Библиотека

Теология

Конфессии

Иностранные языки

Другие проекты







Ваш комментарий о книге

Религиозные традиции мира

ОГЛАВЛЕНИЕ

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ. Ислам и мусульманская община

Глава 28. Ислам в современном мире

недавний выход на мировую арену обновленного и окрепшего ислама был отмечен в конце главы 25. Мощь ислама в современном мире может быть засвидетельствована в нескольких сферах: в политике, экономике, в неприятии исламом западных и материалистических ценностей, усвоении им науки и современной технологии и широкой миссионерской деятельности в планетарном масштабе.

Мусульманское отрицание Запада
может показаться, что упоминание в одном контексте неприятия западных ценностей и усвоения современной науки и технологии несет в себе внутреннее противоречие, так как последние издавна являются областями, в которых доминируют народы Запада, по крайней мере, большинство методов и моделей научного исследования были разработаны в новое время на Западе. И тем не менее мусульмане хорошо помнят о том, что в более раннюю эпоху их цивилизация добилась больших успехов в науке, особенно в таких ее отраслях, как математика, медицина, астрономия, география и оптика. В силу различных причин исламский мир отстал в своем научном развитии. Тот факт, что Запад преуспел в развитии современной Науки, ни в коей мере не свидетельствует о том, что это произошло в силу превосходства его религии или интеллектуальных человеческих ресурсов. Скорее, следует говорить о том, что монополизировать науку и промышленные технологии Западу позволило сочетание исторических, политических, экономических и географических обстоятельств.
Проблема, связанная с господством Запада в естественных науках и технологиях, согласно мусульманским критикам, заключается в том, что оно основывается на рационалистическом и материалистическом мировоззрении, которое отрицает суверенность Бога и всякую договорную ответственность перед ним со стороны человечества. Более того, мусульманские реформаторы согласны в том, что западный материализм вводит людей в соблазн слепого потребительства, основанного на удовлетворении чувственных желаний. В современном мире глобальной коммуникации и торговли незападные народы становятся жертвами коммерческой эксплуатации Западом всеобщих человеческих устремлений гедонистического характера. Поэтому в строгих исламских кругах мы встретим неприятие рока и других видов современной музыки, алкоголя, общественного взаимодействия полов, кинематографии и многого другого. Однако мусульмане одобряют такие плоды западной технологии, как автомобили, самолеты, медицину, промышленное производство, компьютеры, электронные средства массовой информации и, в частности, техническое образование, а также западные рыночные стратегии. Североамериканские и европейские университеты и технические институты принимают в своих стенах большое количество учащихся из азиатских и африканских стран, среди которых немало мусульманских студентов из таких государств, как Саудовская Аравия, Кувейт, Объединенные Арабские Эмираты, Пакистан, Египет, Иран, Ливан, Сирия,  Малайзия и Индонезия.
Неприятие западного материализма со стороны многих влиятельных мусульманских критиков не разделяется всеми или даже большинством мусульман. Прежде всего характеризовать Запад как «материалистический» — значит смотреть на него с предвзятой точки зрения, так как и в западных странах имеют место сильная религиозная вера и брожение. Критика материализма со стороны западных мыслителей беспощадна и весьма утонченна: под ее огонь попадают не только философия потребительства, но и идеологический материализм, будь то материализм марксистов или капиталистов. Религиозные люди всех конфессий — мусульмане, христиане, буддисты, иудаисты, индуисты — имеют сходные взгляды и убеждения относительно условий человеческого существования, допустимости увлечения материальными благами и необходимости обуздывания человеческих страстей. В случае с исламом неприятие того, что расценивается как западные ценности и образ жизни, относится не столько к Западу, сколько к оформлению и культивированию исламского политического самосознания. Память о западном колониализме и империализме оставляет не много поводов для радости, и потомки колонизированных народов, включая и тех, кто живет в мусульманских странах, считают своим долгом не допустить повторения чужеземного господства, будь то в политике или экономике или в более тонких — символической, культурной и общественной — сферах. Исламские убеждения и руководящие принципы, по мнению многих, являются самым надежным оплотом против иностранного засилья.
Традиционное деление мира на Дар ал-Салам и Дар ал-Харб может быть увидено в том, что ныне неприятие Запада рассматривается многими как религиозный долг. Материализм и потребительство в глазах последовательных мусульман являются разновидностями идолопоклонства. Но эксплуатация природного мира при помощи науки и технологии считается не только допускаемой, но и поощряемой Богом, если она осуществляется в согласии с исламскими принципами, намеченными, пусть и не до конца проясненными, в Коране и Сунне. Иджтихад снова становится важным методом  согласования Божьего Слова с миром современности, когда следует дать оценку столь большому количеству новых научных разработок и открытий.
Исламские революционные движения более радикального толка призывают к полному устранению западных и особенно американских интересов и влияний из жизни исламских государств. Их неприятие иногда принимает вид джихада — настоящей священной войны, одной из форм которой может выступать терроризм. Хотя большинство мусульман не одобряют терроризм, успешные действия экстремистских групп во имя ислама не могут оставить их равнодушными. Таким образом, ислам выступает в двух ипостасях: он является и религией иидеологией, средством верой и преданностью установить связь с Богом и средством мобилизации мусульман-единоверцев ради достижения политических и общественных целей Ислам включается в этот процесс по целому ряду причин и может служить символом для народов, чрезвычайно несхожих между собой во всех других отношениях, однако с равно глубокой неприязнью видящих в воздействии внешних сил истинную причину плачевного состояния дел у себя на родине, будь то несправедливость и политическая нестабильность в Ливане, израильская оккупация Палестины, прозападное правительство в Египте или оккупация Афганистана войсками бывшего Советского Союза. В революционном Иране, где западные влияния систематически искореняются и фактически искоренены, Запад по-прежнему служит главным символом сатанинского зла, в том числе и потому, что это помогает правительству сохранять власть над народом.

