Библиотека

Теология

Конфессии

Иностранные языки

Другие проекты







Ваш комментарий о книге

ГЛАВА 40 «ЭКОНОМИЧЕСКИЙ ИМПЕРИАЛИЗМ»

ОГЛАВЛЕНИЕ

Экономическая теория дискриминации
Теория человеческого капитала
Экономический анализ преступности
Экономический анализ конкуренции на политическом рынке
Экономика семьи

«Экономический
подход» как исследовательская программа

Среди дисциплин, изучающих общество, исторически сложилась достаточно узкая специализация. Каждой наукой был выработан свой особый набор понятий и методов анализа. Одни проблемы воспринимались как чисто «экономические», другие — как чисто «социологические», третьи — как чисто «политические» и т.д. Как результат между социальными дисциплинами выросли трудно проницаемые методологические перегородки. Накопление научных знаний об обществе шло параллельными, редко пересекающимися путями.
Нельзя сказать, чтобы такое положение считалось удовлетворительным. Предпринимались, и не раз, попытки создать единую науку об обществе (здесь достаточно вспомнить имена О. Конта и К. Маркса), но они оканчивались неудачно.
Одной из самых заметных тенденций в развитии экономической науки последних десятилетий стало растущее распространение ее методов и моделей на проблемы, традиционно относившиеся к компетенции других социальных дисциплин. «Экономический империализм» — такое название закрепилось за этим новым явлением. Впервые оно заявило о себе на рубеже 50—60-х годов, когда экономисты-неоклассики осознали, что аппарат микроэкономического анализа имеет намного более широкую применимость, чем предполагалось ранее.
«Вторжению» экономической теории подверглись политология и социология, антропология и психология, история и правоведение, религиоведение и демография. Результатом «имперских» устремлений экономистов стало рождение целого семейства новых дисциплин, таких, как теория общественного выбора, экономика семьи, экономика права, новая экономическая история и др. (см. гл. 38). Появилось немало работ, строящихся на синтезе экономических и биологических представлений. Плодотворность экономического подхода к социальным явлениям была продемонстрирована на примере таких форм деятельности, как голосование на выборах, лоббизм, дискриминация, войны и революции, образование, преступность, брак, планирование семьи, и даже посещение церкви, сексуальная активность и формирование наркотической зависимости .
Наибольший вклад в раздвижение границ традиционного экономического анализа внесли ученые трех исследовательских центров — Чикагского университета (Г. Беккер, Р. Коуз, Р. Познер, Дж. Стиглер), Вирджинского политехнического института (Дж. Бьюкенен, Г. Таллок) и Лос-Анджелесского университета (А. Алчиан, Г. Демсец, Дж. Хиршлейфер). Сегодня «экономический империализм» - мощное движение, в которое наряду с экономистами вовлечены социологи, правоведы, историки и др.
Конечная цель «экономического империализма» — унификация всего разрозненного семейства наук об обществе на базе неоклассической теории. Его сторонники признают, что другие социальные дисциплины располагают ценными наблюдениями, понятиями и инструментами анализа. Но общую рамку для обществоведческого синтеза способна, по их убеждению, дать только экономическая теория.
Именно она образует, по выражению Дж. Хиршлейфера, «универсальную грамматику социальной науки». Утверждается, что ключевые понятия экономической теории - редкость, издержки, предпочтения, выбор и др. — приложимы практически к любым формам жизни, а ее главные моделирующие принципы — оптимизации и равновесия — поддаются переносу практически на все социальные явления.
Предмет традиционного экономического анализа имел четко обозначенные границы. На индивидуальном уровне — это рациональное поведение, направляемое эгоистическими интересами, на социальном — рыночный обмен. Однако сегодня такое понимание признается недопустимо узким.
Во-первых, сфера применения принципа рациональности, как считают «империалистически» настроенные экономисты, практически безгранична и несводима исключительно к пользованию материальными благами. Они отказываются верить, что жизнь человека поделена на изолированные отсеки, так что он действует рационально, совершая малозначимые покупки, но почему-то начинает вести себя иначе при решении таких важных проблем, как поступление в колледж, заключение брака, участие в выборах или возбуждение судебного иска. «Экономический империализм» исходит из того, что модель рационального выбора, составляющая ядро неоклассической теории, применима к поведению человека везде, где бы оно ни протекало — на избирательном участке и на ферме, в колледже и в банке, в семье и на бирже.
Во-вторых, его сторонникам удалось показать, что homo oeconomicus не обязательно является эгоистом. Обычно, «вторгаясь» на территорию сопредельных социальных дисциплин, к предпосылке о рациональности экономисты добавляли и допущение, что человеческое поведение носит преимущественно «корыстный» характер. К примеру, трактовка политической деятельности как рационального поведения, стремящегося к достижению личного богатства, власти и престижа, а отнюдь не общественного блага, произвела подлинный переворот в политологии, дав толчок разработке теории общественного выбора. Однако, как стало ясно в последние десятилетия, модель рационального выбора «работает» и в случае альтруистического поведения, когда главным мотивом оказывается забота о других.
В-третьих, «экономический империализм» утверждает, что многие типы внерыночного взаимодействия можно моделировать по аналогии с рыночным обменом. Вне «обычного» рынка сделки совершаются без прямого участия денег (заключение брака) и зачастую имеют недобровольный характер (кража). Но и они требуют от участников определенных затрат ресурсов, т.е. осуществляются по неявным ценам, тяготеющим в каждом случае к какому-то равновесному уровню.
Такой расширительный подход сделал возможным проникновение экономического анализа во многие области, прежде для него далекие или вообще недоступные.
На более техническом уровне «экономический империализм» выступает как стремление свести к абсолютному минимуму число экзогенных (внешних) переменных, не являющихся предметом индивидуального выбора. Во всякой модели какая-то часть переменных задается извне. Обычно это факторы, лежащие за пределами экономической сферы в узком смысле. В экономические модели они приходят в готовом виде из исследований по социальным, политическим и тому подобным проблемам. Скажем, в стандартных моделях потребительского выбора о качестве «данных» принимаются предпочтения и вкусы потребителей, в концепциях экономического роста — темп прироста населения, в теории фирмы — отношения собственности, и т.д.
Однако с точки зрения «экономического империализма» все такого рода факторы следует рассматривать как эндогенные, а не экзогенные (подлежащие объяснению внутри самой экономической модели, а не устанавливаемые где-то за ее пределами). В действительности люди не принимают вкусы как нечто неизменное: значительные средства вкладываются ими в формирование желательной структуры предпочтений (как своих собственных, так и своих детей). Темп прироста населения нельзя считать физически заданной величиной: он определяется «спросом на детей», т.е. зависит от стоимости их воспитания, дохода родителей, существующей техники контроля за рождаемостью. Отношения собственности не навязываются экономической системе откуда-то извне: они складываются в процессе поиска и отбора участницами рынка наиболее эффективных организационных форм, связанных с наименьшими трансакционными издержками. И характер предпочтений, и уровень рождаемости, и формы собственности, и многое другое не «даны» экономическим агентам, но выступают результатом рационального выбора.
Лучшей иллюстрацией «имперских» притязаний современных экономистов служат исследования лауреата Нобелевской премии Г. Беккера, ключевой фигуры всего движения. Он не только продемонстрировал приложимость техники микроэкономического анализа к множеству самых разных социальных явлений — от дискриминации и преступности до привычного и альтруистического поведения. Г. Беккер по праву считается ведущим теоретиком и наиболее последовательным проводником «экономического империализма». «Экономический подход к социальным вопросам» — так сам он определил суть своего научного поиска .
В «экономическом подходе» он усматривает метатеорию, способную вобрать в себя в качестве частных подотраслей сопредельные социальные дисциплины. Никакая другая наука, по его убеждению, не в состоянии справиться с этой задачей. «Я утверждаю, — пишет он, — что экономический подход уникален по своей мощи, потому что он способен интегрировать множество разнообразных форм человеческого поведения» . Его исследования дают наиболее полное представление о возможностях (и одновременно — о пределах) «экономического империализма».


