Библиотека

Теология

Конфессии

Иностранные языки

Другие проекты







Ваш комментарий о книге

Хоффер Э. Истинноверующий. Мысли о природе массовых движений

ОГЛАВЛЕНИЕ

Часть четвертая. Начало и конец

Глава XV. Люди слова

104.
Массовое движение обычно не появляется до тех пор, пока не дискредитирован, не опорочен существующий порядок. Дискредитация эта не присходит автоматически, в результате грубых ошибок и злоупотреблений власть имущих, а является результатом преднамеренной работы недовольных "людей слова". Там, где "людей слова" нет или где они не проявляют недовольства, существующий порядок, даже несостоятельный и отравленный коррупцией, может долго сохраняться, пока не разрушится и не падет сам по себе. С другой стороны, безусловно ценный и энергичный строй может быть сметен, если он не добьется преданности небольшого меньшинства "людей слова"1.
В разделах 83 и 86 показано, что реализация и сохранение массового движения зависят от насилия. Народившееся массовое движение - явление жестокое, и управляется оно безжалостными фанатиками, пользующимися словом только для того, чтобы придать видимость добровольности и согласия тому, что в действительности достигнуто насилием. Но фанатики эти взяться за дело и принять на себя руководство могут только после того, как существующий порядок дискредитирован и лишился поддержки широких народных масс. Эта предварительная работа, т. е. подрыв существующего порядка, а также ознакомление масс с идеей перемены и создание в стране атмосферы, благоприятной для новой веры, - могут быть проведены только "людьми слова", прежде всего общепризнанными говорунами и писателями. Пока существующий порядок функционирует более или менее исправно, массы в основном остаются (150:) консервативными. Они могут думать о реформах, но не о полной перемене. Фанатичный экстремист, как бы он хорошо ни говорил, в глазах масс - опасный или непрактичный человек, предатель, а то и сумасшедший. Массы его и слушать не хотят. Даже Ленин признавал, что там, где почва для коммунистов не подготовлена, - им "трудно подойти к массам... и добиться внимания масс"2. Ко всему, власть, даже слабая и терпимая, будет определенно сильно реагировать на яростные призывы фанатика и может из его деятельности извлечь для себя новые силы.
Совсем иная картина получается с типичным "человеком слова". Массы его слушают, так как знают, что его слова, как бы они ни были своевременны, не могут дать немедленных результатов. Власть или игнорирует его, или с помощью мягких методов надевает на него намордник. Таким образом "человек слова" незаметно подрывает существующий порядок, опорочивает власть имущих, ослабляет установленные взгляды, подрывает авторитеты - в общем, подготавливает обстановку для появления массового движения.
Различие между "людьми слова", фанатиками и "людьми действия" - условное, оно описывается в следующих разделах. Такие люди, как Ганди и Троцкий, оказываются вначале "непрактичными людьми слова", а потом обнаруживают исключительные административные и полководческие таланты. Магомет начал как "человек слова", а потом превратился в неукротимого фанатика и наконец проявил свой изумительный практический ум. Фанатик Ленин был несравненным "человеком слова" и несравненным "человеком действия". Классификация эта нужна для понимания, что почва для массового движения подготавливается лучше всего "людьми слова". Выращивание движения требует характера и качеств фанатика, а закрепление движения - дело главным образом практиков, "людей действия". (151:)
Появление небольшого меньшинства, состоящего из "людей слова" там, где его раньше не было, - уже явно революционный шаг. Западные державы, совсем того не желая, косвенным образом помогли рождению массовых движений в Азии тем, что возбудили там против себя недовольство и создали своей филантропической деятельностью по просвещению меньшинства "людей слова". Многие революционные вожди Индии, Китая, Индонезии получили образование в консервативных учебных заведениях Запада. Американский колледж в Бейруте, руководимый и содержащийся консервативными американцами, на деле - школа революционеров в неграмотном арабском мире. Несомненно, что и богобоязненные учителя миссионерской школы в Китае тоже попали в число тех, кто подготовил почву для китайской революции.
105.
"Люди слова" бывают разных типов: священники, писцы, пророки, писатели, художники, профессора, студенты, вообще интеллигенция. Там, где чтение и письмо - трудное искусство, например в Китае, простая грамотность уже дает право на звание "человека слова". Так было и в Древнем Египте, где искусство иероглифов было монополией немногих.
