Библиотека

Теология

Конфессии

Иностранные языки

Другие проекты







Ваш комментарий о книге

Зиновьев А. Коммунизм как реальность

ОГЛАВЛЕНИЕ

Основная идея

Нельзя сказать, что коммунизм как тип общества вырастает непосредственно из коммунальности, подобно тому, как неверно было бы сказать, что капитализм как тип общества вырастает непосредственно из экономики (из товарно-денежных отношений). Для возникновения капитализма потребовалось еще появление на рынке такого товара, как свободный рабочий, и ряд других условий. Имеются такого рода условия и в случае возникновения коммунизма. Лишь при наличии этих условий коммунальные отношения людей получили широкое распространение во всех сферах жизни общества и стали господствующими. Коммунизм вырастает из коммунальности и этих условий.
Условия, о которых идет речь, суть не конкретно-историческое стечение обстоятельств, в которых коммунистический строй зародился в той или иной стране. Напоминаю, мы от этого отвлеклись. Эти условия суть нечто такое, что постоянно существует в жизни ставшего общества, постоянно воспроизводится и служит основой для самой воспроизводящей его жизни общества. Эти условия должны быть обнаружены не в прошлой предыстории и истории общества, а в его сегодняшней жизни, причем – как нечто очевидное, общеизвестное, привычное, повседневное. Здесь разум нужен не для открытия чего-то спрятанного в неких застенках и в неких глубинах системы, а для того, чтобы это очевидное и общеизвестное опознать в его решающей роли в образовании типа общества.
При взгляде на такой классический образец коммунистического общества, как Советский Союз, легко заметить, что оно имеет очень сложное строение, дифференцированную промышленность и сельское хозяйство, разветвленную систему управления и культуры, определенное территориальное членение. При этом можно также заметить, что одни элементы его структуры обеспечивают и охраняют его целостность, а другие образуют в известном смысле автономные и целостные в меньших масштабах частички его. Причем эти частички обладают интересным качеством: они в некоторых существенных чертах похожи на целое общество, копируют его. Это очевидно в отношении таких крупных территориальных единиц, как целые республики, а также в отношении таких более мелких, но тоже довольно крупных единиц, как края, области и даже районы. Но это подобие можно продолжить и далее – до отдельных учреждений (заводы, фабрики, институты, совхозы). Пределом такого деления являются минимальные частички целого общества, обладающие некоторыми существенными чертами более крупных частиц общества и целого общества, – то, что можно назвать элементарными клеточками или ячейками общества. Именно в том, что обще всем элементам структуры общества от минимальных клеточек до общества в целом, и следует искать самые глубокие основы жизни общества.
Исторически коммунистическое общество в этом классическом образце, наиболее близком к лабораторным условиям изучения, формировалось одновременно по многим линиям. Формировалось то, что создало целостность стране, происходила стандартизация жизни во всех районах, во всех сферах, на всех уровнях. Эта стандартизация жизни вплоть до уровня клеточек и образование стандартной клеточной структуры во всех частях и органах целого, – вот что составляло сущность исторического процесса, породившего современное коммунистическое общество. Хотя теперь для многих других стран ход истории выглядит иначе, чем в свое время для Советского Союза, суть его остается той же самой: образование стандартной структуры и стандартизация жизни во всех клеточках целого.
Конечно, этот процесс стандартизации проходил так, что имело место взаимное влияние – влияние целого на части и частей на целое. Имело место взаимное приспособление и «выравнивание». Но раз это произошло однажды, взаимное отображение частей в целом и целого в частях становится нормой жизни общества.
Оруэлл в своей замечательной книге «1984» заметил некоторые черты коммунистического общества. Но при всем моем восхищении этим автором я должен сказать, что он мало что понял в сущности коммунистического общества. Главное – он просто не знал того, как на самом деле протекает жизнь в самом базисе общества – на уровне его клеточек. Ошибочно понимать коммунизм как нечто навязываемое людям силой и обманом сверху. Он постоянно вырастает снизу, из клеточек. И постоянно поддерживается здесь. И лишь на этой основе он растет и поддерживается сверху. Но здесь «верх» понятие условное: это тоже суть клеточки, но занимающие особое положение в иерархии клеточек.
Конечно, выделение клеточек целого в качестве исходного пункта анализа этого целого связано с целым рядом абстракций. Например, не все граждане входят в общество непосредственно через клеточки. Дети и старики, пенсионеры, больные, люди «свободных» профессий живут изолированно от клеточек (не прикреплены к учреждениям, не числятся на определенном месте работы) или связаны с ними через лиц, прикрепленных к клеточкам. Однако основная часть населения является членами общества, будучи членами клеточек его. Все остальное так или иначе подчиняется этой основе и зависит от нее, во всяком случае – не влияет существенным образом на стандартный стиль жизни общества. Кроме того, в случае надобности можно эти исключения из правила рассмотреть впоследствии. Некоторые из этих исключений с необходимостью порождаются именно самими правилами, и тогда тем более их следует рассмотреть как нечто производное от них.

Коммунальность

В упомянутых выше книгах я довольно подробно описал, что такое коммунальность. Многие воспринимают это как литературные шутки или в лучшем случае как описание советского общества, в котором люди якобы уже испорчены условиями этого общества. На самом же деле это есть вполне научное описание феномена коммунальности, который имеет общечеловеческий характер. Но описание, подчеркиваю, научное, т.е. имеющее силу при условии целого ряда абстракций, о которых я говорил выше. Здесь я приведу лишь часть этого описания с некоторыми дополнениями и пояснениями, уместными в контексте этой книги.
Законы коммунальности одни и те же всегда и везде, где образуются достаточно большие скопления людей, позволяющие говорить об обществе. Законы эти просты и в каком-то смысле общеизвестны или известны по крайней мере значительной части членов общества. Если бы это было не так, общественная жизнь вообще была бы невозможна. Люди фактически живут в обществе по этим законам и по необходимости осознают их. Для законов коммунальности безразлично, что объединяет людей в общество. Они так или иначе действуют, раз люди на достаточно длительное время объединяются в достаточно большие коллективы.
Коммунальные законы суть определенные правила поведения (действия, поступков) людей по отношению друг к другу. Основу для них образует исторически сложившееся и постоянно воспроизводящееся стремление людей и групп людей к самосохранению и улучшению условий своего существования в ситуации социального бытия. Примеры таких правил: меньше дать и больше взять; меньше риска и больше выгоды; меньше ответственности и больше почета; меньше зависимости от других; больше зависимости других от тебя. Легкость, с какой люди открывают их для себя и усваивают, поразительна. Это объясняется тем, что они естественны, отвечают исторически сложившейся социо-биологической природе человека и человеческих групп.
Коммунальным правилам поведения люди обучаются. Делают они это на собственном опыте, глядя на других, в процессе воспитания их другими людьми, благодаря образованию, экспериментам. Они напрашиваются сами собой. У людей хватает ума открыть их для себя, а общество поставляет людям гигантские возможности для тренировок. В большинстве случаев люди даже не отдают себе отчета в том, что они проходят систематическую практику на роль коммунальных индивидов, осуществляя обычные с их точки зрения житейские поступки. И они не могут этого избежать, ибо, не обучившись коммунальным правилам, они не могут быть жизнеспособными. Хотя законы коммунальности естественны, люди предпочитают о них помалкивать и даже скрывают их. Прогресс человечества в значительной мере происходил как процесс изобретения средств, ограничивающих и регулирующих действие этих законов, – морали, права, религии, прессы, гласности, общественного мнения, идей гуманизма и т.д. Людей веками приучали облекать свое поведение в формы, приемлемые с точки зрения этих ограничителей, и скрывать как нечто предосудительное. И не удивительно, что коммунальные правила поведения представляются им как нечто неприличное, а порой даже как преступное. Люди индивидуально формируются так, что эти правила для них самих выступают лишь как возможности, которых могло и не быть, или как личные хитроумные изобретения. Когда все же говорят о тех или иных законах коммунальности, то их лишают статуса общечеловеческих и приписывают лишь какому-то скверному типу общества (марксисты – капиталистическому, конечно). Считают, что в другом благородном типе общества (в коммунизме, конечно) им места нет. Но это ошибочно. В законах коммунальности ничего бесчеловечного нет. Они ничуть не бесчеловечнее, чем законы содружества, взаимопомощи, уважения. Последние вполне уживаются с первыми и вполне объяснимы как нечто производное от них. А человечный или бесчеловечный тип общества сложится в той или иной стране, зависит не от самих этих законов как таковых, а от способности населения развить институты, противостоящие этим законам и ограничивающие их. Лишь в том случае, если ничего подобного в обществе нет или это развито слабо, коммунальные законы могут приобрести огромную силу и будут определять всю физиономию общества, в том числе – определять характер организаций, по идее призванных ограждать людей от них. И тогда сложится особый тип общества, в котором будет процветать лицемерие, насилие, коррупция, бесхозяйственность, обезличка, безответственность, халтура, хамство, лень, дезинформация, обман, серость, система служебных привилегий. Здесь утверждается искаженная оценка личности – превозносятся ничтожества, унижаются значительные личности. Наиболее нравственные граждане подвергаются гонениям, наиболее талантливые и деловые низводятся до уровня посредственности и средней бестолковости. Причем не обязательно власти делают это. Сами коллеги, друзья, сослуживцы, соседи прилагают все усилия к тому, чтобы талантливый человек не имел возможности раскрыть свою индивидуальность, а деловой человек – выдвинуться. Это принимает массовый характер и охватывает все сферы жизни, и в первую очередь – творческие и управленческие. Над обществом начинает довлеть угроза превращения в казарму. Она определяет психическое состояние граждан. Воцаряется скука, тоска, постоянное ожидание худшего. Общество такого типа обречено на застой и на хроническое гниение, если оно не найдет в себе сил, способных противостоять этой тенденции. Причем это состояние может длиться века.

Простейший коммунальный индивид

Простейший коммунальный (социальный) индивид есть отдельный человек. Он обладает телом и органом управления своим телом, который позволяет предвидеть ближайшие и жизненно важные последствия некоторого множества своих поступков и поступков других людей, затрагивающих его. Основной его принцип: не действовать во вред себе, препятствовать другим индивидам действовать во вред ему, избегать ухудшения условий своего существования, отдавать предпочтение лучшим условиям существования. Этот принцип возник в результате биологической эволюции человека. Но в коммунальную жизнь человек включается именно как продукт прошлой эволюции, т.е. с этим фундаментальным принципом. Он не в силах отменить его. Он способен преодолеть его, только подчиняясь ему.
Будучи обращен на коммунальную среду, упомянутый принцип принимает такой вид: индивид стремится сохранить и укрепить (улучшить) свою социальную позицию, во всяком случае – препятствовать ее ухудшению. Но как это сделать? Наиболее типичный и основной случай положения индивида в обществе состоит в том, что все соблазнительные места уже распределены, что либо свободных мест вообще нет, либо имеются лишь самые худшие, что есть другие желающие на лучшие места. Совершенно очевидно, что в таких условиях наш индивид может реализовать свой принцип одним-единственным способом, а именно – за счет других индивидов: он вынужден мешать другим укреплять их социальную позицию, стремиться ослабить их позицию. В условиях коммунальной среды, когда индивид достаточно надежно защищен от общей среды коллектива, главным врагом индивида становится другой индивид, от которого зависит реализация фундаментального принципа каждого из них. Причем общественная жизнь не только не ослабляет этот принцип, но многократно усиливает его, создавая для людей бесчисленные соблазны и искушения.
Возможны ли отклонения от этого принципа? Конечно. Назову основные пути для этого. Первый путь – уклонения от самой коммунальной среды, например – уединение, довольствование самыми мизерными благами. Ситуация при этом подобна тому, какая имеет место в случае с законами падения: можно вообще не подниматься на высоту, с которой можно упасть. Другой путь – расширение сферы общественной деятельности, например – освоение новой территории, создание новых учреждений. Третий путь – действие другого рода отношений людей (например – семейных, дружеских, любовных), которые парализуют или затемняют действие коммунальных сил. Четвертый путь – сложная опосредованность отношений людей, когда человек помогает другим людям укреплять их позиции, поскольку это (по его расчетам) укрепляет его собственные. Пятый путь – объединения людей для совместного укрепления своих позиций. К тому же не все, что делает человек в своих интересах, плохо для окружающих. А если и плохо, то не всем. Многим это выгодно. Отмечу, далее, ошибки в расчетах людей и непредвиденные последствия их поступков. Наконец, в обществе появляются люди, которые делают своей эгоистической целью благо других людей, – они самоутверждаются за счет этого. Есть и другие источники отклонения, среди коих играют роль и типические психические заболевания людей.
Упомянутые отклонения ни в коем случае не отменяют действия фундаментального принципа поведения коммунальных индивидов. Во-первых, доля поступков людей в соответствии с ним превышает долю поступков, которые кажутся неподчиняющимися ему. Во-вторых, отклонения от него сами в большинстве случаев порождаются именно тем, что он так или иначе лежит в основе поведения (как, например, человек делает благо другому человеку с целью улучшить свое положение и напакостить кому-то третьему).
Из сказанного не следует, что человек есть прирожденный злодей. Человек от природы не есть ни злодей, ни добряк. Но если человеку нужно сделать что-то в силу фундаментального принципа его коммунального бытия, и он может сделать это безнаказанно, он это сделает, вернее – в нем самом по себе нет никаких ограничителей, препятствующих осуществлению такого рода действий. С этой точки зрения человек есть на все способная тварь. Общество вырабатывает какие-то ограничители для поведения этой твари. И лишь в рамках таких ограничителей (запретов или поощрений) человек обретает добродетели. То, что воспринимается как идущее из самого человека, есть на самом деле лишь рефлексия общественных ограничений в сознании и поведении отдельных индивидов. Самоограничения суть лишь способ действия внешних ограничений. Человек имеет ограничители своего поведения лишь в других аналогичных индивидах, а переживает их как нечто внутреннее для себя.

Сложные коммунальные индивиды

 

Два или более человека образуют целостный коммунальный индивид, если и только выполняются следующие условия: 1) это множество людей относится к окружающему как единое целое; 2) в нем происходит разделение функций тела и управляющего органа, управляемое тело подчиняется управляющему органу, а последний играет ту же роль, что и у отдельного человека; 3) происходит разделение функций среди управляемых индивидов. Сформулированное утверждение не есть некое обобщение эмпирических фактов, не есть некое открытие в наблюдаемом мире. Оно есть определение понятия «коммунальный индивид» применительно к множеству из двух и более людей. И точнее было бы его сформулировать так: коммунальным индивидом в отношении множеств из двух и более людей мы будем называть такое множество людей, для которого выполняются такие-то и такие-то условия. А отношение такого рода выражений к действительности характеризуются не понятиями истинности и ложности, а совсем иначе: есть в действительности группы людей, удовлетворяющие этому определению выражения «коммунальный индивид» или нет. Если мы определили ромб как равносторонний четырехугольник, то выражение «Ромб есть равносторонний четырехугольник» не является ни истинным, ни ложным. Оно лишь вводит в употребление слово «ромб». Так и в нашем случае. Еще более сложные коммунальные индивиды образуются уже не из отдельных людей, а из групп людей, которые сами суть отдельные индивиды. В сложном индивиде происходит разделение и распределение функций тела индивида и управляющего органа между различными людьми и вообще между различными индивидами, входящими в состав данного индивида.
В сложных индивидах функции управляющего органа могут выполнять в свою очередь сложные индивиды и их объединения. Существенно при этом то, что люди не утрачивают при этом своего тела или своего управляющего органа. Это разделение и распределение касается объединения людей: в сложном индивиде его функции как нового целого по отношению к частям выполняют различные люди и группы людей, которые сохраняют свои функции в отношении целостности более низкого уровня. На этой основе вырастает так называемое отчуждение функций. Как в человеческом теле часть его клеток выделяется на роль клеток управляющего органа, так и в сложных коммунальных индивидах часть людей выделяется на роль управляющих органов нового более сложного целого. Хотя это явление тривиально и общеизвестно, его почему-то упорно игнорируют всякого рода критики «тоталитарных» и «бюрократических» режимов, мечтающие об обществе без этих дефектов, т.е. фактически без управления и организации. Конечно, такое идеальное общество возможно, но лишь на короткий срок, в порядке исключения в некоем более обширном нормальном целом или на самом примитивном уровне организации.
В достаточно сложном человеческом объединении, которое можно рассматривать как коммунальный индивид, вообще происходит разделение и распределение по различным членам целого и прочих существенных функций индивида, – функций информирования управляющих органов о положении управляемого тела, функций высказывания правды и обмана, функций угроз и поощрений и других. Я в своих книгах дал описание этого явления довольно для большого круга таких функций. Моя идея здесь состоит в том, что в достаточно большом человеческом коллективе все добродетели и пороки, по идее присущие человеку, персонифицируются в виде функций отдельных лиц и групп лиц, выполняющих эти функции как функции некоей огромной сверхличности-общества.
При таком разделении функций распределение их между различными людьми и группами лиц оказывается делом случая. В результате добродетельные функции могут выпасть на долю злодеев, а злодейские – на долю порядочных людей. И по крайней мере очень часто эти функции не срастаются прочно с личными характерами людей. Одни и те же индивиды в различных ситуациях могут выполнять различные функции и одни и те же функции могут выполнять индивиды с различными характерами. Эта кажущаяся нестабильность личных характеров людей и их ролей объясняется простотой и общедоступностью исполняемых ролей, а также широкой адаптивностью людей, позволяющей им играть разные роли. Фактически же это создает высокую степень стабильности социальных групп, способность масс людей быстро организовываться стандартным образом.

