2.7 Теория демографического перехода

Демографическим переходом называется изменение режима воспроизводства населения от высокой рождаемости и высокой смертности до низкой рождаемости и низкой смертности; обычно смертность начинает уменьшаться раньше рождаемости, поэтому темпы прироста населения в период демографического перехода возрастают в несколько раз [202]. В развитых странах темпы прироста населения достигли максимума в 1870-1910-е гг. [159], в развивающихся странах темпы прироста населения растут с 1920 г. и в 1920-е гг. превзошли таковые в развитых странах [145]. Ниже показано, что динамика демографического перехода зависит от ранга пространственного структурирования внутренней среды цивилизационных регионов. При преодолении барьера основного состояния второго ранга рождается особая социальная реальность, способствующая реализации персональных потребностей; в результате формируется потенциальная готовность людей к ограничению рождаемости. Потенциальная готовность актуализируется благодаря успехам медицины, которые позволяют вырастить достаточное количество потомков при меньшем общем количестве рождений. В результате начинается переход от высокой рождаемости и высокой смертности к низкой рождаемости и низкой смертности. Основная динамика демографического перехода в XIX-XX вв. определяется циклами Кондратьева, которые определяют ранг пространственного структурирования в рамках капиталистической мир-системы (КМС). Второй ранг пространственного структурирования в зонах ядра, полупериферии и периферии КМС достигается с опозданием на один (полупериферия) или два (периферия) цикла Кондратьева, поэтому пик процессов демографического перехода наступает в разных регионах мира в разное время: в зоне ядра в 1872-1917 гг., в зоне полупериферии в 1917-1968 гг., в зоне периферии в 1968-2015 гг.

500-летние циклы пространственного структурирования отражают наиболее сущностные перемены в развитии обществ (раздел 2.5), а потому такие фундаментальные политико-экономические процессы, как развитие мир-систем (см. Методы) или демографический переход должны быть тесно связаны с процессами пространственного структурирования.

Анализ причин совпадения сроков доминирования основного состояния второго ранга на территории Западной Европы (1872-1917 гг.) со сроками максимального прироста населения в период демографического перехода (1870-1920 гг.) позволяет выдвинуть гипотезу о том, что динамика демографического перехода зависит от процессов пространственного структурирования. Я полагаю, что указанное совпадение отражает совместное влияние (а)успехов в области медицины, санитарии и гигиены, достигнутых к середине XIX в. [159], и (б)процессов формирования второго ранга пространственного структурирования по ходу второго цикла Кондратьева. Как было показано ранее, второй ранг пространственного структурирования способствует индивидуализации поведения людей и усилению их контроля за условиями собственной жизни (см.разделы 1.0, 1.4, 1.5), а потому использование достижений научной медицины, рост личных потребностей индивидов и стремление увеличить долю ресурсов, расходуемых на себя, а не на членов своей семьи [202] является следствием процессов формирования второго ранга пространственного структурирования. Результатом стал переход от высокой рождаемости и смертности к низкой рождаемости и смертности в обществах саморазвивающейся цивилизации Западной Европы.

Однако возможен и другой механизм изменения режима воспроизводства населения, который свойствен колонизационным системам. Колонизационные системы создаются за счет насаждения некоторой системы норм, обеспечивающей внешнее единство сообщества и при их стабилизации превращаются в нормы нового традиционного уклада. В случае радикальной модернизации такого общества рост личных потребностей индивидов может стимулироваться за счет разрушения традиционного уклада и внедрения новых форм социальной жизни, соответствующих второму рангу пространственного структурирования; результатом разрушения традиционных институтов становится атомизация общества. Атомизированные индивиды имитируют поведение самостоятельных индивидов, отстаивающих индивидуалистические (эгоистические) потребности; сознательное ограничение рождаемости является одним из средств отстаивания индивидуалистических потребностей [23], поэтому в таких условиях должно происходить уменьшение рождаемости. Если радикальная модернизация сопровождается массовым внедрением  достижений санитарии и гигиены, способствующих уменьшению смертности (а также росту рождаемости), то уменьшение рождаемости будет полностью или частично компенсироваться наряду с уменьшением смертности. Поскольку в странах с традиционным режимом воспроизводства населения рождаемость обычно превышает смертность [159], то при падении смертности прирост населения сохранится (или даже увеличится, см.ниже). В результате демографическая динамика внешне может быть похожа на динамику западноевропейского демографического перехода, хотя и сдвинутую на относительно более поздний период относительно последнего. (Поскольку в XX в. просвещение и развитие медицины нередко предшествовало собственно модернизации, постольку благодаря мерам по защите здоровья рождаемость в странах догоняющего развития могла даже возрастать, что нередко и наблюдается [159, с.95-98]).

