дамаску, в Акру, и мог безопасно

осмотреть всю Палестину, где еще скитались толпы неверных и грабили

Христиан. Он выпросил дозволение у Бальдвина поставить лампаду над гробом

Спасителя и записал в Обители Св. Саввы, для поминания на ектениях, имена

Князей Российских: Святополка-Михаила, Владимира-Василия, Давида

Святославича, Олега-Михаила, Святослава-Панкратия и Глеба Минского. Достойно

замечания, что многие знатные Киевляне и Новогородцы находились тогда в

Иерусалиме. Алексей Комнин без сомнения приглашал и Россиян действовать

против общих врагов Христианства; отечество наше имело собственных: но

вероятно, что сие обстоятельство не мешало некоторым витязям Российским

искать опасностей и славы под знаменами Крестового воинства. Впрочем, быть

может, что одно Христианское усердие и желание поклониться гробу Иисусову

приводило их в Палестину: ибо мы знаем по иным современным и не менее

достоверным свидетельствам, что Россияне в XI веке часто давали Небу обет

видеть ее места святые.

Описание времен Святополковых заключим известием, что Нестор при сем

Князе кончил свою летопись, сказав нам в 1106 году о смерти доброго

девяностолетнего старца Яня, славного Воеводы, жизнию подобного древним

Христианским праведникам и сообщившего ему многие сведения для его

исторического творения. Отселе путеводителями нашими будут другие, также

современные Летописцы.