Библиотека

Теология

Конфессии

Иностранные языки

Другие проекты







Ваш комментарий о книге

Полибий. Всеобщая история

ОГЛАВЛЕНИЕ

ПЕРВАЯ КНИГА

Предисловие автора. Сравнение Рима с другими государствами по степени могущества. Разделение истории. Польза всеобщей истории. Первые две книги истории составляют введение к собственной истории. Начальный период истории — Первая Пуническая война, возвращение ко временам предшествующим (1—6). Занятие Мессены мамертинами, предательское занятие Регия римским гарнизоном, наказание виновных. Обращение мамертинов к Риму за помощью, отправка Аппия Клавдия с войском в Сицилию, победа над Гиероном и карфагенянами (7—12). Краткое изложение содержания первых двух книг. Первая Пуническая война (13). Историки Филин и Фабий. Задача историка. Требование правдивости от истории. Ошибки Филина. Город Эхетла (14—15). Отацилий и Маний Валерий в Сицилии. Римские легионы. Союз Гиерона с римлянами (16—17). Осада Акраганта консулами Л. Постумием и Кв. Мамилием. Взятие Акраганта (18—19). Снаряжение первого римского флота, взятие в плен конс. Гнея Корнелия при Липаре (20—21). Командование Билия на суше и на море, изобретение и употребление ворона, победа Билия, распятие Ганнибала, взятие нескольких городов Сицилии римлянами, нерешительная битва при Тиндариде (22—25). М. Атилий Регул и Л. Манлий отправляются в Ливию, морские силы римлян и карфагенян, битва при Экноме, победа римлян (26—28). Римские консулы в Ливии, взятие Аспида, Тунета, трудное положение карфагенян, слишком тяжелые условия Регула (29—31) Переход военного счастья на сторону карфагенян благодаря Ксантиппу, поражение Регула, взятие его в плен (32—34). Наставление Полибия, польза истории (35). Возвращение Ксантиппа в Лакедемон, прибытие новых римских войск в Ливию, гибель карфагенского флота, кораблекрушение римлян, упрямство римлян (36—37). Дела карфагенян и римлян в Сицилии, Менинг, о-в лотофагов, вторичное кораблекрушение римлян, обессиление римлян на море, взятие ими Фермы и Липары, консулы Г. Атилий и Л.   Манлий, поражение Гасдрубала при Панорме (38—40). Начало осады Лилибея римлянами (41). Сицилия, вид ее, богатства. Осада Лилибея (42—45). Смелость Ганнибала-родосца и захват его римлянами (46—47). Вылазки карфагенян из Лилибея и сожжение римских осадных орудий, окопы кругом Лилибея. Консул Публий Клавдий, Атарбал — начальник Дрепан, гибель римского флота, слава Атарбала, отправка Л. Юния в Сицилию (48— 52). Действия Карфалона против римского флота при Лилибее, гибель римского флота от кораблекрушения, римляне покидают море, гора Эрике (53—55). Гамилькар Барка и римляне у Панорма, на Эриксе (56—58). Сооружение нового флота, Г. Лутаций при Дрепанах, Ганнон — начальник карфагенян, морская битва при Эгуссе, поражение карфагенского флота (59—61). Гамилькар Барка предлагает римлянам кончить войну, принятые карфагенянами условия мира, сравнение карфагенян с римлянами в I Пунич. войну (62—64). Война римлян с фалисками, война карфагенян с наемниками, бедствия карфагенян во время этой войны, жестокости наемников, усмирение восстания (65—87). Умиротворение Ливии, уступка Сардинии римлянам карфагенянами и новая дань (88).

1. Если бы прежние историки позабыли воздать похвалу самой истории, то, разумеется, нам обязательно было бы обратиться ко всем с увещанием изучать и усваивать себе этого рода сочинения, ибо познание прошлого скорее всяких иных знаний может послужить на пользу людям. Однако не только тот или другой историк и не мимоходом, но, можно сказать, все 1 начинают и кончают 2 уверением, что уроки, почерпаемые из истории, наивернее ведут к просвещению и подготовляют к занятию общественными делами, что повесть об испытаниях других людей есть вразумительнейшая или единственная наставница, научающая нас мужественно переносить превратности судьбы. Поэтому нет нужды никому, меньше всего нам  3 , повторять то, что уже сказано прекрасно многими другими. Ибо необычайность событий, о которых мы намерены говорить, сама по себе способна привлечь каждого, стар ли он, или молод, к внимательному чтению нашего повествования. И в самом деле, где найти человека столь легкомысленного или нерадивого, который не пожелал бы уразуметь, каким образом и при каких общественных учреждениях почти весь известный мир  4 подпал единой власти римлян в течение неполных пятидесяти трех лет?  5 Никогда раньше не было ничего подобного. Потом, неужели кто-либо может быть увлечен другим зрелищем или другими предметами знания настолько, чтобы из-за них пренебречь предлагаемыми здесь сведениями?

2. Сколь необычен и важен предмет нашего сочинения, яснее всего можно видеть, если сопоставить и сличить с римским владычеством знаменитейшие державы прежнего времени, о которых наибольше писали историки. Некоторые державы достойны подобного сопоставления и сличения. Так, некогда велики были владения и могущество персов; но всякий раз, когда персы дерзали переступить пределы Азии, они подвергали опасности не только свое владычество, но и самое существование  6 . Лакедемоняне долгое время боролись за главенство над эллинами; но по достижении его удерживали неоспоримо власть за собою едва в течение двенадцати лет  7 . Владычество  8 македонян в Европе обнимало пространство от побережья Адриатики до реки Истра  9 , что составляет весьма небольшую долю этой страны  10 , впоследствии, сокрушив мощь персов, они приобрели и власть над Азией. Как, по-видимому, ни далеко простиралась их власть, и как ни была она обширна, все же македоняне не коснулись большей части известного тогда мира. Ибо они и не помышляли никогда о покорении Сицилии, Сардинии и Ливии, а о наиболее воинственных народах Западной Европы  11 , собственно говоря, не имели и понятия. Между тем римляне покорили своей власти почти весь известный мир, а не какие-либо части его и подняли свое могущество на такую высоту, какая немыслима была для предков и не будет превзойдена потомками 12 . Все это станет яснее из самого повествования, которое вместе с тем покажет, сколь велика и многообразна польза для людей любознательных, извлекаемая из правдивой истории событий 13 .

3. История наша начнется по времени с олимпиады сто сороковой  14 , начальным же событием для эллинов будет так называемая Союзническая война, первая, которую предпринял в союзе с ахеянами сын Деметрия и отец Персея Филипп, для жителей Азии война за Койлесирию 15 между Антиохом и Птолемеем Филопатором, для стран Италии и Ливии распря между римлянами и карфагенянами, именуемая обыкновенно Ганнибаловой войной. События эти следуют за теми, о которых повествует сикионец Арат 16 в конце своего сочинения.

Раньше события на земле совершались как бы разрозненно, ибо каждое из них имело свое особое место, особые цели и конец 17 . Начиная же с этого времени история становится как бы одним целым, события Италии и Ливии переплетаются с азиатскими и эллинскими 18 , и все сводятся к одному концу. Вот почему с этого именно времени мы и начинаем наше изложение. Ибо, победив карфагенян в упомянутой выше войне, римляне полагали, что ими совершено самое главное и важное для завоевания целого мира, и потому впервые решились протянуть руку к прочим землям, переправить свои войска в Элладу и в азиатские страны.

Если бы нам были близко известны те государства, которые тогда оспаривали друг у друга владычество над миром, то, разумеется, не было бы нужды касаться прошлого, говорить о тех планах и силах, опираясь на которые римляне отважились на столь трудное дело. Но большинству эллинов неизвестны ни предшествовавшее этому могущество римлян и карфагенян, ни прежнее положение их, почему мы нашли нужным предпослать истории эту книгу и следующую. Тогда, приступая к собственно нашему повествованию, никто не станет утруждать себя вопросами 19 о том, каковы были планы, силы и средства римлян, подвинувшие их на предприятия, благодаря коим они сделались властителями всей известной нам суши и моря. Напротив, содержащееся в двух книгах введение уяснит читателям, что покорение мира своей власти римляне задумали и осуществили с помощью верно рассчитанных средств.

4. Особенность нашей истории и достойная удивления черта нашего времени состоят в следующем: почти все события мира судьба направила насильственно в одну сторону и подчинила их одной и той же цели; согласно с этим и нам подобает представить читателям в едином обозрении те пути, какими судьба осуществила великое дело. Это обстоятельство больше всякого другого побуждает и поощряет нас к нашему предприятию. К тому же никто на нашей памяти не брался за составление всеобщей истории; будь это, я принимался бы за свой труд с гораздо меньшим рвением. Теперь же я вижу, что весьма многие историки описали отдельные войны и некоторые сопровождавшие их события; но насколько, по крайней мере, нам известно, никто 21 даже не пытался исследовать, когда и каким образом началось объединение и устроение всего мира, а равно и то, какими путями осуществилось это дело. Вот почему мне казалось настоятельно необходимым восполнить недостаток и не оставить без рассмотрения прекраснейшее и вместе благотворнейшее деяние судьбы 22 . И в самом деле, изобретая много нового и непрестанно проявляя свою силу в жизни людей, судьба 23 никогда еще по настоящее время не совершала ничего подобного и не давала такого свидетельства своей мощи. Но именно этого-то и нельзя постигнуть из отдельных историй. Неужели кто-нибудь, посетив один за другим знаменитейшие города или поглядев на разрозненные изображения их, может рассчитывать, что тут же получит представление и о виде всей обитаемой земли, об общем ее положении и устроении? Это совершенно невероятно. Вообще люди, надеющиеся приобрести из отдельных историй понятие о целом, похожи, по моему мнению, на тех, которые при виде разрозненных членов живого некогда и прекрасного тела вообразили бы себе, что созерцают с надлежащею ясностью жизненную силу и красоту живого существа. Если вдруг сложить эти члены воедино и, восстановив целое существо с присущею ему при жизни формою и прелестью, показать снова тем же самым людям, то, я думаю, все они скоро убедились бы, что раньше были слишком далеки от истины и находились как бы во власти сновидения. Правда, по какой-нибудь части можно получить представление о целом, но невозможно точно познать целое и постигнуть его. Отсюда необходимо заключить, что история по частям дает лишь очень мало для точного уразумения целого; достигнуть этого можно не иначе как посредством сцепления и сопоставления всех частей, то сходных между собою, то различных, только тогда и возможно узреть целое, а вместе с тем воспользоваться уроками истории и насладиться ею.

5. В начале этой книги мы поставим первый поход римлян за пределы Италии, примыкающий к событиям, на которых остановился Тимей  24 , и приходящийся на сто двадцать девятую олимпиаду  20 . Поэтому нужно будет рассказать, каким образом, когда и при каких обстоятельствах римляне по устроении Италии отважились перейти в Сицилию; ибо страна эта из числа внеиталийских была первая, куда проникли римляне. О самой причине похода мы должны сказать кратко, дабы при изыскании причины причин все изложение наше не осталось без твердой основы. За начало необходимо принять время, никем не оспариваемое и всем известное, такое, события которого могут быть поняты сами по себе, хотя можно коснуться и более далекого времени и упомянуть в немногих словах о событиях промежуточных. Если начало неизвестно или, по крайней мере, сомнительно, тогда и последующее изложение не может быть воспринимаемо с доверием  25 ; наоборот, если относительно начала разногласия нет, то и все остальное повествование охотно усваивается слушателями.

6. Был девятнадцатый год после сражения при Эгоспотамах  26 , за шестнадцать лет до битвы при Левктрах  27 , когда лакедемоняне заключили с царем персов так называемый Анталкидов мир  28 ; тогда же Дионисий Старший  29 , одержав победу над италийскими эллинами в битве при реке Эллепоре, приступил к осаде Регия, а галаты   30 завоевали самый Рим и заняли весь город, кроме Капитолия  31 . Римляне заключили мир с кельтами на условиях, предложенных сими последними, сверх всякого ожидания добыли обратно родной город, начали восстановлять свои силы, а затем вели войну с соседями. Благодаря мужеству и военному счастию римляне покорили своей власти всех жителей Лациума, потом воевали с тирренами  32 , далее с кельтами, вслед за сим с самнитами  33 , которые живут у восточных и северных границ земли латинов. Некоторое время спустя тарентинцы в страхе перед римлянами, послам которых нанесли обиду, призвали на помощь Пирра  34 ; случилось это за год до нашествия галатов на Элладу, которые разбиты были под Дельфами 35  и переправились морем в Азию. В это-то время римляне, покорив уже тирренов и самнитов, одолев во многих сражениях италийских кельтов  36 , впервые обратили свои силы на остальные части Италии. В битвах с самнитами и кельтами они изощрились в военном деле и теперь собирались воевать за земли, большую часть коих почитали уже не чужим достоянием, но как бы своею собственностью и своими владениями. Войну эту они вели доблестно и, наконец, выгнали из Италии Пирра с его войсками, потом предприняли новые войны и сокрушили союзников Пирра. Покорив неожиданно все эти народы, подчинив своей власти всех жителей Италии, кроме кельтов, они затем приступили к осаде Регия, занятого в то время римлянами  37 .

7. Необычайная, сходная участь постигла оба города, лежащие у пролива, Мессену  38 и Регий, именно: незадолго до описываемого нами времени кампанцы, некогда служившие наемниками у Агафокла  39 и давно уже с завистью взиравшие на красоту и общее благосостояние города, воспользовались первым удобным случаем, чтобы предательски завладеть городом. Будучи допущены в город как друзья, они завладели им, часть жителей изгнали, других перебили, а женщин и детей несчастных мессенян, какие кому попались в руки при самом совершении злодеяния, кампанцы присвоили себе, засим остальное имущество и землю поделили между собою и обратили в свою собственность. Так как прекрасная страна и город взяты были быстро и легко, то кампанцы скоро нашли себе подражателей. Дело в том, что регияне пришли в ужас от вторжения Пирра, когда он проник в Италию, в то же время страшились и морского владычества карфагенян, а потому просили у римлян гарнизона и вспомогательного войска. По прибытии на место в числе четырех тысяч человек с Децием Кампанцем  40 во главе римляне некоторое время оставались верными стражами города. Наконец они возревновали к мамертинам  41 , помощью которых воспользовались: соблазняемые благосостоянием города и богатством отдельных регийских граждан, римляне нарушили договор и точно так же, как кампанцы, выгнали одних граждан, умертвили других и завладели городом. Римляне были сильно возмущены случившимся, но не могли воспрепятствовать этому, так как вовлечены были в упомянутые выше войны. Покончив с войнами, они немедленно заперли тех римлян в Регии и осадили его, о чем сказано выше. Одержав верх в сражении, римляне большую часть врагов истребили при самом взятии города, потому что те в предвидении будущего защищались отчаянно; в плен взято было более трехсот человек  42 . Пленные отправлены были в Рим, где по приказанию консулов 43 выведены на площадь, высечены и по обычаю римлян все обезглавлены секирой. Наказанием виновных римляне желали, насколько возможно, восстановить доверие к себе у союзников. Самая земля и город были тотчас возвращены региянам.

8. Между тем мамертины, — так назвали себя кампанцы по взятии Мессены, — пока союзниками их были занявшие Регий римляне, не только владели спокойно городом и землею, но еще сильно тревожили в пограничных странах карфагенян 44 и сиракузян, к тому же значительную часть Сицилии обложили данью. Но когда римляне заперли и осадили тех, что были в Регии, а мамертины лишились их поддержки, сиракузяне немедленно загнали их обратно в город Мессену при таких приблизительно обстоятельствах: незадолго до этого между войском сиракузян и горожанами возникли раздоры и, находясь в окрестностях Мерганы  45 , воины выбрали из своей среды вождей Артемидора и воцарившегося впоследствии в Сиракузах Гиерона  46 , тогда еще очень юного, но от природы богато одаренного для царской власти и управления делами. Он-то и принял главнокомандование. При помощи нескольких друзей Гиерон вступил в город и, одолев противников, обнаружил в управлении государством столько мягкости и великодушия, что сиракузяне единогласно признали Гиерона своим начальником, хотя вовсе не одобряли войсковых выборов. Однако уже по первым предприятиям Гиерона люди проницательные могли видеть, что он одушевлен более высокими стремлениями, а не [9] жаждою власти начальника. Он видел, что сиракузяне каждый раз, когда отправляют из города войска с начальниками, поднимают междоусобные распри и постоянно производят перевороты. Он узнал также, что над всеми гражданами сильно выдается Лептин своим значением и доверием и что он пользуется в народе высоким уважением. Поэтому Гиерон вступил в родство с Лептином, дабы оставлять его в городе как бы в запасе всякий раз, когда самому нужно будет выступать с войском в поход. Женившись на его дочери, Гиерон замечал потом в старых наемниках недовольство и склонность к возмущению, поэтому выступил с войском из города как бы в поход на варваров, завладевших Мессеною. Он расположился лагерем у Кенторипа  47 в виду неприятельской стоянки и выстроил войска подле реки Киамосора  48 , сам отошел на некоторое расстояние с конными и пешими воинами из граждан, как будто собираясь сразиться с неприятелем в другом месте, а наемников поставил впереди, благодаря чему они истреблены были все: когда неприятель гнался за ними и избивал их, сам Гиерон с гражданами возвратился в Сиракузы. Ловко осуществив свой замысел и избавившись от всех воинов, беспокойных и склонных к возмущению, он сам набрал наемников в достаточном количестве и тогда уже спокойно управлял делами. Потом, замечая смелость и наглость, с какими вели себя варвары после победы, Гиерон снабдил вооружением гражданские войска, прилежно упражнял их в военном деле и выступил в поход. На Милейской равнине 49 подле реки, именуемой Лонганом  50 , он сразился с неприятелем, принудил его к беспорядочному отступлению, а вождей забрал в плен. Дерзость варваров была смирена, а Гиерон по возвращении в Сиракузы провозглашен царем всеми союзниками  51 .

10. Мамертины, как я сказал выше, прежде уже потеряли помощь Регия; теперь по причинам, только что объясненным, и собственные силы их были сокрушены вконец. Поэтому одни из них искали убежища у карфагенян, передались им сами, передали и кремль; другая часть мамертинов отправила посольство к римлянам с предложением принять их город и с просьбою помочь им, как родственным с ними по крови   52 . Римляне долго колебались, что предпринять, ибо вспомоществование мамертинам было бы явною непоследовательностью. Так, еще недавно римляне казнили жесточайшею казнью собственных граждан за то, что они нарушили уговор с региянами, и тут же помогать мамертинам, почти в том же виноватым не перед мессенцами только, но и перед городом региян, было бы непростительною несправедливостью. Все это римляне понимали; но они видели, что карфагеняне покорили своей власти не только Ливию, но и большую часть Иберии, что господство их простирается и на все острова Сардинского и Тирренского морей, и сильно боялись, как бы не приобрести в карфагенянах в случае покорения ими Сицилии опасных и страшных соседей, которые окружат их кольцом и будут угрожать всем частям Италии. Было совершенно ясно, что, если римляне откажут в помощи мамертинам, карфагеняне быстро овладеют Сицилией; ибо, имея в своих руках Мессену, которая передалась им сама, карфагеняне должны занять вскоре и Сиракузы, так как вся почти Сицилия была уже в их власти. Прозревая это и находя для себя невозможным выдавать Мессену и тем самым дозволить карфагенянам как бы сооружение моста для переправы в Италию, римляне долгое время обсуждали положение дела.

11. По изложенным выше причинам сенат не принимал никакого решения   53 , ибо насколько непоследовательно, настолько же и выгодно было оказать поддержку мамертинам. Однако народ, истощенный предшествовавшими войнами и жаждавший поправить свои дела каким бы то ни было способом, решил по внушению консулов оказать помощь мамертинам; в дополнение к тому, что было только что сказано о пользе войны для государства, они исчисляли частные выгоды войны для отдельных граждан. Когда предложение принято было народом, римляне выбрали одного из консулов, Аппия Клавдия, в военачальники и повелели ему идти в Мессену на помощь   54 . Мамертины частью угрозами, частью хитростью вытеснили уже карфагенского военачальника из кремля, призвали Аппия и передали ему город. Карфагеняне распяли своего вождя * , обвинив его в выдаче кремля по безрассудству и трусости; сами же поставили флот у Пелориады   55 , сухопутное войско подле так называемых Син   56 и ревностно повели осаду Мессены. В это время Гиерон заключил союз с карфагенянами, находя настоящий момент удобным для того, чтобы совершенно очистить Сицилию от варваров, занимавших Мессену. Вслед за сим он вышел из Сиракуз и двинулся к этому городу, расположился лагерем с противоположной стороны подле горы, называемой Халкидскою   57 , и запер выход жителям города в этом направлении. Римский военачальник ночью с большой отвагой переправился через пролив и явился перед Мессеной. Но, видя, что неприятель жестоко теснит город со всех сторон, и понимая предосудительность и вместе с тем опасность осады, пока неприятель господствует на суше и на море, Аппий прежде всего обратился через послов к обеим сторонам, дабы избавить мамертинов от войны. Только после, когда ни одна сторона не вняла ему, Аппий вынужден был отважиться на битву и решил начать нападение с сиракузян. Он вывел войско из лагеря и построил его в боевой порядок; царь сиракузян быстро вышел ему навстречу. После продолжительного жаркого боя Аппий одолел неприятеля и прогнал всех бегущих до самого вала. Сняв доспехи с убитых, он возвратился в Мессену, а Гиерон в страхе за самую власть с наступлением ночи поспешно удалился в Сиракузы.

12. Узнав на следующий день об отступлении сиракузян, Аппий почувствовал себя смелее и решил напасть на карфагенян немедленно. Солдатам своим он отдал приказ готовиться поскорее и на рассвете выступил в поход. В сражении с неприятелем он многих истребил, а остальных принудил спасаться поспешным бегством в ближайшие города. После этих побед и по снятии осады Аппий ходил теперь беспрепятственно по разным направлениям, опустошал поля сиракузян и союзников их, причем никто не выступал против него в открытое поле; наконец он расположился у самых Сиракуз и начал осаду города. Таков был первый выход римлян из Италии с войском, совершившийся в это время по изложенным выше причинам. Нам он показался наилучшим началом всего повествования, почему с него мы и начали, обратившись, впрочем, немного назад, дабы при изъяснении причин не оставалось никаких сомнений. Мы считали необходимым рассказать, каким образом и когда римляне, потеряв даже родной город, начали преуспевать, а равно, каким образом и когда, одолев народы Италии, они отважились вмешаться в дела народов внеиталийских; рассказать это мы считали необходимым для тех, которые пожелают надлежаще постигнуть нынешнюю меру могущества римлян. Вот почему да не покажется странным, если и в дальнейшем изложении мы будем в рассказе о знаменитейших государствах возвращаться ко временам предшествовавшим. Мы сделаем это для установления таких исходных пунктов, отправляясь от коих можно бы ясно понять, с чего начинали отдельные народы, когда и какими путями достигли они занимаемого ныне положения. Это же самое мы только что представили и относительно римлян.

13. Покончив с этим, пора вернуться к предмету повествования; но во введении кратко перечислим важнейшие события. Из них первые по порядку относятся к войне между римлянами и карфагенянами из-за Сицилии   58 . За ними следовала война ливийская   59 , а к ней примыкают подвиги Гамилькара в Иберии и затем деяния Гасдрубала и карфагенян. В это же самое время последовал первый переход римлян в Иллирию и прилегающие к ней части Европы. Далее следовали битвы римлян с италийскими кельтами. Единовременно с этим у эллинов ведена была так называемая Клеоменова война, которою мы и заканчиваем наше введение и вторую книгу.

Нет нужды для нас и бесполезно для читателей излагать в подробностях перечисленные выше войны: не о них мы намерены повествовать; мы желаем лишь упомянуть о них кратко, дабы подготовить себя к изложению занимающих нас событий. Касаясь вкратце и по порядку предшествующих, помянутых выше, мы постараемся связать конец введения с началом и планом нашего повествования. Установив, таким образом, связность рассказа, мы покажем, что имели достаточное основание говорить и о событиях, рассказанных уже другими; вместе с тем такое расположение даст любознательным читателям возможность перейти легко и удобно к тому, что будет рассказано дальше.

Немного подробнее мы постараемся изобразить первую войну между римлянами и карфагенянами из-за Сицилии, ибо нелегко указать более продолжительную войну, лучшее во всех отношениях вооружение, более напряженную деятельность, более многочисленные сражения и более замечательные превратности счастия, чем те, какие испытаны были обеими сторонами в этой войне. Самые государства хранили в то время свои учреждения нерушимо, пользовались умеренным благосостоянием   60 и были равносильны . Поэтому всякий желающий оценить верно особенности и силу обоих государств, должен принимать за основу сравнения скорее эту войну; а не последующие.

14. Остановиться на этой войне побуждало меня , кроме вышесказанного , и то обстоятельство, что писавшие о ней Филин   61 и Фабий   62 , хотя и почитаются весьма сведущими историками ее, сообщают нам известия не вполне точные. Принимая, впрочем, во внимание жизнь их и настроение, я не думаю, что они намеренно говорили неправду, мне кажется, с ними случилось нечто подобное тому, что бывает с людьми влюбленными. Так, благодаря своему настроению и вообще благоговению к карфагенянам Филин находил все действия их разумными, прекрасными и великодушными, во всем этом совершенно отказывая римлянам. Фабий поступал наоборот. В обыденной жизни подобного рода пристрастие, быть может, не заслуживает осуждения, ибо человек честный обязан любить своих друзей и свое отечество, разделять их ненависть и любовь к врагам их и друзьям. Напротив, тому, кто берет на себя задачу историка   63 , необходимо забыть все это и нередко превозносить и украшать своих врагов величайшими похвалами, когда поведение их того заслуживает, порицать и беспощадно осуждать ближайших друзей своих, когда требуют того ошибки в их поведении . Как существо живое делается ни к чему негодным, раз у него отнято зрение, так вся история обращается в бесполезное разглагольствование, раз она лишена истины. По этому же самому мы не должны непременно обличать друзей или восхвалять врагов; не следует смущаться тем, если одних и тех же людей приходится раз порицать, другой раз хвалить, ибо невозможно, чтобы люди, занятые государственными делами, были всегда непогрешимы, равно как неправдоподобно и то, чтобы они постоянно заблуждались. Итак, в историческом повествовании необходимо отрешиться от деятелей и лишь к самым действиям их прилагать соответствующие мнения и суждения. [15.] В верности только что сказанного можно убедиться следующим способом: начиная повествование со второй книги, Филин утверждает, что карфагеняне и сиракузяне расположились вражеским станом у Мессены, что римляне, переправившись через море и вошедши в город, тотчас выступили против сиракузян, понесли большие потери и возвратились в Мессену, что затем пошли на карфагенян и не только были разбиты, но и потеряли значительное число воинов пленными. Вслед за этим сообщением он уверяет, что Гиерон после битвы до того потерял рассудок, что не только тотчас истребил огнем валы, лагерные палатки и бежал ночью в Сиракузы, но покинул также все укрепления, угрожавшие Мессенской области. Равным образом карфагеняне, по его словам, немедленно после сражения покинули свои валы, рассеялись по городам и не дерзали больше показываться в открытом поле, а вожди их, замечая трусость в массе солдат, не отваживались решать дело битвою. Напротив, римляне в погоне за неприятелем не только будто бы опустошали поля карфагенян и сиракузян, но решились разбить лагери у самых Сиракуз и осадить город. Все это, как мне кажется, преисполнено всевозможных несообразностей и вовсе не нуждается в опровержении. Ибо те самые войска, которые, по словам Филина, осаждают Мессену и одерживают победы в битвах, оказываются бегущими, очищающими поле сражения, наконец осажденными и упавшими духом; побеждаемые и осаждаемые тут же изображаются в открытом поле преследующими победителями, осаждающими наконец Сиракузы. Согласовать между собою эти противоречия никак невозможно. И в самом деле, одно из двух должно быть неверно: начальные уверения Филина или суждения его об исходе дела. Но эти последние верны, ибо карфагеняне и сиракузяне очистили поле битвы, а римляне вслед за сим приступили к осаде Сиракуз, и, как сам он говорит, Эхетлы   64 , лежавшей на границе владений сиракузян и карфагенян. Следовательно, необходимо заключить, что ложны уверения, высказанные вначале, что историк говорит о поражении тех самых римлян, которых в первых стычках под Мессеною называет победителями. Можно бы доказать, что Филин поступает точно так же во всем повествовании; на него походит и Фабий, как будет объяснено нами в своем месте.

