Библиотека
Теология
КонфессииИностранные языкиДругие проекты |
Комментарии (1) Почепцов Г. Теория и практика коммуникации (от речей президентов до переговоров с террористами)ОГЛАВЛЕНИЕГлава 6. Анализ коммуникации в других областяхКоммуникативный базис современных избирательных кампанийПолитика в основе своей представляет собой коммуникативный процесс. Как мы уже упоминали выше, со времен избирательной кампании Никсона было установлено, что избиратель не имеет возможности для личного знакомства с кандидатом, поэтому он реагирует на его телевизионный имидж, то есть на коммуникативную реальность. Специалисты уже тогда пришли к несколько циничному выводу: можно не менять самого кандидата, поскольку избиратель его не видит, следует в первую очередь менять его имидж. Еще одной особенностью мира политики является “центровка” вокруг персоны номер один — президента или кандидата в президенты. Все остальные действующие лица получают право на существование только как отображение в новом контексте этой символической фигуры. Так, первая леди возникает как реализация женского контекста этой фигуры. В случае США это дало возможность реализоваться многим сообщениям, связанным с феминистками. Даже страна становится контекстной реализацией фигуры президента: для Клинтона это оказалось движение в XXI век, как будто без него Америка могла остаться в веке XX. Даже дочь президента Клинтона — Челси — это тоже своеобразная иллюстрация в ином контексте фигуры президента. Как пишет газета “Гардиан”; “когда Клинтон возвещает на всю Америку о пропаганде семейных принципов, его упрекнуть не в чем. Его семья представляет собой тот образец, на который может равняться любой американец. И в этом раскладе на карту Чел-си делается солидная ставка. Тот, кто осмелится упрекнуть Клинтона в безволии и мягкотелости, сразу же прикусит язык, поглядев на Челси, — такую добропорядочную дочь мог воспитать только весьма положительный человек” (“Ведомости”, 1996, 26 окт.). Кстати, этот семейный знак Клинтон постоянно демонстрирует невербально, искренне обнимая жену (как это было, к примеру, в Киеве) или жену и дочь (как это было на фоне праздничного салюта по поводу своего переизбрания) в присутствии фото- и телеоператоров. Профессор Калифорнийского университета Ричард Андерсен говорит: “Одно из условий успешной кампании — уважение к избирателю. Вот именно этого не хватило в 1993 “Выбору России”, который обращался к населению в несколько высокомерном тоне не сомневающегося в своей победе кандидата” (“Рекламный мир”, 1995, №18). Проработав в условиях России, Андерсен видит такие особенности среднего россиянина: “Как я понял, типичный россиянин, тем более в провинции, почти не выписывает газет, потому что они дороги, не увлекается политическими передачами по телевидению. Как довести до него программу той или иной партии или блока, как закрепить в сознании имидж лидера? Как наладить связь кандидат — избиратель?” (Там же). И в этих условиях все равно так или иначе происходит объединение граждан в общности, соответствующие тем или иным политическим предпочтениям, с которыми собственно и работают партии. Как пишет Г. Дилигенский: “Даже такой, казалось бы не требующий каких-то совместных действий или общения акт политического поведения, как голосование на выборах, не является подобной механической суммой. Люди голосуют за одну и ту же партию или кандидата потому, что под влиянием тех или иных социальных факторов (взаимного общения, сложившихся ранее или усвоенных в процессе социализации идейно-политических позиций, политической пропаганды, осуществляемой по каналам массовой информации итд.) они фактически объединились в определенную неформальную политическую общность” (Дилигенский Г.Г. Социально-политическая психология. — М., 1996. — С. 151). Избирательные кампании представляют собой очень активный процесс, в который оказываются вовлечены как интеллектуальные, так и материальные средства. В этот период по-особому начинают проявляться некоторые коммуникативные особенности. Так, Катц и Лазарфельд, обследуя 800 женщин в городе с населением в 60 тысяч жителей, установили, что личные контакты имеют большее влияние, чем массовая коммуникация (Brown J.A.C. Techniques of persuasion. From propaganda to brainwashing. — Harmondworth, 1963.—P. 145).Лазарфельдформулируетпятьпри-чин, по которым личная коммуникация побеждает массовую: 1) личные контакты, хотя и более случайны, но их труднее избежать, здесь не работает избирательность, характерная для массовой коммуникации; 2) личные контакты более гибкие, поэтому содержание начинает варьироваться, чтобы преодолеть сопротивление аудитории; 3) прямые связи в рамках личных коммуникаций увеличивают степень награды/наказания в случае принятия/непринятия сообщения; 4) люди больше верят персонализированным коммуникаторам; 5) личные контакты могут заставить человека сделать что-то, даже реально не переубеждая его, к примеру, друг может проголосовать, как его просят, не меняя своих взглядов. Именно эти характеристики, вероятно, вывели Б. Клинтона в кампании 1992 г.на новые нетрадиционные виды коммуникации с населением. Джон Беер проследил, к примеру, использование в президентских выборах ток-шоу, ночных комедийных шоу и канала МТБ. 29% респондентов в Северной Каролине уделили внимание обсуждению выборов в ночных комедийных шоу, а вот уже среди молодых людей в возрасте от 18 до 24 лет, которые сыграли главную роль в избрании Клинтона, таких уже было 52% (Bare J. Non-traditional news sources in the 1992 presidential campaign // North Carolina Datanet. — 1993. — N 2), Буш, вначале отказывался от участия в подобных шоу, говоря, что в свои 68 он не мальчик и не будет этого делать, но увидев реакцию молодых избирателей на появление Клинтона по МТБ, поменял свою точку зрения. 35% всех респондентов в Северной Каролине уделили внимание обсуждению выборов на МТБ. Журнал “Business Week” предсказывал, что МТБ может стать вариантом CNN для поколения Нинтендо. Приближенность к избирателям очень важна. Одним из первых это понял Гитлер, который во время своей избирательной кампании благодаря самолету за 7 дней посетил 21 город. Избирателям казалось, что он был сразу всюду. Многие чисто коммуникативные параметры, по которым уже выработано достаточно хорошее научное понимание, должны учитываться в работе над избирательной кампанией. Приведем некоторые из них. Название. Ричард Андерсен: “Если оно выбрано неудачно, вряд ли можно рассчитывать на успех кампании в целом. И если сегодня “Наш дом — Россия” рождает у людей ассоциацию с “Наш дом — Газпром”, то такая параллель, полагаю, способна погубить избирательный блок” (“Рекламный мир”, 1995, № 18). Визуальный ряд. “На общую идею должен работать и визуальный ряд в политической рекламе: эмблема, плакаты, карикатуры... До сих пор считаю непревзойденным логотип польской "Солидарности”, где шрифтовое решение несло важную смысловую нагрузку: символ солидарности складывался из самих групп, как бы поддерживающих друг друга” (Там же). Зрелищность, краткость. “Имиджмейкеры должны найти такую форму рекламы, которая коротко и ясно представляла бы людям платформу партии или блока” (Там же). Споган. “Очень важен предвыборный лозунг, который должен быть ясным, легко запоминающимся и, конечно, логично вытекающим из программы” (Там же). Соответствие форты интересам избирателей. Большое значение имеет “не только, что говорят кандидаты, но и то, как говорят. Вспоминаю об “эффекте Жириновского” в 1993 году, говорившего с людьми со страниц газет, с телеэкрана, с публичной трибуны как “свой в доску” (Там же). Простота. “Основным требованием к кандидату (...) является поддержание ключевых вопросов и общих интересов, делая их простыми и стоящими в центре дискуссии” (Ratzan