Ислам и мусульмане на Западе
МЫ выявили противоположные точки зрения на последствия тесных контактов с народами и институтами Запада. С одной стороны, утверждается, что открытость воздействию западной культуры портит и отвращает мусульман от Прямого Пути. Это совершенно справедливо, скажем, в случае с мусульманской молодежью, посещающей западные университеты. Они обнаруживают, что попадают в непривычные социальные ситуации, в которых практически не действуют традиционные для них социальные модели, как-то. тесные семейные связи, раздельная жизнь полов, устоявшиеся модели соблюдения ритуальных требований. Западный распорядок дня и расписание занятий не вполне удобны для совершения молитв в назначенные часы, да и рамаданский пост, по мнению многих, не способствует эффективной и плодотворной деятельности. Но мусульмане-иностранцы, обучающиеся на Западе, нередко отыскивают друг друга если не из религиозных, то из культурных и языковых соображений малайзийцы, индонезийцы и бангладешцы, а также арабы и иранцы стремятся к созданию системы взаимопомощи. (Часто студенты-мусульмане разных национальностей сотрудничают в образовании студенческих ассоциаций и совершении Салата и других религиозных обязанностей.) По нашим наблюдениям, мусульмане, попадающие, например, в Соединенные Штаты, четко противопоставляют свои ценности и обычаи господствующему в стране пребывания этносу и соответствующим образом приспосабливаются к ситуации, принимая то, что считают возможным принять, и, насколько это в их силах, сохраняя привычный образ жизни.
Мусульмане, приезжающие на Запад, скорее стремятся укрепиться в своей вере, чем поддаться воздействию чуждого образа жизни. Во-первых, североамериканские и европейские общества — это общества со свободой печати, они обладают высокой степенью свободы ассоциаций и выражения собственного мнения, терпимо относясь при этом к инакомыслию и даже радикальным точкам зрения. Мусульмане и другие выходцы с Востока охотно образуют ассоциации и выражают взгляды, которые были бы запрещены у них на родине и могли даже повлечь за собой суровую кару   Так, по иронии судьбы, мусульман-ские студенты пользуются на Западе благами превосходного научного и технического образования и в то же время дисциплинируют себя в области религии, в том числе и свидетельствуя о своих убеждениях посредством дава — проповеднического призыва к немусульманам насладиться благодеяниями ислама.
Вне всяких сомнений, когда мусульмане, получившие ученую степень на Западе, возвращаются на родину, они приносят с собой широкий спектр взглядов и реакций на западный и немусульманский образ жизни. Однако значительное число мусульман остается в западных странах в силу лучших экономических условий, возможности применить там свои профессиональные навыки и ряда других соображений. Присутствие этих людей привело к первому в истории значительному росту мусульманских институтов на Западе. В современной Франции мусульмане составляют вторую по численности религиозную общину, далеко позади римских католиков, но впереди протестантов. Крупные мусульманские общины существуют в Германии и Соединенном Королевстве, а также в Нидерландах. В Канаде мусульманская община твердо встала на ноги, особенно в больших городах. Да и в Соединенных Штатах в настоящее время проживают, возможно, не менее пяти миллионов мусульман. Весьма важным является то обстоятельство, что возрастает число новообращенных, особенно среди афро-американцев, так что со временем мусульманские общины на Западе перестают быть главным образом этническими анклавами, но во все большей степени состоят из коренных жителей этих регионов, мирно сосуществующих с другими религиозными общинами, в частности иудеями и христианами. Приводимое ниже конкретное социологическое исследование показывает, как могут развиваться события, когда мусульманская община создает долговременную традицию в американском окружении.

