Библиотека

Теология

Конфессии

Иностранные языки

Другие проекты







Культурология XX век. Энциклопедия.

ОГЛАВЛЕНИЕ

ДИАЛОГ
— форма речи, разговор, в к-ром дух целого возникает и прокладывает себе дорогу сквозь различия реплик. Д. может быть формой развития поэтич. замысла (особенно в драме, где он противостоит монологу и массовой сцене); формой обучения: тогда истина предполагается известной до разговора, разыскивается способ ее разъяснения; Д. может быть формой филос. исследования (напр., у Платона) и религ. откровения. Иногда все эти аспекты совпадают. Решает присутствие (или отсутствие) духа Целого (по крайней мере, у нек-рых участников Д.). Если целое не складывается, мы говорим о Д. глухих, косвенно определяя этим подлинный диалог как разговор с попыткой понять собеседника. Разговор Мити Карамазова с Алешей — Д., разговор Мити с Хохлаковой, в к-ром также участвуют два лица, приближается к массовой сцене, к излюбленному Достоевским скандалу, когда все кричат и никто никого не слушает. Второй Ватиканский собор постановил перейти к Д. с некатолич. исповеданиями христианства и нехристианскими религиями. Это всеми понимается как конец односторонней пропаганды и попытка разговора на равных, попытка убеждать и учиться в одно и то же время. В идеальном Д. все собеседники прислушиваются к правде Целого; гегемония принадлежит тому, кто меньше всего к ней стремится, кто не горит желанием утвердить свое сложившееся ранее исповедание истины, кто держит ворота истины открытыми.
Когда в Д. перекликаются несколько голосов, можно его назвать по-русски беседой. В классич. диалоге или беседе согласие достигается без резко выраженной гегемонии одного голоса. Так написан платоновский “Пир”. Истина раскрывается постепенно, общим усилием, и во всей полноте остается как бы плавающей в паузах между репликами. Напротив, в “Государстве” Платон использует привычную форму Д., излагая теорию, внутренне не диалогичную, теорию-систему, естеств. изложением к-рой был бы монолог.
Форма Д. встречается в фольклоре (напр., в состязании загадками) и во всех высоких культурах. Мы находим элементы Д. в упанишадах. Разговоры Конфуция с его учениками вошли в сокровищницу кит. мысли.
Наименее диалогична культура ислама. Разговоры Мухаммеда с его современниками не записывались как целое; из контекста вырывались суждения пророка и становились источником права (хадисы). Неразвитость Д. — одна из причин неготовности ислама к контактам с Западом и восприятия плюрализма как угрозы порядку.
Истоки зап. Д. — в эллинском театре, в споре равно достойных принципов (как материнское и отцовское право в “Орестейе”). Духу трагедии соответствуют Д. Платона, духу комедии — Д. Лукиана. В ср. века Д., по большей части, используется в пед. целях; однако внутренне диалогичны “Sic et non” Абеляра, анализ открытых вопросов схоластики. Сдвиг философии Нового времени к научному методу вытесняет Д. в эссе и филос. роман (“Волшебная гора” Томаса Манна). В России дух Д. складывается в спорах западников и славянофилов. Глубоко диалогично творчество Достоевского. Внутренне диалогичны мыслители, испытавшие влияние Достоевского (Бердяев, Шестов, Розанов). Диалогичны “Вехи” (отд. статьи сборника могут читаться как реплики равных). В форме Д. написаны нек-рые опыты С. Булгакова. Бахтин исследовал внутр. форму Д. культурных миров в “полифонии” Достоевского.
Полифония и Д. одинаково противоположны диалектике, утверждающей относит, истинность каждой ступени в развитии идеи. Д. скорее утверждает образ Целого по ту сторону знаков.
Поиски утраченной целостности вызвали в Европе 20 в. опыты диалогич. философии. Создатели ее, Бубер и Марсель, отделили отношения Я-Ты от отношения Я-Оно. Обычное деление на субъект и объект смешивает Ты и Оно в объекте, подчиняя отношение к Ты нормам отношения к Оно. Это превращает собеседника в предмет, обесчеловечивает и обезбоживает мир. Сосредоточенность мысли на мире как предмете “ведет к технократич. развитию, все более гибельному для целостности человека и даже для его физич. существования” (Г. Марсель). Целостность человеч. духа разрушается вытеснением Бога в мир Оно, где Бог, по убеждению Бубера, немыслим. Бубер обретает Бога только как Ты, как незримого собеседника во внутреннем Д., отрицая возможность говорить о Боге в третьем лице. И любовь к природе, и любовь человека к человеку вытекает из отношения Я — Ты и рушится, если собеседник становится третьим лицом, другим.
В филос. Д. “ни один из спорящих не должен отказываться от своих убеждений, но... они приходят к чему-то, называемому союзом, вступают в царство, где закон убеждения не имеет силы” (Бубер), — в том числе и в Д. религий.
Д. — основа совр. зап. равновесия, достигнутого после двух мир. войн. Эффективность экономики невозможна без устойчивого порядка, а устойчивый порядок без социальной защиты. И наоборот: социальная защита неэффективна, если неэффективна экономика. Всякий принцип, последовательно проведенный до истребления противоположного, становится абсурдом, сеет обломки. “Слишком много сознания — это болезнь” (Достоевский). Сознание здесь означает безусловную верность принципу, привычку выстраивать логич. схемы и подчинять им жизнь.
В “Логико-филос. трактате” Витгенштейн писал: “Мистики правы, но правота их не может быть высказана: она противоречит грамматике”. Правота здесь — чувство целого. Глаза нашего разума неспособны глядеть на Целое в упор. Все, что можно сформулировать рационально, уводит от жизни. Возражение всегда достойно быть выслушанным, даже если оно несвоевременно. Говоря о принципе, надо подумать о противоположном, о противовесе, чтобы в миг, когда принцип заводит в пропасть, отбросить его.
Линейное мышление односторонне и несет в себе неизбежность ложного итога. Это, по-видимому, имели в виду ср.-век. монахи, создав пословицу: “Дьявол — логик”. Примерно то же говорит Кришнамурти в своей притче: “Однажды человек нашел кусок истины. Дьявол огорчился, но потом сказал себе: “Ничего, он попытается привести истину в систему и снова придет ко мне””. Д. — попытка лишить дьявола его добычи.