Покончив с отступлением и возвращаясь к изложению событий, мы постараемся с соблюдением везде последовательности рассказа представить читателям вкратце верную картину упомянутой выше войны.

16. Когда из Сицилии пришли вести в Рим о победах Аппия и его легионов, римляне выбрали в консулы Мания Отацилия и Мания Валерия   65 , стали снаряжать все войска с двумя вождями во главе в Сицилию. У римлян всего войска, не считая союзников, четыре римских легиона, которые набираются ежегодно; в каждом из них четыре тысячи пехоты и триста конных воинов   66 . Когда войска эти явились в Сицилию, большинство городов отложилось от карфагенян и сиракузян и перешло на сторону римлян   67 . Гиерон замечал тревогу и ужас сицилийцев, видел многочисленность и силу римских легионов и из всего этого заключал, что расчеты римлян на победу более основательны, чем карфагенян. Соображая это и склоняясь к такой мысли, он отправил посольство к римским вождям с предложением мира и союза. Римляне согласились на это больше всего из-за продовольствия: они опасались, что при господстве карфагенян на море им отрезан будет подвоз съестных припасов откуда бы то ни было, тем более что и переправившиеся прежде легионы терпели сильную нужду. Вот почему они охотно приняли союз с Гиероном в ожидании от того больших для себя выгод. По условиям договора царь должен был возвратить римлянам пленных их без выкупа и сверх того заплатить сто талантов серебра  68 . С этого времени римляне пользовались услугами сиракузян, как друзей и союзников, а царь Гиерон поставил себя под покровительство римлян, коим по мере надобности он и доставлял все нужное, сам после этого спокойно царствовал над сиракузянами, мечтая только о венках да о славе у эллинов  69 . И в самом деле, кажется, никогда не было столь знаменитого владыки и никто дольше его не наслаждался плодами своей мудрости как в частной жизни, так и в делах государственных.

17. Когда условия договора стали известны в Риме, народ одобрил и утвердил заключенный с Гиероном мир, и римляне постановили посылать впредь не все свои войска, но лишь два легиона, как потому, что с присоединением царя бремя войны, казалось им, уменьшилось, так еще больше потому, что войска их, думали римляне, ни в чем не будут теперь нуждаться. Напротив, карфагеняне, видя, что Гиерон стал врагом их, что римляне все сильнее вмешиваются в дела Сицилии, почитали необходимым усилить свои военные средства, дабы иметь возможность бороться с врагом и удержать за собою сицилийские владения. Поэтому они набрали большое число наемников в противолежащей стране из лигистинов, кельтов и особенно иберов  70 , и всех их отправили в Сицилию. Они видели, что для этих приготовлений наилучше приспособлен самою природою город акрагантян  71 , что он значительнее всех городов этой области, а потому собрали туда войска и запасы и решили сделать его опорным пунктом военных действий.

Что касается римлян, то консулы, заключившие договор с Гиероном, возвратились домой, а назначенные после них Луций Постумий и Квинт Мамилий прибыли в Сицилию со своими легионами. Они постигали замыслы карфагенян, узнали и о военных приготовлениях в Акраганте, а потому нашли нужным вести дело решительнее. Консулы приостановили военные действия в прочих частях Сицилии и обратили все силы против одного Акраганта, разбили лагери на расстоянии восьми стадий * от города и заперли карфагенян внутри стен. Так как наступила пора жатвы, а осада обещала затянуться надолго, то солдаты устремились собирать хлеб с большею поспешностью, чем следовало. Лишь только карфагеняне увидели, как неприятели рассеялись по полям, они сделали вылазку и напали на убиравших хлеб, быстро обратили их в бегство, и затем одни бросились грабить лагерь, другие ударили на сторожевые посты. Как случалось не раз и прежде, превосходство в дисциплине спасло римлян, ибо смертью наказывается у них каждый, кто покинет свое место или совсем убежит с поста. Поэтому и теперь римляне оказали мужественное сопротивление неприятелю, во много раз превосходившему их численностью, и, хотя много потеряли своих, еще больше истребили врагов. Наконец они окружили кольцом тех карфагенян, которые почти уже прорвали валы, часть их истребили, а остальных, тесня и избивая, загнали в город.

18. После этого карфагеняне делали вылазки не так смело, а римляне выходили за продовольствием  72 с большею осторожностью. Так как карфагеняне не выходили против римлян и довольствовались мелкими стычками, то римские военачальники разделили свое войско на две части: одна оставалась на месте перед городом у святилища Асклепия  73 , другая расположилась лагерем с той стороны города, которая спускается к Гераклее  74 . Пространство между двумя лагерями по обеим сторонам города они оградили канавами. Одну канаву, внутреннюю, римляне провели против города для того, чтобы обеспечить себя на случаи вылазки неприятелей; другая, наружная, шла кольцом и назначалась к ограждению от нападений извне, а также к тому, чтобы препятствовать подвозу припасов и вступлению кого-либо в город, как бывает обыкновенно с городами осажденными. На промежуточном пространстве между канавами и лагерями поставлены были сторожевые отряды, а удобные пункты на некотором расстоянии один от другого были укреплены. Жизненные припасы и вообще все нужное собирали и доставляли в Гербес  75 все союзники римлян, а из этого города, недалеко отстоявшего от лагеря, римляне сами непрерывно подвозили и переносили к себе припасы, так что имели все нужное в изобилии. Месяцев пять дела оставались в неизменном положении, решительного перевеса не имела ни одна сторона, и между противниками происходили только легкие схватки. Так как в городе заперто было много людей, не меньше пятидесяти тысяч, то карфагеняне стали терпеть голод. Тогда Ганнибал  76 , начальник запертых в городе войск, и прежде уже удрученный таким положением дел, отправлял в Карфаген посла за послом с вестями о нужде и с просьбою о помощи. Карфагеняне поместили на корабли воинов и слонов, сколько могли собрать еще, и отправили их в Сицилию к другому военачальнику, Ганнону  77 . Ганнон стянул в Гераклею войско, собрал там средства вооружения и прежде всего хитростью овладел городом гербесян, благодаря чему лишил неприятельские стоянки съестных припасов и всего нужного. Вследствие этого римляне оказались столько же осаждающими, сколько и осажденными, ибо нужда в хлебе и в прочих предметах необходимости угнетала их так, что, они не раз помышляли о снятии осады и, наконец, сделали бы это, если бы Гиерон не действовал с большою ревностью и старанием и не доставил войскам нужнейших припасов хоть в умеренном количестве. [19.] Упомянутый выше Ганнон видел, что римляне живут в зараженном болезнями воздухе, что болезнь и нужда ослабили их, напротив, свои войска считал достаточно сильными для битвы. Тогда он взял с собою около пятидесяти слонов и все войско и поспешно выступил из Гераклеи, при этом отдал приказ нумидийской коннице  78 идти вперед и, приблизившись к неприятельскому валу, дразнить и вызывать на бой неприятельскую конницу, затем оборачивать тыл и отступать до тех пор, пока не соединятся с ним. Нумидийцы исполнили приказание и бросились на один из неприятельских лагерей; римская конница тотчас устремилась на нумидян и стала жестоко теснить их. Согласно данному приказанию, ливийцы отступили, пока не достигли войска Ганнона, тут они оборотились лицом к неприятелю и ударили на него со всех сторон, многих убили, остальных преследовали до самого вала. После этого войска Ганнона разбили лагери на виду у римлян, заняв так называемый холм Тор  79 , стадиях в десяти от неприятеля. В продолжение двух месяцев стороны оставались в одном и том же положении, не предпринимая ничего важного, если не считать таковыми ежедневных легких стычек. Так как Ганнибал посредством сигнальных огней и вестников из города не переставал уведомлять Ганнона, что голод становится невыносимым для массы населения и что многие из нужды перебегают к неприятелю, то военачальник карфагенян решил попытать счастья в битве, чего по объясненным выше причинам не меньше Ганнона желали и римляне. Противники вывели войска на разделявшее лагери пространство и ударили друг на друга. Сражение длилось долго, пока, наконец, римляне не обратили в бегство карфагенских наемников, сражавшихся в первых рядах. Когда бежавшие устремились на слонов и на задние ряды, все войско финикиян пришло в смятение. Бегство сделалось всеобщим, большинство карфагенян было истреблено, и лишь немногие спаслись в Гераклее; римляне захватили большую часть слонов и весь обоз. С наступлением ночи, когда римляне от радости по случаю победы и вследствие усталости были менее бдительны на своих постах, Ганнибал, отчаявшийся было в успехе, решил, что теперь наступил удобный момент спасти остаток войска, и в полночь вышел из города с наемными войсками. Наполнив канавы плетенками, набитыми мякиной, он тайком от неприятеля увел свое войско. Римляне узнали о случившемся на рассвете, сделали легкое нападение на задние ряды Ганнибала, а затем все устремились к городским воротам. Не встретив здесь никакого сопротивления, они ворвались в город, разграбили его, захватили большое число пленных и множество всякой добычи.

20. Когда весть об акрагантском деле дошла до римского сената, римляне сильно обрадовались и воспрянули духом. Они не довольствовались уже первоначальными планами, ни спасением мамертинов, ни полученною в этой войне добычею и надеялись даже совершенно очистить остров от карфагенян и тем усилить свое могущество; к этому-то обращались все надежды их и помыслы. Касательно сухопутного войска они видели, что все идет как должно, ибо находили, что Луций Валерий и Тит Отацилий, выбранные после тех консулов, которые завоевали Акрагант, ведут сицилийские дела успешно. Но так как на море неоспоримое господство принадлежало карфагенянам, то вообще в этой борьбе не было перевеса ни на той, ни на другой стороне. Вслед за покорением Акраганта многие материковые города перешли на сторону римлян в страхе перед их сухопутными силами, зато большее еще число городов приморских отложилось от них из страха перед карфагенским флотом. По этой причине перевес в войне, как становилось для них яснее с каждым днем, клонился то на одну, то на другую сторону; кроме того, римляне видели, что Италия подвергается частым опустошениям от карфагенского флота, тогда как Ливия остается совершенно невредимою. Вот почему они решили померяться силами с карфагенянами и на море. Поэтому-то я и остановился подольше на этой войне, дабы выяснить в самом начале, каким образом, когда и по каким причинам римляне впервые вступили на море. Они видели, что война затягивается и истощает их, а потому в первый раз теперь принялись за сооружение судов в числе ста пятипалубных и двадцати трехпалубных  80 . Но так как для сооружения пятипалубных судов не было опытных строителей, ибо в то время никто в Италии таких судов не употреблял, то предприятие это поставило римлян в большое затруднение. Но здесь-то и можно видеть со всею ясностью величие духа римлян и отвагу в начинаниях. Действительно, не имея средств 81 к морской войне не то что значительных, но каких бы то ни было, никогда раньше не помышляя о морских завоеваниях и впервые задумав это теперь, они принялись за дело с такою уверенностью, что решились тотчас, еще до испытания себя, померяться в морской битве с теми самыми карфагенянами, которые со времен предков их неоспоримо владычествовали на море. Подтверждением только что сказанного мною о необычайной отваге римлян может служить следующее: когда они в первый раз задумали переправить свои войска в Мессену, у них не было не только парусных кораблей, но длинных судов вообще и даже ни одной лодки; пятидесятивесельные суда и трехпалубные они взяли у тарантян 82 и локров  83 , а также у элейцев  84 и жителей Неаполя  85 и на них смело переправили войска. В это время на римлян в проливе напали карфагеняне; один палубный неприятельский корабль в порыве усердия бросился вперед, очутился на берегу и попал в руки римлян: по образцу его римляне и соорудили весь свой флот, так что, очевидно, не будь такого случая, они при своей неопытности не могли бы выполнить задуманное предприятие.

21. Пока одни заняты были возложенным на них сооружением судов, другие собирали команду и на суше обучали ее гребле следующим образом: они посадили людей на берегу на скамьи в том самом порядке, в каком они должны были занимать места для сидения на судах, посередине поставили келевста и приучали их откидываться всем разом назад, притягивая руки к себе, а потом с протянутыми руками наклоняться вперед, начинать и кончать эти движения по команде келевста  86 . Когда люди были подготовлены, римляне спустили на море едва конченные корабли, а после кратковременных серьезных упражнений суда направились по приказанию консула вдоль Италии. Дело в том, что вождь римского флота Гней Корнелий  87 отдал приказ корабельным начальникам плыть по снаряжении кораблей к проливу, а сам с семнадцатью судами за несколько дней раньше пошел в Мессену, чтобы принять необходимые меры к приему флота. Когда представился случай овладеть городом липарян 88 с помощью измены, Гней Корнелий слишком легковерно понадеялся на это и, отплыв с помянутыми выше кораблями, пристал к самому городу. Получив известие об этом в Панорме  89 , военачальник карфагенян Ганнибал отправил сенатора Боодеса с двадцатью кораблями. Подошедши сюда ночью, Боодес запер в гавани флот Гнея. На рассвете команда решилась бежать на сушу, а оробевший Гней не знал, что делать, и сдался неприятелю. Имея в своих руках неприятельские корабли и начальника их, карфагеняне тотчас возвратились к Ганнибалу. Несколько дней спустя, когда несчастие Гнея было еще свежо и памятно, Ганнибал едва не стал жертвою подобной же ошибки. Он слышал, что римский флот, идущий вдоль Италии, уже близко; желая точнее узнать численность и вообще расположение сил неприятеля, Ганнибал пустился в море с пятьюдесятью кораблями. Он обогнул уже оконечность Италии, как столкнулся с неприятельским флотом, который шел в стройном порядке: большую часть своих кораблей он потерял, а с остальными успел бежать, хотя не имел уже никакой надежды на спасение.

22. По прибытии к Сицилии римляне узнали о поражении Гнея, тотчас послали за Гайем Билием  90 , начальником сухопутных войск, и поджидали его. Вместе с тем они стали готовиться к морскому бою, когда получили весть, что флот неприятельский недалеко. Так как корабли римлян вследствие дурного устройства были неловки в движениях, то на случай битвы придумано было кем-то следующее приспособление, в позднейшее время называвшееся вороном  91 : на передней части корабля утверждался круглый столб в четыре сажени длиною и в три ладони в поперечнике, с блоком наверху. К столбу прилажена была лестница, подбитая с помощью гвоздей поперечными досками в четыре фута ширины и в шесть сажен длины. В дощатом основании лестницы было продолговатое отверстие, коим лестница и накладывалась на столб в двух саженях от начала ее; по обоим продольным краям лестницы сделаны были перила вышиною до колен. На конце столба прикреплено было нечто наподобие железного заостренного песта с кольцом наверху, так что все вместе походило на орудие хлебопека; через кольцо проходил канат, с помощью которого во время схватки судов ворон поднимался на блоке и опускался на палубу неприятельского корабля спереди или с боков, когда во избежание бокового нападения нужно было повернуть корабль в сторону. Как только вороны пробивали палубные доски и таким образом зацепляли корабли, римляне со всех сторон кидались на неприятельское судно, если сцепившиеся корабли стояли бок о бок; если же корабли сцеплялись носами, тогда воины переправлялись по самому ворону непрерывным рядом по двое. При этом шедшие во главе воины держали щиты перед собою и отражали удары, направляемые с фронта, а следующие за ними опирались краями щитов о перила и тем ограждали себя с боков. Сделав такого рода приспособления, римляне выжидали благоприятного момента для морской битвы.

23. Как скоро Гаий Билий узнал о неудаче, постигшей вождя морских сил , он передал сухопутное войско трибунам, а сам отправился к флоту, здесь получил известие об опустошении неприятелями Милейской области  92 , и отплыл со всеми кораблями. При виде этого карфагеняне, преисполненные презрения к неопытности римлян, с радостью и поспешностью спустили на море сто тридцать кораблей  93 , которые все носами вперед пошли навстречу неприятелю; карфагеняне не находили даже нужным соблюдать боевой порядок и шли как бы на верную добычу. Флотом их командовал Ганнибал. Он ночью тайком вывел свое войско из Акраганта и шел на пятипалубнике, некогда принадлежавшем царю Пирру. По мере приближения карфагеняне замечали на передних частях всех кораблей поднятые вороны; сначала они недоумевали и удивлялись никогда невиданным орудиям. Наконец, движимые пренебрежением к врагу, первые корабли смело открыли сражение. Во время схватки суда каждый раз сцеплялись с помощью описанных орудий, причем люди немедленно переправлялись по самому ворону, и бой происходил на палубах. Часть карфагенян была истреблена, другие в ужасе сдавались неприятелю сами, ибо морская битва обратилась в подобие сухопутной. Таким образом, карфагеняне потеряли те тридцать кораблей вместе с командою, которые начали сражение; вместе с ними захвачено и судно начальника. Сам Ганнибал неожиданно для себя и с великою опасностью убежал в челноке. Остальное войско карфагенян продолжало путь, как бы собираясь напасть на врага, но по мере приближения оно узнавало об участи, постигшей передние корабли, а потому уклонялось от боя и спасалось от ударов орудий. Рассчитывая на быстроту своих кораблей, карфагеняне надеялись оградить себя от ударов, если будут заходить сбоку и с кормы неприятельских кораблей. Но орудия поворачивались во все стороны и направлялись на них отовсюду, так что приближающиеся корабли непременно сцеплялись с римскими, пока, наконец, карфагеняне, устрашенные необычайным способом битвы, не бежали, потеряв пятьдесят кораблей.

24. Когда, вопреки ожиданию, надежды римлян на море исполнились, военная ревность их удвоилась. Теперь они пристали к Сицилии, освободили от осады эгестян, уже доведенных было до крайности, и по отступлении от Эгесты  94 взяли приступом город Макеллу  95 .

Между тем военачальник сухопутных сил карфагенян Гамилькар  96 , находясь у Панорма, узнал, что в римском лагере после морского сражения возникли распри между союзниками и римлянами из-за того, кому из них принадлежала в битве честь победы. По получении известия, что союзники располагаются отдельным лагерем между Паропом  97 и гимерскими Фермами  98 , Гамилькар внезапно со всем войском напал на них в то время, как они разбивали лагерь, и истребил около четырех тысяч человек. После этой удачи Ганнибал с уцелевшими кораблями отплыл в Карфаген. Немного спустя он, увеличив число своих судов и взяв с собою несколько славных начальников кораблей, переправился отсюда к Сардинии. Вскоре после этого Ганнибал заперт был римлянами в какой-то сардинской гавани, потерял большое число кораблей, а вслед засим спасшиеся карфагеняне схватили его и распяли тут же. Действительно римляне, как только вступили на море, стали помышлять и о завоевании Сардинии.

Находившиеся в Сицилии римские легионы не совершили в следующем году ничего достославного; затем они получили новых начальников — Авла Атилия и Гайя Сульпиция и пошли на Панорм, так как там зимовали карфагенские войска. Приблизившись к городу, консулы выстроили все войско в боевой порядок. Но неприятель не выходил; тогда римляне снялись отсюда, обратились против города Гиппаны  99 и взяли его приступом с набега. Взяли они и Миттистрат  100 , долго выдерживавший осаду благодаря укрепленности своего положения. Городом камаринян  101 , который отложился незадолго перед тем, римляне также овладели с помощью осадных орудий и срыли его стены; взяли они тоже Энну  102 и большинство других меньших городов карфагенян; после этого приступили к осаде города липарян.

25. В следующем году римский консул Гай Атилий, стоя на якоре у Тиндарида  103 и увидев мимо проходящий карфагенский флот в беспорядке, приказал собственным командам следовать за передними кораблями, а сам с десятью судами пошел вперед. Карфагеняне заметили, что часть неприятелей уже в открытом море, тогда как другая только садится на корабли, что передние далеко отошли вперед, а потому повернули назад, ударили на неприятеля и окружили его кольцом, причем потопили все корабли и едва не захватили консульский корабль вместе с командою; но он сверх ожидания избежал гибели благодаря искусным гребцам и быстрому ходу. Тем временем подходил и мало-помалу собирался остальной римский флот. Выстроившись в боевую линию, римляне напали на врага, десять кораблей вместе с командою взяли в плен, восемь затопили. Прочие суда карфагенян отступили к так называемым Липарским островам.

Вследствие этого сражения, в котором римляне и карфагеняне приписывали себе равный успех, каждая сторона еще больше была озабочена устроением своего флота и утверждением за собою господства на море. Сухопутные войска не совершили за это время ничего замечательного, довольствуясь легкими случайными стычками. Итак, по окончании приготовлений, о которых я сказал, к следующему лету римляне вышли в море с тремястами тридцатью длинными палубными судами и высадились в Мессене. Снявшись оттуда, они продолжали путь, имея с правой стороны Сицилию, обогнули Пахин и пристали у Экнома  104 , потому что в этих же местах находилось и их сухопутное войско. С другой стороны карфагеняне вышли в море с тремястами пятьюдесятью палубными кораблями, пристали к Лилибею  105 , а оттуда перешли на стоянку к Гераклее Миное.

26. Римляне намеревались плыть в Ливию и туда перенести войну, дабы угрожать карфагенянам не в Сицилии, но в их собственной земле и в самом существовании их. Обратные этому планы питали карфагеняне. Они понимали, что Ливия легкодоступна и что все население ее покорится без труда, раз завоеватель вторгнется в страну; допускать до этого они не желали, а потому жаждали попытать счастья в морской битве. Так как одна сторона старалась воспрепятствовать тому, чего добивалась другая, то обоюдное упорство должно было неизбежно привести к войне.

Римляне делали соответствующие приготовления двоякого рода: на случай морских битв и для высадки на неприятельский берег. Поэтому они выбрали храбрейших солдат из пехоты и разделили все войско, которое намеревались взять в поход, на четыре части. Каждая часть носила два названия: первая называлась первым легионом и первым флотом; точно так же и остальные по порядку. Четвертая часть имела еще и третье название; солдаты ее назывались триариями, как называют обыкновенно в сухопутном войске  106 . Всего войска в римском флоте было около ста сорока тысяч, причем на каждом корабле помещалось по триста гребцов и по сто двадцати солдат. С другой стороны, и карфагеняне снаряжали свое войско с величайшим старанием, но вооружение их всецело рассчитано было только на морскую войну. Число войска их, судя по кораблям, превышало сто пятьдесят тысяч человек. Не только свидетель-очевидец, но и каждый слушатель, соображающий на основании числа воинов и кораблей, был бы изумлен величием борьбы, богатством и мощью обоих государств. Римляне знали, что им предстоит плавание в открытом море, что неприятель превосходит их быстротою кораблей, поэтому всячески старались обеспечить себя и сделать несокрушимым самое расположение своих сил. С этою целью они поставили впереди близко друг к другу два шестипалубника, на которых находились консулы Марк Атилий и Луций Манлий; за каждым из них следовали корабли по одному в ряд, так что за одним кораблем стоял первый флот, а за другим второй; с каждым следующим кораблем оба флота расходились все больше. Корабли стояли один за другим так, что носы их обращены были наружу. Выстроив первый и второй флот правильным клином, римляне присоединили к нему третий легион, расположенный в одну линию  107 , благодаря чему весь боевой строй их имел вид треугольника  108 . За линией третьего флота они поместили ластовые суда и от них протянули канаты к кораблям третьего флота. За ластовыми судами поставлен был четвертый флот, так называемые триарии; он вытянут был в одну линию так, что с обеих сторон выступал за передние корабли. Когда все флоты выстроены были указанным выше способом, общий вид строя представлял подобие клина, одна часть которого, у вершины, была полая, другая, у основания, сплошная; целое же приспособлено к сопротивлению и нападению, и в то же время разорвать строй было нелегко.

27. В это самое время военачальники карфагенян обращались к войскам с краткими увещаниями и, напомнив, что в случае победы в морском сражении они будут вести войну за Сицилию, напротив, после поражения они подвергнут опасности собственную родину и присных своих, затем отдали приказ садиться на корабли. Все с ревностью исполняли приказание, потому что в речах военачальников они прозревали будущее, бодро и угрожающе вышли в море. Римские консулы видели, как построился неприятель, соответственно тому выстроили три части собственного войска в одну линию, причем вытянули далеко в море правое крыло с целью охватить неприятеля кольцом; все корабли свои они обратили против карфагенян носами. Четвертый флот образовал левое крыло всего строя, в виде крюка поворачивая к суше  109 . Правым крылом карфагенян командовал потерпевший неудачу при Акраганте Ганнон; в его распоряжении были боевые корабли и пятипалубники, по своей быстроте наиболее пригодные для того, чтобы обойти неприятеля с фланга; левое крыло поручено было Гамилькару, который сражался на море у Тиндарида, а теперь, оставляя самый жаркий бой на центр, придумал следующую военную хитрость: когда римляне увидели, что карфагеняне выстроились в длинную тонкую линию, то устремились на центр; это и было началом сражения. Находившиеся в центре карфагеняне согласно команде быстро обратились в бегство, дабы расстроить неприятельскую линию. Чем быстрее карфагеняне отступали, тем ревностнее преследовали их с тыла римляне. Первый и второй флот напирали на бегущих; третий и четвертый отделились от них, потому что последний тянул ластовые суда, а третий находился при них для охраны. Когда первый и второй флот отошли, казалось, на значительное расстояние, Гамилькар подал сигнал со своего корабля, карфагеняне все разом повернули назад и ударили в преследующих. Завязался жестокий бой, в котором значительный перевес на стороне карфагенян зависел от того, что при быстроте своих кораблей они заходили за неприятельскую линию, легко подплывали и быстро отступали. С другой стороны, и римляне питали не меньшую надежду на победу, потому что в схватках дрались с ожесточением, зацепляли с помощью воронов всякий приближавшийся корабль; к тому же в битве участвовали оба консула, и солдаты сражались на виду у начальников. Таков был ход битвы на этом месте.

