Библиотека

Теология

Конфессии

Иностранные языки

Другие проекты







Ваш комментарий о книге

Зомбарт В. Буржуа: Этюды по истории духовного развития современного экономического человека

ОГЛАВЛЕНИЕ

Книга вторая. ИСТОЧНИКИ КАПИТАЛИСТИЧЕСКОГО ДУХА

Отдел третий. ОБЩЕСТВЕННЫЕ ОТНОШЕНИЯ

Глава двадцать третья. ГОСУДАРСТВО

Если я в этой и в следующих главах хочу попытаться выяснить те внешние (общественные) отношения, которые оказали определяющее влияние на ход духовного развития современного экономического человека, то это может иметь лишь тот смысл, что я, с одной стороны, дам возможно более полный обзор причинных комплексов, вообще входящих в круг рассмотрения, а с другой стороны - подвергну более сильному освещению некоторые немногие, представляющиеся мне особенно важными пункты, чтобы они ярче запечатлелись в глазах читателя. Изображать большее значило бы писать историю хозяйства, более того -историю культуры, еще более - всеобщую историю последнего полутысячелетия, ибо какая часть этой истории не стояла бы с занимающей нас проблемой в более или менее тесной связи.
Если я первым из этих причинных комплексов обсуждаю государство, то это происходит не только вследствие того, без сомнения, крупнейшего значения, которое само его развитие имеет для образования капиталистического духа, в особенности в эпоху раннего капитализма, но и потому, что оно, подобно корке, заключающей зерна плода, заключает в себе длинный ряд других причинных комплексов.
Я хочу показать, чем государство способствовало капиталистическому духу. Но предварительно я не могу не упомянуть о том, что оно во многих отношениях было и препятствием для его развития.
Не может подлежать сомнению, что преувеличенный фискализм может задерживать и в конце концов убить предпринимательский дух. Если налоги так высоки, что они чересчур сокращают прибыль, слишком сильно отягощая самого предпринимателя или благодаря повышению заработной платы делая невозможной конкуренцию данной отрасли промышленности с заграницей, то охота использовать свои деньги в качестве капитала мало-помалу уменьшится. Известно, что "хозяйственное падение" Испании, начиная с XVII столетия (Ранке), равно как и быстрый
[214]

упадок голландской промышленности в течение XVIII столетия (Люзак и Прингсгейм) ставят в связь с чрезмерной тяжестью налогов в этих странах. Подобно неправильной налоговой политике, и неправильные мероприятия торговой или промышленной политики могут - хотя и несомненно только в незначительном объеме - парализующе действовать на предпринимательский дух. Непомерная социальная политика также могла бы придавить его (правда, до сих пор она едва ли делала это).
В другой области, однако, развитие современного государства, без сомнения, оказало задерживающее влияние на расцвет капиталистического духа, причем нельзя даже сделать государственному управлению упрека в том, что оно вело "неправильную" политику. Это в области организации публичного долга. Я в другом случае (347) на цифрах выяснил, какие невероятные суммы с конца средних веков стекались в казну правительств именно на военные цели. Это кровопускание прежде всего отнимало у хозяйственного тела добрую долю его силы (хотя оно потом при употреблении этих сумм на производительные цели и снова усиливалось). Не только уменьшалось количество вещественных средств, в которых нуждается капитализм для проведения своих планов, но и возможность - которая нас здесь интересует - прибыльно вкладывать свои деньги в публичные облигации должна была опять-таки препятствовать расцвету предприимчивости или все же по крайней мере замедлять его: как только богатые люди начинают покупать ренты, вместо того чтобы вкладывать свои деньги в капиталистические предприятия, начинается процесс их духовного ожирения.
Из Англии, Франции, Голландии мы слышим в XVII и XVIII столетиях одни и те же жалобы преданных капитализму людей: деньги, предназначение которых в том, чтобы оплодотворять торговлю и промышленность, кончают тем, что попадают в публичные казначейства, где за них платят большие проценты (348).
Особенно действенный способ умерщвления предпринимательского духа применило государство во Франции, где, как мы уже имели возможность констатировать в другой связи, покупка должностей была в течение долгих столетий институтом, прямо-таки определявшим собою особенный характер общественной жизни. Форма была другая, чем в выдаче публичных долговых обязательств, но действие было то же самое: богатые люди становились спокойными и тяжелыми на подъем и переставали интересоваться капиталистическими предприятиями. При этом особенно хорошо также поддается наблюдению взаимодействие различных сил, оказывающих влияние на капиталистический дух: обладающий с точки зрения капиталистической одаренности задатками ниже среднего французский народный дух (который мы полагали правильным объяснять свойствами кельтской крови) создал институт покупки должностей как отвечающую его природе форму извлечения дохода из денег; этот институт оказал затем, будучи раз создан, парализующее влияние, как мы видели, на предпринимательский дух; из-за этого зачахли, если они и имелись налицо, капиталистические задатки или подвергались отбору более слабо предрасположенные разновидности, благодаря чему потом снова и т.д.
[215]

