Библиотека

Теология

Конфессии

Иностранные языки

Другие проекты







Ваш комментарий о книге

Кузнецова О. Шапкин И. История экономики

ОГЛАВЛЕНИЕ

РАЗДЕЛ III. ПОСТИНДУСТРИАЛЬНОЕ ОБЩЕСТВО: ПРОБЛЕМЫ И ПЕРСПЕКТИВЫ

Глава 11. ОСНОВНЫЕ ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ТЕНДЕНЦИИ И МОДЕЛИ ТРАНСФОРМАЦИИ МИРА ПОСЛЕ ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ

11.1. Интернационализация хозяйственной деятельности и экономическая интеграция

Послевоенное развитие мировой экономики можно разделить на два основных этапа. Первый начался после окончания второй мировой войны и продолжался до 70-х годов. Развитые страны восстановили свои хозяйства после войны и вышли на траекторию устойчивого роста. Экономические теории, взятые на вооружение правительствами, были близки по духу идеям Д.М. Кейнса. В США и Западной Европе в 60-е годы процветала идеология «общества всеобщего благосостояния». Прохождение страной такого этапа в настоящее время считается совершенно необходимым, чтобы страна могла в дальнейшем воспринять идеи постиндустриального общества.
В июле 1944 г. в американском городке Бреттон-Вудс состоялась конференция 44 стран, на которой были определены не только основные черты послевоенного экономического устройства, но и расстановка сил в мировом хозяйстве. На этой конференции Англия прощалась со своим статусом мирового лидера, сохранявшимся за ней два столетия.
В Бретгон-Вудсе было решено, что в послевоенный период будет действовать завуалированный золотой стандарт. Мировыми деньгами оставалось золото, а в качестве расчетного средства могла использоваться валюта отдельных государств, которая в таком случае должна была быть обеспечена золотом. Формально любая страна могла предложить свою валюту в качестве мировых денег, но реально на это решились только две – США и Великобритания. Однако когда после войны Великобритания попыталась на практике осуществить привязку своей валюты к золоту, ее золотые запасы стали стремительно истощаться, поскольку остальные страны стали менять фунты на золото. Через несколько месяцев после начала этого эксперимента Великобритания отказалась поддерживать фунт и в мире осталась одна резервная валюта – доллар, который был привязан к золоту в пропорции: 1 тройская унция = 35 долл. Остальные же страны должны были поддерживать курс своих валют фиксированным по отношению к доллару.
Для обеспечения работоспособности новой валютной системы был создан Международный валютный фонд (МВФ), в кредитной сфере организован МБРР (Международный банк реконструкции и развития).
До начала 80-х годов многие страны еще могли, не обращая внимания на остальной мир, строить свою, самобытную, независимую от других экономику, проводя индустриализацию импортозамещающего типа (как это происходило в социалистических странах и странах Латинской Америки). Однако в 80-е годы наступил следующий этап развития мирового хозяйства – этап решительной либерализации и ускоренной интернационализации.
В экономической теории произошел неоконсервативный сдвиг и на первый план вышли воззрения, делавшие акцент на свободе и предприимчивости (монетаризм, теория рациональных ожиданий, экономика предложения). Роль государства подверглась решительному пересмотру, и стало ясно, что в условиях глобальной интернационализации экономической и социальной жизни усиленная регулирующая роль государства может подавить экономическую активность, привести к бегству капиталов из страны.
80-е и 90-е годы – это время либеральных реформ или судорожных попыток их проведения в десятках стран мира, в том числе социалистических, странах Латинской Америки, США, Великобритании и многих других.
Весь послевоенный период отмечен созданием все новых международных институтов и органов, регулирующих различные аспекты мировой системы, постоянным формированием региональных и международных блоков и группировок.
В послевоенный период стремительно развиваются международная торговля и расширяются потоки капитала. Любая быстрорастущая фирма в скором времени наталкивается на узость национального рынка для реализации своей продукции и пытается выйти за его границы. Такой выход первоначально происходит за счет массированного наращивания экспорта произведенной в стране продукции. Компания выходит на международный рынок, продавая там свои товары и тем самым расширяя объемы международной торговли. Через некоторое время наступает следующий этап, когда компания начинает строить заводы в других странах, экспортируя туда уже не товары, а капитал, т.е. способность эти товары создавать.
Современные крупнейшие компании мира являются вертикально интегрированными и диверсифицированными концернами: различные стадии создания продукта располагаются в различных странах. Теперь автомобильный концерн может производить двигатели где-нибудь в Бразилии, стекла для автомобилей в Италии, кузова в Германии, а сборку осуществлять в Великобритании. В этом случае компания превращается в транснациональную корпорацию (ТНК). При этом инвестиции в реальные активы называются прямыми.
В результате деятельности ТНК многие традиционные категории мировой торговли принимают двойственный характер. Так, если японская корпорация строит свой завод по сборке -цветных телевизоров в Малайзии в расчете на ее дешевую рабочую силу, то, с точки зрения Японии, вывоз комплектующих для их сборки входит в состав экспорта. Малайзия же записывает эти поставки в свой импорт. С точки же зрения японской компании, это просто внутрипроизводственные перемещения из одного своего цеха в другой. Разница состоит только в том, что эти цеха расположены в разных странах. По оценкам комиссии при ООН, которая занималась изучением деятельности ТНК в мировом хозяйстве, в конце 80-х годов более 40% мировой торговли представляло собой, по сути, внутрипроизводственные поставки ТНК.
Деятельность ТНК существенно ограничивает свободу действий национальных правительств. Особенно это стало заметно в 80–90-е годы, когда в экономической политике большинства стран мира начался поворот к более либеральным правилам хозяйствования.
Деятельность ТНК – важнейший преобразователь мировых экономических и социальных систем. Крупнейшие из таких компаний являются настолько мощными экономическими субъектами, что объем их продаж превышает ВВП большинства стран на планете. Например, оборот компании «Дженерал моторз» в 1996 г. превысил 165 млрд долл., что более чем вдвое превышает ВВП Израиля. Естественно, что ТНК требуют от правительств унифицировать правила международной игры и ликвидировать барьеры на пути вывоза товаров, услуг, капитала и рабочей силы, а к их требованиям приходится прислушиваться. Унификации и либерализации подвергаются все сектора, обслуживающие деятельность этих международных «монстров».
ТНК привносят в другие, особенно развивающиеся страны новые знания, новую культуру, в первую очередь новые отношения в производство. На бытовой культуре аграрного общества невозможно построить не только постиндустриальное, но и индустриальное общество. Международные корпорации при поддержке национальных правительств «взламывают» социальные структуры традиционных обществ и преобразуют их в соответствии с «международными стандартами». Бытовая культура и ценности в разных регионах мира становятся все более и более похожими.
В настоящее время большинство стран мира еще не прошли стадию строительства национальных государств, в то время как высокоразвитые уже выходят за эти рамки. Хотя экономики (как правила игры) передовых стран – США, Германии, Японии – очень сильно отличаются друг от друга (национальные и культурные традиции населения этих стран совершенно различны), по мере развития они становятся все более похожими друг на друга. Мощнейшие потоки капитала между странами переплавляют и унифицируют их. Наблюдающаяся в настоящее время разница объясняется просто разным временем, которое потратила каждая нация на достижение современного уровня развития. Американцы уже забыли, что такое начальная эпоха развития капитализма, а в Японии еще живут люди, строившие эту страну в послевоенный период.
В послевоенный период начался новый этап развития, основанный на идеологии интернационализации и консолидации.
Развитые страны стали предпринимать шаги по либерализации торговли и недопущению торговых войн. Поначалу переговорный процесс шел на двусторонней основе, т.е. страны индивидуально договаривались друг с другом и успех зависел от желания и готовности каждой стороны идти на уступки. Так что условия экспорта или импорта одного и того же товара могли существенно различаться в зависимости от страны контрагента.
Затем стало ясно, что развитие производительных сил требует все более активного обмена между многими странами и унифицированных правил игры на международном рынке. Поэтому в 1947 г. 23 страны подписали Генеральное соглашение о тарифах и торговле (ГАТТ), которое было направлено на упорядочение международной торговли и максимальное снижение (а в идеале и полное устранение) таможенных барьеров и других ограничений.
ГАТТ была неправительственной организацией, где все участники пользовались одинаковыми правами. В ее рамках велись многолетние и многосторонние переговоры, направленные на снижение тарифов и ликвидацию импортных квот. Эта организация во многом способствовала тому, что в настоящее время тарифы составляют менее 5% облагаемого пошлинами импорта, тогда как в межвоенный период они иногда превышали 50%.
До 1986 г. в рамках этой организации было проведено семь раундов переговоров, длившихся по нескольку лет и направленных на снятие ограничений в международной торговле. В 1986 г. в Уругвае в местечке Пунта-дель-Эсте начался новый, самый значительный по возможным последствиям раунд. Цель его заключалась в полном устранении барьеров в торговле сельскохозяйственной, текстильной продукцией, услугами и в создании единой системы защиты интеллектуальной собственности.
По сути, речь идет о создании единого экономического пространства во всемирном масштабе. Это означает, что постепенно может быть сформирована единая мировая структура производства. Но отсюда же следует, что ее создание должно сопровождаться колоссальной структурной перестройкой национальных хозяйств во многих странах. Ведь, к примеру, при снятии имеющихся ныне торговых ограничений и запрете государствам субсидировать продукцию национальных предприятий сельское хозяйство многих стран придет в упадок и его придется свертывать. Естествен но, что переговоры в этом направлении идут очень трудно и сталкиваются с громадным противодействием внутри каждой страны.
Масштабность возникших проблем потребовала дальнейшей реорганизации самой ГАТТ, и в марте 1994 г. было принято решение о преобразовании ее во Всемирную торговую организацию (ВТО), в которую автоматически вошли страны–члены ГАТТ.
Необходимость преобразования ГАТТ в ВТО диктовалась изменившимися условиями международной жизни. Высокоразвитые страны, создающие большую часть мирового ВВП, вступили в фазу постиндустриального общества с ускоренным развитием сферы услуг и особым вниманием к интеллектуальной собственности. Особенность интеллектуальных отраслей состоит в том, что там вырабатываются новые знания, генерируется новая информация. Но получение новых знаний – очень дорогой процесс, а распространить их можно легко и быстро. Производители новых интеллектуальных продуктов, естественно, заинтересованы в том, чтобы окупить свои немалые затраты, а следовательно, в защите своих прав собственности.
ГАТТ не была приспособлена для решения многих важнейших вопросов. Например, регулирование услуг вообще не входило в ее компетенцию (она занималась товарами); услугами ведала другая организация. Кроме того, ГАТТ имела несколько «рыхлую» структуру и страны–члены организации не могли выступать единым блоком по отношению к третьим странам, т.е. государствам, которые не входили в данную организацию и, следовательно, не были связаны соответствующими соглашениями.
Многие спорные вопросы, которые не удалось разрешить в рамках Уругвайского раунда, достались по наследству Всемирной торговой организации.
В послевоенный период важным фактором мирового развития стала интеграция в различных формах. Например, страны-соседи с интенсивным торговым обменом и примерно сопоставимым уровнем хозяйственного развития могут договориться об организации зоны свободной торговли. Такая свобода (от торговых ограничений) может быть различной: от сниженных по сравнению с другими странами, не являющимися участниками соглашения, тарифов до полной отмены всяких ограничений по движению товаров, капиталов и рабочей силы между государствами-участниками. В мире существует множество региональных блоков, члены которых находятся на той или иной стадии интеграции (например, «Меркозур» в Латинской Америке, НАФТА – в Северной Америке).
Ко все более полной интеграции последовательно движется Европейский союз (ЕС), на повестке дня у которого стоит не только отмена всех ограничений на торговлю, но и создание единого парламента и правительства. По отношению к «внешним» странам все члены таких соглашений проводят, как правило, единую таможенную политику, ставя их, тем самым, в менее благоприятные условия. Нужно учесть, что страны, которые пытаются создать более свободные правила экономической игры друг с другом, вынуждены одновременно договариваться и о единой политике в отношении третьих стран. Если этого не сделать, то некоторые страны-участницы могут снизить внешние таможенные барьеры по сравнению со своими соседями, переключив на себя весь ввоз товаров в зону свободной торговли и собирая за всех таможенные пошлины. Как раз с такой проблемой в свое время столкнулась Россия, пытаясь ликвидировать барьеры на пути торговли с Белоруссией.
Углубляющаяся экономическая интеграция приводит к необходимости создания наднациональных органов, способных координировать усилия различных стран и формировать механизмы для цивилизованного решения спорных вопросов. Создавая такие органы, национальные государства передают им часть своих полномочий, ограничивая, тем самым, собственную свободу действий.
Необходимость создания наднациональных органов диктуется потребностью унификации правового пространства разных стран (правил игры) и, что очень важно, потребностью координации экономической политики. Национальные государства пытаются регулировать экономику мерами экономической (налоговой, таможенной и т.д.), фискальной, монетарной политик. При открытости границ между участниками блока действенность любых предпринимаемых шагов резко снижается.
Итак, интеграция стран-соседей обычно начинается с таможенного союза (в идеале – это снятие всех или большинства таможенных барьеров в торговле друг с другом и проведение единой таможенной политики с третьими странами) и переходит к общему рынку со свободным движением труда, капитала и предпринимательства.
На этой основе возможен экономический и валютный союз, а впоследствии переход к единой денежной системе. В политике этот процесс сопровождается сначала тесной координацией национальных правительств со все большей передачей полномочий наднациональным органам, а в конечном итоге завершением процесса становится создание единого правительства и единого парламента.
Пока ни один экономический блок в своем развитии не достиг стадии полноценного единого правительства (хотя наиболее близок к этому Европейский союз), поэтому ныне важную роль играют международные организации. Так, Организация Объединенных Наций (ООН) и находящиеся в ее структуре международные организации, наиболее известными из которых являются Международный валютный фонд (МВФ) и Международный банк реконструкции и развития (МБРР), пытаются решать и международные экономические проблемы. Кроме того, специфическую роль на международной арене играют регулярные совещания глав высокоразвитых стран.
Высокоразвитые страны образуют несколько «клубов», наиболее известным из которых является G-7(или «Большая семерка»). Целью этого объединения являются ежегодные встречи глав семи (США, Японии, Германии, Великобритании, Франции, Италии, Канады) наиболее промышленно развитых стран мира, на которых обсуждаются мировые валютные проблемы, проблемы равновесия платежных балансов и вопросы взаимной торговли.
Спектр международных экономических организаций в настоящее время чрезвычайно широк. Каждая из них решает свой круг вопросов, касающихся мирового развития. Обычно решения, которые принимают международные организации, носят, так сказать, сетевой характер. Если одна из них решает свой круг вопросов, это является сигналом для вступления в переговоры остальных. Классический пример такого подхода - последовательность в решении вопросов по международной задолженности. Сначала страна договаривается с МВФ, и только после этого с ней могут иметь дело страны Парижского, Лондонского клубов, Мировой банк и т.д. Сам же МВФ зависит в принятии решений и в своих действиях от высокоразвитых стран из клубов G-7 или G-10.

