Библиотека

Теология

Конфессии

Иностранные языки

Другие проекты







Ваш комментарий о книге
Все книги автора: Костюков В. (3)

Костюков В. "Железные псы" Батуидов (Шибан и его потомки в войнах XIII в.)

Улус Шибана – одно из наиболее крупных и, пожалуй, самых долговечных владений потомков Джучи – не обойден вниманием историков, и многие вопросы его истории уже неоднократно освещались в литературе. И хотя практически все такого рода опыты были инициированы общей проблематикой Золотой Орды, их результатом стало формирование представительного корпуса гипотез, мнений, оценок и замечаний, т.е. того, что в совокупности является историографией. Чаще всего предметом обсуждения становились такие темы как локализация улуса (географическая и в системе цветовой символики отдельных частей державы Джучидов), время его образования, степень самостоятельности потомков Шибана, их участие в борьбе за престол в Сарае (Сафаргалиев, 1960; Федоров-Давыдов, 1966; Федоров-Давыдов, 1973; Мингулов, 1981; Зуев, 1981; Юдин, 1983; Григорьев А., 1985; Султанов, 1992; Мухамедьяров, 2002; Гаев, 2002). Вопросы, касающиеся Улуса Шибана, поднимались также в связи с историей Улуса Ордаидов и Казахских ханств (Ускенбай, 2003), государства кочевых узбеков (Семенов, 1954; Ахмедов, 1965), Ногайской Орды (Трепавлов, 2002), средневекового Южного Урала (Иванов В., 1984; Иванов В., 1994; Кузеев, 1992; Мажитов, Султанова, 1994; Маслюженко, 2003); отдельно исследовалась роль Шибанидов в постзолотоордынской истории Евразии (Султанов, 2002).
В западной историографии вопросы истории Улуса Шибана затрагивались, за исключением единичных сюжетов, значительно реже и гораздо более поверхностно. В постсоветский период благоприятные условия для пробуждения большего общественного и научного интереса к Улусу Шибана возникли в Казахстане и Узбекистане. Улус Шибана занимал существенную часть территории современного Казахстана, в его рамках в течение двух веков протекали этнические и культурные процессы, оказавшие большое влияние на сложение казахского народа, формирование его антропологических, лингвистических и культурных особенностей. В начале XVI в. потомки Шибана изгнали из бывших владений Чагатаидов в Средней Азии тимуридских правителей Бабура и Хусайна Байкара, а затем Исмаил-шаха I Сефевита; смена династий сопровождалась массовым переселением кочевых подданных Шибанидов – узбек-шибанов – из Восточного Дашт-и Кыпчака в области Мавераннахра, Хорасана и Хорезма. Это завоевание-переселение обусловило значительные политические и этнические перемены в Средней Азии, обеспечив длительное господство Шибанидов и создав условия для усиления процесса тюркизации местного населения, при этом узбек-шибаны, в конечном счете, дали свое имя государству Узбекистан и народу, его населяющему.
Вопреки ожиданиям, к настоящему времени всплеска исследовательского интереса к Улусу Шибана и Шибанидам ни в Казахстане, ни в Узбекистане не случилось. Объясняется это, главным образом, тем, что здесь в качестве платформы для формирования символического капитала (в духе представления его неэкономических форм Пьером Бурдье ) избраны иные периоды, личности и династии. Главный источник средневековой казахской государственности, прообраз Казахского ханства, современная казахская историография находит в Ак-Орде ­– восточном крыле Улуса Джучи. Мотивация предпочтений, отдаваемых Ак-Орде, как представляется, сугубо статусная. Во-первых, Ак-Орда была владением старшего сына Джучи Орды (или Орда-Еджена) и его наследников и уже в начальный период своего существования характеризовалась полунезависимостью от сарайских ханов, а во второй половине XIV в., как полагают, добилась полной самостоятельности. Во-вторых, казахские ханы причисляются к прямым потомкам первого правителя Ак-Орды. В этом дискурсе Ак-Орда выступает как первое казахское государство или, по меньшей мере, его прототип, в рамках которого произошло объединение уже сложившегося казахского народа. Соответственно, Шибаниды XIII-XIV вв. оцениваются как маргинальный клан, мелкие и докучливые конкуренты "легитимных" Ордаидов, а ханство Абу-л-Хайра и его преемников – как временные владения Шибанидов на земле казахов .
Подобным же образом в Узбекистане внимание историков сконцентрировалось исключительно на Тимуре и его деяниях, поскольку считается, что именно в правление Тимура, в основном, было завершено формирование узбекского народа. Переселение в начале XVI в. узбек-шибанов Шейбани-хана и Ильбарс-султана из Восточного Дашт-и Кыпчака на территорию современного Узбекистана, с этой точки зрения, мало чем отличалось от многих предшествующих иммиграций тюркоязычных кочевников в культурные области Средней Азии и не повлекло ощутимых изменений ни в хозяйстве, ни в социальной организации, ни в языке, ни в мировоззрении местного населения. Единственный результат переселения – привнесение нового этнонима, впрочем, еще несколько веков остававшегося абсолютно чуждым большинству горожан и земледельцев и укоренившегося лишь благодаря этническому инжинирингу советского периода .
Вышесказанное, разумеется, не является ни критикой, ни приглашением к критике, скорее, это ламентация о нереализованном исследовательском потенциале. Сегодня было бы несправедливо жаловаться на недостаток внимания ученых к проблемам истории Улуса Джучи и недооценивать плодотворность исследований, предпринятых в последние два десятилетия. Особенно отрадно, что активизация изучения золотоордынской истории не сводится к простому увеличению количества публикаций, но поднимает джучидоведение на новую ступень, на которой в гораздо большей степени, чем прежде, можно наблюдать интеграцию достижений разных школ и подходов, кооперацию усилий традиционных востоковедных направлений и смежных научных дисциплин. Во многом выход джучидоведения на новый уровень обязан масштабному включению в процедуру исследования материалов, предоставляемых нумизматикой, археологией, этнографией, лингвистикой, антропологией, палеоклиматологией и т.д. Это позволяет существенно углубить и детализировать знания о самых разных сторонах истории Улуса Джучи и его структурных единиц, и, в конечном счете, сформировать более живое, целостное и близкое к реальности представление о сложении, расцвете, упадке и распаде одного из самых крупных государств средневековья. Надо полагать, далеко не исчерпан также потенциал корпуса нарративных источников. В частности, в настоящей статье на основе хорошо известных письменных источников будет предпринята попытка дать очерк участия Шибана и его потомков в войнах, которые вели Джучиды в XIII в. 


В Мавераннахре (Бухарское ханство) Шибаниды (потомки Ибрахима) правили на протяжении XVI в., в Хорезме (Хивинское ханство) Шибаниды (потомки Арабшаха) сохраняли власть с начала XVI в. до конца XVII в.

Символический капитал, согласно определению П.Бурдьё, есть аккумуляция социально значимых символов, интериоризированных и институционализированных в объектах исторической памяти определенной социальной группы (класса, национальности, граждан страны). Ценность, конвертируемость символического капитала заключается в его способности к массовой мобилизации или обеспечении лояльности данного общества. Само это общество как корпоративная группа в значительной степени формируется и конфигурируется благодаря мобилизующей роли символов. Символический капитал является, таким образом, одним из важнейших источников легитимизации лидерства и власти (Bourdieu, 1986, P.241-257).

См., напр.: Исин, 1997; Зардыхан, 2004; Ускенбай, 2006.

См., напр.: Этнический атлас, 2002; Ильхамов, 2005; Камолиддин, 2006; Андреева, 2006.

