Библиотека

Теология

Конфессии

Иностранные языки

Другие проекты







Культурология XX век. Энциклопедия.

ОГЛАВЛЕНИЕ

ГОФФМАН (Goffman) Эрвинг (1922-1982)
- амер. социолог. Родился в Канаде, в 1945 окончил ун-т Торонто, в 1949 Чикагский ун-т, где его учителями были У. Ллойд Уорнер и Э. Хьюз. В 1949-51 провел полевое исследование сообщества на одном из Шетландских островов, материалы к-рого легли в основу докт. дис. “Коммуникативное поведение в островном сообществе” (1953); ее основные идеи разработаны в его дальнейших исследованиях: взаимодействие лицом-к-лицу, способы поддержания, разрушения и восстановления публичного порядка во взаимодействии и т.д. В 1954-57 сотрудничал в Нац. Ин-те психич. здоровья; в 1955-56 исследовал в госпитале св. Елизаветы в Вашингтоне социальную организацию закрытого психиатрия, учреждения, общие особенности тотальных организаций и механизмы влияния организации на человеч. личность. По материалам исследования была написана книга “Приюты” (1961). В 1958-68 работал на ф-те социологии Калифорнийского ун-та в Беркли. В эти годы он издал ряд работ, посвященных анализу взаимодействия лицом-к-лицу и публичного порядка: “Представление себя в повседневной жизни” (1959), “Столкновения” (1961), “Поведение в обществ, местах” (1963), “Стигма” (1968). В 1968-82 — проф. социологии и социальной антропологии Пенсильван. ун-та. В 70-е гг. написал работы о ритуальных аспектах повседневного взаимодействия “Ритуал взаимодействия” (1972) и “Отношения на публике” (1971), а также методол. труд “Рамочный анализ” (1974). В 1981 избран президентом Амер. социол. ассоциации.
Осн. темой исследований Г. было повседневное взаимодействие лицом-к-лицу, т.е. обыденное взаимодействие между людьми, находящимися в непосредств. физич. присутствии друг друга. Одной из важнейших его заслуг было то, что он показал фундаментальную упорядоченность привычных и незаметных форм повседневного человеч. поведения (передвижения людей по улицам, разговорных взаимодействий, приветствий и прощаний, проявления вежливости и тактичности, разрешения маленьких споров и неурядиц и т.п.). Он считал, что публичный порядок, поддерживаемый в таких простейших формах челов. поведения и взаимодействия, является базисным уровнем поддержания социального порядка и социальной солидарности и необходимым условием для всех более высоких уровней социального порядка (политического, экономического и т.д.). Г. рассмотрел различные механизмы поддержания публичного порядка: ритуал, игру, драму и т.д. Например, в работе “Представление себя в повседневной жизни” Г. развил “театр, метафору”, рассмотрев действующих индивидов как актеров, играющих на сцене опр. роли в присутствии аудитории. Эта работа принесла ему славу основоположника концепции “социальной драматургии”.
Продолжая традиции исследования ритуала (Дюркгейм и Радклифф- Браун), Г. подверг исследованию небольшие межличностные ритуалы, локализованные в повседневных социальных взаимодействиях: приветствия и прощания, ритуальную организацию разговора, принесение извинений, праздничные встречи, предоставление небольших услуг незнакомцам и т.п. Разделив межличностные ритуалы на позитивные (“поддерживающие”) и негативные (“исправительные”), он проанализировал ритуальные аспекты повседневных взаимодействий (“поддержание лица”, уважительные манеры поведения, тактичность, вежливость). Используя оригинальные методол. модели, Г. продемонстрировал, что такие маленькие ритуалы имеют свою структуру, совершаются по опр. правилам, а также дают индивидам средства восстановления публичного порядка в случаях, когда он преднамеренно или непроизвольно нарушается.
В работе “Приюты” Г. подробно проанализировал особенности социальной организации закрытых учреждений (“тотальных организаций”): тюрем, психиатрич. больниц, лепрозориев, армейских частей, монастырей, приютов для детей и престарелых и т.п. Особым предметом интереса Г. были механизмы трансформации челов. личности под воздействием таких организаций; он считал эти механизмы универсальным компонентом участия индивида в социальной структуре об-ва. Работа “Приюты” имела большой резонанс и наряду с другой работой “Стигма”, в к-рой была развита теория “стигматизации”, оказала содействие освобождению псевдобольных из психиатрич. учреждений.
Работы Г. исключительно богаты по содержанию, отличаются междисциплинарным характером; они оказали серьезное влияние на антропологию, социологию, лингвистику, этологию, полит, науку, психологию, теорию коммуникаций, фольклористику и т.д.; пользовались огромной популярностью, выходили массовыми тиражами. В 80-е гг. началось серьезное теор. осмысление его наследия. Многие исследователи относят Г. к числу наиболее выдающихся социологов вт. пол. 20 в.
Соч.: The Presentation of Self in Everyday Life. Garden City; N.Y., 1959; Asylums. Garden City; N.Y., 1961; Encounters. Indianapolis, 1961; Behaviour in Public Places. N.Y., 1963; Stigma. [Harmondsworth; Engl., 1968]; Relations in Public. N.Y., 1971; Interaction Ritual. L., 1972; Frame Analysis. N.Y., 1974; The Interaction Order // Amer. Sociological Review, Washington, 1983, vol. 48, N 1.
Лит.: The View from Goffman. Ed. by J. Ditton. N.Y, 1980; Exploring the Interction Order. Ed. by P. Drew & A. Wooton. Camb., 1988; Erving Goffman's Sociology. Ed. by F.C. Waksler (Human Studies, vol. 12, N 1-2). Dordrecht;
154
Boston, 1988; Кравченко Е.И. Мужчина и женщина: взгляд сквозь рекламу: (Социологические мозаики Эрвина Гоффмана) // Социол. исследования. 1993. N 2; Кравченко Е.И. Социол. концепция Э. Гоффмана // Совр. амер. социология. М., 1994.
