Библиотека

Теология

Конфессии

Иностранные языки

Другие проекты







Фрейд З. Толкование сновидений

ОГЛАВЛЕНИЕ

VI. РАБОТА СНОВИДЕНИЯ

IV. В другой раз я видел сновидение, состоявшее из двух отдельных частей. В первой центральное место занимает слово "автодидаскер", другая же относится к появившейся у меня накануне мысли о том, что, когда я увижу профессора Н., я ему должен сказать: "пациент, которого вы недавно осматривали, действительно страдает только неврозом, - как вы и предполагали". Слово "автодида-скер" не только содержит в себе "сгущенный смысл", но этот смысл стоит в тесной связи с моим намерением дать вышеупомянутое удовлетворение профессору Н.

"Автодидаскер" разлагается легко на: автор, автодидакт и Ласкер; к последнему примыкает имяЛассаль95. Первые два слова объясняются непосредственным возбудителем сновидения. Я принес своей жене несколько томов известного автора, с которым находился в дружбе мой брат и который, как я недавно узнал, родился в том же городе, что и я. Однажды вечером она со мною говорила о глубоком впечатлении, которое произвела на нее захватывающая печальная история, постигшая талант в одной из новелл этого автора; разговор наш перешел отсюда к тем признакам недюжинных дарований, которые обнаруживают наши дети. Под впечатлением прочитанного она выразила опасение, относившееся к нашим детям, и я утешил ее замечанием, что как раз такие опасности могут быть устранены воспитанием. Ночью мои мысли развивались в том же направлении и включили в :

себя заботу моей жены. Замечание, которое сделал писа- :

тель по адресу моего брата и которое касалось женитьбы, направило мои мысли по другому пути. Путь этот вел в Бреславль, куда вышла замуж одна близко знакомая нам дама. Опасение, что даровитый человек может погибнуть от женщины, служило центром моих мыслей и нашло себя в Бреславле в качестве примеров Ласкера и Лассаля. Ласкер умер от прогрессирующего паралича, то есть от последствии приобретенного от женщины люэса; Лассалъ, как известно, погиб на дуэли из-за женщины. Элемент "cherchez la femme", которым можно резюмировать эти мысли, приводит меня к моему холостому брату, которого зовут Александром. Я замечаю, что имя Алекс, как мы его обычно называем, похоже по созвучию на Ласкер и что этот момент помог, очевидно, обращению моих мыслей к Бреславлю.

Игра именами и словами имеет еще и другой, более глубокий смысл. Она воплощает собою желание счастливой семейной жизни для моего брата и делает это следующим образом. В романе Зола "L'ouevre"86, с которым по существу тесно связаны мысли писателя, автор изобразил, как известно, себя самого и свое собственное семейное счастье. В романе он фигурирует под именем Сандо. По всей вероятности, при придумывании этого имени он поступил следующим образом. Фамилия Зола, будучи прочтена наоборот, дает: Алоз. Но это показалось ему слишком прозрачным, поэтому он заменил первый слог "ал", которым начинается и имя Александр, третьим слогом того же имени "санд", так и получилось Сандо (по фр. - "Sandos"). Аналогично обстояло дело и с моим словом "автодидаскер".

Мысль о том, что я должен сообщить профессору Н., что наш общий пациент страдает только неврозом, была включена в сновидение следующим образом. Незадолго до конца моего рабочего года ко мне пришел пациент, но я не решался дать категорического диагноза его болезни. У него можно было предположить наличие органического страдания, какого-либо изменения в спинном мозгу, хотя очевидных признаков этого не было. Поставить диагноз невроза было очень заманчиво; это положило бы конец всяким сомнениям, но я не мог этого сделать, так как больной категорически отрицал какое бы то ни было наличие половой анемнезии, без которой, по моему глубокому убеждению, не может быть невроза. Не зная, что предпринять, я призвал на помощь врача, перед авторитетом которого я охотно склоняюсь. Он выслушал мои сомнения, согласился с ними, но сказал все-таки: "Понаблюдайте за пациентом. У него все-таки только невроз". Так как я знаю, что он не разделяет моих взглядов относительно этиологии неврозов, то я не стал ему противоречить и попросту скрыл свое недовольство его ответом. Несколько дней спустя я заявил пациенту, что не знаю, что с ним предпринять, и посоветовал ему обратиться к другому врачу. В ответ, к моему глубокому удивлению, он стал просить у меня извинения и сознался во лжи; ему было очень стыдно, но теперь он готов раскрыть свою половую жизнь. Оказалось, что он действительно страдает половой анемне-зией, наличие которой необходимо для установления невроза. Я испытал при этом чувство удовлетворения, хотя в то же время мне стало и стыдно; я должен был сознаться, что мой консультант, не смущаясь отсутствием анемнезии, оказался дальновиднее меня, и я решил откровенно сказать ему это, когда с ним увижусь, и признаться в том, что он был прав, а я заблуждался.

Именно это-то и делаю я в сновидении. Но при чем же тут осуществление желания, раз я признаюсь в своей неправоте? Но это как раз и служит моим желанием;

мне хочется оказаться неправым в своих опасениях, точнее говоря, мне хочется, чтобы моя жена, опасения которой были включены в мысли, скрывавшиеся за моим сновидением, оказалась неправой. Тема, к которой относится "правота" и "неправота" в сновидениях, недалека от элемента, действительно имевшегося в моих мыслях. Тут та же альтернатива органического или функционального ущерба от женщины, точнее говоря, от половой жизни.

Профессор Н. играет в этом сновидении видную роль не только благодаря этой аналогии, но и благодаря моему желанию оказаться неправым, а также и не вследствие его близкой связи с Бреславлем и дружбе с дамой, вышедшей туда замуж, - а вследствие нашего небольшого разговора, имевшего место после нашей вышеупомянутой консультации. Исполнив свой врачебный долг, он заговорил со мною о моей семье. "Сколько у вас детей?" -"Шестеро". -"Мальчиков или девочек?" - "Три мальчика и три девочки - это моя гордость и все мое богатство". - "Ну, смотрите, с девочками не так уже трудно, но мальчиков воспитывать нелегко". Я заметил, что они у меня очень послушные; по всей вероятности, эти два диалога относительно будущего моих сыновей столь же мало мне понравились, как и первый относительно моего пациента. Оба эти впечатления связаны между собою непосредственным следованием одно за другим, и если я включаю в сновидение историю с неврозом, то я заменяю ею разговор о воспитании, обнаруживающий еще большую связь с мыслями сновидения, так как он еще ближе к высказанным накануне опасениям моей жены. Таким образом и боязнь, что профессор Н. был прав относительно трудности воспитания моих мальчиков, включается в содержание сновидения:

она скрывается позади изображения моего желания, чтобы я оказался неправ в этих опасениях. Та же самая мысль служит в неизмененном виде изображению обеих противоположных сторон альтернативы.

Словообразования в сновидениях напоминают таковые же при паранойе; они играют известную роль и в истерии, и в навязчивых представлениях. Филологические фокусы детей, иногда относящихся к словам как к вещам, изобретающих новые языки и искусственные словообразования, образуют здесь общий источник как для сновидений, так и для психоневрозов.

Когда в сновидении изображается речь или разговор, резко отличающийся в качестве такового от мыслей, тут в качестве общего правила можно сказать, что разговор в сновидении проистекает от воспоминания о таковом же, имевшем место в действительной жизни. Разговор этот либо сохраняется в неизмененном виде, либо претерпевает незначительное искажение; отчасти такой разговор составляется из избранных отрывков фраз и диалогов предыдущего дня; хотя внешне он и остается неизмененным, однако мысль приобретает совершенно другое значение; речь или разговор в сновидении служит нередко простым намеком на эпизод, при котором имел место вспоминаемый диалог.

б) Работа смещения. Другое, по всей вероятности, не менее существенное обстоятельство должно было броситься нам в глаза, когда мы рассматривали примеры процесса сгущения в сновидении. Мы могли заметить, что элементы, выделяющиеся в сновидении в качестве существенных составных его частей, отнюдь не играют той же самой роли в мыслях, скрывающихся за сновидением. И наоборот: то, что в мыслях обладает преимущественным значением, может быть совсем не выражено в сновидении. Сновидение составляется как бы совершенно иначе, его содержание располагается вокруг Других элементов, чем мысли, служащие его основой.

Так, например, в сновидении о ботанической монографии центром служит элемент "ботанический"; в мыслях же, скрывающихся за этим сновидением, речь идет о конфликтах, возникающих из-за взаимных услуг между врачами, и об упреках в том, что я приношу слишком большие жертвы своему увлечению; элемент "ботанический" вообще не имеет места в этом центральном пункте моих мыслей, - он разве только связан с ним по закону контраста, так как ботаника не была никогда в числе моих любимых занятий. В сновидении "Са-фо" моего пациента центральным пунктом служит "подъем" и "схождение"; сновидение трактует, однако, об опасностях половых сношений с женщинами, стоящими в социальном отношении на низкой ступени, так что в содержание сновидения вошел лишь один из элементов мыслей. Аналогично обстоит дело и в сновидении о майских жуках, которое касается взаимоотношения сексуальности и жестокости; момент жестокости хотя и проявляется в сновидении, но в совершенно другой связи и при полном отсутствии сексуального элемента; таким образом, он как бы вырван из общего комплекса и, кроме того, представлен в совершенно преображенном виде. В сновидении о дяде белокурая борода, служащая его центральным пунктом, не имеет никакого отношения к мании величия, которая после анализа оказалась сущностью мыслей, скрывающихся за этим сновидением. Все эти сновидения претерпевают процесс "смещения". Прямую противоположность этим примерам образует сновидение об инъекции Ирме. Оно показывает, что при образовании сновидения отдельные элементы могут сохранить за собою то место, какое они занимали в мыслях. Наличие этого нового - чрезвычайно, однако, непостоянного - соотношения мыслей и содержания сновидения должно возбудить в первую очередь наше удивление. Когда при каком-либо психическом явлении нормальной жизни мы находим, что одно представление берется из ряда других и приобретает особую живость, то мы пользуемся этим для доказательства того, что пробуждающееся представление приобретает особо высокую психическую ценность. Мы знаем, однако, что эта ценность отдельных элементов мыслей, скрывающихся за сновидением, не остается в наличии при образовании последнего или, по крайней мере, не играет почти никакой роли. Мы ведь нисколько не сомневаемся в том, какие элементы играют наибольшую роль в мыслях, служащих основой сновидения; наше суждение тотчас же вскрывает их. При образовании сновидения эти важнейшие элементы, снабженные наиболее интенсивным интересом, могут совершенно утратить свою ценность; их место в сновидения заступают другие элементы, безусловно, несущественные или даже ничтожные в мыслях. На первый взгляд это производит впечатление, будто психическая интенсивность отдельных представлений вообще не играет роли при подборе их для сновидения: важно лишь более или менее сложное детерминирование их. В сновидение попадает не то, что обладает наибольшей ценностью в мыслях, а то, что содержится в них неоднократно; это не помогает, однако, объяснению образования сновидений, так как мы никоим образом не можем предполагать, чтобы оба момента - сложное детерминирование и субъективная ценность - могли бы действовать иначе при подборе материала для сновидения, чем в полном соответствии. Те представления, которые играют видную роль в мыслях, наиболее часто в них и повторяются, так как от них, как от центральных пунктов, и исходят отдельные мысли. Тем не менее сновидение может отклонить эти интенсивно подчеркнутые и сложно детерминированные элементы и включить в свое содержание другие, обладающие лишь последним свойством.

