Библиотека

Теология

Конфессии

Иностранные языки

Другие проекты







Ваш комментарий о книге

Лихи Т. История современной психологии

ОГЛАВЛЕНИЕ

Часть V. Прикладная психология в XX веке

Штаб-квартира Американской психологической ассоциации (American Psychological Association, АРА) в Вашингтоне, округ Колумбия. Эта фотография наглядно демонстрирует значимость данной психологической организации, имеющей доступ в коридоры власти. АРА официально провозглашает три цели: развитие психологии «как науки, как профессии и как средства роста благосостояния людей».

История современной психологии в Соединенных Штатах — это история непрерывного конфликта между психологами-академиками и психологами, работающими вне стен университетов, применяющими психологические знания в педагогике, бизнесе и повседневной жизни.
Лади Бенджамин, 1996

Основоположники психологии намеревались создать науку. Даже Зигмунд Фрейд, который профессионально занимался психиатрией, хотел, чтобы психоанализ стал научным исследованием человеческого разума, мотивации и поведения. Хотя многие из первых психологов (но отнюдь не все) хотели, чтобы их открытия и теории приносили пользу, они не рассматривали самих психологов в качестве поставщиков психологических услуг. В части IV рассказывалось об истории современной научной психологии.

Часть V посвящена истории развития прикладной психологии. Как только стало ясно, что психологию можно применять в таких сферах, как образование и бизнес, психологи начали работать над созданием новой социальной роли — практи-

362
кующего психолога. Практикующие психологи очень скоро превзошли научных психологов как по числу, так и по социальной значимости.
Более того, прикладная психология быстро развивалась, поскольку современный мир остро нуждался в психологической службе. Новым городам, школам и заводам было необходимо безлично сортировать большие массы людей и управлять ими. Прошли те времена, когда феодал-землевладелец лично знал всех своих арендаторов и работников. Позитивизм требовал справедливости и эффективности и хотел, чтобы общественные науки, и прежде всего психология, обеспечили их.
Появление и феноменальный рост прикладной психологии сделали новую науку очень важной, но породили напряжение. Академики не знали, что же делать с практиками, а те, в свою очередь, полагали, что старая гвардия академиков отстала от жизни. В следующих трех главах мы рассмотрим рождение и развитие прикладной психологии, добившейся большого успеха, и увидим, что интересы психологов-теоретиков и психологов-практиков нередко расходятся.

ГЛАВА 11. Возникновение прикладной психологии, 1892-1919
Научная и прикладная психология

Когда в 1892 г. была основана Американская психологическая ассоциация (American Psychological Association, АРА), в преамбуле ее устава было сказано, что ассоциация сформирована для того, чтобы «развивать психологию как науку». В 1945 г. АРА подверглась реорганизации (см. главу 12), после чего в новом уставе записали, что теперь ее миссия «развивать психологию как науку, профессию и средство повышения роста благосостояния людей». Новые фразы были не просто желанием воззвать к американской общественности, которая ценила прикладную науку выше теоретической. Они отражали фундаментальные изменения в природе психологии, в том числе появление фигуры прикладного психолога.
Основатели немецкой психологии рассматривали себя как ученых-теоретиков, изучающих функционирование разума, и не интересовались общественной полезностью своих открытий. Но как мы уже знаем, американской психологии было суждено интересоваться полезным применением больше, чем чистыми исследованиями. Американцы хотели получить такую психологию, которая учила бы их, как правильно действовать. Тем не менее, хотя первые американские психологи быстро обратились к практическому применению своей науки, они оставались академиками и учеными. Например, когда в 1899 г. Дж. Дьюи говорил, что психологи-должны поставить свою дисциплину на службу обществу, он отнюдь не имел в виду, что они сами должны заниматься практической деятельностью. Он хотел, чтобы психологи занялись изучением предметов, важных для педагогики, например научением и чтением. Результаты научных исследований психологов должны были использовать специалисты в области образования, которым следовало разработать методики для учителей. Согласно этой схеме, прикладная психология оставалась научной психологией.
Но уже тогда многие психологи предоставляли услуги организациям и отдельным гражданам. Они стремились не только разрабатывать тесты для определения интеллекта учащихся или отбора персонала, но и самостоятельно применять их и консультировать родителей или предпринимателей, переходя, таким образом, от научной работы к прикладной деятельности. В конце концов произошло разделение на теоретиков и практикующих психологов, для которых психологические услуги стали основной деятельностью и источником дохода.
После того как психологи-теоретики и практикующие психологи разделились, у них обнаружились различные социальные и экономические интересы, порой противоречащие друг другу. Ученые стремились к дальнейшим теоретическим

364
исследованиям и требовали от правительства их финансирования. В той мере, в какой практики зависели от прогресса научных исследований, они разделяли эти интересы, но не забывали и своих собственных. Практикующие психологи стремились к установлению профессиональных стандартов, позволяющих определить, кого считать компетентным для занятий подобной деятельностью. Поэтому они требовали государственного лицензирования. Помимо этого, они хотели расширить сферу своей деятельности. Так, когда было введено медицинское страхование, клинические психологи потребовали своего включения в эту систему. В 1945 г. АРА пришлось реорганизовать, поскольку психологи-практики стали настолько многочисленными, что их интересы стало невозможно игнорировать; этот факт получил отражение в пересмотренной преамбуле. Сегодня половину психологов США составляют практикующие психологи; в основном это клиницисты (L. Benjamin, 1996). В этой и следующих главах мы проследим развитие прикладной психологии. Основное внимание будет уделено США. Дело в том, что, хотя основной инструмент прикладной психологии — тест интеллектуальных способностей — был изобретен в Европе, в США прикладная психология достигла наибольшего расцвета. Более половины психологов мира работают в Соединенных Штатах (L. Benjamin, 1996).

Происхождение прикладной психологии
Тестирование интеллектуальных способностей

Мы кратко обсудили происхождение тестирования интеллекта в главе 2, но сейчас рассмотрим этот вопрос более подробно. Тестирование интеллектуальных способностей сыграло фундаментальную роль в создании прикладной психологии и по сей день занимает центральное место в психологической практике. Тесты интеллекта изобрели отнюдь не в силу научных причин, они служили образованию общества. Во второй половине XIX в. правительство впервые занялось проблемой начального образования, а затем сделало его обязательным. В связи с этим понадобилось установить стандарты учебных успехов, оценивать учеников в соответствии с этими стандартами и измерять различия в умственных способностях детей. Экспериментальная психология занималась исследованиями нормального человеческого разума, относя индивидуальные различия на счет дисперсии ошибки, которую необходимо минимизировать посредством тщательного контроля за экспериментом. С другой стороны, тестирование интеллектуальных способностей непосредственно имело дело с тщательным измерением индивидуальных различий. Для тестирования не существовало нормального человеческого разума, зато существовал среднестатистический.
В некоторых случаях первые попытки тестирования интеллектуальных способностей были основаны на френологии, которая ставила своей целью определение различий в умственных и персональных способностях. Френология была предшественницей тестирования, но сама по себе оказалась неэффективной и ее отвергли. Во Франции и Великобритании появились более научные методы тестирования интеллектуальных способностей. На развитие тестирования в двух этих странах большое влияние оказало наследие британской и французской философии.