11.2. США. Экономические проблемы страны – лидера мировой экономики

После войны в мире существовало два лидера – СССР и США, предложивших миру две модели развития. Эти модели отражали совершенно разный взгляд на мир. СССР опирался на мировоззрение в недавнем прошлом отсталой страны, стремительно ворвавшейся в разряд передовых индустриальных стран с полуиндустриальной-полуаграрной системой ценностей его населения. США являлись выразителем мировоззрения уже зрелой индустриальной экономики, стремительно переходящей к новой стадии развития – постиндустриальному обществу.
Модель развития, которую предложил Советский Союз, пользовалась популярностью в послевоенный период среди подавляющего большинства населения планеты, так как большая часть стран мира находилась либо на аграрной стадии, либо на самой начальной стадии индустриализации. Всем этим странам хотелось по возможности быстрее изменить свое положение в мире и покончить с нищетой. Наглядным примером возможности практического решения этой проблемы являлся СССР.
Американские же рецепты экономического развития для большинства стран не подходят, потому что любая экономика – это взаимосвязанная система, в которой действуют живые люди со своей системой ценностей и национальной психологией. Экономика должна быть вписана в социальную систему страны и, по сути, является продолжением системы ценностей, господствующей в данном обществе.
Правила экономической игры, на которых основывалась американская модель (свобода предпринимательства и личности, уважение граждан к закону, мобильность населения в целях более рационального размещения факторов производства, отсутствие личной зависимости людей друг от друга и т.п.), были совершенно непонятны и чужды как населению, так и правительствам развивающихся стран. Не могли там работать и многие предлагаемые американцами экономические механизмы. В самом деле, независимый центральный банк в условиях архаичной денежной системы доиндустриального общества с фидуциарными, а не кредитными деньгами просто не мог применять те меры по регулированию экономики, которыми пользовались в США (к тому же в послевоенный период многие из мер монетаристской политики даже в США еще были или неизвестны, или не отработаны). Требование американцев балансировать бюджет у развивающихся стран также вызывало и вызывает отторжение.
Очевидно, что для экономического развития и хотя бы первичной индустриализации страна должна смягчить проблему бедности (чтобы у людей заработал стимул к зарабатыванию денег), развернуть масштабную программу образования (поскольку бессмысленно говорить о развитии в элементарно неграмотной стране), начать строительство капиталоемких инфраструктурных объектов, что всегда ложилось на плечи, а следовательно, и на бюджет государства (энергетика, транспорт, связь), принять меры по благоустройству городов, в которые будут перемещаться массы сельского населения, и пр.
Очевидно также, что доходы бюджета, адекватные требуемым расходам, в отсталых странах получены быть не могут, поскольку налогооблагаемая база нищего населения ничтожна, содержание квалифицированного налогового аппарата само по себе дорогое удовольствие, да и собрать деньги в стране с архаичной монетарной системой, в которой основную часть денежной массы составляют наличные деньги, просто нереально. Очевидно также, что фискальная политика регулирования занятости и инфляции в американском понимании в развивающихся странах также неработоспособна.
Элементы американской модели, примененные с учетом национальной специфики, первыми стали использовать сравнительно индустриально развитые государства, расположенные в Западной Европе, а также Япония, находившаяся в зоне оккупации США Восприняв экономические механизмы, более подходящие для новой стадии развития, эти страны стали быстро развиваться, что привело через три-четыре десятилетия после окончания второй мировой войны к новой расстановке сил в мире. К тому времени, когда Советский Союз распался и его страны-сателлиты получили возможность самостоятельно определять свою политику, в мире появились два новых экономических центра, сопоставимых по мощи с США, – Европейский союз и группа стран Юго-Восточной Азии. Каждый из этих новых центров не монолитен, и в каждом из них есть две-три страны, борющихся за лидерство.
Хотя американцы оказали огромное влияние на формирование экономик своих будущих конкурентов и союзников, тем не менее нужно заметить, что экономические механизмы, присущие постиндустриальной стадии развития, были удачно вписаны в национальную хозяйственную структуру каждой страны и отнюдь не копировались слепо с экономики Соединенных Штатов. Просто перенести их из США, например, в Японию невозможно, тем более что той же Японии после мировой войны пришлось восстанавливать экономику заново, по сути, второй раз проходить стадию индустриализации. Стратегия экономического роста, примененная данной страной, была чрезвычайно своеобразной, но она соответствовала системе мышления и национальным традициям японцев. Впоследствии аналогичные механизмы (с поправкой на местные особенности) были применены и в некоторых других азиатских странах, например Южной Корее.
За годы войны промышленное производство США удвоилось, а прибыли корпораций утроились. Алюминиевая промышленность выросла в 6 раз, самолетостроение – в 16, производство синтетического каучука – в 400. В результате США стали обладателями 2/з объема промышленного производства и золотого мирового запаса.
Соединенные Штаты предложили свободному миру свою валюту в качестве мировых денег, свой рынок для сбыта продукции, свои капиталы для восстановления разрушенных войной экономик, свою идеологию, в том числе и экономическую. Ориентация других стран на американский рынок заставила их постепенно адаптировать и свои собственные экономики к требованиям, предъявляемым США.
Однако в основу системы послевоенного устройства были заложены противоречия, которые стали очевидны в конце 60-х годов. Во-первых, послевоенная валютная система была, по сути, основана на золотом стандарте, только прикрытом долларом. Очевидно, что золото уже не могло служить мировыми деньгами. Расширение международного товарооборота и рост потоков капитала между странами не могли ограничиваться производительностью золотодобывающих шахт. Растущий мир требовал и растущего объема международных денег, способных обслуживать мировой платежный оборот и потоки капитала. Поэтому только вопросом времени было «отцепление» доллара от золота. В начале 70-х годов была ликвидирована привязка доллара к золоту.
Во-вторых, мир, построенный на принципах Бреттон-Вудса, предполагал фиксированные валютные курсы других стран по отношению к доллару. Но система фиксированных валютных курсов может поддерживаться только в том случае, если относительные позиции остальных стран по отношению к лидеру остаются неизменными, а в мировой системе не происходит структурных сдвигов. Однако более быстрый рост многих стран Европы и Японии, вызванный, в частности, восстановлением разрушенных войной экономик и более высокой нормой накопления в них, разрушал сами предпосылки сохранения валютной зоны, основанной на долларе.
Так, в 50–60-е годы норма накопления в Германии была равна 35%, а в США – 25%. В 70-е годы к Германии прибавилась Япония, которая два десятилетия держала норму накопления на уровне 25-35%. В США в 70–80-е годы она составляла 18%.
Кроме того, послевоенный мир основывался на одном экономическом лидере, который обеспечивал себя, всю мировую торговлю и мировое движение капитала своими деньгами. Валюта одной страны – США – была резервной и во многом служила обеспечением для выпуска национальных денег другими странами. Однако государство, валюта которого является резервной, хотя и получает определенные преимущества в финансировании своей экономики, но сталкивается с большими трудностями, которые проявляются на протяжении длительных промежутков времени.
Во-первых, лидер не только не ограничивает, но и стимулирует приток к себе импорта. Поэтому США обязаны были иметь отрицательное сальдо счета текущих операций платежного баланса.
Во-вторых, лидер кредитует остальной мир, выдавая долгосрочные кредиты, чтобы в других странах не возник внезапный дефицит резервов. Поэтому США должны были иметь также и отрицательное сальдо счета движения капитала платежного баланса.
Очевидно, что никакая другая страна позволить себе этого не может, поскольку платежный баланс страны должен быть сбалансирован и отрицательное сальдо по текущим операциям должно быть покрыто, положительным по счету движения капитала и, наоборот.
Ясно, что страна-лидер по необходимости имеет завышенный валютный курс. Спрос на валюту существует не только для проведения торговых и кредитных операций, но и для создания резервов в других странах. Причем эти резервы создаются как их официальными органами (центральными банками и правительствами), так и частными лицами.
Завышенный валютный курс приводит к тому, что импорт становится очень дешевым, следовательно, жизненный уровень и уровень богатства в стране-лидере растут быстрее, чем могло бы происходить за счет собственного экономического роста. Собственные импортозамещающие производства становятся неконкурентоспособными, но их неэффективность маскируется ростом благосостояния. Тем более, что сильная валюта позволяет относительно дешево покупать не только потребительские товары, но сырье и полуфабрикаты. Дешевое импортное сырье также порождает иллюзию эффективности экономики.
Привычкой становится перепотребление, и поэтому снижаются стимулы к повышению эффективности производства вообще и к инвестированию в частности. Иллюзия благополучия вызывает к жизни теорию «общества всеобщего благосостояния».
Кроме того, поскольку США должны были обеспечить своими деньгами все остальные страны мира, то центральный банк страны – Федеральная резервная система – должен был выпустить доллары, чтобы удовлетворить этот спрос. Однако денежная база обеспечивается тремя основными активами центрального банка: золотовалютными резервами, кредитами коммерческим банкам и кредитами правительству (облигациями государства). Последний вид активов представляет собой монетизированный государственный долг и является следствием дефицита государственного бюджета страны. Поэтому США с 1969 г. постоянно имеют дефицит бюджета и постоянно растущий долг. Основная же часть денежной массы Америки, обеспечена долговыми расписками федерального бюджета.
Таким образом, положение страны-лидера таит в себе много подводных камней, которые должны, в конце концов, разрушить данную конструкцию. Неудивительно, что в начале 70-х годов некоторые положения Бреттон-Вудсской системы были пересмотрены, в частности произошел отказ от системы фиксированных валютных курсов. После девальвации доллара в США началась инфляция, поскольку как потребительские, так и сырьевые импортные товары внезапно подорожали.