В. Г. Николаев
________________________________________
ГРЕВС Иван Михайлович (1860-1941)
— историк, педагог, публицист, краевед. Учась на историко-филол. ф-те С.-Петербург, ун-та (1879-83), участвовал в “Ольденбургском кружке” (Ф.Ф. и С.Ф. Ольденбурги, В.И. Вернадский, Д.И. Шаховской и др.). Изучая историю рим. землевладения, подолгу работал в Италии и Париже, испытав влияние историка Н.Д. Фюстель-де-Куланжа. В дис. (опубл. в 1900) обосновывалась мысль, что Римская империя сохраняла прочность автономного дома — “ойкоса”; отвергалось представление о капиталистич. характере рим. хозяйствования. В 1890-х гг. Г. — один из самых популярных проф. Высших женских курсов (Бестужевских); с 1902 — в ун-те. Ученики (среди них Федотов, Карсавин, Анциферов) называли Г. padre (отцом) и мейстерзингером культуры. В 1917-18 Г. проявил себя как публицист. Приняв Февральскую революцию как ниспровержение всего устаревшего и давящего, он вместе с тем отмечал ее “разрушительную силу”. Уйдя в 1923 из ун-та вследствие несогласия с возобладавшими установками М.Н. Покровского, Г. читал лекции об изучении жизни городов и архитектурных ансамблей. О совр. краеведах говорил: “Это подвижники: в старину спасали душу в монастырях, а теперь (ее) поддерживают краеведением”. Написал книгу о Данте (не издана) и четыре работы о Тургеневе (две опубликованы). В 1934 продолжил работу в Ленингр. ун-те. В монографию “Тацит” Г. вложил плоды многолетних раздумий, в ее последней главе много личного (1946, нем. перевод 1952).
Культура, по Г., — созидаемый “зиждительным трудом” людей “надорганический мир”. Она включает в себя не только язык, знания, искусство, юрид. нормы, но также верования, нравы, очеловеченный быт; в ее составе и духовные начала, и “живая плоть”. Свобода и культура были для Г. нераздельны. Культурные ценности “выбирают своим сосудом или седалищем лишь долго свивавшееся и насиженное гнездо”. Их творцами являются “могущественные обществ, союзы”, плоды деятельности к-рых неразрушимы. Образованные слои призваны просвещать народ и одновременно обогащаться его опытом. Г. отвергал гегельянскую схему однолинейного прогресса, рассматривал движение истории как всемирную драму “с ее подъемами и падениями... остановками и поворотами, с бесконечно сложным переплетением противоположностей”, однако считал неизменным итогом этой драмы “нарастание культурных благ”. Споря с Шпенглером, утверждал, что цивилизация — не упадок культуры, но ее высокая стадия. Сила “культурной подвижности” определяется обилием и содержательностью традиций (“хорошей истор. наследственностью”) и одновременно — “энергией новых элементов движения”. Сохранность созданного, по Г., обусловливает единство развития народов; стадии истории неразрывно связаны и переходят одна в другую. Социальные революции Г. считал крайней, вынужденной и весьма опасной мерой борьбы со злом. Хотя их рез-ты и могут оказываться благими, “революция сама по себе зло”, ибо вера в “святое насилие” уводит от разумения “сложности... культуры и факторов прогресса”.
“Единственно настоящим” носителем культуры Г. считал “вдохновляемую творч. челов. личность”. Свой метод изучения истории называл биографическим и настойчиво обращался к ярким, выдающимся личностям (Тацит, Гораций, Данте, Тургенев, Р. Роллан) как источнику познания челов. культуры. “Собирательными личностями” были для него эпоха (лицо ее культуры), край и город с их уникальными “биографиями”, а также нация: путь человечества к единству лежит “через братство народов..., слившихся каждый в единую личность”.
Античные корни зап.-европ. истории и культуры Г. (в значит, мере вслед за Фюстель де Куланжем) рассматривал как сохранившие свою жизненность и в ср. века, и в Новое время. Он отвергал привычное резкое противопоставление ср.-вековья последующим эпохам и называл слово “Ренессанс” “кличкой”; не принимал взгляда, согласно к-рому ср.-век. культура создана герм. племенами, негативно оценивал роль последних (способствовали одичанию и возврату к варварству). В феодализме усматривал не только разобщение, но и традицию единства (имперская идея, вселенская церковь). Включение России в сферу зап.-европ. культуры Г. считал неоценимым благом, в то же время оспаривал западников как подражателей и максималистов.
В русле культурологии Г. (помимо его прямых учеников) работали Арсеньев, Ухтомский, Золотарев, отчасти А.А. Мейер и М.М. Пришвин.
Соч.: История ср. веков. Т. I. Вып. 1-3. СПб., 1892; Очерки из истории рим. землевладения. Т. I. СПб., 1899; История происхождения, развития и разложения феодализма в Зап. Европе. СПб., 1902-03; Науч. прогулки по истор. центрам Италии. М., 1903; Феодализм. СПб., 1903; Очерки флорентийской культуры // Научное слово. Кн. 4-5. М., 1903; Кн. 1, 7. М., 1905; Памяти Виктора Андреевича Фаусека. СПб., 1911; В годы юности. За культуру // Былое. Пг., 1918. № 12; Кн. 6, 1921, № 16; Тургенев и Италия: Культ.-истор. этюд. Л., 1925; Краеведение в совр. герм. школе. Л., 1926; Тацит. М.-Л., 1946; Моя первая встреча с Италией (осень и зима 1890-1891) //Россия и Италия. М., 1993.
Лит.: Средневековый быт: Сб. ст., посвящ. И.М. Гревсу в сорокалетие его науч.-педагогич. деятельности. Л., 1925; Каганович Б.С. Гревс И.М. — историк средневековой городской культуры // Городская культура: средневековье и начало нового времени. Л., 1986; Он же. Люди и судьбы: Д.И. Шаховской, С.Ф. Ольден-
155
бург, В.И. Вернадский, И.М. Гревс по их переписке 1920-1930-х гг. // Звезда. 1992. N 5/6; Анциферов Н.П. Из дум о былом. М., 1992; Российская историч. мысль: Из эпистоляр. наследия Л.П. Карсавина: Письма И.М. Гревсу(1906-16): Публикация. М., 1994.
