Библиотека

Теология

Конфессии

Иностранные языки

Другие проекты







Ваш комментарий о книге

Цыганков П. Политическая социология международных отношений

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава V . Закономерности международных отношений

Любая наука направлена на поиск существенных, повторяющихся, необходимых связей исследуемого ею объекта, или, иначе говоря, на поиск законов его функционирования и развития. Только на этой основе она может выполнить свое главное предназначение: объяснение наблюдаемого в существующих фактах, явлениях, событиях и процессах и предсказание их возможной эволюции. Но если в естественных и технических науках точность подобного предсказания бывает достаточно высокой, и чаще всего их «вечные истины» не могут быть подвергнуты сомнению (например, при условии соответствующего атмосферного давления и определенного химического состава воды, ее нагревание до ста градусов по Цельсию приводит к кипению), то иначе обстоит дело в социальных науках.

Они имеют дело с такой специфической областью, как общественные отношения, субъектами которых являются люди с неповторимостью их черт характера, уникальностью индивидуальных судеб; руководствующиеся волей, страстями, убеждениями, верованиями, ценностями, идеологиями, личными привязанностями и т.д. Поэтому сама проблема законов здесь выглядит иначе. Конечно, абстрактно рассуждая, можно представить себе такую ситуацию, при которой возможно сколь-либо точное повторение того или иного общественного факта или события. Однако на деле это потребовало бы соблюдения такого количества условии, которое практически не осуществимо. Отсюда фактическое отсутствие устойчивых, «вечных», «неопровержимых» законов и, соответственно, наличие значительных трудностей в попытках предсказания путей эволюции того или иного общественного явления или процесса. Как известно, сама проблема законов является в социальных науках дискуссионной, широко распространен скептицизм относительно их существования.

К сказанному следует добавить еще одно обстоятельство, вызванное сменой парадигм в научной картине мира и, в частности, переходом от детерминистских объяснений в духе лапласовского понимания вселенной к постдетерминизму, связанному с новейшими открытиями в таких областях знания, как квантовая механика, молекулярная биология и, особенно, синергетика.

Все это влечет за собой ряд нетривиальных последствий и для науки о международных отношениях, прежде всего в том, что касается понимания характера действующих в этой сфере законов, их содержания и проявления. Рассмотрим эта вопросы более подробно.

1. О характере законов в сфере международных отношений

Как мы уже видели, с позиций традиционного (ортодоксального) марксизма проблема законов решается на основе общей методологии исторического материализма, в соответствии -с которой содержание международных отношений определяется, с одной стороны, содержанием внутренней политики взаимодействующих на мировой арене государств (которая, в свою очередь, детерминирована их экономическим базисом), а, с другой, классовой борьбой между капитализмом и социализмом в общепланетарном масштабе. Отсюда формулировались такие «законы», как, например, « превращение мировой системы социализма в решающий фактор общественного развития»; «возрастание роли развивающихся государств и движения неприсоединения»; «усиление кризиса и агрессивности империализма»; «мирное сосуществование государств с противоположным общественным строем» и т.п. В то же время, с точки зрения марксизма, законы международных отношений, как правило, носят характер закономерностей, иначе говоря, необходимостей менее глубокого порядка, действующих лишь в приближении, в среднем, как равнодействующая многих пересекающихся законов. Это не означает однако, что марксизм сомневается в существовании закономерной основы общественной, в том числе и международной жизни. Иной характер законов, проявляющих себя как закономерности, вовсе не ведет к отказу от детерминизма как основы основ марксистского понимания истории.

Детерминизм во многом свойствен и такому направлению в науке о международных отношениях, как политический реализм, склонный исходить в понимании и объяснении взаимодействия государств на мировой арене из вечных законов неизменной человеческой природы, познание которых дает возможность создания рациональной теории.

В соответствии с детерминистским пониманием, например, изолированные усилия того или иного человека не могут повлиять на ход общественного развития, то есть действия отдельного индивида не имеют никакого значения для макросоциальных процессов. Развитие понимается как восходящий процесс движения от простого к сложному, от низшего к высшему, определяемый начальными причинами и не имеющий альтернатив. Тем самым картина мира предстает в виде вселенной, где господствуют строгие причинно-следственные связи, имеющие линейный характер. Следствие идентично, или, по меньшей мере, пропорционально причине. Поэтому, в принципе, история может быть объяснена и предсказана: настоящее предопределено прошлым, будущее прошлым и настоящим.

