Библиотека

Теология

Конфессии

Иностранные языки

Другие проекты







Комментарии (2) Содержание

Глава 5. Н. И. Новиков, И.- Г. Шварц и образование Ордена розенкрейцеров в Москве

Уже к началу 1780-х годов стало ясно, что время доминирующей роли Петербурга в русском масонстве прошло. Признанным центром вольного каменщичества в России в 80-е годы XVIII века была уже Москва. Именно Москва, или, правильнее сказать, особая, отличающаяся от казенного Петербурга, более свободная московская духовная атмосфера как раз и помогла вдохнуть в уже угасавшие вследствие очевидной пустоты их занятий русские масонские ложи новые силы.

Речь идет о московских розенкрейцерах, или мартинистах, как их еще называли.

Как и близкие к ним по духу адепты других масонских систем, цель свою московские розенкрейцеры видели, прежде всего, в собственной внутренней духовной работе, заключающейся в познании Бога через познание натуры и себя самого по стопам христианского вероучения [431].

Однако реальная, практическая деятельность розенкрейцеров 1780-х годов была связана не столько с их моральным самоусовершенствованием, сколько с усилиями братьев, направленными (прежде всего, путем массового издания книг и журналов) на просвещение русского общества и возбуждение в нем широких умственных интересов. Огромную роль в этом повороте сыграл выдающийся русский просветитель второй половины XVIII века Николай Иванович Новиков. Родился он 27 апреля 1744 года в селе Авдотьино (Тихвинское) Коломенского (позже Бронницкого) уезда Московской губернии в семье небогатого помещика. Есть известия (Г.В.Вернадский считает его, впрочем, сомнительным [432]) о пребывании Н. И. Новикова некоторое время в гимназии при Академическом университете в Санкт-Петербурге. В конце 1750-х годов Н. И. Новиков был определен в дворянскую гимназию при Московском университете. Однако закончить ее ему так и не удалось, и в 1760 году он был отчислен «за леность и нехождение в классы».

После этого (1762 год) Н. И. Новиков определяется в Измайловский полк солдатом, откуда был взят, будучи уже унтер-офицером, в Комиссию по составлению проекта нового Уложения. В 1768 году он был уволен из нее и в 1770 году «отставлен поручиком» [433]. Еще раньше, в 1769 году начинается журнально-издательская деятельность Н. И. Новикова - журнал «Трутень». В 1770 году по распоряжению Екатерины II журнал был закрыт.

Тогда Н. И. Новиков учреждает новые журналы: «Пустомеля» (1770), «Живописец (1772-1773) и «Кошелек» (1774) [434]. В 1772 году Н. И. Новиков начинает издание своего «Опыта исторического словаря о российских писателях», в 1773-м издает «Древнюю российскую идрографию» (Описание Московского государства времен царя Федора Алексеевича), «Скифскую историю» Андрея Лызлова (1776), «Историю о невинном заточении боярина А.С.Матвеева (1776) и др.

Особенно большую ценность с научной точки зрения имела его «Древняя российская вивлиофика» (1773-1775, 2-е издание - М., 1788-1791), представляющая собой богатое собрание памятников древнерусской письменности: разного рода грамот, описаний посольств, царских свадеб и проч. Интерес Н. И. Новикова к русской истории не был случаен, так как именно в ней, или, вернее, в ее самобытности и добродетелях наших далеких предков искал он противоядие против усиленно насаждавшейся в то время галломании и бездумного подражания всему западному, европейскому. К этой же стороне издательской деятельности Н. И. Новикова примыкают и его «Санкт-Петербургские ученые ведомости» (1777) [435].

В своих журналах Н. И. Новиков обличал пороки и язвы современной ему русской действительности, в том числе и крепостное право, высказывал горячее сочувствие тяжелой судьбе народа и свою веру в силу просвещения, с широким распространением которого связывал надежды на более справедливые и гуманные отношения между людьми. Это и сблизило, по всей видимости, Н. И. Новикова с тогдашними масонами.

В 1775 году он был посвящен в елагинской английской ложе «Астрея». Однако практиковавшиеся в ложах И.П.Елагина бесконечные разгадывания символики масонских ковров и пережевывание знаменитой легенды об Адонираме мало удовлетворяли его. И уже через год он знакомится с П.Б.Рейхелем и присоединяется к возглавляемой им Циннендорфской системе в России [436].

Коренное отличие масонских лож этой системы состояло в том, что главной задачей они ставили нравственное совершенствование человека, в то время как в елагинских ложах увлекались, преимущественно, разгадками «тайны масонской» [437].

Н. И. Новикова же привлекала в масонстве, главным образом, его нравственная и тесно с ней связанная просветительская сторона, чему, собственно, и была посвящена вся его последующая деятельность. Что же касается масонского влияния на нее, то оно сказалось сначала в усилении морализаторского, нравоучительного элемента в его публикациях, а затем и в появлении на страницах его изданий - прежде всего это журнал «Утренний свет» (1777-1780) - большого числа переводов сочинений европейских мистиков и пиэтистов: Якова Беме, Юнга, Паскаля и др.

Характерно, что доходы от своих изданий Н. И. Новиков часто употреблял на благотворительные цели. В частности, для организации и содержания в Санкт-Петербурге частных народных училищ. Дало свои плоды и обращение Н. И. Новикова со страниц журнала к его подписчикам о содействии этому делу. Появились первые пожертвования, и уже в ноябре 1777 года первое из этих училищ (Екатерининское) - при церкви Владимирской Божьей Матери в Санкт-Петербурге - было открыто.

Рассчитано оно было на 30-40 человек, как платных, так и бесплатных учеников.

В 1778 году в Петербурге масонами было открыто еще одно начальное народное училище - Александровское, при церкви Благовещения на Васильевском острове.