365
Тестирование в Британии: сэр Фрэнсис Гальтон (1822-1911). Фрэнсис Гальтон был состоятельным кузеном Чарльза Дарвина и сотрудничал с ним при проведении экспериментов с наследственностью, вызвавших разочарование. Фрэнсис Гальтон заинтересовался эволюцией психических признаков и в своей книге «Наел едственная гениальность» (1869) предполагал показать, что природные способности человека передаются по наследству с точно такими же ограничениями, что и физические признаки во всем органическом мире. Он проследил несколько поколений семей, в которых физические и умственные способности, казалось, передавались от отцов детям. Таким образом Гальтон показал, что одни семьи давали выдающихся спортсменов, а другие — выдающихся адвокатов и судей.
Кроме того, Гальтон хотел измерять уровень интеллекта. Он просматривал результаты экзаменов школьников, чтобы определить, хорошо ли дети, успевающие по одному предмету, учатся по другим, и делал то же самое в отношении неуспевающих учеников. В конце концов, он разработал коэффициент корреляции, известный сегодня как корреляция произведения моментов Пирсона, поскольку все вычисления провел ученик Гальтона Карл Пирсон (1857-1936). Гальтон обнаружил, что между экзаменационными оценками существовала сильная корреляция. Заявления Гальтона положили начало так и не решенным спорам об общем интеллекте. Последователи Гальтона считают, что большую часть интеллекта можно считать единым психометрическим фактором, g. Но его оппоненты полагают, что интеллект состоит из множества навыков; они верят не в интеллект, а в интеллекты (Н. Gardner, 1983).
Чтобы не зависеть от неточных учительских оценок, Гальтон пытался более точно измерять интеллект. Его методы восходили к британскому эмпиризму. Если разум представляет собой собрание идей, как учил Д. Юм, то интеллект человека зависит от того, насколько точно он или она могут представить мир в своем сознании. Следовательно, измерение сенсорной чувствительности будет и измерением интеллекта. Акцент на сознании соответствовал немецким интроспективным исследованиям сознания, и некоторые измерения Гальтона представляли собой адаптированные психофизические методы. Кроме того, Гальтон, как и многие другие ученые (например, П. Брока), был уверен в том, что чем больше мозг, тем более интеллектуальный разум он порождает. Следовательно, размер головы также может служить мерой интеллекта.
В Южном Кенсингтоне, пригороде Лондона, Гальтон создал антропометрическую лабораторию, в которой люди могли проходить его тесты на интеллект. На фотографии можно увидеть, как выглядела эта лаборатория на Лондонской выставке здравоохранения в 1884 г. Гальтон ввел новый метод психологического исследования: в своей лаборатории он исследовал обычных людей, в то время как в интроспективных лабораториях работали с тщательно подготовленными испытуемыми, а в клиниках — с патологическими субъектами. Испытуемые Гальтона, которых он называл «соискателями», платили за прохождение тестов небольшую сумму. Таким образом, Гальтон сделал два важных вклада в развитие прикладной психологии: он ввел тестирование интеллекта и начал оказывать платные услуги.
Тестирование во Франции: Альфред Бине (1857-1911). Хотя Гальтон первым попытался создать тесты умственных способностей, с точки зрения практики они оказались неудачей (R. Fancher, 1985; М. М. Sokal, 1982). Сенсорная чувствитель-

366
ность не является основой интеллекта, а корреляция между размером мозга и интеллектом чрезвычайно мала (N. Brody, 1992). В Париже Альфред Бине (1905) создал более эффективное и долговременное средство измерения интеллекта. Бине был студентом-юристом, увлекшимся психологией. Типичный французский психолог, он попал в эту сферу деятельности через медицинскую клинику, где учился у Ж. Шарко. Свои первые работы Бине посвятил гипнозу, позднее он занимался исследованиями во многих областях психологии и в 1889 г. основал первый во Франции психологический институт (J. L. Cunningham, 1996). Но чаще всего его имя вспоминают в связи с тестом интеллектуальных способностей.
Подход Бине к тестированию объединял акцент картезианцев на высших психических функциях разума и французскую клиническую ориентацию (R. Smith, 1997). В антропометрической лаборатории Гальтона и экспериментальных лабораториях Германии психологи делали основной упор на простых сенсомоторных функциях. В противоположность этому Бине изучал когнитивные навыки такого высокого уровня, как игра в шахматы. Он писал: «Если кто-нибудь захочет исследовать различия между двумя индивидами, необходимо начать с самых интеллектуальных и сложных процессов» (цит. по: R. Smith, 1997, р. 591,). Бине проводил не кратковременные лабораторные обследования, а длительно работал с индивидами, стараясь изучить их как можно глубже; в некоторых его работах даже опубликованы фотографии испытуемых (J. L. Cunningham, 1996). Вместе с соавтором Виктором Анри в своей статье 1895 г. «Индивидуальная психология» Бине дал определение индивидуальной психологии, которую противопоставлял немецкой экспериментальной психологии. Бине и Анри подчеркивали практическую ценность своего направления. Их статья явилась первым манифестом прикладной психологии.
Свой тест Бине создал в 1894 г., когда работал в правительственной комиссии по вопросам обучения умственно отсталых детей. К тому времени он уже проводил исследования когнитивного развития и в 1899 г. стал основателем Свободного общества изучения ребенка (R. Smith, 1996). Теперь правительство поставило задачу разработать методы диагностики умственной отсталости и особые приемы обучения таких детей, которых до этого пытались учить вместе с нормальными. Особую сложность представляла диагностика незначительных отклонений, находившихся на границе нормального функционирования.
Разрабатывая методы оценки умственно отсталых детей, Бине создал новое поле деятельности для психологов. Он называл свой метод психологическим, чтобы подчеркнуть его отличие от медицинского метода врачей и педагогического метода работников образования. По словам Бине, психологический метод «ставит перед собой задачу измерить состояние интеллекта в данный момент», никоим образом не ссылаясь на диагноз или прогноз и не беспокоясь о том, подлежит ли задержка умственного развития «излечению или улучшению».
Бине разработал практически пригодную шкалу измерения интеллекта, состоящую из серии тестов возрастающей сложности. Тесты Бине были крайне эклектичными. Некоторые из них представляли собой простые сенсомоторные задания, например схватить предмет. Другие, например расположение предметов в порядке их веса, со всей очевидностью были основаны на психофизике. Многие тесты