И. В. Нестеров
________________________________________
ГУМАНИТАРНАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
- условное название направления в науке о культуре, по преимуществу занимающегося ценностно-смысловыми, “человековедч.” аспектами. Г.к. принципиально близка другим гуманитарным дисциплинам, смежным с нею, искусствознанию и лит-ведению, лингвистике и семиотике, философии и истор. антропологии; она активно привлекает методы и принципы этих и иных гуманитарных наук, использует их достижения и рез-ты, интерпретируя и реинтерпретируя их, анализируя и обобщая, осмысляя и оценивая. Однако при этом Г.к. пребывая в смысловом пространстве гуманитаристики как таковой, не просто находится в одном ряду с перечисленными и иными гуманитарными дисциплинами как одна из них, но предстает как своеобр. “метанаука”, обобщающая эмпирич. данные и теор. обобщения своих гуманитарных “контрагентов” и не сводимая к ним. Если культурология может быть квалифицирована как общенаучная дисциплина в системе культурологич. знания, то филология или история в этой системе предстают как частнонаучные подходы к культуре, взятой в отд. ее аспектах словесном, истор. или к.-л. ином.
Это определяется самой широтой предмета культурологии, по сравнению с предметами ост. гуманитарных наук едва ли не безграничного: искусство и лит-ра, естеств. и искусств, языки, разл. рода знаковые системы и модели, филос. и истор. концепции, теории, ме-тодол. штудии — все это включается в представление о культуре независимо от того, какая при этом имеется в виду истор. эпоха, в рамках какой филос. или научной традиции трактуется понятие культуры, к каким дефинициям прибегает в саморефлексии. В любом случае культура — это и искусство, и наука, и философия, а также религия, мифология, эзотерика, бытовая повседневность, полит, доктрины, житейское поведение людей и т.д. и т.п. до бесконечности. Фактически все, с чем имеет дело человек с тех пор, как он осознал себя человеком, это культура; это — освоенный человеком, в той или иной мере им “очеловеченный” (даже когда речь идет о самой жестокой, подчас демонстративной бесчеловечности, выработанной средствами культуры!), в тех или иных параметрах значимый для него ценностно-смысловой мир.
Не само человеч. поведение, бесконечно и непредсказуемо разнообразное, но его исторически и национально опр. нормы, идеалы, типол. модели; не сам по себе быт с его рутинными и неодухотворенными формами повседневного бытия, но типол. модели повседневности, образы бытийственности, ценности человеч. обихода; не политика как совокупность противоречивых действий классов и партий, правительств и гос. учреждений, отд. политиков и человеч. масс, но виртуальная реальность полит, топологии — вот что имеется в виду, когда мы включаем в культуру явления, относящиеся к социальной реальности: нас интересует не реальность социума как таковая, а его гуманитарное, ценностно-смысловое “измерение” и истолкование. В этом смысле нет существ, различий, напр., между лит-рой пушкинской эпохи и поведением “декабриста в повседневной жизни”, изученным Лотманом; между интеллигентским богоискательством в рус. культуре серебряного века и символистским пониманием революции как грядущего Возмездия и Искупления (в творчестве Мережковского и Вяч. Иванова, Блока и А. Белого); между сталинской архитектурой и полит, пирамидой тоталитарного об-ва и т.п., — во всех этих случаях мы имеем дело со смысловыми структурами, принадлежащими культуре, в данном случае не различающей в себе духовное и материальное начала (а не той или иной социальной реальности в ее материальном воплощении). И Г.к. изучает именно эти универсальные смысловые структуры: преодолевая дисциплинарные барьеры и методол. ограничения. В этом смысле Г.к. принципиально междисциплинарна и обобщенна, представляя собой сознат. теоретико-методол. синтез разных конкретнонаучных гуманитарных дисциплин.
Разумеется, не одна только Г.к. обладает междисциплинарным общенаучным статусом в совр. гуманитарном знании. Вполне можно представить иную схему иерархии гуманитарных дисциплин: в роли “метазнания” может выступать, напр., история, семиотика, философия, антропология: и в этом случае все иные науки, в т.ч. и культурология, могут быть подчинены соответствующему дискурсу и выполнять частнонаучную функцию по отношению к той или иной метанауке. Так, история культуры в системе истор. наук может выступать наряду с социальной и полит, историей, истор. антропологией, методологией истории, историей истор. науки, археологией и археографией, источниковедением и др., в т.ч. вспомогат. истор. дисциплинами. В системе филос. знания философия культуры может сосуществовать с философией познания, философия истории с историей философии, философия природы с социальной философией и филос. антропологией.
В зависимости от того или иного дискурса сама система гуманитарного знания способна перестраиваться, поворачиваясь к исследователю или потребителю разными своими сторонами, аспектами, ракурсами — филос., истор., психол., социол., политол., семиотическим. Один из таких “срезов” гуманитарного знания — культурологический, обретающий со временем все большую актуальность и значимость. В отличие от более прикладных социол. и политол. “срезов” гуманитарного знания, характеризующихся своей практической направленностью и реальным “выходом” в социальную реальность, культурология занимается ценностно-смысловым аспектом всех явлений действительности, коллективного или индивидуального сознания, творче-
156
ства в любых сферах человеч. деятельности. В этом отношении культурологич. подход принципиально близок филос. (в т.ч. эпистемологич., онтологич., философско-эстетич., философско-этич., историко-филос. и т.п.), психол. и семиотическому.
Однако культурология, обращаясь к всеобщему, не абстрагируется, как философия, от конкр. форм культуры научных и худож., филос. и бытовых, но, напротив, связывает свои обобщения с их своеобразием национально-этнич., религиозно-конфессиональным и региональным, истор., социально-групповым (реже индивидуально-личностным); не унифицирует любые знаковые системы в плане механизмов коммуникативных процессов, как семиотика; не рассматривает человека и его деятельность с т.зр. лежащих в их основании универсальных психич. процессов, сознаваемых или неосознаваемых, как психология. Даже обращаясь к соответствующим гуманитарным подходам филос., семиотич., психологическому, культуролог в рамках философии культуры, семиотики культуры, психологии культуры изучает культуру с филос., семиотич. или психол. т.зр., тем самым ограничивая в опр. смысле предмет своего рассмотрения (в других отношениях весьма широкий, а подчас и безграничный).