Коммунальное поведение

Фундаментальный принцип коммунального индивида реализуется в целой системе поведения людей. Описать ее нужна целая наука. И на овладение ею у людей уходят многие годы жизни. В моих книгах приведены многочисленные примеры действия этих правил в самых различных сферах жизни общества. Ниже я сделаю несколько важных общих замечаний по этому поводу.
Коммунальным поступком я называю всякое сознательное (и волевое в том числе) действие человека, так или иначе влияющее на его социальное положение и на положение других людей. Человек осознает коммунальный смысл такого рода поступков. Со временем многие из них становятся автоматическими. Но все равно это не отменяет их фундаментальной и потенциальной осознанности: они вырабатывались в качестве навыков как осознанные, и в случае надобности их осознанность может быть восстановлена актуально. Человек может обманывать себя и других насчет природы этих поступков, но объективно она все равно остается той же самой. Например, человек может воображать для себя и изображать для других, будто он заботится о благе государства, отводя кандидатуру другого человека в партийное бюро под тем предлогом, что он неустойчив в быту (пьянствует, изменяет жене), но объективно это его действие продиктовано фундаментальным принципом коммунального индивида: оно ослабляет позицию этого кандидата в члены партийного бюро, чего на самом деле и добивается отводящий его человек, делая открытый донос. Подхалимство перед начальством быстро переходит в привычку, но даже подхалимничая в тысячный раз, подхалим прекрасно отдает себе отчет в сущности своих подхалимских действий. Одной из самых страшных форм маскировки гнусной сути ряда коммунальных поступков является форма искренности. Но не верьте в их природную искренность, ибо таковой в природе вообще нет. Самые крайние фанатики в принципе и в потенции действуют все-таки в силу правил коммунального расчета.
Не все коммунальные поступки людей равнозначны. Многие из них имеют слабые последствия, многие вообще остаются без последствий. Но среди них есть такие, которые определяют собою физиономию общества, образуют его душу, его подлинную натуру. Они побуждают и прочие коммунальные поступки. Они влияют на поведение людей во всех сферах и разрезах их жизни. Процент таких поступков в общей массе поступков людей ничтожно мал. Совершаются они обычно так, что их невозможно отличить от прочих или они вообще незаметны. Они не наказуемы, а часто поощряемы. Опять-таки отсылаю читателей к моим другим книгам, в которых я даю более подробное описание таких поступков.
Если в определенного рода ситуациях люди совершают коммунальные поступки более или менее стереотипным образом, можно говорить и о характерном для данного общества стереотипе коммунального поведения людей или об устойчивой коммунальной атмосфере общества. Человек живет в этой атмосфере как в чем-то естественном и привычном для себя, обычно даже не замечая того, что она давит на него и навязывает ему общепринятый стереотип поведения с гораздо большей силой, чем страх наказания со стороны специальных органов подавления (вроде КГБ). Западные люди, имеющие весьма смутное представление о коммунальной атмосфере, в какой живут советские люди, склонны все их поведение рассматривать как нечто противоестественное, совершаемое в силу страха перед органами государственной безопасности. На самом же деле последние вмешиваются в жизнь граждан лишь в исключительных случаях, когда отдельные члены общества выходят из-под влияния привычной коммунальной атмосферы. В подавляющем большинстве случаев никакого вмешательства со стороны этих органов просто не требуется, – советские люди уже из поколения в поколение воспроизводят естественный для этого типа общества стереотип поведения, сохраняют в более или менее стабильном состоянии свою коммунальную атмосферу. Но чтобы это стало возможно, в обществе должны были сложиться более или менее стандартные условия жизни, для которых стереотип коммунального поведения в соответствии с коммунальными правилами стал бы естественным.
Существует целая неписаная (пока еще) наука коммунального поведения. Многие граждане овладевают ею в совершенстве. Вот что сказано, например, на эту тему в «Записках ночного сторожа». Всякий индивид, желающий получить побольше и повкуснее кусок пирога на пиршестве жизни, должен убедить окружающих в том, что он есть среднеподлое и среднебездарное существо. Этот закон неотвратим. Но есть другие законы, маскирующие этот и модифицирующие его внешние проявления. Представьте себе, в среду советских писателей, художников или ученых приходит человек и говорит следующее. Я – дерьмо. Хотите, я напишу донос. Подпишу лживое письмо, клеймящее диссидентов. Напишу подхалимский портрет Брежнева. Будет такой человек иметь успех? Нет. Но ведь все это делают. И именно благодаря этому имеют успех. Так в чем же дело? Имеется другой закон поведения: в этом обществе бездарность должна принять форму подлинного таланта, подлость – форму добродетели, донос – форму смелости и честности, клевета – форму святой правды. Потому-то индивид должен первое правило достижения успеха реализовать в форме, удовлетворяющей второму. При этом не имеет значения то, что всем известна его натура: он – прохвост. Важно лишь то, что он есть прохвост, отвечающий правилам коммунальности и выглядит согласно этим правилам прилично. Он должен правильно (по правилам!) вести себя формально и быть формально неразоблачаемым в качестве обычного прохвоста. Далее, всякий индивид начинает сражаться за свой кусок пирога, когда все роли уже распределены, выгодные места заняты, и обладатели их не отдадут их без боя. Может ли индивид ждать, когда его заметят и оценят? Общество старается привить людям «скромность», т.е. внушить им, чтобы они именно ждали, когда их оценят другие. Бывает, конечно, так, что замечают и воздают должное. Но редко. И в ситуациях малозначащих. В важнейших ситуациях действует принцип, выражаемый народной мудростью так: «Под лежачий камень вода не бежит». Индивид обычно знает, что окружающие могут заметить и оценить его достоинства, но сделают свои выводы. А если этих достоинств нет? Индивид должен проявить некоторый минимум активности, чтобы его заметили и оценили формальным образом. Но как? Будет ли он иметь успех, если замахнется на очень многое? Например, если начнет доносить на высших чинов в своей сфере? Нет, конечно. Имеется другой закон коммунальной жизни – закон соразмерности. Индивид согласно этому закону должен убедить окружающих (или хотя бы наиболее влиятельную их часть) в том, что его претензии не угрожают их положению. Если индивид рискнет нарушить этот закон, он должен использовать другой закон из той же категории, а именно – поставить власть имущих и влиятельных лиц в ситуацию, когда они будут вынуждены удовлетворить непомерные претензии индивида. Но это бывает редко. Обычно же наряду с законом соразмерности действует закон постепенности. Индивид должен претендовать на больший кусок, предварительно получив кусок поменьше, привыкнув к нему и приучив окружающих к нему как к вполне заслуженному. При этом его нарастающие претензии выглядят естественной платой за его заслуги. Кроме того, на каждого прохвоста, начинающего свой жизненный путь, найдется другой прохвост, который имеет репутацию еще большего прохвоста. Это – тоже закон: индивиды выталкивают из своей среды выдающихся негодяев, чтобы их собственная негодяйность не была заметна и выглядела как порядочность. И путь начинающего прохвоста должен выглядеть как путь развития коммунистического общества от большего негодяйства к меньшему, т.е. как прогресс. Быть участником прогресса, быть передовым и прогрессивным, – это есть тоже требование к индивидам коммунистического общества.
В моих книгах приведены многочисленные правила коммунального поведения и проиллюстрированы примерами, взятыми из опыта советской жизни. Приведу еще два гипотетических примера, на которых проиллюстрирую некоторые общие положения. Пример первый. Представьте себе некоторую область деятельности, участники которой более или менее одинаковы или во всяком случае сопоставимы. Здесь есть свои выдающиеся фигуры и свои слабые индивиды. Но разница между ними не столь уж велика, все это понимают. Но вот они замечают, что в их среде появляется индивид, который вскоре может очень значительно превзойти их всех. Будут они радоваться этому событию, которое обещает отбросить их на очень низкий престижный уровень? Конечно, нет. Они будут огорчены и будут мечтать о том, чтобы такой индивид не состоялся. Но это их состояние вполне естественно, – вот в чем дело. Правила коммунального поведения вообще естественны. Если этим людям представится возможность без ущерба для себя помешать появлению угрожающего им индивида, они это сделают. Но может ли этот индивид пробиться? Может, если есть другие люди, которые заинтересованы в его появлении в своих личных целях и которые способны охранить его от его коллег, прилагающих усилия, чтобы его не было. Такие случаи постоянно происходят в спорте, в науке, в искусстве и других сферах жизни. Эти другие люди, помогающие индивиду пробиться, тоже действуют по коммунальным правилам. У них свои заботы. В реальной жизни происходит такое сложное переплетение интересов и действий людей, что усмотреть в этом клубке откровенное действие коммунальных правил оказывается возможным лишь в редких случаях. И в целом складывается лицемерная атмосфера дружбы, взаимопомощи, взаимовыручки. Подлинные механизмы поведения людей глубоко прячутся в мешанине действий и слов.
Другой пример. Пусть писатель А написал хорошую книгу. Пусть писатель В есть враг А и хочет причинить последнему зло. Для посторонних наблюдателей он защищает книгу А. Но как? Защищать можно по-разному. Так вот В, защищая А, низводит книгу А до некоего посредственного уровня. Ругать А он не может, это будет дискредитировать В и привлекать внимание к А. И потому В хвалит А, сохраняя репутацию порядочного человека и низводя А до уровня посредственности. В этих условиях В наносит ущерб А нужным для себя образом. Пример этот хотя и гипотетичен по форме изложения, но он не выдуман и весьма характерен. В наше время сравнительно высокой образованности людей вырабатываются удивительно тонкие и эффективные навыки вредить ближнему без какого-либо ущерба для себя, даже с выгодой для своей репутации. Правила коммунального поведения сохраняют полную силу в глубинах нашей жизни, каким бы благопристойным общество ни выглядело на поверхности.
Коммунальное поведение сложных индивидов (т.е. групп людей и групп из групп) сводится к поведению их руководящих органов, а поведение последних сводится к поведению простейших индивидов. Конечно, в связи со сложностью объединений людей, представляемых простыми индивидами, появляются новые правила поведения последних. Однако в общем и целом поведение сложных индивидов аналогично простым. С этой точки зрения, например, Советский Союз в целом поступает так, как средне-характерный советский человек: он ненадежен, лжив, лицемерен, становится хамом, чувствуя превосходство в силе, готов лебезить перед более сильным, и вместе с тем он искренен во всем. На Западе удивляются поведению Советского Союза в лице его руководства. А между тем оно вполне естественно. Эта страна – классический образец коммунального индивида. Здесь совпадение типов поведения отдельных людей, отдельных коммун и страны в целом поистине поразительное.

Коммунальные отношения

 

