Библиотека

Теология

Конфессии

Иностранные языки

Другие проекты







Ваш комментарий о книге

ГЛАВА 22 «ЛЕГАЛЬНЫЙ МАРКСИЗМ» И РЕВИЗИОНИЗМ

ОГЛАВЛЕНИЕ

Марксизм как доктрина капиталистического развития России
Полемика о национальном рынке: критика народничества
Полемика о ценности: критика марксизма
Возникновение ревизионизма и его проникновение в Россию

Аграрный вопрос

1. Марксизм как доктрина капиталистического развития России

На исходе XX в. кажется странным, что марксизм мог выступать в роли доктрины капиталистического развития России. Но 100 лет назад было именно так. В середине 1890-х годов марксизм резко выдвинулся на первое место в русской экономической мысли как учение «об основном тождестве русского экономического развития с западноевропейским» , предоставлявшее аргументы в пользу возможности и прогрессивности российского капитализма.
Как идеологи марксизма, осыпавшие градом критических выпадов поблекшее народничество, выступили П.Б. Струве («Критические заметки к вопросу об экономическом развитии России», 1894), М.И. Туган-Барановский («Периодические промышленные кризисы», 1894; «Русская фабрика»; 1898), Г.В. Плеханов («К вопросу о развитии монистического взгляда на историю», 1895; «Обоснование народничества в трудах г. В.В.», 1896); С.Н. Булгаков («О рынках при капиталистическом производстве», 1897); А.А. Богданов-Малиновский («Краткий курс экономической науки», 1897); Л.Б. Красин («Судьбы капитализма в Сибири», 1897). В.И. Ульянов («К характеристике экономического романтизма», 1897; «Экономические этюды и статьи», 1898; «Развитие капитализма в России», 1899).
За исключением политэмигранта Плеханова, еще в 1883 г. основавшего в Женеве революционную группу «Освобождение труда» и оставшегося в истории первым и наиболее «ортодоксальным» из русских последователей Маркса и Энгельса, никому из перечисленных авторов к началу хлесткой полемики с народничеством не было и 30 лет. Пути их быстро разошлись. Трое радикалов - Ульянов, Богданов и Красин - возглавили «кружковую» социал-демократию и за десять лет прошли путь от первого сближения с рабочей средой до руководства централизованной революционной партией, составив в бурные 1905-1907 гг. «триумвират» большевистского центра. Для трех других - Струве, Туган-Барановского и Булгакова - полемика с народничеством от имени Маркса была началом сложной идейной эволюции вправо, сопровождаемой полемикой теперь уже с самим покойным Марксом и ревнителями его учения в России. Именно это трио определило недолговечное, но броское направление «легального марксизма».
Петр Струве (1870-1944), уже в ранней юности определившийся «национал-либерал», увлекся марксизмом как учением, способным дать для России «научное объяснение и условно-историческое оправдание капитализма», тем самым, исполнив «ту задачу, которая везде в других странах выпадала на долю «либеральной политической экономии и притом - как официальной науки» . Струве был застрельщиком критики народничества, редактором первого в России (хотя и быстро закрытого) журнала марксистской ориентации «Новое слово» (1897), в котором была опубликована оставившая яркое впечатление в кругах радикальной интеллигенции работа сверстника Струве Владимира Ульянова «К характеристике экономического романтизма» . Избранные в 1895 г. вместе в Императорское Вольное экономическое общество, Струве и молодой приват-доцент Туган-Барановский превратили свои доклады в «марксистскую проповедь» для внимавшей им толпы учащейся молодежи. В 1898 г. Туган-Барановский защитил докторскую диссертацию «Русская фабрика», а в ИВЭО выступил с докладом «Статистические итоги промышленности России». В следующем году сосланный в сибирское село Шушенское В. Ульянов завершил изданную в столице под псевдонимом Вл. Ильин монографию «Развитие капитализма в России. Процесс образования внутреннего рынка для крупной промышленности». Эти работы подытожили критику народников - прежде всего Воронцова и Даниельсона, начатую Струве в «Критических заметках к вопросу об экономическом развитии России»(1894).
Острие критики было направлено против утверждений, что в России:
1) отсутствуют условия для роста крупной промышленности;
2) общинное начало препятствует захвату капиталом земледелия;
3) возможно самобытное «народное производство» за счет организованной (интеллигенцией и государством) поддержки мелких самостоятельных производителей - земледельцев-кустарей.

