Цыганков А. Современные политические режимы: структура, типология, динамика

ОГЛАВЛЕНИЕ

III. ТИПЫ СОВРЕМЕННЫХ ПОЛИТИЧЕСКИХ РЕЖИМОВ

5. ДРУГИЕ ТИПОЛОГИИ ПОЛИТИЧЕСКИХ РЕЖИМОВ

В этой главе преимущественное внимание было отведено классификации политических режимов на демократические, авторитарные и тоталитарные. Такой подход вполне обоснован, учитывая то место, которое данная классификация занимает в политической науке. Тем не менее следует еще раз подчеркнуть, что это — лишь рамочная классификация, помогающая организовать многообразие имеющихся в политической науке концепций, сформулировать самое общее представление о том или ином политическом устройстве, но не способная послужить достаточным ориентиром в проведении конкретных исследований. Такие исследования способны, опираясь на общую и рассмотренную выше классификацию, уточнить, конкретизировать, трансформировать ее в соответствии с полученными результатами. Простой пример — недавняя статья Ф. Родера "Разновидности постсоветских авторитарных режимов", опубликованная в американском журнале "Постсоветские события". Рассматривая возникшие на территории бывшего Советского Союза политические режимы, Родер квалифицирует их как авторитарные, выделяя следующие четыре группы — автократии, олигархии, этнически ориентированные и уравновешенные республики (63). Подобным образом мы выделяли в предыдущих разделах несколько разновидностей демократических, авторитарных и тоталитарных режимов.

Концепция режимов может быть трансформирована исследователями и иначе, в зависимости от задач, ставящихся в исследовании. Нам уже приходилось отмечать, что термин "политический режим" может пониматься максимально широко — как способ функционирования системы, способ осуществления власти правящей группировкой и т.д. Наряду с классификацией на демократические и авторитарные, режимы могут быть классифицированы и по иным признакам — по используемым ими методам достижения поставленных целей, по социальному составу правящей группировки и ее политическим убеждениям, по стилю поведения лидера режима и т.д. Это — классификации, которые существуют как бы "перпендикулярно" классификации "демократия—авторитаризм—тоталитаризм", наряду с нею. Рассмотрим коротко лишь некоторые из возможных и использующихся в политической науке концепций. Их список, конечно же, может быть продолжен.

Президентские и парламентские режимы

В рамках конституционного правления принято выделять два основных вида режимов — парламентские и президентские. Их различие весьма существенно с точки зрения как организации осуществления власти, так и шансов ее стабилизации в процессе перехода от авторитаризма. В условиях парламентаризма основным органом власти является парламент, избираемый народом на определенный срок и наделенный властью выбирать из числа своих представителей премьерминистра. Премьер-министр наделен значительной самостоятельностью в формировании кабинета, однако он не имеет самостоятельной поддержки народа (в отличие от президента) и может быть отозван парламентом в случае утраты его доверия. В классической модели парламентаризма вотум о доверии правительству является главным способом утверждения превосходства законодательной ветви власти над исполнительной. Одно из важнейших последствий такой зависимости премьер-министра от выдвинувших его парламентариев состоит в том, что премьер находится в определенной зависимости и от своего кабинета, выступая в нем скорее "первым среди равных", нежели лидером. Решения кабинета принимаются здесь на коллегиальной основе, ответственность также разделяется поровну, а потому уход в отставку чаще всего осуществляется всем кабинетом. Из этого правила могут быть свои исключения — одни премьеры могут быть наделены качествами лидеров в большей степени, чем другие, — но институционально возможности для проявления лидерства в этой модели относительно невелики.

Другая важнейшая характеристика классической парламентской модели — слияние властей, проявляющееся в том, что большинство членов правительства (если не все) одновременно располагают местами в одной из палат парламента. Это резко отличает данную систему от американского президентства с его четким и последовательным отделением законодательной власти от исполнительной, Наконец, существенно упомянуть, что в условиях парламентской модели статус отдельного члена парламента является гораздо более значительным, чем в условиях президентского режима — прежде всего, потому, что только парламентарии избираются народом.