367
были вербальными — от называния объекта до необходимости вставить в предложение пропущенное слово, например «Ворона перья клювом» (задания последнего типа впервые были предложены Г. Эббингаузом). В соответствии с представлением французской школы о том, что мышление — это ядро интеллекта, Бине
считал наиболее важным тестом ответы на абстрактные вопросы, например: «Когда кто-то нуждается в хорошем совете, что он должен сделать?»
В результате длительных исследований Бине установил возрасты, когда нормальные дети могут выполнить каждый из его тестов. После этого можно было сравнить прохождение тестов конкретным ребенком с результатами его сверстников. Отсталым считался тот ребенок, который не может решить проблемы, решаемые другими детьми его возраста. Таким образом можно обнаружить таких детей и дать им специальное образование.
Тесты Бине были гораздо полезнее тестов Гальтона. Американский психолог Генри Годдард (1866-1957) занимался психологическими исследованиями в учреждении для умственно отсталых детей, страдавших различными нарушениями — эпилепсией, аутизмом, задержкой развития. Он постоянно сталкивался с трудной задачей: определить, кто из детей страдает задержкой развития, а кто болен физически. Вначале Годдард пытался использовать модификации стандартных лабораторных методов Гальтона, но они оказались бесполезны. Затем он узнал о тестах Бине, ввел их в свою практику и нашел, что они отвечают его потребностям (R. Smith, 1997, р. 595).
Поскольку интересы Бине носили скорее практический, а не теоретический характер, он не создал общей теории интеллекта. Тем не менее он коснулся некоторых проблем этой области. Во-первых, как уже отмечалось, в противовес тенденции английских эмпириков отождествлять интеллект с точностью сенсорных способностей, Бине придерживался тенденции французского рационализма отождествлять интеллект с высшими психическими процессами. Он отвергал сенсорный подход как «пустою трату времени» и задавал риторический вопрос: «Имеет ли значение, нормально или нет функционируют органы чувств?.. Хелен Келлер была слепой и глухой, что не помешало ей стать очень интеллектуальной» (1905).
В отношении того, является ли интеллект единой способностью, как утверждал Гальтон, или же совокупностью способностей, Бине колебался. Казалось, он отвергал точку зрения Гальтона, когда писал, что «интеллект нельзя измерять так, как мы измеряем линейные поверхности, поскольку существуют "различные интеллекты"» (1905). С другой стороны, он использовал термин «общий интеллект» и даже сделал предположение об одной способности, лежащей в его основе: «Интеллект обладает фундаментальной способностью... Это способность к суждению... способность личности приспосабливаться к обстоятельствам». Конечно, основная идея теста Бине — увидеть, «превосходит ли человек других, и в какой степени», по-видимому, предполагает представление об общем интеллекте как абстрактной способности, сформулированное Гальтоном.
Бине преследовал ту же цель, что и Гальтон, — «отделить природный интеллект от инструкций». «Мы хотим измерить лишь сам интеллект... Мы верим, что добились успеха в полном отбрасывании информации, приобретенной субъектом... В расчет мы принимаем лишь уровень природного интеллекта субъекта». Как и су-

368
ществование общего интеллекта, способность теста измерить интеллект независимо от полученного образования вызвала в психометрической психологии острую дискуссию, особенно тогда, когда такие стандартизированные тесты, как SAT, приобрели решающее значение для образовательного, профессионального и социального продвижения.
Педагогическая психология и тестирование интеллектуальных способностей развивались и в Германии, хотя медленнее, чем в других странах. Здесь наиболее значительной стала работа Уильяма Стерна (1871-1938), который ввел понятие коэффициента интеллекта, или IQ, количественный способ оценки психического уровня ребенка по сравнению с его или ее сверстниками. Тест Стерна позволял измерять «психический возраст» ребенка, который затем можно было соотнести с его хронологическим возрастом. Так, если ребенок выполнял все задания, с которыми обычно справляются десятилетние, то IQ ребенка составлял: 10:10 = 1, которую Стерн всегда умножал на 100, чтобы избавиться от знаков после запятой. Следовательно, «нормальный» IQ всегда был равен 100. Отсталый ребенок должен был иметь IQ меньше 100, а опережающий нормальное возрастное развитие — больше 100. IQ больше не высчитывают таким способом, но этот термин продолжают использовать, хотя сам Стерн говорил о пагубности его влияния (W. Schmidt, 1996).
Тестирование интеллектуальных способностей оказало глубокое воздействие. Оно стало краеугольным камнем ранних этапов прикладной психологии, предоставляя конкретный метод, благодаря которому психологию можно было применять во множестве различных областей, начиная с педагогики и заканчивая размещением персонала и оценкой личности. Тестирование интеллекта стало влиятельным социальным фактором, поскольку результаты тестирования отражались на образовании и карьере людей, а иногда и определяли их. Издавались даже указы о стерилизации людей в зависимости от результатов тестирования интеллектуальных способностей (см. главу 12). Таким образом, это достижение прикладной психологии имело такое влияние на повседневную жизнь, о котором экспериментальная психология не могла и мечтать.

Возникновение прикладной психологии в США

В 1892 г. Уильям Джеймс писал: «Психологию того сорта, которая могла бы излечить случай меланхолии или прогнать хронические галлюцинации душевнобольного, определенно следует предпочесть самым неземным прозрениям о природе души». Джеймс распознал нараставший конфликт между психологами-теоретиками и практикующими психологами. Его "можно наглядно проследить в истории Американской психологической ассоциации (American Psychological Association, АРА), основанной в 1892 г. Эта организация была учреждена, чтобы способствовать развитию психологии как науки, но очень скоро ее члены обратились к практическому применению своей дисциплины, и АРА столкнулась с нежелательными проблемами, имевшими отношение к определению и регулированию занятий психологией как прикладной деятельностью. Но остановить развитие прикладной психологии было невозможно: социальные обстоятельства и идеология прагматизма настоятельно ее требовали.