Струве П.Б. Маркс // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. Полутом 36. Стб. 767.

Струве П.Б. Patriotica. СПб., 1909. С. 355-356.

Ульянов и Струве познакомились в 1894 г.; много лет спустя Струве оценивал уже эту встречу как столкновение двух «непримиримых концепций»: его «эволюционное историческое учение» явно заслоняло «мечту о диктатуре пролетариата в целях насаждения социализма» - и Ленина, который в марксистском учении о классовой борьбе нашел «отклик на основную установку своего ума - ненависть, резкость и жестокость». Однако в 1890-е годы Струве писал иное: «...у Ильина очень живой и прогрессирующий ум и есть истинная добросовестность мышления» (Струве П.Б. Мои встречи и столкновения с Лениным // Новый мир. 1991. № 4; Струве П.Б. Письма А.Н. Потресову// Вестник МГУ. История. 1994. № 4. С. 56).

2. Полемика о национальном рынке: критика народничества

В.П. Воронцов, Н.Ф. Даниельсон и другие экономисты-народники главным препятствием для русского капитализма считали отсутствие рынков: внутреннего - из-за сокращения спроса вследствие бедности и дальнейшего разорения мелких производителей; внешних, разделенных между странами, ушедшими вперед в капиталистическом развитии - из-за недоступности для отсталой страны.
В противовес этому Струве указал, что российская крупная промышленность вовсе не лишена перспектив проникновения на внешние рынки (Балканы, Передняя Азия), но главное - территориальная громадность страны при условии постройки сибирских железных дорог создает предпосылки развития обрабатывающей промышленности за счет обширного внутреннего рынка - подобно тому, как развилась промышленность США. Не отрицая, что «процесс нашего капиталистического развития будет, конечно, в силу нашей экономической и культурной отсталости идти медленнее, чем в Америке, и носить очень болезненный характер», Струве настаивал, что «если вообще Россия способна развиваться в экономическом отношении, то это развитие будет состоять именно в приближении к тому народнохозяйственному типу, представительницей которого является Американская республика» .
На примере США Струве говорил также о «культурно-исторической связи экономического прогресса с институтом частной собственности, принципами экономической свободы и чувством индивидуализма» и о том, что капитализм наследует экономическое неравенство от предшествующих хозяйственных форм и со временем будет смягчать его, поскольку капиталистическое крупное рациональное производство может расширяться лишь при условии роста потребления народных масс. В американском опыте Струве видел и убедительное подтверждение учения Ф. Листа о национальной ассоциации производительных сил и протекционизме. Лист и Маркс «прекрасно дополняют друг друга» . «Национальная система политической экономии» Листа, изданная в 1891 г. в русском переводе, и монография профессора А.И. Скворцова «Влияние парового транспорта на сельское хозяйство» (Варшава, 1890) стали базой противонароднических утверждений о создании железнодорожной сетью условий для «почти безграничной возможности сбыта» и преобразовании народного хозяйства России в национальный рынок. Струве саркастически замечал, что в России уже обнаружилось «превосходство железных дорог как фактора экономической эволюции над критически мыслящей интеллигенцией и даже - увы! - над общиной»; «идиллия земледельческого государства и «народного производства» разрушается под свист локомотива» .
В противоположность народникам, Струве фиксировал и положительно оценивал расслоение, «распадение» крестьянства на две части - «представителей новой силы, капитала во всех его формах» и «полусамостоятельных земледельцев и настоящих батраков» - закономерность движения к «вершинам товарного хозяйства» . Намечая как желательный ориентир американскую хуторскую систему, Струве подчеркивал, что для России «единственно разумной и прогрессивной» будет экономическая политика, направленная на «создание экономически крепкого, приспособленного к товарному производству крестьянства», идущая навстречу потребностям национальной промышленности в рынке сбыта.
Последняя фраза в книге Струве была нарочито вызывающей: «Признаем нашу некультурность и пойдем на выучку к капитализму».
Тему «выучки у капитализма» продолжил Туган-Барановский в своей докторской диссертации «Русская фабрика», обобщившей обильный фактический материал о взаимоотношении крупной и мелкой промышленности в истории России.
Народники возлагали надежды на то, что кустарные промыслы, возникшие на основе крестьянской домашней промышленности, могут быть альтернативой крупному фабричному производству. Но Туган-Барановский выяснил, что большее значение для русской кустарной промышленности имели не старинные промыслы, возникшие из домашнего производства, а новые промыслы, развившиеся благодаря насаждению государством со времен Петра I фабрик и крупных мастерских, ставших школами промышленной культуры. Набираясь опыта на крупных предприятиях, мастеровитые люди с даром предпринимательства заводили у себя в селах промышленные станы; «фабрики раздробились в кустарную промышленность». Но так было, лишь пока крупная промышленность была основана на ручном и крепостном труде. С возникновением машинного фабричного производства набрал силу процесс утраты кустарной продукцией конкурентоспособности относительно фабричных изделий, потери кустарями прежней промысловой самостоятельности и превращении их в наемных рабочих на дому.