Таковы характеристики классической модели парламентского режима, существовавшего в Великобритании 19 столетия, во Франции в период Третьей и Пятой республик и, в определенной степени, в современной Италии (64). Парламентаризм постоянно развивается, имеет значительное число вариаций, оказывающих подчас существенное воздействие на осуществление власти. Например, усиление судебной власти ослабило позиции некогда имевшего место полновластия, суверенитета парламента. Вотум доверия правительству отнюдь не используется столь часто, как прежде. Статус независимости члена парламента оказался существенно поколебленным навязыванием ему партийной организации и дисциплины, а кабинет по многих странах едва ли может быть назван подлинно коллегиальным органом.

Основное отличие президентского режима от парламентского — независимое избрание народом главы государства, президента, который благодаря этому получает огромную степень независимости, назначает (или представляет на одобрение парламенту) премьер-министра, обладает правом законодательной инициативы, руководит вооруженными силами, принимает основные внешнеполитические решения, является нередко лидером правящей партии и т.д. Существуют различные версии президентства — от американской до французской и чилийской, — но во всех этих версиях, хотя и в различной степени, харизме, личности президента институционально отведены немалые возможности для самопроявления, особенно в кризисных политических и экономических ситуациях.

Проблема, которая в этой связи возникает и сравнительно недавно попала в поле зрения исследователей, — в какой степени президентство способствует стабилизации политической власти в условиях становления и консолидации демократических институтов (65). Не вдаваясь в ее рассмотрение подробно (это предмет скорее четвертой, чем третьей главы), скажем лишь, что вопреки распространенному и полученному в результате анализа американского опыта убеждению, президентство способно выступать фактором дестабилизации, а не стабилизации политического процесса. Примеры этому можно найти и в Веймарской демократии, и в современных странах Латинской Америки.

Традиционные, мобилизационные и автономные режимы

Разделение режимов на традиционные, мобилизационные и автономные может быть использовано в нескольких случаях. Во-первых, для того, чтобы показать характер взаимосвязей между правящей элитой и обществом, тем, каким образом общество, широкие социальные слои подключены к политическому процессу — в качестве автономных участников, наделенных свободой политического самоопределения в результате всеобщих и равных выборов или же в качестве базы поддержки любых действий правящей элиты. Исходя их такого понимания политическое участие может быть "автономным" или "мобилизованным" (66). Во-вторых, термин "мобилизационный" может быть использован для характеристики способа социально-экономического развития, избираемого обществом и его элитой (67). Еще шире вслед за М. Вебером используется термин "традиционный режим". Наконец, данные термины применимы для анализа сложившегося в обществе типа политической стабильности, того, каким образом то или иное общество обеспечивает для себя базу необходимой устойчивости (68). Остановимся на этом несколько подробнее.

В данном случае принципиально важным для выделения различных типов политической стабильности и различных типов режимов оказывается отношение правящей элиты к императивам социальноэкономического развития. В целях самосохранения власть, элита стремится поддерживать сложившийся порядок, ограждая общество от войн, конфликтов и революций. Однако раньше или позднее перед режимом возникает дилемма — выступать инициатором социальноэкономических перемен или противиться их наступлению, рискуя в результате подобного "упрямства" быть устраненными с политической арены. С этой точки зрения власть в зависимости от сложившейся социально-экономической ситуации может способствовать сохранению в обществе стабильности двумя путями — либо за счет приверженности традиции, либо на путях эффективного социально-экономического развития.

В первом случае формирующийся политический режим может считаться традиционным. Стабильность этого режима обеспечивается, во-первых, за счет абсолютного господства правящей элиты, во-вторых, за счет приверженности людей традиционному типу господства. Еще Макиавелли писал, что "государю, чьи подданные успели сжиться с правящим домом, гораздо легче удержать власть, ибо для этого ему достаточно не преступать обычая предков и впоследствии без поспешности применяться к новым обстоятельствам" (69). Традиционный тип политической стабильности характерен для режимов европейского феодализма или индийской кастовой системы. Эти режимы сохранялись столетиями не столько в силу своей эффективности в решении имеющихся социальных проблем, сколько по привычке, по инерции —до тех пор, пока не подоспел век индустриализации и урбанизации.