369
В Германии XIX в. академиков, решавших вопрос о допуске психологии в университеты, необходимо было убедить в ее научном статусе. Ведущие академики были философами; в их культуре «мандаринов» чистое знание ценилось выше технологии. Естественно, что В. Вундт и другие немецкие психологи основали науку, искренне преданную «неземным прозрениям о природе души». В США ситуация была иной. Американские университеты пользовались значительной самостоятельностью и многое могли определять по своему вкусу. Как отмечал А. Токвиль, американцы ценят то, что приносит практический успех, и ставят своей целью не теоретические изыскания, а усовершенствование личности и общества. Поэтому в США ценность психологии определяли промышленники и предприниматели, заинтересованные в, появлении методов социального контроля. Неудивительно, что психологи делали упор на общественной и индивидуальной полезности их дисциплины, а не на ее утонченном научном характере.
Как и в случае с френологией, американская психология жаждала получить признание в качестве науки, но науки, преследующей практические цели. На праздновании двадцатипятилетнего юбилея АРА Джон Дьюи (1917) подверг критике типичную для Галла и В. Вундта концепцию о том, что разум представляет собой порождение природы, существовавшее до появления общества. Дьюи предложил свое прагматическое понимание разума как порождения общества и настаивал, что именно такая точка зрения должна лежать в основе экспериментальной психологии. Поскольку, по мнению Дьюи, разум создается обществом, то его можно и должно формировать с помощью общества, и главной задачей психологии, науки о разуме, является разработка методов социального контроля и научного управления.
Таким образом, американские психологи предложили науку, обладающую практической ценностью. Прагматизм утверждал, что идеи становятся истинными, если меняют человеческое поведение; поэтому, для того чтобы стать истиной, психологические идеи должны были продемонстрировать, что они имеют значение для отдельных людей и общества в целом. Функционализм утверждал, что роль разума заключается в том, чтобы приспосабливать поведение индивидуального организма к окружающей среде. Естественно, что психологи заинтересовались тем, как процесс приспособления проявляется в американской жизни, а затем постарались усовершенствовать этот процесс приспособления для того, чтобы сделать его более эффективным и исправлять, если он пойдет в неверном направлении. Поскольку адаптация — великая функция разума, психологическим технологиям были открыты все сферы человеческой жизни: приспособление детей к семье, приспособление родителей к своим детям и друг к другу; приспособление рабочего к рабочему месту; приспособление солдата к армии и т. д., для всех аспектов личности и Поведения. Ни один аспект жизни не должен был ускользнуть от пристального взгляда прикладной психологии.
Тестирование: традиция Ф. Гальтона в Соединенных Штатах. Одним из основных применений психологии стало тестирование интеллектуальных способностей. Подход Ф. Гальтона к интеллекту и его эволюционный подход к разуму были достаточно влиятельными, особенно в США. Здесь методы Гальтона проводил в жизнь Джеймс Маккин Кеттелл (1860-1944), с легкой руки которого в 1890 г. и вошел в обиход термин «тест интеллектуальных способностей». Джеймс

370
Кеттелл получил свою научную степень у В. Вундта в Лейпциге, но работал в антропометрической лаборатории Ф. Гальтона, иллюстрируя замечание историка психологии Э. Г. Боринга (Е. G. Boring, 1950) о том, что, хотя американские психологи получили свои инструменты от Вундта, воодушевлял их Гальтон. Именно благодаря психологическим тестам простые американцы впервые узнали о такой науке, как психология.
Когда Джеймс Кеттелл ввел в обращение термин «тест интеллектуальных способностей», он явно рассматривал тестирование как часть научной психологии, а не первый шаг на пути к созданию прикладной психологии. Для Кеттелла тесты были инструментом экспериментальных исследований:
Психология не сможет достичь определенности и точности физических наук до тех пор, пока не будет покоиться на фундаменте эксперимента и измерения. Важный шаг в этом направлении можно сделать, применив серию тестов интеллектуальных способностей и измерений по отношению к большому числу индивидов. Результаты имели бы значительную научную ценность для открытия неизменности психических законов, их независимости и изменений под влиянием различных обстоятельств (Cattell, 1890).
По мере того как значение тестов в психологии возрастало, возникли соображения по поводу того, какие тесты обладают наибольшей ценностью. АРА назначила комитет для подготовки сообщения по данному вопросу (J. М. Baldwin, J. M. Cattell and J. Jastrow, 1898). Современные читатели, привыкшие к тестам типа «бумага и карандаш», будут удивлены первыми списками психологических тестов. Кэттелл (1890) представил список из 10 тестов, которым подвергал всех испытуемых в своей лаборатории в Пенсильванском университете. Некоторые из этих тестов были чисто физическими, например «Нажатие на динамометр». Некоторые были психометрическими, например «Наименьшая замечаемая разница в весе». «Самым психологическим» было «Измерение количества букв, запомненных при одном прослушивании», в котором оценивалось то, что современные когнитивные психологи называют краткосрочной, или рабочей, памятью. Подобным же образом, тесты, рекомендованные комитетом АРА, включали измерение «чувств», что отражало основной упор эмпириков на сенсорной чувствительности, «моторных возможностей» и «сложных психических процессов». Тесты, относящиеся к последней категории, все еще тяготели к измерению простых способностей, например времени реакции и ассоциации идей. Все еще сохранялся контраст между желанием картезианской Франции количественно оценить рассуждения и желанием англичан и американцев измерять сенсорную чувствительность и просто психическую быстроту.
Самым известным из первых американских психометристов был Льюис Г. Терман(1877-1956). Тест интеллекта Бине произвел глубокое впечатление на многих американских психологов (например Г. Годдарда, о котором говорилось выше), но лишь Терман сумел адаптировать тест Бине для использования в американских школах. Тест Стэнфорд-Бине (L. Terman, 1916) стал золотым стандартом тестирования интеллектуальных способностей в XX в. Создав свой тест, Л. Терман вышел далеко за рамки ограниченных задач Дж. Кеттелла и других пионеров тестирования, которые рассматривали тесты, прежде всего, как научный инструмент. Терман значительно расширил возможности прикладной психологии.