S.C. Political communication as negotiation // Campaign'92: new frontiers in political communication — American Behavioural Scientist. — 1993. — N 2. -P. 204). Идентификация с целевой аудиторией. Клинтон заявлял: “Я буду просыпаться каждый день, думая о вас, ваших интересах и надеждах, ваших детях и вашем будущем, это то, что вам нужно, чтобы я делал в Белом доме” (Ibid.). Идентификация с коммуникативными форматами открытости. Буш в теледебатах поглядывал на часы, был незаинтересован в происходящем диалоге, тем самым “передавая имидж кандидата, которому неуютно в формате, требующем открытой и прямой коммуникации. Поведение Билла Клинтона было явным контрастом поведению президента. По мере развития обмена с помощью ток-шоу, губернатор Арканзаса становился все более связанным с аудиторией, поддерживая процесс взаимного участия вербальными и невербальными указаниями на согласие и заботу в ответ на сообщения участников аудитории” (Ibid.). При этом исследователи установили, что понимание кандидата избирателем после просмотра ток-шоу является более точным, чем после взгляда на тщательно созданный имидж платной рекламы. Как мы видим, в процессе избирательной кампании возникают определенные коммуникативные задачи. Одной из них становится сведение предлагаемой идеологии к ограниченному набору упрощенных представлений для облегчения общения с массовой аудиторией. К примеру, Г. Дилигенский пишет: “в США кандидаты в президенты, как правило, представляют политическую действительность в гораздо более упрощенном виде, предлагают гораздо более примитивные, однозначные решения, чем когда те же деятели становятся президентами. В данном случае сказываются императивы борьбы за власть: у большинства избирателей нет ни желания, ни способностей разбираться в сколько-нибудь сложных, требующих умственного напряжения концепциях, им важнее уловить главную направленность политических программ кандидатов, их “общий дух”, а он скорее передается с помощью простейших однозначных формул” (Дилигенский Г.Г. Социально-политическая психология. — М., 1996. —С. 222). Для американских паблик рилейшнз характерен перенос удачной практики с избирательных технологий на президентские, и обратно. Роджер Эйлс увидел аналогии в этом плане и в далеком прошлом: “Реальность такова, что любой удачливый политик в мировой истории имел людей, которые советовали ему, как выглядеть лучше. Кто, думаете вы, посоветовал Цезарю надеть пурпурную накидку? Кто по-вашему сказал ему, что необходимы шесть лошадей, запряженных в колесницу, вместо четырех? Почему по-вашему он ехал по Риму, отрицая то, что хочет быть королем? Кто мог придумать все это для него?” (цит. по Seitel F.P. The practice of public relations. — New York etc., 1992. —P. 417). Безусловно, что и сегодня необходимо тщательное планирование избирательной кампании. Американские советники Рейгана предложили семь правил, которые позволяют управлять новостями (Ibid.-Р. 416-417): 1) планировать наперед; 2) находиться в наступлении; 3) контролировать поток информации; 4) ограничить доступ журналистов к президенту; 5) говорить о тех проблемах, о которых вы сами хотите говорить; 6) говорить в один голос; 7) повторять то же сообщение многократно. Практически, это те же правила резкого упрощения ситуации при обращении с массовым собеседником. “Расплывающийся” образ получателя информации выдвигает свои требования и к типу текста. Если в случае гадания, чтобы удовлетворять всех, тексты становятся менее однозначными, то здесь перед нами новый феномен: текст смещается на иной полюс — поскольку простота предполагает именно максимально однозначный тип текста. Американские данные также объясняют тот типаж лидера, к которому мы и сами так привыкли. Наибольший успех на выборах приходит к тем, чей интеллектуальный уровень не особенно удаляется от уровня среднего избирателя — оптимальная цифра — 25-30% (Дилигенский Г.Г. Указ. соч. — С. 230). При резком отрыве лидера он одновременно теряет поддержку в массах. Г. Дилигенский одновременно объясняет это таким фактором: движущийся наверх лидер сильно зависит от своей команды, он должен проявлять конформизм к групповым ценностям и ожиданиям. “Такая ситуация крайне неблагоприятна для людей с сильным интеллектом. Сила ума — это прежде всего его творческий потенциал, способность находить неординарные, принципиально новые решения, психология же группового конформизма неизбежно подавляет эту способность. Поэтому люди, обладающие сильным умом и потребностью в его реализации, часто идут не в политику, а в науку, литературу и публицистику” (Там же. —С. 231). Дж. Браун приводит данные, подтверждающие исходные предпосылки У. Гемсона, в соответствии с которыми играют роль предиспозиции голосующих. Уже первые эксперименты этого рода во время президентских выборов в Огайо в 1940 г. показали, что кампания имеет слабое воздействие на изменение мнение людей, но основной эффект состоит в поддержке исходных избирательных интенций или пробуждении иных скрытых предпосылок. “Люди, как было обнаружено, действуют очень избирательно и в основном уделяют внимание только тем материалам, которые поддерживают их исходные взгляды. Республиканцы слушают республиканскую пропаганду, а демократы — демократическую. Исследование вновь и вновь подтвердило, что люди голосуют в группе, что люди, принадлежащие одной церкви, семье, общественному клубу имеют тенденцию голосовать сходным образом” (Brown J.A.C. Techniques of persuasion. From propaganda to brainwashing. — Harmondworth, 1963. — P. 144). И здесь возникает особая фигура — лидер мнения. Открытие их роли в процессе передачи информации позволило перейти от одноступенчатой модели к двухступенчатой, в процессе которой информация из средств массовой коммуникации поступает сначала к лидерам мнений и лишь затем ко всем остальным. Дж. Браун формулирует следующие важные характеристики лидеров мнения: 1) существование лидеров мнений продемонстрировало, что личное влияние распространено не только вертикально, сверху вниз, но и горизонтально среди одного социального класса; 2) лидеры мнений должны быть политически активными, интересующимися событиями людьми; 3) на лидеров мнений имеют большее воздействие массовые кампании; 4) одна из функций лидеров мнений — быть связующим звеном между масс-медиа и людьми своей группы. . В свою очередь Р. Мертон исследовал в этом аспекте город с населением в 11 тысяч жителей (Brown, ор. cit. — Р. 145), обнаружив два типа лидеров мнения — местные и космополитические. Первые интересуется делами внутри местного сообщества, вторые — вне. Если первый — местный житель, то второй много путешествовал и часто является относительно новым жителем городка. Местный лидер, например владелец магазина, знает многих жителей, космополитический — формирует своих знакомых в группе своего статуса. Обе группы сильнее других используют средства массовой коммуникации. Однако, местный лидер готов дать ответ по очень широкому кругу вопросов, в то же время космополитический лидер интересуется узкой конкретной сферой (модой, бизнесом, международными вопросами и т.