Подобным же образом может влиять позиция, занимаемая государством по отношению к социальной группировке своего народа, когда оно, например, покровительствует чуждающемуся деловой жизни дворянству и изгоняет из капиталистического мира способнейшие элементы буржуазии тем, что возводит их в это дворянское состояние. И здесь в единичном случае трудно будет установить, что является причиной, что следствием: вызывается ли отвращение от капиталистических интересов только возведением в дворянское достоинство, или это последнее представляет собою только внешнее признание уже свершившегося в буржуазии внутреннего процесса феодализации.
Этим задерживающим влияниям противостоит, однако, могущественная поддержка, которую государство всевозможными способами оказывает капиталистическому духу.
Прежде всего потому, что оно хочет его поддерживать; сюда относятся, следовательно, все государственные мероприятия в пользу капиталистических интересов.
Государство само было, как нам известно, одним из первых капиталистических предпринимателей и всегда оставалось одним из крупнейших. Благодаря этому оно действует в качестве образца, действует возбуждающе на частный приобретательский дух, действует поучающе во всех организационных вопросах, действует воспитывающе в вопросах деловой морали. Оно оказывает свое влияние на преобразование общественных оценок: делая само коммерческие дела, оно снимает с "грязных промыслов" пятно, присущее им во все докапиталистическое время, возводит "artes sordidae" в ранг gentlemanlike занятий114.
Но еще большее влияние на развитие капиталистического духа государство приобретает, естественно, обходными путями: строением своей хозяйственной политики. Здесь мы должны вспомнить о той, без сомнения, весьма крупной поддержке, которая была оказана капиталистическим интересам меркантилистической политикой в эпоху раннего капитализма. То из нее, что имеет непосредственное значение для нашей проблемы, состоит главным образом в следующем.
Это государство во многих местах тащит за уши частных лиц, чтобы они действовали в качестве капиталистических предпринимателей. Оно толкает и гонит их силой и убеждениями в объятия капитализма. Образ физического принуждения, который я здесь употребляю, заимствован из сочинения одного камералистического писателя XVIII столетия, который полагает, "что plebs не оставит своей старой погудки, пока его за нос и за уши не потащат к его новой выгоде" (349). Трогательно смотреть, как Кольбер пытается подогнать своих особенно ленивых земляков (350). Позади многочисленных предприятий в течение XVI и XVII столетий в Англии стоит как непосредственно движущая сила, ибо он заинтересован своим кошельком, король (или королева). В долгих беседах такие люди, как Лрейк, как Рэли, побуждаются ими к новым экспедициям: так, последний план Рэли - еще раз поплыть в Гвиану - исходит от нуждающегося в деньгах Якова (351); так, мы видим, что Карл I рассылает своих
[216]