Для разрешения этой трудности мы воспользуемся впечатлением, которое получили при исследовании де-терминирования содержания сновидения. Быть может, многим читателям показалось, что детерминирование элементов сновидения не представляет собою ничего нового, так как оно само собой разумеется. При анализе мы исходим ведь из элементов сновидения и записываем все те мысли, которые связаны с ним; не удивительно, что в мыслях, полученных таким путем, чрезвычайно часто встречаются именно эти элементы. Я мог бы не считаться с этим возражением, но я сам приведу аналогичное ему; среди мыслей, которые обнаруживает анализ, находится много, стояц-их вдали от сущности сновидения и кажущихся искусственно введенными нами с известной целью. Цель эта обнаруживается чрезвычайно легко; эти мысли образуют связь, иногда чрезвычайно вынужденную и искусственную, между содержанием сновидения и мыслями, скрывающимися за ним; и если бы мы устранили эти элементы из анализа, то составные части сновидения не нашли бы себе детерминирова-ния в мыслях. Это приводит нас к тому, что сложное детерминирование, играющее решающую роль при подборе материала сновидения, образует не всегда первичный момент образования сновидения, но зачастую вторичное последствие психической силы, нам еще не знакомой. При всем том, однако, оно имеет значение для допущения отдельных элементов, так как мы можем наблюдать, что оно образуется не без труда там, где возникает само собою из материала сновидения.

Ясно, таким образом, что в работе сновидения находит свое выражение психическая сила, которая, с одной стороны, лишает интенсивности психически ценные элементы, с другой же - путем детерминирования из малоценных моментов создает новые ценности, которые затем и попадают в содержание сновидения. Если дело обстоит таким образом, то при образовании сновидения совершается перенесение и-смещение психической интенсивности отдельных элементов, результатом которых и является различие между содержанием сновидения и мыслями, скрывающимися за ним. Процесс, происходящий при этом, составляет существенную часть деятельности сновидения; мы назовем его процессом, смещения. Смещение и сгущение - два процесса, которым мы имеем полное основание приписать образование сновидения.

Я полагаю, что нам будет нетрудно познакомиться с сущностью психической силы, проявляющейся в процессе смещения. Результатом этого смещения является то, что содержание сновидения не походит по своему существу на мысли, скрывающиеся за ним, и то, что сновидение отражает лишь искажение жизни в бессознательном. Искажающая деятельность сновидения нам уже знакома; мы объяснили ее цензурой, которую оказывает одна психическая инстанция по отношению. к другой. Процесс смещения в сновидении - одно из главнейших средств для достижения такого искажения. Is fecit, cui profuit97. Мы можем предположить, что процесс смещения осуществляется благодаря влиянию именно этой цензуры. Так как объяснение искажающей деятельности сновидения влиянием цензуры я считаю центральным пунктом моей теории сновидения, то я привожу здесь заключительное место новеллы "Сон и бодрствование" из книги Линкеуса "Фантазии реалиста" (Вена, 1890), в котором я нахожу эту доминирующую черту своего учения:

"О человеке, обладающем странною способностью видеть только разумные сновидения..."

"Твоя странная особенность грезить так, как мыслишь ты на-яву, объясняется твоими добродетелями, твоей добротой, твоею справедливостью и твоей любовью к истине: моральная чистота твоей души объясняет мне все".

"Если, однако, хорошенько подумать, - ответил другой, - то мне кажется, что все люди созданы так же, как я, никому никогда не снится бессмыслица. Сновидение, о котором отчетливо вспоминаешь, которое можешь потом рассказать и которое не является поэтому горячечным бредом, имеет всегда глубокий смысл и не может его не иметь! Ибо то, что стоит друг с другом в противоречии, не могло быть вообще связано в одно целое; те прегрешения, которые совершает сновидение по отношению к пространству и времени, нисколько не наносят ущерба его осмысленности, так как то и другое не имеет никакого значения для его содержания. Мы и в бодрствующем состоянии часто делаем так же. Подумай только о сказках, о бесконечных смелых и глубокомысленных созданиях фантазии, про которые лишь невежественный человек мог бы сказать: "Какой абсурд, ведь это же невозможно!"

"Да, если бы только можно было всегда правильно толковать, сновидения - вот как ты здесь только что!" - заметил другой.

"Это, правда, совсем не легко, но при некотором внимании сам грезящий человек мог бы всегда толковать свои сновидения. Почему это нам не всегда удается? В ваших сновидениях есть всегда что-то скрытое, поэтому-то ваши сновидения и кажутся часто лишенными смысла, а иногда даже и совершенно нелепыми и абсурдными. В основе своей, однако, они совершенно не таковы; они не могут быть бессмысленными уже по одному тому, что ведь бодрствует и грезит всегда тот же самый человек".

Каким образом согласуются между собою моменты смещения, сгущения и детерминирования при образовании сновидения, какой из этих факторов играет первенствующую и какой второстепенную роль, мы увидим в дальнейшем изложении. Пока же в качестве второго условия, которому должны удовлетворять элементы, включаемые в сновидение, мы можем установить то, что они должны быть устраняемы от цензуры.

в) Средства изображения в сновидений. Помимо обоих моментов процесса сгущения и процесса смещения, которые мы установили при превращении скрытого содержания сновидения в явное, мы столкнемся сейчас с двумя дальнейшими условиями, оказывающими несомненное влияние на подбор материала сновидения. Предварительно, однако, рискуя даже отклониться от намеченного нами пути, необходимо бросить взгляд на процесс толкования сновидений. Я не отрицаю того, что лучше и целесообразнее всего было бы взять за образец какое-либо сновидение, дать его толкование так же, как я сделал во второй главе со сновидением об инъекции Ирме, сопоставить затем обнаруженные нами скрытые мысли и обратным путем составить из них сновидение, короче говоря, дополнить анализ сновидений синтезом их. Эту работу я, действительно, проделал на нескольких примерах; я не мог, однако, опубликовать ее здесь, так как этому препятствуют разного рода соображения, легко понятные каждому вдумчивому читателю. При анализе сновидения соображения эти играют не столь видную роль, так как анализ может быть не вполне исчерпывающим и сохранять при этом свою ценность: ему достаточно хотя бы в незначительной степени проникнуть хитросплетения сновидения. Синтез для полного доказательства должен быть непременно исчерпывающим. Однако исчерпывающий синтез я могу дать лишь относительно сновидений тех лиц, которые совершенно незнакомы читающей публике. Так как, однако, в моем распоряжении имеются лишь сновидения моих пациентов-невротиков, то, я должен отложить такой синтез их сновидений до тех пор, пока я не сумею довести психологического толкования неврозов до полной их связи с нашей темой. Исчерпывающий анализ и синтез двух сновидении я произвел в моем "Отрывке анализа истерии" (1905 г.).

Из моих попыток синтетически образовать сновидение из мыслей, лежащих в основе его, я знаю, что материал, получающийся при толковании, обладает различной ценностью. Одну часть его образуют существенные мысли, которые, таким образом, вполне замещают собою сновидение и могли бы служить его полной заменою, если бы для сновидения не существовало цензуры;

другую часть можно объединить под названием коллатеральных мыслей98; в целом они представляют собою пути, по которым реальное желание, проистекающее из мысли, переносится в желание, имеющееся в наличии в сновидении. Одна часть этих коллатеральных мыслей состоит из связей с действительными мыслями; соединения эти в сновидении имеют схематический вид и соответствуют смещениям от существенного к второстепенному. Другая часть обнимает собою мысли, которые связуются между собою при помощи этих второстепенных элементов, получивших значение благодаря смещению, и включаются в содержание сновидения. Третья часть содержит, наконец, мысли и соединения их, при помощи которых мы при толковании сновидения от содержания его приходим к средним коллатеральным и которые вовсе не все должны участвовать в образовании сновидения.

Нас интересуют здесь исключительно существенные мысли, скрывающиеся за сновидением. Они представляют собою большей частью комплекс мыслей и воспоминаний со всеми особенностями мышления, знакомыми нам по бодрствующему состоянию. Нередко эти мысли исходят не из одного центра, но все они имеют точки соприкосновения; почти всегда подле одного ряда мыслей находится противоположный ему, связанный с ним при помощи ассоциации по контрасту.

Отдельные части этого сложного целого находятся, разумеется, в самом разнообразном логическом соотношении друг с другом. Они образуют передний и задний план, отклонения и дополнения, условия, аргументы и возражения. Когда вся масса этих мыслей подвергается влиянию деятельности сновидения, причем отдельные части ее раздробляются, расчленяются и потом снова сплачиваются воедино, то возникает вопрос, что же происходит с логической связью, имевшейся в наличии в этом сложном целом. Каким образом образуются во сне все эти "если", "потому что", "подобно тому как", "несмотря на то, что", "или - или" и все другие союзные речения, без которых мы не можем представить себе ни одного предложения, ни одной связной фразы?

На этот вопрос приходится ответить прежде всего, что сновидение не располагает средствами для изображения этих логических связей между мыслями. Большей частью анализ оставляет в стороне эти союзные речения и подвергает переработке лишь объективное содержание этих мыслей. Толкование должно затем снова восстановить эту связь, уничтоженную деятельностью сновидения.

Отсутствие у сновидения способности к выражению этой связи объясняется, очевидно, самою сущностью психического материала. Аналогичное ограничение претерпевают и изобразительные искусства, живопись и скульптура, по сравнению с поэзией, средствами выражения которой служат слова; и здесь причина отсутствия этой способности лежит в материале, при помощи которого оба искусства стремятся вообще к воплощению чего-либо. До тех пор пока живопись не достигла понимания своих законов, она старалась устранить этот дефект. На древних портретах люди изображались с запиской в руках, на которой было написано то, что тщетно старался изобразить художник.