Безудержный энтузиазм «экономистов-империалистов» высмеян в остроумной пародии А.Блайндера «Экономическая теория чистки зубов» (ТНЕ815. 1994. Вып. 6).

Свою нобелевскую лекцию он назвал еще более широко — «Экономический взгляд на жизнь».

Беккер Г.С. Экономический анализ и человеческое поведение // ТНЕ518. 1993. Т. 1. Вып.1. С. 26.

1. Экономическая теория дискриминации

Первым опытом проникновения экономической теории в непривычные для нее области стала книга Г. Беккера «Экономика дискриминации». Предприниматели, работники и потребители нередко проявляют озабоченность не только количеством и качеством товаров и услуг, достающихся им на рынке, но и личностными характеристиками тех, от кого или совместно с кем они их получают. Дискриминация, по Беккеру, порождается специфическими предпочтениями некоторых агентов, не желающих вступать в контакты с лицами данной расы, национальности, религии и т.д.
Фактически общение с представителями таких групп служит источником отрицательной полезности. Поэтому за возможность не общаться с ними дискриминаторы будут готовы жертвовать частью своею дохода, причем уплачиваемая ими цена будет тем больше, чем сильнее их предубежденность. Так, чтобы привлечь работников только своей расы, предпринимателям -дискриминаторам придется предлагать им заработную плату выше рыночной. Чтобы не сталкиваться на производстве с представителями меньшинств, рабочие-дискриминаторы станут соглашаться на более низкое вознаграждение. Чтобы иметь дело с продавцами исключительно своего цвета кожи или пола, потребители-дискриминаторы будут вынуждены приобретать товары и услуги по более высоким ценам.
Групповые предубеждения налагают издержки не только на дискриминируемых, но и на дискриминаторов. Отношения между двумя такими сообществами — например, неграми и белыми — аналогичны, по мысли Беккера, отношениям между двумя странами в теории внешней торговли. По существу, дискриминация действует как тариф, повышая цены и снижая объем товаров и услуг, которыми обмениваются дискриминаторы и дискриминируемые. И также, как искусственные ограничения свободы торговли бьют по интересам всех стран, дискриминация снижает благосостояние всех социальных групп.
Величина этого ущерба, как показал Беккер, зависит от многих внешних факторов, и прежде всего — от относительной численности дискриминаторов и дискриминируемых. Так, в США расовая дискриминация может проходить для белых почти незаметно, потому что их в несколько раз больше, чем негров. А в ЮАР, где преобладает цветное население, система апартеида подрывала благосостояние его значительной части и белого меньшинства.
Когда дискриминируемая группа достаточно велика количественно и не отличается от дискриминирующей группы по качественным характеристикам, потери от дискриминации оказываются меньше. Многие фирмы начинают специализироваться тогда на использовании труда преимущественно женщин или преимущественно негров.
Существование сегрегированных фирм помогает нейтрализовать действие групповых предубеждении, и работники равной производительности имеют возможность получать равную оплату независимо от пола или цвета кожи. Отсюда следует, что дискриминация на рынке оказывается действенной только тогда, когда из-за недостаточной квалификации дискриминируемых меньшинств невозможно создание фирм, которые специализировались бы на использовании исключительно их труда.
Каково будущее рыночной дискриминации в долгосрочной перспективе? На этот вопрос Беккер не давал однозначного ответа. Как было отмечено, у предпринимателя-дискриминатора издержки выше, чем у предпринимателя-недискриминатора. Поэтому рыночная конкуренция должна вести к ослаблению и в конце концов к исчезновению этой формы дискриминации. Однако такой вывод неприложим к дискриминации, идущей от работников и потребителей, а она важнее дискриминации, идущей от предпринимателей. Ее преодоление достижимо только при возникновении полностью сегрегированных фирм и товарных рынков (если, конечно, не считать сдвигов в самой структуре предпочтений общества).
Дальнейшее развитие этого направления исследований было связано с разработкой теории «статистической дискриминации» (у ее истоков стояли М. Спенс и К. Эрроу). Дискриминация объясняется в ней не характером индивидуальных предпочтений (предубеждением одних групп против других), а несовершенством рыночной информации. Предприниматели могут действовать дискриминационно не в силу расовых или каких-то иных предрассудков, а по рациональным, как им кажется, соображениям. Если цвет кожи, по их мнению, коррелирует с уровнем производительности работника, они могут, например, предоставлять неграм только худшие места. Но тогда эта ограничительная практика будет действовать по принципу самосбывающегося прогноза. Поскольку у представителей дискриминируемого меньшинства из-за нее ослабевают стимулы к получению образования и квалификации, постольку их производительность и в самом деле оказывается ниже. В подобных условиях в противоположность выводам Беккера рыночная конкуренция не будет вести к исчезновению дискриминации в долгосрочной перспективе.
Публикация книги Беккера прошла практически незамеченной, потому что большинство экономистов относились к изучению дискриминации как к «не своему» делу. Но очень скоро положение коренным образом изменилось, и анализ этой проблемы превратился в один из наиболее бурно развивающихся разделов экономической теории.