Основные коммунальные отношения индивидов суть отношения индивида к группе, членом которой он является, отношения группы к индивиду, отношения между индивидами внутри группы. Производные коммунальные отношения суть, например, отношения индивида к другим индивидам вне группы, индивида к обществу в целом и общества к нему.
Подавляющее большинство индивидов входит в общество не непосредственно, а через группу или иерархию групп. Отношение индивида и его ближайшей группы характеризуется степенью зависимости индивида от группы и степенью зависимости группы от индивида. Первая имеет тенденцию к максимальному увеличению, а вторая – к максимальному уменьшению. Группа стремится создать для индивида такую ситуацию, чтобы все, что он получает от общества, он получал бы в зависимости от группы, и чтобы все, что он может отдать обществу, отдавал бы в зависимости от группы. Группа стремится контролировать поощрения и наказания индивида, его производительную деятельность и личную жизнь. И группа имеет для этого основания и известную силу, ибо это – плата индивида за участие в общественной жизни: повторяю, он участвует в ней как член группы, а не сам по себе. Бывают, конечно, индивиды, которые обладают большой степенью независимости от ближайшей группы. Но это – исключения. К тому же в таких случаях есть какая-то другая нечетко оформленная группа, в которую он фактически входит. Зависимость индивида от группы есть фактически зависимость его от каких-то членов группы, которые выполняют функции контроля группы за этим индивидом. Эти контролирующие индивиды могут меняться в зависимости от ситуации. Но тут есть тенденция к стабильности. Обычно эту функцию выполняет руководитель (начальник, лидер) группы и его официальные или добровольные помощники. Другие члены группы, особенно – конфликтующие с данным индивидом, помогают им. Такой контроль есть вполне естественное и здоровое явление, без которого невозможна целостность группы как коммунального индивида. Люди суть явления природы, а для последней не имеет значения, как расценивают ее кусочки ее необходимые связи.
Индивид стремится ослабить свою зависимость от группы, на что группа реагирует в соответствии с принципом «Незаменимых людей нет». Индивид знает это и обычно держится в рамках меры. Мера нарушается в тех случаях, когда индивид покидает группу или лишь формально считается ее членом. Если индивид не имеет сильной защиты вне покидаемой группы, последняя так или иначе наказывает его. Конфликты индивида и группы обычно кончаются в пользу группы, если индивид не поддерживается извне. Отношения индивида и группы прекрасно изучены на материале отдельных типов групп, особенно – гангстерских банд. Я здесь лишь фиксирую их общие закономерности. Гангстерские группы можно рассматривать как своего рода лабораторные экземпляры, в которых научные абстракции воплощаются с предельной резкостью.
»Коммунальные отношения внутри группы разделяются на отношения субординации и координации. Отношения субординации, суть отношения начальствования и подчинения. Они выражают результат разделения функций управляющего органа и управляемого тела. Конечно, в этих отношениях есть элемент насилия и сами они порой устанавливаются в результате насилия одних людей над другими. Однако в основе насилия лежит добровольность. Подчиненные признают начальство в качестве такового и выполняют его волю, что дает им возможность существовать. Начальство же зависит от подчиненных в том смысле, что его положение и перспективы зависят от поведения подчиненных. Это отношение есть отношение взаимовыгодной зависимости, что обеспечивает прочность общества, базирующегося на таких отношениях. Явления конфликтов между начальниками и подчиненными и стремления нарушить эту форму зависимости должны быть поняты как производные от позитивного аспекта этих отношений.
Отношения начальствования и подчинения есть частный случай отношения господства и подчинения. Особенность их состоит в том, что начальствующие лица здесь избираются или назначаются по закону или обычаю, а не становятся таковыми в силу привилегии рождения, экономического превосходства, физического насилия и других некоммунальных обстоятельств. Конечно, и эти обстоятельства играют роль. Но в исходном пункте их следует исключить, ибо не в них суть дела. Дети крупных начальников, например, имеют больше шансов занять руководящие посты, но начальниками они все же становятся по правилам избрания или назначения, которое признается членами общества в качестве справедливого.
Отношение начальствования и подчинения, очевидно, в самом исходном пункте есть неравенство. Оно в принципе неустранимо, раз существует общество. В силу иерархии групп оно еще более усиливается, ибо ранг социальной позиции начальника растет с ростом ранга руководимой им группы в иерархии групп. Отношение начальствования и подчинения становится одной из основ различных форм насилия в обществе, в котором коммунальные отношения являются всеобщими и поощряемыми. Общий принцип этого отношения таков: социальная позиция руководителя (начальника) выше, чем подчиненного, он представляет большую ценность для группы, чем подчиненный, его вознаграждение выше, чем вознаграждение подчиненного. Этот принцип так или иначе признается всеми, ибо без него нет единства группы. Начальник стремится к максимальной степени зависимости подчиненных от него и минимальной степени зависимости себя от подчиненных. Подчиненные же, естественно, стремятся ослабить степень своей зависимости от начальника и усилить его зависимость от них. Лишь в борьбе тенденций достигается некая нормальная мера. Она постоянно нарушается, ибо общественная жизнь есть живой и очень изменчивый процесс. Но есть средства так или иначе восстановить меру или произвести переформирование индивидов в группы.
Отношения соподчинения (координации, сотрудничества) регулируются такими принципами. Наибольшую опасность для индивида представляет другой индивид, превосходящий его по своим возможностям (по каким-то признакам, существенным с точки зрения социального бытия, – по интеллекту, талантам в области искусства, изворотливости, красноречию, корыстолюбию). Отсюда – стремление ослабить социальную позицию другого индивида; не допустить усиления, если ослабить нельзя; свести усиление к минимуму, если нельзя помешать усилению. Так что обычно встречающаяся двуличность, доносы, клевета, подсиживание, предательство, суть не отклонение от нормы, а именно норма. Тогда как обратные им качества суть исключения. Особый протест у индивидов вызывают случаи, когда их реальные коллеги (сослуживцы) или лица аналогичного социального положения добиваются в чем-то успехов, заметно превосходящих средний уровень (особенно – в среде научных работников, деятелей искусства, в спорте). В этих случаях они прилагают неимоверные усилия к тому, чтобы этого не допустить пли свести успех коллеги к минимуму. С другой стороны, слишком сильное ослабление позиций других индивидов также нежелательно, ибо оно угрожает хлопотами и заботой. Неизбежным следствием рассмотренных принципов сотрудничества является тенденция к осреднению индивидов. Будь как все – вот основа основ общества, в котором коммунальные законы играют первую скрипку. Индивид стремится к максимальной независимости от всех других индивидов и стремится максимально подчинить, по крайней мере, одного-другого индивида. Индивид стремится переложить на других неприятные дела, которые должен делать сам. Если индивид может безнаказанно нарушить нормы морали в отношении других индивидов и ему это нужно, он их нарушает. Если индивид имеет возможность безнаказанно причинить другому зло и ему это нужно, он его причиняет. Если индивид может безнаказанно присвоить продукты чужого труда и ему это нужно, он это делает (примеры этого бесчисленны; взять хотя бы практику присуждения премий, выдачу авторских свидетельств на изобретения, поездки на конгрессы, плагиат). Индивид стремится уклониться от ответственности и переложить ее на других. Перечень таких принципов можно продолжить. Они, в общем, известны каждому из его личного опыта, впрочем – лишь как недостатки других.
Внегрупповые коммунальные отношения индивидов строятся по принципу переноса на них правил внутригрупповых отношений. Этому есть основания. Во-первых, вырабатываются определенные навыки поведения. Во-вторых, всякий индивид, с которым приходится иметь дело данному индивиду вне его группы, воспринимается как возможный сотрудник, возможный начальник или возможный подчиненный. Кроме того, имеются многочисленные случаи, когда индивид по роду своей работы имеет дело с другими индивидами регулярно (продавцы, милиционеры, служащие канцелярий, преподаватели), становясь по отношению к этим индивидам в положение, ничем не отличающееся от отношений в группах. Так что здесь складываются неоформленные квазикоммунальные группы, действующие по принципам коммунальных. Более того, в таких случаях коммунальные законы действуют более открыто в силу того обстоятельства, что здесь менее эффективны сдерживающие факторы. Хамство и произвол мелких и крупных чиновников, грубость продавцов, произвол милиции, открытое взяточничество в системе услуг и учебных заведениях, бесконечная бумажная волокита, – все это не мелкие недостатки, а суть дела.
Положение индивида в квазикоммунальных группах не обязательно совпадает с положением в обычных группах. Здесь начальник обычной группы может оказаться в положении подчиненного, и наоборот (хотя реже). Социально-психологический закон переключения внимания и компенсации чаще реализуется во внегрупповых отношениях. Заключается этот закон в следующем: если индивиду нужно причинить зло другому индивиду, но он это не может сделать, он в порядке компенсации выбирает в качестве жертвы другого, более или менее подходящего индивида, которому он может причинить зло с наименьшим риском для себя.
Для отношений коммунальности характерна не конкуренция независимых индивидов, а взаимное связывание и стремление как-то его ослабить и преодолеть.

Руководство

 

Вопрос о руководителях (начальниках) и руководстве вообще надо рассмотреть особо, ибо в них воплощается ум, честь и совесть общества.
С самого начала сформулирую фундаментальную абстракцию, на которой должен базироваться последующий анализ руководителей в коммунистическом обществе. На роль руководителей выталкиваются подходящие для этого люди. Руководители, конечно, выполняют в группах определенные деловые функции. Для этого требуется какой-то минимум образованности, ума и деловых способностей, которыми в массе людей обладают очень многие. Так что этот аспект дела предполагается, но не играет решающей роли. Когда обществу требуются сотни тысяч и даже миллионы начальников, то бессмысленно говорить об отборе наиболее способных в деловом отношении. Тем более в коммунистическом обществе, в котором исключена конкуренция в буржуазном смысле, этот аспект практически теряет доминирующее значение. Ситуация здесь подобна той, какая имеет место в стране, где миллионы людей имеют автомашины: здесь нужны особые обстоятельства, чтобы не быть допущенным до роли водителя.
Лаконичное, но довольно полное для начала описание руководства в обществе, в котором господствует коммунальность, дано в книге «Зияющие высоты». Приведу его с небольшими сокращениями, ибо считаю его достаточно точным и с научной точки зрения.
Вопрос о руководителе есть один из центральных для социологии, ибо это есть вопрос о том, что из себя представляют социальные группы данного общества. В принципе руководитель адекватен в социальном отношении группе. Социальный тип общества в значительной мере характеризуется типом руководителя.
Позиция руководителя есть более выгодная социальная позиция, чем позиция руководимого, что очевидно всем нормальным людям. Потому руководство не есть функция, которую благородные великомученики выполняют на благо народа. Это позиция, за которую идет ожесточенная борьба. Чем выше ранг руководителя, тем выше его позиция, тем больше благ он имеет, тем защищеннее его положение, и потому тем ожесточеннее борьба за эту позицию. Важнейший принцип действий руководителя – представить свои личные интересы как интересы руководимой группы и использовать руководимую группу в своих личных интересах. Если руководитель и предпринимает какие-то действия в интересах группы, это есть лишь одно из средств достижения им личных целей, и прежде всего – одно из средств карьеры. Человек, хорошо организовавший дело, в некоторых случаях, но далеко не всегда, имеет больше шансов на карьеру. Но чаще карьера бывает успешнее за счет кажущихся, а не действительных усовершенствований и улучшений, – одна из основ очковтирательства, дезинформации, намеренного обмана. Надежды на то, что руководство примет меры, позаботится, улучшит, – детски наивные иллюзии. Руководство предпочитает демагогию об улучшении реальному улучшению, а если и идет на улучшение, то из страха ослабить позиции без этих улучшений, из желания усилить свои позиции, из-за внутренних своих интриг. Что же касается действия коммунальных законов, то руководство не только не стремится их ограничить, но стремится их всемерно поощрить, ибо само оно – наиболее концентрированный продукт этих законов. Аналогично обстоит дело с соотношением интересов дела группы и интересов руководителя группы. Лишь в силу внешних, а не коммунальных причин может случиться так, что руководитель группы добивается личных целен путем обеспечения интересов дела. В качестве социальной нормы имеет силу тенденция сделать ход дела группы независимым от руководителя не только с точки зрения его социального положения, но и с точки зрения организации самого дела. Социальное положение руководителя имеет тенденцию к независимости как частный случай общего закона для всех членов группы. Дело руководителя есть не дело группы, а дело по выдвижению в руководители, по сохранению этого поста, по использованию его в своих интересах, в том числе – для карьеры.
Правила, по которым люди выдвигаются в руководители и делают служебную карьеру, вырабатываются исторически и становятся обычными. И по этим правилам на низших уровнях отбирается среднебездарный (или способный, что одно и то же) и среднеглупый (или умный) индивид, наиболее удобный в роли руководителя со многих точек зрения. Поскольку руководители высших рангов отбираются уже из числа руководителей низших рангов, то здесь опять-таки действует тот же закон отбора, и с повышением ранга руководителей происходит понижение реальной ценности индивида (в том числе – снижение интеллектуального потенциала, уровня культуры, уровня профессиональности).
Имеются, однако, обстоятельства, компенсирующие эту тенденцию. Первое – наличие огромных штатов помощников, референтов, заместителей, а также эксплуатации различного рода учреждений. Причем чем выше ранг руководителя, тем больше группа, реализующая его руководство. Например, доклады, читаемые крупными руководителями, составляются сотнями квалифицированных людей. Сами руководители, читающие свои доклады, не только не способны их написать, но в большинстве случаев даже толком в них разобраться. Однако все упомянутые лица сами являются коммунальными индивидами. И попадают они в окружение руководителя по общим законам делания карьеры. Так что рассматриваемая компенсация в значительной мере фиктивна. Второе обстоятельство – эффект системы, когда достаточно большая группа специалистов, придерживающихся установленной системы правил деятельности, так или иначе добивается желаемого результата.
Третье обстоятельство – примитивизация функций управления с увеличением ранга руководителя. Дело в том, что индивид, какое бы положение он ни занимал, в силу своей физической ограниченности способен вступить в контакт лишь с ограниченным числом людей и высказать ограниченное число суждений. Тем более – мало-мальски обдуманных. И любой самый средний (среднеспособный и среднеобразованный) индивид за среднекороткий срок способен овладеть функциями управления на любом уровне, пройдя соответствующие этапы карьеры. Трудность здесь состоит не в трудностях деятельности управления как интеллектуальной деятельности, а в трудностях самого делания карьеры как особого рода профессиональной деятельности. Профессия руководителя заключается главным образом в том, чтобы уметь удерживаться, пробиваться, лавировать. И лишь в незначительной мере она связана с внешним делом – с руководством людьми. Потому на роль руководителей заявляют претензии лица, наименее связанные с соображениями морали и наиболее бездарные с какой-то иной, профессиональной точки зрения. Индивид, вступивший на путь карьеры руководителя, скоро убеждается в том, что это – наиболее легкий с точки зрения ума и способностей и наиболее выгодный с точки зрения вознаграждения вид деятельности. Число лиц, отказывающихся потом от этой деятельности, настолько ничтожно, что их практически нет. Так что ничего ненормального нет в том, что выжившие из ума старики занимают руководящие посты и добровольно не покидают их. К тому же руководитель в таких случаях, начиная с некоторого уровня, становится лишь символом большой группы лиц, стоящих у власти.
Наконец, надо заметить, что начальствование в условиях, когда нет никакой иной силы, от которой оно зависело бы существенным образом, порождает систему производства жизни, в которой есть господа, но нет хозяев, несущих личную ответственность за дело, вкладывающих в дело свою индивидуальность, – систему бесхозяйственности, безответственности, обезличенности. Господа стремятся лишь урвать и занять более выгодное положение для этого, не думая о несколько более отдаленных последствиях. По изложенным причинам в системе руководства складывается гангстерская система сознания и форма поведения, сознание моральной незаконности и непрочности своего положения и потребность в постоянном оправдании, подтверждении, искоренении.
Свойственное индивиду стремление присвоить себе положительные результаты деятельности других и переложить ответственность за отрицательные результаты своих действий на других в случае с руководящими индивидами (и в том числе – руководящими организациями) принимает такую форму. Все успехи, достигнутые каким-то образом данным обществом (общественной группой), считаются успехами, достигнутыми благодаря мудрости руководства. Причем не играет никакой роли степень и характер участия руководства в достижении этих результатов. Если даже они получены вопреки воле руководства, они все равно в силу приведенного закона рассматриваются как успехи этого руководства. Успехи, достигнутые при данном руководстве, суть успехи этого руководства. Этот закон имеет настолько мощную силу, что даже все ранее гонимые и затем реабилитированные явления культуры изображаются как продукт высшей мудрости начальства. И даже явления, вообще не зависящие от руководства (например, хорошую погоду, старинные памятники культуры, природные богатства), руководители склонны рассматривать как нечто, даруемое лично ими людям. Далее ответственность за все отрицательные последствия хозяйничанья руководства несет не руководство, а те лица, слои, организации, которых руководство сочтет подходящим для возложения на них вины за эти последствия. Оно имеет возможность это делать и делает. Руководство не делает ошибок. Обычно виновные легко находятся. Но бывают случаи, когда найти подходящих виновных трудно, и тогда их изобретают. Поскольку различить явления, которые суть следствия плохого руководства, и явления, которые все равно имели бы место при любом руководстве, практически трудно и даже невозможно, то виновные отыскиваются для любых отрицательных явлений жизни, о которых можно подумать, что они могли бы быть результатом плохого руководства. В таких случаях руководство действует слепо формально. Общеизвестные случаи, когда руководители стремились представить свои преступные акции как волеизъявление народа или как одобряемые народом, суть частный случай действия рассматриваемых законов. Отсюда стремление руководителей представить свою деятельность как деятельность на благо народа, волею народа и самого народа вообще. Это удобно. Успехи народа всегда можно представить как результат действия народа или действий, выражающих его волю и интересы. Стремление преступных или аморальных руководителей сделать как можно больше людей соучастниками своих преступных или аморальных действий есть не злой умысел отдельных лиц, а продукт действия коммунальных законов, которым следуют (часто – с великим удовольствием) люди.