Училища эти просуществовали до 1781-1782 гг. и финансировались после закрытия «Утреннего света» за счет доходов Н. И. Новикова от издания других масонских журналов: «Московское издание» и «Вечерняя заря» [438].

В обоих училищах в 1779 году обучалось в общей сложности 93 ученика, что по тем временам не так уж и мало [439].

Очевидные успехи Н. И. Новикова на журнально-издательском поприще привели к тому, что на него обратил внимание известный в то время масон, куратор Московского университета М.М.Херасков. В результате в 1779 году Н. И. Новиков получил возможность взять в аренду типографию Московского университета и издание «Московских ведомостей», причем на весьма выгодных для себя условиях.

Н. И. Новикову ничего не оставалось, как принять это предложение. Контракт об аренде типографии был подписан 5 июня 1779 года [440].

В том же году Н. И. Новиков переезжает в Москву. Здесь он сразу же очутился в тесном масонском кругу: Н.Н.Трубецкой, П.А.Татищев, М.М.Херасков, А.М.Кутузов, С.И.Гамалея и др. Особенно близко сошелся он с И.-Г.Шварцем. «Однажды, - вспоминал он, - пришел ко мне немчик, с которым я поговоря, сделался на всю жизнь до самой его смерти неразлучным» [441].

Среди московских масонов Иоганн-Георг Шварц - немец из Трансильвании, родился в 1751 году [442] - несмотря на свою молодость, пользовался большим авторитетом. В Россию он попал в 1776 году, воспользовавшись протекцией князя И.С.Гагарина [443].

Познакомившись с И.-Г.Шварцем во время своего очередного путешествия по Европе и узнав, что он масон, князь снабдил его необходимыми рекомендациями, и уже в апреле 1776 года И.-Г.Шварц оказывается в Могилеве в качестве гувернера детей хорошего знакомого И.С.Гагарина А.М.Рахманова [444].

С разрешения И.П.Елагина И.-Г.Шварц быстро основывает в Могилеве масонскую ложу «Геркулес в колыбели» (1776-1777) и уже в 1779 году, благодаря своим новым масонским связям (М.М.Херасков) перебирается в Москву. Здесь он сразу же получает место лектора немецкого языка в Московском университете.

Поразительна общественная активность И.-Г.Шварца этого времени: уже 13 ноября 1779 года он учреждает при университете Учительскую или Педагогическую семинарию, инспектором которой и становится. Цель учреждения семинарии - подготовка учителей для народных училищ. Существовала семинария, как, впрочем, и другие предприятия московских масонов, на частные средства (масон Н.А.Демидов пожертвовал на ее нужды 20 тысяч рублей, некто Ш. - 50 тысяч и др.) [445]. Через епархиальных архиереев Учительская семинария стала вызывать на предмет обучения из духовных учебных заведений учеников, чтобы готовить их к педагогическому поприщу. Через три года в семинарии было уже 30 студентов [446].

Это было первое в России частное учебное заведение, готовившее будущих учителей. Располагалась семинария в специально купленном для этой цели масонами кирпичном доме около Меншиковой башни (церковь Архангела Гавриила).

За редким исключением, практически все воспитанники семинарии (А.Ф.Лабзин, Стефан Глаголевский (будущий митрополит Серафим), Матвей Десницкий (будущий митрополит Михаил) и многие другие) приобщились к масонству именно здесь.

Собственно, главным образом для этой сугубо прозаической цели и учреждалась эта семинария.

В марте 1781 года по инициативе все того же И.-Г.Шварца при Московском университете «с целью развития ума и вкуса» его выпускников путем чтения и обсуждения ими своих литературных произведений было открыто Собрание университетских питомцев. И опять-таки это было первое научно-литературное студенческое общество в России. Был у членов этого общества и свой печатный орган - журнал «Утренний свет». Редактором журнала стал сам И.-Г.Шварц.

Среди других издателей журнала такие известные масоны, как А.Я.Давыдовский, Л.М.Максимович, А.Ф.Лабзин, П.А.Пельский, А.В.Могилянский. В журнале печатались Ф.П.Ключарев, П.А.Сохатский, М.И.Багрянский, И.П.Тургенев. Публиковались здесь, как правило, либо выполненные студентами университета переводы трудов европейских масонов-мистиков, либо их собственные рассуждения на темы религиозно-мистического характера.

В июне 1782 года по плану И.-Г.Шварца при Московском университете на пожертвования братьев-масонов была открыта еще одна семинария или гимназия - переводческая (филологическая). Первый ее набор составили 16 студентов.

Целью учреждения переводческой семинарии была подготовка масонами квалифицированных переводческих кадров из числа студентов Московского университета. Поставив на поток публикацию на русском языке переводов западноевропейской художественной и религиозно-философской литературы, руководители этого издательского проекта И.-Г.Шварц и Н. И. Новиков поневоле должны были задуматься о переводчиках.

Располагалась переводческая семинария там же, где и учительская, с которой она впоследствии видимо слилась. Здесь же жил и сам И.-Г.Шварц с семьей, прочитавший в 1783 году слушателям семинарии свой спецкурс по философии истории [447].

Еще одним начинанием неутомимого И.-Г.Шварца стала организация им Дружеского ученого общества. Сложилось оно еще в 1779-1781 годах, однако формальное его открытие произошло только 6 ноября 1782 года в доме П.А.Татищева. Целью общества было объявлено печатание учебных книг, а также изучение и повсеместное распространение философских, исторических, педагогических и естественнонаучных знаний или, иначе говоря, просвещения в обществе [448].