Лит.: Бубер М. Я и Ты; Диалог // Бубер М. Два образа веры. М., 1995; Витгенштейн Л. Логико-филос. трактат. М., 1958; Хайдеггер М. Из диалога о языке. Между японцем и спрашивающим // Хайдеггер М. Время и бытие. М., 1993; Тощенко В.П. Философия культуры диалога. Новосиб., 1993; Диалог в философии: Традиции и современность. СПб., 1995.
Г. С. Померанц
ДИЛЬТЕЙ (Dilthey) Вильгельм (1833-1911)
- нем. философ и историк культуры. Представитель “философии жизни”; основоположник “духовно-исторической” школы в нем. истории культуры 20 в., с 1867 по 1908 — проф. ун-тов в Базеле, Киле, Бреслау и Берлине. Вклад Д. в филос. осмысление культуры не был оценен по достоинству. Отчасти это случилось из-за старомодной терминологии — новому тогда понятию “культура” Д. предпочитал понятие “дух”, что сразу же помещало его в традицию классич. нем. идеализма и романтизма перв. трети 19 в. Кроме того, этот термин наводил на мысли о Гегеле, что в эпоху господствовавшего неокантианства казалось менее всего желательным. Разрабатывая, по сути, ту же проблематику, что занимала “философию культуры” к. 19-нач. 20 в., Д. оказался не включенным в ее контекст.
Между тем для дильтеевского подхода характерен ряд моментов, выгодно отличающих его от концепции культуры, предложенной неокантианством. Во-первых, проблематику специфики историко-гуманитарного знания Д., в противоположность Виндельбанду и Риккерту, не сводит к методол. вопросам. Для Риккерта различение между “науками о культуре” и “науками о природе” обусловлено теоретико-познават. причинами, а именно особенностями “образования понятий” в разл. видах познания — истор. и естественнонаучном. Если естеств. науки оперируют ценностно ненагруженными (wertfrei) и “генерализирующими”, т.е. абстрагирующимися от индивидуальности, методами, то истор. познание является а) ценностным, б) “индивидуализирующим”. Отличие сферы “природы” от сферы “истории” носит, согласно Риккерту, исключительно формальный характер: они познаются по-разному не в силу их онтологич. свойств, а в силу того, что при их познании применяются разные логич. средства. (Ср. дихотомию “номотетич.” и “идиографич.” методологии у Виндельбанда: номотетич. метод естествознания направлен на выявление закономерностей, идиографич. метод истор. познания описывает индивидуальность, уникальную неповторимость явлений). УД. же различие двух типов познания носит предметный характер: ученому-гуманитарию предстает в известной мере другая действительность, нежели та, с к-рой имеет дело представитель естеств. наук. Во-вторых, содержание гуманитарного познания (“наук о духе”) далеко не сводится к истор. науке. Если для неокантианства “наука о культуре”, по сути, тождественна истории как науке (обсуждение вопроса о теоретико-познават. статусе “науки о культуре” у Риккерта совпадет с обсуждением критериев научности истории), то Д. рассматривает гуманитарное познание в качестве высоко дифференцированной целостности. К области “наук о духе” относятся, наряду с историей, филология, искусствознание, религиоведение и т.д. В-третьих, в том, что касается собственно методол. аспекта затронутой проблемы, Д., опять-таки в противовес неокантианству, не редуцирует метод гуманитарного познания к “индивидуализирующим” процедурам историографии: наряду с “историческими”, он выделяет “системно-теор.” и “культурно-практич.” методы гуманитарных наук. Наконец, в-четвертых: место познания культурно-истор. мира в неокантианстве определено рамками “философии ценностей”; культура предстает в рез-те как застывшая система, как неподвижный мир ценностей. Предлагаемая Д. категория “жизнь” (и, соответственно, “философия жизни”) обещает послужить гораздо более адекватным средством теор. схватывания реальности культуры в ее динамике и изменчивости. Это продемонстрировал своим творчеством Зиммель, многие положения теории культуры к-рого представляют собой развитие положений Д.
Свой филос. проект Д. сформулировал, с экспли-
172
цитной отсылкой к Канту, как “Критику исторического разума”. Если главным вопросом “Критики чистого разума” был вопрос, как возможна метафизика, то главный вопрос Д. — как возможна история. “История” при этом понимается в вышеприведенном смысле, т.е. не в качестве описат. дисциплины, историографии, а в качестве науки об изменчивом мире человеч. творений (мире “духа”, по Д.). Рассматривая сферу духа как сферу объективаций человеч. жизни, Д. постепенно сближается с Гегелем, чье понятие “объективного духа” он использует в своих поздних работах.
Науки о духе, систему к-рых намеревался построить Д., суть, строго говоря, не науки о культуре, а обществ. науки в совр. смысле слова. Объект “духовно-истор. познания” — не просто “культура”, а “общественно-истор. действительность” как таковая; поэтому в состав “наук о духе” входят, наряду с привычными гуманитарными дисциплинами, также теория хозяйства и учение о гос-ве. Система знания об общественно-истор. действительности включает в себя, согласно Д., две группы наук — “науки о системах культуры” и “науки о внешней организации об-ва”.
Ставя вопрос о теоретико-познават. статусе истор. познания, Д. попадает в самый центр дебатов вокруг т.н. “проблемы историзма”. Во вт. пол. 19 в. слово “историзм” ассоциируется преимущественно с “истор. школой” (Савиньи в теории права. Ранке и Дройзен в историографии) и со связанным с нею противостоянием спекулятивной философии истории гегелевского типа. Гл. забота историка — конкр. жизнь конкр. сооб-в, говорят приверженцы “историзма”. Вместе с тем перемещение внимания на событийность исключительно в аспекте изменчивости и преходящести имело своим рез-том упразднение традиц. вопрошания о смысле истории. Приверженность историзму к нач. 20 в. все чаще начинает означать приверженность истор. позитивизму.
Содержание поиска Д. в этой связи можно сформулировать как попытку обнаружения индивидуальности без впадения в релятивизм. Отказ от подчинения реальной истории развитию “понятия” есть отказ от “метафизики” истории, как она развивалась гегельянством, но не ценой позитивистской отмены смыслового измерения истор. мира.
