Библиотека

Теология

Конфессии

Иностранные языки

Другие проекты







Комментарии (1)

Нольфо ди Э. История международных отношений

ОГЛАВЛЕНИЕ

Часть первая
ДВАДЦАТЬ ЛЕТ МЕЖДУ ДВУМЯ ВОЙНАМИ

Глава первая
Несостоявшаяся реконструкция европейской системы и иллюзии стабилизации

1.1. Реконструкция европейской системы: общие аспекты

Сразу же после окончания Первой мировой войны перед победителями, в меньшей степени также и перед побежденными, встала задача переустройства внутренних и международной систем. Война, и не только война, привела к стольким изменениям, оставила после себя столько руин, что задача построения мира представлялась как никогда неразрешимой.
Это была война, отличная от предыдущих. Впервые (за исключением гражданской войны в Америке) речь шла о войне не только в собственно военном смысле, но также о войне гражданской и массовой. Прошло время, когда конфликты, даже самые длительные и изматывающие, хотя и вели к разрушению общественного устройства, распределения властных полномочий, религиозных верований, однако в период военного столкновения затрагивали ограниченную часть территории, через которую проходили голодные, грабительские войска, в то время как остальная ее часть ощущала на себе отдаленные и косвенные отголоски событий. Между 1914 и 1918 гг. война стала первым крупным столкновением внутри индустриального общества, и, следовательно, первым пожаром, способным привести к массовым разрушениям. Фронт сражений растянулся вдоль всей границы воюющих стран: Рейнской области, всей области Венето, огромных территорий вдоль границы между империями центральной Европы и Россией. Километры траншей, миллионы сражающихся, сотни тысяч

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы        25
единиц огнестрельного оружия, все более разрушительного. И, следовательно, страны, территорию которых сровняли с землей, и жертвы — сотни тысяч, а в конечном итоге — миллионы.
С точки зрения восприятия и массовой культуры война все в меньшей степени касалась только правящих классов и военных, в любом случае вынужденных сражаться, подчиняясь правилам призыва на военную службу. Она затрагивала всех граждан и оказывала на них разнородное воздействие: разжигала национализм и ненависть по отношению к противнику; подталкивала к участию в военных действиях; порождала ошибочное представление о войне как о средстве решения политических конфликтов; приводила к пониманию того, что жизнь всех государств зависит от субъективных расчетов небольшой группы правителей и, следовательно, ставила вопрос о контроле за действиями этих руководителей. Первая мировая война, таким образом, превращала также и международную политику из царства тайной дипломатии в область, открытую для демократического контроля, или, по крайней мере, для требования контроля, которого на практике, однако, было трудно достигнуть. С другой стороны, война вынудила правителей использовать более утонченные, а зачастую и обманчивые средства для достижения ставшего необходимым общественного консенсуса. Все это в результате привело к воспеванию противоположных ценностей, таких, как пацифизм и интернационализм или же национализм и милитаризм, что способствовало отдалению культуры простого народа и даже размышлений интеллектуалов от действительно фундаментальных ценностей человечества.
Не менее важными были социальные перемены. В течение четырех или пяти лет миллионы людей, принадлежавших к более молодым и поэтому более активным в производственном отношении поколениям, были оторваны от своих привычных занятий и поставлены под ружье. По возвращении они должны были интегрироваться в гражданскую жизнь, забыв о привычках и образе мышления, связанных с военной службой. Однако не всегда это возвращение оказывалось легким; часто оно сопровождалось долгими периодами безработицы и дезадаптации, которые выталкивали людей на обочину социальной жизни или же приводили к разжиганию политических страстей. Рождался мир «ветеранов» и «ветеранства» как новых социальных категорий, которыми нельзя было пренебречь, поскольку они охватывали миллионы молодых людей и целых два поколения.
Не все те, кто возвращался с войны, были так же здоровы, как уходившие на войну. Инвалидов и раненых на поле боя на

26

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

считывалось в Европе несколько миллионов; часто они были нетрудоспособны и всегда заслуживали поддержки нации. Вставали проблемы коллективного вспомоществования, которые должно было взять на себя все общество и которые имели очень высокую цену, как в финансовом отношении, так и с точки зрения нормализации социальной жизни. Не менее важной была проблема семей жертв войны. Часто у погибших оставались только плачущие родители, потерявшие опору на молодую рабочую силу. Их доход таким образом уменьшался, а горе росло, однако при этом оно не принимало такого драматического характера, как в том случае, когда погибшими были мужья или отцы семейств, у них остались жены и дети, предоставленные в решении проблем своего будущего самим себе. Это были почти всегда очень молодые жены и дети, которым надо было заново устраивать свою жизнь  новый социальный класс (масштабы явления позволяют использовать этот термин) сирот и вдов войны. До 1914 г. никто не думал, что эта проблема станет одной из основных в последующий за военными сражениями период.
Были также и экономические последствия. В каждой стране длительная война привела к тяжелым лишениям с точки зрения условий жизни. Еще более серьезными оказались последствия в системе производства, которую пришлось перестроить в соответствии с потребностями военной экономики. С макроэкономической точки зрения эта перестройка не всегда была негативным явлением в стратегическом плане, поскольку она привела к укреплению тяжелой промышленности, в особенности металлургии, и росту прибылей, которые в послевоенный период могли быть инвестированы в восстановление экономики. Однако в смысле непосредственных последствий война деформировала экономическую жизнь всех стран, изменив структуру потребления, а также состав рабочей силы. Впервые старикам и женщинам пришлось заменить молодежь. С точки зрения эмансипации женщин это было, вероятно, позитивные явление, однако оно являлось, конечно, отклонением, не являвшимся функциональным для экономической системы мирного времени. Таким же образом можно рассматривать как позитивные активные усилия по обновлению и модернизации предприятий, связанные с военными потребностями, в результате которых в момент перехода к мирной экономике и после преодоления трудностей этого переходного периода была создана система новых промышленных предприятий и самых передовых технологий.
Однако в целом экономическая система перенесла сильное потрясение, от которого она с трудом оправилась и которое усу

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы        27
губилось также в результате революционных испытаний послевоенного периода. К этому добавились проблемы перестройки экономики, никогда в прошлом не представавшие в столь целостном виде. Еще не было разрушений, сравнимых с теми, что стали к 1945 г. следствием Второй мировой войны, однако уже тогда все территории, по которым прошли войска, и все те (достаточно ограниченные), что подверглись воздушным бомбардировкам, столкнулись с проблемой восстановления зданий и инфраструктуры. Готовиться к миру означало приступить к решению задач, связанных с восстановлением.
Все это ставило в повестку дня различные внутренние и международные проблемы. Военные расходы вынудили правительства различных стран усилить налоговый пресс. Но прежде всего они заставили их прибегнуть к помощи международного финансового рынка. Великобритания, страна, наименее пострадавшая от тягот, связанных с военными действиями, являлась первым финансовым рынком союзников; в меньшей степени таким рынком выступала Франция. К концу войны Великобритания предоставила союзникам займы на 1740 миллионов фунтов стерлингов; Франция  на 355 миллионов. Эта задолженность внутри союза сопровождалась параллельной задолженностью Великобритании, Франции, Италии и других стран антигерманского блока Соединенным Штатам. Проблема уменьшения обязательств по задолженности сохранялась в течение ряда лет и превратилась в порочный круг, когда победители соединили в одной запутанной триаде возвращение военных долгов с выплатой немецкой стороной соответствующих репараций для компенсации платежей по окончательным расчетам.
За сценой (или на авансцене?) всех этих событий вырисовывалась новая ситуация, сложившаяся в России после революций 1917 г. и, в особенности, после Октябрьской революции. Если ктото и находился во власти иллюзии, что революция потерпела поражение или на худой конец оставалась в границах старой царской империи, то эта иллюзия быстро рассеялась. Рабочее движение имело слишком глубокие корни в индустриальных странах и поэтому часть социалистического движения не могла не почувствовать притягательную силу призыва, брошенного Лениным. Отголоски революции в Германии и на Балканах, чарующее воздействие, которое она оказала на итальянских и французских левых; влияние, испытываемое даже теми социалистическими партиями, которые из принципиальных соображений отвергали насильственные и противоречащие демократической традиции западного социализма формы борьбы и концепцию, состоявшую в том, что диктатуру пролетариата следует насаждать с помощью переворо

28

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

тов, подобных тому, что был осуществлен Лениным и его соратниками против российского Учредительного собрания  все это не способствовало уменьшению привлекательности партии, провозглашавшей себя представительницей трудящихся для всего мирового социализма. Каждая европейская страна должна была считаться с собственной внутренней ситуацией; страныпобедительницы кроме того должны были найти общий способ противостоять ситуации, сложившейся в России, при этом они вовсе не были едины в мнении о том, что же надо препринимать по существу. Хотя в мирных конференциях не участвовал ни один представитель революционного правительства, проблема революции всегда присутствовала  и как всеобщая обеспокоенность, и как конкретная проблема, оказывавшая воздействие на выработку подхода к отношениям с Германией и, более того, подхода к решению проблем, касавшихся Центральной и Южной Европы.
В действительности, с точки зрения сложившейся политической ситуации, обстановку, в которой приходилось вести переговоры о мире и осуществлять реконструкцию европейской политической системы, определял в конечном счете исключительный масштаб политикоинституциональных изменений, имевших место в результате войны в Центральной, Восточной и Южной Европе. Четыре империи исчезли или же находились в состоянии полной агонии. Потрясенная поражением Германская империя стала демократической республикой. Российская империя была разрушена революцией. Однако как Германия, так и Россия, а также территории, от них зависевшие, в основном сохраняли свою целостность (за исключением территорий, которые победители отняли у Германии, и без учета существовавших сомнений относительно возможных последствий окончательной победы большевистской революции).
Совершенно иной была ситуация, вызванная крахом АвстроВенгерской империи, завершившимся возникновением некоего временного устройства, неустойчивого и неопределенного. И столь же сложной была ситуация, связанная с окончательным кризисом Оттоманской империи, которая, хотя все еще существовала на карте, была окружена врагами, лишившими ее значительной части территорий, что и привело к ее распаду. Это был институциональный и династический переворот  вряд ли это было ранее возможно в Европе. Династии, находившиеся у власти веками, исчезали в одно мгновение в результате военного поражения. Таким образом, не только русская революция, на также и институциональные изменения порождали новые проблемы. В такой общий контекст вписывались конкретные вопросы, которые должна была решить Парижская мирная конференция.

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы        29
Главную задачу государственных деятелей, собравшихся в Париже 18 января 1919 г. для переговоров о заключении мирных договоров, следует рассматривать в свете решений, которые они предлагали для всех этих проблем. Точнее, они пытались выявить, каким образом в этих проблемах отражались конфликты, породившие развязывание войны.
Выявление таких конфликтов, то есть поиск причин Первой мировой войны, позволяет определить постоянные или вновь возникающие пункты противоречий, или же проявления соперничества, порожденного разными темпами роста (или кризисом) крупных и средних держав, составлявших европейскую международную систему. Это позволяет также более ясно понять глубокое соперничество, вызванное ростом мощи Ггермании. Он обострил противоречия с Францией, привел к морскому и колониальному противостоянию с Великобританией, вызвал обеспокоенность России относительно будущего Балканского полуострова и Оттоманской империи, породил соперничество с другими индустриально развитыми европейскими странами. В конце концов Германия создала прочный и компактный демографический фронт. Тем более компактный, поскольку кризис Габсбургской империи, обозначившийся между 1859 и 18661967 годами, начиная с 1879 г. породил тесный и длительный союз, который на практике ограничил свободу маневра АвстроВенгерской империи, связав ее обязательствами и подчинив Германской империи.
Росту германской мощи противостояли старые и новые соперники. Старые, такие как Франция, которая с 1871 г. мечтала о реванше; новые, например, панславистски настроенная Россия, оказывавшая давление на небольшие балканские нации, династически не связанные с Берлином, побуждая их видеть в австрогерманской оси не только препятствие для их роста, но и потенциальную угрозу после того, как Германия установила протекторат над Оттоманской империей. Проект железной дороги Берлин— Багдад почти наглядно выражал задуманную экспансию с целью господства, на пространстве от Берлина до Индийского океана, где находилось новая точка столкновения интересов (помимо тех, что существовали в Северном море и в целом в Атлантике), с другим новым противником, Великобританией, которая пятнадцать последних лет наблюдала за тем, как ее давний, на протяжении всего XIX века, союзник превращается в конкурента в области промышленности, торговли и внедрения новых технологий. Когда германская мощь проявилась на море и получила там новую подпитку, соперничество с Британией стало неизбежным. Таким

30

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

образом на предвоенном континенте сформировалась новая взрывоопасная сила, обладавшая необходимыми средствами и исходными позициями для того, чтобы ее восприняли как угрозу. Старых и новых противников Германии подталкивали таким образом к союзу, который, нанося ей поражения, ограничивал бы риски, подтачивал бы новую силу.
Если старые соперничества были очевидны и предсказуемы, то именно новые противоречия придавали динамизм антигерманской коалиции. Соперничество с Британией, проявившееся, когда стал очевиден глобальный масштаб существующей угрозы, и соперничество с Россией, которое восходило к традиционным континентальным противоречиям, порождалось прежде всего таким неожиданным противодействием как утверждение славянских народов, таких как сербы и болгары, и вековым проектом развала Оттоманской империи. Тевтонское клеймо на Османской империи, ставшее еще более очевидным после революции младотурок в 1908 г., отодвинуло на второй план колониальные противоречия (как это, впрочем, уже произошло с Францией и Великобританией в 1904 г.), и создало благоприятные условия для поиска разумных компромиссов на важных, хотя и не имеющих первостепенного значения территориях (таких, как Персия, Афганистан и другие объекты англорусского соглашения 1907 г.).
К этой совокупности основных конфликтов, породивших в 1914 г. войну, добавились другие кризисные моменты: одни были связаны с главными конфликтами, как, например, напряженность на Балканах и проявления национализма в Центральной Европе (Польша, БогемияМоравия, Словакия); другие, потенциально неустойчивые вследствие объективной двойственности проявившихся интересов, как это было в случае Италии.
Поражение, понесенное державами Центральной Европы в 1918 г., теоретически позволяло преодолеть довоенную напряженность за счет Германии и против Германии. В действительности новые явления, созревшие или проявившиеся во время войны, ограничили свободу маневра победителей и впервые определили то, что ни одна европейская держава не могла больше решить самостоятельно проблемы, связанные с мирными договорами и с определением нового соотношения сил на континенте.
В самом деле, Парижские мирные договоры лишь отчасти устранили причины войны. Вероятно, это объяснимо, поскольку победа не означала debellatio(то есть исчезновения в качестве государства) Германии, но приобрела форму перемирия, подписанного 11 ноября 1918 г. Германией с Соединенными Штатами и державами Антанты на основе «14 пунктов» Вильсона, однако

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы        31
с оговоркой союзников относительно репараций и свободы навигации. Это также объяснимо, ибо на Западе победители приложили больше усилий для демонстрации масштаба своего успеха, в то время как исчезновение трех империй в Центральной и Восточной Европе сделало менее ясными направления построения нового европейского порядка. В итоге новый европейский порядок не был построен, а возникли, напротив, новые причины для антагонизма — возможно, меньшие, но не менее острые и, вероятно, более опасные  которые добавились к накопившимся проявлениям недовольства, подпитываемым несбывшимися ожиданиями. Теперь, по прошествии стольких лет, поражает, почему авторы Парижских договоров не отдавали себе отчет в том, что они создают новый «беспорядок», содержавший в себе более многочисленные и серьезные причины для конфликта, которые Лига Наций, конечно, не сможет устранить. В самом деле, совокупность этих договоров не обеспечивала окончательного результата, а предоставляла только некую передышку, паузу, во время которой европейские противоречия вновь проявились в обостренной форме, а за пределами Европы назрели перемены, представшие в конце концов в качестве доминирующих элементов новой глобальной ситуации.

1.2. Лига Наций

С точки зрения американского президента В. Вильсона, сыгравшего определяющую роль в первые месяцы Парижской конференции, предпосылки европейской реконструкции заключались в осуществлении некоторых программных положений, содержавшихся в военном «манифесте» Соединенных Штатов, а именно в создании организации, которая, институционализировав международные конфликты, облегчила бы возможность их мирного разрешения или сделала бы возможным коллективный ответ, направленный на пресечение действий агрессоров или на их военное поражение. В прошлом выполнение этой задачи отводилось тайной дипломатии с ее утонченными методами. Однако с 1917 г. именно против нее было развернуто наступление (часто носившее демагогический характер) тех, кто усматривал в ней главного виновника возникновения цепи обязательств, сделавшей в 1914 г. неизбежным развязывание войны. Вследствие разнородного давления, направленного на формирование более демократической процедуры принятия решений в сфере международной политики, обращалось внимание на симптом, хотя и важный, но без понимания того, что он лишь выражал более глубокие тенденции.

32

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

Предполагалось, что для устранения такого симптома (в надежде уничтожить «зло» «великодержавной политики») была необходима «открытая» псевдодипломатия (как этого потребовал Вильсон в первом из своих «14 пунктов»), воплощенная в «Лиге Наций», явившейся плодом интернационализма американского президента.
Однако была ли Лига Наций в самом деле организацией, способной утвердить мировое видение проблем, или ее сразу захлестнули грубые реалии политики силы? Учредительный документ Лиги Наций (Covenantустав) был включен в текст Версальского договора в качестве его первой части. В своих 26 статьях он содержал положения, следование которым должно было способствовать мирному разрешению конфликтов еще до того, как какаялибо страначлен Лиги сочтет себя вправе прибегнуть к силе, а также положения, направленные на пресечение агрессии, как только одно из государствчленов или другие государства, не входящие в организацию, поставят себя в положение «нарушивших договор», то есть прибегнут к военным средствам для решения своих проблем.
Основными органами Лиги являлись Ассамблея, Совет и постоянно действующий Секретариат (ст. 2). Ассамблея формировалась из представителей всех странчленов и не имела четко очерченных полномочий. Совет состоял из представителей «основных державсоюзниц и объединившихся с ними государств», а также из четырех других членов, назначаемых Ассамблеей на основе ротации, однако на произвольных основаниях. Его состав мог изменяться простым голосованием той же Ассамблеи. Совет занимал ключевое положение в системе органов Лиги, поскольку он мог заниматься «любыми вопросами, которые входят в сферу компетенции Лиги или касаются мира во всем мире». Как Совет, так и Ассамблея принимали свои решения единогласно, за исключением сторон, вовлеченных в конфликт. Задачи Секретариата не уточнялись, однако подразумевалось, что они состояли в координации деятельности организации.
В целях поддержания мира предусматривались превентивные меры (третейский суд, посредничество, вмешательство Совета, приговоры постоянной палаты международного правосудия, имевшие юридическую силу  ст. 1114), а также политическое вмешательство Совета; в случае нарушений международного права, не нашедших мирных способов разрешения, принятие ряда санкций — от экономических и торговых вплоть до использования военной силы (ст. 15 и 16), которую должны были предоставить государствачлены по требованию Совета. Другие нормы способствовали поддержанию мира косвенным образом. Они касались обязательства не заключать секретных договоров и пере

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы        33
смотра договоров, ставших неактуальными или оказавшихся не выполнимыми; обязательства содействовать разоружению; учреждения мандатов Лиги в качестве модели реформистского решения и, в отдельных случаях, мирного перехода к независимости колониальных стран.
Система, созданная Лигой Наций, основанная на принципе коллективной безопасности, была весьма характерным проявлением благородного продвижения в направлении институционализации международных отношений с целью вписать их в юридическую схему, способную возобладать над силой и дать гарантии адекватного силового решения для блокирования правовых нарушений. Однако при создании этой схемы, порожденной определенной культурой, не было учтено разнообразие форм, в которых может выражаться политика силы, и в результате очень быстро стала очевидна неосуществимость вильсоновских устремлений. Несостоявшаяся ратификация американским сенатом Версальского договора, доминирующей частью которого концептуально был Устав, лишила Лигу Наций единственной силы за пределами Европы, способной выступать посредником в традиционных конфликтах Старого Света. Сознательное исключение Советского Союза, позднее, его отсутствие в организации, расценивавшейся им вплоть до 19331934 гг. как выражение «капиталистической дипломатии», также вносило неустойчивость в эту международноправовую структуру также. Отсутствие потерпевшей поражение Германии и относительное безразличие Японии по отношению к проблемам за пределами Тихоокеанского региона, привели к тому, что Лига оказалась под влиянием главных державпобедительниц, то есть Великобритании и Франции, за которыми следовала, на некотором расстоянии, Италия. Иными словами, женевская организация (Устав устанавливал местопребыванием Лиги  Женеву) с самого начала не была, отчасти случайно, отчасти в результате сознательного выбора, универсальной организацией, необходимой для сохранения мира. Более того, изза политического веса, который имели в ней Великобритания и Франция, Лига неизбежно демонстрировала черты организации, подчиненной интересам крупнейших европейских империалистических держав (даже в тех случаях, когда это было совсем не так). Кроме того, провило, что решения, не являвшиеся чисто процедурными, должны были приниматься единогласно, практически обеспечивало право всеобщего вето, способного парализовать деятельность организации в любой момент. Таким образом, то хорошее, что удалось сделать Лиге Наций за период своего существования для формирования международной организации, было перечеркнуто крупными политическими недостатками, характерными для ее деятельности.

34

1.3. Франкогерманский мир и проблема безопасности Франции
1.3.1. ВЕРСАЛЬСКИЙ ДОГОВОР

Все главные темы, касавшиеся переустройства Европы, и, в первую очередь, германский вопрос, рассматривались в рамках, установленных концепцией Вильсона, с одной стороны, и трактовок европейских политических деятелей, с другой. Длительные переговоры по этой проблеме завершились заключением 28 июня 1919 г. Версальского договора между Германией и 27 державамисоюзницами и объединившимися с ними странами (Францией, Великобританией, Италией, Соединенными Штатами, Японией и другими менее крупными государствами). Имевшиеся противоречия разрешились итоговым компромиссом. На первый взглад, речь шла о длительном и жестком мире, который немцы воспринимали как диктат, навязанный им обманом и силой. С формальной точки зрения, суждение немцев не было таким уже необоснованным, как впоследствии это хотели представить победители. В самом деле, переговоры проходили только между победителями таким образом, что немцы не имели возможности высказать свое мнение ни в какой форме. Текст договора был представлен им вместе с «разрешением» письменно сформулировать контрпредложения, которые почти полностью были отвергнуты, за исключением тех, что касались будущего Силезии, а также связанных с некоторыми аспектами ситуации в Сааре. После этого, в середине июня, они получили ультиматум: если в течение семи дней они не подпишут договор, не требуя внесения других поправок, то снова начнутся военные действия. Кроме всего прочего, Германии угрожала и морская блокада союзников, и поэтому ее правители не могли позволить себе слишком большой риск. Им пришлось уступить, однако с тех пор ощущение того, что они стали объектом жестокого диктата, укоренилось в общественном сознании немцев и в результате создало условия для оправдания любой попытки реванша.
С другой стороны, если посмотреть внимательно, то такое настроение основывалось только на сиюминутных обстоятельствах, поскольку в действительности мирный договор оставил в неприкосновенности производственный потенциал Германии и сохранял возможность того, чтобы через несколько лет немецкие товары и капиталы стабыли способны вновь завоевать мировые рынки и контроль над ними, не выполняя при этом дорогостоящих обязанностей по управлению теми колониальными территориями, от

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы        35
которых Германия была вынуждена отказаться. В 1919 году победители для того, чтобы «наказать» Германию, освободили ее, впервые в мировой истории, от «колониального бремени» и тем самым от тягот, которые все еще воспринимались другими как преимущества. Они вынудили ее действовать только по правилам мирового рынка, то есть по правилам более выгодным для динамичной промышленной и торговой системы.
Для Франции, Бельгии, Нидерландов, Дании и для таких новых государств, как возрожденная Польша или вновь созданнные Чехословакия и Австрия или, более косвенно, для Югославии и Италии единственное окончательное решение, способное ликвидировать опасность со стороны Германии, состояло в уничтожении территориального единства Германии. Не случайно, именно эта тема вызвала самые острые столкновения во время Парижских переговоров и, в особенности, внутри Совета четырех (Жорж Клемансо от Франции, Ллойд Джордж от Великобритании, Витторио Эмануэле Орландо от Италии и Вудро Вильсон от Соединенных Штатов), который принимал принципиальные решения, касающиеся мирных договоров.
Именно на этих переговорах (в соответствии с принципами «открытой дипломатии», которые проповедовал Вильсон, они должны были проходить публично, однако в действительности, напротив, они носили совершенно секретный характер) произошло столкновение между позициями или политическими интересами Франции и Соединенных Штатов. Вильсон ответил категорическим отказом на требования французов (предусматривавшие, помимо возвращения Франции Эльзаса и Лотарингии, уже совершенного при заключении перемирия, создание независимой Рейнской зоны, которая могла быть связана с Францией и Бельгией договором о таможенном союзе) и вынудил их уступить его устремлениям, в том числе и благодаря отсутствию поддержки позиции Парижа со стороны Великобритании и Италии. Клемансо должен был довольствоваться не очень удачным паллиативом, отчасти санкционированным Версальским договором, а отчасти англоамериканским договором о гарантиях. Версальский договор в основном сохранял целостность западной части Германии. В соответствии с ними на западе к Франции переходили управление Саарской областью и собственность на угольные копи, расположенные на ее территории, с условием, что через 15 лет состоится референдум о принадлежности Саара. По договору некоторые территории в округах Эйпен и Мальмеди переходили к Бельгии, а на севере с помощью плебисцита определялась граница с Данией в районе Шлезвига. Кроме того, предусматривалось,

36

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

что Германия отказывается от всех своих колоний. С военной точки зрения, договор, учитывая обеспокоенность, проявленную французами относительно опасности внезапного нападения, обязывал сократить германскую армию до 100 тыс. человек (включая 4000 офицеров), рекрутируемых на основе добровольности, при запрете обязательного призыва; он устанавливал также демилитаризованную зону, включавщую левый берег Рейна и 50километровую полосу вдоль правого берега реки с условием, что в этой зоне немецкое правительство не должно иметь ни войск, ни какихлибо военных сооружений (обязательство, нарушение которого впоследствии взорвет договор об англоамериканских гарантиях). Договор, наконец, устанавливал, что войска союзников должны оккупировать левобережье Рейна, разделенное на три сектора — соответственно на период пять, десять и пятнадцать лет, за исключением возможного сокращения сроков, связанного с корректным выполнением договора Германией или, в противном случае — их продления.
Отказ от принятия максимальных требований французской стороны в общем компенсировался заключением договора о гарантиях в пользу Франции, подписанного Соединенными Штатами и Великобританией и направленного против возможных нарушений Германией Версальского договора. Это были гарантии, почти сразу же утратившие всякую ценность изза отказа американской стороны ратифицировать сам договор (20 ноября 1919 г.), что лишило смысла компромисс, принятый французами.
Не считая особых статей, также имевших определенное конъюнктурное значение, главной проблемой переговоров по рейнскому вопросу  и это показало франкоамериканское столкновение  было именно то, что Клемансо оказался вынужден принять концепцию Вильсона, представшего в Париже не в качестве обычного союзника, но почти как deusexmachina, и выразившего стремление Соединенных Штатов фактически стать сверхдержавой. Вильсон не только диктовал установления, касавшиеся конкретной проблемы, но вписывал эту проблему (рейнского урегулирования) в рамки процесса утверждения правил, касавшихся всей международной жизни. Он делал это весьма энергичным образом, доказывая, что Соединенные Штаты не только внесли решающий вклад в победу держав Антанты над Германией, но и оказывали определяющее влияние своим вмешательством (с помощью «14 пунктов») и своим участием в осуществлении мирных договоренностей, то есть в принятии новых принципов, на формирование пресловутого нового мирового порядка. Позиция Франции подкреплялась тем вкладом, который французы внесли в поражение Германии

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы        37
и силой исторической традиции, однако принцип самооопределения (торжественно провозглашенный в преамбуле «14ти пунктов Вильсона») возобладал над фактами. В самом деле, уместно задаться вопросом: было ли возможно, чтобы несколько абстрактных принципов возобладали над фактами? Ответ, конечно, может быть только негативным, поскольку отвлеченные принципы не действуют в конкретных ситуациях. Однако в те дни принципы Вильсона казались менее абстрактными, напротив, они приобрели более сильное звучание вследствие американского военного вмешательства на стороне Антанты и финансовой помощи, оказанной ей Соединенными Штатами. В итоге интересы Франции были принесены в жертву американским концепциям.
К тому же, если оценить в целом компромисс, достигнутый по германскому вопросу, то он не кажется таким негативным, как его оценивали те, кто добивался более радикальных решений. Уязвимым моментом этой ситуации был уже тогда вопрос, который неоднократно вставал на протяжении всего века и, в особенности, с 19471948 гг. до 1990 г. Вопрос касался реальности американских гарантий. Не было оснований для сомнений в решительном проиводействии Великобритании попыткам реванша со стороны Германии в отношении Рейнской зоны. Поэтому с этой стороны гарантия договора, предоставленная Франции, не подвергалась опасности. Однако было множество причин для того, чтобы сомневаться в надежности обязательств американской стороны. Еще до того, как американский сенат отказался ратифицировать Версальский договор, изоляционистские течения, особенно в республиканской партии выразили свое глубокое несогласие с Вильсоном. Но еще большую роль играло общее настроение и традиционное отсутствие обязательств со стороны Соединенных Штатов в отношении Европы. Вероятно, с точки зрения политических принципов Соединенные Штаты уже стали лидером мировой системы, однако они не стали таковыми с точки зрения реально взятых на себя обязательств. Таким образом достаточно было момента слабости или кризиса президентской власти для того, чтобы поставить под сомнение то, что уже было обещано. Это и произошло в действительности.