2. Теория человеческого капитала

Классикой современной экономической мысли стала следующая работа Г. Беккера «Человеческий капитал». Хотя основной вклад в популяризацию идеи человеческого капитала внес другой американский экономист ТУ. Шульц (тоже лауреат Нобелевской премии), разработка микроэкономических оснований этой теории была дана в беккеровском фундаментальном труде. Сформулированная в нем модель стала основой для всех последующих исследований в этой области.
Человеческий капитал — это имеющийся у каждого запас знаний, навыков и мотиваций. Инвестициями в него могут быть образование, накопление производственного опыта, охрана здоровья, географическая мобильность, поиск информации.
Отправным пунктом для Беккера служило представление, что при вкладывания своих средств в подготовку и образование учащиеся и их родители ведут себя рационально, взвешивая выгоды и издержки. Подобно «обычным» предпринимателям, они сопоставляют ожидаемую предельную норму отдачи от таких вложений с доходностью альтернативных инвестиций (процентами по банковским вкладам, дивидендами по ценным бумагам и т.д.). В зависимости от того, что экономически целесообразнее, принимается решение либо о продолжении учебы, либо о ее прекращении. Нормы отдачи служат регулятором распределения инвестиций между различными типами и уровнями образования, а также между системой просвещения в целом и остальной экономикой. Высокие нормы отдачи свидетельствуют о недоинвестировании, низкие — о переинвестировании.
Помимо разработки теоретической модели, Беккер осуществил практический расчет экономической эффективности образования. Например, доход от высшего образования определяется как разность в пожизненных заработках между теми, кто окончил колледж, и теми, кто не пошел дальше средней школы. В составе издержек обучения главным элементом были признаны «потерянные заработки», т.е. заработки, недополученные студентами за годы учебы. (По существу, потерянные заработки измеряют ценность времени учащихся, пошедшего на формирование ими своего человеческого капитала.) Сопоставление выгод и издержек образования дало возможность подсчитать рентабельность вложений в человека. По выкладкам Беккера получалось, что в США отдача высшего образования находится на уровне 10—15%, превышающем показатели прибыльности большинства фирм. Это подтверждало предположение о рациональности поведения студентов и их родителей.
Огромное теоретическое значение имело введенное Беккером различение между специальными и общими инвестициями в человека (и шире — между общими и специфическими ресурсами вообще). Специальная подготовка наделяет работников знаниями и навыками, представляющими интерес лишь для той фирмы, где они были получены (пример — ознакомление новичков со структурой и внутренним распорядком данного предприятия). В ходе общей подготовки работник приобретает знания и навыки, которые могут найти применение и на множестве других фирм (пример — обучение работе на персональном компьютере).
Как показал Беккер, общая подготовка косвенным образом оплачивается самими работниками. Стремясь к повышению квалификации, они соглашаются на более низкую в период обучения заработную плату, и им же впоследствии достается доход от общей подготовки. Ведь если бы ее финансирование шло за счет фирм, они всякий раз при увольнении таких работников лишались бы своих вложений, воплощенных в их личности. Наоборот, специальная подготовка оплачивается фирмами и им же достается доход от нее, так как в противном случае при увольнении по инициативе фирм потери несли бы работники. В результате общий человеческий капитал. как правило, производят особые «фирмы» (школы, колледжи), тогда как специальный предоставляется непосредственно на рабочих местах.
Термин «специальный человеческий капитал» помог понять, почему среди работников с продолжительным стажем работы на одном месте текучесть ниже и почему заполнения вакансий происходят в фирмах в основном за счет внутренних продвижений по службе, а не за счет наймов на внешнем рынке. В рамках теории человеческого капитала получали объяснение структура распределения личных доходов, возрастная динамика заработков, неравенство в оплате мужского и женского труда и многое другое. Благодаря ей изменилось и отношение политиков к затратам на образование. Образовательные инвестиции стали рассматриваться как источник экономического роста, не менее важный, чем «обычные» капиталовложения .
Новая теория потребления. Столь же революционизирующим оказалось и воздействие «новой теории потребления», сформулированной Беккером в статье «Теория распределения времени». В ней было отвергнуто жесткое противопоставление работы на рынке и досуга. Нерабочее время нельзя считать полностью свободным, поскольку значительная его часть посвящена особому виду деятельности — «домашнему хозяйствованию». Необходимо поэтому различать товары, приобретаемые на рынке, и потребительские блага, являющиеся конечным продуктом деятельности в домашнем секторе и фактически источником полезности.
Спрос предъявляется не на рыночные товары сами по себе, а на извлекаемые из них полезные эффекты, или атомарные объекты выбора — по терминологии Беккера. В конечном счете потребителей интересует не «мясо», а «бифштекс», не «пылесос», а «чистая комната», не «обучение хорошим манерам», а «вежливый ребенок».
Каждая семья предстает в беккеровской трактовке как «мини-фабрика», которая с помощью «производственных факторов» (рыночных товаров, времени членов семьи, других ресурсов) выпускает «конечную продукцию» (базовые потребительские блага). Эти блага могут производиться с применением различных технологий — питаться можно дома или в ресторане, убирать комнату можно самому или нанимать прислугу. Выбор технологии зависит от дохода семьи и от цен на соответствующие «факторы производства». Ключевым для домашнего производства ресурсом являются затраты человеческого времени. Как и в случае образовательных инвестиций, показателем ценности времени, затрачиваемого в домашнем секторе, могут служить потерянные заработки.
Такой подход приводит к переосмыслению понятий «цена» и «доход». Цена любого блага распадается как бы на две части — явную, рыночную (плата при покупке мяса) и неявную, вмененную (ценность времени, пошедшего на приготовление бифштекса). Соответственно «полный доход» семьи складывается из явного, денежного дохода и потерянных заработков, недополученных из-за отвлечения ее членов на работу по дому.
Поведение домашнего хозяйства становится возможно описывать в терминах эффекта дохода и эффекта замещения. Это позволило Беккеру объяснить различия в активности на рынке труда между мужчинами и женщинами, распределение времени членов семьи в зависимости от их производительности в домашнем секторе, последствия применения более совершенного бытового оборудования и др. Скажем, расширение возможностей занятости для женщин и повышение оплаты их труда на рынке равнозначно фактическому удорожанию благ, производимых ими в домаш нем хозяйстве. А это должно вызывать замещение более времяемкнх видов домашней деятельности менее времяемкими и вести к общему перераспределению их времени в пользу рыночного сектора.
Данный подход составил теоретическую основу «экономики домашнего хозяйствования» — еще одной важной ветви «экономического империализма».