Исключительно важную роль в развиваемой Д. теории познания играет понятие “взаимосвязь”, или “целокупность”, имеющее не только гносеологич. и методол., но и онтологич. аспект, обозначая как взаимосвязь знания, так и взаимосвязь действительности. Намереваясь преодолеть восходящий к Декарту субъект-объектный дуализм, Д. усматривает исток этого дуализма в искусств. расщеплении данности мира на “внутреннее” и “внешнее”. Между тем такое расщепление не существует изначально, а является рез-том интеллектуального конструирования. Если картезианская модель познания исходит из абстракции чистого мышления, то Д. делает своей отправной точкой “переживание”. Именно в переживании познающему открывается живая, а не логически препарированная реальность. Конкретизируя это положение, Д. вводит понятие “жизнь”. Жизнь есть одновременно и предмет познания, и его исходный пункт. Поскольку познающий, будучи живым существом, с самого начала является частью жизни как целого, его доступ к “духовно-истор.” реальности облегчен в сравнении с доступом к природному миру. Духовно-истор. реальность дана ему непосредственно. Имя этой непосредственности — “понимание”. Формулируя эту мысль, Д. выдвигает известный тезис, согласно к-рому “природу мы объясняем, духовную жизнь мы понимаем”. Заостряя противоположность понимания как интуитивного постижения реальности объяснению как дискурсивно-логич. процедуре, Д. дает повод считать себя сторонником субъективизма. Но это противоречит осн. цели его филос. проекта — дать методол. обоснование историко-гуманитарного познания, что предполагает построение последнего на общезначимом, а не на субъективно-психол., базисе. Это противоречие Д. не удалось полностью снять. Отвечая на критику Риккерта (а позже — на критику Гуссерля), Д. вносит коррективы в свою гносеологич. концепцию. Он подчеркивает нетождественность “понимания” и “переживания”, говорит о постоянном “взаимодействии живого опыта и понятия” в социально-гуманитарном познании (о том, что в процессе понимания существ, роль играют процедуры анализа и абстрагирования, речь шла уже в первом крупном труде Д. “Введение в науки о духе” (1883). Вместе с тем акт понимания остается для него прежде всего интуитивным схватыванием (“во всяком понимании есть нечто иррациональное”). Д. постоянно указывает на то, что историко-гуманитарное познание имеет дело со сферой объективаций, и трактует понимание как репродукцию, воспроизведение запечатленных в произведениях культуры “жизнеобнаружений”, но в то же время настойчиво утверждает приоритет психологии в системе социально-гуманитарного знания. Д., как верно указал Гуссерль, так и не преодолел психологизма — редукции связей смысла к психич. связям. Однако ряд оставленных Д. набросков, а также отд. фрагменты при жизни опубликованных сочинений, свидетельствует о том, что он отдавал себе отчет в порочности психологизма и искал выхода из обусловленного психологизмом методол. тупика.
Обращение к феномену понимания делает философско-методол. программу Д. программой герменевтической. Разрабатывая проблематику герменевтики, Д., вслед за Шлейермахером, ставит вопрос об условиях возможности понимания письм. документов. Высшим таким условием выступает для Д. гомогенная структура “общественно-истор. мира”. Понимающий здесь — такая же часть духовно-истор. действительности, как и понимаемое. “Только то, что сотворено духом, дух в состоянии понять”. И все же то, что позволяет нек-рому произведению или тексту быть понятым — это отнюдь не изначальная изоморфность психол. устройства автора и читателя. Хотя у Д. можно встретить и такую трактовку сущности понимания, центр тяжести его герме-невтич. теории лежит не в субъективно-психол. плоско-
173
сти — свидетельством тому сама категория “объективного духа”. Именно на эту, говоря совр. языком, сферу культурных объективаций, и направлено преимущественное внимание дильтеевской “понимающей психологии”. Но процесс понимания объективаций вообще не сводится к простой эмпатии (“вчувствованию”), а предполагает сложную истор. реконструкцию, а значит — вторичное конструирование того духовного мира, в к-ром жил автор. Эта мысль с достаточной четкостью звучит уже в “Возникновении герменевтики” (1900). Однако другой аспект герменевтики Д., связанный с проблемой общезначимости понимания, остался в его прижизненных публикациях в тени. Проблематика общезначимости понимания схватывается Д. в категории “внутр. целостности”, или “внутр. взаимосвязи”, выражающей такое объективное содержание, к-рое не может быть сведено к к.-л. индивидуально-психол. интенциям. Данное содержание есть не что иное, как сфера идеально-логич. значений. Осознав самостоятельность этой сферы, Д. вплотную подошел к феноменологии (не случайно Шелер включает его, наряду с Бергсоном и Ницше, в число родоначальников феноменологич. направления в философии). Герменевтич. концепция Д., как показали новейшие исследования (Рикёр, Ф. Роди), не так уж далеко отстоит от экзистенциально-феноменологич. и экзистенциально-герменевтич. ветви в философии 20 в. Сколь бы энергично ни подчеркивали свой разрыв с прежней герменевтич. традицией “фундаментальная онтология” (Хайдеггер) и “филос. герменевтика” (Гадамер), многие их базисные положения можно найти уже у Д. В самом деле, согласно Хайдеггеру, понимание есть раскрытие структуры герменевтич. опыта, т.е. изначально заложенного в человеч. бытии “понимания бытия”. Отсюда следует неизбежность герменевтич. круга, к-рый нельзя разорвать, ибо он связан не с методол. трудностями, а с онтологич. структурой понимания. Весьма сходные мысли, пользуясь другими терминами, высказывает в связи с проблемой “герменевтич. круга” Д. Герменевтич. круг, или круг понимания, обусловлен, по Д., тем, что целостная взаимосвязь процесса жизни может быть понята только исходя из отд. частей этой взаимосвязи, а каждая из этих частей, в свою очередь, нуждается для своего понимания в учете всей целостности. Если Хайдеггер и Гадамер, полемизируя с субъективно-психол. подходом к герменевтич. проблематике, подчеркивают, что понятийной парой в ситуации понимания являются не “субъект”/”объект” (тем более не “автор”/”интерпретатор”), а скорее “здесь-бытие”/”бытие” (Dasein/Sein), то Д. тоже выводит герменевтич. проблему за рамки столкновения двух субъективностей: выделяемая им понятийная пара есть “жизнь”/”жизнь”. Все зависит от того, как Д. прочесть. Дильтеевская категория “жизнь” в известном смысле сродни хайдеггеровскому “бытию”: как Sein лишено смысла без Dasein, так и Leben артикулирует себя в Erieben (переживании), Ausdruck (выражении) и Verstehen (понимании). Немаловажное значение имеет и то обстоятельство, что в поздних работах Д. вводит различие между Lebensausdruck и Eriebnisaus-druck — “выражением жизни” и “выражением пере-живания”.