Струве использовал материал «Русской фабрики» для резюме культурно-исторической «генетики» российского капитализма: «В тот момент, когда мы столкнулись с интенсивной, несущейся с Запада капиталистической культурой, мы менее, чем какой-либо другой народ... располагали антикапиталистическими традициями в области промышленности». Корпоративное западноевропейское ремесло, технически подготовляя капитализм, в то же время отлагало сопротивное ему своеобразное кустарное право: статуты навязывали справедливую оплату кустарей, ограничивали свободу предпринимательства (не разрешая без прохождения ремесленного ученичества заниматься купеческой деятельностью). В России, ввиду ее естественно-географических и политико-исторических особенностей, сложилось децентрализованное товарное производство - экономически более близкое развитому капитализму, чем высококультурное западное ремесло. В России при бедности основной массы населения, господстве натурального хозяйства, слабом развитии городов и промышленной техники не могли сложиться развитые местные рынки, но громадная территория и оптовые ремесла в придорожных деревнях обеспечили развитие внушительного рынка с простором для деятельности торгового капитала. Среда, в которую вторгался торговый капитал, была перед ним юридически и культурно безоружна. Никакого «кустарного права» не было, «царила идеальная манчестерская свобода, при крепостном праве полное laissez faire... смягченное высоким помещичьим оброком и чиновничьими взятками». Но такое децентрализованное товарное производство , выигрышное в «чисто экономическом» приближении к капитализму, накладывалось на техническую и культурную отсталость; поэтому отрицательные стороны капитализма сказались в России с особой остротой .
Другой аспект критики народничества Туган-Барановским -интерпретацию Марксовой теории воспроизводства - подхватили Булгаков и Ульянов, доказывавшие в своих работах, что капитализм может развиваться на основе внутреннего, им самим создаваемого рынка.
Ульянов - Вл. Ильин в монографии «Развитие капитализма в России»охарактеризовал «историческую миссию капитализма» как «развитие общественных производительных сил» через ряд «неравномерностей и непропорциональностей» и с той особенностью, что «рост средств производства (производительного потребления) далеко обгоняет рост личного потребления» ; и именно за счет расширяющегося спроса на средства производства в первую очередь создается внутренний рынок. Процесс создания внутреннего рынка двояким образом связан с отделением непосредственного производителя от средств производства: 1) эти средства производства превращаются в постоянный капитал для нового владельца, а 2) лишившийся их разоренный мелкий производитель вынужден покупать на рынке средства существования, которые становятся вещественными элементами переменного капитала.
Ульянов с помощью материалов земской статистики доказывал, что проникновение товарных отношений в сельское хозяйство, с одной стороны, разделяет земледельцев на классы, превращает «общинную деревню в деревню мелких аграриев»; с другой стороны, выделяет один за другим виды переработки сырья из натурального хозяйства в особые отрасли промышленности, увеличивая число мелких промыслов и в то же время расслаивая кустарей на высшие и низшие разряды . Ошибкой народников Ульянов считал взгляд на кулака-перекупщика как на внешнюю фигуру по отношению к общинному крестьянству-кустарничеству. «Народники не хотят исследовать того процесса разложения мелких производителей, который высачивает из крестьян предпринимателей и «кулаков». Между тем, «что такое кулак, как не кустарь с капиталом»? Кулачество - тенденция мужика в его хозяйственной деятельности, а ростовщик-«мироед» - преуспевший «хозяйственный мужичок» .
Констатировав «интересный закон параллельного разложения мелких производителей в промышленности и в земледелии» - выделение в обеих сферах мелкой буржуазии и наемных рабочих, Ульянов пришел к выводу о принципиальной тождественности хозяйственной эволюции сельской России Марксовой схеме развития капитализма от патриархального хозяйства к мануфактуре и крупному производству, основанному на употреблении машин и широкой кооперации рабочих. В кустарной промышленности Ульянов отмечал тот процесс «уродования частичного рабочего», который был описан Марксом при анализе мануфактуры - появление деталыциков-кустарей, «виртуозов и калек разделения труда»; в кустарях и мужичках Цел не особый тип производителя, а мелкого буржуа с теми же приобретательскими инстинктами, что и у крупного. «Если крупный промышленник не останавливается ни перед какими средствами, чтобы обеспечить себе монополию, то кустарь-«крестьянин» в этом отношении родной брат его; мелкий буржуа своими мелкими средствами стремится отстоять в сущности те же самые классовые интересы, для защиты которых крупный фабрикант жаждет протекционизма, премий, привилегий и пр.» . Сгущая классовые краски в стремлении доказать иллюзорность «народного производства», «преобладание» капитализма в сельском хозяйстве России и расслоение деревни на местную буржуазию и пролетариат, Ульянов писал в рецензии на книгу журналиста-экономиста Р.Э. Гвоздева «Кулачество-ростовщичество» 89): «Немногочисленные зажиточные крестьяне, находясь среди массы «маломощных» крестьян, ведущих полуголодное существование на их ничтожных наделах, неизбежно превращаются в эксплуататоров худшего вида, закабаляя бедноту раздачей денег в долг, зимней наемкой и т.д.» .
Свою критику Ульянов заключил выводом, что встретить развивающийся в России капитализм можно двояко: либо оценивать его с точки зрения класса мелких производителей, разрушаемого капитализмом, либо с точки зрения класса бесхозяйных производителей, создаваемого капитализмом. Вторую позицию - свою (пролетарского социалиста) - Ульянов считал единственно правильной; первую - народническую - назвал «экономическим романтизмом» и «мелкобуржуазным утопизмом».