***
Согласно Рашид ад-Дину и более поздним, зависимым от него источникам, Шибан был пятым сыном Джучи (Рашид ад-Дин, 1960, С.74; Му'изз ал-ансаб, 2006, С.42; Абу-л-Гази, С.103). Старше Шибана, по Рашид ад-Дину, были Орда, Бату, Берке и Беркечар. Джувейни, перечисляя сыновей Джучи, достигших совершеннолетия к моменту смерти отца, называет Шибана четвертым: "Богал, Хорду, Бату, Сибакан , Тангут, Берке и Беркечер" (Джувейни, 2004, С.183). Джузджани был осведомлен только о четырех сыновьях Джучи, в его списке Шибан назван третьим: "старший по имени Бату, второй Чагата , третий Шибан, четвертый Берка" (Тизенгаузен, 1941, С.15). По ал-Карши, у Джучи было сорок сыновей, "из их числа – самые знаменитые: Хурдад, Бату, Танкут, Шибан, Берке, Баракджар, Миткафадан и другие" (ал-Карши, 2005, С.120). В "Алтан Тобчи", где даны два отдельных списка сыновей Джучи, по семь в каждом, Шибан упомянут во втором, перечисляющем владетелей "страны кыпчаков и Тогмака"; здесь его имя стоит на третьем месте – после неких Агасар-хана и Тарбис-хана (Алтан тобчи, 1973, С.243) .
Несмотря на то, что Рашид ад-Дин в генеалогии Джучидов позиционирует Шибана пятым сыном, упоминая сыновей Джучи в связи с их участием в похоронах, курултаях и военных кампаниях, имя Шибана он всегда называет третьим – после имен Орды и Бату (Рашид ад-Дин, 1960, С.19, 37, 118, 130). В аналогичных ситуациях в том же порядке выстраивает сыновей Джучи и Джувейни (Джувейни, 2004, С.122, 172). Но, что особенно любопытно, той же схемы придерживается и Плано Карпини: перечисляя потомков Джучи, он называет Бату ("он наиболее богат и могуществен после императора"), Орду ("он старший из всех вождей") и Шибана; после Шибана следуют "Бора, Берка, Фаут" (Карпини, 1993, С.39) . Третьим в перечне сыновей Джучи называет Шибана также спутник Плано Карпини Бенедикт Поляк: "…Бати (он является самым могущественным после кана) и Орду. Он – старший среди вождей и наиболее уважаем. Других двух сыновей он имел от другой жены, а именно Сибана и Хаута [Тангута]" (Христианский мир, 2002, С.110; Tartar Relations, 1965, P.76). Учитывая, что главным источником сведений, полученных францисканской миссией, были представители высшей административной элиты Монгольской империи (Юрченко, 2002, С.113), такая стабильность последовательности имен, надо думать, не случайна. Она свидетельствует в пользу небеспочвенности легенды об установлении Чингиз-ханом субординации среди старших сыновей Джучи: Бату, Орда, Шибан (Утемиш-хаджи, 1992, С.92-93) .
По данным "Умдет ал-ахбар", аталыком Шибана был Бор Алтай из племени тараклы-кыйат (Schamiloglu, 1992, P.89). Мать Шибана (и Джилавуна), согласно "Муизз ал-ансаб", звали Несер (Тизенгаузен, 1941, С.40) . Возможно, она исповедовала христианство , ибо имя Шибан, как показал П. Пеллио, является тюркской деформацией имени "Степан". Другие опыты этимологизации имени – непосредственно из монгольского языка или из тюркского – менее удачны. Вариант П. Пеллио представляется лучше аргументированным, особенно с учетом этнокультурной среды, в которой имя встречалось в XIII в., и тех трансформаций, которые оно пережило, начиная с первого появления в источниках. В XIII в. это имя бытовало у многих знакомых с христианством центральноазиатских народов ­– кераитов, найманов, уйгуров, онгутов и др. (Pelliot, 1949, P.46-47) . В XVI в. историки среднеазиатских Шибанидов трансформировали имя Шибан в Шейбан (Шайбан), сближая его с названием арабского племени Shaiban ; на самом деле, если следовать гипотезе П. Пеллио, потомки Шибана были "Стефанидами", а не "Шайбанидами".
Дата рождения Шибана, принимая во внимание неопределенность института старшинства, может быть установлена сугубо предположительно. Как указано выше, Джувейни называет Шибана среди тех сыновей Джучи, которые к моменту смерти отца "уже достигли степени независимости" (Тизенгаузен, 1941, С.21). Третий сын Джучи, Берке, родился около 1210 г., следовательно, если довериться легенде, по которой в 1227 г. Шибан вместе с Бату и Ордой был особо отличен Чингиз-ханом, в то время ему было не более 17 лет и, учитывая существовавший тогда порог совершеннолетия, не менее 13 лет.
В ранних источниках первое упоминание Шибана в связи с конкретным событием относится к 1229 г., когда он вместе со старшими и младшими братьями отправился на курултай, утвердивший великим ханом Угэдэя . В 1231-1234 гг. Шибан, по всей видимости, воевал в Китае. Об этом сообщает Абу-л-Гази: по повелению Угэдэя Бату с пятью братьями, прибывшими с ним на курултай – Ордой, Шибаном, Берке, Чимбаем и Беркечаром, должен был сопровождать каана в походе против Цзинь (Абу-л-Гази, С.98) . Затем последовало участие в европейском походе, к началу которого он, надо думать, стал уже вполне зрелым военачальником.
В описаниях западного похода проявивший "превосходную старательность" Шибан упоминается несколько раз. Во-первых, Джувейни и Рашид ад-Дин называют его в длинном ряду царевичей, назначенных возглавить поход . Махмуд б.Вали называет его командующим правого крыла монгольской армии, соединившейся осенью 1236 г. в пределах Булгара (Ахмедов, 1965, С.163). Оттуда, по словам Рашид ад-Дина, "Бату с Шейбаном, Буралдаем и войском выступил в поход против буларов и башгирдов и в короткое время, без больших усилий, захватил их". Далее Рашид ад-Дин рассказывает, что несмотря на двойной численный перевес войска буларов над войском монголов (400 тысяч против 200 тысяч), Шибан со своим авангардом в 10 тысяч воинов и Буралдай ночью переправились через разделявшую противников реку и вступили в бой, причем Буралдай произвел нападение всеми войсками сразу, а Шибан лично вступил в сражение. Монголам удалось свалить шатер "келара" – царя буларов, что и решило исход сражения. Войско буларов пало духом и обратилось в бегство, а монголы преследовали его, пока не уничтожили большую часть беглецов (Рашид ад-Дин, 1960, С.37). Несмотря на то, что Рашид ад-Дин поместил свой рассказ в самом начале повествования о западном походе, весь его антураж заставляет думать, что речь идет о военных действиях в Венгрии, а не в Волжской Булгарии. Во-первых, рассказ почти целиком заимствован у Джувейни, который прямо пишет, что описанное в нем завоевание исповедующих христианство и граничащих с землями франков "келеров и башгирдов" произошло, "когда русы, кифчаки и аланы были уничтожены" (Джувейни, 2004, С.185) . Во-вторых, Рашид ад-Дин не только повторяет вслед за Джувейни, что "булары были многочисленный народ христианского исповедания; границы их области соприкасаются с франками", но и добавляет, что жители завоеванного монголами Булара и Башгирда позже вновь восстали, и страна эта еще не вполне покорена (Рашид ад-Дин, 1960, С.37), что в начале XIV в., конечно, же не могло относиться к Волжской Булгарии.
Хотя в ранних источниках имя Шибан ни разу не встречается при описании военных действий осени 1237 г. – весны 1238 г., есть основания предполагать, что в завоевании Северо-Восточной Руси он принимал самое активное участие. В хорошо известном по русским летописям Бурундае, начальнике монгольского корпуса, которому после захвата столичного Владимира, было поручено преследовать и уничтожить Великого князя Юрия Всеволодовича, легко увидеть сокрушавшего вместе с Шибаном "буларов и башгирдов" Буралдая и одновременно – аталыка Шибана Бор Алтая . Источники аттестуют Буралдая как весьма влиятельную фигуру в правление Угэдэя. Рашид ад-Дин называет его преемником Боорчу, одного из девяти старейших öрлÿков Чингиз-хана, на посту главы войск правого крыла (Рашид ад-Дин, 1952б, С.267) , в "Юань ши" Буралдай (Бо-лу-дай) упоминается в связи с наделением его в 1236 г. "крестьянскими дворами" в округе Синчжоу (Храпачевский, 2004, С.488). В русских летописях он характеризуется как завоеватель Волжской Булгарии и Владимиро-Суздальской Руси, его имя называется рядом с именем прославленного Субэдэя и с прибавлением того же почетного титула "бахадур", который имел Субэдэй: "…бе воевода его [Батыя ­– В.К.] первый Сябядяй и Буранадай батыр, иже взя Болгарскую землю и Суздальскую" (ПСРЛ, 1978, С.88-89) . Впоследствии, когда золотоордынский престол занял Берке, Буралдай был призван организовать новое наступление на христианскую Европу. Для этого ему были переданы кочевья на западной границе Улуса Джучи, которые до него, по меньшей мере, с 1246 г. занимал Куремса (Курумиши) .
Если Буралдай, действительно, был аталыком Шибана, т.е. его воспитателем и советником, то не было бы ничего удивительного в том, что Шибан в западном походе воевал рядом и под присмотром своего попечителя и, возможно, родственника. 4 марта 1238 г. на реке Сить произошло сражение, в котором решилась судьба Северо-Восточной Руси: "Юрьи… изъехан бысть безаконьным Бурондаема, весь город изогна и самого князя Юрья убиша" (ПСРЛ, т.II, стб.779) . Как следует из данных русских летописей, монголы одержали победу во многом благодаря стремительности и скрытности совершенного ими маневра и беспечности Юрия Всеволодовича (Иванин, 1998, С.120; Храпачевский, 2004, С.369-370). О том же говорит и Утемиш-хаджи, с той лишь разницей, что победный маневр он приписывает смелости и инициативности Шибана. По его рассказу, Шибан, получив известие, что "московский государь" со ста пятьюдесятью тысячами людей идет ему навстречу, несмотря на призывы беков к осторожности, двинулся вперед форсированным маршем с расстояния, удаленного от основных сил на три дня пути, ворвался в расположение пребывавших в неведении русских и наголову разгромил их, взяв богатую добычу (Утемиш-хаджи, 1992, С.93-94). Абу-л-Гази тоже отмечает важный вклад Шибана в успех западного похода , но освещает события в синтезированном виде. Согласно его рассказу, государи "Корелы, немцев и Руси" соединили свои войска под Москвой и, "оцепив свой стан и окопавшись рвом", в течение трех месяцев успешно отбивались от монголов. Тогда Шибан предложил Бату с рассвета завязать бой с противником с тем, чтобы в решающий момент сражения он сам с усиленным туменом произвел нападение с тыла. Бату принял предложение брата, и план блестяще исполнился: "В этом месте избили они семьдесят тысяч человек. Все эти области сделались подвластными Саин-хану" (Абу-л-Гази, С.103-104) .
Осенью 1238 г., по сообщению Рашид ад-Дина, "Шибан, Бучек и Бури выступили в поход в страну Крым и у племени чинчакан захватили Таткару" (Рашид ад-Дин, 1960, С.39). В Крыму Шибан вновь проявил свои незаурядные полководческие таланты, на этот раз – при взятии хорошо укрепленной крепости, которую Утемиш-хаджи называет Кырк-Йер (Утемиш-хаджи, 1992, С.95), а ал-Кирими – Мангуп . Крепость стояла на голой скале, и, когда все обычные методы осады и штурма не дали результата, Шибан приказал, чтобы воины взяли стремена, медные котлы и прочие предметы, издающие звон, и начали стучать ими друг о друга. Защитники крепости, заслышав ужасный шум и грохот, вначале запаниковали и не спали несколько ночей, но позже успокоились. Монголы же не прекращали свою шумовую атаку в течение целого месяца, воздерживаясь от каких-либо попыток штурма. В конечном счете осажденные совсем успокоились, забыв об обороне и наблюдении за крепостными укреплениями. Когда Шибан заметил это, он отобрал четыре-пять тысяч храбрых молодых воинов и назначил их под команду бея Бор Алтая. В середине ночи они под прикрытием продолжающегося шума пошли на штурм и, благодаря притупившейся бдительности гарнизона, легко овладели крепостью (Schamiloglu U., 1992, P.89) .
Военные действия в Крыму продолжались, как минимум, до начала 1240 г.: в источниках точно датирован выход монголов на юго-восточное побережье Крыма к городу Судаку ­– 26 декабря 1239 г. (Пашуто, 1956, С.156). Именно эта фаза завоевания Крыма, по-видимому, отражена в сообщении Рашид ад-Дина о захвате "Таткары": в настоящее время название Таткара носит горный перевал на пути, ведущем в Судакскую долину. Рубрук, путешествие которого по Монгольской империи началось с Судака, оставил яркое описание разыгравшейся здесь зимой 1239-40 г. трагедии: "когда пришли Татары, Команы, которые все бежали к берегу моря, вошли в эту землю в таком огромном количестве, что они пожирали друг друга взаимно, живые мертвых, как мне рассказывал видевший это некий купец" (Рубрук, 1993, С.79).
Можно предположить, что тумен Шибана оставался в Крыму до полного завершения операции , в то время как часть монгольских войск, в 1238 г. вошедших в Крым, в конце года была переброшена на Северный Кавказ: Бури, направленный с Шибаном и Бучеком в Крым, уже зимой 1238-39 г. вместе с Гуюком, Менгу и Каданом осаждал аланский город Минкас (Магас), располагавшийся в долине Терека (Рашид ад-Дин, 1960, С.39; Храпачевский, 2004, С.376; Benson, 1995, P.192). Впрочем, не исключено, что после подчинения Крыма, Шибан тоже был отправлен на Северный Кавказ. По Рашид ад-Дину, весной 1240 г. был организован поход в область Дербенда, возглавить который было поручено Букдаю (Кукдаю) (Рашид ад-Дин, 1960, С.39). Имя Букдай в известиях Рашид ад-Дина о европейской кампании встречается лишь однажды, и это обстоятельство заставляет думать, не скрывается ли за ним имя Буралдая. В конце 1240 г. монгольские войска пришли к стенам Киева. По полученным киевлянами от пленного монгола сведениям, в войске Бату были "его братия великие" Урдей, Байдар, Бирюй, Кайдар, Бечар, Менгай, Куюк, а также воеводы и князья Бутар, Айдар, Килеметет, Браньдай, Баты (Татищев, 2003, С.7). Где в это время находился Шибан, неизвестно; по мнению И.Березина, отсутствие в вышеприведенном списке монгольских принцев имен Шибана и Тангута означает, что они в осаде Киева не участвовали (Березин, 1855, С.81).
Из разоренной Юго-Западной Руси монгольская армия двинулась в Польшу и Венгрию. Начало вторжения в Латинскую Европу в биографии Субэдэя в "Юань ши" описывается так: "Проходя горы Ха-цза-ли (Карпаты), напали на владетеля племени венгров – короля. Субэтай был в авангарде, вместе с чжуваном Бату, Орду, Шибаном и Каданом, которые продвигались по отдельным пяти дорогам" (Храпачевский, 2004, С.503-504). По мнению Д. Синора, армия вторжения была разделена на три корпуса, каждый из них состоял из трех войсковых единиц. Правое крыло, действовавшее на территории Польши, возглавлял Орда, под началом которого были Байдар и Кайдан, левым крылом командовали Кадан, Бури и, вероятно, Бучек. Командующим центрального корпуса был Бату, ему помогали Субэдэй и Шибан (Sinor, 1999) . 12 марта 1240 г. центральный корпус сломил оборону Верешского прохода. В то время как Бату и Субэдэй медленно продвигались на юг, Шибан, руководивший авангардом, продолжил преследование защитников Верешского прохода и к 17 марта взял штурмом и разграбил города Язберен и Вач, расположенные, соответственно, в 50 и 30 километрах от Пешта. Вскоре передовые отряды Шибана появились под стенами Пешта, в котором король Бела IV собирал свои войска. Венгры, сделавшие несколько вылазок и воодушевленные нежеланием монголов вступать в серьезные столкновения, в начале апреля вышли из города и двинулись навстречу главным силам Бату. Армии встретились примерно на полпути между Пештом и Верешем у местечка Мохи на реке Шайо. 11 апреля монголы совершили через реку ночное нападение на венгерский лагерь. Венгры, хотя и были застигнуты врасплох, оказывали упорное сопротивление, пока в разгар сражения монголы не деморализовали противника, поманив его свободным путем к отступлению, после чего началось избиение бегущих, продолжавшееся на всем пути от Мохи до Пешта. Именно в этой битве, описанной Рашид ад-Дином как блистательная победа над "буларами" и их "келаром", Шибан, проявил личный героизм:"двинулся в самую середину боя и произвел несколько атак сряду" (Тизенгаузен, 1941, С.23).
После разгрома армии Белы IV на р. Шайо монголы оставались в Венгрии еще в течение года. В начале весны 1242 г. Бату получил известие о смерти Угэдэя и вместо запланированного вторжения в Германию приступил к отводу своих войск на восток . Карпини рассказывает, что монголы, возвратившись из Венгрии, приступили к завоеванию и подчинению территорий на северных окраинах Западного и Восточного Дашт-и Кыпчака. Они "пришли в землю Мордванов, которые суть язычники, и победили их войною, Подвинувшись оттуда против Билеров, то есть великой Булгарии, они и ее совершенно разорили. Подвинувшись оттуда еще на север, против Баскарт, то есть великой Венгрии, они победили и их. Выйдя оттуда, они пошли дальше к северу и прибыли к Паросситам… Подвинувшись оттуда, они пришли к Самогедам… Подвинувшись оттуда далее, они  пришли к некоей земле над Океаном, где нашли неких чудовищ… Отсюда вернулись они в Команию, и до сих пор некоторые из них пребывают там" (Карпини, 1993, С.42). Приведение к покорности лесных зауральских и западносибирских племен, надо думать, было возложено на Шибана. Это предположение вытекает из локализации Улуса Шибана, какой она была в момент путешествия Карпини и как она отражена во всех позднейших источниках. Описывая свой путь из ставки Бату в Каракорум, Карпини фиксирует кочевья Шибана к северу от бывших владений Ануштегинидов – в тех местах, где к ним прилегала "часть земли черных Китаев и Океан" .
Шибан в то время должен был находиться там же, куда везли Карпини, – на курултае, решавшем вопрос о преемнике каана Угэдэя. Улус Джучи на нем представляли Орда, Шибан, Берке, Беркечар Тангут и Тука-Тимур (Джувейни, 2004, С.172; Рашид ад-Дин, 1960, С.118). Следующее, и последнее в ранних источниках, упоминание о Шибане содержится в отчете Рубрука. По всей видимости, со слов вдовы Шибана Рубрук рассказывает, что в то время, когда Бату отправился к Гуюку, т.е. в 1248 г., "он сам и его люди сильно опасались, и он послал вперед своего брата по имени Стикана, который, прибыв к Кену, должен был подать ему чашу за столом, но в это время возникла ссора между ними, и они убили друг друга" (Рубрук, 1993, С.118).
Сообщение Рубрука о смерти Гуюка от руки Шибана не продублировано в других источниках: толуидские авторы утверждают, что Гуюк умер своей смертью, "от болезни, которой страдал" (Рашид ад-Дин, 1960, С.80). К тому же и сам Рубрук слышал от Андрэ Лонжюмо, будто "Кен умер от одного врачебного средства, …это средство приказал приготовить Бату", и поэтому, имея в виду еще и официальную версию кончины Гуюка, оговаривается, что не узнал об этом ничего достоверного. По этой причине большинство исследователей относятся к версии об убийстве Гуюка Шибаном с недоверием. Сомнительность рассказа Рубрука о смерти Шибана в результате ссоры с Гуюком замечают также в том, что Рашид ад-Дин называет Шибана еще один раз после смерти Гуюка – в числе Джучидов, которые участвовали в курултае, узаконившем желание Бату посадить на императорский трон Мункэ (Рашид ад-Дин, 1960, С.130). Однако с учетом событий, предшествовавших смерти Гуюка и последовавших за ней, а также некоторых других соображений, которые будут изложены ниже, полученное Рубруком, можно сказать, из первых рук, сообщение кажется наиболее правдоподобным. Тем более, что персональное упоминание в труде Рашид ад-Дина Орды, Шибана и Берке как представителей дома Джучи на курултае имеет, по всей видимости, дежурный характер. Во всяком случае Джувейни, современник тех событий, ни Орду, ни Шибана в числе участников этого курултая не называет.
Поздние источники содержат противоречивую информацию о последних годах жизни и смерти Шибана. По рассказу Утемиш-хаджи, когда Бату завершил поход и приступил к раздаче племен и земель родственникам, беки дали ему относительно Шибана такой совет: "Этот человек сделал большое дело. И теперь он заважничал. Не подобает, дав ему роды, племена и вилайеты, держать [его] при себе. К тем тридцати тысячам человек, [которых ты] недавно выделил ему, добавь еще войска и пошли того человека в непокоренные вилайеты. Пусть любой вилайет, который он подчинит, будет его". Следуя совету, Бату отправил Шибана на завоевание Крыма и Каффы. После покорения этих вилайетов неуемный Шибан "пошел походом на вилайет Улак и захватил его. Затем пошел походом на вилайет Корал. Корал – очень большой вилайет. Много было за него сражений. Наконец он покорил Корал и сделал его столицей. Там он скончался. И сейчас [еще] есть потомки государя [вилайета] Корал" (Утемиш-хаджи, 1992, С.94-96). У Абу-л-Гази этот сюжет изложен несколько иначе: "Когда Саин-хан, возвратившись из этого похода, остановился на своем месте ...младшему своему брату, Шибан-хану ...отдал в удел из государств, покоренных в этом походе, область Корел; и из родовых владений отдал четыре народа: Кушчи, Найман, Карлык и Буйрак, и сказал ему: юрт, в котором ты будешь жить, будет между моим юртом и юртом старшего моего брата, Ичена: летом ты живи на восточной стороне Яика, по рекам Иргиз-сувук, Орь, Илек, до горы Урала, а во время зимы живи в Аракуме, Каракуме и по берегам реки Сыр – при устьях рек Чуй-су и Сары-су. Шибан-хан послал в область Корел одного из своих сынов, дав ему хороших беков и людей. Этот юрт постоянно оставался во власти сынов Шибан-хана; говорят, что в настоящее время государи Корельские – потомки Шибан-хана. Эта земля далека от нас, поэтому один Бог верно знает, истинны ли, или ложны эти известия. Шибан-хан в показанных областях проводил лета и зимы, и по прошествии нескольких годов умер" (Абу-л-Гази, 1996, С.104).
На этом более или менее достоверные известия о Шибане, по существу, исчерпываются. Явно легендарный характер имеет рассказ Утемиш-хаджи о том, как Чингиз-хан установил субординацию между сыновьями Джучи. Согласно этому рассказу, после смерти Джучи его старшие сыновья Иджан-хан (Орда) и Саин-хан (Бату) взаимно уступали друг другу право возглавить улус и, не сумев прийти к согласию, решили положиться на мнение Чингиз-хана. "Два сына, родившиеся от одной матери (т.е. Орда и Бату ­– В.К.), и семнадцать сыновей, родившиеся от других матерей, все вместе отправились на корунуш к великому хану. Когда они прибыли на служение к своему [деду] хану, хан поставил им три юрты: белую юрту с золотым порогом поставил для Саин-хана; синюю орду с серебряным порогом поставил для Иджана; серую орду со стальным порогом поставил для Шайбана". Эта легенда, по признанию самого Утемиш-хаджи, давала Шибанидам возможность утверждать свое превосходство над "огланами Тохтамыш-хана, Тимур-Кутлы и Урус-хана" и уязвлять их тем, что Тука-Тимуру, от которого они вели свое происхождение, Чингиз-хан тогда "не поставил даже [крытой] телеги" (Утемиш-хаджи, 1992, С.92). Впрочем, некоторые историки шли еще дальше. Так, в сочинении Мухаммада ат-Ташканди утверждалось, что "первый из Чингизидов, воцарившийся в Деште, был Шибанхан, один из потомков Йуджихана, сына Чингизхана. Он царствовал долгое время. Потом он умер, и в управление Дешт-Кипчаком вступили сыновья его, но не уладились дела их, пока не одержали верх над ними сыновья Саинхана, сына Йуджихана, сына Чингизхана, которые вырвали царство из рук их" (Тизенгаузен, 1884, С.537). На самом деле, ситуация была прямо противоположной: во второй половине XIV в. Шибаниды, воспользовавшись тем, что не "уладились" дела Батуидов, стали энергично претендовать на золотоордынский трон.
Таким образом, ранние и поздние источники изображают Шибана небесталанным полководцем, богатырем и смельчаком, рука об руку с Бату немало потрудившимся для обретения Улусом Джучи новых земель и подданных, а если принять версию Рубрука – то и героем, благодаря которому Бату сохранил власть над западной частью империи. Заслуги Шибана высоко оценивались еще многие десятилетия после его смерти. Как рассказывает Утемиш-хаджи, когда хан Узбек подверг потомков всех семнадцати сыновей Джучи суровому наказанию за то, что они не воспротивились провозглашению ханом карачу Баджир Ток-Буги, Шибаниды были прощены – по той лишь причине что они "огланы богатыря Шайбана, рубившего саблей [и] покорявшего юрты"( Утемиш-хаджи, 1992, С.92).
По Рашид ад-Дину, у Шибана было двенадцать сыновей – Байнал, Бахадур, Кадак, Балакан, Черик, Меркан, Куртука, Аячи, Сабилкан, Баянджар, Маджар, Коничи (Рашид ад-Дин, 1960, С.74-75), согласно же "Му'иззу", тринадцать – Байнал, Бахадур, Джанта, Кадак, Балака, Черик, Мирган, Куртука, Апачи, Салган, Маджар, Кунчи и Байанджар (Му'изз ал-ансаб, 2006, С.42-43) . Эти, по выражению б.Вали, "плодоносные пальмы" дали обильное потомство, в протяжение более столетия верно служившее преемникам Бату. О субординации среди самих Шибанидов в те времена, когда золотоордынский трон занимали Батуиды, Абу-л-Гази и б.Вали сообщают следующее. Когда Шибан умер, "вместо отца стал главенствовать над элем и улусом" его второй сын Бахадур . После смерти Бахадура "главой племени (кабила)" стал его старший сын Джучи-Бука, присоединивший "к богом хранимым вилайетам много стран". Преемником Джучи-Буки стал старший из его сыновей Бадагул-оглан. В правление Бадагула "на той территории" разгорелось "пламя смуты и волнений", и, хотя "холодной водой справедливости и правосудия" и "сверканием разящего меча" порядок был восстановлен, но "свеча жизни" самого Бадагула "была задута (взмахом) края вражеского рукава". Единственный сын Бадагула Минг-Тимур , заняв место отца, "вступил на черту завоевания и овладения многими странами". После Минг-Тимура, имевшего шесть сыновей (из них пять от наложницы), его третий сын Пулад "поставил ногу на трон владычества"; шестой сын Минг-Тимура, Бек-Кунди, стал родоначальником династии сибирских ханов. У Пулада было два сына – Ибрахим и Арабшах. Внук Ибрахима Абу-л-Хайр стал основателем "государства кочевых узбеков", его потомки в начале XVI в. утвердились в Мавераннахре; в это же время в Хорезме обосновались потомки второго сына Пулада - Арабшаха.
Военная жилка Шибана, как позволяют судить ранние источники, передалась не только потомству Бахадура. Широкие возможности для ее проявления представились с возобновлением кааном Мункэ наступления на еще не покоренные Монгольской империей государства. В литературе нередко высказывается мысль о некоторой случайности участия Улуса Джучи в завоевании Ирана и Ирака. Считается, что Бату и Берке были настроены против планов иранской кампании, и лишь удачное для Толуидов стечение обстоятельств ­– смерть Бату как раз в то время, когда его сын Сартак находился в Каракоруме – позволило Мункэ не только начать вторжение в Иран, но и привлечь к нему джучидские военные контингенты. В действительности, Джучиды, конечно же, были не меньше Толуидов заинтересованы в приобретении новых земель. Впечатляющие размеры территории, оказавшейся под их властью по окончании западного похода, не должны вводить в заблуждение: земли Джучидам достались, сравнительно с владениями их родственников, слабо урбанизированные и мало доходные . Особенно их должен был манить Иран с его многочисленными городскими центрами, гораздо более богатыми, нежели города Европы, и изобильными пастбищами, вроде прославленных степей Бадгыза и Мугана . Поэтому задержка ввода имперской армии в Иран была вызвана не тем, что Бату считал ненужным дальнейшее расширение своих владений или тем, что Берке сумел убедить его в аморальности войны против своих единоверцев в ближневосточных государствах, а сложностью переговоров между Толуидами и Джучидами о дележе будущей добычи. Как следует из подробностей возвращения из Каракорума Рубрука и маршрута в Каракорум и обратно царя Малой Армении Гетума I, эти переговоры, украшенные всеми признаками челночной дипломатии, имели своеобразную форму дистанционного курултая , главные участники которого – Мункэ, Бату, Хулагу и Сартак – находились в своих ставках, причем центральным коммуникационным узлом, сердцевиной курултая являлась ставка Сартака, кочевавшая в Восточном Дашт-и Кыпчаке (Костюков, 2005). Свидетельством успеха переговоров служит удаление из степей Предкавказья за Волгу Берке – главного противника плана введения в Иран имперской армии под руководством Хулагу , что позволило Хулагу 1 января 1256 г., т.е. еще до кончины Бату, перейти на левый берег Амударьи и включиться в военные действия в Восточном Иране.
Судя по тому, что никто из Джучидов не принимал участия в развернувшемся в то же время наступлении на империю Сун, все свободные военные силы улуса были задействованы в Иране. Джувейни сообщает, что из западной части империи Мункэ отправил в Иран "представителей Бату Балагая, сына Сибакана, Тутар-Огула и Кули с войсками, принадлежащими Бату" (Джувейни, 2004, С.441). Рашид ад-Дин это событие излагает так: "И еще при жизни Бату Менгу-каан назначил своего третьего брата, Хулагу-хана, с многочисленным войском в Иранскую землю и определил из войск каждого царевича по два человека с десятка, дабы они отправились вместе с Хулагу-ханом и стали его помощниками. Орда отправил через Хорезм и Дехистан своего старшего сына Кули с одним туманом войска, а Бату послал через Дербенд Кипчакский Балакана, сына Шейбана, и Тутара, сына Мингкадара, сына Бувала, седьмого сына Джучи-хана, чтобы они, прибыв, стали подкреплением войску Хулагу-хана, служили ему" (Рашид ад-Дин, 1960, С.81). Эта информация отражена также в "Светской истории" Бар-Эбрея , в "Истории Армении" Киракоса , в "Истории народа стрелков" Магакии и "Житии Картли" .
Формирование джучидского корпуса, предназначенного для отправки в Иран, производилось путем дополнительного набора в размере 1/5 от численности имеющихся в улусе войск. Было сформировано три тумена ; во главе их были поставлены "царевичи" или "ханские сыновья". Поскольку целью кампании являлось включение завоеванных земель в состав империи, участвующие в ней войска отправлялись в поход с имуществом и семьями ; по всей видимости все они относились к соединениям, в монгольской терминологии определявшимся как таньма или тама .
Джувейни, повествуя о выступлении Хулагу из Монголии осенью 1253 г., очевидно, стремился скрыть разногласия между Мункэ и Бату, когда писал: "царь продвигался очень медленно, впереди шли Балагай и Тутар, остальные поспешали слева и справа" (Джувейни, 2004, С. 443). Надо полагать, войска Джучидов стартовали не из Монголии вместе с Хулагу, а вошли в Иран либо одновременно с его войском, то есть, в начале 1256 г., либо несколько раньше , при этом маршрут тумена Кули пролегал через Хорезм, а маршрут туменов Балакана и Тутара ­– через Дербендский проход . Первоочередной целью монголов было государство исмаилитов, правителем которого в то время был Рукн ад-Дин Хуршах. Нападения на их крепости в Кухистане монгольский авангард под руководством Кит-Буки начал еще в 1253 г., а в сентябре 1256 г. в военные действия включилась вся монгольская армия. По свидетельству Джувейни, Хулагу "стал готовиться к тому, чтобы напасть на крепости и уничтожить убежища Рукн ад-Дина, и он послал приказ войскам, находящимся в Ираке и других местах, находиться в готовности. После этого правый фланг под командованием Бука-темура и Коке-Ильгея проследовал через Мазендеран, а левый фланг под командованием Тегудер-Огула и Кед-Буки, - через Хувар и Самнан. Царевичи Балагай и Тутар с иракскими войсками выступили из Аламута…" (Джувейни, 2004, С.448). Все эти войска сосредоточились у крепости Маймун-Диз, в которой укрылся глава исмаилитов Хуршах. От капитулировавшего Маймун-Диза армия Хулагу отправилась осаждать крепость Ламассар, а Балакан был оставлен у славившейся своей неприступностью столицы исмаилитов, Аламута, защитники которой вскоре сочли благоразумным сдать крепость без боя . Весной 1257 г. после пленения Хуршаха и разрушения главных твердынь асассинов в Эльбурсе армия Хулагу, включая джучидский корпус, остановилась близ Хамадана и начала готовиться к нападению на Аббасидский халифат .