28. В то же время правое крыло карфагенян с Ганноном во главе, при первой схватке находившееся на некотором расстоянии, пронеслось по морю и ударило на корабли триариев, чем поставило их в большое затруднение. Те из карфагенян, которые стояли было вдоль берега, переменили прежнее свое положение, вытянулись в линию и, обратив корабли носами вперед, напали на флот, тянувший ластовые суда; но римляне сбросили канаты, сразились с неприятелем и держались твердо. Таким образом, все дело разбилось на три части, завязалось три морских сражения на значительном расстоянии одно от другого. Так как боровшиеся части обоих войск были почти равны согласно первоначальному распределению сил, то перевеса не было ни на одной стороне. Как бы то ни было, битва решалась отдельными схватками: так и бывает обыкновенно в тех случаях, когда противники совершенно равносильны, ибо первые... и расходились  110 , пока , наконец , корабли Гамилькара не были оттеснены и не обратились в бегство. Тогда Луций взял на буксир захваченные корабли, между тем как Марк, завидев бой у флота триариев и у ластовых судов, поспешил к ним на помощь с нетронутыми еще кораблями второго флота. Когда он подошел к Ганнону и вступил с ним в бой, триарии быстро воспрянули духом и, хотя положение их становилось уже трудным, снова ринулись в битву. Карфагеняне, теснимые одними с фронта, другими с тыла, сильно терпели и, будучи окружены неожиданно подоспевшими на помощь кораблями, не выдержали и стали отступать в открытое море. В то же самое время Луций, уже уходя из сражения и заметив, что левое крыло карфагенян заперло третий флот у берега вместе с Марком, поставившим ластовые суда и триариев в безопасное положение, поспешил на помощь теснимым кораблям. Эти последние как бы находились уже в осаде, и они, наверное, давно бы уже погибли, если бы карфагеняне из страха перед воронами не довольствовались тем, что заперли корабли у берега и не выпускали их; нападать они не решались, потому что боялись быть захваченными, и держались вдали. Вдруг появились консулы и, окружив карфагенян, захватили пятьдесят неприятельских кораблей с командою; спаслись только немногие, проскользнувшие вдоль берега. Так шли дела в отдельных схватках; что касается всей битвы, то и здесь перевес был на стороне римлян. Из их кораблей погибло двадцать четыре, из карфагенских больше тридцати. Из римских кораблей ни один не попал в руки неприятелей вместе с командою, тогда как карфагенских шестьдесят четыре.

29. После этого римляне вновь заготовили съестные припасы, исправили захваченные корабли, дали воинам угощение, какое они заслужили победою, и пустились в открытое море к Ливии. Передовые корабли пристали к так называемому Гермесову мысу  111 , который закрывает весь карфагенский залив и тянется в открытое море по направлению к Сицилии. Здесь они дождались следовавших за ними кораблей, собрали весь флот и направились вдоль страны, пока не достигли города, именуемого Аспидом  112 . Там римляне высадились, вытащили корабли на берег, окружили их канавой и валом и приступили к осаде города, ибо жители его не желали сдаваться добровольно. Между тем те из карфагенян, которые избежали гибели в морском сражении, возвратились домой. Они были убеждены, что неприятель, ободренный победою, немедленно обратится против самого Карфагена, а потому лежащие перед городом местности охранялись сухопутными и морскими силами. Но когда они узнали, что римляне уже невредимо высадились на берег и осаждают Аспид, то отказались от мысли предотвратить нападение римлян и собирали воедино свои силы, дабы защитить город и его окрестности. Однако римляне овладели Аспидом, оставили в городе и его окрестностях гарнизон, а кроме того, отправили в Рим посольство с известием о случившемся и с приказанием относительно дальнейшего образа действий: что делать и как поступать в будущем. Затем поспешно, со всем войском римляне снялись со стоянки и начали опустошать страну. Противодействия они не встретили никакого, разрушили множество роскошных жилищ, захватили много скота и увели на корабли больше двадцати тысяч пленных. Тем временем явились из Рима гонцы с требованием, чтобы один из консулов с достаточными силами оставался на месте, а другой возвращался бы в Рим с флотом. Марк остался на месте с сорока кораблями, пятнадцатью тысячами пехоты и с пятьюстами всадниками, а Луций с командою и множеством пленников прибыл в Рим, благополучно миновав Сицилию.

30. Когда карфагеняне увидели, что римляне готовятся к весьма продолжительной войне, выбрали прежде всего двух военачальников, Гасдрубала  113 , Ганнонова сына, и Бостара, потом послали к Гамилькару в Гераклею требование явиться поскорее домой. Гамилькар взял с собою пятьсот человек конницы и пять тысяч пехоты и прибыл в Карфаген. Там он был назначен третьим военачальником и держал совет с Гасдрубалом о настоящем положении дел. Военачальники решили оказать помощь населению страны и не допускать безнаказанно разорять ее. Между тем Марк по прошествии нескольких дней стал совершать набеги на поселения, причем те из них, которые не имели укреплений, грабил с набега, а укрепленные осаждал. Подошедши к значительному городу Адису  114 , он обложил его войском и с поспешностью занялся приспособлениями к осаде. Карфагеняне, желая помочь городу и решив отнять у неприятеля поле сражения, выступили с войском, заняли холм, господствовавший, правда, над неприятелем, но столь же неудобный и для их собственных войск, и расположились там лагерем. И в самом деле, возлагая надежды больше всего на конницу и воинов, карфагеняне покинули равнину и заперлись на местности крутой и трудной для нисхождения, тем самым давали понять неприятелю, какого плана нападения ему держаться. Так и случилось. Ибо вожди римлян благодаря своей опытности сообразили, что самая сильная и грозная часть неприятельского войска становится бесполезною при таких свойствах местности, поэтому не стали дожидаться, пока карфагеняне спустятся в равнину, и выстроились в боевом порядке. Выждав удобное для себя время, они с рассветом подошли к холму с двух сторон. Конница и слоны оказались совершенно бесполезными для карфагенян; зато наемники с жаром и стойкостью бросились в дело и заставили первый легион отступить и бежать. Но как скоро они прошли вперед, их окружили римляне, подоспевшие с другой стороны холма и обратили в бегство; вслед засим все карфагеняне кинулись из лагеря. Лишь только слоны вместе с конницей вступили на равнину, отступление карфагенян стало неизбежным. Римляне недолго преследовали пехоту, разграбили стоянку, а затем ходили по всей стране и беспрепятственно разоряли города. Овладев городом, который назывался Тунетом  115 и был удобно расположен для выполнения задуманных планов и для нападения на Карфаген и его окрестности, римляне разбили здесь свой лагерь.

31. Карфагеняне, незадолго перед тем разбитые на море, а теперь на суше не по недостатку мужества в войске но по нерассудительности вождей его, переживали весьма тягостные чувства. В довершение бедствия в одно время с римлянами нападали на них нумидяне, причиняя стране не только не меньший вред, нежели римляне, но скорее больший. Напуганные этим туземцы искали убежища в городе, а скопление народа и ожидание грозящей осады вызвали в нем жестокий голод и повергли людей в уныние. Между тем Марк видел, что карфагеняне сокрушены на суше и на море, и ждал, что вскоре взят будет и город. Однако его сильно смущала мысль, что консул, который явится из Рима ему на смену, предвосхитит у него честь окончания войны, а потому Марк обратился к карфагенянам с мирными предложениями. Карфагеняне с радостью выслушали эту весть и отправили к нему знатнейших граждан для переговоров; но карфагеняне были так далеки от принятия суровых предложений Марка  116 , что не в силах были даже выслушивать их, а Марк со своей стороны, как бы одержав уже полную победу, полагал, что карфагеняне обязаны принять от него как дар и милость все, что бы он ни предложил им. Карфагеняне видели, что самое завоевание их не могло бы повлечь за собою более унизительных последствий, чем предъявляемые Марком требования, а потому не только отвергли условия и возвратились домой, но и негодовали на беспощадность Марка. Сенат карфагенян, выслушав предложения римского консула, хотя не питал почти никакой надежды на спасение, обнаружил столько мужества и величия духа, что предпочитал претерпеть все, испытать все средства и ждать решения судьбы, лишь бы не совершить чего-либо постыдного и недостойного прежнего поведения.

32. Около этого времени прибыл в Карфаген один из раньше посланных в Элладу вербовщиков с огромным числом наемников. В среде их был некий лакедемонец Ксантипп, человек лакейского воспитания, превосходно испытанный в военном деле. Выслушав рассказы о понесенном поражении, о том, как и при каких обстоятельствах это произошло, рассчитав остающиеся военные силы карфагенян, количество конницы и слонов, Ксантипп тотчас сообразил все обстоятельства и объяснил друзьям, что карфагеняне понесли поражение не от римлян, но от себя самих благодаря неопытности своих вождей. Речи Ксантиппа, как и следовало ожидать при тогдашних обстоятельствах, быстро распространились в народе, дошли до военачальников, а потому правители государства решили призвать иноземца к себе и испытать его искусство. Тот явился на собеседование, представил начальникам свои доводы и объяснил, почему до сих пор они терпели поражения, а также сказал, что, раз они последуют его совету и будут выбирать для походов, для стоянок и сражений ровные местности, то не только завоюют себе безопасное положение, но и одолеют противника. Начальники согласились с мнением Ксантиппа и тут же передали ему войска. Уже одна весть о таких речах Ксантиппа вызвала возбуждение в народе и говор, преисполненный надежд; но когда он вывел войско из города и выстроил его в порядке, когда начал передвигать с места на место отдельные части и командовать по правилам военного искусства, карфагеняне поняли огромную разницу между опытностью его и неумелостью прежних вождей, в громких криках выражали свою радость и жаждали поскорее сразиться с неприятелем: с Ксантиппом во главе, они были убеждены, им нечего бояться. При виде того, как необычайно народ воспрянул духом, вожди обратились к нему с подобающим случаю воззванием, а несколько дней спустя выступили в поход. Войско их состояло из двенадцати тысяч пехоты, четырех тысяч конницы; число слонов доходило почти до ста.

33. Когда римляне увидели, что карфагеняне совершают переходы по местностям открытым и разбивают свои лагери на равнине, то, хотя и были смущены этой неожиданной переменой, однако горели желанием встретиться с неприятелем. Приблизившись к карфагенянам, римляне в первый же день разбили свой лагерь стадиях в десяти от неприятеля. На следующий день вожди карфагенян советовались о том, как поступить и что сделать при таком положении. Войско рвалось в битву, воины собирались кучками, произносили имя Ксантиппа и требовали, чтобы он вел их возможно скорее в бой. Ввиду возбуждения и рвения массы и потому еще, что, как видел и сам Ксантипп, не следует пропускать благоприятного момента, войску отдан был приказ вооружаться, а Ксантиппу предоставлено действовать по своему разумению. Облеченный полномочиями Ксантипп вывел слонов из стоянки и поставил их в одну линию в челе всего войска, фалангу карфагенян выстроил в тылу их на умеренном расстоянии. Одну часть наемников он поместил на правом крыле; другая часть, самая легкая, вместе с конницей заняла место впереди обоих флангов. Римляне видели, как строится неприятель в боевой порядок, и решительно пошли ему навстречу. Страшась нападения слонов, которого они ожидали, римляне выставили вперед легковооруженных  117 , в тылу их поместили один за другим многочисленные манипулы  118 , а конницу разместили на обоих флангах. Таким образом, всю боевую линию они сделали короче сравнительно с прежней, зато глубже, чем на случай битвы оградили себя от слонов, но против неприятельской конницы, во много раз превосходившей их собственную, не приняли никаких мер. Так обе стороны поставили свои войска в надлежащий порядок, в отдельных частях и в целом, и затем оставались в этом строю в ожидании удобного момента для нападения на противника.

34. Лишь только Ксантипп отдал приказание вести слонов вперед и разорвать неприятельские ряды, а коннице велел окружить неприятеля с обоих флангов и напасть на него; тогда же и римляне по существующему у них обычаю забряцали оружием и с дружным криком ударили на неприятеля. Карфагенская конница была гораздо многочисленнее римской, а потому римская скоро на обоих флангах обратилась в бегство. Что касается пехоты, то левый фланг ее частью из желания уклониться от нападения слонов, частью из презрения к наемникам, ударил в правый фланг карфагенян, принудил их к отступлению и гнался за ними по пятам до самого лагеря. Напротив, передние ряды, которые стояли против слонов, при столкновении с ними были оттиснуты напором зверей, опрокинуты и гибли в борьбе толпами; благодаря многочисленности задних рядов, общий строй всего войска оставался некоторое время нерушимым. Но потом, когда последние ряды были окружены со всех сторон конницею и вынуждены оборотиться и вступить в битву с нею, когда те из римлян, которые пробились меж слонов вперед и, находясь уже позади зверей, натолкнулись на непочатую стройную фалангу  119 карфагенян и были истребляемы, тогда положение римлян стало безнадежным: большинство их было раздавлено непомерно мощными животными, остальные гибли на поле битвы под ударами копий многочисленной конницы, и лишь немногие бежали. Так как отступление совершалось по равнине, то часть римлян была раздавлена слонами и конницей; около пятисот человек, бежавших вместе с консулом Марком, скоро попали в руки неприятелей и вместе с начальником взяты в плен. Со стороны карфагенян пало около восьмисот наемников, поставленных против левого неприятельского фланга. Из римлян спаслось около двух тысяч человек, тех самых, которые избежали опасности в то время, как неприятель преследовал остальных римлян. Все прочее войско  120 погибло, за исключением консула Марка и бежавших вместе с ним солдат. Уцелевшие манипулы римлян пробились сверх всякого ожидания в Аспид. Карфагеняне сняли доспехи с убитых и, ведя за собою консула с прочими пленниками, возвратились ликующие в город.

35. Поразмыслив над этими событиями, люди могут извлечь из них полезные уроки для своего поведения. Ибо участь Марка совершенно ясно показывает каждому, что не следует доверяться судьбе, особенно в счастии: тот самый Марк, который незадолго перед тем не оказал побежденному ни пощады, ни снисхождения, теперь сам приведен был к неприятелю и вынужден молить его о собственном спасении. Давно уже Еврипид  121 прекрасно выразился, что «один мудрый совет стоит множества рук»; изречение это оправдалось теперь на деле. Один человек и один совет его сокрушили полчища, которые казались испытанными и неодолимыми, превознесли государство, которое со всей очевидностью повергнуто было во прах, и подняли упавший дух воинов. Я рассказал эти события для того, чтобы преподать урок читателям моей истории. Из двух путей к исправлению, существующих для всех людей, собственные превратности судьбы или чужие, первый путь, собственные несчастия, действительнее, зато второй, несчастия чужие, безвреднее. Никогда не следует выбирать добровольно первый путь, так как преподанный им урок покупается тяжкими лишениями и опасностями; напротив, мы всегда должны искать другого способа, ибо он дает нам возможность научиться без вреда для нас. Кто поймет это, тот должен сознаться, что лучшею школою для правильной жизни служит нам опыт, извлекаемый из правдивой истории событий. Ибо только она без ущерба для нас делает людей безошибочными судьями того, что лучше во всякое время и при всяком положении.

36. Карфагеняне, удачи коих соответствовали их желаниям, дали полнейшее выражение своему ликованию, как в благодарственных жертвах божеству, так и в любезном обращении друг с другом. Между тем Ксантипп, столько содействовавший восстановлению сил карфагенян, вскоре после этого отплыл домой по здравом и верном размышлении. И в самом деле, славные, необыкновенные подвиги порождают сильную неприязнь и злостные клеветы, и если туземцы благодаря многочисленным узам родства и дружбы в силах побороть эти чувства, то люди чужие скоро изнемогают в борьбе с ними и гибнут. Впрочем, об отъезде Ксантиппа существует и другой рассказ  122 , для сообщения которого мы постараемся выбрать более подходящее место.

По получении неожиданных известий о событиях в Ливии римляне тотчас позаботились о пополнении своего флота и об освобождении граждан, оставшихся в Ливии в живых. С другой стороны, карфагеняне после этого разбили лагери у Аспида и занялись осадою города, желая захватить в свои руки бежавших сюда из сражения римлян. Но при мужестве и отваге римлян они никак не могли овладеть городом и, наконец, сняли осаду. Когда карфагеняне прослышали, что римляне снаряжают флот и собираются идти вторично на Ливию, то начали починять старые суда и сооружать новые. Быстро вооружили они двести кораблей и вышли в море, чтобы наблюдать за наступлением неприятеля. Римляне в начале лета спустили на море триста пятьдесят судов и под командою консулов Марка Эмилия и Сервия Фульвия отправили их на войну. Снявшись с якоря, они направились по пути в Ливию мимо Сицилии. У Гермесового мыса они встретились с карфагенским флотом и с легкостью при первом же натиске обратили его в бегство, причем захватили сто четырнадцать кораблей с командою; затем взяли с собою остававшихся в Ливии молодых воинов  123 из Аспида и направились к Сицилии.

37. Римляне счастливо переплыли уже море и подошли к берегу камаринян, как вдруг захвачены были такой бурей и подверглись таким злоключениям, которые превосходят всякое описание. Так, из трехсот шестидесяти четырех судов уцелело только восемьдесят; остальные или поглощены были волнами, или отброшены прибоем волн и, разбившись о скалы и мысы, покрыли берег трупами и обломками. История не знает более тяжкого несчастия, разом обрушившегося на море; причина его лежит не столько в судьбе, сколько в самих начальниках. Дело в том, что кормчие долго и настойчиво убеждали не идти вдоль наружного берега Сицилии, обращенного к Ливийскому морю, так как море там глубоко и высадка на берег трудна: они говорили также, что одно из двух зловещих созвездий еще не скрылось, а другое приближается; плавание их совершалось в промежутке между восходом Ариона и Пса  124 . Всем этим консулы пренебрегли и пустились в открытое море, желая устрашить одержанною победою некоторые из лежащих по пути городов Сицилии и таким образом овладеть ими. Лишь только тогда, когда из-за слабых надежд они попали в большую беду, консулы поняли свое безрассудство. Вообще римляне во всех случаях действуют силою, и раз какая-либо цель поставлена, они считают для себя обязательным достигнуть ее, и раз принято какое-либо решение, для них не существует ничего невозможного. Часто благодаря такой стремительности они осуществляют свои замыслы, но подчас терпят и тяжелые неудачи, особенно на море. Действительно, на суше, где они имеют дело с людьми и с человеческими средствами борьбы, римляне большею частью успевают, потому что равные силы они одолевают натиском; здесь лишь изредка терпят они неудачи. Напротив, большие бедствия постигают их всякий раз, когда они вступают в борьбу с морем и небом и действуют с тем же упорством. Так случилось тогда и много раз случалось раньше, так будет и впредь, пока они не отрекутся от этой ложной отваги и упрямства; теперь они воображают, что им можно идти — по морю ли то, или по суше — во всякое время.

38. Между тем карфагеняне узнали о гибели римского флота и решили, что они достаточно сильны на суше и на море как вследствие одержанной перед тем победы, так и потому, что римлян постигло такое бедствие; тем ревностнее занялись они устроением морских и сухопутных сил. Немедленно карфагеняне снарядили в Сицилию Гасдрубала, и кроме тех войск, какие раньше были под его командою, дали ему прибывших из Гераклеи воинов, а при них сто сорок слонов. По отправке Гасдрубала карфагеняне оснащали еще двести кораблей и заготовляли все прочее к морской войне. Между тем Гасдрубал благополучно переправился к Лилибею и занимался упражнением слонов и войска с целью помериться с врагом в открытом сражении. О случившемся римляне узнали подробно от солдат, избегнувших кораблекрушения, и были сильно огорчены; но, не желая уступать ни за что, они вторично постановили соорудить заново двести двадцать судов. Когда все это в продолжение трех месяцев было кончено, чему нелегко верится, выбранные вновь консулы, Авл Атилий и Гней Корнелий, снарядили флот и вышли в море. Переплыв пролив, они в Мессене взяли с собою спасшиеся от крушения суда, пристали к сицилийскому Панорму  125 с тремястами кораблями и приступили к его осаде; в карфагенской части Сицилии это был самый значительный город. В двух местах они, между прочим, возвели осадные сооружения, затем подвезли машины. Находившаяся у моря башня скоро разрушилась; тогда солдаты силою проложили себе путь в Панорм, и так называемый новый город взят был приступом. Та же участь грозила и той части города, которая называется старым городом, почему жители скоро сдали ее неприятелю. Овладев Панормом, римляне отплыли назад в Рим, покинув в городе гарнизон.

39. В следующее за сим лето выбранные в консулы Гней Сервилий и Гай Семпроний вышли в море со всем флотом, прибыли в Сицилию, а оттуда направились в Ливию. Проходя вдоль берега, они делали очень частые высадки, в которых, однако, не совершили ничего замечательного; наконец пришли к острову лотофагов, именуемому Менингом  126 и лежащему в небольшом расстоянии от Малого Сиртиса. По незнанию римляне попали там на мелкое место, а когда с наступлением отлива корабли сели на мель, положение их стало весьма затруднительно. Впрочем, по прошествии некоторого времени неожиданно наступил прилив, и, только выбросив весь груз, римляне едва облегчили свои корабли настолько, чтобы сдвинуть их с мели. После этого они пошли назад, что походило на бегство. Подошедши к Сицилии, римляне обогнули Лилибей и стали на якоре у Панорма. Отсюда они неосторожно пустились в Рим через открытое море и снова застигнуты были бурей, так что потеряли больше ста пятидесяти судов.

После этого испытания римляне, как ни велико было честолюбие их, вынуждены были самою громадностью понесенных потерь отказаться от мысли снаряжать новый флот и, возлагая последние надежды на сухопутные силы, отрядили в Сицилию легионы с консулами Луцием Цецилием  127 и Гайем Фурием и вооружили командою шестьдесят кораблей только для доставки войску продовольствия.

Упомянутые неудачи римлян снова поправили положение карфагенян, ибо с удалением врага они беспрепятственно распоряжались на море, а на сухопутные войска возлагали большие надежды не без основания. Когда среди римлян распространилась молва о том, как слоны в ливийской битве разорвали боевую линию и растоптали множество воинов, они были так напуганы, что в продолжение двух лет, следовавших за этими событиями, они у Лилибея ли то, или в окрестностях Селинунта строились в боевой порядок на расстоянии пяти-шести стадии от неприятеля и в страхе перед нападением слонов ни разу не отважились ни начать битву, ни спуститься в равнину. За это время они взяли с помощью осады только Ферму  128 и Липару  129 , держась всегда местностей гористых и труднопроходимых. Поэтому римляне, замечая упадок духа и уныние в сухопутных войсках, переменили решение и отважились снова вступить на море. Затем они выбрали консулов Гайя Атилия и Луция Манлия, соорудили пятьдесят судов и усердно занялись набором солдат и изготовлением флота.

40. Главнокомандующий карфагенян Гасдрубал видел, что до сих пор римляне робели в боевых схватках; потом, он знал, что один из консулов с половиною войска возвратился в Италию, а другой, Цецилий, с остальным войском находится в Панорме для охраны созревшей жатвы у союзников. По этим причинам он быстро выступил со всем войском из Лилибея и разбил лагери на границах Панормской области. Цецилий замечал самоуверенность Гасдрубала и с целью вызвать его на решительные действия не выводил и своего войска из города. Воображая, что Цецилий не отваживается выйти против него, Гасдрубал становился все смелее и со всем войском стремительно двинулся через теснины в самую Панормскую область. Хотя он истреблял жатву до самого города, но Цецилий оставался верен принятому раз решению, и , наконец , довел Гасдрубала до того, что тот переправился через реку, протекающую перед городом. Когда карфагеняне перевели слонов и войско, Цецилий отрядил легковооруженных и тревожил неприятеля до тех пор, пока Гасдрубал не вынужден был выстроить в боевом порядке все свое войско. Таким образом, план Цецилия удался. Тогда он поставил часть легковооруженных перед стеною и канавою и отдал приказание нещадно пускать стрелы в слонов, если они будут наступать на них, если же будут подаваться назад, то бежать в канаву и оттуда метать стрелы в приближающихся животных. Находящимся на площади кузнецам он велел сносить метательное оружие и класть его снаружи стены у основания. Сам Цецилий с легионными солдатами стоял у ворот против левого неприятельского крыла, посылая легковооруженным все новые и новые подкрепления. Когда битва разгорелась, вожатые слонов, соревнуя Гасдрубалу и желая стяжать себе честь победы, устремились все на передовой отряд, легко обратили его в бегство и преследовали до канавы. Нападающие слоны получали раны от стрелков, поставленных на стене; вместе с тем в них метали с ожесточением и в массе дротики и копья те свежие еще воины, которые в боевом порядке стояли впереди канавы. Тогда поражаемые со всех сторон дротиками и раненые, звери вскоре пришли в исступление и, повернув назад, кинулись на своих, причем отдельных воинов топтали и давили, а ряды их приводили в беспорядок и разрывали. При виде этого Цецилий выступил поспешно с своим войском, нетронутым еще и стройным, ударил с фланга на расстроенные ряды неприятелей и вынудил их к поспешному отступлению, при этом многих карфагенян перебил, остальных обратил в стремительное бегство. Десять слонов вместе с индийцами  130 были взяты в плен; остальные скинули с себя индийцев и, окруженные конницею, были все захвачены после сражения. Этой удачей Цецилий, по общему мнению, восстановил бодрость духа в сухопутных войсках римлян, которые теперь снова отваживались овладеть полем сражения.