Второй удар по экономике Соединенных Штатов нанесли нефтедобывающие страны, объединившиеся в ОПЕК. Подняв цены на нефть (в 1973–1974 гг. и в 1979 г.), они спровоцировали сильнейший кризис в экономиках остальных стран мира. Цены на нефть в первую очередь затронули те отрасли, которые лежат в основе межотраслевого баланса современных развитых стран – транспорт, энергетику и химию. Поскольку данные отрасли являются базовыми, то они обладают и наибольшим мультипликатором затрат межотраслевого баланса, т.е. рост цен на их продукты и услуги многократно усиливается в пронизанной межотраслевыми связями экономике.
В 70-е годы в экономике США образовалась классическая инфляционная спираль: затраты–цены. Растущие цены приводили к дальнейшему падению курса доллара, что также провоцировало инфляцию. Экономика США нуждалась в срочном лечении, от которого зависело благосостояние не только Америки, но и большинства остальных стран мира.
В конце 70-х – начале 80-х годов в США начались реформы, направленные на повышение эффективности национальной экономики, на преобразование экономической системы Америки в соответствии с требованиями информационного общества. Это позволило расчистить индустриальные завалы на пути к новой стадии развития, после чего США вступили в период длительного циклического подъема.
Если в конце 70-х – начале 80-х годов казалось, что ряд высокоразвитых стран уже готов оказать достойную конкуренцию американской экономике, то в 90-е годы экономическое состояние передовых европейских стран и Японии вызывает большие сомнения.
Что же позволило экономике США справиться со своими проблемами и снова предложить миру путь экономического развития?
Переход к постиндустриальному обществу. Пока Европа и Япония восстанавливали разрушенную войной экономику, в США в 50–60-е годы вызревали предпосылки и создавались механизмы для практического перехода к новому, информационному этапу развития.
К середине 50-х годов занятость в сфере услуг окончательно превысила занятость в индустриальной сфере. Стремительно сокращалось число рабочих мест, требующих низкой квалификации, а следовательно, росли требования к образовательному уровню рабочей силы. Все больше внимания стало уделяться исследованиям, связанным с изучением человека. Причем результаты подобных исследований носили не абстрактно-теоретический характер, а были непосродственно востребованы бизнесом и стали объектом вложения капитала.
Индустриальное общество со своей промышленной основой предполагало массовое производство сравнительно однотипной продукции, а значит, и массовое ее распределение, и массовое же потребление. Другими словами, индустриалвное общество предполагало наличие сравнительно однотипных потребителей и относительно ненасыщенный и неразвитый спрос, способный поглотить массово произведенную продукцию. Насытив же рынок своими товарами и развив мощнейшую промышленную базу, составлявшую немного менее половины мировой, американские корпорации столкнулись с относительно новым для себя явлением – изменчивым и привередливым потребителем. Центр тяжести стал смещаться от производителя к потребителю, что заставило компании заняться изучением потребительских привычек населения и закономерностей их изменения. Экономика США стала быстро адаптироваться к так называемому «обществу потребления».
Именно поэтому на 60-е годы пришелся расцвет маркетинга. Если ранее идеология производства была проста – произвести как можно больше, а затем как-нибудь продать выпущенную продукцию, то теперь приходилось предварительно изучать, что, собственно, потребителю нужно, и только после этого приступать к производству.
В это же время повышенное внимание стало уделяться инвестициям в перестройку системы управления компаниями, вложениям в человеческие технологии.
На отработку новых систем управления, новых подходов к мотивации персонала потребовалось несколько десятилетий. Поскольку готовых рецептов здесь никто предложить не мог, пришлось нащупывать новые подходы методом проб и ошибок. Застаиваться американцам не давали и их конкуренты, которые стремительно сокращали разрыв с Соединенными Штатами. Это заставило менеджеров приступить к внимательному изучению опыта своих конкурентов и адаптации положительных примеров к своей системе управления.
Под влиянием растущих азиатских стран, в первую очередь Японии, в рамках американской системы ценностей были развиты новые подходы к управлению персоналом и работе со смежниками. С конца 60-х годов стали внедряться активные схемы участия работников в прибылях компаний, в том числе на основе концепции «народного капитализма», были развиты программы выкупа работниками акций своих предприятий. Новый подход к системе внутрикорпоративных взаимоотношений выразился в разработке концепции фирмы-команды, в результате чего крупные фирмы стали ломать существовавшие ранее перегородки между высшими менеджерами и работниками. Система управления крупнейшими компаниями становилась более «плоской», аппараты управления сокращались, активно внедрялась матричная управленческая структура.
Изучение опыта работы со смежниками японских компаний привело к внедрению многими компаниями системы поставки «точно в срок» – американского аналога японской системы «канбан».
С 70-х годов в США стали интенсивно развиваться инновационные технологии в финансовой сфере. Основными инвесторами в этой стране являются не столько коммерческие банки (как, например, в Германии), сколько акционеры, различные инвестиционные фонды и другие финансовые институты контрактного типа.
Поэтому в финансовой системе США огромную роль играет торговля ценными бумагами и производными финансовыми инструментами на биржах и внебиржевых торговых площадках. Поскольку же с 70-х годов в мировой экономике резко возросла неопределенность, то возникла острая потребность в разработке теории финансовых рисков и отработке механизмов рыночного страхования. В результате стремительно стал расти круг финансовых инструментов, с которыми могли бы работать ведущие торговые площадки. Если до 1972 г. в мире существовали только товарные фьючерсы, то с этого времени появились валютные, в 1976 г. – процентные фьючерсы на краткосрочные облигации федерального казначейства, в 1978 г. – процентные фьючерсы на долгосрочные облигации, а в 1982 г. совершенно новый инструмент – индексные фьючерсы.
Америка превратилась в мировой центр по обработке финансовой информации и генератор инновационных технологий в этой сфере. В дальнейшем финансовые, консультационные и аудиторские услуги стали важной статьей дохода американских компаний.
Серьезные изменения произошли и в производственной сфере Америки. В 70-е годы, когда стало окончательно ясно, что ряд отраслей американской экономики является неконкурентоспособным, в этих отраслях провели массовую «чистку» и сотни предприятий ликвидировали. К примеру, только в текстильной промышленности было закрыто более 200 предприятий. Однако появились новые отрасли, которые и определяют лицо современного мира. Хотя в США больше нет национальных производителей телевизоров, но что такое ИБМ, «Интел», «Микрософт» знают даже неспециалисты. Сборку компьютеров могут производить в Корее или Гонконге, но ключевые высокотехнологичные и наукоемкие компоненты производятся в США.
К тому же США, пользуясь своими преимуществами в уровне жизни и объемах финансирования научных исследований (расходы на НИОКР в США превышают аналогичные расходы Японии, Германии, Великобритании и Франции вместе взятых), создали мощную систему по отбору высококвалифицированных кадров в остальной части мира. В результате Америка превратилась в центр, откуда распространяются современные инновационные технологии, которые за соответствующую плату дозволяется имитировать другим странам, в первую очередь союзникам. США постоянно имеют положительное сальдо в размере 7–8 млрд долл. по балансу передачи технологий в составе платежного баланса.
Изменение условий развития общества в постиндустриальную эпоху заставило и государство пересматривать свои «внутренние» взаимоотношения, в первую очередь распределение полномочий и, стало быть, финансовых потоков между местными и федеральными органами власти. В 70-е годы стала активно внедряться концепция «нового федерализма», переносящая центр тяжести в принятии общественных решений на местные органы власти и предполагающая активное развитие системы самоуправления на местах (например, в вопросах принятия жителями районов решения о строительстве школ, детских садов и т.п.).
Система регулирования экономики центральными органами также была модифицирована. Если в послевоенный период активно использовались меры фискальной политики в борьбе с безработицей и инфляцией, то в 70-е годы они перестали работать. Кейнсианские рецепты государственного регулирования вполне соответствовали индустриальной стадии развития общества: они стимулировали совокупный спрос в экономической системе, а следовательно, и развитие промышленности, способной его удовлетворить. Активная фискальная политика вполне соответствовала понятию «общества всеобщего благосостояния», активно внедряемому в общественное сознание в 60-е годы.
Но подобные концепции совершенно не обращали внимания на предложение, эффективность производства. В результате применения кейнсианских рецептов стал стремительно расти дефицит бюджета и государственный долг. Кроме того, в условиях открытого информационного общества со свободой движения товаров и капиталов в мировой экономике меры государственного воздействия и непомерная налоговая нагрузка на национальных производителей стали приводить к бегству из страны капиталов, а следовательно, и производственных мощностей, и рабочих мест.
К концу 70-х годов в США изменился подход к регулированию государством хозяйственной конъюнктуры. Политика рейганомики, основанная на рецептах неоконсерваторов, привела к тому, что основное внимание в области государственного регулирования стали уделять монетаристской политике, отпустив ставки процента в свободное плавание и позволив им искать равновесный уровень самостоятельно.
В результате ставки процента действительно нашли свой равновесный уровень, но он оказался очень высоким. В начале 80-х годов он достигал 20%, что оказало самое серьезное воздействие на остальной мир. Во-первых, в Соединенные Штаты направился поток капитала из развитых стран, в результате чего американцы провели санацию своей экономики, используя накопления. Во-вторых, рост ставок процента, резкое торможение инфляции и переориентация мировых потоков капитала в США послужили спусковым крючком для развертывания мирового долгового кризиса развивающихся стран.
В период либеральных реформ были проведены налоговые реформы, позволившие снизить налоговое бремя и повысить привлекательность американской экономики. Были сняты ограничения на ведение инвестиционного бизнеса коммерческими банками США, которые действовали еще с 30-х годов и существенно ограничивали конкуренцию на финансовом рынке. Все эти меры позволили оздоровить экономическую ситуацию в стране и подготовить ее к периоду длительного экономического роста, который начался в 1982 г. и продолжался до 1989 г. После замедления роста в начале 90-х годов американская экономика продолжила свое движение вперед.