агентов по стране, чтобы заключать с промышленниками доходные договоры (352).
И потом мы должны вспомнить об искусной системе привилегий, посредством которой меркантилистическое государство поощряло наличные капиталистические интересы, пробуждало стремящиеся к жизни, но еще дремлющие в зародыше или, наконец, закладывало зародыши таких интересов. Весь смысл этих государственных "привилегий" (в самом широком значении) находит прекрасное выражение в одном письме Генриха II французского от 13 июня 1568 г., где он в сухих словах высказывает, что ешо "привилегии и благодеяния" должны побуждать "добродетельных и трудолюбивых" промышленников к доходным предприятиям" (353).
"Привилегии", которые, таким образом, все покоятся на одной и той же основной идее - путем обещаний материальных или идеальных выгод возбудить к деятельности предпринимательский дух, - принимали весьма различные формы: они являются в виде монополий, т.е. как бы отрицательных привилегий, когда тут предоставляется монополия производства, там — торговая монополия, а здесь — транспортная монополия; они выступают в виде торгово-политических мероприятий защиты или благоприятствования; они принимают, наконец, форму прямых премий. В своем Dictionnaire Савари перечисляет все премии, которыми пытались подстрекать предприимчивость: наделение наследственным. дворянством, разрешение натурализации, сложение ввозных пошлин, беспроцентные ссуды, годичные пенсии, свободная варка пива, предоставление мест для построек, освобождение от промыслового надзора, поддержка наличными деньгами и многое другое. "Всем изобретениям приходили на помощь привилегиями и покровительством; королевская казна как бы стояла на рынках и проезжих дорогах и ждала тех, в чьем распоряжении имелось хоть какое-нибудь изобретение, чтобы пограбить их" (Генрих Лаубе). Итак, поддержка и способствование тому "прожектерству", о котором я так пространно рассказывал, со стороны государства!
Оживление предпринимательского духа государство имело в виду и, пожалуй, достигло его в известной мере (не очень большой, ибо в то время, когда событие, о котором я сейчас хочу напомнить, произошло, предпринимательский дух уже был достаточно силен, чтобы обойтись без поддержки государства, которое он скорее, наоборот, принудил к перемене фронта) путем ломки меркантилистическо-цеховой системы и введения "промышленной свободы" в новом хозяйственном праве XIX столетия.
Наконец, государство сделалось сознательным пособником капиталистического духа посредством культивирования школьного дела во всех его различных ступенях. Мы использовали возникновение учебных заведений в ранее изложенных отделах этого труда в качестве симпотома наличности, отличающегося по размерам или по характеру капиталистического духа; здесь должно быть подчеркнуто их значение в качестве источника этого духа. Начиная со счетных школ, которые во Флоренции
[217]