Пример колонизационной демографической динамики демонстрирует Россия. Известно, что в своем экономическом развитии Россия примерно на один цикл Кондратьева отстает от Западной Европы и тем самым принадлежит к полупериферии капиталистической мир-системы (см. Методы). Поэтому демографический переход в России и схожих с ним по уровню социально-экономического развития странах должен был начаться примерно на полвека позднее, чем в странах Западной Европы. Действительно, максимальные темпы прироста в России  и некоторых других странах схожего уровня развития были достигнуты в 1910 - 1960-х гг. [159, с.95-98], то есть сдвинуты относительно периода 1870-1920 гг. примерно на полвека.

Понятия ядра, полупериферии и периферии КМС (см. Методы) в данном разделе использованы в несколько ином смысле, чем это делает И.Валлерстейн. Я рассматриваю всю Западную Европу как ядро КМС и аналогичным образом "укрупняю" другие регионы мира. При этом ядро разделено на две больших части, одна из которых лидирует в демографическом развитии (это западные и северные регионы Западной Европы), а вторая догоняет ее (это восточные и южные регионы). Максимальный прирост численности населения  наблюдается для большинства стран севера и запада в 1870-1900 гг., а для юга и востока в 1890-1920 гг. [217, с.34]. С точки зрения процессов пространственного структурирования это означает, что центральная часть демографического перехода (то есть максимальные темпы прироста населения) соответствует периоду доминирования основного состояния второго ранга (1872-1893 гг. для лидирующей части и 1893-1917 гг.для догоняющей, если следовать  хронологии циклов Кондратьева). В результате период максимальных темпов демографического роста в Западной Европе растягивается на полвека, от середины второго цикла Кондратьева до середины третьего.

Простейшая теоретическая схема демографического перехода может быть представлена следующим образом: в случае саморазвития демографический переход начинается по ходу формирования основного состояния второго ранга, достигает своего "пика" в период доминирования (включая время формирования дополнительного состояния второго ранга) и заканчивается по мере складывания основного состояния третьего ранга. В случае догоняющей модернизации демографический переход имитируется в результате заимствования указанных процессов пространственного структурирования; запаздывание догоняющей модернизации на один или два цикла Кондратьева приводит к соответствующему запаздыванию имитации демографического перехода. Различие уровня социально-экономического развития регионов внутри одной локальной цивилизации может приводить к сдвигу демографических перемен от региона к региону и соответственно будет растягивать демографические перемены на территории данной локальной цивилизации; например, в Западной Европе имеет место следующая простейшая схема демографического перехода:

1848 - 1872 - 1893 - 1917 гг.для  западных и северных регионов и

1872 - 1893 - 1917 - 1940 гг. для восточных и южных.

Это именно простейшая схема, то есть простейший идеальный тип демографического перехода. Эта схема не учитывает различия между странами и между регионами внутри стран, что может приводить к очень сильному растягиванию процесса демографических перемен (в том числе за счет изменения моментов его начала и конца) [217, с.27-34].