Исламский центр Большого   Толедо
Американский промышленный город Толедо (штат Огайо) привлекал на свои заводы жителей многих зарубежных стран. Среди них были сирийские и ливанские мусульмане, которые стали приезжать в город на рубеже веков. Во второй половине 30-х годов несколько семей со Среднего Востока основали Сирийско-Американское мусульманское общество. В 1954 г. в Толедо был возведен первый Исламский центр, который стал местом, где община могла отправлять культ и заниматься другими видами деятельности. В конце 60-х — начале 70-х годов район Толедо стал свидетелем значительно возросшего притока мусульман, и иммиграция продолжается и поныне. Поэтому центр стал нуждаться в резком расширении своей территории, и было решено купить обширный участок земли, чтобы возвести на нем здание больших размеров. Выбранное для строительства место находилось в сельской местности на пересечении двух междугородных магистралей, в нескольких милях от Толедо, в пригородном Перрисбурге. Покойный архитектор Толедо турецкого происхождения Талат Итиль спроектировал новое здание центра, характерной особенностью которого являются большой белый купол и два примыкающих к нему 135-футовых «карандашных» минарета, выполненных в турецком стиле. В двухэтажном здании под куполом располагается октагональная комната для молитвы,  к ней прилегают просторные лекционные аудитории (их более двенадцати), богатая библиотека, обслуживаемая квалифицированными сотрудниками, деловые помещения, поликлиника, морг, кухня, в которой работают повара-профессионалы, и большой обеденный зал Здание украшают семьдесят два окна, расписанные в традиционном стиле. На них выведены каллиграфические узоры, восходящие к тексту Корана и выполненные различными стилями. Участок земли в сорок пять акров является превосходным украшением центра, здесь разбиты лужайки, цветочные газоны, высажены декоративные кустарники и деревья Путешествующие по междугородным магистралям часто оказываются под неизгладимым впечатлением от прекрасной мечети, построенной в индо-турецком стиле. Многие из них останавливаются, чтобы посетить центр, и число посетителей настолько велико, что администрация центра организовала специальные экскурсионные туры, заканчивающиеся первоклассным ланчем в традициях средневосточной кухни, состоящим из жареной ягнятины, овощей, тахинной халвы и зеленых салатов, плоского сирийского хлеба, сливок, баклавы и других вкусных угощений, все — за умеренную плату Гостеприимство много значит для мусульман, и его проявление способно сказать больше, чем иногда удается выразить словами, о дружеской расположенности и доброй воле мусульманской общины Толедо.
Деятельность Исламского центра Толедо посвящена главным образом образованию, здравоохранению, социальной защите, заботам о молодежи и отдыхе, книгоизданию, проведению экскурсий и проявлению гостеприимства, но важнейшая ее сфера — отправление культа. Центр открыт для всех мусульман. Делами центра управляет совет, которому оказывают поддержку правление старейшин и вспомогательные кадры, состоящие из женщин. Главными должностными лицами центра являются директор, его заместитель и члены общего совета, секретарь и казначей. Административное и духовное руководство центром находится в руках имама — директора, который подотчетен совету. В настоящее время имамом является египтянин, получивший основательное классическое исламское образование в знаменитом каирском университете Азхар, а кроме того, ученую степень доктора социальных наук в канадском университете. Он превосходно владеет английским, как и родным арабским, и помогает общине поддерживать здоровое равновесие между ортодоксальным исламским образова-нием и поведением и необходимыми, а зачастую желательными контактами с американским обществом и ценностями.
Исламский центр Толедо во многом привержен традициям. Для молитв ежедневно открыта мечеть, по пятницам проходят службы, посещаемые большим числом верующих, около 250 учащихся получают уроки арабского языка, поддерживаются тесные связи с другими исламскими общинами как в Америке, так и за рубежом, а архитектура главного здания сама является веским свидетельством о своих истоках, эстетических и символических пристрастиях и гордости.
Однако между общиной Толедо и мусульманскими общинами в других местах, особенно в традиционных исламских обществах Среднего Востока и Азии, существуют бросающиеся в глаза различия. Умма никогда не знала приходской модели религиозной организации Скорее, по крайней мере в исламских странах, правительство в сотрудничестве с Министерством религиозных пожертвований открывает мечети всюду, где есть в них необходимость Мечети возводятся и на средства отдельных лиц и объединений, однако руководство ими не имеет ничего общего с устройством церкви, и точно так же отсутствует аналогичное христианскому понятие принадлежности к определенному приходу. Исламский центр Толедо адаптировался к североамериканской модели религиозной социологии, учредив членство с ежегодными взносами, называемыми Закат. Более того, имам центра не является высшим авторитетом. Скорее, с технической точки зрения, он является сотрудником, приглашаемым на работу советом, который юридически воплощает высший авторитет в отношении собственности и деятельности центра. Члены центра обладают правом принимать участие в голосовании по важнейшим вопросам, однако все дела центра находятся в ведении совета, являющегося, таким образом, высшим авторитетом.
Специфическая структура руководства Исламского центра не избежала критики со стороны мусульманских традиционалистов, по большей части проживающих вне Америки. Когда иностранные группы посещают имама и жалуются на «неисламские» установления, тому приходится отсылать их за разъяснениями к совету. До сих пор такие столкновения оканчивались мирно и дружественно, и при этом возникало более глубокое понимание того, каким образом община может оставаться истинно исламской, а ее члены быть в то же время удачливыми и ответственными гражданами американского общества. Поэтому новаторский подход Исламского центра Толедо к государственному устройству и власти рассматривается ее членами как бида хасана, «благое нововведение», а не тот тип бида, что считается ересью.
Другой непривычной стороной жизни центра является участие в общественной жизни обоих полов, будь то в форме посещения воскресных школ (религиозное образование проводится по воскресеньям — еще одно широко распространенное в Северной Америке мусульманское нововведение) или частных общинных ланчей и обедов. Когда мы посетили центр и были удостоены особого вечернего обеда, то были совершенно изумлены, оказавшись в окружении весело беседующих за столом жен, мужей, родителей, девушек и бабушек, детей и гостей из окрестных мест и издалека. Застолье чрезвычайно напоминало типичную американскую церковную трапезу, разве что пища была приготовлена гораздо лучше, чем обычно, так как в центре работает немало отменных сирийских и ливанских поваров. Членами центра являются как шииты, так и сунниты из Египта, Ливана, Сирии, Палестины, Турции, Ирака, Саудовской Аравии, Пакистана, Индии и двадцати других стран. Они работают учителями, преподавателями, торговцами, врачами, юристами, учеными, инженерами, подрядчиками, трудятся на заводах, выполняют черную работу, строят дома и учатся в университетах.
Члены центра, по-видимому, чрезвычайно рады обществу друг друга во время уроков религиозного воспитания, совместных трапез, отправления культа, участия в торжествах. Нередко они ходят друг к другу в гости. Нам представляется, что в то время, как в других странах Среднего Востока и Азии социальная жизнь мусульман сводится главным образом к нанесению взаимных визитов членами крупных семейных коллективов, в районе Толедо члены Исламского центра расширили этот круг за счет включения мусульман-единоверцев в социальное существование, к которому привлекаются и женщины. Конечно, и традиционная практика поощряет дружеское социальное посещение тех, кто не входит в состав данной семьи, однако она распространяется только на группы, принадлежащие к одному полу и занимающие одинаковое положение в обществе. Например, когда супружеская пара наносит визит друзьям, не связанным с ними родством, и это происходит в традиционной мусульманской обстановке, мужчины усаживаются за стол в одной части дома, а женщины — в другой. Женщина, пришедшая в гости, может поприветствовать хозяина «немахрам», однако между ними не возникнет социального контакта. То же относится к «немахрамному» гостю-мужчине и хозяйке дома.
Описанная выше практика является наиболее консервативной. В действительности можно столкнуться с такими мусульманскими социальными ситуациями в Пакистане, Индонезии, Малайзии, Египте, Турции и других странах, когда социальное взаимодействие полов выходит за рамки махрама. Мусульмане, вступающие в социальное взаимодействие таким образом, проживая при этом в странах с преобладанием мусульманского населения, почти всегда имеют и западническую ориентацию и занимают верхние социальные и политические позиции. Они могут оставаться мусульманами лишь номинально, однако иногда удается встретить подобного мусульманина с глубокими религиозными убеждениями, который при этом ведет либеральный социальный образ жизни и посещает кружки друзей обоих полов за пределами «большой» семьи и конфессиональных рамок ислама.
Бросающееся в глаза отличие Толедо и некоторых других североамериканских исламских общин от вышеописанных моделей заключается в том, что здесь либеральное социальное взаимодействие полов осуществляется в контексте «прихода». В классах с совместным обучением лиц обоего пола мусульманские подростки обсуждают по воскресеньям те же вопросы, что и их христианские или иудейские сверстники: наркотики, рок-музыку и ее воздействие, покорность Богу в мире противоборствующих ценностей и секуляризма, взросление и многое другое. Одной из проблем, которую приходится решать американской мусульманской молодежи, является противоречие между желанием быть принятым обществом в качестве нормального американца и желанием оставаться вместе с тем правоверным мусульманином, который, несмотря на всесвои либеральные в сравнении с традиционными исламскими обществами привычки, тем не менее не способен с чистым сердцем участвовать в некоторых из сторон американской жизни, это касается летосчисления, танцев и — во время обучения в колледже и после его окончания — потребления алкогольных напитков и выбора независимого сексуального образа жизни.
Другая проблема, с которой сталкиваются североамериканские мусульмане, — это диета Свинина абсолютно запрещена, а разрешенные виды мяса должны быть получены посредством забоя животных особо оговоренным способом, который, напомню, сходен с иудейским обычаем окошеривания пищи. Иногда достаточно трудно избежать потребления свинины и блюд на ее основе, являющихся весьма распространенными в Америке видами пищи, особенно это касается ряда блюд, в которых используются свиные энзимы Мусульманам присуще упорное неприятие свинины в американской диете. Такое неприятие основано на божественном запрете, но помимо этого оно подразумевает отвращение к пище, которая издавна считается нечистой. Люди, употребляющие свинину, — то есть большинство американцев — в этом отношении отделены от мусульман и в известной степени чужды им. Однако то же относится и к консервативным ортодоксальным иудеям, руководствующимся древним запретом на потребление свинины, который значительно старше времени возникновения ислама.
Необходимо ясно видеть различия между типами исламских общин в Северной Америке. Исламский центр Толедо является многообразной общиной, опирающейся на различные национальные традиции и включающей в себя как суннитов, так и шиитов. В нее входят по большей части представители средних и высших классов, и благодаря этому центр весьма уютно чувствует себя в жизни Средней Америки. Его члены вполне приспособились к условиям жизни Большого Толедо с их машинами последних моделей, пригородными домами, американским стилем одежды и типично американскими занятиями. Женщины в подавляющем большинстве не склонны к тому, чтобы накрывать волосы (последнее — характерная черта исламского возрождения, которая присуща поведению как западных новообращенных, так и мусульман по рождению). На праздновании годовщины строительства центра и мечети мусульманские гости из других американских городов выделялись своим традиционным исламским стилем одежды — особенно на фоне толедских мусульманок, которые консервативны в своих вкусах, но не более того, и одеты ничуть не иначе, чем хорошо воспитанные и набожные американские христианки или иудейки оделись бы в схожих обстоятельствах. В мечети университетского города Боулдер (штат Колорадо), обжитого многими иностранными студентами, напротив, мусульманские собрания строго разделены на две группы по половому признаку, и женщины (приехали ли они из-за границы или являются американками) полностью скрыты от чужих взглядов одеждой: открыты только лицо и руки.
Не хотелось бы задерживаться на вопросе одежды, однако он имеет большое символическое значение. Кажется, что толедская община стилем своей жизни утверждает, что мусульмане могут и должны быть причастны образу жизни, господствующему в Америке, в той мере, в какой это не ведет к забвению истинно исламских принципов веры, обрядов и поведения. Община мусульман Боулдера (и многие другие близкие ей общины Северной Америки), по-видимому, традиционалистским стилем своего существования (включая и женскую одежду) стремится доказать, что мусульмане обязаны быть отличными от других, когда речь заходит о приверженности своим истинным принципам, даже если это приводит к наглядному отделению и отличию от доминирующих социальных и персональных моделей поведения и одежды. В следовании строгим исламским обычаям чувствуется стремление к сохранению собственной идентичности. Но вполне возможно и то, что такая приверженность традиционным моделям просто может легче сохраняться в университетской обстановке с мечетью, аудитория которой постоянно обновляется и включает в себя саудитов, кувейтцев, пакистанцев, малайзийцев и представителей многих других народов, исповедующих ислам, которые входят и выходят из общины по мере того, как получают ученые степени, а на их место прибывают новые студенты. Такая исламская община может, невзирая на время, сохранять «чистые» исламские модели существования и вносить спокойствие и знакомую струю в жизнь мусульманских студентов, и не только студентов, которые страдают в Америке от одиночества и находят жизнь в ней суматошной, в некоторых отношениях совершенно неприемлемой, а в общем, совершенно им чуждой.
Для мусульман, где бы они ни находились, естественно собираться вместе. Более того, их религия предписывает соблюдать пятничный соборный Салат, приходить друг другу на помощь и стремиться к тому, чтобы жить в атмосфере нравственности. Мусульмане — студенты университета, например, иногда находят, что их вера и привычный образ жизни ставятся под угрозу и подвергаются серьезному испытанию со стороны материального благосостояния и социальной и интеллектуальной свободы, с которыми они сталкиваются на Западе. Живущие в студенческом кампусе евангелически ориентированные индивидуумы, а также христианские организации часто стремятся обратить в свою веру студентов-мусульман. Попытки миссионерской деятельности редки, если вообще предпринимаются, в мусульманских странах, так как такая деятельность поставлена исламом вне закона, при господстве Шариата законной является только проповедь ислама. В Дар ал-Харбе мусульмане нередко испытывают радикальную дезориентацию при столкновении с присутствием доминирующей религии, отличной от ислама.
По мере роста североамериканской мусульманской общины все больше места находится в ней для многообразия и эксперимента. В то время как коллективы приезжих студентов-мусульман стремятся сохранить строгие традиционные поведенческие модели, мусульмане-иммигранты и их дети начинают сознавать, что для того, чтобы стать гражданами, необходимо подвергнуться некоторой ассимиляции и вступить в сотрудничество с политическими, социальными и образовательными учреждениями и процессами, которые преобладают на их новой родине. Рост числа новообращенных коренных жителей также вносит свою лепту в процесс, названный одним мусульманским ученым «доместикацией» ислама в Северной Америке. Большинство мусульман по вполне понятным причинам опасаются подвергнуться настолько полной ассимиляции, которая приведет к окончательной потере ими своих отличительных исламских особенностей. Однако растет понимание и того обстоятельства, что радикальное выделение из доминирующего общества также имеет свои издержки. Мусульмане начинают примерять к себе и оценивать широкий спектр возможностей выбора, ища свое место в Северной Америке как религиозное меньшинство. Крупные организации приобретают новых сторонников, стремясь утвердить здесь исламскую среду. Самой видной организацией подобного типа является Исламское общество Северной Америки, под эгидой которой осуществляется сотрудничество обществ и ассоциаций, стремящихся реализовать исламские цели в области образования, науки, финансовой деятельности, дел молодежи и учеников колледжей, применения Шариата и помощи мусульманам в поиске подходящих супругов.