п.). Все это было использовано ЮСИА в моделях воздействия, когда стало ясно, что “мы должны рассматривать нашу аудиторию как каналы, а не как получателей информации” или что “важнее убедить одного журналиста, чем десять домохозяек или пять докторов” (по Jowett G.S., O'Donnell. Propaganda and persuasion. — Newbury Park, 1992. —P. 218). Поэтому в случае войны в Персидском заливе и было установлено, что достижение 10% аудитории культурной элиты на самом деле означает выход на все население. Мы говорили о понятии упаковки в случае модели У. Гемсона, но эта проблема является более широкой. Коммуникация становится эффективной только в случае соответствующей упаковки нужного сообщения. Именно в этой области и возникает паблик рилейшнз как специализация по увеличению эффективности воздействия. Даже на лидеров лучше воздействует упаковка в виде совета из уст своего человека. Остановимся подробнее на некоторых моментах на примере избирательной кампании в России. Дочь Президента Б. Ельцина Татьяна Дьяченко, например, так говорит о появлении Президента без пиджака на КВНе: “Сейчас я стараюсь, чтобы папу узнали не только как государственного деятеля, но и как человека. Вот и уговорила его прийти на КВН и хоть немного отдохнуть. Согласился папа без особой охоты, но потом признался, что КВН ему понравился” (“Комсомольская правда”, 1996,21 июня). Когда психологи подсказали, что российский избиратель более подвержен эмоциональным, а не рациональным доводам, именно по этому пути пошла кампания Б. Ельцина. Активное использование телевидения как канала привело к тому, что “избирательная кампания нынешнего президента занимает, по оценкам, до 80-85% всего рекламного времени кандидатов” (Бабева С. Как “продать” кандидата /"Московские новости”, 1996, № 23). Там же объясняется “недоработанность” образа Зюганова следующим образом: “ему приходится иметь несколько имиджей: один для внешнего мира, другой для пленумов, третий для простого избирателя”. В целом в пользу Б. Ельцина было задействовано множество специализированных структур (данные из Остапчук А. Фабрика идей против кустарных промыслов // “Московские новости”,1996, № 23). Поездками Б. Ельцина по регионам занималось Агентство интеллектуальных коммуникаций (АИК) под руководством Александра Батанова; фокус-группы, руководимые специалистами агентства заранее выезжали в регионы, выискивая популярные местные истории, определяя ожидания элит и масс. Имиджмейкерскими разработками для президента занималось агентство “Николло-М” во главе с Игорем Минтусовым и Екатериной Егоровой. Экспертиза региональных настроений была в руках Центра региональных исследований Андрея Шутова при Российской академии госслужбы. Участие в определении президентской кампании в СМИ принимал Фонд эффективной политики (ФЭП) Глеба Павловского и Андрея Виноградова. Однако и штаб Г. Зюганова, не в таких масштабах, но все же имел в своем распоряжении предвыборный расклад по 31 региону России, где были определены “болевые точки” регионов и основные методы агитации с учетом местной специфики (“Комсомольская правда”, 1996, 14 июня). И. Крылов подчеркивает “синергетический” эффект проправительственных роликов под слоганами “Все у нас получится” и “Это мой город” на ОРТ (Крылов И.В. Теория и практика рекламы в России. — М„ 1996), когда актер Никита Михалков воспринимался как лидер номер два “Нашего дома”. Точно так же работала кампания с лозунгом “Голосуй, или проиграешь!” в период президентских выборов 1996 г. Она больше работала на одного конкретного кандидата, чем на других. Б. Ельцин, особенно в прошлые моменты своей жизни, активно опирался на массовые неформальные движения. Эти структуры интересны и своеобразны. Что же влечет людей туда? Исследователи отмечают, что одной из реализуемых в движении потребностей становится самоосуществление, обогащение социальных связей личности. “Действительно, для человека, чьим уделом является повседневная рутина неинтересного труда и однообразных семейных обязанностей, общественная активность — сфера приложения личностных сил и способностей; она радикально обогащает содержание жизни, наполняет ее новым смыслом” (Дилигенский Г.Г. Социально-политическая психология. — М„ 1996. — С. 270). Одновременно, по нашему мнению, человек как бы приподнимается над уровнем проблем, которые ему “разрешено” затрагивать. Он растет в условной иерархии ценностей, переходит в решении проблем с уровня комнаты на уровень целой страны. Собственно в этом частично и заключался феномен диссидентства, когда человек разрывал предписанные ему сверху правила. В принципе это полюс политической активности, который резко возрастает в переходные периоды, когда большие массы людей оказываются втянутыми в политику. Однако за таким периодом следует период постепенного “охлаждения”. Другим полюсом шкалы политического поведения являются пассивные граждане. Те американцы, которые обычно не приходят на голосование, стали предметом отдельного исследования — No-show'96: Americans who don't vote. A study of likely non-voters for the Medill news service and WTTW television. — 1996. И исследователи пришли к следующим выводам по поводу тех, кто не голосует: 1. Они молоды: если среди голосующих 16% ниже тридцати лет, то среди неголосующих их 39%. 2. Они имеют меньший уровень образования: 55% неголосующий имеют школьный уровень образования и ниже, среди голосующих таких только 37%. 3. Они имеют меньший уровень дохода: 48% имели в 1985 г. доход меньший 33 тысяч долларов, этот же уровень дохода был у 33% голосующих. 4. В их число входит большое количество национальных меньшинств — 30% из них не являются белыми, в то время как среди голосующих небелых 18 %. 5. Они не следят за политикой: среди голосующих 53% ответили, что следят всегда, и лишь 5% почти никогда, среди неголосующих — эти цифры составили соответственно 24% и 24%. Предполагалось, что 88 миллионов американцев не придут голосовать в ноябре 1996 г.. В результате телефонного опроса 1001 человека, которые предположительно не будут голосовать, 80% не голосовали в 1992 г. Исследователи также выделили пять групп, не собирающихся голосовать: деятели (29%); они молоды даже для неголосующих — 48% из них моложе 30 лет; они заняты в своем сообществе, интересуются политикой (78% читают газеты хотя бы четыре раза в неделю, 74% хотя бы иногда смотрят CNN), но не будут голосовать; 77% имеют позитивное мнение о конгрессе; только 39% считают, что страна движется в правильном направлении; 63% позитивно оценивают как республиканцев, так и демократов; 32% согласны с тем, что не имеет значения, кто будет избран; незастрельщики (27%), которые мало знают об общественных делах и неоднозначно оценивают политику (31% читают газету реже раза в неделю); 37% из них считают, что страна на верном пути; 67% позитивно оценивают демократов, 49% — республиканцев, 61%—конгресс; раздраженные (18%); они достаточно стары — 38% из них достигли 45 лет; они в основном регулярно потребляют информацию (62% смотрят вечерние новости 6 раз в неделю, 52% читают газеты шесть-семь раз в неделю), злы на правительство и уверены, что их голос не имеет значения; 65% из них считают, что страна идет по неверному пути; 58% негативно высказываются о конгрессе; 33% из них в возрасте 45 лет и старше; только 135 голосовали в 1992 г; незнающие (14%), которые больше других лишены информации и потому им трудно принимать решение в голосовании; 90% не высказывают никакого мнения о партиях; 73% не имеют никакого мнения о конгрессе; 62% не имеют интереса к местной политике; 15% из них имею возраст от 45 до б4,а12%— старше 65; отчужденные ( 12%); они не интересуются новостями (44% читают газету менее раза в неделю, но 65% смотрят новостную программу по ТВ по крайней мере четыре раза в неделю), злы на власти и пессимистично смотрят на свои возможности воздействовать на принятие решений; 61 % имеют отрицательное мнение о конгрессе, 61 % отрицательное мнение о республиканцах и 59% о демократах. Какие параметры в этих исследованиях совпадают с нашими? Это несомненно молодость неголосующих. Это определенная отстраненность их от социальной жизни. Это и социальный пессимизм, если можно воспользоваться таким термином, когда человек ощущает свою оторванность от власти и невозможность влиять на нее. Доверие к власти и лидеру — вообще один из центральных параметров паблик рилейшнз, требующий постоянного внимания, и это тоже один из коммуникативных параметров избирательной кампании. Но в случае стран СНГ есть и “свой” интересный параметр: речь идет о голосовании “за” кого-то с целью недопущения к власти оппонента. Естественно, что такая ситуация в той или иной степени есть у всех, однако опрос после российский президентских выборов (“Коммерсант-Daily”, 1996,29 авг.) показал, что для 32% из тех, кто голосовал за Б. Ельцина, его победа была безразлична и лишь 67% были удовлетворены ею. А данные опроса ВЦИОМ за 25 сентября 1996 г. показали постепенный отход Б. Ельцина на иные позиции в уровне доверия населения: на первом месте А. Лебедь, имеющий 34%, на втором Г. Зюганов с 15% и лишь на третьем месте Президент, получивший всего лишь 12%. Фрейзер Зейтель не зря говорит о специалисте в области паблик рилейшнз как о профессиональном коммуникаторе (Seitel Е.