В системе культурологич. дисциплин Г.к. также занимает свое особое место. Она отличается, с одной стороны, от социальной культурологии; с другой, от исторической в содержат, плане; и от теории культуры, с одной стороны, и прикладной культурологии, с другой, в методол. плане. Социальная культурология в системе культурологич. знания аналогична социологии культуры в системе социол. знания с той разницей, что социальная культурология сосредоточена на социальном (социально-филос.) объяснении явлений и процессов культуры, а социология культуры как разновидность социологии занимается приложением общесоциол. законов к области культурных феноменов. Истор. культурология в системе наук о культуре во многом аналогична истории культуры в системе истор. наук с той разницей, что истор. культурология — сост. часть знания о культуре и ее истор. функционировании и развитии, а история культуры — часть истор. знания, специально посвященного сфере культуры, отеч. или мировой. По сравнению с названными дисциплинами Г.к. специализируется не на социальной или истор. проблематике культуры, но на общегуманитарных аспектах культуры, связанных с ее многообр. ценностно-смысловым содержанием (включая его социальные и истор. характеристики наряду с культурфилос., психолого-эвристич., лингво-семиотич., художественно-эстетическими и др.). Поэтому для нее характерен комплексный, принципиально многомерный подход к феноменам культуры, редко применяемый в социальной или истор. культурологии.
С методол. т.зр., Г.к. тяготеет не столько к построению теор. моделей культуры или рефлексии методов и принципов культурологич. анализа, как теория культуры, не столько к приложению культурологич. теорий и методол. положений к конкр. культурной практике современности (работе творч. организаций, музеев, выставок, культурно-просветит. учреждений, клубов и т.п.), как прикладная культурология, сколько к интерпретации и оценке самих текстов культуры. Тексты культуры, к-рыми оперирует Г.к., могут быть самыми разными: это и произведения лит-ры или искусства, и филос. или публицистич. сочинения, и социально-полит. стратегии, проекты, истор. сценарии, модели поведения, механизмы порождения тех или иных культурных явлений, нац. образы и картины мира, город как текст и т.п. Интерпретация этих текстов может быть сравнительно-истор. и типол., морфологич. и структурно-семиотической; важно подчеркнуть, что все сопрягаемые здесь тексты культуры в принципе сопоставимы, а подчас и изоморфны как смысловые структуры и как компоненты гуманитарного знания. Г.к. рассматривает культуру вообще во всех ее аспектах и проявлениях как сложный, многомерный текст и применяет к его анализу и интерпретации методы и принципы, выработанные всеми гуманитарными науками, общими и частными, изучающими тексты. Однако при этом любые интерпретации текстов культуры, с т.зр. Г.к., являются равноправными с ними текстами культуры; источники семантически сближаются или даже идентифицируются с их первичными, вторичными и пр. интерпретациями и оценками; массив материальных предметов культуры неотделим от их интерпретативной “оболочки”, того ценностно-смыслового “ореола”, к-рый постепенно “окутывает” эти предметы в процессе их истор. бытования и функционирования.
С т.зр. Г.к., принципиально меняется представления о верифицируемости феноменов культуры. В самом деле, рассмотрение культуры как единого сложно организованного текста приводит к тому, что в одном смысловом пространстве соединяются тексты научные и худож., полит, и религ., филос. и бытовые, представляющие в совокупности одну культурно-истор. эпоху или разл. эпохи,одну нац. культуру или разл. культуры, типологически близкие или контрастные, смежные или удаленные, одну философско-познават. традицию или традиции разные, даже взаимоисключающие. Подобная пестрота, мозаичность, нередко сознат. эклектизм соединяемых при анализе и интерпретации текстов культуры делает проблему верификации культурных феноменов, как и соблюдение принципов научности культурологич. анализа трудно решаемыми, а иногда и вообще лишает их смысла.
Это ставит Г.к. в особое положение среди других гуманитарных наук: фальсифицир. истор. источники и документы, ошибочные научные теории и вненаучные аргументы, утопич. доктрины и проекты, дискредитировавшие себя филос. модели и концепции, мифол. и религиозно-мистич. представления, предсказания, прогнозы, псевдо-худож. произведения и идеол. предписания офиц. культуры, заблуждения и обман, нормативные или эпатирующие суждения культурных и обществ. деятелей — все это является безусловными истор. фак-
157
тами культуры, а значит, становится материалом для анализа и интерпретации Г. к. независимо от того, в какой степени они соответствуют критериям “истинного / ложного”, “сущего / должного”, “необходимого / возможного” и т.д. Любые оценочные суждения подобного рода в Г.к. оказываются релятивными и условными; их значимость определяется смысловым или истор. контекстом, вне к-рого дефиниции этого рода лишь выявляют мировоззренч. (филос., полит., религ., идеол. и пр.) ограниченность или ангажированность исследователя.
Утрачивают смысл в Г.к. и различения совр. и исторического: в сознании исследователя или его адресата могут совмещаться и сравниваться разновременные явления культуры, культурологи ч. концепции и модели, далеко отстоящие друг от друга произведения искусства, науки, философии, обществ, мысли; при этом они могут быть соотнесены между собой как звенья одной традиции или сходные между собой “узлы” циклич. развития истории культуры, или типологически родств. феномены разл. в национально-этнич., истор. и т.п. отношениях культур. Современность может осмысляться не только как следствие и рез-т опр. истор. тенденций (как в истор. культурологии), но и как предпосылка “гуманитарно-археол.”, ретроспективного анализа истории культуры. Аналогичным образом обстоит дело и с соотношением социального и культурного: если в социальной культурологии, как правило, социальное первично, а культурное вторично и последней объяснительной теорией культуры оказывается социология, то Г.к. объясняет социодинамику культуры двойственно: и социальные, и культурные факторы могут быть как первичными, так и вторичными; далее, социальные процессы и явления могут иметь культурологич. объяснение, в то время как культурные явления и процессы должны быть осмыслены прежде всего в русле имманентных, собственно культурологич. закономерностей.
Рассмотрение культуры с позиций Г.к. предполагает выявление движущих ее обществ, факторов, осмысление социокультурных механизмов и одновременно культурной семантики (значений, смыслов и мотивов) социальной деятельности, анализ ценностей, норм и традиций, регулирующих отношения и процессы в об-ве и обеспечивающих его целостность. Если социальная культурология делает упор на социально-генетич. аспекты культурных явлений и процессов, в Г.к. преобладающим оказывается акцент на значениях, ценностях и нормах, а социально-генетич. аспекты исследования культуры уходят на второй план.