Для "людей слова" всех родов характерна жажда всеобщего признания, которая определяет их отношение к существующему порядку. Наполеон сказал: "Тщеславие сделало Революцию, свобода была только предлогом". По-видимому, внутри каждого интеллигента, будь он человеком творческим или нетворческим, находится некая неизлечимая неуверенность. Даже самые одаренные и плодовитые люди сомневаются в своей ценности и каждый день должны искать новых доказательств. Сказанное Ремюза о Тьере, пожалуй, применимо к (152:) большинству "людей слова". "У него гораздо больше тщеславия, чем честолюбия, и он предпочитает уважение покорности; он предпочитает власти ее видимость. Спрашивайте постоянно у него совета, а потом делайте, как вам угодно. Он обратит больше внимания на ваше почтительное к нему обращение, чем на ваши действия"3.
В карьере почти каждого, даже щепетильного "человека слова", появляется момент, когда почтительный или примирительный жест со стороны власть имущих может привлечь его на их сторону. В известный период своей жизни многие "люди слова" готовы стать оппортунистами и придворными. Сам Иисус не стал бы, может быть, проповедовать свое учение, если бы фарисеи приняли Его к себе, назвали бы Его Учителем и слушали Его с почтением. Если бы Лютера в подходящий момент сделали епископом, очень возможно, что это охладило бы пыл и Лютера, и всей Реформации. Молодого Карла Маркса, наверно, можно было привлечь на сторону Пруссии, если бы ему дали титул и ответственный пост в правительстве; то же - и Лассаля, если бы он получил титул и придворный мундир. Но, с другой стороны, как только "человек слова" определит свою философию и свою программу, он начинает их отстаивать тверже, а сам становится менее восприимчив к лести и заманиванию.
Как бы настойчиво ни выдавал себя протестующий "человек слова" за защитника угнетенных и оскорбленных, на самом деле он движим мотивами личного характера (за очень немногими исключениями). Его сострадание к другим исходит из его личной ненависти ко власть имущим4. "Только немногие, исключительно редкие люди питают к человечеству тот вид любви, который делает их не способными терпеть общую массу зла и страданий, не обращая никакого внимания на последствия их личной жизни"5. Это подтверждает со страстной убежденностью, Торо: "Я убежден, что то, что так удручает реформиста - (153:) совсем не его сострадание к собратьям, а его личная боль - даже если он самый святой из всех святых; и будь это исправлено, он бросит своих великодушных братьев без малейшего сожаления"6. Как только "человек слова" получает признание со стороны власть имущих, он обычно находит высокопарные доводы для того, чтобы стать на сторону сильных против слабых. Лютер, вначале бросивший вызов господствующей церкви и сочувственно говоривший о "бедном, простом, не знатном народе"7, позже, когда объединился с германскими князьками, провозгласил: "Бог предпочел бы существование правительства, даже самого дурного, чем позволить толпе буйствовать, как бы она ни была при этом права"8. Бёрк, которому покровительствовали лорды и знать, говорил о "свинской черни" и рекомендовал бедным "терпение, труд, бережливость и религию"9. Избалованные славой и лестью "люди слова" в большевистской России, как раньше в нацистской Германии, не чувствуют потребности стать на сторону преследуемых и терроризованных против безжалостных вождей и их секретной полиции.
106.
Когда основы власти разрушены, но она продолжает существовать, это значит, что общество не имеет образованного слоя или между властью и "людьми слова" установился тесный союз. Там, где все ученые - священнослужители, церковь неприступна; а там, где ученые - служащие или где образование дает человеку высокое положение в обществе, - существующий порядок обычно свободен от широкой критики и протеста.
Католическая церковь в X веке при папе Иоанне XII пережила самые тяжелые времена: тогда она была гораздо больше отравлена коррупцией и более неуспешной, чем во времена Реформации. Но в X веке все ученые люди были священнослужителями, тогда как в XV веке (154:) в результате изобретения печатной машины и бумаги образование перестало быть монополией церкви. Авангард Реформации составили светские гуманисты. Ученые же, связанные с церковью, или ученые, пользовавшиеся покровительством пап, как, например, в Испании, "в основном относились терпимо к существовавшему порядку, в том числе и к злоупотреблениям церкви, и в общем им было безразлично, как долго подлое стадо будет пребывать в темном суеверии, соответствующем положению этого стада"10.