Марксисты сочли себя победителями в идейной борьбе с народничеством. Действительно, разговоры о «невозможности» в России капитализма были оставлены. Однако это не исключило, с одной стороны, поисков новым поколением народничества условий некапиталистических форм развития в русской деревне. С другой стороны, быстро разошедшееся с революционером Ульяновым-Лениным трио «легальных марксистов» задним числом признало резонность народнических позиций в «вопросе о рынках». Туган-Барановский признал, что борьба за помещение избыточного продукта на внешнем рынке составляет «характернейшую черту капиталистической хозяйственной системы» , Булгаков - что внешние рынки имеют главное значение на ранней стадии капитализма , а Струве попросту стал идеологом империалистической экспансии России для выхода на внешние рынки . Но это было позже, а в конце 1890-х гг., еще не доспорив с народниками, марксисты стали выяснять отношения между собой. Масла в полемический огонь добавили новые переводы «Капитала», с одной стороны, и книг, критикующих учение Маркса, - с другой.

Струве П.Б. Критические заметки к вопросу об экономическом развитии России. СПб., 1894. С. 261.

Там же. С. 183.

Там же. С. 114, 180.

Там же. С. 240.

Концепция «децентрализованного товарного производства» Струве отчасти предвосхищает методологический подход современных неоинституционалистов к экономической истории Запада: рост специализированных ремесленных навыков благодаря расширению территории поселений и развитие торговли ремесленными изделиями более за счет отдаленных областей, чем за счет местной округи (North D, Thomas S. The Rise of the Western World. Cambrige, 1973. P. 22-26).

