Лах Я. Песня Песен. (Перевод и комментарии)

< часть 1 > < часть 2 >

Источник: www.il4u.org.il

ОГЛАВЛЕНИЕ

Комментарий к переводу

Вступление
Глава первая
Глава вторая
Глава третья
Глава четвертая
Глава пятая
Глава шестая
Глава седьмая
Глава восьмая

"Переписывающему с одного языка на язык иной должно прежде понять суть, а затем рассказать и разъяснить... и не можно ему без того, чтобы опередить и отстать, и рассказать единое слово многими словесами, и рассказать многие словеса словом единым, добавить в одно, убавить в другом, и так разъяснится суть дела во всей красе, и постигнется язык иной через язык, на котором он переписан."
Рабби Моше бен Маймон, Кордова, 12 в.
(пер. Э. Шульга)

Вступление
Предлагаемый комментарий к переводу дает возможность прочесть каждый стих вместе с подробным его пояснением. Кроме того, даже читатель, вовсе не знающий иврита, сможет, при желании, воспроизвести звучание подлинника, пользуясь приведенной транскрипцией (указания к ее прочтению см. в сноске на с. 114). Но это также комментарий к переводу как процессу, субъективному в своей основе (лучшие строки - те, что "приходят сами"), но едва ли выполнимому без уяснения многогранного смысла поэмы, а также различных концепций ее содержания.

Наряду с произведениями, описанными в предыдущем разделе, важным подспорьем послужила мне работа Амоса Хахама о "Песне песен" из пятитомника "Хамэш мегилот" (Иерусалим: "Мосад а-рав Кук", 1973). В ней автор просто, но без упрощений, объясняет все 117 стихов поэмы как литературовед и историк литературы, как знаток древнееврейской грамматики и традиционных религиозных комментариев.
Амос Хахам приводит полностью толкования РАШИ к "Песне песен" (с собственными примечаниями), а также многочисленные и пространные ссылки на талмудические источники и работы других известных комментаторов, что облегчило доступ к ним. Следуя его примеру, я в своей работе старался принять во внимание известные мне концепции, считая, что все они хороши и важны и каждой из них следует дать возможность повлиять на перевод. В

се отклонения от буквального смысла стихов, допущенные при переводе, а также большинство рассуждений в "Комментарии..." основаны на литературных источниках, хотя, чтобы не утяжелять текст, точные ссылки на них приведены не всегда; исключение - моя собственная концепция финального рефрена в начале восьмой главы (ст. 1 - 7).

Глава первая
1. шuр a-ши-рuм а-шэр ли-шло-мo

Песня песен Соломона

Первый стих представляет собой одиночную строку с четырьмя логическими ударениями, поддержанными двойной аллитерацией - четырехкратным повторением звука "ш" и трехкратным - звука "р". В переводе предпринята попытка имитировать эту аллитерацию также трехкратным повторением звука "с" (если считать "ц" дифтонгом "тс") и "н". Стих по смыслу прямо не связан с последующим текстом, он стоит как бы особняком и воспринимается развернутым названием поэмы.

Относительно имени Шломo, упомянутом в стихе, существует несколько версий:

- Царь Соломон, сын царя Давида и Бат-Шевы (Вирсавии), правивший объединенным Израильским царством в 967 - 928 гг. до н.э.
- Возлюбленный девушки, жених, которого в соответствии со свадебным ритуалом величают царем Шломо; это имя, по-видимому, хорошо вязалось с обликом царя из-за начальной буквы шин, напоминающей своим начертанием корону.
- Одно из имен Всевышнего, единого Бога евреев, царя мирового порядка (шлом a-олaм); заслуживает внимания то обстоятельство, что Бог напрямую ни разу не упомянут в тексте поэмы.