Более реалистичная схема демографического перехода может быть построена с помощью обширных и систематичных наблюдений Ж.-К. Шеснэ [159, с.268-272, 294] (однако ср. [там же, с.60-62,116-118]). Ж.-К. Шеснэ выделил три варианта собственно европейского типа демографического перехода; более поздние работы других авторов в той или иной мере используют его классификацию типов и их вариантов (см. напр. [168, с.95-98]):

-  северная модель: 1815-1965 гг., период максимального естественного прироста 1870-1880 гг., страны: Швеция, Норвегия, Финляндия, Великобритания, Дания, Нидерланды;

-  западная модель: 1875-1965 гг., период максимального естественного прироста около 1900 г., страны: Бельгия, Швейцария, Германия, Чехословакия, Австрия, Венгрия, Польша;

-  южная (или восточная) модель: 1875-1965 гг., период максимального естественного прироста после 1910 г.(у Италии после 1920 г.), страны: Италия, Испания, Югославия, Португалия, Греция (а также СССР, Болгария, Румыния); Ж.-К.Шеснэ отмечает, что у стран Восточной Европы в целом схожий тип демографического перехода.

В качестве иллюстраций каждого варианта Ж.-К.Шеснэ называет соответственно Швецию, Германию и Италию; в качестве атипичных случаев он выделяет Францию и Ирландию.

Эти обобщенные данные подтверждают гипотезу о процессах пространственного структурирования как основной причине демографического перехода. Последнее хорошо видно по северной и западной моделям, отражающим, по-видимому, более однородные ряды стрáновых демографических переходов, чем южная модель, единство которой обусловлено общим догоняющим характером развития соответствующих стран. Совпадение датировок демографических процессов и процессов пространственного структурирования просто ошеломляет: 1815 - 1875 - 1920 - 1965 гг. по вышеприведенным оценкам Ж.-К.Шеснэ  (период 1875 - 1920 соответствует максимальным темпам прироста) и 1814 - 1872 - 1917 - 1968 гг. по поворотным точкам в динамике циклов Кондратьева (1872-1917 – период доминирования основного состояния второго ранга).

Таким образом, идеальный тип демографического перехода в саморазвивающемся обществе может быть описан следующим образом: пик процессов прироста населения приходится на время доминирования основного состояния второго ранга, а начало и конец перехода – на время доминирования основного состояния первого и третьего рангов соответственно.

Данная модель демографического перехода может быть уточнена и скорректирована при наличии дополнительных данных. Приведу два примера.

1) Визуальный анализ диаграмм демографического перехода по разным странам [159, ч.VIII] приводит к выводу о том, что на территории Западной Европы в XIX-XX вв. имел место процесс пространственного структурирования (и соответственно демографического развития), первоначально очень дифференцированный по странам. Так, Великобритания демонстрирует увеличение темпов прироста населения уже примерно с середины XVIII в. и достигает их максимума около 1815 г. (как раз в тот период на ее территории разворачивается промышленная революция, которая позднее охватит весь мир), что фактически означает реализацию второго ранга пространственного структурирования уже по ходу первого цикла Кондратьева. Я полагаю, что причиной опережающего развития демографического перехода в Великобритании стала высокая степень урбанизации страны, то есть фактическое преодоление барьера 2 ранга в рамках компактных поселений (известно, что уже к середине XIX в. в городах Великобритании проживала примерно половина населения страны).

2) Другой пример - постепенное развитие средств транспорта и связи, которое способствовало синхронизации демографических перемен на всей территории Западной Европы. Середина четвертого цикла (1960-е гг.) Кондратьева  стала общей датой завершения наиболее активных процессов демографического перехода на всей территории Западной Европы [159; 217, с.35]. Напомним, что четвертый ранг пространственного структурирования означает возможность единой организации сообщества численностью порядка КПК⁴ человек (порядка 100 млн.человек) - а именно таким сообществом и является Западная Европа.