Состояние здоровья также трактуется в теории человеческого капитала как некий капитальный запас — частью унаследованный, частью благоприобретенный. (Базовая модель была разработана Г. Гроссманом.) В течение жизни человека происходит износ этого капитала, ускоряющийся с возрастом. (Смерть понимается как полный износ фонда здоровья.) Инвестиции, связанные с охраной здоровья, способны замедлять этот процесс. Поэтому продолжительность жизни человека оказывается в значительной мере результатом его собственного выбора. В рамках теории человеческого капитала большинство смертей предстают как самоубийства — в том смысле, что они могли бы быть отсрочены, если бы больше ресурсов вкладывалось в продление жизни.

3. Экономический анализ преступности

Еще одним ярким примером «экономического империализма» стал экономический анализ преступности. При его разработке Беккер исходил из предположения, что преступники — не психопатологические типы и не «жертвы» социального гнета, а рациональные агенты, предсказуемым образом реагирующие на имеющиеся возможности и ограничения.
Выбор преступной профессии следует понимать как нормальное инвестиционное решение в условиях риска и неопределенности. Отсюда вытекает, что уровень преступности должен зависеть от соотношения сопряженных с нею выгод и издержек (как денежных, так и неденежных). Он будет определяться разностью доходов от легальной н нелегальной деятельности, вероятностью поимки и осуждения, тяжестью наказания и т.д. Если это так, то, например, высокий процент рецидивизма не должен удивлять, поскольку ожидаемая продолжительность «отсидок» учитывается преступниками заранее, в момент выбора профессии.
Рынок преступлений, как и всякий другой, стремится к равновесию. В равновесной ситуации предельные выгоды от криминальной деятельности будут равны ее предельным издержкам. А это значит, что профессию преступника будут преимущественно выбирать индивиды с повышенной склонностью к риску. В случае же любителей риска, как установил Беккер, повышение вероятности задержания оказывается намного более эффективным средством предупреждения преступности, чем увеличение сроков заключения. Он выяснил также, что лица с высоким образованием более склонны к преступлениям, требующим значительных денежных затрат, а лица с низким образованием — к требующим значительных затрат времени. Для первых более тяжким наказанием оказывается тюремное заключение, тогда как для вторых — выплата денежной компенсации (определяющим является опять-таки фактор потерянных заработков).
Коллега Г. Беккера — А. Эрлих проанализировал, используя эко-нометрические методы, статистику убийств. Согласно полученным им результатам, введение смертной казни за убийства способствовало бы заметному сокращению числа подобных преступлений, что недостижимо при тех более мягких наказаниях, которые приняты в большинстве западных стран. Вывод А. Эрлиха вызвал резкое неприятие «гуманистически» настроенной общественности. Однако все попытки опровергнуть его оказались недостаточно убедительными.
По утверждению Беккера, именно экономический подход дает надежные ориентиры для политики, направленной на предотвращение правонарушений. Ее целью должна быть минимизация совокупных издержек от преступности, которые складываются, во-первых, из ущерба непосредственно от самих преступлений и, во-вторых, из затрат общества на борьбу с преступниками и их содержание в заключении. Обеспечение безопасности, реабилитация преступников, компенсация за нанесенный ущерб — все эти формулировки слишком расплывчаты, чтобы служить основой для выработки государственной политики. Минимизация потерь в доходах общества является «более общей и более полезной целью», к которой, считает Беккер, и нужно стремиться государству при борьбе с преступностью.
Экономический подход к преступности завоевал широкую популярность и стал применяться при анализе самых различных разделов законодательства. Более того, в США он был положен в основу реформы системы судебных наказаний.