Примечание: Переводчик не решился пользоваться именем Шломо, ибо в таком контексте русскому читателю оно незнакомо (и даже может быть воспринято несколько фамильярно - Шлема), а известно имя Соломон (греческое произношение имени Шломо) как имя древнего царя и еврейское имя собственное. Из-за этого, конечно, теряется третья версия имени Шломо в поэме, но это вынужденная жертва. Первые два слова стиха - это буквально "песня песен" (впрочем, на древнем иврите слово шир означало не только "песню", но и "кольцо", "браслет"); ашэр ли - словосочетание, различные прочтения которого придают стиху в целом несколько смысловых значений:

- Лучшая из песен, посвященных Шломо.
- Сборник песен о жизни Шломо.
- Лучшая из песен, сочиненных самим Шломо.
- Избранные песни, принадлежащие Шломо.
- Суть песен, т.е. то, что в песнях Шломо является песенным началом.
- Лучшая из песен вообще, песня над песнями.
- Главная из песен в честь Всевышнего.

Интересную догадку по поводу этого стиха высказал израильский писатель Амос Оз, предположивший, что слово ашэр, означающее "который", "что", в данном случае - измененный глагол будущего времени ашuр - спою; так это было в первоначальном тексте поэмы, изложенной от лица девушки, и подтверждением тому служит естественный переход ко второму стиху:

1. Песню песен спою Соломону.
2. Напои меня поцелуем,
ибо слаще вина твои ласки.

 

***

2. и-ша-кэ-ни ми-нэ-ши-кoт пu-у
ки то-вuм до-дэ-ха ми-я-ин
Напои меня поцелуем,
ибо слаще вина твои ласки.

Начальный стих - признание в любви, желанье поцелуя. Буквальный перевод первой строки кажется тавтологией: "пусть поцелует меня поцелуями уст его". Кроме того, сперва почему-то говорится о его губах (пu-у), и сразу же во второй строке - о твоих ласках (до-дэ-ха). Может, юная девушка стыдится прямо обращаться со словами любви, но потом совладала со своей застенчивостью? А вдруг здесь идет речь о поцелуях царя, и отсюда начинает разворачиваться вся драма "царской невесты"? По мнению РАШИ, нэ-ши-кoт пu-у - это просто "поцелуй в губы".

Предлагаемый перевод "Напои меня..." основан на созвучии слов и-ша-кэ-ни - "поцелует меня" и яш-кэ-ни - "напоит меня". И хотя слова эти разнокоренные, но вторая строка (в которой вино и ласки) естественным образом подхватывает метафору "Напои...". К тому же, во втором стихе последней главы поэмы девушка, желая напоить любимого вином, говорит: аш-кэ-ха.

Для тех, кому в переводе этой строки недостает точности, предлагается следующий вариант:

Да целуют меня эти губы,
ибо слаще... и т.д.

 

***

3. лэ-рэ-ях шэ-ма-нэ-ха то-вuм
шэ-мэн ту-рaк шэ-мэ-хa
аль-кэн а-ла-мoт а-э-вy-ха
Чуден твой аромат,
маслом имя течет,
потому тебя девушки любят.

В древности люди состоятельные (к ним, несомненно, относятся герои поэмы) умащали голову и тело благовонными маслами, и возможно, что сочетание этих ароматов с запахом тела воспринималось как личный запах человека.
Вторая грань первой строки сложна для понимания из-за неоднозначности смысла слова ту-рaк. Это, возможно, название определенного вида душистого масла, но может оказаться одной из глагольных форм, означающих вытекание из сосуда. Можно понять сказанное в строке так: когда произносят твое имя, кажется, что с губ благовонное масло течет. Однако, по мнению комментатора, употребление здесь глагола в такой форме указывает на то, что речь идет не просто об имени, а о сущности героя, об его личности в целом. При таком прочтении проясняется и смысл завершающей стих строки: девушки тебя любят за аромат, что ты источаешь, а также и за то, какой ты есть. Аль-кэн может быть понято не только как "потому" или "за то", но и "справедливо", "истинно", и это перекликается с последней строкой следующего стиха.

***

4. мош-хэ-ни а-ха-рэ-ха на-рy-ца
э-ви-a-ни a-мэ-лэх ха-да-рaв
на-гu-ла вэ-нис-мэ-хa бaх
наз-кu-ра до-дэ-ха ми-я-ин
мэй-ша-рuм а-э-вy-ха
Позови, побежим за тобою -
в покои я царские приведена -
ласки твои нам слаще вина,
веселье ты нам и отрада,
не зря тебя любят.