Рашид ад-Дин рассказывает, что Хулагу отпраздновал захват Хуршаха продолжавшимся целую неделю пиром, во время которого "он обласкал царевичей и эмиров и пожаловал им почетные халаты" (Рашид ад-Дин, 1946, С.31). В празднестве, надо думать, участвовали и джучидские царевичи, хотя к тому времени отношения, сложившиеся между Балаканом и Тутаром, с одной стороны, и Хулагу, с другой, по всей видимости, вряд ли располагали к совместному проведению досуга и проявлению ласкательств. Смерть Бату и скоро последовавшая за ней смерть Сартака давали имперскому правительству шанс лишить Джучидов того опасного для целостности империи статуса, который они приобрели, поспособствовав возведению на трон Мункэ. Это естественная в русле централизаторской политики задача была решена по образцу, незадолго до того испробованному в Улусе Чагатая, – назначением главою Улуса Джучи малолетнего Улагчи при регентстве вдовы Бату Боракчин . Политическое содержание перемены в управлении улусом точно определено ал-Карши: "После Сартака ибн Бату правление перешло к хаканам" (ал-Карши, 2005, С.120). В изменившихся условиях трения между Хулагу и джучидскими "полевыми командирами" были практически неизбежны. Об одном конфликте Хулагу с Балаканом и Тутаром, поводом для которого послужила попытка расположившихся в Бадгызе Джучидов подчинить своей власти правителя Герата, Систана и Балха Шамс-ад-дина Курта, рассказывает Сайфи. Шамс-ад-дин, утвержденный в своей должности Мункэ, отверг требования Балакана и Тутара обеспечить реквизиции, которые традиционно налагались на подвластную ему область в пользу Улуса Джучи. Когда же Балакан приказал Кит-Буге захватить Шамс-ад-дина, последний разбил войско Кит-Буги и, ускользнув от новой попытки ареста, прибыл к Хулагу с жалобой на действия Джучидов. Разъяренный Хулагу строго наказал агентов Джучидов, намеревавшихся арестовать Шамс-ад-дина, и подтвердил его права на владение Гератом (Jackson, 1978, P.222-223; Allsen, 2004, P.53).
Рашид ад-Дин вновь упоминает всех трех джучидских царевичей при перечислении войск, приведенных Хулагу к стенам столицы Аббасидов и при описании диспозиции монголов, окруживших Багдад . В повествовании о штурме Багдада он подчеркивает, что Балакан и Тутар не проявили должного старания в выполнении боевой задачи, и их медлительность вызвала недовольство Хулагу . После этого джучидские царевичи со своими туменами выпадают из поля зрения источников , описывающих дальнейшие действия монгольской армии в Ираке и Сирии, и всплывают еще раз только в связи с теми событиями, которые привели к распаду Монгольской империи.
Когда в августе 1259 г. умер Мункэ, в Каракоруме кааном был объявлен его брат Арик-Буга. В то же время претензии на имперский престол предъявил и другой брат Мункэ – Хубилай, командовавший армией, воевавшей в Южном Китае. Хотя Хулагу и Берке признали кааном Арик-Бугу, в развернувшейся борьбе между Арик-Бугой и Хубилаем они действенной помощи законному императору не оказали, главным образом, вследствие незадачливости Арик-Буги и циничной расчетливости Хубилая. Выбор Арик-Буги в качестве своего ставленника в Чагатайском лусе Алгуя оказался крайне неудачным: внук Чагатая скоро вышел из под контроля Каракорума и начал мстить Джучидам за беды, постигшие по их вине потомков Чагатая в 1251 г. В результате Берке и Арик-Буге пришлось сражаться с Алгуем, с равным усердием разорявшим джучидские владения в Средней Азии и владения каана в Восточном Туркестане. Между тем Хубилай преуспел в том, чтобы привлечь на свою сторону Хулагу.
Наиболее достоверно о причинах возникновения вражды между Берке и Хулагу рассказывают армянские летописцы. По словам Магакии, завоевавшие Аббасидский Халифат Чингизиды "жили не признавая над собою никакой власти: каждый, полагаясь на свой меч, считал себя старшим". Хулагу, якобы озабоченный разорением покоренной страны, попросил Мункэ принять решение относительно порядка управления, и Мункэ прислал своих представителей с приказом "ступайте, поставьте брата моего, Гулаву, ханом в той стране; тех же, кто не подчинится ему, подвергайте ясаку от моего имени". Когда собравшимся на курултай предводителям войск было объявлено, "что Гулаву намерен воссесть на ханский престол, то четверо из них пришли в ярость и не захотели повиноваться Гулаву. Такудар и Бора-хан подчинились, а Балаха, Тутар, Гатаган и Миган не согласились признать его ханом. Когда аргучи Мангу-хана убедились в том, что эти четверо не только не желают повиноваться, но еще намерены сопротивляться Гулаву, то приказали: подвергнуть их ясаку, т. е. задушить тетивой лука: по их обыкновению только этим способом можно было предавать смерти лиц ханского происхождения. Мигана, сына Хулиева, по причине его малых годов, заключили в темницу на острове Соленого Моря, находящегося между областями Гер и Зареванд. После того аргучи приказали армянским и грузинским войскам идти на войска мятежников и перебить их; что и было исполнено. Народу было истреблено столько, что от убитых татарских трупов зловоние распространились по горам и полям. Только двое из предводителей, Нуха-куун и Аратамур, проведав заблаговременно об опасности, взяли с собой сокровища, золото, превосходных лошадей, сколько могли и бежали с 12 всадниками . Переправившись через великую реку Кур, они воротились в свою страну. Не довольствуясь тем, что спаслись, они восстановили против Гулаву Берке, брата Саин-хана, и в течение 10 лет производили страшное кровопролитие" (Магакия, 1871, С.26-27, 31-32). В приведенном рассказе есть лишь одна анахроничная деталь: приказ подчинить все завоеванные в Передней Азии территории Хулагу исходил не от Мункэ, а от Хубилая. Это свидетельствуется сообщением Киракоса: "Хулагу… помогал Гопилаю. Беркай же, владевший северными областями, помогал Арик-Буге; другой их сородич, по имени Алгу, тоже военачальник, сын хана Чагатая, старшего сына Чингис-хана, – этот тоже воевал против Беркая за то, дескать, что Мангу-хан, подученный им [Беркаем], истребил весь его род. И он послал к Хулагу [войско], чтобы подсобить ему с этой стороны, через Дербентские ворота. А великий Хулагу беспощадно и безжалостно истребил всех находившихся при нем и равных ему по происхождению знатных и славных правителей из рода Батыя и Беркая: Гула, Балахая, Тутхара, Мегана, сына Гула, Гатахана и многих других вместе с их войском – были уничтожены мечом и стар и млад, так как они находились при нем и вмешивались в дела государства" (Киракос, 1976, С.237). Из этих сообщений становится понятным, что, по существу, единственной причиной вражды между Берке и Хулагу стала передача Хубилаем во владение Хулагу земель от Аму-Дарьи до Сирии, покоренных к 1260 г. совместными усилиями Толуидов и Джучидов. Поскольку соглашение же между Мункэ и Бату , как свидетельствуют арабские источники, хорошо осведомленные о сути претензий Джучидов к Хулагуидам, предусматривало включение в состав Улуса Джучи части завоеванных территорий ­– прежде всего Азербайджана и Аррана, Джучиды не могли не возмутиться распоряжением Хубилая. Суть его состояла в том, что совместно завоеванные земли, до окончания военной кампании имевшие статус кондоминиума, превращались в улусное владение Хулагу, который отныне получал в свое распоряжение все ресурсы Ирана и Ирака и отчитывался за свои действия только перед Хубилаем.
Не удивительно, что историографы Хулагуидов постарались максимально затушевать сомнительные с точки зрения семейной этики деяния Хубилая и Хулагу и переложить ответственность за разжигание кровавой распри на Джучидов. Но это намерение реализовано без особой тщательности. В одном случае главной причиной конфликта Рашид ад-Дин выставляет неделикатное поведение Берке: "Когда Хулагу-хан завоевал большую часть Иранской земли …и занялся приведением в порядок и устройством дел владения, сердце его было раздосадовано захватом власти Беркеем, потому что вследствие того, что Бату его в сопровождении Менгу-каана отправил в столицу Каракорум посадить его [Менгу-каана] на престол в кругу родичей, и он некоторое время служил неотлучно у престола Менгу-каана. он [Беркей], опираясь на это, непрерывно слал гонцов к Хулагу-хану и проявлял свою власть. Оттого, что Беркей был старшим братом, Хулагу-хан терпел. Когда с родственниками его [Беркея] Тутаром, Булгаем и Кули произошло событие, между ними появились и изо в день росли вражда и ненависть. В конце концов Хулагу-хан сказал: "Хотя-де он и старший брат, [но] поскольку он далек от пути скромности стыдливости и обращается ко мне с угрозами и понуждениями, я не буду больше с ним считаться". Когда Беркей узнал об его гневе, он сказал: "Он разрушил все города мусульман, свергнул все дома мусульманских царей, не различая друзей и врагов и без совета с родичами уничтожил халифа. Ежели господь извечный поможет, я взыщу с него кровь невинных". И он послал в передовой рати Нокая, который был его полководцем и родственником Тутара, с тридцатью тысячами всадников отомстить за его кровь" (Рашид ад-Дин, 1946, С.58-59). Однако в других местах своего сочинении, обращаясь к собственно "событию" с джучидскими царевичами, Рашид ад-Дин объявляет виновниками произошедшего самих пострадавших, а Берке представляет заложником преступных действий своих племянников. При этом "событие" излагается в двух версиях, существенно различающихся.
Согласно первой версии, неприятности, связанные с пребыванием джучидских принцев в Иране, начались спустя два года после того, как Берке, занял место Бату. В течение этих двух лет Берке "по обычаю поддерживал с домом Толуй-хана искреннюю дружбу, идя по пути преданности, благорасположения и единения". Но вдруг "Балакан, который был в этом государстве, задумал против Хулагу-хана измену и предательство и прибегнул к колдовству. Случайно [это] вышло наружу. Учинили в том допрос, он тоже признался. Для того, чтобы не зародилась обида, Хулагу-хан отослал [Балакана] с эмиром Сунджаком к Берке. Когда они туда прибыли, была установлена с несомненностью его вина. Берке отослал его [обратно] к Хулагу-хану: "Он виновен, ты ведаешь этим". Хулагу-хан казнил его. Вскоре после того скончались также Татар и Кули. Заподозрили, что им с умыслом дали зелья. Поэтому у них возникло недовольство [друг на друга] и Берке стал враждовать с Хулагу-ханом" (Рашид ад-Дин, 1960, С.81) .
Во второй версии неизменной осталась только тема строгого исполнения Хулагу правил, принятых для суда над членами "золотого рода": "В ту пору скончался скоропостижно на пиру царевич Булга сын Шибана, внук Джучи. Затем заподозрили в колдовстве и измене Тутар-огула. После установления виновности Хулагу-хан отправил его в сопровождении Сунджака на служение к Беркею. И [Сунджак] доложил об его вине. Беркей в силу чингизхановой ясы отослал его к Хулагу-хану и 17 числа месяца сафара лета [6]58 [2 II 1260] его казнили. Предали казни также и Садр-ад-дина Саведжи под предлогом, что он написал для него ладонку. Затем скончался и Кули. После того как упомянутых царевичей не стало, челядь их бежала и через Дербент и Гилянское море направилась в область Кипчак" (Рашид ад-Дин, 1946, С.54).
История гибели Джучидов в Иране отражена также в сравнительно поздних сочинениях. В перечислении потомков Бувала автор "Му'изз ал-ансаб" дает микст из обеих версий Рашид ад-Дина: сын Бувала Татар "был отправлен с войском, которое назначили для Хулагу-хана в Иранскую землю, и он находился в тех владениях до тех пор, когда его оклеветали перед Хулагу-ханом, (сказав): "он тебя околдовал"; Хулагу-хан, схватив его, отправил к дяде его Берка-хану, в то время, когда Берка был царем того улуса (Джучиева). Берка снова отправил его (обратно) к Хулагу-хану и сказал: "Он (Татар) преступник, делай с ним, что хочешь". Хулагу-хан умертвил его Это послужило первым поводом к вражде и несогласию между Хулагу-ханом и Берка" (Тизенгаузен, 1941, c.57) .
В летописи ал-Муфаддаля Балакан и Тутар выступают как послы, отправленные к Хулагу требовать причитающуюся Берке долю добычи и пострадавшие из-за недостаточной компетентности своих шаманов: "Когда был 660 год, то от Берке (к Хулагу) прибыли два посла, из которых один назывался Балагия, а другой Татарша, с посланием, содержавшим обычное и между прочим требование, чтобы дому Батыеву была уплачена причитающаяся ему, согласно принятому обычаю, часть из того, что собрано с завоеванных земель. Обычай же этот заключался в том, что все, добытое в землях, которыми они (Татары) овладевали и над которыми они властвовали от реки Джейхун на Запад, собиралось и делилось на 5 частей; (из них) две части (отдавались) Великому кану, две части войску, а одна часть дому Батыеву. Когда Бату умер и на престол вступил Берке, то Хулавун удержал долю его. Тогда Берке послал к Хулавуну послов своих и отправил с ними волшебников, (которые должны были) погубить волшебников Хулавуна. У Хулавуна был волшебник, по имени Якша. Они (послы) наделили его подарками, которые прислал ему Берке, и просили его содействовать им в достижении их цели. Он сошелся с ними. Хулавун приставил к этим посланникам людей для прислуживания им и, в том числе, приставил волшебницу из Хатая, по имени Камша, для извещения его о действиях их (посланников). Узнав в чем дело, она уведомила его (Хулавуна) об этом. Он велел схватить их и засадить в крепость Телу, а потом, через 15 дней после взятия их, умертвил их, убив также волхва своего, который прозывался Якшей" (Тизенгаузен, 1884, С.188-189).
Некоторые отголоски миссии Балакана и Тутара Ибн-Халдуном вплетены в повествование о взаимоотношениях Хулагу, Берке и Сартака . Кратко о причине раздора между Хулагу и Берке рассказывает ал-Кутби в "Истории Шейх-Увейса": "Между ильханом и Берке-ханом проявилась вражда из-за Кули, Татара и Кулкана (чит.: Балакана); Берке-хан послал им угрозу и отправил на войну (с Хулагу) Ногая, родственника Татара, с 30000 человек (Тизенгаузен, 1941, С.99).
Имеющиеся данные позволяют с достаточной определенностью судить о причинах, времени, месте, обстоятельствах и последствиях разгрома джучидского корпуса. Прежде всего, следует вновь обратить внимание на то, что официальная хулагуидская историография взаимосвязь событий, происходивших в период борьбы Арик-Буги и Хубилая, и поведение главных действующих лиц смуты излагает с демонстративно малой достоверностью. Стремясь показать законность воцарения Хубилая и представляя дело так, что Арик-Буга был посажен на престол второстепенными персонами, она изображает Хулагу и Берке пассивными наблюдателями авантюры Арик-Буги, постепенно склоняющимися на сторону Хубилая. В действительности, и Хулагу, и Берке после смерти Мункэ незамедлительно признали императором Арик-Бугу и предоставили в его распоряжение находившиеся в Монголии военные контингенты, которые возглавляли племянник Берке Карачар со своим старшим сыном Куртукой и сын Хулагу Джумукур . Тем не менее, Хубилай в противостоянии с легитимным Арик-Бугой вышел победителем, и не только потому, что располагал существенно большими, чем противник, людскими и материальными ресурсами, но и потому, что сумел обратить в свою пользу назревающие противоречия между Берке и Хулагу. Главными козырями Хубилая стали закрепление за Хулагу тех земель к западу от Амударьи, которые, возможно, были ему тайно обещаны Мункэ, а также восстановление прежних позиций Чагатаидов в Мавераннахре . Можно не сомневаться, что расправа с джучидскими командирами и их туменами последовала не раньше, чем Хулагу получил признание своих прав на Иран от Хубилая . Тем самым, эта акция сама по себе не может быть квалифицирована ни как причина вражды Берке к Хулагу, ни как повод к началу войны между ними. По существу, именно она должна считаться первым эпизодом многолетней войны между двумя улусами, причины которой коренились в экономическом и политическом состоянии Монгольской империи в тот момент ее истории.
В литературе, по выражению Б.Шпулера, "проявление неблагодарности" Хулагу к Джучидам обычно относят в концу 1259 г. или началу 1260 г. – на основании сообщения Рашид ад-Дина о казни Тутара 2 февраля 1260 г., хотя в версии, винящей Балакана, начало конфликта датируется 1256 г. (Рашид ад-Дин, 1946, С.54; Рашид ад-Дин, 1960, С.81). Более вероятно, что Хулагу расправился с Джучидами в 1261 г. или в самом начале 1262 г., после чего обе стороны начали приготовления к полномасштабной войне . В 1260 г. и, вероятно, в протяжение почти всего 1261 г. Хулагу оставался на стороне Арик-Буги и вряд ли решился бы на резкий поворот в отношениях с Берке. Вместе с тем, получая с самого начала военных действий между Арик-Бугой и Хубилаем известия об успехах Хубилая и будучи осведомленным о разорении Алгуем джучидского Мавераннахра, он "посылал гонцов к Арик-Буге, сердился и сдерживал его; он посылал также гонцов и к каану" (Рашид ад-Дин, 1960, С.162), стараясь извлечь максимальную выгоду из сложившейся ситуации. Вряд ли Хулагу мог получить ярлык на владение завоеванными землями от Арик-Буги, связанного обязательствами перед поддержавшими его родственниками; Хубилай же, начавший борьбу за трон, опираясь только на своих эмиров, имел большую свободу маневра и давал щедрые обещания Хулагу и Алгую – в ущерб Джучидам.
Большая часть джучидских войск в указанное время, по всей видимости, находилась в Азербайджане. Косвенное свидетельство тому есть у ал-Омари: "когда Великий Кан отрядил на бой с Исмаилитами и с теми, которые возмутились в Эджебале, то Хулаку просил его об увеличении войск (посланных) с ним, и он (Кан) отправил с ним (людей) из войска каждого из царей Чингизхановичей. По завоевании тех стран, которые были ими взяты, эти войска остались при нем (Хулаку) и он отвел каждому отряду из них в содержание одну из (завоеванных) областей. То, что было отведено войску, отправленному с ним со стороны властителя земель Кипчакских и Харезмских, заключалось в Тавризе и Мераге. И стали они (Кипчаки) получать с них свое содержание" (Тизенгаузен, 1884, С.239) . Такое же заключение позволяет сделать приведенное выше свидетельство Магакии, согласно которому уничтожение джучидских войск был поручено армянским и грузинским войскам (Магакия, 1871, С. 31-32) .
Хулагуидская версия причин и обстоятельств гибели джучидских командиров, как уже отмечалось выше, малодостоверна, причем составитель "Сборника летописей" по неким причинам был нимало не озабочен устранением очевидных натяжек и противоречий. Если верить рассказу, помещенному в истории государства Ильханидов, Хулагу был совершенно не причастен к произошедшему: кровавый конфликт возник среди подчиненных ему Джучидов, Хулагу же только следовал принятым в таких случаях формальностям, представив Берке не только доказательства преступления, но и самого преступника, но в результате как-то само собой случилось, что "упомянутых царевичей не стало", "челядь их бежала" и "возникло недовольство". Конечно, надо думать, расправа с Джучидами и впрямь была подана как "процесс о колдунах и отравителях" (в организации такого рода дел у монголов к тому времени был уже немалый опыт), что отразилось в сообщении ал-Муфаддаля. Но в данном случае большего доверия заслуживают сторонние свидетельства Магакии и Киракоса, передающие и суть, и способ разрешения конфликта: Джучиды отказались признать ярлык, выданный Хубилаем Хулагу на владение землями от Амударьи до Египта, и были подвергнуты ясаку (именно: задушены тетивой лука), а их тумены было поручено уничтожить грузинам и армянам.
Трудно судить, насколько хорошо христианским союзникам Хулагу удалось исполнить поручение. Джучидский контингент в Иране, как пояснялось выше, был войском тама, т.е. значительную его долю составляли семьи воинов. По всей видимости, эта обозная и уже обживавшая зарезервированные за Джучидами земли часть тама пострадала от атак неприятеля в наибольшей степени. По словам Киракоса, возмутившиеся против Хулагу "были уничтожены мечом и стар и млад… И лишь некоторые из них, и то с большим трудом, спаслись, одни, без жен, детей и имущества, убежали к Беркаю и другим своим сородичам" (Киракос, 1976, С.237); о том же пишет и Магакия: "народу было истреблено столько, что от убитых татарских трупов зловоние распространились по горам и полям" (Магакия, 1871, С.32).
Боеспособные части джучидского войска прорывались на север – в Предкавказье, на восток – на территорию современного Афганистана, и, возможно, на запад ­– в Сирию. Рашид ад-Дин передает, что "войска, прибывшие с Кули и Татаром в это государство, большей частью разбежались. Некоторые вышли через Хорасан и расположились от гор Газны и Бини-Гау до Мултана и Лахавура, которые являются границами Хиндустана. Старшим из эмиров, которые были их предводителями, был Никудер, а Ункуджене из эмиров Хулагу-хана, шел за ними по пятам. Другие через Дербенд добрались до своих жилищ" (Рашид ад-Дин, 1960, С.82). Согласно Магакии, переправиться через Куру и уйти во владения Берке сумели только 12 тысяч джучидских всадников, ведомых Нуха-кууном и Аратамуром. К.П. Патканов в комментариях к переводу сочинения Магакии правильно определил Нуха-кууна как Ногая . Что касается Аратамура, то в грузинских источниках, описывающих его подвиги во время отхода джучидов из Азербайджана, он именуется Ала-Темуром и, следовательно, может быть предположительно отождествлен с Илак-Тимуром – старшим сыном Байнала, старшего сына Шибана (Рашид ад-Дин, 1960, С.74) .
Войсками, ушедшими в сторону Хорасана, командовал эмир Никудер, имя которого известно со времен правления Угэдэя. Тогда он был одним из командиров джучидских соединений в составе имперской армии, направленной к индийской границе, а после смерти командующего Каруласчина получил его должность (Boyle, 1977b, P.242-243). Как видно, Никудер увел эту уцелевшую часть джучидского контингента в хорошо знакомую ему область, где, вероятно, оставались какие-то джучидские подразделения . От имени Никудера произошли название орды, в протяжение целого столетия обитавшей на территории от верховий Амударьи до областей Кабула, Газни и Кандагара, и политоним "никудерцы". Арабские авторы, начиная с Бейбарса ал-Мансури и ан-Нувайри, приписывают главе Ордаидов титул "малик Газны и Бамиана" (Тизенгаузен, 1884, С.118, 551), т.е. сюзерен орды Никудера. На этом основании в литературе долгое время господствовало мнение, что "область Газны и Бамиана" являлась частью Улуса Орды и что его ханы реально управляли этой областью. На самом деле, орда Никудера (в составе которой, возможно, оказались также отряды внука Чагатая Негудер-оглана, имевшего владения в Грузии, в хулагидо-чагатаидском конфликте 1270 г. выступившего против ильхана, арестованного и умершего в ставке Абаги около 1275 г.) до середины 90-х гг. XIII в. являлась вассалом Ильханидов, затем подчинилась Чагатаиду Дуве, и ее земли надолго стали объектом борьбы между Хулагуидами и Чагатаидами (Арапов, 2005). По предположению П. Джексона, основанием для причисления Газны и Бамиана к владениям Ордаидам послужило расквартирование здесь до хулагуидо-джучидской войны монгольских отрядов Кули, впоследствии как-то проявлявших номинальную преданность его родственникам (Jackson, 1978, P.244).
На запад ушла сравнительно малая часть джучидских войск. Египетские летописи сообщают, что первая партия беглецов, насчитывавшая около 200 всадников, прибыла в Египет 9 ноября 1262 г.; 11 октября 1263 г. (т.е. почти год спустя после сражений войск Хулагу и Берке у Шемахи и на Тереке) пришел второй отряд числом более 1300 "всадников из Монголов и Бахадуров", потом прибыли, еще, по меньшей мере, два больших отряда (Тизенгаузен, 1884, c.100-101, 164-165, 429-432). Все прибывшие приняли ислам и были зачислены мамлюкским султаном на службу, их старшины сделались эмирами; некоторые, однако, предпочли вернуться к Берке. Ч.Гальперин считает, что в правление Бейбарса в Египет из Ирана ушли в общей сложности около 3000 монголов (Halperin, 2000, P.244). На самом деле, имея в виду время прихода отрядов, с разгромом джучидского контингента можно связать приход лишь первых двух из них, последующие группы эмигрантов – это, по всей видимости, те жившие близ Багдада "турки-кыпчаки", о которых рассказывает Рашид ад-Дин. В 1264 г. один из приближенных Хулагу – сын младшего визира халифа – ввиду того, что "поход в Кипчакскую степь решен твердо", предложил использовать имевшихся во владениях халифа "несколько тысяч турок-кипчаков" в качестве передового отряда в войне с Берке. Получив разрешение и собрав кыпчаков, он вместо того, чтобы откочевать в область Дербента, всех их вместе "с женами, детьми, домочадцами, приверженцами, пожитками и добром" увел в Египет (Рашид ад-Дин, 1946, С.61-62).
Весьма вероятно, что в то время, когда джучидские царевичи еще продолжали воевать в Иране, заслуживая право на владение Арраном и Азербайджаном, сородичи Балакана принимали участие в новом наступлении на Запад, организованном Берке вскоре после прихода к власти. Это наступление 1259-60 гг., обрушившееся на Западную Русь, Польшу, Литву и Пруссию, в литературе обычно изображается как крупный грабительский набег, не преследовавший серьезных политических целей. Между тем, ряд фактов свидетельствует, что Берке намеревался завершить завоевание Европы, прерванное в 1242 г. смертью Угэдэя. Новая европейская кампания началась серией военных акций против Волыни и Галича, заставивших западнорусских князей капитулировать и предоставить свои военные ресурсы в распоряжение Берке. Одновременно с нападением на Польшу и на Трансильванское герцогство были отправлены посольства в Венгрию и во Францию. От французского короля Берке требовал полной покорности, а венгерскому предлагал союз на следующих условиях: установление брачных связей между их детьми, освобождение Венгрии от уплаты дани и уважение ее границ, предоставление ей пятой части будущих трофеев в обмен на участие венгерского контингента под командованием сына короля в монгольском наступлении на Европу; в противном случае Берке грозил Беле IV новой войной и полным уничтожением его королевства (Mailath, 1828, S.210; Huc, 1857, P.256; Howorth, 1880, P.110; Sinor, 1999; Jackson, 2005, P.123-124). Разорение Польши, по количеству жертв и разрушений, пожалуй, превзошедшее нападение 1241 г., должно было послужить суровым уроком европейским народам, но вновь, как и в 1241 г., внутренний кризис империи – смерть Великого хана Мункэ – заставил монголов прекратить военные действия .
В свете планов захвата Европы можно предположить, что замена Курумиши, командовавшего войсками на западной границе Улуса Джучи, по меньшей мере, с 1245 г. , Бурундаем была продиктована не столько мягкостью и безынициативностью Курумиши, которого якобы "николи" не боялись даже вассалы Джучидов, сколько масштабами предстоящей кампании и опытом Бурундая, хорошо знакомого с европейским театром военных действий . Вероятность участия в возобновленном наступлении на Европу Шибанидов вытекает не только из того, что его возглавил близкий дому Шибана полководец, но и из некоторых известий поздних источников.
Внимания заслуживают, прежде всего, уже цитировавшиеся выше сообщения Утемиш-хаджи и Абу-л-Гази о владениях Шибанидов на западе Золотой Орды. Утемиш-хаджи говорит о завоевании Шибаном "вилайетов" Улак и Корал (Утемиш-хаджи, 1992, С.94-96), а Абу-л-Гази – о передаче Шибану покоренной в западном походе области Корел, куда он послал одного из своих сыновей, так что "в настоящее время государи Корельские – потомки Шибан-хана" (Абу-л-Гази, 1996, С.104) . Относительно топонима Улак Б.А. Ахмедов высказал мнение, что под ним "следует подразумевать упомянутый Рашид ад-Дином Улакут, взятый монголами в 637/1238 г." (Ахмедов, 1992, С.9). Согласно этому взгляду, "вилайет Улакут" должен находиться в той части территории Золотой Орды, которая была завоевана до разгрома Юго-Западной Руси, однако Улакут у Рашид ад-Дина назван в числе городов, захваченных Каданом на возвратном пути после безуспешной погони за венгерским королем (Рашид ад-Дин, 1960, С.45), и в таком контексте Улакут должен располагаться на линии между восточным побережьем Адриатики и Болгарией. По мнению М.Х. Абусеитовой, особенности написания слова в рукописи позволяют читать его как "Авлак, т. е. Валах" (Абусеитова, 1992, С.43-44). Таким образом, топоним идентифицируется с Валахией – южной частью современной Румынии, лежащей между Карпатами и Дунаем. Западная граница Золотой Орды, как известно, во второй половине XIII в. доходила до р. Олт, делящей Валахию на две половины: восточную – Мунтению, или Великую Валахию, и западную – Олтению (Руссев, 1982; Егоров, 1985, 34) . Позже, в правление Узбека граница Золотой Орды в этом районе сдвинулась к востоку, и ее маркировал г. Вичина, стоявший где-то близ впадения в Дунай р. Прут (Руссев, 1982; Фоменко, 2007, С.133).
Топоним Корал или Корел, несомненно, созвучен с названием страны и народа, переданного в разных формах – Корол, Курал, Келар, Келет – автором "Сокровенного сказания", Джувейни и Рашид ад-Дином в описании целей и хода европейской кампании 1236-1242 гг. Мнения исследователей относительно того, какая именно страна имелась в виду, расходятся, причиной чему является уже отмеченная выше сбивчивость Рашид ад-Дина в изложении последовательности операций монголов в Европе . Большинство исследователей видит в этих терминах слово "король" и придерживается мнения, что они обозначают те подвергшиеся монгольскому нападению страны, правители которых носили титул "король", в первую очередь, Польшу и Венгрию (Березин, 1855, С.83, Pelliot, 1949, P.115-132; Бойл, 2004, С.589; Зуев, 1981, С.77; Ахмедов, 1992, С.8; Jackson, 2005, P.58, 75) . Согласно другому мнению, восходящему к д'Авезаку, "Корел" – это волжские булгары и башкиры (Почекаев, 2006, С.157) или народ, соседствовавший с ними. Так, М.Г. Сафаргалиев допускал, что областью Корел являются территории к востоку от Урала, населенные предками современных карелов (Сафаргалиев, 1960, С.30) .
Соответственно, исследователи расходятся и в вопросе о местоположении шибанидских владений Корал или Корел: в первом случае их помещают на западе Улуса Джучи, во втором – в Поволжье или на Урале. На мой взгляд, контекст, в котором название встречается в ранних источниках, подвигает к тому, чтобы видеть в "области Корел" местность на западной окраине Золотой Орды. В пользу такой локализации свидетельствует и то обстоятельство, что для Утемиш-хаджи и Абу-л-Гази Корел является малоизвестной и крайне отдаленной областью. В этом смысле весьма примечательна ремарка Абу-л-Гази: "говорят, и в настоящее время государи Корельские – потомки Шибан-хановы". Трудно представить, что такому знатоку мусульманского мира, каким в середине XVII в. являлся Абу-л-Гази, было неведомо, кто в то время владел землями Поволжья и Урала.