Герменевтич. разработки Д. дали толчок т.н. “духов-но-истор. школе” в историко-культурных и историко-лит. исследованиях. Парадигматичными для нее стали “Жизнь Шлейермахера” (1870), “История юного Гегеля” (1905), “Переживание и поэзия: Лессинг, Гёте, Но-валис и Гёльдерлин” (1906), “Сила поэтич. воображения и безумие” (1886) и др.
В 60-е гг. нераскрытый потенциал дильтеевской герменевтики стал предметом размышлений О.Ф. Больно-ва, к-рый, основываясь на работах Г. Миша и X. Липпса, показал продуктивность идей Д. в контексте совр. логики и философии языка.
Однако актуальность Д. не исчерпывается только его ролью в истории герменевтики. Кассире? в эссе “Опыт о человеке: введение в философию человеч. культуры” (1945) называет Д. одной из важнейших фигур в “истории философии человека”, т.е. филос. антропологии в широком смысле слова. Прямое и косвенное влияние Д. на философско-антропол. мысль 20 в. в самом деле велико. Так, под неявным воздействием Д. строится оппозиция “духа” и “жизни” в концепции М. Шелера — да и само понятие жизни, развиваемое Шелером в полемике с витализмом и натурализмом, очевидным образом восходит к Д. (а не, напр., к Ницше). Тезис Гелена о культуре как сущностном выражении “природы” человека, равно как и сама базовая идея Гелена о необходимости увязать изучение человека с изучением мира культуры (теория институтов) также имеют своим, хотя и неявным, истоком положения Д. В качестве непосредств. продолжения философско-методол. программы Д. строит свою филос. антропологию Плеснер: последняя замышляется им как универсальное значение о человеке, преодолевающее дихотомию естественнонаучного и гуманитарного подходов. Наконец, Д. можно без особых преувеличений назвать родоначальником нем. культурной антропологии. Если в англо-амер. лит-ре этот термин обозначает совокупность чисто эмпирич. дисциплин, то в нем. научную традицию понятие Kulturanthropologie ввел Ротхакер (Probleme der Kulturanthropologie, 1942), исходные положения к-рого определены кругом идей Д.
Соч.: Gesammelte Schriften. Bd. 1-19. Gott., 1957-82; Типы мировоззрения и обнаружение их в метафизич. системах // Новые идеи в философии. СПб., 1912. Сб. 1; Введение в науки о духе; Сила поэтич. воображения. Начала поэтики // Зарубежная эстетика и теория лит-ры XIX — XX вв. М., 1987; Описат. психология. СПб., 1996.
Лит.: Muller-Vollmer К. Towards a phenomenological Theory of Literature. The Hague, 1963; Knuppel R. Diltheys erkenntnistheoretische Logik. Munch., 1991; Mul J. de. De tragedie von de eindigheis. Kampen, 1993.
В. С. Малахов
174
ДИНАМИКА КУЛЬТУРЫ (или культурная динамика)
— 1) изменения внутри культуры и во взаимодействии разных культур, для к-рых характерна целостность, наличие упорядоченных тенденций, а также направленный характер; 2) раздел теории культуры, в рамках к-рого изучаются процессы изменчивости в культуре, их обусловленность, направленность, сила выраженности, а также закономерности адаптации культуры к новым условиям, факторы, определяющие изменения в культуре, условия и механизмы, реализующие эти изменения.
Понятие Д.к. тесно связано с широко используемым в теории культуры понятием “культурные изменения”, но не тождественно ему. Культурные изменения предполагают любые трансформации в культуре, в т. ч. такие, к-рые лишены целостности, ярко выраженной направленности движения; понятие “культурные изменения” шире, чем понятие Д.к.; вместе с тем оно менее определенно.
В 30-х гг. Сорокин назвал свой четырехтомный труд об истории культуры с древнейших времен и о переходе от одной культурной системы к другой (или от одного культурного стиля к другому) “Социальная и культурная динамика”. Широкое использование понятия Д.к. приходится на вт. пол. 20 в., когда в области научной аналитики происходит активное расширение представлений об изменениях в культуре, о многообразии динамич. типов и форм, а также об источниках и предпосылках культурного движения.
К наст. времени в мировой научной мысли накоплен огромный объем идей, представлений и концепций, позволяющий давать научно-филос. интерпретацию Д.к. с разных познавательно-гносеологич. позиций — с т. зр. закономерностей эволюц. изменений, истор. развития, а также исходя из постмодернистских представлений о фрагментарности культурных динамич. полей; в терминах филос. или информационно-кибернетич. анализа; базируясь на идеях теории инновативно-творч. или управленч. деятельности. Немалый вклад в развитие теории Д.к. внесли исследователи, работавшие в рамках структурно-функционального подхода, теории конфликтов, синергетики. Подобный междисциплинарный синкретизм и методол. плюрализм следует признать естественным — он неизбежен при анализе столь базисного явления, каким выступает К.д. Сложность и во многих случаях неочевидность изменений в культуре делает разл. подходы к изучению К.д. равновероятностными и взаимодополняющими по отношению друг к другу.
Широкий аналитич. диапазон в изучении Д.к. позволяет говорить о многообразии позиций в понимании характера ее процессов. Аналитики признают значимость в динамич. изменениях поступательно-линейных векторов развития, хотя очевидно, что этот вид Д.к. является далеко не единственным и часто не ведущим по значимости; как правило, он дополняется или чередуется с фазовыми, циклич. или этапными изменениями, могущими перерастать в волновое развитие, в развитие по кругу. В качестве варианта циклич. развития выделяют инверсионное развитие, к-рое реализуется в форме маятниковых колебаний культурных изменений. Одна из форм перехода от постепенных изменений к резкому обновлению и инновациям — взрыв (в понятиях синергетики “точка бифуркации”), т.е. резкое повышение удельного веса перемен, а также изменение вектора развития с набором нескольких альтернатив будущего.
Изменения могут вести к обогащению и дифференциации культуры. Однако нередки изменения, ведущие к ослаблению дифференциации, к упрощению культурной жизни, к ее аномии, что интерпретируется как упадок и деградация, переходящие в кризис культуры.
В особое состояние выделяют культурный застой, состояние длительной неизменности и повторяемости норм, ценностей, смыслов, знаний. Застой следует отличать от устойчивости культурных традиций; он наступает, когда традиции доминируют над инновациями, подавляют их.
Своеобразен подход сторонников постмодернистской парадигмы к интерпретации культурных изменений. Для них Д.к. (анализ в рамках постмодернизма проводится обычно на примере духовных областей культурной активности, нередко — худож. практики, искусства) — не рост, не развитие, не целенаправленное распространение, а принципиально иной тип движения, к-рый они обозначили термином, взятым из ботаники, “ризома” (беспорядочное распространение, “движение желания”, лишенное направления и регулярности).
