Семигин Г.Ю. Антология мировой политической мысли

ОГЛАВЛЕНИЕ

Грамши Антонио

(1891—1937)—выдающийся итальянский мыслитель, основатель и руководитель Итальянской коммунистической партии (ИКП). Участвовал в 20-х годах в рабочем движении. В 1926 г. арестован властями. Интеллектуальное творчество Грамши стимулировалось марксизмом. Развиваемая им. оригинальная точка зрения по проблемам философии, истории, политики дала мощный толчок идейному развитию мыслителей разных стран и разных ориентаций. Основную тему его главного произведения “Тюремные тетради” можно обозначить так: разработка политической теории (философии) марксизма. Грамши не просто стремился реабилитировать волю, сознание, человеческую активность в качестве существенных факторов исторического процесса, но и впервые определил предмет политической философии (“философии практики”) как рассмотрение действительности с точки зрения духовно-практической деятельности. Для него исследование реальности с точки зрения должного, понятого разумеется не в моралистическом, а политическом смысле, является единственно реалистическим, основанным на историзме истолкованием действительности. “Тюремные тетради” он писал в тюрьме, куда был заточен на 20 лет по приговору фашистского трибунала. Все шесть лет (1929—1935), в течение которых он работал над этим трудом, ему приходилось преодолевать неимоверные физические страдания, связанные с тюремной обстановкой, недостатком литературы, болезнями. Лишь полное истощение сил заставило его за полтора года до смерти прекратить работу над рукописью. “Тюремные тетради” впервые были опубликованы в 1948—1951 гг. туринским издательством Эйна-уди. На русском языке в сокращенном виде они появились в 1959 г. Первая часть (из трех) полного текста “Тюремных тетрадей” издана в 1991 г. (Текст подобран И. К. Пантиным.)

ТЮРЕМНЫЕ ТЕТРАДИ

Нужно подчеркнуть, что чаще всего предаются забвению как раз основные элементы, самые простые понятия, присущие политике; с другой стороны, повторяясь бесконечное число раз, они становятся опорой политики того, кто является необходимым для коллективного действия.

Первый элемент состоит в том, что действительно существуют правители и управляемые, руководители и руководимые. Все искусство и вся наука политики построены на этом первичном факте, от которого никуда не уйдешь (при известных общих условиях). Вопрос о его происхождении составляет самостоятельную проблему, требующую отдельного изучения (по крайней мере можно и нужно будет изучить эту проблему с целью выяснения, каким образом можно свести до минимума масштабы этого явления и даже полностью изжить его, изменяя некоторые идентичные условия, обнаруживающие свое воздействие в этом направлении). Но факт остается фактом: существуют руководители и руководимые, правители и управляемые. Исходя из существования этого факта следует рассмотреть, каким образом можно осуществить наиболее эффективное руководство (при определенных целях), и в связи с этим — как можно наилучшим образом подготовить руководителей (в этом, точнее говоря, и состоит первая задача политики как науки и как искусства). С другой стороны, следует рассмотреть, как находить пути наименьшего сопротивления, т.е. наиболее рациональные пути, обеспечивающие повиновение руководимых, или управляемых.

Основная предпосылка при подготовке руководителей заключается в следующем: желают ли, чтобы всегда существовали правители и управляемые, или же стремятся создать такие условия, при которых исчезнет необходимость в существовании этого разделения? Иными словами, исходят ли из предпосылки, что человечество вечно будет разделено, или же считают, что это деление является только преходящим историческим явлением, связанным с определенными условиями? Необходимо тем не менее отдавать себе ясный отчет в том, что деление на правителей и управляемых , если даже в конечном счете оно восходит к разделению на социальные группы, постоянно существует (если брать вещи такими, какими они являются на деле) даже в рамках одной и той же группы, хотя бы она и была однородной в социальном отношении; в известном смысле можно сказать, что это разделение является результатом разделения труда, техническим явлением. На совпадении этих моментов спекулируют те, кто видит во всем только “техническую” сторону, все сводит к “технической” необходимости и т.д. чтобы не рассматривать главную проблему.