1.3.2. РЕПАРАЦИИ И ДОЛГИ СОЮЗНИКОВ

Вовлечение Соединенных Штатов в решение проблемы отношений с Германией проявлялось также и в экономическом плане, который, с другой стороны, и составлял основу карательных мер в отношении побежденных. Включение в Версальский договор

38

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

статьи 231й, в которой победители объявляли, а немцы «признавали» ответственность Германии и ее союзников за вооруженную агрессию и обязались возместить ущерб, понесенный «союзниками и объединившимся с ними странами», открывало путь для постановки вопроса о репарациях, которые следовало наложить на Германию.
Масштаб обязательств и часть, которую должна была получить Франция, установленная в принципе, а не в виде конечной суммы, продемонстрировали, что финансовый механизм понимался тогда как еще один способ разрушения германской мощи. Однако то обстоятельство, что решения по данному вопросу были приняты после несостоявшейся ратификации Версальского договора сенатом Соединенных Штатов, позволяет понять, каким образом французы стремились компенсировать в этом плане то, что они потеряли с точки зрения территориальных и политических гарантий. Приняв установленные им обязательства по платежам, немцы тем самым согласились взять на себя значительную часть экономических издержек, связанных с войной, также и в отношении Соединенных Штатов. Это означало, что фактически возникала весьма тесная связь между ситуацией с долгами союзников Соединенным Штатам и долгами Германии в отношении союзников.
Именно благодаря наличию такой связи даже после несостоявшейся ратификации договора европейцы все еще располагали сильным средством давления на Соединенные Штаты: ибо в политическом плане было очевидно, что выплата репараций приоритетна по отношению к выплате долгов. И если Германия не будет платить, то и Соединенные Штаты ничего не получат. Отсюда возникал своего рода «порочный круг», в результате которого способность немцев осуществлять платежи становилась важным моментом для американских финансов. Иными словами, реализация Версальского договора (и последующих решений победителей, принятых в отсутствие американских представителей) имела практическое значение и для Соединенных Штатов. Последние были изолированы от пагубного влияния европейской политики, однако они тем не менее зависели от европейской экономики а, следовательно, — и от европейской политики, которую нельзя было, конечно, отделить от самой экономики. На заднем плане просматривался также и другой аспект ситуации: если Германия должна была платить, она должна была обладать способностью платить. А для этого следовало восстановить ее производственный потенциал, преодолев послевоенный криззис, чтобы его последствия не сказывались также и на победителях.

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы        39
Таким образом, территориальные и финансовые статьи Версальского договора образовывали одно неразрывное целое; от их осуществления зависело реальное значение военной победы Франции над Германией. Однако с того момента, когда Соединенные Штаты поколебали политическое основание этой победы, а немцы в разгар экономического кризиса поколебали ее финансовое основание, начав после выплаты первых платежей фактически проводить политику, направленную на затягивание выплат и изменение решений, принятых по вопросу о репарациях, французы столкнулись с сокращением довольно значительной части своих военных трофеев. В итоге они пришли к выводу, что подобно тому, как остались неудовлетворенными максималистские требования, представленные в Париже военными, например, маршалом Фошем, также не будут осуществлены и компромиссные решения. Это означало, что через некоторое время германский вопрос встанет во всей его остроте и значимости.

1.3.3.  ФРАНЦУЗСКАЯ «ПОЛИТИКА ГАРАНТИЙ» И ЕВРОПЕЙСКАЯ БЕЗОПАСНОСТЬ

На этой основе выстраивались две темы, ставшие на определенный период преобладающими во французской внешней политике: «политика гарантий» выполнения Версальского договора и безопасность. «Политика гарантий» означала стремление французов воспрепятствовать тому, чтобы Германия хотя бы в малейшей степени уклонялась от выполнения условий мирного договора. Иными словами, это было требование строгости исполнения наказания, которая должна была обеспечить устранение разрывов в ткани юридических договоренностей. Однако самой по себе этой позиции было, конечно, недостаточно для того, чтобы ослабить опасения, порождаемые ходом событий. Достаточно вспомнить в данной связи постоянно возникавшие новости о всплесках национализма в Германии, а также не умолкающую критику консервативного и реакционного правого крыла, направленную против берлинского правительства за его вооображаемую уступчивость в отношении Франции. Предположение, что Германия, лишь незначительно сократившаяся в размерах, захлестываемая мощными волнами национализма, представляет собой потенциальную опасность для Франции, выдвигала другую тему французской внешней политики  тему безопасности. Она стала центральной осью, вокруг которой формировалась европейская политика Франции и на основе которой принимались принципиальные решения относительно союзов. Aposterioriможно констатировать,

40

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

что озабоченность французов не была необоснованной, хотя в течение двадцати лет, между двумя войнами, Франция и внесла заметный вклад в то, чтобы сделать возможной новую агрессию Германии.
Безопасности не существовало, поскольку потенциальная военная сила Германии осталась нетронутой, англоамериканские гарантии не вступили в силу, Лига Наций была неэффективна, Великобритания не разделяла французскую точку зрения относительно способа решения проблем Восточной Европы, а Италия проводила колеблющуюся и малоубедительную политику. В связи с этим Франция вынуждена была разрабатывать собственную стратегию, целиком направленную на то, чтобы создать на одностороннней основе ту безопасность, которую ей не давали международные гарантии. Это была позиция (не считая некоторых оттенков), не вызывавшая разногласий между французскими политическими силами. От Бриана до Пуанкаре и Эррио  все правительства, сменявшиеся в эти годы в Париже, преследовали одну и ту же цель: восстановить юридически или посредством возможного использования силы ту безопасность, отсутствие которой ощущали французы.
Предпринятые Мильераном и Брианом в 1921 г. попытки найти решение через экономическое сближение с Германией не привели ни к какому результату, несмотря на иллюзии, вызванные открытостью министра иностранных дел Германии Ратенау. Неудачи Каннской конференции в январе 1922 г. и Генуэзской конференции в апреле того же года привели лишь к разжиганию французских страхов. Германский финансовый кризис вынудил берлинское правительство попросить о моратории на дальнейшие репарационные выплаты в финансовом и натуральном выражении. Этот вопрос безрезультатно обсуждали две конференции, состоявшиеся в Париже в декабре 1922 г. и в Лондоне в январе 1923 г.
Перед лицом этих почти предрешенных неудач новый премьерминистр Франции, представитель националистической правой партии Раймон Пуанкаре разработал проекты одностороннего решения. 11 января 1923 г. французские и бельгийские войска оккупировали Рурский угольнометаллургический бассейн с открытым намерением взять в свои руки «продуктивный залог», который служил бы гарантией «хорошего поведения» немцев в будущем и свидетельством решимости французов не отказываться от прав, утвержденных договорами, и, более того, при возможности, даже выйти за их пределы. Деятельность французов одобрило итальянское правительство (его уже возглавил Муссолини). Англичане, расходившиеся с французами в подходе к проблемам безопасности

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы        41
и не доверявшие гегемонистским поползновениям своих союзников, напротив, расценивали оккупацию как пагубную ошибку, которая ничего не решит, а будет лишь способствовать усилению противоречий. Первая реакция немцев показала обоснованность британской точки зрения. В самом деле, берлинское правительство провозгласило формулу «пассивного соопротивления» в отношении акта, предпринятого на основании законных предлогов, однако диктуемого стремлением использовать насилие. Пассивное сопротивление означало отказ со стороны немцев обеспечить нормальное функционирование угольнометаллургического комплекса, в котором были заняты немецкие трудящиеся, и прекращение выплат репарационных платежей. Раз «залог», оккупированный Францией, оказался «продуктивным», то есть способным заменить невыплаченные репарации, то французскому, бельгийскому и итальянскому персоналу следовало занять место германского с тем, чтобы сделать возможным функционирование предприятий Рура. А это ставило очень сложные технические проблемы и порождало очаги локальной напряженности.
В этих условиях французы быстро осознали, что их инициатива привела к новой тактической и стратегической неудаче, из которой не видно было выхода, несмотря на попытки британского посредничества, последовавшие за первой резкой реакцией на происшедшее. В Лондоне французскую акцию расценили как самое яркое проявление гегемонистских устремлений Парижа в отношении всего европейского континента. Выход предложили немцы. Когда, в августе 1923 г. Густав Штреземан стал канцлером и министром иностранных дел Веймарской республики, он инициировал весьма резкий поворот во внешней политике. Штреземан был ностальгирующим националистом, но он также, и прежде всего, являлся реалистом. Он не усматривал никакой пользы в сохранении напряженности в Германии и полагал, что сделать первый шаг надлежит тому, кто от смягчения напряженности получит наибольшие преимущества, то есть самой Германии. Штреземан был убежден, что главная проблема германской внешней политики состоит в восстановлении ее «нормального» положения в Европе  положения, которое избавило бы ее от страхов и тревог, связанных с империалистическим наследием Второго рейха, сделав возможным возвращение Германии в сообщество наций в качестве государства, в отношении которого не требуется особого контроля, поскольку оно не сделает ничего, что противоречило бы интересам всеобщего мира. Парадоксальным образом это условие было единственной возможной предпосылкой, способной, по мнению Штреземана, вернуть Германии в будущем полную

42

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

свободу действий. С восстановлением доверия исчезнут подозрительность со стороны других европейских держав, и тогда можно будет выдвинуть предложения по пересмотру наиболее «вопиющих» статей мирных договоров, не опасаясь вызвать страх и чрезмерную реакцию.
Исходя из этих предпосылок, Штреземан 26 сентября 1923 г. приказал прекратить «пассивное сопротивление», и приступил к переоценке всей ситуации в целом. В этот момент возобновление переговоров по вопросу о репарациях стало неизбежным. Таким образом на короткий период германское правительство создало у Пуанкаре иллюзию успеха. Англичане и прежде всего американцы отказались от своих негативных позиций и занялись поиском экономического и политического компромисса. Это была попытка, подпитываемая желанием удовлетворить французов и предложить выход из тупика, в котором они оказались благодаря Пуанкаре.
Раймон Пуанкаре проиграл свою политическую битву и в мае 1924 г. на выборах потерпел поражение от левого блока, его сменил на посту председателя совета министров Эдуард Эррио, но права Франции на получение репараций были еще раз подтверждены. Однако в действительности в результате компромисса победителем оказался Штреземан, поскольку ему удалось утвердить положение Германии в качестве субъекта, к которому больше неприменимы методы диктата в отношении побежденного в 1918 г., но с которым необходимо вести переговоры о путях выхода из сложившейся ситуации. Это был, следовательно, весьма важный шаг вперед.

1.3.4. ПЛАН ЭРРИО И ЖЕНЕВСКИЙ ПРОТОКОЛ

Эррио стремился восстановить в политическом плане то, что Франция потеряла в плане экономическом. Соответствующая возможность представилась ему на сессии Ассамблеи Лиги Наций, состоявшейся в Женеве в сентябре того же 1924 года. Эррио надеялся, что его предложения получат благосклонный прием у нового британского правительства, также левой ориентации, которое, впервые в английской истории, возглавил лейборист Рамсей Макдональд. Эррио размышлял о создании плана «абсолютной безопасности». Дополнив тезисы англичан, он предложил, взяв за основу идею чешского представителя Бенеша, подписать протокол, который бы утверждал три принципа «арбитраж, безопасность и разоружение» в качестве несущей опоры для системы гарантий, основанной на принудительном третейском суде. К последнему должны были прибегать члены Лиги Наций, обязуясь, в случае

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы        43
невыполнения решений арбитража, использовать по итогам голосования большинством репрессивные нормы, содержавшиеся в самом Уставе Лиги наций и предусматривавшие (ст. 16) применение силы против его нарушителей.
В обстановке, получившей название «дух Женевы», протокол был быстро одобрен и подписан. Его вступление в силу означало бы удовлетворение французских амбиций, поскольку он превратил бы Лигу Наций в организацию, реально обеспечивающую сохранение мира, и действительно привел бы к повороту в европейской политике. В самом деле, суть протокола состояла не столько в той формулировке, которую он утверждал (учитывая тот факт, что на момент его подписания ни Германия, ни Соединенные Штаты не входили в Лигу Наций и что Италия едва не поставила под сомнение свое присутствие в Лиге в связи с событиями на Корфу1 и продолжала афишировать высокомерное отстранение от женевской Лиги), сколько в том, что он недвусмысленно вовлекал Великобританию в процесс сохранения statusquoв Европе и, другими словами, возрождал гарантии, потерпевшие фиаско в 1920 г.
Однако утверждение этого проекта не состоялось. Благоприятный исход был обусловлен ратификацией протокола заинтересованными правительствами. Макдональд находился у власти благодаря хрупкому лейбористсколиберальному большинству. После поражения на выборах в ноябре 1924 г. ему на смену пришел Бонар Лоу, а министром иностранных дел стал Остин Чемберлен, убежденный консерватор, полный решимости отказаться от обязательств, взятых его предшественником. Предлог относительно мнения доминионов в отношении обязательств, носивших глобальный характер, был не слишком убедительным. Чемберлен укрылся за требованием консультаций, предоставив Муссолини в декабре 1924 г. возможность похоронить Женевский протокол.
Италофранцузская идиллия, продлившаяся с декабря 1922 до середины 1924 г., была разрушена антифашистской позицией французских левых, занятой ими в связи с убийством Маттеоти, одного из виднейших представителей итальянского социализма, сомнительными личностями, представлявшими фашистский экстремизм, от которых Муссолини не удалось отмежеваваться.
1 Имеется в виду италогреческий конфликт в августесентябре 1923 г., вызванный попыткой Италии захватить осторов Корфу, важный стратегический пункт на Адриатике. 31 августа итальянские войска оккупировали осторов. Греция аппелировала в Совет Лиги Наций. Решительные противодействие Великобритании вынудило Италию отступить и эвакуировать свои войска с осторова Корфу в конце сентября 1923 г.  Прим. переводчика.

44

Диктатура в Италии стала пускать корни, а Франция превращаться в убежище для преследуемых антифашистов. Между Италией и Францией все более четко проявлялось глубокое размежевание. Именно это подтолкнуло Муссолини к сближению с позицией Великбритании. В декабре 1924 г., в разгар кризиса в связи с убийством Маттеоти, Чемберлен, отправляясь в Рим для участия в Ассамблее Лиги Наций, встретился с Муссолини и продемонстрировал таким образом, что тот все еще пользуется доверием Великобритании, получив взамен освобождение от трудной миссии первым похоронить Женевский протокол. В самом деле, Муссолини взял на себя эту тяжелую обязанность и в результате в Европе сложились тесные италобританские отношения, продлившиеся, хотя и с перерывами, вплоть до 1935 г., а по некоторым аспектам вплоть до Второй мировой войны. Вместе с тем у французов появилась еще одна причина для обеспокоенности. Действительно, тема безопасности Франции возникала уже не только в связи с отношениями с Германией, но и в связи с проблемой альпийской границы страны.

1.3.5. ЛОКАРНСКИЕ СОГЛАШЕНИЯ

Несостоявшаяся ратификация Женевского протокола привела к вакууму и вновь обострила опасность конфликтов. Чемберлен не считал, что следует вернуться к атмосфере января 1923 г. и что озабоченность французов должна быть хотя бы частично удовлетворена. В этом плане его международная деятельность в принципе сочеталась с деятельностью Штреземана. Если целью немецкого государственного деятеля была нормализация положения Германии (нормализация, достижение которой Женевский протокол делал гораздо более сложным, если не невозможным), то в атмосфере, сложившейся в результате политики, проводившейся Чемберленом, возникали возможности для того, чтобы сделать еще один шаг вперед после компромисса по репарациям, предложенного планом Дауэса.
Такие соображения породили идею заменить проект всеобщей гарантии предложением частичной гарантии, ограниченной только Рейнской зоной. Инициативу вновь проявил Штреземан, который прислушался к совету британского посла лорда д’Абернона и выступил в благоприятный момент, когда Германия выходила из экономического кризиса. Франция должна была оправиться от только что перенесенных дипломатических поражений, но и быть готовой к отводу войск, предусмотренному самим Версальским договором, поскольку истек первый из трех пятилетних сроков для эвакуации Рейнской зоны.

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы        45
В такой атмосфере в феврале 1925 г. Штреземан выдвинул идею, согласно которой после завершения освобождения Рура Германия может признать границу по Рейну, установленную в Версале, с возвращением Франции ЭльзасЛотарингии и обязательством не стремиться к ее изменению применением силы. Речь шла о важных уступках, которые меняли внешние очертания германской территории и которые Штреземан предлагал дополнить международными гарантиями. Франкогерманский диалог оказался бы таким образом прямым, непосредственным и контролируемым извне, в особенности Великобританией, чья посредническая функция была бы высоко оценена.
Предложение Штреземана представляло собой еще один шаг к созданию атмосферы взаимного доверия. Оно, однако, имело два неясных момента, поскольку не касалось вопроса о восточных границах Германии и умалчивало о ее южных границах. С такими ограничениями позиция Германии имплицитно содержала разъяснение стратегического смысла политики Штреземана. Впрочем, в письме, отправленном Штреземаном 17 сентября 1925 г. бывшему кронпринцу, откровенно говорилось, что «рейнское» предложение  первый шаг на пути выжидательной тактики, благодаря которой можно будет восстановить свободу маневра в отношении возможного аншлюса Австрии и ревизии восточных границ. Это письмо отнюдь не было проявлением желания завоевать поддержку германских монархических кругов, поскольку источники, относящиеся к немецкой дипломатии, позднее показали, что Штреземан ясно представлял реальный масштаб своих проектов.
В действительности, отказаться от распространения гарантий на восточные и южные границы означало в некотором роде пойти навстречу требованиям англичан, то есть согласиться с британскими оговорками в отношении территориального урегулирования, которое никогда не было ими одобрено, оговорками, усиленными в 1925 г. столь недальновидной позицией доминионов, несогласных с предоставлением гарантий территориям, находящимся далеко от центра европейских конфликтов. Но это означало также, и прежде всего (как заметила итальянская дипломатия за месяцы переговоров, когда Муссолини в обмен на согласие Италии пытался добиться как уступок в отношении колоний, так и распространения гарантий на границу между Италией и Австрией на Бреннере в преддверии вполне вероятного аншлюса), что в Европе могли существовать два типа территориального урегулирования. Первый из них  тот, что нуждался в особых гарантиях и, следовательно, не мог быть изменен без риска разжигания всеобщего конфликта. Второй  тот, что нуждался в простых гарантиях, га

46

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

рантиях, предоставленных мирными договорами, и который, изза того, что он не требовал дополнительных гарантий, был низведен до такого типа урегулирования, которое может быть изменено возможно даже ценой глобального конфликта, как это подтвердили события 1938 г., продемонстрировавшие стратегическую ограниченность британского видения европейской политики. В действительности, соглашение, предлагавшееся Штреземаном, могло показаться привлекательным для французов, было полезным для немцев, однако прежде всего оно представляло британское понимание проблем безопасности континентальной Европы.
Кроме того, Штреземану посчастливилось найти во Франции подходящего собеседника: им стал Аристид Бриан, бывший председатель совета министров и министр иностранных дел в начале 20х годов, а с апреля 1925 г. снова министр иностранных дел (в этой должности он пробыл до 1932 г.) в правительстве Поля Пенлеве, сменившем правительство Эррио. Бриан верил в необходимость примирения. Он думал, что, несмотря на недостатки германских предложений, было бы полезно предпринять шаги в направлении нормализации ситуации, поскольку считал, что Франция сама по себе может двигаться в двух направлениях: предоставление односторонних гарантий странам Восточной Европы, не охваченным гарантиями, предусмотренными Штреземаном, с тем, чтобы укрепить свою ведущую роль в сфере европейской безопасности, и в то же время добиваться соглашения непосредственно с Германией, которое увело бы немцев как от пагубного влияния сотрудничества с Советами, так и от ориентации на преимущественное сотрудничество с Великобританией. Германия не должна была выступать европейским конкурентом французскому гегемонизму (согласно британскому видению), но должна была стать серьезным партнером Франции на европейском континенте, партнером, который сотрудничал бы в целях сглаживания противоречий, унаследованных от войны, и, следовательно, способствовал бы в более общем плане укреплению безопасности Франции.
Переговорный процесс по главным названным темам развивался достаточно быстро. По вышеназванным причинам отказ Британии от распространения гарантий на восток Европы был благосклонно воспринят французами и гораздо менее благосклонно  Муссолини, который еще накануне подписания соглашений колебался относительно позиции, которую следует занять Италии. Однако ситуация с подписанием соглашений приобретала значимость благодаря роли согаранта, придаваемой Италии, и в связи с тем, что в случае своего отсутствия Италия осталась бы в изоляции. Поэтому, в конце концов, фашистский диктатор преодолел свои колебания.

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы        47
Итак, 16 октября 1925 г. для парафирования новых соглашений о гарантиях в Локарно собрались Штреземан, Бриан, Остин Чемберлен, Муссолини и министр иностранных дел Бельгии Эмиль Вандервельде. Основной договор был торжественно подписан в Лондоне 1 декабря в обстановке, которую, казалось, стремились представить антитезой подписанию Версальского диктата. Франция, и что было более важно, Германия брали на себя обязательство не стремиться к изменению с помощью силы границы, установленной между двумя странами, и между ними и Бельгией в 1919 г. Германия, кроме того, подтверждала свое согласие с демилитаризацией Рейнской зоны. Великобритания и Италия должны были играть роль державгарантов соглашения. Каким образом они будут осуществлять эти гарантии предусмотрительно умалчивалось; констатировалось лишь, что агрессия должна быть признана таковой Лигой Ниций. Кроме того, был подписан ряд арбитражных договоров между Германией, с одной стороны, и Францией, Бельгией, Польшей и Чехословакией, с другой,  по сути почти пустые слова, за которыми скрывалось отсутствие подлинных гарантий. В обмен на эти договоры французское правительство подписало договоры о союзе и взаимопомощи с Чехословакией и Польшей, касавшиеся ситуации возможного нападения со стороны Германии. Это были два исключения по отношению к общему обязательству французов, выраженному в главном договоре  не нападать на Германию. Речь идет о детали, которую следует иметь в виду в связи с франкосоветским договором 1935 г. Последний, доведя число исключений из обязательства не нападать на Германию до трех, позволил Гитлеру протестовать против нарушения Локарнского пакта. В целом это и был пакет документов, позднее получивший известность как Локарнские соглашения. Очевидно, что только первый из них имел реальное политическое значение. Другие же или являлись стыдливым прикрытием неприятной реальности или же — выражением плохо скрытых надежд или даже отступлением от существовавших ранее соглашений.

1.3.6. ПОСЛЕ ЛОКАРНО

Эти соглашения положили начало этапу большого оптимизма в европейской жизни. Они явились еще одним компромиссом. По видимости, он также имел антигерманскую направленность, поскольку Германия теперь демонстрировала готовность добровольно отказаться от того, что было у нее отнято. В действительности компромисс означал стремление возобновить диалог. Каждая державаучастница надеялась на то, что результаты такого диалога

48

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

позволят впоследствии проводить политику, стратегически выгодную именно для нее.
Бриан предпринял в этом плане весьма решительные шаги для получения гарантий против британского превосходства. Он обещал немцам в 1926 г. досрочно вывести оккупационные войска из Кельна в обмен на вступление Германии в Лигу Наций с постоянным местом для нее в Совете в качестве залога немецкого участия в системе всеобщей безопасности. Кроме того, он продвинулся в направлении более тесного сотрудничества между двумя бывшими противниками и пробудил большие надежды, когда высказал намерение тайно встретиться с Штреземаном в местечке Туари, расположенном недалеко от Женевы на французской территории, во время сессии Лиги Наций, санкционировавшей вступление в нее Германии. Это выглядело так, как будто он хотел продемонстрировать рождение соглашения между двумя странами, имевшего совершенно особое значение для европейского будущего. Однако нельзя умолчать о том факте, что для расширения своей свободы маневра Германия 24 апреля 1926 г. подписала договор о нейтралитете и ненападении с Советским Союзом, показавший, что «дух Рапалло» вовсе не исчез. Об этом свидетельствовали и продолжавшие осуществляться сверхсекретные соглашения о подготовке германских вооруженных сил на советской территории, подписанные так, будто они касались только военной техники.
Таким образом, 1925 год явился поворотным моментом в развитии европейских противоречий. Это был как бы момент триумфа воли к воссозданию (реконструкции) над силами саморазрушения. В начале 1926 г. Лига Наций, казалось, продвигалась к новой эпохе: она не являлась более инструментом победителей для контроля над побежденными, а действительно становилась форумом для созидания мира и международной безопасности. «Дух Локарно» стал формулой, использовавшейся и в последующих ситуациях для определения стремления к преодолению старых конфликтов.
В действительности, подлинное примирение было невозможно. Локарно явилось только паузой. Хотя в проектах Штреземана не было ничего похожего на крайний ультранационализм и ставку на насилие, которые несколько лет спустя стали характерными для политики Гитлера, всетаки стратегическое направление деятельности Штреземана, хорошо известно,  оно предусматривало ревизию мирных договоров. А это влекло за собой, в качестве предпосылки и в качестве следствия, то, что Локарнские соглашения могли трактоваться как момент формальной «нормализации»

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы        49
европейской жизни, а не как момент принципиального «примирения». Соглашения не разрешили ни одного конфликта. Они лишь подтвердили, что, по крайней мере в течение некоторого времени, на рейнской границе не произойдет драматических событий. Все другие конфликты, оставшиеся открытыми или связанные с завершением Первой мировой войны, так и оставались нерешенными. Более того, они в определенном смысле обострились, поскольку нормализация ситуации в Рейнской зоне была оплачена ценой возросшего недоверия между Францией и Британией в отношении взаимных намерений, связанных с контролем над европейским континентом; глубокой неудовлетворенностью Муссолини в связи с несостоявшимися гарантиями границы на Бреннере, в которой можно справедливо усмотреть отсутствие заинтересованности двух западных держав и, прежде всего, Великобритании в будущей независимости Австрии; чувством тревоги и неуверенности, которое новое положение Германии, ставшей еще большим источником угрозы в результате обновления соглашения с Советами, распространяло на всю Центральную и Восточную Европу, сконструированную Парижскими договорами.