371
Как и Дьюи, Термана интересовало, прежде всего, применение тестов в педагогике, но он расширил горизонты тестирования далеко за пределы школьной системы. Терман разделял веру Ф. Гальтона в то, что интеллект почти полностью определяется наследственностью, а не образованием. Как и Гальтон, Терман полагал, что интеллект играет ключевую роль в достижении успеха и что в современном индустриальном мире значение интеллекта все более возрастает:
За исключением нравственных черт, нет ничего столь же значимого для будущего ребенка, как уровень его интеллекта. Даже здоровье, похоже, в меньшей степени определяет успех в жизни. Хотя сила и быстрота всегда имели огромную ценность для выживания низших животных, для человека они давно потеряли решающее значение в борьбе за существование. Для нас право сильного отменено и решающим фактором успеха стал интеллект. Школы, железные дороги, фабрики и самые крупные коммерческие концерны могут управляться людьми физически слабыми и даже больными. Тот, кто обладает интеллектом, постоянно соразмеряет возможности со своей силой или слабостью и приспосабливается к условиям, руководствуясь тем, что обещает максимальную реализацию индивидуальных способностей.
Из этого следовало, что тестирование умственных способностей было важно для научной психологии — чтобы решить вопрос о наследовании интеллекта — и для прикладной психологии, чтобы обеспечить средства для сортировки людей по соответствующим местам в школах и на работе (Н. L. Minton, 1997). Терман считал, что его тест может и должен применяться во всех институтах, где необходимо оценивать людей: в школах, при приеме на работу, в судах и во многих других случаях.
Наиболее важным Терман считал выявление людей с наиболее высокими и наиболее низкими интеллектуальными способностями. Гениальность нуждается в идентификации и воспитании:
Будущее благосостояние страны в немалой степени зависит от правильного образования этих выдающихся детей. Будет ли цивилизация двигаться вверх или вниз, зависит, главным образом, от прогресса, достигнутого творческими мыслителями и руководителями науки, политики, искусства, морали и религии. Скромные способности могут идти следом или подражать, но гений должен показывать путь (L. Terman, 1916).
Позднее Терман начал лонгитюдное исследование, направленное на идентификацию интеллектуально одаренных детей и прослеживание всей их жизни (Н. Cravens, 1992).
Что касается «слабоумных», то Терман (1916) выступал в защиту различных евгенических схем, которые все шире входили в употребление после Первой мировой войны. По мнению Термана, людей с низким интеллектом следует опасаться:
Не все преступники слабоумные, но все слабоумные, по меньшей мере, потенциальные преступники. Вряд ли кто-нибудь будет оспаривать то, что каждая слабоумная женщина является потенциальной проституткой. Моральное суждение, равно как и деловое суждение, социальное суждение или любой другой вид высших мыслительных процессов, является функцией интеллекта. Мораль не может цвести и давать плоды, если интеллект остается инфантильным.
Следовательно, «слабоумных» следует подвергать контролю со стороны государства, чтобы предупредить передачу их дефектного интеллекта по наследству:

372
Можно с уверенностью предсказать, что в недалеком будущем тесты умственных способностей приведут десятки тысяч этих в высокой степени дефективных индивидов под надзор и защиту общества. Это, в конечном итоге, приведет к сокращению репродукции слабоумия и уничтожению огромной части преступности, нищеты и промышленной неэффективности. Необходимо подчеркнуть, что обладатели интеллекта высокого уровня, те, кого сейчас столь часто упускают из виду, являются как раз теми, чья охрана — важнейшая задача государства.
Как мы увидим в следующей главе, предсказание Термана осуществилось.
Появление прикладной психологии: Хьюго Мюнстерберг (1863-1916). Удивительно, но главным защитником развития прикладной психологии как самостоятельной области стал Хьюго Мюнстерберг. К моменту ее возникновения он занимался сугубо теоретической интроспективной психологией в традициях своего учителя В. Вундта. Но он активно поддержал идею практического применения психологии.
В книге «На свидетельском месте: эссе о психологии и преступности» (1908/ 1927) Мюнстерберг отмечал, что, хотя «в Соединенных Штатах существует около пятидесяти психологических лабораторий... средний образованный человек до сих пор этого не заметил». Более того, когда люди посещали его лабораторию в Гарварде, они склонялись к тому, чтобы считать ее местом душевного исцеления, демонстрации телепатии или проведения спиритических сеансов. Мюнстерберг полагал, что для психологии было большой удачей то, что с самого начала ей пришлось развиваться в темноте, поскольку «чем дольше дисциплина может развиваться... в поисках чистой истины, тем прочнее будет ее фундамент». Но в то же время Мюнстерберг писал, что «экспериментальная психология достигла той стадии, на которой она готова служить практическим нуждам». Он призывал к созданию «независимой экспериментальной науки, которая будет связана с обычной экспериментальной психологией так, как инженерное дело связано с физикой». Л. Терман (1916) также выдвигал идею психологических «инженеров». Мюнстерберг говорил, что первой областью применения прикладной психологии должны стать «педагогика, медицина, искусство, экономика и юриспруденция».
В книге «Психология и промышленная эффективность» (1913) Мюнстерберг отказался от определения психологии как интроспективных исследований сознания и призвал к всемерному развитию и широкому применению прикладной психологии. Он предсказывал, что прикладная психология станет важной частью повседневной жизни. Мюнстерберг правильно идентифицировал потребность современного уклада жизни в психологических услугах, как «все возрастающее требование гущи практической жизни... Следовательно, в обязанности психолога-практика входит систематически исследовать, насколько можно способствовать решению задач современного общества с помощью методов экспериментальной психологии». В «Психологии и промышленной эффективности» Мюнстерберг призывал психологию к тому, чтобы взять на себя практические задачи и принять участие в формировании нового, урбанистически-индустриального образа жизни.
В заключительной части книги Мюнстерберг говорит о своем видении будущего прикладной психологии. Университеты должны создавать специальные кафедры прикладной психологии или следует организовывать независимые лаборатории прикладной психологии. «Идеальным решением для Соединенных Штатов было

373
бы правительственное исследовательское бюро прикладной психологии... сходное с Министерством сельского хозяйства» (1913). Мюнстерберг опасался, что устремления его «психологических инженеров» могут быть неправильно поняты, и стремился развеять страх по поводу того, что в один прекрасный день психологи потребуют, например, тестирования умственных способностей конгрессменов. Мюнстерберг предупреждал о трудностях на пути широкого распространения прикладной психологии, но все же с оптимизмом смотрел в будущее:
Мы не должны забывать, что рост промышленной эффективности посредством будущей психологической адаптации и улучшения психофизических условий отвечает не только интересам нанимателей, но и интересам наемных работников: их рабочее время может уменьшиться, заработная плата — возрасти, а уровень жизни повыситься. И еще важнее, что мы сумеем привести каждого на то место, где он сможет наилучшим образом раскрыть свои способности и получить наибольшее удовлетворение от того, что он делает. В результате на смену неудовлетворенности работой и депрессии придут бьющая через край радость и совершенная внутренняя гармония.
Но основной сферой применения прикладной психологии стала другая область: клиническая психология, которая, как самостоятельная профессия, возникла в то время в Филадельфии.