В целом для Д.к. характерен устойчивый порядок взаимодействия ее компонентов, периодичность, стадиальность, направленность. Ряд аспектов Д.к. имеют симметричные по структуре механизмы, отличающиеся знаком направленности. Можно говорить об интеграционной или дезинтеграционной, восходящей или нисходящей К.д., об эволюц. или революционном характере ее изменений. При выделении деятельностной стороны изменений, можно говорить о Д.к. в разных сферах культурной активности, напр., о динамике полит, культуры, сферы нац. отношений, религ., худож. или коммуникативной деятельности и т.д. Выделяется также динамика, характерная для опр. функциональных отношений в культуре, например, динамика коммуникативных отношений, взаимодействия культур и др.
Процессы Д.к. следует интерпретировать как проявление способности сложных социальных систем адаптироваться к меняющимся внешним и внутр. условиям своего существования. Т. о., фундаментальным “побудителем” К.д. выступают не идеи, не интересы, страсти и желания людей, а объективная, слабо осознаваемая людьми необходимость адаптации общества и культуры к меняющейся вне и внутри ситуации.
Наряду с фундаментальной необходимостью выделяют и некие общие предпосылки, или своеобразные “несущие конструкции”, детерминирующие в своей основе динамич. трансформации культуры. Структура и природа этих детерминант приобретает в разных аналитич. парадигмах разные познават. модусы выражения.
175
Так, в гуманитарном знании выдвигаются такие полюсы противоречии Д.к., как “аполлоническое и дионисийское начало” (Ницше), творч. порыв (мыслители школы философии жизни), жизнь, порождающая новые культурные формы, к-рые окостеневают и тормозят развитие самой жизни (Зиммель).
В более строгих понятиях анализируется Д.к. сторонниками структурно-функционального подхода. В теории действия Парсонса социальные и культурные изменения выводятся из процессов обмена информацией и энергией между социальными системами. Источником культурного изменения может быть избыток (либо недостаток) или информации, или энергии при обмене между системами действия. В теории синергетики фундаментальным свойством эволюции выступает неустойчивость, характерная и для стационарных структур, и, в большей степени, для диссипативных — пульсирующих, усложняющихся или деградирующих структур.
Ряд концепций и идей в основу Д.к. закладывают принципы неравновесного развития разных областей, уровней и структурных единиц культуры; обращают внимание на неравновесие между знанием и незнанием, между разными уровнями и способами понимания человеком окружающего мира (П. Сорокин и др.).
От общих предпосылок, универсальных детерминант Д.к., следует отличать факторы, обусловливающие ее конкр. проявления и характеристики.
Так, фактор времени определяет разл. проявления Д.к. Процессы длител. действия (100 лет и более) свидетельствуют об истор. динамике, имеющей свои закономерности развития, и изучаются в рамках истор. культурологии, теории цивилизаций. Микромасштабные изменения в культуре (от 25-30 лет, периода активной жизни в культуре одного поколения, до 100 лет) свидетельствуют об актуальной Д.к. Эти процессы, помимо культурологов, представляют интерес и для конкр. гуманитарных дисциплин. Наблюдение проявлений актуальной динамики доступно не только ученым, но и каждому человеку,.к-рый в течение жизни способен переживать подобные проявления в индивидуальной практике. Однако быстропреходящие изменения в культурной практике (напр., сезонные изменения моды, жаргон молодежной культуры), не способные закрепиться в глубоких пластах культурной жизни, не могут рассматриваться в качестве проявлений Д.к.
Ряд факторов, определяющих Д.к., связан с опр. областями культурной активности и социального взаимодействия, в рамках к-рьк создаются предпосылки и для появления нестабильности, отклонений, дисбалансов, противоречий и конфликтов, и для их разрешения и преодоления: взаимодействие об-ва и природы; пространств, размещение культурных форм; взаимодействие разных культур (в т. ч. нац.); система жизнеобеспечения и хозяйственно-экон. деятельности; социальные институты, социальная организация, социальные нормы деятельности; область ценностно-символич., образного понимания; область научно-познават., информац. и управлен. активности. В рамках указанных областей формируется также совокупность условий, способов и состояний, через к-рые проявляются процессы Д.к. Взятые в целом, факторы, конкр. условия проявления и способы осуществления К.д. выступают механизмами ее реализации. К наст. времени достаточно подробно описаны механизмы К.д., действовавшие в опр. периоды истории или продолжающие действовать в наст. время в ряде конкретных областей культурной практики, напр., в совр. хозяйственно-экон. культуре (Н. Кондратьев), в области взаимодействия нац. культур, в области распространения и потребления материалов средств массовой информации в худож. культуре и др. Анализ, осуществленный М. Вебером на примере влияния религ. представлений протестантизма на развитие рыночных отношений, выступает классич. примером изучения механизмов ускорения Д.к. под влиянием взаимодействия двух типов факторов — ценностно-символических с хозяйственными.
Лит.: Моль А. Социодинамика культуры. М., 1973; Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма // Вебер М. Избранные произведения. М., 1990.
Г.А. Аванесова
ДИФФЕРЕНЦИАЦИЯ КУЛЬТУРНАЯ
- качество изменений в культуре, к-рое связано с вычленением, разделением, отделением частей от целого. Д.к. связана с наличием в культуре специализир. областей, уровней, ступеней, единиц культурной активности. Д.к. предполагает и сам процесс вычленения чего-либо в культуре, и его рез-ты. Можно говорить о постепенном вычленении из синкретич. единства архаич. культуры таких специализир. областей культурной активности, как хоз. культура, религ., худож. практика, политика, право и т.п. В свою очередь в рамках хоз. культуры вычленяются сначала охотничья культура, потом — земледельческая, в рамках последней — подсечное, потом пашенное земледелие, животноводство, огородничество, садоводство и т.п. В трактовку Д.к. немалый вклад внесли представители эволюц. подхода, позже — исследователи структурно-функционального подхода. Последние связывали Д.к. с ростом плотности населения, интенсивностью межкультурных контактов, межгрупповых и межличностных связей в совр. культуре.
Лит.: Орлова Э.А. Введение в социальную и культурную антропологию. М.,1994.