Р. The practice of public relations. — Newark etc., 1992. — P. 167). Именно профессионал как ни кто иной должен уметь выстроить коммуникации для самых разных каналов, контекстов и задач. Естественно, что в еще большей степени это касается избирательных целей. Мотивационный анализ в рекламе. Уже в 50-е годы было сформировано направление, положившее в основу следующие установки: 1) всегда следует выяснить, что люди думают в действительности, каковы их реальные мотивации; 2) обладая этим знанием, можно управлять людьми даже без их осознания этого факта. Как исследователи пришли к мысли, что нельзя верить высказываниям опрашиваемых о самих себе, а надо попытаться выявить их интересы не прямо, а опосредованно? Было проведено множество экспериментов, которые демонстрировали расхождение между мнением аудитории и реальным положением вещей. Например, производители пива выпускали два сорта: светлое и обычное. Опросы показали, что в пропорции 3:1 потребители выбирают светлое пиво. В то же время обычного (реально — более дешевого) пива покупают в десять раз больше. Или еще один пример. Опрос о том, почему у покупателей не пользуется спросом копченая селедка, дал такой ответ: не нравится вкус. Однако, как оказалось, 40% ответивших подобным образом вообще не пробовали эту селедку. Еще один эксперимент: в ожидании лекции можно было разместиться в комнате либо современно меблированной, либо с традиционной мебелью. Все женщины спонтанно собрались в первой комнате. Однако после лекции 84% дали ответ о предпочтении традиционного интерьера. Отсюда следует естественный вывод: человек практически всегда говорит то, что от него хотят услышать. Особое значение приобретает такое направление в тестировании, которое предполагает отказ от каких бы то ни было подсказок. Например, тест Шонди. Человеку показывают фотографии различных людей, и он должен выбрать того, с кем бы он согласился, к примеру, путешествовать в одном вагоне поезда. При этом его не поставят в известность о том, что в одном из экспериментов будут фотографии людей с психическими отклонениями (маньяков, параноиков, садистов и т. д.). Сделанный им выбор покажет нам его предпочтения и антипатии, даст объяснение некоторым из его проблем. Тот же тест использовался для поиска глубинных мотиваций пьющих людей. Было установлено, что 85% алкоголя выпивает 22% пьющих людей. Что же ими движет? Тест Шонди использовался до и после трех приемов алкоголя. Как оказалось, человек пьет до тех пор, пока не войдет в более приятную для себя психологическую роль: слабый человек чаще всего стремится стать сильным, неудачник хочет почувствовать себя везучим и т. д. И затем это состояние уже не меняется. Поэтому неудивительно, что реклама активно использует отсылки, к примеру, на аристократический мир, не доступный большинству потребителей. И в этом проявляется общая закономерность: поскольку сто одинаковых продуктов практически не имеют различий, потребитель делает свой выбор, опираясь на внутренние отсылки, сформулировать которые — задача рекламы. В целом мотивационный анализ используется не только в рекламе, но и в менеджменте. В обоих случаях закладываются как бы два возможных набора целей: с одной стороны, это страхи, то, чего люди хотели бы избежать; с другой стороны,— разнообразные желания, то, чего люди хотели бы достичь. С одной стороны, люди боятся потерять работу, выглядеть глупыми, сделать что-то неправильно. С другой стороны, они стремятся повысить свой статус, хотят, чтобы ими восхищались окружающие. Таким образом, мотивация основана на желании достичь определенных результатов. Имидж становится важной составляющей продажи товара, поскольку обилие товара делает возможным различить одинаковый товар только по тому или иному имиджу, с которым его связали рекламисты. Вэнс Пакард упоминает известный эксперимент с курильщиками. Три сотни человек, предпочитающих одну из трех марок, должны были идентифицировать ее в наборе из трех видов сигарет. Это смогли сделать лишь 35%. Но отгадывание одного из трех и так должно идти с вероятностью 33%. Значит, говорит Пакард, только 2% реально выбрали свою марку (Packard V. The hidden persuaders. — N.Y., 1958). В другом эксперименте по типу рисунка человека (того, например, как он изображал машину) можно было устанавливать тип бензина, который он предпочитает. Поскольку каждый вид бензина рекламируется сквозь тот или иной имидж. В. Пакард формулирует восемь основных типов потребностей, которым должен удовлетворять товар, чтобы его купили. При этом мы помним, что продается не сам товар как физическая данность, а его психологическое соответствие, то, чем он может помочь психологически. 1. Продажа эмоциональной безопасности. Так, изучение продажи морозильников должно было объяснить, почему люди тратят дополнительные деньги на электроэнергию, на то, что определенные остатки продукта придется выбросить и т.п. Оказалось, что морозильники вошли в моду после второй мировой войны, когда ощущалась нехватка продуктов. Людям, чтобы чувствовать себя в безопасности, требуется больше еды, чем они могут съесть. Та же проблема возникла с кондиционерами: люди, нуждающиеся в безопасности, не хотели даже ночью открывать окна. 2. Продажа подтверждения ценности. Реклама стиральных порошков строилась только на чистоте. Однако рекламисты обнаружили, что акцент необходимо сделать на совсем другом — женщины чувствуют, что они выполняют работу, которую никто не ценит. Так и фирмы, продающие чемоданы, могут выиграть, если будут акцентировать, что они продают уверенность. 3. Продажа самоблагодарности. Продажа экскаваторов пришла в упадок. Когда попытались выяснить в чем дело, то установили, что все рекламные фотографии показывали экскаваторы, переносящие тонны земли, камней и грязи, но там нигде не было человека. Когда все фотографии стали делать с точки зрения работающего человека, ситуация с продажей резко изменилась. 4. Продажа творчества. Психологи установили, что работа с цветами и растениями создает женщинам старшего возраста заменитель беременности. Даже выпечка пирога символически приравнивается к появлению нового ребенка в семье. Отсюда последовали существенные выводы. Если раньше на пакетах с тортом-полуфабрикатом писалось “Не добавляйте молока, просто добавьте воды”, то женщины внутри себя возмущались, что это за приготовление, когда туда ничего не следует добавлять. Поэтому при появлении слов “Добавьте свежих яиц и свежего молока” уровень продаж сразу возрос. Проектировщики домов в этом случае обнаружили, что не следует расписывать все до мельчайших деталей, необходимо нечто оставлять для потребителя. 5. Продажа объектов любви. Записи одного из пианистов пользовались особым успехом у женщин в возрасте, когда уже нельзя родить ребенка. Им как бы хотелось погладить его по кудряшкам. 