Определить точное место западных владений Шибанидов и период времени, в течение которого они их удерживали, вряд ли возможно. Некоторую помощь могло бы дать описание "страны Король" из повествования Эвлии Челеби о рейде сорокатысячного отряда татар по Европе в 1663 г., но, к сожалению, имеющиеся в описании географические ориентиры противоречивы, что и не мудрено: поход и все его подробности полностью вымышлены, а повествование является художественной обработкой разнородных свидетельств и личных впечатлений Эвлии Челеби, вынесенных из своих прежних путешествий. О "стране Король" Эвлия Челеби пишет следующее: "После трех дней и ночей быстрой езды через равнины [по территории Польши – В.К.] достигли мы страны Король. Властвовал там бан Варшалка, король славный и суровый. В землях этих был я уже во время правления хана Бахадыр Герея. Король Варшалка был тогда еще несовершеннолетним юношей (отец его, тоже славный король, имел имя Буранда). Сей богатый край простирается до берегов Океана. На восток от него лежит Польша, а на запад Чехия. Король всегда Польше принадлежал, но именно в этом году между ним и Польшей вражда воцарилась. …Жители этой страны знают два языка: польский и русский. …На востоке [Чехия – В.К.] граничит с Королем, что часть Польши образует" (Эвлия Челеби, 1996, С.30-32)
З.Абрахамович, комментируя рассказ Эвлии Челеби, отмечает, что "термин в виде "Кёрал" известен как татарское название Польши в XIII-XVI вв.", но в данном случае – "это Украина, называемая так татарами как владения польского короля", а король Варшалка – по всей видимости, гетман Ежи Любомирский, исполнявший должность старосты в Переяславле (Эвлия Челеби, 1996, С.197, прим.80-81). Однако в другом сочинении Эвлия Челеби среди славянских народов упоминает народ крул без всякой связи с королем Варшалкой, которого он аттестует как правителя Кракова и владельца, по меньшей мере, одного города вблизи Львова (Эвлия Челеби, 1999, С.56, 66, 73, 75, 226) . Не согласуется с предположением З.Абрахамовича локализация "страны Король" – к западу от Польши. Не добавляет ясности и титул Варшалки ­– бан, южно-славянская форма термина пан, употреблявшаяся в Венгрии и Валахии в значении начальника области. Несомненно, любопытным для рассматриваемой здесь темы, хотя, возможно, и совершенно случайным совпадением в сообщении Эвлии Челеби, является имя отца короля Варшалки – Буранда.
Другое известие, которое может быть интерпретировано как вероятное указание на наличие владений Шибанидов в западной части Улуса Джучи, содержится в повествовании Абу-л-Гази о царствовании Менгу-Тимура. Абу-л-Гази пишет, что Менгу-Тимур "в отношении родственников своих, как старших, так и младших в роде, …действовал согласно распоряжениям Бату-хана, а потому владение в Белой Орде отдал он Бахадур-хану, сыну Шибан-ханову" (Абу-л-Гази, 1995, С.99). Содержанием этого сообщения, обычно используемого в дискуссиях о цветовых обозначениях домена Бату и улусов Орды и Шибана , являются некие перемены, произошедшие в расположении владений Шибанидов в царствование Берке в нарушение воли Бату, и восстановление прежних прав Шибанидов Менгу-Тимуром.
Вся совокупность информации, относящейся к местоположению владений Шибанидов, в известной степени может быть согласована с узловыми пунктами истории Улуса Джучи в 40-60 гг. XIII в. Разумеется, учитывая лапидарность, разрозненность и поздний характер этих сообщений, предлагаемая реконструкция не может оцениваться иначе как сугубо гипотетическая. Итак, можно предположить, что Шибан либо в силу принадлежности к числу "царевичей правой руки", либо как опытный и удачливый военачальник после приостановления европейского похода должен был получить кочевья на западной границе и готовиться к возобновлению наступления на Европу. Однако угроза занятия великоханского престола Гуюком потребовала срочного укрепления безопасности восточной границы Улуса Джучи, и Шибан, вероятно, пользовавшийся особым доверием Бату, был направлен в Восточный Дашт-и Кыпчак. Возможно, кто-то из сыновей Шибана остался на западных кочевьях. Орда в конфликте между Бату и Гуюком мог выступать как конкурент Бату и сторонник Гуюка (Костюков, 2007) , поэтому резонно предположить, что его тумены были передислоцированы на запад. Командовал ими сын Орды Курумиши , и формально они оставались в ведении Орды. Шибан, как следует из сообщения Рубрука, геройски исполнил возложенную на него миссию, навсегда избавив Бату от могущественного врага.
После избрания императором Мункэ приоритетным направлением военной активности Джучидов стал Иран. Задача подчинения латинской Европы была отложена в том числе и потому, что руководство империи для достижения своих целей в Иране намеревалось использовать вражду между христианами и мусульманами. В процессе подготовки к иранскому походу кочевья Берке в Предкавказье были переданы Сартаку, а Берке было предписано откочевать за Волгу; о наличии в этот период шибанидских кочевий в европейской части Улуса Джучи косвенно свидетельствует маршрут движения туменов Балакана и Тутара в Северный Иран.
Берке, став главою Улуса Джучи, оживил наступление на Европу, что, вероятно, хотя бы отчасти, являлось реакцией на антимусульманский характер иранской кампании. Мобилизация сил для европейской войны, несомненно, коснулась Шибанидов, но, к сожалению, сообщение Абу-л-Гази, подразумевающее, что Берке нарушил какие-то распоряжения Бату относительно владений Шибана, не поддается однозначной интерпретации. В принципе, причиной недоброжелательности Берке к потомкам Шибана могло быть многое: недружелюбное соседство Шибанидов и Берке после "депортации" последнего за Волгу, чрезмерное усердие Шибанидов в завоевании Ирана, вероятные симпатии семьи Шибана к христианству, близость Шибана к Бату, ревность Берке к славе героя семилетнего похода (Костюков, 2002). Впрочем, не исключено, что Берке лишил Шибанидов их зауральских владений с тем, чтобы ничто не мешало сыновьям героя западного похода утверждать монгольское господство в Европе. Одновременно Шибаниды продолжали прилагать усилия для закрепления в Азербайджане и Северном Иране.
Неудачное для Берке развитие династического кризиса, возникшего после смерти Мункэ, не только обусловило изгнание Джучидов из Ирана, но и поставило Улус Джучи во враждебные отношения с Хубилаем, Хулагу и Чагатаидами. С этого времени джучидскими границами, требующими постоянной военной готовности, становятся южная и восточная. Актуализация угрозы с востока, вероятно, стала главной причиной возвращения Менгу-Тимуром Шибанидам кочевий в Восточном Дашт-и Кыпчаке.
Как подчеркивалось выше, описанный ход событий представляется вероятным, но, разумеется, не единственно возможным. В частности, нельзя не обратить внимание на то, что географическое положение областей "Улак и Корал", завоевание которых Утемиш-хаджи приписывает Шибану, в целом, совпадает с теми территориями, что были завоеваны Ногаем. В сущности, в значительной степени совпадают и названия областей, приобретенных Шибаном, и названия областей "Урус и Кехреб", которые Ногай "сам завоевал и сделал своим юртом" (Рашид ад-Дин, 1960, С.83). Ногай, по свидетельству Георгия Пахимера, "посланный от берегов Каспийского моря начальниками своего народа", поработил страны, прежде подчинявшиеся Византии, после чего, обнаружив, "что завоеванные земли хороши, а жители могут быть легко управляемы, он отложился от пославших его ханов и покоренные народы подчинил собственному своему владычеству" (Пахимер, 2004, С.217-218). Специально исследовавший вопрос о границах Улуса Ногая Н.Д.Руссев пришел к заключению, что его центром был район дельты Дуная с прилегающими к ней на обоих берегах территориями. Судя по тому, что некоторые источники вплоть до конца XV в. обозначали области к западу от Днестра как "земли ногаевцев", здесь в течение, по меньшей мере, двух веков после смерти Ногая продолжали обитать потомки его кочевых подданных (Руссев, 1995) . Поскольку ни у Утемиш-хаджи, ни у Абу-л-Гази нет упоминаний о Ногае, можно допустить, что в "степной историологии", из которой сведения о западных владениях Шибанидов вошли в их сочинения, произошло смешение информации о разных персонажах джучидской истории. Оно заметно в странном, на первый взгляд, утверждении Мухаммада ат-Ташкенди (в передаче ал-Джаннаби): "первый из Чингизидов, воцарившийся в Деште, был Шибанхан, один из потомков Юджихана, сына Чингизхана. Он царствовал долгое время. Потом он умер и в управление Дешт-Кипчаком вступили сыновья его, но не уладились дела их, пока не одержали верха над ними сыновья Саинхана, сына Юджихана, сына Чингизхана, которые вырвали царство из рук их" (Тизенгаузен, 1884, С.537). Возможность такого смешения продемонстрировал Шакарим Кудайберды-улы, встретивший в летописях рассказ о Ногае и заключивший, что Ногай был никем иным, как сыном Шибана, Бахадуром .
Корень этой ошибки следует искать, видимо, не столько в тесных связях ногаев и шибанов, на протяжении XV в. определявших политическое состояние Восточного Дашт-и Кыпчака, сколько в событиях второй половины XIII в., сводивших и разъединявших судьбы Ногая и потомков Шибана. Какими бы ни были глубинные причины джучидо-хулагуидского конфликта, нет сомнения в том, что драматический финал иранской кампании должен был сплотить пострадавшие кланы, и походы Берке в Закавказье совершались под знаменем кровной мести . Коварное умерщвление Тутара и Балакана естественным образом выдвигало на первый план в борьбе с Хулагу родственников погибших, обязывая их приложить все силы к отмщению . Именно поэтому во главе золотоордынского войска Берке поставил представителей кланов Шибана и Бувала . Деятельное участие Ногая, сына погибшего Тутара , в джучидо-хулагуидских войнах освещается многими ранними источниками, как персидскими, так и арабскими. Согласно Рашид ад-Дину, Берке послал Ногая во главе передовой рати, состоявшей из 30 тысяч всадников, против Хулагу в 1262 г. ; Ногай возглавлял золотоордынское войско также в 1265-1266 г. во время войны Берке с Абагой. Кто предводительствовал золотоордынской армией в Закавказье в правление Менгу-Тимура Рашид ад-Дин не сообщает, отмечая лишь, что Менгу-Тимур "тоже долгое время противился Абага-хану, и они несколько раз сражались" (Рашид ад-Дин, 1960, С.82), но Махмуд б.Вали утверждает, что авангардом армии Менгу-Тимура в походе на Азербайджан командовал племянник Балакана – сын Бахадура Джучи-Бука (Ахмедов, 1965, С.163).
Военные действия, возможно, приостановившиеся в самом конце правления Менгу-Тимура, возобновились в царствование Тюля-Буки и его соправителей. В разделе, посвященном Джучи и его потомкам, Рашид ад-Дин пишет, что "в месяце рамазане 687 г.х. [29 сентября – 28 октября 1288 г. н.э.] опять пришло от них громадное войско, их предводителями [были] Тама-Токта и Бука". Выступившие навстречу врагу эмиры Аргуна Тогачар и Кунджи-бал "дали бой и убили Бурултая, [одного] из предводителей их войска и много воинов. Враги, разбитые повернули обратно" (Рашид ад-Дин, 1960, С.82). В повествовании о царствовании Аргуна этот эпизод описан как два отдельных вторжения золотоордынцев и с существенно большими подробностями. О первом сообщается следующее: "В последний день месяца раби'-ал-авваль, когда Аргун-хан пребывал в Билясуваре, пришло известие, что Тама-Токта-Муртад с пятью тысячами всадников прошел Дербент и ограбил всех уртаков и купцов. В субботу 1 дня месяца раби'-ал-ахыра [6]87 года [5 V 1288] [Аргун-хан] двинулся, чтобы их отразить. Перейдя реку Куру, он 5 числа упомянутого месяца [19 V] достиг Шемахи, остановился на одном холме, а Букая с Кунчукбалом и некоторыми царевичами отправил передовым отрядом. Дней через четыре-пять, они возвратились и привезли радостную весть, что враги повернули обратно и ушли за Дербент" (Рашид ад-Дин, 1946, С.118). Второе вторжение Рашид ад-Дин датирует весенними месяцами 689 г.х. (1290 г. н.э.): "13 числа месяца раби'-ал-аввель приехали гонцы и сообщили о наступлении со стороны Дербента вражеской рати. …В первый день месяца раби'-ал-ахыра [13 IV] государь выступил из Билясувара… 17 числа того же месяца [29 IV] передовым отрядам войск случилось сойтись на берегу реки Карасу, что по ту сторону Дербента. С той стороны были Абачи, Менгли-Бука сын Менгу-Тимура, Йекече и Токта-Муртад с одним туманом, а с этой стороны – Тогачар, Кунчукбал, Тогрулча и Тайджу, сын тысячника Буку. Кунчукбал, Тогрулча и Тайджу бросились в реку, чтобы переправиться. От их отваги вражье войско обратилось в бегство и из него было убито около трехсот всадников, а сколько-то человек захвачено в плен. В числе убитых были тысячники Боролтай, Кадай и брат Йекече, а среди пленников – Чериктай, из старших эмиров Токтая". В конце того же месяца, продолжает Рашид ад-Дин, было получено известие о приходе вражеской рати в Хорасан. В поход против нее Аргун отправил эмира Тогачара (Рашид ад-Дин, 1946, С.124-125).
Казвини упомянул лишь одно вторжение, отнесенное к 688 г.х. и приписанное инициативе Ногая: "Из Дешт-и-Хазара от Ногая прибыл в Иран эмир Бурултай с огромной армией. Аргун-хан выслал против нее эмира Тогачара и несколько (других) эмиров, а вслед за ними отрядил эмира Чупана. В реби II 688 г. [=24 IV – 22 V 1289] они сразились; эмир Чупан выказал там чудеса храбрости, и войско то было разбито" (Тизенгаузен, 1941, С.92). Одно вторжение, тоже под 688 г.х., зафиксировано в "Родословии тюрков"; и здесь в числе эмиров, отражавших его, назван Чобан, а предводителями золотоордынцев указаны эмиры Букай (Bookai) и Турктай (Toorktai) (Shajrat ul Atrak, 1838, P.263).
Хотя в сообщении Рашид ад-Дина о втором набеге попавший в плен Чериктай назван эмиром Токты, все даты относятся к тому времени, когда во главе Улуса Джучи находились Тюля-Бука и его соправители . В обеих акциях со стороны Сарая были задействованы сравнительно малые силы (пять тысяч всадников в первой и один тумен, т.е. около десяти тысяч, во второй), поэтому их нельзя рассматривать как продолжающиеся притязания Джучидов на Азербайджан. Немногочисленность, мобильность и нежелание вступать в серьезную схватку с противником как будто бы указывают на то, что основной целью рейдов был грабеж пограничных территорий, тем более, что после злополучного похода в Польшу зимой 1287-1288 гг. Тюля-Бука должен был быть заинтересован в организации такого рода набегов. Однако, некоторые события, близкие по времени рассматриваемым вторжениям, заставляют думать, что Тюля-Бука предпринял их не только для того, чтобы исправить впечатление от катастрофы, постигшей его войско при возвращении из Польши.
Как известно, после смерти Менгу-Тимура Джучиды сделали шаги к преодолению раскола между отдельными частями Монгольской империи. По словам Рашид ад-Дина, "Ногай, Куинджи и Туда-Менгу, посоветовавшись, послали к кану Нумугана и доложили: "Мы покоряемся и все явимся на курилтай"" (Рашид ад-Дин, 1960, С.171). И хотя курултай не состоялся, какие-то подвижки, если не к восстановлению целостности империи, то к уменьшению угрозы открытых столкновений, все же произошли. На это, в частности, указывает письмо Текудера, направленное в 1283 г. мамлюкскому султану Калауну, в котором ильхан советует "мятежнику" быть сговорчивей и подчиниться, ибо Чингизиды вновь едины и сильны .
По мнению П.Джексона, всплеск военной активности Золотой Орды в Европе во второй половине 1280-х гг. можно считать прямым результатом примирения Чингизидов, однако, считает он, мирный период оказался кратким, сменившись новым обострением отношений между Золотой Ордой и Ильханатом (Jackson, 2005, P.198). Последнее утверждение, на мой взгляд, нуждается в пояснениях. Инициатива признания сюзеренитета Хубилая и примирения с Хулагуидами, учитывая сомнительную дееспособность Туда-Менгу, надо полагать, исходила от Ногая и Коничи. У обоих были основательные причины к тому, чтобы желать и добиваться мира и законности в пределах dejure единой Монгольской империи. Восстановление системы имперского управления обещало региональным лидерам масштаба Ногая и Коничи, по меньшей мере, возможность апеллировать к Ханбалыку в случаях конфликта с Сараем и претендовать на долю в имперских доходах с завоеванных стран. Были и персональные мотивы. Для Коничи выгода от возвращения Улуса Джучи в имперскую сферу состояла в возможности возродить прежний статус своего улуса, т.е. пользоваться большей свободой и независимостью от сарайских ханов, а также избавить Улус Ордаидов от угрозы усобиц, то и дело разгоравшихся у его границ. Ногай же, видимо, лишь с санкции императора мог осуществить свои честолюбивые замыслы и получить легитимную власть над Джучидами подобно тому, как это однажды уже удалось Берке.
Стремление Коничи и Ногая к примирению с Толуидами прописано в источниках с достаточной определенностью. Так, Рашид ад-Дин констатирует, что "Куинджи был долгое время правителем Улуса Орды и другом и приверженцем Аргун-хана, а потом и государя ислама, Газан-хана… Он всегда посылал [к ним] гонцов с изъявлением любви и искренней дружбы" (Рашид ад-Дин, 1960, С.67). В "Юань Ши" есть сообщение о пожаловании Хубилаем в феврале 1288 г. принцу Коничи (Хуо-ни-чи) 500 унций серебра, жемчужного ожерелья и комплекта дорогих одежд (Allsen, 1987, P.21). Касаясь отношений Ногая с Ильханатом, Рашид ад-Дин пишет: "…Нокай с Абага-ханом и Аргун-ханом положил начало искренней дружбы и единения, в … году он послал к Абага-хану свою жену с сыном своим Тури и одного эмира и сватал у него двух дочерей. Он [Абага-хан] выдал одну дочь за Тури. …Когда между ним [Нокаем] и Токтаем наступили раздор и война, он посылал постоянно к государю ислама [Газан-хану], …умоляя [его] о помощи и хотел стать зависимым от его высочайшей особы" (Рашид ад-Дин, 1960, С.86-87). Вряд ли стоит принимать все детали этого сообщения на веру , более вероятно, что прямые связи с Тебризом стали доступны Ногаю тогда же, когда и с Ханбалыком – после смерти Менгу-Тимура .
У Рашид ад-Дина помимо рассказа о приезде в Иран жены и сына Ногая (цели которого не соответствуют дате) есть сообщение еще об одном посольстве от Улуса Ногая, прибывшем в Иран весной 1288 г. О нем Рашид ад-Дин, как правило, избегающий сообщать каких-либо подробности немусульманских верований ильханов, рассказал довольно обстоятельно. Послы Ногая доставили в качестве дара буддийские святые мощи, что глубоко тронуло ревностного буддиста Аргуна. По случаю обретения буддийской реликвии в ставке ильхана было устроено многодневное празднество . Неординарность подарка, преподнесенного Аргуну, на мой взгляд, может свидетельствовать лишь одно – намерение Ногая использовать для укрепления связей с Толуидами конфессиональный ресурс. Объединительными потенциями в духовной сфере империи в то время обладал только буддизм, в Юаньском Китае бывший, по существу, государственной религией, а во владениях Аргуна исповедуемый большинством правящего монгольского слоя и к тому же всячески поддерживаемый Великим ханом . Немало приверженцев буддизм имел также в аристократической и чиновной среде Золотой Орды (Костюков, 2006). Ногай, если он действительно хотел достичь названных выше целей, должен был обнаружить перед Толуидами, по меньшей мере, готовность к поощрению распространения буддизма в Улусе Джучи. Подчеркнуть свои симпатии к буддизму Ногаю было необходимо еще и потому, что в правление Менгу-Тимура он, видимо, принял ислам, во всяком случае, о своем обращении он извещал в 1270 г. султана Бейбарса. В источниках есть еще, по меньшей мере, два свидетельства прагматического подхода Ногая к буддизму. Я имею в виду возведение Ногаем на золотоордынский престол буддиста Токтая, а также его сближение с семьей аталыка Токтая, буддиста Салджидай-гургэна, имевшей тесные родственные отношения с Толуидами
Руководителями набега золотоордынцев, случившегося в конце того же месяца, когда Аргун принимал посольство с буддийской святыней, в литературе часто называют Ногая и Тама-Токту . Действительно, во втором томе "Сборника материалов по истории Золотой Орды" в соответствующем месте указаны имена Тама-Токты и Ногая , но в переводе Ю.П. Верховского, уже цитировавшемся выше, предводителями названы Тама-Токта и Бука, и этот перевод, видимо, следует признать правильным. Было бы крайне маловероятно, чтобы Ногай (при всей склонности его артистической натуры к перформансу и изобретательному коварству) одновременно с отправкой Аргуну раритетного дара вдруг набросился бы с ничтожным силами на иранское пограничье . Наоборот, резонно предположить, что военная акция 1288 г. являлась рефлексией враждебной Ногаю партии на опасные для нее усилия Ногая сблизиться с Ильханатом. Таковой могла быть партия Тюля-Буки, его соправителей и верных Батуидам джучидских родов, продолжавшая внешнеполитический курс, сформировавшийся в правление Берке и Менгу-Тимура. Подтверждением непримиримости этой партии стало вторжение 1290 г., осуществленное большими силами и, по всей видимости, согласованное с вторжением в Хорасан войска Хайду . За ним не замедлил последовать организованный Ногаем переворот (1290 г. или 1291 г.), вознесший на золотоордынский престол Токту – буддиста, не чуждого идее примирения с родственниками и единоверцами Толуидами.
Таким образом, руководители нападений на Ильханат действовали по воле партии Тюля-Буки и правивших вместе с ним Батуидов. Кроме предположительно участвовавшего в походе 1288 г. внука Шибана, второго сына Бахадура Джучи-Буки, в этой, а также и в следующей акции участвовал еще один Шибанид ­– третий сын Балакана Тама-Токта или Муртад-Токта . Излагая генеалогию Джучидов, Рашид ад-Дин пишет о нем следующее: "Этого Токдая называют [также] Муртад-Токдай и Тама-Токдай; зимовья его находятся вблизи Терека, у Дербенда. Уже долгое время, как он состоит во главе сторожевой рати. У него есть три сына: Бакырча, Кунчек, Джаукан" (Рашид ад-Дин, 1960, С.74) . Двухчастная или даже трехчастная форма имени Токты, как следует из пояснения Рашид ад-Дина, была обязана необходимости отличать Шибанида Токту от его тезки, хана Золотой Орды. Слово "Тама" в этом случае указывало, что сын Балакана являлся таньмачи, т.е. командовал корпусом в пограничной области . Что же касается элемента "Муртад", то его смысл отчасти раскрывают события второй половины 90-х годов XIII в.
После возведения на золотоордынский трон Токты, по меньшей мере, ближние цели Ногая были достигнуты. Токта был готов следовать всем советам и требованиям своего благодетеля, в Иране же место Аргуна занял не менее прилежный буддист Гейхату. Однако в 1294 г. умер Хубилай, а новый Великий хан не имел и малой доли авторитета своего деда, так что захвативший в Ильханате власть Газан взял курс на независимость от Ханбалыка, начав со вступления в ислам и гонений на буддизм. В изменившихся условиях, разумеется, изменились и конфессиональные приоритеты Ногая, тем более что Токта со временем стал выказывать стремление к самостоятельности. Весьма показательно, что формальным поводом к разрыву между Токтой и Ногаем послужил конфликт на религиозной почве, разгоревшийся в доме Салджидай-гургэна. Дочь Ногая Кабак уже после замужества приняла ислам, что, естественно, не одобрил ни муж, ни его сородичи, подвергшие новообращенную мусульманку оскорблениям и насмешкам. Ногай немедленно вступился за дочь, сначала потребовав удалить Салджидая из ставки Токты, а затем ­– выдать Салджидая на расправу. По существу, это была попытка (возможно, под предлогом соблюдения положения Ясы о свободе вероисповедания) уничтожить наиболее влиятельного буддиста и, тем самым, в преддверии неминуемой борьбы с Токтой ослабить позиции своего соперника и, заодно, привлечь на свою сторону мусульманина Газана.    
Как известно, Ногай, приведя Токту к власти, заставил своего ставленника убить всех тех эмиров, которые действовали против него вместе с Тюля-Букой. Не ясно, включали ли проскрипционные списки джучидских огланов, однако остается фактом, что Тама-Токта не пострадал и, по всей видимости, сохранил за собой прежнюю должность. В период обострения борьбы Ногая с Токтой его имя вновь появляется на страницах летописей. Как и прежде, Тама-Токта выступает на стороне Сарая. Когда сыновья Ногая "прельстили несколько тысяч, принадлежавших Токтаю", Ногай в ответ на требование Токты вернуть "[те] тысячи" заявил: "Я отошлю их тогда, когда пришлет ко мне Салджидая, его сына Яйлага и Тама-Токту". После первого, неудачного сражения с Ногаем Токта вернулся в Сарай и "потребовал к себе Тама-Токту, сына Елуги , который долгое время был охранителем и защитником Дербенда, опять двинул большое войско и выступил войной на Нокая" (Рашид ад-Дин, 1960, С.85). Наиболее вероятной причиной ультиматума Ногая в отношении выдачи Тама-Токты могли быть препятствия, которые Тама-Токта имел возможность чинить посольствам Ногая к Газану. Не исключено, что Тама-Токта включился в джучидо-хулагуидскую дипломатию напрямую. Ведь Газан, хотя и заверял Ногая и Токту в том, что не намерен входить в междоусобные дела, и призывал их поладить друг с другом, фактически оказал помощь Токте: "для того, чтобы [устранить] их подозрения и сомнения" Газан зазимовал в области Багдада и Диярбекра, а не в Арране, как обычно (Рашид ад-Дин, 1960, С.87). Оставление границы без защиты Газаном, очевидно, было бы невозможно без соответствующих гарантий, в то же время Токта без опаски снял корпус Тама-Токты с границы и с успехом использовал его в военных действиях против Ногая .
Участие Тама-Токты в финальной стадии конфликта Токты и Ногая отражено также в летописи Бейбарса ал-Мансури. В списке "ханов и начальников десяти тысяч", бывших сторонниками хана Токты в его втором столкновении с Ногаем, он назван первым: "отступник (?) Токта" (Тизенгаузен, 1884, С.113); "отступник (муртадд?) Токта" (Тизенгаузен, 1941, С.102). По мнению Н.И. Веселовского, "назвать Токту отступником мусульманский историк мог потому, что этот хан не исповедовал ислам" (Веселовский, 1922, С.48) . Действительно, в мусульманской традиции "муртад" – это отступник, тот, кто не считает выполнение предписаний ислама своей обязанностью  и постепенно утрачивает веру. В этом смысле Тама-Токта, если он был мусульманином, но встал на сторону буддиста Токты против мусульманина Ногая, может быть охарактеризован как религиозный отступник. А если учесть, что подробнейшая история борьбы Ногая с Токтой передана Бейбарсом ал-Мансури, надо полагать, со слов плененных и проданных в Египет воинов Ногая, "отступником" мог быть назван человек, особо повинный в несчастном для Ногая и его сторонников исходе войны с Токтой. Однако более вероятно, что Муртад – это арабское имя Тама-Токты, полученное им при обращении в ислам .
 По мнению А.А. Горского, Тама-Токта – это тот самый татарский царевич Токтомер, который приходил зимой 1293-1294 г. в Тверь и учинил там "много тягости людем" (Горский, 2002, С.145-147). На мой взгляд, возможности трансформации имени Токта-Муртад в Токтомер преувеличены. Более вероятно, что под этим именем в русской летописи выступает кто-то из золотоордынских военачальников с именем Ток-Тимур. Среди Джучидов так звали, к примеру, правнука Орды, внука Беркечара и двух внуков Шибана. Кроме того, сомнительно, чтобы наведение порядка в русских княжествах входило в компетенцию начальника корпуса, несшего службу на Кавказе.
Тама-Токта, по всей видимости, является персонажем рассказа Вассафа о посольстве Токты к Газану. По словам Вассафа, послы в соответствии с инструкцией Токты должны были в ультимативной форме потребовать возвращения спорных территорий, однако "Темта, сын Токтая", будучи царевичем предусмотрительным, без ведома хана снабдил посольство хорошими подарками и включил в него Ису-гургэна (будущего фаворита хана Узбека), который сумел изложить суть поручения "с присоединением ласкательств и любезностей" и тем самым смягчил чреватый войной дипломатический конфликт (Тизенгаузен, 1941, c.82-84). Поскольку у хана Токты не было сына с именем Темта или похожим на него, единственным претендентом на роль прагматичного политика, сознающего опасность масштабной войны для только что пережившего длительную кровопролитную усобицу государства, является Тама-Токта, через владения которого пролегал путь посольства в Иран и который после услуг, оказанных Батуидам, видимо, мог взять на себя смелость скорректировать задачи посольства и воспрепятствовать разжиганию войны с недавним союзником.
Есть основания думать, что военная деятельность Шибана и его потомков в XIII в. простиралась далее тех войн и походов, в которых их участие прямо или косвенно засвидетельствовано письменными источниками. Зимние кочевья Улуса Шибана выходили непосредственно к северным границам владений Чагатаидов, поэтому военные конфликты 1260-х годов между Улусом Джучи и, последовательно, Алгуем, Бораком, Хайду, вне всякого сомнения, напрямую касались Шибанидов, и в существенно большей степени, чем другие джучидские улусы. Как известно, Джучиды не смогли отстоять свои владения в Мавераннахре: ни те, что были приобретены путем сделки с Мункэ, ни те, что были оставлены им курултаем 1269 г. Можно считать, что это было поражение, в первую очередь, Шибанидов, бывших на протяжении, как минимум, десятилетия на переднем крае борьбы за обладание Мавераннахром. Впрочем, трудно судить, чем была обусловлена конечная уступка среднеазиатских земель Хайду: недостатком военных ресурсов и военным превосходством противника или же внешнеполитической ситуацией, продиктовавшей Менгу-Тимуру необходимость сохранения военно-политического союза с Хайду.   
Допустимо также предположить, что Шибаниды время от времени были в конфронтации с Улусом Орды. Дружеские связи Ордаидов с Тебризом и их особые отношения с Ханбалыком в периоды обострения вражды между Толуидами и Батуидами не могли не раздражать последних, и тогда Улус Шибана как ближайший сосед Улуса Орды неизбежно должен был явиться орудием давления Сарая на строптивых сородичей. Возможно, такого рода ситуация заставила Хубилая в 1289 г. оказать помощь войскам главы Улуса Орды Коничи (Allsen, 1987, P.21). В какой форме была она изъявлена, "Юань ши" не уточняет, однако, представляется знаменательным, что необходимость в помощи возникла непосредственно после нападения в 1288 г. золотоордынского корпуса на Ильханат. Как показано выше, эта акция была проведена на фоне ухудшающихся отношений между Ногаем и Тюля-Букой и попыток Ногая установить союзнические отношения с Аргуном, а в 1290 г. Сарай организовал новое нападение, по всей видимости, согласованное с Хайду, предпринявшим одновременное вторжение на территорию Ильханата. Не имея возможности оказать военную помощь Ильханату, территория которого была отделена от юаньских владений владениями Хайду, Хубилай вынужден был удовлетвориться укреплением военного потенциала Коничи – союзника Ногая и Аргуна.
   Последний сюжет заставляет вспомнить популярное в литературе мнение, согласно которому к началу XIV в. Ордаиды полностью завладели территорией Улуса Шибана и либо подчинили Шибанидов своей власти, либо заставили их откочевать далеко на север и на восток – в Западную Сибирь. Каким образом могли совершиться столь впечатляющие перемены в улусной системе восточной части Улуса Джучи, не уточняется. Надо думать, если бы они имели место в действительности, то лишь благодаря масштабному применению силы. Однако насильственный захват кочевий Шибанидов – исключительно лояльного Батуидам джучидского клана­ – свидетельствовал бы открытый мятеж Ордаидов против Сарая и неспособность Батуидов защитить свои интересы. Источники это допущение не поддерживают. О выходе границ Улуса Орды к нижнему течению Сыр-Дарьи говорит только Натанзи, но вся его информация относительно состояния Улуса Джучи малодостоверна; после победы над Ногаем у Токты было достаточно сил и авторитета, чтобы восстановить отвечающую интересам центральной власти улусную систему, а Узбек пошел еще дальше, сосредоточив всю власть на местах в руках доверенных эмиров.    