были основаны уже в XIV столетии, и кончая коммерческими школами и высшими коммерческими учебными заведениями наших дней, вызванные к жизни публичными корпорациями учреждения для распространения и углубления коммерческих знаний сделались в той же мере рассадниками капиталистического духа: здесь главным образом вырабатывалась отчетность, здесь учили правилам хорошей деловой организации и т.д.
Но я думаю, что те формы воздействия, которые государство оказывало, не желая этого, имели еще большее значение для развития капиталистического духа, чем те, которые оно имело в виду (и которые довольно часто совершенно не осуществлялись).
Мы не должны забывать, что государство приобретало в важных случаях большое значение для расцвета капитализма прежде всего своим несуществованием. Или, выражаясь иначе, - если бояться этого парадокса, приписывающего государству способность воздействия и в то же время утверждающего, что оно не существует, - своеобразие государственных отношений порою тем вызывало более высокое и быстрое развитие капиталистического духа, что оно не давало или лишь позднее давало известному государственному образованию возможность превращения в могущественную великую державу. Я имею в виду такие государства, как Швейцария или Германия до 1870 г. В них определенные стороны капиталистического духа вырабатывались безусловно благодаря тому, что их подданным недоставало или недостает опоры в могущественном государстве. Этим самым члены таких наций принуждаются за границей более приспособляться к потребностям рынка, так как они никогда не могут силой, добыть себе сбыта, а должны завоевать его путем искусства убеждения и хорошего исполнения: они должны больше напрягать свое остроумие и иметь гибкую спину. Торгашеский элемент в капиталистическом духе развивается благодаря этому, но и деловая энергия может быть усилена. Мы ознакомились с характерными особенностями немецкого буржуазного духа, которые ясно отличают его от английского; одно из оснований этого различия составляет, без сомнения, долгая раздробленность Германии, которая и воспрепятствовала тому, чтобы мы обладали обеспеченными рынками и большой колониальной империей, и которая принудила наших купцов и промышленников добывать себе достойное положение за границей, "место под солнцем" без военных кораблей в виде прикрытия тыла (354).
Затем государство оказало мощное содействие капиталистическому духу своим существованием и особенностями своего развития. Я обозначил само современное государство в качестве одной из основных форм предприятия, каковым оно, несомненно, является. Этим самым оно подавало в своей общей организации, в своей должностной иерархии, в отдаленности своих целей и постоянстве их преследования и во многом другом лучший пример крупным капиталистическим предприятиям, действовало, следовательно, возбуждающе и поучающе на организаторский дух, усиливало организаторские способности руководителей этих хозяйственных единиц.
[218]