Совр. гуманитарные исследования (особенно в области истории рус. и мировой культуры) стимулировали развитие и распространение новых методол. подходов к изучению культуры. Сегодня стала очевидной относительность различения материальных и духовных, социальных и культурных, экон. и идеол. факторов истор. процесса, условность определения первичных (порождающих) и вторичных (производных) компонентов истор. развития. Сами истор. и теор. концепции, как оказалось, находятся в зависимости от методол. установок и гипотез исследователей, будучи прежде всего рез-том соответствующей культурной интерпретации (а значит, и верификации) событий, фактов, документальных и иных источников, а не их непосредств. следствием. В свою очередь, события и факты, а тем более источники предстали во многих случаях как уже интерпретированные, т.е. имплицитно включающие в себя оценочность, субъективные преобразования исходного материала (его домысливание, реконструкцию, деконструкцию, разл. проекции теории в практику и наоборот, смещение соотносимых масштабов, внесение дополнит. смысловых акцентов и т.п.). Сама история предстала как феномен культуры.
Если взглянуть на социальную историю с т.зр. гуманитарной, становится очевидно, что во многих конкр. случаях не лит. или худож. произведения, не филос. или религ. идеи, не политико-идеол. доктрины или социальные теории следовали за событиями социально-полит. или экономическими, выражая их или иллюстрируя, но совсем напротив: культурные явления по своим идеям, пафосу, образным смыслам предшествовали экономике, социальным преобразованиям и полит, решениям, предвосхищали их, подготавливали обществ. мнение к их практич. реализации, к их осуществлению в материальной форме. В самом деле, освободит, или иные радикальные идеи, возникая в творч. воображении представителей культурной элиты в образной или теор. форме, постепенно, через журналистику, книги, худож. или научные, филос. или религ. сооб-ва, полит. партии и движения и т.п., проникают в более широкие слои реципиентов, материализуются в практич. деятельности людей в политике и экономике, когда для этого складываются объективно-истор. условия или когда такие условия моделируются субъективно, напр., средствами насилия или монополизированной гос-вом пропаганды. Лит-ра и философия, искусство и общественно-полит. мысль, научные теории и религ. учения, как правило, интенционально опережают жизнь, а затем ведут ее в том или ином направлении, побуждают к развитию в духе порождаемых ими идеалов и теорий, стимулируют те или иные тенденции социально-истор. процесса. В свою очередь, произошедшие в об-ве социальные изменения порождают соответствующий гуманитарный “ответ” культуры — созвучный, контрапунктирующий или перечащий. Показательны в этом отношении культурологич. концепции Р. Вагнера, Ницше, Чернышевского, Вл. Соловьева, Плеханова, Бердяева, Богданова, Камю, Сартра, Адорно, Маркузе и др.
В не меньшей степени культурно и гуманитарно обусловлены охранительно-консервативные тенденции в обществ. жизни, по определению связанные с традицией, с устоявшимися нормативами и системами ценностей, с искусственным “удержанием” социальной истории в рамках, освященных культурной историей. Характерны здесь фигуры Ж. де Местра, А. Хомякова, М. Каткова, К. Леон-тьева, Н. Данилевского, К. Победоносцева, Шпенглера, В. Розанова, Н. Трубецкого, Сталина.
158
Показательна и апелляция в культурно-идеол. спорах к социальной действительности, к “правде жизни”. В этом случае сама “социальная действительность” выступает гуманитарно преломленной как знак или совокупность культурных значений, как особая смысловая структура, отражающая эталонные представления актуальной культуры о действительности должной или желаемой, критически отвергаемой или апологетизируемой, нормативной, с т.зр. обыденного сознания, или чрезвычайной, т.е. сама является феноменом культуры культурно-исторически обусловленным, релятивным; она обладает, как правило, субъективно интерпретируемым, переменным смыслом и в то же время очевидной интерсубъективностью. Характерный пример — трактовка социальной действительности рус. “реальной критикой”, поздним Белинским, Чернышевским, Добролюбовым, Писаревым, чрезвычайно предвзятая и далекая от реальности.
Для того, чтобы в гуманитарном исследовании минимизировать последствия теоретико-методол. и ценностно-смысловой (шире вообще социокультурной) заданности, а также рефлективной экспансии, необходимо отрешиться от “монистич. взгляда на историю” (во всевозможных его семантич. вариантах материалистич. и идеалистич., объективистском и субъективистском, марксистском и клерикальном, социоцентристском или культуроцентристском и т.д.). Однозначности и однолинейности истор. познания в этом случае будет противостоять заведомо плюралистич., многомерная гуманитарная картина истории, складывающаяся из нескольких, а подчас и множества возможных интерпретаций истор. процесса (в том числе полярных по своему смыслу, взаимоисключающих по идейной направленности). Особенно важно и показательно столкновение именно противоположных интерпретаций одних и тех же фактов, событий, процессов, когда обостряется выраженный в их соотнесенности конфликт интерпретаций, к-рый наглядно демонстрирует самый механизм динамики культуры, ведущее смысловое противоречие культурной эпохи (если противоречащие друг другу концепции порождены одним временем) или разных культурных эпох (если в конфликте интерпретаций заключено противоборство старого и нового в истории культуры).
Все многообразие концепций, интерпретаций и оценок, порожденных одной и той же культурной эпохой (или разл. эпохами, встретившимися на истор. переломе), может быть объяснено культурно-исторически и феноменологически. Каждое социокультурное явление обретает свой внутр. смысл, будучи поставлено в тот или иной семантич. контекст, к-рый может быть произвольным, субъективным или объективным, подготовленным опр. социокультурными процессами. Культурно-истор. контекст объективно складывается как целое из таких ценностно-смысловых элементов (разл. текстов), к-рые могли существовать прежде данного контекстуального синтеза, но не позже (в противном случае мы имеем дело с более или менее осознанной смысловой модернизацией культурного единства). Подобная субъективная модернизация культуры прошлого, демонстративно апеллирующая к обратимости культурного времени, может быть в процессе рефлексии культуры (и в худож. творчестве, и при научном изучении культуры) адекватно понятна и объяснена как разновидность гуманитарного (в том числе и худож.) мысленного эксперимента над конкретно-истор. культурным материалом, как творч. пересоздание реальности в воображении, как смысловая модификация культурного текста под влиянием изменчивой контекстуальное™ и т.п. Впрочем, в культуре постмодерна конфликт интерпретаций и нарочитая модернизация культуры прошлого, как любая игра с культурным материалом, могут вообще не нуждаться в объяснении или оправдании, являясь частью культурного замысла, творческой интенцией, конструктивным элементом противоречивого целого.