Быть может, здесь мне сделают возражение, которое будет оспаривать необходимость отказа сновидения от изображения логической связи. Есть ведь много сновидений, в которых совершаются самые сложные умственные операции, в которых мы находим аргументации и противоречия, сравнения и связи, - совсем как в бодрствующем мышлении. Но это только иллюзия. Подвергнув такое сновидение толкованию, мы увидим, что все это лишь материал сновидения, а не изображение интеллекту альной работы в нем. Мнимое мышление в сновидении передает лишь содержание мыслей, о не их взаимную связь, в установлении которой состоит мышление. Я приведу примеры этому. Легче всего констатировать, однако, что все разговоры, диалоги и речи, наблюдающиеся в сновидениях, представляют собою неизмененные или чрезвычайно мало измененные воспроизведения разговоров и диалогов, имеющихся в наличии в воспоминаниях спящего. Разговор - зачастую лишь указание на событие, запечатленное в мыслях, скрывающихся за сновидением. Смысл же сновидения совершенно иной.

Я не буду возражать против того, что в образовании сновидения принимает участие и критическое мышление, попросту воспроизводящее материал из мыслей. Влияние этого фактора я выясню лишь в конце нашего изложения. Мы увидим тогда, что эта работа мышления вызывается не мыслями, скрывающимися за сновидением, а самим в известном смысле уже готовым сновидением.

Мы видим, таким образом, что логическая связь между мыслями не находит себе особого выражения в сновидении. Так, например, где в сновидении имеется противоречие, там на самом деле имеется либо противоречие против всего сновидения, либо же противоречие в содержании каких-либо мыслей; противоречию между мыслями, скрывающимися за сновидением, соответствует противоречие в сновидении лишь в чрезвычайно скрыто переданной форме.

Подобно тому, однако, как и живописи удалось выразить речь изображаемого лица и его чувства иначе, чем при помощи записки, так и сновидение нашло возможность воспроизводить некоторую связь между своими мыслями через посредство соответствующей модификации своего своеобразного изображения. Мы можем наблюдать, что различные сновидения различным образом поступают при этом; в то время как одно сновидение проходит мимо логической структуры своего материала, другое старается по возможности воспроизвести и ее. Сновидение отдаляется в этом более или менее от предоставляемого ему для обработки текста. Аналогичным образом поступает, впрочем, сновидение и с временной связью мыслей, скрывающихся за ним, когда такая связь создается в бессознательном.

Какими же средствами способна деятельность сновидения воспроизвести трудно воспроизводимую логическую связь? Я попытаюсь подойти к разрешению этого вопроса, рассмотрев каждую из наиболее часто наблюдаемых логических связей в отдельности.

Прежде всего сновидение учитывает общую связь всех элементов мыслей, скрывающихся за ним, таким образом, что соединяет весь этот материал в одно целое в форме какой-либо ситуации или события. Логическую связь оно передает в форме одновременности. Оно поступает при этом все равно как художник, который изображает, например, всех философов или поэтов в одной школе в Афинах или на Парнасе, которые никогда, конечно, не были там вместе, но для мыслящего взгляда представляют несомненно одно неразрывное целое.

Сновидение пользуется таким же способом изображения. Как только оно изображает два элемента друг подле друга, так тем самым оно свидетельствует о тесной связи между соответствующими им элементами в мыслях. Это все равно как в нашей системе письма:

"аб" означает, что обе буквы должны быть произнесены в один слог; "а" и "б" через промежуток наводят на мысль, что "а" - последняя буква одного слова и "б" - первая буква другого. Вследствие этого комбинации сновидения образуются не из любых совершенно раздельных составных частей материала, а из таких, которые находятся в тесной связи друг с другом и в мыслях, служащих основой сновидения.

Для изображения причинной связи сновидение имеет в своем распоряжении два способа, которые по существу своему одинаковы. Наиболее употребительный способ изображения следующий: так как то-то и то-то обстоит таким образом, то должно было произойти то-то и то-то. Этот способ состоит в том, что причина изображается в виде предварительного сновидения, а последнее - в виде главной его части. Если я не ошибаюсь, то последовательность может быть и обратная, но следствие всегда соответствует главной части сновидения.

Прекрасный пример такого изображения причинной связи сообщила мне однажды моя пациентка, сновидение которой я впоследствии приведу полностью. Сновидение это состояло из краткого вступления и чрезвычайно обширной главной части.

Вступление гласило следующе: "Она идет в кухню к двум служанкам, и бранит их за то, что они не могут справиться "с такими пустяками". Она видит в кухне на столе множество всевозможной посуды; служанки идут за водою и должны, для этого погрузиться в реку, доходящую до дома или до двора".

Вслед за этим идет главная часть, которая начинается так: "Она спускается сверху по какой-то странной лестнице и радуется, что при этом она нигде не цепляется платьем и т. <?."

Вступление относится к родительскому дому моей пациентки, слова в кухне она действительно часто слышала от своей матери. Груды посуды относятся к посудной лавке, находившейся в их доме. Вторая часть сновидения содержит намек на отца, который часто волочился за прислугой и однажды при наводнении - дом стоял на берегу реки - простудился и умер. Мысль, скрывающаяся за этим вступлением, сообщает следующее. Я происхожу из этого дома, из этой низкой безотрадной обстановки. Главная часть сновидения воспринимает ту же самую мысль и изображает ее в измененной, благодаря осуществлению желания, форме: я высокого происхождения. Таким образом: так как я низкого происхождения, то моя жизнь сложилась так-то и так-то.

Насколько я знаю, разделение сновидения на две неравные части означает не каждый раз причинную связь между мыслями обеих частей. Очень часто кажется, будто в обоих сновидениях изображается один и тот же материал, но с различных точек зрения; или же оба сновидения проистекают из различных центров материала и скрещиваются друг с другом в содержании, так что в одном сновидении центром служит то, что в другом является лишь косвенным указанием и наоборот. Во многих сновидениях, однако, разделение на короткое вступление и более обширную главную часть действительно соответствует причинной взаимозависимости обеих частей.

Другой способ изображения причинной связи применяется при менее обширном материале и состоит в том, что один образ в сновидении - будь то лицо или вещь - превращается в другой. Лишь там, где в сновидении действительно происходит такое превращение, мы можем говорить о наличии причинной взаимозависимости, но отнюдь не там, где мы только замечаем, что на месте одного образа появился другой.

Я уже говорил, что оба способа изображения причинной связи, в сущности, совпадают друг с другом; в обоих случаях причинная связь заменяется последовательностью - в одном случае при помощи последовательности сновидений, в другом же непосредственным превращением одного образа в другой. В большинстве случаев, правда, причинная связь вообще не изображается, а заменяется неизбежной и в сновидении последовательностью элементов.

Альтернатива "или - или" вообще не изображается в сновидении. Последнее включает звенья этой альтернативы в качестве равноценных элементов. Классическим примером этого служит сновидение об инъекции Ирме. Скрытые мысли его гласят, впрочем: я не виновен в болезненном состоянии Ирмы; причина его лежит либо в сопротивлении моему лечению, либо в том, что она находится в неблагоприятных сексуальных условиях, которые я не могу изменить, либо же болезнь ее вообще не истерического, а органического характера. Сновидение осуществляет, однако, все эти почти исключающие друг друга возможности. Альтернатива "либо - либо" обнаружена нами лишь при толковании.

Когда, однако, рассказчик при сообщении сновидения употребил союзное речение "или -или", -например, мне снился сад или же комната - там в мыслях, скрывающихся за сновидением, содержится не альтернатива, а простое сопоставление, характеризующееся союзом "и". При помощи "или - или" мы изображаем обыкновенно расплывчатый характер какого-либо элемента сновидения, которое стараемся припомнить и разъяснить. Правило толкования в этом случае гласит: отдельные части мнимой альтернативы следует сопоставить друг с другом и связать при помощи союза "и". Мне снится, например, что, отыскивая долгое время адрес своего находящегося в Италии друга, я получаю телеграмму, сообщающую мне этот адрес. Я вижу его на телеграфном бланке; первое слово не ясно, оно или - via, или - Villa", второе отчетливо: Sezerno.

Второе слово, напоминающее по созвучию итальянское имя и вызывающее во мне представление о наших этимологических спорах, выражает также и мою досаду на то, что он так долго скрывал от меня свое местопребывание; каждое же из предположений о первом слове предстает при анализе в виде самостоятельного исходного пункта целого ряда мыслей.

Ночью, накануне похорон моего отца, мне приснились печатные таблицы или плакаты, похожие на объявления о запрещении курить, вывешиваемые обычно на вокзалах. На плакате этом я прочел:

или:

Просят закрывать глаза

ИЛИ:

Просят закрывать глаз.

Каждая из этих надписей имеет свой особый смысл и в толковании ведет по различным путям. Я умышленно решил сделать похороны как можно более скромными, так как знал желание покойного. Другие же члены семьи были несогласны с моим пуританизмом; им казалось, что нам будет стыдно перед чужими. Поэтому одна из надписей - "Просят закрывать глаз" (по нем. "Ein Ange zuzudriicken" имеет переносное значение) - выражает собой просьбу о снисхождении100. Значение расплывчатости, которое мы описываем здесь при помощи "или - или", очевидно с первого взгляда. Сновидению не удалось составить единого, недвусмысленного словесного выражения мысли, лежащей в его основе. Поэтому-то оба ряда мыслей разделяются уже в самом содержании сновидения.

В некоторых случаях разделение сновидения на две равные части действительно выражает трудно поддающуюся истолкованию альтернативу.

Чрезвычайно любопытно отношение сновидения к категориям противоположности. Категория эта почти совершенно не выражается а сновидении; противоположности соединяются обычно в одно целое или, по крайней мере, изображаются в этом виде. Сновидение идет даже дальше и изображает и отдельные элементы при помощи их противоположностей, так что ни один элемент, способный найти себе прямую противоположность, не показывает сразу, имеет ли он в мыслях сновидения положительный или отрицательный характер. В одном из вышеупомянутых сновидений, первую часть к которому мы уже истолковали ("так как я такого происхождения..."), моя пациентка спускается по перилам и держит при этом в руках цветущую ветку. Так как щьи этом у нее появляется мысль, что на изображениях Благовещения (ее зовут Марией) ангел держит в руках лилию и так как она видит девушек в белых платьях, которые идут по улицам, украшенным зелеными ветками, то цветущая ветвь в сновидении несомненно содержит в себе указание на половую невинность; ветвь эта, однако, усажена сплошь красными цветами, из которых каждый напоминает камелию. В конце ее дороги цветы почти все опадают; дальше следуют указания на регулы. Тем самым ветка, которая напоминает лилию и несется как бы невинной девушкой, указывает на "даму с камелиями", которая, как известно, носила всегда белые камелии, во время же регул - красные.