«Цель нашего общества, - отмечал И.В.Лопухин, - была издавать книги духовные и наставляющие в нравственности истинно евангельской, переводе глубочайших о сем писателей на иностранных языках и содействовать хорошему воспитанию, помогая особенно готовящимся на проповедь слова Божия». Любопытно, что на открытии Дружеского ученого общества присутствовал сам московский главнокомандующий граф З.Г.Чернышев, а архиепископ Московский Платон публично объявил о взятии его под свое высокое покровительство. Общее число членов общества составляло около 50 человек: И.-Г.Шварц, Н. И. Новиков, И.В.Лопухин, князья Ю.Н. и Н.Н.Трубецкие, братья Е.П. и П.П.Тургеневы, В. В. Чулков, В.И.Баженов. А.Н.Новиков, М.М.Херасков, князь А. А. Черкасский, А.Ф., П.Ф. и Н.Ф.Ладыженские, Ф.П.Баузе, Я.Шнейдер, Ф.П.Ключарев, И.П.Страхов, князь К.М.Енгалычев, Г.М.Походяшин, Р.А.Кошелев, Ф.И.Глебов, князь А.И.Вяземский, А.М.Кутузов, князья И.С. и Г.П.Гагарины, Г.Шредер, князь А.М.Долгоруков, О.А.Поздеев, С.И.Плещеев, князь М.П.Репнин и другие [449].

Указ Екатерины II от 15 января 1783 года о вольных типографиях позволил Дружескому ученому обществу, в дополнение к арендуемой Н. И. Новиковым (а фактически, самими московскими масонами) университетской типографии, открыть еще две: одну на имя Н. И. Новикова, а другую на имя И.В.Лопухина. Кроме того, была заведена еще и так называемая тайная типография, предназначенная для издания специальной масонской литературы.

Собрание университетских питомцев, Педагогическая и Филологическая семинарии.

Дружеское ученое общество - и все это за каких-то 4 года, причем исключительно на частные масонские пожертвования, безо всякой помощи со стороны государства!

Нельзя не отдать должного инициативе и самоотверженности И.-Г.Шварца и сформировавшегося вокруг него тесного масонского кружка. Понятно, что столь энергичный и деятельный человек, к тому же еще и масон, в таком масонском гнезде, каким был в то время Московский университет, в скромной должности лектора немецкого языка долго оставаться не мог. Он и не остался. Уже 5 февраля 1780 года И.-Г.Шварц был произведен в ординарные профессора по кафедре философии. Кроме того, он читал в университете еще и курс эстетической критики. Свое профессорство И.-Г.Шварц - кандидат права Иенского университета - рассматривал, прежде всего, как хорошую возможность масонской пропаганды среди своих слушателей. «Разум научает нас, но он не может раскрыть истину… Одно лишь Откровение может ясно показать нам истинный свет», - поучал он своих юных слушателей, сводя таким образом просвещение или «просветление разума», главным образом, к изучению так называемых «божественных наук»: алхимии, каббале и магии. «Человек, - проповедовал И.-Г.Шварц, - в настоящее время гнилой и вонючий сосуд, наполненный всякой мерзостью». «Просветлить» его, по убеждению И.-Г.Шварца, могут только розенкрейцеры, ибо только им удалось сохранить «искру Адамову» предвечной мудрости тайного знания, доставшуюся им от еврейских сект ессеев и терапевтов.

«Как ни плохо знал Шварц русский язык, - вспоминал позднее один из его тогдашних студентов, - на котором он нам читал, однако истины, высказывавшиеся им, были так любопытны и, казалось, тем новее, чем старее и неизвестнее были источники, из которых он извлекал их». Философию И.-Г.Шварц читал, между прочим, по И.Канту. «Сила, с которой он говорил, смелость (скажу даже, безрассудная дерзость), с которой он, невзирая ни на что бичевал политические и церковные злоупотребления, были удивительны. И не раз боялся я, что ему начнет мстить духовенство, и в особенности монашествующие, которых он при всяком удобном случае выставлял самым безжалостным образом» [450].

Положение, впрочем, было таково, что ни о какой мести со стороны православного духовенства не могло быть и речи. В Москве масоны были у себя дома, и бояться им здесь было некого.

Успешная преподавательская и общественная деятельность И.-Г.Шварца в университете продолжалась вплоть до декабря 1782 года. Выжил его оттуда новый куратор Московского университета Иван Мелиссино (1718-1795), явно ревновавший к славе и популярности удачливого профессора [451].

Отставка И.-Г.Шварца, несмотря на очевидные моральные издержки, имела, в то же время, и положительную для масонов сторону. Получив ее, И.-Г.Шварц сразу же переехал в дом к Н. И. Новикову у Никольских ворот чтобы целиком отдаться своему любимому детищу - ордену Злато-розового креста, фактическим создателем которого в России он и являлся.

Дело в том, что не удовлетворенные состоянием тогдашнего русского масонства Н. И. Новиков и И.-Г.Шварц, успевшие к этому времени, как мы знаем, сдружиться, еще в 1780 году учредили свою собственную масонскую ложу «Гармония». В состав ее сразу же вошли практически все вожди тогдашнего масонства: князь Н.Н.Трубецкой, М.М.Херасков, князь А. А. Черкасский, князь К.М.Енгалычев, И.П.Тургенев, А.М.Кутузов и другие. Несколько позже к ним присоединились П.А.Татищев, Ю.Н.Трубецкой, И.В.Лопухин, С.И.Гамалея [452].

Ложа эта называлась еще и «сиентифической», и главной задачей ее была не обрядность, а научные изыскания и изучение истории масонства, причем главной заботой братьев объявлялось искание ими так называемого «истинного масонства» и высшего тайного знания.

Воспользовавшись желанием богача-масона П.А.Татищева отправить своего сына в сопровождении И.-Г.Шварца в ознакомительную поездку по Европе, московские братья решили заодно поручить ему поискать там и истинного масонства. И.-Г.Шварц с радостью принял это предложение. Заехав по пути в Митаву (ныне город Елгава, Латвия), он заручился здесь рекомендационными письмами к светилам тогдашнего немецкого розенкрейцерства (ложа «Трех глобусов» в Берлине) И.-Х.Вельнеру (бывший пастор) и генерал-штабхирургу Г.-А.Тедену [453].