Исламский активизм: «фундаментализм»  или  «исламизм»
термин «фундаментализм» появился в начале нашего века в кругах консервативно настроенных американских протестантов, чтобы обозначить опирающееся на Писание учение, пятью стержневыми догматами которого являются следующие: непорочное зачатие Иисуса, его воскресение во плоти, непогрешимость Писания, заместительная искупительная жертва и физическое Второе Пришествие Христа. Единственное сходство с мусульманской традицией — непогрешимость Писания, — в случае с исламом, разумеется, Корана. В последние годы стало весьма популярным, особенно в средствах массовой информации, называть фундаменталистами консервативных воинствующих мусульман. Данное название не вполне подходит к этому явлению, если брать его в первоначальном значении. Но дух христианского фундаментализма, несомненно, имеет параллель в мусульманской убежденности в непогрешимости Корана, интерпретируемого буквально, в истинном пророческом призвании Мухаммада как главного и последнего представителя долгой череды пророков, появлявшихся в истории, в том, что Сунна является безупречным образцом человеческого поведения, и в авторитетности Шариата для замкнутой общины истинно верующих, или Уммы. Более того, мусульмане, как и евангелические христиане-фундаменталисты, энергично занимаются проповедью своей веры, убежденные, что обращение неверных на путь истинный есть следование воле Бога.
Показав, что идея фундаментализма, если не сам термин «фундаментализм» применяются по отношению к мусульманам в известной мере оправданно, должен сразу же добавить, что не существует организационной структуры или общепринятой формулировки исповедания веры, которая формальным образом связывала бы мусульман воедино. То же относится и к протестантскому христианству, хотя некоторые деноминации баптистов и пресвитериан иногда относили к числу своих приверженцев тех, кто ревностно и строго придерживался фундаменталистских принципов и применял их к единоверцам как стандарт правоверия. Это привело к серьезным расколам и возникновению новых деноминаций.
Существует весьма широкий спектр интерпретаций и настроений среди отдельных мусульман и их объединений, которому следовало бы дать общее название «исламизм» (а не «фундаментализм»), как в случае с Египтом и рядом других стран. Некоторые исламисты самовыражаются в политической деятельности, поддерживая революционные и даже террористические методы борьбы с предполагаемыми внешними врагами — в качестве подобной мишени часто выступает Запад — или с теми индивидуумами и институтами, которые рассматриваются ими как немусульманские или неблагонадежные, — примером может служить египетский президент Анвар Садат и его режим. Другие исламисты самовыражаются в проповеднической деятельности, в учительстве и других формах коммуникации, в различного рода организациях, школах, университетах, мечетях, в печатных и других средствах массовой информации, среди которых преобладают аудиокассеты, так как они легко переписываются и распространяются, даже в тех странах, где выступления некоторых фундаменталистских лидеров по радио или телевидению строжайше запрещены.
Третью обширную группу мусульман можно найти в любой части света. Это рядовые верующие, которые озабочены сохранением и передачей по наследству в наивозможнейше беспримесном виде того варианта веры, который является, на их взгляд, наиболее чистым. Некоторые представители этого типа настроены достаточно воинствующе, однако не обязательно организованы в специфические политические или культурные группы. Большинство из них вполне умеренны, терпимы и тщательнейшим образом исполняют предначертания веры, не будучи при этом ярко выраженными исламистами. Однако при возникновении угрозы (подлинной или мнимой) исламской общине и образу жизни они без промедления встанут на их защиту. Я предпочитаю не применять по отношению к этой обширной центристской группе термины «фундаментализм» или «исламизм». Пожалуй, лучшее ее определение — «благочестивые мусульмане». Они объединяются вокруг центральных верований и обрядов ислама, содержащихся в Коране и Сунне. В эту группу входят представители всех слоев населения с самым различным образованием и родом занятий, богатые и бедные, мужчины и женщины, старые и молодые.
И вновь повторю: все мусульмане являются обитателями по меньшей мере двух культурных сфер; первая позволяет им осознать свою принадлежность к нации или местной этнической группе (т.е. осознать себя египтянами, пакистанцами, индонезийцами или американцами и т.д.), а другая является для них источником мусульманской идентичности. Иногда обе эти сферы весьма контрастируют, как это происходит, скажем, в США; в других случаях, например в Аравии, местный культурный контекст и ислам тесно взаимосвязаны, так как они прошли длительный период сосуществования и фактически обусловили друг друга. Исламисты или просто благочестивые мусульмане — я не хочу сказать, что вторая категория совпадает с первой, хотя первая в некоторых важных аспектах, несомненно, включает в себя вторую, — неизбежно сталкиваются с проблемой самоидентификации в рамках одной из нескольких культурных традиций. Исламисты, принадлежащие к ярко выраженному активистскому типу, как правило, стремятся насколько возможно преуменьшить присущую им культурную идиосинкразию ради того, чтобы выразить свое мироощущение на панисламский лад, это проявляется, например, в предпочтении простой одежды и простого образа жизни, иногда доходящего чуть ли не до аскетизма. Они постоянно озабочены тем, чтобы не отступить от буквы Корана и Сунны, и избегают всякого компромисса, пусть даже к нему и подталкивает та специфическая культурная традиция, внутри которой они существуют. Мусульмане этого типа легко переезжают из страны в страну и всюду находят высокий уровень единообразия поведения, убеждений и целей среди своих единомышленников-фундаменталистов. Такое единство, однако, далеко не всегда выходит за рамки основных верований, обрядов и поощряемых социальных и индивидуальных обычаев. Политические и идеологические расхождения приобретают иногда значительную остроту, а методы, избираемые для достижения определенных целей, иной раз коренным образом отличаются друг от друга.
Ключ к исламскому сознанию был очень удачно подобран одним малайзийским студентом-мусульманином. Когда в большой университетской аудитории, где читались лекции по авраамической религиозной традиции, этого студента попросили высказать свое мнение относительно предложенного лектором истолкования понятия джихада, «усилия» на пути к Богу, иногда подразумевающего священную войну, он объявил, что истинный ислам — это джихад всегда и во всем. Он пояснил, что вера мусульман может считаться истинной лишь в том случае, когда неотъемлемыми чертами их характера и поведения являются неослабевающая бдительность и воинственность. Согласно мнению этого студента, как «малый» джихад — война и борьба во внешнем мире, — так и «большой» джихад — постоянное усилие-противодействие внутреннему разладу — являются существеннейшими элементами ислама. Я бы сказал, что придание столь большого значения джихаду — это родовая примета исламизма во всем мусульманском мире.
Некоторые полагают, что исламизм — это мировоззрение, в целом враждебное изменениям, новизне и современности. Вспомним, что традиционное арабское слово, обозначающее понятие, которое в Европе назвали бы «ересью», — это бида, «нововведение» в доктринальном или обрядовом измерении. Я думаю, что видеть в исламизме, часто карикатурно изображаемом как мусульманский фундаментализм, движение, страшащееся перемен, — значит давать ему слишком «апофатическую» характеристику. К тому же такая характеристика способна ввести в заблуждение, так как исламисты, или многие из них, жаждут радикальных перемен: отказа от следования западному образу жизни и зависимости от западных товаров, свержения лидеров и режимов, которые рассматриваются ими как безрелигиозные и отступившие от чистого ислама (самые впечатляющие примеры в этом ряду — Садат и шах Ирана), наконец, отказа от того, что считается ими мусульманским идолопоклонством. Таким идолопоклонством, по их мнению, является и поклонение могилам святых в поисках благословения и заступничества, и преданность духовному наставнику-суфию, и многое другое.