Отдельные ветви государственного управления, которые преимущественно, по-видимому, оказывали влияние на выработку капиталистического духа, суть следующие:
1. Военное дело, формы воздействия которого многочисленны. Быть может, важнейшее социальное событие новой истории есть возникновение профессионального войска: в средние века - рыцарского войска; в Новое время - войска наемников. Большое значение этого события я усматриваю в том, что оно дифференцировало требования, предъявлявшиеся к действиям подданных государства; чтобы удержаться в борьбе за существование, человек требовался более не целиком, человек, обладавший как воинскими, так и хозяйственными способностями и познаниями, - но требовался уже только половинный человек: такой, который годился либо к войне, либо к хозяйствованию. Благодаря этому специфические мещанские добродетели могли сильнее воспитываться; лучшие мещане подвергались отбору, "мещанство" без всякого элемента воинской природы могло выработаться. Что бы сталось, должны мы спросить, например, с флорентийским торговым духом, если бы граждане Флоренции уже столь рано - с XIII столетия - не держали бы для себя наемников, но все были бы обязаны, как германские крестьяне, каждое мгновение хвататься за оружие, чтобы защитить свою родную землю? Альберта, всегда ясно оценивающий положение вещей, хочет видеть объяснение выдающихся коммерческих способностей своих земляков прямо в том обстоятельстве, что в его родном городе не было повода (и нужды) культивировать воинское ремесло. Благодаря этому, полагает он, главным образом и создалось сильное побуждение доставить себе положение в государстве путем приобретения денежного богатства посредством коммерческой деятельности (355).
Если евреи представляют собой законченный тип народа торгашей, то в этом, несомненно, не в последней степени повинна их судьба, заставившая их в течение двух тысяч лет прожить без воинской деятельности, благодаря чему все воинственные натуры постепенно изгонялись из их национального тела.
На другое соотношение между военным делом и развитием капиталистического духа я уже указывал в других местах (356): я имею в виду поощрение, оказанное дисциплине, с одной стороны, организаторским способностям - с другой, выработкой современного воинского корпуса.
Если мы рассмотрим специфические военные добродетели, начиная с XVII столетия, то мы очень легко заметим, что они по существу те же самые, с какими мы познакомились как с капиталистическими добродетелями. И если мы примем во внимание, что современные военные организации вступили в жизнь задолго до крупных капиталистических предприятий, то мы не сможем и здесь отрицать их влияния на развитие определенных сторон капиталистического духа. Вследствие этого не случайность, что те стороны этого духа, которые обязаны своим существованием хорошей военной выправке, сильнее всего развиты у народов, обладающих особенно блестящей военной организацией, т.е. прежде всего в Германии. Ныне, когда капиталистические предприятия приобретают все
[219]
большие размеры и все более принимают характер гигантских военных ополчений, эти особенные способности и навыки получают еще большее значение. Ныне беспристрастные иностранцы вполне ясно видят превосходство немецких предпринимателей в этом отношении, и мы слышим также, что это превосходство хорошими наблюдателями ставится в связь с военной выправкой. Так, один понимающий англичанин выражает свое мнение об этих соотношениях в следующих словах:
"Едва ли преувеличивают, говоря, что военная служба, более чем какое бы то ни было иное влияние, создает промышленную Германию. Предприниматели и рабочие вместе прошли через нее; они учились в одной и той же школе и одинаково понимают, что порядок существенно необходим для всякой организованной силы, будь она промышленной или военной" (357).
Что и здесь опять-таки предрасположение в крови и исторические судьбы находятся в отношении взаимодействия, как мы это уже могли констатировать в отношении других явлений, - разумеется само собой.
Когда современное государство развивало свое военное дело, несомненно, ни одному из руководящих лиц не приходило в голову, что с этим новым институтом и в большей мере благодаря ему выдвигался наверх такой элемент населения, который был предназначен послужить взрывчатым веществом по отношению к устоям старого государства: евреи. Я подробно показал в моей книге о евреях, как это они доставляли государям - особенно начиная с XVII столетия - необходимые денежные средства для ведения войны, будь то путем личной ссуды или через посредство биржи, в образовании которой они принимают такое крупное участие; я показал также, какую выдающуюся роль евреи играли в качестве военных поставщиков, т.е. в снабжении войск жизненными припасами, одеждой, оружием. Благодаря этой помощи они, однако, не только разбогатели, но и в социальном отношении улучшили свое положение в стране, так что мы можем делать современное военное устройство в весьма значительной мере ответственным за позднейшую эмансипацию евреев, а тем самым, следовательно, и за распространение свойственного евреям капиталистического духа в современном мире.
Этой мыслью я уже захватил другую специальную область государственного управления, именно:
2. Финансы, которые для выработки капиталистического духа, равным образом имеют значение.
Прежде всего опять-таки в силу того благоприятствования, которое они оказали еврейскому народу: главари его сумели в качестве важных и влиятельных финансовых деятелей сделаться необходимыми современным государям и он тем самым в целом достиг большого могущества. А все - это мы должны раз и навсегда усвоить, - что способно поднять положение евреев, расширить круг их деятельности, усилить их влияние на хозяйственную жизнь, означает сильно? поощрение капиталистического духа, и притом всегда в его развитии к высококапиталистическим формам, которые, как нам известно, лучше всего соответствовали еврей-
[220]

