Пушкарев С. Россия в XIX веке (1801 – 1914)

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава II. СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ОТНОШЕНИЯ В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ

XIX ВЕКА

1. Дворянство и чиновничество (помещики и «столоначальники); «почетные граждане».

В 50-х годах XIX в. (по «ревизии» 1859 г .) в России числилось около 103 тысяч дворян-помещиков, владевших населенными имениями (владение крепостными «душами» было монополией потомственного дворянства) (Было лишь небольшое число «поссессионных» крестьян, приписанных к фабрикам и заводам, принадлежащим купцам и фабрикантам недворянского звания.)

Из них 41 % был «мелкопоместных», имевших не более 20 крестьянских душ. Эта дворянская «мелкота» (по выражению Щедрина) в своей жизненной обстановке мало отличалась от крестьян, но тем более ценила свое «столбовое дворянство» и усиленной эксплуатацией своих немногих подданных пыталась сохранить свое положение «господ», т. е. возможность жить, не занимаясь физическим трудом. Часть из «мелкопоместных» поступала на государственную службу или занимала второстепенные должности по выборам дворянских обществ, некоторые неудачники попадали в положение приживальщиков у богатых и знатных соседей.

Высший слой русского дворянства имел свой «золотой век» во второй половине XVIII-го столетия. Время «дворянской царицы» Екатерины II было временем наивысшего расцвета дворянской культуры в России и наибольшего развития социальных привилегий «благородного сословия».

Фасад дворянской культуры конца XVIII в. не был лишен красоты и импозантности. Богатство и пышность {58} императорского двора находили свое отражение в быту аристократии: роскошные дворцы, парки и сады с оранжереями, свои театры, оркестры, хоры, свои живописцы и т. д. украшали и услаждали жизнь высшего слоя русской аристократии, но за этим фасадом находился неприглядный «задний двор» крепостного рабства, которое деморализовало и развращало все слои общества.

При Александре I после бурной эпохи наполеоновских войн, в эпоху правительственной реакции и «мракобесия», наиболее активная и идеалистическая часть аристократии составляет тайные общества, с целью путем военного переворота осуществить те идеалы свободы, равенства и братства, которые для екатерининской знати были не столько искренним убеждением, сколько игрой ума.

Неудача восстания 14-го декабря означала конец политической роли дворянства. «Теперь дворянство становится простым орудием правительства» (Ключевский). При Николае I большинство дворян облачается в чиновничьи мундиры и украшается орденами, соответственно своим чинам и званиям.

Впрочем полного слияния этих групп не происходит. Император Николай называл себя «первым дворянином» и не желал, чтобы потомственное дворянство без остатка растворилось или потонуло в море чиновничьей мелкоты и армейского офицерства. Поэтому при Николае I, с одной стороны, значительно ограничивается доступ в ряды потомственного дворянства через службу, а с другой, для сохранения крупной аристократии создается институт «майоратов» — крупных неделимых наследственных имений (Когда-то при Петре Великом, велено было всем, получившим хотя бы первый офицерский чин, дать «патенты на дворянство», тогда как ныне, согласно манифесту 11-го июня 1845 г ., потомственное дворянство приобретается на военной службе только получением первого штаб-офицерского чина (майора), а на гражданской — получением «чина 5-го класса» (т. е. статского советника); другие чины давали звание «личного дворянина» или «почетного гражданина». Впоследствии (в 1856 г .) возможность получения потомственного дворянства службою была еще более ограничена: на гражданской службе потомственное дворянство приобреталось лишь производством в чин «действительного статского советника», а на военной — производством в чин полковника или капитана 1-го ранга (во флоте).).

{59} Между крупной аристократией и мелкопоместной мелюзгой находилась масса среднего поместного дворянства, сидевшего по своим «медвежьим углам» и занимавшегося сельским хозяйством. Дворянская молодежь по большей части поступала на службу (преимущественно _ военную), но, получив первый или второй офицерский чин, обыкновенно выходила в отставку, обзаводилась семьей и поселялась в отцовских имениях, где предавалась или хозяйственным заботам, или тому бездумному и бездельному «пошехонскому раздолью», которое описывает Щедрин: осенью гонялись за зайцами, зимой ездили в гости и принимали гостей, устраивали пиры и пирушки (при чем особенным гостеприимством и тороватостью должны были отличаться предводители дворянства, если хотели быть переизбранными на следующее трехлетие) (Яркие типы провинциального дворянства дал Гоголь в «Мертвых душах», но, конечно, не все помещики были Ноздревы, Чичиковы, Плюшкины и Собакевичи; не следует забывать, что знаменитые «гоголевские типы» это не фотографии, а карикатуры; как всякая удачная и яркая карикатура, они верно схватывают характерные черты изображаемых физиономий, но, конечно, в утрированном и шаржированном виде.) .

Образовательный и моральный уровень помещичьей среды в целом был невысок. «Даже к сельскому хозяйству... помещичья среда относилась совершенно рутинно, не выказывая ни малейших попыток в смысле улучшения системы или приемов. Однажды заведенные порядки служили законом, а представление о бесконечной растяжимости мужицкого труда лежало в основании всех расчетов» (Щедрин, Пошехонская старина), хотя подневольный мужицкий труд и низкая техника сельского хозяйства давали жалкие результаты в смысле урожайности полей.

В 30-х и 40-х годах XIX в. среди более активной части дворянства просыпается предпринимательский дух: некоторые дворяне заводят фабрики и заводы, {60} принимают участие в винных откупах, пытаются завести усовершенствованные приемы обработки полей, по английским образцам. Однако, в большинстве случаев, предприятия эти кончаются крахом, а привезенные из Англии дорогие машины валяются, в поломанном виде, на задних дворах, возбуждая насмешки мужиков над барином, который «чудит»... Причинами этих неудач были: «круглое невежество экспериментаторов» (Щедрин), недостаток капиталов и малая производительность подневольного крестьянского труда.

Царствование Николая I было самым бюрократическим временем русской истории.

Разделенное по «табели о рангах» на 14 чинов (от коллежского регистратора до государственного канцлера) чиновничье сословие держит в своих руках все отрасли и все нити общегосударственного и местного управления. Верхние этажи бюрократической башни заполняются обыкновенно представителями «столбового дворянства», нижние этажи — пестрой массой выходцев из всех сословий, из дворян, духовенства, мещан, «посадских» и т. д.

Кроме обычных бюрократических пороков — формализма, волокиты и чисто бумажного решения вопросов, в ущерб живому делу и живым людям, чиновничье сословие (получавшее весьма скромное жалованье) отличалось, в большинстве, любостяжанием и лихоимством. Об этом свидетельствуют и (повторные) царские указы о борьбе с лихоимством, и показания декабристов, и свидетельства современников, хорошо знавших чиновный мир по своей службе в нем — Вигеля, Герцена, Щедрина и др.

Ограничив доступ чиновников не-дворян в дворянское сословие, Николай I не желал, однако, чтобы низшие слои чиновничества и некоторые другие промежуточные группы населения смешались с серой массой низших или «податных» сословий, которые подлежали не только платежу подушной подати и отбыванию рекрутской повинности, но и — телесным наказаниям за преступления и проступки. Манифестом 10 апреля 1832 г . было учреждено поэтому новое сословие «почетных граждан» (потомственных и личных); членам этого сословия {61} была предоставлена свобода от подушного оклада, от рекрутской повинности и от телесных наказаний; в состав нового сословия должны были войти чиновники, не имеющие прав на получение дворянства, лица недворянского сословия с высшим образованием и верхушки торгово-промышленного класса, а также «законные дети личных дворян».

{62}

2. Крепостное право и попытки его ограничения. Положение крепостного крестьянства. — Крестьянские реформы в Прибалтийском крае при имп. Александре I. — «Инвентари» в Западном крае.

Первый закон, содержавший некоторое ограничение помещичьей власти, был издан при Павле I. Манифестом 7 апреля 1797 г . было приказано, «дабы никто и ни под каким видом не дерзал в воскресные дни принуждать крестьян к работе»; в том же манифесте было сказано, что 3-хдневная недельная барщина крестьян будет достаточна «на удовлетворение всяким хозяйственным надобностям» (но прямого запрещения требовать с крестьян больше 3-х дней работы в манифесте не было). — Однако, с другой стороны, Павел способствовал расширению области крепостного права, во-первых, тем, что роздал в частное владение около 300 000 душ крестьян мужского пола, а во-вторых, тем, что запретил «самовольный переход поселян с места на место» в Новороссии и на Северном Кавказе.

Александр I искренно желал освобождения крепостных крестьян, но, встретив сопротивление окружающих, не имел в себе решимости осуществить свое намерение. Он исполнил, однако, свое решение — не раздавать больше казенных населенных имений в частные руки. Затем, при нем произошло — безземельное — освобождение крестьян в Прибалтийских губерниях, так что численный рост крепостного крестьянства в XIX веке почти прекратился. Число крепостных крестьян в 1811 г . (по 6 ревизии) составляло 10 417 000 душ мужского пола, в 1835 г . (по 8-й ревизии) — 10872000, в 1851 (по 9-й ревизии) 10709000 и в 1859 — 10969000. Эти 10-11 миллионов (мужского пола) крепостных крестьян составляли немного более половины крестьянского населения Империи. В их числе было около 1 миллиона «дворовых», которые {63} жили и работали в господском дворе и не имели собственного хозяйства.

Не решаясь провести коренную и обязательную реформу в положении крепостных, Александр издал 20 февраля 1803 г . закон, который дозволял помещикам отпускать своих крестьян на волю, с земельными наделами, «по заключении условий, на обоюдном согласии основанных»; отпущенные таким образом крестьяне образовали в составе государственных крестьян особенное состояние, «свободных хлебопашцев» (Практические результаты закона 1803 г . были невелики: при Александре I перешло в «свободные хлебопашцы» около 47 тысяч душ муж. пола, и при Николае 1 около 66 тысяч, всего немного более 1% общего числа крепостных.). — Из других мероприятий по крестьянскому вопросу, имеющих общероссийский характер, можно упомянуть запрещение помещикам ссылать крестьян в каторжные работы (которые может назначать лишь суд «для важных преступников»).