11.3. Европа

После второй мировой войны в мире постепенно стал формироваться второй центр силы, расположенный в Западной Европе. Экономическая модель, которой придерживались европейские страны, существенно отличалась от американской. Страны Европейского континента были ориентированы на социальное рыночное хозяйство с большим, чем в США, участием в экономике корпоративных структур и государства.
В Европе традиционно сильны позиции профсоюзов, которые заключают с предпринимателями коллективные договоры на несколько лет. В договоры обычно включены требования индексации заработной платы в связи с инфляцией. В США традиционно более распространены индивидуальные договоры между работником и фирмой и требования об индексации обычно туда не включаются. Поэтому, если судить по формальным основаниям, среди 21 высокоразвитой страны США занимают последнее, 21-е место, по защищенности рабочей силы, что, однако, совершенно не означает, что американские рабочие и служащие бесправны. Подобное положение на рынке труда позволяет американцам активно внедрять новые, более эффективные технологии, увольняя работников. Однако экономический рост, обеспечиваемый этими технологиями, позволяет в конце концов создать больше рабочих мест. Поэтому в конце 90-х годов уровень безработицы в США был даже ниже уровня так называемой «эффективной занятости», который в соответствии с кривой Филлипса составлял 5% (в марте 1999 г. он составил 4,2%, что является наименьшим показателем за последние 29 лет). В Европе же в это время уровень безработицы достигал 15%.
Для Европы до сих пор характерна олигархическая структура распределения собственности. Крупнейшие корпорации Европы, как правило, находятся во владении небольшой группы богатейших семейств. В Соединенных же Штатах корпорации в основном принадлежат большой группе внешних акционеров, которые ориентируются на ее прибыльность и в случае неэффективного руководства компанией со стороны менеджеров просто продают акции и вкладывают деньги в более успешные проекты.
Хотя вся Европа по численности населения примерно сопоставима с США, общий ее производственный и научный потенциал используется намного менее эффективно. Европейский союз представляет собой группу независимых государств, каждое из которых стремится поддерживать эффективность именно своей, а не общеевропейской экономики. Поэтому масштабы европейских компаний обычно меньше американских. Чуть ли не каждая уважающая себя страна пытается сама производить автомобили, телевизоры, компьютеры и другие товары. В США же после поглощения компании «Крайслера» немецким концерном «Даймлер-Бенц» осталось только два национальных производителя автомобилей, но оба эти производителя входят в десятку самых крупных компаний мира. Телевизоры же американцы больше не выпускают, после того как корейская «Эл-джи электроникс» купила последнего производителя телевизоров в США. Когда же аналогичную операцию попыталась проделать «Дэу электроникс» в 1996 г. с фирмой «Томсон мультимедиа», подписав договор с правительством Франции о покупке за 1 франк этой фирмы, то сделка сорвалась, поскольку во Франции начались массовые протесты.
Научные исследования также менее эффективны американских, так как очень часто дублируются в соседних странах. Кроме того, средства в основном расходуются на фундаментальные исследования. Что же касается прикладных, то в значительной мере они касаются разработок в традиционных отраслях.
Отличается ЕС от других развитых стран (США и Японии) высокой долей государства в экономике. Государственные расходы составляют около 50% ВВП этих стран, что свидетельствует об ограниченности конкуренции в странах ЕС. Зачастую усилия государств направлены не на повышение эффективности и конкурентоспособности национальной экономики, а на защиту от проникновения компаний других стран. Все это мешает ЕС составить реальную конкуренцию мировому лидеру.
О результатах послевоенного развития можно судить по современному положению в европейской и американской экономиках. Экономика Европы в основном производит традиционные товары индустриальной эпохи. В передовых, наукоемких отраслях Европа просто не может составить конкуренцию Америке. Это и неудивительно, так как, например, все вложения стран ЕС в микроэлектронику меньше вложений одной американской компании ИБМ.
Тем не менее, поскольку большая часть расположенных в Западной Европе стран имеет незначительные масштабы и сравнительно узкий внутренний рынок, то их экономический рост во многом был экспортно-ориентированным и они изначально строили относительно открытую экономику. Такой тип хозяйственного развития более соответствовал этапу открытого, а не замкнутого постиндустриального общества.
Восстановлению европейских экономик в послевоенный период во многом способствовали США, оказав им помощь в рамках Плана Маршалла. За четыре года действия плана (1948–1951) помощь была оказана на 17 млрд долл., причем 2/3 этой суммы достались всего четырем ведущим державам: Великобритании, ФРГ, Франции, Италии. За первый год ФРГ получила 2,422 млрд долл., почти столько же, сколько Англия (1,324 млрд долл.) и Франция (1,13 млрд долл.), вместе взятые. Италия получила 0,704 млрд долл. Продовольствие, топливо, удобрения составили 70% помощи.
Американцы не только оказали материальную помощь Европе, но и удержали многие страны от сползания на социалистический путь. В нищей и разрушенной войной Европе идеи социального равенства были очень сильны. Оккупационные власти США также оказали поддержку реформаторам либерального толка. Так, реформу в Германии Людвиг Эрхард смог провести только при поддержке американцев.
Получив после войны толчок, экономика европейских стран стала быстро расти. Ее темпы роста превышали темпы роста американской экономики. Однако это был разный рост, и опережение Европы в данном отношении вовсе неудивительно и не говорит об изменении соотношения сил в мире. Темпы роста слаборазвитой страны или страны, восстанавливающей свою экономику после разрухи, и должны быть выше, поскольку мала исходная база. Кроме того, качественные показатели роста были разными.
Европейская экономика наращивала объемы производства промышленной продукции, и ее рост носил скорее количественный характер. Американская же экономика, насыщенная товарами, не нуждалась в росте объемов производства промышленной продукции. Задачей компаний США скорее было создание более качественных, наукоемких продуктов, способных удовлетворить избалованного американского потребителя, которому предлагалась продукция со всего мира. Качество же роста, как известно, измерить очень сложно. Поэтому в период постиндустриального общества трудно оперировать многими традиционными экономическими измерителями, например показателем производительности труда или капиталоотдачи, хорошо описывающими положение промышленных отраслей. Например, смещение занятости в науку, сферу услуг может вообще уменьшить показатель производительности труда, поскольку в данных отраслях сложнее механизировать производственные процессы. В послевоенный период страны Западной Европы пытались преодолеть ограничения, которые накладывала на них раздробленность, поэтому развивали свои экономики с учетом общеевропейских перспектив и общеевропейского рынка. Идея Общего рынка в Европе была официально закреплена в начале 60-х годов, а общие координационные механизмы начали формироваться еще в начале 50-х годов. Перечислим основные вехи европейской интеграции:
•  1950 г. – создание Европейской платежной системы с искусственной расчетной единицей EUA (EuropeanUnitofAccount).
•   Апрель 1951 г. – договор о создании Европейского объединения угля и стали (ЕОУС). Участники: Бельгия, Франция, Италия, Люксембург, Нидерланды, Западная Германия.
•  Март 1957 г. – подписан Римский договор о создании Европейского экономического союза (Бельгия, Франция, Италия, Люксембург, Нидерланды, Западная Германия). Тогда же подписан договор о создании Европейской комиссии по атомной энергии (Евратом).
• 28 декабря 1958 г. – ведущие европейские страны одновременно объявили о возврате к конвертируемости валют.
• Апрель 1965 г. – «шестерка» Общего рынка создает Европейское сообщество, которому делегируются управляющие функции ЕОУС, ЕЭС и Евратома.
•  Март 1979 г. – образована Европейская валютная система с единой расчетной единицей ЭКЮ (ECU).
•  Декабрь 1985 г. – к ЕЭС присоединяются Великобритания, Греция и Ирландия, а через месяц – Испания и Португалия.
• Февраль 1992 г. – страны ЕЭС подписывают Маастрихтское соглашение, учреждающее Европейский союз. К 1999 г. должна быть введена единая валюта.
•  Март 1996 г. – к Европейскому союзу присоединились Австрия, Финляндия и Швеция. Проводится межправительственная конференция, на которой решено обновить Маастрихтское соглашение.
•  Январь 1999 г. – начинают обращаться «европейские деньги» (Euro).
Германия. В Германии после второй мировой войны на душу наг селения приходилась одна тарелка на 5 лет, пара ботинок – на 12, костюм – на 50. Страна производила меньше половины от уровня 1936 г. Кроме того, Германия должна была выплатить репарации союзникам в размере 20 млрд долл.
Поддержка оккупационных властей позволила Людвигу Эрхарду (1897–1977) провести свою знаменитую экономическую реформу. Он начал проводить ее в 1948 г. в качестве директора Управления хозяйства объединенных западных зон оккупации. Впоследствии он был в 1949–1963 гг. министром экономики в правительстве Аденауэра (1949–1963), заместителем федерального канцлера (с 1957 г.), канцлером (1963–1966).
В основе его мировоззрения лежало убеждение в необходимости строительства социального рыночного хозяйства. Эта «теория» базировалась на обычном здравом смысле, которого не хватает многим прогрессивным реформаторам, что и позволило при ее практическом воплощении стремительно преобразовать экономику Германии и заставить говорить другие страны о германском экономическом чуде. В мире вообще распространена вера в чудеса, экономика при этом не исключение. В 50-е – начале 60-х годов произошло германское «чудо», в 60–70-е годы – японское, в 80-е годы – корейское. В основе каждого из них лежало свое понимание человека, его мотивов и системы ценностей, которые при всей глубинной схожести (опоре на здравый смысл) все-таки различались в европейской Германии и азиатской Японии.
Теория социального рыночного хозяйства исходила из того, что каждый человек склонен действовать таким образом, чтобы результаты этих действий оборачивались ему и его семье на благо. Рост же благосостояния человека невозможен, если ему не предоставлена элементарная свобода действий, т.е. свобода в выборе товаров, свобода предпринимательства, свобода в выборе места работы и места жительства. Все эти свободы носят экономический характер, но экономическая свобода может существовать только при наличие свободы политической. Поэтому наиболее эффективной экономика может быть только в демократическом государстве с либеральной рыночной средой.
Однако подобная экономика не отвергает экономическую роль государства, а, напротив, предполагает ее реализацию в качестве необходимого элемента (поэтому рыночное хозяйство и называется социальным). Государство должно обеспечивать наилучшие условия для работы рыночного хозяйства, защищать его субъектов и устанавливать справедливые правила игры. Государство не должно вмешиваться в свободное ценообразование, но обязано следить за исполнением антимонопольного законодательства; государство не должно диктовать предпринимателям, что и как им производить, но обязано защищать внутренних производителей от иностранных конкурентов и т.д. Именно такое мировоззрение, реализованное с немецкой тщательностью и последовательностью на практике, позволило уже к концу 50-х годов выйти ранее разрушенной и побежденной Германии на второе место в мире после США. К началу 1950 г., т.е. через полтора года после начала реформ, Германия почти восстановила довоенный объем промышленного производства. Отметим, что, как и в случае остальных экономических «чудес», в основе стремительного экономического развития страны лежала теория об активном влиянии государства на экономические процессы. Однако практика реализации данного мировоззрения в каждой стране была своя.
Реформа в Германии началась с замены старых рейхсмарок на новые – дойчмарки. Утром 21 июня 1948 г. рейхсмарки были объявлены недействительными и вместо них каждый житель получал сначала 40 новых марок, а затем еще 20.
Пенсии и заработная плата в новых марках подлежали выплате в соотношении 1:1. Половину наличности и сбережений можно было обменять по курсу 1:10. Временно замороженная вторая половина обменивалась впоследствии в соотношении 1:20. Денежные обязательства предприятий пересчитывались также в соотношении 1:10. Для выплаты первой зарплаты предприятия получили наличность, а затем должны были функционировать за счет сбыта продукции. Обязательства банков и других учреждений старой Германии по большей части аннулировались. Через три дня после начала преобразований приступили к реформе цен, и они были отпущены на свободу.
Особая роль отводилась мелкому и среднему бизнесу, которому государство уделяло особое внимание. Уже к началу 50-х годов в этом секторе работало более половины занятого населения. Во всех развитых странах и поныне мелкий и средний бизнес является одним из основных работодателей и главной средой, рождающей предпринимательские таланты.
В 1954 г. был вдвое превышен уровень производства 1936 г. К середине 50-х годов ФРГ вышла на второе место после США по объему золотых запасов. К началу 60-х годов на ФРГ приходилось 60% добычи угля, 50 – стали, 40 – экспорта и 35% импорта ЕЭС (Общего рынка). С 1952 г. экспорт стал превышать объем импорта и Германия получила положительное сальдо платежного баланса.