Предпосылки исламского возрождения
Современный мусульманский активизм вышел на мировую сцену в последние несколько лет в том числе и потому, что транспортная и коммуникационная революции сблизили народы земли как пространственно, так и информационно Но всемирное исламское возрождение, одним из главных и характерных выражений которого является исламизм, началось задолго до наступления настоящей эпохи. Черты возрождения явственно чувствуются в реформистских движениях XIX— XX вв., развернувшихся в Индии, Индонезии, Египте, Иране и других странах. Еще раньше, в XVIII в., радикальная реформа состоялась на Аравийском  полуострове,  ее  инициатором  был  пуританскинастроенный проповедник Мухаммад Ибн Абд ал-Ваххаб (около 1703—1787), которого поддержал его покровитель и сподвижник Ибн Сауд, предок правящей ныне в Аравии Саудовской династии. Движение ваххабитов, как оно было в свое время названо, фанатично боролось с идолопоклонством во всех его формах — физической, символической и психологической Особенное негодование вызвал у ваххабитов народный культ святых, существовавший в Аравии и других странах. В областях, которые подпали под власть саудитов и ваххабитов, он был решительно искоренен, другими словами, в пределах современной Саудовской Аравии культ святых был полностью уничтожен. Были разрушены все строения, окружавшие гробницы, на кладбищах были убраны все надгробия, кроме самых скромных и неприметных, дабы они не становились между людьми и Богом, отнимая тем самым у Бога часть человеческой любви и благоговения. Ваххабитские реформы распространились на Ирак, Индию и Африку. Одним из ключевых моментов этого движения — наряду с уничтожением идолопоклоннических обрядов и верований — стало применение иджтихада — процедуры независимого принятия юридических решений. На протяжении многих столетий суннитское право действовало в рамках таклида, следуя решениям и процедурам правовых экспертов раннего времени и фактически слепо им подражая. Ваххабиты осознали, что мусульмане нуждаются в возвращении к основополагающим источникам инспирации и руководства, которые создали Умму и питали ее на протяжении самых творческих столетий ее существования. Такое возвращение к Корану, Сунне и методам ранних правоведов являлось разновидностью исламизма, послужившей образцом для последующих реформаторов, которые тем не менее не всегда следовали ваххабизму во всех его проявлениях, не приемля, в частности, его пуританизм.
Вторая половина девятнадцатого столетия была свидетельницей деятельности тех мусульманских реформаторов, которые стали продолжателями движения за возвращение к Корану и Сунне и критиками таклида, «слепого подражания» в праве. Но некоторые реформаторы привнесли и кое-что новое  отрицание западного колониализма и призыв к правоверным восстать и избавиться от власти неверных Величайшим из этих революционеров-реформаторов был Джамал алДин ал-Афгани (1838—1897), высокообразованный и харизматический писатель, учитель, оратор и политический деятель, благодаря которому идеи исламского освобождения и реформы распространились от Индии до Европы. Особенно большое влияние приобрел он в Египте, где его помощник — египетский ученый Мухаммад Абдо (1849—1905) — развивал некоторые стороны учения Афгани после его смерти. В свою очередь Абдо также оказал непреходящее воздействие на мусульман в таких областях мысли, как образование, богословие, коранический комментарий и законотворчество. Абдо реформировал средневековый каирский университет Азхар, либерализовав учебную программу и улучшив методы преподавания. Он настаивал на том, чтобы его единоверцы мусульмане шире использовали современную науку в исламских целях, не видя никакого непреодолимого противоречия между научным методом и тем, что говорит о природе и границах человеческого разума, о господстве человека над вещами природного мира Коран.
Абдо оказал глубочайшее влияние на духовную жизнь за пределами Египта, но нигде оно не было столь значительно, как в Индонезии, где незадолго до его смерти молодой яванский религиозный наставник Киаи Хаджжи Ахмад Дахлан основал новое мусульманское движение на принципах Абдо и модернистских индийских учениях. Движение получило название Мухаммадийа и приобрело организованный характер в Джо-кьякарте в 1912 г. Политика никогда не была главной сферой деятельности Мухаммадийа; куда большее внимание уделялось проблемам образования и социального благоденствия. Этой организацией было основано много школ, она содействовала книгоизданию, а под ее опекой успешно развивались женская организация — Аишийа — и скаутское движение мальчиков. В современной Индонезии Мухаммадийа по-прежнему имеет большое влияние, в ее ряды входит множество индонезийцев со всего архипелага. Другие, не принадлежащие к этой организации индонезийцы иногда характеризуют ее как «фундаменталистскую», и я слышал от ее членов, что они вполне одобрительно относятся к этому термину. В данном случае термин «фундаментализм» не повод для осуждения. Он просто свидетельствует о первостепенной значимости для мусульман Мухаммадийа Корана и Сунны и о строгом соблюдении ими важнейших религиозных обрядов. Традиционные индонезийские народные верования и традиции отвергаются ими как не соответствующие чистому исламу, что позволяет им прекрасно ладить с придерживающимися той же ориентации мусульманами, проживающими в других странах Уммы. Но если одной из необходимых коннотаций фундаментализма считать отрицание современности, в частности, научного метода, технологии и рационального мышления, то Мухаммадийа ни в коей мере не являются фундаменталистами. Я предпочел бы называть их «умеренными исламистами». Избрав Мухаммадийа в качестве индонезийского примера исламского возрожденческого движения, я хотел продемонстрировать, какую гибкость и многообразие способны проявлять мусульмане, стремясь исповедовать ислам, свободный от наслоений.
Индонезийцы традиционно очень терпимо относятся и к мусульманам и к немусульманам — в интересах согласия, учтивости и прежде всего «соборности», высшей добродетели этого сплоченного народа, для которого жизненную важность имеют консенсус и взаимная ответственность. В главе 24 я говорил об индонезийских сантри, которые являются мусульманами, строго соблюдающими предписания своей религии. Члены Мухаммадийа по своему мировоззрению также являются сантри, в то время как подавляющее большинство индонезийцев, особенно на Яве, — это абанган, которые тоже безусловно мусульмане, однако привержены многим традиционным верованиям и обрядам, существовавшим еще до прихода ислама. Фактически большинство индонезийцев являются смешением двух разнородных начал — исконной индонезийской традиции и строгого ислама.
В Бангладеш также существуют мусульмане-«фундаменталисты» (так они сами себя называют), которые искренне считают высшими авторитетами Коран и Сунну, но в то же время не чужды философской, мистической и научной мысли. Когда я впервые посетил Бангладеш, то был извещен моими западными информаторами о том, что некоторые мусульманские ученые, которых я собираюсь навестить, являются фундаменталистами. Говоря это, они явно старались меня предостеречь, — думаю, не нужно повторять, какие коннотации связаны со словосочетанием «воинствующие мусульмане» в прессе, особенно для немусульман. Однако, проведя с этими учеными некоторое время, я скоро убедился, что у них много общего с довольно либеральными членами движения Мухаммадийа на Яве и другими благочестивыми мусульманами в Египте, Пакистане, Иране и других странах.