В 1818 г . Александр поручил Аракчееву составить проект освобождения крепостных «без отягощения помещиков»; проект, составленный Аракчеевым, предполагал постепенное приобретение в казну помещичьих крестьян и дворовых людей покупкою, по добровольным условиям, но к осуществлению этого проекта не было приступлено.

Николай I вступил на престол с намерением улучшить положение крестьян. Для обсуждения крестьянского вопроса при нем были учреждены, один за другим, «секретные комитеты» чисто бюрократического состава (всего их было до десятка), которые должны были работать не только без какого-либо содействия печати или общественных элементов, но с полным сохранением глубочайшей тайны.

«Работа» этих комитетов не дала и не могла дать никаких серьезных практических результатов, ибо все николаевские вельможи, за исключением гр. Киселева, считали недопустимым сколько-нибудь серьезное ограничение помещичьей власти или вообще какое-либо нарушение помещичьих интересов (Отношение самого имп. Николая к крепостному праву было изложено в его речи в Государственном Совете при обсуждении закона об «обязанных крестьянах», 30 марта 1842 г .: ...«нет сомнения, что крепостное право, в нынешнем его у нас положении, есть зло для всех ощутительное и очевидное: но прикасаться к оному теперь было бы злом, конечно, еще более гибельным». Однако, «всякому благоразумному наблюдателю ясно, что теперешнее положение не может продолжаться навсегда»... Необходимо ныне «приуготовить средства для постепенного перехода к иному порядку вещей»... — В 1845 г . министр внутренних дел Перовский представил записку о постепенном ограничении крепостного права рядом мер, которые должны привести к освобождению крестьян «незаметным для крестьян образом». В 1846 г . 5-й секретный комитет, «обсудив предположения и объяснения министра внутренних дел, вполне одобрил основную его мысль: достигнуть освобождения людей крепостного состояния постепенным ограничением крепостного права, незаметным для них образом, не возбуждая в народе опасных толков и не произнося даже слова: свобода или вольность». Полную отмену помещичьей власти комитет считал невозможной, ибо «власть помещика... есть орудие и опора самодержавной власти», — «власть помещика не должна однако же быть неограничена и крестьянин должен быть огражден законами от злоупотребления оной» (XIX век, кн. 2, с. 189-191). Таким образом «всесильное» Николаевское правительство обнаруживало в крестьянском вопросе крайнюю робость и ставило перед собой неразрешимую задачу: освободить крепостных крестьян так, чтобы они этого вовсе не заметили...) .

{64} В результате длительных секретных обсуждений, 2 апреля 1842 г . был издан закон об «обязанных крестьянах», или «о предоставлении помещикам заключать с крестьянами договоры на отдачу им участков земли в пользование за условленные повинности, с принятием крестьянами, заключившими договор, названия обязанных крестьян».

Закон 2-го апреля 1842 г . вызвал много шуму и толков среди помещиков, но не имел почти никаких последствий: в положение «обязанных» перешло лишь около 25 тыс. душ муж. пола (принадлежавших трем аристократическим фамилиям).

В царствование Николая I был издан ряд законов, вводивших (или пытавшихся ввести) различные меры для частичных улучшений положения крепостных и для ограничения помещичьего произвола.

{65} Указом 1827 г . было постановлено, чтобы, за продажею помещиками земли, оставалось у них не менее 4? десятин земли на ревизскую душу .

Указ 30 авг. 1827 г . регулировал и частью ограничивал право помещиков ссылать своих крестьян в Сибирь; закон дозволял отсылать в Сибирь людей не старше 50 лет, не дряхлых и не увечных (однако, без зачета за рекрута) ; при этом должно было не разлучать мужей и жен и с ними отправлять малолетних детей (муж. пола до 5 лет и женск. пола до 10 лет).

Указом 2 мая 1838 г . было запрещено принимать крепостных людей без земли в обеспечение и удовлетворение частных долгов, а также запрещена продажа (и всякое отчуждение) крепостных людей (с землею или без земли) отдельно от семейств; «семейством же, не подлежащим раздроблению, считать: отца, мать, и из детей их сыновей неженатых и дочерей незамужних».

Указом 2 янв. 1841 г . было подтверждено правило о запрещении продажи крестьян отдельно от их семейств и установлено правило о приписке их к населенным имениям; закон запрещал продажу дворовых людей и крестьян обоего пола лицам, которые не имеют населенных имений.

Право помещиков наказывать своих крепостных за всякого рода «продерзости» не было регулировано законами, и правительство

Николая I пытается нормировать это право законодательными постановлениями.

( В Своде Законов изд. 1832 г . помещикам предоставляется право наказывать своих крестьян, «но без увечья и тем менее еще с опасностью их жизни». — В 1846 г . были точно определены права помещиков относительно домашнего суда и расправы: помещики или их управляющие могли подвергать крепостных «наказанию розгами до 40 или палками до 15 ударов, или же аресту на время от одного до семи дней, а в случаях особенной важности и до двух месяцев с тем, чтобы виновный был содержим в сельской тюрьме». За более важные преступления и проступки помещик может отсылать крепостных в смирительные и рабочие Дома на время от 2-х недель до 3-х месяцев, или в исправительные арестантские роты — от 1 до 6 месяцев; неисправимых и «вредных» крепостных помещики могут удалять из своих имений (11 ПСЗ, XXI, № 19640, ст. 1680).).

{66} С другой стороны, помещики за «жестокое обращение» со своими крепостными (связанное, очевидно, с истязаниями или увечьями) подлежали, по закону, ответственности и серьезному наказанию (В «Уложении о наказаниях уголовных и исправительных», изданном в 1845 году, находим отдел «о злоупотреблении помещичьей власти» (ст. ст. 1900-1906). Ст. 1900 гласит: «Когда виною помещика, чрез обременение безмерными сборами или иными также непомерными тягостями, населенное имение будет доведено до разорения, то сие и всякое другое населенное имение его берется в опеку», и помещику воспрещается пребывание в нем. По ст. 1901, «помещики, изобличенные в жестоком со своими крепостными людьми обращении, сверх учреждения опек над ними и всеми населенными их имениями, лишаются права иметь в услужении своих крепостных людей и подвергаются заключению в смирительном доме» на время от 6 месяцев до 3 лет. — Всего в 1851 г . в опеке состояло 200 дворянских имений за жестокое обращение их владельцев с крепостными.). — Беда была, однако в том, что крепостные по-прежнему были лишены права жалобы на своих помещиков, так что дела о преследовании помещиков за жестокое обращение с крепостными могли возбуждаться только по инициативе местных властей, а последние обыкновенно не спешили проявлять в этом вопросе свою инициативу.

Говоря о правовом положении крепостных, нужно еще упомянуть о том, что в 1827 г . было запрещено принимать детей крепостных крестьян и дворовых в гимназии и университеты, но им было дозволено «как и доселе невозбранно обучаться в приходских и уездных училищах» (а также в земледельческих и ремесленных школах).

Мы привели ряд законодательных постановлений относительно крепостного права. Каково же было фактическое положение крепостного крестьянства в первой половине XIX века

(И в советской и в дореволюционной литературе принято изображать положение всего крепостного крестьянства самыми мрачными красками, а всех помещиков полагается изображать в виде диких зверей, которые находят главное и чуть не единственное удовольствие своей жизни в постоянном истязании крестьян всеми возможными орудиями пытки — розгами, палками, кнутьями, плетьми, железными цепями, рогатками, «щекобитками» и т. д. Бесспорно, случаи жестоких истязаний бывали, мы находим сведения о них в судебных протоколах и в воспоминаниях современников, но они именно потому-то и попали на страницы мемуаров и в акты судов, что рассматривались как преступления, а не как повсеместно действующий нормальный обычай (на который, поэтому, никто не обратил бы внимания). Отвергая слащаво-фальшивую теорию «патриархальной власти», по которой помещики относились к своим крестьянам, как заботливые родители к любимым детям, мы не можем, однако, принять и противоположной, весьма распространенной теории сплошного зверства «класса помещиков». Если даже мы согласимся с утверждением, что помещики видели в своих крепостных не людей, а только рабочий скот, то всё же позволительно усомниться в том, чтобы большинство сельских хозяев находило особое удовольствие в постоянном истязании принадлежащего им рабочего скота. Салтыков-Щедрин, которого никто не заподозрит в сочувствии крепостному праву, говорит (в «Пошехонской старине») о характере отношений помещиков к крепостным: «Вообще мужика берегли, потому что видели в нем тягло, которое производит полезную и для всех наглядную работу. Изнурять эту рабочую силу не представлялось расчета, потому что подобный образ действия сократил бы барщину и внес бы неурядицу в хозяйственные распоряжения. Поэтому главный секрет доброго помещичьего управления заключался в том, чтобы не изнурять мужика, но в то же время не давать ему «гулять».) ?

{67} Дать общую картину положения крепостного крестьянства невозможно, ибо положение крестьян — в сотне тысяч помещичьих вотчин — было чрезвычайно пестро разнообразно и подвержено переменам, в зависимости как от характера владельцев, так и от множества иных местных условий. Вождь декабристов Пестель (ненавидевший, как известно, крепостное рабство) говорит в «Русской Правде» (гл. 3) : «Весьма различно положение, в котором находятся различные дворянские крестьяне. У самых добрых господ они совершенным благоденствием пользуются; у самых злых — они в совершенном злополучии обретаются. Между сими двумя крайностями существует многочисленное количество разнообразных степеней злополучия и благосостояния».