4. Экономический анализ конкуренции  на политическом рынке

Экономический подход был распространен Беккером также на анализ лоббистского поведения . Он выделяет две основные группы давления: плательщики налогов и получатели субсидий. Государство рассматривается всего лишь как инструмент перераспределения дохода от первых ко вторым.
Цель групп давления — максимизировать благосостояние своих клиентов. Сила давления, оказываемого каждой из них, зависит от числа и богатства ее членов, а также от величины выгод или потерь, связанных с той или иной перераспределительной схемой. Равновесие на политическом рынке достигается тогда, когда предельные потери первой группы сравниваются с предельными выгодами второй.
Однако перераспределительные схемы не нейтральны с точки зрения эффективности. Очень часто они вызывают искажения в системе экономических стимулов и ведут к сокращению благосостояния общества. Кроме того, сама лоббистская деятельность требует от участников значительных затрат. Поэтому сумма налогов, уплачиваемых первой группой, преуменьшает действительное сокращение ее доходов. И наоборот: сумма субсидий, получаемых второй группой, дает преувеличенное представление о действительном приросте ее доходов.
Это ставит первую группу в преимущественное положение на политическом рынке. Допустим, из-за дополнительных потерь в эффективности увеличение налога на 1 дол. оборачивается общими издержками для первой группы в размере 100 дол. и общим выигрышем для второй в размере только 10 центов. Понятно, что давление, исходящее от плательщиков налогов, будет тогда сильнее давления, исходящего от получателей субсидий. Вследствие такой асимметрии политический рынок автоматически минимизирует потери в эффективности, возникающие из-за борьбы за перераспределение дохода.
Обратная асимметрия наблюдается в случае «провалов рынка», когда вмешательство государства обеспечивает повышение эффективности. Тогда преимущество переходит к получателям субсидий: оказываемое ими давление становится сильнее давления со стороны налогоплательщиков. Отсюда Беккер делает оптимистический вывод, что вмешательство государства будет наибольшим там, где это повышает благосостояние общества, и наименьшим там, где снижает его.
Очевидно, что беккеровская трактовка политический конкуренции прямо противостоит теории общественного выбора с ее негативной оценкой роли государства.


ВесЬег 0.5. А ТЬеогу оГСотреИНоп атоп@ Ргеквиге Огоир5 {от РоИ1)са1 1пПиепсе//ОиаДег1у1оигпа1 оГЕсопогтсв. 1983. УЫ. 28. № 6.