Кажется, что хор женщин во дворце, среди них и наша героиня, поют царю любовную песнь, что хорошо укладывается в рамки аллегории: царь - Всевышний, невеста - община Израиля (и тогда оправдано использование единственного и множественного числа в одном стихе). Но можно представить себе и пастуха с возлюбленной, бегущих из дворца, куда девушка была приведена не по своей воле; ей радостно и весело грезить о любовных ласках того, кто несомненно достоин любви. Она взволнована и говорит о себе во множественном числе, что отвечает традициям любовной лирики Древнего Востока. И еще это напоминает быстрый свадебный танец, на который не зовут, не приглашают, а, пробегая, тянут за руку, и это соответствовало бы прямому смыслу слова маш-хэ-ни (потяни); покои же царские - метафора счастья быть с любимым. Гости на свадьбе веселятся, поют, все влюблены в жениха, ибо он того достоин. РАШИ интерпретировал слова девушки в этом стихе так: "Услышала я от твоих посланцев намек на то, что меня ты любишь. Наверно, ты сказал это, чтобы меня привлечь. А я сказала: побежим за тобою, и буду тебе женой". Здесь бегущие - девушка и посланцы жениха - вместе спешат к нему, и потому радостны и веселы, вспоминают и то, что "слаще вина", истинно его любят; счастливой девушке кажется, что ведут ее в царские покои.

***

5. шэ-хо-рa а-нu вэ-на-а-вa
бэ-нoт е-ру-ша-лa-им
ке-а-o-лэй кэ-дaр
ки-е-ри-oт шэ-ло-мo
Черна я, но хороша,
девушки Иерусалима,
словно шатры Кедара,
словно завесы царя.

Эти строки подкрепляют предположение о том, что стихи 2 - 4 этой главы описывают не реальные события, а мечты девушки: здесь она, будто возвращаясь к реальности, жалуется подружкам на тяготы обыденной жизни. Подружек она величает дочерьми (девушками, жительницами) Иерусалима, но можно предположить, что это просто принятая фор-ма обращения. Ведь и в этом стихе, и в дальнейшем речь героини, обращенная к "дочерям Иерусалима", полна откровенных признаний, рассказов о глубоких личных переживаниях, пересказов снов, просьб и советов, основанных на собственном душевном опыте. Вряд ли возможен такой эмоциональный накал в беседах с малознакомыми девушками во время визита в большой город.

По РАШИ (в рамках его религиозно-аллегорической версии), община Израиля обращается к другим народам как к "дочерям Иерусалима" с вестью о том, что этот город в будущем, согласно пророчеству Иезекииля, станет "метрополин" (термин самого РАШИ, означающий столицу) для всех.

В этом стихе девушка заводит речь о своей внешности: мол, черна я, как тени пастушьих шатров кочевого племени Кедар (слово, означающее "темный"; такие шатры можно видеть по сей день в пустыне у бедуинов), но хороша, подобно светлым завесам, что во дворце царя Соломона.

Иногда понимают этот стих как "черна я собой и хороша...", т.е. чернота красива сама по себе. Доказательство тому находят в параллели (а не в противопоставлении) шатров Кедара и завес Шломо, полагая, что Шломо здесь - вовсе не царь Соломон, а арабское племя, существовавшее под этим именем в древнейшие времена, и шатры их, по-видимому, ничем не отличались от шатров Кедара - покровы и тех и других сделаны были из черной козьей шерсти и коричневой верблюжьей.

***

6. аль-тир-y-ни шэ-а-нu шэ-хар-хo-рэт
шэ-шэ-за-фaт-ни a-шa-мэш
бэ-нэй и-мu ни-ха-рy ви
са-мy-ни но-тэ-рa эт-a-кэ-ра-мuм
кар-мu шэ-лu ло на-тaр-ти
Не глядите, что я смугла,
что солнцем опалена,
братья со мною суровы,
приставили к виноградникам,
остался мой без призора.