В дальнейшем Германия постоянно наращивала свое экономическое и политическое влияние в Европе и мире.

11.4. Латинская Америка. Формирование индустриального общества

В 80-е годы темпы роста стран ОЭСР составляли 3,1%, а стран Латинской Америки – 1,5%, хотя темпы роста населения там составляли 2,2%. В 1988 г. ВВП всех стран Латинской Америки равнялся 808 млрд долл., что меньше ВВП Италии, хотя в Италии проживает 57,4 млн человек, а в странах Латинской Америки – 414 млн. Поэтому неудивительно, что в 1986 г. 38,5% семей этих стран относились к бедным. В начале 90-х годов на страны Латинской Америки приходилось лишь 3,9% мирового экспорта.
Характер экономического роста стран Латинской Америки, который они демонстрировали в послевоенный период, закладывался еще до второй мировой войны. В 20–80-е годы Латинская Америка развивалась по пути государственного капитализма. Толчком послужили расцвет идеологии антиимпериализма на континенте и масштабный кризис в развитых странах.
В 1929–1933 гг. экономику США настигла Великая депрессия. Аграрно-сырьевые экономики стран Латинской Америки, традиционно ориентированные на Соединенные Штаты, оказались без рынков сбыта. Разразившийся кризис в этих странах послужил толчком к расцвету идеологии индустриализации импортозамещающего типа. Поскольку быстро индустриализацию можно провести только с опорой на государство, то в Латинской Америке стали популярны идеи активного государственного вмешательства в экономику.
Кроме того, в 30–40-годы в ряде стран (Аргентине, Бразилии, Чили) к власти стали приходить популистские правительства. Они оттеснили консервативных аграрных олигархов, крупных латифундистов и иностранные горнодобывающие компании, заинтересованных в расширении экспорта и консервации колониального типа развития, который обеспечивал безбедное существование непроизводительных социальных слоев. Появившаяся мелкая буржуазия и трудящиеся городов стали социальной опорой движения импорто-замещения и индустриализации. Популистские правительства давали им возможность реализовывать свои интересы. Темпы роста стран Латинской Америки в 1931 – 1940 гг. были выше, чем в большинстве развитых стран мира. Например, в Чили среднегодовые темпы роста ВВП составляли 4,8%.
За это время импорт некоторых товаров, которые начали производить внутри страны, сократился. Но увеличился импорт других – оборудования и материалов, необходимых для их производства. Чтобы сэкономить валюту, правительства стали ограничивать импорт разных «второстепенных» товаров, налаживая их производство внутри страны. Это снова усилило тенденцию к импортозамещению и еще
больше увеличило цену, которую приходилось платить за такую политику, поскольку, во-первых, импорт оборудования еще больше увеличивался, во-вторых, росли издержки производства.
Во время второй мировой войны Латинская Америка столкнулась с острой нехваткой импортных промышленных товаров, а после нее – с сокращением со стороны развитых стран спроса на стратегическое сырье. Падение спроса на сырьевые товары резко ухудшило соотношение цен на товары, производимые в Латинской Америке и в развитых странах. Все эти события еще больше усилили стремление опираться на собственные силы и проводить индустриализацию импортозамещающего типа.
Такой путь развития предполагает создание замкнутых, самообеспечивающихся хозяйств, отгороженных от мирового рынка. Поскольку же национальный капитал недоразвит и не имеет достаточных источников накопления, то на начальной стадии становится необходимым активное вмешательство государства в экономику.
Наступление государства началось с национализации отраслей, составляющих инфраструктуру, и базовых отраслей: транспорта, связи, энергетики, нефтедобычи, металлургии, химии, нефтехимии. Экономика остро нуждалась в развитии этих отраслей, но национальный капитал не мог этого обеспечить. На протяжении 30–70-х годов в странах Латинской Америки национализировались целые отрасли: нефтяная промышленность в Мексике (30-е годы), оловодобывающая в Боливии (1952), медная в Чили (1973), нефтяная и горнорудная в Венесуэле и Перу (1974–1975).
Базовые отрасли и отрасли, составляющие инфраструктуру стали быстро развиваться. На их продукцию государство устанавливало низкие цены и тарифы, что способствовало прибыльности национальных предприятий и, следовательно, накоплению ими капитала. Практически общество платило налог в пользу национального капитала, поскольку шло масштабное перераспределение, финансовых ресурсов от семей и мелких предприятий к крупным компаниям, стоящим рядом с властью. Подобное перераспределение вполне обычно в условиях отсутствия финансового рынка, поэтому аналогичные процессы наблюдались как в социалистических странах, так и в странах Юго-Восточной Азии. Различия состояли только в том, насколько учитывалась экономическая эффективность и насколько правильно была выбрана стратегия развития. Однако от подобных перераспределительных процессов могут выиграть только старые, традиционные социальные структуры.
Кроме того, при таком подходе к форсированному росту очевидна угроза коррупции государственного аппарата, поэтому подобная модель может рассматриваться только как временная и не должна существовать долго. В противном случае складываются устойчивые социальные группы, заинтересованные не в эффективном производстве, а в перераспределении в свою пользу ограниченных и скудных финансовых потоков. Такие правила игры постепенно консервируются, создается система «кормушек» и подкупа. Сломать ее после этого становится чрезвычайно трудно. Система входит в традицию. Среди правящих слоев отсутствует борьба за существование, есть только интриги. Новых отраслей, производств, а следовательно, и новых групп предпринимателей не появляется.
Таким образом, в послевоенный период в Латинской Америке реализовывалась модель «государство-трансферт», где государство служило инструментом перекачки доходов в пользу национальных элит. Подобная модель существовала и в Европе в XVII–XVIII вв., на ее ликвидацию ушло более ста лет.
Для финансирования индустриализации создавались крупные банки развития, подконтрольные правительству. Если обычные коммерческие банки занимались краткосрочным кредитованием под высокий процент, то банки развития финансировали крупные инвестиционные проекты в приоритетных отраслях, выделяя средства на долгий срок. Постепенно деятельность банков развития расширилась, и они стали проводить экспертную оценку инвестиционных проектов, разрабатывать предложения о размерах и формах участия в них капитала (национального или иностранного), оказывать организационно-техническую помощь новым предприятиям.
Широко использовалось поощрение совместной деятельности национальных и иностранных компаний. В 60–70-е годы смешанные общества стали типичной формой вложения иностранного капитала в странах Латинской Америки. Это позволило им ускорить модернизацию и более успешно приспособиться к требованиям научно-технической революции.
Внутренний рынок Латинской Америки был защищен высокими таможенными барьерами, а в международной торговле господствовал протекционизм. Барьеры на пути импортных товаров использовались для поддержания равновесия платежного баланса и нужного валютного курса, а также служили фискальным целям, обеспечивая приток средств в казну. В бюджет валюта поступала не столько за счет экспорта, сколько за счет высоких тарифов.
Модель государственного капитализма позволила преобразовать экономику латиноамериканских стран. Если ранее она была аграрной и торгово-посреднической, то к 80-м годам стала вполне индустриальной. Кроме того, накопление капитала привело к образованию мощных финансово-промышленных групп, которые теперь строят партнерские отношения с компаниями Запада.
В начале 80-х годов кризис модели государственного капитализма стал очевиден, и латиноамериканские страны стали переходить к неолиберальной модели.
Переход к неолиберальной модели развития предполагает:
1) открытие внутреннего рынка для иностранных фирм и обострение конкуренции среди национальных производителей;
2) структурную перестройку экономики и выделение отраслей, перспективных с точки зрения мирового разделения труда;
3)  приватизацию предприятий и свертывание государственного вмешательства в экономику;
4)  восстановление доверия иностранных инвесторов и привлечение иностранного капитала.
Частично этого можно было добиться путем конверсии внешних долгов в акции национальных предприятий.
Первой шаги к неолиберальной модели сделала Чили еще в 70-е годы с приходом к власти Августе Пиночета. Остальные страны перешли к этой модели в 80-е годы (Коста-Рика, Боливия и Мексика) и в начале 90-х годов (Аргентина, Бразилия, Венесуэла, Колумбия).
Переход к либеральной модели потребовал сокращения вмешательства государства в экономику. Такое сокращение сопровождалось приватизацией ранее национализированных предприятий. Идеология импортозамещающей индустриализации с государством-трансфертом предполагала, что государственные предприятия могут и даже должны продавать свою продукцию ниже себестоимости, поскольку в основном эти компании относились к базовым отраслям экономики. Таким образом, кажущаяся эффективность частного сектора базировалась на хронической неэффективности государственного. После приватизации положение изменилось, так как частные хозяева вновь приобретенных компаний не могли работать себе в убыток. Они неизбежно стали поднимать цены на продукцию, что привело к резкому росту инфляции и практической остановке многих предприятий обрабатывающей промышленности, положение которых до этого казалось вполне удовлетворительным.
Удар по экономической системе оказался сильным, потому что приватизировавшиеся предприятия (энергетики, транспорта, связи, металлургии и т.д.) лежали в основе технологических цепочек и рост цен на их продукцию многократно был усилен мультипликатором межотраслевого баланса. В связи с этим цены на продукцию обрабатывающих предприятий выросли намного больше, и компании, находящиеся в конце технологической цепочки, сразу же столкнулись с ограничениями по спросу. После этого они стали останавливаться одно за другим, что наряду с инфляцией спровоцировало еще и рост безработицы. Неудивительно, что в очередной развернувшейся в 80-е годы дискуссии о путях национального развития противники неолиберальной модели настаивали на том, что она ведет к деиндустриализации экономики и обострению проблемы бедности.
Переход к либеральной модели требует огромных финансовых ресурсов, которые могут быть позаимствованы на международном рынке, жесткой государственной власти во главе с квалифицированными прагматиками и должен быть осуществлен в сравнительно короткое время.
Однако большинство из этих условий на практике, как известно, отсутствует. Самая главная проблема при этом состоит в несоответствии политической системы страны характеру решаемых задач. Либеральная экономика требует и демократического устройства государственной власти. Однако в период перехода, наоборот, демократия должна быть урезана. В латиноамериканских же странах в 80-е годы к власти стали приходить «социалистические» правительства, которые изначально больше ориентированы на социальную справедливость, а не на эффективность. Обострившиеся социальные проблемы в период реформ препятствовали выработке разумной экономической политики.
Проблемы в этом отношении проистекали из того, что модель государственного капитализма привела к определенной специфике социально-экономической структуры стран Латинской Америки, которая затрудняет им переход к новому пути развития:
1. Большая роль мелкого и среднего производств со значительной долей кустарно-ремесленных мастерских. Экономическая роль этого сектора невелика, но он обеспечивает основную занятость в этих странах. С импортными товарами он конкуренции не выдерживает, тем более что всегда развивался под протекторатом государства.
2.  Большая дифференциация доходов породила значительные по численности маргинальные группы, представители которых не приучены к современному производству.
3.  Укоренившийся национализм, почитание своего исторического прошлого мешают изменениям в экономике.
4. Во многих социальных слоях заметна тяга к патернализму. Индивидуальной свободе предпочитается опека со стороны государства.