Однако в последние годы, как уже отмечалось выше, детерминизм, с позиций которого случайность, по сути, изгонялась из научных теорий, был серьезно потеснен в самих своих основаниях. Появились новые фундаментальные исследования, следствием которых стали радикальные трансформации в научной картине мира в методологических основах науки, в самом стиле научного мышления. Появление и развитие синергетики, науки о возникновении порядка из хаоса, о самоорганизации, позволило увидеть мир с другой стороны. Илья Пригожин показал, что в точках бифуркации детерминистские описания в принципе невозможны. Так, например, если в летящий снаряд попадает другой снаряд и происходит раздвоение (бифуркация) первого, то объяснить, как будут веста себя его части, в каком направлении они полетят, в принципе невозможно. Не потому, что наука еще не знает этого, а потому, что это непредсказуемо, когда мы имеем точки бифуркации. Только впоследствии, когда утвердится новая траектория полета указанных частей, станут возможными описания на основе известных законов, но не в этих точках. Таким образом, в науке появляется новое понимание, в соответствии с которым существует, как правило, множество альтернативных путей развития, в том числе и для человеческой истории, которая тем самым как бы лишается предопределенности. Постепенно утверждается и новое понимание истории как стохастического процесса непредсказуемого, непредугаданного, непредопределенного.

Новая картина мира начинает проникать и в науку о международных отношениях, где, учитывая специфику ее объекта, скептицизм относительно существования законов его функционирования и развития получил особенно широкое распространение: большинство исследователей стремятся избегать употребления самого понятия «закон», предпочитая оперировать такими «менее обязывающими» терминами, как «закономерности», «тенденции», «правила» и т.п. Так, например, Б. Рассет и Х. Старр отмечают, что даже в том случае, если бы теоретические исследования в науке о международных отношениях были развиты гораздо лучше, чем в настоящее время, все равно, скорее всего, ученые пришли бы не к формулированию законов, а к утверждениям «по вероятности»: «В самом лучшем случае, пишут они, ученый-социолог может оценить не более, чем вероятность, что за данным специфическим событием (угрозой, обещанием или уступкой) последует желаемый результат» 7 .

Известный французский социолог Р. Арон, в свою очередь, полагал, что сама природа международных отношений, особенностью которых является отсутствие монополии на насилие и «плюрализм суверенитетов», диктует необходимость принятия тех или иных политических действий «до того, как собраны все необходимые знания и обретена уверенность». Поэтому всякая деятельность в этой сфере основана не столько на знании закономерностей (которые, как он считал, все же существуют), сколько на вероятностях, «связанных с непредсказуемостью человеческих решений. Здесь можно только строить предположения о том, какое поведение считать рациональньм. А это означает, подчеркивал Р. Арон, что «социология, приложенная к международным отношениям, имеет, так сказать, свои границы»3.

С точки зрения одного из последователей Р. Арона, Ж. Унцингера, изучение любого явления или процесса международной жизни предполагает его анализ с позиций и истории, и социологии, и теории. Только с учетом этого можно надеяться на выведение и исследование законов международных отношений. И все же, подчеркивал он, окончательное объяснение международной ситуации или какая-либо уверенность в полном понимании причин происходящего в этой сфере невозможны. Так, например, вооруженный конфликт можно объяснять на основе теории империализма, руководствуясь утверждениями об агрессивном характере данного государства, традиционной враждой соответствующих народов, темпераментом государственных деятелей, наконец, сочетанием всех указанных факторов. Каждый из этих подходов может содержать элемент истины, но ни один из них, и даже все они вместе взятые не могут претендовать на окончательно верное объяснение. Поэтому «понятие, которое лучше всего отражает реальность международных отношений это понятие относительности» 4 .

Приведем мнение еще одного известного ученого французского историка Ж.-Б. Дюрозеля. Соглашаясь с утверждениями о том, что в общественных науках законы не обладают той степенью строгости, которая характерна дли наук о природе, и потому не дают полного удовлетворения требований, он подчеркивает, что такое положение вещей объясняется самой сущностью отражаемых ими реалий. При этом, поскольку речь идет о сфере вероятностного знания, в котором господствуют исключения и которое поэтому неотделимо от интуиции, здесь гораздо больше подходит термин «закономерность». Закон отражает одну или несколько групп строго идентифицированных феноменов, имеющих общий характер, более того освобожденных от всех признаков индивидуальности и поэтому поддающихся измерению. Когда же мы имеем дело с событиями, то каждое из них предполагает присутствие человеческого разума, поэтому каждое является единичным, уникальным. Здесь фактически не существуют идентичность и изменяемость. Между несколькими событиями можно найти лишь аналогии: так, существуют типы расхождений, типы коммуникаций, типы насилия. «Закономерность это и есть наличие длинного ряда подобий, которые как бы не зависят от особенностей той или иной эпохи и, следовательно, могут быть отнесены к самой природе homo sapiens » 5 . Наряду с закономерностями, отражающими повторяемости или подобия типов событий, независимо от социального или технического уровня общества, политического режима или географического региона, существуют также «временные правила» и «рецепты». «Временные правила» отражают уровень менее общего порядка, чем совокупная история человечества. Они касаются одной из «структур», то есть «одной из фаз той длительной исторической эволюции, которую прошел мир» данной эпохи, данного географического региона или данного политического режима.