Струве П.Б. На разные темы. СПб., 1902. С. 443.

Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 3. С. 598.

Там же. С. 322, 341, 345.

Там же. Т. 3. С. 365. Т. 2. С. 523.

Там же. Т. 3. С. 546.

Там же. С. 335.

Там же. Т. 4. С. 56.

Туган-Барановский М.И. К лучшему будущему. М., 1996. С. 354.

Булгаков С.Н. Лекции по истории экономических учений. М., 1918.

Струве П.Б. Дж. Чемберлен. Некролог// Русская мысль. 1914. № 2.

3. Полемика о ценности: критика марксизма

В 1896 г. вышел русский перевод долгожданного III тома «Капитала», а в 1898 г. - переиздание старого перевода Лопатина-Даниельсона и новый перевод, выполненный под редакцией Струве. В то же время вышли переводы книги Л. Брентано с замечанием, что «теория ценности Маркса не имеет в настоящее время никаких последователей в научных кругах», и сочинения Бём-Баверка «Теория Карла Маркса и ее критика» (1897). Все эти книги дали обильный материал для полемики, развернувшейся главным образом в новом «толстом» журнале «Научное обозрение» (основан в 1894 г.), редактором которого был Михаил Михайлович Филиппов (1858-1903), легендарный ученый-энциклопедист, доктор философии и писатель, симпатизировавший марксизму и еще в 1885 г. отрецензировавший в «Русском богатстве» II том «Капитала».
М.М. Филиппов первым обратил внимание, что перевод ключевых Марксовых терминов Werth, Gebrauchswerth, Tauschwerth, Mehrwerth как «стоимость», «потребительная стоимость», «меновая стоимость», «прибавочная стоимость» может привести к недоразумениям. То же самое подчеркнул М.И. Туган-Барановский в специальном обзоре русских переводов «Капитала», сочтя достоинством нового перевода Струве максимальное приближение к оригиналу и терминологический ряд «ценность», «потребительная ценность», «меновая ценность», «прибавочная ценность». Все авторы «Научного обозрения», за исключением В.И. Ульянова, приняли этот терминологический ряд.
Однако главным предметом для полемики стало отмеченное Бём-Баверком «большое противоречие» между I и III томами «Капитала». Целиком согласившийся с Бём-Баверком Струве назвал это противоречие «основной антиномией трудовой теории ценности»;
Туган-Барановский признал «совершенно мнимым» закон тенденции нормы прибыли к понижению. Филиппов и Булгаков не согласились с этими утверждениями, но признали трудность «проблемы ценности» и возможность ее решения только за счет критического претворения Марксовой теории. Филиппов в своем «Опыте критики «Капитала» предложил направить острие критики на посылку Маркса о постоянстве нормы прибавочной ценности в отраслях с разным органическим строением капитала. Это допущение Филиппов связывал с «последней уступкой Маркса утопическим теориям равенства» - представлениям о сведении сложного труда к простому. Булгаков выдвинул формулу «осуществления закона ценности через его неосуществление»: уравнивание прибылей посредством образования цен производства как «компромисс между общественными отношениями ценности и капитала», достигаемый вопреки сознательным намерениям отдельных капиталистов - «дольщиков» прибавочной ценности.
Важным моментом оба автора считали возможность для индивидуальных предпринимателей извлекать за счет технических усовершенствований, т.е. повышения органического строения капитала, «экстренную прибавочную ценность» (Филиппов), «ряд рент», «чрезвычайную прибыль» (Булгаков). Принять теорию австрийской школы они отказались. Булгаков счел, что теория трудовой ценности не нуждается в психологическом обосновании, поскольку политическая экономия изучает «те общественные отношения, в которые каждый из участников процесса товарного производства попадает "помимо ведома и желания”». Филиппов в специальной статье «Психология в политической экономии» указал, что «экономическая психология должна принять во внимание два момента: силу испытываемой потребности и величину усилия, необходимого для осуществления этой потребности. Теория австрийской школы не замечает, что «усилие, необходимое для удовлетворения потребности, не находится в прямой связи с величиной потребности». По мере упорядочения обмена субъективная оценка, а вместе с нею и принцип настоятельности потребностей все более оттесняются на второй план и заменяются обменом эквивалентов, представляющих вещи, стоившие обладателям равных усилий». Субъективную теорию ценности Филиппов считал правомерной разве что для первобытного торгашества, делая примечательную оговорку: «Торгашество вытеснено из торговли культурных стран, но есть одна область, в которой оно процветает: область биржевой игры». Возникновение маржинализма Филиппов связывал с ростом в капиталистическом обществе слоя образованных людей, живущих на те или иные формы рент.