Наша героиня просит не глядеть на нее с пренебрежением, ибо смугла она не от рождения, а от "условий работы" - братья послали ее сторожить виноградники. Из последней главы поэмы можно понять, что работа эта вовсе не ограничивалась наблюдением за сохранностью плантации, а включала организацию сбора и продажи урожая, а также денежные расчеты; по современным понятиям это соответствовало бы сложной должности управляющего, связанной, по-види-мому, с пребыванием на солнце от восхода до заката. В последней строке стиха девушка с горечью замечает, что при этом у нее не было возможности заняться собственным виноградником. Такое ее положение могло отвечать одной из двух семейных ситуаций: либо у ее отца несколько жен, и мать - одна из них, либо отца уже нет в живых, дочь получила свою долю наследства (это отвечало духу тогдашних законов о наследовании), и у нее есть собственный виноградник; в любой из этих ситуаций "братья по матери" были вправе распоряжаться ее временем. По иной версии, то, что ее собственный виноградник остался "без призора", - это иносказание: она тяжело работала под палящим солнцем и не имела возможности заняться ни своей внешностью, ни своими личными делами. Не исключено, однако, что стих этот берет свое начало в свадебных песнях: невеста говорит, что она благочестивая дочь Израиля, а не темная кочевница племени Кедар. Упоминанием о братьях она выражает свою радость по поводу того, что свадьба освобождает ее от опеки семьи.

Рабби Ишмаэль (2 в. н.э.) заметил, что израильтяне подобны самшитовому дереву: не черны, не белы, цветом - нечто среднее, и кожа их темнеет от длительного пребывания на солнце.

***

7. a-гu-да лu шэ-а-a-вa наф-шu
эй-хa тир-э
эй-хa тар-бuц ба-ца-o-рa-им
ша-ла-мa э-э-e кэ-о-тэ-я
аль-эд-рэй ха-вэ-рэ-ха
Скажи, любимый, душа моя,
где ты пасешь,
где стадо в полдень заляжет?
Не то бродить мне, лицо укрывая,
меж стадами твоих друзей.

Здесь впервые появляется обращение "шэ-а-a-вa наф-шu", что означает "любовь души моей"; оно проходит рефреном через всю поэму во сне и наяву. Вопрос "где" (эй-хa) задан в той форме, которая употребляется в священных текстах для выражения горя и траура, этим дается понять, что глубокие чувства гонят героиню туда, где любимый укрывается со стадом в полдень. Девушку беспокоит не палящее солнце Иудейской пустыни, а необходимость расспрашивать о пастухе посторонних, закрыв лицо покрывалом, будто она наложница или пребывает в трауре. Ей нужно встретиться с милым, когда его овцы залегли в тени, а сам он свободен от пастушьих забот и отдыхает в укромном месте под деревьями у родника. Все эти обстоятельства невольно наводят на мысль о версии РАШИ: покинутая молодая жена или община Израиля в изгнании.

***

8. им-лo тэй-дэ-u лaх
a-я-фa ба-на-шuм
цэu-лaх бэ-ик-вэй a-цoн
у-рэй-u эт-гди-ё-тaйх
аль-миш-кэ-нoт a-рой-uм
Краса моя,
если с пути собьешься,
по овечьим тропам иди
и козлят паси
у пастушьих шатров.

В пастушьих общинах и теперь не принято, чтобы девушки присоединялись к пастухам на горных пастбищах. Лишь в период окота скота пастухи доверяют им уход за приплодом. Обыкновенно девушки с молодым стадом помещаются в особом месте (например, в пещере) и ходят, укрывая лицо.

Советуя девушке пасти козлят неподалеку от пастушьих шатров, юноша, возможно, хочет, чтобы она находилась поблизости и он смог бы с ней видеться, не опасаясь лишних разговоров окружающих. Во всяком случае, на свою полуденную стоянку он ее не зовет.

Толкуя этот стих, РАШИ наставляет общину Израиля, затерявшуюся среди иных народов, следовать путями отцов и учить детей их заветам.

***

9. лэ-су-са-тu бэ-рих-вэй пар-o
ди-ми-тuх ра-а-я-тu
Кобылицей из выезда фараона
воображаю тебя, подруга моя.

Во многих древних текстах упоминается, что Египет славился своими конями, и, разумеется, в колесницу фараона впрягали лошадей замечательной красоты. В любовной лирике Древнего Египта кобылица служила возвышенной метафорой, олицетворяя возлюбленную. В наши дни, даже если речь идет о переводе древней поэмы, уместны сравнения девушки с овечкой, ланью, газелью, горлицей, может быть, с лошадкой. Впрочем, вкусы меняются, так что останемся верны оригиналу.