1.4. Изменения в мировой экономической системе.
Вопрос о репарациях в период с 1920 г.
до плана Дауэса
1.4.1. ПРЕДЕЛЫ ПОДЪЕМА В СТРАНАХ ЕВРОПЫ

Во время дипломатических переговоров значение экономических и связанных с ними финансовых и денежновалютных проблем проявилось со всей очевидностью не только для отношений внутри капиталистической системы, но также и в связи с серьезными вопросами, поставленными советским революционным движением. Революция бросила вызов системе рыночной экономики. Протагонисты рыночной экономики должны были показать способность принять вызов, брошенный революцией в качестве альтернативной модели развития современного общества, и на него ответить. Эта ситуация имела политические и финансовоэкономические, то есть структурные аспекты, вокруг которых должна была развернуться настоящая схватка (по крайней мере в соответствии с марксистскими постулатами).
Послевоенное развитие стало периодом осознания этого выбора и попыткой ответить на него, конечно, не в форме теоретического проекта, но посредством последовательных и продуманных действий, рациональных с точки зрения демонстрации того,

50

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

что полученный удар был не смертельным, а только раной, способной зажить со временем. В течение какого времени и с какими трудностями? Мало кто тогда отдавал себе отчет в том, что понадобится несколько пятилетий, и что трудности будут непредвиденными, связанными с проявлением противоречий внутри капиталистической системы, в отношении которых марксистская критика была обоснована (хотя марксистсколенинская практика и, в еще большей степени, решение экономических проблем посталински вели лишь к отсталости экономики и общества).
Впервые с 1919 г. стало очевидно, что, помимо политикодипломатических конструкций, смягчавших остроту некоторых коллизий и разрешавших старые противоречия в соответствии со сложившимся соотношением сил, экономические отношения между государствами были обусловлены не только конкретной экономической ситуацией отдельных стран, но также и системой торговых, денежновалютных и финансовых отношений, сформировавшейся в мире за период с последних десятилетий XIX века и до Первой мировой войны. Эта система оказалась в кризисе и отчасти была разрушена вследствие революции в России, однако сохранила свое значение в качестве фона, на котором развивались политические события.
Иными словами, концепция, по которой рыночная экономика, в ее капиталистическом и реформистском вариантах, приобрела в силу своей природы масштаб, выходивший за пределы национальных границ (хотя ей и не удавалось разрушить их), и предполагала систему взаимозависимостей в соответствии с присущими ей правилами функционирования, нашла в эти последние десятилетия свое подтверждение, как казалось, за пределами политикоэкономического национализма. Противоречия, вызванные соперничеством национальных и финансовых групп интересов, сначала носили мирный характер или же перемещались в сферу колониальной конкуренции, а с начала века под давлением промышленной конкуренции обострились до крайности и привели к войне 1914 г. Исследование причин Первой мировой войны шло и идет многими путями, однако нельзя игнорировать то обстоятельство, что война была результатом противостояния экономических систем, не интегрированных полностью в глобальную логику экономического развития и, напротив, вынужденных искать свое собственное место за счет конкурентов.
В колониальных странах и Оттоманской империи финансовая мощь Германии противостояла мощи Британии и Франции; финансовое влияние Соединенных Штатов постепенно охватывало всю Латинскую Америку и распространялось на Азию и Европу;

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы        51
финансовое влияние Франции получило развитие в колониальной сфере и в капиталовложениях, сделанных в России. Другими словами, это была по природе своей гомогенная система, разделенная, однако, на части в соответствии с националистическими мотивациями, которые невозможно было отделить от финансовых, поскольку финансиста, как, с другой стороны, политика, нельзя разделить на части: как человек он представляет собой единое целое и руководствуется не только профессиональной логикой, поэтому тема прибыли у него связывается  иногда слабо, иногда неразрывно — с национальной темой, в зависимости от силы внутренних импульсов.
В целом, подобно тому как в пролетарском интернационализме при испытании жизнью, обнаружились глубокие трещины, порожденные чувством национальной принадлежности (чувством, которое в конце концов более, чем какоелибо другое доминировало в XX веке), в финансовой системе логика национальной принадлежности также смешивалась с логикой экономической целесообразности, хотя и не всегда первой удавалось одержать победу. Война обострила эти противоречия, и тем не менее она выявила наличие системы торговых, денежновалютных и финансовых отношений, приведенной в расстройство военным конфликтом.
Это не означало, что из пепла схватки за соперничество между капиталистическими державами и нациями возник новый мировой экономический порядок, гомогенный и готовый сформироваться на основе общей задачи дать отпор наступлению коммунизма. Напротив, это означало, что возвращение к нормальной жизни проходило также и через выбор внутренней и международной экономической политики: выбор торговой политики, валютнофинансовой политики и способность системы рыночной экономики возобновить свою нормальную деятельность с тем, чтобы обеспечить капиталистическим субъектам и потребителям растущие потребности и столь же растущие прибыли. А это предполагало преодоление немалого количества препятствий.
Можно было бы даже сказать, что надежда создать мировую революционнную систему во главе с русскими большевиками породила в противоположном лагере если не надежду, то стремление со стороны протагонистов капиталистической экономики и политики, состоявший в способности сложить кусочки мозаики, разрозненные войной, для того, чтобы открыть путь к усилению интеграции, которая давала бы жизненные силы рыночной экономике. Существовали противоречия и проблемы, осложнявшие этот процесс. Он начался в двадцатые годы, но только после Второй мировой войны его правила и направленность проявились достаточно ясно и однозначно.

52

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

Сразу же после Первой мировой войны все стало, напротив, более противоречивым изза политических изменений, вызванных военным конфликтом, и возникновения новых ситуаций. Существовали проблемы культурного влияния и значения количественного измерения; встал вопрос о неадекватности европейского «масштаба» задачам контроля над финансовыми рынками. Первенство Лондона, являвшегося вплоть до 1914 г. мировым финансовым центром, было поставлено под сомнение (по крайней мере в перспективе) растущим значением НьюЙорка; появление новых субъектов за пределами старого континента, таких, как Соединенные Штаты или, в менее заметной степени, Япония, создавало новые ситуации. Если «система» капиталистической экономики должна была возродиться как организационная модель мировой экономической жизни (что в начале двадцатых годов могло представлять, по меньшей мере, объект дискуссии, а в 1929 г. стало предметом для беспокойства и сомнения), то это могло произойти путем выработки направленных на достижение этого результата действий, которые политическая и экономическая власть разных стран (общественная или частная) могла бы реализовать. Центром этих событий оказались Соединенные Штаты, чья роль в предпринимавшихся попытках нормализации была доминирующей, по крайней мере на первом этапе. Это противоречило в экономическом (то есть определяющем) плане изоляционизму, который республиканская партия стремилась навязать в политическом плане, то есть в дипломатии. И тем не менее третий из «14 пунктов Вильсона» подтверждал необходимость борьбы с торговыми барьерами и отстаивал политику «открытых дверей».
Изоляционизм в американской политике являлся следствием попытки европейских союзников сразу же переложить бремя урегулирования межсоюзнических долгов на Соединенные Штаты, заставив таким образом самих американцев заплатить германские репарации, отказавшись от требования выплат своих кредитов, предоставленных европейским странампобедительницам. В действительности американцы готовы были обсудить эту проблему, но при условии, что европейцы сразу же примут принцип «открытых дверей» в том, что касается торгового урегулирования. Европейцы, однако, переживали слишком серьезный финансовый кризис для того, чтобы приспосабливаться к американским схемам, и хотели, чтобы нормализация основывалась на соглашениях, учитывавших этот фактор.
Такая позиция не принимала во внимание аспекты проблемы, связанные с внутриполитической ситуацией в Соединенных Штатах: США не имели возможности в 19191920 гг. взвалить на

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы        53
свои финансы издержки войны, начатой европейцами и нашедшей свое разрешение только благодаря американскому вмешательству именно в то время, когда экономика Соединенных Штатов переживала период спада, закончившийся лишь в конце 1921 г. Экономический сепаратизм превалировал до тех пор, пока политикоэкономический кризис 1923 г. в Европе не вынудил американский финансовый мир изменить свои приоритеты.
Это произошло после того, как стали очевидными европейские проблемы. В конце войны, в 1919 г., еще не встала общая проблема реконструкции (восстановления экономики). Хотя война продолжалась так долго и проходила на стольких фронтах, проблема реконструкции конкретно касалась только северной Франции, Бельгии, и области Венето в Италии, а также территорий вдоль границы с Россией, вовлеченных в боевые действия и оставшихся вне контроля большевиков. В последних, однако, преобладали задачи, вытекавшие из существования экономической системы с преобладанием экстенсивной сельскохозяйственной экономики, которая не всегда и весьма своеобразно ощущала на себе разрушения, вызванные военными действиями. Восстановление в наиболее крупных масштабах понадобилось изза многочисленных последствий военных действий для инфраструктуры и промышленных предприятий, оказавшихся в тылу длительной окопной войны на Марне (около 100 км железных дорог, 6000 мостов, 9000 промышленных предприятий). Прошло очень немного лет, и материальные последствия войны были устранены.
Однако достигнуть устойчивого подъема производства, по крайней мере вплоть до 19241925 гг., не удавалось (красноречивым и не случайным выглядит сопоставление с политикодипломатическим аспектом). Существовали проблемы, связанные с неполученной прибылью в результате социальных волнений; проблемы конверсии предприятий с военного производства на гражданское, проблемы, связанные с возвращением мужской рабочей силы, занятой ранее на фронте. Наряду с этими конъюнктурными проблемами появились и новые: возрастающее непосредственнное включение государства в экономическую жизнь; большая жесткость рынка труда, где свободной контрактации в отношении заработной платы, противостояли профсоюзы в обстановке, когда идея о необходимости определенной регламентации стала достоянием общественного сознания. Утвердились также новые производственные потребности, выявившиеся в результате военного опыта и технологического прогресса, как, например, стремление к исследованиям в области синтетических материалов, что привело к выдвижению на первый план химической промышленности

54

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

и должно было служить средством или амортизатором для регулирования колебаний цен на сырье на мировом рынке. Наряду с этим, появление новой продукции (соответственно и таких же новых отраслей производства), зачастую испытанной во время войны, но ставшей полезной, а со временем и необходимой в мирное время: автомобилей, самолетов, радиоприемников, материалов, связанных с электрической промышленностью и распространением электрификации как главного энергетического ресурса в производственных процессах и в то же время товаром массового потребления также оказывало влияние на движение цен на рынке. Нижеследующая таблица, взятая из «WorldEconomicSurvey» Лиги Наций, иллюстрирует тенденции развития промышленного производства в странах, о которых в первую очередь идет речь. За понятным исключением Советского Союза, чей производственный индекс изменялся под влиянием сначала политической ситуации, а позднее — пятилетних планов, эти данные показывают, что за небольшим подъемом производства 19191920 гг., связанным главным образом с необходимостью восстановления товарных запасов, последовал ощутимый спад производства во всех европейских странах, за исключением Италии (демонстрировавшей постоянно растущий начиная с 1922 г. индекс производства), а за пределами Европы  Японии и Соединенных Штатов (не считая американской рецессии 1920 г.).
Индексы промышленного производства с 1913 по 1930 г. (1913 г. = 100%)

Год

Страна

Весь

США

Герма

Велико

Фран

СССР

Италия

Япония

 

мир

 

ния

британия

ция

 

 

 

1913

100

100

100

100

100

100

100

100

1920

93,2

122,2

59,0

92,6

70,4

12,8

95,2

176

1921

81,1

98,0

74,7

55,1

61,4

23,3

98,4

167,1

1922

99,5

125,8

81,8

73,5

87,8

29,9

108,1

197,9

1923

104,5

141,4

55,4

79,1

95,2

35,4

119,3

206,4

1924

111,0

133,2

81,8

87,8

117,9

47,5

140,7

223,3

1925

120,7

148,0

94,9

86,3

114,3

70,2

156,8

221,8

1926

126,5

156,1

90,9

78,8

129,8

100,3

162,8

264,9

1927

134,5

154,5

122,1

96,0

115,6

114,5

161,2

270,0

1928

141,8

162,8

118,3

95,1

134,4

143,5

175,2

300,2

1929

153,3

180,8

117,3

100,3

142,7

181,4

181,0

324,0

1930

137,0

140,0

101,6

91,3

139,9

235,5

164,0

294,9

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы        55
Наиболее ощутимыми были трудности, с которыми Германия, Великобритания и в меньшей степени Франция, то есть три страны, доминировавшие в европейской индустриальной жизни, переходили к устойчивому подъему экономики. Только начиная с 1925 г. развитие производственной системы этих стран ускорилось, хотя временами оно еще шло замедленными темпами. Если во Франции экономический подъем был отчетливо выражен, то в Великобритании и в Германии он происходил с гораздо большими трудностями. Лишь в конце двадцатых годов, то есть накануне «великой депрессии» европейская индустриальная система, казалось, на время вернулась к довоенному динамизму, впрочем, несравнимому с динамизмом экономики Соединенных Штатов, Японии, а также и Советского Союза. Эти трудности проявлялись в постоянной массовой безработице, которую уже не мог поглотить сельскохозяйственный сектор, поскольку рационализация и механизация сокращали там потребность в количестве работников. В Германии безработица составляла вплоть до 1922 г. около 3% рабочей силы, в 1923 г. она поднялась почти до 10%, а в 1924 г.  до 13,5%. В Великобритании она достигла 15% рабочей силы, а с 1924 г. оставалась на уровне 10%. Во Франции и в Италии она установилась на том же уровне. Таким образом, можно сказать, что стабилизация экономики, наметившаяся с 1924 г., оплачивалась в том числе тем, что безработица на уровне около 10% была признана нормальным фактором экономической жизни отдельных стран.
Не менее серьезным был вопрос инфляции. Более того, именно в этом пункте сходились в конечном итоге все другие явления. Если принять за основу 1913 год с индексом 100, то в 1922 г. в Великобритании индекс цен в среднем равнялся 150, во Франции 420, в Италии  580 и в Германии  342 000. В 1923 г. в Германии, когда французы оккупировали Рур, дело дошло даже до гиперинфляции, почти совсем обесценившей немецкую марку, так что когда в ноябре немецкая валюта стабилизировалась, обменный курс между старой и новой маркой был зафиксирован на уровне одна к миллиарду.
Инфляция имела для Германии разрушительные последствия. Она сделала возможными огромные изменения в распределении реального капитала, поскольку позволила погасить старые долги и открыть дорогу новым инвестициям, которые всетаки финансировалась твердой валютой и, следовательно, способствовали росту самой инфляции. С социальной точки зрения инфляция сильно ударила по среднему классу. Поскольку она была напрямую связана с французской оккупацией Рура, инфляция воспри

56

нималась как еще одно доказательство стремления Франции переложить издержки войны на одних немцев и таким образом в определяющей мере способствовала формированию взрывооопасного сочетания социальной деградации и франкофобии  идеальной культурной почвы для националистического реваншизма, который со всей силой проявил себя только лишь в 1928 г. Вопреки надеждам, порожденным политикой Штреземана, начавшийся экономический кризис возродил в памяти немцев призрак 1923 г. В этом смысле можно признать правоту историков, указывавших на оккупацию Рурской области и связанную с ней немецкую гиперинфляцию как на главную причину кризиса 1929 г., самого трудного момента, пережитого капиталистической системой.

1.4.2. РЕПАРАЦИИ И МЕЖСОЮЗНИЧЕСКИЕ ДОЛГИ

Вопрос о репарациях приводит нас к доминировавшей в экономической и финансовой жизни послевоенного периода проблеме и к ее осознанию политикоэкономическими элитами вопросу о долгах. Во время и сразу же после войны, в непосредственной связи с финансовыми потребностями, порожденными войной, возникла совершенно особая ситуация, которую не так просто объяснить и которую следует поэтому представить наглядно. Данные, заимствованные из книги Дж.М. Кейнса «Экономические последствия Версальского мирного договора», опубликованной в 1919 г., складываются в убедительную общую картину (хотя и с оговоркой, что год публикации делает эти данные отчасти неточными).

Предоставленные

Соединенны

Велико

Фран

 

займы (в млн

ми Штатами

британией

цией

Всего

фунтов стерлингов)

 

 

 

 

Великобритания

842

842

Франция

550

508

1058

Италия

325

467

35

827

Россия

38

568

160

766

Бельгия

80

98

90

268

Сербия и Югославия

20

20

20

60

Другие

35

79

50

164

Всего

1900

1740

355

3995

Из этой таблицы видно, что общая сумма межсоюзнических долгов достигала 4000 млн фунтов стерлингов; что Соединенные Штаты были единственной страной, которая была только креди

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы        57
тором; что Великобритания предоставила кредитов на сумму, вдвое превышавшую ту, что она получила; Франция получила втрое больше того, что она дала в долг. Другие союзники были только должниками.
Урегулирование этих долгов могло происходить разными путями. По мнению Кейнса, Соединенные Штаты могли отказаться от выплат по своим кредитам при условии, что другие кредиторы сделают то же самое. Однако Франция теоретически получила бы в таком случае выигрыш в 700 млн (теоретически, поскольку значительную часть ее кредитов составляли займы, предоставленные России, которые в тот момент невозможно было взыскать), а Италия  800 млн. Британский экономист основывал свое предложение об отказе американцев от выплаты им межсоюзнических долгов на оценке пропорциональности вклада Европы и Соединенных Штатов в ведение войны. Но это было политическое соображение. Если американцы продолжали попрежнему расценивать займы как инвестиции (они так и делали), то их выплаты должны были состояться в любом случае в определенные сроки.
Здесь вставала проблема германских репараций. В самом деле обе проблемы были связаны в политическом и в финансовом плане. В политическом  поскольку, только если бы побежденные оплатили ущерб, нанесенный войной, виновниками которой они были признаны, было бы возможно поставить с ними в один ряд займы, сделанные с целью борьбы за общее дело. В финансовом  поскольку немецкие выплаты могли бы облегчить бремя выплат взаимных долгов странпобедительниц. В этой корреляции просматривается также и главная проблема: Соединенные Штаты смогут получить платежи по своим кредитам, предоставленным Европе, только урегулировав финансовую ситуацию с Германией.
Во избежание дополнительных трудностей, помимо тех, что создавала немецкая сторона в процессе подписания сурового мирного договора и последующей его ратификации, вопрос о выплате репараций был решен Версальским договором в целом, а не с определением их точных сумм. Более детально он обсуждался на межсоюзнической конференции в Спа в июле 1920 г. В ходе конференции было достигнуто соглашения о следующем распределении немецких платежей: 52%  Франции, 22%  Великобритании, 10%  Италии и 8%  Бельгии. Не было, однако, достигнуто соглашение относительно общей суммы, которую должна была определить комиссия по репарациям: в ее задачу входило установление общей цифры возмещения ущерба, нанесенного войной, основываясь на критерии платежеспособности Германии.

58

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

Комиссия завершила свою работу только в конце апреля 1921 г., постановив, что, помимо пошлины в 26% на германский экспорт в течение последующих 42 лет, Германия должна выплатить репарации деньгами и товарами на общую сумму 132 млрд золотых марок (или 31, 35 млрд золотых долларов). К определенным таким образом 132 млрд добавлялись 5,5 млрд военного долга Бельгии, однако вычитались 11 млрд  во столько было оценено государственное имущество, оставленное Германией на утраченных территориях. Реальная общая сумма, следовательно, вырастала до 126,5 млрд золотых марок.
Все репарации были, тем не менее, разделены на три вида долговых обязательств с различным сроком действия: категория А (12 млрд) категория В (38 млрд)  для них предусматривался точный календарь выплат  и категория С (76 млрд), для которой не была точно определена дата эмиссии соответствующих ценных бумаг, что порождало неуверенность относительно конечного результата всех предпринятых действий и той суммы репараций, которую в действительности заплатит Германия. Участники переговоров со стороны Германии стремились противостоять фиксации столь высоких общих сумм, однако перед ультиматумом союзников в мае 1921 г. им пришлось уступить. Они смирились на словах, но на деле, конечно, собирались действовать в противоположном направлении (и, следовательно, подверглась сомнению вся система межсоюзнических долгов), используя в том числе противоречия, существующие между странамипобедительницами.
Это стало очевидным достаточно быстро. В январе 1922 г. немцам удалось добиться того, чтобы Верховный совет союзников, собравшийся в Каннах, учитывая тяжелый экономический кризис, в который вступала Германия, обсудил требование моратория на платежи, и вырвать у союзников временный мораторий. В течение всего 1922 г. требование принять окончательное решение сохранялось, вплоть до того момента, пока французская оккупация Рура не поставила поновому всю проблему в целом.
Вообще говоря, самое простое решение проблемы состояло в том, чтобы немцы могли и хотели платить, компенсируя полностью или частично долги странпобедительниц Соединенным Штатам. Это стало неотложной необходимостью с того момента, когда американские власти, ведшие переговоры о выплате этих долгов, ввели норматив, категорически запрещавший снижение размера сумм, которые должны были поступать от союзников (февраль 1922 г.). Именно это решение выявляло связь, существовавшую между двумя аспектами финансовых проблем, переживаемых тогда Европой. В самом деле, было очевидно, что чем

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы        59
труднее будет получить немецкие платежи, тем более неохотно будут платить свои долги европейцы, что в целом приведет к запутанной ситуации валютнофинансового беспорядка.

1.4.3. Генуэзская конференция и рапаппьский договор

Последней попыткой, предпринятой для того, чтобы старый континент вышел из сложившейся кризисной ситуации, стала Генуэзская конференция (апрель 1922 г.). Конференция была созвана по инициативе Верховного совета союзников, собиравшегося в Канне, однако она являлась результатом более широкого и амбициозного замысла по переосмыслению почти всех проблем европейской международной жизни. Ее вдохновителем был прежде всего Ллойд Джордж, выдвинувший вместе с министром иностранных дел Германии Вальтером Ратенау в качестве цели  поиск совместного решения двух крупных проблем, в то время главных для Европы: проблемы полного включения Германии в европейскую жизнь, с тем, чтобы облегчить подъем производства, который сделал бы менее острым вопрос о репарациях, и проблемы Страны Советов, чей тотальный отрыв от Европы еще не считался само собой разумеющимся. Напротив, начало проведения «новой экономической политики» (НЭП) позволяло надеяться на общий подъем экономики, в рамках которого многие проблемы могли бы найти решение, основанное на разумном компромиссе.
Этот амбициозный замысел не удался отчасти именно изза его грандиозности, предполагавшей радикальные изменения французской политики в отношении Германии, отчасти поскольку поставленные вопросы были слишком сложны для того, чтобы их можно было решить посредством в общемто импровизированных усилий. Как отмечает Дениз Арто, проекты Ллойд Джорджа могли иметь успех, только если Генуэзская конференция рассмотрела бы также вопрос о репарациях, определявший позицию французов. Начиная с последних месяцев 1921 г. парижское правительство настаивало на приоритете выплаты репараций по отношению к выплате долгов и требовало, чтобы долги были связаны с репарациями категории C, что означало, что Франция не выплатит Соединенным Штатом ничего до тех пор, пока не получит немецкие платежи. Чем меньше заплатит Германия, тем меньше выплатит Франция.
В такой ситуации принципиальных различий между французской «политикой гарантий» и британской политикой «восстановления экономики» соглашение было невозможно. Французы

60

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

почувствовали, что теряют влияние внутри коалиции, и приготовились к принятию односторонних решений. Поэтому наиболее важный результат Генуэзской конференции был достигнут не непосредственно на самой конференции, а за ее рамками, что означало победу политики национального интереса над политикой международного сотрудничества. В самом деле, 16 апреля дипломатический мир был потрясен сообщением о том, что в этот день представитель Германии В. Ратенау и советский комиссар иностранных дел Г. Чичерин подписали договор о взаимном отказе от платежей по репарациям и в связи с ущербом, нанесенным войной, и о взаимном дипломатическом признании, направленный на нормализацию отношений между двумя странами. Это событие поубавило надежды правительствкредиторов на получение долгов царской империи, но прежде всего продемонстрировало эффективность, с которой Советы осваивали традиционные методы дипломатии, в частности, использование существующих в капиталистическом мире противоречий между побежденными и победителями для того, чтобы вбить между ними клин и цинично утвердить национальные интересы Советской России.
Односторонние действия Франции привели к оккупации Рура, юридически обоснованной признанием комиссией по репарациям постоянных несвоевременных выплат Германией репараций натурой и, в особенности, углем и телеграфными столбами (sic!). В действительности действия Франции выражали ее стремление навязать силой выгодное Парижу решение как по политикотерриториальным, так и по финансовым вопросам, поставив союзников и Германию перед твердой решимостью парижского правительства не утратить преимущества, полученные в результате войны и не уступить предложениям сомнительного, с его точки зрения, компромисса.
Однако политика «пассивного сопротивления», проводившаяся по приказу германского правительства, привела к катастрофическим последствиям и сделала французскую акцию бессмысленной. Берлинское правительство взяло на себя обязательство возмещать неполученные платежи тем, кто отказывался от сотрудничества с французами. Французы, в свою очередь, должны были взять на себя финансовое бремя, связанное с эксплуатацией ресурсов Рурского бассейна, оказавшееся непредвиденно тяжелым. Несмотря ни на что, этот столь трудный для международной денежнофинансовой системы момент имел по крайней мере один позитивный результат: он убедил не только английские правящие круги, уже осознавшие это, но также и американское правительство и финансовые учреждения США в необходимости определенного

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы        61
реагирования во избежание краха системы с возможными непредсказуемыми последствиями. В целом, речь шла о том, чтобы продемонстрировать, что при сохранении здоровой финансовой системы управление рыночной экономикой было все еще возможно, и о том, чтобы избежать преждевременного подтверждения популярных тогда советских пророчеств о распаде капиталистической системы.

1.4.4. План Дауэса

В декабре 1923 г. французы, англичане, немцы и американцы после закрытых переговоров пришли к соглашению об учреждении двух комитетов экспертов. Один (не имевший, по мнению американского историка европейских финансов Чарльза П. Киндельбергера, никакого другого смысла, кроме удовлетворения французского самолюбия) во главе с британским банкиром Реджинальдом Маккена должен была следить за экспортом капиталов, осуществлявшимся немцами после окончания военных действий с целью избежать бремени платежей. Другой, чьим председателем стал Чарльз Г. Дауэс, глава UnitedStatesBureauoftheBudget, должен был разработать способ осуществления контроля над германским бюджетом, стабилизации рынка и определения уровня ежегодных выплат в счет репараций, соответствующего платежеспособности Германии.
Важным аспектом создания двух комитетов было принятие на себя ответственности американской стороной. Назначение Дауэса председателем комитета официально поддержал госсекретарь Чарльз Э. Хьюз. С Дауэсом работал также другой американский финансист Оуэн Д. Юнг, позднее президент «Дженерал электрик» и директор НьюЙоркского Федерального резервного банка, которым помогали представители банка Моргана. Хотя госсекретарь настаивал на четком разграничении вопросов о репарациях и о межсоюзнических долгах, массированное присутствие американцев и их влияние на работу комитета подтверждали, что, несмотря на несостоявшуюся ратификацию Соединенными Штатами Версальского договора, взаимозависимость между европейской и американской финансовыми системами была уже столь сильной, что диктовала определенные требования.
План, представленный комитетом Дауэса в апреле 1924 г. после длительной и трудной подготовительной работы, явился промежуточным этапом на пути к окончательному урегулированию рассмотренных вопросов. Тем самым он положил начало процессам огромного масштаба. План предусматривал, что Гер

62

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

мания возобновит свои платежи в соответствии с ежегодно возрастающими квотами, которые начинались с миллиарда золотых марок в первый год и достигали 2,5 млрд к пятому году (не считая изменений, связанных с колебаниями цен на золото). Общий объем репараций, подлежавших изъятию из Германии, не уточнялся. Национальный немецкий банк подвергся реорганизации в целях поддержания новой немецкой валюты Reichsmark, заменившей Rentenmark. В Берлине было создано «Агентство по репарациям», которое должно было осуществлять контроль за получением сумм в счет репараций и вмешиваться в вопросы об отсрочке платежей в случае конъюнктурного кризиса.
Центральный момент компромисса представляло, однако, решение разместить заем в 800 млн золотых марок в различных финансовых столицах Запада под гарантии акций немецких железных дорог («продуктивный залог», как того хотели французы) и ипотечных обязательств, обеспеченных доходами бюджета. Заем должен был размещаться также и на французском и английском рынках, что представлялось не очень легким делом, поскольку он превращался фактически в англофранцузское финансирование Германии с тем, чтобы она возвращала его в виде «репараций». Давление американцев и то обстоятельство, что сами они обязались разместить на своем рынке около половины займа, вынудили в итоге обе европейские державы подчиниться. Однако результат отличался от прогнозов. При квоте займа в ПО млн долларов, доверенной банку Моргана и предназначенной для размещения на рынке Соединенных Штатов, была выпущена подписка на сумму в 10 раз превышающую сумму предложенных ценных бумаг. Заем, отмечает Киндельбергер, «стал водоразделом в финансовой деятельности Соединенных Штатов за границей». За ним последовала волна экспорта американского капитала: в Японию, еще до плана Дауэса, затем во Францию, затем в ряд германских промышленных предприятий (таких, как Тиссен и Крупп) и провинциальные немецкие предприятия. Это был поворот, превративший американское финансовое присутствие в доминирующий элемент европейской экономической жизни. Но еще в большей степени, в общеполитическом плане, это был поворот, благодаря которому Европа перестала видеть в экономических последствиях войны наследие, от которого было невозможно избавиться, и стала представлять видеть в будущем перспективу возобновления всеобщего экономического роста.
В августе 1924 г., после обсуждения всеми заинтересованными сторонами, план Дауэса официально вступил в силу. В этой ситуации Рейхсбанк, президентом которого стал X. Шахт, становился

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы        63
независимым, хотя и с обязательством минимального покрытия 40% задолженности, на три четверти золотом и остальное  валютой. Это предполагало проведение политики дефляции, которая привлекла капиталы на немецкий рынок и впервые привела к заметному подъему германского промышленного производства.
В более свободной политической обстановке, возникшей вследствие Локарнских соглашений, стабилизация немецкой экономики явилась главным признаком нормализации экономики в европейском регионе, где, наконец (благодаря взятию на себя ответственности американцами) стала осуществимой задача возвращения к стабильности в денежнофинансовой сфере и урегулирования военных долгов. И здесь политический аспект поворота также превалировал над экономическим. В самом деле, хотя в краткосрочной перспективе план Дауэса представлял собой крупный успех, а в среднесрочной оказался маргинальным по отношению к большому экономическому кризису, разразившемуся в 1929 г., он свидетельствовал об осознании того, что благосостояние Европы  Европы, рассматриваемой как единое целое, без учета националистического соперничества, продолжавшего наносить ущерб  было необходимо также и для Соединенных Штатов, поскольку система рыночной экономики — это комплекс взаимозависимых отношений, в рамках которого моменты кризиса могут и должны преодолеваться исходя из общего интереса.
Стабилизация Германии открыла путь британской стабилизации. В то же время американское вмешательство оказалось первым сигналом опасности, указывавшим на то, что контроль над мировым финансовым рынком ускользает от Сити (то есть комплекса финансовых институтов, банков, страховых обществ и т.п., расположенного в сердце Лондона) и перемещается в НьюЙорк. Это было неизбежно в среднесрочном плане, как многие хорошо понимали, и это означало в будущем конец глобального господства Европы.
Однако в 19241925 гг. ситуация еще не претерпела таких изменений. Поэтому главенствующее положение Лондона было неизменной целью британской финансовой политики, которую собирались проводить в 1925 г., издав 14 мая GoldStandardAct, вновь определявший курс золотого фунта стерлингов на уровне его довоенных значений  4,86 доллара за фунт. Это был завышенный курс, который привел бы к росту цен на английскую продукцию на международном рынке, если бы он не сопровождался сильным давлением с целью ограничения издержек производства и заработной платы, что было, однако, чревато усилением социальной напряженности. Однако главная причина этого решения была названа канцлером казначейства Уинстоном Черчиллем: «Я пола