Куда движется ислам?
в настоящую эпоху ислам и мусульманская община переживают расцвет. Свою сегодняшнюю мощь они обрели не сразу, и не огромные запасы нефти в отдельных мусульманских странах стали главной причиной ее обретения, хотя нефтяное богатство имело важные последствия в таких сферах деятельности, способствующей возрождению ислама, как миссионерство и образование. Ваххабитское реформационное движение, по-прежнему сильное у себя на родине, явилось совершенно самобытным исламским феноменом, никак не связанным с западными и немусульманскими влияниями. Мусульманские движения XIX—XX вв. действительно иногда провозглашали отрицание и неприятие чужого, однако весь центр тяжести переносился ими на внутренние потенции коранических убеждений и горячей приверженности своей религии, а также на готовность защищать ее от внутренних и внешних врагов.
Усилению тенденций возрождения ислама способствовал также процесс становления новых национальных государств, особенно ускорившийся после второй мировой войны. Наряду с осознанием национальной идентичности — в таких странах, как Иордания, Марокко, Ливия, Алжир, Пакистан, Индонезия, Малайзия и другие, — принадлежность к мусульманской общности также приобретает решающее значение, причем в разных странах такая двойная самоидентификация выражается и осуществляется по-разному. Так, Пакистан был основан в 1947 г. как исламское государство, и ислам по-прежнему является здесь ведущим принципом в развитии государственных институтов. Индонезия, страна на 90% мусульманская, напротив, освободилась от власти Нидерландов после второй мировой войны в результате борьбы за независимость, в которой щепетильно соблюдалось беспристрастие в религиозных, национальных и этнических вопросах, разрешавшихся в духе плюрализма. В результате было решено, что Республика Индонезия будет состоять из граждан, верующих в единого истинного Бога; несмотря на то что мусульмане и являются подавляющим большинством населения страны, монотеистические традиции буддизма (в интерпретации индонезийцев), индуизма и христианства также должны быть полностью представлены в национальной идее. И все же среди многих индонезийцев распространены сильные мусульманские настроения, согласно которым мусульмане должны управляться на основании норм Шариата.
Исламская революция в Иране, одной из движущих сил которой были глубокие шиитские убеждения, рассматривалась ее участниками как возвращение страны к основанному на божественной воле правлению религиозных ученых, которые известны в Иране как муллы и улама (улемы). Хотя шииты и сунниты издавна были не в ладах друг с другом, они тем не менее сознавали, что имеют общие исламские корни и общий фонд верований и ритуалов. В действительности в этом и других отношениях они гораздо более близки друг другу, чем такие христианские вероисповедания, как протестантизм и католицизм. Иранские руководители, особенно покойный Айатолла Хомейни. проповедовали и проповедуют исламское единство и осуждают сектантские разногласия и расхождения как ослабляющие защитный потенциал ислама в борьбе с неверным Западом и препятствующие расширению границ исламской общины путем миссионерской деятельности.
Исламское возрождение отнюдь не везде черпает свою силу из координированной монолитной организации и структуры. Тенденция мусульман духовно укрепляться благодаря общению друг с другом и сплачивать свои ряды ради достижения общего блага столь же стара, как и сама религия ислама. Высокий уровень единообразия культа и социального регулирования при отсутствии клира или иерархической формы правления является результатом глубокой убежденности и прочно укоренившихся духовных, социальных, политических и культурных обычаев. Влияние Корана и Сунны и их должная интерпретация и применение правовыми школами как суннитского, так и шиитского толка являются той основой, которая обеспечивает прочность мусульманского единства и групповой лояльности. Большое разнообразие и широкое географическое распространение мусульманских народов являются доказательством привлекательности данной религии и се умения подчинить множество различных культур своему видению веры и порядка. Монолитная система никогда не добилась бы таких успехов и не приобрела бы такое число преданных сторонников в лице различных народов, большинство из которых не имело прежде тесных взаимосвязей или причин развивать общую идентичность на религиозном уровне.
Американский антрополог Клиффорд Гиртц изучал ислам и мусульман в двух весьма далеких друг от друга географически и культурно регионах — в Марокко и Индонезии. Название его книги «Ислам глазами наблюдателя»11 имеет глубокий смысл. Гиртц понимает, что дать определение исламу как социальной и религиозной реальности очень трудно, так как в различных регионах наблюдаются большие расхождения на уровне символики, народного поведения, исторических традиций  и общего  религиозного темперамента.   Марокканцы, живущие в стране, покрытой горами и пустынями, являются энергичным и склонным к состязательности народом, народом чрезвычайно страстным; большое влияние оказали на него арабы, проникшие в Марокко на заре существования ислама. Они обладают довольно узким кругозором, будучи привержены традиции, в которой исламская вера и обрядность образуют прочное единство с исконными марокканскими социальными отношениями — в частности с племенной структурой власти и престижа — и тем самым оказывают решающее, регулирующее влияние на жизнь этого народа. Индонезия, напротив, отличается весьма широким культурным кругозором, обусловливающим терпимость и синкретизм и тем самым ослабляющим значение чисто исламских идеалов. Древнеяванские, индуистские и буддистские символы и обычаи по-прежнему — ненавязчиво, но глубоко — воздействуют на народы архипелага, так что более строгие мусульмане из-за рубежа — особенно активисты ваххабистского типа — нередко резко критикуют индонезийских мусульман за усвоение ими таких обычаев, которые считаются неисламскими с точки зрения строгого Шариата. Но индонезийские мусульмане защищают собственный образ жизни и настаивают на том, что местные обычаи (адат) являются совершенно приемлемыми при условии, что они сочетаются с основанными на Писании исламскими ценностями, воззрениями и обрядами.
Яркий сравнительный анализ, произведенный Гиртцем, является предостережением против попыток понять столь древнюю и широкую религиозную традицию, как ислам, исходя из книжных определений и категорий. Именно эта точка зрения послужила причиной выбора такого заглавия — «Ислам глазами наблюдателя». Автор не пытается дать определение исламу, прежде чем рассмотрит его как всеохватывающую культурную систему в двух странах. Он предпочитает тщательно отобрать данные и изучить их в должном контексте и только затем поднимать вопрос о конститутивных элементах ислама и о том, что лежит за пределами этой категории. В общем, Гиртц придерживается мнения, что если народ называет себя мусульманским, задачей исследователя является выявление и изучение того, что подразумевается под исламом в данной конкретной ситуации. Иногда эта задача весьма сложна, особенно если сами мусульмане расходятся во мнениях по тому или иному вопросу, например, когда речь заходит о теологических определениях, опирающихся на Писание и авторитетные традиции.