Подводя итог обозрению военной деятельности Шибанидов в XIII в., позволительно сделать вывод, что этот многочисленный и разветвленный клан, участвовавший практически во всех военных предприятиях Улуса Джучи, был одним из наиболее надежных защитников прав Бату и его потомков на господство в западной части Монгольской империи. До скончания правления Батуидов они оставались их железными псами, вассалами, твердо державшимися заветов Ясы относительно родовой субординации и солидарности и вдохновлявшимися преданиями о воинских доблестях основателя династии – бахадура Шибана.


Литература и источники:

Абу-л-Гази, 1770 – Абулгачи-Баядур-хан. Родословная история о татарах. Пер. с фр. В. Третьяковского. Т. 2. СПб., 1770.
 Абу-л-Гази, 1906 – Родословное дерево тюрков. Сочинение Абу-л-Гази, Хивинского хана. Русский перевод и предисловие Г.С.Саблукова. ИОАИЭ, Т.XXI, вып.5-6, Казань, 1906.
Абу-л-Гази, 1996 – Абуль-Гази-Бахадур-хан. Родословное древо тюрков. Иоакинф. История первых четырех ханов дома Чингисова. Лэн-Пуль Стэнли. Мусульманские династии. М.; Ташкент; Баку, 1996.
Абусеитова, 1992 – Абусеитова М.Х. Комментарии и примечания // Чингиз-наме. Алма-Ата, 1992.
ал-Карши, 2005 – Джамал ал-Карши. ал-Мулхакат би-с-сурах. История Казахстана в персидских источниках. Т.I. Алматы, 2005.
Алтан Тобчи, 1973 – Лубсан Данзан. Алтан Тобчи. М., 1973.
Андреева, 2006 – Андреева В. Миф об узбекском государстве // http://nomad.su/?a=0-200307290000
Арапов, 2005 – Арапов А.В. Никудерийская орда как фактор чагатайской истории (1270-1330-е гг.) //http://www.alexarapov.narod.ru.
Арсланова А., 2004 – Арсланова А.А. Причины войн Улуса Джучи с хулагуидским Ираном // Нижнее Поволжье и Исламская республика Иран. Исторические, культурные, политические и экономические связи. Саратов, 2004.
Ахмедов, 1965 – Ахмедов Б.А. Государство кочевых узбеков. М., 1965.
Ахмедов, 1992 – Ахмедов Б.А. От ответственного редактора // Чингиз-наме. Алма-Ата, 1992.
Бабур-наме, 1958 – Бабур-наме. Записки Бабура. Ташкент, 1958.
Бартольд, 1968 – Бартольд В.В. Двенадцать лекций по истории турецких народов Азии. Сочинения. Т. V. М., 1968.
Бар-Эбрей, 1960 – Бар-Эбрей. Всеобщая История // Сирийские источники XII-XIII вв. об Азербайджане. Баку, 1960.
Березин, 1855 – Березин И. Нашествие Батыя на Россию // Журнал Министерства народного просвещения. LXXXVI, отд. II. СПб., 1855.
Бичурин, 2005 – Бичурин Н. (о. Иакинф). История первых четырех ханов из дома Чингисова // История монголов. М., 2005.
Бойл, 2004 – Бойл Дж. Примечания // Ата-Мелик Джувейни. Чингисхан. История завоевателя мира. М., 2004.
Бушаков, 1991 – Бушаков В.А. Тюркская этноойконимия Крыма. Дисс. на соискание ученой степени канд. филолог. наук. М., 1991.
Вернадский, 1997 – Вернадский Г.В. Монголы и Русь. Тверь, М., 1997.
Веселовский, 1922 – Веселовский Н.И. Хан из темников Золотой Орды Ногай и его время.  ЗРАО, т. XIII, вып. 6. Петроград, 1922.
Гаев, 2002 – Гаев А.Г. Генеалогия и хронология Джучидов. К выяснению родословия нумизматически зафиксированных правителей Улуса Джучи // Древности Поволжья и других регионов. Нумизматический сборник. Вып.IV. Т.3. Нижний Новгород, 2002.
Герцен, 1989 – Герцен А.Г. Оборонительная система столицы княжества Феодоро // Северное Причерноморье и Поволжье во взаимоотношениях Востока и Запада в XII-XVI веках. Ростов-на-Дону, 1989.
Григорьев, 1985 – Григорьев А.П. Шибаниды на золотоордынском престоле // Ученые записки ЛГУ. №417. Серия востоковедческих наук. Вып. 27. Востоковедение 11. Филологические исследования. 1985.
Даврижеци, 1978 – Аракел Даврижеци. Книга историй. М., 1978 // http://armenianhouse.org/davrizhetsi/history-ru/chapter56_57.html
Джагфар тарихы, 1994 – Бахши Иман. Джагфар тарихы. Т.2. Оренбург, 1994.
Джувейни, 2004 – Ата-Мелик Джувейни. Чингисхан. История завоевателя мира. М., 2004.
Дрон, 1983 – Дрон И.В. К вопросу о периодизации тюркско-молдавских взаимосвязей // Славяно-молдавские связи и ранние этапы этнической истории молдаван.
 Кишинев, 1983.
Закиров, 1966 – Закиров С. Дипломатические отношения Золотой Орды с Египтом. М., 1966.
Зардыхан, 2004 ­– Зардыхан К. Две истории у одного народа. Не многовато ли? // http://www.unesco.kz/kazhistory/library.html
Зуев, 1981 – Зуев Ю.А. Историческая проекция казахских генеалогических преданий (К вопросу о пережитках триальной организации у кочевых народов Центральной Азии) // Казахстан в эпоху феодализма (Проблемы этнополитической истории). Алма-Ата, 1981.
Зуев, 1998 – Зуев Ю.А. О формах этно-социальной организации народов Центральной Азии в древности и средневековье: Пестрая Орда, Сотня // Военное искусство кочевников Центральной Азии и Казахстана (эпоха древности и средневековье). Алматы, 1998.
Иванин, 1998 – Иванин М. О военном искусстве при Чингисхане и Тамерлане. Алматы, 1998.
Иванов В., 1984б – Иванов В.А. Путями степных кочевий. Уфа, 1984.
Иванов В., 1994 – Иванов В.А. Откуда ты, мой предок? (Взгляд археолога на древнюю историю Южного Урала). СПб., 1994.
Ильхамов, 2005 – Ильхамов А. Археология узбекской идентичности. ЭО, № 1, 2005.
Исин, 1997 – Исин А.И. Трактовка политической истории Кок-Орды // Вестник Университета "Семей", №1, 1997.
История Казахстана, 2006 – История Казахстана в арабских источниках. Т.III. Извлечения из сочинений XII-XVI веков. Алматы: Дайк-Пресс, 2006.
Камалов, 2007 – Камалов И.Х. Отношения Золотой Орды с Хулагуидами. Казань, 2007.
Камолиддин, 2006 – Камолиддин Ш.С. К вопросу об этногенезе узбекского народа // http://www.ethnonet.ru/lib/0204-03.htm
Карпини, 1993 – Джиованни дель Плано Карпини. История монгалов // Путешествия в восточные страны Плано Карпини и Гильома де Рубрука. Алматы, 1993.
Картлис Цховреба, 1959 – Картлис Цховреба. Т. II. Тбилиси, 1959.
Киракос, 1976 – Киракос Гандзакеци. История Армении. М., 1976.
Кононов, 1958 – Кононов А.Н.. Родословная туркмен. Сочинение Абу-л-Гази, хана хивинского. М.-Л., 1958.
Костюков, 2002 – Костюков В.П. "…Там пребывает Шибан, брат Бату" // Челябинск неизвестный. Вып. 3. Челябинск, 2002.
Костюков, 2005 – Костюков В.П. О Сартаке или Где решалась судьба Ирана // Вопросы истории и археологии Западного Казахстана. Вып. 4. Уральск, 2005.
Костюков, 2006 – Костюков В.П. Следы буддизма в погребениях золотоордынского времени // Вопросы истории и археологии Западного Казахстана. Вып. 5. Уральск, 2006.
Костюков, 2007 – Улус Джучи и Синдром федерализма // Вопросы истории и археологии Западного Казахстана.  Уральск, №1, 2007.
Кузеев, 1992 – Кузеев Р.Г. Народы Среднего Поволжья и Южного Урала. Этногенетический взгляд на историю. М., 1992.
ал-Кутби, 1984 – Абу Бакр ал-Кутби ал-Ахари. Тарих-и шейх Увейс. Баку, 1984.
Кычанов, 2002 – Кычанов Е.И. Сведения из «Истории династии Юань» («Юань ши») о Золотой Орде // Источниковедение Улуса Джучи (Золотой орды). От Калки до Астрахани. 1223-1556. Казань, 2002.
Левшин, 1996 – Левшин А.И. Описание киргиз-казачьих, или киргиз-кайсацких, орд и степей. Алматы, 1996.
Магакия, 1871 – История монголов инока Магакии XIII века. М., 1871 // www.vostlit.info/Texts/rus10/Magakija
Мажитов, Султанова, 1994 – Мажитов Н., Султанова А. История Башкортостана с древнейших времен до XVI в. Уфа, 1994.
Макаров, 2007 – Макаров А. Некоторые уроки битвы на Чудском озере – 3 // http://www.islamnews.ru/index.html?name=Articles&file=article&sid=860
Малышев, 2004 – Малышев А.Б. Золотая Орда и Иран: политические, экономические и культурные связи // Нижнее Поволжье и Исламская республика Иран. Исторические, культурные, политические и экономические связи. Саратов, 2004.
Маслюженко, 2003 – Маслюженко Д.В. Южное Зауралье в средние века (этнополитический аспект). Дисс. на соискание ученой степени канд. истор. наук. Курган, 2003.
МИКХ, 1969 – Материалы по истории казахских ханств XV-XVIII веков. (Извлечения из персидских и тюркских сочинений). Алма-Ата, 1969.
Мингулов, 1981 – Мингулов Н.Н. К некоторым вопросам изучения истории Ак-Орды // Казахстан в эпоху феодализма (Проблемы этнополитической истории). Алма-Ата, 1981.
Му'изз ал-ансаб, 2006 – Му'изз ал-ансаб. История Казахстана в персидских источниках. Т.III. Алматы, 2006.
Мухамедьяров, 2002 – Мухамедьяров Ш.Ф. Еще раз об  установлении правильного названия династии Сибирские Шибаниды (Сыбаниды), а не Шейбаниды // Тюркские народы. Материалы V-го Сибирского симпозиума "Культурное наследие народов Западной Сибири". Тобольск-Омск, 2002.
Мыськов, 2003 – Мыськов Е.П. Политическая история Золотой Орды (1236-1313 гг.). Волгоград, 2003.
Пахимер, 2004 – Георгий Пахимер. История о Михаиле и Андронике Палеологах. Тринадцать книг. Том 1. Царствование Михаила Палеолога (1255-1282). Патриарх Фотий. Сокращение церковной истории Филосторгия. Рязань, 2004.
Пашуто, 1956 – Пашуто В.Т. Героическая борьба русского народа за независимость (XIII в.). М., 1956.
Посольские материалы, 2005 – Посольские материалы русского государства (XVI-XVII вв.). История Казахстана в русских источниках. Т.1. Алматы, 2005.
Почекаев, 2006 – Почекаев Р.Ю. Батый. Хан, который не был ханом. М.-СПб., 2006.
ПСРЛ, т.II – Ипатьевская летопись. ПСРЛ, Т.II. СПб., 1843.
ПСРЛ, т.VII – Летопись по Воскресенскому списку. ПСРЛ. Т.VII. СПб., 1856.
Рашид ад-Дин, 1946 – Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т.III. М.-Л., 1946
Рашид ад-Дин, 1952а – Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. I, книга первая. М.-Л., 1952.
Рашид ад-Дин, 1952б – Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. I, книга вторая. М.-Л., 1952.
Рашид ад-Дин, 1960 – Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т.II. М.-Л., 1960.
Рубрук, 1993 – Гильом де Рубрук. Путешествие в восточные страны // Путешествия в восточные страны Плано Карпини и Гильома де Рубрука. Алматы, 1993.
Руссев, 1982 – Руссев Н.Д. О западных пределах Золотой Орды // Памятники римского и средневекового времени в Северо-Западном Причерноморье. Киев, 1982.
Руссев, 2005 – Руссев Н. Волохи, русские и татары в социальной истории средневековой Молдавии // Русин. Кишинев, 2005, №2.
Руссев, 2005 – Руссев Н.Д. Молдавия в "Темные века": материалы к осмыслению культурно-исторических процессов // Stratum plus, 1999, №5 // http://stratum.ant.md/05_99/articles/russev/russev01-06.htm
Сафаргалиев, 1960 – Сафаргалиев М.Г. Распад Золотой Орды. Ученые записки Мордовского госуниверситета. Вып.XI. Саранск, 1960.
Семенов, 1954 – Семенов А.А. К вопросу о происхождении и составе узбеков Шейбани-хана // Материалы по истории таджиков и узбеков Средней Азии. Вып. 1. Труды АН ТаджССР, т. XII, Сталинабад, 1954.
Султанов, 1982 – Султанов Т.И. Кочевые племена Приаралья в XV-XVII вв. (Вопросы этнической и социальной истории). М., 1982.
Султанов, 1992 – Кляшторный С.Г., Султанов Т.И. Казахстан. Летопись трех тысячелетий. Алма-Ата, 1992.
Султанов, 2002 – Султанов Т.И. Род Шибана, сына Джучи: место династии в политической истории Евразии // Тюркологический сборник 2001: Золотая Орда и ее наследие. М., 2002.
Султанов, 2006 – Султанов Т.И. Чингиз-хан и Чингизиды. Судьба и власть. М., 2006.
Сэлэджан, 2005 – Сэлэджан Т. Румынское общество в раннем средневековье (IX-XIV вв.) // История Румынии. Координаторы: И.-А. Поп, И.Болован. М., 2005.
Татищев, 2003 – Татищев В. История Российская. В 3 т. Т.3. М., 2003.
Тизенгаузен, 1884 – Тизенгаузен В.Г. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. Извлечения из сочинений арабских. Т. I. СПб, 1884.
Тизенгаузен, 1941 – Тизенгаузен В.Г. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. Извлечения из персидских сочинений. Т. II. М.-Л., 1941.
Тизенгаузен, 2003 – Золотая Орда в источниках. Т.I. Арабские и персидские сочинения. М., 2003.
Тизенгаузен, 2005 – Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды (извлечения из арабских сочинений, собранные В. Г. Тизенгаузеном). История Казахстана в арабских источниках. Т.1. Алматы, 2005.
Трепавлов, 2002 – Трепавлов В.В. История Ногайской Орды. М., 2002.
Ускенбай, 2003 – Ускенбай К. Восточный Дашт-и Кыпчак в составе Улуса Джучи в XIII – первой трети XV века. Аспекты политической истории Ак-Орды. Дисс. на соискание ученой степени канд. истор. наук. Алматы, 2003.
Ускенбай, 2006 – Ускенбай К.З. Политическая деятельность Урус-хана и его место в истории казахской государственности // Отан тарихы (Отечественная история). №1, 2006.
Утемиш-хаджи, 1992 – Утемиш-хаджи. Чингиз-наме. Факсимиле, перевод, транскрипция, текстологические примечания, исследование В.П.Юдина. Алма-Ата, 1992.
Федоров-Давыдов, 1966 – Федоров-Давыдов Г.А. Кочевники Восточной Европы под властью золотоордынских ханов. М., 1966.
Федоров-Давыдов, 1973 – Федоров-Давыдов Г.А. Общественный строй Золотой Орды. М., 1973.
Фоменко, 2007 – Фоменко И.К. Образ мира на старинных портоланах. Причерноморье. Конец XIII-XVII в. М., 2007.
Христианский мир, 2002 – Христианский мир и "Великая Монгольская империя": Материалы францисканской миссии 1245 года / Сост. А.Г. Юрченко. СПб., 2002.
Чойсамба, 2006 – Чойсамба Ч. Завоевательные походы Бату-хана. М., 2006.
Шакарим, 1990 – Шакарим Кудайберды-улы Родословная тюрков, киргизов, казахов и ханских династий. Алма-Ата, 1990.
Эвлия Челеби, 1996 – Книга путешествий Эвлии Челеби. Походы с татарами и путешествия по Крыму (1641-1667 гг.). Симферополь, 1996.
Эвлия Челеби, 1999 – Книга путешествий. Турецкий автор Эвлия Челеби о Крыме (1666-1667 гг.). Симферополь, 1999.
Этнический атлас, 2002 – Этнический атлас Узбекистана. Ташкент, 2002.
Юдин, 1983 – Юдин В.П. Орды: Белая, Синяя, Серая, Золотая // Казахстан, Средняя и Центральная Азия в XVI-XVIII вв. Алма-Ата, 1983.
Юрченко, 2002 – Юрченко А.Г. Францисканская миссия 1247 г. во владениях Бату-хана // Тюркологический сборник 2001: Золотая Орда и ее наследие. М., 2002.
Юрченко, 2006 – Юрченко А.Г. Историческая география политического мифа. Образ Чингиз-хана в мировой литературе XIII-XV вв. СПб., 2006.
Allsen, 1983 – Allsen Th.T. Prelude to the Western Campaigns: Mongol Military Operations in the Volga-Ural Region, 1217-1237 // AEMA, vol. 3, 1983.­
Allsen, 1989 – Allsen Th.T. Mongolian Princes and Their Merchant Partners, 1200-1260 // Asia Major, 3rd series, vol. 2, 1989.
Allsen, 2004 – Allsen Th.T. Culture and Conquest in Mongol Eurasia. Cambridge University Press, 2004.
Amitai-Preiss, 1995 – Amitai-Preiss R. Mongols and Mamluks: The Mamluk-Ilkhanid War, 1260-1281. Cambridge University Press, 1995.
Bedrosian, 1979 – Bedrosian R. The Turco-Mongol Invasions and the Lords of Armenia in the 13-14th Centuries. Columbia University, 1979 // http://rbedrosian.com
Benson, 1995 – Benson D.S. Six Emperors: Mongolian Aggression in the Thirteenth Century. Chicago, 1995.
Biran, 1997 – Biran M. Qaidu and the Rise of the Independent Mongol State in Central Asia. London, 1997.
Bourdieu, 1986 – Bourdieu P. The forms of capital. Handbook of Theory and Research for the Sociology and Education, ed. John G. Richardson, Westpor, 1986.
Boyle, 1977 ­– Boyle J.A. The Mongol Commanders in Afghanistan and India According to the Tabaqat-i-Nasiri of Juzjani // The Mongol World Empire, 1206-1370, edited by John A. Boyle, Variorum Reprints, 1977.
Chambers, 1979 – Chambers J. Devil's Horsemen: The Mongol Invasion of Europe. New-York, 1979.
Devéria, 1896 – Devéria M.G.  Notes d'épigraphie mongole-chinoise. Vol.1. Extrait du Journal Asiatique. Paris, 1896.
DeWeese, 1994 – DeWeese D. Islamiza­tion and Native Religion in the Golden Horde. University Park, Penn, 1994.
Halperin, 2000 – Halperin Ch. The Kipchak Connection: The Ilkhans, the Mamluks, and Ayn Jalut // BSOAS, vol. 63, 2000.
Hammer-Purgstall, 1840 – Hammer-Purgstall J. von. Geschichte der Goldenen Horde in Kiptschak, das ist: der Mongolen in Russland. Pesth, 1840.
Hammer-Purgstall, 1842 – Hammer-Purgstall J. von. Geschichte der Ilchane, das ist: der Mongolen in Persien. Band I. Darmstadt, 1842.
Huc, 1857 – Huc É.R. Christianity in China, Tartary and Thibet. Vol.1. London, 1857.
Jackson, 1978 – Jackson P. The Dissolution of the Mongol Empire // CAJ, vol. 22, 1978.
Jackson, 2005 – Jackson P. The Mongols and the West: 1221-1410. Longman Publishing Group, 2005.
Magakia, 1996 – Grigor of Akner's. History of the Nation of Archers // http://rbedrosian.com/ga2.htm
Mailath, 1828 – Mailath J.G. Geschichte der Magyaren. Wien, 1828.
May, 2002 – May T. Attitudes Towards Conversion Among the Elite in the Mongol Empire // http://mcel.pacificu.edu/easpac/2003/may.php3
Morgan, 1988 – Morgan D. The Mongols. New York, 1988.
Pelliot, 1949 – Pelliot P. Notes sur l`histoire de la Horde d`Or. Oeuvres posthumes. Vol. II. Paris, 1949.
Pittard,1994 – Pittard D. Thirteenth Century Mongol Warfare: Classical Military Strategy or Operational Art? Fort Leavenworth, 1994 // http://cgsc.cdmhost.com/cgi-bin/showfile.exe?CISOROOT=/p4013coll3&CISOPTR=1386&filename=1387.pdf.
Rossabi, 1988 – Rossabi M. Khubilai Khan – His Life and Time. University of California Press, Berkeley – Los Angeles – London, 1988.
Schamiloglu, 1992 – Schamiloglu U. The Umdet ul-ahbar and the Turkic Narrative Sources for the Golden Horde and the Later Golden Horde // Central Asian Monuments, Istanbul, 1992.
Shajrat ul Atrak, 1838 – Shajrat ul Atrak. Genealogical Tree of the Turks and Tatars. Translated and abridged by W. Miles. London, 1838.
Sinor, 1957 – Sinor D.  John of Plano Carpini's Return from the Mongols: New Light from a Luxemburg Manuscript // JRAS, October 1957.
Sinor, 1999 – Sinor D. The Mongols in the West // Journal of Asian History, vol.33, n.1, 1999 // www.deremilitari.org/RESOURCES/ARTICLES/sinor1.htm.
Spuler, 1985 – Spuler B. Die Mongolen in Iran. Berlin, 1985.
Swietoslawski, 1997 – Swietoslawski W. Archeologiczne slady najazdow tatarskich na Europe Srodkowa w XIII w. Lodz, 1997.
Tartar Relation, 1965 – Skelton R.A., Marston Th.E., Painter G.D. The Vinland Map and The Tartar Relation. New Haven and London, 1965.

 

В написании "Шибан" (варианты: Шейбан, Шайбан, Шабан, Шыбан), "Шибаниды" (Шайбаниды, Шейбаниды), подразумевая под последними также потомков Шибана, утвердившихся в Хорезме и Мавераннахре, автор следует транслитерации, обоснованной Т.И. Султановым (Султанов, 1982, С.3). Первоначальной графической формой имени Шибан, как показал П. Пеллио, было "Сибан" (Pelliot, 1949, P.45), что отразилось не только в труде Джувейни, но и у Карпини (Siban, Syban) и Рубрука (Stican). Проблему правильного названия династии Сибирских Шибанидов недавно заново рассмотрел Ш.Ф. Мухамедьяров (Мухамедьяров, 2002).

Относительно значения модификации "Сибакан" ("Шибакан"), которая в труде Джувейни используется наряду с формой "Сибан" ("Шибан"), высказаны различные мнения. Если П. Пеллио сомневался, что такая форма, вообще, существовала (Pelliot, 1949, P.44), то Дж. Бойл допускал возможность видеть в ней уменьшительную форму имени Шибан (Бойл, 2004, С.584-585). По мнению Р.П. Храпачевского, ""Шибакан" то же, что Шибан-хан, указание на высокое происхождение Шибана, так как в то время Шейбан не имел своего улуса" (Тизенгаузен, 2003, С.261). В "Родословии тюрков" имя Шибана дано в форме Shuknak и Suknak.

Джузджани хорошо знает сына Чингиз-хана Чагатая, поэтому это имя в списке сыновей Джучи можно считать следствием описки или ошибки переписчика. Вместе с тем, имея в виду, что источником такого рода информации для Джузджани были, по всей видимости, джучидские послы, и она отражает собственно  джучидскую версию старшинства сыновей Джучи, можно считать, что в конце 1250-х годов в Улусе Джучи проблема старшинства Орды и Бату была окончательно решена в пользу Бату.

В. Хейссиг предположил, что Агасар-хан это Беркечар, а Тарбис-хан – Тангут (Алтан тобчи, 1973, С.374); на мой взгляд, такая атрибуция сомнительна: ничто не говорит о том, что какие-либо имена могут повторяться в обоих списках, при этом имена Беркечара и Тангута в неискаженном виде присутствуют в первом списке

Перечисляя монгольских вождей, воевавших в Венгрии, Карпини называет Шибана после Орды, Бату и сына Угэдэя Кадана (Карпини, 1993, С.40). У Бенедикта Поляка: "а имена вождей таковы: Орду (он прошел через Польшу в Венгрию), Баты, Бурин, Кадан, Сибан, Бугиек (эти были в Венгрии)…" (Христианский мир, 2002, С.110).

По мнению А.П. Григорьева, старшинство отдельных потомков Джучи определялось не датой рождения, а знатностью их матерей (Григорьев, 1985, С.165). Известное основание для такого заключения дает Яса: "старшинство детей рассматривается соответственно степени их матери, из числа жен одна всегда старшая преимущественно по времени брака" (Рязановский, 1931, С.15). Однако генеалогия потомков других линий Чингизидов, например, потомков Толуя (Рашид ад-Дин, 1960, С.103-107), ясно показывает, что старшинство сыновей определялось их возрастом, независимо от старшинства и знатности их матерей. Аналогичные примеры можно найти и в роду Джучи. Единоутробным братом Шибана, по "Му'изз ал-ансаб", был Джилавун, а в списке Рашид ад-Дина он значится восьмым сыном. Тука-Тимура, по Рашид ад-Дину, тринадцатого сына Джучи, согласно "Му'изз ал-ансаб", рожденного наложницей, нет у Джувейни в списке совершеннолетних Джучидов, но есть в списке Джучидов, прибывших на похороны Чингиз-хана, Абу-л-Гази же рассказывает, что Тука-Тимур с 1229 г., когда его братья поехали на курултай, а затем были отправлены Угэдэем воевать в Китай, замещал Бату в качестве главы улуса.

В переводе Ш.Х. Вохидова ­имя матери Шибана – Канбар (Му' изз ал-ансаб, 2006, С.38).

По мнению Т. Мэя, популярность среди монгольской аристократии несторианства можно объяснить тем, что монгольские князья часто брали жен из племен, уже основательно вовлеченных в орбиту христианства (May, 2002).

Из монгольского šibaγa этимологизировали имя Шибан Б. Шпулер и Э. Блоше. По Б. Шпулеру, оно означало "судьба", по Э. Блоше – "птица" (Pelliot, 1949, P.44). И. Березин полагал, что значение имени Шибан в монгольском – "жребий" (Березин, 1855, С.81). А.П. Григорьев нашел в арабско-персидско-тюркско-монгольском словаре, монгольская часть которого, как предполагается, отражает типичную монгольскую речь XIII-XIV вв., что монгольскому "шибан" соответствует тюркское "яушан" (в русских летописях "евшан", "емшан"), являющееся названием полукустарника с сильно пахучими листьями (Hyssopus officinalis). Подтверждение предложенной этимологии А.П.Григорьев видит в том, что один из потомков Шибана (племянник Абу-л-Гази) носил имя Евшан (Григорьев, 1985, С.162-163). По мнению Ю.А. Зуева, "Сибан" или "Шибан" является именем-титулом, восходящим к древнетюркскому себек/севен – "любимый", "любящий", "верный", которое у восточных тюрков, равно как и у древних карлуков, было эпитетом дружины-сотни и заменителем термина йуз. Примерами распространения имени-титула Сибан в монгольской среде XII-XIII вв. Ю.А. Зуев считает имя старшего сына онгутского шада Ала-куш-кори-дигина – Буйан-Сибан, а также титул (?) Сибан, отнесенный к Суйунч-Тогрылу – улуг-айнучи в стране уйгуров (Зуев, 1998, С.59, 94).

Имя Шибан (Shiban, Xiban), например, носил наставник отца Хайду, Каши, а впоследствии один из главных советников Хубилая, – уйгур по происхождению и христианин по вероисповеданию (Rossabi, 1988, P.16; Biran, 1994, P.39).