64

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

гаю, что было бы грубой ошибкой думать, что если английский фунт стерлингов перестанет быть мерой, которую все знают и которой все доверяют, понятной каждому, служащей для всех единой основой, то все трансакции в Британской империи и во всей Европе могут совершаться не в фунтах, а в долларах». Сохранение превосходства требовало больших жертв, но последние позволяли Великобритании продолжать реализацию глобальной политики.
Французы стабилизировали франк летомосенью 1926 г. на низком уровне, сознательно заниженном по отношению к международному финансовому рынку, то есть на уровне пятой части своего довоеннного паритета, что составляло 124 франка по отношению к фунту стерлингов (3,92 по отношению к доллару). На деле решение, вернувшее франк в число сильных валют, создавало диспропорцию между реальной стоимостью валют. В 1929 г. оно частично защитило Францию от кризиса, но при этом нанесло вред всей валютно денежной системе в целом.
Менее важным с количественной точки зрения был процесс стабилизации итальянской лиры, проходивший синхронно с теми же процессами в двух крупнейших европейских странах. Стоимость лиры на мировом рынке снизилась вследствие более высокого уровня внутренней инфляции, и, несмотря на наблюдавшийся экономический рост итальянской промышленности, ухудшение положения в валютнофинансовой сфере в послевоенный период продолжалось. Здесь отрицательно сказывалась невыплата немецких и, прежде всего, австрийских репараций, а также бремя долгов Франции, Великобритании и Соединенным Штатам. Давление американцев с целью стабилизации лиры осуществлялось в русле общих ориентации американской финансовой системы. Они настаивали на урегулировании вопроса о долгах, что и было сделано в конце 1925  1926 году. Тем самым был открыт путь для предоставления кредитов банком Моргана, который выпустил заем для стабилизации лиры. Однако совокупность обстоятельств, связанных с положением в промышленности и торговле, привела к растущему давлению на итальянскую валюту начиная с середины 1926 г., что вынудило Муссолини и, в особенности, министра финансов Вольпи радикально вмешиваться в этот процесс.
В августе 1926 г. Муссолини произнес в Пезаро речь, в которой придал «битве за лиру» демагогический характер. В действительности речь шла о том, чтобы выдать за общественно значимую меру то, что касалось в первую очередь финансового мира и что впоследствии вылилось в ощутимое снижение заработной платы. Было решено, что котировка лиры не должна опускаться ниже 90 по отношению к фунту стерлингов (в момент речи в Пезаро она составляла 149,13). Цель была достигнута посредством увеличе

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы        65
ния уровня учетной ставки до 5% и принудительной конвертации государственного долга в долгосрочные обязательства. Ревальвации такого масштаба и дефляции, необходимой для ее достижения, как замечает Чарльз Майер, не желал никто, кроме Муссолини, но поскольку обменный курс был действительно доведен до 90, то на итальянское правительство не оказывали давление с тем, чтобы оно изменило политическую линию, которая была предвестником жертв, вызванных кризисом 1929 г.
Все это вместе взятое: план Дауэса, возвращение к «золотому стандарту» и финансовая стабилизация, хотя и сопровождалось сохранением ограничительных мер в торговле, распространявшихся практически на все страны мира, что противоречило ориентации Лиги наций на свободу торговли  решающим образом способствовало формированию обстановки оптимизма и надежды, порожденной чисто политическими событиями. С другой стороны, хотя различные аспекты ситуации и излагались здесь по отдельности в целях их лучшего анализа, следует учитывать, что в реальности разнообразные сферы деятельности были всегда тесно связаны и часто зависимы друг от друга.
Нормализация франкогерманских отношений, по крайней мере временное решение вопроса о репарациях, вопрос о межсоюзнических долгах, возвращение Соединенных Штатов на европейскую сцену составляли цепь, которую нельзя было разорвать (разве что aposterioriили абстрактно), и служили рамкой, внутри которой осуществлялся подъем производства, характеризовавший, хотя и не в равной мере, годы с 1924 по 1929. Составной частью этой цепи оставалось осуществление плана Дауэса.
За пять лет его реализации немцы без труда справлялись с возложенными на них растущими платежами. В 1927 г. Лига Наций взяла на себя инициативу новой всеобщей дискуссии по экономическим проблемам и собрала в Женеве всемирную конференцию, посвященную вопросу о протекционизме. Конференция не дала никаких результатов, кроме того, что послужила фоном для выработки проекта договора Бриана–Келлога. Однако она стала свидетельством постоянного внимания к проблемам мировой экономической системы.

1.4.5. ПЛАН ЮНГА И ОКОНЧАНИЕ ВЫПЛАТЫ РЕПАРАЦИЙ

В 1928 г. верховный комиссар по репарациям С. Паркер Джильберт, работавший в Берлине в соответствии с договоренностями, принятыми в рамках плана Дауэса, подчеркнул в своем ежегодном докладе необходимость заново оценить ситуацию,

66

учитывая, что срок действия плана истекал, и что до сих пор немецкие платежи обеспечивались преимущественно внешними займами, а это ставило вопрос об определении реальной платежеспособности Германии в нормальных условиях. Заинтересованность в наиболее полном решении вопроса была связана также с тем, что французы настаивали на определении общей суммы репараций, которые должны заплатить немцы, в то время как немцы надеялись на уменьшение своих ежегодных платежей и на получение, в конечном счете, политических уступок в отношении все еще осуществлявшегося над ними контроля и пребывания оккупационных войск на их территории.
Именно совпадение этих устремлений облегчило созыв в Париже в феврале 1929 г. комитета экспертов во главе с американцем Юнгом, участвовавшим еще в разработке плана Дауэса. Доклад комитета Юнга обсуждался в августе 1929 г., был принят в январе 1930 г. и вступил в силу в апреле того же года. В политическом плане он предусматривал ликвидацию агентства и комиссии по репарациям; оккупационные войска, все еще находившиеся в Германии, должны были покинуть ее до июня 1930 г., на пять лет раньше предусмотренного Версальским договором срока. В экономическом плане он устанавливал, что в погашение оставшейся части репараций в 109,6 млрд золотых марок немцы должны будут вносить платежи в течение 59 лет (вплоть до 1988 г.). В течение первых 36 лет немцам надлежало выплачивать ежегодно немногим более 2 млрд  треть в виде обязательных платежей, другие две трети  при условии, что не будет трудностей, связанных с выплатой межсоюзнических долгов (это означало первое признание американцами такой взаимозависимости, которую Соединенные Штаты всегда категорически отвергали). Впоследствии платежи должны были снизиться до ежегодных взносов в 1,61,7 млрд долларов, соотносимых с продолжением выплаты долгов (пункт, по которому, впрочем, отсутствовало согласие правительства Соединенных Штатов). Для того, чтобы контролировать выполнение договоренностей и сделать технически возможным перевод валюты, был создан Банк международных расчетов, расположенный в Базеле; наконец, с целью запустить механизм новых платежей, был выпущен заем в 300 млрд. долларов, разделенный на две части  200 млрд для странкредиторов и 100  для немцев. Стоит отметить, что план Юнга обсуждался в 1929 г. Брианом и Штреземаном во время их последней встречи. Несколько месяцев спустя, в октябре 1929 г., министр иностранных дел Германии умер, как бы обозначив конец эпохи.
Хотя план Юнга и был задуман весьма хитроумно, он отправлялся в плавание по бурным водам. Англичане согласовали поря

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы        67
док выплаты своего долга Соединенным Штатам начиная с 1923 г., а незадолго до одобрения плана Юнга французская палата депутатов ратифицировала соглашение Меллона–Беранже 1926 г., которое теоретически урегулировало выплату французского долга Соединенным Штатам. Казалось бы, взаимосвязь между долгами и репарациями была разорвана. Но на практике события развивались в другом направлении. Экономический кризис тяжело поразил Соединенные Штаты, Германию, Великобританию и, в меньшей степени, Францию. Когда в начале 1930 г. план Юнга вступил в силу, кризис начинал распространяться по всей Европе. Взаимосвязь, отрицавшаяся на бумаге, подтверждалась в действительности. И, следовательно, не оставалось ничего другого, как учитывать новую ситуацию.

В самом деле, когда экономический кризис полностью охватил Германию, немецкий президент Гинденбург попросил Соединенные Штаты о вмешательстве. Американский президент Герберт Гувер положительно ответил на просьбу и высказался в том духе, что платежи как в счет репараций, так и по межсоюзническим долгам могут не осуществляться с 1 июля 1931 г. по 30 июня 1932 г. Своим предложением, которое сразу вступило в действие, Гувер подтвердил типичное для американцев разделение между долгами и репарациями, но в то же время открыл путь для окончания выплат последних. Годичный срок был использован для поиска всеобъемлющего решения. Затем обсуждение темы было продолжено на новой международной конференции, проходившей в Лозанне с 26 июня по 9 июля 1932 г. На ней было решено закрыть тему, положив конец немецким платежам и назначив символическую цифру заключительной выплаты  3 млрд рейхсмарок, которую следовало осуществить до 1935 г. и которая в действительности никогда не была выплачена. Теоретически открытым оставался только вопрос о долгах Соединенным Штатам. Ни Гувер, ни Рузвельт, впервые избранный президентом в ноябре 1932 г., не хотели соглашаться с их аннулированием. Британская сторона признавала законность своих обязательств в отношении Соединенных Штатов и до тех пор, пока это было возможно, платежи продолжались. Французы в конце 1932 г. решили прервать выплату суммы, причитавшейся с них. Оставалось совсем немного до прихода к власти Гитлера, и этот аспект международной финансовой жизни лишь подтверждал хрупкость нормализации. В конце 1932 г. было отчетливо видно, что она была всего лишь иллюзией, сохранявшейся в течение нескольких лет, и что конфликты, унаследованные от войны, вновь вставали в еще более обостренной форме.

1.5 Урегулирование в Центральной Европе и советская проблема
1.5.1. «Страх» перед революцией. разногласия мещду победителями

Темы, связанные с устройством границы по Рейну, с проблемами франкогерманских отношений и безопасности Франции в ее политических и финансовых аспектах, были, конечно, наиболее нашумевшими из тех, что обсуждались в Париже в 1919 г. Однако столь же важной и, конечно, более насыщенной переменными и неизвестными величинами была тема урегулирования в Центральной и Восточной Европе, которой Парижская конференция посвятила серию отдельных договоров — по одному на каждую из странсоюзниц Германии. Доминирующим в комплексе этих проблем был российский кризис, проявившийся сначала в гражданской войне (19191920 гг.), а затем  в явном утверждении революционной власти (19201922 гг.). Именно успех силы, поставившей в центр своей политической деятельности идею мировой революции, и отклик, вызванный этим призывом в остальной Европе, обусловили восприятие их западными государственными деятелями, которые не обращали должного внимания на трудности самой советской власти и не понимали того, что триумф ленинизма с самого начала  это триумф власти, основанной на силе и на бюрократическом аппарате. Такая власть была, следовательно, вынуждена в первую очередь укреплять себя саму и только в следующую очередь думать о мировой революции. Это означало, что в отсутствие немедленных откликов на события в Москве и Петрограде концепция мировой революции приобретала скорее ценность лишь идеологического инструмента, чем реальной политической перспективы, и превращалась в превентивное оружие для противодействия инициативам, которые могли предпринять капиталистические страны. В самом деле, чего могли ожидать Советы от распространения революции, если не усиления давления на них и возросшего риска проиграть гражданскую войну с коалицией, в которой участвовали бы все европейские страны, объединив побежденных и победителей? Не представлялась реалистичной и гипотеза о расширении революции, поскольку после того, как немногочисленные вспышки были погашены, их результат остался ограничен дискуссиями внутри европейских социалистических партий, в которых с тех пор преобладал дуализм выбора между революцией и реформами. Однако страх (это понятие в данном случае не преувеличено) во

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы        69
зобладал над реализмом, и выбор, сделанный в Париже, был в значительной степени отражением этого страха.
Помимо этого общего настроения существовали и радикальные новшества, выдвинутые войной на передний план. Одновременный конец трех многонациональных империй (АвстроВенгерской, Российской и Германской) и смертельный кризис, к которому двигалась Оттоманская империя, делали особенно важным национальный вопрос. Вильсоновский принцип самоопределения привел к исчезновению империи Габсбургов и лежал в основе значительной части других территориальных решений, принятых в Париже, хотя практическое применение самого принципа сразу же натолкнулось на сложность ситуаций, сложившихся на этой территории, породив новые противоречия и новые элементы противостояния.
В Центральной и ДунайскоБалканской Европе история поработала настолько основательно, и этнические группы и национальные культуры смешались настолько, что какое бы решение не было принято, какието требования остались бы неудовлетворенными и возникли бы новые обстоятельства, способные породить кризис. Таким образом созданная совершенно новая система государств, организованная в соответствии с новыми границами, таила в себе новые угрозы, то есть возникала неустойчивая ситуация, в которой доминировали перспектива нестабильности и страх перемен (или надежда на них). Ревизионистские устремления проявились еще до того, как договоры вступили в силу, и, по крайней мере в одном случае  в Турции, они оказались успешными.
Все это было тесно связано с политикой трех крупнейших европейских держав: Франции, Великобритании и Италии. Франция, постоянный оплот политики по сдерживанию Германии, являлась естественным союзником любого, кто в Восточной Европе и на Балканах мог бы внести вклад в достижение этой цели. До тех пор, пока казалось возможным поражение советской власти, французы надеялись на возрождение их традиционного союзника, хотя это могло возродить и мечту о «великой России», доминировавшей во всей Восточной Европе. Для Франции это было бы гарантией против любой попытки возрождения Германии. Но когда в начале 1920 г. советский режим одержал победу над контрреволюционнными силами, ситуация изменилась также и для Франции, и тема безопасности Восточной Европы приобрела новое звучание. Если раньше можно было размышлять о безопасности применительно к возрождению германской угрозы, то теперь необходимо было иметь в виду присутствие советского коммунизма и его способность проникать в остальную часть Европы.

70

1.5.2. МАЛЫЕ МИРНЫЕ ДОГОВОРЫ: ВОЗРОЖДЕНИЕ ПОЛЬШИ,
СОЗДАНИЕ ЧЕХОСЛОВАКИИ, ВЫДЕЛЕНИЕ АВСТРИИ
В САМОСТОЯТЕЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВО

В этой ситуации позиция средних государств, созданных или признанных мирными договорами, становилась совершенно иной, поскольку они должны были выступать оплотом против двух потенциальных угроз: Германии и Советской России. Это было важно, в особенности для Польши, в отношении которой последствия изменения внешних обстоятельств были гораздо более заметны; они могли быть важными, хотя и в меньшей степени, также для Чехословакии. Вместе с тем, Франция могла стать, при определенных обстоятельствах, опорой политики сохранения statusquoна Балканах, в том случае, если эта политика приобрела бы характер ответа на возобновление давления России или на слишком активное стремление Италии навязать свое господство в ДунайскоБалканском регионе.
Великобритания заняла в этих вопросах сдержанную политическую позицию. Установка на то, чтобы наблюдать за Европой извне и использовать возникающие на континенте противоречия в своих интересах, как это было возможно до 1914 г., не позволяла англичанам понять, что рейнский конфликт был уже исторически решен и стал бы вновь актуальным только в случае всеобщего военного конфликта. Эта позиция мешала им также понять и то, что причины для возникновения новой войны вытекали из потенциальной нестабильности на территории, расположенной к юговостоку от Германии. Правда, англичане не скрывали своей неудовлетворенности тем, как решались проблемы (в особенности, касающиеся Польши), но эта неудовлетворенность сопровождалась явным отказом от обязательств относительно практических инициатив, которые следовало предпринять для предупреждения рисков, связанных с нестабильностью. И если сначала последствия этого отказа не были очевидными, то всего через несколько лет Локарнские соглашения выявили наличие такой проблемы. Именно в такой обстановке принимались все решения, касавшиеся Центральной и Южной Европы. Место трех «определенностей» (какими бы подавляющими они ни были) заняла всеобщая неопределенность, целый комплекс проблем, требовавших немедленного решения или изменения ранее принятых решений.
С точки зрения территориальной решения, принятые в Париже и непосредственно относившиеся к Германии, касались возрождения Польши, создания Чехословакии и сохранения независимой Австрии, сокращенной, однако, до минимальных территориальных

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы        71
размеров. Решения, напрямую не затрагивавшие Германию, касались рождения сербохорватословенского государства (позднее Югославия); создания независимой Венгрии; создания, фактически заново Румынии, поскольку с точки зрения территории она расширилась почти вдвое против своих прежних размеров; признания независимости Албании; уменьшения размеров Болгарии; увеличения греческой и итальянской территорий.
Оттоманская империя уже в течение нескольких десятилетий не являлась с территориальной точки зрения проблемой для Европы. В результате балканских войн 19121913 гг. она была почти полностью вытеснена с континента. Однако вопрос проливов непосредственно касался европейских стратегических интересов, и о судьбе Оттоманской империи велись наиболее дискутируемые дипломатией переговоры в период войны. Судьба, которую предназначали ей союзники (то есть стремление довести ее до состояния государствапризрака), пришла, однако, в столкновение с первым послевоенным подъемом антиколониального движения.
Каждое из таких урегулирований создавало новые проблемы.
Сен-Жерменский мирный договор (10 сентября 1919 г.), касавшийся устройства территорий, ранее принадлежавших АвстроВенгерской империи, как и Версальский договор, открыли путь к возрождению Польши. Хотя решение об этом было определенным и исправляло одну из величайших несправедливостей, совершенных династической дипломатией в конце XVIII века, границы, в которых должно было осуществляться такое решение, были гораздо менее определенными. Польша рождалась, получив австрийскую Галицию, Померанию и часть Силезии. Ее восточная граница оставалась неопределенной, в то время как южная граница была достаточно четко определена благодаря географическому положению  ее расположению по хребту карпатской гряды  все другие границы являлись предметом для обсуждения. Как можно было сочетать восстановление исторической справедливости с принципом самоопределения на землях, где присутствие многих этнических групп сделало ситуацию трудноразрешимой? Это касалось как Силезии, так и Померании, а также границы с Россией, Белоруссией и Украиной. Кроме того, вставал вопрос выхода к морю. Можно ли было возродить великое польское государство, не предусмотрев, чтобы оно имело выход к Балтийскому морю? Но где? Достаточно перечислить эти проблемы для того, чтобы понять, как в каждой из них присутствовали причины для противоречий с побежденными нецами, с австрийцами, также побежденными, и с русскими, в каком бы то ни было качестве  побежденных или революционеров. Решение

72

относительно Верхней Силезии было доверено плебисциту (он состоялся в 1921 г. и предоставил объективные данные, если так можно выразиться, для определения границы в соответствии с преобладанием тех или иных этнических групп). Относительно Померании решение было принято державами Антанты. Германскую территорию разрезали для выделения «коридора», который обеспечил бы Польше выход к морю. Польше предоставлялся также порт города Данциг (сейчас  Гданьск), получивший статус свободного города под контролем Лиги Наций. Таким образом, с созданием Восточной Пруссии, отрезанной от остальной Германии новыми польскими территориями, Германия утрачивала свою территориальную целостность.
Еще более сложным был вопрос о восточной границе, неразрывно связанный с действиями советского правительства. Оно уже отказалось от польских территорий (так же как и от территорий Финляндии, Латвии, Эстонии и Литвы) по БрестЛитовскому договору 3 марта 1918 г., положившему конец войне с имперской Германией, являвшейся в тот момент победительницей на восточном фронте. Поражение Германии позволило создать Польское государство, во главе которого встал маршал Юзеф Пилсудский, президент республики и главнокомандующий армии. Эта армия бесстрастно наблюдала за ходом гражданской войны в ожидании того, что ситуация позволит заинтересованным сторонам решить проблему границы с революционной Россией. Пилсудский ошибочно верил в прочность независимости Украины, санкционированной в БрестЛитовске. В самом деле, это дало бы независимым полякам серьезную поддержку в сопротивлении русским. Однако, когда успехи революционнных сил продемонстрировали, что эта вера была плохо обоснована и что Красная армия приближается к польской территории, Пилсудский перешел в наступление и в период с апреля по август 1919 г. сумел отвоевать территорию, уже захваченную Советами, и дойти до Белоруссии.
Успех так вдохновил его, что в последующие месяцы и, в частности, в ноябре 1919  январе 1920 г. он отверг советы Ллойд Джорджа о том, что надо искать компромиссное решение с силами русской революции. Напротив, весной 1920 г. он вступил в союз с украинским лидером Симоном Петлюрой, укрывшимся в Польше, с целью ведения совместной борьбы с Красной армией. Наступление имело большой успех и довело поляков до Киева, однако молниеносная реакция Советов драматическим образом опрокинула ситуацию. Появилась опасность того, что революция, не вспыхнувшая спонтанно, будет впервые экспортирована совет

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы        73
ской армией, которая в июне–августе 1920 г. вернула себе всю утраченную территорию и стала даже угрожать Варшаве. В условиях обострения ситуации Ллойд Джордж вновь предложил свое посредничество, однако и на этот раз предложение было опровергнуто молниеносным польским контрнаступлением (определенную помощь ему оказали французские военные), в результате которого в августе 1920 г. Советам было нанесено сокрушительное поражение и они были вынуждены поспешно отступить.
Пилусудский согласился вести переговоры с позиции силы. Поэтому сформулированное англичанами предложение о пограничной линии, соответствовавшей в общих чертах старой восточной границе Варшавского герцогства (известной как линия Керзона, по имени британского министра иностранных дел) не было тогда воспринято серьезно. После поражения Красной армии и в преддверии зимы возобладала потребность в заключении мира. Советы согласились в октябре на перемирие, оставлявшее им значительную часть Украины (которую они потеряли по БрестЛитовскому договору), но уступали Польше обширные территории, населенные украинцами и белорусами, вдоль пограничной линии, сохранившейся до Второй мировой войны (перемирие превратилось в окончательное соглашение в результате Рижского договора 18 марта 1921 г.). Таким образом создавалось крупное государство, опирающееся на сильное национальное чувство, на стремление вновь добиться былого величия, и возглавляемое такой сильной личностью, как Пилсудский, который в своей политической деятельности руководствовался авторитарноконсервативными моделями. В определенном смысле  прекрасный оплот против Советов. Однако оставались открытыми все проблемы противоречий с Германией и некоторые проблемы противоречий с Литвой (по поводу обладания городом Вильнюсом) и с Чехословакией (по поводу судьбы территории Тешинской Силезии).
На юговосточной границе Германии, на развалинах Габсбургской империи, возникла Чехословакия. Богемский национализм был вознагражден за свою многолетнюю деятельность и за активность, проявленную во время войны. Это движение, возглавлявшееся Эдуардом Бенешем (чехом), Томашем Масариком (чехом, но словаком по матери) и словаком Миланом Штефаником, пережило значительный подъем в последний год войны, когда ему удалось убедить крупнейшие державы в необходимости разрушить империю Габсбургов и открыть путь формированию национальных правительств.
В действительности то образование, о котором было заявлено в конце октября 1918 г. и которое создало в сентябре этого года

74

временное правительство, не было национальным государством в полном смысле этого слова. Богемия и Моравия, имевшие глубокие культурные традиции и высокий уровень промышленного развития, объединялись со Словакией, тогда еще по преимуществу сельскохозяйственной и находившейся под властью католического духовенства. В основе объединения лежало обязательство признать автономию Словакии, которое чехи впоследствии не оченьто соблюдали и которое оказалось причиной вечных конфликтов между двумя сообществами. Кроме того, угрозой гомогенности нового государства было то обстоятельство, что оно включило в себя все территории Судетской области, населенные немцами и прежде относившиеся к Габсбургской империи. Это была еще одна причина потенциальной нестабильности, которую не учли страстные разрушители АвстроВенгерской империи. Впрочем, Бенеш и Масарик пользовались большим авторитетом и это позволило им сразу же выступить на международной сцене в качестве представителей нового порядка, сложившегося в Европе, и в качестве гарантов территориального барьера, отделявшего Германию от ее балканских соседей.
Новые границы Германии на юге в основном повторяли старые; здесь не было территориальных изменений, как на рубежах с Австрией. Рождение Австрийской республики было самым заметным знаком разрыва с прошлым. Создание этого маленького государства с населением немногим более 6,5 млн человек, четверть из которых была сосредоточена в его столице  Вене (возникшей как центр империи, чья территория была в четыре раза больше маленькой республики, создаваемой победителями), служило символом разрушения старой системы. Австрия также считалась побежденным государством, подлежащим разоружению и выплате репараций, и, прежде всего, подчиненным важнейшему политическому условию  запрету объединяться с Германией, установленному как Версальским, так и СенЖерменским договором.
Из всех «творений» победителей в 1919-1920 гг. создание Австрийской республики было, вероятно, самым необоснованным и чреватым потенциальными негативными последствиями: создавалось государство, жизнеспособности которого никто не мог дать реалистическую оценку. Более того, многие были настолько убеждены в невозможности его выживания, что считали единственной серьезной альтернативой присоединение Австрии к Германии. Однако это договоры предусмотрительно запрещали. В международном плане Австрия оказывалась окруженной потенциальными врагами: чехословаками, только что освободившимися от габсбургского господства, югославами, сделавшими то же самое. Что ка

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы        75
сается итальянцев, то вызванная лишь стратегическими соображениями уступка Италии АльтоАдидже (Южного Тироля), населенного в подавляющем большинстве австрийцами, создавала повод для постоянных разногласий, что не могло не привести ни к чему другому, как подтолкнуть австрийцев к поиску поддержки именно у Германии.
Тема приобретает еще большее значение, если считать, что маленькая Австрийская республика представляла собой (конечно, помимо воли тех, кто принимал касавшиеся ее решения) один из важных элементов всей системы нового равновесия, которую выстраивали (или пытались выстроить) мирные договоры. Действительно, независимая (от Германии или, парадоксальным образом, от Италии) Австрия была пунктом, где пересекались все возможные ревизионистские тенденции, возникшие в результате Парижских договоров. Ее независимость гарантировала Италии защиту от чрезмерного германского давления на границу в районе Бреннера, а Балканский полуостров  от возобновления сильного политического, торгового, финансового давления, которое Германия оказывала на него до 1914 г. То же самое относилось и к Франции, и к Великобритании. Впрочем, не имея общих с Австрией границ, эти страны были менее чувствительны к возникшей деликатной теме. Кроме того, неизбежно напрашивался прогноз (как это показало письмо Штреземана бывшему кронпринцу Германии спустя несколько лет), что как только Германия вернет себе определенную свободу действий, она обратит свой взор на Австрию, с которой она была связана узами языка, культуры, старых союзов. И всетаки, несмотря на все это, столь важная геополитическая роль была отведена хрупкому государству, экономически потрясенному поражением, деморализованному, неустойчивому. Что это было? Шедевр непредусмотрительности, последствий которого коекому следовало опасаться. Но кому? Парадоксальным было и то, что все державыпобедительницы и, в особенности, Франция и Италия, перекладывали друг на друга эту задачу, что в итоге открыло в 1938 г. путь гитлеровскому ревизионизму.