Цветущая ветвь изображает половую невинность и в то же время ее противоположность. Одно и то же сновидение, выражающее собою радость по поводу того, что ей удалось беспорочно прожить свою жизнь, обнаруживает в некоторых частях (например, в элементе опадания цветов) противоположный ход мыслей и намекает на то, что она не чужда и небольших прегрешений против сексуальной чистоты и невинности (в детстве). При анализе сновидения мы могли бы ясно проследить оба ряда мыслей, из которых радостный расположен наверху, а прискорбный - внизу; оба эти ряда идут параллельно, но направляются в прямо противоположные стороны. Их одинаковые, но противоположные элементы находят себе выражение в соответствующих элементах сновидения.

С одной из логических связей механизм образования сновидения считается, однако, в полной мере. Это отношение сходства, согласования, соприкосновения, выражающееся союзным речением "подобно тому как"; оно находит себе в сновидении наиболее полное выражение. Имеющиеся в материале сновидения элементы такого взаимоотношения составляют главнейшие опорные пункты образования сновидения, и наиболее существенная часть деятельности последнего состоит в создании таких новых элементов в том случае, когда имеющиеся уже в наличии не могут попасть в сновидение ввиду сопротивления цензуры. На помощь изображению отношения сходства приходит процесс сгущения в сновидении.

Сходство, согласование и общность обычно изображаются сновидением путем соединения в одно целое, которое либо имеется уже в наличии в материале сновидения, либо же образуется заново. Первый случай мы можем назвать идентификацией, второй же - образованием сложных комбинаций. Идентификация применяется там, где речь идет о людях; образование же сложных комбинаций там, где материалом соединения служат вещи, хотя сложные комбинации образуются и из людей. Местности подлежат зачастую тем же правилам, что и люди.

Идентификация состоит в том, что лишь одно из лиц, связанных между собою сходством, находит себе выражение в сновидении, между тем как второе или все остальные как бы устраняются сновидением. Это одно лицо входит в сновидении во все те отношения и ситуации, которые проистекают от него или от лиц, которых оно собою замещает. При образовании сложных комбинаций из лиц уже в сновидении имеются в наличии черты, свойственные отдельным лицам, но не общие для всех них, так что при помощи объединения этих черт возникает новая единица, сложная комбинация коллективных лиц. Процесс этот совершается различным путем. Либо лицо в сновидении получает имя какого-нибудь другого, им замещаемого, - между тем как внешность его остается тою же; или же сам образ в сновидении состоит из черт, которыми в действительности объединяются все замещаемые лица. Вместо этих внешних черт лицо может быть представлено также свойственными ему манерами, словами или ситуацией, характерной для него. В последнем случае резкая противоположность между идентификацией и образованием сложных комбинаций почти исчезает. Случается, однако, и то, что образование таких коллективных лиц не удается. Тогда сцена сновидения приписывается одному лицу, а другое - по большей части главное - выступает в качестве безучастного зрителя. Спящий рассказывает, например: "Тут же была и моя мать" (Ште-кель)101. Общие черты, лежащие в основе объединения двух лиц, могут быть изображены в сновидении, но могут и отсутствовать в нем. Обычно идентификация или образование коллективных лиц служит именно для того, чтобы избегнуть изображения общих черт. Вместо того чтобы повторять, что "А" настроен враждебно ко мне и "Б" тоже, я в сновидении образую коллективное лицо из "А" и "Б" и представляю "А" в ситуации, характерной для "Б". Полученное таким образом коллективное лицо выступает в сновидении в какой-либо другой обстановке, и в том обстоятельстве, что оно означает собою как "А", так и "Б", я нахожу основание для истолкования соответственного места в сновидении в том смысле, что коллективное лицо изображает собою враждебное отношение ко мне. Таким путем я достигаю зачастую чрезвычайно интенсивного сгущения содержания сновидения; я избегаю необходимости непосредственного изображения сложных условий, имеющих отношение к данному лицу, и нахожу другое лицо, связанное, по крайней мере, с частью этих условий. Нетрудно понять, что это изображение при помощи идентификации помогает также избегнуть цензуры, ставящей столь серьезную преграду деятельности сновидения. Повод к влиянию цензуры могут дать как раз те представления, которые в материале связаны с данным лицом; я нахожу поэтому второе лицо, которое также имеет отношение к моему материалу, но только как часть его. Соприкосновение в пункте, подлежащем влиянию цензуры, дает мне право образовать коллективное лицо, характеризующееся в обоих направлениях индифферентными чертами. Эти коллективные лица, будучи уже свободными от цензуры, получают непосредственный доступ в содержание сновидения и таким образом, использовав процесс сгущения, я удовлетворил требование цензуры.

Там, где в сновидении изображаются общие черты обоих лиц, там это служит обычно указанием на наличие другого скрытого сходства, изображению которого воспрепятствовала цензура. Тут до некоторой степени в целях облегчения изображения произошло смещение в области общих черт. Коллективное лицо с индифферентными общими чертами указывает на наличие отнюдь не индифферентных общих черт в мыслях, скрывающихся за сновидением.

Идентификация или образование коллективных лиц служит в сновидении различным целям; во-первых, изображению общих черт второго лица, во-вторых, изображению смещенного сходства, в-третьих же, изображению лишь желаемого сходства. Так как желание найти общие черты у двух лиц зачастую совпадает со смешением их, то и взаимоотношение выражается в сновидении идентификацией. Мне хочется в сновидении об инъекции Ирме смешать эту пациентку с другою; я хочу, таким образом, чтобы другая была моей пациенткой так же, как ею является Ирма. Сновидение считается с этим желанием, представляя мне лицо, которое носит имя Ирмы, но исследуется мною в ситуации, имевшей место при исследовании другой желаемой пациентки. В сновидении о дяде это смешение служит центральным пунктом сновидения я идентифицирую себя с министром, относясь к своему коллеге так же, как относится к нему он.

Я не раз уже упоминал о том, что все сновидения без исключения изображают непременно самого спящего. Сновидение абсолютно эгоистично. Там, где в содержании сновидения содержится не мое "я", а другое лицо, я имею полное основание предположить, что мое "я" скрыто путем идентификации за этим лицом. В другом случае, когда мое "я" действительно имеется в наличии в сновидении, ситуация, в которой оно находится, может именно показать, что позади моего "я" путем идентификации скрывается другое лицо. Сновидение указывает, что при толковании его я должен перенести на себя нечто, присущее этому лицу, - скрытые общие черты. Бывают также сновидения, в которых мое <я" проявляется также наряду с другими лицами, которые при анализе после раскрытия идентификации оказываются опять-таки моим "я". Я должен тогда при помощи этих идентификаций связать со своим "я" известные представления, против восприятия которых восстала цензура. Таким образом, я могу изобразить в сновидении свое "я" различным путем. Иногда даже одновременно: либо непосредственно, либо же при помощи идентификации с другими лицами. Некоторые такие идентификации способствуют сгущению чрезвычайно обильного материала мыслей. Если я сомневаюсь, за каким лицом в сновидении я должен искать свое "я", то мне следует придерживаться следующего правила: лицо, испытывающее в сновидении аффект, который испытываю я в состоянии сна, всегда скрывает за собою мое "я".

Еще более прозрачно, нежели относительно лиц, раскрытие идентификации совершается относительно ме-стностей, обозначенных собственными именами, так как здесь отсутствует влияние всесильного в сновидении "я". В одном из моих сновидений о Риме местность, и которой я нахожусь, названа "Рим"; я удивляюсь, однако, множеству немецких плакатов на улицах. Последние представляют собою осуществление желания, при котором у меня тотчас же появляется мысль о Праге; само желание проистекает, по всей вероятности, из давно прошедшего периода увлечения пангерманизмом; как раз ко времени моего сновидения в Праге у меня должно было состояться свидание с одним коллегой; идентификация Рима и Праги объясняется, таким образом, желаемым сходством; мне больше хотелось бы встретиться со своим коллегой в Риме, нежели в Праге.

Возможность образовывать сложные комбинации носит на себе черты, придающие сновидениям зачастую фантастический характер: благодаря ей в содержание сновидения вводятся элементы, которые никогда не могли бы стать объектом нашего восприятия. Психический процесс при образовании сложных комбинаций сновидения, по всей вероятности, тот же, какой происходит, когда мы в бодрствующем состоянии представляем себе кентавра или дракона. Разница лишь в том, что при фантазировании наяву решающую роль играет желаемое впечатление от составляемой фантазии, между тем как образование сложных комбинаций в сновидении обусловливается моментом, лежащим в начале этого образования, - отношением сходства в мыслях, скрывающихся за сновидением. Образование сложных комбинаций в сновидении может производиться самым различным образом. В наиболее простом случае изображаются лишь свойства одной вещи, и это изображение сопровождается сознанием того, что оно относится и к другому объекту. Более тщательная техника соединяет черты одного и другого объектов в новую единицу и умело пользуется при этом сходством обоих объектов, имеющихся в наличии в действительности. Новый объект может носить самый нелепый характер, смотря по тому, какую роль при образовании играл материал. Если объекты, объединяемые в сновидении в одно целое, слишком различны, то сновидение ограничивается тем, что образует сложный комплекс с более отчетливым центральным ядром, которое дополняется менее отчетливыми чертами. Соединение в одно целое здесь как бы не удается; оба изображения покрывают друг друга. В сновидениях можно наблюдать множество таких сложных комбинаций; на несколько примеров я уже указал в вышеупомянутых сновидениях; я добавлю еще несколько. В сновидении, изображающем жизнь пациентки при помощи цветка, "я" сновидения несет в руках цветущую ветку, которая, как мы уже узнали, означает одновременно невинность и сексуальную греховность. Ветка расположением цветов напоминает ветвь вишневого дерева; сами же цветы, взятые в отдельности - камелии, причем все в целом производит впечатление экзотического растения. Общие черты в элементах этого сложного комплекса мы находим в мыслях, служащих основой сновидения. Цветущая ветвь состоит из указаний на подарки, которые должны были побуждать ее быть более уступчивой. Таковы в детстве вишни, в более зрелые годы - ветка камелии; экзотический элемент является указанием на путешественника - естествоиспытателя, который старался добиться ее расположения. Другая пациентка составляет в сновидении сложную комбинацию, состоящую из представлений о морской кабинке, дачного забора и мансарды городского дома. В обоих первых элементах общее их отношение к человеческой наготе и обнажению; из сопоставления с третьим элементом можно заключить, что и мансарда (в детстве) была связана с каким-либо обнажением. Девушке, которую старший брат обещал угостить икрой, снится, что ноги этого брата покрыты черными зернышками икры. Элементы "заражения" в моральном смысле и воспоминание о детской сыпи, которая состоит из красных, а не из черных пятнышек, соединились здесь с "зернышками икры" в новое представление о том, "что она получила от брата". Части человеческого тела рассматриваются в этом сновидении как объекты; это, впрочем, характерно для любого сновидения. В сновидении, сообщенном Ференчи, имеется сложная комбинация, состоящая из личности одного врача, лошади и ночной сорочки. Общие черты этих трех элементов обнаруживаются при анализе: ночная сорочка содержит в себе указание на роль отца спящей в одном из воспоминаний детства. Во всех этих трех элементах речь идет об объектах ее полового любопытства.