6. Продажа чувства власти. Автомобили продаются с позиции дополнительной власти, которую они предоставляют. Человек покупает, к примеру, моторные лодки со все увеличивающейся суммой лошадиных сил. 7. Продажа чувства корней. Вино продается с точки зрения старого доброго времени. Есть реклама типа “Это вино, которая делала моя бабушка”. Кстати, и в политике Рейган хотел вернуть Америку к спокойным годам, предшествовавшим наступлению тридцатых. 8. Продажа вечности. Страховые агенты продают мужчинам уверенность в том, что они будут содержать свою семью даже после смерти. Существуют конкретные рекомендации психологов, как решить свои проблемы с опорой на мотивации другого. Для этого предлагается три шага: найдите плюсы, признаваемые вашей мотивационной целью, качества, характеристики, возможности, то, что он/она признает, чем восхищается, что любит; изучите себя и решите, какие ваши плюсы подходят для вашей мотивационной цели в области его/ее предпочтений; представьте ситуации, в которых вы сможете проявить, показать, продемонстрировать свои плюсы перед мотивационной целью так, чтобы он /она узнали о них. При этом подчеркивается очень интересная особенность: надо не просто выделяться среди других людей, не просто чем-то отличаться, как стремятся сделать многие, а действовать так, чтобы эти характеристики были важны для вашей работы. Мотивационный план должен учитывать особенности вашей цели. Его/ее особенности можно описать, опираясь на принцип “угла”: необходимо увидеть проблему под новым углом. В этом случае мотивация становится не обычной, а особой, и ее надо искать дополнительно. Мотивационный анализ имеет много точек соприкосновения с глубинной психологией, с теорией Фрейда. Это попытка выйти на явления, не манифестируемые открыто, которые, однако, могут формировать наши решения. Например, компаниям, которые хотели рекламировать безопасность полетов, порекомендовали оставить эту идею и рекламировать иное: для мужчин — самый быстрый и удобный способ путешествия, для женщин — самый быстрый вариант возвращения мужей домой. Коммуникация в теории принятия решений. Принятие решений мы помещаем в эту главу несколько условно, но отнюдь не условным есть сама эта проблема. Она является важным элементом работы организации, принципиальная особенность которого — работа в новом поле действий. Репертуар организации до того не имел подобных элементов. По подсчетам исследователей 80% времени организация движется рутинными путями, и только 20% требует работы с новыми решениями. Вероятно, в системах, где стабильность среды резко завышена, эта новизна может свестись к еще меньшему проценту. Кстати, это является и проблемой индивидуального уровня при переходе от социализма, с которой сталкивается каждый из нас. Стабильность среды в прошлом была гораздо более высокой. Принятие решение замыкалось на высших уровнях иерархии, поэтому сегодня мы чувствуем себя так неуютно, когда надо решиться поменять, к примеру, место работы. Стандартно мы привыкли работать на одном месте от первого дня до пенсии, и этот стереотип усиленно поддерживался, иногда к нему даже подключался повтор этой деятельности из поколения в поколение — так называемые “рабочие династии”. Сегодня мы, выведенные в новое поле действий, чувствуем себя в нем достаточно некомфортно. Организация характеризуется таким набором принципов (см., к примеру Simon НА. Administrative behavior. — N.Y. etc., 1976): 1. Специализация задач среди групп. 2. Установление иерархии власти. 3. Уменьшение точек контроля в иерархии. 4. Группировка рабочих для контроля по (а) цели, (б) процессу, (в) клиентам, (г) месту. Организация характеризуется горизонтальной и вертикальной иерархией, где горизонтальная иерархия отражает специализированные функции работающих, вертикальная — функции контроля и принятия решений. Подобная структура делает организацию более стабильной, менее восприимчивой к внешним воздействиям. “Люди ищут стабильности, — пишет Р. Акофф в своей книге (Акофф Р. Планирование будущего корпорации. — М., 1985. — С. 25),— и являются членами ищущих стабильности групп, организаций, институтов, обществ. Их целью, можно сказать, является “гомеостаз”, но мир, в котором они добиваются этой цели, все более динамичен и нестабилен”. Высшее лицо организации более других сориентировано во внешний мир. Его можно представить в функции “переводчика” текстов внутренней системы во внешние, и наоборот. Он знает внешний и внутренний “языки”. Согласование внешних и внутренних требований задает сложности при принятии решений. Особое значение имеет анализ принятия решений в период кризиса. Кризис представляет более сложную ситуацию, чем просто конфликт. Кризис еще более многофакторен, он социален, возможно, имеет международные последствия, а не просто индивидуален. И кризисная составляющая жестко детерминируется фактором времени. Завтрашнее решение придется принимать в еще более сложной ситуации. Одновременно неправильно принятое решение может взорвать ситуацию полностью, лишая возможности выйти из нее. Балансируя между решением и нерешением, политики увлекают свои страны все дальше и дальше в пучину кризиса. То, что всегда казалось возможным, сегодня представляется совершенно нереальным действием. Повторяя Лассвелла, В. Фоке определяет политику как процесс решения “кто получает, что, когда и как” (Fox W.T.R. World politics as conflict resolution // International conflict and conflict management. — Ontario, 1984. —P. 7). В свою очередь международную политику он характеризует как политику, проводимую в отсутствие правительства (Р.8). Другие исследователи также определяют термин “анархия” по отношению к международным процессам, рассматривая их как малоуправляемые. Это подтверждает бесконечный ряд конфликтов с применением силы, имеющих место в мире. С 1945 по 1981 гг., к примеру, их насчитали 217, из которых 103 были признаны серьезными. То есть мир прибегает к силе достаточно часто, считая это вполне достойным методом. Особенно часто они возникают в период кризисов, когда есть существенный временной и умственный прессинг. Хотя бывший американский президент Ричард Никсон считал, что именно во время кризисов удается найти наилучшие решения, которые стимулируются бессонными ночами, следует признать, что период кризиса может привести и к неправильным решениям. P. Лебов (Lebow R. N. Cognitive closure and crisis politics // International conflict and conflict management. — Ontario, 1984) вообще отказывает этому процессу в рациональном зерне. Он приводит в пример понятие “когнитивного диссонанса”, давно известное в психологии. Люди, которые нам нравятся, должны, по нашему мнению, поддерживать близкие нам взгляды и выступать против наших оппонентов. Неприятные нам люди должны в свою очередь поддерживать наших оппонентов и полностью не совпадать с нами по взглядам. Такая когнитивная упорядоченность весьма упрощает процессы обработки информации, однако она же способна повлиять на процессы принятия решений, поскольку вполне может не соответствовать реальности. Р. Джервис (Jervis R. Deterrence and perception // International conflict and conflict management. — Ontario, 1984) увидел в когнитивной плоскости определенную “подсказку” в принятии решений, которая проистекает из имиджа, сформированного прошлыми событиями. Лично пережитые события в состоянии существенным образом предопределять нашу оценку вновь происходящего. Новая информация подбирается в соответствии с уже сформированными предпочтениями. Р. Джервис выделяет такие три основные ошибки в ситуации принятия решения: 1) преувеличение прошлого успеха: люди, как правило, не ищут подлинных источников события, а выхватывают наиболее ярко представленную в данном контексте характеристику. Что происходит — важнее того, почему оно происходит. Поэтому модели прошлого легко переносятся даже на непохожие ситуации. Так, в попытке свергнуть Ф. Кастро в заливе Свиней ЦРУ полностью повторяло однажды удавшуюся в 1954 г. операцию в Гватемале. Только теперь результат был негативным. 