Наконец, существует уровень отдельного действия в данный момент и в данных обстоятельствах. Люди должны действовать. Но для того, чтобы эти действия были как можно более разумными, одних закономерностей и временных правил недостаточно. Поэтому, за отсутствием научных знаний, они опираются на принципы нормативного характера, которые могут быть названы «рецептами». Можно было бы продолжить рассмотрение взглядов различных ученых, относящихся к полемизирующим друг с другом теоретическим направлениям и школам. Но и приведенных примеров достаточно для того, чтобы сделать некоторые предварительные выводы. Они показывают, что, несмотря на широко распространенный скептицизм относительно существования законов в сфере международных отношений, объясняемый спецификой этой сферы социального взаимодействия, на имеющиеся разногласия в понимании их значения для объяснения и прогнозирования наблюдаемых здесь событий и процессов, на дискуссии, касающиеся форм, характера проявления и степени «устойчивости» закономерностей, между исследователями есть согласие в ряде аспектов, существенно важных, в контексте рассматриваемой проблемы. Во-первых, сфера международных отношений представляет собой своего рода стохастическую вселенную, картину причудливого переплетения многообразных событий и процессов, причины и следствия которых носят несимметричный характер, поэтому их описания и объяснения в духе детерминизма, предопределенности, безалътернативности, исключения случайности неплодотворны.

Во-вторых, социологический подход, направленный на сравнение международных событий и процессов, на выявление между ними подобия и различий, на построение определенной типологии обнаруживает, что, при всей специфике происходящего в сфере международных отношений, в ней могут быть обнаружены и некоторые «повторяемости», например, с точки зрения видов взаимодействия, степени их интенсивности, характера возможных вариантов последствий и т.п.

Наконец, в-третьих, подобные «повторяемости», которые, могут быть названы закономерностями и которые, с учетом сказанного выше, могут иметь лишь достаточно относительный характер, непосредственно в сфере международных отношении весьма немногочисленны. К их рассмотрению мы и переходим.

2. Содержание закономерностей международных отношений

Одной из иллюстраций немногочисленности закономерностей, имеющих непосредственное отношение к сфере международных взаимодействий, может служить попытка их систематизации, предпринятая Ж.-Б. Дюрозелем. Приведем ее полностью (см. прим. 5, с.309-320):

1. Любое общество и, следовательно, любая политическая единица, стремятся к технической эффективности.

2. Любое техническое усовершенствование подчиняется постоянной и всеобщей закономерности распространения.

3. Главным тормозом распространения техники является существование в обществе целостной системы ценностей.

4. Необходимо уметь обнаруживать закономерность конверсии, то есть условия, при которых социальные общности переходят от одной системы ценностей к другой. Дело в том, что, будучи широко распространенным феноменом в индивидуальном плане, конверсия является исключительно редкой, когда речь идет об общностях, наделенных религией или идеологией. Она осуществляется только при следующих условиях: а) существующая идеология находится в процессе полного разложения; б) идущая ей на смену идеология является мощной и привлекательной; в) процесс конверсии сопровождается осуществляемым в течение длительного времени насильственным разрушением старой идеологии; г) конверсия начинается с периферических зон, находящихся в стороне от центра наиболее интенсивной веры.

5. Структурная стабильность общности вызывает у части ее членов ощущение «невыносимости», то есть состояния, при котором многие индивиды готовы рисковать своей жизнью во имя изменений. Так, например, Англия сумела избежать революции между 1830-1835 гг. только потому, что ее правители проводили политику широких реформ. Напротив, французский режим эпохи Реставрации вместо трансформации своих институтов пытался укрепить их, что шло вразрез со стремлениями большинства граждан.

6. Существует постоянный конфликт между эффективностью и человеческим достоинством.

Способы человеческих объединений менее стабильны, чем системы ценностей (религиозные или идеологические), но менее открыты для изменении, чем техника.

8. Закономерность войны, объясняемая существованием замкнутых систем стабильных ценностей, разницей военных потенциалов, регулярностью, с которой в истории человеческий общностей возникает ситуация Невыносимости».

Как видим, из приведенного перечня закономерностей лишь одна («закономерность войны») непосредственно касается сферы международных отношений, тогда как все другие носят гораздо более широкий характер, затрагивая социальную сферу человеческих отношений в целом. Разумеется, в этом своем качестве они не могут не влиять на международные отношения, более того, влияние некоторых из них (особенно второй, третьей и четвертой), как убедительно показывает автор, является настолько ощутимым, что без их анализа и учета трудно понять многие международные события и процессы. И все же речь идет об общесоциологических закономерностях, действующих в области как международных, так и внутриобщественных отношений. Иное дело «временные правила». Сравнивая характер международных отношений, свойственных периоду, продолжавшемуся с XVI века до 1914 года, с современными международными реальностями (с 1945 года и до наших дней), Ж.Б.Дюрозель отмечает, что для современности характерно отсутствие коалиции, направленных против гегемонии одной или нескольких великих держав (то есть «подобия европейского концерта наций»); уже не существует ни одной собственно европейской великой державы; на мировой сцене появляется новая, разрозненная, но вполне реальная международная сила мировое общественное мнение; происходят радикальные изменения в военной стратегии и т.п. Речь вдет, таким образом, непосредственно о сфере международных (межгосударственных) отношений, однако указанные «временные правила» являются, скорее, хорошо систематизированными наблюдениями, представляющими собой исходный эмпирический. материал, нуждающийся в дальнейшем изучении и обобщении.