Карьеризм

 

Говоря о карьеризме, обычно не различают два различных явления: 1) карьеризм как человеческое качество, осуждаемое из моральных соображений; 2) карьеризм как желание и стремление людей продвигаться по ступеням служебное! лестницы, вполне естественное для всякого сложного и иерархизированного общества. Карьеризм в первом смысле есть во всяком обществе. Он осуждается и в коммунистическом обществе. Карьеризм во втором смысле развивается здесь в высшей степени, ибо здесь лишь очень немногие люди могут достичь высокого уровня жизни исключительно за счет личного труда и талантов. Это, например, писатели и художники. Но и тут это касается единиц. В массе же и здесь есть свои степени, звания, посты, привилегированные позиции. Иерархия в кругах ученых приближается здесь по числу ступеней к армейской. Здесь даже люди, родившиеся в высших слоях общества, используют свое преимущество как средство карьеры. Само по себе оно еще не есть карьера. Число всяких постов здесь огромно. Огромно и число ступеней в их иерархии. Так что продвижение по служебной лестнице становится здесь нормальным и привычным делом для многих миллионов людей. И главным, а для большинства – единственным средством повышения жизненного уровня, удовлетворения деловых потребностей и тщеславия и других элементов социальной жизни.
Существует детально разработанная система неписаных правил делания карьеры, составляющая часть системы правил коммунального поведения. Она довольно подробно описана в моих книгах. Приведу некоторые отрывки из них, дабы читатель получил хотя бы первоначальное представление об этом. В «Зияющих высотах» сформулированы, например, такие три принципа делания карьеры: карьеру не делают, карьера делается сама собой. Если она делается, ей не надо мешать. Всякая помощь делающейся карьере ведет к помехам. Если карьера не делается, надо подождать, когда она начнет делаться. Если это не происходит, карьера бессмысленна. Единственное, что требуется от индивида, жаждущего сделать карьеру, это обнаружить себя перед обществом в качестве потенциального карьериста и ждать последствий. Как правило, желаемые последствия наступают. Надо только уметь их дождаться и вовремя распознать. Карьерист, перескочивший хотя бы через одну ступень нормальной карьеры, должен убедить всех в том, что он удовлетворен достигнутым и не намерен прыгать далее. Какими бы прогрессивными и передовыми ни были новые или старые веяния, делающий карьеру индивид должен убедить всех заинтересованных в том, что он менее прогрессивен и менее передовой, чем сами эти общие веяния.
А вот что сказано в книге «В преддверии рая». Имеется несколько каналов карьеры. Каждый из них характеризуется возможной высотой подъема, шансами вознестись на ту или иную высоту, выгодами, которые сулит этот путь, и ценой, которую приходится за это платить. Между каналами имеются различного рода взаимоотношения. Вот один из законов для этого. Пусть имеются три канала А, В и С, такие, что А превосходит В, а В превосходит С по высоте подъема. Пусть вы делали карьеру по каналу В и решили почему-то или вынуждены сменить канал. Если вы переходите в канал А, то независимо от должности в глазах людей, от которых зависит ваше дальнейшее продвижение, вы опускаетесь на ступень карьеры ниже, чем были в канале В, т.е. ваше продвижение относительно задерживается. И наоборот, при переходе в канал С продвижение относительно ускоряется. Сохраняется некоторая константа карьеры: в первом случае вы платите за улучшение перспектив, во втором вам платят за их ухудшение.
Подобно тому, как в армии есть общевойсковые командиры и командиры родов войск, так и в деле карьеры есть карьеристы широкого и узкого профиля. Карьеристы широкого профиля идут путем общепартийной или партийно-представительной работы (секретари парторганизации учреждений, райкомов, горкомов, обкомов). Желающих идти этим путем много, но выбиваются на него немногие. Общая цифра таких выбившихся по стране колоссальна. Она невелика сравнительно с числом претендовавших. Отбор на общепартийную карьеру производится самый тщательный и по многим параметрам, – это святая святых системы воспроизводства власти партии. И именно потому, что отбор производится многими лицами и инстанциями и по многим параметрам, отбирается самый средний и заурядный человек с безупречной анкетой. Здесь происходит нечто подобное тому, как если бы устроили соревнование по ста видам спорта, то чемпионом оказался бы весьма посредственный с точки зрения отдельных видов спорта человек. Канал партийного аппарата отличается от общепартийного, как штабной путь военной карьеры от командного. Карьеристы общепартийного канала избираются в партийные бюро, на районные, городские и партийные конференции, на партийные съезды, избираются секретарями бюро, райкомов, горкомов, членами ЦК и Политбюро. Хотя эти выборы суть липа с западной точки зрения, формально это – выбор. Члены же партийного аппарата отбираются на обычных основаниях. Строго, по особым признакам. Но формально не выбираются на собраниях. В аппарат люди уходят тихо и незаметно. Отбор людей туда не афишируется. Отбираются туда люди не то чтобы способные и не то чтобы очень серые, а такие, чтобы могли выполнять чпновничье-бюрократические функции и чтобы были надежными по иным критериям, ибо в аппарате приходится иметь дело с реальной властью и делами важными.
Проблема делания карьеры есть проблема номер один для подавляющего большинства самой активной части общества. Описать систему правил делания карьеры в коммунистическом обществе – значит в значительной мере описать само это общество и доминирующий тип человека. Занять определенное положение на иерархической служебной лестнице, удержать это положение за собой, вести себя так, чтобы иметь перспективу сделать следующий шаг, – вот основа основ, ядро, стержень, пружина жизни и деятельности самой активной и творческой части общества. Между прочим, потребность сделать следующий шаг в карьере есть сначала средство удержать и закрепить за собой предыдущее положение и лишь затем некоторое движение вперед. Эта вынужденность соблюдать правила овладения положением и сохранения его превращает лучшую часть граждан общества в тварей, вызывающих ужас и гнев всякого рода морализаторов. А между тем сами эти твари и их окружение не видят здесь ничего ужасного. Они воспринимают правила карьерного поведения так же, как светские люди – правила хорошего тона. Правила есть правила. И между прочим, согласно этим правилам в массе делающих карьеру людей осуществляется своего рода справедливость: в массе, в среднем, в тенденции люди оказываются адекватными своим должностям. Конечно, и другие люди могли бы быть адекватными этим должностям, а может быть, чуточку лучше. Но что поделаешь, всех людей министрами, генералами, академиками, директорами не сделаешь.
Добавлю к сказанному еще то, что начиная с некоторого уровня иерархии ход дела вообще не зависит от того, кто стоит во главе его. Он зависит от общей установки в отношении этого дела и общих законов системы. И руководитель действует в этих рамках. Он мог принимать участие в выработке этой установки, но это не меняет его положения в дальнейшем. Если человек хочет попасть на место руководителя какого-то дела, он должен зарекомендовать себя определенным образом в глазах тех, от кого зависит его назначение. Причем обычно жаждущие места руководители не рассчитывают непременно на данное место. Они рассчитывают на какое-то место. А решающие его судьбу лица и инстанции производят отбор кандидата из числа данных карьеристов на данное вакантное место. Решающую роль при этом играют личные интересы и соображения множества лиц, участвующих в отборе и назначении руководителями. Отбор производится по многим параметрам, среди которых интеллектуальный уровень кандидатов играет весьма второстепенную роль. Это дает преимущества в карьере людям посредственным. В каждом частном случае это особого значения не имеет, – в среднем и посредственные люди выполняют положенные функции удовлетворительно. Но в целом это способствует тенденции к снижению интеллектуального уровня руководства и общества вообще.
Случай с карьеризмом характерен с методологической точки зрения. Многие отрицательные качества людей и общества в целом можно видеть и в других обществах. Но это нисколько не обеляет общество коммунистическое. Для меня важно констатировать, что они есть и тут, что они тут процветают. Для меня, далее, важно показать, почему они тут постоянно возникают и каков механизм их возникновения. В данном случае с карьеризмом мы видим следующее. В коммунистическом обществе в силу неотвратимых законов организации и управления постоянно имеется огромное количество должностей руководителей и их сложная иерархия. Продвижение людей по служебной лестнице является естественным и необходимым явлением существования общества. Выдающиеся таланты и трудолюбие играют в стремлении людей улучшить свое положение сравнительно небольшую роль. Они годятся для немногих. И даже для большинства из тех, кто этими качествами обладает, они так или иначе служат лишь средством в карьере. Средние и даже минимальные способности и подготовка достаточны для исполнения всех (или большинства) функций руководства. По этим и другим причинам (о которых я частично уже говорил и еще буду говорить дальше) в обществе идет постоянная ожесточенная борьба людей за руководящие посты, порождающая естественным образом такое морально осуждаемое качество, как карьеризм. Причем в этой системе всеобщего буйства карьеризма в качестве карьеристов уже начинают рассматриваться индивиды особого рода, которых не любят сами официально и фактически признанные карьеристы.

Допущения и реальность

 

Хочу обратить внимание читателя на то. что хотя я до сих пор говорил о коммунальности как об общечеловеческом явлении, я рассматривал ее в том виде, в каком она приобретает господствующее положение в жизни людей. А это имеет место уже в развитом коммунистическом обществе. При этом, далее, я явно или неявно принимал ряд допущений. Вот наиболее характерные из них: 1) все коммунальные действия индивиды совершают добровольно – эти их действия свободны; 2) каждый коммунальный индивид занимает в обществе положение, адекватное его личной ценности; 3) каждый получает от общества соответственно своему вкладу; 4) потребности индивида адекватны его социальной позиции. Из этих допущений логически следуют другие утверждения, например, такие: 5) вознаграждение индивида адекватно его социальному положению; 6) потребности индивидов всегда удовлетворяются. Эти допущения и следствия из них не произвольны, они отражают фактические закономерности и тенденции общества. Я пришел к ним из наблюдения фактов. Но чтобы сделать такие допущения, я должен был проделать сложные операции по отвлечению от обстоятельств, скрывающих и модифицирующих проявление этих принципов (законов) общественной жизни в условиях коммунизма. А это – чисто интеллектуальная операция, исследовательский прием, который сам по себе ничего не отражает, но с помощью которого осуществляется отражение (познание).
Но сами по себе такие допущения еще ничего не значат, если не указать, каким образом реализуются такого рода принципы в самой жизни людей. Я это постараюсь пояснить на принципе эквивалентности для отношения обмена между индивидом и обществом (допущение 3). По всей вероятности, принцип эквивалентности обмена есть общеприродный принцип. Различны лишь механизмы его реализации.
Возьмем отношение «индивид-общество». Индивид нечто отдает обществу (труд, услуги). Но он отдает одно, а получает другое. Отдаваемое и получаемое несравнимы сами по себе. Каким же образом можно судить о том, что обмен эквивалентен? Для этой цели общество имеет очень эффективный механизм, который в простейшем виде я описываю так. Я беру отношение к обществу не одного индивида, а по крайней мере двух индивидов одинакового социального уровня (пусть это суть индивиды А и В). Принципы таковы: 1) если индивид А отдает обществу больше, чем индивид В (а тут сравнение возможно!), то он не может получать меньше, чем В (и тут сравнение возможно!); 2) если индивид А отдает обществу меньше, чем В, то он не может получать больше, чем В. Из этих принципов следует, что если А и В отдают одинаково, то и получать должны одинаково. И коллектив, через который А и В отдают свои услуги обществу, следит, чтобы эти принципы выполнялись. И они выполняются, но – более или менее точно, в тенденции, через отклонения, в борьбе. А источник этой борьбы – другие принципы, восходящие к самим индивидам: 1) один индивид стремится к тому, чтобы другой не получил больше, чем он, за такие же услуги; 2) но сам индивид стремится получить больше, чем другой, за такие же услуги.
Тот тип сравнения, о котором я говорил, уместен лишь в том случае, если индивиды занимают одинаковое социальное положение. А если они занимают различное положение? Как, например, сравнивать вклад в общество директора института и рядового сотрудника? Руководствоваться тут принципом стоимости подготовки бессмысленно. Подготовка, например, хорошего переводчика – дело более кропотливое, чем подготовка директора. Ту работу, которую выполняют некоторые младшие сотрудники, могут делать единицы. А быть директором способна по крайней мере третья часть сотрудников учреждения. Стоимостная оценка вообще здесь бессмысленна. И нет никаких других способов сравнения, чем сами занимаемые позиции. Тем более согласно моим фундаментальным допущениям положение индивида адекватно его личной ценности для общества. Поэтому тут действуют следующие принципы. Пусть позиция А выше позиции В. Принцип ранговости с точки зрения А выглядит так: А отдает обществу больше, чем В. Следствие: А имеет от общества больше, чем В. Этот же принцип с точки зрения В: А отдает обществу не меньше, чем В. Следствие: А должен иметь от общества не меньше, чем В. Так что В признает справедливой возможность некоторого неравенства, а А настаивает на необходимости неравенства. Величина неравенства устанавливается опытным путем, зависит от традиции. Но общим является принцип ощутимости неравенства вознаграждения, без которого структурирование групп теряет смысл, и общество обрекается на распад или брожение, в лучшем случае – на злоупотребления служебным положением и незаконные доходы. Неравенство в распределении, если не будет признано официально, будет так или иначе введено неофициально. Оно вытекает из самых основных принципов организации общества. Оно нисколько не противоречит принципам марксистского социализма и коммунизма. Наоборот, только через это неравенство они и могут воплотиться в жизнь.
Помимо трудностей реализации коммунальных принципов в действительности, которые вынуждают людей на жестокую борьбу как за их соблюдение, так и за их нарушение, тут действует эффект массовости действий людей, который все время нарушает гипотетическую четкость фундаментальных допущений. Возьмем, например, допущение 1, согласно которому коммунальные действия, взятые по отдельности, индивиды совершают добровольно, – эти их действия свободны. Это не исключает действий по принуждению. Однако в основе лежит добровольность. Только здесь надо пояснить сами понятия добровольности и принуждения. Возьмем такой простой гипотетический пример. Вас на войне окружил превосходящий по силам противник. Вам предлагают сдаться, угрожая в противном случае уничтожением. И вы соглашаетесь сдаться. Является это действие добровольным или нет? Если оставить в стороне ненужную казуистику, это действие следует рассматривать как добровольное. Вы имели свободу выбора: сдаваться или сражаться. Вас никак не принуждают делать выбор, – это было предоставлено вам самим. Но вы произвели социальный расчет, т.е. обдумали последствия того или иного выбора и предпочли капитуляцию. В аналогичном смысле свободны и добровольны коммунальные поступки, если их рассматривать по отдельности.
Но когда мы начинаем рассматривать множество коммунальных поступков множества индивидов, т.е. рассматривать их как массовые явления, то в силу самих определений понятий для массовых случаев будет иметь место иное соотношение добровольности и принуждения. В условиях коммунистического общества вырабатывается стандартная реакция масс людей на определенного рода поступки друг друга, и эту возможную реакцию индивиды принимают во внимание перед тем, как решают совершить или не совершать эти поступки. Это не значит, что они в массе ломают голову над расчетами последствий. Последние более или менее очевидны, и люди следуют коммунальным правилам почти автоматически. И с этой точки зрения добровольность (свобода выбора) практически сводится к ничтожной величине, и правила коммунальности приобретают принудительную силу. Это – пример того, как оказываются возможными противоположные суждения на одну и ту же тему. Но тут нет никакого логического противоречия. Тут одно суждение верно при условии отвлечения отдельного поступка отдельного индивида, а другое – при том условии, что большая масса людей совершает стандартные поступки в стандартных условиях. В применении к конкретно/) реальности имеет силу как первое, так и второе суждение одновременно. Но теперь они просто теряют смысл, уступая место другим суждениям и понятиям, – другой ориентации внимания.
Опыт реального коммунизма дает достаточно материала, чтобы констатировать следующее в высшей степени важное положение: выдвигая лозунги и всякого рода программы преобразования общества, надо подумать о том, как они будут реализовываться в практической жизни больших масс населения. Причем по крайней мере для многих из них можно заранее предвидеть неотвратимые последствия их воплощения в жизнь, поскольку есть общие закономерности больших социальных систем, которых не могут избежать никакие реформаторы и сами участники социальных процессов. Приведенный выше пример с механизмом эквивалентного обмена достаточно очевиден на этот счет. Но нечто аналогичное имеет силу для любых социальных принципов и их реализации.

Я в своих исследованиях советского общества всегда руководствовался таким принципом: принимать относительно этого общества самые хорошие допущения, на какие только способны самые отпетые его апологеты, но затем показывать, как в реальном исполнении эти допущения порождают самые плохие следствия, дающие пищу для самых отпетых его разоблачителей. И это был не литературный прием, не моя личная склонность к парадоксальности суждений, а совершенно беспристрастный прием научного исследования, благодаря которому можно объяснить сложную и подвижную реальность и преодолеть именно парадоксальность первых впечатлений.