22 октября 1781 года И.-Г.Шварц был уже в Брауншвейге, где ходатайствовал перед герцогом Фердинандом о признании России самостоятельной провинцией ордена. Герцог обещал свое содействие. Но не это было главной целью московского профессора. Он жаждал, как мы уже знаем, «истинного масонства». И он его получил. И.-Г.Шварц действительно был посвящен в таинства Ордена розенкрейцеров.

Более того, 1 октября 1781 года он получил от одного из руководителей берлинских розенкрейцеров Г.-А.Теддена грамоту, назначавшую его единственным верховным представителем теоретической степени Ордена Злато-розового креста в России.

В конце февраля 1782 года И.-Г.Шварц вернулся наконец в Москву. Из-за границы он привез две «системы»: для рядовых, так сказать, братьев - систему строгого наблюдения, а для избранных - теоретическую степень и Орден Злато-розового креста [454]. Соответственно и работа, развернутая в это время под руководством И.-Г.Шварца московскими масонами, шла в двух направлениях - общемасонском и специальном, розенкрейцерском. И тут, и там ее было много. Особая сложность положения русских братьев заключалась в том, что ложа «Трех глобусов», с которой вступил И.-Г.Шварц в тайное соглашение, сама в это время еще формально входила в Брауншвейгскую систему строгого наблюдения: официальный разрыв с ней произошел только в ноябре 1783 года.

В августе-сентябре 1782 года состоялся Вильгельмсбадский масонский конгресс, о котором уже шла речь. Россию на нем представлял герцог Фердинанд Брауншвейгский.

Благодаря его поддержке Россия, собственно, и была признана самостоятельной масонской державой. Воспользовавшись этим, московские братья тут же организовали свой «Капитул Русской провинции». Приором его (должность чисто номинальная) стал Петр Алексеевич Татищев (1730-1810), канцлером - И.-Г.Шварц. Н. И. Новикову в этой масонской иерархии досталась скромная должность казначея. Деканом же VIII провинции ордена стал князь Юрий Никитич Трубецкой, генеральным визитатором (инспектором) - его брат, князь Николай Никитич Трубецкой.

Кроме того была организована еще и так называемая Директория VIII провинции ордена. Президентом ее стал Н. И. Новиков, членами: В. В. Чулков, И.П.Тургенев, Ф.П.Ключарев и другие [455]. В Петербурге приорат ордена Благотворных рыцарей возглавил А.А.Ржевский. Должность Великого провинциального мастера VIII провинции ордена Благотворных рыцарей была оставлена вакантной.

«Роман» с Брауншвейгской системой, безусловно, сильно способствовал упрочению позиции русских братьев в глазах масонского сообщества Европы.

И вот тут-то обнаружилось, что никакой цены в глазах московских братьев Брауншвейгская рыцарская система не имеет, и все взоры и надежды их обращены на розенкрейцерство. Горячим пропагандистом его в Москве был в это время только что возвратившийся из-за границы И.-Г.Шварц. Недолго мешкая, он быстро собрал при помощи Н. И. Новикова и князя Н.Н.Трубецкого заявления московских братьев с просьбой о зачислении их в Берлинский розенкрейцерский капитул. Среди подавших такие заявления были С.И.Гамалея, И.В.Лопухин, А.И.Тургенев, А.М.Кутузов, В. В. Чулков, Ю.Н.Трубецкой, А. А. Черкасский, К.М.Енгалычев, М.М.Херасков, а также доктор Френкель и купец Туссень.

Все эти бумаги вместе со значительной суммой денег, собранной среди братьев, были немедленно отосланы И.-Г.Шварцем в Берлин, откуда весной 1783 года был, наконец, получен долгожданный ответ: все они были приняты в состав главного розенкрейцерского братства [456].

И.-Г.Шварц торжествовал и с жаром предавался в организованном им теоретическом градусе (степени) Соломоновых наук розенкрейцерским упражнениям. Крупным успехом И.-Г.Шварца стал переход на его сторону сразу четырех московских лож, в одночасье решивших отложиться от изрядно уже надоевшей им тамплиерской системы (Брауншвейгский ритуал) и перейти в розенкрейцерство. Это были ложи «Трех знамен» (П.А.Татищев), «Озириса» (Н.Н.Трубецкой), «Латоны» (Н. И. Новиков) и «Сфинкса» (Г.П.Гагарин) [457]. В 1783 году все они официально вошли в Орден Злато-розового Креста, образовав в нем так называемый «четверной союз». В 1784 году, уже после смерти И.-Г.Шварца, союз этот был преобразован в Провинциальную ложу. Великим мастером ее стал друг Н. И. Новикова, руководитель ложи «Озириса» князь Николай Никитич Трубецкой (1744-1821). Высшим тайным управлением Ордена Злато-розового Креста считался Капитул во главе с князем Ю.В.Долгоруковым. Среди членов его: князь Н.Н.Трубецкой, М.М.Херасков, князь Г.А.Щербатов, И.А.Поздеев. Кроме Москвы, где у провинциальной ложи состояло в подчинении 11 младших лож, были учреждены еще и ложи в Казани, Симбирске и Могилеве.