5. Экономика семьи

Экономике семьи посвящено, пожалуй, наибольшее число работ Беккера, в том числе монументальный «Трактат о семье» . Не осталось, наверное, ни одного из аспектов жизни семьи, не истолкованных в свете «экономического подхода». Это и разделение труда между полами, и действие механизмов брачного рынка, и выбор между количеством детей и их «качеством», и динамика разводов, и роль альтруизма, и эволюция института семьи в длительной исторической перспективе. Остановимся лишь на некоторых наиболее важных темах.
Разделение труда в семье. Практически все общества прибегают к жесткому разделению труда между полами, когда женщины специализируются на деятельности в домашнем секторе, а мужчины — в рыночном. Обычно такую специализацию объясняют действием либо биологических, либо социокультурных (таких, как дискриминация) факторов. Однако, полагает Беккер, подобная специализация есть прежде всего результат рационального выбора.
Эффективность инвестиций в человеческий капитал прямо зависит от продолжительности периода, в течение которого они приносят затем доход. У того, кто занят профессиональной деятельностью полный день, уровень отдачи образования будет много выше, чем у того, кто уделяет ей лишь половину дня, посвящая другую домашним заботам. Поэтому достаточно небольших исходных различий между полами, будь то биологического происхождения (когда, скажем, женщины обладают лучшими возможностями в выкармливании детей) или социального (когда, скажем, в некоторых профессиях предпочтение отдается мужчинам), чтобы побуждать их специализироваться на накоплении человеческого капитала какого-то одного типа — повышающего. Конечным результатом такой специализации, обусловленной вполне рациональными соображениями, может быть жесткая система разделения труда и устойчивый разрыв в производительности и оплате труда мужчин и женщин.
Анализ «брачного» рынка. Заключение брака интерпретируется Беккером по аналогии с созданием партнерской фирмы: люди вступают в брак, если ожидаемый объем выпуска совместно производимых ими потребительских благ превосходит арифметическую сумму выпусков, которые они могут производить порознь. Взаимодополняемость мужского и женского труда создает достаточно сильный стимул для образования таких союзов. (Интересно отметить, что вопреки общепринятому мнению Беккер утверждает, что экономическим интересам женщин больше отвечала полигамия, а не моногамия, так как она намного увеличивала спрос на них, усиливая тем самым позиции женщин на брачном рынке.)
Однако поскольку потенциальные партнеры не идентичны, а информация о них несовершенна, созданию семьи обычно предшествует поиск (иногда очень длительный). Он может вестись как экстенсивно (увеличение числа контактов), так и интенсивно (лучшее знакомство с имеющимися кандидатами). Поиск на брачном рынке аналогичен поиску на рынке труда. Рациональные агенты прекращают его тогда, когда ожидаемая полезность от вступления в брак оказывается для них выше как ожидаемой полезности от холостой жизни, так и дополнительных издержек, сопряженных с продолжением поиска лучшей пары.
Как же протекает процесс «сортировки» на брачном рынке, «разбивки» соискателей на отдельные супружеские пары? Общий принцип, установленный Беккером, таков: когда какие-то личностные характеристики являются комплементарными (взаимодополнительными) в семейной жизни, сильнее тенденция к заключению браков между «похожими» друг на друга партнерами; когда какие-то характеристики оказываются субститутами (взаимозаменяемыми), сильнее тенденция к заключению браков между «непохожими» друг на друга партнерами. Так, на брачном рынке предпочтение отдается партнерам, близким по росту, цвету кожи, образованию, коэффициенту интеллектуальности, социальному происхождению, но отличающимся по уровню заработков. Вывод не очевидный, но он согласуется с имеющимися данными.
Аналогичным образом разводы происходят тогда, когда полезность от сохранения брака оказывается ниже ожидаемых выгод, связанных с его расторжением. Несовершенством информации, которую можно собрать о партнере до вступления в брак, объясняется тот факт, что большинство разводов происходит в первые годы совместной жизни. Чем длительнее брак, тем ниже вероятность развода, так как супруги накапливают «специальный» — по отношению к данной семье — человеческий капитал (навыки, привычки, установки) и ее распад сопровождается для них поэтому большими потерями. Увеличение числа разводов в развитых странах, по мнению Беккера, вызвано прежде всего возросшей активностью женщин на рынке труда, что резко понизило для них издержки, связанные с жизнью вне брака или с попытками повторного создания семьи.
Экономическая теория рождаемости. Уже в одной из своих ранних статей Беккер высказал мысль, что решение иметь детей аналогично другим инвестиционным решениям, принимаемым рациональными агентами. Дети выступают в его трактовке как своего рода «блага длительного пользования». Они являются для родителей источником удовлетворении (в современном обществе — по преимуществу неденежных), но их содержание и воспитание требуют немалых затрат, как явных, так н неявных (прежде всего — времени родителей). Спрос на детей поэтому отрицательно связан с издержками по их содержанию и положительно — с уровнем дохода родителей. Казалось бы, этому противоречит тенденция к сокращению размеров семьи в процессе экономическою роста. Однако при более высоких ставках оплаты возрастает не только доход семьи — дорожает фактически и время родителей. Поскольку же воспитание детей — процесс чрезвычайно времяемкий, «эффект цены» перевешивает «эффект дохода», так что с повышением заработной платы, предлагаемой на рынке, спрос на эти «блага» (т.е. рождаемость) сокращается.