Очевидно, что сужение роли государства возможно при параллельном «взрослении» гражданского общества.

11.5. Юго-Восточная Азия

К концу XX в. на экономической карте мира стал интенсивно формироваться третий (наряду с США и Европейским союзом) центр силы. Его особенность состоит в том, что до настоящего времени нет полной ясности в расстановке сил в данном планетарном полюсе роста. У бесспорного экономического регионального лидера – Японии – в конце 80-х годов появился мощный конкурент в лице Китая. Причем сам Китай вообще не рассматривает Японию в качестве своего конкурента, а экономическое преимущество последней считает сугубо временным и преходящим. Китай с присущей странам Юго-Восточной Азии последовательностью и рациональностью применяет тот экономический механизм, который к началу 80-х годов вывел на ведущие места в мире Японию, а к началу 90-х годов заставил считаться с собой Южную Корею. Этот экономический механизм основан на системе ценностей и национальной психологии, присущих населению данного региона Азии.
Япония в 90-е годы испытывает затруднения в развитии, поскольку тот экономический механизм, который великолепно работал на стадии форсированного роста и ускоренной индустриализации, т.е. идеально подходил к стадии индустриального общества, начинает давать сбои на стадии информационного общества. Как мощнейшая экономическая держава мира Япония давно должна иметь открытое общество с относительно либеральными правилами игры, способными органично вписать ее в мировое сообщество. Однако до сих пор экономика Японии остается достаточно закрытой для иностранной конкуренции, хотя обладает мощными и наукоемкими технологиями в нескольких экспортно-ориентированных отраслях,, которые являются визитной карточкой данной страны на мировых рынках. Но остальные отрасли, не входящие в число избранных и элитных, развиты весьма слабо и не являются конкурентоспособными по международным меркам. В случае открытия Японией своей экономики для иностранных компаний и снижения уровня протекционизма ее ждет системный кризис.
Очевидно, что экономическая система мирового хозяйства не может долгое время функционировать в условиях, когда одни страны строят открытую экономику, а другие пользуются этим, заваливая их внутренние рынки своими товарами, в то же время не пуская их компании на свой рынок. С такой ситуацией европейские страны и США долгое время мирились, поскольку японский экспорт подрывал конкурентоспособность местных товаров только в узком спектре отраслей и, кроме того, Японию необходимо было поддерживать в условиях холодной войны с СССР. Однако в 90-е годы многие из этих условий исчезли, и торговые споры с Японией стали носить все более яростный характер, а для Японии главными стали внутренние проблемы.
После окончания второй мировой войны, в 1945 г., выпуск промышленной продукции в Японии составил лишь 28,5% от уровня 1935–1937 гг. Ряд городов был практически стерт с лица земли. По оценкам того времени, восстановить довоенный промышленный потенциал страна могла только к 2000 г., кроме того, для поддержания экономического роста в стране не было природных ресурсов.
Поначалу восстановление экономики и в самом деле осуществлялось медленно. В 1948 г. объем производства составлял только 52% от довоенного уровня. В стране свирепствовала инфляция. Однако именно в этот период проводились реформы и закладывались механизмы, которые впоследствии позволили продемонстрировать впечатляющий экономический рост, вошедший в историю под названием «японское экономическое чудо».
Прежде всего стране нужно было освободиться от наследия аграрной экономики. В 1947–1950 гг. в Японии была проведена земельная реформа. Государство выкупило у помещиков землю и затем продало ее крестьянам-арендаторам. Размеры участков ограничивались одним гектаром. Так как в то время в стране существовала гиперинфляция, то реальная ценность выкупных сумм стремительно падала, и к 1950 г. к крестьянам перешло 80% всей арендованной земли. В результате был сформирован слой мелких фермеров, которые получили землю практически даром, а помещики как класс перестали существовать. Емкость же внутреннего рынка повысилась, и высвободились трудовые ресурсы.
По тем временам это была прогрессивная реформа. Однако на протяжении последующего развития японское правительство проводило протекционистскую политику по отношению к своему сельскому хозяйству, в результате чего и в настоящее время большая часть крестьянских хозяйств владеет земельными участками, не превышающими два гектара. По мировым меркам такие участки совершенно неэффективны.
В 1950 г. по рекомендации управляющего Детройтским банком Д. Доджа была осуществлена радикальная бюджетная реформа, а именно введен принцип балансировки статей и бездефицитности госбюджета, убыточным предприятиям перестали давать субсидии, денежная эмиссия была взята под контроль, валютный курс зафиксировали. Эти меры позволили подавить инфляцию.
Обратимость иены по текущим операция была частично восстановлена только в 1971. г., а по капитальным операциям ограничения стали сниматься лишь в середине 80-х годов, и до сих пор среди развитых стран Япония отличается самыми большими ограничениями по счетам движения капиталов.
В ходе дальнейшего развития осуществлялся контроль за внешнеторговыми операциями, при этом импорт капитала ограничивали, но поощряли импорт технологий.
По настоянию оккупационных властей США в Японии были ликвидированы монополии – дзайбацу, фактически управлявшие страной в довоенный период.
Однако в послевоенный период в Японии сформировалась уникальная экономическая система, скрепленная типично азиатскими неформальными связями – отношениями среди представителей как деловых кругов, так и деловых кругов и государства. Поэтому экономическую систему Японии очень сложно оценивать, опираясь лишь на количественные данные. Формально роль государства незначительна, и государственный бюджет Японии перераспределяет всего треть ВВП, что вполне сопоставимо с США и намного меньше, чем в европейских странах, где эта доля может превышать 50% (например, в Швеции). С этой точки зрения экономика Японии относится к одной из самых либеральных в мире. Однако только некоторые азиатские страны (например, Южная Корея или Китай) могут поспорить с Японией по степени жесткости и эффективности воздействия правительства на экономику.
Японское правительство разрабатывает стратегические планы развития экономики в целом, а уже на их основе крупные компании формируют свои собственные планы. Японское правительство выступает представителем бизнеса на внешних рынках, защищая его всеми возможными способами, а бизнес выполняет указания правительства. Отступников жестоко наказывают в назидание остальным. В результате всю японскую промышленную систему часто называют «корпорация Япония».
Формально в Японии после войны ликвидированы крупные холдинги. Однако реальностью являются крупнейшие в мире финансово-промышленные группы (кейрецу), сцементированные именно неформальными связями и разветвленной и запутанной системой участий. Формально независимые компании, входящие в кейрецу (финансовые, торговые, промышленные, сервисные), выступают по отношению к нечленам группы единым фронтом.
Более того, по составу участников также трудно оценить реальные активы, которые находятся под контролем группы. Формально в Японии экономика отнюдь не монополизирована, и в стране существует мощный сектор, включающий мелкий и средний бизнес. Именно предприятия этого сектора обеспечивают основную занятость в Японии. Между данными предприятиями идет жестокая конкуренция, что вполне положительно характеризует экономическую систему страны с рыночной точки зрения. Однако картина меняется как только выясняется, что подавляющее большинство подобных предприятий входят в сферу влияния какой-то финансово-промышленной группы и являются ее невидимым продолжением. Японские корпорации связаны разветвленными субподрядными отношениями с мелкими фирмами, которые поставляют им свою продукцию. Крупные компании, в свою очередь, «заботятся» о мелких, оказывая научное и техническое содействие, обучая персонал, помогая с управлением и привлечением финансовых ресурсов. Эти небольшие фирмы, так сказать, фирмы второго эшелона, окружены, в свою очередь, фирмами третьего эшелона. Причем заработная плата работников фирм обратно пропорциональна их удаленности от центра. Работники фирм второго эшелона получают меньше работников первого, а работники третьего – меньше работников второго. За счет этого, в частности, поддерживается высокая эффективность экспортных отраслей. Никакая европейская фирма, связанная законами о минимальном размере оплаты труда, не может себе этого позволить.
Подобные мелкие фирмы «пожизненно» входят в зону влияния какой-либо финансово-промышленной группы. Получив подряд от одной компании, практически невозможно потом работать на другую. Представители других финансово-промышленных групп никогда не будут с ней заключать контракты.
Особая система взаимоотношений компаний с персоналом, в основе которой лежит психология «компания – большая семья», распространение системы пожизненного найма ограничивают перемещение рабочей силы внутри страны (однако поощряет ее перемещение внутри компании). Такая специфика трудовых отношений позволила Японии добиться впечатляющих успехов в послевоенном развитии, однако в современный период страна стала заложником национальной традиции. Более либеральные правила игры на международном рынке и давление развитых стран требуют от японских компаний резко повысить эффективность производства и внедрить новые технологии и схемы организации производства. Но подобные шаги предполагают массовое сокращение слишком многочисленного персонала подобных компаний. Увольнение же персонала подрывает саму суть организации взаимоотношений компании с работниками. Взамен пожизненного найма приходится предлагать какую-то другую мотивацию, которой в рыночной экономике может быть только оплата труда в соответствии с его эффективностью. Но растущая оплата труда подрывает конкурентоспособность японской экономики на международных рынках.