Прикладная психология

Клиническая психология. Как самостоятельная дисциплина, клиническая психология основана Лайтнером Уитмером (1867-1956) (L. Т. Benjamin, 1996; D. К. Routh, 1996). После окончания в 1888 г. Пенсильванского университета и короткого периода преподавания в школе Уитмер поступил в аспирантуру. Первоначально он учился у Дж. Кэттелла, но докторскую степень получил у В. Вундта в Лейпциге. После возвращения в Пенсильванский университет Уитмер вел курсы по детской психологии для школьных учителей Филадельфии; кроме того, что Уитмер является основоположником клинической психологии, он основал и школьную психологию (Т. К. Fagan, 1996). В 1896 г. одна из студенток Уитмера обратила его внимание на своего ученика, который, хотя и обладал нормальным интеллектом, не мог читать. Уитмер обследовал мальчика и попытался решить эту проблему, создав первый прецедент в истории клинической психологии (P. McReynolds, 1996). В том же году Уитмер основал психологическую клинику при университете и сделал об этом доклад на заседании АРА (L. Witmer, 1897).
Клиника Уитмера была не только первым специализированным учреждением для занятий практической психологией, но и предоставляла первую учебную программу по клинической психологии для аспирантов. Ее основной функцией было обследование и лечение детей и подростков, направленных школами Филадельфии, но вскоре детей стали приводить родители, врачи, представители социальных служб (P. McReynolds, 1996). Режим лечения, предложенный Уитмером, еще не был психотерапией- в современном понимании этого слова, а напоминал скорее нравственную терапию в психиатрических лечебницах XIX столетия (см. главу 2). Уитмер пытался реструктурировать домашнее и школьное окружение ребенка, чтобы изменить его поведение (P. McReynolds, 1996).

374

Свою концепцию клинической психологии Уитмер (1907) описал в первом номере основанного им журнала The Psychological Clinic. После подробного изложения истории основания своей новаторской клиники и учебной программы, он отметил, что термин «клиническая психология» звучит немного странно, поскольку клинический психолог не занимается терапией пациента «с глазу на глаз», как большинство людей представляют себе деятельность врача. Уитмер писал: «Клиническая психология — лучший термин, который я смог найти, чтобы описать характер метода, необходимого для этой работы... Термин подразумевает метод, а не место». Для Уитмера, вследствие того что клиническую психологию определял метод — тестирование интеллектуальных способностей, — сфера ее применения была очень широка:
Я не думаю, что метод клинической психологии применим исключительно к детям с задержками умственного и нравственного развития. Эти дети не являются, соб-* ственно говоря, ненормальными, так же как нельзя назвать патологическим состояние многих из них. Они отклоняются от средних показателей для детей только тем, что находятся на более низком уровне развития. Следовательно, клиническая психология не исключает из рассмотрения другие'типы детей, отклоняющихся от среднего уровня, — например, вундеркиндов и гениев. Клинический метод применим даже к так называемым нормальным детям. Для методов клинической психологии неизбежно обращение к статусу индивидуального разума, определенного с помощью наблюдений и экспериментов, а педагогическое обращение занимается эффектом из-мснеиия, т. е. развитием этого индивидуального разума. Независимо от того, является ли субъект ребенком или взрослым, можно проводить исследования и лечение, а их результаты выражать в терминах клинического метода.
Подобно Л. Терману и X. Мюнстербергу, Л. Уитмер предвидел широкомасштабное участие психологии в повседневной жизни.
Клиническая психология стала быстро развиваться. К 1914 г. при университетах существовало 19 психологических клиник, подобных клинике Уитмера (L. Т. Benjamin, 1996). Появились и клиники при судах по делам несовершеннолетних. Первая такая клиника была создана в Чикаго в 1909 г. В ней психолог Грейс Фернальд тестировала детей, предстающих перед судом. Первая официальная интернатура по клинической психологии была учреждена в 1908 г. при Вайнлендской школе для умственно отсталых детей, которой руководил Генри Годдард. Как и во Франции, клинические психологи начали работать с пациентами в психиатрических клиниках, например в больнице Маклина в Массачусетсе. По мере того как движение прогрессивизма работало над тем, чтобы удерживать детей в школах, были созданы профессиональные бюро для выдачи «рабочих сертификатов» тем подросткам, которые хотели поступить на работу до окончания образования в старшей школе. Психологическое тестирование стало частью процесса выдачи подобных сертификатов и предоставления детям подходящей работы (К. S. Milar, 1999).
Хотя о психологии бизнеса и промышленности впервые заговорил Хьюго Мюн-стерберг, реальностью ее сделал Уолтер Дилл Скотт (1869-1955), который начал рекламировать такую психологию в 1901 г., а к 1906 г. внедрил ее в процедуру отбора персонала (L. Т. Benjamin, 1997). Начали появляться первые побеги популярной психологии самопомощи. В 1908 г. Клиффорд Бирс, бывший психиатрический