1.6. Хрупкость нового порядка в Дунайско-Балканском регионе

1.6.1. СОЗДАНИЕ ЮГОСЛАВИИ

Если исходить из концепции, что главной причиной конфликта было стремление пресечь гегемонизм Германской империи, то урегулирование проблем Балканского полуострова нельзя

76

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

связывать напрямую с противоречиями, вызвавшими войну. Однако правда и то, что война была зажжена балканской искрой, то есть столкновением сербского национализма с империей Габсбургов. Идея «великой Сербии» или независимого государства для всех южных славян (словенцев, хорватов, сербов и черногорцев) долгое время присутствовала в европейской жизни XIX и первых лет XX веков. В отличие от проблем, касавшихся Германии, являвшихся настолько очевидными, что они не требовали комментариев, сербский национализм распространялся на регион, слишком насыщенный противоречиями и контрастами, и бросал вызов откровенными амбициями существующей реальности. Сербы  естественные союзники царской России  их интересы зависели от успехов этой страны, как их надежной защтницы, способной противостоять упорной враждебности Габсбургской империи и, в частности, Венгрии.
К тому же сербы должны были считаться с другой реальностью или тем, что от нее осталось: Оттоманской империей, то есть государствами, занявшими ее место. Если отношения с болгарами вплоть до Второй балканской войны, показавшей связь Болгарии с Германией, были традиционно хорошими, то отношения с Румынией на севере, с Албанией на югозападе и с Грецией на юге были далеки от стабильности, и интересы сербов лишь эпизодически совпадали с интересами этих стран.
В отношении происшедших радикальных изменений позицию Сербии (какой бы она ни была  маленькой или великой) предстояло еще выработать во всех ее аспектах. Тем более что к уже названным субъектам, действовавшим на довоенной политической сцене, следует добавить Италию, с ее надеждами на достижение территориальной целостности Истрии. Волновало ее и положение в регионах со смешанным населением, таких, как Далмация, где стратегические цели преобладали над демографическими обоснованиями, и Фиуме, где демографические соображения были принесены в жертву чужим стратегическим интересам. Когда Италия вела переговоры о заключении Лондонского договора 1915 г. (26 апреля 1915 г.), устанавливавшего условия ее вступления в войну, она добилась обещания границы на Бреннере, территорий Истрии и Далмации до мыса Планка, но она не требовала Фиуме, исходя из предпосылки, что это был необходимый выход к морю для АвстроВенгерской империи в ситуации, когда ее лишили Триеста.
Восстановить территориальное равновесие на полуострове, являвшемся первым театром военных действий, где проявлялось столько объективных противоречий, лишь внешне казалось более легким с окончанием войны, сопровождавшимся распадом Австро

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы        77
Венгерской империи и поражением Оттоманской империи. Балканский полуостров оставался, в определенном смысле, «чистым листом» (за исключением обязательств, взятых в отношении Италии), в отношении которого были возможны различные варианты урегулирования. Однако на заднем плане вырисовывалась совсем не второстепенная проблема: кто будет осуществлять ту геополитическую роль, которую история доверила империи Габсбургов? Достаточно ли было положиться на национальный принцип в качестве регулирующего элемента нового балканского порядка? Можно ли было использовать на Балканах национальный принцип? Габсбургская империя в условиях нарастающего ослабления Оттоманской империи занимала в геополитическом плане промежуточное положение  это касалось и проникновения Германии и устремлений России  выполняя таким образом функцию сдерживания и поддержания равновесия в регионе, подверженном частым импульсам к переменам. Кроме того, она регулировала в институциональном плане (хотя и не идеальным образом изза враждебного отношения Венгрии к новым институциональным изменениям 1867 г.1) сосуществование разных национальностей, предотвращая взрыв разрушительных кофликтов. Империя дорого заплатила за эту свою роль, поскольку была разрушена центробежными импульсами, исходившими от разных национальностей. Вместо многонациональной империи создавалось множество новых государств, каждое из которых претендовало на то, чтобы быть выражением национального принципа. Однако в случае с Чехословакией это было, конечно, не так. То же самое можно сказать и о Югославии.
Представители этнических групп южных славян договорились (провозгласив Корфскую декларацию 20 июля 1917 г.) о создании независимого государства, чья этническая структура характеризовалась присутствием по крайней мере трех крупных национальных групп (сербов, хорватов и словенцев), а также черногорцев, македонцев, албанцев, венгров и итальянцев, придававших временный характер новому государству, устойчивость которого могла поддерживаться только извне. В равной степени Румыния, побежденная автрийцами и немцами на поле боя и принужденная к заключению унизительного мира 7 мая 1918 г., моментально воспользовалась распадом Габсбургской империи и кризисом России для присоединения всей Трансильвании, населенной в значительной мере венграми и немцами, Бессарабии и Буковины,
1 В 1867 г. Австрийская империя была преобразована в двуединую (дуалистическую) АвстроВенгерскую монархию.  Прим. редакции.

78

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

отторгнутых от Украины, и Южной Добруджи, отторгнутой от Болгарии. Таким образом рождалось другое многонациональное государство, создавая ситуацию по меньшей мере парадоксальную: только побежденные страны становились этнически однородными. Это Венгрия и Болгария (чья судьба была определена соответственно Трианонским  4 июня 1920 г.  и Нейиским  27 ноября 1919 г.  договорами), конечно, не испытывавшие внутренних противоречий, однако, разъедавшиеся изнутри горечью поражения и стремлением к реваншу.
Если ситуация с Грецией и Албанией, связанными с судьбой Оттоманской империи, требует отдельного разговора, то для того, чтобы охарактеризовать балканскую систему, остается прояснить новую роль, которую играла на полуострове единственная великая держава, непосредственно граничащая с полуостровом или обращенная к нему, а именно  Италия. Лондонский договор, текст которого в послевоенный период был уже известен, предусматривал урегулирование вопроса о границе, не учитывавшее национальный принцип в отношении Словении, а также в отношении Фиуме, хотя большинство его населения составляли тогда итальянцы.
В 1915 г. итальянцы не выдвигали требование относительно этого города, предполагая, что сохранится Габсбургская империя. Когда это предположение отпало, националистические импульсы внутри Италии побудили итальянских делегатов на Парижской конференции потребовать, чтобы, кроме территорий, предусмотренных Лондонским договором, Италия получила бы также Фиуме. Вильсон, не подписавший Лондонский договор, выступил против как передачи Италии всей Истрии и Далмации, так и против передачи ей Фиуме. Возникшее в результате острое столкновение обусловило неспособность держав в конечном счете решить вопрос о восточной границе Италии. СенЖерменский договор, передававший Италии Триест и Истрию, но не Далмацию, отложил решение вопроса о границе до прямых переговоров между двумя заинтересованными сторонами.
Эти переговоры состоялись год спустя, при совсем иных обстоятельствах, и по Рапалльскому договору 12 ноября 1920 г. устанавливалось, что Италия получает всю Истрию, до Монте Невозо, а также город Зара в Далмации; город Фиуме превращается в свободный порт под эгидой Лиги Наций. Это было временное решение, с учетом диспропорции в соотношении сил и напористости, с какой итальянские националисты поставили вопрос о Фиуме, где группа волонтеров во главе с поэтом Габриэле Д’Аннунцио, захва

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы        79
тившая его в сентябре 1919 г., установила автономное «управление» в качестве предпосылки для дальнейшей аннексии его Италией, и откуда их требовалось выдворять силой, когда итальянское правительство захотело выполнить условия Рапалльского договора. Однако неустойчивость урегулирования с Фиуме делала ситуацию нестабильной. В Югославии были гораздо более серьезные внутренние проблемы и она не могла позволить себе иметь открытую рану на границе с Италией. Вопрос решился окончательно (на тот момент) с заключением Римского договора 24 января 1924 г., в соответствии с которым «свободное государство» Фиуме было разделено между Италией, получившей Фиуме, и Югославией, получившей бухту Сусак. В будущем конвенция должна была соответственно урегулировать экономические вопросы.
Так же, как и в отношении германской проблемы, победители выработали ряд противоречивых решений, не способных удовлетворить основные заинтересованные в данном случае стороны, возможно, за исключением Польши и Чехословакии. На Балканском полуострове победители заменили довоенный порядок системой отношений, которая непомерно преувеличивала роль Югославии и Румынии, не способных к самостоятельной консолидации и кроме того принесенные в жертву этому новому устройству государства были преисполнены обидами.
Разумеется, такое урегулирование разрушало военный союз, поскольку им была очень недовольна Италия, одна из двух держав, которая могла бы вместе с Францией способствовать большей стабильности нового устройства на Балканах. Но именно вследствие разногласий по поводу Адриатики и той враждебности или безразличия, с какими рассматривались претензии Италии во время Парижской конференции, она оказалась в лагере недовольных и потенциальных ревизионистов. Более того, ее подтолкнули к тому, чтобы она проводила на Балканах собственную политику, не учитывая французские интересы и часто, напротив, вступая с ними в противоречие. Компромисс 1920 г., который не признавал за ней все то, что гарантировал Лондонский договор, способствовал нарастанию волны национализма, приведшей к власти фашизм. Муссолини впоследствии превратил ревизионизм в одно из знамен своей внешней политики. Так вырисовался еще один элемент нестабильности в регионе, который нуждался как раз в противоположном для достижения подлинного мира. Напротив, неудовлетворенность и разногласия, посеянные авторами договоров 1919-1920 гг., привели лишь к созданию ситуации постоянного потенциального конфликта.

80

1.7. Нормализация дипломатических отношений с СССР
1.7.1. ДИПЛОМАТИЧЕСКОЕ ПРИЗНАНИЕ

В 1922 г. все европейские правительства осознали, что попытка воспрепятствовать созданию коммунистического и советского государства вместо царской империи провалилась. Это был тезис, отстаиваемый Ллойд Джорджем, вписывавшим его в свой проект, направленный на пересмотр важнейших проблем, оставшихся в наследство от мирных договоров. Результатом его воздействия было приглашение Советам прислать своего представителя (министра иностранных дел Чичерина) на Генуэзскую конференцию в мае 1922 г.
Советы также стали бо2лыпими реалистами, а именно  отказались от немедленного осуществления проекта мировой революции. Тяжелая болезнь, которая поразила Ленина в мае 1922 г. и привела к его смерти в январе 1924 г., положила начало жесткому соперничеству за его наследство. Сталин, избранный Генеральным секретарем ЦК РКП (б) в 1922 г., используя личное и политическое соперничество, взял верх над представителями других партийных фракций. Он отстранил от власти (а в последующие годы и уничтожил физически) таких людей, как Троцкий, Зиновьев, Каменев, Бухарин. С самого начала Сталин был среди сторонников НЭП (новая экономическая политика). НЭП состояла по существу в замене принципа принудительного изъятия сельскохозяйственной продукции на налог, оставлявший крестьянам часть произведенного, которую они могли бы реализовывать, восстанавливая сельскохозяйственный «рынок». Однако, руководствуясь прежде всего мощными националистическими импульсами, Сталин стал свертывать эту политику уже с 1924 г., когда его влияние становилось преобладающим. Сталин отстаивал и осуществлял концепцию о возможности осуществить социальную революцию в одной стране, СССР. При этом под социальной революцией понималось преобразование советской экономической системы в строго плановую экономику, в соответствии с последующими пятилетними планами и ставящую своей целью быструю индустриализацию, которая изменила бы состав национального производства и уменьшила экономическое и политическое влияние крестьянского мира (в особенности, это касалось мелких собственников, которых Сталин считал неминуемыми врагами революции, подлежащих уничтожению как класса).

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы        81
Начавшиеся перемены сделали возможным возобновление отношений с остальным миром. Сталин утверждал, что «победа социализма в одной стране, даже если эта страна менее развита в капиталистическом отношении, а капитализм продолжает существовать в других странах, хотя и более развитых в капиталистическом отношении, совершенно возможна и вероятна». Следовательно, налицо была также и гарантия приведения идеологии в соответствие с нормализацией международных отношений. В этом процессе участвовали без всякого предубеждения все европейские страны. Они увидели в новой экономической системе Советского Союза потенциальное поле для экспорта товаров, капиталов и технологий, то есть считали еще возможным воссоздать систему традиционных связей мирового рынка с огромной геополитической зоной, от которой остальная часть мира была отделена лишь на очень короткий период, но которая теперь могла вновь занять свое место среди взаимозависимых наций.
Некоторое время спустя западный мир осознал, что он исходил из глубоко ошибочной трактовки того способа, каким Сталин собирался трансформировать советскую экономику из отсталой и развивающейся в экономику, способную сделать очень быстрый рывок вперед к индустриализации. Однако в течение весьма недолгого времени, когда такая иллюзия еще сохранялась, европейские державы устроили настоящее соревнование с целью присоединиться к Германии и стать странами, имеющими нормальные дипломатические отношения и, если возможно, торговые договоры с советским режимом. Состязание выиграли аглийские лейбористы, которые признали dejureсоветское правительство 2 феврал несколько дней спустя за ними последовала фашистская Италия, заявившая о своем признании 7 февраля. Затем, в 1924 г., последовали в порядке очередности Норвегия, Австрия, Греция, Швеция, Дания, Мексика, Венгрия, Франция, Япония. Советский Союз вновь вошел, таким образом, в мировое сообщество, хотя и заняв в нем обособленную позицию: он не вступил в Лигу Наций и не получил признание Соединенных Штатов, состоявшееся только в 1933 г. после избрания президентом Франклина Д. Рузвельта.

1.7.2.  ОГРАНИЧЕННАЯ НОРМАЛИЗАЦИЯ

Пределы этих формальных изменений не замедлили проявиться, поскольку на деле они были вызваны соображениями целесообразности и не учитывали реальной ситуации. С одной стороны, идея о том, что империалистические страны стремились

82

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

использовать каждый удобный случай для возобновления наступления против СССР, имела глубокие корни в менталитете Сталина (и осталась в нем вплоть до его смерти). С другой,  иллюзии относительно того, что признание приведет к изменению методов советской дипломатии, или к отказу от связей с мировым коммунистическим движением, оказались необоснованными. Таким образом, за кратким периодом нормализации последовал период кризиса, в течение которого Советский Союз остался почти полностью оттеснен от большой мировой политики и от европейских споров, и всю свою энергию направил на выполнение первого пятилетнего плана (19281932 гг.).
Первым симптомом кризиса были Локарнские соглашения, которые Советы по двум причинам рассматривали как дипломатическое соглашение, потенциально направленное против них. Вопервых, никто не попытался вовлечь СССР в систему разрабатывавшихся соглашений, что означало признание бесполезности или даже опасности присоединения московского правительства к соглашению, которое изменило не только международное положение Германии, но и положение Советского Союза. Вовторых, статьи Локарнских соглашений были явно несбалансированными (и это было общеизвестно) в том, что касалось устройства Восточной Европы. За этим могло скрываться намерение, которое в последующие годы не раз становилось главным мотивом советской внешней политики, — придать немецкому ревизионизму заданное направление. Это было, по всей видимости, маловероятно в 1925 г., поскольку предполагало отказ Франции от ее позиций в Восточной Европе, шаг, который парижское правительство еще не было готово совершить. Но это могло показаться возможным тем, кто с подозрением рассматривал всякую капиталистическую инициативу в Европе.
Другие признаки кризиса проявились затем в 1926 г., когда франкорумынское соглашение нанесло первый удар по советским надеждам воспрепятствовать окончательной аннексии Бессарабии Румынией. Через некоторое время италорумынское соглашение стало последним актом, необходимым для введение в действие протокола 1920 г. об аннексии Бессарабии Румынией1. Италосоветские отношения также вступили в фазу кризиса (между тем, однако, СССР и Германия подтвердили свою дружбу договором 24 апреля 1926 г., уравновесившим Локарнские соглашения). Еще более тяжелой была серия инцидентов, приведшая к разрыву дипломатических отношений между Москвой и Лондоном.
1 28 октября 1920 г. Парижским протоколом Англия, Франция, Италия и Япония признали захват Бессарабии Румынией.  Прим. редакции.

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы        83
Британские коммунисты имели тесные связи с Коминтерном ив 1925 г. создали Англорусский комитет единства, который должен был служить центром притяжения для движения трудящихся по всей Европе. В мае 1926 г. британские тредюнионы, возглавляемые профсоюзом горняков, провозгласили всеобщую забастовку. Замешательство и угрозы правительственных репрессий, последовавших за объявлением забастовки, вынудили тредюнионы после восьми дней борьбы аннулировать свое решение. Однако коммунисты, связанные с Коминтерном, истолковали забастовку как предвестник неминуемого великого революционного взрыва. Стачка шахтеров не была прервана и продолжалась более шести месяцев, усилив в результате решимость правительства Болдуина принять меры, ограничивающие право на забастовку.
В плане международных отношений это спровоцировало дипломатическое столкновение, приведшее прочти на грань разрыва отношений с СССР, обвиненного во вмешательстве в британскую внутреннюю жизнь в нарушение обязательств, принятых еще в 1921 г., когда двумя странами было подписано первое торговое соглашение. Впрочем, разрыв был лишь отсрочен и состоялся в следующем году, когда британская полиция обыскала помещение советской торговой миссии в поисках документов, способных доказать причастность Советов к профсоюзным волнениям. Хотя обыск и оказался безрезультатным, он, однако, стал предлогом для разрыва дипломатических отношений между двумя странами. А это, наряду с другими моментами, приведшими к дипломатической изоляции Советского Союза, способствовало возникновению в Москве ощущения, что новое наступление «империалистов» неизбежно. Это ощущение усиливалась также кризисом отношений с Германией, вызванным арестом некоторых немецких специалистов, работавших в СССР. Вероятно, Сталин хотел создать атмосферу «осажденной крепости» для того, чтобы было легче осуществлять политическое давление, которое сопровождало выполнение первого пятилетнего плана. Но это была атмосфера, ставившая под сомнение форму, если не само содержание, нормализации.
В самом деле, в действительности кризис обозначил этап возврата назад в самой советской политической линии в большей степени, чем возобновление фронтального столкновения. Это был уже факт прошлого. Советская политика, хотя и представляла исключение с точки зрения критериев и подходов к проблемам европейского переустройства, вновь превратилась в эти годы в почти нормальный элемент дипломатических отношений между государствами. По отношению к наследию Первой мировой войны

84

хотя соглашения с Турцией в 1921 г. и с Германией в 1922 г. и в 1926 г. продемонстрировали намерение использовать «противоречия» капиталистической системы к собственной выгоде  советский метод (который сам Ленин рассматривал как концептуальный момент, лежавший в основе Рапалльского договора) был ни чем иным, как повторением наиболеее проверенной тактики традиционной дипломатии.

1.8. Ситуация в ДунайскоБалканском регионе между стабилизацией и ревизионизмом

1.8.1. ПРЕДЕЛЫ ЛОКАРНО

Франкогерманское примирение, обозначенное Локарнскими соглашениями, представлялось поворотным и умиротворяющим моментом в европейской международной жизни. В месяцы, предшествовавшие заключению соглашений, и в последовавшие за ними годы, вплоть до 1929 г. (смерть Штреземана и начало «Великой депрессии») казалось, что восстановилась нормальная атмосфера и началась новая эра мира, отмеченная «духом Локарно». После того, как взаимная резкая критика Франции и Германии, веками определявшая развитие международных отношений в Европе и провоцировавшая последствия для всего мира, завершилась достойным компромиссом, можно было предположить, что на основе этого духа умиротворения могут быть решены все другие существующие конфликты.
В действительности Локарнский компромисс был важным, хотя и ограниченным. За пределами и внутри Европы возникали новые конфликтные ситуации, которые даже отдаленно не были связаны с развитием франкогерманских отношений. На всех континентах происходили изменения, в то время не улавливаемые или малозаметные, но серьезно подрывавшие идею о том, что мир может строиться вокруг франкогерманского компромисса и дополнений к нему.
Учитывая эту ограниченность, не следует, однако, недооценивать тот факт, что между двумя мировыми войнами этап после Локарно был действительн уникальным периодом, когда иллюзия мира, казалось, трансформировалась в близкую и легко достижимую реальность. Основные участники международной жизни не отдавали себе отчет в том, что именно решения, с которыми они связывали эту иллюзию, подготавливали изменения в противоположном направлении, а именно, в направлении создания новых центров силы или конфликтов вне Европы, способных подорвать надежду на восстановление гегемонии.

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы        85
В такой контекст вписывалась сеть соглашений, которые теоретически могли бы сформировать основу для рождения новой континетальной гегемонии Франции. В самом деле, правящие круги Великобритании, как бы удовольствовавшись дипломатическими успехами, подтвержденными Локарнскими соглашениями, после 1925 г. едва интересовались европейскими противоречиями, за исключением случаев, когда требовалось непосредственное присутствие Великобритании, и, поглощенные колониальными и имперскими проблемами (преобразованием Империи в Содружество), предпочли путь, близкий к изоляционизму. Следовательно, именно на плечи французов и итальянцев преимущественно выпала задача дополнить установление мирных договоров, сделав заслуживающими доверия разрозненные и противоречивые решения. Оба правительства действовали в полном согласии по крайней мере до конца 1923 г., несмотря на некоторые колебания, вызванные внутренней нестабильностью в обеих странах, и несмотря на приход Муссолини к власти в октябре 1922 г. Лишь в 1924 г. после победы на выборах левого блока во Франции, то есть откровенно антифашистской коалиции, Муссолини изменил свой курс и превратился, по крайней мере, до 19291930 гг. в усердного соучастника и инструмент политики, которую стремились навязать ему англичане с целью осуществления своей тактики отстраненности.
Регионом, по отношению к которому обе державы должны были определить свою линию, были Центральная Европа и Балканский полуостров. В обоих секторах деятельность французов, по крайней мере вплоть до 1922 г. была гораздо более динамична и, после преодоления некоторых краткосрочных сомнений, однозначна. Для Франции обязательным мерилом являлась Польша, поскольку она служила сдерживанию Германии и препятствовала непосредственнному давлению Советского Союза на Центральную Европу. Сильная Польша была противовесом в отношении сначала гипотезы, а затем и реальности германскосоветского сотрудничества. Единственным ограничителем такой позиции оставалось стремление не предоставлять излишней свободы действий крайнему национализму новых польских руководителей во главе с амбициозным Пилсудским. Это не помешало парижскому правительству подписать 19 февраля 1921 г. договор о союзе с Польшей, дополненный двумя днями позже секретным соглашением о военных консультациях. Оба соглашения были задуманы с целью защитить Польшу от опасности нападения на двух фронтах для того, чтобы заложить основы французскопольского согласия, которое Париж ошибочно считал вечным.

86

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

Вместе с тем, но в менее срочном порядке, 25 января 1924 г. был заключен договор о союзе с Чехословакией, который также сопровождался секретными военными статьями, содержавшимися в письмах, которыми обменялись стороны и дополнявшими взаимные обязательства по региональным консультациям и сотрудничеству. Военное содержание обоих договоров было отчасти выхолощено Локарнскими соглашениями, то есть новыми договорами, подписанными 16 октября 1925 г. между Францией, с одной стороны, и Польшей и Чехословвакией, с другой. Последние заменяли автоматические действия сторон на основе союзов 1921 г. и 1924 г. обязательством проводить предварительные консультации с Лигой Наций и политическими условиями, которые признавала Франция, соглашаясь на гарантирование Великобританией и Италией Рейнского пакта.
Болеее сложной была, однако, картина в ДунайскоБалканском регионе, поскольку там ситуация оказалась гораздо более нестабильной, и внутри самого французского правительства существовали заметные разногласия по данному вопросу. Наибольшее количество неизвестных таила в себе обстановка в Венгрии и именно это стало отправной точкой для последующего выбора. В самом деле, в Венгрии в ноябре 1918 г. было создано республиканское правительство, в котором доминировали консервативные партии. После провала коммунистического эксперимента Бела Куна французы сочли возможным прибегнуть к такой сильной и внушающей доверие власти, как власть представителя династии Габсбургов. Для этого они поддержали попытку возвращения на трон эксимператора Карла, в 1917 г. унаследовавшего титул от умершего Франца Иосифа и вынужденного затем покинуть собственную страну.
Сложилась очень непростая ситуация, поскольку контрреволюционные силы уничтожили республику и объявили о введении в Венгрии монархического режима, провозгласив регентом адмирала Миклоша Хорти. Это регентство (которое планировалось как временное, но продлилось, напротив, вплоть до Второй мировой войны) теоретически должно было предшествовать реставрации монархии Габсбургов. В течение некоторого времени это была карта, на которую ставили французы, действуя в том числе и в антикоммунистических целях, когда в марте 1921 г. приветствовали кратковременную попытку императора Карла вступить на престол в Будапеште. Тем самым, однако, парижское правительство совершило серьезную ошибку в оценке ситуации, поскольку этой единственной акцией достигло результатов, противоречащих его собственным интересам: Италия стала внушать

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы        87
больше доверия в качестве гаранта нового соотношения сил на Балканах (стоит отметить, что компромиссный договор по границе в ВенецииДжулии, подписанный в Рапалло 12 ноября 1920 г.1, совпал с этим этапом), а у новых балканских государств возникли опасения, что они не смогут в будущем рассчитывать на поддержку Франции.

1.8.2. МАЛАЯ АНТАНТА

Эти опасения лежали в основе проекта соглашения Румынии, Чехословакии и Югославии о взаимопомощи, что предусматривалось серией общих договоров. Они создали между 1920 и 1921 гг. так называемую Малую Антанту в качестве антиревизионистского, антигабсбургского союза в ответ на колебания и двойственность позиции французов. Теоретически лучшим союзником Малой Антанты могла бы быть Италия, вдохновительница «Антигабсбургской конвенции» 12 ноября 1920 г. Однако отношения между Италией и Югославией были попрежнему отравлены вопросом о границе в ВенецииДжулии и тем, что фактически Рапалльский договор 1920 г. не действовал, поскольку Фиуме попрежнему оставался оккупированным регулярными итальянскими войсками, хотя состоявшиеся в апреле 1921 г. выборы обеспечили успех сторонникам его автономии.
Структурно Малая Антанта возникла в результате подписания трех двусторонних соглашений: оборонительного союза между Чехословакией и Югославией (14 августа 1920 г.), договора между Чехословакией и Румынией (5 июня 1921 г.), направленного против венгерского и болгарского ревизионизма и, в завершение, соглашения между Румынией и Югославией (7 июня 1921 г.), имевшего такую же ориентацию. Превосходство Чехословакии в этой системе было несомненным, и это было препятствием к развитию отношений с Польшей, в свою очередь враждебно настроенной в отношении Чехословакии изза разногласий, касавшихся определения границы в горнорудном бассейне в районе города Тешина, решенных в пользу Чехословакии. Провенгерский выбор, сделанный в Париже, где такая ориентация аргументировалась недоверием к неявному антикоммунизму Бенеша и убежденностью в том, что Венгрия занимала ключевое положение с точки зрения любого варианта долгосрочного урегулирования в ДунайскоБалканском регионе, предоставил Италии в 19201921 гг. возможность осуществить сближение с Чехословакией и Югославией.
1 Нет сноски.

88

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

Впрочем, известие о соглашении, достигнутом 2 августа 1920 г. итальянским и албанским правительствами об отводе итальянских войск, оккупировавших Влёру и ее побережье, в обмен на предоставление Албанией Италии права занять остров Сазани (Сасено), малозначимый со стратегической точки зрения, действовало в том же самом направлении, избавляя балканский имидж Италии от последствий разоблачений секретных соглашений, подписанных в июле 1919 г. министром иностранных дел Томмазо Титтони и премьерминистром Греции Элефтериосом Венизелосом. По этим соглашениям албанская территория делилась на две части. Одна отходила Греции, другая  передавалась Италии в качестве подмандатной территории (чтобы понять значение этих соглашений, следует учесть, что они предшествовали Севрскому договору и представляли собой попытку урегулирования противоречивых устремлений итальянцев и греков в отношении всего наследия Оттоманской империи).
Приход к власти Муссолини вначале разрушил благоприятное восприятие политики Италии на Балканах. В течение некоторого времени фашистский лидер проводил курс на войну с Югославией с целью завоевания Фиуме и осуществления еще более радикальных изменений, чем те, что были закреплены мирными договорами. Однако затем Муссолини отказался от этих устремлений, и Италия вернулась к добрососедскому сотрудничеству с Югославией, упроченному, помимо подписания соглашений по Фиуме, договором о дружбе и сотрудничестве (27 января 1924 г.), дополненным параллельным соглашением с Чехословакией в июле того же года.
1924 год был годом, когда Италия развернула активную деятельность по сближению с Малой Антантой в атмосфере, еще не отравленной напряженными отношениями с Францией. Между тем парижское правительство изменило свои ориентации на Балканах и начало проводить новую, более последовательную политическую линию, формально обозначенную соглашением января 1924 г. с Чехословакией. Трудно сказать, стимулировалась ли эта акция стремлением противостоять росту влияния Италии на Балканах или же вписывалась в проект объединения всех антиревизионистских сил вокруг общей программы. Условия стали другими: отношения с Советским Союзом были, с формальной точки зрения, урегулированы, политика поддержки гражданской войны в России отвергнута, внутреннее положение в Венгрии существенно изменилось. В сложившейся ситуации мотивации, присущие французским стратегическим интересам, стали отличаться от ориентации итальянцев, делавших упор на политикодипломатическое урегулирование на базе антиревизионистских позиций.