Не имея возможности дать общую и полную картину жизненных условий крепостного крестьянства, мы можем лишь приблизительно наметить области наибольшего «злополучия» и относительного «благоденствия». В наихудшем положении находился класс «дворовых людей», составлявший в середине XIX века около 10% 20-миллионной массы крепостного крестьянства. Лишенные собственного дома и хозяйства, постоянно на глазах у барина, подверженные всем прихотям и капризам господского произвола, нередко изнуряемые длительной работой (особенно дворовые девушки), они, в то же время, получали скудную (и не всегда доброкачественную) пищу и третировались как «дармоеды»...

{68} Крестьяне собственно разделялись на две основные группы — оброчных, плативших господину лишь определенную денежную сумму, и барщинных, обязанных работать на господском поле. Численное отношение тех и других было различно в губерниях черноземных и нечерноземных и изменялось со временем. В конце XVIII в., по исчислениям В. И. Семевского, в черноземных губерниях Великороссии было 26% крестьян оброчных и 74% барщинных; в нечерноземной полосе — 55% оброчных и 45% барщинных; во всех великороссийских губерниях было 44% оброчных и 56% барщинных крестьян. К концу 50-х годов % оброчных крестьян в нечерноземных губерниях значительно повысился и дошел в Московской губернии до 68%, во Владимирской до 70%, в Ярославской — до 90%. В черноземных губерниях, наоборот, несколько повысился % барщинных крестьян.

Положение оброчных крестьян было, в общем, значительно более благоприятным, чем положение барщинных. Они имели большие земельные наделы, ибо помещики в нечерноземных губерниях часто вовсе не вели сельского хозяйства и отдавали все удобные земли в пользование крестьян. Затем оброчные крестьяне пользовались, обыкновенно, значительной долей самоуправления. Значительная часть населения оброчных вотчин центральной промышленной полосы уходила на заработки в «отхожие промыслы». Правда, суммы оброчных платежей в течение первой половины XIX века в разных местностях были {69} значительно повышены и падали на крестьянский «бюджет» нередко тяжелым грузом.

Положение крестьян в барщинных вотчинах было во всех отношениях хуже, чем положение «оброчников». Вмешательство господ в крестьянскую жизнь и хозяйство было здесь неизмеримо более чувствительным. Управляли этими вотчинами или сами господа непосредственно (если они проживали в деревне), или наемные управители, или назначенные из крепостных бурмистры. Крестьяне должны были работать на барской пашне, причем нормальной считалась трехдневная барщина, но в очень многих имениях существовал еще один «поголовный день» в неделю (иногда это было воскресенье, после обедни), когда все крестьяне должны были работать на господском поле; в некоторых вотчинах от крестьян требовалась 4-х или 5-ти дневная барщина, и тогда крестьянам приходилось на своих полях работать по праздникам или по ночам. Наконец, в некоторых имениях (это были, впрочем, исключительные случаи) крестьяне, получая от господина пропитание («месячину»), работали на господских полях все 6 дней в неделю.

Кроме рабочей повинности (иногда и сверх оброка) крестьяне обычно платили господину «столовый запас» — баранов, гусей, кур, яйца, ягоды, грибы, — и исполняли подводную повинность (по перевозке продуктов барского хозяйства).

Среди барщинных крестьян особенно тяжелым было положение их у «мелкопоместных» владельцев, где эксплуатация крестьянского труда

была особенно сильной и господское вмешательство в крестьянскую жизнь особенно стеснительным.

Тяжелое положение крепостного крестьянства нередко вызывало крестьянские волнения, отказы в повиновении помещикам и попытки жалоб «высшему начальству». В царствование Николая I насчитывается историками до 600 случаев крестьянских волнений, из которых около половины были подавлены с помощью воинских команд.

(Нужно, впрочем, иметь ввиду, что выезжавшие для «усмирения» губернаторы, исправники и жандармские штаб-офицеры или проявляя усердие не по разуму, или, желая выслужиться перед высшим начальством и «схватить» лишнюю награду за свою «распорядительность», превращали в «бунты» такие действия крестьян, которые на самом деле не имели ничего общего с восстаниями, — отказ от повиновения помещику или попытка коллективной жалобы высшему начальству — всё это уже почиталось за «бунт».).

{70} Нередки были и случаи индивидуальных расправ крепостных со своими господами: за 20-летие с 1835 до 1855 г . известно около 150 случаев убийств помещиков крепостными и около 75 случаев покушений на убийство.

Отношение русского общества к крепостному праву было двояким: громадное большинство помещиков и николаевской бюрократии усматривало в крепостном праве один из «исконных устоев» русской жизни и считало недопустимым освобождение крестьян, особенно с землею, во-первых потому, что это было бы нарушением «священных прав собственности», а во-вторых, потому, что освобождение крестьян грозило бы тяжелыми политическими потрясениями, ибо крепостное право тесно связано с самодержавием, и помещики служат главной опорой царского трона.

Цвет дворянской интеллигенции — декабристы — ненавидели «крепостное рабство» и требовали его уничтожения. В николаевское царствование большинство «разночинной» интеллигенции и неширокие круги интеллигенции дворянской («западники» и «славянофилы» одинаково) относились отрицательно к крепостному праву и желали освобождения крестьян, но обсуждение крестьянского вопроса в печати находилось под строгим цензурным запретом. Однако, изгнанный из области политики и публицистики, крестьянский вопрос проник в русское общественное сознание через «окно» художественной литературы.

В 40-х гг. появляются в печати повести Григоровича («Деревня» и «Антон Горемыка»), «Записки охотника» Тургенева и ряд других произведений (Герцена, Щедрина, Писемского, Некрасова), которые привлекают внимание русского общества к «горькой судьбине» страждущего под игом крепостного бесправия «младшего брата». — «В результате этого {71} литературного движения — к концу 50-х гг. — не только был окончательно завоеван для русской литературы русский «мужик», не только найдены для его изображения правдивые художественные краски, но и для самого «мужика»-человека были завоеваны в общественном сознании его человеческие права» (Вел. Реф., III, 266).

При Александре I произошли серьезные изменения в положении крепостного крестьянства прибалтийских губерний. В 1804 г . было издано «Положение для поселян Лифляндской губернии», регулировавшее отношение крестьян к земле и к помещикам. Крестьяне превращались в наследственных владельцев их земельных участков.

Их повинности и платежи за землю определялись законом или постановлениями «ревизионных комиссий».

Крестьянам предоставлялись личные гражданские права, вводилось крестьянское самоуправление и крестьянский суд. — В 1805 г . подобные же «положения» были выработаны и утверждены для Эстляндской губернии.

Однако, прибалтийское дворянство скоро почувствовало себя стесненным новыми «положениями» и стало добиваться их пересмотра. Соглашаясь на предоставление крестьянам личной свободы, дворянство (или «рыцарство») прибалтийских губерний требовало признания земли полною собственностью дворян, и правительство пошло навстречу этим домогательствам. 1-ая статья «Учреждения для эстляндских крестьян», изданного в 1816 г ., гласила: «Эстляндское рыцарство, отрекаясь от всех доселе принадлежащих ему крепостных наследственных прав на крестьян, ...предоставляет себе токмо право собственности на земли».

Однако в этом «токмо» заключалось весьма многое! Крестьяне, сделавшись лично свободными, но не получивши никаких земельных наделов, попали в полную экономическую зависимость от помещиков и должны были превратиться в арендаторов помещичьей земли, или в батраков в помещичьих хозяйствах. На таких же условиях были «освобождены» в 1817 г . крестьяне Курляндской губ., а в 1819 г . — крестьяне в Лифляндской губ. и на острове Эзеле.

При Николае I было подготовлено и затем осуществлено — при содействии энергичного {72} генерал-губернатора Юго-западного края Бибикова — введение в Юго-западном крае «инвентарей», определявших платежи и повинности крестьян в соответствии с находящимися в их пользовании земельными участками. В 1847 г . вступили в силу «Правила для управления имениями по утвержденным для оных инвентарям в Киевском генерал-губернаторстве» (в состав которого входили губернии Киевская, Волынская и Подольская, где большинство помещиков были поляки).

Аналогичное устройство было введено в 1846 г . в губерниях царства Польского (где крестьяне получили личную свободу, но без всяких земельных прав, по декрету Наполеона в 1807 г .). В 1852 г . было решено ввести «инвентарные правила» в губерниях Северо-западного края, но попытка введения этих правил вызвала недовольство и жалобы помещиков, и в 1854 г . было решено подвергнуть здесь инвентарные правила новому пересмотру.

{73}

3. Казенные крестьяне. Учреждение «Министерства государственных имущества (1837- 38 г .) и деятельность гр. П. Д. Киселева.

По 8-й «ревизии» (переписи), состоявшейся в 1835 году, в 54 губерниях Европейской России и Сибири числилось около 8? миллионов «ревизских душ» (т. е. «душ» мужского пола) государственных или казенных крестьян, что составляло около 44,5% общего числа крестьян.

Правовое и хозяйственное положение казенной деревни в первой трети XIX-го века представляло безотрадную картину. Органом центрального управления государственными имуществами и казенными крестьянами был «департамент государственных имуществ» в составе министерства финансов, которое смотрело на казенных крестьян лишь как на один из источников казенного дохода. Местными органами управления для казенных крестьян были, со стороны финансовой, хозяйственное отделение казенной палаты, а со стороны административной — земская полиция, в лице земского исправника и заседателей (с начала 30-х годов явились еще «становые пристава»). Земская полиция взыскивала подати и недоимки с казенных крестьян, и это взыскание обыкновенно сопровождалось незаконными поборами и разными злоупотреблениями, разорительными для крестьян.