Выше я утверждал, что сновидение не обладает средствами для выражения отношения противоположности, противоречия. Я постараюсь, однако, опровергнуть это утверждение. Часть случаев, содержащих в себе элемент противоположности, изображается просто при помощи идентификации, когда с противопоставлением может быть связана замена, смешение. Примеры этому мы уже приводили. Другая часть противоположностей в мыслях, скрывающихся за сновидениями, выражающаяся союзными речениями "напротив того", "наоборот", находит свое выражение в сновидении следующим чрезвычайно оригинальным образом. Логическое противопоставление "наоборот", "напротив того" само по себе не выражается в содержании сновидения, а проявляет свое наличие в материале его тем, что какой-либо элемент уже образованного содержания сновидения - как бы впоследствии - "переворачивается". Процесс этот легче иллюстрировать, нежели описать. В сновидении "Сафо" подъем изображается совершенно обратно тому, как изображается он в введении к роману Доде; в сновидении спящий идет вначале с трудом, а потом легче, между тем как в романе наоборот. Нахождение "наверху" и "внизу" по отношению к брату также изображается во сне в противоположном виде. Это указывает на соотношение противоположности между двумя частями материала в мыслях, скрывающихся за сновидением: в детской фантазии спящего кормилица носит его на руках в противоположность тому, как в романе герой носит на руках возлюбленную. В моем сновидении о нападках Гете на господина М. (см. ниже) содержится такое же "переворачивание", раскрытие которого только и дает возможность приступить к толкованию сновидения. В последнем Гете нападает на молодого человека, господина М.; в действительности же, как показывают мысли, скрывающиеся за сновидением, один выдающийся человек, мой коллега, подвергся нападкам со стороны неизвестного молодого автора. В сновидении я веду счет о годе смерти Гете; в действительности же, счет ведется о годе рождения паралитика. Мысль, доминирующая в материале сновидения, противоречит тому, что на Гете следует смотреть как на сумасшедшего. Наоборот, говорит сновидение, если ты не понимаешь книги, то невежда ты, а не автор.

Здесь следует заметить, что этим процессом зачастую пользуются сновидения, в основе которых лежит подавленное гомосексуальное влечение.

Переворачивание, превращение в противоположность - одно из излюбленных средств изображения сновидения;

оно находит себе самое разнообразное применение. Оно служит прежде всего для осуществления желания, противоположного какому-либо элементу в мыслях, скрывающихся за сновидением. Хоть бы это было наоборот! - вот зачастую наилучшее выражение отношения моего "я" к неприятному элементу в воспоминаниях. Чрезвычайно ценные услуги оказывает это средство при цензуре, испытывая ту степень искажения изображаемого материала, которая как бы совершенно парализует толкование сновидения. Ввиду этого, когда сновидение упорно скрывает свой смысл, можно все-таки попытаться "перевернуть" некоторые части его явного содержания, после чего нередко сновидение становится совершенно прозрачным.

Наряду с "переворачиванием" по существу следует упомянуть и об аналогичном процессе по отношению ко времени. Сновидение в своей искажающей деятельности нередко изображает конец какого-либо события или заключительное звено ряда мыслей, а в конце помещает предпосылку мысли или причины события. Кто не принимает во внимание этого технического средства искажающей деятельности сновидения, тот вообще бессилен подойти к толкованию сновидений. Тою же техникой пользуется иногда и истерический припадок с целью скрыть свой смысл от взгляда зрителей. Одна истерическая девушка изображает, например, во время припадка небольшое романтическое приключение, созданное ее фантазией в связи с одной встречей в трамвае. Она хочет изобразить, как незнакомец, прельщенный красотой ее ног, заговаривает с нею в то время, как она читает, идет вместе с вею, и она переживает горячую любовную сцену. Припадок ее начинается с изображением любовной сцены; у нее появляютя судороги (движения губ, точно для поцелуев, движения руками, как для объятий), она спешит в соседнюю комнату, садится на стул, показывает ногу, делает вид, словно читает книгу, и заговаривает со мной.

В некоторых случаях смысл сновидения раскрывается лишь после многократного "переворачивания" всего содержания сновидения в его целом, а также и отдельных его элементов. Так, например, за сновидением одного юного невротика скрывается воспоминание о его детском желании смерти строгого отца. Ему снится, что отец бранит его за то, что он поздно вернулся домой.. Психоаналитическое лечение и мысли пациента говорят за то, что сновидение должно было бы гласить: он сердится на отца, и ему кажется, что отец слишком рано возвратился домой. Он предпочел бы, чтобы отец вообще не возвращался домой, что тождественно его желанию смерти отца. Пациент в детстве во время продолжительного отсутствия отца совершил какой-то проступок и ему грозили: подожди-ка, придет отец!

Задавшись целью проследить взаимоотношение между содержанием сновидения и мыслями, скрывающимися за ним, мы возьмем исходным пунктом само сновидение и зададимся вопросом, что означают некоторые формальные особенности его содержания в их отношении к мыслям. К этим формальным особенностям, бросающимся нам в глаза в сновидении, относится прежде всего различие в чувственной интенсивности отдельных элементов сновидения и в отчетливости отдельных его частей или целых сновидений. Различия в интенсивности отдельных элементов сновидения составляют целую шкалу, начиная от редкой отчетливости вплоть до досадной расплывчатости, которую считают обычно характерной для сновидений, так как она по существу своему совершенно несходна с расплывчатостью воспринимаемых нами иногда при наблюдении объектов действительности. Обычно, кроме того, мы называем впечатление, полученное нами от неотчетливого элемента сновидения, "беглым", предполагая о более отчетливых элементах то, что они воспринялись нами в течение более продолжительного времени. Спрашивается теперь, какие же условия вызвали эти различия в отчетливости отдельных частей содержания сновидения.

Здесь следует прежде всего предупредить некоторые неизбежные ожидания. Так как в материал сновидения могут быть включаемы и реальные ощущения во время сна, то, по всей вероятности, можно было бы предположить, что эти элементы сновидения или другие, выводимые из них, отличаются особой интенсивностью или же, наоборот, что то, что в сновидении кажется нам наиболее отчетливым, может быть сведено к таким реальным ощущениям во время сна. Мои наблюдения, однако, не подтвердили этого предположения. Неправильно то, что элементы сновидения, представляющие собою результаты реальных впечатлений во время сна, отличаются своей отчетливостью от других, обязанных своим происхождением воспоминаниям. Момент реальности не имеет отношения к интенсивности элементов сновидения.

Далее, могла бы возникнуть мысль, что чувственная интенсивность (отчетливость отдельных элементов сновидения) связана с психической интенсивностью соответствующих элементов мышления, лежащих в основе сновидения. В последних интенсивность совпадает с психической ценностью. Наиболее интенсивные элементы - не что иное, как наиболее важные, образующие центральные пункты мысли. Мы знаем, правда, что именно эти элементы вследствие цензуры в большинстве случаев не включаются в содержание сновидения. Но могло бы все-таки быть, что заменяющие их ближайшие элементы обнаружили бы высокую степень интенсивности, не становясь, однако, при этом центром содержания сновидения. Однако и это предположение разрушается сравнительным рассмотрением сновидения и материала его. Интенсивность элементов в первом не имеет ничего общего с интенсивностью во втором; между материалом сновидения и самим им совершается, действительно, полнейшая переоценка всех психических ценностей. В беглом, но отчетливом элементе сновидения, скрытом более ясным и отчетливым образом, можно очень часто обнаружить непосредственное отражение того, что преобладало и служило центральным пунктом в мыслях, скрывающихся за сновидением.

Интенсивность элементов в сновидении определяется совершенно иначе: она обусловливается двумя независимыми друг от друга моментами. Прежде всего легко заметать, что наиболее интенсивно образуются те элементы, при помощи которых выражается осуществление желания. Далее, анализ показывает, что от наиболее отчетливых элементов сновидения отходит большинство рядов мыслей, что наиболее отчетливые элементы в то же время и наиболее сложно детерминированные. Мы нисколько не извратим смысла, если выразим последнее положение в следующей форме: наибольшую интенсивность обнаруживают те элементы сновидения, для образования которых потребовалась наиболее обширная работа сгущения. Мы имеем основание предполагать, что это условие и другое - осуществление желания - могут быть выражены также в одной формуле.

Проблему, которую я только что рассматривал, - причины большей или меньшей интенсивности и отчетливости отдельных элементов сновидения - мне хотелось бы предохранить от смешения с другой проблемой, которая трактует о различной отчетливости отдельных сновидений или отрывков их. В этом первом случае противоположностью отчетливости служит расплывчатость, здесь же - спутанность. Нельзя, однако, отрицать того, что в обеих этих шкалах восходящая и нисходящая особенности постоянно сопутствуют друг другу. Часто сновидение, представляющееся нам ясным и отчетливым, содержит в большинстве случаев интенсивные элементы; неясное сновидение, напротив того, состоит из менее интенсивных элементов. Тем не менее проблема, которая предстает перед нами в виде шкалы от чрезвычайной ясности вплоть до спутанности, значительно сложнее, чем вопрос о колебании интенсивности отдельных элементов сновидения. В отдельных случаях, к удивлению своему, замечаешь, что впечатление ясности или отчетливости, которое воспринимаешь от сновидения вообще, не имеет отношения к самому сновидению, а проистекает из материала последнего в качестве его составной части. Так, мне припоминается одно сновидение, которое после пробуждения показалось мне настолько очевидным, лишенным пробелов и ясным, что я еще под его впечатлением решил установить новую категорию сновидений, которые не подлежат процессам сгущения и смещения, а должны быть названы "фантазиями во время сна". Ближайшее рассмотрение показало, однако, что это редкое сновидение обнаруживает в структуре своей те же пробелы и трещины; я оставил поэтому в стороне новую категорию сновидений. Содержание вышеупомянутого сновидения сводилось к тому, что я развивал перед своим коллегою чрезвычайно сложную теорию бисексуальности; волеосуще-ствляющая сила сновидения способствовала тому, что эта теория показалась нам чрезвычайно ясной и исчерпывающей. То, что я, таким образом, счел своим суждением о готовом сновидении, было частью, и при этом существенной частью содержания его. Деятельность сновидения вторглась здесь как бы в бодрствующее мышление и в виде суждения о сновидении вручила мне ту часть его материала, детальное изображение которого ей не удалось. Прямую противоположность этому я наблюдал у одной моей пациентки, которая вначале вообще отказалась сообщить свое сновидение, - "оно слишком неясно и спутанно" - и лишь после моих неоднократных протестов против правильности ее сообщения рассказала, что ей приснилось несколько лиц - она, ее муж и отец; ей казалось, будто она не знает, отец ли ее муж, кто вообще ее отец и так далее Сопоставление этого сновидения с мыслями ее при анализе показало с несомненностью, что здесь речь идет о довольно обыкновенной истории прислуги, которой, должно быть, приснилось, что она ожидает ребенка и лишь сомневается, "кто его отец". Неясность, обнаруженная сновидением, была, таким образом, и здесь частью материала, послужившего его основанием. Часть этого содержания нашла себе выражение в самой форме сновидения.