Клеточка коммунистического общества

Чтобы понять, почему коммунальность приобретает столь роковое значение в жизни коммунистического общества, надо обратиться к его минимальным структурным ячейкам (клеточкам), из которых строятся как более крупные части общества, так и все общество со всеми его органами и тканями, – к первичным коллективам общества. Тогда мы увидим, что имеет максимально возможное совпадение законов жизни этих первичных коллективов с законами коммунальности. Такого полного совпадения коммунальности с клеточками всех прочих известных в истории типов обществ нет. Совпадение здесь настолько сильное, что кажется, будто сама коммунальность есть специфический продукт коммунизма, а не его исторический источник. Впрочем, тут есть частица истины: на базе коммунизма коммунальность расцветает пышным цветом и раскрывает все заложенные в ней потенции.
Ячейку коммунистического общества образует самая маленькая его часть, обладающая основными свойствами целого. Эта часть должна обладать некоторой целостностью и самостоятельностью. Это все общество в миниатюре. Вместе с тем, из таких частичек должно быть построено все общество. Но неверно думать, что из анализа ячейки можно вывести свойства всей системы. Коммунистическое общество есть продукт длительной истории. Она предполагает в качестве условия большое число людей, объединенных в целую страну, и большой исторический опыт. Оно формируется сразу по нескольким различным линиям, в том числе – по линии создания таких социальных образований, которые мы теперь, уже имея сложившееся общество, можем рассматривать как его ячейки. Оно формируется и по линии создания иерархии лиц и учреждений, системы власти, транспорта, образования, армии. Одновременно происходит формирование определенного строя жизни большого народа так, что какие-то образования в его составе становятся ячейками целого. Они объединяют группы людей этого народа по некоторым единым принципам. Так что ячейку можно обнаружить лишь в эмпирически данном, сложившемся целом. Это – тоже данный в опыте факт. Идея же выделения ячейки и осознание этой операции идет от техники науки. Более того, наличие и наблюдение общества в целом предопределяет то, что именно будет приниматься во внимание при рассмотрении ячейки. Рассматривая ячейку, мы должны рассматривать тем самым общество в целом, но в его простейшем виде. Или общество в целом мы при этом будем анализировать на его простейшем образце.
Что же образует ячейку коммунистического общества конкретно? Хотя это общество заключено в территориальные границы, разделено на районы, области и другие части, оно организуется в своей социальной основе не по территориальному, а по деловому принципу. Выражение «производственный принцип» здесь не годится, поскольку оно ассоциируется с производством материальных и духовных ценностей, которое здесь является частным видом деятельности, к тому же не основным. Деятельность по уничтожению инакомыслящих, по удушению правдивой литературы, по управлению не есть производство ценностей, но она играет здесь весьма важную роль. Деловую ячейку коммунистического общества образует организация, созданная для выполнения некоторых деловых функций и относительно автономная в этом своем деле. Это – первичная социально-экономическая организация, имеющая свою дирекцию (управление), бухгалтерию, отдел кадров, партийную организацию, в общем – хорошо всем известные заводы, институты, магазины, конторы, совхозы, школы... Для каждого взрослого и работоспособного члена общества ячейка есть то, где его берут на работу, где ему выплачивают зарплату, где он добивается успехов, делает карьеру, получает награды. Через ячейку социально активный член общества (работающий) включается в общество, отдает ему свои силы и получает вознаграждение.
Первичные деловые ячейки складываются и существуют по определенным правилам, независимо от того, для какого дела они складываются. Характер дела здесь не играет роли. Лишь бы влиятельные силы общества считали это дело нужным и отпускали средства на эту ячейку. Деловая ячейка вообще есть лишь способ, каким та или иная группа людей приобретает средства существования и реализует свои намерения и интересы.
Общество дифференцируется и во многих других аспектах, но в любом из них основу образует ячейка (клеточная структура). Более того, деловая ячейка, повторяю, есть общество в миниатюре, а общество в целом есть многократно расчлененная деловая сверхъячейка. Правила поведения людей и взаимоотношения их внутри ячеек определяют собою всю прочую систему поведения и взаимоотношения людей в обществе. Здесь формируется тип граждан со стандартной формой поведения. И отныне этот человеческий материал воспроизводится как продукт нормальной жизнедеятельности общества. И сам он, в свою очередь, воспроизводит строй жизни, воспроизводящий его. Все дальнейшее есть лишь борьба этого сложившегося целого за свое существование, упрочение и расширение.
Разумеется, социальная структура общества не сводится к ячеечному строению. Здесь следует принимать во внимание и иные аспекты расчленения общества, координации, субординации, иерархии его тканей, слоев, органов, организаций. Но путь к систематическому пониманию всего этого начинается с понимания ячейки общества. Подчеркиваю, среднетипичное учреждение страны копирует, отражает в себе, реализует все существенные стороны жизни страны в целом, – отношения начальствования и подчинения, отношения сотрудничества, иерархию должностей и привилегий, распределение благ, надзор за индивидом. Если хочешь постичь общество, изучи сначала его клеточку. Известно, например, что для понимания феодального общества надо было начинать с его клеточки – с отдельного помещичьего хозяйства.
Клеточки коммунизма различаются по многим признакам – по числу сотрудников, по выполняемому делу, по месту в социальной иерархии, по престижу, по внутреннему строению. Например, самый низший сотрудник какого-либо отдела ЦК или Совета Министров обеспечен лучше, чем высшие чины обычного научно-исследовательского института. Даже младшие сотрудники упомянутого института не столь усердно протирают штаны в учреждении, как высшие лица упомянутых отделов. Автомобильный завод в столице насчитывает более пятидесяти тысяч сотрудников, а средний гуманитарный институт Академии наук – не более пятисот. Однако имеются некоторые общие признаки у всех учреждений, позволяющие рассматривать их как однородные клеточки общества. Это, например, наличие отношений начальствования и подчинения, отношений соподчинения, назначаемость руководства сверху, наличие партийной организации и контроля партийных органов за жизнью и деятельностью учреждения, наличие комсомольской организации, сходные отношения между людьми, сходные пути продвижения по службе и способы вознаграждения и наказания, сходные отношения индивида и коллектива... В любом учреждении руководство официально имеет больше жизненных благ и привилегий, чем подчиненные. А главное – правила поведения людей повсюду одинаковы. Если вы изучили хорошо жизнь одного учреждения, наивно рассчитывать, что в других будет иначе. Вы повсюду найдете холуйство, очковтирательство, карьеризм, стяжательство. Повсюду вы будете находиться под бдительным надзором сослуживцев, коллег, общественных организаций. Разумеется, есть отклонения от этих общих свойств. Часть их обусловлена самими нормами жизни общества, и их следует рассмотреть впоследствии. Другие же связаны с условиями, в которые погружены социальные явления, и от них следует отвлечься как от несущественных, рассматривая общую картину как абстрактный образец, но такой, к которому тяготеет реальность. Общество прилагает усилия (и довольно успешно), чтобы этот средний образец соблюдался.
В дальнейшем я буду употреблять для обозначения клеточек коммунистического общества также термин «коммуна». Употребление этого термина оправдано тем, что сразу же после революции в советском обществе начались эксперименты с образованием коммун. И те деловые ячейки, которые стали стандартными сейчас, сложились не сразу. Они оказались наиболее жизнеспособными и разумными. Они во многом отличаются от первых коммун, но они их преемники. Это – коммуны, а общество в целом есть коммунизм как объединение множества таких однообразных коммун.
Коммуны различаются по степени сложности своей внутренней структуры. Возможны примитивные коммуны, которые не распадаются на официально признанные социальные группы. Это, например, группы, которые складываются на короткий срок для временных работ (научная экспедиция, бригада по разгрузке картошки), мелкие предприятия, состоящие из одного человека, который соединяет в себе функции рядового сотрудника, заведующего и бухгалтера (например, заведующий пивным ларьком). Но эти случаи суть вырожденные и существенной социальной роли не играют. Возможны коммуны гиганты, состоящие из десятков тысяч человек. Это, например, гигантские авиационные и автомобильные заводы, металлургические комбинаты. Такие гигантские коммуны фактически суть агрегаты коммун. Фактически их подразделения приобретают функции самостоятельных коммун, прикрепленных к другим коммунам интересами дела в несколько иной форме, чем это имеет место для обычных коммун.
Наиболее важные и типичные коммуны общества имеют сложную внутреннюю структуру. В основе этого распадения лежат два принципа: интересы дела и интересы управления людьми. Фактическое положение здесь довольно разнообразно и изменчиво. Но имеет место отчетливая тенденция к совпадению этих принципов. Обычно деловые группы образуются как рациональные с точки зрения управления. Там, где интересы дела требуют участия большого числа людей в одних и тех же акциях, и официального разделения этих групп людей на более мелкие социальные группы нет, все равно люди так или иначе группируются по общим коммунальным правилам, все равно в них так или иначе выделяются лидеры (руководители). В больших ячейках складывается иерархия деловых подразделений. Например, в некоторых научно-исследовательских институтах имеет место иерархия «группа-сектор-отдел-ннститут», в некоторых промышленных предприятиях имеет место иерархия «бригада-цех-завод-комбинат». Бывает так, что части коммуны оказываются разбросанными в пространстве, и члены этих групп общаются между собою меньше, чем с членами других коммун. И все же чтобы понять жизнь всякого рода объединения людей, кажущихся отклонениями от некоей идеальной коммуны, надо проанализировать сначала именно такую идеальную коммуну. Во всякого рода отклонениях от этого идеала вы все равно найдете все то же самое, что и в идеале, но лишь в несколько модифицированном виде. Причем модификации на этой основе легко поддаются объяснению.

Методологическое замечание

 

Сделаю небольшое методологическое отступление. Имеются объективные, чисто комбинаторные общие законы группировки любых индивидов данного типа. Подобно тому, как вы не можете вокруг данного тела расположить больше определенного числа таких же тел, и вам потребуется некоторое минимальное число таких тел, чтобы в промежутках между ними нельзя было впихнуть другое такое же тело, социальные группировки детерминированы аналогичными априорными обстоятельствами. Структура коммун не есть дело субъективного произвола. Она находится опытным путем, но сообразуясь в конце концов с этими законами. Последние так или иначе дают о себе знать. Слишком разросшийся, например, сектор в исследовательском институте распадается на несколько групп или даже секторов. Если слишком много появляется секторов, неизбежно возникают отделы – промежуточные группы между секторами и целым институтом. Это – достаточно очевидные вещи, которым почему-то не придают значения теоретики. А раз это так, возникновение огромного социального слоя руководителей (начальников) всех рангов есть неотвратимое явление социальной жизни. И столь же неотвратимо расслоение в уровнях потребления.
Интересна зависимость группировки индивидов и дифференциация общества от уровня элементов групп (первичных и групповых индивидов). Чем примитивнее элементы группы, тем выше верхняя граница группы (тем больше может быть группа) и выше нижняя граница ее. Чем больше группа, тем примитивнее могут быть ее элементы. Чем выше уровень элементов группы, тем ниже верхняя и нижняя границы группы. Чем меньше группа, тем выше должен быть уровень ее элементов. Чем примитивнее элементы группы, тем больше диапазон ее возможных размеров. И чем выше уровень элементов, тем уже диапазон ее возможных размеров. В случае разнородных по уровню элементов группа тяготеет к более примитивным из них. Это все суть законы природы в такой же мере, как законы физики, биологии, химии. Я стараюсь избегать таких общих рассуждений. Но читатель должен иметь в виду то, что во всем, о чем я говорил и буду говорить, проявляются общие принципы организации больших эмпирических систем (и социальных систем в том числе).

Собственность и владение

 

Коммуна для осуществления своих деловых функций получает во владение от общества необходимые материальные средства (здания, машины, приборы, мебель, транспорт и т.п.). Коммуна владеет этими средствами и эксплуатирует их. Но они не есть ее собственность. Она может передать какую-то часть этих средств другим коммунам или даже отдельным лицам. Может ликвидировать часть их за негодностью («списать»). Но для этого нужно разрешение особых уполномоченных на то организаций. И никаким образом отношением собственности эти факты не являются.
Согласно марксистскому учению в капиталистическом, феодальном и рабовладельческом обществах имеет место частная собственность на основные источники жизни людей – на землю и средства производства, а в коммунистическом обществе устанавливается на все это общественная собственность. Но это – чисто идеологическое мнение, не имеющее научного смысла. Оно базируется на смешении понятий собственности и владения, а также различных форм владения. Собственность есть частный случай владения, но не всякое владение есть собственность, – это хорошо знал еще Гегель. Можно владеть чем-то, не будучи собственником того, чем владеешь, – владеть не в силу отношений собственности, а в силу иных оснований, например, – благодаря физическому захвату, обычаям и традиции. Собственность есть правовое отношение. Если человек или группа людей владеют чем-то в силу собственности, они имеют право передать это другим по своей воле, продать, обменять, уничтожить. А коллектив людей, работающих в одном и том же учреждении коммунистического общества, владеет помещениями, столами, машинами, инструментами и многим другим, но не является собственником всего этого. Государство в целом владеет территорией и природными богатствами ее, но оно не есть собственник этого. Существование внешней торговли и тот факт, что государство продает другим странам какие-то природные богатства и даже может уступить кусок территории, создает лишь иллюзию собственности, но не само отношение собственности. Доля того, что кажется собственностью, в том, что не может функционировать в качестве собственности, незначительна, и ею вообще можно пренебречь.
Точно так обстоит дело с тем, что называют личной собственностью. Огромная часть «личной собственности» граждан фактически собственностью не является. Это, например, квартиры и дачи. Сюда же можно отнести и большую часть предметов потребления: съеденный обед не продашь и не отдашь другому. На черном рынке циркулируют большие ценности, но это не вытекает из природы общества. И в принципе общество с этим борется. Благодаря наследованию имущества в некоторых семьях накапливаются большие ценности, которыми владельцы распоряжаются как собственностью. Но все это суть явления второстепенные, не определяющие типа общества.
Хотя идеологическая пропаганда коммунистических стран и утверждает, что в этих странах трудящиеся впервые в истории почувствовали себя господами всех богатств страны, на самом деле положение как раз противоположное этому. Конечно, здесь есть господа, но далеко не все граждане общества. Те же, кто является господами, хозяйничают не в силу отношений собственности, а по законам коммунальности. Что же касается трудящихся, то они воспринимают владения своего коллектива как нечто, данное от природы, как индифферентную для них среду. Они равнодушны к тому, чем владеют в качестве членов коллектива. И это их отношение к тому, чем они владеют, выражается в крайней бесхозяйственности, порче вещей, разворовывании, в небрежности, в халтуре. Отношение к тем же вещам резко меняется, когда они становятся собственностью граждан. Собственное и «казенное» эксплуатируется и хранится совсем иначе, о чем свидетельствует резко различающиеся сроки службы вещей.
Выражение «общественная собственность» есть логический нонсенс. Даже в случаях, когда собственником является коллектив людей, это есть частный случай частной собственности, а лучше сказать и просто собственности, ибо выражение «частная собственность» подобно выражению «бутерброд с маслом». В свое время в Советском Союзе передали землю «в вечное пользование» колхозам. Но от этого колхозы не стали коллективными собственниками своей земли, ибо не могли не только ее продать, но даже распоряжаться ею по своему усмотрению.