Если же попытаться провести более широкий анализ научной литературы, посвященной международным отношениям, то можно убедиться, что значительная ее часть (напомним, что главным образом политологического характера) посвящена в основном анализу проблем, связанных с войной или ее предотвращением. Этот подход характерен и для Р. Арона (его главный труд, посвященный исследованию международных отношений, назван «Мир и война между нациями»), который одним из первых предпринял попытку создания социологии международных отношений. Поэтому закономерности, о которых идет речь в данной литературе, касаются прежде всего именно этих проблем и не выходят за рамки межгосударственных отношений.

Обобщая в этой связи различные точки зрения, позиции различных теоретических школ, можно выделить следующие закономерности.

Во-первых, главным действующим лицом международных отношений (с точки зрения некоторых авторов, практически единственным, или, в крайнем случае, единоличным) является государство, а формами его международной деятельности дипломатия и стратегия.

Во-вторых, государственная политика существует в двух разновидностях: внутренней и внешней (международной), между которыми имеется как взаимосвязь, так и существенные различия, в силу которых международная политика государства обладает хотя и относительной, но в то же время весьма значительной автономией.

В-третьих, основа основ всех его международных действий коренится в национальном интересе, наиболее существенными составными элементами которого являются безопасность, выживание и суверенитет. Поэтому международные отношения это сфера столкновений, конфликтов и примирений национальных интересов различных государств.

В-четвертых, потребность в защите и продвижении национального интереса вызывает необходимость обладания как можно более мощным военным потенциалом, который, в свою очередь, зависит от его природных, экономических и иных ресурсов. Поэтому меадународные отношения это силовое взаимодействие государств, баланс сил, в котором преимущества, с точки зрения национальных интересов, имеют наиболее мощные державы.

В-пятых, в зависимости от распределения мощи между наиболее крупными, с точки зрения военного потенциала, государствами так называемыми великими державами баланс сил может принимать различные формы, или конфигурации: биполярную, трехполюсную, мультиполярную и т.д.

Таковы наиболее общие закономерности, сформулированные в рамках гсюударственно-центричной парадигмы международных отношений. Они дополняются, развиваются и конкретизируются в целом ряде других, гораздо более многочисленных, обобщений менее широкого характера, касающихся, например, особенностей национального интереса, применения силы, типов полярности и т.д. Таковы, например, выдвинутые Г. Моргентау «шесть принципов политического реализма», которые представляют собой, по сути, конкретизацию его понимания национального интереса и одновременно представление о путях его реализации во внешней политике государства. Р. Арон предлагал свое понимание относительно значения силы и слабости государства для международной стабильности (например, «излишек слабости не менее опасен для мира, чем излишек силы»). Б. Рассет и Х. Старр, используя метод аналогии, выдвинули ряд гипотез, практическая подтверждаемость которых придает им более широкое значение (например: чаще убивают соотечественников, чем иностранцев, знакомых и родственников, чем неизвестных; поэтому мало вероятно, что отдаленные друг от друга государства, слабо связанные между собой, такие, как, скажем. Боливия и Бирма будут воевать друг с другом). Подобные примеры, содержащие интересные и, чаще всего, весьма полезные обобщения, можно было бы продолжать. Однако они вряд ли могут претендовать на то, чтобы называться закономерностями международных отношений, ибо для них характерен слишком значительный налет субъективности и, кроме того, диапазон их действия слишком ограничен.

Впрочем, ограниченность свойственна и вышеуказанным закономерностям. При всей своей значимости, эти закономерности, во-первых, относятся, главным образом, к межгосударственным взаимодействиям, которые представляют собой лишь часть международных отношений. А, во-вторых, в последние годы роль этих взаимодействий, степень их влияния на характер и эволюцию международных отношений подвергаются все более настойчивым и аргументированным сомнениям и прежде всего именно с позиций социологическего подхода.

Собственно, подобные сомнения имплицитно содержались и в сформулированных в рамках ортодоксального марксизма закономерностях об усилении значения международных отношений в общественной жизни и о возрастании влияния на их развитие народных масс. Под идеологической оболочкой (которая, конечно, не могла не сдерживать их конкретизации и развития) в них просматривается подучившая сегодня широкое распространение мысль об эволюции международных отношений, ломающей парадигму их традиционного понимания. Данное замечание не означает однако приоритета марксизма в осмыслении новых тенденций. Напротив, это осмысление возникло независимо от марксизма и имеет уже относительно давнюю традицию, восходящую к трудам, созданным в 50-е 60-е годы такими представителями либеральной мысли, как Ж. Вернан, С. Хоффманн, Д. Розенау, Е. Лорд, М. Боск и др. Высказанные ими идем о международном обществе, о несводимости международных отношений к межправительственным взаимодействиям, о неподконтролъности государствам некоторых типов международных общений, способных оказывать существенное влияние на облик мировой политики и т.п., получили новый импульс в международно-социологической литературе в свете наблюдающегося сегодня кризиса государственности, выхода на мировую арену новых действующих лиц и т.д.