Все сновидения одной и той же ночи составляют по содержанию своему одно целое: их разделение на несколько частей, группировка и взаимная связь - все имеет свой смысл и обусловливается скрытым их содержанием. При толковании сновидений, состоящих из нескольких частей или относящихся хотя бы к одной и той же ночи, нельзя упускать из виду возможности того, что эти различные, последовательные сновидения имеют одно и то же значение. Первое из таких сновидений является зачастую наиболее искаженным и робким, последующее же более смелым и отчетливым.

Такого именно рода было и библейское сновидение фараона о коровах, истолкованное Иосифом. У Иосифа Флавия ("Иудейские древности", кн. II, гл. 5 и 6) оно сообщается подробнее, нежели в Библии. Рассказав свое первое сновидение, фараон произнес: "После первого сновидения я проснулся озабоченный и подумал о том, что оно может значить; потом снова заснул и увидел еще более странное сновидение, повергшее меня еще больше в смятение и страх". Выслушав его рассказ, Иосиф ответил: "Оба сновидения твои, о фараон, имеют одно и то же значение!"

Юнг, сообщающий в своем "Очерке психологии слуха", как скрыто-эротическое сновидение одной школьницы было понято без всякого толкования ее подругами и продолжено ими, замечает, что "конечная мысль длинного ряда образов сновидения содержит как раз именно то, что старался изобразить первый образ этого ряда. Цензура проводит комплекс через наивозможно более длинный строй постоянно возобновляющихся символических прикрытий, отодвиганий и пр." (с. 87).

Шернер превосходно понимал эту особенность изображения в сновидении и в связи со своей теорией органических раздражении приписывает ей значение особого закона (с. 166). "Наконец, однако, во всех символических элементах сновидения, проистекающих из определенных нервных раздражении, фантазия подмечает общеобязательный закон: в начале сновидения она изображает объект раздражения лишь слабыми, отдаленными намеками, в конце же, когда творчество ее иссякает, она выставляет раздражение, соответствующий орган или функцию его в действительном виде, чем сновидение обычно и заканчивается ".

Наглядное подтверждение этого закона Шернера дает Отто Ранк в своей работе "Сновидение, само себя истолковывающее". Сообщаемое им сновидение девушки состоит из двух разновременных сновидений одной и той же ночи; второе из них закончилось поллюцией. Это второе сновидение облегчило наиподробнейший анализ почти без участия самой девушки, а многочисленные точки соприкосновения между обоими сновидениями дали возможность установить тот факт, что первое в робкой форме изобразило то же, что второе, так что последнее, закончившееся поллюцией, послужило к исчерпывающему истолкованию первого. На этом примере Ранте вполне справедливо доказывает значение сновидений, сопровождающихся поллюциями, для теории сновидения вообще.

Такая возможность истолковать ясность или расплывчатость сновидения уверенностью или сомнением в его материале имеется в наличии, на мой взгляд, далеко не во всех случаях. Ниже я приведу один, до сих пор не упомянутый еще фактор образования сновидений, от влияния которого в значительной мере зависит эта качественная шкала сновидения.

В некоторых сновидениях, изображающих какую-либо ситуацию или эпизод, наблюдаются перерывы, описываемые потом обычно следующими словами: "Потом мне вдруг показалось, что это уже не та, а другая местность, не то, а другое действие" и так далее То, что таким образом прерывает главное действие сновидения, которое спустя короткое время вновь продолжается, оказывается в материале придаточным предложением, вводной мыслью. Условие в мыслях, скрывающихся за сновидением, изображается в последнем при помощи одновременности (когда - тогда).

Что означает столь часто испытываемое в сновидении ощущение связанности, очень близко соприкасающееся со страхом? Человек хочет идти и не может сдвинуться с места; хочет что-то сделать, но все время наталкивается на препятствия. Железнодорожный поезд трогается - человек не может поспеть; он поднимает руку, чтобы отомстить за оскорбление, но рука отказывается служить и проч. Мы встречались с этим ощущением при анализе эксгибиционистских сновидений, но не подошли еще вплотную к их разъяснению. Чрезвычайно легко, но и чрезвычайно недостаточно ответить, что во сне имеет место моторный паралич, находящий себе выражение в вышеуказанном ощущении. В таком случае можно задаться вопросом, почему же нам всегда не снятся такие ощущения связанности; мы могли бы предположить, что ощущение это, связанное всегда с состоянием сна, служит каким-либо целям изображения и пробуждается лишь потребностью в этом изображении со стороны материала сновидения.

"Невозможность довести до конца дело" проявляется в сновидении не всегда в форме ощущения, а иногда попросту и в виде части содержания самого сновидения. Следующий пример я считаю особенно подходящим для уяснения значения этого реквизита сновидения. Я приведу его вкратце; оно уличает меня в нечестности. ".Место действия - не то частная клиника, не то какое-то другое учреждение. Появляется служитель и зовет меня на "исследование" (по нем. Untersuchung - и судебное следствие, и медицинское исследование). Я сознаю, что обнаружена какая-то пропажа и что "исследование" вызвано подозрением, что в пропаже этой виновен я. В сознании своей невиновности, с одной стороны, и своих врачебных обязанностей, с другой - я спокойно иду за служителем. У одной из дверей, стоит другой служитель и говорит, указывая на меня:

"Что же вы привели его, ведь это порядочный человек". Я вхожу затем без служителя в большой зал, где стоит много машин, зал этот напоминает мне, однако, ад с орудиями пыток. За одной из машин я вижу своего коллегу, который имел бы полное основание принять во мне участие, но он меня не замечает. Я получаю возможность уйти. Но не нахожу своей шляпы и потому уйти не могу".

Сновидение, очевидно, осуществляет желание, чтобы меня признали честным человеком; в мыслях имеется, таким образом, всевозможный материал, противоречащий этому. То, что мне позволяют уйти, является признаком моей невинности, если поэтому сновидение в конце своем изображает препятствие моему уходу, то отсюда следует заключить, что в этом именно и находит свое выражение подавленный противоречащий материал. То, что я не нахожу шляпы, означает, следовательно:

ты все же не честный человек. Невозможность что-либо сделать в сновидении представляет собою выражение противоречия, союзных речений "нет, не"; таким образом, мы должны внести поправку в наше утверждение, будто сновидение не способно выразить эту логическую связь.

В других сновидениях, содержащих эту связанность движения не только в форме ощущения, но и в форме ситуации, то же противоречие изображается резче при помощи этого ощущения, чем воля, которой противополагается другая. Ощущение связанности движений представляет собой таким образом конфликт воли. Ниже мы УВИДИМ, что именно моторное паралитическое состояние - одно из основных условий психического процесса, имеющего место во время сновидения. Импульс, переданный на моторные пути, не что иное, как воля; то, что нам во время сна этот импульс кажется парализованным и способствует пригодности всего процесса к изображению желания и "нет", противостоящего ему. Из моего объяснения страха легко понять, что ощущение парализованной воли соприкасается со страхом и в сновидении очень часто соединяется с ним. Страх - импульс, носящий характер влечения; он исходит из бессознательного и парализуется предсознательным. Где, таким образом, ощущение связанности соединяется в сновидении со страхом, там речь идет о желании, которое прежде могло развить влечение, то есть о половом желании.

Что означает собою часто проявляющееся в сновидении суждение: "ведь это же только сон" и какой психической силе следует его приписать, я скажу ниже. Соприкасающуюся с этим интересную проблему того, что означает, если часть сновидения в нем самом кажется спящему сновидением, - загадку "сновидения в сновидении" - Штекель при помощи анализа нескольких чрезвычайно доказательных примеров разрешил аналогичным образом. "Сновидение" в сновидении должно лишиться опять-таки своей ценности и реальности; то, что снится после пробуждения от такого "сновидения", желание, скрывающееся за действительным сновидением, стремится поставить на место уничтоженной реальности. Можно предположить, таким образом, что "сновидение" в сновидении содержит изображение реальности, истинное воспоминание; дальнейшее же сновидение - изображение лишь желаемого спящим. Включение известного содержания в "сновидение" в сновидении соответствует, следовательно, желанию, чтобы то, что кажется "сновидением", в действительности не произошло. Деятельность сновидения пользуется "сновидением" как своего рода формой протеста.

г) Отношение к изобразительности. До сих пор мы занимались рассмотрением того, каким образом сновидение изображает взаимоотношения между мыслями, скрывающимися за ним, но при этом не раз касались более обширного вопроса, какие изменения претерпевает вообще материал сновидения в целях его образования. Мы знаем, что материал этот, лишившись большей части своих внутренних взаимоотношений, подвергается процессу сгущения, между тем как одновременно процесс смещения отдельных его элементов вызывает психическую переоценку всего материала. Смещение же оказалось замещением одного представления другим, так или иначе соответствующим ему по ассоциации; оно служит целям сгущения: вместо двух элементов в сновидение включается одно среднее, общее. О другом роде смещения мы еще не упоминали. Из анализов ясно, что таковое действительно имеет место и обнаруживается в замене словесного выражения мысли. В обоих случаях перед нами смещение вдоль ассоциационного ряда, но один и тот же процесс совершается в различных психических сферах. Результатом смещения первого рода является то, что один элемент замещается другим, другого же рода - что словесное выражение элемента заменяется другим.