Г.А. Аванесова
ДИФФУЗИОНИЗМ
— теоретическая модель историко-культурного процесса; методология культурологич. и культурантропологич., этногр. исследований. Д. зародился во вт. пол. 19 в. в Германии и Австрии. После Второй мир. войны его влияние ослабевает, получают распространение другие научные методологии: неоэволюционизм, структурализм, системный анализ, психоанализ, семиотика, герменевтика и др. Развитие идей Д., связано с рабо-
176
тами нем. ученых: Фробениуса (1873-1938), Гребнера (1877-1934), австр. этнологов В. Шмидта (1868-1954), В. Копперса (1886-1961), англ. антропологов Риверса (1864-1922), Г. Чайлда (1892-1957) и др.
Истоки Д. в антропогеогр. учении нем. географа и этнографа Ратцеля. В отличие от эволюционистов, рассматривавших каждое явление культуры как звено в цепи эволюции, отвлеченно от конкр. условий его бытования, Ратцель стремился изучать явления культуры в связи с конкр., прежде всего геогр. условиями. В своих трудах “Антропогеография”, “Народоведение”, “Земля и жизнь” он дал общую картину расселения народов и распространения культур.
Диффузионисты противопоставили понятию эволюции, истор. процесса понятие культурной диффузии, к-рая основывается на представлениях о пространств, перемещении, распространении культуры или ее отд. элементов из к.-л. центра или центров.
На основе Д. была разработана теория культурных кругов (Фробениус, Гребнер и др.), согласно к-рой сочетание ряда признаков в определенном геогр. районе позволяет выделить отд. культурные провинции (“круги”). “Культурный круг” представляет искусственно созданное по произвольно отобранным элементам понятие, не развивается во времени, а лишь взаимодействует с другими “кругами” в геогр. пространстве. Если культура перенесена в иные природные условия, ее развитие пойдет по другому пути и из взаимодействия старых культур могут возникнуть новые. Эти идеи нашли отражение в теории миграций, согласно к-рой культурные явления, однажды возникнув, многократно перемещаются, что объясняет сходство культур или их отдельных элементов. Распространение культурных элементов или комплексов в пространстве осуществляется в рез-те миграций или смещений. Др. словами, элементы одного “круга” могут распространятся путем диффузии и накладываться на элементы другого “круга”. Сменяющие друг друга во времени культурным круги образуют культурные слои. Вся история культуры — это история перемещения нескольких “культурных кругов” и их механич. взаимодействия (“напластование”).
Для Д. характерно отрицание антрополог, трактовки культуры: человек не является творцом культуры, а выступает в роли ее носителя.
Фробениус разработал концепцию морфологии культуры. В 1925 во Франкфурте-на-Майне он основал Ин-т морфологии культуры. Каждая культура является своего рода особым организмом, самостоят, сущностью, проходящей те же ступени развития, что и все живое на земле: растение, животное и человек. Фробениус полагает, что культуры могут быть мужскими и женскими, иллюстрируя их различия на материале афр. культур: патриархальной у эфиопов и матриархальной у хамитов. Культуры обладают собст. характером, “культурной душой”, переживающей стадии рождения, взросления, старения и смерти. Идеи Фробениуса предвосхищают нек-рых философов культуры, в частности Шпенглера и Бердяева.
История цивилизации, с позиций диффузионистов, предстает как ряд культурных кругов, в основании к-рого лежит изначальная, исходная культура. Гребнер, оформивший в 1911 в законченном виде теорию культурных кругов, на материалах Австралии и Океании выделял шесть кругов на догосударственной стадии цивилизации. Австр. археолог и этнограф О. Менгин в своей “Всемирной истории каменного века” (1930) рассматривал историю первобытного об-ва как результат миграции отд. племен, принадлежавших к трем культурным кругам.
Важная проблема для сторонников Д. — поиск исходных культурных кругов, центров происхождения народов и культур. Глава венской культурно-истор. школы В. Шмидт, исходя из идей нек-рых биологов, полагающих, что развитие всех живых существ начинается с малых форм, в основании цивилизации видел культуру пигмеев. Он полагал, что низкорослые народы (афр. бушмены и собственно пигмеи) являются самыми архаичными. Иная концепция у представителей “гелиолитич. школы” (панегиптизма). Египтолог С.Э. Графтон (“Миграция ранней культуры”, 1915; “Человеч. культура”, 1930) утверждал, что наиболее древней является культура “солнечных камней” (гелиолитическая) — ее осн. черты (мумификация, мегалиты, идолы, культы солнца) можно найти не только в Египте, но и на Востоке, в Америке. Одним из совр. последователей этой школы является Тур Хейердал.
Д. способствовал развитию разл. методов исследования культур. Так, заслугой Фробениуса является введение метода картографирования культурного пространства, используя к-рый он создал карту культур Африки. Риверс, представитель кэмбридж. школы в этнографии, сочетавший позитивные моменты эволюционизма и Д., перешел к экспериментальным методам изучения культуры и использовал рез-ты своих полевых наблюдений для теор. обобщений.
Лит.: Александренков Э.Г. Диффузионизм в зарубежной зап. этнографии // Концепции зарубежной этнологии: Критич. этюды. М., 1976; Culture: the Diffusion Controversy. L., 1928; Radin P. The Method and Theory of Ethnology. An Essay in Criticism. N.Y., 1966; Smith G.E. The Diffusion of Culture. N.Y., 1971; A Handbook of Method in Cultural Anthropology. Ed. by Naroll R., Cohen R. N.Y., 1973.
Л.П. Воронкова
ДИФФУЗИЯ КУЛЬТУРНАЯ
- пространственное распространение культурных достижений одних об-в в другие. Возникнув в одном об-ве, то или иное явление культуры может быть заимствовано и усвоено членами многих др. об-в.
Д.к. есть особый процесс, отличный как от передвижения об-в, так и перемещения отд. людей либо их групп внутри об-в или из одного социума в другой. Культура может передаваться от об-ва к об-ву и без перемещения самих об-в, или отд. их членов. Распространение культуры есть особая форма движения, отличная
177
от миграций об-в и людей и никак не сводимая к этим процессам. В таком случае культура выступает как нечто самостоятельное.
Исследователи, обратившие внимание на Д.к., предположили, что то или иное явление культуры совершенно не обязательно должно было возникнуть в данном об-ве в рез-те эволюции, оно вполне могло быть заимствовано, воспринято им извне. Абсолютизация этого верного положения легла в основу особого направления в этнологич. науке, к-рое получило название диффузионизма. Если эволюционисты гл. внимание обращали на развитие, не придавая особого значения диффузии, хотя и не отрицая ее, то в центре внимания диффузионистов оказалась Д.к. Эволюция трактовалась ими как нечто второстепенное или даже совершенно исчезла из их построений.