Так, в работе известных французских исследователей Б. Бади и М.-К. Смуц «Мир на переломе. Социологая международной сцены» показано, что современные международные отношения дают все меньше оснований рассматривать их как межгосударственные взаимодействия, ибо сегодня происходят существенные и, видимо, необратимые изменения в способах раздела мира, принципах его функционирования, в том, что поставлено на карту 6 .

Мир находится в поисках новых отношении и новых субъектов. Структура межгосударственных отношений, долгое время служившая самым верным посредником во взаимодействиях между индивидом и международной ареной, в настоящее время деформируется и все меньше отвечает этому предназначению. Традиционная дипломатия слабо улавливает новые тенденции долговременной динамики социальных трансформаций со все более многообразными параметрами: например, такие, как увеличение миграционных потоков, трансграничное движение людей, капиталов и идей, деградация окружающей среды, распространение наиболее «эффективных» видов оружия. Политика уже не вырабатывается централизованно, в каком-то одном месте, а оказывается все более и более расколотой между многочисленными центрами, координация между которыми выглядит все более затруднительной.

Закономерность национального интереса теряет свое прежнее значение. Многие современные элементы силы ускользают от государственного авторитета, оставляя межгосударственной системе очень мало средств эффективного влияния на происходящие процессы, заставляя прибегать к опосредованным и всегда дорогостоящим способам принуждения.

Происходящие изменения делают проблематичным любой прогноз относительно содержания и формы будущих политических единиц, их взаимного расположения («конфигурации») на мировой арене. Вместе с этим уменьшается (но не исчезает) и значение вышеуказанных закономерностей, их уровень общности, ограничивается сфера их действия.

Это обусловлено тем, что сегодня, как подчеркивает Дж.Розенау 7 , возникают контуры новой «постмеждународной политики» глобальной системы, в которой контакты между различными структурами и авторами осуществляются принципиально по-новому. Наряду с традиционным миром межгосударственных взаимодействий на наших глазах рождается новый «второй, полицентричный, мир» международных отношений, характеризующийся хаотичностью и непредсказуемостью, искажением идентичностей, переориентацией связей авторитета и лояльностей, которые соединяли индивидов. При этом базовые структуры «постмеждународных отношений» обнаруживают настоящую бифуркацию между соревновательными логиками этатистского и полицентрического мира, которые взаимно влияют друг на друга и никогда не могут найти подлинного примирения. «Частная группа Совет по защите природных ресурсов ведет переговоры с правительствами сверхдержав относительно мониторинга соглашений о запрещении ядерных испытаний; представители англиканской церкви выступают посредниками между террористами и правительствами на Ближнем Востоке; несколько организаций принимают решения вкладывать или не вкладывать средства в экономику ЮАР, дабы изменить социальную политику местного правительства; Международный валютный фонд инструктирует национальные правительства, как им решать экономические вопросы; глава никарагуанского государства ведет камланию в поддержку самого себя на улицах Нью-Йорка; <...> поляки, живущие в США, принимают участие в национальных выборах 1989 г . и в одном из районов Варшавы их голоса становятся решающими; опубликованный в Англии роман становится причиной отставки посла в Иране и убийства в Бельгии; отравленные в Чили фрукты дестабилизируют мировые рынки, провоцируют действия нескольких правительств, рабочие волнения в доках Филадельфии и политический кризис в самой Чили таковы лишь отдельные примеры из великого множества событий, иллюстрирующих становление нового глобального порядка», пишет Дж. Розенау 8 .

Ощущение глубоких изменений, производящих подлинный переворот в привычной картине международных отношений, присуще практически всем крупным работам последних лет, в которых рассматриваются проблемы наблюдающихся в этой сфере новых явлений и процессов. Приведем еще два примера в данном отношении.

Так, французский исследователь Ф. Моро Дефарг подчеркивает, что XX век завершается под знаком глубокого переворота в характере международных отношений, являющегося не столько результатом деятельности государственных политиков, сколько совершенно других процессов. Религии, культуры, многообразные виды обменов между общностями эволюционируют по своей собственной логике и постоянно «нарушают государственные границы». Эта логика не считается с политико-юридическими барьерами, которые она без конца опрокидывает или обходит. В 40-е и 50-е годы в «конфликте века» противостояли друг другу коммунистический Восток и плюралистический Запад; в 70-е годы он переместился в сферу противоречий между богатым Севером и бедным Югом. «Куда он перемещается накануне 2000 года? В сферу борьбы между предприятиями, между государствами за обладание и контроль над технологическими инновациями? В сферу антагонизмов между всем тем, что символизирует современность от джинсов до компьютера и всем тем, что воплощает идентичность, будь то национальная, религиозная или социальная идентичность? В разрушение прежних порядков под ударами требований свободы?» 9 . Ответы на все эти вопросы далеко не очевидны. Хотя вполне очевидно то, что они вызваны глубокими трансформациями, которые переживает современный мир, и возникающими в этой связи ощущениями тревоги перед лицом нарушения стабильного порядка вещей.