Кроме того, современная мировая экономика предполагает формирование мировой экономической системы, основанной на разделении труда. Подобная система порождает рост не только торговли товарами и услугами, но и рост потоков капиталов между различными странами. Япония как крупнейший игрок на мировой арене еще с начала 80-х годов стала активно экспортировать свой капитал. Однако экспорт японского капитала в основном идет в финансовую сферу (скупка ценных бумаг, например, облигаций Казначейства США, финансовых компаний), сферу недвижимости. Причем существенная часть этих инвестиций оказывается неудачной, и японским компаниям приходится уходить с этих рынков с большими потерями. К тому же японцам трудно играть по непривычным для них правилам.
Если же японские компании вывозят капиталы в форме прямых инвестиций, то они также сталкиваются с непривычной для себя ситуацией. Они не могут распространить, например, на американские предприятия свои схемы работы с персоналом. Таким образом, руководству японских компаний поневоле приходится осваивать другие системы отношений с людьми и приучаться жить в непривычном для них мире.
Формально Япония имеет независимый и современный центральный банк, но реально ставки процента и норму обязательных резервов в этой стране определяет министерство финансов.
Очевидно, что подобная система экономических отношений и поддерживающая ее социальная структура не соответствуют представлению об открытом обществе и присущих ему либеральных правилах игры. Очевидно также, что система ценностей и мировоззрение людей западного мира не позволяют им понять «азиатскую» экономику Японии. Но не только японская экономика столь своеобразна, много общего с ней имеет, например, экономика Южной Кореи. При всей непохожести двух стран сходство можно найти и в прагматичных подходах к остальному миру со стороны Китая.
К 80-м годам была исчерпана и эффективность того экономического механизма, который позволил стране поддерживать впечатляющий экономический рост. Если в 60-е годы экономика страны росла средним темпом 10% в год, то в 70-е годы темп роста составил 5%, в 80-е годы – 4%, в 90-е годы темпы роста были незначительными. Если в 1996 г. правительству удалось добиться роста в 3,6% в год, то в 1997 г. он составил 1%, а по итогам 1998 г. стал вообще отрицательным.
В соответствии с теорией экономического роста, по мере взросления экономической системы страны темпы экономического роста замедляются и хозяйство требует коренной перестройки и перехода на совершенно другой тип воспроизводства – воспроизводства не растущей и догоняющей экономики, а экономики зрелой страны. Экономическое развитие становится не столько количественным, сколько качественным.
Какие же изменения произошли в экономике Японии к началу 80-х годов, которые потребовали ее существенной модернизации? На этот вопрос интересно ответить еще и потому, что с аналогичными проблемами столкнулась Южная Корея, только на десятилетие позже.
Любое «экономическое чудо» слаборазвитой страны требует создания экономического механизма, основанного на национальной психологии, позволяющего решить основные проблемы роста.
Экономический рост слаборазвитой страны возможен только при правильно выбранной стратегии и определении полюсов роста. В высокоразвитых странах для этих целей служит финансовый рынок, который из тысяч направлений и из миллионов вариантов инвестирования отбирает только соответствующие ограниченным финансовым ресурсам страны, а следовательно, ее фонду накопления. В слаборазвитой стране направлений инвестирования не так много, а число предприятий, которые способны осваивать крупные проекты, исчисляется десятками, в лучшем случае сотнями. Поэтому слаборазвитой стране для стимулирования своего роста придется осуществлять директивное планирование, указывая частным компаниям, что и как производить. И в Японии, и в Южной Корее планы правительства были директивными и зачастую доходили не только до предприятий, но и до их цехов. Очевидно, что в условиях частной собственности выполнение таких планов возможно только в том случае, если удастся создать механизм добровольно-принудительного стимулирования предпринимателей в целях выполнения указаний правительства.
Экономический рост предполагает наличие источников инвестиций. Основными источниками инвестиций в Японии были внутренние источники. В послевоенный период она не попала в разряд стран, получающих помощь по плану Маршалла. Однако американцы помогли стране другими способами. Во-первых, они отказались от значительной части репараций, во-вторых, в связи с войной в Корее в начале 50-х годов американцы насытили Японию заказами на обслуживание американской армии. В дальнейшем Япония получала и помощь иного рода, например научно-техническую. Однако помощь не снимала вопроса о поиске внутренних источников инвестиций.
Внутренние источники роста могут быть получены только из фонда накопления в национальном доходе (и ВВП) страны. Поскольку высокая норма накопления означает низкую норму потребления, то в стране должен быть задействован механизм подавления потребления и перекачки национального дохода в инвестиционную сферу. Такой механизм требует либо авторитарного, возможно военного, режима (как это наблюдалось в большинстве быстрорастущих стран в послевоенный период, в том числе в Южной Корее и Чили), либо опоры на какие-то черты национальной культуры. Япония использовала, в первую очередь, второй вариант. Население, исповедующее в основном синтоистскую религию и буддизм, способное воспринять общекорпоративные интересы как интересы собственной семьи, готово было получать сравнительно скромную зарплату.
Поскольку в экономике действуют три основные группы экономических субъектов – семьи, корпорации и государство, то именно они и решают вопрос о пропорции распределения национального дохода на фонд потребления и фонд накопления. Так как заработная плата в Японии сравнительно невелика, а государство перераспределяет через бюджет около трети ВВП, то основная тяжесть решений в области определения нормы накопления лежит на корпорациях.
В Японии потребительский спрос составляет 60% от ВВП, в то время как в США – 80%. Подобная пропорция не характерна для высокоразвитой страны, с пропорционально развитой экономической системой. Японии еще предстоит пройти абсолютно необходимую стадию на пути постиндустриального общества – стадию «общества всеобщего благосостояния». Для информационного общества недостаточно иметь в каждой квартире компьютер и телефон. Как и любое общество, постиндустриальная стадия предполагает зрелую систему ценностей людей, опирающуюся на свободу и значимость человеческой личности. Подобная переориентация в системе ценностей уже вовсю идет в Японии. Молодежь больше ориентирована на свободу и потребление, чем их отцы и деды, вынесшие на своих плечах тяготы войны и послевоенного самоограничения, необходимого для поддержания роста страны.
Экономический механизм, созданный в послевоенный период, привел к тому, что Япония и в 90-е годы представляла собой специфическую страну, «белую ворону» среди развитых стран. Специфика ее, в частности, заключается в том, что это богатая страна с бедным населением, сочетающая современное производство с традиционной (почти полуфеодальной) культурой. Есть миф, что японцы не покупают импортных товаров из-за национальной гордости. На самом деле они не покупают их из-за бедности: высокие таможенные пошлины и специфическая система торговли, когда ввозимый товар проходит множество посредников, делает заграничные товары недоступными для большинства японцев.
Известно, что быстроразвивающаяся страна неизбежно сталкивается с угрозой крупномасштабной инфляции. Япония создала специфические механизмы, позволяющие свести инфляцию к безопасному уровню, хотя избегнуть ее полностью невозможно. В период своего стремительного роста в 50–60-е годы Япония имела самую высокую инфляцию среди развитых в то время стран. Однимиз таких механизмов была система подавления потребительских расходов населения. Другие механизмы лежали в кредитно-денежной сфере.
Для подавления инфляции и стимулирования экономического роста в стране был отлажен своеобразный кредитно-денежный механизм, позволявший направлять кредитные ресурсы, в том числе и вновь выпущенную денежную массу, к определенным правительством точкам промышленного роста. Этот механизм позволял компенсировать неизбежный в отсталой стране недостаток «длинных» денег, необходимых для долгосрочных капитальных вложений. В результате действия этого механизма в Японии была создана уникальная банковская система, которая представляла собой нечто среднее между Госбанком СССР, осуществлявшим финансирование народного хозяйства, и двухуровневой банковской системой развитых стран. В 90-е годы эта уникальность банковской системы Японии стала существенным тормозом на пути ее превращения в зрелую державу со здоровой экономикой.
В послевоенный период в Японии финансовая и денежно-кредитная система оказались в значительной степени слиты, а центральный банк работал в тесной связке с министерством финансов. В других высокоразвитых странах (в первую очередь США и Германии) финансовая и денежно-кредитная системы разделены. Такое взаимодействие центральных органов в стране позволило подключить Банк Японии к управлению экономическим развитием.
Управление процессом экономического развития, вообще говоря, не является задачей центрального банка. Он предназначен для решения других задач. Однако в некоторых развивающихся странах его привлекают к финансированию перспективных отраслей национального хозяйства.
Быстрый рост предполагает и высокие темпы увеличения денег в обращении, поскольку они нужны, во-первых, чтобы перемещать расширяющийся объем производимых товаров и услуг; во-вторых, для обеспечения объема вновь вовлекаемых в рыночный оборот реальных финансовых активов.
Чем может быть поддержан рост объема денежной массы? Он может обеспечиваться интенсивным ростом золотовалютных резервов. Но для этого страна должна постоянно иметь положительное сальдо торгового баланса и, следовательно, выпускать конкурентоспособные по международным меркам товары, что для развивающихся стран является очень сложной задачей. Центральный банк не может выпускать деньги и под государственный долг, поскольку кредитование правительства центральным банком – прямой путь к инфляции, в этом случае в оборот выпускаются деньги без соответствующего роста товарной массы. Так что единственным приемлемым путем остаются кредиты частному сектору, что и было с успехом использовано в Японии.
Если не принимать во внимание приток иностранного капитала, то денежная эмиссия при слабых финансовых накоплениях частного сектора может быть поддержана только кредитами центрального банка (предполагается, что в стране уже складывается двухуровневая банковская система). Центральный банк вливает деньги в банковскую сеть, где они мультиплицируются. В этом случае объем национальных инвестиций может превышать объем сбережений (I > S). Конечно, равенство между национальными сбережениями и инвестициями нарушается во многих развивающихся странах, но, как правило, это нарушение идет за счет привлечения иностранных капиталов, т.е. сбережений населения других стран. Япония же за рубежом закупала в основном лицензии и патенты (т.е. товары), а на их основе сама организовывала производство товаров. Поэтому разница между сбережениями и инвестициями покрывалась еще и банковскими кредитами, которые, таким образом, порождали деньги для роста. Причем данная разница была весьма значительна. Так, до начала 70-х годов она составляла 6–7% ВНП.
Зависимость частного сектора, в том числе и коммерческих банков, от кредитов центрального банка создает уникальную возможность целенаправленного регулирования национального развития. Ведь центральный банк выступает от имени всей экономики и поэтому может успешно проводить кредитно-денежную политику, направленную на национальные интересы, а не только на интересы какого-то определенного и достаточно узкого круга отраслей и финансовых групп. Если при этом проводится еще и разумная государственная политика, если действует квалифицированный и хорошо подготовленный государственный аппарат и денежная политика поддерживается соответствующей фискальной, налоговой, таможенной политикой, то экономика начинает стремительно развиваться.
Важно заметить, что, по логике двухуровневой банковской системы, центральный банк не может прямо давать кредиты каким-либо фирмам и отраслям. Средства проходят только через коммерческие банки, которые такие кредиты и выдают. Другое дело, что сами они бы никогда не стали вливать средства в эти отрасли. Но если они проигнорируют волю центрального банка, то не получат от него денег. Постоянный ресурсный голод быстрорастущей экономики заставляет коммерческие банки выполнять условия центрального. В результате центральный банк все равно кредитует перспективные отрасли, но не сам, а через коммерческие банки. Им и приходится неусыпно следить за разумностью использования средств предприятиями. Подобная политика должна проводиться центральным банком, во-первых, в тесном взаимодействии с государством (которое по рыночным критериям отбирает перспективные отрасли) и, во-вторых, очень аккуратно, поскольку велика угроза инфляции.
В послевоенный период японское правительство проводило в мире «охоту» на новые технологии. В страну ввозились не столько потребительские товары, сколько лицензии и патенты на передовые научные разработки. Право их использования предоставлялось только самым достойным, после жесткого отбора. Поэтому применение подобных, сделанных за рубежом, открытий гарантировало в стране высокую эффективность инвестиций. Оставалось только обеспечить эти инвестиции деньгами, что центральный банк и делал.
Подавлению инфляции во многом способствовал и закон, обязывающий правительство балансировать бюджет. Такая практика продолжалась до начала 70-х годов. Правда, балансировать бюджет в условиях высоких темпов роста несколько проще, чем при низкой скорости хозяйственного развития, поскольку высокие темпы обеспечивают и ежегодное увеличение доходной части бюджета. Проблемы начинаются как раз тогда, когда темпы падают.
Государственная политика проводится в этом случае не через бюджетное финансирование, а через разумную национальную кредитную политику. Деньги, кредиты вливаются в частную экономику, но предварительно они проходят через те сектора, которые бы в противном случае вообще не дождались финансирования. Им деньги достались бы в последнюю очередь, а при таком рационировании кредитов они получают их в первую очередь. Кроме того, финансирование идет не из бюджета, а через банковскую систему, поэтому средства выделяются небезвозмездно. Они должны быть возвращены, да еще и с процентами (хотя и льготными), а проект должен окупиться. Таким образом, деньги постоянно «прокачиваются» через банковскую систему, где их оборот находится под неослабевающим контролем.
Нужно сказать, что и в данном случае не удается избежать диспропорций в национальном хозяйстве и жертв со стороны населения. Если одни сектора получают дополнительные вливания, то другие должны столкнуться с определенными трудностями. Поэтому даже в условиях быстрого роста государство должно проводить жесткую политику контроля за доходами (в частности, за заработной платой), поскольку значительная часть расходов идет в потребительский сектор, а льготное финансирование питает, напротив, индустриальные отрасли. Заработная плата должна расти медленнее производительности труда. Тем не менее инфляции в области потребительских цен избежать все равно не удается. Главный же контроль осуществляется в области оптовых цен, поскольку промышленность главным образом реагирует на них. Правда, и поддержать этот уровень несколько проще из-за роста производительности труда в индустриальной сфере, так как именно в ее пользу распределяются ресурсы.
Таким образом, быстрое развитие одних секторов экономики, одних экономических субъектов (мощных компаний, способных использовать крупные и долгосрочные капитальные вложения) сопровождается трудностями у других – населения, мелких и средних фирм. Население страдает от роста потребительских цен и, следовательно, от обесценения своих сбережений, а фирмы – от недостатка кредитов и высоких ставок процента, поскольку коммерческие банки стараются таким путем возместить недостаточную прибыльность других инвестиций. Главным экономическим субъектом, обеспечивающим индустриальный рост, является сектор крупных корпораций (финансово-промышленных групп).
Недостаточная разделенность финансовой и денежной систем в Японии определяет специфику банковской системы страны. Так, самые крупные коммерческие банки мира – это японские банки, однако они представляют собой неповоротливых монстров с достаточно низкой эффективностью работы. Почему? Да потому, что коммерческие банки были предназначены для государственного финансирования перспективных отраслей и в ходе своего развития оказались хроническими должниками центрального банка. Последний является своеобразным подразделением министерства финансов, которое и определяет, в частности, величину его учетной ставки. При этом, хотя бюджет государства может быть и сбалансирован, его фактический дефицит переносится на центральный банк, который по сути выполняет те же функции, что и государственное бюджетное финансирование.
Банковская система Японии уникальна. Ее критикуют за неповоротливость, неэффективность, малую прибыльность. Но каждый банк в отдельности и все банки вместе являются безнадежными должниками Банка Японии, поскольку их основная функция заключается вовсе не в достижении прибыльности, а в перекачке государственных ресурсов в экспортные отрасли. Государство создало японские банки, чтобы они провели индустриализацию. Оно печатало для них деньги, чтобы они финансировали развитие экспорта, и отдавало им все экспортные доходы. Однако промышленные и торговые фирмы также являются хроническими должниками банковской системы и коэффициент их долговой нагрузки может составлять 300–400%. В итоге создается своеобразная экономическая система, в которой все друг другу должны: промышленные и торговые компании – банкам, а коммерческие банки – центральному банку.
Из трех основных субъектов, которые обеспечивают источники инвестиций и которым достаются первые плоды экономического роста – семьи, корпорации и государство, – главную роль играют крупнейшие корпорации, включенные в какую-либо финансово-промышленную группу. Роль государства формально остается не слишком заметной (через бюджетную систему распределяется примерно 25% ВВП), а население является сравнительно бедным.
Японским опытом воспользовались некоторые другие развивающиеся страны, например Южная Корея. Однако для отсталых, но быстрорастущих стран можно использовать и другой путь, который, в отличие от японского или южнокорейского, опирается на частный сектор, давая свободу рыночным силам и с самого начала ограничивая вмешательство государства в экономику. В качестве примера можно привести Сингапур, Гонконг, Тайвань. В этом случае задачи центрального банка несколько меняются, а денежная масса обеспечивается другой статьей его активов – золотовалютными резервами.

Вопросы для повторения

1.  В чем состоит суть интернационализации хозяйственной жизни после второй мировой войны?
2.  Что такое экономическая интеграция?
3.  Какие особенности послевоенного экономического развития США вы могли бы назвать?
4.  Что такое постиндустриальное общество?
5.  Назовите основные особенности хозяйственного развития Европы после второй мировой войны.
6.  В чем состоят особенности экономического развития послевоенной Германии?
7.  Как происходило становление индустриального общества в странах Латинской Америки?
8.  В чем состояли особенности экономического развития стран Юго-Восточной Азии?

9.  Назовите основные особенности хозяйственного развития Японии после второй мировой войны.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел Экономика и менеджмент












 





Наверх

sitemap:
Все права на книги принадлежат их авторам. Если Вы автор той или иной книги и не желаете, чтобы книга была опубликована на этом сайте, сообщите нам.