Предтечей диффузионизма была антропогеогр. школа, идеи к-рой нашли свое наиболее яркое выражение в трудах Ратцеля. Возникший в Германии диффузионизм был представлен школой “культурной морфологии” Фробениуса, концепцией “культурных кругов” Ф. Гребнера и “культурно-исторической” школой В. Шмидта. В Англии диффузионистские идеи развивались в трудах У.Х. Риверса. Самые радикальные сторонники этой концепции стремились свести всю историю человечества к контактам, столкновениям, заимствованиям и переносам культур. Понятие эволюции, а тем более прогресса было ими отвергнуто. Везде и всюду они видели одну лишь Д.к. т.е. пространственное перемещение разл. явлений культуры. Особенно последовательным в этом отношении был Гребнер. Согласно его т.зр. каждое явление и материальной, и духовной культуры (лук и стрелы, свайное жилище, земледелие, тайные мужские союзы, культ духов умерших и черепов, лунная мифология и т.п.) возникло в истории лишь однажды и только в одном месте и затем из этого центра распространилось по земле. До крайнего предела идеи диффузионизма были доведены в работах англ. ученых Г. Эллиота-Смита и У.Дж. Перри, к-рые гл. внимание уделяли не столько первобытным, сколько цивилизованным народам. Согласно их взглядам, был только один мировой центр цивилизации — Египет, откуда созданная древними египтянами высокая культура распространилась по всему миру. Их концепцию часто характеризуют как гипердиффузионизм или панегиптизм. Сходные идеи развивали и нек-рые историки, в частности нем. ассирологи Ф. Делич и Г. Винклер (концепция панвавилонизма). Согласно их взглядам почти все, если не все, цивилизации земли имеют своим истоком вавилонскую.
Д.к. несомненно имеет место, но она ни в малейшей степени не исключает эволюцию культуры. Прежде чем распространиться, любое культурное явление должно возникнуть, что с необходимостью предполагает эволюцию, развитие.
Лит.: Делич Ф. Библия и Вавилон. Апологетич.
очерк. СПб., 1912; Винклер Г. Вавилонская культура в ее отношении к культурному развитию человечества. М., 1913; Артановский С.Н. Истор. единство человечества и взаимное влияние культур. Л., 1967; Александ-ренков Э.Г. Диффузионизм в заруб, зап. этнографии// Концепции зарубеж. этнологии: Критич. этюды. М., 1976; Токарев С.А. История зарубеж. этнографии. М., 1978; Семенов Ю.И. Секреты Клио: Сжатое введение в философию истории. М., 1996; Frobenius L. Der Ursprung der afrikanischen Kulturen. В., 1898; Schmidt W. Der Ursprung der Gottesidee. 1. Historisch-kritischer Teil. Munster, 1912; Rivers W.H.R. The History of Melanesian Society. V. 1-2. Camb., 1914; Culture: The Diffusion Controversy. N.Y., 1927; Elliot Smith G. The Migrations of Early Culture. Manchester, 1929; Voget F.W. A History of Ethnology. N.Y., 1975.
Ю.И. Семенов
ДОБИАШ-РОЖДЕСТВЕНСКАЯ Ольга Антоновна (1874-1939)
— медиевист, историк зап.-европ. ср.-век. культуры. Окончила гимназию в Нежине и историко-филол. ф-т С.-Петербург. Высших Женских курсов (Бестужевских) (1899). Ученица Гревса. Несколько лет преподавала историю в Петербург, женских гимназиях. С 1904 преподавательница Бестужевских курсов. В 1908-11 находилась в научной командировке в Париже, где занималась в Сорбонне, Школе хартий и Школе высших практич. исследований. Своими учителями считала Ш.В. Ланглуа и Ф. Лота. По возвращении в Россию доцент Бестужевских курсов. Д.-Р. была первой женщиной в России, защитившей магистерскую (1915) и докт. (1918) дис. по всеобщей истории. Проф. Бестужевских курсов (с 1915), Петроград, (позднее Ленинград.) ун-та (1918-29, 1934-39). Чл.-корр. АН СССР (1929). Научный сотрудник Рукописного отдела Гос. Публичной библиотеки в Ленинграде (1922-39). По своим полит, взглядам до революции была близка к кадетам, после революции постепенно примирилась с Советской властью. Автор ок. 150 печатных работ.
Получив прекрасное медиевистич. образование в Петербурге и Париже, Д.-Р. в своем научном творчестве сочетала традиции рус. и франц. школ, что и сделало ее ученым европ. масштаба.
Во франц. дис. “Приходская жизнь во Франции в XIII в.” (1911; на франц. яз.) и рус. магистерской дис. “Церковное об-во Франции в XIII в. Приход” (1915) Д.-Р. обратилась к 13 в. — времени широко распространенных ересей и мистич. движений, эпохе великих богословов, но задача ее была “исследовать ту почву, на к-рой возникали эти движения, ту ткань мелких фактов повседневной жизни церковного об-ва, к-рая их окружала, их питала и часто их душила”. В них глубоко изучены и яркими красками обрисованы бытовой уклад, культурный уровень и ментальность ср.-век. франц. духовенства. Эти работы Д.-Р. соприкасаются с позднейшими исследованиями Г. Лебра по истор. социологии франц. прихода и отчасти предваряют их (А.Я. Гуревич).
178
В докт. дис. Д.-Р. “Культ св. Михаила в лат. ср.-вековье V-XIII вв.” (1918) исследуется “истор. биография архангела Михаила”, тесно связанная “с перипетиями судеб лат. человечества”, т.е. формы и функционирование его культа в разл. зап.-европ. странах на протяжении девяти веков. Глубоко изучены истоки и сложение культа архангела и особенности его почитания в меровингской Галлии, лангобардской Италии, раннеср.-век. Ирландии, Каролингской и Оттоновской империях, в норманско-франц. мире, вплоть до высокого средневековья и Данте. Новаторская и превосходно написанная работа Д.-Р. сохранила свое значение по наст. время и перекликается с совр. исследованиями локальных и народных культов (Ж. Ле Гофф, Ж.-К. Шмитт, А.Я. Гуревич).