Во втором случае стабилизация общества, удержание его от опасности распада обеспечивается благодаря осознанию обществом и его элитой неотложности социально-экономических перемен. Исторически первыми на путь социально-экономической модернизации вступили общества, сумевшие относительно органично (благодаря непрекращавшейся конкурентной борьбе внутри элиты) перестроить традиционный тип политического господства в легальный и опереться на укреплявшийся класс буржуазии. Сегодня, по прошествии значительного времени, можно говорить в данной связи о политической стабильности, явившейся результатом постепенного укрепления позиций демократического режима, о демократической стабильности. В этих условиях развитие начинается "снизу" всеми структурами гражданского общества. Это развитие никто не стимулирует специально, оно заключено в каждой общественной структуре и выступает цементирующим материалом, своего рода "духом" общества. Поэтому с позиций развития и его источника данный вид стабильности целесообразно определить как автономный, т.е. относительно независимый от желания и воли каких-либо конкретных социальных и политических субъектов. Как это ни парадоксально, но единство власти и общества, необходимое для проведения глубоких социально-экономических преобразований и обеспечивающее стабилизацию правящего режима, возникает отнюдь не только в условиях демократии, когда обратные связи между рядовыми гражданами и государством обеспечиваются избирательными процедурами. Такое единство имеет место и в условиях авторитаризма в тех случаях, когда авторитарный лидер выражает интересы значительной части общества — потенциальных агентов модернизации — и за счет умелого использования карательных органов производит селекцию общества, "отсев" несогласных. Исторический опыт, особенно наш, российский, убеждает в том, что авторитарный харизматический лидер способен обеспечить прорыв общества к новым рубежам социального и экономического прогресса. Кого бы из сильных, реформистски настроенных политических лидеров мы ни взяли — Петра Первого, Александра Второго, раннего Сталина — везде мы видим грандиозные социально-экономические результаты, скорость свершения которых не идет ни в какое сравнение с теми сроками, в какие подобные преобразования совершались на Западе. Однако стоило энергии "верхов" по каким-то причинам ослабеть и развитие общества тормозилось. Вывод, который напрашивается в этой связи, достаточно прост: в таких обществах развитие инициируется "сверху", само же общество как бы мобилизуется на требующийся исторический срок. Поэтому данный вид стабильности режима (сталинского, маоистского, кастровского или иного) правомерно назвать мобилизационным.

Либеральные и террористические режимы

Разделение режимов на либеральные, умеренные, репрессивные и террористические сделано исходя из того, каким образом, с использованием каких методов правящая элита воздействует на общество и добивается поставленных ею целей. В зависимости от того, какие методы в деятельности элиты преобладают — убеждение или принуждение — режимы считаются более или менее либеральными (70). Политический режим считается либеральным, если преимущественное внимание уделяется убеждению общества и политической оппозиции в правильности проводимой политики. Он считается умеренным, если в его политике убеждение и принуждение разделены примерно в равной пропорции, если для достижения своих целей режиму приходится прибегать к репрессиям и к использованию органов государственного принуждения в отношении меньшей части общества. Нередко необходимость использования такого рода мер в условиях демократии продиктована кризисной ситуацией, порожденной возникновением внезапной, требующей незамедлительной реакции правительства, угрозой безопасности граждан данного государства. Умеренной может быть и политика авторитарных режимов, если они существенно ослаблены и не в состоянии обращаться к более привычным для них репрессиям. Один из примеров такого рода режимов — хрущевская "оттепель", когда режим впервые в советской истории избрал совершенно новые способы убеждения общества в правильности своей политики и получения для ее проведения необходимой общественной поддержки.

Режим может считаться репрессивным или террористическим, если в своей повседневной деятельности преимущественно опирается на репрессии и террор. Используя эти методы воздействия, режим, обладающий легитимностью, нейтрализует или полностью уничтожает политическую оппозицию и впредь преследует всяческие попытки ее возникновения. Здесь нет необходимости останавливаться на данной классификации более подробно — во-первых, она не представляет каких-либо значительных трудностей для понимания, во-вторых, мы уже обращались к ней ранее.