В этой связи бельгийский ученый А. Самюэль считает, что человечество уже вступило в «новый международный мир», а скорость и глубина наблюдаемых изменении имеют, по меньшей мере, два последствия.

Во-первых, произошел переход от биполярного мира к комплексному. Нет уже двух сверхдержав; в юго-восточной Азии бурно развиваются новые динамичные государства; в других странах происходит демографический взрыв; нации освобождаются; « спутники» уходят с орбит своих сюзеренов; действия малых государств приносят серьезные беспокойства великим державам. Наряду с упадком влияния больших идеологий появляются новые силы экономического, финансового, а также духовного характера. «Бог не умер». Во всяком случае, религиозность не только возвращается, но и претендует определять национальные и международные политические процессы. Одновременно от Мехико до Москвы происходит восстание гражданского общества», которое опрокидывает однопартийностъ и склеротическую политику. Наконец, интеллектуалы, религиозные деятели становятся не только звездами, но и международными лидерами, скромная, но настойчивая деятельность которых изменяет ход вещей.

Во-вторых, этот переходный мир стал непредсказуемым. Мы уже привыкли к разделу мира на два блока, который казался или пропагандировался как незыблемый. Но вот непредвиденное уже произошло. Коммунистическая идеология и коммунистическое движение уже совсем не те, что были еще недавно. Единственная партия авангард уступает место многопартийности. Вопросы, которые были отложены в долгий ящик истории, такие, как, например, воссоединение Германии, решаются неожиданно быстро. И никто не может предсказать, что еще произойдет завтра. Вместе с тем уже сегодня ясно, что вопросы международной безопасности больше не могут решаться и даже не встают в терминах равновесия военных

Итак, новизна ситуации в международных отношениях может быть резюмирована, с учетом рассматриваемой проблемы, в том, что наблюдающиеся сегодня общепланетарные трансформации выходят за рамки рассмотренных выше закономерностей межгосударственных взаимодействий и, не отменяя их значения, лишают их «претензии» на всеобщностъ во влиянии на человеческие судьбы, на судьбы мира в целом. В этой связи возникает имеющий принципиальное значение вопрос: правомерно ли вообще говорить сегодня о какихлибо действующих в этой сфере закономерностях универсального характера? Думается, что несмотря на всю глубину и значимость происходящих изменений, на него может быть дан утвердительный ответ.

3. Универсальные закономерности международных отношений

Универсальные, или наиболее общие закономерности, в отличие от закономерностей меньшей степени общности, должны отвечать критериям пространственно-временного и структурно-функционального характера. Это значит, что, во-первых, их действие должно касаться не только тех или иных регионов (скажем, наиболее развитых в социально-экономическом отношении например, Западной Европы, Северной Америки и т.п.), а мира в целом. Во-вторых, они должны наблюдаться и в исторической ретроспективе, и в переживаемый период, а также не исключаться в будущем. В-третьих, они должны охватывать не тех или иных пусть даже самых значимых сегодня и/или самых перспективных», с точки зрения обозримого будущего, а всех участников международных отношений, как и все сферы общественных отношений: экономику, социальную жизнь, идеологию, политику, культуру, даже религию, хотя проявление таких закономерностей в различных сферах может быть (и чаще всего является) отнюдь не «симметричным».

С учетом сказанного могут быть выделены две основных закономерности, а точнее говоря, две ведущих тенденции в эволюции взаимодействия социальных общностей на мировой арене. К ним относятся глобализация и фрагментация международных отношений, становление единого, целостного мира и все новые формы его раскола. В определенном смысле можно сказать, что они являются диалектически противоположными сторонами одной и той же внутренне противоречивой тенденции роста взаимозависимости современного мира и ее проявлений в сфере международных отношений.

Указанные закономерности проявляются, с одной стороны, в интернационализации экономической, социальной, политической и всей общественной жизни, а, с другой, в создании и укреплении суверенных государств, развитии национальных общностей и национальных движений, стремящихся к реализации своих интересов вне национально-государственных границ 11 . Вместе с тем их содержание гораздо шире, поскольку они активно вторгаются в частную жизнь, изменение характера которой, с точки зрения ее «выхода» в сферу международных отношений, является, по-видимому, одной из наиболее отличительных черт происходящих глобальных изменений. Поэтому их действие касается не только социальных общностей и политических движений, но и конкретных личностей, расширения поля взаимного (и весьма существенного) влияния индивида и международных отношений.