Д.-Р. принадлежит ряд блестяще написанных синтетических и научно-популярных работ, опубликованных в первые послереволюц. годы: “Эпоха Крестовых походов” (1918), “Зап. Европа в Ср. века” (1920), “Зап. паломничества в Ср. века” (1924), “Крестом и мечом. Приключения Ричарда I Львиное Сердце” (1925), в к-рых с большой проникновенностью воссоздана ср.-век. жизнь и религ. психология ср.-век. человека. В своих исследованиях повседневной жизни ср.-век. человека, его форм восприятия мира и переживания времени (неопубл. курс “Ср.-век. быт”, 1920/1921); ст. “По вопросу о часах в раннем Ср.-вековье”, 1923), как и в работах 30-х гг. по истории ср.-век. агрикультуры и техники, Д.-Р. во многом перекликается с исследованиями ср.-век. ментальности и повседневности, предпринятыми школой “Анналов”.
По своему складу Д.-Р. была конкр. историком, и осн. пафос ее деятельности составляла работа с первоисточниками. Насаждение в России методов критич. источниковедения применительно к изучению культуры зап. ср.-вековья она считала делом своей жизни. С сер. 20-х гг., отстраненная от преподавания истории в ун-те как “идеалистка”, Д.-Р. почти всецело сосредоточилась на работах по ср.-век. источниковедению и палеографии, тесно связанными с изучением и публикацией зап. ср.-век. рукописей Гос. Публичной библиотеки. Ее исследования в этой области (“История письма в Ср. века”, 1923; 2-е доп. изд. 1936; “История Корбий-ской мастерской письма”, 1934; на франц. яз.; много-числ. статьи, опубл. в СССР и на Западе) принесли ей большую междунар. известность и стали классикой европ. науки. Д.-Р. — создатель школы лат. палеографии в нашей стране (В.В. Бахтин, Е.Ч. Скржинская, А.Д. Люблинская, B.C. Люблинский и др.). Палеографию Д.-Р. рассматривала как часть истории культуры, исследуемый документ она всегда видела в широком контексте истор. жизни, так что и эти ее работы носят культурологич. характер.
В сер. 30-х гг. Д.-Р. вновь обращается к работам более широкого плана, часть к-рых (“Источниковедение зап. ср.-вековья”, “Духовная культура Зап. Европы IV-XI вв.”, “Техника книги в эпоху феодализма” и др.) опубликована только в посмертном сб. 1987 г. Большую ценность представляют также работы Д.-Р. по изучению поэзии вагантов (корпус “Стихотворения ваган-тов”, 1931; на франц. яз.); “Коллизии во франц. об-ве XII-XIII вв. по студенч. сатире этой эпохи”, 1937). С особым мастерством воссозданы ею социальный кругозор и социальные настроения вагантов, их место в ср.-век. об-ве.
Д.-Р. воспиталась в школе историков-позитивистов: и Гревс, и Ланглуа декларировали себя таковыми. Сама она не проявляла особого интереса к филос. и методол. проблемам и скорее исповедовала проф. идеологию ученых, стремившихся работать “по ту сторону” всякой философии и заниматься решением конкр. научных проблем. Ей был чужд концептуализм (что вообще характерно для Петербург, истор. школы). Такую установку с известным основанием можно назвать позитивистской, но, вероятно, правильнее определить истор. мировоззрение Д.-Р. как реалистическое. В работах 30-х гг. она использовала, как правило, весьма удачно, социол. категории и характеристики и, по-видимому, приняла нек-рые элементы марксистского понимания истории, продолжая считаться по офиц. номенклатуре “бурж. ученым”.
Строгая научность сочеталась у Д.-Р. с утонченной эстетич. культурой нач. 20 в. Д.-Р. — один из самых изысканных и совершенных историков-художников в русской истор. науке. Язык ее работ, изумительный по богатству красок и яркости, воссоздает зримую картину истор. прошлого. Но за блестящим изложением Д.-Р. всегда стоят строгость выводов, точный учет причин и следствий, безукоризненная научная проработка материала, наконец живое чувство и понимание совр. мира.
Д.-Р. — талантливый представитель Петербург, школы медиевистики к. 19-нач. 20 в. (см. также ст. Гревс, Карсавин, Федотов) и один из самых видных медиевистов-культурологов в отеч. науке. Интерес к научному творчеству Д.-Р., к-рое долгое время замалчивалось и принижалось в СССР, возродился в России во вт. пол. 80-х гг., когда были переизданы нек-рые ее работы и впервые опубликованы ранее не печатавшиеся труды, эпистолярное и мемуарное наследие.
Соч.: Церковное об-во Франции в XIII в. Ч. 1: Приход. Пг., 1914; Культ св. Михаила в лат. ср.-вековье. V-XIII вв. Пг., 1917; Эпоха Крестовых походов: Запад в крестоносном движении. Пг., 1918; Зап. Европа в Средние века. Пг., 1920; Западные паломничества в Средние века. Пг., 1924; Мастерские письма на заре зап. ср.-вековья и их сокровища в Ленинграде. Л., 1929; Агрикультура в памятниках зап. ср.-вековья. Переводы и комментарии. (Ред.) М.; Л., 1930; Культура зап.-европ. ср.-вековья: Научное наследие. М., 1987; История письма в Ср. века. М., 1987; Крестом и мечом: Приключения Ричарда I Львиное Сердце. М., 1991; La vie paroissiale en France au XIII-e siecle. P., 1911; Les poesies des goliards. P., 1931; Histoire de 1'atelier graphique de Corbie de 651 a 830 Leningrad. 1934.
179
Лит.: Люблинская А.Д. О.А. Добиаш-Рождественская как ученый // Учен. записки ЛГУ. Сер. ист. наук. Вып. 12. 1941; Она же. О.А. Добиаш-Рождественская как историк // Ср. века. В. 1. М.-Л., 1942; Она же. Значение трудов О.А. Добиаш-Рождественской для развития лат. палеографии в СССР // Там же. В. 29. М., 1966; Список печатных трудов О.А. Добиаш-Рождественской // Там же; Чехова Е.Н. О.А. Добиаш-Рождественская: Воспоминания // С.-Петербургские Высшие женские (Бестужевские) курсы. Л., 1973; Каганович Б.С. О.А. Добиаш-Рождественская и ее научное наследие // Франц. ежегодник. 1982. М., 1984; Он же. Из переписки О.А. Добиаш-Рождественской 1920-30-х гг. // Отеч. история. 1992. № 3; Ершова В.П. О.А. Добиаш-Рождественская. Л.,1988.
Б. С. Каганович


Обратно в раздел культурология











 





Наверх

sitemap:
Все права на книги принадлежат их авторам. Если Вы автор той или иной книги и не желаете, чтобы книга была опубликована на этом сайте, сообщите нам.