Как пишет В.В. Бартольд, "мусульманским преданием это имя (Шибан – В.К.) впоследствии было переделано в Шейбан, вследствие чего в начале XVI в. потомок Шибана, основатель узбекского государства в Туркестане, принял поэтическое прозвище Шейбани, совпадающее с названием арабского племени, более известным как прозвище (нисба) знаменитого факиха ханифитского толка, ученика Абу Ханифы и Абу Юсуфа. Очень вероятно, что популярное в мусульманском мире имя было причиной переделки имени Шибан в Шейбан и появления имени Шейбани" (Бартольд, 1968, С.134). Тем не менее, Герберштейн в первой половине XVI в. говорит о татарах Шибанских, а не Шейбанских: "Ad orientem (от земель царства Казанского) autem aestivalem Tartaros, quos Schibanski et Kosatski vocant, conterminos habent" (цит. по Левшин, 1996, С.155). На карте Московии Баттисты Аньезе, изготовленной в 1525 г. на основе материалов русского посла в Ватикане Дмитрия Герасимова, область к востоку от впадения в Волгу Камы обозначена как Sciabani Tartari (Фоменко, 2007, С.188, рис.9). В российских официальных документах термин "шибанские люди", "шибацкие люди" встречается вплоть до начала XVII в. Так, в 1613 г. самарский воевода извещал московские власти, что "от Енбы до Юргенчи алтаулов и каракалпаков и казацких и шибанских людей нет и житьем не живут; а живут де они ныне зимнею порою под Сибирью" (Посольские материалы, 2005, С.256). По мнению Б. Шпулера, которое разделял также П. Пеллио, от имени Шибан произошла русская фамилия Шибанов (Pelliot, 1949, P.44).

Джувейни: "Как только холодность воздуха и свирепость мороза уменьшились …каждый оставил свою орду и отправился на курилтай. Из земель кифчакских прибыли сыновья Туши Хорду, Бату, Сибакан, Тангут, Берке, Беркечер и Тога-Темур…" (Джувейни, 2004, С.122). Рашид ад-Дин: "Когда ослабли сила и ярость холода и наступили первые дни весны, все царевичи и эмиры направились со [всех] сторон и краев к старинному юрту и великой ставке. Из Кипчака – сыновья Джучи-хана: Урада, Бату, Шейбан, Берке, Беркечар, Бука-Тимур…" (Рашид ад-Дин, 1960, С.19)

Р.Ю. Почекаев, специально рассматривавший вопрос о достоверности участия Бату в этом походе, пришел к выводу, что к рассказу Абу-л-Гази можно отнестись с доверием (Почекаев, 2006, С.68-70). Действительно, несмотря на отсутствие аналогичных сообщений в ранних источниках, участие Джучидов в разгроме империи Цзинь, представляется вероятным. Общеимперский характер завоевания Цзинь косвенно подтверждается отзывом Субэдэя на восточный театр военных действий (если допустить, что первоначально, в 1229 г., он был направлен с Кокошаем на запад), сравнительно малой активностью монголов в Волго-Уралье между 1229 и 1236 гг. (см. Allsen, 1983, P.14-16), выделением Джучидам владений в Северном Китае, особенностями организации похода на запад.

Рашид ад-Дин: "Царевичи, которые были назначены на завоевание Кипчакской степи и тех краев, [были следующие]: из детей Толуй-хана – старший сын Менгу-хан, и брат его Бучек, из рода Угедей-каана – старший сын, Гуюк-хан, и брат его Кадан, из детей Чагатая – Бури и Байдар и брат каана, Кулкан; сыновья Джучи: Бату, Орда, Шейбан и Тангут; из почтенных эмиров: Субэдай-бахадур и несколько других эмиров. Они все сообща двинулись весной бичин-ил, года обезьяны, который приходится на месяц джумад 633 г.х. [11 февраля – 11 марта 1236 г. н.э.]; лето они провели в пути, а осенью в пределах Булгара соединились с родом Джучи: Бату, Ордой¸ Шейбаном, Тангутом, которые также были назначены в те края" (Рашид ад-Дин, 1960, С.37). Д.С. Бенсона замечает, что к участию в европейском походе в качестве предводителей туменов от каждого из четырех старших сыновей Чингиза были привлечены по два царевича. От клана Джучи это были Бату и Орда, но поскольку кампания была затеяна в целях продвижения владений Бату на запад, то от семейства Джучи начальниками туменов были назначены также "брат Бату Берке и брат Орды Шибан" (!) (Benson, 1995, P.158).

Джувейни: "Когда русы, кифчаки и аланы были уничтожены, Бату решил приступить к истреблению келеров и башгирдов, которые есть многочисленные народы, исповедующие христианство и, как говорят, граничат с землей франков. С этим намерением он собрал свои войска и выступил на следующий год. А те люди были самонадеянны от своей многочисленности, мощи своей власти и силы своего оружия; и когда они услыхали о приближении Бату, они также выступили ему навстречу с четырьмястами тысячами конников, каждый из которых был знаменитым воином и считал побег позором. Бату послал вперед своего брата Сибакана с десятитысячным отрядом, чтобы разведать их численность и сообщить о степени их силы и могущества. Сибакан выступил вперед, повинуясь его приказу, и к концу недели вернулся и доложил, что их число вдвое превышало численность монгольского войска, и все они были превосходными воинами. Когда две армии подошли ближе друг к другу, Бату поднялся на вершину холма и весь день и всю ночь он ни с кем не говорил, а только молился и причитал; и он велел мусульманам также собраться и возносить молитвы. На следующий день они приготовились к битве. Широкая река разделяла две армии: Бату отправил ночью один отряд, а потом переправилось и его [главное] войско. Брат Бату лично участвовал в сражении и предпринимал одно наступление за другим; но неприятельская армия была сильна и не отступала ни на шаг. И тогда сзади подошло [главное] войско; и одновременно Сибакан перешел в наступление со всеми своими полками; и они бросились на их королевские шатры и перерезали веревки своими саблями. И когда монголы опрокинули их шатры, войско келеров дрогнуло и обратилось в бегство. И никто из того войска не уцелел, и те земли тоже были покорены. И это было одним из их величайших подвигов и одной из самых жестоких битв" (Джувейни, 2004, С.185-186).

Одним из главных источников для автора "Умдет ал-ахбар" был список "Чингиз-наме" Утемиш-хаджи (Schamiloglu, 1992, P.89; DeWeese, 1994, P.352-354), более полный и исправный, чем список, переведенный и изданный В.П. Юдиным. О последнем можно судить, в частности по тому, что командовавший туменом кыйат Бор Алтай "Умдет ал-ахбар" в списке "Чингиз-наме", который был доступен В.П. Юдину, превратился в "десять тысяч кыйатов [и] йуралдаев", которых Бату, отправляя Шибана в вилайеты Крыма и Каффы, добавил к ранее выделенным тридцати тысячам (Утемиш-хаджи, 1992, С.95).

Следует отметить, что идентификации кыйата Бор Алтая с преемником Боорчу Буралтаем отчасти препятствует то обстоятельство, что Боорчу принадлежал племени арулат, а Рашид ад-Дин называет Буралтая племянником Боорчу по брату (хотя, с другой стороны, в "Джами ат-таварих" родичем Боорчу назван также тысячник Хушитай из племени хушин) (Рашид ад-Дин, 1952б, С.170, 274). Кроме того, сообщения, относящиеся к середине XIII в., заставляют предполагать, что речь следует вести о двух крупных монгольских военачальниках с похожими именами Буралдай-Бурандай. По Рашид ад-Дину, после смерти Гуюка Менгу послал "Бурунтай-нойона с десятью туманами войска" взять под контроль владения Угэдэидов (Рашид ад-Дин, 1960, С.137-138). Этот Бурунтай-нойон Рашид ад-Дина у Джувейни назван Бурилгитей-нойном; в комментарии Дж. Бойл, ссылаясь на консультацию Ф. Кливза, замечает, что в "Юань ши" Бурилгитей (Пу-лин-чи-тей) упомянут, как минимум, дважды: в связи с мерами Мункэ против Угэдэидов (как у Джувейни и Рашид ад-Дина), а также под 1257 годом: "Войско маршала Пу-лин-чи-тэя [выступило] от Тенг-чу и пересекло Хан-чанг" (Бойл, 2004, С.595). В литературе также высказано мнение, без каких-либо ссылок на источники, что Буралдай или Бурандай является монгольским прозвищем булгарского царя Гази-Бараджа, "который в 1232 г., свергнутый ра­нее с трона своим соперником, отправился в Монголию, где заклю­чил союз с великим каном Угедеем" (Джагфар тарихы, 1994, С.115), "что вызвало раскол и в самой Булгарии" (Макаров, 2007). По мнению А. Макарова, имя Бурундай (Буралдай) в монгольском означает «борец», Н. Березин переводил его с монгольского же как "седой" (Березин, 1855), а Дж. Бойл – как "разрушитель" (Бойл, 2004, С.595).

В Воскресенской летописи этот отрывок дан в другой редакции: "…воевода его бысть 1-й, Себедяй Богатурь, и Бурундай, и Бастырь, иже взя Болгарьскую землю и Суждальскую…" (ПСРЛ, т.7, С.145).

В Ипатьевской летописи под 1260 годом записано: "Времени же минувшу, и приде Буранда, безбожный, злый, со множествомъ полковъ Татарьскыхъ в силе тяжьце и ста на местех Куремьсенех. Данило же держаще рать с Куремьсою и николи же не бояся Куремьсе: не бе бо моглъ зла ему створити никогда же Куремьса, дондеже приде Буранда со силою великою" (ПСРЛ, т.II, c.197). Косвенным свидетельством того, что речь в этом случае, скорее всего, идет об участнике западного похода Бурандае, служит тот факт, что предводитель золотоордынских вторжений в Польшу в 1259-1260 гг. в польских источниках именуется Боролдай (Jackson, 2005, P.123). В 1288 г., когда золотоордынское войско под командованием Тама-Токты и Буки совершило рейд в Закавказье, в битве с вышедшим навстречу войском Аргуна был убит золотоордынский военачальник Бурултай (Рашид ад-Дин, 1960, С.82). Возможно, в честь аталыка Шибана был назван его правнук ­– Бурултай б.Кутлуг-Тимур б.Сабилкан б.Шибан (Рашид ад-Дин, 1960, С.75; Му'изз ал-ансаб, 2006, С.43).

У Рашид ад-Дина этот эпизод западного похода описан следующим образом: "Эмир этой области Ванке Юрку бежал и ушел в лес; его тоже поймали и убили" (Рашид ад-Дин, 1960, С.39).

Д.Н.Маслюженко нашел у Абу-л-Гази эксклюзивное известие об участии Шибана вместе с Бату в семи походах. Но, полагает он, это известие несколько сомнительное, и "здесь, скорее семилетний поход" (Маслюженко, 2008, С.44). В действительности, Абу-л-Гази не дал бы здесь ни малейшего повода для критики, если бы исследователь более внимательно прочел фразу "Шейбани, который былъ с ними въ семъ походе" (Абу-л-Гази, 1768, С.119). На той же странице Д.Н.Маслюженко в изложении рассказа Утемиш-хаджи о битве монголов с русскими вновь невнимателен, утверждая, что Шибан "руководил арьергардом", между тем как Утемиш-хаджи совершенно ясно пишет, что Шибан во главе передового корпуса численностью тридцать тысяч человек шел впереди основных сил на расстоянии трехдневного пути (Утемиш-хаджи, 1992, С.93-94).

Следует отметить, что в памяти, например, сибирских потомков Шибана к концу XV в. не осталось даже таких обобщенных воспоминаний о боевых подвигах предка. В 1494 г. глава Сибирского ханства Шибанид Ивак (Сайид-Ибрахим) уверял Ивана III в существовании особенно хороших, сравнительно с другими Чингизидами, отношений между предками московского государя и его прародителем: "…промеж Ченгысовых царевых детей наш отец Шыбал царь, стоит с твоим юртом в опришнину, и друг и брат был…" (Посольские материалы, 2005, С.43; Григорьев, 1985, С.177).

По мнению Ю.П. Верховского и Б.И. Панкратова, в оригинале речь шла не о неведомом племени "чинчакан", а о кыпчаках. Кыпчаков как основное кочевое население Крыма называет Рубрук: "На этой равнине, до прихода Татар, обычно жили Команы и заставляли вышеупомянутые города и замки платить им дань" (Рубрук, 1993, С.79).

Кырк-Йер и Мангуп – средневековые города-крепости в южной части Крыма. Кырк-Йер ("Сорок крепостей" или "Сорок мужей") позже получил название Чуфут-Кале ("Иудейская крепость"). Мангуп ("Полный пещер") в XIII-XIV вв. назывался Феодоро. Это была одна из самых крупных крепостей Крыма (площадь 90 га), она стояла на обрывистой скале и была способна при необходимости принять значительные массы населения (Герцен, 1989). По словам Эвлии Челеби, оставившего красочное описание Мангупа, крепость эта по своей недоступности осадам у чингизидских историков заслужила имя "крымская Кахкаха", т.е. крепость "Язвительного Смеха" (Эвлия Челеби, 1996, С.91) или крепость "Насмехающаяся над врагом" (Эвлия Челеби, 1999).

А.К.Кушкумбаев обратил внимание автора на то, что аналогичный прием во время осады Самарканда в 906 г.х.  применил потомок Шибана Шейбани-хан: "Три или четыре месяца Шейбани-хан не подходил близко к крепости; он кружил вокруг крепости издали, переходя с места на место. Однажды ночью, когда наши люди его не ждали, он подошел около полуночи со стороны ворот Фируза. Враги били в барабаны и издавали боевые крики. …[В городе] поднялась великая тревога и суета. После этого враги каждую ночь приходили, били в барабаны, кричали и поднимали шум" (Бабур-наме, 1958, С.109).

Широкое распространенные в Крыму ойконимы с формантом "Шибан" (Келеси-Берди-Шибан, Кучук-Шибан, Минарели-Шибан, Отуз-Тепе-Шибан, Хирсиз-Шибан, Шибан) В.А. Бушаков считает этноойконимами, находя им соответствия "в этнонимии казахов (пл. су(в)ан Старшего ж., подразд. сыван ветви мурун отдела кара-кирей, р. сиван ~ сибан отдела ачамайлы пл. кирей и р. суан ~ сиван пл. найман Среднего ж.), узбеков-кураминцев (пок. шибан-караган р. кийту) и киргизов (р. субан пл. Сары багыш и саруу)" (Бушаков, 1991, С.167). Участие Шибана в завоевании Крыма позволяет предположить, что некоторые из названных ойконимов восходят непосредственно к его имени.

В сноске к имени Шибана Р.П. Храпачевский поясняет: "?? Си-бань, Шибан, Сыбан у Плано Карпини". Из европейских авторов, кроме Плано Карпини, участие Шибана в военных действиях в Венгрии, по мнению Й. Хаммера-Пургшталя, свидетельствует каноник Варада Рогерий. Приводимые им в "Горестной песне о разорении королевства Венгрии татарами" имена монгольских военачальников Й. Хаммер-Пургшталь идентифицирует следующим образом: "Bathus (Batu), Bochetor (Behadir), Cadan (Kadan), Coakton (Kujuk), Seycan oder Feycan (Scheyban), Peta (Paidar), Hermeus (der Kailus der Nikon'schen Chr.), Cheb Ocadar (der Sebedai Behadir der russischen Chroniken)" (Hammer-Purgstall, 1840, S.118). Возможность идентификации имени Feycan как Seyban принимает также Д. Синор (Sinor, 1957, P.202).

В литературе можно встретить и другие реконструкции структуры армии Бату и действий ее подразделений в Латинской Европе. По мнению П. Джексона, в феврале 1241 г. в Польшу вошла группировка под командованием Орды и Байдара, Бату и Субэдэй вторглись в Венгрию 12 марта через Верешский проход, группировка Кадана и Бури – 28 марта через проход Борго, и еще два тумена вошли с юго-востока ­– один во главе с Бучеком, другой во главе с нойоном, которого Рогерий называет Богутай (Jackson, 2005, P. 64) или Бохетор (Пашуто, 1970, С.212). Согласно Дж. Чамберсу, вскоре после захвата Киева монгольские военачальники собрались в ставке Бату близ Перемышля, где Субэдэй изложил свой план дальнейших действий. В соответствии с ним, Байдар и Кадан с двумя туменами вторглись на территорию Польши и Литвы. Основные силы под руководством Бату и других принцев вошли в Венгрию через Карпаты, при этом безопасность северного фланга армии обеспечивал Шибан с одним туменом, а южного фланга ­– Субэдэй и Гуюк с тремя туменами. Еще три тумена оставались в русских землях (Chambers, 1979, P.81). По Д. Питтарду, Субэдэй после завоевания Руси оставил на ее территории 20000 воинов, а предназначенные для вторжения в Латинскую Европу 120000 разделил на 4 корпуса по 3 тумена в каждом. Один корпус под командованием Байдара двинулся в Польшу, главный корпус, которым руководили Бату и Субэдэй, направлялся в центр Венгрии, с севера его прикрывал корпус под командованием Шибана, а с юга – корпус Гуюка (Pittard, 1994, P.22).

Обзор мнений о причинах ухода монголов из Венгрии см. Jackson, 2005, P.71-74; Чойсамба, 2006, С.137-148; Юрченко, 2006, С.200-207.

  "А в этой земле (бывших владениях Хорезмшахов – В.К.) существуют величайшие горы; с юга же прилегают к ней Иерусалим, Балдах и вся земля Саррацинов; по близости их границ живут два вождя – родные братья Бурин и Кадан; с севера же прилегает к ней часть земли черных Китаев и Океан. Там пребывает Сыбан, брат Бату" (Карпини, 1993, С.64).

В списке Джучидов, прибывших на курултай, Тангута называет только Рашид ад-Дин.

Шейбани-хан, Абу-л-Гази и Махмуд б.Вали перечисляют сыновей Шибана по списку Рашид ад-Дина. В "Нусрат-наме": Байнал, Бахадур, Кадак, Балака, Черик, Меркан, Куртка, Абачи, Сабилкан, Байанджар, Маджар, Коничи (МИКХ, 1969, С.34-38); Абу-л-Гази: Байнал, Багадур, Кадак, Балга, Джарик, Меркан, Куртга, Аяджий, Саилган, Баянджар, Маджар, Кунджий (Абу-л-Гази, 1995, С.104); Махмуд б.Вали: Байнал, Бахадур, Кадак, Балака, Черик, Мирган, Куртка, Айаджи, Сайилкан, Байанджар, Маджар, Коничи (МИКХ, 1969, С.347).

В "Юань ши" содержится известие о гибели в битве при Шайо монгольского военачальника, которого Бату называет "мой Ба-ха-ту" (этот эпизод, по всей видимости, послужил основой для появления в XV в. легенды о гибели в Венгрии Бату (Sinor, 1999)). В связи с этим высказано предположение, не идет ли здесь речь о сыне Шибана (Храпачевский, 2004, С.504). Если бы это было так, то можно было бы допустить, что выделение Шибану кочевий у западной границы Улуса Джучи, на которое указывают поздние источники, подразумевало наличие у него мощного дополнительного стимула для решительных действий в Венгрии – кровной мести. Однако, помимо того, что это предположение противоречит известиям о переходе полномочий по управлению улусом от Шибана к Бахадуру, существует еще одно обстоятельство, препятствующее тому, чтобы в сюжете в битве при Шайо видеть имя сына Шибана. Е.И. Кычанов отмечает, что в "Юань ши" даже имя Бату (Баду) иногда следует понимать как титул или почетное прозвище, имея в виду многократно повторяемые сообщения о присвоении отличившимся в боях воинам и командирам почетного звания "баду", "бадулу", которое значило "бахадур", т.е. "богатырь", "бесстрашный воин" (Кычанов, 2002, С.34).

В "Му'изз ал-ансаб" нет имени Минг-Тимура, а его сыновья записаны как дети Бадакула. Это обстоятельство побудило А.П. Григорьева предположить, что Минг-Тимур не реальная личность, а фикция – его имя умышленно вставлено в генеалогический ряд ради "удревнения" рода Шибана (Григорьев, 1985, С.164). На мой взгляд, более вероятно, что ошибку сделал автор "Му'изз ал-ансаб". По всей видимости, ради исправления неточности, допущенной в "Му'изз ал-ансаб", шибанидские сочинения сообщают дополнительные сведения о Минг-Тимуре: в "Таварих-и гузида-йи нусрат-наме" подчеркивается, что женою Минг-Тимура была дочь Джанди-бека – потомка Исмаила Самани (МИКХ, 1969, С.34), а в "Шаджара-йи турк" на примере высоких личных качеств Минг-Тимура объясняется смысл слова "кюлюк" (Абу-л-Гази, С.104). Генеалогическое ухищрение, предполагаемое А.П. Григорьевым, маловероятно еще и по той причине, что оно полностью контрпродуктивно. Как нетрудно заметить, подобная операция отнюдь не удревнила бы род; наоборот, лица, вознамерившиеся с ее помощью приподнять свой статус, добились бы прямо противоположного результата, так как добавление нового звена сделало бы их младше своих современников из других ветвей клана Джучи.

О бедности подданных золотоордынских ханов позже будут со знанием дела писать летописцы самых близких союзников Сарая – мамлюкских султанов. Надо полагать, что недостаточность средств существования государства и населения была не последней причиной того, что Золотая Орда превратилась в один из главных поставщиков рабов на невольничьи рынки. Некоторое представление об ограниченности материальных возможностей Джучидов дает зафиксированная в "Юань ши" под 1253 г. просьба Бату к Мункэ о выделении 10 тысяч динов серебра (370 кг) для закупки жемчуга. Просьба была удовлетворена лишь на 10%, к тому же эту весьма скромную выдачу Мункэ сопроводил высокомерными наставлениями о недопустимости растранжиривания государственной казны и предупреждением о том, что испрошенное серебро будет вычтено из будущих ежегодных пожалований Улусу Джучи (Allsen, 1989, P.111; Кычанов, 2002, С.40; Бичурин, 2005, С.211). Следует отметить, что наличие у Джучидов владений в Северном Китае и других регионах не гарантировало поступления регулярного и фиксированного дохода. Доходность такого рода владений и размер причитающихся номинальным владельцам выдач целиком определялись имперскими чиновниками (Бичурин, 2005, С.182).

"Для монголов на западе Землей Обетованной, кажется, был Иран. Конечно, они вели кампании в Польше или Венгрии и посылали надменные письма римскому папе и другим западным государям, но их взоры снова и снова устремлялись на юг – через Кавказ в Анатолию и Иран. От Берке до Токтамыша правители Золотой Орды упорно и безуспешно пытались реализовать мечту о приведении под свою власть южных стран" (Sinor, 1999, P.37).

Согласно Джувейни, курултай, на который Бату послал Сартака, имел место в 653 г.х. (10 февраля 1255 – 29 января 1256 г.) (Джувейни, 2004, С.184). Существует мнение, что главной темой этого курултая были вопросы оптимизации финансов и стабилизации экономики империи. С этим можно согласиться только в той части, что такого рода проблемы, как везде и всегда, в принципе, существовали. Но в тот момент истории Монгольской империи они были обязаны, в первую очередь, колоссальным затратам на подготовку иранской кампании и необходимости содержания огромной бездействующей армии Хулагу, и требовали незамедлительного решения, лежавшего не в экономической, а в политической плоскости.

В соответствии с характеристиками, данными персидскими и арабскими летописцами Берке, в литературе иногда высказывается мнение, что его противодействие посылке в Иран армии под руководством Хулагу в значительной степени определялось религиозными мотивами. Возможно, мотив религиозной солидарности отчасти присутствовал, но более важным кажется то, что у Берке были основания подозревать Мункэ в неискренности и не доверять его обещаниям относительно раздела завоеванных земель. Берке, после смерти Гуюка в течение трех лет бывший рядом с Мункэ, видимо, знал этого человека лучше, чем его знал Бату. И, в конечном счете, оказался прав. Мункэ, свидетельствует Рашид ад-Дин, еще до начала похода принял негласное решение утвердить предназначенные к завоеванию страны за Хулагу, но "для вида" приказал брату, завершив "те важные дела", вернуться в свои становища (Рашид ад-Дин, 1946, С.24). Хотя это довольно неожиданное откровение Рашид-ад Дина, жертвующее репутацией Мункэ и выставляющее его человеком двоедушным и неблагодарным к близким родственникам, которым он был обязан троном, призвано развить тезис о давно замеченных у Хулагу "державных признаках" и продемонстрировать законность возвышения Хулагу, ему, видимо, следует доверять.

Бар-Эбрей почти дословно повторяет Джувейни: "В этом году, который есть 650 год тайайе (1252/53 г. н. э.), после окончания курилтая, т. е. великого собрания, Хулаку, брат Монга-каана, был отправлен, чтобы пойти в эти земли западные, которые вне владений Гуйук-хана. Монга-каан приказал, чтобы из всех военных сил, которые на востоке и на западе, из всех десяти лиц два лица пошли. Из царских сыновей одного брата своего юного, которого зовут Сабатай Аугул, отправил с ним. Из владений Бату – Булгая, сына Сибкана, и Кутара Аугула и Кули с многочисленным войском. Из области Шгати – Токудара, из земли Шишакан-баги, сестры каана – Бука-Тимура с войском, и из земель Китая имелась тысяча мастеров [военных] машин и метателей нефти" (Бар-Эбрей, 1960, С.75).

"Выступили также с неисчислимыми войсками некоторые родственники его [Хулагу] из улуса Батыя и Сартаха и, пройдя через Дербентские ворота, пришли сюда. Это были знатные люди, стоявшие во главе государства. Вот их имена: Балахай, Тутхар, Гули, которых мы сами видели; это были внуки Чингис-хана, и их называли сыновьями бога" (Киракос, 1976, С.227).

"После того в 706 г. армянского летосчисления, пришли с востока, где имел свое местопребывание великий Хан, семь ханских сыновей, каждый с туманом всадников, а туман значит 10000. Вот имена их: первый и старший из них Гулаву, брат Мангу-хана; второй, Хули, который не стыдился называть себя братом Бога; третий, Балаха; четвертый, Тутар; пятый, Такудар; шестой, Гатахан; седьмой,Борахан. Не было между ними согласия; но все были одинаково бесстрашны и кровожадны" (Магакия, 1871, С.25).

"В то же самое время и другие ханы послали своих сыновей в названные области. Эти сыновья ханов, именовавшиеся koun: сын Бату Тур, сын Чагатай-хана Ушан, Гул, и из рода Тула, Болга, были посланы управлять странами; прибыв, они также стали брать налоги. Внук Огедей-хана Хулагу, брат Хубилай-хана, продвинулся дальше и был здесь [на Кавказе]. Когда Хулагу увидел этих трех kouns, он принял их, дал отведенные им земли, и таким образом устроил, что они оставались в мире" (Картлис Цховреба, 1959, С.223-224; Bedrosian, 1979). Термин koun (монг. köün – "сын") означает здесь то же, что и тюркское огул: Магакия называет бывших в Иране Джучидов ханскими сыновьями, а Ногая ­– Нуха-куун (Магакия, 1871, С.32). Можно также допустить, что титул имел некий сакральный оттенок, позволявший армянским авторам видеть в нем понятия сын бога или брат бога. В таком случае он мог находиться в связи с монгольским iroul koun ­– "распределитель небесной благодати" (Devéria, 1896, P.41).