Тем самым скорректированная модель демографического перехода для развитых стран выглядит следующим образом: начиная с 1810-х гг. признаки перехода фиксируются в группе наиболее продвинутых (с точки зрения перехода) стран; в 1870-е он охватывает практически всю территорию Западной Европы, при этом в одних он достигает своего рода высшей точки (максимума темпов естественного прироста), в других лишь начинается. Около 1920 г. (за исключением Италии, Ирландии и Франции) оканчивается период максимальных темпов естественного прироста и, наконец, в 1960-е наступает время доминирования нового режима воспроизводства населения. Перечисленные даты отмечают собой середины последовательных циклов Кондратьева, то есть примерные моменты достижения основного состояния очередного ранга. Тем самым динамика демографического перехода с точки зрения хронологии циклов Кондратьева выглядит теперь следующим образом: (1762)-1814-1872-1917-1968, где 1814-1917 –период активного развития демографического перехода в рамках локальной цивилизации (в данном случае – западной цивилизации). Период 1762-1814 – это период первичной имитации процессов демографического перехода, имеющий место благодаря конкретно-историческим особенностям отдельных регионов локальной цивилизации, а период 1917-1968 – это период инерционного завершения демографического перехода в рамках данной локальной цивилизации.

Теоретически очевидно, что для других цивилизационных регионов мира хронология демографического перехода должна примерно определяться следующими датами: (1814)- 1872-1917-1968-ок.2020 (для полупериферии КМС) и (1872)-1917-1968-ок.2020-ок.2070 (для периферии КМС). Развивающиеся страны демонстрируют очень мозаичное внутреннее социально-экономическое развитие, поэтому демографическая динамика каждой из этих стран складывается из суммы демографических переходов для полупериферийных и периферийных регионов внутри страны.

Фактически речь идет о своего рода искусственном индуцировании демографического перехода в странах полупериферии и периферии КМС. Поэтому для адекватного анализа демографической динамики реальных обществ необходимо совместно использовать два идеальных типа демографического перехода – идеальный тип саморазвивающегося демографического перехода и идеальный тип колонизационного (инициированного извне) демографического перехода.

Напомним, что согласно самому общему определению демографическим переходом называется изменение режима воспроизводства населения от высокой рождаемости и смертности к относительно низкой рождаемости и смертности; данное явление зафиксировано в истории многих стран; по этой причине наличие демографического перехода, например, в истории России, не подвергается сомнению [34; 159; 202].

Однако под одним и тем же термином фигурируют два принципиально разных процесса – саморазвитие индустриального общества (отражает перемены, которые имели место в Западной Европе в XIX-XX вв. и послужили для описания и обозначения явления) и разрушение традиционного общества, которое заимствует формы саморазвития у индустриального общества (демографический переход в России). Второй процесс принципиально отличается от первого, хотя и приводит к похожим последствиям, а именно к изменению режима воспроизводства населения от высокой рождаемости и смертности к относительно низкой рождаемости и смертности.

Идеальные типы двух процессах можно описать следующим образом. Первый тип процесса – это процесс эмансипации массовых групп населения в условиях формирования новых социальных структур, обеспечивающих возрастание индивидуальных потребностей конкретной личности и их удовлетворение в условиях  демократического развития. Всеобщее избирательное право постепенно сменяет цензовую демократию; формируется массовый средний класс. Следствием роста личных потребностей становится спад рождаемости, а следствием успехов санитарии и медицины – спад смертности; в результате наблюдается демографический переход, каким он известен по западноевропейским материалам. Здесь перемены идут в целом постепенно; спад рождаемости примерно на поколение отстает от спада смертности.

Второй тип процесса имеет место в условиях доминирования недемократических институтов, когда эмансипация индивида происходит в результате разрушения институтов старого общества и их формального замещения заимствованными институтами; в таких условиях даже трайбализм способен обряжаться в одежды разделения властей. Известная эмансипация личности является здесь результатом атомизации социума; традиционная семья разрушается, рождаемость падает, а внедрение достижений санитарии и медицины сокращает смертность и в результате происходит переход к низкой рождаемости и низкой смертности, причем спад рождаемости и спад смертности идут параллельно. В России в XX в. именно процессы уничтожения традиционной крестьянской общины (85% населения) и атомизации социума инициировали демографические перемены. Если характеризовать интенсивность этих перемен изменением коэффициента суммарной рождаемости в начале и конце "перехода", то такое изменение составит от 2.2 раз (США, белые) до 5.0 (Румыния), за исключением четырех стран: Белоруссии (5.4 раза), России (6.1 раза), Украины (6.0 раза) и Болгарии (6.0 раза) (подсчитано по: [34, с.168]); тем самым перемены в России (и подобных странах) были мощнее, чем в странах с первым типом перемен.