Примечание для знатоков иврита: в оригинале лэ-су-са-тu - это не личная форма (моя кобылица), а возвышенный поэтический стиль.

***

10. на-вy лэ-ха-яйх ба-то-рuм
ца-ва-рэх ба-ха-ру-зuм
Подвески тебе к лицу
и бусы на шее.

 

11. то-рэй за-aв на-а-сэ-лах
им-нэ-ку-дoт a-кэ-сэф

Мы золотые подвески подарим
в крапинках серебра.

Предполагается, что образ колесницы фараона приходит к юноше из-за подвесок на лбу и ожерелья на шее у возлюбленной - так же богато украшали лошадей знатные люди. Оказывается, однако, что у девушки подвески эти просты, и юноша обещает ей золотые украшения, да еще в крапинках серебра (вероятно, по тогдашней последней моде). Примечательно, что он пользуется множественным числом "подарим"; возможно, что речь идет о приготовлениях к свадьбе, и дорогой подарок будет сделан от всей его семьи.

***

12. ад-шэ-a-мэ-лэх би-мси-бo
нир-дu на-тaн рэй-хo
Покуда царь у себя пировал,
мой нард аромат разливал.

Нард - благовоние, весьма ценившееся в древнем мире. Его получали из травянистого растения семейства валерьяновых, что растет на склонах Гималаев. В библейских текстах нард упоминается лишь однажды - в этой книге; слово имеет санскритское происхождение (налда - издающий запах).

Возможно, что нард здесь - образ красоты невесты: прелесть ее, как аромат, не оставляет жениха, пирующего с друзь-ями в преддверии свадьбы.

Пища для сторонников драматической версии: пока царь пировал со своими людьми, мой милый (нард мой) аромат разливал, то есть был со мной.

***

13. цэ-рoр a-мoр до-дu ли
бэйн ша-дaй я-лuн
Мой милый - связкою мирры
ночует между грудей.

 

14. эш-кoль a-кo-фэр до-дu-ли
бэ-хар-мэй эйн-гe-ди

Мой милый - цветок кипрея
в садах-виноградах Эйн-Геди.

Мирра - это греческое написание древнего названия (по-аккадски - мурару, на иврите - мор) горьковатого благовония, изготовляемого из кристаллов смолы ("связка мирры") некоторых деревьев, растущих в Западной Африке и на Аравийском полуострове. Есть указания на то, что женщины в Древнем Израиле носили связку мирры с собой в особом кар-манчике. Из этих кристаллов и душистых масел приготовляли также благовоние под названием "текучая мирра".

Кофер (по-аккадски куфру, по-гречески кипрос) - растение, цветы которого издают приятный запах и в древности служили благовонием; его и по сей день можно найти в долине Иордана. Под названием кофер оно упоминается лишь в "Песне песен", в древности же было известно, как афарсемoн (не следует путать с современным фруктом - гибридом, носящим то же название). Похожее растение - высокая трава с крупными соцветиями, называемая кипрей, встречается в средней полосе России и употребляется как замена чая (Иван-чай).

В конце 14-го стиха названо место действия поэмы: деревня Эйн-Геди - оазис, прилепившийся к отрогам Иудейских гор на западном берегу Мертвого моря между устьями горных речек Аругoт и Давидовой. Благодаря жаркому климату и наличию воды в древнем Эйн-Геди выращивали финики, виноград и растения, из которых получали несколько видов благовоний, секрет их производства содержался в глубокой тайне.

***

15. u-нaх я-фa ра-a-я-тu
u-нaх я-фa эй-нaйх йо-нuм
Ты хороша, подруга моя,
ты хороша, глаза твои - два голубка.