В том же 1784 году, еще при жизни И.-Г.Шварца московские розенкрейцеры учредили еще один масонский центр - ложу теоретического градуса, или степени, как своего рода подготовительный класс или переходную ступень к масонству высших розенкрейцерских степеней. Великим мастером здесь был князь Ю.В.Трубецкой, наместным мастером - князь В.В.Долгорукий, ритором - Н. И. Новиков, обрядоначальником - О.А.Поздеев. Теоретический градус был второй степенью ордена (первая была - «юниорат», она шла за 4-й степенью обыкновенного масонства - «шотландский мастер»). Третьей степенью ордена была «практика», 4-й - «философа». Последняя, 9-я степень - «мага». Всего «теоретических братьев», согласно показаниям Н. И. Новикова, данным им в 1792 году, было не более 60 человек. Согласно современным оценкам, цифра эта может быть увеличена до 85 человек. «Смотрение» над братьями осуществляли «главные надзиратели»: И.П.Тургенев, И.А.Поздеев, З.Я.Корнеев (в Орле), А.А.Ленивцев, В.И.Остолопов (в Вологде) и С.И.Гамалея (в Москве) [458].

В конце 1783 года, в самый разгар масонских «работ», связанных с организационным становлением ордена, неожиданно заболевает И.-Г.Шварц. Вопреки ожиданиям, болезнь оказалась серьезной, и 17 февраля 1784 года он умер. Похоронили И.-Г.Шварца по православному обряду в церкви села Очакова (имение князя Н.Н.Трубецкого) по Можайской дороге, в 10 верстах от Москвы. Могила прямо напротив алтаря; на белой каменной плите высечены годы жизни: 1751-1784, а также крест и герб покойного [459].

Соратники И.-Г.Шварца горячо оплакивали его кончину [460].

Высоко ставила его и либеральная историография, подававшая его как исключительно «тонко организованную и благородную натуру», «идейного и нравственного оракула своего кружка» и пр [461]. Личность И.-Г.Шварца изображалась ими, как правило, только в радужных, светлых тонах, и доверчивому читателю оставалось только поражаться уму, благородству и энергии этого человека, так много успевшего сделать для русского просвещения.

Существуют, однако, и другие, менее лицеприятные оценки личности И.-Г.Шварца и его деятельности в России. Так, известный ученый В.В.Сиповский считал, что И.-Г.Шварц «едва ли не был иллюминатом» [462] (орден, основанный в 1776 году в Баварии профессором А.Вейсгауптом, ставивший своей основной задачей борьбу с деспотизмом [463]).

«В Голландии он служил унтер-офицером, - свидетельствует хорошо знавший И.-Г.Шварца ритор ложи «Трех знамен», - и несколько лет прожил в Ост-Индии - … Вспыльчивость его, часто доходившая до бешенства, и многие нелепые выходки не оставляли сомнения в повреждении его умственных способностей.

Он был суров, сумрачен, очень строг, никогда не смеялся; даже улыбка его была принужденной и неестественной… Ко всему этому он был скрытен и, я смею думать, что это был искусный лицемер. Этот человек был, в собственном смысле слова, деспот, не терпевший никакого противоречия или сомнения.

Так, например, его голос был повелительным, брови его всегда были сдвинуты; никогда он не упускал из виду цели масонства и употреблял все средства без разбора, лишь бы они только привели к этой цели» [464].

Но это, так сказать, предвзятое мнение, исходящее из среды недоброжелателей И.-Г.Шварца. Есть смысл, поэтому, обратиться к свидетельству одного из его близких друзей - профессора всеобщей истории Московского университета Иоганна (Иван Иванович) Виганда (1744-1808). По его утверждению, И.-Г.Шварц далеко не случайно появился в Москве, а был послан туда немецкими братьями для того, чтобы произвести здесь среди русских масонов коренные реформы.

Питая к И.И.Виганду полное доверие, И.-Г.Шварц перед смертью якобы открыл ему «страшную» тайну, что конечной целью ордена розенкрейцеров в России является ни более ни менее, как полное ниспровержение здесь православия.

«Шварц, - отмечал в своих записках И.И.Виганд, - оказывал мне полное доверие и открыл мне сокровенные цели общества, клонившиеся ни к чему иному, как к ниспровержению православного вероисповедания в России; я советовал ему действовать осторожнее, оставить мистицизм и не смешивать своих целей с целями общими, чтобы они не повредили друг другу» [465].

«После возвращения И.Е.Шварца из-за границы, - констатирует в своей записке уже цитировавшийся нами неизвестный автор письма о московском масонстве XVIII века, - изменился дух московского масонства. До тех пор толковали только о распространении религиозного чувства… Теперь же братьям стали назначать разные послушания: умерщвление плоти, посты, молитвы и тому подобное.

Клятвы, суеверия, чудеса вошли в ежедневный обычай. Те немногие, которые оставались еще не совращенными, были удаляемы, и их презирали. Самые нелепые сказки стали распространяться… Шварц властвовал грубо над целою массою высокоуважаемых братьев; лишь один Новиков, кажется, имел еще собственные убеждения». Поборы с братьев стали нормой, причем поражает цинизм И.-Г.Шварца, обронившего однажды по поводу очередного крупного пожертвования на масонские нужды чудака П.А.Татищева следующую фразу: «Вот так-то следует ловить лисиц!

Дурак Татищев от расточенной ему похвалы сделался совершенно ручным, и дарит 18 тысяч рублей, которые нам надобны через три дня для одной расплаты» [466].

Не верить этим сообщениям нельзя. Другое дело, что перед смертью, по свидетельству уже упоминавшегося нами Иоганна Виганда, И.-Г.Шварц как будто раскаялся в содеянном, и горько сожалел о своих ошибках. «Я навещал его ежедневно, - пишет И.Виганд, - и он всегда просил меня беседовать с ним о Спасителе. Но мы не могли говорить свободно, так как нас всегда подслушивали масоны, опасавшиеся того, чтобы под влиянием столь нового для него настроения духа (христианской секты Гернгутеров - Б.В.) не выдал их тайн. Я и сам всячески избегал этого. Только однажды он высказался, что это дьявольский орден, и что если Господь пошлет ему исцеление, то он вступит в общину».