Лит.: Лотман Ю.М. Структура художественного текста. М., 1970; Он же. Избранные статьи: В 3 т. Таллинн. Т. 1: Статьи по семиотике и типологии культуры. 1992; Он же. Внутри мыслящих миров: Человек — текст — семиосфера — история. М., 1996; Лосев А.Ф. Проблема символа и реалистическое искусство. М., 1976; М., 1995; Он же. Философия. Мифология. Культура. М., 1991; Иванов Вяч.Вс. Чет и нечет: Ассиметрия мозга и знаковых систем. М.. 1978; Интерпретация как истори-ко-научная и методологическая проблема / Под ред. В.П. Горана. Новосибирск, 1986; Культура, человек и картина мира / Под ред. А. И. Арнольдова и В.А. Круг-ликова. М.. 1987; Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1986; Гачев Г.Д. Национальные образы мира. Общ. вопросы. М.. 1988; Гадамер Г.-Г. Истина и метод: Основы философской герменевтики. М., 1988; Гадамер Г.-Г. Актуальность прекрасного. М., 1991; Дейк Т.А. ван. Язык. Познание. Коммуникация. М., 1989; Текст как явление культуры / Антипов Г.А., Донских О.А., Марковина И.Ю., Сорокин Ю.А. Новосибирск, 1989; Барт Р. Избр. работы: Семиотика. Поэтика. М., 1989; Он же. Мифологии. М., 1996; Он же. Смысл истории. М., 1990; Шпет Г.Г. Герменевтика и ее проблемы // Контекст: Литературно-теоретические исследования. 1989, 1990, 1991, 1992 / Отв. ред. А.В. Михайлов. М., 1989-1993; Он же. Явление и смысл. Томск, 1996; Юнг К.Г. Архетип и символ. М., 1991; Бердяев Н.А. Истоки и смысл рус. коммунизма. М., 1990; Петров М.К. Язык, знак, культура. М., 1991; Хейзинга И. Homo Ludens в тени завтрашнего дня.М., 1992; Шпен-глер О. Закат Европы: Очерки морфологии мировой истории. М., 1993. Т. I: Гештальт и действительность; Гуревич А.Я. Исторический синтез и школа “Анналов”. М., 1993; Гудков Л.Д. Метафора и рациональность как проблема социальной эпистемологии. М., 1994; Фуко М. Слова и вещи: Археология гуманитарных наук. СПб., 1994; Качанов Ю. Политическая топология: структурирование политической действительности. М., 1995; Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исслед. в обл. мифопоэтического. Избранное. М., 1995;
159
Успенский Б.А. Ибранные труды: В 3 т. М., 1996-97; Он же. Семиотика искусства. М.. 1995; Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. М., 1995; Бодрийяр Ж. Система вещей. М., 1995; Рикёр П. Конфликт интерпретаций: Очерки о герменевтике. М., 1995; Ильин И. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. М., 1996; Козловски П. Культура постмодерна. М., 1997.
И. В. Кондаков
________________________________________
ГУМИЛЕВ Лев Николаевич (1912-1992)
- историк культуры, этнограф. Род. в семье Н.С. Гумилева и А.А. Ахматовой. Расстрел в 1921 отца и постоянное преследование властями матери сказались на жизненном пути Г. В 1936-56 его четырежды арестовывали и трижды давали тюремные сроки. После второго освобождения Г. (1943) отправляется добровольцем на фронт и доходит до Берлина. Начиная с 30-х гг. — времени учебы в Ленинград. ун-те — Г. проявляет интерес к народам Центр. Азии, в особенности к кочевым, к-рый в дальнейшем приводит ученого к специальному исследованию их истории и культуры.
Гл. идей Г. является теория пассионарности. Основные ее положения были сформулированы в марте 1939 в тюремном заключении. По собств. признанию автора, на разработку его концепции особое влияние оказали идеи Г. Вернадского, евразийцев и автора теории системного подхода Л. фон Берталанфи. По всей видимости, в этот ряд следует поставить и нем. антропогеографа Ратцеля, предложившего исследовать культуру как феномен, возникающий на стыке географии и истории, а также Фрейда с его учением о бессознательном и представлением о культуре как рез-те сублимации либидо, что, вероятно, сказалось на разработке Г. теории пассионарности.
Культурологич. концепция Г. отрицает цикличность. По его мнению, культура развивается импульсивно и состоит из “концов и начал”. Одни культуры служат основой для других, но ни о какой преемственности не может быть и речи. Динамика развития культуры проходит, согласно его теории пассионарности, ряд закономерных фаз от негэнтропийного толчка до финальной энтропийной фазы гомеостаза.
Под культурой Г. понимает совокупность материального производства и традиций. Фиксировать момент, а тем более процесс зарождения культур невозможно. Определению поддается лишь фаза становления, к-рая обладает вполне опр. признаками. Предыдущая фаза, т.е. собственно кулыпурогенез, является инкубационной по отношению к становлению. Но именно в этот период складывается смысл и направленность культуры, зарождаются ее стереотипы, накладывающие отпечаток на все последующее развитие культуры, вплоть до ее исчезновения.
Исследуя проблему происхождения культуры, Г. принимает концепцию С. Лема, согласно к-рой в куль-турогенезе, наряду с факторами физич., биол., социального и технико-эконом. характера участвуют и “чисто культурная вариация”, связанная с возможностью выбора тех или иных решений. Для реализации выбора необходима “энергия, преломленная через психофизиологию особи, т.е. пассионарность”. Т.о. пассионар-ность понимается Г., как основа любой культуры, в то время как факторы Лема определяют конкр. характер и смысл культуры.
Фазе культурогенеза не свойственно создание оригинального искусства, т.к. все силы молодого этноса, носителя нарождающейся культуры, затрачиваются на развитие хозяйства, войну и организацию общественного строя. Искусство в этом случае либо продолжает культурные традиции предшествующей эпохи, либо заимствует элементы чужой культуры, что определяется этнопсихол. симпатией носителей одной культуры к другой, называемой Г. комплементарностью. Напр., скиф. культура оказала сильное воздействие на своих завоевателей юечжей (согдов) и соседей-хуннов, культура к-рых также восходит к андроновской культуре II тысячелетия до н.э.