«Исламский» и «мусульманский»
Мохаммад Коэсно, ведущий индонезийский специалист по вопросу о соотношении ислама и местной правовой традиции (адат), различает термины «исламский» и «мусульманский», применяя их к различным аспектам индонезийской религиозной жизни12. Определение исламский приложимо, согласно Коэсно, к тому, что опирается на Коран и Сунну в интерпретации главных правоведческих школ (фикх). Чаще всего это скорее идеал, чем действительность. С другой стороны, определение «мусульманский» приложимо ко всему, что, по сути, является произведением человеческого разума и в силу этого подлежит критическому рациональному обсуждению, а при необходимости — изменению. Коэсно утверждает, что большая часть того, что народ называет «исламский», есть на самом деле «мусульманское», так как не опирается на автори-тет зафиксированных в Писании оснований религии, но сохраняется лишь в силу согласия людей и своей временной полезности. Далее он полемически заостряет свой тезис, доказывая, что даже юриспруденция в существеннейшей своей части является не столько исламской, сколько мусульманской, а потому должна быть предметом постоянной переоценки, пересмотра и совершенствования. Такая позиция позволяет проявлять значительную гибкость при определении того, каким образом мусульмане могут соотносить непреходящие источники своих религиозных догматов с актуальными ситуациями в динамически меняющейся исторической действительности. Позиция Коэсно, очевидно, благоприятствует постоянному независимому законотворчеству (иджтихад).