Таким образом, процесс разрушения традиционного недемократического образа жизни и утверждение вместо него другого недемократического образа жизни, как это имело место в России [91], с одной стороны, и  прогрессивное развитие в рамках демократической традиции, с другой стороны, по своему содержанию представляют собой принципиально различные процессы. Тот факт, что они порождают схожие явления (в данном случае "демографический переход"), еще не может служить основанием для фактического смешивания этих процессов и обозначения их одним термином.

Проиллюстрировать сказанное о двух типах перемен можно также на примере Франции. Ее демографической динамике свойствен почти параллельный (и относительно ранний) спад рождаемости и смертности; такая динамика обычно рассматривается как исключение в ряду прочих стран [35, c.114; 159, с.268-272,294, ср.с.60-62,116-118;]. Но если вспомнить, что основной период демографических перемен в этой стране (а именно период конца XVIII – начала второй половины XIX в.) [217, с.5-11; 224] пришелся на период наиболее сильных социальных потрясений, чтобы распознать причины "исключительности" в первую очередь в процессах атомизации социума (кроме того, эти перемены в отличие от российских сопровождались заметным демократическим развитием).

Можно показать, что обобщение двух идеальных типов перемен (и их использование не только для исследования демографической динамики) позволяет получить интересные результаты при изучении разнообразных типов социальной динамики разных стран.

В заключение следует отметить, что анализ имеющихся в работе Ж.-Кл.Шеснэ данных позволяет получить и другие интересные результаты. В частности, можно показать, что (1)размер ядра, полупериферии и периферии мир-системы второго ранга составляет соответственно 10-10^1.5, 10³ -10^3.5 и 10⁵ -10^5.5 км², (2)численность населения всех трех зон примерно одинакова и составляет порядка 10⁴ человек в каждой зоне (таковы характеристики минимальной локальной цивилизации), (3)территории реальных мир-систем в известном смысле "виртуальны" и не зависят от ранга мир-систем (иначе говоря, мир-система непосредственно состоит из очень немногих людей в том или ином регионе, хотя затрагивает многих или даже подавляющее большинство).

Методы

1.Пространственное измерение мир-систем.

Мир-системы выстраиваются в режиме прямой коммуникации участников коммуникаций [238-240]; поэтому я полагаю, что ядро и полупериферия (а также полупериферия и периферия) находятся между собой в тех же функциональных отношениях, в которых находятся операторы иерархически организованной системы управления [135, с.379-380], то есть обладают разными рангами пространственного структурирования жизни (см. раздел 1.0). В соответствии с этой логикой самый низкий ранг пространственного структурирования должен быть у периферии, на единицу больше у полупериферии и еще на единицу больше - у ядра мир-системы. К примеру, в случае минимальной локальной цивилизации ядро - это городской центр размером КПК² индивидов, полупериферия - окружающая территория, освоенная самостоятельными сельскими общинами величиной КПК членов каждая, а периферия - окружающее неосвоенное пространство, на которой каждый отдельный индивид выступает в качестве пионера - первопроходца. Основная особенность мир-систем заключается в том, что любое географическое пространство, доступное человеку, вне зависимости от размеров пространства структурируется таким образом, что текущие ранги ядра, полупериферии и периферии равны n+2, n+1 и n соответственно, где n - ноль или положительное число (не обязательно целое).

Ядро - это источник движения колонизации, полупериферия - та зона, в которой возможно рождение ядра новой мир-системы, переключающего на себя экономические потоки в соответствии с потребностями оптимизации социально-экономического развития; периферия - самая зависимая часть данного организма (см. напр. [16, т.3, гл.2]).

Удобно называть рангом мир-системы ранг ее ядра.

Как только формируется сообщество второго ранга, зависимость человека от окружающего материального мира резко уменьшается, потому что человек приобретает способность создавать собственную социокультурную реальность (включая материальные предметы), которая обеспечивает его даже теми ресурсами существования, которые не может дать природа. Человек не всегда использует свои умения наилучшим образом, но в пределах социальной реальности ему удалось навязать природе роль слуги, а самому стать хозяином.