41. Когда в Рим прибыла весть об этой победе, римляне ликовали не столько потому, что с потерею слонов силы неприятеля были ослаблены, сколько потому, что победа над слонами ободрила собственных их граждан. Поэтому они снова смело обратились к первоначальному своему плану — отправить на войну консулов с флотом и морским войском и напрячь все силы к тому, дабы положить конец войне во что бы то ни стало. Заготовив все нужное к походу, консулы вышли по направлению к Сицилии с двумястами кораблями. Это был четырнадцатый год войны. Консулы пристали к Лилибею и, лишь только соединились с тамошними сухопутными легионами, приступили к осаде города, ибо, имея Лилибей в своей власти, они легко могли перенести войну в Ливию. Почти так же, как римляне, думали об этом и начальники карфагенян; почти так же и они представляли себе ход дел. Поэтому, отложив все прочее в сторону, карфагеняне заняты были только тем, чтобы оказать этому городу помощь, отваживаясь из-за него на борьбу и всяческие усилия, потому что иначе у них не оставалось никакой опоры в военных действиях, и вся Сицилия, за исключением Дрепан, попадала в руки римлян. Однако, чтобы сделать рассказ понятным и для читателей не знающих Лилибея, мы постараемся в немногих словах представить выгоды его положения.

42. Вся Сицилия по своему положению есть для Италии и оконечностей ее почти то же, что Пелопоннес для Эллады и ее мысов, с тою только разницею, что Пелопоннес — полуостров, а Сицилия — остров, ибо промежуточное пространство переходимо там по суше, здесь по морю. Сицилия имеет вид треугольника, причем вершинами отдельных углов служат мысы. Тот из мысов, который обращен на юг к Сицилийскому морю, называется Пахином  131 ; тянущийся к северу ограничивает западную часть пролива, отделен от Италии расстоянием стадий в двенадцать и называется Пелориадою. Третий мыс обращен к самой Ливии, расположен удобно против мысов, находящихся перед Карфагеном на расстоянии стадий тысячи; тянется он в направлении к зимнему западу * , отделяет Ливийское море от Сардинского и называется Лилибеем. Тут же лежит одноименный с мысом город, тот самый, который теперь осаждали римляне. Он был укреплен сильными стенами, окружен глубоким рвом и лагунами  132 ; через лагуны идет путь к гаваням, требующий, однако, большой опытности и навыка. У этого города  133 с обеих сторон его римляне расположились лагерем, а в промежутке двумя стоянками провели ров с валом и стеною; затем начали придвигать осадные сооружения к той башне, которая находится у самого моря и обращена к ливийским водам. К прежним сооружениям они присоединяли постоянно новые, подвигаясь все дальше, пока не разрушили шести башен, следовавших за тою, о которой сказано выше; в то же время все остальные башни они начали брать с помощью тарана  134 . Так как осаждающие действовали настойчиво и беспощадно и каждый день башни или грозили падением, или падали, а сооружения все дальше и дальше подвигались внутрь города, то среди осажденных распространилась сильная тревога и уныние, хотя в городе было помимо массы граждан около десяти тысяч наемников. Мало того: военачальник их Гимилькон  135 делал все, что было в его власти; он причинял врагу немало затруднений тем, что сооружал новые стены изнутри города или делал подкопы под сооружения неприятелей. Кроме того, он каждый день отправлялся в разные стороны, пытаясь узнать, нельзя ли поджечь неприятельские сооружения, ради чего выдерживал частые не в меру отважные стычки с неприятелем, дневные и ночные, в которых иной раз бывало убитых больше, нежели обыкновенно бывает их в правильных сражениях.

43. Тем временем некоторые из важнейших вождей наемников составили заговор для передачи города римлянам. В том убеждении, что подчиненные последуют за ними, они ночью тайком прошли из города в римский лагерь и с консулом вступили в переговоры об этом. Однако ахеец Алeксон, который раньше спас акрагантян, когда сиракузские наемники замышляли измену, теперь первый узнал о заговоре и заявил о том карфагенскому главнокомандующему. При этом известии главнокомандующий тотчас собрал оставшихся в городе вождей, убеждал и просил их, обещая при этом большие подарки и милости, если только они останутся верны ему и не примут участия в замыслах покинувших город товарищей. Так как предложение было принято охотно, то он немедленно отправил с ними к кельтам Ганнибала, сына того Ганнибала, который кончил жизнь в Сардинии, участвовал вместе с ним в походе и был им хорошо известен; к прочим наемникам послан был Алeксон, пользовавшийся их расположением и доверием. Посланные созвали отряды, обратились к ним с увещанием и, поручившись за подарки, обещанные каждому из них военачальником карфагенян, без труда уговорили их пребывать в верности договору. Поэтому, когда вожди, бежавшие чрез укрепления, возвратились  136 , подошли к городским стенам с целью склонить солдат к измене и передать им обещание римлян, наемники не только не последовали за ними, но не хотели и слушать их: метали в них камни и стрелы и так прогнали от стены. Таким-то образом карфагеняне при указанных выше обстоятельствах едва не потеряли всего по случаю измены наемников. От окончательной гибели уберег их теперь Алексон, тот самый, который своею преданностью спас не только город и поля акрагантян, но самые учреждения их и свободу.

44. Между тем в Карфагене не знали об этом ничего. Принимая в соображение обычные нужды осаждаемых, карфагеняне посадили команду на пятьдесят кораблей и, обратившись к воинам с подобающим увещанием, повелели начальнику их Ганнибалу  137 , сыну Гамилькара, триерарху  138 и первому другу Атарбала  139 , поспешно выступать в поход, при этом велели не медлить и при первом удобном случае смело подать помощь осажденным. Ганнибал вышел в море с десятью тысячами войска, бросил якорь у так называемых Эгусс  140 , что между Лилибеем и Карфагеном, и там выжидал момента для дальнейшего движения. Воспользовавшись попутным сильным ветром, он распустил все паруса и за ветром понесся прямо к самому входу в гавань. Команду свою он вооружил и готовую к бою поставил на палубах. Римляне частью вследствие внезапности появления неприятеля, частью из опасения, как бы ветер не загнал их вместе с неприятелем в гавань противника, решились задержать движение вспомогательного войска и, изумленные отвагою врага, остались на месте у морского берега. Между тем толпа людей, находившихся в городе, собралась на стенах в страхе за успех предприятия; теперь они были преисполнены радости по случаю неожиданного прибытия помощи и рукоплесканиями и криками ободряли подходящее войско. Смело и быстро пошел вперед Ганнибал, бросил якорь в гавани и беспрепятственно высаживал свою команду. Все горожане радовались не столько тому, что получили подкрепление, хотя через это надежды и силы их значительно возросли, сколько тому, что римляне не осмелились воспрепятствовать движению карфагенян.

45. При виде возбуждения и ревности в горожанах по случаю прибытия вспомогательного войска, а равно и в новоприбывших воинах, которые не испытали невзгод осаждаемых, начальник горожан Гимилькон желал воспользоваться не охладевшим еще пылом тех и других, чтобы бросить огонь в неприятельские сооружения и напасть на них, а потому созвал всех в собрание. Он обратился к ним с пространным приличным случаю увещанием и воспламенил в них рвение к битве обещанием щедрых наград, какие получит каждый за храбрость, напоминанием о милостях и подарках, какие всем им будут следовать от карфагенян. Все в один голос изъявили согласие и громко требовали, чтобы их немедленно вели в битву. Гимилькон похвалил собравшихся за ревность и распустил, отдав приказ пока отдыхать и ждать дальнейших распоряжений начальников. Вскоре после этого он созвал начальников, разделил между ними удобные для нападения пункты, объявил время и сигнал к нападению и приказал быть со своими подчиненными на назначенных местах ранним утром  141 . Распоряжения были точно выполнены. Тогда Гимилькон на рассвете вывел свое войско из города и во многих местах напал на сооружения. Римляне предвидели нападение и потому были готовы и не бездействовали; они поспешно являлись на помощь всюду, где было нужно, и сражались мужественно. Вскоре все силы противников были в деле, и около стены завязался жестокий бой, ибо из города вышло не менее двадцати тысяч человек, еще больше находилось за городом. Сражение было тем ожесточеннее, что боевой строй не соблюдался, солдаты дрались в беспорядке, кто с кем попало; в такой массе войск отдельные воины или отряды дрались между собою с жаром, обыкновенно отличающим единоборство. Шум и смятение были особенно слышны у самых сооружений. С обеих сторон те воины, которые сначала получили назначение одни оттеснить защитников сооружений, другие не выдавать этих последних, проявляли величайшее усердие к тому, чтобы выбить противника с занимаемого им места, а другие, чтобы ни за что не уступать его; потому сражающиеся погибали на тех самых местах, на которые поставлены были вначале. Между сражающихся кидались люди с факелами, паклей и огнем. Они нападали на машины разом со всех сторон и с такой отвагой, что римляне очутились в опаснейшем положении и не в силах были отражать нападение врага. Однако карфагенский военачальник видел, что многие его воины уже пали в битве, что он все-таки не может взять сооружений, ради чего и было начато дело; поэтому приказал играть отступление. Зато римляне, едва не потерявшие всего, овладели, наконец, своими укреплениями и все их удержали за собою нерушимо.

46. После этой битвы Ганнибал в ночную еще пору тайком от неприятеля отплыл во главе своих кораблей в Дрепаны  142 к карфагенскому военачальнику Атарбалу. Удобства местоположения и высокие достоинства дрепанской гавани побуждали карфагенян неослабно заботиться об охране местности. От Лилибея отстоит она стадий на сто двадцать.

Оставшиеся дома карфагеняне желали узнать о положении дел в Лилибее, но не имели к тому возможности, ибо часть их была заперта, а за другими существовал бдительный надзор. Тогда некий знатный гражданин Ганнибал, по прозванию Родосец  143 , предложил, что он проникнет в Лилибей и потом как очевидец доставит обо всем точные сведения. С радостью выслушали это предложение карфагеняне, но не верили в его осуществление, так как римский флот стоял на страже у входа в гавань. Между тем Ганнибал снарядил свой собственный корабль и вышел в море. Достигши какого-то острова из тех, что лежат перед Лилибеем, он в четвертом часу на следующий день, гонимый попутным ветром, вошел в гавань на виду у всех римлян, пораженных его отвагой. На другой день он немедля пустился в обратный путь. Между тем римский консул с целью надежнее охранить вход в гавань снарядил ночью десять быстрейших кораблей, сам стал у гавани и наблюдал за происходящим; тут же было и все войско. По обеим сторонам от входа в гавань корабли подошли возможно ближе к лагунам и с поднятыми веслами выжидали момента, когда карфагенский корабль будет выходить, чтобы напасть на него и захватить. Родосец вышел в море на глазах у всех и до того изумил неприятелей дерзостью и быстротою, что не только вышел невредимым со своим кораблем и командою и миновал неприятельские суда, остававшиеся как бы в оцепенении, но, отойдя на небольшое расстояние вперед, остановился и вызывающе поднял весло. При быстроте его гребли, никто не дерзнул выйти против него в море, и Ганнибал с единственным кораблем ушел, к стыду всего неприятельского флота. Так как он повторял то же самое многократно и впоследствии, то оказал карфагенянам большую услугу, их он извещал обо всех нуждах осаждаемых, ободрял, а римлян повергал своею смелостью в смущение.

47. Помимо смелости ему помогало больше всего то, что он по опыту в точности знал, как проникнуть в гавань между мелями. Проплыв открытое море и показавшись перед гаванью, он делал такой поворот, как бы выходил из Италии, и направлялся к приморской башне так, что эта последняя прикрывала собою все прочие башни, обращенные к Ливии; только этим способом и можно было попасть при попутном ветре в устье гавани. Отвага Родосца внушала смелость многим другим людям, сведущим в местности к подобному образу действий, что ставило римлян в затруднительное положение. Они попытались было запереть устье гавани плотиною. Но на очень многих пунктах попытки их при значительной глубине моря не вели ни к чему: все, что ни бросали они в море, не держалось в нем на месте, но при самом опускании в воду относилось в сторону и разбивалось на части волною и быстрым течением. Наконец, в одном мелком месте удалось с большим трудом возвести плотину; на ней-то сел на мель четырехпалубник, выходивший в море по ночам, и попал в руки римлян: он сколочен был замечательно искусно. Захватив судно и вооружив его отборной командой, римляне наблюдали за всеми входящими в гавань, особенно за Родосцем. Случилось как раз так, что в ночную пору он проник в гавань, а затем снова на виду у всех вышел в открытое море. При виде четырехпалубника, который покинул стоянку в одно время с его собственным судном  144 , Ганнибал узнал корабль и смутился. Сначала он пытался было ускорить ход и бежать, но, так как искусные гребцы уже настигали его, Ганнибал вынужден был повернуть судно назад и вступить в борьбу с неприятелем. Однако корабельные воины, превосходившие карфагенян численностью и состоявшие из отборных граждан, взяли верх, и Ганнибал попал в плен. Овладев и этим прекрасно сколоченным кораблем, римляне приспособили его к битве и теперь положили конец смелым попыткам проникать в Лилибей.

48. Между тем как осажденные настойчиво восстановляли то, что разорял неприятель, и отказались уже от мысли повредить или разрушить сооружения римлян, поднялась буря, с такой силою и стремительностью обратившаяся на передние части машин, что сорвала навесы и опрокинула стоявшие перед навесами и прикрывавшие их башни. Некоторые из эллинских наемников находили этот момент благоприятным для разрушения неприятельских укреплений и сообщили свой план военачальнику. Гимилькон принял совет, быстро изготовил все нужное для приведения замысла в исполнение, затем молодые люди соединились и в трех местах бросили огонь в осадные машины. Сама давность этих построек, казалось, подготовила легкое воспламенение их, к тому же ветер дул прямо против башен и машин; поэтому огонь распространялся быстро и неудержимо, и все меры римлян задержать пламя и защитить постройки оказывались бесполезными и недействительными. Пожар наводил такой ужас на защитников, что они не могли ни видеть, ни понимать того, что творилось. Многие из них, покрываемые налетавшею золою, искрами и густым дымом, падали и погибали прежде, чем подойти к огню и защитить горевшее. Одно и то же обстоятельство делало затруднительным положение противника и благоприятствовало поджигателям. Ибо все, что могло затемнять свет и причинять ушибы, относилось ветром в сторону неприятеля; напротив, все, что бросали и метали карфагеняне в защитников укреплений или в самые укрепления с целью разрушить их, падало по назначению: метающие видели перед собою местность, а сила полета увеличивалась от дуновения ветра. Наконец разрушение охватило все до такой степени, что самые основания башен и наконечники таранов сделались негодными от огня. После этого римляне покинули надежду осадить город с помощью сооружений и кругом обвели его канавою и валом, впереди своей стоянки возвели стену и предоставили все времени. Наоборот, жители Лилибея восстановили разрушенную часть стены и теперь спокойно выдерживали осаду.

49. Когда весть об этом пришла в Рим, а вслед затем стали приходить многие свидетели с извещением о гибели большей части команды при защите сооружений и вообще при осаде, римляне поспешно набрали моряков и в числе почти десяти тысяч человек отправили их в Сицилию. Когда римляне переправились через пролив, а затем сухим путем прошли в лагерь, консул их Публий Клавдий  145 собрал трибунов  146 и объявил, что теперь пора идти всем флотом в Дрепаны, ибо, говорил он, вождь карфагенян Атарбал, состоящий в городе начальником, не приготовлен к нападению, ничего не знает о прибытии римской команды и пребывает в том убеждении, что римляне вследствие понесенных при осаде потерь не в силах выйти в море со своим флотом. Так как все одобрили его план, то Публий тотчас посадил на корабли прежнюю и новую команду; в воины выбрал способнейших солдат из всего войска; они шли охотно, потому что поход был недалекий и сулил верную добычу. Снарядив корабли, консул около полуночи выступил в море, не будучи замечен неприятелем. Сначала он шел тихо, оставляя берег по правую руку. На рассвете передовые корабли начали показываться у Дрепан; завидев их неожиданно, Атарбал сначала смутился. Однако он скоро оправился, понял наступательные замыслы неприятеля и решил испробовать все меры, выдержать всякое испытание, лишь бы не даться в осаду, которая подготовлялась столь явно. С этою целью Атарбал поспешно собрал команду на берег и через глашатая вызвал из города наемников. Когда все были в сборе, он краткою речью постарался внушить им надежду на победу, если они отважатся на морскую битву, и, напротив, предсказывал им лишения, сопряженные с осадою, если они не пойдут тотчас навстречу опасности. Собравшиеся жаждали боя и громко требовали вести их в дело немедленно. Атарбал похвалил воинов за усердие и отдал приказ садиться поскорее на корабли, не терять из виду его корабля и следовать за ним. Поспешно распорядившись, Атарбал отчалил первый и отправился в открытое море прямо под скалы не с той стороны гавани, по которой входил неприятель, но с противоположной.

50. Когда римский консул Публий увидел, что неприятель сверх всякого ожидания не уступает и не смущается его появлением, его собственные корабли находятся частью уже в гавани, частью у входа в нее, а третьи приближаются ко входу; он приказал всем кораблям повернуть назад и выйти из гавани. Находившиеся в гавани корабли столкнулись при повороте с теми, что были у входа в нее, а это вызвало невообразимое смятение среди людей; кроме того, сшибающиеся корабли ломали весла. Невзирая на это, корабельные начальники ставили у самого берега в боевую линию каждый выходивший в море корабль и быстро поворачивали их носами против неприятеля. Что касается самого Публия, который вначале следовал позади и замыкал собою весь флот, то теперь он на ходу повернул свой корабль в открытое море и занял левое крыло целого флота. В это самое время Атарбал с пятью боевыми кораблями  147 миновал левое крыло неприятеля, свой собственный корабль поставил носом против неприятельского со стороны открытого моря; вместе с тем отправлял через гребцов приказ каждому подходящему кораблю становиться подле него и поступать точно так же, как он. Когда все корабли выстроились в одну линию, он дал условленный сигнал и сначала наступал на врага в боевом порядке, тогда как римляне все еще держались берега в ожидании выходивших из гавани кораблей. Большие неудобства были для римлян от того, что им предстояло сражаться вблизи берега.

51. Когда противники приблизились друг к другу, с обеих сторон на начальнических кораблях даны были сигналы, и последовала схватка. Сначала бой был равный, потому что с обеих сторон сражались лучшие солдаты сухопутного войска. Однако все более и более перевес склонялся на сторону карфагенян, потому что положение их во всем этом деле было гораздо выгоднее неприятельского. Благодаря лучшему устройству кораблей и ловкости гребцов они далеко превосходили неприятеля в быстроте движений; много помогала им и постановка флота их в открытом море. Действительно, были ли корабли их теснимы неприятелем, они быстро и благополучно отступали в открытое место; поворачивали ли они потом свои корабли назад против выступивших вперед неприятельских, они или быстро огибали их, или нападали на них сбоку; в то время, как римские корабли при своей тяжести и неумелости команды поворачивались с трудом, карфагенские наносили им непрерывные удары и многие потопили. Если опасность угрожала какому-либо из собственных кораблей, карфагеняне своевременно являлись на помощь без вреда и опасности для себя, ибо заходили от кормы по открытому морю. В совершенно ином положении были римляне, именно: теснимые корабли не имели возможности отступить, так как римляне сражались у самого берега, а всякий раз, когда судно подвергалось жестокому натиску со стороны стоящего напротив неприятеля, оно или попадало на мель и садилось кормою, или оттеснялось к берегу и разбивалось. При тяжести своих кораблей римляне не могли врываться в середину неприятельских кораблей или нападать с тыла на те корабли, которые уже сражались с другими, — полезнейший прием в морском сражении. Наконец, римские корабли не могли помогать своим, нуждающимся в помощи с кормы, ибо заперты были у берега, и желающие подать помощь не имели даже небольшого свободного пространства для движений. Вообще положение римлян в этой битве было весьма невыгодно. При виде того, как одни корабли садятся на мель, другие выбрасываются на берег, консул решил бежать и с левого фланга пробирался у берега с тридцатью кораблями, которые случайно были подле него. Прочими судами в числе девяноста трех завладели карфагеняне, равно как и всею командою их, за исключением лишь тех людей, которые вместе с кораблями выброшены были на берег и спаслись бегством.

52. Такой исход битвы стяжал Атарбалу славу у карфагенян, ибо успех ее они приписывали его личной проницательности и отваге. Напротив, Публий потерял всякое уважение у римлян и подвергся тяжким укорам за легкомысленное и безрассудное поведение, причинившее Риму столь большие потери. Вот почему даже спустя некоторое время он был предан суду, наказан тяжелой пеней, и ему угрожала еще большая опасность. Однако и после этих неудач римляне до того были преисполнены жаждою всемирного владычества, что изыскивали все средства, какие были в их власти, дабы продолжать борьбу без перерыва. Поэтому, как только наступили выборы, они выбрали новых консулов и одного из них, Луция Юния  148 , немедленно отправили в поход с тем, чтобы он доставил осаждающим Лилибей войскам хлеб вместе с другими жизненными припасами и прочими предметами необходимости; сверх этого снарядили шестьдесят кораблей для прикрытия продовольственных судов. По прибытии в Мессену Юний присоединил к своим те корабли, которые вышли ему навстречу из римской стоянки и из остальной Сицилии, и поспешно переправился к Сиракузам, имея при себе сто двадцать судов и около восьмидесяти ластовых кораблей с продовольствием. Здесь он отпустил квесторов  149 с половиною ластовых кораблей и с несколькими длинными кораблями для возможно скорейшей доставки войску жизненных припасов. Сам он остался в Сиракузах, поджидая запоздавшие из Мессены корабли и принимая еще хлеб от материковых союзников.

53. Около того же времени Атарбал отослал в Карфаген взятых в морском сражении пленных и захваченные корабли. Товарищу своему по командованию войском, Карталону, он дал тридцать кораблей в дополнение к тем семидесяти, с которыми тот явился, и приказал ему напасть внезапно на неприятельские корабли, стоящие на якоре у Лилибеея, захватить из них столько, сколько можно будет, а остальные предать пламени. Во исполнение приказания Карталон к утру напал на врага, часть судов его сжег, другие увлек за собою, что вызвало сильное смятение в стоянке римлян. Римляне с криком поспешили на помощь к кораблям; наблюдавший за Лилибеем Гимилькон слышал это, а с рассветом увидел, что творится, и отрядил из города против неприятеля наемников. Опасность угрожала римлянам со всех сторон, и они пришли в большое смущение. Между тем начальник карфагенского флота увлек на буксире несколько неприятельских судов, другие разрушил, затем прошел некоторое расстояние от Лилибея по направлению к Гераклее с целью заграждать путь подходящим к стоянке римским судам. Когда соглядатаи известили, что близко подошло уже множество римских судов разного вида, он вышел в море, горя желанием сразиться, потому что после недавней победы презрительно относился к римлянам. В то же время лодки, обыкновенно опережающие флот, дали знать квесторам, ранее отправленным из Сиракуз, о наступлении врага. Квесторы находили свои силы недостаточными для морской битвы, а потому причалили к одному из подчиненных римлянам городков; гавани город не имел, но представлял удобную якорную стоянку, будучи закрыт береговыми утесами. Здесь квесторы сделали высадку, поставили добытые из города катапульты и камнеметательницы  150 и ожидали наступления врага. Подошедши к этому месту, карфагеняне сначала решили было повести осаду, полагая, что неприятель в страхе отступит в городок, а они беспрепятственно завладеют его судами. Но надежды карфагенян не оправдались, ибо римляне защищались храбро; к тому же самая местность представляла для карфагенян многие всевозможные неудобства. Поэтому они довольствовались тем, что взяли на буксир несколько судов со съестными припасами и отошли к какой-то реке; там бросили якорь и наблюдали за выходом в море неприятелей. [54.] Между тем остававшийся в Сиракузах консул привел свой план в исполнение, затем, обогнув Пахин, направился к Лилибею, ничего не зная о том, что случилось с отплывшими раньше судами. С другой стороны, начальник карфагенского флота, уведомленный о приближении нового врага своими соглядатаями, поспешно вышел в море, желая сразиться с римлянами возможно дальше от остального флота. Юний издалека еще завидел карфагенский флот и многочисленность судов его; но не решался вступать в бой, хотя не мог уже и бежать от неприятеля, который был близко; поэтому он уклонился к берегу и бросил якорь у крутой, во всех отношениях опасной местности. Юний предпочитал претерпеть все, лишь бы своего флота с командою не дать в руки врагам. Начальник карфагенского флота заметил это движение неприятеля, но почитал неудобным выходить на бой с ним и приближаться к столь опасным пунктам; поэтому он занял некий мыс, стал там на якоре между обоими флотами римлян и внимательно наблюдал за ними. Когда поднялась буря, а море угрожало еще большими опасностями впереди, карфагенские кормчие, благодаря знанию местности и опытности в своем деле, предусматривали и предсказывали грядущее, советуя Карталону обогнуть мыс Пахин и тем спастись от бури. Карталон благоразумно последовал их совету, и карфагеняне, правда, с большим трудом и опасностями, обошли мыс и заняли надежную стоянку. Зато флоты римлян, стоявшие у берегов, лишенных гаваней, пострадали настолько, что от них остались ни к чему негодные обломки. Разрушение обоих флотов было полное, превосходящее всякое вероятие.

55. После этого карфагеняне снова воспрянули духом, и надежды их опять оживились. Напротив, римляне, и раньше испытавшие неудачу, а теперь потерпевшие полное крушение, очистили море, хотя суша все еще была в их власти; карфагеняне господствовали на море, но не теряли надежды и на обладание сушею. Под тяжестью рассказанных выше бедствий горевали все римляне, как те, что оставались в Риме, так равно и те, что были в легионах у Лилибея; и все-таки не думали о снятии осады: одни с неослабным рвением подвозили по суше съестные припасы, другие напрягали все свои силы к осаде города. Консул Юний после кораблекрушения отправился в лагерь. Горюя о понесенных потерях, он жаждал новых славных подвигов, чтобы в бою загладить прежние неудачи. Поэтому лишь только представился ему удобный случай, Юний хитростью захватил Эрикс  151 , овладел святилищем Афродиты и городом. Эрикс — тянущаяся вдоль моря гора Сицилии, на той стороне ее, которая обращена к Италии, между Дрепанами и Панормом, ближе к границе Дрепан; по величине Эрикс далеко превосходит все горы Сицилии, кроме Этны. На плоской вершине этой горы находится святилище Эрикской Афродиты, по общему мнению значительнейшее из всех святилищ Сицилии по богатству и роскоши. Город расположен под горной вершиной; к нему ведет очень длинный и крутой путь. Гребень горы консул занял стражей, равно как и проход к ней от Дрепан; зорко оберегал он оба пункта, особенно подъем на гору, в том убеждении, что этим именно способом обеспечивает за собою обладание и городом, и целою горою.