Заключение
мусульмане обладают ныне более прочным глобальным единством и согласием, чем это было возможно в предыдущие столетия, хотя и теперь они сожалеют о наличии серьезных раздоров и трудностей, омрачающих существование Уммы, таких, как ирано-иракская война, борьба с некоторыми режимами (например, с правящими кругами Египта, Алжира и Саудовской Аравии), осуществляемая воинствующими группами мусульманских экстремистов, и вражда между шиитами и суннитами, часто приводящая к кровопролитиям в Ираке, Сирии и Ливане. Однако общая картина свидетельствует о прогрессе, ознаменованном успехами в миссионерской деятельности, материальной поддержкой, оказываемой со стороны более богатых исламских государств странам, находящимся в менее благополучных обстоятельствах, и возрождением чувства гордости и силы, которое ныне почти полностью вытеснило сознание своей слабости, отсталости и унижения, распространенное в колониальный период. Как уже отмечалось в начале этой главы, и сегодня сохраняются трудности, связанные с вопросом об отношении мусульман к научному и технологическому миру Запада и нередко приводящие к опасениям оказаться в неоко-лониалистической  ситуации.
Одной из самых примечательных сторон современного ислама, как уже говорилось, является рост его присутствия в западных странах: в Европе, на Американском континенте (особенно в Соединенных Штатах и Канаде) и в Австралии. Христианство, господствующая религия Запада и бывших колониальных держав, никогда не могло прочно обосноваться в мусульманских странах, за исключением Балканского региона и Испании, где задачей реконкисты было возвращение политической власти над странами, населенными главным образом христианами, и некоторых африканских стран, где обе религии ведут открытую борьбу за обращение в свою веру новых групп населения. Христианство, несмотря на спорадические, иногда весьма интенсивные, попытки миссионерской деятельности, со времени возникновения ислама не имело успеха на Аравийском полуострове, в Турции, Северной Африке, Ираке, Иране, Пакистане, Малайзии и Бангладеш. Вплоть до недавних пор ислам был в лучшем случае слабо представлен в урбанизированных областях Европы и Северной Америки. Но сегодня в этих местах он приобрел значительное число приверженцев, так что в некоторых регионах Англии и Франции призыв на молитву отчетливо слышится сквозь колокольный звон, а атмосфера отдельных кварталов претерпела ощутимые изменения. Христианство не имеет возможности продвигаться вперед в исламском мире, но ислам, несомненно, процветает в странах, которые имеют прочную традицию доминирования христианства в религиозной сфере.
Как мы уже видели в этой главе на примере Исламского центра Большого Толедо, по мере того как ислам обживается на Западе, особенно в Северной Америке, он неизбежно приобретает многие черты западной культуры и общественной жизни. На ниве, где миссионерской деятельности не чинится никаких помех, может случиться почти все что угодно. Присущая исламу способность к адаптации и приспособлению в окружении различных культур и обществ — как посредством внесения в их жизнь своего, так и посредством заимствования чужого — является огромным преимуществом в тех частях света, которые в высшей степени секуляризованы и относятся к религии с прохладцей, если не с равнодушием или прямой враждебностью. Мусульмане могут свободно призывать своих собратьев по человечеству следовать исламу посредством самых разнообразных способов в зависимости от того, относится ли этот призыв к единоверцам в строго мусульманских странах или обращается к большинству немусульманских народов, особенно западных.
Мы привели эти замечания об отношении ислама к другим верам потому, что данный вопрос очень важен для мусульман. В самом Коране содержится немало упоминаний других религиозных традиций, особенно христианства и иудаизма; он учит, что ислам есть окончательное завершение в истории и Божьем замысле обеих этих религий. Поэтому неудивительно, что мусульмане, верные своему долгу, должны неустанно призывать других обратиться на Прямой Путь и обрести надежду на приход того дня, когда все человечество будет праздновать установление всемирного братства в рамках охватывающей весь человеческий род Уммы, отражающей тем самым Божественное Единство в религиозном единстве и гармонии человечества, которые для мусульман являются кульминацией таухида — Божественного Единения.

 

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел Религиоведение












 





Наверх

sitemap:
Все права на книги принадлежат их авторам. Если Вы автор той или иной книги и не желаете, чтобы книга была опубликована на этом сайте, сообщите нам.