Критика М.М. Филипповым и С.Н. Булгаковым методологии австрийской школы хорошо показывает отношение русской интеллигенции к трудовой теории ценности с «почти мистическим чувством», как к «принципу справедливости к трудящимся», о чем писал М.И. Туган-Барановский - первый, кто познакомил русскую читающую публику с теорией предельной полезности и впоследствии сделал попытку «органического синтеза» теории предельной полезности с трудовой теорией ценности. Для Туган-Барановского и Струве полемика о ценности стала поворотной в движении «от марксизма».

Туган-Барановский М.И. Очерки из новейшей истории политической экономии и социализма. Харьков, 1919. С. 58.

4. Возникновение ревизионизма и его проникновение в Россию

Своеобразная роль «доктринеров капитализма», выпавшая на долю русских марксистов в лице Струве и Туган-Барановского, Плеханова и Ульянова, не могла перейти в сколько-нибудь длительный «сериал». Численный рост фабрично-заводского пролетариата, обнаружившееся в рабочей среде стремление к объединению, самообразованию и организованной борьбе подготовили почву для перерастания «кружкового» марксизма в партийное оформление российской социал-демократии и ее включения в марксистский II Интернационал. Но оформление социал-демократии в России совпало по времени с возникновением в европейской цитадели марксизма - германской социал-демократии - течения, настаивавшего на существенном пересмотре (ревизии) теории Маркса и Энгельса и соответствующих изменениях стратегии и тактики рабочего движения. Основателем ревизионизма стал Эдуард Бернштейн (1850-1932). Многолетний сотрудник Энгельса, он в 1896-1898 гг. выступил с циклом статей в теоретическом журнале «Neue Zeit», опубликованных затем отдельной книгой «Предпосылки социализма и задачи социал-демократии* (1899, русский перевод - 1901). Бернштейн подчеркивал, что значение его книги «заключается не в том, что она открывает доселе неизвестное, а в том, что она признает уже открытое» - включая противоречия между разными утверждениями самих Маркса и Энгельса.
Старейшина русских марксистов Плеханов поспешил полемически «атаковать» ревизионизм, подхваченный в России Сергеем Про-коповичем . Напротив, Струве, представлявший в 1896 г. русских социал-демократов на Лондонском социалистическом конгрессе и написавший Манифест Российской социал-демократической рабочей партии (РСДРП) для ее учредительного съезда, приветствовал выступление Бернштейна «против обветшалых идей и ортодоксальной фразеологии». Многое в ревизионизме совпадало с уже высказанным Струве в адрес марксистской «ортодоксии». Критическая реакция Ульянова и Плеханова на прежние утверждения Струве о неразработанности философской основы марксизма теперь не могла ограничиваться полемическими трениями, а вела к неизбежному разрыву.
Окончательная черта между «ортодоксами» и «ревизионистами» была проведена в 1900 г., когда Плеханов настоял на принятии вернувшимися из ссылок лидерами марксистских групп в России - В. Ульяновым, А. Потресовым и Л. Мартовым - жестких формулировок против тех, чьи взгляды «сближаются с буржуазной апологетикой» - подразумевая Струве и Туган-Барановского. В 1901 г. российские «ортодоксальные марксисты» приступили к организации выпуска своей нелегальной газеты «Искра»; Туган-Барановский, потрясенный смертью молодой жены, уехал в провинцию и на время отошел от научной и общественной деятельности; Струве в книге «Марксовская теория социального развития*(1901) систематизировал свой ревизионизм, согласившись с Бернштейном в:
отрицании «теории катастрофы» - крушения капиталистического строя под бременем собственных противоречий;
отказе от лозунга революционной диктатуры пролетариата; приоритете «ослабления противоречий» капитализма, особенно посредством фабричного законодательства;
отрицании Марксова «всеобщего закона капиталистического накопления» - тенденции прогрессирующего угнетения низших классов и разложения средних классов;
отрицании самого понятия «научный социализм», возможности социализма как общественного идеала подняться до науки;
переориентации практического социализма на «действительное экономическое и политическое развитие власти рабочего класса в пределах капиталистического общественного порядка» - реформизм (формула Бернштейна «движение - все, конечная цель - ничто»).