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы        89
Французские интересы состояли теперь в создании стабильной и устойчивой дипломатической системы во всей Центральной и ЮгоВосточной Европе. Следовало дополнить ее недостающими звеньями, то есть Румынией, Югославией и, возможно, Грецией. Соглашение с Румынией было подписано в январе 1926 г. по инициативе румын, требовавших признания аннексии Бессарабии, закрепленной протоколом, подписанным с западными державами и Японией, однако не ратифицированного Францией и Италией. Договор Парижа с Бухарестом, предусматривавший признание румынских границ, был шагом в этом направлении. Договор, подписанный Румынией с Италией в сентябре 1926 г., имел те же последствия и завершил международную легитимизацию румынского суверенитета над аннексированной территорией.
Французская политика безопасности на Балканах, направленная на сближение с Румынией, не противоречила, следовательно, итальянским интересам и даже совпадала с ними, если учитывать то, что Италия согласилась добавить к договору о дружбе 1926 г. секретную статью, предусматривавшую подписание военных соглашению! по защите румынских границ. Важнейшим характерным моментом во французской политике стала ее направленность на изменение отношений с Югославией, соседкой и союзницейсоперницей Италии. Взаимоотношения этих трех стран превратились в конце концов в определяющий элемент выбора различных ориентации в балканской политике.
Первоначальной идеей Франции, не отвергавшейся aprioriитальянцами, был договор трех сторон: соглашение, которое не подвергало бы риску будущее сотрудничество и не раскололо бы антиревизионистскую коалицию, быстро сформировавшуюся для противодействия Венгрии и Болгарии. Однако осуществление соглашения трех сторон стало невозможным в результате эволюции итальянской политики в Албании, реакции югославов на нее, а также характера, который приобрели в конце концов франкоюгославские отношения, и позиции обеих сторон в отношении Италии. Все это имело пагубные кратковременные и долговременные последствия для региональной стабильности.

1.8.3. АЛБАНСКИЙ ВОПРОС

Итало-югославский договор о дружбе от января 1924 г., был дополнен в июле 1925 г. Неттунскими соглашениями, о решении экономических и технических проблем, которые Римский договор оставил открытыми. В этих документах содержалась, в частности, взаимная договоренность о невмешательстве в дела Албании.

90

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

Однако ни одна из сторон не выполняла это обязательство. Каждая из них, используя соперничество феодальных и политических группировок, боровшихся за преобладание в новом государстве, продолжала вмешиваться в албанские дела с тем, чтобы обратить ситуацию себе на пользу и имея в виду далеко идущие цели: от поиска преданных союзников до территориальных аннексий. Ситуация осложнялась частыми изменениями ориентации различных албанских группировок, опиравшихся, в зависимости от соображений сиюминутной целесообразности, или на Италию, или на Югославию. Уже в конце 1924 г. борьба между православным епископом Фан Ноли и президентом, а затем монархом Ахметбей Зоголли (известным как Зогу), вписывалась в эту схему. Муссолини с самого начала соблюдал нейтралитет, затем принял сторону епископа, наконец, стал финансировать Зогу, чтобы привлечь его на итальянскую сторону, хотя тот и являлся ранее должником гораздо более бедных югославов.
Экономические соглашения, заключенные в марте 1925 г. между Италией и Албанией, которые предусматривали создание Национального банка Албании и Общества по экономическому развитию Албании, обязанного действовать исключительно при участии итальянских предприятий, открыли дорогу к окончательному сближению Зогу с Италией. Однако наиболее важным шагом в этом направлении был секретный военный пакт от 25 августа того же года, благодаря которому Италия приобретала, как отмечает Пьетро Пасторелли, «албанский плацдарм» и «более тесно привязывала к себе Албанию Зогу», хотя она была связана секретным обязательством, оставлявшим за албанским президентом определенную свободу их интерпретации с тем, чтобы он не подвергался непосредственным ответным мерам со стороны югославов. Процесс укрепления отношений между двумя странами достиг очевидного завершения в 1926 г. после подписания 22 ноября договора об оборонительном союзе, открыто утверждавшего господство Италии над маленькой балканской страной и делавшего очевидным антиюгославский выбор, осуществленный Муссолини.
Итальянская инициатива была расценена югославами как нарушение дружбы, провозглашенной в 1924 г. С другой стороны, политическая деятельность белградского правительства стала более решительной вследствие того, что в 1925 г. ведущий хорватский политический деятель Степан Радич, положив конец длительному периоду пребывания во внутренней оппозиции, изменил свой курс, выразил готовность сотрудничать с сербами и согласился войти в правительство во главе с М. Нинчичем. Первой жертвой этих изменений стали Неттунские соглашения, которые югослав

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы        91
ский парламент отказался ратифицировать изза очевидного влияния хорватских элементов на урегулирование в отношении некоторых территорий, ранее принадлежавших древнему Хорватскому королевству.
К совокупности этих обстоятельств добавилось подписание 5 апреля 1927 г. договора о дружбе и секретного соглашения о консультациях между Италией и Венгрией. Пакт ограничивался тем, что провозглашал мир и вечную дружбу между двумя странами, однако имел далеко идущие потенциальные последствия, поскольку намечал ревизионистский поворот в итальянской политике.
В целом, эти изменения подрывали доверие к трехстороннему договору о дружбе. Париж оказался перед необходимостью выбора — продолжать двусторонние переговоры или переосмыслить свою балканскую политику. Однако в атмосфере изменения общего отношения во Франции к фашистской Италии франкоюгославский договор от 11 ноября 1927 г. о дружбе, союзе и арбитраже приобрел в этой обстановке весьма определенный смысл. В самом деле, он завершал серию соглашений, необходимых для французской безопасности, но в то же время делал очевидным то, что ранее было лишь потенциальным, а не явным аспектом скандальной балканской ситуации: новый порядок характеризовался не сотрудничеством, а соперничеством Италии и Франции.

1.8.4. ИТАЛЬЯНСКИЙ РЕВИЗИОНИЗМ И ДУНАЙСКО-БАЛКАНСКАЯ СИТУАЦИЯ

Определенный проюгославский выбор Франции вызвал ответную ревизионистскую реакцию Италии, реакцию, к которой лично Муссолини был очень даже склонен, призывая к ней еще до своего прихода к власти. Однако результат состоял в том, что на смену ситуации хаоса приходило италофранцузское соперничество, и его театром стал Балканский полуостров. Обстановка в целом осложнялась глубокими противоречиями, подрывавшими союз с Францией и проявившимися в последующем. В июне 1928 г. Муссолини в краткой речи, посвященной первому пятилетию его внешней политики, открыто затронул тему ревизионизма как одной из главных целей итальянской внешней политики и, в частности, ревизионизма в отношении Венгрии в качестве одного из основных условий европейского мира. Это означало, что Италия сдвигалась к ревизионистскому фронту, в то время как ее коренные интересы состояли прежде всего в соблюдении договоренностей, закрепленных мирными договорами, и, в особенности, в сохранении независимости Австрии.

92

Австрийская независимость являлась стержнем новой европейской системы и, следовательно, была также стержнем французских обязательств в Центральной Европе, если вообще восточная политика безопасности, направленная против Германии имела какойлибо смысл. Однако Франция и Италия, хотя и связанные этим общим интересом, сталкивались с противоречиями в отношении главной проблемы, доминировавшей в их политических акциях: исполнять или изменять мирные договоры; исполнять ли их в интересах победителей или же открыть пути для их персмотра, которые позднее сможет использовать заметно усилившийся германский ревизионизм.
Отсутствие согласия по политике в отношении Югославии имело, следовательно, гораздо более важное значение, чем это казалось на первый взгляд. Поэтому ответ на вопрос о том, исходила ли Франция в своей политике на Балканах из потребностей французской безопасности или же из намерения противостоять формированию некоей итальянской системы, оказывался неоднозначным. Конечно, во французской политике приоритетной была цель обеспечения безопасности. Однако эта цель достигалась посредством действий, противоречивших итальянским интересам, и таким образом, в более долгосрочном плане расходилась с основными интересами французской внешней политики и содержала в себе будущие элементы конфликта.
Если прибавить к этому активность венгерского ревизионизма, которую итальянская дипломатия не упускала возможности поддержать; если добавить то обстоятельство, что в Австрии демократический режим укреплялся с трудом; что Болгария, изолированная изза традиционной враждебности от остальной части Балканского полуострова, подпитывала как общую ревизионистскую ориентацию, так и самую настоящую войну банд, прежде всего в югославской и греческой Македонии; что исторический конфликт между греками и югославами оставался неурегулированным и еще более обострился с усилением Греции, происшедшим несмотря на ее военное поражение в столкновении с турецкими националистами,  то становится очевидным, что стабильность была лишь иллюзией. Она не отражала ни реальных успехов балканской политики Франции, ни нарастания итальянских устремлений  возникали новые мотивы для конфликтов, что делало будущеее все более непредсказуемым.
В этой расстановке сил Греция занимала относительно маргинальное положение. Она была больше связана с Великобританией, чем с Францией и, следовательно, в большей степени участвовала в политике, касавшейся Восточного Средиземноморья, чем балканских событий. Однако даже Греция не могла быть изолирова

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы        93
на от совокупности проблем полуострова, в отношении которых она проводила неоднозначную политику. Корни этой политики питались крахом имперской мечты Венизелоса, который, вступив в войну в 1917 г. на стороне Антанты, надеялся построить на развалинах Оттоманской империи «великую Грецию», бесспорную владычицу Эгейского моря, обладавшую господством над Албанией и Болгарией. Соглашения Титтони–Венизелоса 1919 г. являлись одним из воплощений этого проекта, так же как и поспешный десант в Смирне и фатальная ошибка, состоявшая в занятии передовых позиций в войне с турецкими националистами при поддержке Великобритании. Поражение, понесенное от турок Исметпаши, поспешная эвакуация войск из Смирны, вынужденный и безоговорочный отказ от Додеканесских островов, утрата надежд на южную албанскую территорию, соперничество с Болгарией и возвращение Турции Восточной Фракии,  все это были примеры, на которых афинское правительство могло увидеть свидетельство не только более или менее явной французской оппозиции, но и итальянской враждебности. Преемник Константиноса Георгиос II, вступивший на трон в 1922 г. после вынужденного отречения отца в результате понесенного поражения, не смог воспрепятствовать ухудшению социальнополитической ситуации, что привело в марте 1924 г. к провозглашению республики. Как страна, имевшая выход к Адриатическому и Ионическому морям, Греция была унижена нападением итальянцев на Корфу. Компромиссных формулировок, изобретенных на конференции послов, было недостаточно для спасения престижа Греции в ситуации злоупотребления силой со стороны Италии. Здесь также, следовательно, не просматривались признаки мирного и окончательно установленного порядка. Тем более что спору между Грецией и ее соседями суждено было длиться многие годы, вплоть до возвращения к власти престарелого Венизелоса, подписавшего в 1928 г. соглашение с Италией и в 1930 г.  с Турцией, а возможно и до реставрации монархии в 1932 г.

1.9. Кризис и конец Оттоманской империи.
Кемапистская Турция. Мандатная система
на Ближнем Востоке

1.9.1. СЕКРЕТНЫЕ СОГЛАШЕНИЯ ПЕРИОДА ВОЙНЫ

На протяжении второй половины XIX века европейские державы обсуждали возможный распад Оттоманской империи и вели секретные переговоры по этой проблеме. Вплоть до начала XX века

94

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

константинопольский султан находил силы для сохранения империи в поддержке, предоставлявшейся ему Великобританией в целях защиты торговых путей в Восточном Средиземноморье, ведущих к Индии, и Францией  в целях защиты ее традиционных интересов на восточном побережье Средиземного моря. Когда англофранцузское и англорусское соглашения укрепили дипломатический фронт, потенциально враждебный интересам Оттоманской империи и в особенности полному контролю со стороны Константинополя за проходом судов через проливы Босфор и Дарданеллы, стало очевидно, что появилась явная угроза. Обстановка осложнялась также переориентацией региональных союзов: Оттоманская империя, еще до Младотурецкой революции, происшедшей в 1908 г., сблизилась с Германской империей и стала все более тесно сотрудничать с ней. Воплощением этого сотрудничества стала постройка железной дороги, соединявшей Берлин с Багдадом, и, что не менее важно, доминирующее влияние, которое приобрели немецкие военные, помогая укрепить турецкие вооруженные силы.
Эта перестройка союзов отражала не только изменившуюся значимость проливов в глазах западных держав, но была вызвана также новыми явлениями в арабском мире, все еще формально подчиненном власти Порты. Зарождение арабского национализма, который в некоторых случаях начинал приобретать антибританский оттенок, но был, конечно, враждебно настроен к гегемонии константинопольского султана и турецкой нации, подпитывалось политикой младотурок.
Когда разразилась война, эти обстоятельства привели к тому, что Константинополь сделал выбор в пользу участия в конфликте на стороне Центральных держав, будучи убежден  и не без основания  в том, что это единственный путь к спасению. В действительности три крупнейших участника Антанты быстро пришли к согласию относительно планов развала Оттоманской империи, отмены «старого правила», предоставлявшего ей контроль за проходом через проливы, и предоставления серьезных территориальных уступок в Армении царской России.
Кроме того, Франция и Великобритания заключили двусторонние договоренности относительно раздела территории так называемого «плодородного полумесяца», то есть всего пространства от Восточного Средиземноморья до Месопотамии, на две сферы влияния. Соответственно Франции отводилась территория современных Ливана и Сирии, а Великобритании  территория, сегодня занятая Ираком и государствами на палестинской территории (соглашения СайксПико в мае 1916 г.). Кроме того, для

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы        95
того, чтобы предупредить последствия «священной войны», которую султан в качестве «халифа» исламских верующих объявил западным державам, англичане подписали серию соглашений с «великим шерифом» (хранителем) Мекки, эмиром Хусейном, главой династии Хашимитов. Хусейн был привлечен к делу арабского национализма и в ходе переговоров с британским верховным комиссаром в Египте сэром Генри МакМагоном договорился с ним о том, что выступив против оттоманского правления в войне за освобождение арабов, он будет способствовать созданию великого независимого арабского государства, простирающегося на север до 37й параллели, на восток  до иранской границы и на запад  до районов Дамаска, Хомса, Хамы и Алеппо, за несомненным исключением побережья Сирии и Ливана, но не Палестины, судьба которой оставалась неопределенной.
В июне 1916 г. Хусейн объявил о начале арабского восстания, и в ноябре он провозгласил себя королем арабов. Он еще ничего не знал о соглашениях англичан с Францией. Он не знал также, что год спустя, 2 ноября 1917 г. британский министр иностранных дел лорд Бальфур от имени правительства Великобритании в декларации, касавшейся еврейского народа, высказал пожелание, чтобы последний создал себе «национальный очаг» на территории Палестины. Так в отношении одной и той же территории был принят ряд противоречивых дипломатических обязательств, полных неясностей и порожденных опасной неосторожностью. Все это было позднее дополнено соглашениями между державами Антанты и Италией от апреля 1917 г. о предоставлении ей обширной зоны влияния  помимо Южной Анатолии (Адалии), что уже зафиксировал Лондонский договор,  в Смирне и ее hinterland, отчасти в противоречии с передачей Смирны Греции в мае 1919 г. как компенсации за вступление в войну в июле 1917 г. (когда соглашения с Италией утратили силу изза их несостоявшейся ратификации Россией в связи с Февральской революцией).
Следовательно, и в этом регионе речь шла о замене все более слабеющего, но определенного и признанного господства новой системой государств, способной удовлетворить интересы победителей с учетом сложившихся противоречивых обязательств. К этой ситуации добавлялось новое обстоятельство  Октябрьская революция, которая совсем поиному, чем в прошлом, поставила вопрос о свободе доступа к Черному морю  в зависимости от того, собирались ли утопить в нем революционную заразу или же переправлять по его водам помощь русским контрреволюционным силам от антикоммунистических держав.

96

1.9.2. СЕВРСКИЙ ДОГОВОР

В Париже эта проблема рассматривалась двояко. С формальной точки зрения, та часть, которая касалась Оттоманской империи, утверждалась Севрским договором от 10 августа 1920 г. (это был последний из Парижских договоров). В соответствии с ним территория Оттоманской империи сокращалась до Анатолийского полуострова и небольших площадей в Европе. На карте, поскольку Восточная Фракия была передана Греции вместе со всеми островами Эгейского моря (за исключением Додеканесских островов, оккупированных итальянцами), только полоса, прилегающая к проливам в Европе, также как и аналогичная полоса на азиатской территории номинально оставалась под властью империи. Однако эта территория была демилитаризована и поставлена под контроль международной комиссии, которая должна была обеспечивать право на свободный проход через проливы в мирное и военное время для всех типов судов под эгидой Лиги Наций. Это означало, что в тот момент союзники считали для себя полезным свободное использование проливов для оказания помощи белому движению в России.
Вторая часть касалась всей оставшейся территории бывшей Оттоманской империи. Последняя отказывалась от всех прав на Египет, Судан, Ливию и Додеканесские острова и признавала французский протекторат в Тунисе и Марокко. В свою очередь Египет, ставший в 1914 г. английским протекторатом, боролся за достижение полной независимости (предоставленной ему в 1922 г.). Что касается стран “плодородного полумесяца” и Аравийского полуострова, то проблемы выявились очень скоро. Еще до заключения Севрского договора на конференции в СанРемо (апрель 1920 г.) союзники решили использовать формулу «мандат типа А», предусмотренную статьей 22 Устава Лиги Наций, передав Сирию и Ливан в качестве подмандатных территорий Франции, Месопотамию (т.е. Ирак) и всю Палестину (т.е. земли к востоку и западу от Иордана)  Великобритании. Был ли мандат типа А скрытой формой колонизации или же первым шагом к независимости этот вопрос остается открытым, подлежащим дискуссии. Однако очевиден тот факт, что решения, принятые в СанРемо, заметно расходились с обязательствами, взятыми перед эмиром Хусейном.
Таким образом, в постановлениях, принятых союзниками (как в том, что касалось Оттоманской империи, так и территорий, отнятых у нее), содержалось много оснований для сомнений в том, что они уважают принцип самоопределения и что он применим на практике. Поэтому сегодня не вызывает удивления факт,

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы        97
что эти решения, напротив, послужили началом двух первых эпизодов открытой антиколониальной войны, которые не были случайными и не были вызваны просто вспышкой ксенофобии, возможно, направляемой местными властями, чьи привилегированные интересы были затронуты. То, что происходило в Турции в 19211923 гг., в Сирии, Ираке и Палестине  в 19201921 гг. было, напротив, первым этапом длительной борьбы между ведущими империалистическими державами и народами, боровшимися за свою независимость, которая продолжалась вплоть до шестидесятых годов.

1.9.3. КЕМАЛИСТСКОЕ ВОССТАНИЕ И ЛОЗАННСКИЙ ДОГОВОР

Турецкие националисты, наследники движения младотурок собрались под руководство Мустафы Кемаля, который реорганизовал армию, опираясь на восточные провинции Анатолии, и бросил ее на войну с греками, высадившимися в Смирне благодаря солидной британской поддержке, в то время как итальянцы и французы заняли выделенные им зоны влияния. Мустафе Кемалю удалось мобилизовать значительные силы, которым противостояла слабая и отдаленная от своей оперативной базы греческая армия и уставшие от сражений за пять лет войны основные армии союзников. Кемаль быстро дошел до Анкары, ставшей с тех пор столицей Турции, и созвал там Национальное собрание, оно отказалось ратифицировать Севрский договор. Сразу же после этого он установил дипломатические отношения с другим правительством, боровшимся в тот момент с западными союзниками, советским правительством.
«Антиимпериалистические» силы установили первый дипломатический контакт, заключив 16 марта 1921 г. договор, по которому Турции возвращались районы Карса и Ардагана. Тем самым территориальные проблемы решались за счет Армении, задавленной могущественными соседями и низведенной до положения республики в составе формирующегося Советского Союза. На смену вековой вражде между русскими и турками на несколько лет пришел союз, позволявший обеим странам выйти из дипломатической изоляции и действенно поддержать друг друга. В то время как для Советов это был первый важный шаг в формировании их внешней политики (а также в блокировании антиреволюционной волны на южном фронте), для турок речь шла действительно об освободительной войне против экстремальных требований империалистической политики европейских держав.

98

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

Французы, итальянцы и американцы (поддержавшие независимость Армении) отдавали себе отчет в невозможности выполнения Севрского договора. Власть султана все еще сохранялась, но становилась все более призрачной. Французские войска были выведены из Южной Анатолии, и Париж подписал с Кемалем соглашение об определении границы с Сирией южнее, чем это предусматривалось в Севре. Сразу же после этого итальянские войска также покинули Анатолию, и Рим выработал с правительством Кемаля договоренность о принципах дальнейшего экономического сотрудничества. Французы и итальянцы готовились отвести соответствующие воинские контингенты из зоны проливов, демонстрируя свое видение турецкой проблемы, в отличие от англичан.
Оставался открытым лишь греко турецкий фронт. В августе 1922 г. Исметпаша нанес жесточайший удар грекам и вынудил их поспешно покинуть Смирну. Около миллиона беженцев укрылось в Греции, чтобы избежать кровавых турецких преследований. На поле боя оставались только англичане, готовые противостоять установлению контроля турецких националистов над проливами, однако вынужденные в силу военной ситуации искать дипломатическое решение кризиса. Правительство султана было брошено на произвол судьбы (оно прекратит свое существование в соответствии с заключенным впоследствии мирным договором). Война была завершена подписанием Муданийского перемирия (11 октября 1922 г.), открывшего путь к переговорам о заключении нового мирного договора, который должен был заменить Севрский договор, подписать его могли только представители Турецкой республики  теперь уже единственные, кто владел ситуацией.
Переговоры, начатые в Лозанне месяц спустя после окончания военных действий, были завершены 24 июля 1923 г. в том же самом городе подписанием договора, положившего конец этому последнему акту политикодипломатической борьбы, не завершенной Первой мировой войной. Лозаннский договор со всей очевидностью отражал новое реальное соотношение сил, сложившееся в регионе, и вынужденный поворот в политике западных стран, связанный с окончанием гражданской войны в России. Что касалось территории, то новая Турция вернулась к своим европейским границам 1914 г. с небольшими изменениями в пользу Болгарии, отдала в Эгейском море острова Греции, но приобрела контроль над ближайшими к проливам островами. Архипелаг Додеканес был окончательно передан Италии (владевшей им на временных основаниях со времен Ливийской войны); был подтвержден статус английской колонии для Кипра. Определение

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы        99
границы с подмандатными территориями было отложено до последующих соглашений (только в 1926 г. вилайет (район) Мосула, важный для разведки нефтяных ресурсов, был отнесен к территории будущего Иракского государства).
В обмен на все это Турция получила: право не платить репарации; окончание системы капитуляций, которая с XVI в. ограничивала юридическую власть Оттоманской империи в случаях споров, касавшихся граждан крупнейших европейских стран; восстановление полного суверенитета над проливами, за исключением ограничений, предусмотренных в специальной конвенции по режиму судоходства, подписанной одновременно с Лозаннским договором. В конвенции предусматривалась демилитаризация региона и свободный проход для торговых судов и для определенного типа небольших военных кораблей в мирное время. В военное время порядок устанавливался исходя из участия или неучастия Турции в конфликте. В случае ее нейтралитета судоходство должно было оставаться совершенно свободным. В том случае, если бы Турция стала воюющей стороной, разрешался проход нейтральных судов, но с ограничением количества и тоннажа. Эти статьи несомненно отражали как еще относительно слабые позиции Турции, так и стремление западных стран иметь свободный доступ в Черное море в случае конфликта с Советским Союзом.
Более энергично развивалась реализация соглашений в СанРемо относительно мандатов1, однако и в них содержалось множество моментов, предвещавших трудное будущее. Создание крупного арабского государства, обещанного англичанами, оказалось мимолетной мечтой. Каковы бы ни были реальные намерения французов и англичан, мандатная система являлась предательством по отношению к обещаниям, данным Хусейнпаше, обещаниям, которые арабские народы стремились осуществить еще до принятия союзниками соответствующих решений.
После окончания военных действий один из сыновей Хусейна эмир Фейсал был назначен военным губернатором Дамаска. Сирийские националисты оказывали на него сильное давление с тем, чтобы он возглавил движение за независимость. В марте 1920 г. они собрали в Дамаске «Сирийский национальный конгресс», представлявший, по крайней мере по замыслу, также всю Палестину. Конгресс провозгласил Фейсала королем Сирии. Хотя Фейсал и был связан проходившими дипломатическими перего
1 Речь идет о заседании Верховного совета держав Антанты в г. СанРемо (Италия) 1926 апреля 1920 г. По решениям конференции в СанРемо Великобритания получила мандаты на Палестину и Иран с Мосулом, Франция на Сирию и Ливан.  Прим. редакции.

100

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

ворами с союзными правительствами, он принял предложение и не слишком позаботился о том, чтобы согласовать его с намерениями французов. Это привело к военному столкновению, которое закончилось быстрым поражением хашимитского правителя в августе того же 1920 г. и тяжелым унижением арабского народа.
В Месопотамии народ также пытался противостоять решениям союзников. Иракские националисты предложили корону своей страны брату Фейсала эмиру Абдулле. В этом случае восстановление порядка и контроля над ситуацией было бы задачей английских войск. Существовали, однако, явные различия между французской мандатной политикой, откровенно интервенистской, и британской, более склонной к формам непрямого управления и поиску сотрудничества с арабским миром.
В марте 1921 г. лондонское министерство по делам колоний {ColonialOffice), в то время возглавлявшееся Уинстоном Черчиллем, созвало конференцию экспертов в Каире для принятия решения об упорядочивании системы мандатов. Это было стремление хотя бы отчасти уменьшить недовольство арабов. Иракскую корону предложили самому эмиру Фейсалу, который с помощью брата готовился вновь захватить Сирию. Трон эмира Трансиордании, то есть часть территории Британии под мандатом в Палестине, расположенной к востоку от реки Иордан и Мертвого моря, был предложен Абдаллаху (надеявшемуся в будущем стать сувереном всей Сирии). Абдаллах согласился, хотя его правление под британским контролем было обусловлено границами применения и реальной эффективностью декларации Бальфура.

1.10. Послевоенная ситуация на Дальнем Востоке. Вашингтонская конференция и японская политика

1.10.1. ЯПОНИЯ НА ПАРИЖСКОЙ КОНФЕРЕНЦИИ

Во время войны Япония, союзник держав Антанты, развивала параллельную деятельность, которая непосредственно затрагивала республиканский Китай, ослабленный борьбой между силами Гоминьдана, лояльными императорской власти, и так называемыми «милитаристскими кликами», то есть крупными латифундистами, формировавшими свои собственные вооруженные силы для того, чтобы предотвратить наступление революции. Эта борьба, закончившаяся лишь в 1927 г., оказывала непосредственное влияние на ход войны, поскольку она способствовала проникновению в Китай японцев, союзников Антанты. Только Соединенные Штаты

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы       101
противостояли действиям Японии, однако их собственные связи с державами Антанты являлись ограничителем для планов прямого вмешательства, основанного на принципе «открытых дверей», который они неоднократно провозглашали в качестве основы политики в отношении Китая (и в целом  мировой торговой политики). Американская поддержка способствовала смягчению давления Японии на Китай, становившегося все более сильным после того, как Токио, признав соглашения периода войны между западными державами на случай поражения Германии и в связи с устремлениями России в отношении проливов, а также относительно Оттоманской империи, получил от них взамен признание японских притязаний как на Шаньдун, контролируемый тогда немцами, так и на острова в Тихом океане к северу от экватора, также входившие в состав Германской империи.
Вступление в войну Китая (17 августа 1917 г.), немного спустя после Соединенных Штатов (2 апреля 1917 г.), изменило это соотношение сил, баланс которых был столь явно нарушен в пользу Японии. Китайцы имели немало причин для того, чтобы с тревогой оценивать как политику России, так и политику Японии, и полагали, что Германия может противостоять этому давлению. Именно такие мотивации препятствовали принятию китайцами решения ранее. Глубокие противоречия внутри китайского политического истеблишмента привели к тому, что когда пекинское правительство решило объявить войну, в Китае углубилась постоянная борьба между противоборствующими сторонами. Само политикотерриториальное единство Китая было разрушено столкновением группировок, столкновением, которое, впрочем, разделяло также и Гоминьдан. Его главные руководители сформировали революционное правительство в Кантоне, в то время как в Пекине республиканское правительство сохраняло свою власть, становившуюся все более хрупкой.
На практике военные действия с участием китайцев велись только внутри страны с целью подавления восстания и завершились в 1927 г. успехом Гоминьдана, поддержанного коммунистами. Однако вступление Китая в войну имело большое дипломатическое значение, поскольку оно способствовало выявлению сил, враждебных японскому империализму, прежде всего определению позиции Соединенных Штатов Америки. Естественно, что токийское правительство поспешило прояснить отношения с американцами, что привело к заключению в ноябре 1917 г. соглашения, носившего двойственный характер, поскольку оно содержало признание американцами особых интересов Японии в той части Китая, которая соприкасалась с ее владениями, и признание, помимо принципа «открытых дверей», независимости самого Китая.