2) сверхуверенность: как правило, в процессах принятия решений все концентрируется на избранной альтернативе, при этом полностью игнорируются все причие возможности. Политики часто даже не могут перейти на иное решение, находясь в полной уверенности, что именно данная стратегия является наилучшей. 3) нечувствительность к предупреждениям: политики косвенно и прямо подталкивают своих сотрудников к сбору информации, которая поддерживает их ожидания и предпочтения. Сегодня мы имеем четкие представления о том, как подобным образом представлялась информация М. Горбачеву или Л. Кравчуку. Политик, как мы видим, живет в мире,:возданном им же самим. И даже не пытается открыть нарисованные на стене окна, пребывая в полной уверенности, что за этим окном все — правда. Поскольку окно это сделано в соответствии с его представлениями о правде. Соответственно было выделено понятие группового мышления (groupthink), которое можно определить как пренебрежение личным мнением ради сохранения единства группы. Его еще можно обозначить как стадное мышление. Мы говорим о конфликте как о позитивном явлении, поскольку любая живая система обязательно имеет конфликты. Правильное разрешение конфликта — позитивно, так точнее можно сформулировать это понимание. Как пишет А. Джордж: “Конфликт может помочь перейти к лучшей политике, если он поддается управлению и правильному разрешению”. Группы принятия решений неоднородны. Часть из их участников имеют лучший доступ к лидерам и, соответственно, обладают большим влиянием. Они могут обладать доступом к другой информации. Иные участники могут лучше отстаивать свою точку зрения. С другой стороны, лидеру всегда приятно получить согласованное решение. У него нет времени и желания разбираться, кто же прав. Поэтому лидеры стремятся игнорировать процессы несогласия, и в этом оказывается их существенная слабость. Чтобы спастись от группового мышления, предлагаются такие методы: 1) руководитель предоставляет роль критика каждому, тем самым поднимая статус критических замечаний и сомнений; 2) руководитель не должен излагать свои предпочтения и ожидания первым. Это известный и нам принцип юнги, когда на морском совете, первым предоставляется слово юнге, а последним — адмиралу; 3) для выработки решения необходимо создавать несколько независимых групп; 4) группа должна время от времени разбиваться на подгруппы с новыми председательствующими; 5) каждый член группы должен периодически обсуждать решения со своими сотрудниками, затем сообщать в основной группе об их реакции; 6) эксперты со стороны должны оценивать мнение основных экспертов; 7) на каждом из заседаний один из членов группы должен получать роль официального критика, что даст ему возможность свободно обсуждать предлагаемое, не боясь гнева начальства; 8) достаточный объем времени должен быть оставлен для обсуждения альтернатавных сценариев. Причем это должно быть сделано не формально, а совершенно реально; 9) после достижения предварительного решения должно пройти специальное заседание, где каждый член группы должен изложить свои сомнения. Оле Хольсти характеризует кризис следующим образом: это стрессовая ситуация, в ней присутствует элемент новизны, а новые ситуации всегда кажутся более угрожающими, поскольку для них еще не наработаны соответствующие рутинные модели. И в целом очень важным элементом является временной фактор. В ситуации кризиса резко возрастают коммуникации поданной проблеме, уже даже сами эти коммуникации часто становятся источником стресса. Чтобы спастись от подобного информационного потока, следует ограничить уровень внимания на конкретных аспектах. Временной фактор в сильной степени заставляет концентрироваться на одном решении, даже в том случае, когда оно может оказаться неэффективным. При сильном временном прессинге, как установлено исследователями, даже нормальные субъекты начинают порождать ошибки, сходные с теми, которые делают шизофреники. Соответственно, возрастает опора на стереотипы, сужается уровень внимания, затрудняется работа с информацией. Оле Хольсти, как и другие американские теоретики, активно исследует кубинский кризис 1962 г. (Holsti O.R. Theories of crisis decision making // International conflict and conflict management. — Ontario, 1984). Анализирует его и Грэхем Аллисон. Процесс принятия решений в этом направлении он оценивает следующим образом: 1) профессиональные аналитики рассматривают проблемы внешней и военной политики во многом с позиции неявных концептуальных моделей. Нельзя считать, что сразу все состояние мира привело к данной ситуации. Следует четко выделить конкретные факторы. Когда есть концептуальная модель, то это оказывается не просто забрасыванием сети в море, а установкой ее на определенном уровне и в определенном месте, чтобы поймать нужную рыбу; 2) большинство аналитиков действуют в рамках классической рациональной модели (Модели 1 по Аллисону) — перед ними рациональные действие, ведущее к определенной цели. Аналитик тогда объяснит ситуацию, когда он покажет, почему установка советских ракет на Кубе была рациональным действием, основывающимся на советских стратегических целях; 3) Г. Аллисон предлагает две альтернативные модели: Модель II — модель организационного процесса и Модель III — модель правительственной (бюрократической) политики, которые дают базу для улучшенных объяснений и предсказаний. Идея Модели 1 предполагает, что важные события имеют важные причины. Однако ее необходимо дополнить следующим: а) в организационных процессах решения принимаются на разных уровнях, б) большие действия имеют своей причиной малые действия на различных уровнях бюрократической машины. Таким образом, Модель II устанавливает, какая именно организация принимает решение, учитывая силу, стандартные процедуры принятия решений, набор организаций. Модель III сфокусирована на правительстве. Решение — это результат различных сделок между игроками в правительстве. Аналитики третьей модели объясняет, “когда, кто, что сделал кому, что породило рассматриваемое действие”. Предлагается серия вопросов, на которые ответы ищутся именно в рамках представленных моделей. Модель 1: 1. В чем проблема? 2. Каковы альтернативы? 3. Каковы стратегические плюсы и минусы, связанные с каждой из альтернатив? 4. Каковы наблюдаемые модели национальных (правительственных) ценностей и разделяемых аксиом? 5. Каково давления на “международном стратегическом рынке”? Модель 2: 1. Из каких организаций (или организационных частей) состоит правительство? 2. Какие организации традиционно занимаются подобными проблемами и с каким относительным влиянием? 3. Какие репертуары, программы, стандартные операционные процедуры имеют эти организации для подачи информации об этой проблеме на каждой точке по принятию решений в правительстве? 4. Какие репертуары, программы и стандартные операционные процедуры есть у этих организаций для порождения альтернатив по поводу проблем данного вида? 5. Какие репертуары, программы и стандартные операционные процедуры имеются у этих организаций для проведения альтернативных путей действия? Модель 3: 1. Каковы существующие каналы функционирования для проведения действий по этому типу проблем? 2. Какие игроки и на каких местах являются главными? 3. Как в связи с этом вопросом на главных игроков влияет работа, прошлое и личностный фактор? 4. Какие сроки будут влиять на принятие решений? 