Действие основных закономерностей наблюдается уже в период образования и крушения древних империй, зарождения и распространения мировых религий, формирования национальной государственности в Европе и распространения этого процесса на другие регионы мира, распада государственных империй на самостоятельные политические единицы в преддверии XX века (Австро-Венгрия, Османская империя и т.п.), бурного процесса институализации международных отношений в нашем столетии и т.д. Одновременно шел процесс расширения обменов между различными общностями, государствами и частными участниками международных отношений (коммерсантами, религиозными организациями, деятелями искусства и культуры), ускоряющийся по мере научно-технического развития.

Новые импульсы указанные процессы получают в точках научно-технических революций, в особенности таких, как промышленная революция на рубеже XVIII-XIX веков, НТР, ведущая свое начало с 50-х годов нашего столетия, и ее современный этап, характеризующийся бурным развитием микроэлектронных технологий. В результате осуществляющегося сегодня в масштабах планеты перехода от индустриального (а в ряде регионов от доиндустриального) общества к постиндустриальному («программируемому», по терминологии А. Турена) происходят коренные изменения в средствах связи и транспорта, информационных технологиях и коммуникациях, формах социальной организации и механизмах управления, экономических и политических структурах и видах вооружений. Все это не может не оказывать влияния на проявление основных закономерностей международных отношений.

Среди наиболее очевидных проявлений этих закономерностей следует выделить феномены экономической, социальной и политической интеграции и дезинтеграции, наблюдаемые сегодня практически во всех регионах мира. При этом, несмотря на нередко встречающиеся эйфорию по поводу первой и ламетации по поводу второй, и та, и другая являются объективными процессами, отражающими «бифуркационность» современного состояния мировой цивилизации, стохастический, непредопределенный характер ее развития.

Так, подкрепляемые экономической, технологической, экологической взаимозависимостью, процессы интеграции испытывают и разрушающее их давление со стороны тенденции к возрастанию национальной и культурной самобытности, возврата к истокам, даже поиска социализации в идеалах архаических отношений и реакционных идейно-политических течений.

Представители социологии международных отношений с полным основанием привлекают внимание к тому обстоятельству, что формирование целостного мира не только сопровождается интеграционными процессами, но и создает условия для исключения, отбрасывая на периферию всех, не способных включиться в сеть международной взаимосвязи и оказывать влияние на ее направленность (см. прим. 6, с.204-213). Указанное исключение имеет сложный характер и отличается многообразием форм, его механизмы действуют как внутри того или иного общества, так и на мировой арене. В слаборазвитых странах оно отражает углубляющийся разрыв между сельским и городским населением, между новой буржуазией и широкими слоями люмпен-пролетариата. В развитых странах оно ускоряет формирование так называемого «четвертого мира», состоящего из иммигрантов и «новых бедных». Поэтому среди последствий усиления целостности мира немалое место занимают процессы депривации, возрастающей зависимости, клиентизации, распространения насилия и т.п. Развитие новейших средств коммуникации, спутниковой связи, видеотехники и т.п. способствует широкому распространению (в известном смысле универсализации) западных идеалов качества жизни, стандартов потребления, индивидуальных ценностей, демократических норм и т.п. В свою очередь, это ведет к возрастанию миграционных потоков в направлении более развитых стран, которые нередко поощряются руководством слаборазвитых государств, как определенное средство хотя бы частичного решения проблем занятости и валютного голода». Массовая иммиграция ведет к дестабилизации социальных и политических отношений как в принимающих, так и в покидаемых иммигрантами странах, а нередко и к обострению отношений между ними. Одновременно растет разрыв в уровнях развития между богатыми и бедными странами, с одной стороны, а с другой внутри «третьего мира», мира бедных стран. Окраины разрастающихся мегаполисов «третъего мира» все более заметно превращаются в средоточие растущей нестабильности, благоприятную среду кристаллизации радикальных религиозных и популистских движений (исламского фундаментализма в арабских странах, радикального индуизма в Индии, анимистского мессианизма в Тропической Африке и т.п.). Указанные движения чаще всего принимают явно выраженный антизападный характер, порождая такой не известный ранее феномен, как «дикая дипломатия», которая все более ощутимо затрудняет деятельность официальной дипломатии (см. прим.11, C .210).

В свете описанных процессов не столь уж неожиданными выглядат утверждения, согласно которым «время интеграции прошло, в мире начались дезинтеграционные процессы» 12 .

Действительно, дезинтеграция характерна не только для бывшего СССР или происходящего под влиянием его кризиса и распада мирного раздела Чехословакии и кровавого Югославии. Еще раньше тенденции к «суверенизации» начались и продолжают наблюдаться сегодня в таких странах, как Турция (курдская проблема), Франция (проблема Корсики), Англия (проблема Северной Ирландии), Испания (проблема баскского сепаратизма). Вылившиеся в погромы этнические волнения в Южной Калифорнии в мае 1992 г . также стали одним из выражений развития процессов обретения различными национальными и расовыми группами собственной идентичности (и, соответственно, противопоставления себя «другим»). Несмотря на решительные меры, предпринимаемые во всех описанных случаях правительствами соответствующих стран, включая применение военной силы, указанные процессы в лучшем случае «загоняются вглубь», адекватного же решения им до сих пор не найдено.