56. Между тем карфагеняне избрали себе в военачальники Гамилькара  152 , по прозванию Барка, и ему доверили командование флотом. Гамилькар взял с собою флот и отправился опустошать Италию. Был восемнадцатый год войны. По опустошении Локриды и Бруттийских полей  153 Барка отплыл со всем флотом к Панормской области и занял местность, лежащую между Эриксом и Панормом и называющуюся «на Герктах»  154 ; по безопасности и удобствам для стоянки и долговременного пребывания войска она представляет наилучший пункт в Сицилии. Действительно, гора эта со всех сторон обрывиста и над окружающею местностью поднимается на значительную высоту. Верхнее кольцо ее имеет в окружности не меньше ста стадий, а обнимаемое им пространство изобилует пастбищами и удобно для обработки, доступно действию морского воздуха и совершенно свободно от ядовитых животных. Как со стороны моря, так и с той, которая обращена внутрь материка, гора имеет крутые неприступные обрывы; промежутки между ними могут быть легко и скоро укреплены. Кроме того, на плоской вершине возвышается бугор, который служит вместе с кремлем и прекрасным наблюдательным пунктом над расстилающейся внизу страной. У подножья горы есть гавань, удобная для перехода от Дрепан и Лилибея к Италии и всегда имеющая воду в изобилии. К горе этой существует всего три прохода, очень трудных; два из них идут из материка, а один от моря. На этом-то последнем пути расположился лагерем Гамилькар, что было большою смелостью, ибо он не имел на своей стороне ни одного города, ни на какую помощь не рассчитывал и врезывался в середину врагов. Тем не менее он причинял римлянам большие затруднения и подвергал их серьезным опасностям. Отправляясь отсюда своими кораблями, он прежде всего занялся опустошением италийского побережья до области кумеян. Потом, когда римляне на суше перед городом Панормом расположились против него лагерем на расстоянии стадий пяти, [57] Гамилькар в течение почти трех лет давал им битвы на суше частые и многообразные; подробное описание их было бы невозможно. Дело в том, что в борьбе замечательных кулачных бойцов, блистающих храбростью и искусством, когда они в решительном бою за победу неустанно наносят удар за ударом, ни участники, ни зрители не могут разглядеть или предусмотреть отдельных ударов и ушибов, хотя и могут получить довольно верное представление о ловкости, силе и мужестве борющихся по общему напряжению сил их и по обоюдному упорству в состязании: точно то же было и с военачальниками, о коих идет теперь речь. И в самом деле, историку нельзя было бы исчислить все поводы и подробности тех взаимных засад, наступлений и нападений, какие происходили между воюющими ежедневно, да и читателю описание это показалось бы утомительным и совершенно бесполезным. Легче можно оценить названных выше военачальников из общего рассказа о борьбе и об окончательном исходе ее. Ибо теперь испытаны были все военные хитрости, какие только знает история, все уловки, какие требовались обстоятельствами времени и места, все то, в чем проявляются необычайные отвага и сила. Однако по многим причинам решительная битва была невозможна: силы противников были равны, укрепления их были одинаково сильны и недоступны, а разделяющее стоянки расстояние было весьма незначительно. Вот главным образом почему происходили ежедневно небольшие схватки и почему не могло быть какого-либо решительного дела. Всегда выходило так, что участвовавшие в бою гибли в самой схватке, а все те, кому удавалось отступить, быстро укрывались от опасности за своими окопами, откуда снова выходили на битву.

58. Вдруг судьба, подобно ловкому устроителю состязания  155 , вывела воюющих из описанного выше положения, заменила прежнюю борьбу более опасною, а борющихся заперла на меньшем еще пространстве, именно: так как римляне занимали вершину Эрикса и его подножье, о чем сказано у нас выше, то Гамилькар овладел городом эриклян, лежащим между вершиною и разбитым у подошвы горы лагерем. Теперь те римляне, которые занимали вершину горы, мужественно выдерживали борьбу и лишения осаждаемых. С другой стороны, карфагеняне обнаруживали невероятную стойкость, ибо неприятель теснил их со всех сторон, жизненные припасы получались с трудом, потому что сообщение с морем они имели в одном только месте и в одном направлении. И здесь обе стороны пустили в ход одна против другой всю изворотливость и силу, какие потребны в деле осады, претерпели всевозможные лишения, испытали все виды нападения и обороны, пока, наконец «не пожертвовали победного венка богам»  156 не потому, как уверяет Фабий, что не в силах были терпеть дольше, но потому что сделались нечувствительными к страданиям и неодолимыми. И в самом деле, прежде чем одним удалось одолеть врага, хотя и на этом месте противники боролись в течение двух лет, конец войне положен был иным способом.

Таково было положение дел на Эриксе и в сухопутных войсках, а самые государства противников уподоблялись породистым дышащим боем петухам  157 . Не раз такие птицы, потеряв от изнеможения способность владеть крыльями, находят себе опору в собственной отваге и продолжают наносить друг другу удары, пока, наконец, сами собой не кидаются друг на друга, быстро сцепливаются, и тогда один из них падает замертво. Подобно этому, римляне и карфагеняне, утомленные трудами непрерывной борьбы, истощены были вконец, а налоги и расходы, удручавшие их долгое время, подорвали их силы.

59. Так и римляне сохраняли душевную твердость, хотя уже в течение почти пяти лет совершенно отказались от моря частью вследствие понесенных неудач, частью потому, что считали для себя возможным кончить войну только сухопутными силами. Теперь они увидели, что расчеты их не оправдались главным образом благодаря отваге военачальника карфагенян и решились в третий раз попытать счастья в морской войне. Руководились они убеждением, что этим только способом война может окончиться выгодно для них, если предприятие поведено будет как следует, что, наконец, и удалось им. Покинуть море в первый раз вынудили их обрушившиеся случайно бедствия, второй раз поражение в битве при Дрепанах. Теперь они делали третью попытку и, победив карфагенские войска на Эриксе, лишив их подвоза жизненных припасов со стороны моря, завершили борьбу. То, что римлян наибольше побуждало к войне, был воинственный дух их. Средств для осуществления плана в государственной казне не было; но они были добыты благодаря рвению и любви к отечеству правителей государства. По мере своих средств каждый гражданин сам по себе или вдвоем и втроем с другими обязывался доставить оснащенное пятипалубное судно, причем издержки на это только в случае счастливого исхода предприятия должны были быть возмещены казною. Таким-то способом быстро было заготовлено двести пятипалубных судов; сооружены они были по образцу корабля Родосца; затем римляне выбрали в консулы Гайя Лутация  158 и в начале лета отправили флот в море. Неожиданно появился он у берегов Сицилии, овладел гаванью Дрепан и якорными стоянками у Лилибея, так как весь флот карфагенян возвратился домой. Возведя укрепления вокруг города Дрепан и сделав все прочие приспособления, римский консул повел осаду всеми возможными средствами. Вместе с тем он предвидел прибытие карфагенского флота и памятовал первоначальное решение, что война может быть кончена только морским сражением; поэтому, не желая терять время в бездействии, он каждый день испытывал свою команду, делал с нею соответствующие упражнения и вообще прилагал все усилия к обучению ее, так что в самое короткое время сделал своих моряков совершенно годными для предстоящего дела.

60. Получив неожиданное известие, что римский флот находится в море и снова господствует на нем, карфагеняне тотчас снарядили свои корабли. Нагрузив их хлебом и всеми нужными припасами, они немедленно отправили флот свой в море, будучи озабочены тем, чтобы войско на Эриксе ни в чем не терпело недостатка. Начальником морских сил они назначили Ганнона. Выйдя в море и пристав к острову, именуемому Гиерою  159 , Ганнон старался тайком от неприятелей проникнуть к Эриксу с целью выгрузить там припасы и облегчить корабли, забрать с собою годных наемников в корабельные воины, в том числе Барку, и потом вступить в битву с неприятелем. Между тем Лутаций узнал о прибытии Ганнона с войском и угадал его замыслы, отобрал из сухопутного войска наилучших солдат и подошел к острову Эгусе, лежащему перед Лилибеем. Здесь он обратился к войску с подобающим воззванием, а кормчим объявил, что на следующий день будет морское сражение. Утром, когда рассвело уже, Лутаций видел, что неприятелю благоприятствует сильный ветер, что для его кораблей плавание будет затруднено противным ветром, притом на сильно волнующемся море  160 ; поэтому сначала колебался, как поступить. Но в то же время он соображал, что, если решится на бой невзирая на бурю, то будет иметь дело с Ганноном, только с его войсками и с флотом, нагруженным хлебом. Если, напротив, он будет выжидать погоды и медлительностью своею допустит, чтобы неприятель переправился и соединился с сухопутным войском, то будет сражаться против кораблей быстрых, не имеющих на себе груза, против отборнейшей части сухопутных войск и, что самое главное, против отважного Гамилькара: более грозной опасности тогда не было ничего. Итак, Лутаций решил не пропускать удобного случая. Завидев неприятельские корабли с распущенными парусами, он поспешно вышел из гавани. Ловкая команда с легкостью преодолевала силу волны, и поэтому он быстро выстроил свои корабли в одну линию и носами вперед поставил против неприятеля.

61. Когда карфагеняне увидели, что дальнейший путь им отрезан римлянами, они убрали паруса и, находясь на своих кораблях, ободряли друг друга и начали битву. Так как военные средства врагов были противоположны тем, с какими они сражались на море у Дрепан, то соответственно тому и исход обоих сражений должен был получиться обратный. Действительно, римляне изменили устройство своих кораблей и удалили с них весь груз, ненужный для морской битвы; хорошо обученные гребцы прекрасно исполняли свое дело; наконец, корабельными воинами у них были отборнейшие люди из сухопутного войска, не привыкшие отступать. Что касается карфагенян, то положение их было совершенно иное. Корабли их, нагруженные припасами, были неловки в боевых движениях; гребцы их были совсем не обучены и посажены на корабли лишь в минуту опасности; воины их были новобранцы и совершенно не испытанные в трудностях и опасностях войны. Дело в том, что к морским силам римлян они относились весьма пренебрежительно и никак не рассчитывали, что римляне попытаются снова утвердиться на море. Вот почему с самого начала битвы карфагеняне оказались слабее римлян на многих пунктах боевой линии, были побеждены, причем пятьдесят кораблей их потоплено, а семьдесят вместе с командою взято в плен. Остальной флот с распущенными парусами под попутным ветром отступил к острову Гиере; на их счастье ветер неожиданно переменился и вовремя помог им.

62. Итак, римский консул возвратился под Лилибей к своему войску и принял необходимые меры относительно захваченных кораблей и людей, что было нелегко, ибо пленных взято было немного меньше десяти тысяч человек. С другой стороны, карфагеняне, хотя сверх всякого ожидания потерпели поражение, обнаруживали прежнюю готовность к борьбе, прежний воинственный дух и рвение, но затруднялись в способах вести ее. Ибо море было теперь во власти неприятеля, и они не могли уже доставлять продовольствие своему войску в Сицилии, а отказавшись от надежд на то войско и как бы даже выдав его неприятелю, карфагеняне не знали, откуда добыть для войны и солдат, и вождей. Поэтому они немедленно отправили гонцов к Барке и давали ему неограниченные полномочия. Барка исполнил долг военачальника честно и разумно, именно: до тех пор пока положение дел допускало какую-нибудь надежду на успех, он не останавливался ни перед какими усилиями и опасностями и, как подобает военачальнику, испытал все средства, обещавшие победу. Но когда положение ухудшилось и у него не оставалось более никакой надежды на спасение вверенных ему воинов, Барка сознательно и благоразумно покорился обстоятельствам и отправил к римлянам послов для переговоров об окончании войны и заключении мира. От вождя требуется, чтобы он умел одинаково верно определять моменты как для победы, так и для отступления. Лутаций с радостью принял предложение Барки, ибо ему известно было, что сами римляне истощены войною и тяготятся бременем ее; поэтому войне положен был конец на таких приблизительно условиях: «На нижеследующих условиях, если они угодны будут и народу римскому, должна быть дружба между карфагенянами и римлянами: карфагеняне обязаны очистить всю Сицилию, не воевать с Гиероном, не ходить войною ни на сиракузян, ни на союзников их; карфагеняне обязаны выдать римлянам всех пленных без выкупа; карфагеняне обязаны уплатить римлянам в продолжение двадцати лет две тысячи двести эвбейских талантов серебра»  161 .

63. Когда условия эти были доставлены в Рим, народ не принял их и отправил десять граждан в Сицилию для расследования дела. По прибытии на место уполномоченные оставили неизменным существо договора, лишь некоторые обязательства карфагенян усилили, именно: срок уплаты они сократили наполовину, прибавили еще тысячу талантов и обязали карфагенян очистить все острова, лежащие между Италией и Сицилией.

Такой конец имела война из-за Сицилии между римлянами и карфагенянами, и таковы были условия мира. Длилась она непрерывно двадцать четыре года и была продолжительнее, упорнее и важнее всех войн, какие известны нам в истории  162 . Не говоря о прочих битвах и средствах вооружения, о чем рассказано нами выше, в одном из сражений противники выставили более пятисот, а в другом немного меньше семисот пятипалубных судов. В этой войне римляне потеряли до семисот пентер, считая и погибшие в кораблекрушениях, а карфагеняне до пятисот. Поэтому люди, в коих вызывают удивление морские сражения и флоты Антигона, Птолемея и Деметрия, наверное должны быть поражены чрезмерностью этих событий. Далее, если кто пожелает сравнить между собою пятипалубные и те трехпалубные суда, на каких персы воевали с эллинами, а потом афиняне с лакедемонянами, то он увидит, что раньше никогда еще подобные силы не вступали в борьбу на море. Отсюда ясно, что римляне не случайно и бессознательно, как думают о том некоторые эллины, но с верным расчетом и по изощрении своих сил в столь многочисленных и важных битвах, не только возымели смелую мысль о подчинении и покорении мира, но и осуществили ее; доказать это мы поставили себе целью с самого начала.

64. Быть может, кто-либо спросит, почему римляне, завоевав мир и достигнув могущества, во много раз превосходящего прежнее, не в силах теперь ни снарядить такое количество кораблей, ни выступать в море со столь сильными флотами. На вопрос о причинах этого можно будет дать ясный ответ, когда мы приступим к изложению государственного устройства римлян; и нам не следует говорить о нем лишь мимоходом, и читателю не подобает относиться к нему без должного внимания. Действительно, невзирая на его достоинства, государственное устройство римлян остается до сих пор, можно сказать, почти совсем неизвестным по вине историков. Одни из них не знают предмета, другие дают неясное и совершенно бессодержательное описание. Как бы то ни было, в описанной выше войне оба государства оказались равносильными как по смелости замыслов и могуществу, так в особенности по ревнивому стремлению к господству; но что касается граждан, то во всех отношениях римляне проявили большую доблесть. Наконец, величайшим вождем того времени по уму и отваге должен быть признан Гамилькар, по прозванию Барка, родной отец того Ганнибала, который впоследствии воевал с римлянами.

65. По заключении мира государства подверглись у себя дома почти одинаковым испытаниям, именно: оба они вовлечены были в домашнюю войну  163 , римляне с так называемыми фалисками  164 ; войну эту они кончили скоро и счастливо, в несколько дней овладев их городом. В то же самое время у карфагенян была война с наемниками, нумидянами, а равно с отложившимися ливиянами, война немаловажная и трудная, в которой они претерпели много серьезных опасностей и под конец вынуждены были бороться не только за свою землю, но даже за самое существование свое и своей родины. Война эта заслуживает упоминания по многим причинам, но согласно нашему первоначальному плану мы расскажем о ней в немногих словах лишь существенное. Какого свойства бывает война, обыкновенно именуемая войною на жизнь и на смерть, и каков бывает ход ее, лучше всего можно понять из тогдашних событий; равным образом из тогдашнего положения карфагенян яснее всего можно видеть, чего должны ждать и заблаговременно остерегаться те государства, которые пользуются наемными войсками, в чем состоит и как велика разница между народами смешанными и варварскими, с одной стороны, и народами, воспитанными в законном порядке и государственных учреждениях — с другой. Наконец, что важнее всего, из событий того времени можно уразуметь причины, по которым при Ганнибале возникла война между римлянами и карфагенянами. Для людей любознательных полезно будет усвоить себе возможно более точное представление о войне, о причинах коей до сих пор существует разногласие не только между историками, но и в среде самих участников ее.

66. Коль скоро заключен был упомянутый выше мир, Барка увел стоявшее на Эриксе войско к Лилибею и вслед за сим сложил с себя звание главнокомандующего; переправою войска занялся начальник города Гескон  165 . В предвидении беспорядков он нарочно отправлял войско на кораблях по частям и самую отправку производил с промежутками. Этим он желал дать время карфагенянам — по мере прибытия наемников и уплаты им остающегося жалованья отпускать их заблаговременно из Карфагена на родину прежде, чем принимать новый отряд, переправляющийся вслед за ними. Вот что имел он в виду, когда в таком порядке производил отправку войска из Лилибея. С другой стороны, карфагеняне, перед этим понесшие большие расходы, нуждались в деньгах и полагали, что им удастся склонить наемников к отказу от следующей им части жалованья, если все они соберутся в Карфаген; в этой надежде они задерживали прибывающих воинов и оставляли в городе. Однако вследствие весьма частых преступлений, совершаемых ночью и днем, карфагеняне стали опасаться проявлений буйства в толпе и прежде всего потребовали от вождей, чтобы те, пока будет собрано жалованье и до прибытия остального войска, отвели всех наемников в город, именуемый Сиккою, причем каждый из них получал золото на необходимейшие нужды. Радостно выслушали наемники весть о выступлении из города и только желали оставить в нем свои пожитки, что делали они и вначале, ибо им предстояло очень скоро возвратиться в город за получением жалованья. Но карфагеняне были сильно озабочены тем, что некоторые из наемников, давно уже возвратившиеся в город, из тоски по детям и по женам или не пожелают уходить вовсе или после ухода возвратятся снова к своим пожиткам, и, таким образом, город ничуть не избавится от беспорядков. Вследствие этой тревоги карфагеняне, невзирая на отказ, беспощадно принуждали наемников забирать пожитки с собою. Между тем, собравшись все в Сикке, наемники предавались разгулу: после долгих трудов они жили теперь вольною и праздною жизнью, что бывает очень вредно для наемных войск и служит, можно сказать, источником и единственной причиной волнений. Вместе с тем некоторые из них на досуге начали рассчитывать не выданные им остатки жалованья и увеличивать их, а потом, насчитав сумму, которая во много раз превосходила действительно следовавшую им, они заявили, что ее-то и нужно требовать от карфагенян. К тому же они вспоминали обещания, которыми ободряли их начальники в минуты опасностей, а потому питали в душе смелые надежды и нетерпеливо ждали прибавки жалованья. [67.] В то время, как наемники были в сборе в Сикке  166 , к ним явился Ганнон, тогдашний начальник карфагенской Ливии; он не только не удовлетворил их ожиданий и не исполнил прежних обещаний, но еще, ссылаясь на тягость налогов и вообще на стесненное положение государства, пытался склонить воинов к отказу от некоторой доли причитающегося им жалованья. Это не замедлило вызвать споры и волнения; наемники постоянно собирались толпами — или по племенам, или все без различия. Так как наемные войска принадлежали не к одному племени и говорили на разных языках, то люди не понимали друг друга, и в стоянке царили шум и смятение. Дело в том, что карфагеняне постоянно имели у себя на службе наемников различных стран и, составляя войско из многих народностей, добивались того, что наемники с трудом и нескоро столковывались между собою, повиновались начальникам и не были для них опасны; но карфагеняне попадали в гораздо большее затруднение, когда им приходилось увещевать, успокаивать и разубеждать наемников в случаях раздражения их, гнева и волнений. И в самом деле, раз этими войсками овладевают недовольство и смута, они ведут себя не как люди и под конец уподобляются, диким зверям, впадают в бешенство. То же случилось и теперь. Войска состояли частью из иберов и кельтов, частью из лигистинов и балеарян, и лишь немного было полуэллинов  167 , большею частью перебежчики и рабы; самую многолюдную долю наемников составляли ливияне. Таким образом, невозможно было ни собрать их всех вместе, ни придумать относительно их какое-либо средство. Да и как сделать это? Не может же начальник знать языки всех народов; едва ли, можно сказать, не труднее еще обращаться к собранию через нескольких переводчиков и об одном и том же предмете говорить четыре-пять раз. Оставалось одно: обращаться с требованиями и увещаниями к солдатам через начальников, что неустанно пытался тогда делать Ганнон. Но и начальники понимали не все, что говорилось; а иной раз, соглашаясь с главнокомандующим, они передавали толпе совсем не то, одни по ошибке, другие со злым умыслом; следствием этого были вообще непонимание, недоверие и беспорядок. Ко всему прочему присоединилось еще подозрение, будто карфагеняне намеренно прислали к ним не одного из тех начальников, которые знали сицилийские дела и давали обещания наемникам, но такого, который не присутствовал ни при одном деле. Наконец, не придя к соглашению с Ганноном и питая недоверие к начальникам отдельных частей, наемные войска в гневе на карфагенян направились к их городу и в числе двадцати тысяч с лишним расположились лагерем у так называемого Тунета стадиях в ста двадцати от Карфагена.

68. Теперь, когда ничто не помогало, карфагеняне ясно поняли свои ошибки. Большою неосторожностью было и то уже, что они такое количество наемных солдат собрали в одном месте, не имея никакой опоры на случай сражения в войсках из собственных граждан, а еще большею ошибкою была отправка из города вместе с наемниками детей их, женщин и всех пожитков. Имей все это в залоге, они могли бы спокойнее обсудить разразившуюся над ними беду, да и враги их были бы уступчивее в своих требованиях. Теперь же, устрашенные близостью неприятельской стоянки, карфагеняне соглашались на все, лишь бы смирить их гнев. Они отправили из города обильные запасы различных предметов необходимости и продавали их так и по той цене, как хотели и какую назначали мятежники; кроме того, посылали к ним одного сенатора за другим с обещанием исполнить по мере возможности всякое требование их. Однако наемные войска каждый день измышляли что-нибудь новое, становились все наглее, потому что видели тревогу и упадок духа в карфагенянах. К тому же вспоминая сражения свои в Сицилии против римских легионов, они преисполнились уверенностью в том, что не только карфагенянам, но и всякому иному народу трудно бороться с ними. Поэтому лишь только карфагеняне сделали им уступку касательно жалованья, они тотчас пошли дальше и потребовали вознаграждения за павших лошадей. Когда и это было принято, войска поставили новое требование, чтобы за тот хлеб, который должны были им давно уже, карфагеняне заплатили по наивысшей цене, до какой поднималась она в военное время. Вообще мятежники постоянно подыскивали что-либо новое, делая невозможным всякое соглашение, ибо в среде их было много людей развращенных и беспокойных. Тем не менее карфагеняне обещали все возможное и, наконец убедили их доверить решение спора одному из бывших военачальников в Сицилии. Гамилькаром Баркою, под начальством которого воевали в Сицилии, наемники были недовольны под тем предлогом, что он не явился к ним в звании посла, тем самым обидел их, что добровольно сложил с себя полномочие главнокомандующего. Напротив, к Гескону они настроены были дружелюбно, к тому самому, который был военачальником их в Сицилии и проявлял о них вообще большую заботливость, наипаче при переправе из Сицилии. На него-то и возложено было решение спора.

69. Гескон с деньгами прибыл к ним морем и, пристав к Тунету, созвал прежде всего начальников, потом по племенам собрал простых солдат. Он то порицал их за прошлое, то старался разъяснить им настоящее, но больше всего обращал их внимание на будущее и убеждал относиться благожелательно к тем, которые издавна платили им жалованье за службу. В заключение он приступил к разрешению спора о недоданном им жалованье, причем производил и уплату по племенам. Был здесь некий кампанец по имени Спендий, раб, перебежавший от римлян к карфагенянам, человек необычайной силы и отважный на войне. Он опасался, что господин его может явиться в Карфаген и получить его обратно, а по римским законам он подлежал позорной смерти  168 ; поэтому Спендий говорил дерзко и делал все для того, чтобы не допустить до примирения наемников с карфагенянами. Заодно с ним действовал некий ливиец Матос, хотя человек свободный и участвовавший в походе, но больше всех мутивший во время описанных выше беспорядков. Из страха, как бы не понести наказания одному за всех, он разделял настроение Спендия и, обратившись к ливиянам, доказывал, что с получением всеми другими народами жалованья и с удалением их на родину, карфагеняне на них одних обратят свой гнев и пожелают подвергнуть их тяжкой каре, дабы застращать всех ливиян. Подобные речи быстро вызвали возбуждение в толпе, и под тем ничтожным предлогом, что Гескон, выдавая им жалованье, отсрочивает все-таки вознаграждение за хлеб и за лошадей, немедленно сбежались в собрание. С напряженным вниманием слушали ливияне нападки и обвинения Спендия и Матоса против Гескона и карфагенян. Если выступал теперь кто-либо другой с советом, они не дожидались конца речи и, не зная еще, соглашается ли говорящий со Спендием или возражает ему, тут же побивали его камнями. Так убили они немало на этих сборищах и начальников, и простых людей. Толпа понимала одно только слово: «бей!», потому что наемники били не переставая, особенно когда сбегались на сборище опьяненные за обедом. Тогда, лишь только кто-нибудь начинал свою речь словом «бей!», они, услышав это, со всех сторон быстро кидались бить, и выступившему с речью уже не было спасения. Поэтому никто более не дерзал подавать советы, и ливияне выбрали себе вождями Матоса и Спендия.

70. Всюду Гескон видел возбуждение и смуты. Но будучи озабочен больше всего благом родины и понимая, что, наверное, самому государству карфагенян грозит беда, раз наемные солдаты обращались в диких зверей, он с опасностью жизни продолжал настойчиво действовать по-прежнему, то призывая к себе начальников, то собирая и увещевая солдат по племенам. Потом, так как ливияне не получили еще жалованья и дерзко требовали его, Гескон с целью смирить их наглость предложил требовать денег от вождя своего, Матоса. При этих словах наемники пришли в такую ярость, что не рассуждая ни минуты, бросились прежде всего грабить лежавшие тут же деньги, потом схватили Гескона и его товарищей-карфагенян. Соумышленники Матоса и Спендия понимали, что война возгорится скорее всего в том случае, если войска совершат какое-либо деяние, противное законам и правам народов, а потому поощряли неистовства толпы, расхищали вместе с деньгами и пожитки карфагенян, а Гескона и его товарищей с обидами и насилием заковали в цепи и отдали под стражу. Теперь наемники были уже в открытой войне с карфагенянами, потому что учинили преступный заговор и нарушили общие всем народам права.