Стих начинается словом u-нaх, первый звук которого "u" смягчен бархатом придыхания, похожим на украинское "г", а затем - звук "х", так что слово начинается в глубине неба, выпускает гортанное "а" и возвращается назад вместе с "х"; второе слово "я-фa", начавшись в глубине гортани, движется к губам и выходит с "а", как бы открывая рот изнутри. Затем строка легко сбегает по ступенькам третьим словом ра-a-я-тu (на одной из ступенек, на третьей, есть выемка - гортанность "йа"), и в конце полустроки все на миг застывает в паузе. Вторая грань начинается теми же двумя словами, что и первая u-нaх я-фa (их хочется произнести на пол-октавы выше), но внутри третьего слова эй-нaйх две его части созвучны между собой, а в целом оно образует ассонанс первому слову u-нaх. Стих заканчивается понижением голоса в слове йо-нuм, создающим образ "глазa - голубкu" и усиливающим аллитерацию третьим звуком "н". Замечательное звучание и нежность этой жемчужины ивритской поэзии переводу недоступны.

***

16. uн-хa я-фэ до-дu
аф на-uм
аф-ар-сэй-ну ра-a-на-нa
Ты хорош, милый мой,
и пригож,
и зелено наше ложе.

 

17. ко-рoт ба-тэ-ну а-ра-зuм
ра-u-тэй-ну бэ-ро-тuм

Кровлею нашего дома - кедры,
стенами - кипарисы.

Начало 16-го стиха является отражением начала предыдущего; выясняется, что сейчас, в конце главы, они вдвоем, и 17-й стих, вероятно, произносят в два голоса, а ведь в середине главы девушка просила о встрече и спрашивала дорогу. Теперь же домом им - кедровый лес и убранством - кипарисы.

Из кедровых стволов и кипарисовых досок было сделано внутреннее убранство Храма, построенного Соломоном. Но все это также и образы желанной (или, по РАШИ, вспоминаемой) свадьбы: украшенное зеленью ложе, кедровые столбы свадебного шатра (хупа).

Рабби Шимшон (г. Шанц, Германия, 13 в.) полагал, что ар-сэй-ну - это не ложе, а виноградник, что зелень - не украшение, а настоящие кусты и деревья, кедры же есть только в Ливане, следовательно, стихи эти не что иное, как воспоминания о том, как они, юноша с девушкой, были в ливанском лесу.

Глава вторая
На первый взгляд, начало этой главы напоминает последние три стиха главы предыдущей: влюбленные продолжают взаимные хвалы, используя похожие образы и строй речи. Распространено даже представление о том, что двенадцать стихов (гл. 1, ст. 9 - гл. 2, ст. 3) являются отдельной свадебной песней на два голоса - жених и невеста под свадебным шатром, и песня эта стирает границу между первой и второй главами. Следует отметить, однако, что, в отличие от прямого обращения (как это было в конце первой главы), здесь они говорят друг о друге в третьем лице, словно обращаясь к кому-то. Это ощущение нарастает от стиха к стиху, пока в стихе седьмом не выясняется однозначно, что девушка с самого начала этой главы обращается к подружкам; возможно, что и юноша обращается к ним же во втором стихе (хотя содержание его и прозвучало бы немного дерзко). Таким способом автор, не изменяя интонации и образов конца первой главы, а лишь изменив объект обращения со второго лица на третье, искусно, "песенно" переходит к другой ситуации (мизансцене) - будто, не сдвигаясь с места, он просто перевел взгляд. Подобная интерпретация подтверждает правильность принятого деления поэмы на главы.

***

1. а-нu ха-ва-цэ-лет a-ша-рoн
шо-ша-нaт a-а-ма-кuм
Я - Саронская лилия,
белый цветок полевой.

Принято считать, что девушка сравнивает себя с белыми полевыми цветами из скромности, а также в противовес ситуации "чернa я..." (гл. 1, ст. 5). В этой связи нелишне представить себе вид цветов, упоминаемых в этой главе. В отношении ха-ва-цэ-лет a-ша-рoн нет единого мнения: то ли это небольшой красный тюльпан, попадавшийся еще полвека назад в прибрежных песках Саронской долины (долина Шарон расположена между Тель-Авивом и предгорьем Кармеля), то ли растущая и поныне ха-ва-цэ-лет a-хоф (прибрежная лилия - нежный цветок с белыми лепестками. Впрочем, существует предположение, что в глубокой древности Шароном называлась часть Заиорданья. Цветок же, упоминаемый во второй части стиха шо-ша-нaт a-а-ма-кuм - это дикорастущий нарцисс с шестью белыми цветками, встречающийся обыкновенно на плодо-родных долинах вблизи посевов.