Индивид и коммуна

Коммуна, далее, получает определенную долю общественных средств существования людей, которые она использует в соответствии с установленными нормами для вознаграждения своих сотрудников за их участие в деятельности коммуны. Это – денежные суммы для выплаты зарплаты сотрудникам, премий и ссуд, жилищный фонд, дома отдыха и санатории, средства транспорта. Коммуны, таким образом, суть те каналы, через которые граждане общества отдают ему свои силы и получают взамен средства существования. Это – пункты, через которые люди включаются в качестве элементов в общественное целое. Они входят в общество не непосредственно в качестве суверенных единиц, но лишь через эти первичные коллективы (через коммуны). Коммунистическое общество состоит не непосредственно из людей, а из коммун. И потому носителем личностного начала здесь является не отдельный человек, а целостный коллектив людей. Здесь лишь коммуна есть личность, а отдельный человек есть лишь кусочек личности или безликое условие личности. Потому здесь лозунг «Интересы коллектива выше интересов отдельного человека» есть не просто демагогическое заявление, а практически действующий принцип.
Активный (трудоспособный) гражданин коммунистического общества имеет необходимые средства существования для себя и своей семьи только через коммуну. Он обязан поступить на работу в какую-либо коммуну, выполнять в ней определенные обязанности и занять в ней определенное положение. Это – экономическая необходимость для него, закрепленная юридически как священная обязанность. Юридическое оформление экономической необходимости выражает тот факт, что если гражданин имеет средства существования, не являясь сотрудником какой-то коммуны, он нарушает самые глубинные нормы данного общества. Для таких людей есть специальный термин: «тунеядец». Тунеядец есть первый враг общества. Причем в большинстве случаев тунеядцы добывают средства существования незаконным путем и преследуются уголовно. Но дело не только и не столько в этом: человек, который может жить в обществе, будучи независимым от первичных коллективов, есть угроза самим основам общества. Он подобен солдату, который шагает не в ногу с остальной ротой или вообще бредет где-то независимо от прочих. Он вызывает раздражение у прочих.
Человек может сменить свой первичный коллектив на другой и иметь от этого какую-то выгоду. И это происходит довольно часто. Однако это не отменяет того факта, что он должен быть прикреплен к какому-то первичному коллективу. Покинув свой коллектив, человек должен искать другое место работы. Без зарплаты долго не проживешь. Есть и другие причины, вынуждающие искать новый коллектив. Например – проблема непрерывности стажа, карьерные соображения, юридические нормы. Частая смена места работы в обществе не поощряется. Люди, долго работающие в одном учреждении, имеют преимущества перед прочими (улучшение жилищных условий, награды, путевки в дома отдыха).
Человек может улучшить свои бытовые условия и сделать карьеру (т.е. улучшить свою социальную позицию) главным образом в рамках какого-либо первичного коллектива. Так что его благополучие, судьба, перспективы зависят от коллектива. Он имеет все лишь ценой подчинения коллективу, ценой такого поведения в коллективе, чтобы последний не препятствовал ему или даже помогал. Конечно, человек в какой-то мере обладает независимостью от коллектива. Например, многие люди удовлетворяют свои жилищные нужды не за счет своей коммуны, а по месту жительства (за счет возможностей районных организаций). Имеются закрепленные законами уровни оплаты. Человек обрастает полезными связями. Однако даже эти явления, ослабляющие зависимость человека от коллектива, имеют силу при условии определенного положения и репутации его в каком-то коллективе.

Социальное положение

Сотрудники коммуны выполняют в ней различные функции и, соответственно, занимают различные социальные позиции. Хотя функции варьируются в зависимости от особенностей дела, которым занята коммуна, имеется более или менее устойчивая градация их, позволяющая рассматривать их с некоей единой (социальной) точки зрения и говорить о стандартных социальных позициях (положениях) индивидов. Эти позиции официально признаны и закреплены законами. На овладение навыками в каждой из них в различных учреждениях одного ранга требуется примерно одинаковая подготовка и усилия. И исполнение обязанностей в каждой из них требует в различных учреждениях одного и того же ранга примерно одинаковых затрат сил и способностей. Вознаграждение в каждой из них примерно одинаково в различных учреждениях одного и того же ранга. Эти позиции представляют собою иерархию от низших до высших в данном учреждении. Самую низшую позицию занимают наименее квалифицированные сотрудники, выполняющие наиболее неприятные обязанности. Самую высшую позицию занимают высшие руководители учреждения. Иерархия социальных позиций закреплена официально в иерархии ставок заработной платы. Сотрудники часто используют свое служебное положение, чтобы иметь дополнительные источники существования. Но это касается сравнительно небольшой части работников, часто преследуется законами. В какой мере это затемняет коммунальные нормы и в какой усиливает их, рассмотрим дальше.
Хотя люди различаются по своим способностям, для исполнения функций в коммунах требуются некие средне-нормальные способности и средне-нормальная подготовка. И если люди берутся на эти роли и исполняют их, они обычно выполняют их более или менее удовлетворительно. Конечно, бывают случаи, когда люди плохо справляются со своими обязанностями, и их наказывают или понижают их позиции и увольняют. Или, наоборот, люди очень хорошо выполняют свое дело. И тогда их поощряют, хвалят, дают премии, путевки. Но в целом имеются некоторые общественно-средние нормы выполнения функций данного ранга, и люди так или иначе получают средне-необходимые навыки для их выполнения. В случае больших масс людей, делающих одно и то же дело, различия их способностей и навыков теряют смысл. В массовом исполнении действует принцип соответствия работника занимаемой им социальной позиции.
Конечно, многие работники, занимающие данную позицию, способны выполнять функции и на позиции более высокого ранга. И за переход в более высокий ранг идет ожесточенная борьба. Не всегда лучшие претенденты выбиваются в более высокий ранг. Но это и не худшие из них. Здесь опять-таки действует принцип соответствия, согласно которому для исполнения функций на более высоком уровне в коллективе отбираются претенденты, способные выполнить эти функции средне-нормальным образом. Претенденты на эти более высокие позиции часто приходят из других учреждений, – назначаются независимо от сотрудников данного учреждения. Но они все равно где-то и кем-то отбираются с таким расчетом, чтобы соответствующие функции выполнялись нормально.
Конечно, для конкретных людей, занятых в деятельности того или иного рода, даже незначительные различия в способностях и подготовке людей к данной деятельности играют роль, служат источником недовольства, обид, зависти. Очень часто хорошо работающие люди получают вознаграждение меньше, чем другие люди, работающие хуже их. Очень часто и переход на более высокую социальную позицию удается людям, которые это, по мнению их коллег, не заслужили. Эти явления играют существенную роль в жизни людей, влияют на их психологическую атмосферу в обществе. Но когда речь идет о положении в обществе в целом, о его закономерностях, мы должны исходить из того, что в общем и целом реализуется некая абстрактная справедливость, в соответствии с которой люди в учреждении распределяются по различным ступеням социальной иерархии. И надо сказать, что на уровне первичных коллективов люди признают эту иерархию как нечто нормальное. И расположение людей в ней более или менее тяготеет к упомянутой справедливости.
Иерархия социальных позиций в учреждениях служит естественной основой для материального и социально-психологического неравенства людей. Она признается подавляющим большинством граждан. Имеются, конечно, недовольные этим неравенством. Но их недовольство не имеет общественно-значимой роли. Оно либо субъективно (часто – болезненно), либо преходяще. Начав повышать свою социальную позицию, такие люди обычно забывают о былом недовольстве и, наоборот, становятся ярыми защитниками справедливого неравенства. Попытки в первые годы Советского Союза завести в коммунах уравниловку потерпели крах. Идеи партийного максимума зарплаты для служащих никогда не имели широкой популярности, и сейчас о них вспоминают лишь отдельные диссиденты. Но эти идеи не находят сочувствия у населения.

От каждого – по способности, каждому – по труду

 

Из сказанного должно быть ясно, что принцип «от каждого – по способности» реализуется в коммунистическом обществе не в том вульгарном смысле, будто здесь каждый волен проявлять все заложенные в нем способности, а в чисто социальном смысле: 1) общество устанавливает, что считать способностями данного индивида в его данной социальной позиции; 2) в среднем и в тенденции индивиды, допущенные обществом к исполнению данных функций, исполняют их в меру своих средне-необходимых способностей. Этот принцип касается не потенциальных, а актуальных (реализующихся) способностей людей. Между прочим, если подходить к проблеме способностей с массовой точки зрения, то потенциальные способности массы людей в данных условиях реализуются в их актуальных способностях, – последние суть показатель первых. Для отдельных людей тут может иметь место несовпадение. Однако и в отношении отдельных людей совершенно бездоказательны утверждения о их якобы загубленных талантах. О загубленных талантах есть смысл говорить лишь тогда, когда человек обнаружил свой талант заметным для окружающих образом и затем как-то потерял возможность его развивать далее и использовать (Мусоргский, Лермонтов, Есенин, Маяковский). Но это – исключения из общего правила. Как правило, подавляющее большинство людей средне-способно или средне-бездарно, что одно и то же.
Из сказанного, далее, должно быть ясно и то, что принцип «от каждого – по способности» не является специфически коммунистическим. Он в той или иной мере реализуется во всяком большом и дифференцированном человеческом объединении.
Допустим, мы решили педантично следовать принципу «каждому – по труду» при вознаграждении работников за их деятельность. Если люди заняты одинаковой деятельностью, еще можно сравнивать их труд по их результатам. Но как быть, если люди заняты разнородной деятельностью, и сравнивать их труд по результатам деятельности оказывается невозможным? Попробуйте сравнить по результатам деятельности труд рабочего, выпускающего сосчитываемые детали каких-то машин, рабочего в химическом предприятии, работника аппарата управления, лаборанта в научно-исследовательском институте, врача, учителя! Как сравнить труд начальника и подчиненного?! Имеется единственный общественно-значимый критерий сравнения труда в таких случаях: это – фактические социальные позиции людей. Средне-нормальное осуществление деловых функций человеком в данной его социальной позиции соответствует его труду, отдаваемому обществу. Практически принцип «каждому – по труду» реализуется как принцип «каждому – по его социальному положению». Этот принцип имеет силу и для тех случаев, когда труд различных людей можно сравнивать по одинаковой продукции: когда много людей занимаются деятельностью одного и того же рода, то имеет место тенденция к нивелированию различий между ними. Для того, чтобы в таких случаях сохранить «материальную заинтересованность», сохраняют «сдельную» оплату (с учетом количества продукции) и особые формы поощрения. Но это существенно не влияет на уровень жизни работников.
Этот принцип «каждому – по социальному положению» действует прежде всего не как некий юридический принцип, а как объективная тенденция в сложном массовом процессе. Люди практически обучаются, приобретают навыки, стремятся улучшить свою социальную позицию. В результате они стремятся быть адекватными этой позиции. А система законодательства лишь закрепляет эту тенденцию в виде формальных норм. Постепенно вырабатывается весьма детальная шкала оплаты труда, которая, обретя силу закона, начинает действовать сугубо формально, ослабляя породившую ее объективную тенденцию. Таким образом, мы здесь имеем характерный пример противоречивых последствий одного и того же явления: законодательное закрепление оплаты труда согласно социальной позиции работника выражает объективную тенденцию и упрочивает ее, дает ей стандартное всеобщее выражение; с другой стороны, обеспечив работников законодательно определенным вознаграждением, общество само создает соблазны и возможности получить вознаграждение и улучшать социальную позицию, не обеспечивая этого соответствующим трудовым вкладом.
В основе своей и для главных производительных видов деятельности принцип «каждому – по его социальному положению» справедлив, поскольку выражает справедливый принцип «каждому – по труду». Но есть виды деятельности, для которых этого совпадения нет, и первый привносится извне деятельности, не будучи обеспечен вторым. Это, например, деятельность людей в сфере управления. А главное, начиная с некоторого уровня иерархии деловых коммун, он обретает силу до такой степени, что приходит в вопиющее противоречие с породившим его принципом «по труду», – пример того, как из фундаментального добра на уровне первичных коллективов вырастает зло коммунистического общества.
Но и на уровне первичных коллективов справедливость рассматриваемого принципа осуществляется лишь как нечто среднее для массы отклоняющихся от справедливости случаев. И достигается эта осредненная справедливость ценой жестокой борьбы людей за сохранение и улучшение своей социальной позиции в повседневной жизни коллектива. И тут законы коммунальности суть их самые надежные средства.
Если взять заявления марксизма буквально и непосредственно сопоставлять их с реальностью, то можно найти факты, которые их опровергают, и факты, которые их подтверждают. Кроме того, они суть идеологические заявления, допускающие различные интерпретации. В одних из этих интерпретаций они кажутся истинными, в других – ложными. И потому во избежание бесперспективных словесных дискуссий надо сначала констатировать фактическое положение вещей во всей его сложности, противоречивости и изменчивости, а уж затем (на этой основе) смотреть, в каком смысле, в какой мере и в какой интерпретации идеологические коммунистические принципы реализуются в действительности.

Методологическое замечание

 

Современный читатель прекрасно знает, что возможны технические устройства с такими свойствами: ты его толкаешь от себя, а оно движется на тебя; некоторое время оно движется в желаемом направлении, а потом сворачивает в сторону; до определенного момента ты можешь контролировать его движения, но потом теряешь контроль. Так вот общество можно вообразить себе как огромный агрегат из таких сооружений, строения которых вы не знаете и не можете точно рассчитать совокупный результат их действий.
Я готов допустить, что коммунистическое общество строится с самыми лучшими намерениями – облагодетельствовать человечество. Но строители его не принимают во внимание того, что элементы общества подобны упомянутым сооружениям. Решили, например, ввести справедливую оплату по труду. Но где единые критерии измерения? Для массы людей не так-то просто найти такие критерии даже для простейших случаев. Практически же в масштабах общества произвести точные измерения и соблюсти справедливость невозможно. Но люди и не нуждаются в этом. Они находят общественно-значимый путь реализации этого принципа: просто стремятся занять социальное положение, соответствующее их способностям и усилиям. И если бы единый способ измерения труда людей был найден, он дал бы поразительный результат: этим способом мы смогли бы убедиться в том, что в массе, в среднем и в основе социальные позиции людей соответствуют их трудовым способностям и усилиям. И принцип «по труду» оказался бы тождественным принципу «по социальному положению». Но тут обнаруживается, что мы имеем дело с одним из странных устройств, о которых я говорил в начале раздела. Сражение за лучшие социальные позиции идет в условиях царства коммунальности, в которых в огромном числе случаев преимущества имеет не лучший работник, а более гибкий и изворотливый в коммунальной среде индивид. И в результате принцип «по социальному положению», порожденный принципом «по труду», начинает работать в обратном направлении.
Я не призываю людей предварительно рассчитывать возможные последствия своих действий в таких случаях, – практически это невозможно сделать. Практически в отношении общественных проблем люди вынуждаются решать их в силу обстоятельств, часто – единственно возможным способом. Историю не делают, она делается. Если бы первые послереволюционные коммуны были эффективны и продуктивны, они выжили бы и поощрялись бы руководителями страны. Если бы введение партийного максимума зарплаты для высокопоставленных чиновников дало бы желаемые результаты, это давно сделали бы. Но если бы это сделали, высокопоставленные чиновники все равно так или иначе взяли бы свою долю, соответствующую их постам. Кстати сказать, эти чиновники номинально имеют не такую уж большую зарплату. Но им и нет надобности в большой зарплате. Они могут иметь все, что нужно, с малыми деньгами или совсем без денег. Я лишь хочу привлечь внимание читателя к тому факту, что элементы общественного организма выкидывают фокусы куда более странные, чем технические сооружения, о которых я говорил здесь.
Сколько было сказано слов по поводу того, что сталинисты уничтожили подлинных деятелей революции и искренних коммунистов – ленинскую «гвардию», не говоря уж о троцкистах и бухаринцах. Это – один из тех фокусов истории, которые тривиально поясняются на тех механических моделях, о которых я говорил выше. Но именно тривиальность проблемы пугает глубокомысленных критиков коммунизма, и они предпочитают пороть всякую заумную чушь на эту тему вместо убедительных банальностей. Между прочим замечу в назидание всякого рода левым движениям Запада, тяготеющим к коммунистическим идеям, что именно они в первую очередь будут уничтожены в будущем коммунистическом обществе их стран,– ибо они противоречат самой сущности коммунизма: то, за что они борются как за желанную цель, убьет их как нежеланных врагов.