Не менее важный элемент планирования семьи, впервые проанализированный Беккером, — выбор между «количеством» детей и их «качеством» (состоянием их здоровья, уровнем образования и т.д.). В известной мере, как было им выявлено, «качество» и «количество» взаимозаменяемы, причем они связаны сложной, нелинейной зависимостью. Поэтому даже небольшое «удорожание» содержания детей (например, из-за падения экономической ценности их труда в городских условиях по сравнению с сельскими) может запускать этот процесс и вести к резкому сокращению рождаемости .
Кроме того, экономический рост, повышая нормы отдачи образования и стимулируя тем самым спрос на «качество» детей, дополнительно подрывает спрос на их «количество». Именно эти два фактора, по мнению Беккера, и лежали в основе резкого сокращения размеров семьи в индустриально развитых странах.
Роль предпочтений и процесс их формирования. Многие работы Беккера посвящены доказательству, что модель «человека экономического» не связана жестко с каким-то одним типом мотивации. В частности, в нее вполне вписывается альтруистическое поведение. Альтруизм понимается как положительная зависимость между функциями полезности разных людей: например, благосостояние матери тем выше, чем благополучнее ее ребенок. (Другими словами, функция полезности ребенка входит как один из аргументов в функцию полезности матери.) Зависть означает аналогичную зависимость, но только отрицательную: завистнику тем лучше, чем хуже другому, и, наоборот, тем хуже, чем другому лучше. Эгоизм же предполагает отсутствие взаимосвязи функций полезности разных людей.
Отталкиваясь от такого понимания, Беккер сформулировал ставшую знаменитой «теорему о дурном ребенке», раскрывающую роль альтруизма в семье. Она гласит, что если глава семьи (бенефактор) является альтруистом, то даже «дурной» ребенок (бенефициарий), движимый исключительно эгоистическими мотивами, все равно будет демонстрировать альтруистическое поведение. Говоря иначе, эгоист будет учитывать интересы других членов семьи и так же, как они, стремиться к максимизации общего дохода семьи.
Это можно пояснить на простом примере. Пусть эгоист Том может предпринять некое действие, которое, увеличив его доход на 1 тыс. дол., сократило бы доход его сестры Джейн на 1,5 тыс. «Теорема о дурном ребенке» гласит, что альтруистическое поведение отца удержит Тома от подобного поступка. Если бы он совершил его, общий доход семьи уменьшился бы на 500 дол. Отец, пекущийся о благосостоянии как Тома, так и Джейн, постарался бы тогда перераспределить бюджет семьи таким образом, чтобы сокращение уровня потребления затронуло отдельных ее членов примерно в равной мере. Поэтому он сократил бы свои «трансферты» для Тома более чем на 1 тыс. дол., увеличив их при этом для Джейн менее чем на 1,5 тыс. В итоге Том остался бы в проигрыше. Предвидя подобное развитие событий, он станет воздерживаться от любых действий, наносящих ущерб благосостоянию семьи (как бы плохо ни относился он к другим ее членам), и делать все возможное для улучшения ее положения. Так альтруизм главы семьи побуждает к кооперативному поведению всех остальных и способствует максимизации их общего уровня благосостояния.
Это, по мысли Беккера, помогает понять, почему на рынке преобладает эгоистическое поведение, тогда как в пределах семьи — альтруистическое. Дело не в том, что фирмам альтруизм чужд. Просто на рынке он менее эффективен, чем эгоизм. Известно, что денежные трансферты больше отвечают интересам получателей, чем выплаты в натуре. Поэтому и помощь альтруистически настроенных фирм окажется эффективнее, если она будет принимать форму денежных пожертвований, а не снижения цен на выпускаемую продукцию. Другими словами, даже альтруистические фирмы будут вести себя «эгоистически» (стремиться к максимизации прибыли), чтобы иметь больше возможностей для развертывания филантропической деятельности.
Напротив, в пределах семьи эффективнее альтруизм. У альтруистов происходят своего рода «удвоение» полезности: они извлекают ее не только из тех благ, которые потребляют сами, но и из тех, которые потребляют их близкие. Поэтому, полагает Беккер, у альтруистов лучше шансы на выживание в процессе естественного отбора. Они больше заботятся о детях, тем самым содействуя их успеху в последующей взрослой жизни. Так альтруизм передается из поколение в поколение. Отсюда следует, что в ходе развития человечества он должен был распространяться среди все большего числа семей.
Какими установками преимущественно руководствуется человек, во многом определяется его детским опытом, когда закладывается основа индивидуальных привычек и вкусов. В связи с этим Беккер говорит о рациональном формировании предпочтений. Его можно считать рациональным, если, воспитывая в детях определенные склонности и установки, родители учитывают, как это скажется впоследствии на их взрослом поведении.
Вопрос о характере предпочтений приобретает особую важность при изучении процесса передачи капитала - как физического, так и человеческого - от одного поколения к другому. Как показал Беккер, родители-альтруисты будут передавать богатство детям прежде всего путем инвестиций в их человеческий капитал, поскольку отдача таких инвестиций выше. Родители-эгоисты будут недоинвестиро-вать в человеческий капитал детей, затрачивая больше средств на свое текущее потребление. Однако и они нуждаются в поддержке детей в пожилом возрасте. Учитывая это, они станут воспитывать в своих детях чувство вины, не позволяющее пренебрегать поддержкой родителей в старости. Для эгоистических семей чувство вины оказывается заменой (правда, недостаточно эффективной) альтруизма, потому что в подобной ситуации даже родители-эгоисты начинают больше инвестировать в человеческий капитал своих детей. Ведь чем образованнее дети, тем выше их взрослые заработки, а чем выше заработки, тем больше объем поддержки родителей.
В итоге Беккер приходит к важному общему выводу: выработка в людях определенных привычек и установок повышает эффективность социального взаимодействия. Привычное поведение заменяет формальные институты в тех случаях, когда их функционирование оказывается невозможно .