Эта цифра помимо прочего дает общее представление о численности армии Улуса Джучи в середине XIII в. – примерно 150000. Согласно "Родословию тюрков", все войско Хулагу насчитывало 120000 человек; о контингенте, отправленном в Иран со стороны Бату этот источник сообщает, что его возглавляли "Bulgbaie, the son of Suknak, the son of Joje Khan; also Tooma Ooghul, the son of Joje Khan" (Shajrat ul Atrak, 1838, P.213). Первый из названных джучидских принцев – это, несомненно, Балакан, сын Шибана.

Об этом свидетельствует размах инженерных работ на пути движения армии Хулагу (Джувейни, 2004, С.442) и джучидских войск (Киракос, 1976, С.228). Магакия и Киракос поясняют, что войска, вошедшие в Армению, передвигались "на телегах и колесницах" (Магакия, 1871, С.26; Киракос, 1976, С.228), а рассказывая о разгроме джучидского корпуса, отмечает, что мужчины спасались, бросив жен, детей и имущество (Киракос, 1976, С.237). Рашид ад-Дин, перечисляя сыновей Кули, добавляет, что они прибыли в Иран с отцом, будучи малолетними (Рашид ад-Дин, 1960, С.70). Судя по упоминанию в источниках, повествующих об иранской кампании, Ногая и Ала-Темура, в походе Тутара и Балакана тоже сопровождали их сыновья и, вероятно, племянники.

Согласно определению, данному в "Юань ши", "монгольские войска – все государственные, а войска таньмачи – те, что из всех народов и племен" (цит. по Храпачевский, 2004, С.169). По Рашид ад-Дину, "ляшкар-тама бывает тот, кого назначают [командовать] войском, уволив из тысячи и сотни, и посылают в какую-либо область, чтобы он [и вверенное ему войско] там постоянно находились" (Рашид ад-Дин, 1952а, С.99). Д. Морган: "Таньма или тама были армейскими контингентами, набиравшимися из всех подвластных монголам людских ресурсов. Назначением тама являлось поддержание и, по возможности, расширение власти монголов на завоеванных территориях; первоначально они, как правило, размещались в пограничной зоне между степью и оседлыми областями. Войска тама изначально создавались по распоряжению имперского правительства. В то время, когда Хулагу вторгся в Персию и Ирак, его брат Великий хан Мункэ предоставил ему армию тама, включавшую, как сообщает Джувейни, двух из каждых десяти имевшихся в наличии монгольских солдат" (Morgan, 1988, P.93). Следует отметить, что части тама комплектовались, видимо, не только рекрутами из покоренных народов. Войска, бывшие в Иране под командованием Байджу и отправленные Хулагу покорять Рум, Магакия тоже называет таньмачи (старая конница – темачи) (Магакия, 1871, С.31). Личный состав джучидских отрядов, ушедших из Ирана к мамлюкам, египетские летописцы характеризуют как монголов, а современные потомки тех джучидских воинов, что ушли из Ирана в Афганистан, живут близ Герата и называют себя никудерцами, говорят на монгольском языке в его архаичной форме (Morgan, 1988, P.96). В любом случае, джучидские войска в Иране, конечно же, не были "вспомогательными отрядами, посланными на подкрепление войска Хулагу", как их иногда обозначают в литературе (см., напр. Веселовский, 1922, С.11).

Как полагает П. Джексон, конфликт между джучидскими принцами и Шамс-ад-дином Куртом произошел не в 1258 г., а в 1255 г. В пользу этого предположения, по его мнению, свидетельствует не только дата смерти соперника Шамс-ад-дина систанского владетеля Али ибн Масуда, но и тот факт, что Кит-Буга во время конфликта был подчинен Джучидам (Jackson, 1978, P.222-223).

Сообщение Рашид ад-Дина о вступлении джучидских туменов в Иран через Дербент подтверждает Киракос: "И он [Берке – В.К.] послал к Хулагу [войско], чтобы подсобить ему с этой стороны, через Дербентские ворота" (Киракос, 1976, С.237).

Джувейни: "Балагай привел свое войско к подножию Аламута и окружил его со всех сторон. Защитники крепости, рассмотрев последствия этого дела и зная о причудах судьбы, послали гонца с просьбой о пощаде и умоляли о снисхождении. Рукн ад-Дин вступился за них, и царь с радостью простил их преступления. И в конце месяца зуль-каада того года [начало декабря 1256] все обитатели той колыбели беззакония и гнезда Шайтана спустились вниз со своим добром и имуществом. Через три дня войско поднялось в крепость и захватило то, что не смогли унести те люди. И они быстро подожгли все постройки и развеяли их пепел по ветру метлой разрушения, равняя их с землей" (Джувейни, 2004, С.461-462). Рашид ад-Дин: "[Хулагу-хан] послал к крепости Рукн-ад-дина, чтобы тот вывел их [исмаилитов], [но] верховный воевода заупрямился. Хулагу-хан задержал Булгая для окружения и три дня нападали и притворно отступали. Затем он послал им ярлык о пощаде. В субботу, 26 числа месяца зи-л-ка'дэ [6]54 года, [15 XII 1256], [воевода] вышел и сдал крепость. Монголы поднялись наверх, разбили камнеметы и снесли ворота. Жители попросили три дня срока для перевозки пожитков. На четвертый день явились воины и учинили грабеж" (Рашид ад-Дин, 1946, С.31).

Рашид ад-Дин: "Хулагу-хан с царевичами Кули, Булгаем и Тутаром и старшими эмирами Бука-Тимуром, Кудусуном, Ката, Сунджаком и Коке-Элькэем расположился в хамаданской степи, близ …, которое есть пастбище…, и занялся устройством и вооружением войска" (Рашид ад-Дин, 1946, С.33).

Здесь с 1252 г. по 1261 г. регентство при малолетнем Мубарек-шахе осуществляла вдова Кара-Хулагу Ургана-хатун.

"[Хулагу-хан] соизволил принять твердое решение о походе на Багдад и приказал, чтобы дружины Чурмагана и Байджу-нойона …расположились на западной стороне Багдада… Царевичи же Булгай сын Шибана, сына Джучи, и Тутар сын Сонкура, сына Джучи, и Кули сын Урады, сына Джучи, и Букай-Тимур и Сунджак-нойон – все они [стоявшие] на правом крыле, прибыли бы к Хулагу-хану от горного кряжа Сонтай-нойона (?), Китбука-нойон, Кудусун и Элькэ на левом крыле продвигались бы из областей Луристана, текрит, Хузистан и Баят до берега Уммана" (Рашид ад-Дин, 1946, С.40).

"Во вторник 22 числа месяца мухаррама [29 I], в созвездие Овна, они завязали стражение и начали битву. Со стороны Тарик-и Хорасана, на левой стороне города, против Аджамской башни, в средней рати стоял государь мира. Элькей-нойон и … – у ворот Кальваза, Кули, Булга, Тутар, Ширемун, Уруктай – под городом у ворот Базара-Султана, Бука-Тимур со стороны кал'ы и со стороны киблы в местности Дуляб-и Бакль…" (Рашид ад-Дин, 1946, С.42).

"…в понедельник 28 мухаррама [4 II] со стороны, где против Аджамской башни находился государь, монгольское войско отважно взобралось на крепостные стены и очистило их верхи от людей. Со стороны Базара Султана стояли Булга и Тутар и еще не взобрались на стены. Хулагу-хан упрекнул их, и их нукеры тоже взобрались, а ночью овладели верхом всей стены восточной стороны" (Рашид ад-Дин, 1946, С.42).

Участие Джучидов в захвате Багдада подтверждает Киракос: "Пошли на этот город и главные начальники улуса батыева: Гул, Балахай, Тутхар и Гатахан, ибо все они почитали Хулагу как хана, подчинялись ему и боялись его" (Киракос, 1976, С.229).

Относительно Катагана высказаны предположения, что это одна из жен Кули (Ханларян, 1976, С.312) или принц из потомства Угэдэя (Мыськов, 2003, С.89). Более вероятно, что речь идет о нойоне Катагане, принимавшем, согласно Бейбарсу ал-Мансури, участие в осаде Багдада и Майфарикина. Возможно, еще ранее под 1236 г. этого Катагана упоминают Киракос и Вардан среди монгольских военачальников, подчиненных Чормагану: "Гатага-ноину достались местности Чарека, Гетабакса, и Варданашата". В пользу мнения, что Катаган представлял в Иране Улус Джучи, может свидетельствовать сообщение Джувейни о поручении хорчи Кадагану арестовать и доставить к Бату Ильчигадая (Джувейни, 2004, С.426; Jackson, 1978, P.221). Поскольку в сообщениях о посланных вместе с Хулагу джучидских войсках о Катагане нет никаких упоминаний, резонно считать, что нойон Катаган командовал джучидским контингентом, действовавшим в Иране в составе имперской армии под началом Чормагана, а затем Байджу. Следует отметить, что Киракос и Магакия вносят некоторую неясность в статус Катагана, включая его в число репрессированных "правителей из рода Батыя и Берке". Данные других источников принадлежность Катагана к роду Джучи не подтверждают. Джучида с таким или похожим именем нет в генеалогических таблицах, кроме того, практически все источники, повествуя о прибытии джучидских войск в Иран называют только три имени: Кули, Татара и Балакана; эти же имена перечисляются при объяснении причин вражды Берке к Хулагу. См., напр., в "Картлис Цховреба": "…великий хан Берке прошел за Дербенд, чтобы отомстить [за смерть] Хутара, Балала и Гула" (Картлис Цховреба, 1959, С.254). Приблизительно в то же время по приказу Хулагу был казнен и другой представитель Джучидов ­– нойон Байджу, который "кичился и хвастался тем, что я-де покорил Малую Азию"; его войско, находившееся в Анатолии, было передано сыну Чормагана Ширемуну (Рашид ад-Дин, 1952а, С.195-196).

Миган ­– третий сын Кули. Магакия рассказывает, что Кули, "который не стыдился называть себя братом Бога", …впал в болезнь и …вскоре умер лютою смертью. Место его занял сын его, Миган" (Магакия, 1871, С.28).

В других переводах (см., напр., Bedrosian, 1979) говорится о 12 тысячах всадников, что, видимо, более соответствует действительности.

В литературе нередко справедливость требований Джучидов к Хулагуидам выводится из пожалования Чингиз-хана своему старшему сыну всех тех земель на западе, "докуда дойдут копыта монгольских лошадей", но в реалиях середины XIII в. такая формула уже вряд ли имела прежнюю силу.

Сунджак – один из главных эмиров Хулагу, управлял провинциями Багдад и Фарс; его брат Тудан был дедом знаменитого эмира Чобана, беклербека при Абу-Саиде (1317-1335 гг.), фактически правившего государством Хулагуидов.

Этот же сюжет в переводе В.Г. Тизенгаузена: "В 654 г. (=30.01.1256 – 18.01.1257) Балакан, находившийся в этом государстве (Иране), задумал обман и коварство против Хулагу-хана и прибегнул к волшебству. Выступил доносчик, его (Балакана) допросили про эти слова и он сознался…" (Тизенгаузен, 1941, С.67).

В новом переводе "Му'изз ал-ансаб" эта история изложена так: "по преданию, Татар был послан вместе с войском Хулагу-хана в страну Иран, где оставался, пока не донесли Хулагу-хану о том, что он (Татар) планирует сотворить зло против него. Хулагу-хан схватил и переправил его к дяде Берке-хану, который в то время был правителем улуса (Джуджи). Берке-хан вернул его, сказав: "Он виновен, ты сам знаешь, как с ним поступать!" Хулагу-хан (теперь) казнил его. Это стало причиной вражды и противостояния между Хулагу-ханом и Берке-ханом" (Му'изз ал-ансаб, 2006, С.43).

Якша здесь, видимо, то же самое лицо, которое во второй версии Рашид ад-Дина названо Садр-ад-дином Саведжи. К сожалению, это имя в сочинении Рашид ад-Дина встречается лишь однажды. Судя по нисбе, Садр-ад-дин подобно визиру Газана и Олджайту Са'д ад-Дину Саваджи был уроженцем города Сава (Sawä, Персидский Ирак) (Spuler, 1985, P.94).

"Берке присвоил себе из владений Кубилая ханские области и поставил над ними Сархада, сына брата своего Баджу, исповедовавшего христианскую веру. Хулаку убеждал его отречься от дяди своего Берке и присоединиться к брату его Кубилаю, занимавшему (главный) престол (обещая), что отведет ему хаканские области и все, что он захочет вместе с ними. Проведав об этом плане и (узнав), что Сархад замышляет извести его ядом, он умертвил его и поставил над хаканскими областями брата своего. Хулаку стал требовать возмездия за Сархада и произошла между ним (Хулаку) и Берке битва на реке Терек в (6)60 году (=12 нояб. 1261 – 14 нояб. 1262 г.)" (Тизенгаузен, 1884, С.380).

Рашид ад-Дин называет этого Карачара сыном Орды: "Ариг-Бука дал войско Джумкуру, старшему сыну Хулагу-хана, Карачару, сыну Орды, и с несколькими другими царевичами послал [их] войной на Кубилай-каана. В передовой рати каана были Йисункэ и Нарин-Кадан. Когда они встретились на земле…, то вступили в сражение, и войско Ариг-Буки было разбито; Джумкур и Карачар с небольшим числом [людей], убежав, ушли с поля битвы" (Рашид ад-Дин, 1946, С.159-160), в действительности же, имея в виду, что сыном Карачара назван Кутука (Рашид ад-Дин, 1946, С.162), речь в данном случае должна идти о Карачаре – сыне двенадцатого сына Джучи Удура, тоже относившегося к числу "царевичей левой руки", владения которых находились в восточной части Улуса Джучи (Костюков, 2007, С.189).

Рашид ад-Дин, следуя тезису о законности воцарения Хубилая, пишет: "Во время усобицы Арик-Бокэ с Кубилай-кааном, когда Джумукур пребывал в ставках Менгу-каана и Арик-Бокэ находился там, а Кубилай-каан был далеко, ему по необходимости пришлось стать на сторону Арик-Бокэ и сражаться с войсками Кубилай-каана ради Арик-Бокэ" (Рашид ад-Дин, 1946, c.19).

Пожалования содержатся в послании Хубилая Хулагу и Алгую, в котором, что примечательно, владения Берке вовсе не упоминаются: "От берегов Джейхуна до ворот Мисра войском монголов и областями тазиков должно тебе, Хулагу, ведать и хорошо охранять, оспаривая славное имя наших предков. С той стороны Алтая и до Джейхуна пусть охраняет и ведает улусом и племенами Алгу, а с этой стороны от Алтая и до берегов моря-океана я буду охранять" (Рашид ад-Дин, 1960, С.162).

Трудно согласиться с мнением, согласно которому "Великий хан Хубилай, явно желая спровоцировать Хулагу на борьбу с Джучидами, в 1263 г. выдал Хулагу-хану ярлык на земли от Амударьи до Сирии и Египта" (Малышев, 2004, С.75). Оно обязано невнимательному прочтению сообщения Рашид ад-Дина о подтверждении Хубилаем в 1264 г. после победы над Арик-Бугой границ владений Хулагу и посылке в помощь Хулагу трех туменов имперских войск (Рашид ад-Дин, 1946, С.60; Тизенгаузен, 1941, С.75). Правильно дату сговора Хубилая с Хулагу – 1261 г. – дает А.А. Арсланова  (Арсланова, 2004, с.42 ). К этому же времени, ссылаясь на данные армянских и египетских источников, относит начало конфликта между Хулагу и Берке П. Джексон (Jackson, 1978, P.187, 233). Согласно "Юань ши", официальные представители Хубилая были отправлены к Хулагу для наделения его полномочиями правителя земель от Аму-Дарьи до Сирии и Египта в 1262 г. (Grupper, 2004, P.46, n.111). Точно так же – 1262 г. (711 г. армянского летоисчисления) датируется восшествие на престол Хулагу в летописи Аракела Даврижеци (Даврижеци, 1978).

Еще более резкую оценку действиям Хулагу предлагает И.Х. Камалов в недавно опубликованном исследовании, посвященном отношениям Золотой Орды с государством Хулагуидов. По его мнению, "стремление Берке на трон еще при Сартаке и Улакчи заставило его приступить к действиям раньше, чем Хулагу", однако "если Хулагу не поступил бы подло по отношению к войску Берке, которое участвовало в военных действиях Великого хана на западе и при взятии Багдада, то войны можно было бы избежать" (Камалов, 2007, С.40-41).

Киракос, завершая рассказ об уничтожении джучидских военачальников и последовавших затем сражениях между Берке и Хулагу, сообщает: "И так воевали они друг с другом в течение пяти лет, начав в 710 (1261) году и до 715 (1266) года армянского летосчисления, собирая ежегодно войско и сталкиваясь друг с другом в зимнюю пору, ибо летом они [воевать] не могли из-за жары и разлива рек" (Киракос, 1976, С.238). В 1261 г.

Далее ал-Омари пишет, что послы Токты к Газану требовали возвращения Тебриза и Мараги, т.к. "войска предков наших завоевали их своими мечами; они принадлежат нам и мы имеем право на них по наследству; отдай нам наше законное" (Тизенгаузен, 1884, С.239).

Й. Хаммер-Пургшталь, излагая историю возникновения вражды между Хулагу и Берке, писал, что Балакан умер на пиру во время похода в Сирию (Hammer-Purgstall, 1842, S.216); источник данного утверждения не известен.

Участие Ногая в иранской кампании, разумеется, исключает его участие вместе с Бурундаем в европейском походе 1259-1260 гг., о чем сообщается в Густинской летописи (ПСРЛ, т.II, С.342; Веселовский, 1922, С.24).

В "Му'изз ал-ансаб" Илак-Тимур показан как сын Бик-Тимура сына Байнала (Му'изз ал-ансаб, 2005, С.42), однако, в "Таварих-и гузида-йи нусрат-наме" и в "Бахр ал-асрар" Илак-Тимур, как и у Рашид ад-Дина, тоже назван сыном Байнала (МИКХ, 1969, С.34, 347).

Н.И.Веселовский, основываясь на сообщении арабских летописей, что причиной ухода части джучидских войск в Египет явился приказ Берке, развитие конфликта после смерти джучидских царевичей изложил так: "когда отряды трех царевичей Джучидов узнали о войне между их государями, они стремительно вышли из Персии; одна часть вернулась в свои жилища дербендскою дорогою; другая, более многочисленная, под начальством двух полководцев, Негудара и Онгуджия, прошла через Хорасан, преследуемая отрядами Гулагу, и направилась на овладение Газной и другими странами, соседними с Индом" (Веселовский, 1922, С.12-13). Это, видимо, верно в отношении немногочисленных джучидских отрядов, находившихся в Сирии и не имевших другого пути к спасению, кроме ухода в Египет, вместе с тем, представляется сомнительным, чтобы джучидские войска в массе все еще находились в Иране в то время как между Берке и Хулагу уже начались военные действия. Дж.Бойл датировал бегство корпуса Никудера в Афганистан 1262 г. (Boyle, 1977, P.242-243); П.Джексон, ссылаясь на известия Сайфи, пишет, что Никудер находился в Афганистане, когда в 1262 г. к нему присоединились бежавшие из Ирана джучидские отряды (Jackson, 1978, P.239).

Возрожденным Белой IV в 1257 г. Трансильванским герцогством в это время управлял бан Эрни Акош; ему удалось отразить монгольское нападение в южной Трансильвании (Сэлэджан, 2005, С.157-158).

Вторжение золотоордынских войск в Южную Польшу началось в ноябре 1259 г. Монголы прошли через Люблин и Завихост, пересекли Вислу и в январе 1260 г. захватили Сандомир. После этого продвинулись к Кракову и, хотя не смогли взять цитадель, дотла сожгли город и разорили округу. В марте 1260 г. Бурундай увел войска в Юго-Западную Русь (Swietoslawski, 1997, S.20-21, 125).

Карпини несколько раз упоминает о Курумиши в своем отчете, называя его Коренца. Первый раз – при перечислении монгольских вождей, которые "остались в своей земле, а именно: Менгу, Коктен, Хиренен, Хубилай, Сиремум, Синокур, Фуатемур, Карахай, старец Сибедей, который у них называется воином, Бора, Берка, Мауци, Коренца, но это самый младший среди других". Далее Карпини поясняет о Коренце, что "этот вождь является господином всех, которые поставлены на заставе против всех народов Запада, чтобы те случайно не ринулись на них неожиданно и врасплох; как мы слышали, этот вождь имеет под своей властью шестьдесят тысяч вооруженных людей" (Карпини, 1993, С.40, 60). О вариантах имени этого Джучида в разных источниках см.: Султанов, 2006, С.220; об упоминаниях в русских летописях см.: Федоров-Давыдов, 1973, С.61, прим.93. Имя Курумиши еще раз появляется на страницах летописей в связи с борьбой Ногая и Токты. Бейбарс ал-Мансури рассказывает, что в 698 г.х. сыновьями Ногая были убиты Абаджи и Караджин, вознамерившиеся перейти на сторону Токты: "Это были сыновья Курмыши. Их было всего три брата, принадлежавших в числу старших военачальников и командовавшие тьмами в Северных областях. Они были равны Ногаю по могуществу, значению и численности войска, согласились с ним воевать против Токты, тревожили (?) его вместе с ним (Ногаем) и помогали ему против него (Токты)" (Тизенгаузен, 1884, С.112-113). Из слов Бейбарс ал-Мансури следует, что Абаджи, Караджин и Янджи были Чингизидами, поэтому весьма вероятно, что это сыновья Курумиши сына Орды, тем более, что союз принцев из клана Ордаидов с Ногаем в его борьбе против Токты представляется вполне естественным. Правда, согласно Рашид ад-Дину, "этот Курумиши сыновей не имеет, и жены его не известны" (Рашид ад-Дин, 1960, С.70), но, с другой стороны, не известны и другие потомки Джучи с именем Курумиши.

Предположение о том, что Берке поставил на место Куремсы того самого Бурундая, чье имя появлялось на страницах летописей в связи с завоеванием Руси, принадлежит Й. Хаммеру-Пургшталю (Hammer-Purgstall, 1840, S.153).

В другом месте "Родословного дерева тюрков" Абу-л-Гази помещает Корел в список стран и народов, завоеванных Бату в западном походе – маджары, башкурды, Русь, Корела, немцы (Абу-л-Гази, 1995, С.99).

О стране "Караулаг" и народе "улаг" Рашид ад-Дин говорит, описывая наступление монголов в 1241 г.: "Бучек, через Караулаг пройдя тамошние горы, разбил те племена [Кара]улага, оттуда через лес и гору Баякбук, вступил в пределы Мишлява и разбил врагов…" (Рашид ад-Дин, 1960, С.45). Термин Караулаг исследователи считают тюркским эквивалентом (тождественным византийскому Мавровлахия) названия Черная Валахия, относившегося к территории Молдавии (Руссев, 1999)

О механическом сведении в сочинении Рашид ад-Дина разных источников, повествующих о западном походе, см.: Березин, 1855, С.83.

"Слово "келер" (KLAR), как и "Keler" в Сокровенном сказании (§§262 и 270), есть искаженное венгерское király – "король", т.е. наименование правителя в данном случае переносится на его народ", – пишет Дж. Бойл, ссылаясь на исследование П. Пеллио (Бойл, 2004, С.589). Автор "Родословия тюрков" пишет, что после окончания войны с народами Руси, Кипчака и Алана монголы приступили к завоеванию стран "Kulah" и "Bashkur"; жители этих стран по причине близости от городов Франков были христианами (Shajrat ul Atrak, P.226).

Эти интерпретации термина "Корол" опираются в том числе и на то обстоятельство, что Карпини и Бенедикт Поляк в перечне земель, завоеванных монголами,  страну или народ "Корола" называют вслед за "Билеры, то есть великая Булгария" (Карпини, 1993, с.51; Христианский мир, 2002, с.114). При этом не учитывается, что, во-первых, географическая упорядоченность списка весьма относительна, во-вторых, список составлен на основе информации, которая была получена от монголов и в которой легко смешивались родственные народы Урало-Поволжья и Балкан, в-третьих, в отдельном описании народов, живших вдоль пути, проделанного францисканской миссией на восток, упоминаются "Билеры", "Баскарты" и т.д., но не упоминаются "Корола" (Карпини, 1993, с.63). См. также разъяснения А.Г.Юрченко (Христианский мир, 2002, с.244-249) и А.И.Малеина (Карпини, 1993, с.193, прим.136).

Не лишено интереса, что целью всех вторжений золотоордынцев на польскую территорию во второй половине XIII в. (1259-1260, 1280, 1287-1288, 1293 гг.) был центр Малой Польши – Краков (Swietoslawski, 1997, S.20-23, 125).

У Махмуда б.Вали сюжет, в котором упоминаются владения Бахадура, изложен иначе: Бахадур после смерти Шибана "стал главенствовать над элем и улусом. Повелев собраться близким родственникам, племенам и четырем каучинам, он выбрал для зимовок и летовок Ак-Орду, которая известна также как Йуз-Орда". В том, что это было не просто рутинное утверждение в правах владетелей, совершаемое по обычаю верховным правителем при вступлении на престол, убеждает помещенное здесь же сообщение о передаче Крыма Уран-Тимуру (МИКХ, 1969, С.347). В литературе информация Абу-л-Гази и Махмуда б.Вали иногда комментируется как указание на передачу Бахадуру власти над Улусом Ордаидов – Белой Ордой (Ахмедов, 1965, С.35, С.163; МИКХ, 1969, С.327). Между тем, совершенно ясно, что под названием "Белая Орда" у Абу-л-Гази не может выступать юрт Ордаидов, ибо он именно восточные области Дашт-и Кыпчака, в которых ранее находилась ставка Джучи, а потом выделенные Орда-Ичэну, называет Синей Ордой (Абу-л-Гази, 1906, С.151, 159).

Анализ источников показывает, что назначением Бату главою Джучидов в обход Орды центральная власть приобрела действенное средство против попыток суверенизации джучидских владений (Костюков, 2007). Примером использования лидерских амбиций Орды может служить ситуация на курултае 1246 г.: в то время как Бату категорически противился избранию Гуюка, Орда своим авторитетом старейшего среди Чингизидов освящал воцарение врага своего младшего брата.

Карпини отмечает, что Коренца кочевал вдоль Днепра "со стороны Руссии", а с другой стороны Днепра – Мауци, "который выше Коренцы" (Карпини, 1993, С.61). В Мауци М.Г. Сафаргалиев видел Мувала ­– деда Ногая (Сафаргалиев, 1960, С.42).