Когда новая территория (реальная или виртуальная) благоприятна для заселения, то вслед за отдельными индивидами появляются полнокровные первичные общины, то есть на месте незаселенных пространств рождается среда сообществ первого ранга (КПК¹). Если же пионерам не удалось подобрать адекватного набора форм жизнедеятельности, и территория так и осталась доступной лишь для временного существования отдельных пионеров, то ее можно считать средой нулевого ранга (КПК⁰). Минимальная трехзонная мир-система выглядит так: ядро второго ранга, полупериферия первого и периферия нулевого ранга.

Если ранг одного сообщества оказывается на две единицы больше ранга соседнего сообщества, то первое сообщество приобретает способность создавать такую самодостаточную социальную реальность, которая позволяет игнорировать существование соседнего сообщества именно как сообщества - последнее в этом случае не отличается от прочей природной окружающей среды. При этом ранг второго сообщества может быть любым. Включая "малоразвитых" соседей в свою орбиту в качестве окружающей природной среды, первое сообщество будет "трансформировать" эту среду как свою периферию. Если же разница в рангах меньше двух, то в зависимости от ситуации доминирующее сообщество будет насаждать соседям разные роли - от полупериферии до периферии.

2.Временнóе измерение мир-систем.

Хронология циклов Кондратьева задает общую систему поворотных моментов в развитии ядра, полупериферии и периферии капиталистической мир-системы, поэтому можно предположить, что ранг пространственного структурирования конкретного региона определяется моментом его присоединения к общемировым процессам индустриализации. Однако имеющиеся данные внутренне противоречивы и с трудом поддаются анализу с этой точки зрения. Так, по мнению Ростоу западноевропейские страны приступали к первой стадии экономического роста в ходе длительного промежутка времени, протянувшегося от первой половины первого цикла (Великобритания) до первой половины третьего (Италия) (цит.по: [92, с.191, Таблица 18]). По другим оценкам, время  присоединения к индустриальному центру растянуто от  первой половины первого цикла Кондратьева (Великобритания, Бельгия и Франция) до второй половины третьего цикла Кондратьева (Италия и Финляндия) [219]. Сразу отметим, что с формальной точки зрения сказанное означает, что отставание достигает двух циклов Кондратьева и что одна часть наиболее развитых стран Западной Европы принадлежит ядру, а другая часть - периферии КМС, что неправдоподобно.

Маловероятно, чтобы Италия отставала от Великобритании на два ранга пространственного структурирования, а затем совершила колоссальный скачок и за два-три десятка лет встала вровень с ней. Скорее всего, оценки присоединения разных европейских стран к общемировому индустриальному развитию крайне субъективны; я полагаю, что в основном процесс присоединения стран Западной Европы к индустриальной революции длился не более длительности одного цикла Кондратьева (в основном с 1814 до 1868 гг.), о чем, в частности, свидетельствует динамика демографического перехода..

Что касается России, то в XIX-XX вв. Россия примерно на один цикл Кондратьева отстает от Западной Европы, о чем открытым текстом говорит А.Глазьев [27, с.60-63] в отношении циклов 1790-х-1830-х и 1840-х-1890-х гг. и что следует из совокупности разрозненных упоминаний  [там же, с.90,108,144,159] в отношении цикла 1890-х-1940-х гг. Учитывая изложенное в данном разделе, не приходится сомневаться в том, что это отставание сохраняется в отношении цикла 1940-х-1990-х и сохранится в отношении пятого цикла Кондратьева, так что траектория основного технологического развития России до середины второй половины XXI в. уже вполне ясна. Затем следует ожидать очередного "рывка модернизации", по своему значению для истории страны сравнимому с переменами в период Ивана IV; в случае сохранения территориальной целостности это очистит роль России как сырьевого придатка развитых экономик от прочих социально-политических наносов, в случае распада даст шанс европейскому ядру России на присоединение в странам Восточной Европы.