Вследствие того что даже в одной и той же группе существует деление на правителей и управляемых, возникает необходимость установить ряд непреложных принципов, а между тем именно на этой почве совершаются наиболее грубые “ошибки”, которые проявляются в самой преступной неспособности и наиболее трудны для исправления. Считается, что если изложены принципы самой группы, то это должно автоматически обеспечить ей полную поддержку, и поэтому нет нужды отстаивать “необходимость” и разумность этих принципов. Более того, считается бесспорным (кое-кто убежден в этом и, что еще хуже, действует в соответствии с этим “убеждением”), что поддержка “придет”, даже если не попросить о ней, даже если не намечен путь, по которому предстоит двигаться. Так, например, трудно вытравить присущий руководителям “кадорнизм”*1* , т. е. убеждение в том, что дело будет осуществлено только потому, что руководитель считает справедливым и разумным, чтобы оно было осуществлено; если этого не происходит, возлагается “ответственность” на того, кто “должен был бы...” и т. д. Так же трудно вытравить преступные замашки, состоящие в том, что пренебрегают необходимостью избегать бесполезных жертв. В самом деле, всем известно, что провал коллективных (политических) действий происходит большей частью потому, что не пытаются избежать бесплодных жертв или не учитывают жертв других и играют чужими жизнями. Каждый знает из рассказов офицеров фронтовиков, как солдаты действительно рисковали жизнью, когда это было очень необходимо, и, напротив, как солдаты бунтовали, когда видели, что их жизнями пренебрегают. Например, одна рота оказалась в состоянии голодать много дней, так как видела, что продовольствие нельзя доставить в сложившейся обстановке, но она начинала бунтовать, если пища не выдавалась хотя бы один раз из-за невнимательности, бюрократизма и т.д.

Этот принцип распространяется на все действия, которые сопряжены с жертвами. В соответствии с этим принципом после любой неудачи необходимо прежде всего найти руководителей, несущих ответственность за поражение, имея в виду непосредственную ответственность. Например, фронт состоит из отдельных частей, и в каждой части имеются свои руководители; возможно, что руководители в одной части фронта несут за поражение большую ответственность, чем руководители другой. Однако это никогда не исключает ответственности каждого руководителя — речь идет только о большей или меньшей степени ответственности.

Если исходить из принципа, что существуют руководители и руководимые, правители и управляемые, то, несомненно, что “партии” до сих пор представляют собой самый удобный способ для выработки руководителей и навыков руководства (“партии” могут выступать под самыми различными названиями, даже под вывеской антипартии и “отрицания партий”; но даже так называемые независимые (“индивидуалисты”) в действительности являются партийными людьми, только они хотели бы быть “вождями” милостью божией или по глупости тех, кто следует за ними).

Развитие общего понятия, содержащегося в выражении “государственный дух”. Это выражение имеет вполне точное, исторически определенное значение. Но возникает вопрос: существует ли что-либо подобное тому, что называется “государственным духом”, в любом серьезном движении, т.е. в таком, которое не является лишь произвольным выражением индивидуализма (более или менее обоснованного) отдельных лиц, а более или менее [исторически] оправданно? В то же время понятие “государственный дух” предполагает “непрерывность” как по отношению к прошлому (через сохранение традиции), так и по отношению к будущему, т. е. предполагает, что всякое действие составляет определенный момент в цепи сложного процесса, который начался в прошлом и которому предстоит развиваться в будущем. Нести ответственность за этот процесс, за участие в этом процессе, за солидарность с силами, материально “невидимыми”, но ощущаемыми как деятельные, активные и принимаемые в расчет, как если бы они были “материальными” и физически ощутимыми,—вот что именно называют в определенных случаях “государственным духом”.

Очевидно, что такое понимание “длительности” движения должно носить конкретный, а не абстрактный характер, т.е. в известном смысле не должно переходить определенные границы. Предположим, что наиболее узкими границами служат предшествующее и будущее поколения, а это уже немало, ибо поколения исчисляются не тридцатью годами до или тридцатью годами после сегодняшнего дня, их надо понимать органически, исторически. Что представляет собой поколение с исторической точки зрения, с точки зрения его органических черт, легко понять по крайней мере на примере отношения к старому поколению: мы солидарны с людьми, ставшими уже глубокими стариками и олицетворяющими в себе “прошлое”, которое еще живо среди нас, которое нужно знать, с которым нужно свести счеты, которое является одним из элементов настоящего и одной из предпосылок будущего. Соответствующим образом мы относимся также к детям, к возникающим, растущим поколениям, за которые мы несем ответственность. (К этому не имеет отношения культ “традиции”, который носит тенденциозный характер, включает в себя отбор и определенную цель, т.е. является базой идеологии.) Но если можно говорить, что “государственный дух” в таком его понимании присущ всем, то необходимо время от времени бороться против его извращений и уклонений от него.