102

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

Русская революция и поражение немцев сделали возможным участие Японии и Китая в Парижской конференции в ситуации, осложненной тем обстоятельством, что японские территории на Азиатском континенте (Корея) служили опорной базой для наступления против России (во Владивостоке) и базой для действий, которые пытались развить из Сибири в западном направлении в помощь русским белогвардейцам чехословацкие войска (состоявшие из бывших военнопленных, находившихся в России).
Позиция японцев в Париже была, следовательно, гораздо более сильной, чем китайская. Это отразилось на окончательных японских требованиях. Архипелаги в Тихом океане к северу от экватора, а именно Маршалловы, Каролинские и Марианские острова были отняты у немцев и переданы японцам как подмандатные типа C (категория мандата, в отношении которого мандатарию предоставлялись наиболее обширные полномочия по вмешательству). Требование получить контроль над Шаньдуном натолкнулось на оппозицию китайцев, однако было решено в пользу Японии благодаря ее соглашениям периода войны с державами Антанты, несмотря на попытку Вильсона добиться компромиссного решения. В итоге китайская делегация была вынуждена покинуть конференцию и отказалась подписать мирный договор с Германией.
Япония становилась таким образом великим победителем в войне в зоне Тихого океана. Ее войска контролировали через Корею Восточную Сибирь и оккупировали Шаньдун. Для того чтобы ограничить масштаб этого успеха (после тщетных попыток Вильсона во время Парижской конференции), администрация президента Хардинга стала действовать с большей решительностью. Хотя она и руководствовалась изоляционистскими концепциями, но не преминула решительно выступить против Японии. В результате этой активности она добилась от англичан отсрочки обновления союза с Японией, действовавшего с начала века. Англояпонское соглашение было вызвано двумя угрозами  российской и германской, которые теперь перестали существовать. Напротив, перед угрозой потенциального конфликта между Соединенными Штатами и Японией британцы имели веские основания для сближения с американскими позициями. К середине 1921 г. англояпонский союз распался.
Это было также и выражением стремления Великобритании, поддержанной некоторыми доминионами, непосредственно заинтересованными в развитии ситуации в Тихоокеанском регионе (такими, как Канада и Австралия), избежать того, чтобы проблема нового соотношения сил в этом огромном океанском бассейне

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы       103
привела к морскому соперничеству с Соединенными Штатами, результатами которого могла воспользоваться Япония к собственной выгоде.

1.10.2. ВАШИНГТОНСКАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ

Пытаясь совместить эти устремления с безболезненным отказом от союза с Японией, английский кабинет предложил американцам «пригласить державы, непосредственно заинтересованные в участии в конференции для обсуждения проблем Дальнего Востока и Тихого океана с целью достижения коллективного согласия, которое обеспечило бы отказ от войны и ограничение морских вооружений мирными средствами». Предложение было принято с легкостью, и конференция состоялась в Вашингтоне с 12 ноября 1921 г. по 6 февраля 1922 г. с участием представителей Великобритании, Соединенных Штатов, Японии, Франции, Италии, Китая, Бельгии, Голландии и Португалии.
Сложные переговоры, проходившие на конференции, привели к ряду важных соглашений как по вопросам, касающимся Тихоокеанского региона, так и по более общей проблеме морского разоружения. Первым из этих соглашений был «договор четырех держав» (Соединенных Штатов Америки, Великобритании, Франции и Японии), подписанный 13 декабря 1921 г. Он должен был создать своего рода дипломатическую рамку, в которую следовало вписать новые отношения между державамипобедительницами, включая и пересмотренный англояпонский союз. С британской стороны имелось определенное стремление добиваться у союзников признания особых интересов Японии и самой Великобритании в некоторых районах Китая. Этот тезис, по которому они, естественно, были согласны с японцами, категорически отвергался американцами, добившимися преобладания своей точки зрения.
Тихоокеанский пакт, как назвали соглашение от 13 декабря, обязывал стороны, подписавшие договор, к поддержанию на деле statusquoи к проведению консультаций как для разрешения возникающих противоречий, так и для ответа на возможные угрозы существующей ситуации. Включение Франции в пакт, касавшийся территорий, далеких от французских владений в ЮгоВосточной Азии, являлось уступкой пожеланию американского госсекретаря Хьюза с целью компенсировать французам потери, которые налагало на них морское соглашение.
Договор об ограничении морских вооружений был подписан 5 февраля 1922 г. Соединенными Штатами, Великобританией, Францией, Японией и Италией. Он включал реальные ограничи

104

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

тельные меры, поскольку обязывал договаривающиеся стороны прекратить на десять лет строительство линкоров и боевых крейсеров. Договор также предусматривал уничтожение уже построенных или строящихся кораблей таким образом, чтобы существующее соотношение по тоннажу между флотами крупнейших держав соответствовало следующей пропорции: Соединенные Штаты, Великобритания, Япония, Италия и Франция как  5531,751,75. Наконец, он устанавливал ряд ограничений по тоннажу и вооружениям линейных кораблей. В отсутствие соответствующего соглашения договор ничего не говорил о подводных лодках.
Значение соглашения заключалось прежде всего в трех пунктах: в признании Великоританией военноморского паритета с Соединенными Штатами; в признании Францией военноморского паритета с Италией (признание, которое французы не считали справедливым и которое они приняли только потому, что Франция находилась в тот момент в ситуации серьезной дипломатической изоляции); в том, что согласно статье 29 договора, договаривающиеся стороны обязались впоследствии не сооружать военные базы под своим контролем во всем Тихоокеанском регионе. Именно это позволило Японии согласиться с подчиненным по отношению к двум крупнейшим морским державам положением, поскольку обязательство не создавать военноморские базы вблизи Японии обеспечивало японскому флоту возможность осуществлять контроль в окружающих Японию морях, в особенности в Китайском море.
Наконец, 6 февраля был подписан документ, являвшийся потенциально наиболее обязывающим из тех, что были приняты конференцией, а именно, «договор девяти держав» о политике «открытых дверей» (девять держав составляли те, кто подписал военноморские соглашения, плюс Бельгия, Голландия, Португалия и Китай). Этого активно добивались Соединенные Штаты с целью обязать подписавшие договор государства уважать суверенитет, независимость, территориальную и административную целостность Китая; побудить их помочь Китаю в достижении политической стабильности и развитии экономики и воздержаться от инициатив, противоречащих интересам дружественных держав; наконец, вынудить их уважать принцип «открытых дверей», то есть отказаться от требования особых привилегий (торговых или монопольных преференций) в торговле с Китаем.
Кроме того, наряду с «договором девяти» и при англоамериканском посредничестве 4 февраля было подписано китайскояпонское соглашение, по которому Япония отказывалась от своего присутствия в Шаньдуне, возвратив Китаю бывшую немецкую территорию Цзяоджоу (в то время как Великобритания в одно

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы       105
стороннем порядке отказывалась от находившейся неподалеку базы Вэйхайвэй). Японии, со своей стороны, удалось сохранить (под гарантию займа, предоставленного Китаю) контроль на пятнадцать лет над железной дорогой ЦзинаньЦиндао также значительную часть концессий, полученных в Маньчжурии, в особенности в сфере железных дорог.
Таким образом, в результате серии компромиссов на некоторый период был установлен новый порядок в Тихоокеанском регионе и прежде всего были определены рамки, в которых мог бы находиться под контролем японский экспансионизм, а Китай мог бы укрепиться в качестве обновленного и самостоятельного субъекта в Азии. Последствием достигнутого компромисса было недовольство французского правительства, которое вынудили смириться с уменьшением своей роли в сравнении с Италией. Однако главная опасность состояла в том, что все принятые решения были слишком нечеткими и двойственными для того, чтобы действительно сдерживать поползновения заинтересованных сторон (иными словами, Япония) к утверждению своей воли путем агрессии. На тот момент зона Тихого океана строго контролировалась англичанами и американцами. Несколько лет спустя интересы Великобритании переместились на другие направления, в то время как после 1929 г. ситуация внутреннего кризиса в Соединенных Штатах предоставила свободу рук японцам для возобновления их кампании против Китая.

1.11. Последние иллюзии коллективной безопасности

1.11.1. Пакт Бриана-Келлога

В довершение представления о том, что «дух Локарно» открыл путь к длительной стабилизации европейской ситуации и мира во всем мире, в 19271930 гг. произошли другие дипломатические события того же плана. Первым из этих событий было заключение 5 июня 1928 г. пакта Бриана–Келлога, декларировавшего незаконность использования войны в качестве инструмента для решения международных споров. Пацифистское движение и движения, которые выступали за объявление войны вне закона, были многочисленны во всем мире и в особенности распространены в англосаксонских странах. Чтобы пойти навстречу общественному мнению, не слишком доброжелательному по отношению к Франции, не выполняющей своих обязательств по межсоюзническим долгам, и движимый намерением восстановить сопричастность Соединенных Штатов к решению европейских проблем, 6 апреля

106

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

1927 г., в десятую годовщину вступления Соединенных Штатов в Первую мировую войну А. Бриан обратился к американскому народу с призывом, вдохновленным и, по сути, написанным, профессором Джеймсом Т. Шотвеллом из Колумбийского университета. В нем тема отказа от войны предлагалась в качестве предмета двустороннего соглашения Франции и Соединенных Штатов. Связь с темой европейской безопасности была очевидной, и это объясняет задержку американского ответа, поскольку двусторонний договор, каким бы ни было его содержание, в конце концов был очень близок к договору о союзе.
Несколько недель спустя, в июне 1927 г., объективно оценивая недостатки первоначального предложения, Бриан сформулировал новое, носившее более общий характер, и придал ему форму проекта договора между ведущими державами. Только через шесть месяцев после получения текста Бриана, в конце декабря 1927 г., госсекретарь Фрэнк Б. Келлог направил свое контрпредложение, в соответствии с которым проект Бриана мог быть принят, но с условием превращения в открытое и многостороннее соглашение. Это создавало юридические трудности для стран, вступивших в Лигу Наций и связанных возможностью применения статьи 16, которая в отношении санкций против агрессора не исключала применения военной силы. Необходимо было найти промежуточную формулу, на практике оставлявшую потенциальным участникам договора свободу для выполнения этого обязательства. Что касается многосторонности, то проблема была разрешена путем распространения предложения на Германию, Италию, Великобританию, Японию и ряд малых стран (общей численностью 15), которые 27 августа 1928 г. подписали в Париже основной документ. Он подтверждал осуждение войны в качестве инструмента для решения международных споров и обязывал участников во всех случаях пытаться найти мирное решение любого конфликта, который мог возникнуть с их участием.
Этот документ также, казалось, означал начало новой эпохи. К нему быстро присоединились одна за другой многие страны, всего  57, не все из них были членами Лиги Наций. Однако за подписью не всегда следовала ратификация, и продекларированные намерения редко соответствовали реальным целям. Огрубляя, можно было бы сказать, что договор являлся сознательным обманом, осуществленным адептами державной политики. Достаточно вспомнить все, что происходило начиная с 1929 г. на Дальнем Востоке и позднее во всем остальном мире, чтобы понять, насколько смесь утопизма и цинизма, столь характерная для внешней политики Бриана, была лишена политического смысла. Однако не стоит доводить эту критическую оценку до крайности,

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы       107
поскольку пакт создавал действительную юридическую основу для всех пацифистских движений и закладывал логические и идеологические основания для любого последующего осуждения актов агрессии. Это был символический жест, и в качестве такового он был осмеян циничными реалистами, такими как Муссолини (хотя Италия и была в числе подписавших документ государств). Однако, как и все долговечные символы, он был подхвачен позднее, когда идея войны стала синонимом всеобщего апокалипсиса.
С другой стороны, представление о практической неэффективности пакта Бриана–Келлога должно быть хотя бы отчасти скорректировано: хотя и отсутствовали непосредственные результаты его применения, атмосфера, укреплению которой он способствовал, помогала продвинуться по пути нормализации франкогерманских отношений. Во время визита в Париж для подписания пакта Штреземан поднял перед Брианом и Пуанкаре вопрос об оккупации Рейнской области, отчасти уже решенный Локарнскими соглашениями, но частично еще ограниченный статьями Версальского договора, предусматривавшего окончание оккупационного периода в 1935 г. По мнению Штреземана, после принятия пакта Бриана–Келлога присутствие иностранных войск на германской территории не имело больше никакого смысла. Аргументация была формально безупречной, хотя французы и рассматривали оккупацию в том числе и как гарантию непрерывности платежей, которые все еще должны были поступать в качестве военных репараций. Поэтому когда вопрос был вновь поднят на сентябрьской сессии Ассамблеи Лиги наций, французы согласились его обсуждать одновременно с возобновлением переговоров по репарациям, приведших в 1929 г. к принятию плана Юнга. Во время Гаагской конференции в августе 1929 г. было решено, что эвакуация союзных войск из двух зон Рейнской области, все еще оккупированных ими, должна начаться в сентябре 1929 г. и завершиться до 30 июня 1930 г. Первыми должны были эвакуироваться бельгийские и английские войска, затем  французские (американские оккупационные войска были выведены в 1923 г. после несостоявшейся ратификации Версальского договора сенатом Соединенных Штатов).

1.11.2. ПРЕДЛОЖЕНИЕ БРИАНА О СОЗДАНИИ ЕВРОПЕЙСКОГО СОЮЗА

Те же самые импульсы лежали в основе другой инициативы того же Бриана  его проекта создания Европейского федерального союза. Европеистский утопизм делал тогда свои первые шаги (если не считать пророчеств прошлых веков). В 1923 г. авст

108

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

рийский граф Рихард КуденховеКалерги опубликовал в Вене книгу под названием «ПанЕвропа» и три года спустя основал движение с таким же названием. Цель состояла в том, чтобы убедить политические элиты в необходимости объединения Европы для избавления ее от водоворота саморазрушительных внутренних войн и вернуть ей самостоятельную роль в мировой политике. Калерги не обладал возможностями влиять на массы, а европейская жизнь в те годы готовила их к восприятию скорее проповедей националистического экстремизма, чем европеистского пацифизма. Движение имело, таким образом, незначительные практические результаты. Однако деятельность Калерги задела за живое многих политиков, разделявших ее исходные установки (можно, к примеру, среди других назвать Уинстона Черчилля), или считавших европеизм сверхидеей, полезной для мобилизации дипломатии в желаемом и надежном направлении. В эту вторую категорию входили А. Бриан и генеральный секретарь Министерства иностранных дел Алексис Леже.
Объединение Европы в конце 20х годов в атмосфере, созданной франкогерманским союзом и пактом БрианаКеллога, могло означать добавление важного штриха к теме европейской безопасности. Бриан был вдохновлен идеей Калерги, и 9 сентября 1929 г. произнес речь на заседании Европейской комиссии Лиги Наций (в ней были представлены 27 стран), где он представил великий идеал европейского объединения в качестве инструмента борьбы за мир. Затем он преобразовал свою речь в меморандум, переданный Лиге Наций 1 мая 1930 г. Изучение меморандума проясняет политический проект, которому Бриан придавал форму Европейского федерального союза. В действительности речь шла о создании Ассоциации европейских государств внутри Лиги Наций и подчиненной ей, основанной на принципе уважения независимости и национального суверенитета (формулировка, таким образом, противоречила на практике понятию федерального союза); ее задачей была регламентация политических вопросов, касающихся европейского сообщества посредством практического распространения международных гарантий, впервые зафиксированных в Локарнских соглашениях. В контексте многих других пожеланий сотрудничества в различных областях социальноэкономической жизни, представленных в виде туманных и расплывчатых формулировок, политическая сердцевина предложения состояла, следовательно, в расширении гарантий, достигнутых в Локарно. Сопутствующие формулировки могли лишь частично приукрасить данный аспект проекта, а это означало, что за видимостью атмосферы всеобщего примирения скрывались вновь разгоревшиеся

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы       109
сильные опасения французов относительно своей безопасности. Но в 1930 г. это было более чем обоснованно. Ситуация быстро и радикально менялась, и идеям Бриана суждено было остаться на бумаге. Решение провести по ним дискуссию в Ассамблее Лиги Наций привело к обсуждению в сентябре 1930 г., выявившему многообразие точек зрения. Вопрос был отложен до работы комиссии, в недрах которой предложение Бриана после года бесплодных дискуссий исчезло как воспоминание об утраченных надеждах, символе несостоявшейся стабилизации.

1.11.3. ПРОБЛЕМА РАЗОРУЖЕНИЯ. ЛОНДОНСКАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ ПО МОРСКОМУ РАЗОРУЖЕНИЮ

Последняя политическая тема, в отношении которой после Локарно, и еще в большей степени после пакта Бриана–Келлога, казался возможным компромисс, направленный на укрепление общей атмосферы примирения, лишь косвенно касалась Германии и, напротив, наиболее непосредственным образом затрагивала италофранцузские интересы. Эта тема была связана с формированием политики дестабилизации, которую пытался проводить Муссолини, и выражала намерение французов смягчить по крайней мере этот фронт их отношений с Италией, не делая реальных уступок Муссолини, а, напротив, вынуждая его следовать логике превосходства французских интересов в вопросах европейской безопасности, той самой логике, которая диктовала инициативы К. д’Орсе после окончания войны.
Статья 8 Устава Лиги Наций утверждала принцип сокращения вооружений «до возможно низкого уровня, совместимого с национальной безопасностью, и обязательным следованием общим инициативам, вытекающим из международных обязательств». Совет Лиги Наций, должен подготовить,  добавлялось в статье, планы разоружения для правительств разных стран. Поскольку Устав являлся частью Версальского договора, то из этого следовало, что союзники в тот самый момент, когда они вынуждали Германию разоружиться, брали на себя обязательство сделать то же самое во избежание легитимации возможного неисполнения обязательств немецкой стороной.
Вопрос разоружения реально вставал тогда только для обычных наземных и морских вооружений. Что касается наземных вооружений, то подготовительная комиссия по разоружению, созданная в 1925 г., начала свою работу только в мае 1926 г. изза трудностей в определении предварительной формы соглашений. Ее задача состояла в подготовке схемы договора, который пред

110

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

стояло вынести на рассмотрение международной конференции. Однако эта работа была закончена лишь к концу 1930 г., а Международная конференция по разоружению была созвана в 1932 г., когда изменения, происшедшие в Германии за это время, снизили эффективность подготовительной работы. Более быстро шел процесс в отношении морских вооружений. Эта тема была затронута в 19211922 гг., во время первой конференции по морскому разоружению, состоявшейся в Вашингтоне. Тогда пять крупнейших морских держав (Великобритания, Соединенные Штаты, Япония, Франция и Италия) сумели достигнуть соглашения, касавшегося боевых кораблей. Разногласия по другим пунктам вынудили участников вашингтонских переговоров отложить дальнейшие дискуссии.
В 1927 г. американский президент Кулидж предложил созвать новую конференцию, но работа, начатая в Женеве (с участием наряду с Соединенными Штатами только Великобритании и Японии, поскольку Италия и Франция предпочли присутствовать лишь в качестве наблюдателей), продвинулась не очень далеко изза англоамериканских разногласий по кораблям среднего водоизмещения. Наконец, в 1928 г. атмосфера оптимизма, созданная пактом БрианаКеллога, создала более благоприятный фон для возобновления переговоров. Результатом насыщенной и трудной дискуссии стал проект созыва в третьей декаде января 1930 г. международной конференции по морскому разоружению после того, как все моменты противоречий между заинтересованными сторонами были решены путем ряда компромиссов, касавшихся также и темы наземного разоружения.
Плохим предзнаменованием стало разоблачение того факта, что накануне подписания пакта Бриана–Келлога французы и англичане достигли сепаратного секретного соглашения, в соответствии с которым англичане, в обмен на поддержку Британии в области морского разоружения, обязывались признать точку зрения французов в сфере наземного разоружения. Муссолини получил возможность протестовать против методов, использованных двумя державами, и занять тактически выгодную позицию. Италия готова была согласиться на ограничение собственных вооружений до возможно более низкого уровня, лишь бы он не был превзойден ни одной другой континентальной европейской державой. Что касается морского разоружения, то Италия считала (в противовес тому, о чем договорились англичане и французы), что основой подсчетов должны были стать не отдельные категории кораблей, а определение общих пределов водоизмещения флотов. Две эти темы  паритет с наиболее хорошо вооруженной

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы       111
континентальной державой (Францией) и подсчет в соответствии с общим тоннажем  остались основными в позиции Италии и определили ход конференции. С другой стороны, фашистское правительство Муссолини не могло принять соглашения, закреплявшего результаты, меньшие, чем те, что были достигнуты в Вашингтоне дофашистским правительством, а именно  паритет с Францией.
В такой малообещающей атмосфере началась конференция, созванная в Лондоне 21 января 1930 г. и продолжившая полемику, которая по своему политическому значению стала преддверием нового этапа все более глубоких конфликтов. В основе полемики лежала обеспокоенность Франции активностью фашистов на Балканском полуострове и в Средиземноморье, а также намерение Муссолини придать символическое значение способности итальянского флота контролировать Средиземное море (которое фашистская риторика через несколько лет станет называть старым латинским названием MareNostrum). В такой атмосфере конференция безрезультатно работала до весны, когда было принято решение о подписании лишь части соглашений — той, что не касалась италофранцузских отношений.
Подписание состоялось 22 апреля 1930 г. Великобритания и Соединенные Штаты достигли компромисса, подтверждавшего их фактический паритет, в том числе и по количеству крейсеров, в то время как японцы добились того, что отведенная им пропорция выросла с 6 до 7 на каждые 10 американских или британских боевых кораблей. Устанавливался также потолок, налагавший действенные ограничения на строительство новых линкоров и сокращавший на уже начатые программы. Соглашение было достигнуто также относительно подлодок и эсминцев, на строительство которых были наложены наибольшие ограничения, и подтверждения соотношения 10 к 7 между двумя англосаксонскими странами и Японией. Договор должен был вступить в силу 1 января 1931 г. и действовать в течение пяти лет. Итальянцы и французы продолжили поиск компромисса, переживая надежды и разочарования. Муссолини передал руководство министерством иностранных дел Дино Гранди, игравшему роль ретранслятора импульсов внутренней пропаганды дуче на международной сцене.
Однако на деле на другой день после подписания Лондонских соглашений римское правительство приняло серьезную программу строительства новых военных кораблей. Два ответственных за переговоры, француз Рене Массигли и итальянец Аугусто Россо, работали почти год над бесчисленными техническими деталями под давлением американцев и англичан для того, чтобы соглашение

112

было достигнуто. Была выработана формулировка, в соответствии с которой обе державы должны были информировать о своих программах строительства, осуществляя их независимо, но согласовывая их объем. Таким образом удавалось избежать принятия формального решения о принципе паритета и всетаки сформулировать положения, которые, хотя и сохраняли небольшое французское превосходство, предусматривали также сокращение соответствующего тоннажа, что в конечном счете создавало равновесие, благоприятное для Италии. Итогом длительной дискуссии стал, следовательно, компромисс, утвержденный 31 марта 1931 г. и позволивший французам считать себя удовлетворенными, а Муссолини кичиться определенным успехом. Но в целом это был весьма грустный эпилог.

1.12. Несостоявшаяся социальноэкономическая стабилизация и внутренняя политика

1.12.1. ПРОБЛЕМЫ И ПРОТИВОРЕЧИЯ

Невозможно говорить о нормализации, ограничиваясь проблемами международных отношений и военными проблемами. Война  это не только столкновение армий и послевоенный период был отмечен не только дипломатической борьбой. Кризис оказался гораздо глубже, поскольку он охватил все другие аспекты социальноэкономической жизни. В какой степени мирные договоренности поставили и решили эти проблемы? В какой степени новые темы и новые конфликты были упорядочены?
На первом плане стоял вопрос о новых отношениях между господствующими социальными группами. До 1914 г. гегемония буржуазии не подвергалась сомнению. Наступление социализма было подавлено или поглощено первыми экспериментами в области социальной политики. Во многих странах социалистические партии интегрировались в парламентскую систему и избрали путь реформизма. Сама дискуссия, сопутствовавшая началу войны, об отношении социалистических партий к кризису, спровоцированному, по определению, империализмом и буржуазным национализмом, выявила трудности социалистического движения, когда перед ним встал вопрос о противоречии между интернационализмом и лояльностью к своему государствунации. Это была нерешенная проблема, остававшаяся таковой по крайней мере до окончания Второй мировой войны. Она представала как один из моментов наибольших трений, с которыми пришлось иметь дело довоенным руководящим группам социалистического

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы       113
движения. В самом деле, по окончании конфликта, после того, как все социалистические партии проявили солидарность (хотя и с некоторыми нюансами и в разное время) с войной, трудно было представить себе, что старое политическое равновесие будет восстановлено быстро и без потрясений. Тем более после событий в России 1917 г. Октябрьская революция дала стимул всем социалистическим партиям для усиления максималистских течений. Они стремились следовать в направлении, указанном Лениным для соответствующих партий, или же, если это оказывалось невозможно, разрывали единство социалистических движений с целью создания коммунистических революционных партий. Эти партии сразу же противопоставили себя казавшейся им ограниченной позиции тех, кто отстаивал путь постепенных изменений перед лицом якобинского порыва сторонников немедленного восстания. Национальные ситуации и революционный миф становились лимитами, в рамках которых должно было действовать международное социалистическое движение. Но была ли в действительности возможна мировая революция? Было ли возможно, чтобы посланный революционным Петроградом 8 ноября 1917 г. призыв трудящимся всего мира к свержению своих правительств и созданию интернационала народов как единственно возможной гарантии мира вызвал отклик в остальном мире или, по крайней мере, в Европе?
Хотя с точки зрения марксистского теоретического анализа революция являлась продуктом крайней стадии развития капитализма и самосознания движения промышленного пролетариата, события, произошедшие в России, продемонстрировали, что революция могла пойти и другими путями. Первое различие в данной связи вытекало из разделения стран на страныпобедительницы и страныпобежденные. В побежденных странах делигитимация правительств, связанная с поражением, всегда сопровождалась концом определенных государственнополитических режимов. В Германии, Австриии и Венгрии поражение означало также падение имперского режима и рождение республиканского правления. Республиканского и буржуазного? Ответ не был ни легким, ни быстрым.