375
пациент, своей книгой «Разум, нашедший себя», получившей одобрение самого Уильяма Джеймса, начал движение за психическую гигиену. В движении нашли отражение огромные успехи общественного здравоохранения в XIX в., когда с помощью пропаганды физической гигиены были искоренены такие древние бедствия человечества, как тиф и холера. Целью движения психической гигиены было аналогичное предупреждение психологических болезней. Кафедры психологии начали включать курс психической гигиены в свои учебные расписания; многие из них все еще носили такие названия, как «Личное приспособление к эффективному поведению». Это движение также послужило импульсом для создания специальных детских клиник, которые стремились выявить и решить проблему в зародыше, до ее расцвета.
Создание организаций прикладных психологов. Прикладная психология была новым явлением, и ее статус оставался неопределенным. Представители других профессий пренебрежительно относились к людям, занимавшимся тестированием интеллектуальных способностей, даже если прибегали к их услугам (D. К. Routh, 1994). Например, в 1910 г. Дж. Э. Уоллес Уоллин был нанят для проведения тестов Бине в одну клинику по лечению эпилепсии. Суперинтендант запретил Уол-лину входить в домики пациентов, публиковать какие-либо научные статьи без указания соавторства суперинтенданта и даже покидать территорию госпиталя без разрешения! В то же время Уоллина тревожил тот факт, что школьные учителя, дающие тесты Бине, назывались психологами (D. К. Routh, 1994).
Чтобы исправить такое положение дел, Уоллин предложил клиническим психологам объединиться, и в 1917 г. была создана Американская ассоциация клинических психологов (American Association of Clinical Psychologists, AACP — R. J. Resnick, 1997; D. K. Routh, 1994). Ее основной целью стало создание общественной идентификации прикладного психолога. В преамбуле ее решений заявлялось, что в задачи ассоциации входит повышение морального состояния прикладных психологов, поощрение исследований в области психической гигиены и педагогики, проведение форумов для обмена идеями о прикладной психологии и установление «определенных стандартов профессиональной пригодности для занятий психологией» (цит. по: D. К. Routh, 1994). Последняя задача была самой новаторской, поскольку четко разграничивала интересы прикладных психологов и академических психологов АРА.
Несмотря на то что в 1915 г. АРА поддержала намерение клинических психологов ввести лицензирование права проводить тесты (R. J. Resnick, 1997; D. К. Routh, 1994), создание ААСР вызвало недовольство. В 1961 г. У. Уоллин вспоминал, что на конференции АРА в 1917 г. создание новой психологической организации стало основной темой разговоров.
Чтобы сохранить единство психологии, АРА создала Клиническую секцию, и ААСР распалась. Но старшая организация продолжала сопротивляться установлению стандартов клинического обучения и практики. Первоначально в программных документах Клинической секции главной задачей было «поощрять и развивать профессиональные стандарты в области клинической психологии», но АРА настояла на ее исключении (D. К. Routh, 1994). АРА согласилась выдавать сертификаты «консультирующих психологов», но действительные члены Клинической секции должны были платить 35 долларов, что в 1919 г. составляло весьма значи-

376
тельную сумму, а новым членам предстояло выдержать экзамены. Эта схема ни к чему не привела. В 1927 г. Ф. Л. Уилле, назначенный главой комитета сертификации, признал поражение, отметив, что «каждый может увидеть в этом аргумент в пользу организации прикладных психологов в принципиально новую группу» (цит. по: D. К. Routh, 1994). Интересы академических и прикладных психологов оказались несовместимыми.
Тем не менее, как только Соединенные Штаты вступили в Первую мировую войну, психологи стали активно применять свои идеи и методики, особенно тесты, к широкому спектру социальных проблем. Использование тестов при призыве в армию способствовало их дальнейшему распространению, в результате чего психология прочно вошла в американскую жизнь.

Психология проникает в общественное сознание: психология на Первой мировой войне

Психологи на войне. Психологи, как и прогрессивисты, рассматривали Первую мировую войну как возможность демонстрации того, что психология как наука уже повзрослела и может быть поставлена на службу. Организатором усилий психологии служить народу во время войны стал Роберт Йеркс, сравнительный психолог. Спустя всего несколько месяцев после начала войны в своем президентском обращении к АРА он заявил:
В этой стране наука впервые поставлена на службу конкретным идеологическим и практическим целям. Сегодня американская психология посылает хорошо обученный и усердный персонал служить нашей военной организации. Мы действуем не индивидуально, а коллективно, на основе общей подготовки и общей веры в практическую ценность нашей работы (1918, р. 85).
Точно так же как прогрессивисты использовали войну для объединения страны, Йеркс призывал психологов «действовать в интересах обороны и продемонстрировать, что наша дисциплина может иметь важное общественное значение».
Шестого апреля 1917 г., всего через два месяца после вступления Соединенных Штатов в войну, Йеркс призвал к объединению усилий прикладной и экспериментальной психологии во имя общей цели. АРА сформировала 12 комитетов, занимавшихся различными аспектами войны, от проблем акустики до отдыха. Очень немногие молодые психологи-мужчины остались незадействованными; но, в отличие от следующей войны, только два комитета достигли хоть каких-то результатов. Одним из них был комитет по мотивации Уолтера Дилла Скотта, который превратился в Комитет по классификации персонала военного департамента. Вторым был собственный комитет Йеркса по психологическим исследованиям призывников, который сосредоточил основное внимание на проблеме устранения из рядов вооруженных сил США «психически непригодных».
Но между Йерксом и Скоттом возникла напряженность. Йеркс был экспериментальным психологом и привнес в работу по тестированию новобранцев свои исследовательские интересы, надеясь как собрать данные, касающиеся интеллекта, так и удовлетворить нужды военных. Областью Скотта была промышленная

377
психология, и он внес в военное тестирование точку зрения практического менеджмента, преследуя прежде всего достижение практических, а не научных результатов. На встрече АРА в гостинице Уолтон в Филадельфии Скотт сказал: «...позиция Йеркса привела меня в такую ярость, что я выразился очень ясно и покинул Совет АРА» (цит. по: R. Т. von Mayrhauser, 1985). Скотт полагал, что Йеркс ведет собственную игру для достижения своих интересов в области психологии, и обвинял Йеркса в тайном эгоизме под маской патриотизма. Результатом ссоры стало то, что Йеркс и Скотт пошли разными путями в использовании тестов для проверки новобранцев. Йеркс (который всегда хотел быть врачом) стал работать в медицинском управлении, а Скотт — в Управлении личного состава.
Поскольку речь шла о конкретных результатах, которые военные приветствовали и использовали, то из двух комитетов более эффективным был комитет Скотта. Используя свою работу по психологии персонала в Институте технологии Карнеги, Скотт разработал шкалу для отбора офицеров. Он смог убедить военных в полезности этой шкалы, и ему позволили сформировать специальный военный комитет по отбору персонала. Вскоре этот комитет стал участвовать в отборе на все армейские должности. К концу войны количество сотрудников в комитете Скотта возросло с 20 до более чем 175 членов, через их тестирование прошли уже сотни тысяч людей и были разработаны тесты умений для 83 военных профессий. За эту работу Скотт был награжден медалью «За выдающиеся заслуги».
Комитет Йеркса практически ничего не сделал для армии (и ему не дали медаль), но он внес огромный вклад в прогресс профессиональной психологии. В этом отношении самым очевидным достижением было изобретение группового теста интеллектуальных способностей. До этого клинические психологи проводили тестирование интеллекта на индивидуальных субъектах. Очевидно, что невозможно было подвергнуть индивидуальному тестированию миллионы призывников. В мае 1918 г. Йеркс собрал ведущих психологов в области тестирования в Вайнлендской школе для написания теста интеллекта, который можно было бы проводить на группе людей в течение короткого промежутка времени. На первых этапах Йеркс считал, что групповые тесты интеллекта являются ненаучными, вносящими в ситуацию тестирования неконтролируемые факторы, и хотел протестировать каждого призывника индивидуально; но сотрудники Скотта в Вайнленде убедили его в том, что индивидуальное тестирование в сложившихся обстоятельствах просто невозможно (R. Т. von Mayrhauser, 1985). Группа Йеркса разработала два теста, Армейский тест «альфа» для грамотных новобранцев, и Армейский тест «бета» для предположительно неграмотных, плохо справившихся с тестом «альфа». Новобранцев классифицировали по буквенной шкале от А до Е: высший уровень А означал, что эти люди смогут стать офицерами, низшие уровни DuE — непригодность к армейской службе.
Первоначально военные отнеслись к тестам скептически, но после тщательной проверки в одном из лагерей для новобранцев в декабре 1917 г. армия ввела общее тестирование всех новобранцев. Однако на протяжении всей войны работа Йеркса наталкивалась на враждебность и безразличие, с одной стороны, армейских офицеров, которые считали, что психологи Йеркса суют нос не в свои дела, а с другой стороны, армейских психиатров, которые боялись, что психологи могут присвоить