Когда И.-Г.Шварц умер, масоны упросили И.Виганда произнести от имени профессуры Московского университета надгробное слово над усопшим на русском языке, что и было им исполнено [467].

Основываясь на этих свидетельствах, Я.Л.Барсков пришел к выводу об И.-Г.Шварце как, говоря современным языком, несомненном масонском агенте влияния в России. «Желая ослабить влияние других наций - англичан, французов, шведов, - немецкие масоны посылали одного за другим своих агентов в Россию; наиболее видными из них были: Штарк, Розенберг, Рейхель, Шварц», - отмечал в этой связи ученый [468].

Характерно, что узнав о смерти И.-Г.Шварца, берлинский руководитель ордена И.-Х.А.Теден 9 апреля 1784 года немедленно распорядился учредить в Москве так называемую Директорию теоретической степени, куда вошли Петр Татищев, Николай Трубецкой и Николай Новиков. Надзирателем и секретарем в Директории, то есть фактическим руководителем ордена в России Теден назначил никому не известного в России немца из Мекленбурга капитана прусской службы (в 1783-1784 гг. - поручик лейб-гвардии гренадерского полка в Санкт-Петербурге) Генриха-Якоба (Генрих Яковлевич) Шредера [469].

Берлинское начальство, таким образом, цепко держало русских братьев в своих руках. Сначала ими руководил немец И.-Г.Шварц, теперь, когда Шварц умер, на освободившееся место нашли другого немца. Вскоре, однако, выяснилось, что к роли своей Шредер подготовлен плохо, и поссорившись с другими руководителями московского масонства, он уже в 1787 году был отозван в Берлин и навсегда покинул Россию.

Согласно показаниям Н. И. Новикова, всего под управлением Москвы в период с 1782 по 1786 годы насчитывалось 19 лож. Больше всего (13) их было в Москве.

По одной - в Орле, Могилеве, Кременчуге, Казани, Вологде и Харькове [470].

Были приверженцы ордена и в Петербурге (здесь их возглавляли А.А.Ржевский и генерал-майор Ленивцев), однако прививалось здесь розенкрейцерство туго.

Что же касается Брауншвейгской системы, то всякие связи московских братьев с ее руководством были разорваны, а рыцарские степени оставлены [471].

Г.В.Вернадский попытался уточнить данные Н. И. Новикова по масонским архивам и насчитал 14 лож. Помимо уже известных нам 4 материнских лож («Трех знамен», «Латоны», «Озириса» и «Сфинкса») это были московские ложи «Светоносного треугольника», «Девкалиона», «Святого Моисея», «Блистающей звезды», «Гермеса», «Астреи», а также еще одна ложа под управлением Е.Е.Гине. По одной масонской ложе было в Казани («Восходящего солнца»), Могилеве («Геркулеса в колыбели») и Симбирске («Златого венца») [472]. Бурный рост розенкрейцерского сообщества продолжался, однако, недолго и уже в 1786 году вследствие недовольства императрицы руководство ордена вынуждено было временно приостановить работы лож первых трех степеней, сосредоточив все свое внимание исключительно на тайной деятельности лож теоретического градуса, общее число членов которых достигло 85 человек.

Орден розенкрейцеров во главе с берлинской ложей «Трех глобусов», к которому примкнули московские братья, не был древним: первую заявку о себе он сделал только в 1757 году во Франкфурте-на-Майне. В Северной Германии центром розенкрейцерской деятельности стал Берлин. Здесь братья Злато-розового креста, или, вернее, их руководители (Бишовсвердер, Вельнер и Теден) сумели вовлечь в свои ряды кронпринца Фридриха-Вильгельма (1781), что, собственно, и явилось залогом их дальнейшего влияния.

Учение розенкрейцеров XVIII века подробнейшим образом на основе подлинных масонских рукописей Императорской публичной библиотеки разобрал в свое время Александр Семека. По его заключению, оно может быть разделено на два отдела: духовно-нравственный и собственно научный, или философский.

Первый из них «взывал против упадка нравственности и указывал истинные пути к спасению; второй стремился удовлетворить другой потребности общества: дать пищу любознательному уму, заменив изучение энциклопедистов самостоятельным изучением Священного писания» [473].

Своей задачей розенкрейцеры, как и всякое масонское сообщество, ставили моральное, нравственное совершенствование личности, работу над своей собственной душой, понимаемую ими как непрерывная борьба человека со своими страстями, или, иначе говоря, с самим собой. Цель братства, показывал Н. И. Новиков в ходе следствия, состояла в «познании Бога через познание натуры и себя самого по стопам христианского нравоучения» [474].

Практическая деятельность братьев в этом направлении сводилась к постоянным наблюдениям как за самим собой, так и за своими коллегами или, вернее, их нравственностью, а также постам, молитвам и покаяниям. Но это, так сказать, основа розенкрейцерской работы, характерная и для других направлений в масонстве. Что же касается специфической розенкрейцерской надстройки над ней, то она сводилась к усиленному изучению ими тайного знания, то есть алхимии, магии и каббалы.

Как и берлинские братья, московские розенкрейцеры XVIII века были глубокими и убежденными мистиками. Практическим руководством для них являлся «теоретический градус Соломоновых наук», официальное сочинение для работ в теоретической степени, полученное в свое время И.-Г.Шварцем от берлинских начальников ордена. Из него, в частности, видно, что не отвергая нравственной стороны первых трех степеней масонства, главную свою цель розенкрейцеры видели все же в познании тайной науки, якобы сохраненной еще со времен Адама масонами и известной в настоящее время только начальникам их ордена. Что касается содержания этой тайной науки, то оно сводилось у них, как уже отмечалось, к исканию философского камня, панацеи, обращения металлов в золото и мистическим толкованиям Библии.