5. Где возможны пиковые ситуации? В принципе все три модели могут рассматриваться как взаимно дополняющие друг друга. Модель 1 рассматривает более общий контекст, принятые в обществе имиджи и национальные модели. Модель 2 раскрывает организационные схемы, порождающие информацию, альтернативы, действия. Модель 3 более внимательно анализирует индивидуальных лидеров правительства и процессы взаимных сделок между ними. Важной составляющей при этом становится точное представление о своем оппоненте. Особенно это касается внешней политики, когда лидеры практически не имеют возможности пользоваться информацией из первых рук, а опираются на средства массовой информации, общественное мнение и тл. К примеру, Джордж Буш получал первую информацию с поля боевых действий в Ираке из прямого репортажа CNN. Грег Кешмен называет рад возможных вариантов неправильных представлений, которые не соответствуют реальности (Cashman G. What causes war? An introduction to theories of international conflict. — New York etc, 1993). Среди них: 1. Оппонент предстает как имеющий более враждебные интенции и предпринимающий более враждебные действия, чем это есть в действительности. Всем нам знакомо это представление из обыденных контактов. Но эта же закономерность характерна и для международных отношений. Анализ войны 1914 года показал, что чем выше напряжение, тем сильнее тенденция принимать решение на базе чувств, а не строгих расчетов (North R.C е.а. Content Analysis. A handbook with applications for the study of international crisis. — 1963). Поступающие сообщения воспринимаются как поддерживающие уже принятую модель кризиса. Другое государство начинает трактоваться только по модели “они за или против нас”. Намного реже оппонент воспринимается как менее враждебный. Так воспринималась гитлеровская Германия Европой. Объяснение этой тенденции исследователи видят в варианте проекции своих собственных представлений на оппонентов. 2. Неправильное представление о балансе сил, когда оппонент представляется как обладающий меньшими возможностями, как более слабый. Исследователи видят в недооценке противника, например, причины русско-японской войны. Как пишет Грег Кешмен: “государства редко начинают войну, которую не собираются выиграть!” (Р. 64). Переоценка угрозы со стороны противника также приводит к военным действиям. 3. Представление о том, что война неизбежна. Так воспринимали будущую войну 1914 года лидеры всех стран. 4. Представление о том, что война будет короткой и недорогой. Вероятно, уже классическими примерами могут быть и Афганистан для СССР, и Чечня для России. Тем более, что уже многократно цитировались высказывания по этому поводу бывшего министра обороны России П. Грачева. 5. Неверные представления об интенциях и возможностях третьих стран. В 1914 г. Германия и Австрия считали, что война будет локальной и вмешательства иных стран не последует. 6. Неверные представления о том, какой вариант нашего имиджа существует у оппонента. Нормой является перенос собственного взгляда на себя, на предполагаемый взгляд оппонента. Мы думаем, что оппонент видит нас такими, какими мы сами видим себя. Причиной всех этих неверных представлений являются, с одной стороны, когнитивные ошибки, поскольку в результате человек не так легко обрабатывает сложные ситуации и принимает в них верные решения. С другой стороны, причины носят мотивационный характер, поскольку человек часто реагирует эмоционально, стараясь поддерживать позитивный имидж себя и своего окружения. Он пытается избежать информации, которая будет нарушать уже сложившиеся стереотипы ситуаций. Коммуникация как составляющая национальной безопасности В рамках наиболее распространенного подхода национальная безопасность рассматривается с точки зрения менеджмента возможных угроз (Почепцов Г.Г. Национальная безопасность стран переходного периода. Киев, 1996). Концепция национальной безопасности Украины предусматривает следующие направления государственной политики в информационной сфере: защита своего информационного пространства и вхождение Украины в мировое информационное пространство; выявление и устранение причин информационной дискриминации Украины; устранение негативных факторов распространения информационного пространства, информационной экспансии со стороны других государств; разработка и внедрение режимов получения, сохранения, распространения и использования общественно значимой информации. Все эти меры защиты возникают в ответ на складывающуюся негативную ситуацию в информационном пространстве Украины, поскольку в качестве угроз национальной безопасности в информационной сфере признано следующее: отсутствие необходимой инфраструктуры в информационной сфере; медленное вхождение Украины в мировой информационное пространство, отсутствие у международного сообщества объективного представления об Украине; информационная экспансия со стороны других государств; разные виды утечки информации. Информационное пространство формируется существующими коммуникативными потоками. При этом социологические данные говорят об определенных искривлениях в этом пространстве. Так, б0% взрослого населения Украины получают общественно-политическую информацию по телевидению. Но одновременно информационно-аналитическим программам российского телевидения отдают предпочтение 54,5% населения. Возникает проблема точки зрения, а не только фактического наполнения информацией этого пространства. По его ключевым событиям сразу образуются противоположные виды интерпретаций. Так, в январе 1997 г. взаимоисключающие интерпретации давались трем важным моментам: визиту Ю. Лужкова в Севастополь, встрече президентов Украины и Беларуси и материалу “Убрать Президента Украины” (напечатанном в газете “Ведомости” 14 января 1997 г.). В принципе есть две возможные стратегии работы с чужим мнением. Стратегия запрета, которую активно использовал бывший Советский Союз, однако, как оказалось отражение ключевых событий в информационной сфере трудно поддается полному закрытию. С четкой неизбежностью закрытая информация все равно появляется в обиходе, так что речь может идти только о временной задержке информации. Другая возможная стратегия, которую можно обозначить как обыгрывание (или лечение, если идти по аналогии с американской специализацией, получившей название spin doctor (Maltese J. A. Spin Control. The White House office of communications and the management of presidential news. — Chapel Hill — London, 1992). Такая стратегия требует применения не силы, а аргументации, для чего необходимо наличие гораздо более мощных интеллектуальных ресурсов. В качестве примера такой стратегии на постсоветском пространстве можно привести уже упоминавшуюся разработку Специальной информационно-аналитической комиссии правительства России (май 1995 г.), названной “Мифология чеченского кризиса как индикатор проблем национальной безопасности России”. Там констатируется, что: “последствия проигрыша в “информационной войне”, упрочение западной версии чеченского мифа являются крайне негативными, если не разрушительными”; “отсутствует понимание, осознанное желание и необходимость отработки технологий взаимодействия структур государственной власти в такой “символической реальности”, какой является общественное мнение и вообще идеологическая сфера”; “проблема заключается в... распаде или отсутствии эффективных механизмов, обеспечивающих процессы самоидентификации российского общества, Российского государства”. В качестве методов “лечения” ситуации предлагается следующее: “срочно создать конкурентоспособную федеральную информационную модель “чеченского кризиса”, которую из-за наличия уже сложившегося ядра антироссийской информационной модели можно назвать "антимифом" в смысле необходимости дать “зеркальное отображение” по основным узлам структуры западного варианта чеченского мифа; “имеет смысл обозначить способы его наиболее эффективного мотивирования, создания “экспортной версии”, поскольку не грубая пропаганда в