Со своей стороны к ревизионизму пришел третий из «легальных марксистов» - С.Н. Булгаков. Его внимание привлек аграрный вопрос как «самая невыясненная и сомнительная часть экономической доктрины марксизма», и первоначальным намерением Булгакова было доказать «справедливость экономической схемы Маркса, всеобщую приложимость закона концентрации производства и вообще тождественность эволюции промышленности и земледелия». Результат был совсем иной.

С.Н. Прокопович (1871-1955), участник «Союза русских социал-демократов за границей» и автор книги «К критике Маркса» (1901), вместе со своей женой Е.Д. Кусковой возглавлял течение в российском рабочем движении, получившее название «экономизма» - отказа от политико-идеологической заостренности и организации трудящихся для борьбы за постепенное улучшение будничных экономических условий существования. Прокопович считал учение Маркса абстрактно-рационалистическим и тенденциозным и особенно настаивал, вслед за Бернштейном, что «практический социализм, в противоположность научному, продолжает дело либерализма».

5. Аграрный вопрос

Истоки ревизионизма в аграрном вопросе восходили к осмыслению затяжного западноевропейского аграрного кризиса 1870-90-х годов, когда на мировой рынок сельскохозяйственной продукции хлынули потоки дешевого хлеба - благодаря прогрессу морского и железнодорожного транспорта, освоению Запада США, интенсификации зернового экспорта России. Падение рыночных цен на хлеб привело к массовому разорению капиталистических фермеров в Европе, и, напротив, ориентированные прежде всего на удовлетворение собственных потребностей мелкие хозяйства обнаружили живучесть и приспособляемость. Во Франции, аграрный строй которой отличался преобладанием парцеллярных хозяйств, некоторые социалисты марксистского направления стали склоняться к признанию устойчивости мелкого земледелия. Энгельс и ставший после его смерти главным авторитетом среди германских социал-демократов Карл Каутский не согласились с этим. Ортодоксальный и ревизионистский подходы были изложены в вышедших в 1899 г. книгах Каутского «Аграрный вопрос» и поддержанного Бернштейном молодого австрийского социал-демократа Фридриха Герца «Аграрные вопросы с точки зрения социализма» (1899). В России резонансом этих книг стало двухтомное исследование С. Булгакова «Капитализм и земледелие» (1900).
Взяв за отправные пункты закон убывающего плодородия и понятие «емкости территории относительно земледельческого населения» (которая «тем выше, чем ниже относительная доля земледельческого продукта, отчуждаемая на рынке», и чем выше «фонд натурального потребления»), Булгаков обратился к сопоставлению аграрной эволюции главных стран Запада. Он пришел к выводу, что развитие Англии, вопреки Марксу, «не составляет нормального типа» - из-за ориентации на внешний рынок и из-за того, что возникновение крупного земледелия в ней было результатом насильственной экспроприации, а не технических преимуществ. В Германии крупное земледелие процветало (1850-60-е годы), пока английский рынок и рост неземледельческого населения обеспечивали сбыт; с начала 1870-х годов бурная индустриализация страны и экспансия дешевого заокеанского хлеба привели к «перелому цен» - подъему «цен труда» и снижению цен на хлеб; вследствие этого ипотечная задолженность крупных хозяйств поползла вверх; ряды крупного землевладения дрогнули, и оно стало - где относительно, а где и абсолютно - уступать место крестьянскому хозяйству. Так промышленный капитализм нанес удар по капитализму земледельческому.
Наконец, в США успехи аграрного капитализма были связаны с широкими возможностями экстенсивного развития: обилие неосвоенных земель; демократичное законодательство о гомстедах; железнодорожное строительство и содействие железнодорожных компаний удовлетворению потребностей фермеров в семенах, элеваторах и т.п.;
ипотека. Однако, по мнению Булгакова, опыт восточных штатов США свидетельствовал, что уплотнение населения и интенсификация земледелия ведут к «европеизации» аграрной эволюции, т.е. к постепенному уменьшению средних размеров ферм.
Общий вывод Булгакова заключался в том, что земледелие не составляет нормального случая капиталистического производства, и Маркс ошибался, проецируя на крестьянское хозяйство категории капиталистического. Крестьянское же хозяйство как таковое «до сих пор не было предметом специального изучения - для одних теоретиков, как Рикардо, крестьянского хозяйства вообще не существовало, другие, как Маркс и его эпигоны, считали эту форму историческим пережитком, обреченным на вымирание и долженствующим уступить место крупнокапиталистическому хозяйству».
Главными выводами Булгакова были следующие.
1. Крестьянское хозяйство имеет особую природу, причем оно более, чем любая другая форма, отвечает интересам общества, так как не претендует даже на среднюю прибыль и довольствуется тем, что развитие неземледельческой сферы облегчает крестьянам доступ к благам цивилизации.
2. Нельзя согласиться с категоричностью Марксовых выводов об универсальной тенденции капиталистического накопления. «Настоящее экономическое развитие ведет к постепенному отмиранию самых тяжелых и грубых форм эксплуатации человека человеком: в промышленности - концентрируя производство и подчиняя его общественному контролю; в земледелии - уничтожая крупное предприятие и ставя на его место крепкое крестьянское».
Булгаков выступил против «столь распространенного, особенно в марксистской литературе, предрассудка, согласно которому нужно видеть прогресс во всякой машине». С этим, как и с другими выводами Булгакова, категорически не согласился В. Ульянов в статье «Гг. «критики» в аграрном вопросе» (1901). Декларируя, что «экономист всегда должен смотреть вперед, вперед, в сторону прогресса техники», Ульянов отвергал закон убывающего плодородия почвы и отстаивал действие закона концентрации в сельском хозяйстве. Цитируя работу австрийского экономиста Отто Прингсгейма «Сельскозяйственная мануфактура и электрифицированное сельское хозяйство», Ульянов писал, что «современное земледелие по общему уровню его техники примерно соответствует той стадии развития промышленности, которую Маркс назвал мануфактурной»; введение же электротехники в земледелие будет означать «гигантскую победу крупного производства» .