Устойчивость Китайской империи, как и Древнего Египта, объясняется тесным союзом между правящей бюрократией и учеными. Любопытно, что Тайпинское восстание - единственное серьезное массовое движение в Китае во времена империи - было поднято молодым ученым, несколько раз провалившимся на государственном экзамене на высшее звание мандарина11.
Долгое существование Римской империи до некоторой степени обязано тесному сотрудничеству римских правителей с греческими "людьми слова". Побежденные греки чувствовали, что они передали законы и цивилизацию своим завоевателям. Тяжело читать, как развратного урода Нерона, без конца твердившего о своем безграничном восхищении Элладой, истерически приветствовали греки во время его приезда в Грецию в 67 году по Р. X. Они встречали его от всего сердца, принимая за друга, интеллектуала и артиста: "чтобы доставить ему удовольствие, в один год были сыграны все игры. Все города прислали ему призы и трофеи своих состязаний. Комитеты ожидали его, упрашивали приехать в их города, чтобы там петь"12. Нерон, в свою очередь, на Истминских играх даровал грекам привилегии и провозгласил свободу Греции.
В своем "Изучении истории" профессор Арнольд Тойнби цитирует латинские гекзаметры, написанные (155:) Клавдианом Александрийским в честь Рима почти 500 лет спустя после завоевания Цезарем Египта; А. Тойнби сокрушенно добавляет: "Нетрудно доказать, что британское владычество во многих отношениях было более благоприятным, пожалуй, более благотворным режимом, чем власть Римской империи, но как трудно найти клавдианов в Александрии Индостана"13. Не так уж нелепо думать, что не воспитывай англичане в Индии магараджей, набобов и т. п., а попытайся привлечь на свою сторону индийского интеллигента, обходясь с ним как с равным, ободряя и поощряя его в работе, предоставляя ему место у своего стола, - они, пожалуй, сохранили бы свое господство еще долго. На деле же британцы, правители Индии, не умели вообще уживаться с интеллигенцией любой страны, а особенно Индии. Они были "людьми действия", пропитанными убеждением во врожденном превосходстве британцев. Индийца-интеллигента они большей частью презирали - и как "человека слова", и как индийца. Право на деятельность в Индии англичане пытались сохранить за собой. Они не поощряли индийцев становиться инженерами, агрономами или техниками. Созданные англичанами учебные заведения выпускали только "непрактичных" "людей слова" - и эта система по иронии судьбы вместо того чтобы обеспечить британское господство, приближала его конец.
Неудача англичан в Палестине тоже частично объяснима отсутствием понимания между типичными британскими колониальными чиновниками и местными "людьми слова". Большинство палестинских евреев, хотя и весьма деловых, по воспитанию и традиции были "людьми слова", а ко всему - болезненно обидчивы. Они все остро страдали от презрительного отношения к ним британских чиновников, которые на евреев смотрели как на стадо трусливых неблагодарных задир, как на легкую добычу для воинственных арабов, если (156:) Англия уберет свою охраняющую евреев руку. Для евреев унизительным казалось и то, что их опекали посредственные чиновники, ниже их и по опыту, и по уму. Будь тогда среди англичан люди такого масштаба, как Джулиан Хаксли, Гарольд Никольсон или Ричард Кроссман, возможно, они спасли бы Палестину для Британской империи.
И у большевистского, и у нацистского режимов имеется тонкое понимание важности взаимоотношений между "людьми слова" и государством. В большевистской России писатели, художники, ученые пользуются привилегиями правящего слоя. Все они - высшие гражданские служащие. Правда, они обязаны следовать партийной линии, но это только дисциплина, которой подчиняется вся элита. Что касается Гитлера, то он имел дьявольски реальный план: все области знания сделать монополией элиты, которая и должна была управлять его мировой империей; остальные безымянные массы Гитлер собирался держать полуграмотными.
107.
Французские писатели XVIII века представляют собой наиболее характерный пример пионерства интеллигенции в массовом движении. Нечто похожее можно наблюдать в периоды, предшествующие большинству движений. Для Реформации почва была подготовлена людьми, высмеивавшими и обвинявшими духовенство в популярных памфлетах, и литераторами подобно Иоганну Рейхлину, боровшемуся против курии римского папы. Быстрое распространение христианства в Римской империи было частично результатом того, что христианство старалось вытеснить языческие культы, совершенно дискредитированные греческими философами, которым надоело ребячество этих культов, и они разоблачали и высмеивали их в своих школах и на городских улицах. (157:)