Существует “жест ради жеста”, “борьба ради борьбы” и т.п., в особенности, убогий и мелочный индивидуализм, который является прихотливой формой удовлетворения минутных порывов и т.п. (В .действительности все это лишь разновидности итальянской “аполитичности”, принимающей различные живописные и причудливые формы.) Индивидуализм есть лишь выражение звериной аполитичности; в сектантстве также выражается “аполитичность”, и действительно, при его внимательном рассмотрении оно оказывается формой личного “покровительства”, поскольку при этом отсутствует партийный дух, являющийся основным элементом “государственного духа”. Показать, что партийный дух является основным элементом государственного духа — в этом состоит одна из актуальных и особенно важных задач, подлежащих разрешению. Напротив, “индивидуализм” — это нечеловеческая, звериная черта, “восхищающая иностранцев”, подобно тому как вызывают восхищение повадки обитателей зоологического сада.

[...] Выше уже отмечалось, что если бы в современную эпоху был написан новый “Государь”*2*, то его главным действующим лицом была бы не героическая личность, а определенная политическая партия, которая — в различные времена и при различных внутренних отношениях' различных наций — стремится к основанию нового типа государства (будучи сознательно и с исторической необходимостью основана для этой цели).

Следует обратить внимание на то, что там, где устанавливаются тоталитарные режимы, традиционная функция института верховной власти присваивается на деле определенной партией, которая является тоталитарной именно потому, что выполняет эту функцию. Хотя всякая партия является выразителем интересов социальной группы и только одной определенной социальной группы, тем не менее определенные партии при известных условиях представляют интересы такой группы, поскольку они осуществляют равновесие и выполняют роль арбитра между интересами собственной группы и других социальных групп, а также заботятся о том, чтобы развитие представляемой ими группы шло при согласии и с помощью союзных ей социальных групп, если они не являются прямо, решительно враждебными ей группами. Конституционная формула, определяющая положение короля (или президента республики) -— “царствует, но не управляет”, представляет собой юридически оформленное выражение этой арбитражной функции, выражение заботы конституционных партий о том, чтобы не “разоблачать” корону или президента. Содержащееся в конституции положение о том, что глава государства не несет ответственности за действия правительства, и положение о министерской ответственности представляет собой казуистическое выражение общего принципа, состоящего в защите концепции государственного единства, концепции согласия управляемых с государственной деятельностью вне зависимости от того, кто входит в состав правительства и какая партия находится у власти.

При господстве тоталитарной партии эти конституционные положения теряют свое значение, и деятельность функционировавших в соответствии с ними институтов ослабевает. Однако выполнение этой функции арбитра берет на себя тоталитарная партия, превозносящая абстрактную концепцию “государства” и старающаяся различными способами создать впечатление того, будто функции “беспристрастной силы” осуществляются действенно и эффективно.

Является ли необходимым политическое действие (в узком смысле), чтобы можно было говорить о “политической партии”? Можно отметить, что во многих странах современного мира органические, основные партии вследствие необходимости вести политическую борьбу или по другим соображениям разбиты на фракции, каждая из которых именует себя “партией” и даже независимой партией. Поэтому часто случается, что духовный генеральный штаб органической партии не принадлежит ни к одной из таких фракций, а действует так, как если бы он был самостоятельно существующей руководящей силой, стоящей над партиями; и подчас люди этому даже верят. Эту функцию можно очень точно изучить, если исходить из того, что газета (или ряд газет), журнал (или ряд журналов) являются также “партиями” или “партийными фракциями” или выполняют “функцию определенной партии”. В этой связи следовало бы подумать о той функции, которую “Таймс” выполняет в Англии, которая принадлежала “Коррьере делла сэра” в Италии, а также о той функции, которую выполняет так называемая информационная и аполитичная и даже спортивная и техническая печать. Впрочем, это явление обнаруживает очень интересные черты в таких странах, где безраздельно господствует тоталитарная партия, ибо такая партия не выполняет больше чисто политических функций — она выполняет теперь технические, пропагандистские и полицейские функции, а также функции нравственного и культурного воздействия. Политическая функция выполняется в таком случае косвенным путем, потому что если отсутствуют другие легальные партии, то всегда существуют некоторые фактические партии и тенденции, которые нельзя подавить легальным путем; полемика и борьба против них напоминают игру в жмурки. Во всяком случае, несомненно одно, что в тоталитарных партиях преобладают культурные функции, порождающие политический жаргон, т. е. политические вопросы облекаются в культурные формы и как таковые становятся неразрешимыми.