ской натуре. Это поощрение имело место: 1) путем чисто внешнего увеличения числа еврейских предпринимателей; 2) путем воздействия еврейского духа на христианских предпринимателей; 3) путем распространения, следовательно, этого духа на все более широкие области хозяйственной жизни; 4) путем вызванного этим опять-таки отбора приспособленных к новому деловому поведению разновидностей; благодаря этому снова распространение, расширение, углубление. Это все один и тот же процесс, который мы наблюдаем в различных местах.
Но финансы современных государств и иным образом способствовали развитию капиталистического духа: именно при своем возникновении он несомненно получил существенную поддержку от выработки самой финансовой организации. Здесь внесло свою долю уже ведшееся в духе современности финансовое хозяйство итальянских республик. Мы обязаны прилежным изысканиям наших итальянистов - Зивекинга и др. -знанием того, что, например, коммерческая бухгалтерия была впервые разработана в финансовом управлении такого города, как Генуя; мы знаем или можем догадываться, что потребность в достоверных статистических сведениях, благодаря которым культивировалась и развивалась склонность к учету, впервые была ощущаема финансовыми органами этих стремившихся к расцвету государственных образований. "Такая держава (как республика Венеция), основы которой были так сложны, деятельность и интересы которой были распространены на такую широкую сферу, была бы совершенно немыслима без величественного обозрения целого, без постоянного баланса сил и тягот, прибыли и убытков. Венеция могла бы претендовать, пожалуй, на звание месторождения современной статистики наряду с Флоренцией и на втором месте с наиболее развитыми итальянскими княжествами. Только в итальянских государствах последствия полного политического самопознания соединяются с образцом магометанской администрации и с исконными сильными ремеслами в области производства и торговли, чтобы основать настоящую статистику" (358). Какое же воздействие оказало на умы общее изображение социального мира в цифрах, какое сильное поощрение благодаря ему испытала отчетность и тенденция к обращению всего в численные величины, эти важные элементы капиталистического духа, при некотором размышлении, легко "измерить" (говорим мы опять, как будто бы само собою разумеется, что мы всегда ходим в жизни с аршином в руках).
Финансовое хозяйство публичных корпораций было первым крупным "хозяйством", подобно тому как современное государство было первым крупным "предприятием"; по ним, таким образом, капиталистические идеи должны были, как по крупнейшим образцам, ориентироваться в различные стороны.
Устройство же публичного долга стало первой крупной "договорной системой", которая охватывала более широкие круги, чем род и сословие, и нуждалась вследствие этого в других нравственных силах для своего существования, нежели те, которые были присущи исконным обществам; "общественные" связи (в смысле Тенниса) были этим созданы
[221]

впервые в более крупном масштабе, и те связующие средства, на употреблении которых построен капиталистический междухозяйственный оборот, - коммерческая солидность, добрая вера, обещания на длинный срок вперед и намерения сдержать эти обещания, - нигде не нашли себе так рано и такого всеобщего применения, как в крупном деловом управлении расцветающих городов и государства.
В совершенно другом направлении оказало оно затем оживляющее действие на капиталистический дух, когда с ним связываются - как мы видели - первые крупные спекулятивные предприятия: шарлатанство с Южным морем в Англии, шарлатанство Лоу во Франции, которые все же - несмотря на свой "шарлатанский" характер или именно вследствие его - приобрели решающее значение для капиталистического "грюндерства" и были бы немыслимы без своеобразного и значительного развития публичного долгового устройства.
Наконец, мы упомянем об одной отрасли государственного управления, которая, по-видимому, не имеет ничего или имеет очень мало общего с развитием капиталистического духа, но при ближайшем рассмотрении оказывается обладающей величайшим значением для этого развития; я имею в виду:
3. Церковую политику. В более широком смысле, в качестве иерковно-политического акта, можно рассматривать и "эмансипацию" евреев, значение которой для выработки высоко-капиталистического духа стоит вне сомнений. Но не о ней все же я думаю в первую голову, когда на церковную политику современных государств возлагаю долю ответственности за более быстрое и всеобщее распространение капиталистического духа и его одновременное углубление. Самый важный факт - тот, что государство - главным образом посредством выработки государственной церковности -создало понятие и явление еретика или иноверца, как политической или социальной категории. Это значит, что в современных государствах различались две категории граждан: полноправные граждане и полуграждане, смотря по их вероисповеданию) из которых одни, т.е. принадлежащие к государственной церкви, обладали вполне всеми гражданскими правами, тогда как значение полуграждан имели лица других исповеданий, которым в особенности был закрыт или затруднен доступ к общественным должностям и званиям. Везде были полугражданами в этом смысле евреи вплоть до XVIII столетия включительно и по большей части еще дольше; в католических странах ими были, кроме того, еще и протестанты; в протестантских странах, обратно, - католики и направления, не принадлежавшие к государственной церкви, в Великобритании, таким образом, - просвитериане, квакеры и т.д.; в пресвитерианских государствах Новой Англии в Америке - приверженцы High Church115 и т.д.
Это "еретичество" как таковое совершенно независимо от самого исповедания, рассматривавшегося как еретическое, мы должны, очевидно, признать важным источником капиталистического духа, так как оно мощно усиливало приобретательские интересы и повышало деловую пригодность. И это по понятным причинам: исключенные из участия в общественной жизни еретики должны были отдавать всю свою жизненную
[222]