Достоинства коммуны

Трудоспособные граждане коммунистического общества не только имеют право на труд, они обязаны трудиться, т.е. они обязаны быть сотрудниками каких-то первичных деловых коллективов, должны быть прикреплены к ним. Это имеет свои недостатки: человек, способный к труду и обязанный числиться в какой-то коммуне, но длительное время считающийся неработающим (не прикрепленным к коммуне), рассматривается как нарушитель норм общественной жизни и даже как преступник. Имеются специальные законы и организации, которые имеют право и силу заставить таких уклоняющихся от труда (точнее – от прикрепленности к коллективу) людей насильственно прикрепиться к какой-то коммуне, но уже не по их выбору, а в тех местах, где им укажут. Однако для подавляющего большинства населения такое положение есть благо: им всегда гарантировано место работы, дающее какие-то средства существования. Если работник коммуны не нарушает норм жизни общества до такой степени, которая подлежит законному наказанию, его невозможно уволить с работы. Вообще уволить человека с работы, если он не вступает в серьезный конфликт с обществом, очень трудно. Его защищает коллектив и общественные организации – профсоюзная организация в первую очередь. Потому в коммунистическом обществе могут существовать многочисленные нерентабельные предприятия, которые нельзя уничтожить, ибо они дают работу (т.е. прикрепляют) и средства существования для многих граждан общества. Здесь невозможна открытая безработица. Интенсификация труда, которая могла бы привести к безработице, здесь поэтому затруднительна, и расплачиваться за это приходится всем – путем фактического понижения заработной платы (тяготы распределяются по всем работающим). Здесь вообще изменения в жизненном уровне людей существенно зависят от ситуации в стране в целом (снижение или повышение цен в стране в целом, аналогично – с зарплатой).
Условия труда в деловых коммунах сравнительно легкие) Поскольку для получения того или иного вознаграждения достаточно занять соответствующую социальную позицию и затем исполнять обязанности на общепринятом уровне, то вырабатывается такое отношение к труду, которое точно выражается формулой «где бы ни работать, лишь бы не работать». Лишь немногие энтузиасты стараются повысить свой жизненный уровень за счет трудового героизма. Большинство же относится к труду равнодушно, добиваясь каких-то улучшений иными путями (взятки, воровство, «левая» работа и т.п.). Процветает халтура и очковтирательство. Это – общество недобросовестно работающих людей и халтурщиков.
Я ввожу понятие коэффициента вознаграждения (или эксплуатации) для сравнения условий труда в коммунистическом обществе и других обществах. Пусть X есть величина трудовых усилий, а Y – величина вознаграждения. Отношение Y к X есть коэффициент вознаграждения. Хотя в коммунистическом обществе величина X ниже, чем на Западе, но зато величина Y здесь еще ниже, так что коэффициент вознаграждения Y/X здесь значительно выше, чем на Западе. Потому работники коммунистического общества за редким исключением предпочитают условия жизни коммунизма таковым на Западе. Они, конечно, мечтают о хорошей еде, одежде, квартирах, машинах. Но они вряд ли согласятся за это платить такую цену, какую платят за это работники на Западе.
Работникам коммун гарантирован оплачиваемый отпуск. Они имеют возможность получать путевки в дома отдыха, часто – со скидкой или бесплатно. Время болезни им оплачивается. Им гарантирована пенсия по старости и по инвалидности. Пока жилье граждане имеют по месту жительства в силу прошлой традиции или местных условий (дома и квартиры перешли к ним от родителей). Пока значительная часть жилплощади распределяется через жилищные отделы местных властей. Но все большую роль приобретает распределение жилья через деловые коммуны и в зависимости от них. Во всяком случае, граждане имеют дешевые жилища. Для большинства – тесные и дорогой ценой, иногда – усилия целой жизни уходят на то, чтобы получить отдельную маленькую квартирку на семью. Но все-таки минимум жилья люди так или иначе имеют, причем, повторяю, дешевого. А в России даже отдельная кровать с простынями была великим историческим достижением. И в общем жилищные условия советских граждан за послевоенные годы заметно улучшились.
Граждане обеспечены бесплатной медицинской помощью по месту жительства. Очень многие обслуживаются в больницах по месту работы. Хотя уровень медицинского обслуживания оставляет желать лучшего, минимальные потребности граждан вполне удовлетворяются. Аналогично обстоит дело с образованием и профессиональным обучением. Одним словом, некоторые необходимые и жизненно важные потребности граждан так или иначе удовлетворяются. Можно сказать, что если принцип «каждому – по потребности» понимать не вульгарно обывательски (каждый имеет, что хочет), а социологически, то этот принцип здесь осуществляется на деле. Он не устраняет неравенства и недовольства людей своими условиями жизни, но это уже другой вопрос.

Каждому – по потребности

 

Остановлюсь на этом принципе подробнее, поскольку это – один из центральных пунктов марксистского учения о коммунизме.
Надо различать исторические условия, в которых возникла идея «по потребности» и ее первичный исторический смысл, обывательское истолкование этой идеи и ее истолкование в государственной идеологии коммунистических стран (я имею в виду советскую идеологию в первую очередь). Исторически коммунистическое общество мыслилось как общество, в котором будет равенство людей во всех аспектах их жизни. О том, что это общество породит свои формы социального и экономического неравенства, причем – в очень сильных размерах, об этом даже думать не хотели. Все зло связывали с частной собственностью. А раз последняя мыслилась как подлежащая уничтожению, то и все зло жизни людей предполагалось исчезающим в самом примитивном смысле – как потребность в еде, одежде, жилье. Надежда состояла в том, что они будут удовлетворены, это и выразили в принципе «по потребности». Изобилие – понятие относительное, исторически определенное. И в той мере, в какой оно мыслилось в прошлые века, оно достигнуто в советском обществе. Здесь нет людей голодающих буквально, нет нищих и бездомных. И в этом смысле принцип коммунизма реализован.
Но на базе удовлетворения необходимых потребностей людей возникло другое, нынешнее обывательское понимание изобилия и принципа «по потребности», а именно – как удовлетворение любых желаний современных уже людей. А желания эти возросли настолько, что даже официальная идеология Советского Союза отодвинула исполнение этого принципа в неопределенное будущее. Советские люди уже представляют себе изобилие коммунизма по крайней мере в виде высокого жизненного уровня некоторых западных стран, доступного для всех. Основатели учения марксистского коммунизма вряд ли подозревали о холодильниках и телевизорах как предметах первой необходимости, вряд ли думали, что автомобиль станет заурядным средством транспорта. Но нынешний обыватель уже не мыслит себе коммунизма без многокомнатной квартиры со всеми удобствами, без телевизора и холодильника, без личного автомобиля и без дачи.
Официальная идеология Советского Союза почувствовала опасность, которая кроется в таком истолковании весьма неосторожного заявления классиков марксизма, и дала свое истолкование ему. Она стала говорить о разумных потребностях, контролируемых и регулируемых обществом. А это есть лишь замаскированная форма выражения фактического положения вещей, а именно – того факта, что потребности человека в коммунистическом обществе определены возможностями их удовлетворения, т.е. его фактической социальной позицией. Лозунг «каждому – по потребности» в практическом воплощении обращается в принцип «каждому – по его социальной позиции». Именно социальное положение людей в обществе становится здесь практически действующим принципом распределения. Будучи «справедливым» в идее и в самих основах общества, этот принцип в условиях развитой социальной иерархии людей и коллективов порождает социально-экономическое неравенство людей, не уступающее неравенству других обществ, а в некоторых отношениях даже превосходящее их.
Официальная советская идеология недалека от истины к трактовке потребности. Дело в том, что есть два понятия потребности – субъективное (или психологическое) и объективное (или социологическое). Во втором случае не всякое желание человека есть потребность, а лишь такое, которое социальная среда признает в качестве потребности этого человека. А это значит, что предполагается некоторый общезначимый уровень удовлетворения нужд человека на данном уровне его социальной иерархии, – т.е. некоторая норма потребления. Иметь по потребности – значит иметь в рамках этой нормы, а иметь не по потребности – значит превышать или не достигать нормы. Выражение «не имеет по потребности» относится лишь к случаю, когда человеку не дают того, что ему положено, а выражение «имеет не по потребности» – к случаю, когда человек имеет сверх положенного.
Кроме того, надо различать потребность как то, что общество обязано предоставить данному индивиду, и потребность как то, что считается естественным согласно некоторым разумным представлениям этого общества. Например, с точки зрения практически действующих норм Советского Союза три квадратных метра жилплощади на человека в низших слоях считаются достаточными для удовлетворения потребности в первом смысле, тогда как в обществе уже созревает потребность (во втором смысле) иметь отдельную комнату на каждого взрослого члена семьи. Если взять всю совокупность элементов жизненной ситуации, то можно описать для каждого слоя населения эти две границы «разумных» потребностей, в которых колеблется фактическое положение людей. И надо признать, что общество так или иначе стремится держать жизненный уровень населения в этих границах.

Простота жизни

Еще одно условие жизни в коммунистическом обществе заслуживает здесь внимания: это – формальная простота самой жизни. После школы или другого учебного заведения человек поступает на работу. На него автоматически заводится трудовая книжка. Он вступает в члены профсоюза. И все! Все остальное делается само собой. Больше в принципе не нужно никаких бумаг для дальнейшего хода жизни. Конечно, время от времени требуются какие-то справки (с места жительства, с места работы), но это – малообременительная рутина. Некоторые хлопоты имеют место при изменении места жительства и работы. Это все может быть связано с потерей времени и нервотрепкой. Но это принципиально не усложняет жизнь, подобно тому, как стояние в очередях и толкучка в транспорте не вносят в нее неких социальных усложнений. Человек здесь не опутан системой формально-правовых отношений. Например, человек здесь совершенно не знаком с той громоздкой и тяжкой налоговой системой, какая имеет место в странах Запада. У него здесь автоматически высчитывают небольшой процент в качестве налога ото всех денежных сумм, какие он получает в официальных учреждениях. И все! Для огромной массы людей, обладающих сравнительно большими средствами, это неизмеримо лучше, чем в правовом западном обществе.
Благодаря крайнему упрощению формально-правового аспекта жизни все внимание и силы людей переключаются на аспект коммунальный. А этот аспект привычен и легко доступен, не требует никакого морально-правового оформления. И люди в этом обществе становятся с детства специалистами по житью в условиях буйства социальности, как многие люди на Западе с детства приучаются жить в условиях формально-правового общества.

Степень эксплуатации и вознаграждения

Стало догмой мнение, будто жизненный уровень населения на Западе выше, чем в Советском Союзе. Но что такое жизненный уровень? Совпадают ли компоненты жизненного уровня населения на Западе с таковыми в Советском Союзе, т.е. в обществе коммунистическом? Являются ли критерии измерения одинаковыми? И вообще, как измерять это явление? Здесь я рассмотрю важнейшие элементы жизненного уровня и вообще образа жизни населения, которые я называю степенью эксплуатации и степенью вознаграждения. Рассмотрю, конечно, в максимально упрощенном виде.
Работающий человек в какой-то форме отдает свои силы обществу – тратит себя на общество. В величину этих трат входит время, отдаваемое работе, интенсивность труда, нервное напряжение, характер эмоций, риск и многое другое. И люди сильно различаются по этим показателям, так что не так-то просто произвести достаточно точные измерения. Например, научный работник может бездельничать в своем учреждении, но работать дома вечерами и даже по ночам, как это часто бывает. Лица, занимающие важные руководящие посты, часто находятся в сильном нервном напряжении, проводят массу времени на заседаниях, не имеют свободного времени и сил для чтения книг, посещения театров и вообще на культуру. Короче говоря, требуется специальное социологическое исследование, чтобы измерить величину трат в каждом виде деятельности, сравнить величины и найти какие-то суммарные величины для различных подразделений общества и страны в целом.
Работающий человек получает определенное вознаграждение за свою деятельность. И опять-таки не просто измерить это вознаграждение. В него помимо официальной заработной платы входит многое другое: жилье, детские учреждения, дома отдыха и санатории, медицинское обслуживание, ссуды, премии, льготы, специальные распределители, дачи, персональные машины, – невозможно перечислить всякого рода дополнительные пути, которые люди находят в своей сфере деятельности (вплоть до воровства, взяток, использования служебного положения). Добавим к этому гарантированность некоторого минимума жизненных благ и довольно высокую стабильность социальных позиций.
Допустим, мы измерили величину вознаграждения и величину затрат, чтобы иметь такое вознаграждение. Частное от деления первой величины на вторую дает степень вознаграждения, а обратная ему величина есть степень эксплуатации. По моим наблюдениям и измерениям (весьма упрощенным и приблизительным) для самой активной И производительной части населения степень вознаграждения в коммунистическом обществе имеет тенденцию возрастать, а степень эксплуатации – снижаться. Причем степень вознаграждения здесь выше, чем для соответствующего типа людей на Западе, а степень эксплуатации – ниже. И в этом состоит основное преимущество коммунистического общества перед Западом. В этом – основа его притягательной силы для миллионов людей на планете.
Но не надо думать, что высокая степень вознаграждения означает, что люди хорошо живут в бытовом отношении. Люди могут жить плохо при высокой степени вознаграждения и хорошо при низкой. Население на Западе живет в бытовом отношении много лучше, чем в Советском Союзе. Степень вознаграждения может возрастать, а бытовые условия при этом могут ухудшаться. Это величины относительные и не оценочные. Высокая степень вознаграждения – это не обязательно хорошо, а низкая – не обязательно плохо. С точки зрения прогресса цивилизации как раз наоборот, увеличение степени эксплуатации и снижение степени вознаграждения есть признак цивилизации более высокого уровня. Это есть показатель роста производительности труда. И хотя прямой связи этих степеней с бытовыми условиями жизни нет, огромные слои населения чувствуют преимущества для себя коммунистической ситуации на этот счет, а вкусив это на деле, уже не могут от нее отказаться добровольно. Конечно, в коммунистическом обществе есть слои населения, для которых действуют противоположные тенденции. Но не им принадлежит в обществе главная роль и власть.
Тенденция к увеличению степени вознаграждения и снижению степени эксплуатации в коммунистическом обществе способствует тенденции, по крайней мере замедляющей рост производительности труда в обществе, тенденции к застою и порою даже к деградации. Научно-технический прогресс компенсирует эти тенденции. Но мощь его не беспредельна. Он сам обходится все дороже и дороже. В нем самом действуют те же тенденции, замедляющие его и накладывающие верхние ограничения. Есть основания предположить, что со временем тенденция к застою и деградации будет доминировать. Во всяком случае, тот факт, что Советский Союз не способен конкурировать с Западом в экономическом отношении, явно не случаен.
Такая замечательная на первый взгляд вещь, как повышение степени вознаграждения и снижение степени эксплуатации, имеет далеко не столь замечательные следствия. Это ведет к снижению интенсивности «обмена веществ» как внутри общества, так и между обществом и его средой. Замедляются все жизненные процессы. Усиливается тенденция к чисто физическому (пространственному) росту тела общества, – одна из глубоких причин стремления Советского Союза к расширению за счет других мест планеты. Усиливается тенденция к хищнической эксплуатации природы и к паразитизму за счет своего окружения.