Но одна традиционная партия имеет по существу “косвенный” характер, т. е. она прямо, откровенно выступает как партия, выполняющая чисто “воспитательную” (“lucus” и др.), морализирующую, культурную (sie) роль. Речь идет о либертаристском движении*3* причем даже так называемое прямое действие (террор) рассматривается как “пропаганда” примером. Это в большей степени может укрепить мнение о том, что либертаристское движение не является самостоятельным, а существует на периферии других партий с целью их “воспитания”. Можно говорить о том, что либертаризм присущ любой органической партии. (Что представляют собой интеллектуальные или мыслящие либертарии, как не один из аспектов такой “периферийной деятельности” по отношению к крупным партиям господствующих социальных групп?) Сама секта приверженцев “экономизма” была историческим аспектом этого явления.

Таким образом, выявляются две формы “партии”, сводящей непосредственное политическое действие к голой абстракции. Во-первых, она может представлять собой elite деятелей культуры, функции которых заключаются в том, чтобы с точки зрения культуры, с точки зрения общих идеологических принципов осуществлять руководство огромным движением родственных между собой партий (которые являются в действительности функциями одной и той же органической партии). Во-вторых, в более близкий период такая партия представляет собой не elite, а массовую партию, причем политическая роль массы заключается только в том, что она должна (подобно армии) во всем следовать и доверять открытому или скрытому политическому центру (открытый политический центр часто является механизмом управления в руках тех сил, которые стремятся остаться в тени и действуют косвенно, через посредников и через “посредническую идеологию”). Масса служит здесь попросту “маневренной силой”, и ее “занимают” моральными наставлениями, сентиментальными внушениями, мессианскими мифами о наступлении легендарной эпохи, во время которой сами собой будут разрешены все бедствия, устранены все противоречия современности.

Чтобы написать историю политической партии, в действительности приходится решать целый ряд проблем, значительно более сложных, чем думает, например, Роберт Ми хельс*4* хотя он и считается специалистом в этой области. Что должна представлять собой история партии? Должна ли она быть простым повествованием о внутренней жизни политической организации, о ее возникновении, о первых группах, на основе которых она образовалась, об идеологической борьбе, в которой формируется ее программа и ее мировоззрение? Будь это так, получилась бы история огранических групп интеллигенции, а чего доброго, и политическая биография отдельной личности. Поэтому рамки картины должны быть более широкими и вместительными.

История партии должна быть историей определенной массы людей, которые следуют за инициаторами, поддерживая их своим доверием, своей преданностью, своей дисциплиной, или “реалистически” критикуют их, оставаясь пассивными (к начинаниям инициаторов) или вовсе рассеиваясь. Но следует ли рассматривать эту массу как состоящую только из членов партии? Достаточно ли будет проследить историю съездов, результаты голосования и т.д., т.е. всю совокупность деятельности во всех ее формах, в которых партийная масса проявляет свою волю? Совершенно очевидно, что следует также принимать в расчет ту социальную группу, выразителем интересов и передовой частью которой является партия, иными словами, история партии не может не быть историей определенной социальной группы. Но эта группа не существует изолированно — у нее есть друзья, родственные ей группы, противники и враги. Только сложная картина всего комплекса социальных, государственных (а часто также и международных) отношений дает правильное представление об истории определенной партии . Поэтому можно сказать, что написать историю партии — значит написать с определенной монографической точки зрения историю страны в целом, выделяя ее наиболее характерную сторону. Партия имеет большее или меньшее значение и влияние именно в зависимости от того, в какой степени ее собственная деятельность отражает и предопределяет весь ход исторического развития страны. Таким образом, самый метод написания истории партии показывает, каков взгляд ее автора на вопрос о том, что представляет собой партия и чем она должна быть. У сектанта вызывают воодушевление незначительные факты внутрипартийной жизни, которые имеют для него тайный смысл и наполняют его мистическим энтузиазмом. Историк, определяя значение каждого фактора и события в рамках общей картины, уделяет, однако, главное внимание реальной боеспособности партии, направляющей силе ее воздействия, позитивного и негативного, благодаря которой она внесла свой вклад в осуществление одних и предотвращение других событий.