Было бы однако неверным абсолютизировать ту или другую из указанных закономерностей. Как показал опыт «перестройки» и «нового мышления», политика, которая делает ставку на одну из них указывая, например, на тенденцию к возрастающей целостности, взаимозависимости современного мира при фактически полном игнорировании второй, противоположной ей тенденции, оборачивается тяжелыми ошибками и в конечном итоге поражением. Вот почему совершенно неуместными выглядят как возмущенное удавление по поводу развала СССР, процессов «суверенизации» субъектов Российской федерации («Весь мир движется в направлении к интеграции, а мы пытаемся идти против течения»), так и попытки трактовать их в терминах «общественного прогресса» («Развал империи следует рассматривать как позитивное явление, как освобождение народов и реализацию ими естественного права самостоятельно решать собственную судьбу»). Суждения подобного рода грешат упрощением ситуации, ее примитивизацией, а потому вместо прояснения проблемы уводят в сторону, лишают возможности осмыслить всю ее сложность и полноту. Поэтому не менее серьезной ошибкой, чем игнорирование тенденции к дезинтеграции, была бы односторонняя ориентация только на нее при попытке осмысления современных международных реалии, а тем более при выработке и проведении в жизнь политических решений. Так, уже сегодня видно, что процессы дезинтеграции бывшего СССР в ряде случаев достигли определенного «предела насыщения». Наблюдается взаимная заинтересованность различных стран СНГ к сотрудничеству, в том числе и в столь решительно отвергавшихся еще недавно институциональных формах. При этом следует подчеркнуть, что существенную роль в интеграционных процессах играют социокультурные факторы. Мы можем и должны объяснять необходимость интеграции потребностями экономического, экологического или любого иного характера. Но мы рискуем ничего не понять в происходящем, если упустим из виду, что, не будучи «освящены» культурой, совокупностью общих ценностей, которым привержены «рядовые» люди, их, коллективной исторической памятью, общностью ряда традиций, обычаев, элементов образа жизни и т.п., указанные факторы не могли бы играть той роли, которую они, безусловно, играют в международно-политических процессах.

***

Проблема закономерностей международных отношений остается одной из наименее разработанных и дискуссионных в науке. Это объясняется прежде всего самой спецификой данной сферы общественных отношений, где особенно трудно обнаружить повторяемость тех или иных событий и процессов и где поэтому главными чертами закономерностей являются их относительный, вероятностный, стохастический, преходящий характер. Как частные, так и наиболее общие, универсальные закономерности существуют здесь в виде тенденций, характер проявления которых зависит от множества условий и факторов. В то же время одно из глобальных направлении указанных тенденций, просматривающееся из глубины веков и ведущее к нарастанию взаимозависимости мира, дает основание представить международные отношения в виде целостной системы, функционирование которой зависит как от законов общесистемного характера, так и от особенностей данного типа систем.

Примечания

  1. Князева Е.Н ., Курдюмов С.П. Синергетика как новое мировидение: диалог с Ильей Пригожиным// Вопросы философии. 1992. № l2.
  2. Rassett B. , Statrr H. World Politics. Menu of Choice. San Francisco , 1981, p.51.
  3. Aron R . Une sociologie des relations mternationales. In: Revue francaise de sociologie. 1963. Vol. IV. №3, p.312,321.
  4. Huntzinger J . Introduction aux relations internationales. Paris, 1987, p. 16.
  5. Duroselle J .-B. Tout empire perira. Une vision theorique des relations Internationales. Paris, 1982.
  6. Badie В ., Smouts M.-C. Le retournement du monde. Sociologie de la scene mternationale. Paris, 1992, p,237-240.
  7. Rosenau J . Turbulence in world politics: A theorie of Chande and Continuity. Princeton, 1990.
  8. Розенау Дж . Мировая политика в движении. Теория изменений и пеемственности. Реферат. М ., 1992, с .6-7.
  9. Moreau Defarges Ph . Les relations intemationales dans le monde d'aujourdhui . Entre globalisation et fragmentation. Paris, 1992, p. 10-11.
  10. Samuel A . Nouveau paysage international. Paris, 1990, p.247-250.
  11. Фельдман Д.М . Закономерности и тенденции в развитии международных отношений// Введение в социологию международных отношений. Учебное пособие. М., 1992, с.67-68.
Позняков Э.A . Россия сегодня и завтра. Международная жизнь. 3993. №2

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел Политология











 





Наверх

sitemap:
Все права на книги принадлежат их авторам. Если Вы автор той или иной книги и не желаете, чтобы книга была опубликована на этом сайте, сообщите нам.