Большой интерес в этой связи представляет дошедшая до нас масонская рукопись, предназначенная для упражнений в 7-й степени (всего их в розенкрейцерском ордене было 9). В сосуд, читаем мы здесь, необходимо смешать майскую росу, собранную в полнолуние, а также две части мужской и три части женской крови от чистых и целомудренных людей. После того, как сосуд постоит некоторое время в тепле, с ним проделывался еще ряд аналогичных манипуляций и, как результат их, должен был наступить миг, когда в колбе, наконец, должен был послышаться «топот и свист» и взору братьев должны были предстать «два живых существа - мужчинка и женщинка», а между ними вырасти «прекрасное дерево с разными плодами». Речь здесь идет о создании так называемого гомункулуса или человека в колбе, над чем безуспешно бились средневековые чернокнижники [475].

Особенно привлекательными в глазах братьев казались высшие степени ордена, в частности, степень мага, сулившая ее обладателям ни много, ни мало, как непосредственное общение с самим Высшим существом. Но до степени этой русским братьям было еще далеко, так как теоретический градус - это, как мы уже знаем, самая младшая степень розенкрейцерства. На ней и остановилось большинство русских адептов ордена. Обладателей более высоких степеней среди них было немного: И.-Г.Шварц, Н. И. Новиков, А.М.Кутузов, Г.Я.Шредер, Н.Н.Трубецкой, Ю.Н.Трубецкой.

Московские розенкрейцеры, констатировал Н.М.Карамзин, были «ни что иное, как христианские мистики: толковали природу и человека, искали таинственного смысла в Новом и Ветхом завете, хвалились древними преданиями, унижали школьную мудрость и прочее; но требовали истинных христианских добродетелей от своих учеников, не вмешивались в политику и ставили в закон верность своему государю. Их общество под именем масонства распространилось не только в двух столицах, но и в губерниях; открывались ложи, выходили книги масонские, мистические, наполненные загадками» [476].

Мистический туман ордена розенкрейцеров наложил неизгладимый отпечаток на обряды и порядки, царившие в ложах этого сообщества. Обстановка масонских собраний у розенкрейцеров была не для слабонервных и отличалась мрачностью и таинственностью: затянутые черным атласом стены помещения, жертвенник, треугольные столы для секретаря и ритора. При вступлении в «градус» посвящаемый давал торжественную клятву на всю оставшуюся жизнь «поклоняться вечному всемогущему Иегове и по возможности стараться премудрость его через натуру познать»; отрекался от сует мира и обязывался свято соблюдать обет молчания.

Такой же сумрачной и далеко не братской была и внутренняя обстановка в ложах, где процветали мелочный контроль, слежка и доносительство. Каждые три месяца - подробнейший отчет о всех делах и внутренних переживаниях.

Проверялась и личная корреспонденция братьев [477].

Любопытны в связи с этим письма-отчеты Н. И. Новикова («Коловион»), которые он вынужден был давать, несмотря на свое высокое положение в ордене, своему непосредственному начальнику, уже известному нам немцу Г.Я.Шредеру. «Высокопочтеннейший! Высокодостойнейший начальник! - униженно обращается наш знаменитый просветитель к этому проходимцу. - С радостным сердцем получил я отпуск ваш и повеление ваше относительно сочинению описания, в каком положении дела типографические находятся… Но как ни тяжело бремя сие, однако повеления ваши и волю высших наших высокославных начальников с истинною покорностью во всю жизнь мою исполнять буду…». Но самое поразительное в этом письме-отчете - так это душевные откровения Николая Ивановича, уместные, быть может, по отношению к своему священнику на исповеди, но отнюдь не по отношению к заезжему поручику-немцу: «Но коль чужд еще я сей Божественной любви. Часто еще, весьма часто и рано встать, и поздно лечь, и в слякоть погоды для друга своего не хочется. С пролитием слез пишу я сии строки». Коснувшись далее пункта 7 присланного ему вопросника о распространении любви в его сердце, Н. И. Новиков опять кается: «Чувствую, однако, - пишет он, - что часто еще и ныне проступаюсь в рассуждении грубости и ласковости. Но благодаря милосердного моего Спасителя, что в ту же минуту и чувствую сии проступки, раскаиваюсь, стражду внутренне о сем и прошу и молю милосердия его, да подкрепит оно меня в сем искреннем истинном хотении быть со всяким ласкову, ни с кем грубу и стараться отпущать от себя всякого довольным» [478].

Настольными книгами московских розенкрейцеров являлись сочинения западноевропейских мистиков: Беме, Сен-Мартена, Арндта. Особенно популярен был среди них Сен-Мартен, русский перевод сочинения которого, принадлежавший П.И.Страхову, был опубликован Н. И. Новиковым в 1785 году. «Первые книги, родившие во мне охоту к чтению духовных, были: «О заблуждениях и истине» (Сен-Мартена - Б.В.) и Арндта «Об истинном христианстве», - отмечал в своих воспоминаниях И.В.Лопухин [479].

Учитывая особый пиитет московских розенкрейцеров перед Сен-Мартеном, любопытен отзыв о его сочинении знаменитого Вольтера. «Герцог Ришелье, - писал он дАламберу, - хвалил мне книгу, озаглавленную «О заблуждениях и истине». К моему несчастию, я ее выписал. Не думаю, чтобы когда-либо было напечатано что-либо более абсурдное, темное, сумасшедшее и глупое, чем эта книга» [480]. «Они, - писал о берлинских розенкрейцерах А.Н.Пыпин, - представляли собой партию ретроградов и обскурантов, от которых тем более можно было опасаться вреда, что деятели ее имели значение при прусском дворе» [481].

В идейном плане розенкрейцерство было ничем иным, как своего рода консервативной реакцией на французское просвещение XVIII века с присущими для последнего атеизмом, материализмом и культом разума. Науке и разуму розенкрейцеры противопоставляли интуицию и веру. Отсюда их резкие выпады против философов-энциклопедистов.