Светские и теократические режимы

Светские и теократические режимы различаются между собой тем, на какой основе происходит легитимизация власти правящей группировкой. Светская власть, независимо от того, авторитарная она или демократическая, обосновывает свои претензии на управление обществом, опираясь либо на доверие народа (выборами), либо на право силы и способность навязать обществу свое нолю. Теократия же всегда стремится подвести под свое правление религиозную основу, утверждая, что в основе государственной власти лежит не только (или даже не столько) доверие народа, но и ее богоизбранность. Теократической была власть российского самодержавия, опиравшегося в своем правлении на известную идеологическую формулировку "православие—самодержавие—народность". Религиозный авторитет в России широко использовался для освящения государственной власти, придания ее действиям дополнительной легитимности.

Другой пример — Иранский теократический режим, установившийся в результате революции 1978—79 годов. К власти пришел представитель духовенства, аятолла Р. Хомейни, широко использовавший религиозность населения для свержения власти шаха и для консолидации своих позиций. Опираясь на один из важнейших догматов шиизма — имамат, — Хомейни доказывал, что его власть не только законна, но и единственно законна, ибо имам есть полномочный представитель, наместник Аллаха на земле. Только имам может руководить людьми. В этом и состоит коренное отличие религиозного правления (теократии) от светского. Вместо отделения церкви от государства и невмешательства ее в дела государственного управления, ислам (во всяком случае ислам в наиболее фундаменталистской версии) проповедует обоснованность и необходимость такого вмешательства. Вместо провозглашенного Христом "богу богово, а кесарю кесарево", ислам утверждает, что "вера неотделима от политики". Рационализация власти и управления отвергается, идея демократии объявляется безбожной, индивидуализм и самостоятельность в выборе органов правления третируются как разрушающие идею общего блага и достижения "общего спасения".

Режимы реформ и контрреформ

Классификация режимов на реформистские и нереформистские нередко используется историками при анализе политических изменений. Одна и та же политическая система может функционировать в различных режимах в зависимости от того, каковы намерения правящей элиты и ее лидера. Это легко иллюстрируется примерами из российской истории, в которой периоды стагнации сменялись периодами реформ и "революций сверху" по мере прихода к власти лидера-консерватора или реформатора. Политическая система функционировала в различных режимах при Александре Третьем, Николае Втором, Леониде Брежневе, с одной стороны, и при Петре Первом, Александре Втором, Михаиле Горбачеве, с другой стороны. Систематически эту смену режимов со времени правления Ивана Грозного проследил американский историк А. Янов (71). С его точки зрения, оппозиция всегда была "органическим компонентом русского социального процесса", однако никогда не обладала достаточным потенциалом для стабилизации процесса реформ и демократических изменений. "Даже самые значительные ее успехи, как возрождение аристократии в XVIII веке, отмена крепостного права в XIX и свержение монархии в XX , неизменно приводили к обратным результатам, т.е. к новым опричным пароксизмам и новому "ужесточению" системы. Иначе говоря, действительно успешной в русской истории до сих пор была только, условно говоря, "правая" фракция оппозиции, последовательно приводившая к власти Ивана Грозного, Петра Великого, Павла I , Николая I , Александра III , Ленина, Сталина" (72). В результате "оттепель" сменялась жестким режимом, подавлявшим все реформистские начинания.

Нечто сходное может быть обнаружено и в политическом развитии западных стран. Например, американский исследователь А. Шлезингер-младший провел подобное исследование на материале американской истории, обнаружив, что американская политическая система развивалась и продолжает развиваться через чередующие друг друга режимы стагнации и реформ (73). В отличие от Янова, он полагает, что система находится в процессе постоянного развития, ибо режим стагнации не позволяет реформам быть свернутыми, он лишь замораживает на некоторое время общественное развитие. Стагнация таким образом не отбрасывает общество вспять и не переходит в стадию контрреформ, означающих, согласно Янову, реставрацию прежних и полуразрушенных реформами опор консерватизма и возвращение к старым порядкам. Стагнация не исключает политического прогресса, а лишь замедляет его, в то время как контрреформистский режим фактически означает регресс.