Наименьший успех христианство имело среди евреев, потому что еврейские "люди слова" были горячо преданы еврейской религии. Раввины и их ученики занимали высокое положение в еврейской жизни того времени, когда школа и книги заменяли храм и родину. В любом общественном строе, где "люди слова" принадлежат к правящему слою, оппозиция изнутри появиться не может, а иноземное массовое движение опоры себе там не найдет.
В наше время массовые движения - социалистические и националистические - неизменно подготавливались деятельностью поэтов, писателей, историков, педагогов, философов и т. п. Связь между мыслителями-теоретиками и революционными движениями в подчеркивании не нуждается. Верно и то, что все националистические движения, начиная от культа "Родины" в революционной Франции, вплоть до последнего националистического восстания в Индонезии, были задуманы не "людьми действия", а недовольными интеллигентами. Генералы, промышленники, землевладельцы и деловые люди - те, кого принято считать столпами патриотизма, на самом деле присоединяются к движению позднее, когда оно уже развилось. Самое большое напряжение в начальной фазе движения состоит в том, чтобы убедить и привлечь на сторону движения этих будущих столпов патриотизма. Чешский историк Полацкий сказал, что обвались потолок комнаты, в которой он с кучкой друзей однажды обедал, - и не было бы национального движения чехов14. С таких небольших групп "людей слова" начинались все национальные движения. Немецкие интеллигенты начали немецкий национализм так же, как еврейские интеллигенты положили начало сионизму. Активное стремление "человека слова" к заметному положению делает его чрезмерно чувствительным к любому унижению своей группы или своего общества (158:) (расы, нации, религии) даже тогда, когда он принадлежит к ним формально. Унижение, которому подверг Наполеон немцев, особенно пруссаков, толкнуло Фихте и немецких интеллигентов обратиться к немецким массам с призывом объединиться в одну могучую нацию, которая доминировала бы в Европе. Т. Герцль и еврейские интеллигенты не могли не прийти к сионизму из-за огромных унижений миллионов евреев в России и из-за клеветы, какой подвергались евреи в остальной континентальной Европе в конце XIX века. Национальное движение, вытеснившее из Индии англичан, в какой-то степени началось из-за унижения щуплого очкастого индийского "человека слова" Южной Африки.
108.
Нетрудно заметить, как критический "человек слова" путем постоянного высмеивания и обличения подрывает общепринятые взгляды и авторитеты и знакомит массы с идеей перемены. Труднее проследить, как эта дискредитация существующих взглядов и устоев делает возможным появление новой фанатичной веры. Весьма характерно, что воинствующий "человек слова", который "как бы замеряет глубину падения существующего порядка, чтобы показать его несостоятельность и несправедливость"15, часто подготавливает почву не для общества свободомыслящих индивидуумов, а для коллективистского общества, где больше всего ценятся предельное единство и слепая вера. Таким образом, широкое распространение недоверия к авторитетам, неуважения к ним очень часто приводит к неожиданным результатам. Свободомыслие Ренессанса было прелюдией к новому фанатизму - Реформации и контрреформации. Французы эпохи Просвещения, развенчивавшие церковь и корону, проповедовавшие разум и терпимость, вызвали взрыв революционного и национального фанатизма, (159:) неутихающего и поныне. Маркс и его последователи, дискредитировавшие религию, национализм, страстное увлечение бизнесом, вызвали к жизни новый фанатизм - социализма, коммунизма, сталинского национализма и стремления к мировому владычеству.
Развенчивая фанатическую веру или предрассудок, мы фанатизм не вырываем с корнем. Мы только мешаем ему появляться в одном месте, и в результате он появляется в другом. Таким образом, осуждая и разрушая принятые взгляды и авторитеты, воинствующий "человек слова" бессознательно создает в разочарованных массах жажду веры, ибо большинство людей не может выносить бесплодной и бесполезной жизни, если у них нет чего-то такого, чему они могли бы быть горячо преданными, с чем они могли бы слиться. Вот почему критический "человек слова", часто вопреки самому себе, становится предтечей новой веры.