***

2. ки-шо-ша-нa бэйн a-хо-хuм
кэн ра-а-я-тu бэйн a-ба-нoт
Как роза среди шипов -
так милая между подруг.

Шо-ша-нa, уже упомянутая в предыдущем стихе, переводится на русский как лилия, роза, а также нарцисс, анемон и даже лотос. Но, конечно, здесь важна не точная ботаническая идентификация, а то, что в ответ на слова девушки, сравнившей себя со скромным полевым цветком, юноша видит свою воз-любленную среди ее подружек прекрасной розой между колючками. Не отсюда ли поговорка: нет розы без шипов?

***

3. кэ-та-пy-ах ба-а-цэй a-я-ар
кэн до-дu бэйн a-ба-нuм
бэ-ци-лo хи-мaд-ти вэ-я-шaв-ти
у-фир-ё ма-тoк лэ-хи-кu
Как яблоня в чаще леса,
так милый среди парней,
под кроною я сидела,
и сладко яблоко мне.

Героиня "не остается в долгу" и ставит своего возлюбленного выше прочих парней, но, сравнивая его с плодоносящей яблоней среди простых лесных деревьев, она как бы переводит речь с "цветочных" сравнений на свойства более ощутимые: тень кроны, защищающая от зноя, и сладкий вкус плодов.

***

4. э-ви-a-ни эль-бэйт a-я-ин
вэ-диг-лo а-лaй а-a-вa
На пир я приведена,
и любовь осеняет меня.

Девушка признается подружкам, что любовь к милому опьяняет ее, будто приведена она на пиршество, и его взгляд и любовь осеняют ее, подобно свадебному шатру. Слово диг-лo на аккадском (древний предшественник семитских языков) связано со зрением, а не с флагом, как в современном иврите.

***

5. сам-хy-ни ба-а-ши-шoт
рап-дy-ни ба-та-пу-хuм
ки-хо-лaт а-a-вa a-ни
Сластями меня подкрепите,
яблоки приложите,
ведь я любовью больна.

Это знаменитые строки о девушке, которая "любовью больна", обессилела от любви и умоляет подружек укрепить ее силы сладким кушаньем а-ши-шoт (мн. число). У РАШИ мы находим две разновидности этих сластей: из винограда и из тонкой пшеничной муки; в иных комментариях к "Песне..." упоминают изюм, а также, цитируя "Мишну" и "Иерусалимский Талмуд", доказывают, что это поджаренные и молотые чечевичные зерна, перемешанные с медом; "Новый словарь" (составитель А. Эвен-Шошан) определяет а-ши-шa как торт или пирог.
Девушка просит также помочь ей яблоками, которым в древности приписывались целебные свойства. РАШИ считает, что больного обкладывали яблоками, запах которых и излечивал. Другие комментаторы находят, что больного укладывали на ложе под яблоней; во всяком случае, законодатели-талмудисты рекомендуют, посещая больных, подносить им яблоки или смоквы.

***

6. сэ-мо-лo тa-хат лэ-ро-шo
ви-йи-ми-нo тэ-хаб-кэ-ни
Левой рукой - под моей головой,
а правой меня он обнимет.

"Больная любовью" произносит эти слова в состоянии слабости, в забытьи, но, может быть, и мечтая о свидании с милым.

***

7. uшб-aти эт-хэм
бэ-нoт е-ру-ша-лa-им
би-цва-oт о бэ-ай-лoт a-са-дэ
им-тай-u-ру
вэ-им-тэ-о-рэ-рy эт-a-а-a-вa
ад шэ-тэх-пaц
Заклинаю вас,
девушки Иерусалима,
газелями и легконогими ланями
не будить,
не тревожить любовь, пока
не очнется сама.

Цва-oт (газели) относятся к семейству антилоп, а ай-я-лoт (лани) - к семейству оленей, оба этих вида животных всегда водились на территории Израиля и служили символом возвышенной любви. Поэтому "больная любовью" вспоминает их, умоляя подружек (девушек Иерусалима, см. коммент. к гл. 1, ст. 5) не будить ее, пройти мимо, не мешать ей грезить о любимом. Этот стих (с небольшими, но важными изменениями) читатель встречает в поэме несколько раз.
Многие из рассмотренных диалогов влюбленных могут быть поняты как их желания и мечты, или как сцены, разыгранные на достаточно условных подмостках. Начиная же со следующего стиха и вплоть до конца главы перед нами реальный разговор девушки с юношей, стоящим ночью под окном ее дома.