Появление новой культуры инициируется мощным всплеском пассионарного напряжения. Это приводит либо к поглощению ряда сопредельных культур, либо к расширению ареала за счет неокультуренных территорий, либо к сочетанию обоих процессов. Несмотря на то что культурогенез находится в прямой зависимости от пассионарности, ее избыток отрицательно влияет на последующее развитие культуры, т.к. в этом случае пассионарное сверхнапряжение направляется на саморазрушение. Поэтому лишь расширение ареала приводит к снижению уровня пассионарности до оптимума, когда становится возможной продуктивная деятельность и “кристаллизуется культура того или иного этноса”.
Связывая культуру с жизнедеятельностью людей, Г. считает ее одним из свойств этноса и, в силу этого, различает культуру возможных этнич. объединений: консорций, конвиксий, субэтносов, этносов, суперэтносов. Объединяющим моментом является наличие этнокультурных доминант, словесных выражений тех или иных идеалов, к-рые в каждом случае имеют одинаковые значения и сходную смысловую динамику, определяемые ритмом культуры. Сходство ритмич. рисунка всех чело-веч. объединений в рамках этноса и суперэтноса приводит к культурному противопоставлению прочим группировкам на уровне “свой — чужой” и определяет отношение “мы — они”.
Этнокультурный ритм не является врожденным; что это свойство этнич. коллектива, а не особи. Ритм культуры задается конкр. этнической группировкой, представляющей собой пассионарное поле одного ритма, к-рое отличает ее от других этнич. объединений.
В свою очередь, ритмич. рисунок той или иной культуры определяется истор. фактором — предшествующими культурными традициями и геогр. фактором — вмещающим ландшафтом, т.е. местом, где зародилась культура. Особое внимание Г. уделяет геогр. фактору: однородный ландшафтный ареал препятствует быстро-
160
му развитию культуры, но тем самым и стабилизирует культуру обитающих в нем этносов. Разнородный вмещающий ландшафт способствует возникновению процессов культурогенеза, а также стимулирует изменения, ведущие к смене культур.
Одним из вариантов появления разнородных ландшафтов Г., по-видимому, считает его целенаправленное антропогенное изменение. Признавая, что культуры народов, активно преобразующих природу, развиваются более динамично, он не считает носителей экстенсивных культур примитивными и малоразвитыми (сюда он относит греков, арабов, центрально-азиат. кочевников). Классифицируя культуры по способу их взаимодействия с природой, Г.выделяет два типа: 1) приспособление к природным условиям; 2) изменение природных условий. Рассматривая второй тип, Г. утверждает, что радикальное изменение природных условий возможно лишь однажды за все время существования культуры. Вторичное изменение обязательно приведет к смене культурного типа, т.к. осн. назначение культуры — консервация представлений опр. народа о его взаимоотношениях с природой. Культура представляет собой достаточно жесткую замкнутую систему, неспособную к самостоят, развитию, т.к. она лежит за пределами природного саморазвития и является делом человеч. рук. Поэтому культура может либо сохраняться, либо разрушаться.
Время существования культур Г. связывает с продолжительностью пассионарного напряжения от толчка до рассеивания пассионарной энергии у этноса — носителя культуры. В среднем это время составляет 1500 лет. Так, согласно расчетам Г., вост.-славянская древнерус. культура существовала в 1-15 вв., а выделившаяся из нее около 1200 года российская культура к сегодняшнему дню насчитывает 800 лет.
Соч.: Этногенез и биосфера Земли. Л., 1990; М., 1994; Этносфера: История людей и история природы. М., 1993; Ритмы Евразии: эпохи и цивилизации. М., 1993; Из истории Евразии. М., 1993; Древние тюрки. М., 1993. Сочинения. М., 1994; От Руси к России: очерки этнич. истории. М., 1994; Конец и вновь начало. М., 1994; Черная легенда: друзья и недруги Великой степи. М., 1994; Древний Тибет. М., 1996.
А. В. Шабага
________________________________________
ГУССЕРЛЬ (HusserI) Эдмунд (1856-1938)
- нем. философ, создатель феноменологич. направления. Изучал математику и астрономию в ун-те Лейпцига в 1876-78, слушал Вучдта, основавшего в Лейпциге первый ин-т эксперимент, психологии. В ун-те Берлина в 1878-81 специализировался по математике, защитив в 1882 в Вене дис. на тему “К теории вариативных исчислений”. В 1883 вернулся в Берлин, где стал ассистентом Вайерштрасса. В 1884-86, вновь в Вене, посещает лекции Фр. Брентано, под сильное влияние к-рого вскоре попадает и решает всецело посвятить себя философии. От занятий математикой Г. переходит к выяснению значения осн. математич. понятий и теор. основ математики. Плодом исследований Г. в этой области становится га-билитация (“О понятии числа” VI. 1887, Галле) под руководством К. Штумпфа; опубликованная в 1891 под названием “Философия арифметики” диссертация была подвергнута резкой критике Г. Фреге. Гл. возражение вызвала идея принципиального отличия логич. и математич. понятий от психол. актов, в к-рых они могут появляться (у Г. понятие числа, напр., должно быть определено в процессе рассмотрения деятельности счета). Обвинение в смешении психологии и логики оказалось важным в развитии взглядов Г. Обещанный второй том “Философии математики” так и не вышел. Зато в 1900-01 вышли два тома “Логич. исследований”, заявив феноменологию Г. как новый радикальный стиль философствования. Первый том (“Пролегомены к чистой логике”) посвящен критике взглядов, лежащих ранее в основе собств. воззрений Г., обозначенных теперь как “психологизм”. Основания логики и математики не могут быть найдены в психологии, ибо психология — эмпирич. наука, тогда как логика и математика априорны. Априорной наукой является также и философия, к-рая должна заниматься рац. понятиями и общезначимой истиной. В первом издании “Логич. исследований” феноменология была еще определена как “дескриптивная психология”. Впоследствии Г. осознал, что использование термина “психология” приводит к непониманию целей и специфики его замысла. Вплоть до 20-х гг. он избегает использования термина “психология” для определения своей программы, но продолжает считать феноменологию дескриптивной (описат.) наукой, что, по его мнению, сущностно отличает метод феноменологии от установившейся практики построения философии как аксиоматич. дисциплины, т.