Вопрос о том, когда можно считать партию сформировавшейся, т.е. имеющей ясную и постоянную цель, вызывает оживленную полемику и часто, к сожалению, порождает даже партийную спесь, не менее смешную и опасную, чем “национальная спесь”, о которой писал Вико*5*. Действительно, можно сказать, что партия никогда не будет окончательно оформлена в том смысле, что историческое развитие выдвигает новые задачи и обязанности, а также в том смысле, что по отношению к некоторым партиям применим тот парадокс, что окончательное оформление и завершение развития этих партий произойдет тогда, когда они прекратят свое существование, т.е. когда они станут исторически бесполезными. Так, поскольку каждая партия является принадлежностью класса, очевидно, что партия, стремящаяся уничтожить деление на классы, достигнет самой высшей и совершенной формы своего развития тогда, когда перестанет существовать, потому что перестанут существовать классы, а следовательно, и выразители их интересов. Но здесь необходимо указать на особый момент в этом процессе развития, наступающий вслед за тем моментом, когда партия может существовать, а может и не существовать в том смысле, что необходимость ее существования не стала еще “безусловной” и зависит в “огромной степени” от существования личностей с исключительной силой воли и с исключительной целеустремленностью.

Когда партия становится исторически “необходимой”? Тогда, когда условия ее “триумфа”, ее неизбежного превращения в правительственную партию находятся по крайней мере в стадии формирования и позволяют с уверенностью предвидеть их последующее развитие. Но можно ли при этих условиях утверждать, что партию не смогут уничтожить обычными средствами? Для ответа на этот вопрос нужно развить следующий тезис: для того чтобы существовала партия, необходимо добиться слияния воедино трех основных элементов (т. е. групп элементов).

1) Наиболее распространенный элемент — обычные, средние люди. Их вклад состоит не в привнесении творческого духа или духа высокой организации, а в их дисциплинированности и преданности. Несомненно, что без них партия не могла бы существовать, но также несомненно, что партия не могла бы существовать, если бы состояла “только” из них. Они представляют собой силу постольку, поскольку есть кому обеспечить их централизацию, организацию и дисциплинированность: если бы не было этой связующей силы, они раздробились бы на бесчисленные частицы, обессилили друг друга и бесследно исчезли. Нельзя отрицать, что каждый из этих людей может стать одной из таких связующих сил; но в качестве таковых о них говорят именно тогда, когда они не являются такой силой и не в состоянии быть ею; или же если они и являются такой силой, то только в узких границах, что не имеет политического значения и остается без последствий.

2) Главный связующий элемент, осуществляющий централизацию в национальном масштабе и делающий эффективной и мощной совокупность тех сил, которые, будучи представлены самим себе, оказались бы равными нулю или немногим больше того. Этот момент обладает мощной связующей силой — централизующей, дисциплинирующей и даже (вероятно, в силу этих качеств) изобретательной (если рассматривать “изобретательность” в определенном направлении, в соответствии с определенной расстановкой сил, с определенными перспективами, а также с определенными предпосылками).

Конечно, партия также не могла бы сформироваться только из одного этого элемента; тем не менее это формирование обеспечивалось бы им в большей мере, чем первым из рассматриваемых элементов.

Принято говорить о генералах без армии, но в действительности значительно легче создать армию, чем вырастить генералов. Также бесспорно, что уже существующая армия разрушается, если она оказывается без генералов. Между тем если существует группа военачальников, умеющих сотрудничать между собой, хорошо понимающих друг друга и стремящихся к общим целям, то дело не станет и за созданием армии даже там, где ее вовсе не существует.