Настоящий "человек слова" сам по себе может спокойно жить без веры в абсолютное. Он ценит поиски истины не меньше самой истины. Он получает удовольствие от борьбы и столкновений мысли. Если он формулирует какую-нибудь философию или доктрину, то это больше проявление ума и упражнение в диалектике, чем программа действий и догматы веры. Правда, тщеславие часто побуждает его защищать свои умозаключения яростно и зло, но обычно обращается он при этом к разуму, а не к вере. Но фанатики и жаждущие веры массы эти умозаключения часто принимают как положения некоего священного писания и делают их первоисточником новой веры. Вот почему Иисус не был христианином, а Маркс - марксистом.
Подведем итог: воинствующий "человек слова" подготовляет почву для появления массового движения: 1) путем дискредитации общепринятых взглядов и устоев, путем уничтожения преданности им народа; 2) (160:) невольным созданием жажды веры в сердцах тех, кто не может жить без веры, так что когда появляется новая вера, то она находит незамедлительный отклик у разочарованных масс; 3) составлением доктрины и лозунгов новой веры; 4) путем подрыва убеждений "лучших людей общества" - тех, кто может жить и без веры: когда новый фанатизм появляется на горизонте, они бессильны оказать ему сопротивление - не видят смысла умирать за свои подорванные убеждения и принципы и подчиняются новому порядку без борьбы16.
Итак, когда критический, беспокойный интеллигент сделал свое дело:
"Лучшим не хватает убежденности, Худшие полны страстной устремленности, Должно быть, какое-то откровение вот-вот появится, Должно быть, Второе Пришествие вот-вот придет"17. Сцена для фанатиков приготовлена.
109.
Трагическими фигурами в истории массового движения часто становятся его интеллигентные предтечи, доживающие до падения старого порядка под давлением масс.
Мнение, что массовые движения, в частности революции, рождаются из решимости масс ниспровергнуть порочную угнетающую тиранию и завоевать себе свободу действия, слова и совести, берет начало в той словесной шумихе, которую поднимают интеллигенты из числа зачинателей движения в своей стычке с существующим порядком. То обстоятельство, что поднявшееся массовое движение часто дает меньше личной свободы18, чем давал вытесненный движением строй, - обычно приписывается властолюбивой клике, которая в критический момент обманом захватывает движение и лишает массы завоеванной свободы. Но в действительности обмануты (161:) только интеллигенты из числа предвестников движения. Они первыми поднялись против установленного порядка, они раскритиковали его глупость и неспособность, они изобличили его в незаконности и несправедливости и выступили с требованием свободы действия и свободы слова. И они, само собой разумеется, считают, что массы, ответившие на их призыв и последовавшие за ними, хотят того же самого, что и они. Однако свобода, к которой стремятся массы, это не свобода слова и действий, а свобода от невыносимо тяжелого бремени самостоятельного существования. Они хотят свободы от "страшного бремени свободы выбора"19, свободы от трудной ответственности за бездействующее "я", свободы от необходимости принять на себя вину за собственную бесполезность. Массам не нужна свобода совести, а нужна вера, слепая авторитарная вера. Они сбрасывают старый порядок не для того, чтобы создавать общество свободных и независимых людей, а чтобы установить единообразие, индивидуальную безличность и новую систему совершенного единства. Массы восстают не против порочности старого режима, а против его слабости; не против его притеснений, а против его неумения сковать их воедино, в крепкое могучее целое. Сила убедительности демагога-интеллигента не в том, что ему удается доказать порочность существующего порядка, а в том, что ему удается продемонстрировать бессилие этого порядка. Непосредственный результат массового движения обычно соответствует тому, чего хотят народные массы. В этом их никто не обманывает.
Причина трагической судьбы акушеров массового движения - интеллигентов - в том, что они, сколько бы не проповедовали и ни прославляли объединенное усилие, остаются, в сущности, индивидуалистами. Они верят в личное счастье и в ценность личного мнения и личной инициативы. Но как только движение становится на (162:) рельсы, власть переходит в руки тех, кто не верит в личность и не уважает ее. Эти люди побеждают не столько потому, что их неуважение к человеческой личности придает им жестокость, сколько потому, что их сущность вполне соответствует главной страсти масс. (163:) Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел культурология












 





Наверх

sitemap:
Все права на книги принадлежат их авторам. Если Вы автор той или иной книги и не желаете, чтобы книга была опубликована на этом сайте, сообщите нам.