Этот второй род смещения, имеющий место при образовании сновидений, имеет не только большой теоретический интерес: он чрезвычайно пригоден и для разъяснения той мнимой фантастической абсурдности, которой маскируется сновидение. Смещение совершается обычно таким образом, что бесцветное и абстрактное выражение мысли, лежащей в основе сновидения, заменяется более пластичным, конкретным. Выгода, а тем самым и цель такой замены очевидны. Конкретное доступно для изображения в сновидении, оно может вылиться в форму ситуации; абстрактное же выражение доставило бы изображению в сновидения такие же приблизительно трудности, как, например, политическая статья иллюстрированию ее в газете. Но от этой замены выигрывает не только изобразимость элемента, но и интересы процесса сгущения и цензуры. Когда абстрактно выраженная мысль переводится на конкретный язык, то между этим новым ее выражением и остальным материалом сновидения легче находятся точки соприкосновения, которые необходимы сновидению и которых оно ищет: конкретные выражения в каждом языке вследствие развития его допускают более обширные ассоциации, нежели абстрактные. Можно представить себе, что большая часть промежуточной работы при образовании сновидения, которое старается свести отдельные мысли к возможно более сжатым и единообразным их выражениям, совершается именно таким образом, путем соответственного словесного преобразования отдельных мыслей. Мысль, выражение которой по каким-либо причинам не поддается изменению, окажет несомненное влияние на выражение другой. Аналогично этому обстоит дело с работой поэта. При сочинении стихотворения каждая последующая строка его должна удовлетворять двум условиям: она должна содержать необходимый смысл, а словесное выражение этого смысла должно рифмоваться с предыдущей строкой. Наилучшие стихотворения бесспорно те, где старание подыскать рифму незаметно, где обе мысли обоюдным воздействием сразу получили словесное выражение, которое при незначительной последующей обработке дает рифму.

В некоторых случаях замена словесного выражения способствует процессу сгущения еще более кратким путем: находится выражение, которое, будучи двусмысленным, воплощает собою не одну мысль. Роли, играемой словами в образовании сновидений, удивляться не проходится. Слово как узловой пункт различных представлений может воплощать собою самый различный смысл, и неврозы (навязчивые представления, фобии) так же часто используют выгоды, представляемые словом для сгущения и маскировки, как и сновидение. То, что замаскировывающая деятельность сновидения выигрывает при замене словесного выражения, не подлежит ни малейшему сомнению. Замена двух слов с определенным смыслом одним двусмысленным чрезвычайно легко может ввести в заблуждение; замена обыденного и простого выражения фигуральным останавливает наше внимание особенно еще потому, что сновидение никогда не указывает, следует ли толковать его элементы в прямом или в переносном смысле и искать ли соответственных им элементов в материале сновидения непосредственно или при помощи обратной замены словесных выражений. При толковании каждого элемента сновидения возникает сомнение:

а) следует ли брать его в положительном или в отрицательном смысле (отношение противоречия);

б) толковать ли его исторически (как воспоминание);

в) или же символически;

г) толкование должно опираться на его словесное выражение. Несмотря на это, можно все же сказать, что сновидение, не имеющее вовсе в виду быть доступным для понимания, не представляет толкователю больших трудностей, чем, например, древние иероглифы их читателям. Я приводил уже несколько примеров сновидений, в которых двусмысленность выражений играет видную роль ("Рот все же открывается" в сновидении об инъекции Ирме, "я все-таки не могу уйти" в последнем моем сновидении и так далее). Сейчас я сообщу сновидение, в анализе которого на первом плане стоит конкретизация абстрактной мысли. Различие между таким толкованием и толкованием при помощи символики очевидно: при символическом толковании ключ символизации избирается произвольно; при нашем же методе ключ этот общеизвестен и дается общеупотребительными оборотами речи. При наличии подходящей мысли сновидения такого рода можно разрешать целиком или отчасти и без помощи самих субъектов.

Одной знакомой даме приснилось: "Она в опере. Лают Вагнера; представление затянулось до три четверти восьмого утра. В партере расставлены, столы; публика ест и пьет. За одним из столов сидит ее кузен, только что вернувшийся из свадебного путешествия, со своей молодой женой; вместе с ними какой-то аристократ. Про последнего говорят, что молодая женщина привезла его с собой из свадебного путешествия, все равно как привозят с собой шляпу. Посреди партера возвышается башня с платформой наверху, окруженной железной решеткой. Там стоит дирижер, напоминающий лицом Ганса Рихтера, он бегает все время по платформе, страшно потеет и управляет оркестром, расположенным внизу, у подножия башни. Сама она сидит с подругой (тоже моей знакомой) в ложе.

Ее младшая сестра подает ей из партера большой кусок угля и говорит, что она не знала, что так затянется и что она, наверное, очень озябла. (Как будто ложи отапливаются во время долгого представления)".

Сновидение хотя и бессмысленно, однако, в общем довольно удачно изображает ситуацию. Башня посреди театра, с вершины которой дирижер управляет оркестром, и уголь, который подает сестра! Я умышленно не потребовал от моей знакомой никаких поясняющих данных; поверхностного знакомства с ее жизнью мне было достаточно для самостоятельного использования отдельных элементов ее сновидения. Я знал, что она питала симпатию к одному музыканту, карьера которого преждевременно была прервана душевной болезнью. Я решил взять башню в партере буквально и вывел заключение, что человек, которого ей хотелось видеть на месте Ганса Рихтера, гораздо выше всех остальных членов оркестра (по-немецки: Turm - башня, turm hoch iiberragen - быть выше других в переносном смысле). Эта "башня" - сложное представление: высотой своей она олицетворяет величие этого человека, решеткой же, за которой он бегает, как зверь в клетке, его дальнейшую участь.

Установив, таким образом, метод изображения в данном сновидении, можно попытаться раскрыть тем же ключом и вторую кажущуюся абсурдность: уголь, подаваемый ее сестрой. "Уголь" означает "тайную любовь".

Ни древо, ни уголь

не пылают в огне

так жарко, как тайная

страсть в глубине.

Она сама и подруга сидят в ложе ("засиделись в старых девах"); ее младшая сестра, имеющая еще шансы выйти замуж, подает ей уголь: "Она не знала, что так затянется". Что именно затянется, об этом в сновидении не говорится; в рассказе мы бы добавили: представление; в сновидении, однако, мы можем счесть эту фразу двусмысленной и добавить: "пока она выйдет замуж". Толкование "тайная любовь" подкрепляется тогда упоминанием о кузене, который сидит в партере с женой, и о возведенном на последнюю обвинении в открытой любовной связи с аристократом. Противоречия между тайной и открытой любовью, между ее страстью и холодностью молодой женщины определяют собой сновидение. Там, как и здесь, имеется, однако, посредствующее среднее звено - "высокое положение" - между аристократом и музыкантом, подававшим большие надежды.

Наше исследование обнаруживает, таким образом, третий момент, участие которого в превращении мысли, лежащей в основе сновидения, в его содержание чрезвычайно велико и обширно: учитывание изобразительности психического материала, которым пользуется сновидение. Среди разнообразных ассоциаций с мыслями, лежащими в основе сновидения, избирается та, которая допускает зрительное изображение, и сновидение не останавливается ни перед какими трудностями, чтобы преобразовать какую-либо абстрактную мысль в другую словесную форму, даже самую необычную, лишь бы только она облегчила изображение и тем самым устранила бы психологическую ограниченность мышления. Это переливание содержания мысли в другую форму может быть использовано, однако, одновременно и процессом сгущения и может конструировать связь с другой мыслью, которой бы в противном случае не было бы в наличии. Эта другая мысль в целях облегчения этого процесса может сама изменить предварительно свое первоначальное выражение.

Ввиду той роли, какую играют в мышлении интеллигентного человека поговорки, пословицы, цитаты и песни, нет ничего удивительного, что превращения такого рода очень часто используются в целях изображения мысли, скрывающейся за сновидением. Что означают, например, в сновидении повозки, нагруженные каждая одним сортом овощей. Не подлежит никакому сомнению, что в основе такого сновидения лежит мысль о "беспорядке": эти повозки не что иное, как контраст фигуральной немецкой поговорке "Kraut und Ruben" ("беспорядок, хаос"); я удивляюсь, почему это сновидение было сообщено мне всего один раз. Лишь для немногих объектов выработалась общепринятая символика, в основе которой лежат общеизвестные обороты речи. Добрую часть этой символики сновидение разделяет, впрочем, с психоневрозами, легендами и народными обычаями.

Присмотревшись ближе, мы должны будем признать, что сновидение не совершает в этом случае ничего оригинального. Для достижения своих целей, в этом случае для достижения свободной от цензуры изобразительности, оно идет лишь по тому пути, который проложен уже для него в бессознательном мышлении и избирает те формы превращения оттесненного материала, которые в качестве продуктов остроумия могут быть восприняты и сознанием и которыми преисполнены все представления невротиков. Здесь получает неожиданное освещение толкование сновидений Шернера, зерно истины которого я имел случай отметить уже выше. Интерес фантазии к собственному телу субъекта отнюдь не свойственен исключительно сновидению и даже не характерен для него. Мои анализы показали мне, что это представляет собою обычное явление в сознательном мышлении невротиков и сводится к половому любопытству, объектом которого для юноши или девушки служат половые органы другого или даже своего пола. Однако, как совершенно справедливо замечают Шернер и Фолькельт, дом - не единственный круг представлений, используемый для символизации тела субъекта как в сновидениях, так и в бессознательных фантазиях невротиков. Я знаю пациентов, которые развивают архитектоническую символику тела и половых органов (половое любопытство вообще выходит далеко за пределы внешней половой сферы), символику, в которой колонны и стропила означают ноги (как в "Песне песней"), выходы - отверстия в теле, водопроводные сооружения - мочеиспускательный орган и пр. Но столь же охотно избирается для сокрытия сексуальных элементов круг представлений, относящихся к растительному царству или кухне. В первом случае немалую роль играют обороты речи и сравнения, дошедшие до нас из глубокой древности ("виноградник" господина, "семя" и "сад" девушки в "Песне песней"). В довольно невинной связи с атрибутами кухни мыслятся и грезятся самые интимные детали половой жизни, и симптоматика истерии была бы совершенно непонятна, если бы мы не приняли во внимание, что сексуальная символика охотнее и чаще всего скрывается за наиболее повседневным и заурядным. Несомненную сексуальную подкладку имеет то, что невротические дети не переносят вида крови и сырого мяса, что от яиц и макарон у них бывает рвота, что естественный для человека страх перед змеей достигает у невротика преувеличенного масштаба; всюду, где невроз прибегает к такого рода сокрытиям, он идет по пути, по которому когда-то, в ранние культурные периоды, шло все человечество и о наличии которого свидетельствуют еще и сейчас наш язык, суеверия и обычаи.

Я привожу здесь подробно вышеупомянутое сновидение моей пациентки, в котором выделяю все, имеющее сексуальный смысл. Прекрасное на первый взгляд сновидение совершенно перестало нравиться моей пациентке после его толкования.

Предварительное сновидение: "Она идет в кухню к двум служанкам, и бранит их за то, что они, не могут справиться "с такими пустяками". Она видит в кухне на столе множество всевозможной посуды. Служанки идут за водой, и должны, для этого погрузиться в реку, доходящую до дома или до двора".