3) Средний элемент, который соединил бы первый элемент со вторым, который установил бы контакт между ними не только в “физическом”, но также в нравственном и духовном отношениях. В действительности для каждой партии существуют “определенные пропорции” между этими тремя элементами, и максимальный эффект достигается тогда, когда такие “определенные пропорции” претворяются в жизнь. Исходя из этих соображений можно сказать, что партию нельзя уничтожить обычными средствами в том случае, когда существует в качестве необходимого условия второй элемент, чье возникновение связано с существованием объективных материальных условий, пусть еще непрочных и неустойчивых (если второй элемент отсутствует , всякое рассуждение бессмысленно), и когда вследствие этого не могут не сформироваться два других элемента, т. е. первый, который, в свою очередь, неизбежно создает третий как свое продолжение и как средство собственного выражения.

Для того чтобы все это осуществилось, должно сложиться твердое убеждение, что определенное разрешение назревших проблем является необходимостью. Без этого убеждения не сможет образоваться второй элемент, который легче всего разбить из-за его немногочисленности; но необходимо, чтобы этот элемент, даже в случае, если он будет разбит, оставил после себя фермент, который позволил бы ему снова возродиться. Но где этот фермент сможет лучше прижиться и лучше сформироваться, как не в первом и третьем элементах, которые, очевидно, наиболее однородны со вторым? Поэтому основная деятельность второго элемента должна быть направлена на создание такого фермента. Критерием в оценке второго элемента должна служить, во-первых, его реальная деятельность вообще, а во-вторых, его подготовка, связанная с возможностью его разрушения. Трудно сказать, какой из этих моментов является более важным. Поскольку в борьбе всегда нужно предвидеть возможное поражение, подготовка собственных преемников имеет столь же важное значение, как и то, что делается непосредственно для победы.

По поводу партийной “спеси” можно сказать, что она еще опаснее, чем “национальная спесь”, о которой писал Вико. Почему? Потому что нация не может не существовать, и в самом факте ее существования всегда можно обнаружить (даже проявляя добрые намерения и приводя убедительные доказательства) веление судьбы и особый глубокий смысл. Партия же может прекратить свое существование по собственной воле. Никогда не нужно забывать, что в борьбе между нациями каждая из наций заинтересована в том, чтобы Другая была ослаблена внутренней борьбой, и что партии являются как раз участниками этой борьбы. Следовательно, всегда может возникнуть вопрос, существуют ли партии благодаря своим собственным силам, в силу собственной необходимости или, наоборот, только потому, что в этом заинтересованы другие (и действительно, в полемике этот момент никогда не упускается из виду; напротив, он даже настойчиво подчеркивается, особенно тогда, когда дается такой ответ, который не оставляет сомнений; а это и означает, что вопрос этот возбуждал и оставлял сомнения). Но тот, кто стал бы мучиться этим сомнением, был бы, конечно, дураком. В политическом отношении этот вопрос имеет лишь кратковременное значение. В истории так называемого национального вопроса бесчисленное число раз имело место иностранное вмешательство в пользу тех национальных партий, которые боролись против внутренних устоев враждующих государств, так что, когда говорят, например, о “восточной” политике Кавура*6* следует подумать о том, шла ли речь о “политике” , т.е. о постоянной линии поведения, или о Ловком ходе, сделанном в определенный момент и рассчитанном на ослабление Австрии и предвидении войны 1859 и 1866 гг. Точно так же в мадзинистских движениях в начале 1870 г. (например, в деле Барсанти)*7* усматривают вмешательство Бисмарка, который, предвидя войну с Францией и опасность итало-французского союза, надеялся с помощью внутренних конфликтов ослабить Италию. В событиях, происшедших в июне 1914 г., некоторые также видят вмешательство австрийского генерального штаба в связи с предстоящей войной.

Как видим, казуистические приемы весьма многочисленны, поэтому по данному вопросу нужно иметь ясную точку зрения. Если признать, что все, что кто-то делает, всегда идет кому-то на пользу, то в таком случае важно всеми способами стремиться действовать на пользу самому себе, т. е. добиваться полной победы. Во всяком случае, нужно с презрением отвергать партийную “спесь” и вместо нее опираться на конкретные, факты. Кто исходит не из конкретных фактов, а из партийной “спеси” и руководствуется ею в политике, тот, бесспорно, заставляет усомниться в себе, как в серьезном политике. Излишне добавлять, что партии должны избегать такого положения, когда их действия, пусть даже “оправданные”, выглядели бы как игра на руку кому-то другому (особенно, если этот “кто-то” — иностранное государство), но если кто-либо попытается спекулировать на этом, то тут уже ничего не поделаешь.