Низшими органами крестьянского управления в казенных селениях были (согласно закону 1797 года) «волостные головы» и «сельские выборные» (или старосты). Однако состояние крестьянского самоуправления в это время было столь же безотрадным, как и состояние государственной администрации. На выборные должности обыкновенно проходили ставленники «мироедов», богатых крестьян, которые, поставив «миру» достаточное количество ведер водки, пользовались потом решающим влиянием в мирских делах (Многочисленные свидетельства ревизоров конца 30-х гг. о жалком состоянии крестьянского самоуправления в это время приведены у Дружинина, I, 346-354. По выражению одного из ревизоров, «из кабака изливаются самые убедительные доказательства» при решении всех крестьянских дел.) . {74} При безграмотности и пассивности крестьянской массы, главную роль в сельской администрации играли волостные и сельские писаря, отличавшиеся весьма невысоким культурным и моральным уровнем.

Высшее правительство неоднократно предписывало казенным палатам позаботиться о наделении казенных крестьян землею по норме 15 десятин на ревизскую душу в губерниях многоземельных и по 8 десятин в губерниях малоземельных. Однако, предписания эти, в полной мере, никогда не были осуществлены. По данным ревизии 1836-1840 гг., из 43 губерний Европейской России лишь в 13 губерниях наделы государственных крестьян превышали 5 десятин удобной земли на душу, в остальных 30-ти они составляли менее 5 десятин.

Платежи и повинности казенных крестьян в первой четверти XIX века значительно возросли. Кроме подушной подати и оброка, казенные крестьяне платили деньги на разные «мирские сборы» и «земские повинности», а также «отбывали натурою» повинности дорожную (устройство дорог и мостов), подводную (перевозка казенных и военных грузов и людей), «постойную» или квартирную. Наиболее тяжелою личною повинностью была рекрутская повинность, т. е. поставка молодых людей в армию при рекрутских наборах.

Неурожаи или пожары, при отсутствии надлежащей помощи, увеличивали бедствия казенной деревни. Немудрено при таких условиях, что крестьяне (особенно после неурожаев) становились неисправными плательщиками казенных податей; правительство принимало насильственные меры для взыскания недоимок, а это, в свою очередь, вело к дальнейшему разорению крестьян.

Ко всему этому присоединялись низкий уровень сельскохозяйственной техники и безотрадные культурно-бытовые условия в казенной деревне: отсутствие школ, врачебной помощи и учреждений мелкого кредита и чрезмерное «присутствие» кабаков, которые вытягивали у {75} мужиков каждую лишнюю копейку и всячески облегчали им возможность напиваться — и «с горя», и «с радости», а также и по всяким другим случаям.

Правительство Николая I, бессильное разрешить крестьянский вопрос в целом и провести ликвидацию крепостного права, решило принять серьезные меры для улучшения положения казенных крестьян. Осуществить крестьянскую реформу на государственных землях был призван П. Д. Киселев, быть может, наиболее выдающийся из всех государственных деятелей Николаевского царствования.

29-го апреля 1836 г . было учреждено 5-е отделение собственной

Е. И. В. канцелярии, которому было поручено «преобразовать постепенно управление казенных крестьян». Начальником нового учреждения был назначен генерал-адъютант Киселев, который взялся за дело с основательностью, необычной для бумажных николаевских бюрократов. Прежде всего он разослал по всем губерниям, где были казенные крестьяне, особых чиновников, которые должны были подробно обследовать положение государственных крестьян не только по бумажным «ведомостям», но путем личных опросов крестьян и изучения поданных ими жалоб и заявлений; ревизия эта продолжалась несколько лет (с 1836 по 1840 г .) и собрала богатые материалы о положении казенной деревни.

Не довольствуясь посылкой ревизоров, Киселев сам объехал несколько губерний, для личного ознакомления с положением крестьян. В донесении, которое он подал царю о результатах произведенного обследования, он изображал тяжелое положение казенных крестьян и настаивал на необходимости серьезной реформы в «управлении государственными имуществами». В согласии с его представлениями, в конце 1837 года было учреждено «министерство государственных имуществ», которое учреждалось с тройной целью: «для управления государственными имуществами, для попечительства над свободными сельскими обывателями и для заведывания сельским хозяйством». В следующем году был издан закон о местных органах нового управления. — «Теперь фискальная сторона отступала на задний план, и новая администрация должна была удовлетворять крестьянские интересы {76} независимо от их отношения к казначейству. Благосостояние государственных крестьян должно было стать самоцелью во взглядах и деятельности новой администрации. — Самый план административного устройства отличался стройностью, напоминающей работы Сперанского» (М. Богословский).

Изданное 30-го апреля 1838 г . обширное «учреждение об управлении государственными имуществами в губерниях» (11 ПСЗ, XIII, 11189) заключало «четырехъярусную» систему учреждений. В губерниях учреждались «палаты государственных имуществ» (с управляющим во главе). — Второй ступенью было окружное управление, во главе с «окружным начальником»; при образовании округов за основание принималось уездное деление, но, при незначительном числе казенных крестьян, казенные селения двух или трех уездов могли быть объединены в один округ. Окружной начальник должен был быть носителем попечительной власти, покровителем и защитником подведомственных ему крестьян («Окружной начальник должен выслушивать терпеливо и с особою внимательностью все жалобы, приносимые ему государственными крестьянами», и «обязан охранять и защищать подведомственные ему волости, сельские общества и принадлежащих к ним крестьян от всяких притязаний, притеснений и злоупотреблений».) ; он должен также наблюдать за законностью действий органов крестьянского самоуправления (Однако, он не должен командовать сельскими сходами, как впоследствии могли командовать ими земские начальники из отставных корнетов; ст. 31 положения о сельском управлении гласит: «чиновникам палаты государственных имуществ и окружного начальства не дозволяется участвовать в совещаниях государственных крестьян на сельском сходе», — эта степень киселевского либерализма не была впоследствии достигнута ни в императорской, ни в советской России...) ; он должен, далее, заботиться об улучшении нравственности подведомственных ему крестьян, о заведении приходских училищ, о «врачебном благоустройстве», об обеспечении продовольствия на случай неурожайных годов, о местных путях сообщения, об улучшении крестьянского хозяйства; конечно, он должен заботиться также и о соблюдении государственных интересов, о сборе податей и исполнении натуральных повинностей и о правильном отбывании крестьянами рекрутской повинности.

{77} Третьей административной ступенью является волостное управление. Волости образуются из соединения нескольких сельских обществ, с общим числом населения до 6 тыс. ревизских душ. Волостное правление состоит из головы и двух заседателей. Волостной голова избирается на 3-хлетие волостным сходом (Волостной сход составляется из выборных от сельских обществ, по одному от каждых 20 дворов.) и утверждается палатой государственных имуществ, по представлению окружного начальника; затем он может остаться в должности неопределенное время и увольняется по собственному желанию, по неспособности или по жалобе крестьян. Заседатели избираются на 3 года волостным сходом и утверждаются палатой. Волостной писарь назначается окружным начальником. Кроме волостного правления, в волости, должна быть «волостная расправа» (суд) из двух (избираемых сходом) «добросовестных», под председательством волостного головы.

Низшей ступенью администрации и суда в деревне является сельское управление (см. следующий §). В 1839 году для государственных крестьян были изданы «сельский полицейский устав» и «сельский судебный устав», которыми должны были руководствоваться в своей деятельности органы сельского управления и суда.

Вводя в жизнь новые органы крестьянского управления, Киселев старался подобрать удовлетворительный состав чиновников и обеспечить их достаточным содержанием, а затем постоянно и неуклонно внушал подведомственным ему чиновникам необходимость благожелательного отношения к крестьянам и строгого соблюдения законности (Министерский циркуляр 1843 г . предписывал чиновникам «содействовать развитию между крестьянами собственного мирского управления, наблюдать за исполнением преподанных им правил, но не вмешиваться в суждения по делам, принадлежащим сельскому управлению и расправе, ни в постановления мирских сходов, если в собственных своих делах они действуют по праву, предоставленному законом».).

{78} Программа Киселева ставила своею целью всесторонний подъем хозяйственного и культурного уровня казенной деревни.

При попытках упорядочения земельного вопроса Киселев должен был, прежде всего, встретиться с вопросом об общинном землевладении. Он видел и понимал, что «душевой раздел земель» есть институт «вредный для всякого коренного улучшения в хозяйстве», однако, институт этот «имеет свою выгоду в отношении устранения пролетариев, и потому составляет вопрос, которого решение выходит из пределов чисто экономических» (Заблоцкий, II, 199). Кроме того, Киселев усматривал в общинном землевладении исконный институт народного обычного права, а он провозглашал принципами своей деятельности не только «сохранение существующих законов», но и «возможное соблюдение коренных обычаев народа». Поэтому, сохраняя общинное землевладение, Киселев стремился лишь урегулировать земельные переделы и устранить вредное влияние крайней чересполосицы.

Киселев и руководимая им новая администрация энергично и настойчиво работали над улучшением положения «казенных поселян». — Значительно было двинуто вперед межевое дело. Число «межевых чинов» составляло до учреждения министерства всего 80 чел.; к 1856 г . было

1419 землемеров, межевщиков и межевых учеников, и к тому же году было снято на план земель до 53 миллионов десятин (т. е. больше половины удобных казенных земель). — В 18-ти губерниях крестьянские оброки были переложены с душ на земли и промыслы. — «Из свободных казенных земель было отведено нуждавшимся казенным крестьянам

2.444790 десятин. Сверх того до 500 тысяч дес. было отмежевано для водворения 56 тыс. чел., не имевших прежде земли вовсе. Наряду с наделением крестьян землей было предпринято наделение сельских обществ лесом с расчетом по одной десятине на душу.