378
себе часть их функций. Тем не менее до окончания программы в январе 1919 г. было протестировано 1 млн 175 тыс. человек. Йеркс и его коллеги разработали инструмент, который значительно расширил сферу деятельности психологов и во много раз увеличил число американцев, чья профессиональная пригодность прошла тщательную проверку.
В своем президентском обращении 1918 г. Йеркс говорил о будущем психологии: «Из нашей работы в интересах армии можно сделать следующий вывод — психология стремится служить интересам общества... Перед нами могут быть поставлены грандиозные социальные задачи». Йеркс предвидел больше, чем знал; хотя он говорил только о психологической службе в армии, его слова описывают самое главное изменение всего института психологии в XX в. До войны прикладные психологи работали в закрытых учреждениях. Во время войны они использовали свои знания для решения конкретных социальных проблем. После войны началось быстрое развитие прикладной психологии, которая стала заниматься иммигрантами, проблемными детьми, промышленными рабочими, рекламой и вопросами семьи. Прикладная психология громко заявила о себе, и ее влияние с тех пор только росло.
Тяжелое наследие Первой мировой войны. Поскольку Первой мировой войне американцы уделяют намного меньше внимания, чем Второй, ее решающее значение в формировании современного мира обычно недооценивают. Она знаменовала собой начало восьмидесятилетней мировой войны, начавшейся в августе 1914 г., когда немецкие войска пересекли границу Бельгии, и закончившейся в августе 1994 г., когда последние русские (не советские) войска покинули Германию (Fromkin, 1999). Только что построенная Германская империя Бисмарка была разрушена, на смену ей пришла непопулярная республика, уничтоженная Гитлером и его нацистами, которые затем развязали Вторую мировую войну. Первая мировая война породила большевистскую революцию в России, когда немецкая разведка отправила Ленина поездом в Москву, создав арену для холодной войны. До сегодняшнего дня британцы спорят, не следовало ли им оставаться в стороне (N. Ferguson, 1999). Первая мировая война была невероятно кровавой. Только один факт говорит об этой кровавой бойне: каждый третий немецкий мужчина, достигший к началу войны 19-22 лет, к концу войны был мертв (J. Keegan, 1999).
Первая мировая война была важным поворотным моментом в истории США. Вступление в войну знаменовало собой окончание двух десятилетий глубоких социальных перемен, превративших Соединенные Штаты из сельскохозяйственной страны с островными общинами в промышленную, урбанистическую нацию. Соединенные Штаты стали великой державой, которая смогла направить военную мощь через Атлантический океан, помогая решить исход войны в Европе. Прогрессивные политики видели в войне благоприятную возможность достичь социального контроля, создать единую, патриотическую, эффективную нацию из массы иммигрантов и рассеянных групп, порожденных индустриализацией. Под руководством президента В. Вильсона они рассчитывали распространить рациональный контроль на весь мир. Как восклицал один из прогрессистов: «Да здравствует социальный контроль; социальный контроль позволяет нам не только ответить на суровые требования войны, но и станет основой для грядущего мира и братства» (цит. по: J. L. Thomas, 1977, р. 1020).

379
Но Первая мировая война («Великая война за окончание всех войн») вызвала фрустрацию, а затем и разрушение мечтаний прогрессивизма. Правительство создало бюрократию, лозунгом которой стала эффективность, а целями — стандартизация и централизация, но она достигла немногого. Ужасы войны, на которой многие европейские деревни потеряли все мужское население, оставив его под несколькими футами чужой земли, столкнули американцев лицом к лицу с иррациональным и принесли многим европейцам пожизненную депрессию и пессимизм. Державы-победительницы накинулись на дележ награбленного, как стервятники, и В. Вильсон стал лишь патетическим идеалистом, неспособным привести Америку в Лигу наций, которого игнорировали в Версале, а затем и на родине.
Возможно, наиболее значительным наследием войны было крушение оптимизма, свойственного XIX в. В 1913 г. говорили, что войны — это дело прошлого. Бизнесмены знали, что война вредит делу; лидеры профсоюзов учили, что интернациональные связи социалистического братства перешагнут через мелкое чувство национализма. К 1918 г. эти надежды развеялись. Частично пессимизм был вызван и гибелью авторитетов. Никогда больше молодые люди не маршировали на войну с энтузиазмом, веря, что их начальники не предадут их. Законодатели оказались такими же нестойкими и раздавленными войной, как короли прошлого. Интеллектуалы, общественные и политические лидеры получили урок, что рассудка не всегда достаточно для достижения социального контроля. Тем не менее убежденные в мудрости науки (в США сайентизм сохранял свое влияние) американские лидеры обратились к общественным наукам, особенно психологии, чтобы решить проблемы послевоенного мира, получить орудие для управления иррациональными массами, реформировать семью. Как утверждал Филип Рифф (Philip Rieff, 1966), в средние века власть правила благодаря вере в Бога и посредством Церкви; прогрессивный XIX в. правил благодаря вере в разум и посредством законодателей; XX в., верящий в науку, ослабленную признанием иррационального, правит посредством больниц. В XX в. психология стала одним из важнейших общественных институтов; неудивительно, что идеи психологов получают все более широкое применение: руководители читают о последних научных чудесах, пытаясь найти ключи к социальному контролю, а широкая публика — пытаясь увидеть источники своего собственного поведения.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел психология










 





Наверх

sitemap:
Все права на книги принадлежат их авторам. Если Вы автор той или иной книги и не желаете, чтобы книга была опубликована на этом сайте, сообщите нам.