Главная часть (ее жизнь): "Ока спускается вниз (высокое происхождение) и перелезает через какие-то странные ограды, или заборы, сплетенные из сучьев в виде небольших квадратов. (Сложный комплекс, объединяющий два места; чердак дома ее отца, где она играла с братом, объектом ее позднейших фантазий, и двор дяди, который часто ее дразнил). Они, в сущности, вовсе не приспособлены для лазания: она все время ищет, куда ей ступить ногой, и радуется, что нигде не цепляется платьем и что имеет все же приличный вид. (Желание, контрастирующее реальному воспоминанию о дядином доме, где она ночью, во сне, часто сбрасывала с себя одеяло и обнажалась). В руках (как у ангела - стебель лилии) у нее большой сук, похожий на целое дерево: он густо усеян красными цветами, ветвист и велик. (невинность, менструация, дама с камелиями) Она думает почему то о цветах вишневого дерева, но нет, цветы похожи на махровые камелии, которые, правда, на деревьях не растут. Во время лазаний у нее сперва один сук, потом два и затем опять один (соответственно нескольким лицам, объектам ее фантазии). Когда она добирается до низу, нижние цветы уже почти все опали. Внизу она видит слугу: у него в руках такой же сук, и он его как бы "чешет", то есть деревяшкой соскабливает густые пучки волос, которыми он порос, точно мхом. Другие рабочие срубили, несколько таких сучьев в саду и выбросили на улицу, где они и лежат; прохожие забирают их с собой. Она спрашивает, можно ли ей взять такой сук. В саду стоит молодой человек (совершенно незнакомый ей, чужой); она подходит к нему и спрашивает, как пересадить такие сучья в ее собственный сад. (Сук, сучок издавна служит символом пениса). Он обнимает ее, но она сопротивляется и спрашивает его, какое право имеет он так с ней поступать. Он говорит, что он вполне вправе, что это дозволено. (Относится к предосторожностям в брачной жизни). Он заявляет ей о готовности пойти с ней в другой сад, чтобы показать ей, как нужно пересаживать, и говорит ей что-то, чего она толком не понимает: мне и так недостает трех метров (впоследствии она говорит: квадратных метров) или трех клафтеров земли. Ей кажется, будто он потребует у нее награды за любезность, будто он намерен вознаградить себя в ее саду или же обойти закон, извлечь для себя выгоду, не нанося ей ущерба. Показывает ли он ей потом что-нибудь, она не знает".

Я должен упомянуть еще об одном круге представлений, который как в сновидениях, так и в неврозе весьма часто служит для сокрытия сексуального содержания. Я разумею здесь "перемену квартиры": "менять квартиру" замещается с легкостью на "менять платье", то есть приводить к кругу представлений об "одежде".

У меня материал для иллюстрации этого положения имеется в изобилии, но сообщение его завлекло бы нас слишком в глубь исследования невроза. Все вышеизложенное приводят нас к заключению, что сновидение не предполагает никакой особой символизирующей деятельности души, а пользуется символикой, имеющейся уже в готовом виде в бессознательном мышлении, так как она ввиду своей изобразительности, а зачастую и благодаря свободе от цензуры наиболее соответствует требованиям образования сновидений.

д) Примеры. Счет и речь в сновидении. Прежде чем перейти к установлению четвертого момента, обусловливающего образование сновидений, я считаю нужным привести несколько примеров из своей коллекции, которые могут отчасти осветить совместное воздействие трех уже нам знакомых моментов, отчасти же привести доказательства в пользу выставленных нами положений или же вывести из них естественные последствия. В предшествующем исследовании мне было довольно трудно подкреплять свои выводы примерами. Примеры в пользу отдельных положений доказательны лишь в связи с исчерпывающим толкованием сновидений; вырванные из общей связи, они утрачивают свою красоту, а более или менее исчерпывающее толкование настолько всегда обширно, что теряются нити изложения, иллюстрацией которого оно служит. Этот технический мотив должен послужить оправданием тому, что я обращу сейчас внимание читателя на то, что объединяется между собой лишь своей связью с текстом предшествующего изложения.

Прежде всего несколько примеров своеобразных или необычных способов выражения в сновидениях.

Сновидение одной дамы: "Яа лестнице стоит служанка и моет окно. В руках у нее шимпанзе и горилла. Она бросает животных на спящую. Шимпанзе ластится к ней; это очень противно".

&го сновидение достигло своей цели при помощи чрезвычайно простого средства, взяв в буквальном смысле общеупотребительный оборот речи и в этой форме изобразив его. "Обезьяна" и вообще названия животных - ругательства, и ситуация сновидения означает не что иное, как ^кидаться бранными словами" (по-немецки общеупотребительное выражение: "mit Schimpfworten um sich werfen").

Аналогично поступает и другое сновидение: "Женщина с ребенком на руках; голова у ребенка от рождения странная, уродливой формы. Врач говорит, что форму головы можно исправить, но что это повредит мозг. Она думает: это ведь мальчик, для него это уже не такая беда".

Сновидение это содержит пластическое изображение абстрактного понятия "Kindereindriicke", слышанного пациенткой во время анализа. (Тут непереводимая игра слов: Kindereindriicke - впечатления детства, слово Eindrucke одного корня с Druck, eingednickt - давление, вдавленный. - Прим. пер.)

В некоторых случаях разговорная речь облегчает сновидению изображение мыслей, располагая целым рядом слов, которые первоначально понимались обратно и конкретно, сейчас же употребляются в переносном, абстрактном смысле. Сновидению достаточно лишь вернуть словам их прежнее значение. Кому-нибудь снится, например, что его брат сидит в ящике (Kasten); при толковании ящик легко заменяется шкафом (Schrank), и мысль, лежащая в основе сновидения, гласит, что этот брат должен "sich einschranken". (Опять непереводимая игра слов:

"sich einschranken" - ограничивать себя, быть скромным - одного корня со словом "Schrank" - шкаф. - Прим. пер.)

Было бы чрезвычайно интересно собрать воедино эти способы выражения и расположить их по принципам, лежащим в их основе. Некоторые из этих способов положительно остроумны. Испытываешь впечатление, будто самому никогда не удалось бы раскрыть истинный смысл, если бы грезящий сам не дал разъяснения.

1. Одному человеку снится, что спрашивают его имя, но он его не может припомнить. Он сам говорит, что это значит: Es fallt mir nicht im Traume ein - мне и во сне это не снилось. (Только буквальный перевод немецкого выражения может быть поставлен в связь со сновидением: "Мне и во сне не пришло в голову". - Прим. пер.)

2. Одна пациентка сообщает сновидение, в котором все действующие лица необычайно высокого роста. Это значит, говорит она, что речь идет о каком-либо эпизоде моего раннего детства, так как тогда все взрослые казались мне, разумеется, страшно высокими. Сама она в сновидении не участвует.

Перенесение в сферу детства в других сновидениях изображается еще и иначе, при помощи замещения временной отдаленности пространственной. Лица и ландшафты представляются видимыми издалека, точно в конце длинной дороги или словно рассматриваемые в перевернутый бинокль.

3. Субъекту, склонному в бодрствующем состоянии к абстрактным формам выражения, приснилось однажды, что он стоит на перроне в ожидании прихода поезда. Неожиданно, однако, картина меняется: не поезд приближается к перрону, а, наоборот, перрон двигается к поезду. Эта деталь не что иное, как указание на то, что в содержании сновидения "переворачиванию" должно быть подвергнуто нечто другое. Анализ этого сновидения приводит к воспоминаниям о детской книжке с картинками, на которых были изображены люди, ходящие вверх ногами.

4. Тот же субъект сообщает еще одно сновидение, по технике своей напоминающее ребус. Его дядя целует его в автомобиле. Субъект сам дает толкование, которое мне никогда бы не пришло в голову: это значит автоэротизм.

Сновидение при помощи самых отдаленных ассоциаций оперирует иногда даже с таким тяжеловесным материалом, как собственные имена. Мне снится однажды, что я по указанию моего учителя изготовляю какой-то препарат и мне приходится иметь дело с серебряной фольгой. (Подробнее об этом сновидении ниже.) Толкование показывает следующее: "Stanniol" (фольга) напоминает мне имя ученого Stannius'a, перу которого принадлежит известное исследование о нервной системе у рыб. Первой научной задачей, заданной мне учителем, было действительно описание нервной системы одного вида рыб.

Я не могу отказаться от сообщения еще одного сновидения с довольно своеобразным содержанием, которое интересно как детское сновидение и которое чрезвычайно легко поддается анализу. Одна дама сообщает: я помню, что в детстве мне часто снилось, будто бы я ношу на голове заостренную шапку из бумаги. Такую шапку мне часто надевали за обедом, чтобы я не могла заглядывать в тарелки других детей, сколько они получили вкусного кушанья. Так как я слышала, что Бог всевидящ, то мое сновидение означает, что и я знаю все, несмотря на надетую на меня шапку из бумаги.

В чем заключается деятельность сновидения и как обращается оно со своим материалом, мыслями, можно чрезвычайно наглядно видеть на цифрах и арифметических выкладках, нередко встречающихся в сновидениях.

I. Из сновидения одной дамы незадолго до окончания лечения: Юна собирается за что-то заплатить; дочь вынимает у нее из кошелька 3 гульд. 65 кр., но она говорит: что ты делаешь? Ведь это стоит всего 21 /ср."

Этот отрывок сновидения стал мне понятен, благодаря знакомству с условиями ее жизни, без всякого разъяснения с ее стороны. Дама эта была приезжая; она поместила свою дочь в один из венских пансионов и могла лечиться у меня лишь до тех пор, пока дочь будет в Вене. Через три недели у дочери кончались занятия, а вместе с ними должно было закончиться и лечение. Накануне сновидения начальница пансиона уговаривала ее оставить девочку еще на год. Про себя она придала этому разговору тот смысл, что вместе с тем она сумеет продлить на год и лечение. Непосредственно сюда относится и сновидение, так как в году 365 дней, а в трех неделях, оставшихся до конца занятий и лечения, 21 день. Цифры, означавшие в мыслях время, относятся в сновидении к деньгам: не подлежит сомнению, что это превращение имеет свой глубокий смысл в связи с поговоркой "время - деньги", 365 крейцеров = 3 гульденам 65 крейцерам. Незначительность этих сумм представляет собою вполне очевидное осуществление желания; желание преуменьшило стоимость лечения и пребывания дочери в пансионе.


Обратно в раздел психология











 





Наверх

sitemap:
Все права на книги принадлежат их авторам. Если Вы автор той или иной книги и не желаете, чтобы книга была опубликована на этом сайте, сообщите нам.