Принудительный труд

 

Труд в коммунистическом обществе есть обязанность в том смысле, что каждый работоспособный человек должен быть прикреплен в первичной деловой коммуне. Эта обязанность выражает тот объективный факт, что трудоспособные граждане общества могут приобрести средства существования, лишь работая в деловой коммуне. Здесь социально-экономический факт облекается в юридическую форму и становится средством принудительного труда. Поскольку подавляющее большинство граждан и без юридического принуждения вынуждено и хочет работать, ситуация такого типа, когда гегелевская формула «Свобода есть познанная необходимость», ставшая элементом государственной советской идеологии, имеет силу. Но с небольшим коррективом: осознавая необходимость прикрепления к деловой коммуне (необходимость трудиться), люди не воспринимают эту необходимость как несвободу. Они кажущуюся свободу воспринимают как реальную. Тем более некоторая свобода выбора профессии и места работы для значительной части людей, некоторая интересность пребывания в деловой коммуне, общепринятость этого, передаваемая из поколения в поколение, и другие обстоятельства настолько усиливают иллюзию свободы и скрывают реальную несвободу, что грань между реальным и иллюзорным для поведения людей здесь исчезает фактически. Если здесь несвобода и замечается, то лишь в форме некоей природной неотвратимости.
Фактическое положение обнаруживается здесь (как и во многих других случаях такого рода) лишь в случаях исключительных, лишь в случаях уклонения от общей нормы, а именно – когда отдельные люди имеют источники существования, независимые от работы, и хотят уклониться от работы в деловой коммуне, когда отдельные люди по тем или иным причинам теряют работу и не могут найти подходящую работу по своему выбору. Для таких людей есть специальный термин – «тунеядцы». И есть законы, позволяющие властям привлекать таких людей к трудовой деятельности принудительным порядком, причем – в местах по усмотрению начальства.
Большинство тунеядцев не угрожает существованию общества. Часть из них – уголовники, и они преследуются обычными методами. Часть живет за счет родственников или тоже за счет незаконных (но не разоблачаемых в качестве таковых) источников. Обычно они ладят с властями (взятки, связи, фиктивные документы). И на их существование общество смотрит сквозь пальцы. Но часть тунеядцев становится предметом особого внимания властей, и к ним применяются суровые меры. Это – люди, которые так или иначе вступают в конфликт с обществом (диссиденты, религиозные сектанты, индивидуальные отщепенцы и бунтари). В этом случае принудительность труда обнаруживается со всей его беспощадностью. Причем в таких случаях власти не считаются с тем, что человек трудится дома (например, сочиняет стихи или научные трактаты, пишет картины, преподает математику или языки). Работающим в этом обществе считается только тот, кто прикреплен к деловой коммуне и может засвидетельствовать это документально. Здесь имеются лица так называемых свободных профессий, которые работают индивидуально, независимо от коммун. Но и они так или иначе должны быть прикреплены к каким-то организациям, например – в форме особых договоров.
Человек, никак не прикрепленный к деловым коммунам и являющийся при этом трудоспособным, представляет собою серьезную опасность для общества по многим причинам. Он нарушает стройность рядов тружеников общества, как солдат, идущий не в ногу с ротой, мешает последней идти и вызывает справедливый гнев командиров. Он подает дурной пример прочим людям. Некоторое время тому назад в Советском Союзе появилось довольно много таких тунеядцев. Они заразили своим примером буквально тысячи молодых и даже пожилых людей. Они показали возможность жить независимо от коммун и зарабатывать на существование не хуже, чем в коммунах. И быть при этом свободным человеком. Они показали, что при этом можно прекрасно ужиться с людьми и избежать изоляции. Властям было трудно справится с этой эпидемией тунеядства. И одна из главных трудностей для них тут заключалась в том, что тунеядцы оказались очень полезными для влиятельных кругов общества. Они доставали им нужные книги, которые не найдешь в обычных магазинах, вещи, ювелирные изделия. Они натаскивали их детей по разным дисциплинам, чтобы те могли прилично сдать экзамены в институты. Короче говоря, они стали весьма полезными в сфере обслуживания средних и даже высших слоев населения. Были даже такие тунеядцы, которые сочиняли диссертации для ученых и стихи для писателей. Борьба с эпидемией тунеядства началась более или менее серьезно лишь после того, как в армию тунеядцев влилось значительное число диссидентов. Тунеядцы в некотором роде проложили дорогу диссидентам, открыв и разработав до деталей способы существования в коммунистическом обществе без прикрепления к первичным коммунам.
Главная опасность тунеядства для общества – не уголовная, а социальная: тунеядец уходит из-под контроля первичного коллектива, который фактически является высшей властью общества над индивидом.
Та принудительность труда, о которой я говорил выше, является нормальным явлением и даже предметом гордости общества и предметом зависти для многих людей в некоммунистических странах. Имеются другие формы принуждения, которые сейчас кажутся случайными и временными, но которые имеют тенденцию стать постоянным спутником реального коммунизма. Назову главные из них: 1) принудительная посылка больших масс населения (рабочих, служащих, студентов, школьников, научных сотрудников и т.п.) в деревню, на отдаленные стройки, на овощные базы; использование армии в качестве рабочей силы; 2) огромное число заключенных. Хотя об этих формах и упоминают в обличительной литературе (особенно – о заключенных), однако серьезного социологического анализа их еще не было. А между тем это явление заслуживает самого серьезного внимания, ибо в нем проявляется одна страшная тенденция коммунизма, которую все стараются не замечать или тщательно маскируют, а именно – тенденция к особой форме рабства не в фигуральном, а в буквальном смысле слова.
Изобретатели идеологического коммунизма исходили из целого ряда неявных или явных допущений, описывая будущее общество как рай земной. И в первую очередь они не принимали во внимание того, что в обществе могут оказаться места, где люди добровольно не захотят селиться, и виды деятельности, которыми люди добровольно не захотят заниматься. Идеологи коммунизма вовсю изощряются на этот счет, утверждая, что неприятные работы будут выполнять роботы и машины, а отдаленные места будут связаны с прочими современным транспортом и будут насыщены средствами культуры. Абстрактно рассуждая, все возможно. Но факты, которые по выражению Сталина – вещь упрямая, пока говорят о другом. Несмотря на развитие техники, средств транспорта, средств распространения культуры и т.д., остаются другие факторы оценки людьми своего положения и возникают новые проблемы, которые никто ранее не мог предвидеть. Кто мог предвидеть, например, совокупность проблем, связанных с открытием и использованием атомной энергии?! Каких бы успехов ни достигла наука и техника, все равно в огромных массах населения остается потребность в таких видах деятельности, которые имеют низкий социальный престиж и сравнительно плохо вознаграждаются. А главное – в силу самой социальной иерархии населения значительная часть последнего должна занять такое положение, по отношению к которому все прочие ступени иерархии выглядели бы благом. Чтобы жалкая жизнь коммунистического общества казалась обещанным раем, должен быть ад, с которым люди могли бы сравнивать свою жизнь и наслаждаться тем, что они по крайней мере не в этом аду. Такого рода социально-психологические факторы игнорировать при рассмотрении коммунистического общества ни в коем случае нельзя. Они порой играют роль неизмеримо более важную, чем факторы ощутимо-материальные. Так что если даже допустить, что в стране нет плохих мест жительства и работы, они будут изобретены специально в силу социальных законов этого общества. Концлагеря сталинских времен имели одной из причин бессознательное исполнение воли этой социальной необходимости. То, что они давали даровую рабочую силу – рабов, это очевидно.
В Советском Союзе до двадцати миллионов человек на те или иные сроки каждый год посылается на уборочные работы в деревни, в строительные отряды на различные стройки, на овощные базы в городах. А какие человеческие силы растрачиваются на регулярно проводимых субботниках! Что же касается заключенных, то подавляющая часть их – не хронические уголовники, а обычные граждане, совершившие преступления в силу стечения обстоятельств, часто – вынужденно. В Советском Союзе практически невозможно жить, не совершая преступлений. И число заключенных зависит здесь не от числа преступлений, а от способности милиции находить преступников и способности судов осуждать то или иное количество людей. Эти же факторы в свою очередь зависят от установок высших властей и от потребности в рабочей силе в таких местах, в которых могут работать только заключенные, т.е. рабы.
Подчеркиваю, что я говорю о достаточно большой и обычной коммунистической стране, а не об исключениях. Возможно, что среди коммунистических стран маленькая страна займет исключительное положение, и таких явлений в ней не будет. И в самых больших странах возможны районы с исключительными условиями. Но в коммунистическом мире в целом такие исключения не отменяют его общих тенденций.
Сама благородная идея обязательного труда в реальном ее исполнении в больших массах людей имеет неизбежным следствием тенденцию к раздвоению людей в самом фундаменте человеческого бытия: для одних людей труд становится рабской повинностью, для других – удовольствием. На одном полюсе общества концентрируются люди, ведущие активную социальную жизнь со всеми ее соблазнами, а на другом концентрируются люди, обрекаемые на рабское и скотское существование. Коммунизм не ликвидирует эту поляризацию. Он лишь меняет ее формы и даже усиливает. По моим предположениям со временем армия рабов в коммунистических странах может превысить цифры сталинских времен. Мы не имеем фактических данных о Китае. А что происходит там?

Отношение к труду

 

Отношение граждан коммунистического общества к труду определяется организацией деятельности первичных коммун и принципом вознаграждения за деятельность. Здесь фактически действует принцип, который советские люди выражают в такой шутливой форме: «Где бы ни работать, лишь бы не работать», «От работы даже лошади дохнут», «Работа не волк, в лес не убежит». Это не значит, что тут все люди работают плохо или стремятся не работать. Во-первых, многие виды работ таковы, что люди вынуждены работать и делать свое дело достаточно хорошо. Во-вторых, для многих людей сам процесс труда доставляет удовольствие, и они работают, как говорится, не за страх, а за совесть. В-третьих, в известных пределах хороший труд лучше вознаграждается, чем плохой. Все это, конечно, есть. Однако в значительной части деятельности общества, в которой заняты наиболее активные его граждане, качество труда и личные способности граждан играют менее важную роль, чем способности ориентироваться в социальной среде и делать карьеру. В этой части деятельности общества люди со средними способностями, со средней подготовкой и усилиями вполне справляются с соответствующими функциями, а вознаграждаются так же или лучше, чем их одаренные и тяжко работающие коллеги. Здесь более важное значение приобретает такое поведение людей, которое не считается работой в принятом смысле слова, подобно тому, как светские балы, на которых в свое время власть имущие решали важные проблемы управления обществом, мало походили на работу. Деятельность как развлечение и как игра приобретают здесь более престижное значение, чем деятельность – труд. Обычно и те люди, которые оказываются захваченными трудом как таковым, не подозревая того, попадают во власть деятельности как развлечения, как спектакля.
Здесь происходит разделение деятельности на деятельность-труд и деятельность-развлечение (удовольствие, игра). Первая становится неприятным и принудительным занятием ради средств существования. Вторая, давая лучшие средства существования, приносит участникам удовольствие сама по себе. Она становится самоцелью. Она сама есть вознаграждение. Но за что? Исключительно за способность пробиться к ней, занять нужную социальную позицию. Стремление всякую деятельность превратить в деятельность такого рода порождает отсутствие в массе населения заинтересованности в труде, в его лучшем исполнении, в добросовестности. Халтура, лень, обман, уклонение от труда заражают все общество. Поднятие производительности труда, на которое так рассчитывают идеологи коммунизма, оказалось одной из самых трудных проблем коммунистического общества в значительной мере из-за такого отношения к труду. Коммунистическое общество, повторяю, есть общество плохо работающих людей. Это не есть национально русская черта. Опыт других коммунистических стран подтверждает это утверждение.
Общество стремится как-то преодолеть препятствие. Отсюда – необычайно громоздкая система контроля, создание образцово-показательных предприятий, особые условия в некоторых сферах деятельности, пропаганда, преимущественное развитие отраслей, в которых качество труда не столь важно, раздувание штатов. Однако эти меры и средства все же не способны заглушить мощную тенденцию общества к замедлению роста производительности труда и к более низкому качеству всего производимого. И сами же они даже способствуют этой тенденции, что отчетливо видно на примере действия контроля и отчетности за сделанное. Система контроля и отчетности в Советском Союзе, например, грандиозна. Контроль здесь осуществляют специальные органы власти, общественные организации и вся масса активного населения. Здесь все так или иначе отчитываются за сделанное. И в огромном числе случаев форма отчета приобретает более важное значение, чем фактическое положение дел. Вырабатывается особая система правил отчетности, позволяющая производить хорошее впечатление на контролирующие лица и органы при плохом положении дел. Причем контролеры знают фактическое положение дел и сами заинтересованы в его сокрытии путем формально безупречной отчетности. Складывается круговая порука в самообмане, в котором заинтересованы все участники. Эта тенденция получает мощное подкрепление в том факте, что судьбы лиц и учреждений в значительной мере не зависят от сбыта их продукции. К этой теме я еще вернусь ниже.

Общественная работа

 

Коротко об одном специфически коммунистическом явлении – об общественной работе. Явление это сложное. Отчасти оно относится к формам принудительного труда, отчасти – к формам воспитательно-идеологической деятельности, отчасти – к приятному и выгодному времяпровождению. Я лично с детства занимался такой работой. В школе я был вожатым пионерского отряда и рисовал стенные газеты. Рисование карикатур в стенгазетах стало моей общественной работой потом на всю жизнь в Советском Союзе. Хотя это и был труд, но это было веселое времяпровождение. Обычно при изготовлении стенгазеты мы собирались большой компанией, много острили и смеялись, а потом отмечали окончание работы веселой выпивкой. Я много раз ездил с агитационной бригадой по деревням с лекциями и концертами самодеятельности. И опять-таки у меня об этих поездках остались самые хорошие воспоминания. Кое-что из этих поездок я использовал в своих книгах, в особенности – в «В преддверии рая» и в «Желтом доме». Я также прочитал десятки всякого рода публичных лекций в сети политического просвещения. И часть этих лекций я использовал в своих книгах, в особенности – в книге «Зияющие высоты». Хотя во многих случаях общественная работа есть неприятная обязанность и пустая формальность, было бы несправедливо вообще рассматривать ее так. По моим наблюдениям, это – сложное явление. И очень эффективное с точки зрения идеологического воспитания населения. В этой работе участвуют миллионы людей в качестве активных деятелей. А сколько миллионов охватывается к качестве объекта деятельности! И отмахнуться от такого мощного феномена парой критических фраз и насмешек – значит отступить от принципов научного мышления.
Общественная работа – это работа, выполняемая гражданами сверх своих профессиональных обязанностей. Считается, что она выполняется в сверхурочное время. Фактически же она, по крайней мере во многих случаях, выполняется в рабочее время. И очень часто – вместо служебных обязанностей. Большое число сотрудников официально числится на каких-то служебных должностях, фактически занимаясь профессионально этой общественной работой. Считается, что это – добровольная безвозмездная деятельность на благо общества, зародыш коммунистического отношения к труду. Конечно, – это коммунистическая форма труда.
Прежде всего насчет добровольности. Члены партии и комсомола обязаны заниматься общественной работой. Иначе – взыскания, проработки. Прочие тоже обязаны, поскольку в характеристику сотрудника обязательно включается указание на участие в общественной работе. Конечно, не в такой мере, как члены партии или комсомольцы, чно так или иначе. Человека, который уклоняется от общественной работы, берут на заметку и принимают меры. А меры разные. Начиная от надбавки к зарплате, повышения в должности и кончая квартирными делами, поездками за границу, публикацией работ. Лишь те, кто утратил всякие перспективы роста и улучшения жизни, игнорируют общественную работу. Или еще аристократы, знаменитости, люди с высокими связями.
Затем о безвозмездности. Большинство лиц, занятых общественной работой, получает вознаграждение в форме хорошей характеристики, благодарностей и даже премий. Очень часто время, потраченное на эту работу, компенсируется: официальные «отгулы», неофициальные «отпуска». Выдаются билеты в зрелищные предприятия, путевки со скидкой. Многие получают специальную плату (например, лекторы Вечернего Университета марксизма-ленинизма) и гонорары (например, лекторы различного рода партийных органов и обществ, вроде общества «Знание»). Во многих случаях занятия общественной работой очень выгодны.
Основная форма общественной работы – участие в выборных органах: партийное бюро, профсоюзное бюро, местком, комсомольское бюро. Обычно за это идет борьба. Иногда – очень острая, ибо это есть борьба за участие во власти, за привилегии. Секретарь партийного бюро учреждения и председатель месткома, например, это очень влиятельные фигуры в учреждении. Лица, входящие в жилищные комиссии, распоряжающиеся распределением путевок в дома отдыха и санатории, играют весьма заметную роль в жизни коллектива.
От постановки общественной работы в учреждении и от участия учреждения в работе такого рода вовне зависит оценка деятельности учреждения высшими партийными и административными органами. А это – оценка деятельности руководства. Премии и награды. Общественная работа и есть форма приобщения индивида и коллектива в целом к специфически коммунистическому образу социальной жизни. Общественная работа не вытесняет и не заменяет производственную. Это – иной разрез жизни нашего общества. Он столь же необходим, как и производственный.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел история











 





Наверх

sitemap:
Все права на книги принадлежат их авторам. Если Вы автор той или иной книги и не желаете, чтобы книга была опубликована на этом сайте, сообщите нам.