С.Н. Булгаков, совершив поворот от марксизма, в «Кратком очерке политической экономии» (1906) фактически перешел на позиции народничества, ожидая, что, когда русская деревня перестанет ограждаться от воздействия интеллигентных сил, «из нашей нищей и убогой кустарной промышленности вырастет своеобразная форма народного труда». Булгаков признал не только устойчивость мелкого крестьянского хозяйства, но и устойчивость в России кустарной промышленности вследствие климата и вынужденной праздности населения в течение зимнего времени. В противоположность ему В.И. Ульянов продолжал изобличать «приемы ревизионизма в аграрном вопросе», твердить формулы Маркса и Каутского об «идиотизме деревенской жизни» и «двоедушии» крестьянина (наполовину труженика, наполовину собственника) и сводить эволюцию сельского хозяйства к неизбежной растущей концентрации, вытеснению мелкого производства крупным, классовому расслоению на сельскую буржуазию - кулачество - и сельский пролетариат – бедноту .

Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 5. С. 139.

Там же. С. 150,267-268.

Рекомендуемая литература

Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 1 («Экономическое содержание народничества и критика его в книге г. Струве»); т. 3 («Развитие капитализма в России»); т. 5 («Аграрный вопрос и критики Маркса»).
Струве П.Б. Критические заметки к вопросу об экономическом развитии России. СПб., 1894.
Туган-Барановский М.И. Русская фабрика. М., 1998.

.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел Экономика и менеджмент












 





Наверх

sitemap:
Все права на книги принадлежат их авторам. Если Вы автор той или иной книги и не желаете, чтобы книга была опубликована на этом сайте, сообщите нам.