силу на хозяйство. Оно одно давало им возможность доставить себе то уважаемое положение в обществе, которого государство их лишало. Неизбежно должно было произойти то, что в этом кругу "исключенных" значение обладания деньгами оценивалось выше, чем при прочих равных условиях у других слоев населения, так как для них ведь деньги означали единственный путь к могуществу.
С другой стороны, их положение как иноверцев влекло за собой то, что они должны были сильнее развивать свои экономические способности, так как, естественно, для них возможности наживы были затруднены. Только точнейшая добросовестность, только ловчайший учет всего, только полнейшее приспособление к потребностям клиентуры обещало им успех в деле. Преследуемые и заподозренные, пишет Бенуа о гугенотах, как могли иначе завоевать себе твердое положение, если не "своим разумным поведением и своею честностью" (par la sagesse de leurs moeurs et par leur honnetete).
Естественным было и то, что эти еретики в эпоху начинающегося капитализма с особенным рвением посвятили себя именно капиталистическим предприятиям, так как именно они обещали наибольший успех, составляли вернейшее средство достичь богатства, а через него и видного общественного положения. Вследствие этого мы встречаем их в ту критическую эпоху, т.е. главным образом с XVI по XVIII столетие, всюду на первых местах - как банкиров, как крупных купцов, как промышленников. Они прямо господствовали над "торговым оборотом", "the trade". Эта связь была правильно понята лучшими судьями уже в те времена. Испанцы просто говорили, что еретичество способствует торговому духу.
А такой проницательный человек, как Уильям Петти, высказывает о значении "еретичества" для расцвета капиталистического духа следующее интересное суждение (359): "Торговля во всех государствах и при всяком правительстве находится в руках иноверческой партии и тех, кто является представителем иных воззрений, чем те, которые публично признаны; так, в Индии, где признана магометанская религия, самыми значительными купцами являются индусы (the Banians). В Турецкой империи - евреи и христиане. В Венеции, Неаполе, Ливорно, Генуе и Лиссабоне - евреи и непаписты. Даже во Франции гугеноты относительно гораздо сильнее представленл в торговле, тогда как в Ирландии, где католическая вера не признается государством, приверженцы этой религии держат в своих руках значительную часть торговли. Отсюда следует, что торговый дух не присущ какой бы то ни было религии как таковой, но, как уже говорилось выше, связан с иноверчеством в целом, как это подтверждает и пример всех английских больших торговых городов" (Trade in not fixed to any "Species Religion дs such; but rather.. te the Heterodox part of the whole). С подобными рассуждениями, в частности и относительно значения non-conformis’тoв для развития торговли и промышленности в Великобритании, мы встречаемся часто (360). Что эти наблюдения, как их нам сообщают эти свидетели, были пра-
[223]