{79} Всего таким образом было отведено в пользование сельским обществам 2.191339 десятин казенного леса» (Богословский).— Производилось переселение малоземельных крестьян, причем было переселено 169 тыс. душ, которым в местах их новых поселений было отвелено 2? милл. десятин (по нормам наделов от 8 до 15 десятин на ревизскую душу). — В стремлении увеличить продовольственные средства населения, правительство в 1840 г . издало распоряжение о заведении в казенных селениях посевов картофеля (Чрезмерное усердие местной администрации при введении общественной запашки для посевов картофеля (казенные крестьяне относились враждебно к общественной запашке, усматривая в ней вид ненавистной им барщины), а также слухи о передаче казенных крестьян помещикам или удельному ведомству вызвали в 1841-43 гг. волнения в нескольких селениях Пермской, Вятской, Оренбургской, Казанской и Саратовской губерний; во время этих «картофельных бунтов» «по трем губерниям беспорядки уничтожены были без употребления силы, а в двух — местное начальство признало нужным употребить оружие» причем погибло «18 человек ослушников» (Донесение Киселева царю, Заболоцкий, 11, 107). Крестьян, отличившихся особыми успехами в разведении картофеля, велено было награждать денежными премиями и золотыми и серебряными медалями.) .

Были введены правила лесного хозяйства (которое вели губернские и окружные лесничие); принимались меры для описания и охраны лесов и для разведения леса в безлесных местностях. — Под руководством Киселевской администрации производились также осушение болот, расчистка неудобных земель под пашню, устройство дорог и речных пристаней. — Для обеспечения народного продовольствия в неурожайные годы были устроены хлебозапасные магазины. — Для удовлетворения административных и хозяйственных нужд были созданы крупные общественные капиталы. — Для помощи отдельным хозяевам на случай нужды было создано свыше тысячи мелких сельских банков и несколько сот «вспомогательных» и «сберегательных» касс. — По случаю пожаров погорельцам выдавались безвозвратные пособия и ссуды.

Введено было в действие положение о взаимном страховании крестьянских строений от огня. Рекомендовалась {80} постройка домов каменных или на каменном (кирпичном) фундаменте (первых было построено за 18 лет свыше 7? тыс., вторых — свыше 90 тыс.); для удовлетворения этих строительных нужд было построено 600 кирпичных заводов.

Киселевская администрация заботилась не только о материальных, но и о духовных нуждах крестьян. В это время было построено в казенных селениях 90 новых церквей и отремонтировано 228 пришедших в ветхость старых; приобретались дома для причтов и отводились земельные участки для их содержания. — Было сдвинуто с мертвой точки и школьное дело: в 1838 г . у государственных крестьян считалось всего 60 школ с 1.800 учащихся, в 1856 r. — 2.550 училищ с 111.000 учащихся (в том числе 18? тыс. девочек).

— Было положено начало медицинской помощи сельскому населению — определено на службу по ведомству государственных имуществ 79 врачей, устроено 15 больниц, подготовлялись для обслуживания населения оспопрививатели и повивальные бабки.

«За восемнадцатилетнее управление Киселева министерством государственных имуществ деятельность созданной им администрации благодаря той энергии, которою он ее одушевлял, принесла ощутительные результаты» (Богословский). Благосостояние и благоустройство государственных крестьян за это время несомненно поднялись, и этот подъем отразился на росте доходности государственных имуществ и на значительном уменьшении недоимочности государственных крестьян.

{81}

4. Крестьянский «мир» и общинное землевладение.

В длительных (и нередко горячих) спорах историков и публицистов о русской крестьянской общине, об ее происхождении, характере и значении для будущего, зачастую смешивались две совершенно различные вещи: общественно-административная организация, с ее выборными органами (старостами, целовальниками, сотскими, сборщиками, «раскладчиками» и т. д.) и поземельно-передельная община, владеющая пахотными и сенокосными землями на началах уравнительной разверстки. Общественно-административная организация крестьянского «мира» уходит своими корнями далеко вглубь истории (мы встречаем крестьянских старост, сотских, «судных мужей» и т. д. в памятниках XIV-XV веков), тогда как поземельно-передельная крестьянская община складывается уже вполне «на глазах истории», главным образом в течение XVIII века (Вопрос о происхождении крестьянской поземельной общины подробно рассмотрен мною в Записках Русского научно-исследовательского объединения в Праге, №№ 67 и 77. С. П.) .

На землях частных владельцев крестьянское самоуправление в течение XVII-XVIII вв. было придавлено властной опекой вотчинной администрации ( хотя не было уничтожено вполне). На землях государственных оно сохранялось непрерывно, однако в XVII и XVIII вв. правительство стремилось использовать выборные органы крестьянского мира для своих административных и фискальных целей. Указ 1769 года предписывал, в случае неуплаты крестьянами подушной подати, забирать в города старост и выборных, держать их «под караулом» и «употреблять их в тяжкие городовые работы без платежа заработных денег, доколе вся недоимка заплачена не будет» (Начало ответственности крестьянских обществ и их выборных властей за исправную уплату казенных платежей подтверждалось впоследствии рядом правительственных указов; при проведении крестьянской реформы 1861 г . круговая порука сделалась обязательным государственным законом для всех крестьян; она была отменена лишь в 1903 году.) .

{82} В конце XVIII века правительство нашло нужным регулировать деятельность органов крестьянского самоуправления. В 1797 г . был издан закон «о разделении казенных селений на волости и о порядке внутреннего их управления». Закон этот устанавливает разделение всей совокупности казенных селений на волости определенной величины (в каждой волости должно быть не свыше 3 000 душ муж. пола) и ставить во главе их «волостные правления». Волостное правление состоит из избираемого на 2 года «волостного головы», старосты (или «выборного» главного селения — того, в котором находится волостное правление) и волостного писаря. В каждом селении на год избирается «выборный» (должность, соответствующая старосте) и, кроме того, каждые 10 дворов избирают по одному десятскому — преимущественно для поддержания полицейского порядка. Состав волостных и сельских сходов и их компетенция не были достаточно точно определены законом.

Указом 1812 г . было предоставлено «головам на мирской сходке чинить расправу по всем таковым делам, где преступление не будет заключать в себе большой важности как-то: кража, не превосходящая пяти рублей, и тому подобное, ...и виновных наказывать по их приговору домашним образом».

В 9-м томе Свода Законов («Законы о состояниях») разд. IV («о сельских обывателях»), изд. 1832 г ., мы находим следующие постановления «о правах и обязанностях сельских обществ»: ст. 406: «Каждое отдельное селение сельских обывателей составляет свое мирское общество и имеет свой мирской сход. Соединением сельских обывателей, к одной волости принадлежащих, составляется волостное мирское общество». Ст. 407: «На сельском мирском сходе производятся следующие дела:

1) сельские выборы; 2) дозволение принадлежащим к тому обществу крестьянам на переселение; 3) разделение между поселянами общественных земель в пользование; ...5) отдача мирских оброчных статей в содержание; {83} 6) раскладка податей, оброка и повинностей;

7) дача доверенностей на хождение по делам общества; 8) суждение маловажных проступков казенных поселян и назначение за то наказаний».

Согласно ст. 408-й, на сельских мирских сходах, кроме того, постановляются приговоры о приеме («приписке») новых членов и об увольнении казенных поселян из общества.

Что касается фактического положения крестьянского мира в первой половине XIX века и его деятельности, то отзывы современников об этом далеко расходятся в оценках. — Славянофил Кошелев утверждал: «у нас в крестьянстве мирское начало живо, сильно и всеобъемлюще». — Константин Аксаков, отстаивая самостоятельность и независимость крестьянского мира, восклицал, обращаясь к деятелям реформы 1861 г .: «Ведь вы не со скотами имеете дело, а напротив, с народом, который в общественном деле смыслит гораздо побольше вас, членов благородного дворянского собрания» ...и утверждал: «мир есть народ, как одно мыслящее, говорящее, и действующее целое».

Ревизоры, которые в 1836-40 гг., по поручению Киселева, обследовали положение казенных крестьян, вынесли гораздо менее отрадное впечатление о деятельности крестьянского мира. Более порядка и благообразия было в северных волостях (в губерниях Вологодской, Архангельской и Олонецкой), где традиции крестьянского самоуправления восходили к глубокой древности; во многих других местах ревизоры нашли крестьянское мирское самоуправление в самом безотрадном состоянии.

Реформа Киселева в 1838 и сл. гг. имела целью всестороннее улучшение как экономического, так и административно-правового положения государственных крестьян. С этой целью организация и деятельность органов волостного и сельского управления были приведены в стройную систему, круг прав и обязанностей их точно очерчен законом. — Сельские общества (с максимальным числом до

1.500 ревизских душ) были учреждены в каждом большом селении, несколько малых селений были соединены в одно сельское общество. Органами сельского управления были сельский сход, сельское «начальство» и «сельская расправа».

{84} Сельский сход составлялся из должностных лиц сельского управления и из «выборных» — по 2 человека от каждых 10 дворов. Полагая, что чрезмерное многолюдство сельского схода будет препятствовать обстоятельному, толковому и спокойному обсуждению вопросов на сходе, Киселев таким образом заменил поголовную крестьянскую сходку собранием выборных представителей от крестьян.

Однако для решения вопроса, имевшего жизненное значение для каждого крестьянина, именно, для раздела общественных земель, на сельский сход «приглашались» все домохозяева. Предметы ведомства сельского схода (по ст. 20-й «Учреждения») были следующие: выборы сельских должностных лиц; увольнение из общества и прием в общество новых членов; «раздел между государственными крестьянами земель сельского общества»; раскладка казенных податей, повинностей и сборов между крестьянами и меры по взысканию недоимок; дела по отбыванию рекрутской повинности; назначение денежных сборов на мирские расходы; рассмотрение отчетов сборщика податей и смотрителя запасного хлебного магазина; постановления о мирских оброчных статьях; регулирование пользования общими лесами и сенокосами; дела о семейных разделах; назначение и учет опекунов к малолетним сиротам; рассмотрение просьб о пособиях; «дача доверенностей на хождение по делам общественным».