Вот по какой причине и каким образом вспыхнула война у карфагенян с наемниками, именуемая также ливийскою. Соумышленники Матоса, учинив рассказанное выше, тотчас разослали послов в ливийские города с призывом к свободе и с просьбою помогать им и действовать заодно с ними. Почти все ливияне вняли этому призыву к возмущению против карфагенян и охотно доставляли жизненные припасы и вспомогательные отряды. Мятежники вслед засим разделили свои силы, причем одна часть приступила к осаде Утики  169 , другая — Гиппакрит  170 , ибо города эти не пожелали примкнуть к восстанию.

71. До сих пор карфагеняне извлекали средства к частной жизни из произведений своих полей, а государственную казну и общественные запасы пополняли из доходов Ливии, кроме того, войну вели обыкновенно силами наемных войск; теперь вдруг они не только теряли все эти средства, но и видели, что они обращаются на погибель им, а потому столь нежданный оборот дела привел их в крайнее уныние и отчаяние. Они питали было постоянную надежду, что по заключении мира отдохнут немного от трудов, истощивших их за время сицилийской войны, и будут жить в довольстве. Но вышло наоборот, ибо началась еще большая и более опасная война. Прежде они боролись с римлянами за Сицилию, теперь им предстояло в домашней войне бороться за самое существование свое и своей родины. Кроме того, после поражений в стольких морских битвах они не имели ни оружия, ни морского войска, ни оснащенных судов; у них не было запасов и ни малейшей надежды на помощь извне от друзей или союзников. Теперь карфагеняне ясно поняли, сколь велика разница между войною с иноземцами, живущими по другую сторону моря, и внутренними междоусобицами и смутами. К тому же главными виновниками стольких тяжких бед были они сами. [72.] Ибо в предшествующую войну они проявили большую суровость в управлении ливийскими народами, воображая, что имеют для этого достаточные основания в самой войне. Так, со всех деревенских жителей они брали половину земных плодов, а на горожан наложили вдвое большую дань против прежней, при этом не было никакой пощады неимущим и никакого снисхождения; правителей отличали и ценили не тех, которые обращались с народом мягко и человеколюбиво, но тех, которые доставляли им наибольшие сборы и запасы, а с туземцами обращались крайне жестоко; в числе их был и Ганнон. Потому-то мужчин не нужно было подстрекать к возмущению: они ждали только вести о нем. Женщины до поры до времени терпеливо взирали на то, как сборщики податей уводили в тюрьмы мужей их и отцов, но теперь в разных городах они обязали себя взаимными клятвами — не скрывать ничего из своего имущества, снимали с себя украшения и безропотно отдавали их на жалованье. Матосу и Спендию они доставили денег в таком изобилии, что те не только уплатили наемникам недоданное жалованье, обещанное им на случай восстания, но и на будущее время имели большие запасы. Вот почему люди здравомыслящие всегда должны принимать во внимание не одно настоящее, но больше еще будущее.

73. Однако, как ни трудно было положение карфагенян, главнокомандующим они назначили Ганнона, так как ему приписывали заслугу первого покорения ливийского Гекатонтапила  171 ; затем стянули наемные войска, вооружили граждан, достигших положенного возраста, упражняли и строили городскую конницу, оснащали уцелевшие еще суда, трехпалубные и пятидесятивесельные, а равно самые большие лодки. Между тем Матос с единомышленниками, когда явилось к ним на службу около семидесяти тысяч человек, разделили войско на две части и повели беспрепятственно осаду Утики и Гиппакрит, лагерь свой на Тунете укрепили, а карфагенян отрезали от всей остальной Ливии. Самый Карфаген расположен в заливе и выдается вперед в виде полуострова, так что с одной стороны он омывается морем, а с другой озером. Тот перешеек, которым город соединяется с Ливией, имеет около двадцати пяти стадий ширины. Недалеко от Карфагена, со стороны, обращенной к морю, лежит город Утика; на другой стороне, у озера, находится Тунет. Наемные войска расположились лагерем на этих обоих пунктах, тем отрезали карфагенян от прочей страны и теперь угрожали самому городу. Подходя к городским стенам то днем, то ночью, они повергали жителей его в состояние тревоги и ужаса.

74. Ганнон делал надлежащие приготовления к войне, как человек от природы способный к этому делу. Но с выступлением на поле битвы он менялся: не умел пользоваться благоприятными моментами и вообще оказывался неопытным и неловким. Так, прежде всего он явился на помощь осажденным к Утике и большим количеством слонов — у него было их не меньше ста — навел страх на неприятелей и уже почти одерживал полную победу, но затем обнаружил такую неумелость, что едва не погубил и себя, и осажденных. Он добыл из города Утики катапульты, стрелы и вообще все нужные для осады приспособления и, разбив лагерь перед городом, пошел на приступ против неприятельских валов. Лишь только слоны ворвались в лагерь, неприятели не могли выдержать их тяжелого натиска, и все бежали из лагеря. Многие при этом пали от ран, нанесенных зверями; уцелевшие воины утвердились на сильно поросшем растительностью холме, полагаясь на недоступность местности. Ганнон привык воевать с нумидянами и ливиянами, которые в случае отступления бегут не останавливаясь на пространстве двух-трех дней; поэтому он и теперь полагал, что война кончена и что им одержана решительная победа; о солдатах и стоянке он не заботился более, и сам возвратился в город для отдохновения. Между тем сбежавшиеся на холм наемники, люди, которые воспитались в подвигах отважного Барки, которые в сицилийских битвах научились в один и тот же день по несколько раз отступать и снова нападать на врага, увидели теперь, что начальник удалился в город, а войско, обрадовавшись победе, разбрелось беспечно из стана; тогда они общими силами ударили на вал, многих карфагенян положили на месте, остальные вынуждены были постыдно бежать к стенам и воротам города. Наемники завладели всем обозом и орудиями осады, которые сверх всего прочего добыл из города Ганнон и теперь предоставил в руки неприятеля. И не в этом только обнаружилась явная неспособность Ганнона: несколько дней спустя, когда подле города, именуемого Горзою  172 , неприятель расположился против него лагерем, ему представлялась возможность одержать победу дважды в правильном сражении и дважды в неожиданном нападении, ибо неприятельский стан был вблизи его; но Ганнон упустил эти случаи, как кажется, по чрезмерному легкомыслию.

75. Карфагеняне поняли тогда всю неумелость Ганнона в ведении дела, и снова облекли Гамилькара по прозванию Барку, властью главнокомандующего. Они отправили его на эту войну в звании военачальника с семьюдесятью слонами, с набранными вновь наемниками и с перебежчиками от неприятелей; сверх этого дали ему конных и пеших воинов из граждан, так что всего войска было у него около десяти тысяч человек. Немедленно, при первом же появлении Барки неприятель, смущенный неожиданностью нападения, упал духом; Утика была освобождена от осады, и вообще Барка оказался достойным и прежних своих подвигов, и тех надежд, какие возлагал на него народ. Вот что совершил он в этом деле. Узкая полоса земли, соединяющая Карфаген с Ливией, перерезана трудно переходимыми холмами, между которыми проложены улицы, ведущие из города в страну. Случилось так, что Матос занял стражей все выгодные для войны пункты на этих холмах. Кроме того, в некоторых местах река по имени Макора  173 подобным же образом пересекает путь из города в Ливию и благодаря обилию воды обыкновенно бывает непереходима вброд; но на ней есть мост; у этого-то моста Матос построил город, дабы обеспечить надзор за переправою. Вследствие этого карфагеняне не только не могли привести в страну войско, но даже отдельные лица, когда желали пройти туда, нелегко ускользали от дозора неприятеля. Так как выход из города был затруднен, Гамилькар со свойственною ему находчивостью придумал следующую меру. Он заметил, что устье названной выше реки при ветрах, дующих в известном направлении, наполняется песком, и тогда у самого устья образуется мелкий переход. Никому не открывая своего замысла, Гамилькар принял все меры к выведению войска из города и выжидал только вышесказанного момента. Когда момент этот настал, Гамилькар ночью, никем не замеченный, вышел и на рассвете переправил свое войско в упомянутом месте. Все произошло неожиданно как для карфагенян, находившихся в городе, так и для неприятеля, а Гамилькар перешел равнину и направился к мостовой страже.

76. Узнав об этом, Спендий повел свои войска против неприятеля, причем одни в числе не менее десяти тысяч человек двинулись из города, что у моста, другие, более пятнадцати тысяч, из Утики; таким образом, оба войска шли на соединение друг с другом. Сошедшись на близком расстоянии и вообразив, что в середине между ними заключены карфагеняне, наемники наскоро обменялись советами и ободрениями  174 и бросились на врага. Между тем Гамилькар продолжал путь; впереди шли слоны, за ними следовали конница и легкие отряды, а позади всего тяжеловооруженные. Когда он увидел, что неприятель с жаром несется на них, то скомандовал всем частям войска оборотить тыл: передним рядам приказал повернуть назад и поспешно отступать; тем же, которые вначале находились позади, скомандовал полуоборот и мало-помалу поставил их лицом к лицу против неприятеля. Ливияне и наемники думали, что неприятель в страхе бежит, в беспорядке стали напирать на карфагенян и с ожесточением шли врукопашную. Но вдруг карфагенская конница, повернув лошадей, приблизилась к отряду, обращенному против неприятеля, и стала подле; в то же время надвигалось и остальное войско. Неожиданная перемена движения поразила ливиян, и они, только что преследовавшие неприятеля в беспорядке и врассыпную, теперь отступили и бежали. При этом одни из них наталкивались на задние ряды, сбивали их с ног, гибли сами и губили своих же; большинство было раздавлено напиравшею с тыла конницею и слонами. Ливиян и наемников пало около шести тысяч человек, взято в плен около двух тысяч. Остальные бежали частью в город, прилегающий к мосту, частью в стоянку подле Утики. Между тем Гамилькар, одержав такую победу, преследовал неприятеля по пятам, город, что у моста, взял с первого набега, ибо неприятель покинул его и укрылся на Тунете; остальную область он исходил в разных направлениях, одни города сдались, другие, большая часть, взяты приступом. Карфагеняне, отчаявшиеся было в успехе, после этого несколько ободрились и стали смелее.

77. Сам Матос тем временем продолжал осаду Гиппакрит; вождю галатов Автариту и Спендию он советовал держаться вблизи неприятеля, но избегать ровных мест, так как у карфагенян сильная конница и множество слонов, следовать с войском по склонам гор бок о бок с карфагенянами и пользоваться всяким невыгодным для врага местом для нападения. Отдавая эти распоряжения, Матос в то же время отправил посольства к нумидянам и ливиянам с просьбою о помощи и с увещанием не терять случая к восстановлению своей свободы. Итак, на Тунете Спендий отобрал воинов из каждого племени, всего до шести тысяч человек. Во главе этого войска и двух тысяч галатов с Автаритом он двинулся вперед по склонам горы и следил за движениями карфагенян; остальная часть первоначального состава их перебежала к римлянам во время осады Эрикса. Только что Гамилькар расположился лагерем в какой-то равнине, окруженной со всех сторон горами, как вспомогательные войска нумидян и ливиян соединились со Спендием. Внезапно перед Гамилькаром появился лагерь ливиян, в тылу расположились нумидяне, а с фланга Спендий, и карфагеняне очутились в большом затруднении перед лицом неминуемой опасности.

78. В это время в неприятельском стане находился некий Нарава, один из знатнейших нумидян, преисполненный воинственного духа. Он всегда был дружески расположен к карфагенянам, от отца унаследовав добрые отношения с ними; теперь уважение к военачальнику Гамилькару еще более укрепило его в этих чувствах. Нарава полагал, что настал момент для приобретения дружбы и расположения карфагенян, и отправился в стан их в сопровождении почти сотни нумидян. Подойдя к валу, он смело остановился и подал знак рукою. Недоумевая, что это значит, Гамилькар послал к нему всадника, которому тот объяснил, что желает говорить с военачальником. Так как Гамилькар колебался и не доверял, то Нарава передал свою лошадь и копья провожатым и безоружный смело вошел в лагерь. Отвага его одних изумила, других напугала; тем не менее карфагеняне приняли его и допускали в свою среду. Когда Нараве дали говорить, он объяснил, что благоволит ко всем карфагенянам, но больше всего желал бы приобрести дружбу Барки. «Теперь он явился сюда», продолжал Нарава, «чтобы заключить дружбу с ним и быть верным товарищем его во всяком предприятии и во всяком замысле». При этих словах юноши, представшего перед ним с такою смелостью и говорившего так просто, Гамилькар сильно обрадовался: он не только принял его в соучастники своих предприятий, но и обещал выдать за него свою дочь под условием, если Нарава пребудет верным карфагенянам. По заключении договора Нарава привел с собою подчиненных ему нумидян, около двух тысяч человек. Подкрепленный этим отрядом, Гамилькар приготовился к бою. Спендий соединился с ливиянами и, спустившись в равнину, дал битву карфагенянам. Сражение было жестокое; победителем остался Гамилькар, потому что и слоны прекрасно сражались, и Нарава оказал блистательнейшую услугу. Автарит и Спендий бежали; из числа воинов пало около десяти тысяч, а взято в плен около четырех тысяч человек. После этой победы Гамилькар дозволил желающим того пленникам вступить к нему на службу и вооружил их доспехами убитых неприятелей. Тех же пленных, которые отказывались от этого, он собрал вместе и обратился к ним с речью, говоря, что прощает им проступки, совершенные раньше, и дает каждому полную свободу идти, куда кто желает. Но на будущее время он предостерегал их и угрожал, что всякий, кто обратит свое оружие против карфагенян, будет в случае захвата беспощадно наказан.

79. В то же самое время наемные солдаты, составлявшие гарнизон в Сардинии  175 , соревнуя Матосу и Спендию, восстали против карфагенян, находившихся на острове. Бостора, бывшего в то время начальником вспомогательных войск, они заперли в кремле и убили вместе с его согражданами. Когда карфагеняне снова отправили Ганнона военачальником во главе войска, это последнее покинуло его и передалось мятежникам; самого военачальника они взяли в плен и тотчас распяли на кресте. После этого восставшие предавали всех карфагенян на острове неслыханным, изысканным мучениям и смерти, а затем покорили своей власти города и стали обладателями острова, пока не поссорились с сардинцами и не были выгнаны в Италию.

Так потеряна была для карфагенян Сардиния, остров замечательный по величине, многолюдству населения и по своему плодородию. Повторять об этом острове всем известное мы находим излишним, так как писали о нем многие, притом обстоятельно.

Матос и Спендий, с ними вместе и галат Автарит с тревогою взирали на мягкость, с какою Гамилькар обошелся с пленными, и опасались, как бы через это ливияне и большинство наемников не соблазнились обещанным помилованием; поэтому обдумывали, каким бы образом подвинуть толпу к какому-либо новому нечестию и обратить неистовство ее против карфагенян. Они решились собрать солдат в одно место, а когда это было сделано, послали к ним вестника с письмом, как бы присланным единомышленниками их из Сицилии. Письмо гласило, что за Гесконом и всеми приверженцами его, которых наемники предательски схватили, о чем мною рассказано выше, они должны строго наблюдать, так как несколько человек вошли в соглашение с карфагенянами с целью освободить их. Воспользовавшись этим случаем, Спендий прежде всего стал убеждать воинов не обольщаться милостью карфагенского военачальника относительно пленных. «Не о спасении пленных помышляет он», говорил Спендий, «но о том, как бы при помощи освобождения их покорить вас своей власти, и если мы ему доверимся, он разом отмстит не отдельным личностям, но всем нам». Кроме этого, он предостерегал солдат, что если они выпустят из рук Гескона, станут посмешищем врагов и сильно повредят самим себе, ибо дадут возможность убежать столь опасному человеку и искусному вождю, который наверное будет злейшим врагом их. Спендий еще не кончил, как явился другой вестник с письмом, как бы присланный из Тунета, и сообщал сведения наподобие тех, какие получены были из Сардинии.

80. Вслед за сим говорил галат Автарит, что спасти свое положение они могут единственно тем, если перестанут возлагать какие бы то ни было надежды на карфагенян. Всякий, кто будет рассчитывать на милость карфагенян, не может быть верным их товарищем. Поэтому он внушал воинам доверять тем только людям и со вниманием слушать только тех ораторов, которые всегда выступают с наиболее враждебными и суровыми предложениями относительно карфагенян; врагами своими и предателями считать людей, которые высказываются в смысле противоположном. Сказав это, он далее советовал пытать и казнить Гескона, захваченных вместе с ним товарищей и пленных позже карфагенян. Так как солдаты понимали его речь, то Автарит пользовался в их собраниях огромным влиянием. Благодаря долголетней военной службе он научился финикийскому языку, с которым большинство воинов было хорошо знакомо, потому что раньше они долго служили у карфагенян. Вследствие этого Автарит встречен был единодушным одобрением в собрании и удалился, напутствуемый похвалами. Хотя из каждого народа выделились и выступили вперед многие солдаты и, памятуя прежние благодеяния Гескона, желали, по крайней мере, не допустить до пытки, но не было никакой возможности понять хоть что-нибудь из того, что говорилось, потому что говорили многие разом и каждый на своем языке. Когда, наконец, стало понятно, что требуется отмена пытки, а кто-то из сидящих произнес: «Бей!», солдаты разом побили камнями всех выступивших вперед. Родственники вынесли трупы убитых, как бы истерзанные зверями. Гескона и его товарищей, всего до семисот человек, Спендий велел вывести за вал, удалить на небольшое расстояние от стоянки и прежде всего отсечь им руки. Начало сделано было с Гескона, того самого, которого незадолго перед тем они предпочли всем карфагенянам, величали своим благодетелем и которому доверили решение спорного дела. По отсечении рук несчастным отрезали носы и уши; изувеченным перебили голени и заживо еще бросили в какую-то канаву.

81. При известии об этом несчастии карфагеняне бессильны были сделать что-либо; негодующие и печальные по случаю бедствия, они отправили посольство к Гамилькару и другому военачальнику — Ганнону с просьбою о помощи и об отмщении несчастных. К злодеям посланы были глашатаи за получением трупов; но те не выдали замученных и объявили, чтобы впредь не посылали к ним ни глашатая, ни посла, так как их ждет та же участь, какая постигла теперь Гескона. На будущее время они постановили и одобрили решение: всякого захваченного в плен карфагенянина предавать мучительной смерти, а всякого союзника их отсылать по отсечении рук в Карфаген. Постановление свое они исполняли неукоснительно. Взирая на это, всякий согласится, что бывают случаи, когда становятся злокачественными и не поддаются лечению не только какие-нибудь нарывы и наросты на теле  176 , но еще больше гораздо души людей. Действительно, при нарывах, если подвергнуть их лечению, бывает иногда так, что, раздражаемые лечением, они тем быстрее распространяются; если же лечение приостановить, то по самой природе своей они разъедают прилегающие места и не проходят до тех пор, пока не будет поражено все тело. Подобно этому, и в душе часто образуются черные гнилостные болячки, и тогда человек обращается в нечестивейшую кровожаднейшую тварь. Если таким людям оказывать снисхождение и милость, они принимают это за коварство и хитрость и по отношению к милостивым становятся еще вероломнее и жесточе. Если же покарать их, ярость их возрастает, и нет ничего столь отвратительного или ужасного, к чему они не были бы способны, самую разнузданность вменяя себе в заслугу; наконец, они дичают совершенно и теряют свойства человеческой природы. Источником такого расположения и главнейшею причиною его должно почитать испорченность нравов и дурное воспитание с детства; содействует этому многое, больше всего наглость и корыстолюбие каждого начальника. Все это имело место в то время в массе наемных солдат, а наибольше в среде начальников.

82. Неистовством врагов поставленный в трудное положение, Гамилькар призвал к себе Ганнона в надежде соединенными силами положить скорейший конец войне. Попадавших в его руки неприятелей в схватке он убивал на месте, а доставленных пленных бросал на растерзание зверям, ибо истребление врагов вконец почитал единственным средством решить борьбу. В то время, как карфагеняне начинали питать надежды на благополучный исход войны, вдруг положение их совершенно изменилось. Военачальники после соединения своих отрядов так сильно поссорились между собою, что не только теряли благоприятные для борьбы моменты, но взаимными распрями многократно давали неприятелю возможность вредить им. Карфагеняне поняли это и приказали одному из военачальников возвратиться, а другому оставаться на месте, по выбору самого войска. В это же время запасы, подвозимые из так называемых у карфагенян Эмпорий  177 , те запасы, на которые они возлагали наибольшие надежды касательно прокормления войска и снабжения его всеми нужными предметами, погибли на море от бури. К тому же Сардиния, как сказано выше, была уже для них потеряна; между тем остров этот в трудные времена был для них всегда очень полезен. Довершением бедствия было отпадение городов Гиппакрит и Утики, единственных в целой Ливии, которые не только мужественно переносили тягости настоящей войны, но оказали упорное сопротивление врагу во времена Агафокла и при вторжении римлян в Ливию, словом, всегда оставались верными карфагенянам. Напротив, теперь без всякого повода города эти перешли на сторону ливиян и вместе с переменою обнаружили нежнейшее расположение и доверие к союзникам; мало того: по отношению к карфагенянам они проявили непримиримую злобу и ненависть. Так, явившийся к ним от карфагенян вспомогательный отряд, около пятисот человек, они истребили вместе с начальником его, сбросив всех их со стены, а самый город передали ливиянам. Карфагенянам мятежники отказали даже в просьбе похоронить несчастных.

Матос и Спендий, ободренные этими удачами, приступили к осаде самого Карфагена. Барка соединился с вождем Ганнибалом, которого горожане отправили к войскам, когда войску предоставлено было карфагенянами решить спор между вождями и когда, согласно определению, Ганнон должен был удалиться из лагеря. Благодаря этому Гамилькар вместе с Ганнибалом и Наравою делал набеги на страну и отрезывал Матосу и Спендию пути к подвозу припасов. Наибольшую услугу в этом деле, равно как и во всех других, оказывал ему нумидиец Навара.

83. Между тем карфагеняне, запертые со всех сторон, вынуждены были искать убежища у союзных государств. Гиерон, все время этой войны охотно откликавшийся на каждый призыв карфагенян, теперь проявлял еще большую ревность в том убеждении, что спасение карфагенян выгодно и для его владычества в Сицилии, и для поддержания добрых отношений с римлянами. Весьма здраво и мудро заботился он о том, чтобы не дать сильнейшему народу возможности осуществлять все свои замыслы. Действительно, никогда не следует допускать этого и давать какому-либо государству усилиться до такой степени, когда становится невозможным оспаривать посягательство его даже на права общепризнанные. Во всяком случае римляне во исполнение договора всегда помогали с готовностью Карфагену. Вначале между двумя государствами возникли разногласия приблизительно по таким причинам: тех людей, которые шли морем из Италии в Ливию и доставляли неприятелям припасы, карфагеняне заводили в свои гавани и всех вместе около пятисот человек содержали под стражей; это раздражило римлян. Но потом римляне отправили посольство, после переговоров получили всех пленных обратно и были настолько удовлетворены, что немедленно же в обмен выдали карфагенянам пленных, которые оставались у них еще от сицилийской войны. С этого времени римляне охотно и любезно исполняли каждую просьбу карфагенян. Поэтому и торговым людям они внушили снабжать карфагенян нужными предметами, напротив, воспретили сношения с врагами их. Впоследствии, когда сардинские наемники во время возмущения против карфагенян звали их на помощь, римляне не вняли их просьбам, а когда жители Утики пожелали передаться им, римляне в уважение условий договора отвергли предложение. Итак, карфагеняне, подкрепляемые силами названных выше друзей, выдерживали осаду.

84. Между тем Матос и Спендий оказались в положении столько же осаждающих, сколько и осаждаемых. В получении припасов Гамилькар стеснил их до того, что они вынуждены были наконец снять осаду. Немного времени спустя они выбрали храбрейших солдат из наемников и ливиян, всего около пятидесяти тысяч человек, в том числе и ливийца Зарзу с его отрядом, снова выступили в поход, причем шли бок о бок с неприятелем и наблюдали за Гамилькаром. Из страха перед слонами и конницею Наравы мятежники избегали равнин; напротив, старались захватывать местности гористые и ущелья. В это время вследствие своей неопытности они терпели частые поражения, хотя нисколько не уступали противнику в смелости и предприимчивости. Как и следовало ожидать, тогда обнаружилось на деле все превосходство точного знания и искусства полководца перед невежеством и неосмысленным способом действий солдата. В самом деле, Гамилькар истребил множество мятежников без битвы, потому что умел в небольших делах отрезывать им дорогу к отступлению и, подобно искусному игроку, запирать их. Многие другие были перебиты в больших сражениях, причем он или заводил врагов в засады, о которых те и не подозревали, или внезапным и неожиданным появлением, днем или ночью, наводил на них ужас; всех, кого только захватывал в плен, он бросал на растерзание зверям. Наконец Гамилькар совершенно неожиданно расположился лагерем против мятежников в местности, неудобной для врага, но выгодной для его собственного войска, и поставил противника в такое положение, что тот не отваживался на битву, но не мог и бежать, так как со всех сторон окружен был рвом и валом, наконец доведен голодом до того, что люди поедали друг друга; так постигала их достойная кара от божества за нечестивое злодеяние, совершенное над другими. Идти в битву они не осмеливались, предвидя верное поражение и наказание в случае плена; о примирении никто и не напоминал, потому что они сознавали свои преступления. Согласно обещаниям вождей, наемники все ждали помощи от Тунета, а пока терпели всевозможные лишения.

85. После того, как съедены были пленные, которыми, о ужас, питались мятежники, после того, как съедены были рабы, а с Тунета не было никакой помощи, начальникам явно угрожала месть разъяренной бедствиями толпы. Тогда Автарит, Зарза и Спендий порешили передаться неприятелю и вступить в переговоры о мире с Гамилькаром. Отправив глашатая к карфагенянам и получив от них согласие на прием посольства, мятежники в числе десяти явились к карфагенянам. Гамилькар обратился к ним с такого рода условиями: «Да будет дозволено карфагенянам выбрать из неприятелей по своему усмотрению десять человек, а все прочие уйдут в одних туниках». Когда условие было принято, Гамилькар тотчас объявил, что, согласно уговору, он выбирает присутствующих. Так карфагеняне получили в свои руки Автарита, Спендия и прочих знатнейших предводителей. Когда ливияне заметили, что вожди их схвачены, и ничего не знали об условиях мира, они приняли это за измену и бросились к оружию. Но Гамилькар окружил ливиян слонами и прочим войском и всех положил на месте, а было их свыше сорока тысяч человек. Местом этого происшествия был Прион  178 ; название свое оно получило от сходства по виду с орудием * , которое теперь называется этим именем.