Трудно допустить, чтобы какая-либо политическая партия (представляющая господствующую группу, а также и подчиненные социальные группы) не выполняла также и полицейскую функцию, т. е. функцию защиты определенного узаконенного политического порядка.

Показав это со всей отчетливостью, вопрос следует поставить по-другому, а именно как вопрос о тех путях и о тех способах, с помощью которых осуществляется эта функция. Что лежит в ее основе — репрессии или убеждение, носит ли она реакционный или прогрессивный характер? Выполняет ли данная партия свою полицейскую функцию с целью сохранения порядка, который является внешним, чуждым живым силам истории и сковывает их развитие, или эти ее действия продиктованы стремлением поднять народ на новую ступень цивилизации, политическое и правовое устройство которой составляет ее программную цель? В самом деле, закон находит тех, кто его нарушает, во-первых, среди реакционных социальных элементов, которых он лишил власти; во-вторых, среди прогрессивных элементов, которых закон подавляет; в-третьих, среди тех элементов, которые не достигли того уровня цивилизации, который закон может представлять. .Поэтому выполняемая партией полицейская функция может быть прогрессивной и регрессивной: она прогрессивна, когда направлена на то, чтобы удержать в рамках законности реакционные силы, отрешенные от власти, и поднять на уровень новой законности отсталые массы; она регрессивна, когда стремится подавить живые силы истории и сохранить уже превзойденную, антиисторическую законность, ставшую чужой массам. А в остальном отличительным критерием какой-либо партии служит характер ее деятельности: если партия является прогрессивной, она выполняет эту функцию “демократически” (в смысле демократического централизма); если партия является регрессивной, она выполняет эту функцию “бюрократически” (в смысле бюрократического централизма). Во втором случае партия представляет собой простого нерассуждающего исполнителя, она является (в техническом отношении) полицейской организацией и ее название — “политическая партия” — представляет собой простую метафору, носящую мифологический характер.

Печатается по: Грамши А. Избранные произведения в трех томах. Т. 3. M., 1956—1959. С. 130—143.

ПРИМЕЧАНИЯ

*1* Кадорнизм — диктаторские, бюрократические методы руководства. Термин образован от фамилии Луиджи Кадорна — главнокомандующего итальянскими войсками во время первой мировой войны.

*2* Речь идет о книге “Государь” итальянского политического мыслителя Н.Макиавелли (1469—1527), которую Грамши оценивал очень высоко.

*3* Либертаристское движение — в данном контексте анархистское движение.

*4* См. с. 185 данного издания.

*5* Вико Джамбаттиста (1668—1744) — итальянский мыслитель. Выдвинул идею циклического характера развития общества, развития, аналогичного возрастам человека — детству, юности и зрелости. Исторические законы, по Вико, регулируют и направляют стихийную борьбу людей за их цели и идеалы, вместе с тем именно эта борьба проторяет дорогу исторической необходимости. Главный труд — “Основания новой науки об общей природе наций” (1725).

*6* Кавур Камилло Бенсо (1810—1861)—итальянский политический деятель умеренно-либерального толка эпохи борьбы за объединение Италии. Сначала был премьер-министром Сардинского королевства, после объединения страны стал главой итальянского правительства. Н. Г. Чернышевский относил Кавура “к партии .рутины”. “Восточная” политика Кавура — политика в отношении Австрии, оккупировавшей большую часть Апеннинского полуострова.

*7* Барсанти Пьетро — капрал, напавший 24 мая 1870 г. вместе с группой республиканцев на военную казарму с целью привлечь солдат на сторону мадзинистов. Попытка Барсанти провалилась, и он был расстрелян по приговору суда.

ИЗДАНИЯ ПРОИЗВЕДЕНИЙ

Грамши А. Избранные произведения в трех томах. М., 1956— 1959;

Он же. Тюремные тетради в трех частях. Часть первая. М. 1991;

Он же. Избранные произведения. М., 1980. Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел Политология