Сельский сход избирает (на 3 года) «сельское начальство» в следующем составе: сельского старшину (который затем утверждается палатою государственных имуществ) и от одного до трех сельских старост (в небольших обществах — численностью до 200 ревизских душ — должности старшины и старосты могут быть соединяемы). Далее сход выбирает сборщика податей и смотрителя сельского запасного хлебного магазина; низшими органами, наблюдающими за порядком в деревне и за сохранностью лесов, являются «десятские» и «полесовщики».

Судебная власть в деревне принадлежит «сельской расправе»; она состоит, под председательством сельского старшины, из двух сельских «добросовестных», избираемых сходом на 3 года из государственных крестьян, {85} «отличных хорошим поведением и доброю нравственностью» (Она постановляет окончательные приговоры по тяжебным делам об имуществе стоимостью не свыше 5 руб. серебром и приговаривает виновных к следующим наказаниям за проступки: к денежной пене до 1 руб. серебром, к аресту или общественным работам до 6 дней, к наказанию розгами до 20 ударов.) . Руководством для «сельских расправ» должен был служить изданный в 1839 г . «сельский судебный устав». Недовольные решениями «сельской расправы» могли обжаловать ее приговоры в «волостную расправу».

Таково было административное и судебное устройство казенных крестьян при Киселеве; при освобождении помещичьих крестьян в 1861 г . оно, в значительной мере, послужило образцом для устройства суда и управления в селениях бывших крепостных крестьян.

Управление помещичьих крестьян до реформы 1861 г . отличалось крайним разнообразием. В крупных вотчинах выборные органы крестьянского «мира» имели больше шансов сохраниться, чем в имениях «мелкопоместных» владельцев, где господин, живший в непосредственной близости к своим крестьянам, сам руководил всей хозяйственной деятельностью своих «подданных», сам творил «суд и расправу» в деревне. В крупных оброчных имениях помещики часто ограничивались получением с крестьян лишь известной суммы платежей, не вмешиваясь в их жизнь и хозяйство, и потому крестьянам жилось много легче и свободнее; здесь, зачастую, выбранные миром сельские власти («бурмистры», старосты, «целовальники», сборщики, «добросовестные» и т. д.) производили сбор и раскладку барского оброка, а затем сами вели все дела текущего управления, творили «суд и расправу» среди крестьян, подчиняясь лишь общему надзору господ и назначенных ими управителей (Иногда владельцы крупных вотчин, не жившие в имениях, составляли для своих управителей и для сельских властей подробные наказы или инструкции, регулировавшие их деятельность и взаимные отношения. — Н. И. Тургенев в 1818 г . писал: «...Оброчные деревни управляются старшинами, от самих крестьян избираемыми; крестьяне повинуются миру, а не прихотям помещика или управителя».) .

{86} В барщинных вотчинах, где власть помещиков и назначенных ими управителей, приказчиков, бурмистров охватывала и опутывала всю жизнь крестьянина, о широком развитии крестьянского самоуправления, конечно, не могло быть и речи.

Безграничная власть помещика над крестьянином и заинтересованность его в извлечении наибольшего дохода из своей вотчины, вместе с тем, ответственность его перед правительством за исправный взнос подушной подати, повели в XVII-XVIII в. к систематическому вмешательству органов вотчинной администрации в хозяйственную жизнь крепостного крестьянства.

Разнообразие крестьянских земельных участков по их величине и вообще разница в хозяйственном положении крестьянских дворов делала для помещиков сложной и затруднительной разверстку между крестьянами как помещичьих повинностей и платежей, так и государственной подушной подати (введенной Петром Великим) (Подушная подать падала в одинаковом размере на каждую «ревизскую», т. е. мужскую «душу», начиная от грудных младенцев и кончая столетними стариками, включая и здоровых работников и калек.) .

Чтобы выйти из этих затруднений и создать рациональную и справедливую систему распределения платежей и рабочих повинностей, помещик в конце XVII в. и в течение XVIII в. организует новую хозяйственно-податную и рабочую единицу в виде крестьянского «тягла». Всё взрослое и трудоспособное крестьянское население помещичьих вотчин (особенно состоящих на барщине) разделялось обычно на известное число «тягол»: в каждое «тягло» обыкновенно входила одна рабочая крестьянская пара — муж с женой, — но встречались и более многолюдные тягла; на каждое тягло теперь налагается одинаковая сумма казенных платежей и барских повинностей. Вместе с тем, в силу равенства платежей и повинностей, отдельные тягла должны быть в равной мере обеспечены землей, как основным хозяйственным и платежным средством.

А необходимость поддерживать это земельное «уравнение» вызывает необходимость {87} земельных переделов. В результате этих условий, во второй половине XVIII века поземельно-передельная община, как правило, господствует в помещичьих имениях всей Великороссии (Однако, система «уравнительного» землепользования и в XVIII в. еще не сделалась исключительно господствующей, и во многих — оброчных — вотчинах мы встречаем, с одной стороны, богатых, а с другой, «маломочных» крестьян.) , со всеми ее характерными чертами: чересполосицей, принудительным севооборотом (с традиционным трехпольем)

и общими и частными переделами пахотной земли и сенокосов.

Государственные или казенные крестьяне в XVII и в первой половине XVIII в. распоряжаются своими пахотными и сенокосными участками, как своею собственностью; продают и покупают их, закладывают, меняют, дарят, завещают, отдают в приданое за дочерьми. В результате этой земельной мобилизации между государственными крестьянами в XVIII в. образовалось значительное экономическое неравенство, и рядом с «богатеями» (богатевшими не только от сельского хозяйства, но и от занятия промыслами и торговлей), образовалось значительное количество «маломочных» крестьян и даже безземельных батраков.

Обеспокоенное этим правительство, во второй половине XVIII-го века начинает стеснять крестьянское право распоряжения землями, и межевыми инструкциями 1754 и 1766 гг. запрещает казенным крестьянам продавать и закладывать их участки (в целях сохранения их податной платежеспособности). Вместе с тем, возникает мысль об отобрании земельных «излишков» у купцов, посадских, и богатых крестьян — «многовладельцев» для передачи их «многодушным» (т. е. имеющим большие семьи), но «маломощным», т. е. малоземельным и безземельным крестьянам. Проекты такой земельной дележки вызывают, конечно, сочувствие деревенской бедноты, но решительную оппозицию со стороны зажиточного крестьянства северных областей. В большинстве крестьянских наказов депутатам Екатерининской комиссии по составлению нового уложения (1767-1768 гг.) крестьяне требуют сохранения старого порядка земельного владения.

{88} Однако правительство в конце XVIII в. продолжает настойчиво стремиться к земельному «уравнению» казенных крестьян. В 1785 году архангельский директор экономии предписал старостам и крестьянам всех волостей своего округа, «дабы они все тяглые земли между собой уравняли безобидным разделом» (В подтвердительном приказе 1786 г . тот же директор экономии писал: «...справедливость требует, чтобы поселяне, платя одинаковую все подать, равное имели участие и в угодьях земляных, с коих платеж податей производится» и потому «уравнение земель... почитать надлежит неминуемо нужным, сколько для доставления способа поселянам платить подати свои бездоимочно, тем не менее для успокоения малоземельных крестьян».) ; «безобидный раздел» пашенных земель на севере — это была квадратура круга, и вследствие протестов и жалоб крестьян-собственников, осуществить его до конца XVIII в. не удалось.

В царствование Павла (1796-1801) правительство решительно и твердо берет курс на земельное «уравнение». Ряд сенатских указов требует доведения нормы крестьянского землевладения до размеров от 8 до 15 дес. на ревизскую душу; для этого должно было отвести в надел крестьянам пустующие казенные земли, где необходимо, произвести переселение малоземельных крестьян на свободные земли и, наконец, «учинить разверстку земель между казенными поселянами совершенно уравнительную» (указ 19 авг. 1798 г .).

Повторный сенатский указ ( 1800 г .) требовал от казенных палат «стараться соблюсти по крайней возможности такое правило, чтобы всякий из поселян казенных, будучи одинаковою повинностию обязан, одинакие ж со стороны земляного пространства и пошвы (т. е. почвы) имел и выгоды».

Затеянное правительством земельное «уравнение» вызвало, конечно, сопротивление и протесты зажиточного крестьянства, но было поддержано малоземельными и безземельными элементами деревни и породило в северной деревне острую социальную борьбу (В 1803 г . 67 пострадавших от раздела земель домохозяев одной из удельных волостей Вологодской губернии подали в департамент уделов жалобу, в которой писали, что волостной голова принуждал крестьян насильно подписываться под приговором о разделе земли, «бил и сажал на цепь», чтобы они отдали в надел другим крестьянам их земли, «состоящие из древних лет как за предками ихними, так и за ними самими в бесспорном владении, и вновь расчищенные собственным их капиталом и трудами». При производстве следствия по жалобе волостной голова признал, что один из протестантов «во избежание упорства и дерзости посажен был им на цепь, но не на долгое время»... Таким образом некоторым сторонникам частной земельной собственности пришлось проникаться убеждением в преимуществах земельного «уравнения» — сидя на цепи!) .

{89} В конце концов, в течение первых десятилетий XIX в., с большими трудностями и проволочками правительству удалось и на севере «достигнуть спасительной цели уравнять поселян землею» (по выражению одного из сенатских указов) (Конечно, «уравнение» могло быть достигнуто лишь в пределах сельских обществ; значительное земельное неравенство между различными губерниями, уездами и волостями продолжало существовать.).