Собственно ногаи переселились сюда, главным образом, после захвата Османской империей южной части пруто-днестровского междуречья и северо-восточной Валахии в 1539-40 гг. (Дрон, 1983, С.105; Трепавлов, 2002, С.449-451).

"Пятый сын Жошы-хана – Шибан. У него было двенадцать сыновей – Бахадур, Байнал, Кадак, Балка, Шерик, Нуркен, Кортка, Аяшы, Сеилхан, Баянжар, Коншы, Мажар. По всей видимости, это его, Бахадура, прозвали впоследствии Ногай-ханом" (Шакарим, 1990, С.98)

В повествовании о Хулагу-хане Рашид ад-Дин пишет: "Когда с родственниками его [Беркея] Тутаром, Булгаем и Кули произошло событие, между ними появилась и изо дня в день росли вражда и ненависть. …И он послал в передовой рати Нокая, который был его полководцем и родственником Тутара, с тридцатью тысячами всадников отомстить за его кровь" (Рашид ад-Дин, 1946, С.59). Этот же мотив он указывает при описании нападения золотоордынцев в начале правления Абаги: "…и в другой раз Нокай со стороны Дербента двинулся с полным войском отомстить за кровь Тутара" (Рашид ад-Дин, 1946, С.68).

Следует отметить, что если сородичи погибших Тутара и Балакана многие годы посвятили борьбе с Хулагу и его преемниками, то отношения, установившиеся между родственниками Кули и Хулагуидами, были, по меньшей мере, не враждебными. Причин тому можно найти несколько. Во-первых, сохранение родственных связей между Ордаидами и Ильханатом, о которых сообщает Рашид ад-Дин, вряд ли было бы возможным, если бы на Хулагуидах была кровь Кули. Во-вторых, Хулагу пощадил Мигана и других сыновей Кули. В частности, о четвертом сыне Кули, Аячи, Рашид ад-Дин рассказывает: «Этот приехал сюда в детстве, а во времена Абака-хана он находился в Хорасане при Аргун-хане. После его воспитания и оказания ему милостей из дружеского расположения и для пользы дела его отправили вместе с сыном обратно» (Рашид ад-Дин, 1960, c.70). Милосердие к юным Ордаидам, вероятно, объясняется тем, что женой старшего сына Орды, Сартактая, матерью будущего правителя улуса Куинджи была Худжиян, сестра Кутуй-хатун, одной из самых влиятельных жен Хулагу (Рашид ад-Дин, 1960, С.67). В-третьих, Хулагу, если верить Рашид ад-Дину, воздержался от крутых мер против войска, приведенного в Иран Кули: те джучидские отряды, которые "вышли через Хорасан и расположились от гор Газны и Бини-Гау до Мултана и Лахавура", не подвергались атакам, но "Ункуджене, из эмиров Хулагу, шел за ними по пятам" (Рашид ад-Дин, 1960, С.82). Здесь, правда, следует заметить, что пасторально благостной, обеляющей Хулагу картине, нарисованной Рашид ад-Дином, противоречит информация Сайфи. Последний рассказывает, что Никудер пребывал в Афганистане, когда к нему присоединились беглецы из Западного Ирана. Близ Бини-Гау джучидский корпус был настигнут и разбит войсками сына Хулагу Тубшина и гератского правителя Шамс ад-Дина Курта. От полного разгрома Никудера спас малик Тадж ад-Дин, которому Никудер в 1261 г. помог отнять у Курта крепость Мастунг (Jackson, 1978, P.239). Наконец, в-четвертых, Ордаиды все же получили профит за участие в иранской кампании – те территории "от гор Газны и Бини-Гау до Мултана и Лахавура", на которых расположилась орда Никудера. Правда, несмотря на то, что арабские летописцы, начиная с Бейбарса ал-Мансури и ан-Нувайри, приписывали главе Ордаидов титул «малик Газны и Бамиана» (Тизенгаузен, 1884, С.118, 551), реальное управление этой областью Ордаидами сомнительно. Свои права на нее и соседние территории предъявляли и Чагатаиды, и Хулагуиды. В 1270 г. Борак заявил сыну Хулагу Тубшину: "Луга Бадгиса были пастбищами отцов и дедов наших от Газни до берегов Синда. Ты должен очистить Бадгис…", на что извещенный о претензиях Борака Абага отвечал: "Это владение перешло ко мне по завещанию моего славного отца и составляет нашу инджу. Ныне мы держим его мечом" (Рашид ад-Дин, 1946, С.72). До середины 90-х гг. XIII в. орда Никудера оставалась вассалом Ильханидов (что не мешало никудерцам время от времени совершать опустошительные набеги во владения ильханов, проникая вплоть до Шираза (Рашид ад-Дин, 1946, С.91-92)), затем подчинилась Дуве, и ее земли вновь надолго превратились в объект борьбы между Хулагуидами и Чагатаидами. Впрочем, не исключено, что Ордаиды получали какую-то часть доходов либо с формально принадлежавшей им области Газны и Бамиана, либо с других территорий, подвластных Хулагуидам. Известно, например, что прибывший зимой 1266-67 г. в Иран от Хайду и Борака Масуд-бек "просил учинить расчет по их владениям инджу", и в течение недели доля этих формально мятежных, не подчинявшихся Хубилаю царевичей в доходах с земель Ильханата была рассчитана (Рашид ад-Дин, 1946, С.68).

Имя седьмого сына Джучи в разных источниках записано различно: Бувал, Букал, Тевал, Могол, Мовал, Мувал.

В некоторых исследованиях и поныне повторяется точка зрения Н.И.Веселовского, отрицающая тожественность воевавшего в Иране Тутара и отца Ногая, Татара. Тем самым ставится под сомнение мотив кровной мести в участии Ногая в войнах против Ильханов (Веселовский, 1922, С.2). Действительно, Рашид ад-Дин дает разные родословия Ногая и Тутара. В одном месте повествования о Джучи и его потомках он показывает Ногая единственным сыном Татара, первого сына Бувала (Рашид ад-Дин, 1960, С.75), в другом называет Тутара сыном Мингкадара сына Бувала (при этом в поименном списке девяти сыновей Мингкадара нет никого с таким именем) (Рашид ад-Дин, 1960, С.81), а Ногая причисляет к Ордаидам: "Полководцем Берке был Нокай, сын Джарука сына Тумакана сына Кули". В последнем случае в некоторых списках "Сборника летописей" вместо Джарука указан Тутар, старший сын "царевича Букала" (Рашид ад-Дин, 1960, С.82). Тутара отцом Ногая называет Рашид ад-Дин и в повествовании о Газан-хане (Рашид ад-Дин, 1946, С.169). В "Му'изз ал-ансаб" ясно указывается, что Ногай был сыном Татара, первого сына Бувала, что это именно тот Татар, который был послан в Иран и был казнен Хулагу, и что "это стало причиной вражды и противостояния между Хулагу-ханом и Берке-ханом" (Му'изз ал-ансаб, 2006, С.43). Версия Рашид ад-Дина о принадлежности Ногая клану Ордаидов, на мой взгляд, послужила источником для известного пассажа Натанзи об утверждении правого крыла Улуса Джучи за потомками Токтая (султанами Кок-Орды), а левого крыла – за потомками Ногая (султанами Ак-Орды). Ногая Натанзи называет сыном Кули, сына Орды (Султанов, 2006, С.265).

По Вассафу, первое сражение между Берке и Хулагу произошло зимой 662 г.х. (4 XI 1263 – 23 X 1264) (Тизенгаузен, 1941, С.81).

Время правления Тюля-Буки, Кунчека, Алгуя и Тогрыла – 1287-1291 гг. Б. Шпулер, ссылаясь на венское издание "Сборника летописей" Рашид ад-Дина, отнес первое вторжение "примерно" к 1286 г. (Spuler, 1985, S.75), т.е к царствованию Туда-Менгу, что представляется маловероятным.

Нумуган, четвертый сын Хубилая, согласно сообщению Рашид ад-Дина, был захвачен в 1268 г. во время военных действий против Хайду своими двоюродными братьями и передан Менгу-Тимуру. Вместе с ним к Менгу-Тимуру отправили его брата Кокеджу; а арестованный главнокомандующий Ан Тонг (у Рашид ад-Дина – Хантун-нойон) был отправлен к Хайду) (Рашид ад-Дин, 1960, С.169). М.Биран, ссылаясь на китайскую традицию освещения пленения Нумугана, считает, что он был арестован восставшими принцами осенью 1276 г. (Biran, 1994, P.39-40). Согласно "Юань ши", Нумуган после освобождения прибыл в Ханбалык 26 марта 1284 г. (Jackson, 2005, P.221).

Текудер был мусульманином и правил под именем Ахмад, мусульманином же был и Туда-Менгу. Это обстоятельство должно было снять конфессиональный барьер между руководителями западных монгольских улусов и ослабить союз Золотой Орды и Египта. Мирные отношения Туда-Менгу и Ахмада свидетельствуются тем, что они совместно пытались перестроить отношения своих улусов с Египтом и отправили в 682 г.х. (1.IV.1283-19.III.1284 гг.) к султану Калауну маулану Кутб ад-Дина Ширази (ал-Кутби, 1984, С.93), а также тем, что Ахмад, потерпев поражение от Аргуна, пытался бежать в Дербент (Рашид ад-Дин, 1946, С.110).

Сомнение вызывает, прежде всего, утверждение о начале "дружбы и единения" со времен Абаги. Абага умер в том же году, что и Менгу-Тимур, а в правление последнего Ногай, по всей видимости, еще не обладал самостоятельностью, достаточной для установления прямых отношений с Ильханатом. Предложение Ногая своей дружбы Абаге маловероятно еще и потому, что отношения между Ильханатом и Улусом Джучи в протяжение почти всего правления Менгу-Тимура оставались враждебными: "Он [Менгу-Тимур – В.К.] тоже долгое время противился Абага-хану, и они несколько раз сражались, и Абага-хан одерживал победы. В конце концов они в году…, в силу крайней необходимости заключили мир…" (Рашид ад-Дин, 1960, С.82). Судя по некоторым данным, сразу же после смерти Берке Толуиды предложили Джучидам примириться и восстановить союз. Конечно, учитывая серьезность претензий, предъявляемых Толуидам Менгу-Тимуром, Хайду и Бораком, перспективы установления прочного мира в империи в то время были слабыми, тем не менее какие-то контакты все же состоялись. Свидетельством начала перемен в отношениях между домами Толуя и Джучи может служить датируемое 1268 г. письмо Абаги к Бейбарсу, в котором сообщается о счастливом обретении Чингизидами единства и согласия. Другой  факт из этого же ряда зафиксирован в "Юань ши" – обмен мнениями между Хубилаем и Менгу-Тимуром относительно совместных действий против Хайду (Biran, 1994, P.29-30). У Рашид ад-Дина есть упоминание о посольстве Менгу-Тимура в Ильханат в 1270 г. Повод к нему был вполне благопристойный: гонцы Менгу-Тимура прибыли на официальную интронизацию Абаги, которой он дожидался пять лет, и заодно поздравили его с победой над Бораком, чья неуемная агрессивность изрядно досаждала всем соседям Чагатайского Улуса (Рашид ад-Дин, 1960, С.86). Впрочем, для Абаги, вероятно, не было секретом, кто именно потрудился натравить Барака на Ильханат (Amitai-Preiss, 1995, P.89; Biran, 1994, P.27), и золотоордынским посланникам не было дано получить от Абаги приемлемые уступки. Что это так, следует из рассказа Ибн ал-Фурата о мамлюкском посольстве в Иран и золотоордынском посольстве в Египет 670 г.х. (1271-1272 гг.), в котором свидетельствуется сохранение напряженности и недоверия в отношениях Ильханата и Золотой Орды (Тизенгаузен, 1884, c.360). Прямое указание на отсутствие в то время мира между Абагой и Менгу-Тимуром есть в летописях аз-Захаби и Ибн Касира: "В 669 году (20 августа 1270 – 8 августа 1271 г.) прибыла к нему (султану Египетскому в Аскалоне) радостная весть, что Менгутемир разбил войско Абаги" (Тизенгаузен, 1884, c. 205, 276). Равно и в сочинении Ибн ад-Давадари сообщается, что посольство Менгу-Тимура 670 г.х. доставило письмо с просьбой, "чтобы им оказали помощь в истреблении следов рода Хулавуна", а под 679 г.х. (1280-1281) отмечено получение известия о том, "что дети брата ал-малика Берке неожиданно пришли к татарам Абага, захватили их дома, дважды их разбивали" (История Казахстана, 2006, с.95-96); о приходе большого войска в Иран из Дешт-и-Хазара в 678 г.х. сообщает Казвини (Тизенгаузен, 1941, с.92). Состояние враждебности между Ильханатом и Золотой Ордой в эпоху Абаги и Менгу-Тимура констатирует Вассаф: "…после смерти Берке-огула, сын его, Менгу-Тимур, заступивший место его, разостлал с Абака-ханом ковер старинной вражды. …Эта вражда была постоянною и продолжительною, а избегание между обеими сторонами продолжалось до времени царствования Гейхату-хана. Когда Токтай сделался наследником царства Менгу-Тимура, то, путем неоднократного приезда послов и частых сношений, (снова) был открыт путь торговцам и ортакам и изготовлены средства для безопасности и спокойствия странствующих" (Тизенгаузен, 1941, с.82).
Сомнительно также, что Ногай породнился с Абагой, женив своего младшего сына на дочери Абаги. В разделе о Хулагу и его потомках, в котором отношения Ильханата с соседями излагаются, как правило, более обстоятельно, женитьба Тури на дочери Абаги не упоминается, зато в "памятке о сыновьях, дочерях и зятьях Абага-хана" отмечено, что одна из семи его дочерей была женой эмира Тугана, сына темника Нокая-яргучи из рода баяут (Рашид ад-Дин, 1946, С.65). В этом же разделе сообщается, что миссия жены Ногая и сына его Тури действительно имела место, но приезжали они не к Абаге, а к Газану, в 1296 г. "В том же году между Токтаем, государем Кипчакского улуса, и Нокаем, сыном Тутара, случилась война. Нокай был убит, и люди его разбежались. Чопай-хатун, жена Нокая, и Турай, его младший сын, явились на служение к государю ислама и просили помощи для отмщения за кровь Нокая. Государь ислама по доброте [своей] их ублажал и старался утишить их гнев" (Рашид ад-Дин, 1946, С.169). Указанная дата заставляет видеть в "явлении на служение" Чопай-хатун и Турая посольство от самого Ногая с просьбой о помощи против Токты и, возможно, с предложением закрепить союз брачными узами.

Г.В. Вернадский считал, что в правление Менгу-Тимура в компетенции Ногая было ведение дел с западными соседями Золотой Орды, в то время как для себя Менгу-Тимур оставил отношения с Русью и Ильханатом; по мнению исследователя, благодаря тому, что Менгу-Тимур не был мусульманином, а также благодаря давлению Хубилая на Абагу и Менгу-Тимура, Ильханат и Золотая Орда в 668 г.х. (1269-1270 гг.) заключили мирный договор (Вернадский, 1997, С.172). Однако те сообщения из сочинений Шафи, сына Али, и Ибн ал-Фурата, на которые ссылался Г.В. Вернадский, не дают оснований для вывода о достижении мира между Толуидами и Джучидами. Наоборот, рассказ Ибн ал-Фурата о мамлюкском посольстве 670 г.х. (1271-1272 гг.) в Иран и золотоордынском посольстве в Египет свидетельствует о сохранении напряженности и недоверия в отношениях Ильханата и Золотой Орды (Тизенгаузен, 1884, С.360). В летописях аз-Захаби и Ибн Касира есть прямое указание на отсутствие в это время мира между Абагой и Менгу-Тимуром: "В 669 году (20 августа 1270 – 8 августа 1271 г.) прибыла к нему (султану Египетскому в Аскалоне) радостная весть, что Менгутемир разбил войско Абаги" (Тизенгаузен, 1884, С.205, 276); в сочинении Ибн ад-Давадари сообщается, что посольство Менгу-Тимура 670 г.х. (1271-1272) доставило письмо с просьбой, "чтобы им оказали помощь в истреблении следов рода Хулавуна", а под 679 г.х. (1280-1281) отмечено получение известия о том, "что дети брата ал-малика Берке неожиданно пришли к татарам Абага, захватили их дома, дважды их разбивали" (История Казахстана, 2006, С.95-96). Сохранение враждебности в отношениях между Ильханатом и Золотой Ордой в эпоху Абаги и Менгу-Тимура констатирует Вассаф: "…после смерти Берке-огула, сын его, Менгу-Тимур, заступивший место его, разостлал с Абака-ханом ковер старинной вражды. …Эта вражда была постоянною и продолжительною, а избегание между обеими сторонами продолжалось до времени царствования Гейхату-хана. Когда Токтай сделался наследником царства Менгу-Тимура, то, путем неоднократного приезда послов и частых сношений, (снова) был открыт путь торговцам и ортакам и изготовлены средства для безопасности и спокойствия странствующих" (Тизенгаузен, 1941, С.82).

"7 числа месяца раби'-ал-авваль [11 IV] от улуса Нокая приехали гонцы на берег Джуй-и нов и доставили шариль. У идолопоклонников такое [поверье] есть: когда сжигали Шакьямуни-бурхана, его пишдиль, кость прозрачная, подобно стеклянному шарику, не сгорел. Мнение у них такое: если кого-либо, кто достиг высокого положения, подобно Шакьямуни-бурхану, будут сжигать, шариль его не сгорит. Короче говоря, когда его [шариль] везли, Аргун-хан вышел навстречу, его осыпали деньгами, ликовали и несколько дней предавались пиршествам и увеселениям." (Рашид ад-Дин, 1946, С.117-118).

Большая часть монголов в Ильханате, по крайней мере, внешне исповедовала буддизм, а для монгольской аристократии принадлежность буддийской конфессии была, можно сказать, правилом, хотя определенной популярностью пользовалось также несторианство. Буддистами были Хулагу, Абага, Аргун, Гейхату, Байду; христианами в молодости были Текудер и Олджайту. Когда Текудера, сменившего первоначальное христианство на ислам, в 1282 г. избрали ханом, буддизм в Ильханате подвергся притеснениям. На его защиту встал Хубилай, пригрозивший прибегнуть к силе, если преследования буддистов будут продолжаться. "Великим искусником на поприще бахшиев" был получивший буддийское воспитание Газан, но в ходе борьбы с Байду он, вместе со своими сторонниками, по настоянию эмира Науруза принял ислам. Это было первым шагом Газана в его политике освобождения Ильханата от власти Ханбалыка. В 1295-96 гг. буддийские храмы были разрушены или превращены в мечети, а ламам было предложено либо перейти в ислам, либо покинуть Иран. Тем не менее, буддийское влияние не исчезло полностью, так что после смерти Газана еще была сделана попытка вернуть его преемника Олджайту в лоно буддизма (Spuler, 1985, S.149-159).

Ногай выдал свою дочь замуж за сына эмира Салджидая. Женою Салджидая была Келмиш-ака (или Беклемиш-ака). Родители Келмиш-ака ­– третий сын Толуя Хутухту (или Кутукту) и дочь найманского Кучлук-хана Лингкум-хатун. По свидетельству Рашид ад-Дина, Келмиш-ака, "так как она [сама] из рода Толуй-хана, то всегда дружила и дружит с его потомками, постоянно посылает [к ним] послов и извещает и уведомляет [их] о происшествиях, которые случаются в том государстве. Ее стараниями были укреплены основы дружбы между Токтаем и другими [царевичами] рода Тулуй-хана, она препятствовала смуте и вражде. Когда сына Кубилай-кана Нумугана его двоюродные братья, замыслив злое дело и соединившись в злобе, захватили и отослали к Менгу-Тимуру, бывшему в то время государем Джучиева улуса, Келмыш-ака проявила старания, чтобы его в сопровождении некоторых царевичей и старших эмиров с полным почетом и честью отослали к его отцу" (Рашид ад-Дин, 1960, С.104). В другом месте Рашид ад-Дин пишет, что "Токтай появился на свет от Олджай-хатун, дочери Беклемиш-ака, сестры Менгу-каана, которая была супругой Салджидай-гургэна" (Рашид ад-Дин, 1960, С.73), в третьем называет Олджай-хатун, мать Токтая, внучкой Келмиш-ака-хатун (Рашид ад-Дин, 1960, С.83), но последнее маловероятно. Надо полагать, Келмиш-ака была бабушкой Токтая по матери, а Салджидай, соответственно, дедушкой. Эмир Салджидай вместе с Эбугэн-гургэном, приезжавшим в Иран в качестве посла Токтая (Рашид ад-Дин, 1952а, С.162), владел "всем войском [племени] кунгират, [состоящим из] пяти тысяч" (Рашид ад-Дин, 1952б, С.271). Рашид ад-Дин называет Салджидая и причиной возвышения Токтая "с помощью Ногая", и причиной "тех ужасных раздоров", что возникли между Токтаем и Ногаем (Рашид ад-Дин, 1960, С.104-105).

См., напр., Hammer-Purgstall, 1842, S.376; Закиров, 1966, С.17; Мыськов, 2003, С.128; Камалов, 2007, С.64.

"…В рамазане 687 г. (=29 IX – 28 X 1288) снова от них (золотоордынцев) пришло громадное войско, предводителями которого (были) Тама-Токта и Ногай. Аргун-хан (в то время) с зимовья в Арране и Мугане направлялся на летовье. Услышав весть о прибытии их, он вернулся и в авангарде отправил великих эмиров Тогачара и Кунджукбала с войском. Они сразились; из предводителей войска их (золотоордынцев) убили Булуртая и многих их воинов. Враги обратились в бегство и вернулись обратно". В примечании к имени Ногай поясняется, что в рукописи А здесь написано Бука, а в издании Э. Блоше есть только имя Нама-Токтай (Тизенгаузен, 1941, С.68). У Й. Хаммера-Пургшталя единоличным руководителем этого набега назван Ногай, а отправителем посольства с буддийскими дарами – тогдашний фаворит Аргуна эмир Бука (Hammer-Purgstall, 1842, S.375).

Поскольку начальные буквы имен Ногай (Нукай) и Бука (Букай) различаются только положением диакритических точек, ошибки ожидаемы, и источники дают тому подтверждение. Так, автор "Родословия тюрок", сомневаясь в правильном написании имени Арик-Буги, пишет "Арик Нока или Бока " (Shajrat ul Atrak, P.215), а Хондемир, рассказывая о войне 1265 г. между Берке и Абагой, Ногая называет Букой: "в начале царствования Абака-хана, Береке-хан, с бесчисленным войском послал царевича Буку через Дербент" (Гордин, 2005). Однако, по меньшей мере, в одном случае эти имена стоят в источнике, по существу, рядом: автор "Му'изз ал-ансаб", перечисляя потомков сына Джучи Беркечара, сообщает, что внук Беркечара Биликчи – "тот, у которого Тукта искал убежища. Затем при помощи его войск и Букы взошел на трон", а в описании ветви Бувала отмечает, что "Нукай …содействовал в воцарении Туктайа" (Му'изз ал-ансаб, 2006, с.42-43). Это позволяет считать Буку реальным персонажем золотоордынской истории второй половины XIII в. Среди потомков Джучи нет никого с именем Бука, но у нескольких огланов были составные имена, включавшие элемент "Бука" (тюрк. Buqa – "бык"; монг. Boke – "борец; сильный"). Наиболее вероятно, что в данном случае имеется в виду внук Шибана Джучи-Бука, которого "Му'изз ал-ансаб" именует Бука-Джуджи (Му'изз ал-ансаб, 2006, С.42). В пользу отождествления Буки с Джучи-Букой можно привести уже упоминавшееся выше известие Махмуда б.Вали о Джучи-Буке как начальнике авангарда войска Менгу-Тимура в войне с Ильханатом.

Г. Ховорс неправильно отождествил описанный Рашид ад-Дином набег 1290 г. и рассказанную ан-Нувейри историю похода Тюля-Буки и Ногая в Краковскую землю (Howorth, 1880, p.139-140).

Среди руководителей набега 1290 г. Рашид ад-Дин называет также Абачи, Менгли-Буку сына Менгу-Тимура, Йекече и его брата, Боролтая, Кадая Чериктая. Абачи – второй сын Менгу-Тимура. Судьба его неизвестна: он не упомянут ни среди тех сыновей Менгу-Тимура, что были казнены с Тюля-Букой, ни среди тех, которые вместе со своим братом Токтой "были расположены" к Ногаю. Как сын Менгу-Тимура указан Менгли-Бука, хотя в родословии Батуидов у Менгу-Тимура сына с таким именем нет.

В "Му'изз ал-ансаб" Тама-Токтай показан не сыном, а внуком Балакана; его отцом назван Тукан, по Рашид ад-Дину, бывший братом Токтая: "Балака (его сын – Тукан, его сыновья – Бури, Туктай, его прозвали Тукта-Тама. А его дети – Саукан, Кунчак (его сын – Инна-хаджа), Джабука, Бакирча, Таш-Тимур, Таш-Бука) (Му'изз ал-ансаб, 2006, С.43). В "Таварих-и гузида-йи нусрат-наме" информация о потомстве Балакана ближе к версии Рашид ад-Дина: "Отдел Балака, сына Шабана, сына Йоджи-хана. Сыновья этого Балака – Токта, Тукан, Тури. Сыновья Токты – эти: Бакырджа, Кончак. Его [Кончака] сын – Иса-Ходжа. От других [сыновей Токты] потомства не осталось" (МИКХ, 1969, С.37).

Другой пример, чтобы какой-нибудь другой военачальник, кроме Муртад-Токты, именовался Тама, мне не известен. Возможно, войско Токты демонстративно определялось как тама – точно так же, как войско его отца. Тем самым подчеркивалось, что целью Тама-Токты являлось установление контроля над территориями, по первоначальному соглашению отведенными Джучидам.

Здесь ясно видно испорченное Балага.

Вместе с тем, выступив с войском в сентябре 1300 г. из Тебриза в поход на Сирию, Газан очевидно, получил известие о поражении и смерти Ногая  и, не будучи уверенным в миролюбии Токты, приказал эмиру Нурин-аге вернуться и расположиться в Арране (Рашид ад-Дин, 1946, С.186).

Н.И.Веселовский, по всей видимости, полагал при этом, что Бейбарс ал-Мансури имел здесь в виду самого хана Токту, а не шибанидского принца.

Муртада – "избранник, любимец" (Гафуров, 1987, С.169). В "Сборнике летописей" упоминается эмир Газан-хана по имени Муртад (Рашид ад-Дин, 1946, С.183).

.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел история

Список тегов:
история монголов 











 





Наверх

sitemap:
Все права на книги принадлежат их авторам. Если Вы автор той или иной книги и не желаете, чтобы книга была опубликована на этом сайте, сообщите нам.