е. выведения истинного из предыдущих утверждений, вместо рассмотрения мира таким, “каким он является”. Так, описательность стала важной характеристикой беспредпосылочного знания. Важно то, что в призыве “назад к самим вещам”, выражающем гуссерлевскую установку, “вещи” есть то, что феноменология обнаруживает в их принципиальной общности в актах познания, а не во внешнем мире. Второй том “Логич. исследований”, содержащий шесть относительно самостоят, разделов, посвящен важным логич. понятиям и проблемам: “выражение”, “значение” (I Иссл.) и т.д. Там же (V Иссл.) Г. впервые в своих трудах обратился к исследованию проблемы Интенциональности. Вслед за Брентано он полагал, что все ментальные акты обладают интенциональным характером. Подлинное описание акта сознания не включает экзистенцию или истинность объекта Интенциональности. Пытаясь преодолеть особенность мышления, заключающуюся в неминуемом наличии в представлении также и представляемого, отказался считать представление основой всех вообще психич. актов. Пятое логич. исследование второго тома дает дескрипцию нескольких элементов интенциональных актов. Одним из наиболее важных текстов мыслителя являют -
161
ся лекции “К феноменологии внутр. сознания времени” (1905, изд. в 1928), где Г. старался выявить сознание как само себя конституирующее в потоке времени. “Логич. исследованиями” были начаты поиски непоколебимого основания научного знания. В статье “Философия как строгая наука” (1911) Г. развил свое понимание философии, критикуя “натурализм” и “историзм”, как убеждение в релятивности всех истин философии по отношению к той или иной эпохе. Эта вторая линия критики была направлена в адрес Дилыпея. В этой статье развивается понимание философии как науки абсолютной и априорной. Проблему различения описаний феноменологических и обычных психологических Г. преодолевает, выдвигая идею “трансцендентально-феноменологич. редукции” в опубликованной лишь посмертно серии лекций “Идея феноменологии” (1907). В напечатанных при жизни работах редукция впервые появляется в “Идеях к чистой феноменологии и феноменологич. философии. Кн. I” (1913). Здесь и далее трансцендентально-феноменологич. редукция выступает в качестве методол. механизма, необходимого для феноменологич. анализа. Она является переходом от обыденной установки по отношению к миру к рефлектированной. Природа этой процедуры остается одной из актуальных проблем феноменологии Г. При осуществлении редукции мы открываем то, что Г. называет “трансцендентальным Эго”, или “чистым сознанием”, для к-рого все существующее является объектом. Все, что есть в мире, является объектом нашего сознания, представляющего собой совокупность “чистых сущностей”, или “эйдосов”. Задача феноменологии — описание работы такого чистого сознания. Феноменология теперь характеризуется как исследование и описание области бытия, к-рой ранее в философии уделялось меньше внимания и к-рая является абсолютным основанием опытного (т.е. познаваемого) мира, недоступного эмпирич. созерцанию, но раскрываемому только феноменологич. описанием и “эйдетической редукцией”. Поскольку существование трансцендентального Эго несомненно, его открытие важно как для того, чтобы развести феноменологию и эмпирич. науки, так и для того, чтобы найти архимедову точку для начала исследований. В Геттингене Г. преподает с 1901 по 1916, первая книга “Идей” — последнее важное событие этого периода. В 1916-29 Г. преподавал во Фрейбурге, где провел остаток своей жизни. В “Формальной и трансцендентальной логике” (1929) трансцендентальное Эго по-прежнему полагается абсолютным, а все другие вещи определяются в отношении к нему. Примерно в то же время Г. начинает разрабатывать проблематику интерсубъективности (“Картезианские медитации”, 1931). В лекциях, прочитанных в 1935 (опубл. в Белграде в 1936) — “Кризис европ. наук и трансцендентальная феноменология” — уже развернуто представлена т.зр., согласно к-рой “трансцендентальное Эго” теряет абсолютный характер, становясь коррелятивным миру. Мир соотнесен в “Кризисе” не с трансцендентальным индивидуумом, но с интерсубъективным сооб-вом индивидуумов, феноменология занимается теперь не описанием отд. региона бытия, но осмыслением и экспликацией путей становления коллективного опыта. Феноменология становится отличимой от других наук не благодаря особому ее предмету, но лишь тем, что рассматривает мир особым, рефлективным образом, и исследует не “данности”, но условия когерентности и адекватности познания. С феноменологией Г. произошло и еще одно изменение. Если вначале она должна была обеспечить основание научного познания (в широчайшем смысле), то в 30-х гг. он начинает проводить жесткое различение между “миром”, в к-ром мы живем, и миром, к-рый может стать объектом науки. Понимание научного познания возможно лишь на основе понимания “жизненного мира”. Поскольку изначально задачей феноменологии было дать основоположение всей системе знания, деятельность Г. была в значит, степени ориентирована на создание феноменологии как феноменологич. сооб-ва, что ему в большой мере удалось. Наследие Г. огромно по масштабности исследоват. программы и по проделанной работе. При жизни им было опубликовано 8 книг и больших статей, его же рукописный архив насчитывает более 45 тыс. стеногр. страниц (см. Жизненный мир).
Соч.: Husserliana: Gesammelte Werke. Bd. 1-29. Haag, 1950-93; Собр. соч. М., 1994. Т. I: Феноменология внутреннего сознания времени. М., 1994; Логич. исследования. Т. 1,ч. 1: Пролегомены к чистой логике. СПб., 1909; Кризис европ. человечества и философия // ВФ. 1986. № 3; Логич. исследования. Т. 2, ч. 1: Исследования по феноменологии и теории познания. Исследование V: Об интенциональных переживаниях и их “содержаниях” // Проблемы онтологии в совр. бурж. философии. Рига, 1988; Идея феноменологии // Ступени. 1991. №3; 1992, № 2; Амстердамские доклады // Логос. 1992. N 3; 1994. № 5; Феноменология: Ст. в Британской энцикл. //Логос. 1991. Вып. I; Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология: Гл. из кн. // ВФ. 1992. № 7; Философия как строгая наука. Ново-черкасск, 1994.
Лит.: Шестов Л. Памяти великого философа (Эдмунд Гуссерль) // ВФ. 1989. № 1; Гайденко П.П. Научная рациональность и философский разум в интерпретации Эдмунда Гуссерля// Наука в зеркале философии XX века. М., 1992; Хаардт А. Эдмунд Гуссерль и феноменологическое движение в России 10-х и 20-х годов// ВФ. 1994. № 5.
И.А. Михайлов


Обратно в раздел культурология











 





Наверх

sitemap:
Все права на книги принадлежат их авторам. Если Вы автор той или иной книги и не желаете, чтобы книга была опубликована на этом сайте, сообщите нам.