Вес1(ег0.8.АТгеаЙ8е оп1Ье РатИу. СатЬгЫбе (МА), 1981.

ВесЬег 0.8. Ап Есопоггпс Апа1у5{5 оГ РеППНу. 1п: ОетоегарЫс апс1 Есопоп-пс СЬап§е т Оеуе1орес1 Соигипек. РппсеЮп, 1960.

Например, родители не могут заключить с ребенком контракт, по которому одна сторона брала бы на себя обязательство предоставить хорошее образование, а другая в обмен на это обеспечить надежную поддержку в старости.

6. «Экономический подход» как исследовательская программа

Осмысление «экономического подхода» в качестве всеобщей поведенческой парадигмы также было предложено Беккером. «В самом деле, — отмечал он, — я пришел к убеждению, что экономический подход является всеобъемлющим, он применим ко всякому человеческому поведению — к ценам денежным и вмененным «теневым», к решениям повторяющимся и однократным, важным и малозначащим, к целям эмоционально нагруженным и нейтральным, к богачам и беднякам, мужчинам и женщинам, взрослым и детям, умным и тупицам, пациентам и врачам, бизнесменам и политикам, учителям и учащимся».
Согласно Беккеру, все человеческое поведение в целом подчинено одним и тем же фундаментальным принципам. Он выделяет три важнейших — максимизирующего поведения, рыночного равновесия и устойчивости вкусов и предпочтений: «Связанные воедино предположения о максимизирующем поведении, рыночном равновесии и стабильности предпочтений, проводимые твердо и непреклонно, образуют ядро экономического подхода в моем понимании» .
Первый из этих принципов подразумевает, что люди ведут себя рационально, т.е. стремятся к достижению наилучших из возможных результатов. (Напомним: к вопросу о мотивах это не имеет прямого отношения; мотивы могут быть и эгоистическими, и альтруистическими, и какими угодно еще.)
Второй связан с одной из центральных для Беккера идей о вездесущности «неявных цен», «неявных издержек» (типа потерянных заработков). Можно поэтому утверждать, что деятельность людей всегда и во всех случаях координируется рынками — явными или неявными. «Образовательный рынок», «брачный рынок», «рынок идей», «рынок преступности» — не просто метафоры: именно они
придают взаимосогласованность разрозненным действиям отдельных агентов.
Обоснованию третьего принципа — устойчивости человеческих предпочтений — посвящена знаменитая статья Беккера «О вкусах не спорят», написанная в соавторстве с Дж. Статором. Казалось бы, это никак не согласуется с очевидными фактами изменчивости и неединообразия предпочтений людей разных стран и эпох. Однако формулировка Беккера и Стиглера предполагает стабильность предпочтений по отношению к базовым потребительским благам, а не к рыночным товарам. Например, смена мод не свидетельствует о прихотливости человеческих вкусов, потому что саму потребность «выделяться» можно считать всеобщей.
Таким образом, речь идет не о стабильности конкретных предпочтений — анализу изменений в них, как мы видели, уделяется немало места в исследованиях самого Беккера, а о метапредпочтениях, касающихся базовых потребительских благ. Исходя именно из этих метапредпочтений, индивиды стремятся сформировать в себе такую структуру потребностей, которая обеспечивала бы им в будущем максимум полезности.
Принцип стабильности предпочтений имеет эвристическое значение: он предполагает, что если поведение людей стало другим, причину следует искать не в сдвигах в их внутренней системе ценностей, а в их реакции на изменившиеся внешние условия, ограничивающие поле выбора. Столь частые в исследованиях по социальным проблемам ссылки на иррациональность поведения людей, невежество или внезапные сдвиги в наборе ценностей Беккер считает научным пораженчеством.
Свою нобелевскую лекцию он завершил такими словами: «На меня производит сильное впечатление, как много экономистов проявляют желание заниматься исследованием социальных вопросов, а не тех, что традиционно составляли ядро экономической науки. В то же самое время экономический способ моделирования поведения нередко привлекает своей аналитической мощью, которую обеспечивает ему принцип индивидуальной рациональности, специалистов из других областей, изучающих социальные проблемы. Влиятельные школы теоретиков и исследователей-эмпириков, опирающихся на модель рационального выбора, активно действуют в социологии, юриспруденции, политологии, истории, антропологии и психологии. Модель рационального выбора обеспечивает наиболее перспективную основу, имеющуюся в нашем распоряжении, для унифицированного подхода представителей общественных наук к изучению социального мира».
С самого начала «экономический империализм» вызывал к себе неоднозначное отношение. С одной стороны, нашлось немало энтузиастов, которые продолжили предпринятое Беккером «вторжение» в пределы других социальных наук. С другой стороны, очень часто «экономический империализм» наталкивался на откровенно враждебный прием. Идея человеческого капитала, кажущаяся сегодня самоочевидной, была встречена в штыки педагогической общественностью, усмотревшей в ней низведение человека до уровня «машины»; резко критической была реакция некоторых демографов и социологов на «Трактат о семье» (его автор был, в частности, обвинен в «сексизме»); попытка представить «экономический подход» в качестве всеобъемлющей теории человеческого поведения также вызвала отпор со стороны многих исследователей. П. Самуэльсон охарактеризовал беккеровский анализ как «бесплодные разглагольствования», имеющие целью запугать сверхусложненным экономическим жаргоном исследователей-неэкономистов.
По мнению Дж. Хиршлейфера, «оккупация» экономистами соседних областей знания проходит всегда через два этапа. Первый — это этап быстрых успехов, когда наблюдения и закономерности, выявленные той или иной дисциплиной, переводятся на язык экономической науки. На втором «экономический подход» начинает сталкиваться с проблемами, сопротивляющимися такому переводу и требующими углубления и переосмысления основ самой экономической теории.
Почему избиратели участвуют в выборах, хотя рациональный расчет должен подсказывать им, что это напрасная трата времени, поскольку голос одного человека все равно ничего не решает? Почему некоторые добровольцы без всякого вознаграждения принимают участие в производстве общественных благ? Почему большинство людей не преступают закона даже при наличии очень сильных экономических стимулов? Почему многие проявляют такую твердость в отстаивании своих идеологических убеждений, иногда даже с риском для собственной жизни?
В рамках «экономического подхода» нелегко ответить на эти вопросы. По-видимому, его претензии на роль универсальной науки об обществе действительно преувеличены. Однако нельзя не признать, что он привел к взаимообогащению самых различных отраслей знания и что его возможности далеко не исчерпаны. В любом случае сегодня уже ясно: будущее экономической науки заключается в дальнейшем раздвижении ее границ, а не в замыкании на узкоэкономических проблемах.

Беккер ГС. Указ. соч. С. 26.

Рекомендуемая литература

Беккер Г.С. Экономический анализ и человеческое поведение // THESIS. 1993. Т. 1. Вып. 1.
Капелюшников Р. В наступлении — homo oeconomicus// Мировая экономика и международные отношения. 1989. № 4.
Капелюшников Р.И. Экономический подход к человеческому поведению Гэри Беккера // США: экономика, политика, идеология. 1993. № 11.
BeckerG.S. Human Capital. N.Y., 1964 (рус. пер. избранных глав: Беккер Г. Человеческий капитал // США: экономика, политика, идеология. 1993. № 11-12).
Becker G.S. The Economic Approach to Human Behavior. Chicago, 1976.
Becker G.S. The Economic Way of Looking at Life. Nobel Lecture, December 1992.
Becker G.S. A Treatise on the Family. Cambridge (MA), 1981; Economic imperialism: the economic approach applied outside the field of economics. Ed. by G. Radnitzky and P. Bernholz. N.Y., 1987.
HirshleiferJ. The expanding domain of economics//American Economic Review. 1985. Vol. 75. № 6.
Posner R.A. The Economics of Justice. Cambridge (Mass.), 1981.
StiglerG.J. and Becker G.S. De Gustibus Non EstDisputandum//American Economic Review. 1977. Vol. 67. № 2 (рус. пер.: СтиглерДж. и Беккер Г. О вкусах не спорят // США: экономика, политика, идеология. 1994. № 2).

.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел Экономика и менеджмент












 





Наверх

sitemap:
Все права на книги принадлежат их авторам. Если Вы автор той или иной книги и не желаете, чтобы книга была опубликована на этом сайте, сообщите нам.