вильны, нам показывает взгляд на хозяйственную историю того времени. Мы особенно хорошо осведомлены о положении во Франции через посредство отчетов интендантов, которые были затребованы королем после отмены Нантского эдикта и которые были собраны и в извлечениях изложены Буленвилье (361). Из них явствует, что в действительности большая часть капиталистической промышленности и заморской торговли находилась в руках реформаторов (или была в их руках до этого необычайно критического для Франции времени). Железоделательная промышленность в Седане, бумажное производство в Оверни, в Ангумуа, в generalite de Bordeaux, кожевенные заводы в Турене, соперничавшие с английскими, были исключительно в их руках; в Нормандии, Мене и в Бретани "они обладали почти большей частью процветавших там льнопрядилен"; в Туре и Лионе - производства шелка, бархата и татты; в Лангедоке, Провансе, Дофинэ, Иампани - шерстяной промышленности, в generalite de Paris - производства кружев и т.д.
В Гвиенне виноторговля находится в их руках; в двух gouvernemants (de Brouage et d'Oleron) дюжина семейств обладает монополией торговли солью и вином; в Сансерре они, по отзыву интенданта, "превосходят католиков по численности, богатству и значению". В generalite d'Alen?on 4000 протестантов господствуют почти над всей торговлей. Та же картина в Руане, Кане, Ниме, Метце.
Внешнюю торговлю они вели охотнее всего с Голландией и Великобританией, а голландцы и англичане охотнее всего вели с ними дела, потому что они питали к ним больше доверия, чем к католикам, полагает Бенуа.
И в качестве банкиров во Франции того времени мы встречаем многочисленных реформаторов; они охотно также берут на откуп подати, к чему они допускались. Известно, что Кольбер очень противился эдиктам, воспретившим их использование в податном управлении.
Таким образом, мы будем вправе присоединиться к суждению Ранке о хозяйственной роли протестантских еретиков во Франции XVII столетия, когда он, разюмируя, говорит (362):
"Отрешенные от военного дела и настоящих государственных должностей, реформаты принимают тем большее участие в финансовом управлении, государственных арендах, устройстве государственного кредита; замечательно) с каким рвением и успехом они посвятили себя развивавшимся мануфактурам".
Снова напрашивается вопрос: не ошибаемся ли мы, выводя капиталистический дух из "еретичества". Были ли еретики капиталистически настроены, потому что они были еретиками, или, быть может, они были еретиками, потому что уже были охвачены капитализмом? Или - в еще более широком понимании - не были ли они, быть может, еретиками и представителями капиталистических интересов, потому что в равной мере были предрасположены к тому и другому по своей крови? Не являются ли гугеноты во Франции, быть может, принадлежащими к германским племенам, которые были более склонны к капитализму и одновременно к свободным религиозным воззрениям? Без сомнения, возможно.
[224]

я даже склонен сказать: вероятно, что в "еретичестве" и капиталистическом образе мыслей нашли себе выражения свойства крови и что "ерети-чество", несомненно) должно быть поставлено в связь и с экономическими причинами. Привести доказательства правильности подобных предположений, конечно, совершенно невозможно. Но если эти предположения и правомерны, то не подлежит опять-таки сомнению, что социальное состояние, созданное "еретичеством", усиливало наличные тенденции: тем, что благодаря ему известные капиталистические задатки были развиты, капиталистически предрасположенные разновидности подверглись более быстрому и решительному отбору, так что мы, во всяком случае, вправе считать "еретичество" источником - и, несомненно, не слабым -капиталистического духа.
Однако с религиозным - и можно добавить, и с политическим - "еретичеством" находится в теснейшей связи другое социальное явление, которое приняло еще гораздо большее участие в строительстве капиталистического духа, чем само "еретичество". Я имею в виду переселения из одной страны в другую, которые совершаются в те века раннего капитализма преследуемыми по религиозным или политическим основаниям. Еретики становятся эмигрантами.
Проблема переселений является, однако, более широкой, чем "эмигрантская" проблема, поскольку подобные переселения имели место и по другим основаниям, кроме религиозных и политических. Вследствие этого я трактую их отдельно и связно и посвящаю им всю следующую главу.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел социология












 





Наверх

sitemap:
Все права на книги принадлежат их авторам. Если Вы автор той или иной книги и не желаете, чтобы книга была опубликована на этом сайте, сообщите нам.