***

8. коль до-дu
u-нэй зэ бa
мэ-да-лэг аль-э-a-рuм
мэ-ка-пэц аль-a-гва-oт
Милого голос!
Вот он и сам -
прыгает по холмам,
носится по горам.

В религиозных комментариях "милого голос" в сочетании с выражением "вот он" служит весомым подтверждением концепции, в которой возлюбленный - аллегория Всевышнего.

***

9. до-мэ до-дu ли-цвu
о лэ-o-фэр a-ай-я-лuм
u-нэй-зэ о-мэд а-хaр кот-лэй-ну
маш-гu-ях мин-a-ха-ло-нoт
мэ-цuц мин-a-ха-ра-кuм
На оленя милый похож,
на молодую газель,
вот он уже стоит за стеною,
заглядывает в окошки,
засматривает в проемы.

Прелестные образы ланей и газелей из седьмого стиха (предыдущая сцена) переходят через стих восьмой (юношей, скачущим по горам) сюда, в стих девятый: нежность эта, возможно, связана с эмоциональным опытом героини - ведь она пасет козлят.

***

10. а-нa до-дu вэ-а-мaр лu
кy-ми лaх
ра-ай-я-тu я-фа-тu
у-лэ-хи-лaх
Подал знак и сказал мне так:
- Вставай,
красавица,
выходи!

Рассказчицей здесь девушка, и слова любимого приводятся как прямая речь: юноша ласково обращается к ней и просит подняться и выйти к нему; в последнем стихе этой главы находится подтверждение тому, что ночь на дворе. Выражение ле-хи-лaх (вставай) связано в библейских текстах с призывом начать какое-то действие и весьма близко к тому, что было сказано праотцу Аврааму свыше: лэх-ле-ха (иди).

***

11. ки-u-нэй a-сэ-тaв а-вaр
a-гэ-шэм ха-лaф a-лaх ло
Вот и зима позади,
дожди прошли, отшумели.

12. a-ни-ца-нuм нир-y ба-a-рэц
эт a-за-мuр u-гuй-а
вэ-кoль a-тoр ниш-мa бэ-ар-цэй-ну

Почки видны повсюду,
пора соловья наступила,
и в нашем краю голубка воркует.

Юноша-пастух, живущий при стаде, ранее других разли-чает весеннее звучанье птичьих голосов и видит, как распускаются цветы. Все это, конечно, образы любви и пробуждающейся природы.

***

13. a-тэ-э-нa хан-тa па-гэ-a
вэ-a-гэ-фа-нuм сма-дaр нат-ну рэ-ях
кy-ми лaх
ра-а-я-тu я-фа-тu
вэ-лэ-хи-лaх
У смоковниц набухла завязь,
лоза зацвела и пахнет,
вставай,
красавица,
выходи!

Примечательно, что последовательность описания весенней природы связана со спуском юноши с горного пастбища: сперва (см. предыдущий стих) "почки видны повсюду", затем пенье соловья и воркованье голубки; здесь же он спустился с гор к садам у деревни, видит завязь смоквы и вдыхает аромат цветенья лозы. Обо всем этом он и говорит девушке, повторяя свой зов: "вставай ... выходи!"

***

14. йо-на-тu бэ-хаг-вэй a-сэ-ла
бэ-сэ-тэр a-мад-рэ-гa
aр-йu-ни эт-ма-рaйх
aш-ми-йu-ни эт-ко-лэх
ки-ко-лэх а-рэв
у-ма-рэйх на-вэ
Голубка моя, на уступе горы,
в укрытье скалы,
дай на тебя взглянуть,
дай услышать тебя,
ибо сладок голос
и мил твой вид.

В четырех предыдущих стихах (с десятого по тринадцатый) девушка передает слова юноши прямой речью, включая прозвучавший дважды призыв подняться с постели и выйти к нему. Четырнадцатый же стих из-за его искренности и накала чувств ("голубка моя... в укрытье скалы... ибо сладок голос и мил твой вид") кажется непосредств