{90}

5. Экономическое развитие страны, — замедленный ход его.

Слабость городского класса. Промышленность и торговля.

В первой половине XIX в. в России происходило, несомненно, развитие денежного хозяйства, промышленности и торговли, но темп этого развития был, в сравнении с экономическим развитием других европейских стран, весьма замедленный. В конце XVIII в. Россия, в экономическом отношении, стояла не ниже других европейских стран; по выплавке чугуна Россия стояла на одном уровне с Англией (и ежегодно вывозила около 3 милл. пудов железа); через 60 лет Англия превосходила Россию по выплавке чугуна больше чем в 12 раз (В 1859 г . в Англии было выплавлено 234 милл. пудов чугуна, в России — 19 милл. пудов; на долю России приходилось в этом году лишь 4% мировой выплавки чугуна.) .

Крепостное право и крепостной труд, подневольный и малопроизводительный, становятся тормозом промышленного развития. «Те отрасли производства, в которых крепостной труд продолжает господствовать, перестают развиваться. Европа быстро перегоняет нас в техническом отношении; вывоз обработанных изделий из России абсолютно сокращается, а относительно нисходит до совершенно ничтожной величины» (Туган-Барановский).

Крепостное право тормозило промышленное развитие России с двух сторон: крепостное крестьянство, особенно барщинное, отдавая все свои «излишки» барину, не могло покупать почти никаких изделий промышленности, а сами помещики также старались ограничиться продуктами собственного хозяйства и работой собственных мастеров, начиная от кузнецов и плотников и кончая живописцами; для изготовления одежды, правда, приходилось покупать сукна и ситцы, но шили одежду, обыкновенно, домашние мастера и мастерицы. Даже сахар {91} считался предметом роскоши и подавался лишь при гостях, а сами обходились медом и медовыми изделиями, как во времена Олега и Святослава. Таким образом, внутренний рынок для промышленных изделий был чрезвычайно узким, и лишь текстильная (особенно хлопчатобумажная) промышленность находила достаточный спрос на свои изделия.

Далеко преобладающим элементом народного хозяйства в первой половине XIX в. оставалось земледелие, с его традиционным трехпольем, примитивной техникой, низкой урожайностью и частыми неурожаями.

Городское население в России первой половины XIX века растет и абсолютно и относительно: в 1796 г . городское население составляло

1.300 тыс. (около 4% всего населения), а в 1851 г . — 3.482 тыс. (7,8%), но в сравнении с европейскими темпами (не говоря уже об американских) рост этот весьма невелик. Надо, впрочем, иметь в виду, что в России торгово-промышленная деятельность не была сосредоточена только в городских поселениях, но растекалась по всей стране, находя себе место в посадах, слободах, и даже в селах и деревнях. Но с другой стороны, и русский город зачастую не был средоточием торгово-промышленной деятельности, а был (особенно, многие уездные города) чахлым и малолюдным административным центром, в котором, кроме нескольких церквей, высилось только одно большое здание, именно здание «присутственных мест»; было немного купеческих лавок и домов, а большинство городского населения — мещане жили в маленьких деревянных домишках, занимались не только ремеслами и мелочной торговлей, но и сельским хозяйством, а по улицам «города» спокойно разгуливали куры и гуси, свиньи и коровы...

В России отсутствовал класс многочисленной, самостоятельной и богатой буржуазии, который играл столь важную роль в политической, экономической и культурной жизни Европы и Северной Америки. Жалованная грамота городам, данная Екатериной в 1785 г ., не могла вдруг создать у нас «среднее сословие»; поэтому городское самоуправление, введенное этой грамотой, влачило {92} жалкое существование и никаким авторитетом ни у начальства, ни у жителей не пользовалось.

Переходя к развитию отдельных отраслей промышленности, отметим, прежде всего, что основная отрасль промышленности, промышленность железоделательная, находилась в состоянии относительного застоя. Главным центром чугуноплавильного производства был Уральский горный район (где производилось около 4/5 всего русского железа). Заводы на Урале были или казенные или «посессионные»; на последних работали крестьяне и мастеровые, «приписанные» к заводам и отбывавшие заводскую работу как барщину ( В 1847 г . на Урале было 37 заводов, к которым было приписано 178 тыс. крестьян муж. пола.) . Примитивная техника (при отсутствии свободной конкуренции), мелочная бюрократическая регламентация заводской жизни и работы, подневольный крепостной труд — всё это обусловливало техническую отсталость горнозаводского дела на Урале (особенно по сравнению с быстрым техническим прогрессом других стран в это время) (Средняя ежегодная выплавка чугуна в России составляла в 1826-30 гг. 10,2 милл. пудов, в

1846-50 гг. — 12,3 милл. пуд., в 1851-55 — 13,9 милл. пуд.) .

При отсталости русской металлургии в первой половине XIX в. происходило, однако, быстрое успешное развитие русской текстильной, особенно, хлопчатобумажной промышленности. Благодаря применению (несложных и недорогих) машин к прядению и ткачеству хлопка, бумажные ткани сделались самым дешевым предметом одежды и находили себе широкий сбыт (В 1804 г . в России было ок. 200 бумаготкацких фабрик с 6? тыс. рабочих, в 1814 г . — 424 фабрики с 40 тыс. рабочих. Дальше идет непрерывный рост.).

Средний годовой ввоз хлопка-сырца и бумажной пряжи в Россию составлял в 1816-20 гг. около 240 тыс. пудов, в 1856-60 гг. — около 2.830 тыс. пудов (увеличение за 40 лет почтив 12 раз).

Исследователь истории русской фабрики М. Туган-Барановский усматривает интересный {93} факт своеобразной эволюции в развитии русской текстильной промышленности, именно, что фабрика дала сильный толчок развитию мелкой кустарной промышленности. «Этот своеобразный ход русской промышленной эволюции в первой половине XIX в. был значительно усилен и ускорен войной 12-го г.», которая разорила множество фабрик, главным образом московских, а рабочие, состоявшие в большинстве из оброчных крестьян, разошлись и превратили свои избы в мелкие кустарные мастерские. Рост кустарного производства в текстильной промышленности продолжался в течение всей первой половины XIX века. «Николаевская эпоха, — говорит Туган-Барановский, — может быть, по справедливости, названа эпохой расцвета кустарной промышленности» (Кустарные промыслы были особенно развиты в губерниях Московской, Владимирской, Ярославской, Костромской, Калужской. Кустари-ткачи обычно не были независимыми производителями; они зависели или от фабрикантов, которые раздавали им бумажную пряжу для обработки ее на дому, или от скупщиков-торговцев, которым они продавали свой товар.) .

Кроме хлопчатобумажной промышленности, быстрый рост обнаруживала в первой половине XIX в. промышленность суконная (в 1850 г . числилось около 500 суконных фабрик). — Общий ход развития фабричной промышленности в дореформенной России характеризуется следующими цифрами: в 1815 году в Российской империи (без царства Польского и Финляндии) числилось около 4.200 фабрик с 173 тыс. рабочих; в 1857 — 11? тыс. фабрик с 520 тыс. рабочих (Туган-Барановский).

В Екатерининскую эпоху и в начале XIX в. было очень велико число дворянских вотчинных фабрик. Крестьяне, работавшие на этих фабриках, отбывали фабричную барщину, которая была им особенно трудна и ненавистна. Однако в XIX в. происходит непрерывное уменьшение числа вотчинных фабрик, и уже в 30-х гг. XIX в. дворянские фабрики составляют только 15% всех русских фабрик, а к концу 40-х гг. процент их понизился до 5-ти.

В руках дворянских предпринимателей {94} остаются главным образом лишь заводы, непосредственно связанные с сельскохозяйственным производством, именно, свеклосахарные ( Первый русский свеклосахарный завод был построен в 1802 г .; в 1848 г . числилось 340 заводов с производством 900 тыс. пудов в год (размеры сахарного производства всё же, как видим, были еще невелики).) и винокуренные.

Новый класс фабрикантов образовался главным образом из купцов, а частью из бывших крепостных крестьян, разбогатевших и выкупившихся на волю (Так почти все фабриканты села Иванова (Шуйск. у. Владим. губ.) вышли из крестьян, бывших кустарей. «Село Иваново представляло собою в начале XIX века оригинальную картину. Самые богатые фабриканты, имевшие более 1.000 чел. рабочих (Гарелин, Грачев и др.), юридически были такими же бесправными людьми, как и последние голыши из их рабочих. Все они были крепостными Шереметева» (Туган-Барановский). Из крепостных гр. Шереметева вышли также Морозовы в Зуеве и другие будущие «короли» текстильной промышленности.) .

Уже в крепостную эпоху вольнонаемный труд на фабриках постепенно вытесняет труд крепостной: в 1804 г . из 95 тыс. фабричных рабочих вольнонаемных было 45 тыс. или около 48%, а в 1825 г . из 210 тыс. было около 115 тыс. или около 54% вольнонаемных; в 30-х и 40-х гг. процент вольнонаемных рабочих на фабриках непрерывно повышался.

Развитие фабрично-заводской промышленности в Российской империи неизменно, хотя в разной степени, происходило под покровительством правительственной власти.

Екатерининское промышленное законодательство освободило промышленность от государственной опеки и регламентации (которую в свое время установил Петр Великий), упразднило государственные и частные монополии и объявило свободу торговой и промышленной деятельности (учрежденная Петром мануфактур-коллегия была закрыта в 1780 г .). Однако, издавая таможенные тарифы, правительство

Екатерины II, а затем и Александра I обыкновенно налагало пошлины на {95} привозные иностранные товары, которые могли конкурировать с произведениями русской промышленности (при чем, конечно, вместе с протекционистскими мотивами играли роль мотивы фискальные, т. е. заботы об увеличении государственных доходов). Тарифы 1816 г . и, особенно, 1819 г . носили либеральный или «фритредерский» характер, но тариф 1822 г . возвратился к покровительственной системе, а частью имел запретительный характер. Этот покровительственно-запретительный тариф действовал, с некоторыми изменениями, до середины XIX в., и лишь тарифы 1850 и 1857 гг. «покончили с запретительной системой Канкрина» (Милюков).