«Я думаю, что сочинения вольтеров, дидеротов, гельвециев и всех антихристианских вольнодумцев много способствовали к нынешнему юродствованию Франции», - писал И.В.Лопухин в письме А.М.Кутузову от 14 октября 1790 года [482].

Разум, учил уже известный нам руководитель московских розенкрейцеров И.Г.Шварц, способен к познанию лишь внешней, видимой стороны явлений, и явно бессилен проникнуть в мир внутренний, духовный. Познавательный процесс, с точки зрения розенкрейцеров, состоит не в логической работе ума, а в мистическом озарении сверху. Но кто может рассчитывать на это озарение? - Только нравственно совершенный человек. Масонской добродетели в учении розенкрейцеров отводилось, таким образом, чисто служебное, вспомогательное значение. Главная же цель их заключалась в познании истины, существа Бога, природы и человека [483].

Не меньший консерватизм проявляли московские розенкрейцеры и в политическом плане, выступая здесь как безусловные сторонники самодержавных форм правления и сохранения крепостного права [484]. Известны случаи и торговли братьями-масонами своими крепостными людьми, причем в роли продавцов выступали, как это ни странно, сами руководители ордена, духовные пастыри движения. У него, рассказывал сосед Н. И. Новикова по его подмосковному имению Д.П.Бутурлин, «был вроде секретаря молодой человек из крепостных, которому он дал некоторое образование. Он и при гостях всегда обедал за одним столом с барином». И вот, приезжает однажды старик Бутурлин к Н. И. Новикову и видит, что молодого человека у него уже нет, и спрашивает:

- Где же он?.

- Он совсем избаловался, - отвечал Н. И. Новиков, и я отдал его в солдаты.

- Вот вам и либерал, мартинист, передовой человек. А нет сомнения, что Новиков в свое время, во многих отношениях был передовым, либералом в значении нынешнего выражения. «Что же следует из того вывести?» - вопрошал в связи с этим П.А.Вяземский. - Ничего особенного и обыкновенно. Поступок Новикова покажется чудовищным, а потому и невероятным нынешним поколениям либералов… Но в свое время подобная расправа была и законна, и очень просто вкладывалась в раму тогдашних порядков и обычаев. Дело в том, что можно быть очень передовым человеком по тому или иному вопросу, каковым был Новиков. Например, по вопросу о печати и журналистике. А вместе с тем, быть по иным вопросам строгим охранителем и сторонником порядков и учреждений не только нынешних, но и вчерашних» [485].

Но, может быть, сведения эти недостоверны, как полагают некоторые исследователи (А.А.Кизеветтер)? Ничего подобного! О продаже Н. И. Новиковым своих крепостных известно и из других источников, в том числе и из писем самого просветителя [486].

Другой известный масон, И.А.Поздеев своим жестоким обращением довел своих крепостных до бунта. «Русский гуманист XVIII века, даже Новиков или Кутузов с Сен-Мартеном или Арндтом в руках оставался владельцем крепостных душ: противоречие между словом и делом было полным» [487].

В целом учение и практика московских розенкрейцеров оставляют противоречивое впечатление, вынужден был в свое время констатировать внимательно изучавший переписку «братьев» Я.Л.Барсков. С одной стороны, это, казалось бы, очевидный энтузиазм во всем, что касается их отечества: «восторг при известиях о победах русского оружия», а с другой - непримиримая вражда к философии, французскому просвещению, борьба с ложным духом свободомыслия, ненависть к революции. С одной стороны, авторы писем вроде бы с любовью относятся к русской литературе и культуре, а с другой эти «друзья русской национальной мысли», признают над собой власть «немецких обскурантов, готовых гнать у себя и повсюду свободу мысли и слова; стоило Карамзину слегка задеть масонскую мистику, как мартинисты жестоко его возненавидели и осыпали насмешками» [488].

На это же обстоятельство указывают и другие исследователи. «Историк, - писал А.В.Семека, - не может не обратить внимание на то обстоятельство, что розенкрейцерство, бывшее на Западе явлением умственной отсталости, у нас было совершенной новостью, и впервые давало русскому обществу известное миросозерцание, какое - это вопрос другой». Это была, пишет он далее, первая философская система в России, которая, составляя определенное идеалистическое мировоззрение, сыграла, тем не менее, немалую роль в борьбе с влиянием «чуждого русскому духу вольтерьянства». Московское розенкрейцерство, несмотря на свои «дикие крайности и смешные стороны, воспитывало, дисциплинировало русские умы» [489].

Критическое отношение к розенкрейцерам, справедливые указания на их мистицизм, консерватизм, расхождение между словом и делом ни в коей мере не должны заслонять от нас и положительных сторон их деятельности. Как ни декларативны и фальшивы были в условиях российской действительности XVIII века призывы масонов к братству, любви и взаимопомощи между людьми, уже сама постановка и обсуждение этих вопросов в ложах были большим шагом вперед и, несомненно, способствовали пробуждению духовных, нравственных интересов у наиболее развитой части тогдашнего русского общества. В принципе, это можно было бы сказать о ложах практически всех масонских систем, действовавших в России в царствование Екатерины II. И если московские розенкрейцеры сделали здесь намного больше других, то связано это было, в первую очередь, с тем, что от так называемой внутренней работы, направленной на собственное моральное усовершенствование они перешли к работе внешней, направленной на усовершенствование, просвещение не отдельных индивидуумов, а всего русского общества. Ведущая роль здесь принадлежала книгоиздательской деятельности розенкрейцеров.

<<назад  Содержание дальше >> Комментарии (2)
Обратно в раздел история

Список тегов:
орден розенкрейцеров 











 





Наверх

sitemap:
Все права на книги принадлежат их авторам. Если Вы автор той или иной книги и не желаете, чтобы книга была опубликована на этом сайте, сообщите нам.