86. Рассказанной выше победой Гамилькар снова оживил в карфагенянах надежду на лучшее будущее, хотя они уже отчаялись было в спасении. Сам Гамилькар вместе с Наравою и Ганнибалом ходил по стране и городам. Благодаря недавнему успеху карфагенян ливияне покорялись им и переходили на их сторону, почему Гамилькар подчинил власти карфагенян большую часть городов их, а затем двинулся против Тунета и приготовился к осаде Матоса. Перед городом, со стороны, обращенной к Тунету , расположился лагерем Ганнибал, а на противоположной — Гамилькар. После этого карфагеняне подвели к стенам Спендия и товарищей его и на виду у врагов пригвоздили их к крестам. Между тем Матос, заметив беспечность Ганнибала и излишнюю самоуверенность его, сделал нападение на его стоянку, причем множество карфагенян было убито, все прочие бежали из стана; мятежники завладели всем обозом и взяли в плен Ганнибала. Тут же они подвели его к кресту Спендия, сняли повешенного и после жестоких мучений над Ганнибалом повесили живого еще на том же кресте, а затем убили тридцать знатнейших карфагенян над трупом Спендия. Судьба как бы нарочно поставила этих людей рядом, дабы доставить обоим противникам случай одному вслед за другим проявить чрезмерную месть. Что касается Барки, то вследствие большого расстояния между лагерями он узнал о нападении неприятеля из города поздно, а по получении об этом известия не поспешил на помощь Ганнибалу по трудности разделявшего их пути. Поэтому Барка снялся с Тунета и, подойдя к реке Макаре, у устья ее подле моря расположился лагерем.

87. После этого неожиданного поражения карфагеняне снова упали духом и пришли в уныние; и в самом деле, лишь только они ободрились, как все надежды их рушились. Однако карфагеняне не переставали делать все, что могло спасти их. Так, они выбрали тридцать сенаторов и вместе с ними отправили к Барке Ганнона, раньше возвратившегося из лагеря; остальных граждан, способных носить оружие, они вооружили и отправили в поход, как бы на последнее испытание. Долго наказывали они сенаторам во что бы то ни стало положить конец распрям военачальников и во внимание к настоящему положению дел привести их к соглашению. Сведя начальников вместе, сенаторы после долгих разного рода увещаний добились того, что Ганнон и Барка помирились, вняв советам сенаторов. С этого времени они действовали согласно и единодушно, во всем исполняя волю карфагенян. Побеждаемый в небольших стычках, происходивших у города, именуемого Лептином, и у некоторых других, Матос наконец отважился решить дело в большом сражении, чего желали и сами карфагеняне. Приняв такое решение, противники призывали к битве всех своих союзников, стягивали из городов свои гарнизоны, как бы собираясь покончить все одним ударом. Когда с обеих сторон все было готово к нападению, противники выстроились в боевой порядок и разом бросились друг на друга. Победа была на стороне карфагенян, и большинство ливиян пало в самой битве; прочие бежали в какой-то город и вслед за тем сдались; сам Матос попал в плен. [88.] После этой битвы остальные части Ливии не замедлили покориться карфагенянам. Упорствовали в возмущении только Гиппакриты и Утика, ибо они с самого начала лишили себя всякой надежды на пощаду и снисхождение, и потому никак не могли просить о мире. И в таких преступлениях много значит умеренность и воздержание от непоправимых увлечений. Ганнон и Барка расположились лагерями, один у одного города, другой у другого и вскоре принудили осажденных к сдаче на условиях, поставленных победителем.

Так кончилась война, причинившая было карфагенянам величайшие затруднения; теперь они не только снова завладели Ливией, но и достойно покарали виновников возмущения. В заключение войско в триумфальном шествии через город подвергло Матоса и сообщников его всевозможным истязаниям.

Почти три года и четыре месяца вели войну наемники с карфагенянами, из всех известных нам в истории войн самую жестокую и исполненную злодеяний.

Около этого времени римляне по приглашению перебежавших к ним наемников из Сардинии решили плыть к этому острову. Это раздражило карфагенян, так как они признавали за собою больше прав на обладание Сардинией, и потому готовились наказать виновников отпадения острова. Напротив, римляне воспользовались этим случаем, чтобы объявить войну карфагенянам под тем предлогом, что карфагеняне вооружаются против них, а не против сардинцев. Но карфагеняне, сверх всякого ожидания избавившиеся от описанной выше войны, чувствовали себя во всех отношениях бессильными начинать при таких обстоятельствах новую войну с римлянами и под тяжестью тогдашних невзгод  179 не только отказались от Сардинии, но сверх того уплатили римлянам тысячу двести талантов, лишь бы не вести теперь войны. Таков был ход этих событий.

* Ганнона.

* Около 1 версты 200 саж.

* Т. е. к юго-западу.

* Пила.

ПРИМЕЧАНИЯ К ПЕРВОЙ КНИГЕ

1 (1 2 ) но... все. Насколько нам известно, из предшественников Полибия о пользе истории, и то кратко, говорит только Фукидид I, 22. Сам Полибий высказывается в том же смысле I 35. III 32. V 75. IX 1 сл.

2 ibid. начинают и кончают ?? ?? ????? ????????? поговорочное выражение, соответствующее по смыслу ???????? ?? ???? .

3 (3) меньше всего нам. Историк многократно говорит о высоких достоинствах своего труда.

4 (5) известный мир ??? ? ? ? ????????, собственно: обитаемая земля; но как у Полибия, так и у других писателей слова эти имеют значение известной части обитаемой земли.

5 ibid. в течение... лет, приблизительно от начала союзнической войны до поражения Персея при Пидне (220—168 гг. до Р. X.).

6 ( 2 2 ) всякий раз... существование. Историк имеет в виду главным образом время царствования Дария и Ксеркса и неудачные походы их в Скифию и Элладу. Выражение Полибия неточно, потому что после поражения Псамтека III, или Псамменита Камбисом ( 525 г . до Р. X.) Египет обращен был в персидскую сатрапию, и владычество персов продолжалось до 322 г . до Р. X., когда появление Александра Македонского перед Пелусием принято было египтянами за освобождение от тяжкого ига.

7 (3) едва... лет. От сражения при Эгоспотамах ол. 93,4 = 405 г . до Р. X., когда гегемония над эллинами перешла к лакедемонянам, до сражения при Книде ол. 96,2 = 394 г ., прошло около 11 лет. По словам Исократа, владычество лакедемонян длилось «едва десять лет». Но мы не знаем, к тому ли самому времени приурочивал Полибий названные выше битвы, что и Диодор.

8 (4—5) владычество... Азией. Усиление Македонии, о котором говорит историк, начинается с Филиппа (360—336 гг. до Р. X.).

9 (4) Истра, теп. Дунай.

10 ibid. этой страны... ? ? ???????????? ?????, т. е. Европы. У Полибия очень часто встречается выражение «вышепоименованный» о только что упомянутом имени. 8 1 . 9 3 . 11 8 и мн. др.

11 (6) о наиболее... Европы, разумеются прежде всего римляне, галлы, иберы.

12 (7) какая... потомками. В лучшем, ватиканском списке 124 (А) XI в. довольно значительные пробелы, отмеченные и в критических примечаниях Гульча. Отчасти пробелы восстановляются критиками одинаковым для смысла способом. Пополнение всех пробелов не удается.

13 (8) из правдивой... событий ? ? ????????? ? ??????? ?????? . Выражение Полибия «прагматическая история» означает не более как правдивая история действительных событий в отличие от истории, например, Геродота, исполненной басен. Полибий IX 1 4 . 2 4 различает три вида истории: 1) генеалогический, занимающийся героическими временами и генеалогией богов; 2) история, занимающаяся колониями, основанием городов и родственными отношениями народов; 3) история, занимающаяся деяниями народов, городов и владык ??? ? ? ??????? ? ? ? ? ? ?? ?????? ?? ?????? ? ??????. Следоват. ????????? ?????? или ??? ????????? ? ??????? ?????? то же самое, что ??? ? ? ??????? ? ? ? ? ? ?? ?????? ?? ?????? ?. Срвн. ? 35 9 . III 47 8 VI 5 2 . Труд свой Полибий называет нередко ?????????? ? 1 4 . 3 1.5 . 4 1 . III 1 1 .3 . 32 1 . 59 6 , а равно истории и других авторов II 56 3 . V 33 8 . VIII 11 1 .

14 ( 3 1 ) олимпиада сто сороковая, т. е. первый год этой олимпиады, 534/533 г. от основания Рима, 221/220 г. до Р. X.

15 ibid. за Койлесирию, Впалую Сирию, южную часть Сирии, между Ливаном и Антиливаном, к северу от Палестины и к востоку от Финикийского побережья: туземное название Biq , у Плиния Bucca . Впоследствии имя это распространилось и на земли по ту сторону Антиливана.

16 (2) сикионец Арат, написал мемуары ( ?????????) , обнимавшие события от освобождения Сикиона в тиранию Никокла (251) и, кажется, до смерти Антигона Досона (срвн. Полиб. IV 2 1 . I 3 2 . II 40 4 ) и делившиеся на 30 книг с лишним. Полибий во многих местах высоко ценит правдивость своего источника и вдохновителя, хотя, наверное, можно сказать, мемуары Арата, как произведение автобиографического характера, не всегда отличались подобающею правдивостью. Сам автор дает понять это II 40 9 . Plut. Arat. 33. 38. Cleom. Отрывки Арата у Мюллера, f rr. hi stor. graec. IV 21 сл. Ср. Васильевский, Политич. реформа и социальн. движение в древн. Греции. СПб. 1865, стр. 49 сл. Сочинение В. Г. Васильевского касается многих вопросов из истории нашего автора и помогает правильной оценке его.

17 (3) ибо... конец. Чтения Гульча восстановляют пробелы рукописей наиболее удовлетворительно.

18 (4) события... эллинскими. Первый случай такого сцепления событий упоминает Полибий II 12 4 , когда римляне отправили послов к ахеянам и этолянам ( 526 г . Рима).

19 (9) Тогда... вопросами. Подобными мотивами и в подобных же выражениях оправдывает Фукидид обозрение событий, предшествовавших Пелопоннесской войне. I 23 5 .

20 ibid. сто... олимпиаду, в тексте отсутствует, относится к началу 5-й главы. Начало I Пунической войны, т. е. первая переправа в Сицилию, относится к 490 г . Рима = 264 г . до Р. X., к консульству Аппия Клавдия (11 3 ). Консульский год начинался тогда с майских календ. Mommsen, romische Chronologie. Berl. 1859, стр. 101—102.

21 (2) никто... истории. Первый опыт мировой истории, объединенной идеею борьбы эллинов с варварами, сделан был Геродотом.

22 (4) прекраснейшее... судьбы. Подобно этому Плутарх (de Fortuna Romanarum 317 Wech) называет владычество римлян «очагом для всех смертных поистине священным и благотворным, единственною опорой, вечным элементом и пр.». Срвн. Cicer. de officiis II 7.

23 (5) изобретая... судьба. У Овидия de Ponto IV 3:

Ludit in humanis divina potentia re bu s

Et certam praesens vix habet hora fidem.

24 ( 5 1 ) Тимей, уроженец Сицилии из Тавромения, жил от половины IV до половины III в. до Р. X. Главное сочинение его — история Сицилии с древнейших времен до 129 ол. В связи с Сицилией он рассказывал события Италии, Ливии, Эллады. Полибий резко критикует его. XII 3—15. 23—28. Срвн. Cicer. de orat. II 14, 58. Muller frr. histor. g raec. I 103 сл.

25 (5 5 ) Если начало не известно и пр. О важности начала вообще см. Полиб. III 6 6—7 . V 32.

26 (6 1 ) при Эгоспотамах, река и город на Фракийском Херсонесе, напротив Лампсака, прославившиеся истреблением афинского флота Лисандром в 405 г . Xenoph . H ellen. I 2 21 .

27 ibid. при Левктрах, город Беотии между Платеями и Феспией, прославленный победою Эпаминонда над лакедемонянами в 371 г . до Р. X., что повело за собою распадение Пелопоннесского союза со Спартою во главе. В 1839 г . открыты Ульриксом остатки трофея, поставленного на поле сражения.

28 (2) Анталкидов мир ( 387 г .) заключен с персидским царем Артаксерксом при ближайшем участии спартанца Анталкида в интересах Спарты и гегемонии ее над раздробленной, униженной Элладой.

29 ibid. Дионисий Старший (431—367), сын Гермократа, тиран Сиракуз, воевал, между прочим, с италийскими эллинами и взял г. Регий голодом в 387 г . Diod. Sic. XIV 10 сл. 111 сл.

30 ibid. галаты , или галлы, или кельты, названия, безразлично применяемые Полибием к группе племен, живших в Европе по сю и по ту сторону Альп, а также в М. Азии. Галлия, Британия, Дунайские страны, именно Ретия и Паннония до древн. Сингидуна, теп. Белград, в сев. Италии — Цизальпинской Галлии и Умбрии. В V в. до Р. X. они проникли в Испанию и в соединении с иберами образовали там народ кельтиберов. В III в. до Р. X. перешли через Боспор Фракийский в М. Азию и там образовали государство галатов из трех народностей: толистобоев, тектосагов и трокмов. К 280 г . до Р. X. галлы достигают наибольшего могущества. В Европе кельтская раса простиралась от Атлантического океана до Черного моря, от немецкого моря до Адриатики, от Британских островов до Гибралтарского пролива. В упоминаемую Полибием эпоху галлы под предводительством т. н. Бренна перешли из равнины р. По через Апеннины, при р. Аллии истребили римское войско и овладели Римом 18 июля 364 г . от основания Рима, точнее в 388 г . до Р. X. = ол. 98, 1. Liv. VI 1. Pl u t. Camm. 19. В определении года занятия галлами Рима Полибий отступает от прочих свидетелей: по словам Полибия, событие случилось 19 лет спустя после сражения при Эгоспотамах ( 405 г . до Р. X.), т. е. ол. 98, 2 = 387 г . до Р. X. Очевидно, историк наш разделяет более значительным промежутком времени переход галлов через Альпы и появление их перед Римом. История, археология и этнография кельтов, или галлов, имеют обширную литературу, представляющую пока много спорного и гипотетического. Кроме общих курсов по римской истории, о галлах существует множество специальных изданий и монографий на разных языках. Исследования на русск. языке: Галлы в эпоху Юлия Цезаря. А. Георгиевского. М. 1865. Вопрос о кельтах. В. Васильевского (Ж. М. Н. Просв. 1882 сент. 1883 авг). В этой последней работе, пока неконченной, читатель найдет критическую оценку важнейших трудов иностранной литературы.

31 ibid. Капитолия. После форума важнейшая часть города, состоявшая из трех частей: северная вершина, arx , теперь церковь S. Maria in Ara Celi, северо-западная , Capitolium, теп. palazzo Caffarelli, и впадина между ними, теп. piazza Campidoglio. На Капитолии находился храм Юпитера. I ordan, Topographie d. Stadt Нот im Altertum. Berl. 1871—79.

32 (5) с тирренами, этруски, занимали область Средней Италии с Тирренским морем и р. Макрой на западе, с Апеннинами на севере, с Умбрией, Лациумом и Тибром на востоке и юго-востоке. Народность тирренов до сих пор остается неразгаданною.

33 ibid. с самнитами. Одно из сабельских племен, занимавших первоначально апеннинские долины на Атерне у Амитерна; оттуда они распространились по разным направлениям и в течение веков занимали большую часть Средней и Южной Италии. Самниты были окончательно покорены римлянами лишь при Сулле в 82 г . до Р. X. Полибий говорит о древних войнах римлян с самнитами (340. 327—304. 298—297). Под самнитами Полибий разумеет несколько племен: пелигнов, вестинов и др. Срвн. Liv. V III 29. IX 41. 45.

34 (5) Пирра, царь Эпира, с которым тарентинцы заключили союз в 281 г . до Р. X. В 278 г . он удалился уже в Сицилию, где пробыл около трех лет; по возвращении в Италию потерпел поражение при Беневенте ( 275 г .) и удалился в Элладу, где и погиб ( 272 г .).

35 ibid. галлов... под Дельфами. О нашествии галлов на Элладу и о поражении их под Дельфами в 279 г . до Р. X. рассказывают Павсаний I 4 1—5 . ? 19 — 23. Strab. IV 1 13 . Diod. XX II 18—20. I u stin. XXIV 6—8. Срвн. IV 15 1 прим. 46 1 прим. Полибий II 20 6 приурочивает переправу Пирра в Италию не за год до нашествия галлов на Элладу, но за три.

36 (6) италийских кельтов, т. е. цизальпинских.

37 (8) Регия... римлянами, теп. Реджо, город на бруттийском берегу Италии при Сицилийском прол. Римский гарнизон из кампанцев овладел городом и подвергал жителей убийствам и грабежам. В 270 г . город возвращен был уцелевшим прежним жителям его, а разбойники жестоко наказаны. Срвн. Полиб. I 7. III 26 6 .

38 ( 7 1 ) Мессену, дор. и лат. форма Мессана, в отличие от Мессены пелопоннесской, теп. Мессина, город Сицилии в прекрасной местности при Сицилийском прол., на месте древней Занклы; основан выходцами из Халкиды Эвбейской и Кумы.

39 (2) кампанцы... Агафокла. Кампанцы — смешанные жители Кампании, области Средней Италии, граничившей на северо-западе с Лациумом, на северо-востоке и востоке с Самнием, на юго-востоке с Луканией, на юго-западе с Этрусским морем. Занимали ее авзоны, этруски, самниты. В древние времена они ходили из Италии в Сицилию и там служили то карфагенянам, то врагам их. По рассказу Диодора (XXI 2 сл.), служившие у тирана Агафокла кампанцы по смерти тирана ( 282 г . до Р. X.) обязаны были, согласно уговору с сиракузянами, покинуть Сицилию; на пути домой толпа мамертинов из числа кампанцев допущена была жителями Мессены в город и предательски захватила его.

40 (7) с Децием Кампанцем, полное имя Decius Jubellius Campanus, уроженец Кампании. Срвн. Diod. III , 12. Valer. Maxim. II, 7 15 .

41 (8) к мамертинам, т. е. люди Марса, ибо Mamers есть видоизменение имени Mars'a, самниты — жители Мамертия в Бруттии. Одни приурочивают Мамертий к теп. Oppido, другие к M a rtorano. Ср. выше 6  8 .

42 (11) более трехсот человек. По словам Ливия, казнено было в Риме 4000 римлян: выходит, как бы весь легион, введенный в город, уцелел для казни. Но римский легион находился в Регии, по крайней мере, восемь лет, все время войны римлян с тарентинцами; часть мятежников была истреблена при взятии города, а потому показание Полибия гораздо ближе к истине.

43 ( 12 ) консулов ? ?????????. Консул ??????? ? ????? ? 52 1 . 5. VI 14 2 или ????????? ? 11 2 . 24 9 и мн. др.

44 ( 8 1 ) Карфагеняне, жители Карфагена Carthada, «Новгород», лат. Carthago, элл. ???????? важнейшая из финикийских, или пунийских колоний на сев. берегу Африки, находился недалеко от устья Баграда, теп. Меджерда, у Тунисского залива. Земледелие, промышленность, торговля, а потом и военное дело были в цветущем состоянии. Сначала данники туземцев, карфагеняне мало-помалу перешли на положение господ окрестных земель. Карфагеняне покорили окрестные ливийские деревни и кочевые племена, — либио-финикийские поселения. Карфаген превратился в столицу Ливии. Рядом с сухопутным развивалось морское владычество карфагенян путем завоеваний и колонизации. Располагая владениями на юге Испании, на Балеарских о-вах, владея Сардинией, Сицилией, Мальтой, они держали Средиземное море в своих руках до столкновения с могуществом римлян и с их притязаниями на мировое господство.

45 (3) Мерганы, город в Сицилии недалеко от Сиракуз, другие названия города Моргантина, Моргантий, Моргентий. Фукид. IV 6 5 . Diod. XI 78. XIV 78. 95. XXX V I 4.

46 ibid. Гиерона, младшего сына Гиерокла; все время своего царствования находился в дружественных отношениях с римлянами. Ум. 215 г . до Р. X. 90 лет от роду. Много содействовал усилению Сиракуз.

47 ( 9 4 ) Кенторип, теп. Centorbi, город в Сицилии, недалеко от Этны.

48 ibid. Киамосора, р. Сицилии, на которой город Кенторип; имя нигде больше не встречается.

49 (7) На Милейской равнине, подле города Мил, теп. Milazzo, в восточной части северного побережья Сицилии.

50 ibid. Лонганам, река в северо-восточной Сицилии, у Диодора называется Лойтаном (XXII 13); кажется, теп. S. Lucia.

51 (8) всеми союзниками, т. е. сиракузянами и всеми союзниками их. Если Гиерон царствовал 54 года (Полиб. VII 8 4 ), а умер 215 г . до Р. Х., то провозглашение его царем должно быть отнесено к 269 г .

52 ( 10 2 ) родственным... происхождению ? ???????, собств. одного с ними племени, вообще родственным,— термин более широкого значения, нежели ???????. Мамертины, самниты, указывали на родство свое с римлянами в виду опасности со стороны карфагенян.

53 (11 1 ) сенат... решения. Сенат ????????. Для решения вопроса о войне согласие сената не всегда было необходимо. Сенат в данном случае желал снять с себя ответственность за будущее, и консулы Аппий Клавдий Кавдекс и Марк Фульвий Флакк перенесли вопрос в народное собрание. По законам Валерия и Горация (449) решения плебеев в собраниях по трибам получали одинаковую силу с решениями всего народа.

54 (3) римляне... на помощь. Подробнее об этом самом рассказывает Диодор Сицил. XXIII 2.

55 (6) у Пелориады, теп. Саро di Faro, или С. di Messina, северная оконечность Сицилии.

56 ibid. Син ?????? , имя нигде более не встречающееся, какое-то поселение подле Мессены.

57 ( 8 ) подле горы... Халкидскою, у Diod. Sic. XXIII 2 называется холмом ?????, гора в Сицилии подле Мессены.

58 (13 2 ) к войне... Сицилии, т. е. I Пуническая война 264—241 гг. до Р. X. 1-й год 129 ол. = 490 г . Рима. Главным источником Полибия для истории этой войны служил Фабий; но автор не пренебрегал и другой стороной, пользовался и Филином, писавшим по карфагенским источникам. Кроме краткости, изложение Полибия страдает хронологическими неточностями и пробелами. Так, в 13-м году войны ( 252 г .) он не называет никаких других событий, кроме взятия римлянами Ферм и Липары (I 39 13 ), консулы этого года не поименовываются; 41 4 возвращается к 250 г . и называет это время четырнадцатым годом войны; консулы 16-го года Клавдий Пульхр и Юний Пулл разделены между двумя годами, тогда как они относятся к одному году, шестнадцатому (249) и пр. Michaelis, quaest io nes de bello Punico primo. Traj. 1846. Brocker , Geschichte des I punisch. Krieges. 1846.

59 (3) война ливийская, т. е. война карфагенян с возмутившимися наемниками.

60 (12) пользовались... благосостоянием ?????? ???? ?????? : по мысли историка, исход столкновения между двумя народами определялся не какими-либо чрезвычайными случайностями судьбы, но свойствами постоянно действующих учреждений того и другого государства.

61 (14 1 ) Филин, историк из Акраганта, современник пунических войн, упоминаемый Диодором XXIII 8. XXIV 11. Для истории войны пользовался карфагенскими источниками, отсюда объясняется разница в изложении между Полибием, главным источником коего была летопись Фабия, и Диодором, отдававшим предпочтение Филину, хотя пользовавшимся и Полибием. Так, например, Диодор упоминает о неудачной осаде Эгесты римлянами ( 264 г . до Р. X.) и об избиении множества римлян (XXIII 3), о взятии Акраганта Каталоном в 255 г . (XXIII 18 2 ), о завоевании нескольких городов Сицилии Гамилькаром, нападает на высокомерие римских вождей и пр. и пр.

62 ibid. Фабий Пиктор, род. около 254 г ., был сенатором в начале войны с Ганнибалом, написал в летописной форме историю Рима с древнейших времен на греческом языке. Главным источником Полибия для I Пунической войны служила летопись Фабия с разделением событий по консульствам; но он не отвергал и Филина. Отрывки Фабия у Петера Histor. R отап. reliqu. I, 5 сл. 109 сл. Valeton, de Polybii fontibus et auctoritate. 1879, стр. 71 сл. Срвн. Полиб. I 15. 58 5 . III 9.

63 (5) тому... историка. Лукиан предъявляет к историку такие требования: «По-моему, историк должен быть бесстрашен, неподкупен, свободен, друг искренности и правды. Он должен, как выражается комик, смокву называть смоквой, чашку чашкой; никому не должен приписывать чего-либо из ненависти или дружбы, по снисхождению или состраданию, из чувства стыда или скромности; он должен быть судьею равно благосклонным ко всем, дабы одной стороне не было воздано сверх меры» и пр. ( de hist . conscrib. с. 41).

64 (15) Эхетлы , подле теп. Vizzini, город в Сицилии. Ср. Diod. Sic. XX 31.

65 ( 16 1 ) Маний... Валерий , М. Отакидий Красс. М. Валерий Максим.

66 (2) У римлян... воинов . Число легионов у римлян увеличивалось или уменьшалось смотря по надобности. Так, у Ливия упоминается шесть легионов, восемь, двадцать, двадцать один, двадцать три. Liv. XXVII 22. 35. XXX 2. XXXI 8. XXXIV 43. Упоминаемые Полибием четыре легиона составляли т. н. консульские войска, по два легиона на консула. Численный состав легиона был не всегда одинаков. Нормальное число пеших в легионе было 4200 и 300 человек конницы. В чрезвычайных случаях число это поднималось до 5000—5200, а позже до 6000—6200 человек пехоты без соответствующего увеличения конницы. Во времена Полибия легион состоял из четырех родов оружия: 1200 hastati, 1200 principes, 600 triarii, 1200 velites. Marquardt, romische Staatsver w altung . 2 В. 2 1884, стр. 334 сл. 389 сл. 401. Кроме римских легионов, были войска италийских союзников (socii), а со времени пунич. войн и вспомогательные войска (auxilia). По словам Полибия, контингент союзнической пехоты равнялся по численности римскому, а конница союзников была многочисленнее римской чуть не в три раза. III 107 12 .

67 (3) большинство... римлян . По словам Диодора, страх перед римлянами стал так велик, что 67 городов разом перешли на сторону римлян.

68 (9) сто талантов . По словам Диодора (XXIII 5), уплачено было 150 000 драхм, т. е. 25 талантов.

69 ( 10 ) мечтая... у эллинов. Об издержках Гиерона на постройки и на подарки римлянам и эллинам см. Liv. XXIV 21. Plut. Marc. 14. Polyb. V 88. VII 8 6 .