Ко времени Николая I относятся слабые зачатки фабричного законодательства в России (Первый закон «об отношениях между хозяевами фабричных заведений и рабочими людьми, поступающими на оные по найму» был издан в 1835 г . — Изданное в 1845 г . Уложение о наказаниях устанавливало наказание за стачку — арест от 7 дней до 3 недель, а для «зачинщиков» — от 3 недель до 3 месяцев. — Фабрикант за «самовольное» понижение платы рабочих раньше условленного срока или за принуждение рабочих получать плату не деньгами, а товарами, подлежал денежному штрафу от 100 до 300 рублей. — В том же 1845 г . было издано запрещение фабрикантам назначать на ночные работы малолетних до 12-летнего возраста, о чем государь повелел «обязать подписками хозяев фабрик», а Сенат «приказали» послать куда следует указы. «Наблюдение за сим» велено было «предоставить местному начальству», но, очевидно, местное начальство плохо за сим наблюдало, и гуманный закон 1845 года скоро пришел в забвение.) .

Развитие внутренней торговли в первой половине XIX века тормозилось, кроме общих условий крепостного строя, недостатком местных путей сообщения. Благодаря этому недостатку местные рынки были изолированы один от другого, и цены на хлеб испытывали огромные колебания в различных областях государства, в зависимости от местных урожаев и других причин. Торговля не была достаточно организована и испытывала недостаток в кредите.

Недостаток «торговых точек» (т. е. лавок и магазинов) в сельских местностях повел к развитию {96} торговли «в разнос»: торговцы-разносчики («ходебщики», «офени») разносили свои товары из села в село, где их покупали помещики и крестьяне (а больше помещицы и крестьянки) если у них «завелась» лишняя копейка.

Для совершения оборотов по оптовой торговле, а также для продажи крупного товару (особенно — лошадей) существовали по всей России ярмарки, которые приурочивались обычно к каким-нибудь большим праздникам. Наиболее важным «всероссийским торжищем» была в XIX в. знаменитая «макарьевская» ярмарка в Нижнем Новгороде. В 1817-18 гг. ее было велено перевести в Нижний из маленького городка Макарьева.

В Нижнем ярмарочная торговля широко развернулась, и здесь заключалось множество сделок не только по внутренней торговле, но и по торговле с странами азиатского Востока (здесь же купцы и «гуляли» так, что «дым шел коромыслом»). В 1824 г . на нижегородской ярмарке было продано товаров на 40 милл. рублей, а в 1838 г . уже на 130 милл. рублей.

Внешняя торговля России в первой половине XIX в. обнаружила значительный рост: ценность русского вывоза, которая в начале XIX в. составляла около 75 милл. руб., накануне крестьянской реформы поднялась до 230 милл. рубл.; привоз иностранных товаров за то же время возрос с 52 милл. руб. до 200 милл. руб. Главными предметами русского экспорта были хлеб и иные продукты земледелия и скотоводства, а также лес и разное сырье. Вывоз хлеба (главным образом вывозилась пшеница через Одессу) составлял в середине XIX в. 30-35% всего русского вывоза; вывоз готовых изделий составлял в 1851-53 году всего около 3% общей стоимости экспорта.

Пути сообщения представляют один из самых слабых пунктов дореформенной России. Как встарь, летом ездили по рекам, зимой — по снегу на санях, а осенью и весной сидели дома, потому что через густую черноземную грязь, не говоря уже про заливные луга, болота и овраги, было ни пройти, ни проехать.

Только в 1816 г . началась постройка шоссейных дорог, и только в 1830 г . была закончена шоссейная дорога между Петербургом и {97} Москвой. Впрочем — шоссейные дороги в России не получили значительного развития и во второй половине века, — к 1896 г . их было всего около 12 тыс. верст. Первая железная дорога (между Петербургом и Царским селом) была построена в 1838 г .

(Министр финансов Канкрин был противником железных дорог, которые, по его мнению, только «подстрекают к частым путешествиям без всякой нужды и таким образом увеличивают непостоянство духа нашей эпохи» (цит. Туган-Барановский).) .

В 1842 г . правительство решило приступить к сооружению Петербургско-Московской («Николаевской») железной дороги, которая была окончена в 1851 году

(В заключение этой главы следует упомянуть об одном замечательном случае российского предпринимательства, именно о деятельности т. наз. «Российско-Американской Компании», основанной в конце XVIII в. и получившей в 1799 г . особую «привилегию» на 20 лет, которая затем возобновлялась вплоть до середины XIX века. Компании было предоставлено исключительное, право звероловных, китоловных и рыболовных промыслов «на Американском материке» и на островах Алеутских и Курильских; компания могла устраивать фактории в Америке («с согласия жителей тех мест»), вести торговлю «российскими и иностранными произведениями» и должна была назначать «главного правителя колоний» и «старшин» для управления туземцами, живущими на Аляске и на островах Алеутских и Курильских, где она могла заводить «новые заселения и укрепления». Компания вела свои дела весьма успешно (в смысле чисто экономическом) и давала своим акционерам «значительные выгоды».) .

{98}

6. Государственные финансы.

Правительство Екатерины II быстро усвоило изобретенный в Европе способ — делать деньги «из ничего», точнее, из бумаги. В 1768г. был учрежден «ассигнационный банк», с разменным фондом в 1 милл. рублей, и на такую же сумму было выпущено в обращение бумажных денег (или ассигнаций); к 1774 г . сумма обращающихся ассигнаций возросла до 20 милл. руб., в 1786 г . — до 100 милл., а по окончании второй турецкой войны (в 1791 г .) сумма ассигнаций превысила 150 милл. руб.; в соответствии с этим курс ассигнационного рубля к концу царствования Екатерины упал до 50 металлических копеек.

В начале царствования Александра I общая сумма внутренних и внешних долгов, вместе с находящимися в обращении ассигнациями, составляла около 408 милл. руб. А с 1805 года начался период продолжительных и тяжелых войн, внесший дальнейшее расстройство в государственные финансы. Сметы на 1805, 1806 и 1807 гг. были сведены со значительными дефицитами; в 1808 и 1809 гг. пришли новые войны, а потом экономические и финансовые неурядицы, связанные с континентальною системою. Затем следовали новые выпуски бумажных денег и новое падение их курса; в 1810 г . сумма выпущенных ассигнаций достигла 577 милл. рублей, а курс их на серебро упал до 20-25 коп.

В 1810-11 гг. за упорядочение государственных финансов взялся Сперанский. Составленный им финансовый план предусматривал прекращение дальнейшего выпуска ассигнаций; сокращение расходов и установление лучшего контроля над государственными издержками; введение новых и повышение старых налогов; продажу некоторой части государственных имуществ. Подушная подать, составлявшая в начале столетия 1 рубль с души, была поднята до 2-х, а потом до 3-х рублей; оброчные платежи с казенных крестьян были значительно повышены.

Были повышены также оклады с мещан и купцов и {99} был введен даже налог с помещичьих доходов, в размере от 1 до 10% дохода (Налог взимался с имений, приносящих более 500 рублей годового дохода; налог этот был отменен в 1819 году.) . Помимо повышения прямых налогов, продажная цена казенной соли была повышена с 40 коп. за пуд до 1 рубля.

Усилия Сперанского привести в порядок государственные финансы имели лишь весьма кратковременный и непрочный успех. Новые войны с Наполеоном в 1812-15 гг. вызвали необходимость новых расходов — и новых выпусков бумажных денег; в результате сумма находящихся в обращении ассигнаций с 581 милл. рублей в 1811 году поднялась к 1817 году до 836 милл. рублей.

В таком расстроенном виде государственные финансы дожили до 20-х годов. Назначенный в 1823 г . министр финансов Канкрин начал наводить строгую экономию в расходах и накопил некоторый металлический запас. Ему удалось установить равновесие в бюджете и несколько поднять курс ассигнационного рубля, который в 1830 г . стоил 26 ? копеек серебром, а в 1839 г . — около 33 ? коп. Тогда правительство решило произвести денежную реформу. Манифестом 1 июля 1839 г . было объявлено, что серебряная рублевая российская монета «отныне впредь устанавливается главною государственною платежною монетою», а государственные ассигнации «остаются вспомогательным знаком ценности» с постоянным курсом по расчету 1 рубль серебром = 3 руб. 60 коп. ассигнациями. С 1841 г . вместо ассигнаций, стали выпускаться «государственные кредитные билеты», подлежавшие размену на серебро. Выпущенные раньше «ассигнации» (в общей сумме составлявшие в это время 595 милл. руб., т. е. по новому курсу 170 милл. руб.) подлежали постепенной замене новыми «кредитными билетами».

— Финансовая реформа Канкрина оказалась удачной; выпускаемые (в умеренном количестве) кредитные билеты сохраняли свой курс до Крымской войны (1853-1856), когда размен их на серебряную монету был прекращен.

Главной расходной статьей русского дореформенного бюджета было содержание армии и флота.

По {100} вычислениям П. Милюкова, государственные расходы составляли (в миллионах металлических рублей) в 1801 г . 64,2 милл. руб., в 1825 — 111,6 милл. руб., в 1850 г . — 284,5 милл. руб.; в том числе расходы на армию и флот составляли в 1801 г . 32,3 милл. руб. (50%), в 1825 г . — 48,4 милл. руб., (43%), в 1850 г . — 119,5 милл. руб. (42%). Платежи по государственному долгу в это время поглощали от 10 до 15% расходного бюджета.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел история