Библиотека

Теология

Конфессии

Иностранные языки

Другие проекты







Ваш комментарий о книге

Егер О. Всемирная история (том 1. Древний мир)

ОГЛАВЛЕНИЕ

КНИГА СЕДЬМАЯ. ВЕК РИМСКИХ МЕЖДОУСОБНЫХ ВОЙН

ГЛАВА ВТОРАЯ. Двадцатилетняя и междоусобная войны. Война с союзниками и полное единение Италии. Сулла и Марий: первая война с Митридатом; первая междоусобная война. Диктатура Суллы. (100-78 гг. до н. э.)

Ливий Друз предлагает реформы

В данный момент правительственная мощь сената возросла более чем когда-либо, и истинная государственная мудрость - столь редкая между людьми - предписывает победителю в подобные минуты несомненно одержанной победы непременно удовлетворять справедливым требованиям побежденных. Только такой целительной и примиряющей политикой и оказывается возможным вновь возвратить потрясенное государство и общество к прежнему здоровому состоянию. Но дело в том, что для подобной политики необходим первоклассный государственный деятель - муж, подобный Солону, например, - а такая политика была не по плечу сенаторской олигархии, которая в большинстве состояла из посредственных, ограниченных и потому именно чрезвычайно задорных политиков. В их среде существовало известное количество вполне способных и по-своему даже честных и патриотичных деятелей второстепенного значения, но выдающихся не было. Самым выдающимся из всех деятелей сенатской партии был в то время Луций Корнелий Сулла, но он еще не обладал авторитетностью признанного главы партии. Он еще раз доказал свои блестящие воинские способности в войне с варварами, сначала под начальством Мария, потом под начальством Катула, но оба раза только в положении человека подначального. В данный момент он не занимал никакой государственной должности.

Сулла

Предполагаемое портретное изображение. Мраморный бюст в музее Кьярамонти.

Дела в ближайшие годы шли кое-как: выборы происходили правильно и заканчивались без всяких анархических происков, благодаря тому, что долговременная привычка пользоваться политическими правами в определенных, традициями установленных формах в Риме никогда не утрачивалась. К тому же во внешних отношениях всюду господствовало полное спокойствие, а в 99 г. и сицилийская война с восставшими рабами была закончена.

Отношение союзников к Риму

В политических агитациях и процессах, конечно, не было недостатка, и два важных вопроса постоянно выступали на первый план: реформа судов и отношение к союзникам. С тех пор как большие государственные процессы разбирались присяжными судьями от всаднического сословия, правосудие не улучшилось и оставалось таким же, каким оно было при судьях-сенаторах. Жители провинции находились в дурном положении с тех пор, как гибельное влияние богатства и могущества уничтожило прежнюю, древнеримскую законность. И правители провинций, и акционерные общества, откупившие в Риме право на собирание податей, постоянно обогащались за счет бедных провинциалов. В законах, специально предназначенных для защиты их интересов, конечно, не было недостатка; но беда была в том, что уже нельзя было найти судей, которые способны были бы беспристрастно и бескорыстно применять эти законы. Когда же судами овладели люди, близко стоявшие к финансам, то оказалось, что именно тот добросовестный чиновник, который зорко следил за плутнями сборщиков податей и защищал интересы подданных римского народа, больше всех рисковал попасть под суд. Так был в процессе 92 г. осужден "за вымогательство" честнейший человек Публий Рутилий Руф [Он служил легатом в 98 г. при Квинте Муцие Сцеволе во время его управления провинцией Азия, причем прославился образцовой честностью.], и это тем более наделало шума в обществе, что суд оправдывал людей, на которых были возведены самые тяжкие обвинения. В большинстве случаев провинциалы не жаловались на происходившее в провинции, не надеясь найти ни суда, ни расправы. Более жгучим и важным был вопрос об отношении к союзникам. Численная пропорция граждан и союзников италийского племени в точности не известна: можно, однако, на 400 тысяч полноправных граждан, способных носить оружие, положить, по меньшей мере, 500 или 600 тысяч союзников. Не подлежит никакому сомнению, что они принимали участие в великих победах, создавших это изумительное царство, и что в войнах, веденных Римом, на их долю постоянно выпадало выполнение наиболее трудных задач; вот почему они, конечно, и не помышляли о том, чтобы их можно было смешивать с жителями провинций или с "чужеземными подданными" иных, внеиталийских национальностей, и их италийской национальной гордости было очень больно видеть, что в Риме римские чиновники начинают обращаться с ними все более и более высокомерно. Но, увы, все попытки реформ, начиная со времен Гая Гракха, терпели крушение именно в этом вопросе, и положение союзников только ухудшалось от этих попыток. Несколько раз в 126, 122 гг. до н. э. в Риме применялась строгая мера высылки из города всех не римских граждан; а в 95 г. до н. э. был принят строгий закон против всякого присвоения права римского гражданства, открытого или приобретенного путем лукавства, и этот закон был проведен одним из умеренных людей. Как же были в Риме настроены все остальные правители по отношению к притязаниям союзников!

Гибель Друза

Нашелся однако в 91 г. до н. э. такой государственный деятель, который, воспользовавшись периодом времени, по-видимому, более спокойным, предложил обширный план важных реформ. Это был Марк Ливий Друз, сын того Ливия, который боролся против Гая Гракха.

Монеты рода Марциев.

Конная статуя Луция Марция Филиппа (слева); внизу - марка денария.

Клятва на свинье (справа).

Он предложил дополнить сенат 300 членами из всаднического сословия и затем уже передать заведывание судом сенату в этом усиленном составе. Таким образом, он хотел примирить и слить воедино оба привилегированных класса, а затем уже предложил даровать право полного римского гражданства всем италийским союзникам Рима. Однако и он наткнулся на упорное и близорукое противодействие главным образом в лице одного из правящих консулов - в Луции Марции Филиппе. Брожение, несомненно уже проявлявшееся среди союзников, не побудило правительство к принятию предлагаемой ему великой и спасительной меры, а, напротив, послужило только средством к возбуждению умов против трибуна. Привязались к несоблюдению какой-то формальности в предлагаемых им законах, а самого Марка Ливия подло убили.

Тайный союз в Италии

Это злодейство, совершенное над человеком самых чистых стремлений, довело до крайности ненависть, уже давно таившуюся в сердцах всего италийского населения, и всем тотчас же стало очевидно, что среди них давно на всякий случай приняты меры, весьма важные и весьма обширные, хотя римское правительство, по близорукости своей, ничего о них не подозревало. В Риме только в самых неопределенных чертах знали о каком-то большом "тайном союзе", который будто бы образовался между городами средней и южной Италии для поддержки планов Друза. Когда же после его гибели простая случайность - грубая выходка римского претора в пиценском городе Аускул - подала первый повод к восстанию, изумленный римский сенат вдруг увидел перед собой вполне организованную силу в виде целого "союзного государства Италии". У этого государства оказался и свой италийский сенат, состоявший из 500 членов, и своя столица Италика (Корфиний в стране пелигнов), и италийские комиции, заседавшие в этом городе, и два италийских консула, и 12 своих преторов. Весь внутренний строй "Италии" был, видимо, создан по римскому образцу. Разумеется, и этот италийский сенат не был собранием представителей народа в современном смысле слова, хотя уже довольно близко подходил к этому типу.

Союзническая война

В Риме были, очевидно, поражены таким исходом, хотя в нем, судя по предшествующим событиям, не было ничего неожиданного. Но и в этот опаснейший момент с самой лучшей стороны проявилась несравненная организация римского могущества и выказалось величайшее из ее преимуществ: громадное число людей, которых можно было поставить во главе того или другого дела. Притом и в самом Риме, ввиду общей опасности, на мгновение смолкли все раздоры, и даже политические противники, даже люди, состоявшие в личной вражде между собой, как Сулла и Марий, тотчас явились на зов правительства и отдались в его распоряжение. Война, быстро распространившаяся по всей средней Италии, Кампании, по древнему Самнию во всем его объеме и даже до крайнего Пицена, - получила впоследствии название Союзнической. В бесчисленных стычках и в немногих больших битвах, в которых с той и с другой стороны сражалось не менее 70 тысяч человек, сходились и мерялись силами противники, которые и по языку, и по обычаям, и по умению владеть оружием были совершенно равносильными... Сходились биться из-за дела, которое уже перед началом войны было почти решено. И среди государственных людей, составлявших в ту пору правительство, было несомненно решено, что эта борьба, как бы она ни велась, удачно или неудачно, все же должна была окончиться значительным расширением римского права гражданства, и другая, противная сторона, не стала бы поднимать такой бури, если бы не стремилась к достижению столь серьезной цели.

Слияние италийской нации

Первое столкновение - первый поход 90 г. до н. э. - в общем был весьма благоприятен для "Италии": на монетах, выбитых в это время италийской федерацией, видно вычеканенное изображение вола (древний герб сабельского племени), который добивает рогами лежащую на земле волчицу. В Риме не замедлили высказать то, что должно было быть последним словом этой войны. Консул Луций Юлий Цезарь предложил и без всяких затруднений провел законопроект, по которому римское право гражданства немедленно предоставлялось всем латинским общинам, не принявшим участия в вооруженном восстании; трибуны Плавтий и Папирий дополнили этот закон другим, по которому имели право на получение римского права гражданства все те граждане союзных общин, которые в течение 60 дней подадут заявление преторам в Риме. Таким образом удалось положить предел дальнейшему распространению опустошительного пожара, а на второй год даже почти прекратить войну. Лишь немногие города и крепкие пункты, подобные Ноле в Кампании и Венусии в Апулии, еще оказывали сопротивление.

Семейная трапеза. С римского барельефа.

Опасность была устранена, но сам вопрос не решен окончательно, т. к. все еще толковали о способе подачи голосов новыми гражданами: так ли, как они, вероятно, сами желали, чтобы их голоса были поделены между всеми существующими 35 трибами, причем они могли оказывать некоторую долю влияния на голосование, или же, как хотелось многим в правительственных кружках, чтобы они были распределены на 8 триб из числа старых 35, или же вписаны в новые 8, добавленные к старым, причем, конечно, значение их голосования было бы крайне ограничено. Партии еще спорили об этом и, к несчастью, в данную минуту Риму еще не суждено было искренне порадоваться великому политическому результату - завершению политического единства Италии, созданию италийской нации. Но хуже всего было то, что этот неразрешенный политический вопрос (и не только этот) роковым образом переплелся с большой внешней войной. Героем этой войны, как и войны югуртинской, был один из варварских царьков. Эта война касалась гораздо более глубоких и обширных интересов, почему и должна быть отнесена к числу тех всемирно-исторических войн, которые на пространстве всей истории человечества велись между Востоком и Западом. То была первая война с Митридатом VI, царем Понтийским (88-84 гг. до н. э.).

Восточные дела

Надо предположить, что римский сенат, занятый в последнюю четверть века внутренними смутами и вопросами, запустил внешнюю политику и совсем упустил из виду строгое наблюдение за римскими чиновниками, которые были представителями римской власти для подданных римского государства на его отдаленных окраинах. Особенно на положение дел в странах, лежащих к востоку от Эгейского моря, сенат совсем махнул рукой и в течение целой четверти века известно только о единственном положительном мероприятии сената в вышеупомянутой местности - об обращении Киликии (на юго-востоке Малой Азии) в римскую провинцию (102 г. до н. э.), в тех видах, чтобы обуздать возрастающее морское разбойничество, которое именно здесь и находило себе приют и убежище. И при этом римский сенат совершенно безучастно относился к начинавшемуся распадению громадного царства Селевкидов, как и к династическим спорам и неурядицам в Египте. Сирийская монархия, после поражения при Магнесии оттесненная к западу и предоставленная преобладавшему в ней восточному элементу, более и более приходила в упадок: между тем как с востока напирал воинственный народ парфяне, овладевший даже Месопотамией. Одна часть царства за другой, отпадая, становились самостоятельными, и со времен Антиоха Великого, со времени битвы при Магнесии, этот процесс отпадения шел непрерывно. Уже при этом царе отпала Армения; при втором его преемнике, Антиохе IV Эпифане (175-164 гг. до н. э.), который увлекся несчастной идеей внесения возможно большего единства в царство при помощи ревностного и местами даже насильственного распространения эллинизма в виде языка, нравов и религии эллинов, - поднялось знаменитое восстание иудеев под геройским предводительством рода Маккавеев.

Монета Антиоха IV Эпифана.

Восстание это также закончилось отпадением Иудеи, образовавшей самостоятельное целое. Вскоре остатки обширного царства подверглись дальнейшему расчленению при посредстве бесконечных споров о престолонаследии. В Малой Азии еще держался кое-какой порядок, поддерживаемый опасением римского могущества, т. к. Пергамское царство было обращено в римскую провинцию Азия. Здесь, рядом с подчиненными Риму Вифинией и Каппадокией, на юго-восточном побережье Черного моря, существовало небольшое Понтийское царство, которое еще со времен Артаксеркса II было самостоятельным, а с 120 г. там правил царь Митридат - шестой государь этого имени. Митридат VI носил греческое прозвание Евпатора, и в его родословном древе действительно могли быть кое-какие греческие отпрыски.

Монета Митридата VI Эвпатора.

АВЕРС. Голова Митридата в диадеме. РЕВЕРС. Пегас, звезда, полумесяц и монограмма; подпись по-гречески "ЦАРЬ МИТРИДАТ ЕВПАТОР", по краю - венок из плюща и винограда.

Золотая монета Пантикапея. АВЕРС. Голова Пана. РЕВЕРС. Грифон, держащий в пасти наконечник копья; надпись по-гречески: "ПАН".

Бронзовая монета Фанагории. АВЕРС. Голова Вакха. РЕВЕРС. Колчан и сокращенное название города по-гречески: "ФАНАГОРИЯ".

Когда после юности, полной всяких приключений, он наконец утвердился на своем троне, то постарался показать себя сторонником и поклонником эллинизма, хотя и в добре, и в зле был вполне восточным деспотом. От природы он был богато одарен: громадный ростом, несокрушимый по телесной силе, которую невозможно было истощить никакими усилиями, никакими излишествами, он обладал превосходной памятью и притом был способен усвоить себе именно такую долю греческого образования, какую могла воспринять его, в сущности, очень грубая и дикая натура варвара. Он обладал честолюбием произвольного, привычного к насилию, необузданного деспота, и ему удалось даже несколько расширить свое царство за счет его более слабых соседей - Армении, Вифинии и Каппадокии. И на север от Черного моря, и на восток он также сделал кое-какие приобретения. Греческие колонии, некогда, в лучшие времена, основанные в этих странах - Диоскурия, Пантикапей, Фанагория, Херсонес, - угрожаемые скифскими племенами, покинутые на произвол судьбы своими земляками, не защищаемые и римлянами, весьма охотно подчинились власти государя, который хоть наполовину был греком, или, по крайней мере, выказывал себя греком. Он и соединил все эти колонии под названием одного общего Боспорского царства. При этом округлении своих владений он, однако, уже столкнулся с римлянами. Сулла в 92 г. до н. э., будучи претором в Киликии, изгнал из Каппадокии одного из военачальников Митридата, а римский уполномоченный Марк Аквилий тотчас явился в Вифинию и Пафлагонию, когда Митридат и туда стал проникать со своими кознями. Тем временем, однако, дела на западе сложились так, что для честолюбия Митридата, для его страсти к приобретению, для его ненависти против той силы, которая его сдерживала и стесняла, - открылись обширнейшие горизонты.

Первая Митридатова война

Началась италийская союзническая война против Рима. Одновременно с ней подняли голову и ненависть, и озлобление, которые успело возбудить против себя вырождающееся римское господство в Малой Азии и в Греции. У всех врагов Рима и силы, и мужества поприбавилось. Пламенной фантазии их понтийский царь явился уже как бы представителем если не всего эллинизма, то, по крайней мере, - свободы народов, и лесть, неотступно окружающая сильных мира сего, внушила и самому Митридату такое же воззрение на его деятельность. Его агенты и вербовщики рассылались повсюду; он вошел в отношения даже с италийцами. Но он не сумел ни избрать удобного момента для начала своих действий против Рима, ни найти в себе ту быструю решимость, которая была необходима. И вышло так, что римляне, покончив союзническую войну, объявили войну Митридату сами, т. к. все поводы к тому уже были в виде его враждебных действий против римских вассалов - правителей Каппадокии и Вифинии.

Борьба Суллы и Мария за Рим

На 88 г. до н. э. были избраны в консулы Луций Корнелий Сулла и Квинт Помпей Руф, причем первый был назначен главнокомандующим на войну в Азии. Его воинские таланты еще раз самым блестящим образом выказались в союзнической войне, и ее окончание большинством ставилось именно ему в заслугу, между тем как Марий, ненавидевший Суллу со времен югуртинской войны, не нашел возможности особенно отличиться в этой последней войне. Не может быть никакого сомнения в том, что эта война для Суллы пришлась как нельзя более кстати: дала ему возможность сблизиться и с войском, которое всюду готово было за ним следовать, если бы внутренние неурядицы Рима того потребовали. Думал ли он сам об этом - с полной определенностью сказать трудно, хотя и можно предположить по отношению к человеку с таким светлым умом, как у Суллы, который спокойно и трезво смотрел на действительность; во всяком случае, противники Суллы очень опасались его дальновидных планов. Стареющему Марию, при его громадном честолюбии, было невыносимо даже подумать о том, что не он, а другой, и что именно Сулла должен был вести большую войну в Азии. Его честолюбие нашло себе поддержку в стремлениях другого честолюбца, трибуна Сульпиция Руфа, который до того времени принадлежал к партии сената, а тут, по неизвестным причинам, явился вдруг во главе народной партии. Сульпиций уже в то время, когда Сулла отправился в Нолу, к войску, выступил с двумя законопроектами: по одному законопроекту предлагалось разделить новых полноправных граждан по существующим уже трибам; по другому - требовалось возвращение всех высланных из Рима во время насильственной реакции, последовавшей за убийством Друза. Сулла возвратился из-под Нолы, чтобы противодействовать проведению этих законопроектов: однако на форуме сила оказалась на стороне Сульпиция, который окружил себя многочисленной свитой вооруженных приверженцев (он называл эту свиту "антисенатом"). После свалки, в которой жизнь Суллы подвергалась серьезной опасности, консулы были вынуждены отказаться от противодействия законопроектам. Они были приняты народом. Сулла вторично поехал к войску, отправление которого на Восток было крайне необходимо из-за оборота дел в Азии и Греции, как вдруг Сульпиций выступил в Риме с новым предложением, относительно которого уже заранее условился с Марием. По этому предложению у Суллы надлежало отнять его звание главнокомандующего и ведение войны против Митридата поручить Марию в качестве проконсула. Комиции были в полной силе, и народ принял предложение Сульпиция. И вот двое военачальников, посланных Марием в лагерь под Нолой, явились туда, чтобы от имени Мария вступить в командование войском Суллы. Но все войско было уже на стороне Суллы. Сохранилось известие, по которому послы парфян, при одном из съездов с Суллой, выразили удивление, узнав, что этот человек - не первый в Риме: "Ну, да верно он скоро там первым будет!" - так заключили они. Он до такой степени производил впечатление человека, рожденного для власти, что это чарующее впечатление его выдающейся личности в полной силе подчинило ему все войско. Он ни на минуту не усомнился в том, как ему следовало поступить: в кратких словах изложил перед своим войском то, что предполагал делать, и из рядов раздались крики, выражавшие готовность войска всюду за ним следовать. И вот он со своими шестью легионами двинулся к Риму. Да и почему бы не двинуться? Насилие было обычным в данное время. Сенат попытался было выслать ему навстречу послов, предлагавших посредничество, но он дал им краткий ответ: "Иду освободить город от его тиранов", и двинулся дальше. Близ города к Сулле подоспел его сотоварищ Помпей, затем произошла стычка между его войском и войском Мария и Сульпиция, которые не успели надлежащим образом подготовиться к вооруженному столкновению. После краткого ожесточенного боя в Эсквилинском предместье Рима и Марий, и Сульпиций должны были спасаться бегством через одни из незагражденных еще ворот Рима, а легионы Суллы раскинули свои шатры на форуме.

Сулла приводит государственное устройство в порядок

Таким образом, Сулла, благодаря своей спокойной энергии, стал в данную минуту полным господином положения, однако, не в том смысле, чтобы теперь же, немедля, приняться за прочное переустройство государства. Некоторых предводителей противной партии он объявил "вне закона" - и вскоре голова Сульпиция, схваченного близ Лаврента и тотчас же казненного, была выставлена на форуме Рима. Затем Сулла постарался устранить наиболее вопиющие поводы к недовольству, как например, нужду в деньгах и различные неустройства в кредитных отношениях, наступившие вследствие происшествий в Азии. Для комиций по центуриям он восстановил старый сервиевский порядок голосования, дополнил сенат при помощи новых чрезвычайных избраний 300 новыми членами, от влияния которых мог ожидать твердой опоры для партии порядка, и постановил, чтобы на будущее законопроекты, предлагаемые трибунами, переносились в народные собрания только с одобрения или разрешения сената. Сулла, конечно, и сам не ожидал слишком большой прочности установленного им положения. Комиции на будущий год избрали в консулы консервативного Гнея Октавия и рядом с ним - ярого демократа Луция Корнелия Цинну, и уже отовсюду снова стали надвигаться тучи... Но для него важнее всего было восстановить римское господство на Востоке; надо было выполнить сначала это - остальное пришло бы само собой. Он заставил обоих консулов присягнуть в том, что они будут соблюдать только что принятые законы, и затем, в начале 87 г. до н. э., со своим войском покинул Италию.

Монета Луция Корнелия Цинны.

АВЕРС. Голова Януса.

РЕВЕРС. Нос корабля. Обозначение денария "X" и надписи по-латыни "ЦИНА РИМ".

Эфесские убийства

Митридат успел между тем воспользоваться досугом, который доставили ему эти смуты в Риме. С войском, по численности весьма значительным, он двинулся к малоазийскому побережью, где все греческие города (кроме родосских, карийских и ликийских) встречали его как освободителя, и из Эфеса всюду распространился указ, по которому, с чисто восточной жестокостью, повелевалось избивать всех италийцев, которых тот указ застанет в странах, освобожденных Митридатом от римского владычества. Указ был разослан в виде запечатанных писем к наместникам и начальникам царских войск. Его должны были всюду вскрыть в один и тот же день, и исполнителей нашлось достаточно: говорят, будто бы число избитых таким образом римлян и италийцев доходило до 80 тысяч человек (цифра, конечно, преувеличенная). И европейская Греция также вступила в Понтийский союз. Один из сыновей Митридата проник в Македонию; полководец Митридата Архелай явился с флотом в Эгейском море, и на его островах применил на деле кровавый эфесский указ. Когда же он высадился с войском в Греции, местное население последовало примеру малоазийских городов и городов на островах архипелага, и даже в Афинах, столь многим обязанных римлянам, какой-то агент понтийского царя, философ эпикурейской или перипатетической школы Аристион захватил власть в свои руки и учредил в городе нечто вроде тирании.

Серебряная монета Архелая.

АВЕРС. Погрудное изображение Архелая. РЕВЕРС. Палица Геракла.

Сулла в Греции. 86 г.

Войско, с которым Сулла явился на театр войны весной 87 г. до н. э., было немногочисленным. Для начала военных действий у него было не более 30 тысяч человек. Но важным было уже то, что он в Грецию явился. Он одержал в Беотии победу над Архелаем, затем разослал в разные стороны отряды войск с приказанием всюду восстановить римские порядки, а одному из своих военачальников, Луцию Лицинию Лукуллу приказал тотчас же готовить военный флот. Однако дальнейшие действия оказывались возможны только после взятия Афин, которые именно в этой войне по своему положению и своей гавани приобрели особое значение. Осада затянулась, и нужда среди осажденных оказалась настолько велика, что даже в храме Афины не хватило масла для лампады, возжигаемой перед изображением богини. К весне 86 г. до н. э. Сулла уже успел добиться того, что появилась возможность штурмовать город, и когда штурм удался, солдаты Суллы вознаградили себя за все тяготы осады. Наконец и Пирей пал; Архелай успел вывести гарнизон Пирея и присоединил его к тому большому 110-тысячному понтийскому войску, которое под предводительством Таксила шло на выручку Афин и уже успело достигнуть Беотии. Сулла, который тем временем успел вновь собрать все свои войска воедино, перешел к наступлению и одержал при Херонее победу, которую наверное должна была одержать разумно направляемая европейская армия против всякого, хотя бы и многочисленнейшего, азиатского войска.

Однако эта война запуталась самым неожиданным образом. Новый главнокомандующий, консул на 86 г. до н. э., Луций Валерий Флакк, прибыл в Эпир, чтобы заменить Суллу и продолжать войну. Эта перемена была следствием того, что противная партия окончательно взяла верх в Италии. Дело в том, что, как только Сулла удалился на Восток, консул Цинна, принадлежавший к народной партии, как и следовало ожидать, позабыл данную им клятву и тотчас же предложил законопроект о возвращении из ссылки изгнанников, и другой - о порядке подачи голосов новыми гражданами в смысле кассированного сульпициева закона. На возражения некоторых трибунов он не обратил ни малейшего внимания. Другой консул, Марк Октавий, сумел противопоставить силу насильственному введению в действие законопроектов, навязываемых ему товарищем. Цинна вынужден был бежать; на его место был выбран в консулы Корнелий Мерула. Однако в Италии при голосовании новых граждан противная партия получила значительный перевес: войска, стоявшие близ Нолы, когда в их среде появился Цинна, встали на его сторону; все вожди партии, смирившиеся при Сулле, теперь подняли голову, и среди них особенно Марий, у которого теперь появилась надежда добиться того седьмого консульства, которое предсказывали ему оракулы. Однажды он едва ускользнул от преследования всадников, высланных за ним в погоню Суллой. Наконец они все-таки выследили его убежище где-то около устья Лириса и заключили его в тюрьму в ближайшем городке Минтурнах. Смертный приговор уже был произнесен, но тот раб, которому было поручено привести его в исполнение, не дерзнул поднять руку на Мария. Говорят, этот раб был одним из кимвров, взятых в плен при Верцеллах. Возможно, что там же, в Минтурнах, Марию была предоставлена возможность бежать, т. к. партию сената нигде не любили, а Марий, избавивший Италию от варваров, всюду имел тайных приверженцев и возбуждал к себе сочувствие. После бурного плавания он достиг наконец африканского берега. В древнекарфагенской области, среди развалин Карфагена, он нашел себе временное убежище, но и оттуда его стал выживать претор провинции... После всего этого он вернулся в Италию с толпой приверженцев, а здесь его имя тотчас же привлекло к нему новые толпы. В небольшой тусклой гавани он высадился на берег, захватил Остию и преградил всякий подвоз к Риму со стороны реки, между тем как Цинна подступал к Риму с юга. Аристократическая партия в Риме, поспешившая призвать на помощь войска из Цисальпийской Галлии под предводительством Гнея Помпея Страбона, была совершенно изолирована. Она была все более и более стесняема отовсюду и не решилась выступить в открытое поле для битвы со своими противниками, у которых силы росли не по дням, а по часам, тем более что они принимали под свои знамена всех без разбора, и по отношению даже к рабам - если только они принадлежали их противникам - не скупились на обещания освобождения. Пришло, наконец, время, когда аристократическая партия вынуждена была вступить в переговоры. Она совершенно напрасно пыталась требовать от Цинны обещания не проливать крови; тот отвечал, что по его воле никакого кровопролития не произойдет, но этот ответ никого не успокаивал: возвращение в Рим изгнанников (а в древности это слово было настоящим пугалом!) не могло обойтись без обильного кровопролития. Наконец ворота Рима были отворены: Цинна вновь был признан консулом, и по его воле народное собрание чересчур поспешно отменило приговор об изгнании, некогда произнесенный против Мария и его приверженцев.

Цинна и Марий в Риме

На следующий год Цинна был выбран консулом во второй раз, а Марий - в седьмой, как бы в исполнение предсказания оракула. Тогда-то с беспощадной яростью обрушилось мщение на побежденную аристократическую партию. Ряд жертв начался с обоих консулов - Октавия и Мерулы: один был убит в городе, другой, занимавший сан высшего жреца, сам лишил себя жизни у подножия алтаря Юпитера. За ними последовал ряд весьма видных сенаторов, все они были жертвами Мария, который не стеснялся в удовлетворении своей личной мести. К счастью, Марий вскоре после вступления в свое седьмое консульство умер, а один из разумнейших и наиболее патриотичных представителей торжествующей партии Квинт Серторий мощной рукой подавил деятельность тех шаек злодеев, которые были орудием мести Мария, но под этим предлогом не упускали случая работать и на свою руку.

Цинна. Правление народной партии

Тут уже были приняты меры к тому, чтобы твердо обосновать победу народной партии и видоизменить все правление государства в ее духе. Вновь были открыты житницы для столичной раздачи зернового хлеба, на время приостановленной; долговые отношения были приведены в порядок весьма радикальным образом и приняты меры к внесению новых граждан в старые трибы, что, по-видимому, было работой весьма обширной и запутанной. Цинна, который окончательно был признан главой народной партии и в ближайшие годы вновь и вновь был избираем в консулы, приказал на место Мария избрать в консулы Луция Валерия Флакка и поручить ему ведение войны против Митридата. Таким образом, торжествующая партия была озабочена, с одной стороны, желанием вырвать власть из рук Суллы, а с другой - одолеть внешнего врага.

Успехи Суллы на Востоке. Примирение с Митридатом

Сулла со своей стороны, без всякого колебания, принял вызов, и вскоре обе римские армии уже стояли в Фессалии в непосредственной близости одна от другой. Однако Флакк, разузнав о твердом настроении в войске своего противника, уклонился от битвы, и Сулла вскоре также двинулся к югу, где, между тем, успело появиться новое понтийское войско под началом Дорилая, нового полководца наемников Митридата. В Беотии, около Орхомена, дело дошло до сражения, в котором понтийское войско было окончательно разбито и рассеяно, чем европейский поход против Митридата и был благополучно закончен (85 г. до н. э.).

Серебряная монета Орхомена.

АВЕРС. Ваза (диота). Надписи по-гречески: начало названия города и монограмма. РЕВЕРС. Беотийский щит и колос.

Тем временем в Азии началось отпадение союзников от понтийского царя. Города убедились в том, что иго власти варварского царя гораздо более обременительно, чем иго римское: изгнания, смертные приговоры, произносимые против частных лиц и против целых общин, произвол и грубость во всех видах и проявлениях, - все это было явлением обыденным. И вот обе римские армии - армия, присланная демократической партией, и армия Суллы, хотя и не руководимые общим планом, двинулись в Азию против общего врага. Первая перешла через Геллеспонт, и легат Гай Флавий Фимбрия, который насильственным образом успел избавиться от своего главнокомандующего и сам стал на его место, вытеснил Митридата отовсюду и вынуждал его двигаться в южном направлении, вдоль малоазийского берега. В то же время легат Суллы Луций Лициний Лукулл, успевший наконец собрать военный флот, покорял острова Эгейского моря. Митридат вступил в переговоры, стараясь извлечь из раздора своих врагов выгоды. Но это ему не помогло; он должен был признать Суллу своим настоящим победителем и от него принять условия мира. Условия были довольно снисходительными: возвращение всех завоеваний, уплата военных издержек, выдача пленных и перебежчиков, позволение сторонникам Рима возвратиться в города той наследственной понтийской области, которая была оставлена в его владении (84 г. до н. э.). О подчинении царя Сулла узнал еще в Европе, однако он все же переплыл в Азию и явился в пергамскую область, где его римский противник, легат Фимбрия, стоял с двумя легионами. Никакой битвы между обеими армиями здесь не произошло: Фимбрия потерял всякое значение в глазах своих воинов, которые перешли на сторону Суллы; тогда Фимбрия сам лишил себя жизни.

Возвращение Суллы

Сулла еще некоторое время остался в Малой Азии, где щедро распределял награды и наказания. Отпавшие от Рима города, сверх весьма тяжкого воинского постоя, должны были единовременно уплатить подати за пять лет, и это поставило их в такую зависимость от римских сборщиков, которая была хуже всякого наказания. Вассалы Рима, цари вифинский и каппадокийский, вновь были восстановлены в своих правах. Оба легиона Фимбрия, под началом легата Луция Лициния Мурены, были оставлены в провинции Азия. И вот теперь, когда одна задача была решена, для Суллы наступило время свести счеты и с враждебной ему партией в Италии. Цинны, стоявшего во главе ее, в это время уже не было в живых: он намеревался переправиться в Грецию, чтобы там вступить в борьбу с Суллой, но в Анконе его войско возмутилось, и он был убит солдатами (84 г. до н. э.), а командование войском на время перешло в руки Гнея Папирая Карбона. Это был человек весьма посредственных способностей, и в распоряжении партии находился только один человек, заслуживающий внимания, Квинт Серторий, который, однако, не ужился с другими и воспользовался первым удобным случаем, чтобы удалиться в Испанию. Это обстоятельство пришлось очень кстати для Суллы в той далеко не легкой задаче, которую ему предстояло решить в Италии.

Первая междоусобная война. Победа Суллы

Трудность заключалась в том, что его противники в течение четырех лет имели возможность устроить свои дела и при этом не встречали ни малейшего противодействия. В Италии их деятельность несомненно была популярной, и даже западные провинции принимали сторону народной партии. Большинство и сила были на их стороне. Сулла, высадившийся на итальянскую почву в Брундизии, мог выставить против них относительно небольшие силы - пять легионов и 6 тысяч конницы - всего-навсего 40 тысяч воинов. Правда, на его стороне было то преимущество, что он пользовался неограниченным доверием войска, которое в течение 4-летней войны сплотилось в изумительно цельный военный организм. Война в Италии продолжалась два года подряд (83 и 82 гг. до н. э.). Уже вскоре после высадки войска Суллы с разных сторон получили подкрепления: эти новые отряды были собраны некоторыми представителями знати, как например Квинтом Метеллом Пием и Гнеем Помпеем (сыном того, что погиб в 86 г. до н. э. под стенами Рима), в местностях, где были расположены их поместья и где они сами пользовались значением и влиянием. Из двух армий, выставленных против Суллы, одна потерпела серьезное поражение при горе Тифата в Кампании, а другая, составленная из молодых и только что призванных на службу солдат, покинула знамена своего вождя и перешла на сторону Суллы. Так же безуспешно боролись против него и консулы следующего года, Папирий Карбон и Марий Младший. Последнего Сулла разбил при Сигнии и вынудил его с остатком войск укрыться в Пренесте. Затем Сулла вступил с войском в Рим, оставил в нем сильный гарнизон и направился дальше на север, чтобы, действуя заодно с Метеллом и Помпеем, оградить себя от второго консула, Папирия, стоявшего с войском в Этрурии. Это ему удалось: войска Папирия были рассеяны, сам он вынужден был бежать в Африку. Только неприступная Пренеста еще держалась, и в Самнии уцелело небольшое войско, поддерживаемое местными мятежниками.

Циста из Пренесты

Предводившие этими мятежниками Понтий Телезин, Марк Лампоний да капуанец Гутта решились на отчаянное геройство: идти на Рим, до которого по прямому пути было не более одного дня перехода, с тем, что, если дойти им не удастся, они все полягут как один человек. 25 октября 82 г. до н. э. их массы, около 60 тысяч, со стороны Альбанских гор стали приближаться к городским воротам Рима. Штурм был замедлен мужественной вылазкой небольшого гарнизона; уже около полудня появилась часть конницы Суллы, а после полудня он сам подошел с легионами. И еще раз под самыми стенами Рима возобновилась древняя борьба между римлянами и самнитами. На одном крыле, где находился Сулла, самниты в течение некоторого времени еще одерживали верх, но в то же время на правом крыле Луций Лициний Красс уже решил победу в пользу Рима. Битва продолжалась, однако, еще всю ночь, и ни с той, ни с другой стороны никто не просил и не давал пощады. И те 4 тысячи самнитов, которые очутились в плену после этой ужасной резни, были казнены несколько дней спустя на Марсовом поле. Гул и шум этой бойни долетал до слуха заседавших в сенате, которых беспощадный победитель как раз в это время созвал в храм Беллоны. После этого Сулла уже нигде не встречал сопротивления. Марий Младший покончил самоубийством, героический предводитель самнитов Понтий Телезин был в числе казненных пленников. Нетрудно было справиться и с противодействием в провинциях, которые довольно равнодушно относились к переменам власти в Риме. Юный Гней Помпей, овладев Сицилией и Африкой, дополнил новой заслугой свою службу на пользу дела Суллы, и Серторий в Испании недолго мог удерживаться против значительных воинских сил, предводимых легатами Суллы.

Понтий Телезин.

Бронзовый бюст, найденный в Геркулануме, в том же месте, где и бюст Суллы.

Атрибуция сомнительна.

Виктория. Статуя из греческого мрамора. Лувр, Париж.

Воздвигнута, по-видимому, в честь двух триумфов, т. к. у нее два венка: один - на голове, другой она держит в правой руке. Под ногами - трофей.

Сулла - диктатор

Таким образом, Сулла явился безусловным и неограниченным владыкой, и не только в его руках сосредоточилось огромное могущество, но еще и положение обязывало его, так или иначе, устроить государство по своему уразумению. Нельзя сказать, чтобы он, достигнув этой власти, достиг и крайнего предела своих честолюбивых стремлений; честолюбие ни в каком случае не было главной побудительной причиной его действий. Ему уже минуло 50 лет, когда он только начал свою карьеру. Роль, которую он теперь выполнял, была навязана ему обстоятельствами, и он выполнил ее удивительно разумно, и притом с холодностью и бессердечием, которые всегда составляли основу его натуры, а с течением времени еще больше в нем развились и усилились. И даже все те крайности, к которым он прибегал, находили себе оправдание в жестокостях противной партии. Он не сразу, однако, удовольствовался достигнутыми результатами: это был человек, способный воспользоваться своей победой и окончательно уничтожить своего противника... Вот почему ему показалось необходимым для окончательного обеспечения результатов своей победы еще немного пролить крови. В этих видах он сначала позаботился о том, чтобы власти, в сущности уже находившейся в его руках, придать законную форму (или кажущуюся законной), и добился диктатуры на неопределенное время, причем все отправления и законодательной, и исполнительной власти перешли в его руки. Затем он издал указ, по которому все власти, где-либо поставленные предшествовавшими ему консулами, и все те, которые в каком бы то ни было смысле были прикосновенны к последнему восстанию, объявлялись изгнанниками и становились вне закона. Каждый имел право жизни и смерти над ними, и кто их убивал, тот поступал по указу и даже имел право на награду за свой подвиг. Имена этих несчастных изгнанников (proscripti) во избежание всяких недоразумений всюду были обнародованы во всеобщее сведение. На этих проскрипционных списках было множество имен: хотя сам Сулла питал личную ненависть только по отношению к очень немногим из своих противников, он не скупился на их кровь там, где речь шла об удовлетворении его любимцев, которые заботились в данном случае не только о личной мести, но и о своем обогащении. По всей Италии выискивали и выслеживали жертвы; головы убитых выставлялись в Риме напоказ при Сервилиевом пруде; 40 человек сенаторского сословия, 1600 человек всаднического пали жертвами партийной ненависти и жажды к наживе, которые одинаково подстрекали к этому омерзительному преследованию ни в чем не повинных людей. А сам сенатор смотрел на эти убийства как на государственную необходимость, как на целительное средство, и в шутку называл их "кровопусканием Италии". Но этого было мало.

Имущество всех подвергнувшихся проскрипции и тех, кто пал во время войны, сражаясь против Суллы, было продано с публичного торга, и тот же варварски жестокий закон, который отнимал у сыновей противников Суллы имущество, тем же росчерком пера лишал их права занимать какие бы то ни было общественные должности, следовательно, низводил их до второстепенных граждан. Так было посеяно семя крови и ненависти, и из этого посева могли вырасти только новая кровь и новая ненависть.

Проскрипции и законы

Впрочем, о законодательной деятельности Суллы, для которой он таким кровавым способом расчищал и подготовлял почву, нельзя не отозваться с некоторым одобрением: хотя в ней не было ничего творческого и открывающего новые пути, однако была определенная цель, к которой он стремился - восстановить древнеримский государственный строи с его прежним аристократическим отпечатком, поднять значение государства в завоеванной им стране. В этом отношении Сулла следовал строго обдуманному плану, вполне уже сложившемуся в его сознании. Он сам был аристократом из древнепатрицианского дома, и не одной только родовитостью, не одной знатностью, не одним тонким образованием в духе того времени, но и действительными преимуществами: и силой ума, и дальновидностью, и личным своим значением - он превосходил всех своих плебейских противников и, особенно, Мария, равно как и большинство равных ему по общественному значению современников. Простым вождем партии он не мог быть уже потому, что был по своей природе создан для обширной государственной деятельности; однако он не мог освободиться от воззрений и даже предрассудков своего сословия, да и не желал этого; быть реформатором в широком смысле слова, поставить римское государство на новую монархическую основу (а он не мог не предвидеть необходимости такого преобразования в чисто монархическом смысле) ему казалось и трудно, и мудрено. Горячее, страстное стремление к властвованию, к упорядочению, к беспрерывному политическому созиданию и творчеству, - всех этих свойств великого государственного деятеля, царственного гения, в нем не было.

Сон Суллы. С серебряной монеты рода Эмилиев. Сюжет связан с неоднократными заявлениями Суллы, что он лишь исполняет волю богов, являющиеся ему во снах. Сулла спит на траве, над ним - Виктория с пальмовой ветвью, справа - Диана.

Лучшей характеристикой Суллы служит то, что он даже в самые тревожные эпохи своей жизни, даже в разгар военных действий, садясь за стол, уже не выслушивал никаких докладов и не принимал никаких решений: остальное время он посвящал службе государству, но время обеда принадлежало лично ему, Корнелию Сулле. И точно так же в период диктаторского могущества, когда он один всем правил и издавал законы, он никогда не упускал возможности воспользоваться свободным временем, когда положение государства этого допускало, и удалялся от дел, чтобы в полном спокойствии насладиться теми радостями, которые мог найти на дне кубка жизни.

Один великий плод революционных движений последнего пятидесятилетия - великое дело единения Италии путем дарования полного права гражданства союзникам - он признал существующим фактом и не пытался изменить в нем ни йоты. Напротив, он быстро и с корнем старался уничтожить все те учреждения, которые отозвались демократизмом Гракхов и их подражателей. Раздачи зернового хлеба были прекращены; особенно опасное орудие демократии, народное трибунство, было притуплено посредством "Корнелиева закона о трибунской власти", по которому трибунам разрешалось обращаться с предложением к народному собранию не иначе как на основании сенатского решения. В трибуны могли быть выбраны только люди из сенаторского сословия, и тот, кто уже побывал трибуном, не мог больше добиваться никаких должностей. Таким образом, трибунство было обращено в орудие сената для отношений с гражданами, а т. к. за трибунами было сохранено право оказывать помощь гражданам против превышения власти со стороны магистратуры, то трибуны являлись тоже некоторого рода орудием для обуздания чиновничества. Законодательные права народных собраний Сулла не вполне ограничил и выборы оставил в том же виде, в каком они были прежде; но в последовательность поступательного восхождения по служебной лестнице были внесены некоторые новые ограничения: никто не мог быть претором, не будучи квестором, никто не мог быть консулом, не будучи претором. Сенат был значительно дополнен Суллой введением новых 300 членов, избранных им лично, и при этом существенно возвышено могущество и независимость этой древней корпорации. На будущее время вступление в сенат обусловливалось вступлением в должность квестора; а т. к. ежегодно избиралось 20 квесторов, то ежегодно состав сената обновлялся 20 новыми членами. Чрезвычайно мудреная обязанность, возложенная на цензоров, по отношению к просмотру списка сенаторов, была устранена, и сенаторы явились несменяемыми и пожизненными. Даже власть высших сановников, консулов и преторов была значительно ограничена Суллой. Военная власть была отделена от политической: консулы и преторы (а их теперь ежегодно избиралось восемь) оставались в течение своего служебного года в Риме и в постоянных отношениях с гражданами, т. е. они правили Италией и распоряжались судом и расправой. Затем они отправлялись в качестве проконсулов и пропреторов в провинции, которых теперь было уже десять: Сицилия, Сардиния, две Испании, Македония с Ахайей, Африка, Азия, Нарбонская Галлия, Киликия и Цисальпийская Галлия. Там эти проконсулы и пропреторы, согласно распоряжению сената, принимали на себя командование войсками. В законах, касавшихся финансовой и общей части управления, например, в ограничении роскоши и т. п., диктатор выказал весьма разнообразную предусмотрительность и оказал современникам услуги, которые в потомстве уже не могут найти себе правильной оценки. Особенно важные услуги были оказаны Суллой правосудию при посредстве учреждения и дальнейшего совершенствования системы постоянных отделений суда (Quaestiones perpetuae), а также тем, что отделил процесс уголовный, который был представлен разбирательству суда присяжных, от процесса гражданского, который подлежал решению одного присяжного, указанного председательствующим в суде претором. Не мешает добавить, что в это время выработались формы управления италийскими городскими общинами по римскому образцу, так называемые муниципалитеты. В отдельных городах введены народные собрания, сенат из старейших представителей общины и чиновников, являющих собой исполнительную власть, административную и судебную подобно тому, как это было в Риме. Не следует забывать, что именно эту организацию и переустройство государства на новый лад, благодаря которым в обществе было восстановлено нечто вроде ощущения порядка и безопасности, - и следует считать главной заслугой в жизни и деятельности этого человека, минуя вызванные лихорадочным возбуждением революционной эпохи не извинительные, но объяснимые его жестокости. Для того, чтобы государственный механизм, вновь восстановленный Суллой, мог работать спокойно и непрерывно, Сулле необходимо было позаботиться не только о своей личной безопасности, но и о безопасности партии, вновь вызванной им к кормилу правления. Это было произведено путем обширной колонизации, при которой все его ветераны получили участки земли в Италии [Античные авторы иногда неправомерно преувеличивают число ветеранов Суллы, говоря о 120 тысячах.], а затем была принята другая практическая мера, совершенно в духе Суллы - было освобождено 10 тысяч рабов, принадлежавших лицам, подвергнутым проскрипции и павшим в войне против Суллы. Эти освобожденные рабы, как было в данном случае, приняли имя освободившего их господина, прозвались Корнелиями и, распределенные по трибам, представляли собой весьма надежную и преданную Сулле тайную полицию.

Смерть Суллы. 78 г.

В 81 г. до н. э. Сулла уже мог произвести опыт пригодности и прочности восстановленного им государственного строя; он допустил выбор консулов, однако при этом не отказался от диктатуры. В 79 г. до н. э. он наконец сложил с себя диктатуру и удалился в свое имение близ Путеол, где стал жить, наслаждаясь по-своему, деля свое время между шумными пиршествами в кругу людей весьма сомнительной нравственности и составлением мемуаров, да, вероятно, и еще какой-нибудь серьезной работой, которая была неизбежна при его положении. Весьма многое, а по его воззрениям даже все случившееся с ним в жизни он приписывал удаче. Это же воззрение, которое отзывается не то довольно своеобразной скромностью, не то довольно странным легкомыслием, выразилось и в том, что Сулла сам себе придумал прозвище "счастливца" - Луций Корнелий Сулла Счастливец - и этим прозванием вполне удовольствовался. Высокое положение, которое он занимал и продолжал занимать даже после своего удаления от дел, т. к. он мог вновь возвратиться к нему в каждую минуту, - это положение никогда не составляло конечной цели и стремлений его честолюбия. По воле счастья, если только подобное положение можно назвать "счастливым", или в силу неизбежно сложившихся обстоятельств и условий политического положения Рима Сулле пришлось быть первым постоянным диктатором (dictator perpetuus) - первым монархом Рима. Так он и скончался в своем имении либо скоропостижно, либо после очень краткой болезни (78 г. до н. э.). Останки его с царственной пышностью были преданы земле на Марсовом поле.

Фортуна, богиня удачи, с рогом изобилия.

Серебряная статуэтка из Флорентийской галереи.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел история

Список тегов:
власть диктатуры 











 





Наверх

sitemap:
Все права на книги принадлежат их авторам. Если Вы автор той или иной книги и не желаете, чтобы книга была опубликована на этом сайте, сообщите нам.