70 (17 4 ) из лигистинов... иберов . Латинское название лигистинов или лигиев Ligures. Первоначальные поселения их простирались далеко за Лигурийский берег; в северной Италии они занимали, между прочим, горы, разделяющие бассейны По и Арно. Западною границею их была р. Рона, но и на правом берегу ее они образовали население иберо-лигуров. Северною границею их были Севенны и швейцарские Альпы, в Италии жили по Лигурийскому берегу, в нынешнем Пьемонте, по склонам Апеннин, в Сардинии и даже по берегам Адриатического моря. Они жили и в Средней Галлии. Лигурийская короткоголовая раса отличалась и от иберов и от галлов, более поздних пришельцев. Иберы занимали главным образом Испанию (Иберию), а также значительную часть южной Галлии между Пиренеями и Гаронною. Остатки древних иберов под именем басков занимают долины Наварры и Беарна. Результаты классического исследования В. Гумбольдта о басках Prufung d. Untersuchungen uber die Urbewohner Hispani en s vermittelst d. Bas ki sc h en Sprache (Berl. 1821) во многом изменены трудами французских и немецких археологов и филологов.

71 (5) город акрагантян , лат. Agrigentum, теп. Джирдженти, город на южном берегу Сицилии, дорийская колония Гелы.

72 (18 1 ) за продовольствием ???? ?????????, собств. добывание фуража; ? ??????? иногда то же, что ? ????????????? фуражиры, мародеры.

73 (2) Асклепия , божество врачевания, перешло к римлянам под именем Эскулапия в III в. до Р. X.

74 ibid. к Гераклее, это так называемая Гераклея Миноя ??. ??? ? , город на южном берегу Сицилии при устье большого Галика, финикийское поселение, занятое спартанцами ок. 500 г . до Р. X. Срвн. Полиб. 25 9 . Diod. Sic. XV I 9.

75 ( 5 ) Гербес , Herbessus у Плиния ( III 8 14 ), теп. Pantalica, город в Сицилии подле Акраганта.

76 (7) Ганнибал, отец Ганнибала, в течение семи месяцев защищал от римлян Акрагант. Умер на кресте. 24 5 сл.

77 (8) Ганнону, один из многих карфагенян, известных в истории под этим именем. Говорят о нем еще Diod. Sic. ХХ III 7—9. Zonar. VIII 10. Oros. I V 7.

78 ( 19 2 ) нумидийской коннице. Нумидия, приблизительно теп. Алжир, прилегала на востоке к землям Карфагена, от коих отделялась р. Тускою; западная граница р. Мулухат. Заселена была разными племенами, в это время находившимися в полудиком состоянии. Нумидяне часто служили в войсках карфагенян, также римлян, ходили на войну и с собственными царями. Поставляли прекрасную конницу.

79 (5) Тор, возвышенность Сицилии между Акрагантом и Гераклеей.

80 (20 9 ) пятипалубных... трехпалубных, суда в пять рядов и в три ряда весел, один над другим. До I Пунической войны римляне употребляли только военные барки и триеры; пентеры, по карфагенскому способу построенные и назначавшиеся исключительно для военных целей, до тех пор в Италии не строились.

81 (12—16) не имея средств и пр. Все это место о неопытности римлян в морском деле, о том, будто римляне в ту пору первый раз замочили весла и в воде, есть не больше, по словам Моммзена, как детская сказка. «Торговый флот Италии около этого времени должен был быть очень обширен, и в италийских военных кораблях равным образом недостатка не было» (Римская история I, 490 сл. Перев. 1877). Весною 494 г . Р. X. римляне спустили на море флот, какого до тех пор у них не было. О прежних морских силах римлян см. Моммзен, там же, I, 391 сл. Ср. Полиб. III 22 сл.

82 (14) у тарантян, жители города Таранта, лат. Tarentum, теп. Tarento, в Таренском з., что между Бруттием, Луканией и Калабрией.

83 ibid. локров, жители Локров Эпизефирских, города в Нижней Италии, при мысе Зефирии на южной оконечности Бруттийского полуо-ва, колония локров озольских.

84 ibid. элейцев, город Элея, лат. Velia, колония фокеян, в Лукании подле р. Галеса.

85 ibid. жителей Неаполя, Неаполь, город в Кампании, на западном склоне Везувия, колония халкидян из Кум.

86 (21 2 ) келевста, ????????? , лат. pausarius, или hortator, под флейту которого гребцы ударяли веслами.

87 (4) Гней Корнелий Сципион Азина конс. 494 г . Р. = 260 г . до Р. X. вместе с Г. Дуилием, освобожден из карфагенского плена Регулом.

88 (5) липарян, город Липара на острове того же имени, самом большом из Липарских о-вов у северного берега Сицилии.

89 (6) в Панорме, теп. Palermo, город на северо-западном берегу Сицилии.

90 (22) за Гайем Билием, другая форма имени Г. Дуилия, как вм. Duellius говорилось Bellius; ф. Bi l ios восстановлена из рукоп ?????? .

91 (3) вороном. Это было подобие абордажного моста, который перебрасывался на неприятельский корабль и благодаря которому римляне обращали морское сражение в сухопутное. Для той же цели служили т. н. железные руки ferrea e manus. Описание ворона у Полибия не совсем ясно.

92 (23 2 ) Милейской, области, окрестности города Мил. См. выше 9 7 .

93 (10) карфагеняне... кораблей. Победа римлян увековечена была мраморной колонной, поставленной на форуме и украшенной фигурами носов военных кораблей, почему называлась Columna rostrata.

94 (24 2 ) от Эгесты, иначе Сегеста, Егеста, город в Сицилии между Дрепанами и Панормом.

95 ibid. Макеллу, город в Сицилии, к югу от Эгесты. Ср. Liv. XXVI 21.

96 (3) Гамилькар, один из нескольких карфагенян, известных под этим именем в истории, был взят в плен римлянами в Африке в 256 г . Diod. Sic. ХХШ 9.

97 (4) Пароном, теп. Parco, город во Внутренней Сицилии.

98 ibid. Фермами, теп. Termini, город на северном берегу Сицилии, с минеральными источниками.

99 (10) Гиппаны, теп. может быть Monte Maggiore, к югу от Гимеры.

100 (11) Миттистрат, город в Сицилии, положение его неизвестно.

101 (12) камаринян, город Камарина в Сицилии, у устья р. Гиппариса.

102 ibid. Энну, теп. Castro Giovanni, город внутри Сицилии с знаменитым храмом Деметры.

103 (25 1 ) у Тиндарида, теп. Tindare, город на северном берегу Сицилии.

104 (8) Экнома, теп. Monte di Lica t a, возвышенность южной Сицилии подле Гелы. Ср. Diod. Sec. XIX 104. 108.

105 (9) к Лилибею, теп. Capo Boeo или С. di Marsala, юго-западная оконечность Сицилии, с городом того же имени, карфагенской колонией.

106 (26 6 ) как называют... войске. В первый раз римляне перенесли на море некоторые особенности сухопутного строя. Срвн. 16 2 прим.

107 (13) расположенный... линию ? ???? ???? ? ?????? naues omnes una eademque linea, uno lato ordine, in frontem dirigere. В том же смысле употребляется более полное выражение ? ???? ? ????? ??????? .

108 ibid. весь боевой... треугольника. Римляне называли такой вид строя ( e ) клином cuneus; вершину его образовывали два адмиральских корабля, а основание triarii. Боевой строй принимал тот или другой вид сообразно обстоятельствам и планам вождей.

109 ( 27 4 ) шедшее... суше ? ??????? ????? ???? ? ? ? ?. '?????????? ????? лат. forceps, клещи (\/). Aelian. Tac t ic, 45 сл. Казобон так переводит наше место: quartam eamdemq u e totus aciei sinistram partem ad forcipis concinnan t figuram, ita, ut ad terra m vergat. По мнению Швейггезера линия изогнута была под прямым углом: quartam partem а laevo totius aciei locarunt, inflexa ad rectum angulum linea, ita, u t ad terram vergeret. Срвн. H. Droysen, Heerwesen u. Kriegfuhrung d. Griechen I. 1888, стр. 140.

110 ( 28 6 ) первые... расходились. Пробел в уцелевших списках несомненен. Попытки восполнить пробел (см. Schweighauser, Т. V, 225 сл.) до сих пор не увенчались успехом. Конъектуры Рейске ?? ??? ??????????? ?? ??? ?? ???????????, Бютнер-Вобста ?. ?????????????? ?? ??? ?. ?. оставляют без объяснения ??? ибо в ближайшем предложении. Смысл места скорее всего тот, что казавшиеся победителями в начале битвы были побеждены в конце.

111 (29 2 ) ...к ... Гермесову мысу, теп. Cap Bon в Зевгитане.

112 ibid. Аспидом, теп. Kalibia, у римских писателей Clypea, город Бизации в Ливии.

113 ( 30 1 ) Гасдрубала, имя нескольких знаменитых карфагенян. В 250 г . потерпел поражение от Метелла при Панорме. 40.

114 (5) Адису, город в Ливии, имя нигде больше не встречающееся.

115 (15) Тунетом, лат. Тунис, укрепленный город к юго-западу Карфагена, у устья р. Катады.

116 ( 31 5 ) предложений Марка. Марк требовал, чтобы карфагеняне отказались от Сицилии и Сардинии, вступили в союз с Римом на условии зависимости от сего последнего, подчинились обязательству вести морскую войну не иначе, как с дозволения римлян, и пр.

117 ( 33 9 ) легковооруженных ??????????? , назывались так по легким метательным копьям ??????? , hastae velitares; каждый воин имел таких копий от 5 до 7 . Прочее вооружение их состояло из круглого легкого щита (parma), кожаной шапки (galea) и испанского меча. Легковооруженных в легионе было 1200 человек. Они не зачислялись ни в манипулы, ни в центурии.

118 ibid. манипулы ??????? . Название этого деления произошло от военного значка ( ??????? signum), каковым в древнейшее время служила горсть сена на древке. Отличительною чертою манипульного легиона, проявляющегося, кажется, во время войн с Пирром, была большая легкость движений сравнительно с древнейшим строем. Подразделения легиона получали тактическую самостоятельность. Легион делился на три строя, следующих один за другим: hastati, principes, triarii, причем только третий строй имел рукопашные копья, а первые два вооружены были новым метательным оружием, pilum, дротиком. Каждый строй делился на 10 манипулов и впоследствии каждый манипул на 2 центурии с особым офицером (centurio). Манипулы первых двух строев имели по 120 человек, а третьего по 60. Между строями и манипулами были промежутки. Солдаты среднего строя, principes, стояли позади манипулов hastati, так что заполняли промежутки между ними, и hastati в случае нужды могли легко отступить за средний строй. Triarii стояли против промежутков principes, так что расположение манипулов шло в шахматном порядке. Главные сведения о манипульном построении разных периодов дают Ливий VIII 8 и Полибий VI 19 сл. М. Jah n s, Handbuch einer Ges ch . des Krie gsw esens. 1880, стр. 222 сл. Mar quardt, о. с. II, 344 сл. Н. Schiller, die Kriegsalter t humer, 709 сл. (Jw. Muller, Handbuched. klassisch. Alterthumswissenschaft). Срвн. Моммсен. Р. И. I, 413 сл. Н. Delbruck, Histor. Zeitschr. 1884, ?. 2. ?. ?. de la Chauvelays , lart militaire che z les R omains. Paris. 1884.

119 ( 34 6 ) фалангу. Изобретателем особого боевого строя, известного под этим именем, почитается Филипп, отец Александра. Задача этого строя состояла в том, чтобы возможно теснее соединить большое число воинов, — 10, 16, 20 тысяч, — в одну непроницаемую и несокрушимую массу. Воины в линию стояли близко друг к другу, так что щиты их соприкасались между собою краями. Колонна обыкновенно состояла из 8 шеренг в глубину, иногда плотность строя удваивалась и утраивалась. Главное оружие фалангитов — длинное копье (sarissa) в 14 и раньше в 16 локтей длины, потом огромный щит, прикрывавший почти всего воина, так что боевая линия представляла собою подобие стены. Копья носились на правом плече. Во время сражения сариссы пяти первых рядов торчали против врага; начиная с шестого ряда воины держали свои копья прямо, прислонив к правому плечу впереди стоявших воинов. Поднятие копий вверх передними рядами означало готовность фаланги сдаться. Фаланга сохранялась в силе в войсках Пирра и Персея и уступила место более подвижному строю римских легионов. У Полибия фаланга употребляется большею частью не в специальном значении македонской фаланги, но в смысле тяжеловооруженной пехоты. Главный источник наших сведений о фаланге Полиб. X V III 12 сл. Curtius III 2 9 . Срвн. Droysen, Geschic h te Alex a nders. Berl . 1833, стр. 95 сл. ?. Droysen, Heerwesen, 171 сл.

120 (10) прочее войско. 30 000 тяжеловооруженных римлян легли на поле сражения.

121 (35 4 ) Еврипид. Выражение взято из трагедии его «Антиопа» ( fr. 220 Nauck): «Умом человека устраиваются ко благу государства, семьи; большую силу имеет ум и в войне. Один мудрый совет стоит многих рук; напротив, невежественная толпа великое зло».

122 (36 4 ) другой рассказ, у Аппиана (hist. punic. 4) рассказывается, что он был щедро одарен и отплыл на родину, но на пути по распоряжению карфагенских властей утоплен вместе с прочими лакедемонянами.

123 (12) молодых воинов ?????????? . По примеру римлян, называющих воинов juvenes, Полибий называет войско ?????????, ???? без отношения к возрасту. Срвн. 48 4 . 88 6 . IV 16 6 . и др.

124 ( 37 4 ) между восходам... Пса. Орион — одно из созвездий южного неба вблизи Плеяд. Захождение этого созвездия в позднюю осень приносило с собою бурю и дожди. Virg. Aen. IV 52. Созвездие Пса (Большого) между Кораблем, Орионом и Зайцем, иначе Сириус. Орион восходит между концом июня и началом июля (Plin. H. N. XVIII, 63 2), Сириус в последней трети июля.

125 ( 38 7 ) ... к сицилийскому Панорму, определение для отличия от других городов того же имени. У Стефана Визант. под сл. Panormos называются: город и гавань Сицилии, гавань Кизика, город Пелопоннеса против Навпакта.

126 ( 39 2 ) Менингом, теп. Djerba с г. Menax, у Птолемея (IV 3, 45) называется Lotophagitis по обилию плодов грудоягодника, остров у М. Сиртиса.

127 (8) Луцием Цецилием Метеллом. В сентябре 504 г . Рима = 250 г . до Р. X. получил триумф за победу над карфагенянами при Панорме. Сама победа одержана была в июне того же года. Fraenkel, der Amtsantritt der rom. coss. стр. 126.

128 ( 13 ) Ферму, кажется то же, что Гимерские Фермы. I 24 4 .

129 ibid. Липару, теп. Lipari, город на о-ве того же имени, одном из Липарских, или Эоловых о-вов.

130 (40 15 ) вместе с индийцами, так назывались вожаки слонов без различия народности их. Боевые слоны впервые стали известны эллинам со времени походов Александра Македонского в Азию, когда в персидском войске появились слоны, выставленные союзными индийцами. Последующими македонскими царями слоны получались из Индии. Римляне впервые встретились со слонами в войне с Пирром ( 282 г . до Р. X. = 471 г . Рима). Карфагеняне употребляли в дело африканских слонов, уступавших в боевом отношении индийским, как видно и из Полибия. V 84 5 .

131 ( 42 4 ) Пахином, теп. Capo Passaro, юго-восточная оконечность Сицилии.

132 (7) лагунами ????????? ? ???????? , неглубокие водовместилища морской воды.

133 (8) У этого города и пр. При осаде Лилибея римляне в первый раз применили к делу правила осадного искусства, коему научились у эллинов. Осаждая Лилибей, римляне в то же время блокировали гавань.

134 (9) брать... тарана ?????????? . Стенобитная машина из трех бревен между двумя вбитыми в землю бревнами помещалось третье в висячем положении на цепях или канате. Висящее бревно снабжалось на переднем конце железом в виде бараньей головы с одним или двумя рогами. Оттянутое назад и снова пущенное, бревно с силою ударяло в стену.

135 (12) Гамилькон, лат. Himilco, имя нескольких известных в истории карфагенян. Полибий рассказывает о нем ниже.

136 ( 43 6 ) бежавшие... возвратились ? ? ??????????? , за сим в рукописи пробел, пополняемый Рейске слов. ????????????? , или ???????????, или ????????????? , у Б.-Вобста ? ??? ????????? ???????? .

137 (44 1 ) Ганнибалу, пал в войне с наемниками I 86. Почему он называется триерархом и первым другом Адгербала, неизвестно. См. пояснения у Швейггейзера. Т. V, 262 сл.

138 ibid. триерарху, как здесь, так и II 1 9 , слово триерарх означает начальника флота, состоящего в зависимости от главнокомандующего морских и сухопутных сил.

139 ibid. Атарбала, лаг. Adherbal, имя нескольких карфагенских полководцев. Упоминаемый здесь Атарбала разбил римский флот при Дрепанах в 248 г . до Р. X. Полиб. I 49 сл.

140 (2) у... Эгусс, т. е. Козьих о-вов, лат. Aegates, три островка подле Лилибея: Форбантия, теп. Levanzo, Эгуза, теп. Favignana, Гиера, теп. Marettimo, прославились последней решительной победой римлян в I Пунич. войну. Время сражения у Эгусс — конец 512 г . Рима = 242 г . до Р. X.

141 ( 45 5 ) ранним утром ???? ? ????? ? , т. е. в пору утренней стражи. Сторожевая служба внутри лагеря разделялась на дневную (excubiae) и ночную (vigiliae). Ночные караулы продолжались от захода солнца до восхода и состояли из 4 равных смен. В нашем месте речь идет о последней ночной смене.

142 ( 46 1 ) в Дрепаны, теп. Trapani, город и гавань на косоподобном мысе северо-западной Сицилии.

143 (4) ...Ганнибал... Родосец, из других источников неизвестен; впоследствии захвачен римлянами. 47.

144 ( 47 7 ) в одно... собственным ? ??????? ? собственно «сначала», «сызнова». Место это понимается различно: Казобон переводит subinde pari t er. Гронов ех navis structura... secum, Рейске tu m primum, Швейггейзер rursus или inopinato impetu. Е. Шульце (Rh. Mus. 1868, XXIII В. 428 сл.) предлагает остроумную поправку ? ????? ? «из засады»; но у Полибия нет намека на засаду. Удерживая рукописное чтение, мы в приведенных выше словах находим сжатое указание на то, что римский корабль пустился в погоню тотчас, как только отчалил корабль родянина.

145 ( 49 3 ) Публий Клавдий Пульхр, сын Аппия Клавдия Слепого, начал сражение невзирая на неблагоприятные указания гадателей. Liv. epit. 19. Cicer. divin. I 16 29 .

146 ibid. трибунов. Командование легионом принадлежало 6 трибунам таким образом, что каждые два из них командовали целым легионом в течение двух месяцев, причем командующие трибуны чередовались через день. Случалось и так, что каждый трибун командовал легионом в продолжение месяца. Сначала tribuni militum выбирались консулами, но с 362 г . до Р. X. в трибутских коммициях народ выбирал 6 трибунов, потом 16, еще позже всех 24 для ежегодно набиравшихся 4 легионов. Это были tribuni militum а populo; подобно прочим магистратам, они вступали в отправление должности 1 января. Для остальных легионов трибуны выбирались консулами. Marq u ardt, rom . Alterth. II 364 сл 2 .

14 7 (50 6 ) боевыми кораблями. Rostratae, снабженные металлическими носами ( ? ????? , rostrum).

14 8 (52 5 ) Луция Юния. Л. Ю. Пулл был консулом в предыдущем году вместе с А. Клавдием Пульхром, а не в 248.

1 49 (7) квесторов ???? ??????? magistratus minores. С 333 г . Р. X. число квесторов было удвоено, причем два из них quaestores aerarii или urbani, оставались в городе, два других, первоначально qu. classici сопровождали консулов на войну, ad ministeria belli. Как в городе, так и на войне обязанности их определялись стоящими над ними magis t ratus majores. Lange, ro т. Alterthum. I, 637 сл.

15 0 (53 11 ) катапульты и камнеметательницы. Первые (??????????) служили для метания стрел, вторые для метания камней (?????????, ??????????, ballistae) , первые метали в прямом направлении, вторые дугою. Для метания стрел и камней приспособлен был особый механизм с тетивою. М. Ia hns, Handbuch einer Gesc h . des Kriegs w . 207 сл.

15 1 (55 6 ) Эрикс, теп. Piuliano, гора в Сицилии с храмом Афродиты, т. е. финикийской Ахеры, и с городом того же имени.

15 2 (56 1 ) Гамилькара... Барка, или Барак, т. е. молния, перун, один из знаменитейших полководцев. Главным делом его было покорение значительной части Испании в течение 9 лет (237—228); там он пал в битве с веттонами. Лет 30 от роду вступает в борьбу с римлянами.

15 3 (3) Бруттийских полей. Бруттий, теп. Calabria, область на южной оконечности Италии.

154 ibid. на Герктах, теп. Monte Pellegrino подле Палермо.

155 ( 58 1 ) «подобно... состязания». Речь идет об одном из приемов распорядителей на состязаниях, когда для прекращения слишком затянувшейся борьбы атлетам предлагали более опасный и решительный вид битвы.

156 (5) не пожертвовали... богам. Победители получали венок: если победа была сомнительна, венок жертвовался богам, что по лат. называлось hieram facere Senec. epist. 83.

157 (7) петухам. О боях петухов у римлян Aelian. Var . Hist. II 28.

15 8 (59) Гайя Лутация Катула [другим консулом был Авл Постулий Альбин]

1 59 (60 3 ) Гиерою, один из островов Эгусс, недалеко от Эгуссы.

16 0 (6) на сильно волнующемся море ?????? ?? ???????? ? ??? ? ? ???????? . Швейггейзер переводит: ma ri modo dehiscente, modo asperius intumente, т. е опускающееся и еще сильнее вздымающееся море.

161 ( 62 9 ) эвбейских талантов. Эвбейский талант относился к аттическому как 5 : 6. Если последний = ок. 1462 р., то эвб. = ок. 1219 р.

16 2 (63 4 ) какие... истории ? ? ??? ???? ?? ???????? . Слово ??? ни в каком случае не может означать здесь «слухи», «устные предания» или «рассказы». Это — известия о прошлом, устные-ли то, или записанные, безразлично. То же самое 88 7 . Согласно с таким значением Полибий редко называет читателей ? ????????????? ? 26 10 . 31 6 , обыкновенно ? ???????? ? 13 6 . 64 2 . II 61 11 . III 37 1 . ? 9 8 .

16 3 (65 2 ) в домашнюю войну ??????? ?? ????? . Так обыкновенно называются у эллинских писателей гражданские или междоусобные войны: Суллы и Мария, Кесаря и Помпея и пр. Тот же термин перенесен на войны римлян с соседним союзным народом и на войны карфагенян со своими наемниками.

164 ibid. с... фалисками, жители этрусского города Фалерий, или Фалезии, или Фалисков, Aequum Faliscum, на Фламиниевой дороге. После 293 г ., когда фалиски примкнули к восставшим этрускам и были усмирены, они вынуждены были покинуть высоты и поселиться в равнине.

165 ( 66 1 ) Гескон, лат. Giscon, имя нескольких карфагенских предводителей. Дальнейшая судьба его — гл. 80.

166 ( 67 ) Сикке, город в Нумидии, на р. Баграде, может быть, теп. Keff.

167 (67 7 ) полуэллинов ?????????? hybridae graeci, происходили от смешения эллинов с варварами.

168 ( 69 5 ) он... смерти, сечение розгами и распятие на кресте.

169 ( 70 8 ) Утики, важнейшая финикийская колония, по Аристотелю, выведенная в Ливию около 1100 г . до Р. X., века за три до основания Карфагена находилась на полуострове у устья р. Баграда.

170 ibid. Гиппакрит, иначе Hippon, или Hippo Diarrytos, теп. Vizerta, финикийская колония к западу от Утики при глубокой бухте.

171 ( 73 1 ) Гекатонтапил, значительный город Ливии, теп. Тебесса.

172 ( 74 13) Горзою, город Бизацены, в средней части Карфагенской области.

173 ( 75 5 ) Макара, река подле Карфагена.

174 ( 76 2 ) обменялись советами... взаимными ободрениями ????????? ?? ????????????? ?? ? ? ???? . Сл. ??????? ? означает давать приказание, переходящее потом от одного к другому, иногда пароль.

175 (79 1 ) в Сардинии; богатой оловом, железом и пр. Жители острова представляли смесь народностей: этрусков, иберов, финикиян, эллинов, после пунических войн и римлян. Занимались больше скотоводством, чем хлебопашеством и мужественно боролись против карфагенян и римлян. Римляне господствовали только по берегам.

176 (81 5 ) становятся злокачественными... нарывы ??????????? , собственно дичают, обращаются в дикое мясо. Этьен приводит под сл. ???????, между прочим, следующее место Цельза: Est etiam ulcus, quod ??????? Graeci vocant. Id et per se nascitur, et interdum ulceri, ex alia causa facto supervenit. Color est vel lividus, vel niger, odor foedas; multus et muco similis humor. Jpsum ulcus neque tactum, neque medicamentum sentit; prurigine tantum movetur; at circa dolor est et inflammatio. Interdum etiam febris oritur. Nonnunquam ex ulcere sanguis erumpit. Atque id quoque maluni serpit. Quae omnia sacре intendundur fitque ex his ulcas, quod ?????? ? ??????? Graeci vocant, quia celeriter serpendo penetrandoque usque ad ossa corpus vorat .» О душевном одичании Полибий употребляет этот термин I V 21 6 . V? 9 9 . XXXII 7 7 .

177 ( 82 6 ) Эмпорий, в окрестностях Малого Сиртиса. Ср. III 23 2 Emporioa собств. торжища, складочные места товаров; так названы были эллинами поселения финикиян у обоих Сиртисов.

178 ( 85 7 ) Прион, подле Карфагена. О каком-то иллирийском поселении Аппиан ( Illir. 25) говорит: «место гористое, окруженное со всех сторон острыми холмами наподобие пил».

179 ( 88 12 ) под тяжестью... невзгод ? ?????? ??????? . Дальше (III 10 1 ) автор ссылается на это место, говоря, что выше он говорил подробнее о столкновении карфагенян с римлянами. Краткость известия произошла, быть может, по вине не Полибия, но какого-либо позднейшего эпитоматора.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел история











 





Наверх

sitemap:
Все права на книги принадлежат их авторам. Если Вы автор той или иной книги и не желаете, чтобы книга была опубликована на этом сайте, сообщите нам.