1.12.2. ПОБЕЖДЕННЫЕ: ГЕРМАНИЯ, АВСТРИЯ И ВЕНГРИЯ

В Веймарской республике поражение вызвало острый кризис, который зачастую перерастал в классовую борьбу и переплетался с борьбой за установление демократического режима и преодоление экономического кризиса. С 1919 по 1924 г. республика пережила

114

одно за другим серьезные потрясения, контрапунктом которых стал экономический кризис, наглядно выразившийся в астрономической инфляции. Первое политическое столкновение, сопровождавшее само рождение республики, произошло при попытке группы «спартаковцев» (коммунистической группы под руководством Карла Либкнехта и Розы Люксембург, образовавшейся внутри социалдемократической партии и преобразованной в начале 1919 г. в коммунистическую партию Германии) осуществить революционнное восстание по ленинскому образцу и создать республику советов, основанную на силе пролетарского движения, самого мощного в Европе. Было ли в международном плане это событие, столь ожидавшееся всеми революционными силами и, в особенности, в Москве, сигналом к подъему революционной волны, которая должна была снести буржуазный порядок?
В начале января 1919 г. Берлин стал сценой революционного эксперимента, сразу же потопленного в крови (в том числе и в крови его главных героев). Временное правительство во главе с социалдемократом Фридрихом Эбертом не колеблясь обратилось за помощью к армии. С того момента был заключен пакт о сотрудничестве всех сил против коммунистов, исключивший всякую надежду на осуществление революции. Коммунистическая партия в течение определенного времени находилась вне институциональной системы и не участвовала в выборах в Учредительное собрание, которые выиграли социалдемократы Эберта, не получившие, однако, достаточного числа голосов для того, чтобы самостоятельно сформировать правительство. Начался период коалиционных правительств, включавших умеренные католические партии и либералов, на долю которых выпала трудная роль сдерживания напряженности, переживаемой страной, разорванной на части войной и охваченной страхом перед революцией. В феврале–мае попытки революционных выступлений были предприняты в Мюнхене, в Баварии. Курт Эйснер сформировал социалистическое правительство, выступавшее за отделение Баварии от Германии, однако 21 февраля он был убит. На другой день после этого преступления в Мюнхене была провозглашена советская республика, которая просуществовала дольше, чем берлинская, но была подавлена с помощью военной силы в конце апреля, подобно тому, как месяц спустя завершилась аналогичная попытка в Саксонии.
Кроме выступлений слева правительство должно было остерегаться также сторонников правых авторитарных режимов. С апреля 1919 г. по июнь 1920 г. оно столкнулось с восстанием германских войск в Прибалтике, возглавленным Рюдигером фон дер Гольцем. В марте 1920 г. настала очередь попытки переворота,

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы       115
предпринятой ультанационалистами во главе с Вольфгангом Каппом и бароном Вальтером фон Лютвицем. Гораздо более опасной была фронда военных, которую возглавлял маршал Эрик фон Людендорф. В основе политики правых лежала другая концепция, не менее опасная и гораздо более конкретная, чем революционная: идея о том, что Германия проиграла войну только потому, что возглавлявшие ее политики предали страну, а затем хотели подчиниться диктату, навязанному державамипобедительницами в виде мирного договора,  диктату, который противоречил обязательствам, взятым на себя самими союзниками, когда они согласились на капитуляцию Германии  не безусловную, а на основе 14 пунктов Вильсона. В этом политическом кредо содержался крайний и агрессивный национализм, уходивший корнями в военную и буржуазную среду и представлявший собой идеальную культурную почву для экстремистского ревизионизма.
В январе 1919 г. была основана националсоциалистическая партия Германии (NSDAP), к которой немного спустя присоединилась темная личность австрийского происхождения Адольф Гитлер. Партия выражала накопленные обиды и популистские, националистические, авторитарные настроения. Тогда никто не думал, что она может привлечь на свою сторону значительное число сторонников. Это казалось еще в меньшей степени возможным после провалившейся попытки путча, инсценированной Вольфгангом Каппом (март 1920 г.)  своего рода сигнала опасности, предупреждавшего о поддержке, которую могли получить реакционные силы.
В то время как Учредительное собрание занималось разработкой в Веймаре новой федеральной конституции для Германии, в тени экономического кризиса под покровом недовольства назревала буря. Немцы не смирились ни с унижениями, связанными с поражением, ни с ролью страны, поставленной под контроль, о котором державыпобедительницы, и прежде всего французы, не уставали напоминать. Убийство в июне 1922 г. Вальтера фон Ратенау, еврея и министра иностранных дел, пытавшегося вплоть до Генуэзской конференции продолжать путь нормализации отношений с остальной Европой, стало еще одним симптомом этого затишья перед бурей. Революция в Германии потерпела свое самое громкое поражение, но победителем из него вышел слишком хрупкий союз между социалдемократами, центристскими силами и откровенно националистическими партиями.
Буржуазия отпраздновала свой триумф над военноаристократической традицией и в течение нескольких лет жила надеждами, на культурное и политическое возрождение, которое Германия редко переживала в прошлом. Можно даже говорить о своеобраз-

116

ной культурной атмосфере, являвшейся плодом Веймарской республики. Однако этом триумфу буржуазии угрожало все более явное отстранение военной верхушки, растущее расхождение позиций крупных финансовых кругов и фанатичного национализма, посредниками между которыми пытались стать такие люди, как Штреземан, не способные скрыть подлинные цели своих действий. Господствующая буржуазия была, следовательно, готова продолжать гегемонистский курс, который Вильгельм II оставил ей в наследство и который был лишь на некоторое время прерван поражением.
Государственное устройство стало более неустойчивым в результате отказа от лояльности династии и трудностей формирования консенсуса вокруг правительственных формул, принуждавших к существованию глубоко враждебные партии, поддерживаемые столь же противоположными социальными силами. Однако постепенное стирание границ между публичной и частной сферами, предопределенное пассивным сопротивлением, борьбой против инфляции и потребностями восстановления экономики, создавало другую социальную базу, в которой нацизму легче будет укорениться.
В начале 1925 г. этот поворот уже висел в воздухе, хотя отрыто он начал проявляться только пять лет спустя. А тогда, после смерти социалдемократа Эберта, состоялись президентские выборы, и старый фельдмаршал Пауль фон Гинденбург, монархист и кандидат от консервативных партий, был избран небольшим перевесом голосов, победив кандидата левоцентристской коалиции Вильгельма Маркса, католика, представителя партии «Центра», против которого голосовали коммунисты. Выдвинув на выборах своего кандидата, они фактически передали президентство в руки человека, приведшего Гитлера к власти.
Австрия и Венгрия переживали те же проблемы в сложных условиях территориального раскола, вызванного распадом Габсбургской империи. В Австрии с чувством горечи смирялись с переходом от руководства великой империи к руководству небольшим государством. Социалдемократы во главе с Карлом Реннером и Отто Бауэром начали движение за создание демократической, парламентской и прогрессистской республики. Однако если в Вене они имели сильную базу, то на остальную часть страны, где доминировала католическая христианскосоциальная партия, они не могли рассчитывать. Существовало нестабильное равновесие между «красной» столицей и консервативно настроенной страной. Столкновения между правым правительством и социалдемократическим муниципалитетом Вены стали обычным явлением австрийской жизни.

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы       117
В международном плане это имело важные последствия. Социалдемократы смотрели на республиканскую и политически более передовую, как тогда считалось, Германию, не скрывая стремления к аншлюсу в поисках выхода из промежуточной ситуации, когда правые силы обладали непропорционально большим весом. Христианскосоциальная партия была против такой перспективы, лишившей бы ее правящего положения. В отличие от Германии проблема стабилизации в Австрии наталкивалась на серьезные политические препятствия, которые разнонаправленно воздействовали на ситуацию и отражали реальность новой страны, не основанную на автономной и сложившийся экономической структуре. Индустриальное общество и крестьянская традиция не могли выработать компромисса, и это создавало неуверенность как внутри страны, так и в международном плане, поскольку ставило под сомнение жизнеспособность республиканского государства.
В Венгрии не существовало социальных условий для столь глубокого раскола. В марте 1919 г. Бела Кун, лидер коммунистов и друг Ленина, едва вернувшись из Москвы, сумел после установления единого фронта с социалистами, захватить власть и навязать режим «революционного террора», против которого летом выступили французские, итальянские, румынские и югославские войска. В августе внутренним контрреволюционным силам, благодаря этой поддержке, и в особенности, румынской интервенции, удалось свергнуть коммунистическое правительство, развязав столь же жестокие, что и «революционный террор», репрессии. Впрочем, попытка Куна не имела ни малейшей перспективы в стране, где отсутствовало действительно широкое социалистическое движение, где было мало передовой, демократической буржуазии и где все еще господствовало социальное наследие габсбургского правления. Ностальгия аристократов и обида по поводу жесткости Трианонского договора играли, вероятно, объединяющую роль в государстве, которое насильственным образом стало гомогенным с этнической точки зрения, но которое испытывало горечь по поводу утраты территорий, отошедших к Югославии, Чехословакии и, прежде всего, Румынии. В Трансильвании население венгерского происхождения являлось постоянной причиной трений и нестабильности.

1.12.3. ПОБЕДИТЕЛИ: ВЕЛИКОБРИТАНИЯ, ФРАНЦИЯ, ИТАЛИЯ

Но и победителям не суждено было прожить первые послевоенные годы в атмосфере социального мира. Конечно, деятели, добившиеся для своих стран победы, пользовались авторитетом,

118

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

которому правители побежденных стран могли только позавидовать. Англия и Франция ожидали от своих ставших еще более обширными империй ресурсов для восстановления экономики. Возможно, только в Италии существовали условия для возникновения кризиса, способного подорвать основы системы. Поэтому в названных странах Европы не имела места связь между поражением и революцией, и чувствовался лишь отзвук, более или менее отдаленный, революции в России, но при этом  с совершенно различными акцентами.
В Великобритании сразу же после войны и завершения периода существования коалиционного правительства с участием лейбористов и консерваторов лидер либералов Дэвид Ллойд Джордж назначил новые выборы (декабрь 1918 г.), впервые на основе всеобщего избирательного права и с предоставлением права голоса женщинам. Сам премьерминистр вышел из состязания победителем, но его партия  Либеральная партия  была почти сметена с британской политической сцены и практически стала исчезать. Победа на выборах досталась прежде всего Консервативной партии во главе со Стэнли Болдуином, получившей подавляющее большинство голосов.
Лейбористы также впервые добились внушительного успеха и стали второй партией, завоевав таким образом положение официальной оппозиции в палате общин. Они преодолели расколы, имевшие место в их рядах во время войны и реорганизовали партию под влиянием группы интеллектуаловреформистов, объединенных в Фабианское общество {FabianSociety). В 1920 г. им удалось создать новую структуру, органически объединявшую партию с Национальным советом труда (NationalCouncilofLabour), то есть с конфедерацией профсоюзов. Марксистское влияние в этой партии ограничивалось преобладанием реформизма фабианского толка. Когда в 1920 г. была создана независимая Коммунистическая партия Великобритании, обратившаяся с просьбой о вступлении в лейбористскую партию (LabourParty), она получила категорический отказ. В 1924 г. съезд лейбористов заявил о несовместимости принадлежности к лейбористской партии с членством в компартии. Это было откровенное и четкое разделение, не мешавшее, однако, английским социалистам с симпатией относиться к советской революции, а правительству способствовать установлению дипломатических отношений между Великобританией и СССР. Четкие различия сохранялись в определении политических целей и средств для их достижения. Таким образом социальное брожение, характерное для того периода и в Британии, также никогда не принимало разрушительного характера, какой оно имело в побежденных странах и в Италии.

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы       119
Переход от военной экономики к мирной экономике был трудным, в том числе и для британцев. Инфляция и безработица вызвали ряд забастовок по всей стране, однако, за исключением отдельных случаев, не было необходимости прибегать к насильственному их подавлению. Напротив, профсоюзы сопровождали забастовки сильным давлением в поддержку конструктивных переговоров, способных найти решение насущных проблем.
Консервативнолиберальное правительство Ллойд Джорджа не всегда было на высоте ситуации. Связанное ходом Парижских переговоров и обязательством пересмотреть свою колониальную политику, оно не сумело устранить экономические и социальные причины волнений. В 1919 г. бастовала даже полиция. Протекционистские меры, принятые в 1921 г., не привели к снижению безработицы и дискредитировали Ллойд Джорджа. Впрочем, ему не удалось даже отстоять те международные проекты реконструкции, в результате осуществления которых должен был начаться, как он надеялся, производственный подъем, что помогло бы экономическому возрождению страны. Эти неудачи привели к падению его правительства. Его заменил сначала консерватор Бонар Лоу, а канцлером казначейства стал Болдуин. Были назначены новые выборы, единственным результатом которых стала демонстрация парламентского влияния лейбористов. Болезнь и смерть Бонара Лоу привели к формированию первого правительства Болдуина в мае 1923 г.
Результаты последовавших затем выборов были неожиданными, поскольку благодаря мажоритарной системе незначительное изменение количества голосов (сокращение на 0,1% у консерваторов и увеличение на 1,1% у лейбористов) привело к значительному уменьшению количества мест в парламенте консерваторов и они получили лишь относительное большинство. Лейбористы при поддержке либералов смогли в январе 1924 г. сформировать свое первое в истории Англии правительство во главе с Макдональдом, получившим полный контроль над партией. Именно тогда Великобритания, казалось, вышла из мрачной атмосферы военных лет. Хотя лейбористское правительство было лишь интермедией, оно впервые продемонстрировало желание решительно поставить ряд социальных проблем (таких, как безработица), которые до сих пор представлялись неразрешимыми. Возникло ощущение, что Великобритания вновь способна вернуться на путь постепенного социальноэкономического реформизма, соответствовавшего характеру ее жизни в течение прошлого века.
Однако в октябре 1924 г. под давлением консерваторов слабое большинство Макдональда распалось. Были еще раз назначены

120

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

выборы, во время которых лейбористы расплатились за обвинения в просоветской позиции, основанные на письме с призывом к совершению революции, направленном Зиновьевым от лица Коминтерна Компартии Великобритании. Публикация письма накануне выборов положила тень подозрений в антинациональной позиции не только на коммунистов, но на всех британских левых. Консерваторы выиграли выборы, получив подавляющее большинство голосов. Болдуин вновь вернулся к власти; министром иностранных дел стал Остин Чемберлен. Все это имело прямые последствия для международной жизни, поскольку расположенность, демонстрировавшаяся Макдональдом в отношении Эррио при подписании Женевского протокола1 была отвергнута в пользу возвращения к более традиционным подходам.
Во Франции тему мирных переговоров было труднее отделить от проблем социального характера. Социалисты СФИО (SFIO SectionFrancaisedeI'InternationaleOuvriere) участвовали в правительстве национального единства (UnionSacree«священное единение»), преодолевая большие внутренние разногласия. После окончания военных действий они вышли из коалиции, возглавлявшейся до выборов ноября 1919 г. Жоржем Клемансо, главным действующим лицом последнего этапа борьбы с Германией, а также противостояния коммунистической опасности и угрозе ее распространения по Европе. Эту угрозу необходимо было предотвратить созданием «санитарного кордона», способного ограничить распространение заразы, с ней следовало также бороться, помогая русским контрреволюционерам. В 1919 г. интересы национальной политики одержали верх над социальноэкономическими интересами. На выборах в ноябре социалисты и радикалсоциалисты, бывшие триумфаторами в 1914 г., потерпели безусловное поражение (более явное по числу мест в парламенте, чем по числу голосов) от Национального блока, в который вошли традиционные националистические силы французской светской буржуазии и умеренного радикализма. Подавляющее большинство, которым они обладали, позволило говорить о «сероголубой палате», по цветам мундиров многих избранных в парламент военных. Это было большинство (возглавляемое Клемансо, а с января 1920 г.  Александром Мильераном), которое стремилось урегулировать внутренние проблемы с помощью политики «твердой руки». Социальные волнения январяиюня 1919 г. были успешно подавлены. Впрочем, социалистам не удалось распространить их
1 Имеется в виду протокол «О мирном урегулировании международных конфликтов», принятый на ассамблее Лиги Наций 2 октября 1924 г. Ввиду англофранцузских противоречий протокол не был ратифицирован.  Прим. редакции.

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы       121
за определенные рамки, тем более что в июле 1919 г. они решили не присоединяться к международной забастовке протеста против конрреволюционной интервенции в России.
Социалистическое движение было сильным, однако гегемония буржуазии, преобладание проблем внешней политики, внутренний конфликт, приведший в декабре 1920 г. к расколу (о котором было заявлено на съезде в Туре, когда была основана Французская коммунистическая партия), ослабили его. В этой политической ситуации парламентское большинство, хотя и разнородное по своему политическому составу, оставалось сплоченным в проведении политики дефляции и проецирования внутренних противоречий на международную сферу.
Активность с целью утверждения ведущей роли Франции на континенте получила наибольший импульс, когда премьерминистром стал эльзасец Раймон Пуанкаре (19221924 гг.). В январе 1923 г. эта тенденция нашла воплощение в оккупации Рурской области. Во Франции, следовательно, численный и парламентский потенциал левых сдерживался прочностью бастиона умеренноцентристских светских сил, укреплявшегося за счет националистической кампании и недоверия к Германии. По существу, даже когда особый этап первых послевоенных лет закончился, и в 1924 г. в результате победы на выборах Левого блока, образованного радикалами и социалистами, было создано правительство Эррио (а министром иностранных дел стал Аристид Бриан), международная ориентация Франции не изменилась, хотя и стала проявляться менее явно. Не случайно, Бриан смог продолжать руководить французской внешней политикой  хотя и в череде сменяющих друг друга вариантов правительственного большинства  также и после возвращения к власти в 1926 г. Пуанкаре. Это было показателем глубокой стабильности основополагающего блока власти и интересов. Впрочем, и во Франции, хотя несколькими месяцами позже Великобритании, начиная с 1925 г. экономический подъем также способствовал излечению многих ран, нанесенных войной, и период материального благополучия, казалось, сделал ощутимой нормализацию.
Из странпобедительниц Италия в наибольшей степени испытывала последствия войны. Следы длительной полемики, предшествовавшей ее вступлению в войну в 1915 г., продолжали давать о себе знать, а то, как итальянские требования рассматривались на Парижской конференции лишь обострило  на двух противоположных фронтах  существовавшие в стране противоречия. Это ожесточило оппозиционные правительству силы, обвинявшие итальянских представителей на Парижской конференции

122

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

(Витторио Эмануэле Орландо и Сиднея Соннино) в неспособности отстоять свою точку зрения, что внесло вклад в основание мифа об «искалеченной победе» (по выражению поэта Габриэле Д’Аннунцио), то есть теории, согласно которой итальянцы добились видимой победы, а по сути  поражения, оплаченного ценой больших человеческих и социальноэкономических жертв, и имели, следовательно, более серьезные основания для включения в ревизионистский блок, чем для солидаризации с «удовлетворенными» державами (если допустить, что таковые были). Такую ситуацию обостряли и те, кто, особенно в лагере социалистов и демократической левой, считал ошибкой и даже преступлением участие в войне  ошибкой или преступлением, бесплодность которых подтверждалась фактами. Следствием этой неудовлетворенностти была серия политических волнений, делавших еще более трудным возвращение к нормальной ситуации. Захват Д’Аннунцио Фиуме1 был лишь первым из серии эпизодов, связанных с новой международной позицией Италии, эпизодом, обозначившим путь нарушения законности и авантюризма, по которому Муссолини спонтанно следовал в последующие годы.
С другой стороны, во внутренней социальнополитической ситуации также не наблюдалось быстрой стабилизации. Проблемы, существовавшие во всех странах, которые участвовали в конфликте, переживались слабой итальянской экономикой и хрупкой политической организацией страны еще более болезненно. Правда, структура экономики укрепилась в результате войны, потребовавшей крупных инвестиций в тяжелую промышленность, что ускорило темпы роста индустрии и темпы роста прибыли в соответствии с тенденцией предшествовавшего десятилетия. Однако послевоенная конверсия промышленности, сохраняющаяся бедность в деревне, нищета на юге усугубились после окончания военных действий изза проблемы вкючения в производственную жизнь ветеранов войны.
В этой экономической обстановке назрели новые важные политические события. В январе 1919 г. дон Луиджи Стурцо основал народную партию, первую организацию католического направления, вошедшую в качестве автономного субъекта в политическую жизнь страны. Социалистическая партия, основанная в 1892 г. и превратившаяся уже в предвоенный период в мощную притягательную силу для трудящихся классов, все более укреплялась
1 В сентябре 1919 г. итальянский писатель и политический деятель Д’Аннунцио возглавил экспедицию, захватившую югославский город Риеку (Фиуме), на который претендовала Италия. Д’Аннуцио объявил Фиуме итальянским городом и оставался его комендантом до декабря 1920 г.  Прим. редакции.

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы       123
и стала в конце концов главной политической организацией Италии. Партиям довоенной демократии не удалось приспособиться к изменениям. Когда в ноябре 1919 г. впервые состоялись выборы, основанные на всеобщем избирательном праве и пропорциональном представительстве, социалисты получили почти 32% голосов, пополари1  немногим более 20%. Все вместе новые партии получили больше голосов, чем партии, которые вели свое происхождение от политической традиции пострисорджименто. Это было изменение, указывавшее прежде всего на усиление левых, в отношении которых католическое движение не могло оставаться индифферентным, хотя его лидеры были склонны к союзу с буржуазными силами.
На фоне такой политикоэкономической ситуации нарастали социальные волнения. Забастовки следовали одна за другой; социалистическая партия находилась под огромным влиянием русского опыта и ощущала близость революции. Реформистское крыло стало меньшинством по отношению к максималистам, которые группировались слева вокруг группы «Ордине Нуово», основавшей в январе 1921 г. Итальянскую коммунистическую партию. Правительства Нитти (1919 г.) и Джолитти (19191921 гг.) стремились смягчить кризис и ослабить напряженность, связанную с забастовочной борьбой, используя метод заключения коллективных договоров. Ни одному из них не удалось получить поддержку, достаточную для осуществления последовательных программ. Столкновение по вопросам внешней политики (в особенности по вопросу о границе в Джулии) и последовательная светская ориентация Джолитти ограничивали поддержку, которой могли располагать оба государственных деятеля, и те политические силы, на которые они опирались. Наиболее сильный удар системе был нанесен, однако, неожиданным обострением общенационального кризиса к середине 1921 г.
Такому обострению ситуации способствовали два ряда событий, совершенно противоположные по своей направленности: деятельность фашистского движения и революционный подъем, приведший в августесентябре 1920 г. к занятию рабочими основных предприятий Севера. Фашистское движение было основано Муссолини в марте 1919 г. Бенито Муссолини в прошлом являлся социалистоммаксималистом, затем горячим интервенционистом, а позднее  представителем мира фронтовиков. Его личность и движение воплощали в себе в 1919 г. ряд противоречивых чаяний:
1 Пополари (popolari) в Италии называли членов Итальянской народной партии  Partito popolare italiano.  Прим. nepee.

124

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

жесткую оппозицию по отношению к традиционным правящим классам, виновным в проведении недостаточно активной политики в отношении союзников (Муссолини поддержал, хотя и с некоторыми оговорками, поход Д’Аннунцио), но в то же время и столь же жесткую враждебность в отношении социалистов, обвинявшихся в предательстве национальных ценностей. Он уловил признаки упадка довоенных политических сил и трудности создания новых правящих коалиций и пытался найти пространство для утверждения формирующихся сил с неясными программами, но движимых желанием навязать смену правящей политической элиты, а также  воинствующими антисоциализмом. Ограниченность фашистского движения была связана с его неспособностью получить поддержку средней и мелкой буржуазии изза насильственных методов, использовавшихся фашистскими отрядами в их акциях против социалистов.
Это отношение изменилось в конце 1920  1921 г. 1920 год стал годом, когда в Италии было отмечено наибольшее число забастовок. Огромный страх, который профсоюзное движение и левые партии вызывали в предпринимательских кругах, укрепил фашистское движение (которое, в свою очередь, усиленно акцентировало свой антисоциалистический характер). Разрешение Джолитти ситуации путем активизации деятельности предприятий методами, широко признанными в истории за их эффективность, не было воспринято их владельцами и буржуазным миром с необходимой прозорливостью. Нараставший гул революции усилил позиции тех, кто выступал за жестокие репрессии.
Фашистское движение начало расти. Его отряды, выступавшие против рабочих и батраков, формировались в городах и в деревнях. Они превратились в светскую власть, осуществлявшую репрессии от имени предпринимателей. С политической точки зрения деятельность Муссолини считалась оправданной, поскольку буржуазные партии полагали, что фашизм был всего лишь болезнью, краткой, но необходимой. По их мнению, кратковременное применение репрессивного насилия должно было смягчить ситуацию, и фашисты также вынуждены будут адаптироваться к наступившему порядку. Именно поэтому фашистские кандидаты на выборах в мае 1921 г. были включены в «национальный блок» в качестве представителей буржуазного порядка, который они призывали уничтожить и в защитников которого они превратились. В ноябре 1921 г. фашистское движение сформировалось в партию. Муссолини удалось столь искусно и эффективно маневрировать в парламенте и в стране, что в конце концов он предстал в качестве единственного человека, способ

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы       125
ного устроить Италии спасительную встряску, которая, хотя и была бы кратковременной, позволила бы стране выйти из длительного периода послевоенного хаоса и правительственной нестабильности. Социалисты не смогли достаточно решительно контратаковать его позиции.
В октябре 1922 г. после марша фашистских отрядов на Рим, организованного при многочисленных актах попустительства со стороны правительства, Муссолини был уполномочен королем Виктором Эммануилом III Савойским сформировать правительство. Для Италии начинался новый исторический период, хотя и не все полностью отдавали себе в этом отчет. В самом деле, Муссолини возглавлял партию, которая имела в палате депутатов только тридцать представителей. Ему нужно было создать себе абсолютное большинство, и он добился этого, приняв несправедливый мажоритарный закон и проведя затем избирательную кампанию в обстановке запугивания.
После выборов в ноябре 1923 г., результаты которых подтвердили его предрешенную победу, новое правительство вступило в самый трудный этап своего существования. Методы, использованные фашистами во время выборов, возмутили как их политических противников, так и многих представителей симпатизировавших им сил. Когда в июне 1924 г. был убит депутатсоциалист Джакомо Маттеотти, протестовавший именно против незаконности результатов выборов, Муссолини называли виновным в убийстве или, по крайней мере, вдохновителем преступления. В течение полугода его положение оставалось неустойчивым. В конце 1924 г. ему удалось вновь получить необходимую поддержку и доверие короля. В январе 1925 г. он начал осуществлять ряд законодательных мер, которые в последующем превратят итальянское либеральное государство в авторитарный режим, а несколько лет спустя  в личную диктатуру. Италия была первой из крупных европейских стран, переживших такую трансформацию.
Муссолини, придя к власти в Италии, не сразу проявил свою агрессивность в сфере международной жизни. Начиная с 1922 г. он стремился удовлетворить две потребности: предстать внутри страны как подлинный творец итальянского величия и мощи и добиться от других держав признания роли Италии в Европе и в мире. В 1923 г. он продемонстрировал небольшой пример своей способности вносить беспорядок в международную жизнь. Но мало кто захотел принять всерьез его действия. Впрочем, эпизод был незначительный, и можно было притвориться, что его не заметили.

126

В ответ на убийство в августе 1923 г. итальянского генерала Энрико Теллини, возглавлявшего международную комиссию экспертов, уполномоченную провести границу между Грецией и Албанией, итальянское правительство выдвинуло греческому правительству ультиматум с нереальными условиями (именно так, поскольку в нем требовалось поймать и осудить виновных за несколько дней). В качестве наказания за неизбежное неисполнение греческой стороной условий ультиматума после морской бомбардировки, приведшей к большому числу жертв, Муссолини отдал приказ оккупировать остров Корфу, имея в виду, что эта оккупация со временем может стать постоянной, если позволят обстоятельства. Муссолини действовал подобным образом, поскольку, находясь у власти менее года, он нуждался в шумных успехах, поднимающих его престиж, которые возвестили бы Италии и всему миру о повороте, осуществленном с приходом к власти будущего диктатора.
В свою очередь, греческое правительство, потерпевшее поражение от Турции, отреагировало весьма энергично, передав вопрос в Совет Лиги Наций, который должен был принять решение как по поводу требований, содержавшихся в итальянском ультиматуме, так и по поводу протестов Греции. Это решение, однако, не было принято, поскольку Совет предпочел отказаться от своей компетенции в этом вопросе, сочтя, что данную проблему прежде всего должна была обсудить конференция послов, то есть орган, созданный державами Антанты для контроля за практическим исполнением мирных договоров  его уполномоченным и был генерал Теллини. Отказ от реализации собственных полномочий отражал ситуацию, складывавшуюся в международноправовом плане. Муссолини предупредил других членов Совета, что в случае, если они будут обсуждать вопрос о протесте Греции, Италия может даже выйти из Лиги Наций. В то же время Франция, в обмен на поддержку, полученную от Италии во время оккупации Рура, предложила в качестве выхода юридический компромисс. Однако этот компромисс не служил обнадеживающим симптомом относительно эффективности Лиги Наций в выполнении задач, поставленных перед ней Уставом. В то же время это был удручающий симптом в отношении подчинения интересов всеобщего мира и международного права потребностям державной политики.
Несмотря на тревожный симптом кризиса вокруг Корфу и той грубой полемики, посредством которой Муссолини в конце 1924 г. помог Чемберлену провалить проект Женевского протокола, подготовленного Эррио и Макдональдом, в итальянской внешней политике в течение нескольких лет, казалось, преобладало

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы       127
стремление способствовать восстановлению нормального климата в Европе. Однако при более внимательном рассмотрении за пацифизмом Муссолини с самого начала скрывалось двуличие и обиды, не отличавшиеся от тех, что испытывали другие европейские страны. Однако фашистский вождь намеревался как можно скорее дибиться их реализации на практике. Главное в его двуличии состояло в абсолютной свободе выбора средств, с помощью которых можно было достигнуть укрепления имперских позиций Италии и ее позиций в Средиземноморье и на Балканах.
Муссолини рассуждал в категориях чисто державной политики и не заметил, за исключением разве что русского вопроса, масштаба происходивших изменений. Его глубочайшая неприязнь к Вильсону, сформировавшаяся во время кризиса 1919 г. вокруг Фиуме, переросла в психологическом плане в серьезные затруднения, не позволявшие ему рассматривать Соединенные Штаты иначе, чем финансовую державу, пренебрегая при этом их политическим потенциалом. Поэтому его дипломатическая стратегия базировалась на подспудном противопоставлении в европейской жизни сил, стремящихся к порядку, и сил, стремящихся к переменам. Он выбирал для Италии позицию в зависимости от обстоятельств, а не на основе постоянного и продуманного замысла. До тех пор, пока ситуация в Европе контролировалась державамипобедительницами, его свобода маневра оставалась ограниченной. Однако способ, каким он перешел с профранцузской позиции 1923-1924 гг. к проанглийской в 1924-1929 гг. (за исключением периодов кратковременных разногласий) предвосхищал ненадежность его обязательств.

Вероятно, для английской дипломатии могла быть полезной возможность рассчитывать на силу, которая в Европе и в Средиземноморье противостояла французской гегемонии. Однако, отвлекаясь от такой трактовки, следует учитывать, что существовала определенная направленность итальянской политики, а именно — склонность к беспринципности, которая воплотила в себе всю хрупкость иллюзорных представлений относительно нормализации европейской ситуации. Впрочем, итальянская политика на Балканском полуострове и в области морского разоружения лишь подтверждала эти тенденции. И, следовательно, в самой слабой из державпобедительниц процесс восстановления осуществлялся новыми методами, сопровождавшимися возрождением старых амбиций, которые утверждались, однако, с новой энергией и которые отбрасывали зловещую тень на все то, что произошло позднее, когда обстоятельства изменились.

Комментарии (1)
Обратно в раздел история












 





Наверх

sitemap:
Все права на книги принадлежат их авторам. Если Вы автор той или иной книги и не желаете, чтобы книга была опубликована на этом сайте, сообщите нам.