стиле “черно-белое”, а именно психологическая точность, адресность, полутона и оттенки информационного продукта могли бы дать федеральным властям шанс отыграть сданные позиции”; “метод означает последовательное проведение серии узконаправленных воздействий в узловых точках, так называемых мероприятиях “политической акупунктуры”, для чего требуется значительно меньшее количество ресурсов, но значительно большая степень ответственности у федеральной власти”. Ключевые части чеченского мифа предстают в виде следующих составных частей: история чеченского кризиса, кто прав в нем, статус чеченского конфликта, кем там являются российские солдаты — оккупанты или спасители, что выше — права человека или интересы государства. Кстати, в ряде случаев действительно предлагается весьма удачное “лечение” ситуации. Например: “Более правильным было бы развитие представлений о ситуации в Чечне как типовом региональном конфликте в пограничной зоне взаимодействия западной (христианской) и восточной (мусульманской) цивилизации, еще точнее — как о типовом в общемировых координатах сепаратистском криминальном мятеже, современный опыт силового подавления которого имеется в аресенале практически всех наиболее крупных демократических государств”. В чем преимущества такой реинтерпретации? Во-первых, осмысление конфликта подключается к хорошо известной на Западе парадигме С. Хантингтона, где будущие войны трактуются как конфликты цивилизаций. Благодаря этому удается вывести конфликт из советской интерпретации об “империи зла”, где даже в постсоветском существовании естественно наличие всемирных нарушителей. Во-вторых, если в парадигме “демократия-авторитаризм” западный лидер выбирает демократию, то в парадигме “христианско-мусульманский конфликт” он естественным образом выберет “христианскую” сторону, создав идентификацию “мы”, а не “они”. Помимо рассмотренных нами видов анализа П.Цыганков говорит об ивент-анализе, направленном на обработку публичной информации (Цыганков П.А. Международные отношения. — М., 1996. — С. 83). Параметры обработки публичных высказываний первых лидеров строятся по таким признакам: 1) кто говорит (субъект-инициатор); 2) что говорит (сюжет или “issue-area”); 3) когда (дата события). События систематизируются по этим параметрам и анализируются с помощью ЭВМ. В заключение отметим, что подготовке специалистов в области информационной работы в США, к примеру, уделяется очень серьезное внимание. Только сквозь одну Национальную криптологическую школу АНБ проходит за год 19 тысяч человек (13,5 тысяч —гражданский персонал АНБ, 2,5 тысяч — военный персонал, 3 тысячи — из других ведомств). Подготовка специалистов по “информационным войнам” ведется и другими учебными заведениями Соединенных Штатов. Информация становится все более важной составляющей национальной безопасности любого государства. Коммуникация в разведывательной деятельности. Разведка — это такая же коммуникативная деятельность. В классическом понимании разведки мы имеем сбор информации, оценку ее достоверности и объединение отдельных фактов в аналитическую картину. Информация поступает как от иностранцев, делающих это специально или случайно, так и от технических средств информации (тут и спутниковая фотосъемка, и прослушивание радиопередач). Перед нами все время происходит перемещение информации, и работа разведки во многом сводится к поиску необходимой информации. Главным же образом она концентрируется на обработке информации. Классическим примером этого есть результаты, когда исследователи спокойно устанавливали весь военный состав командования вермахта с помощью объявлений о браке или о смерти в газетах. Михаил Любимов в передаче “Профессия: разведчик” (ТВ-6, 1996,26 нояб.) вообще заявил, что главным в работе разведчика является общение. Есть и менее явные коммуникативные операции. Борис Соломатин, завершивший свою карьеру на должности заместителя начальника Первого главного управления КГБ, в списке инструментария разведки упоминает о так называемых “активных мероприятиях” или “тайных операциях”. Он говорит: “Я имею в виду попытки влияния на общественное мнение, госструктуры, отдельных деятелей средствами разведки (...) В Америке в отличие от нас им придается особое значение на всех уровнях управления, вплоть до президента. Опыт показывает, что в годы “холодной войны” это был острый, эффективный инструмент в руках разведок, использование которого зачастую будоражило весь мир. Вспомните хотя бы реакцию миллионов католиков на обвинение соцстран в покушении на папу” (“Комсомольская правда”, 1996, 29 окт.). Разведка включает в себя полный набор коммуникативных процессов, которые мы условно разделим на четыре класса: 1) Работа с фактами: а) собирание; б) оценка достоверности; в) аналитическая работа, сопоставление факта с системой. Технические способы поиска, например, обходятся американским спецслужбам в 20 миллиардов долларов, гораздо больше, чем шпионские операции или аналитическая работа. В США аналитическая работа концентрируется в таких институциях, как Госдепартамент, ЦРУ, военные атташе, Агентство национальной безопасности, информационные службы иностранного радиовещания и др. 2) Работа с носителями фактов. а) вербовка; б) допрос; в) повышение имиджа спецслужб. Системный характер этих коммуникационных действий можно увидеть на материале романа бывшего офицера Главного разведывательного управления (ГРУ) Владимира Богдановича Резуна (псевдоним - Виктор Суворов) “Аквариум”. Профессионально делается то, что совершается по заранее продуманному плану. 3) Распространение фактов: а) пропаганда; б) политические акции; в) поддержка необходимых средств массовой коммуникации. Г. Тревертон, работавший в Сенатской комиссии по разведке, посвятил свою книгу “Скрытые операции” (Treventon G.F. Covert Action. The limits of intervention in the postwar world. — N.Y„ 1987) именно этим аспектам разведывательной деятельности. Под пропагандой он имеет в виду передачу небольших сумм денег иностранным журналистам для написания выгодных для США статей. Политическая акция — это поддержка более значительными суммами партий, политических объединений, с целью изменения баланса сил в соответствующей стране. Пропаганда выгодна еще и тем, что те же статьи, к примеру, рассылаются затем через ЦРУ в другие государства, где перепечатываются. Г.Тревертон достаточно детально рассматривает ситуацию в Чили. ЦРУ финансировало группы, занимающиеся расклеиванием плакатов и подобной уличной деятельностью. Эти плакаты эксплуатировали такую идею как коммунист с оружием. На других были советские танки в 1968 году в Чехословакии, но уже на фоне Сантьяго. Еще на одних — кубинские политические заключенные предупреждали, что победа С.Альенде остановит религиозную и семейную жизнь в Чили. ЦРУ давало деньги главной оппозиционной газете “Эль Меркурио”, находящейся под давлением правительства С.Альенде. В сентябре 1971 года ЦРУ передало газете 700 тысяч долларов, в апреле 1972— 965 тысяч. 4 миллиона долларов пошло на поддержку оппозиционных партий. Особое внимание при этом уделялось организации выборов. ЦРУ дополнительно прислало в Сантьяго офицеров, которые помогали христианским демократам проводить свою кампанию в американском духе, и вообще эта кампания руководилась из Вашингтона специальным избирательным комитетом, в который входили представители Белого дома, Госдепартамента и ЦРУ. 4) Передача фактов: сюда мы отнесем безопасную передачу фактов. Факт является той центральной единицей, на которой строятся все коммуникативные процессы, связанные с разведкой. Факт может быть как достоверным, так и недостоверным. Например, во время войны английская разведка оценивала факты системой букв и цифр от А1 доД5. Буквой обозначалась надежность источника, цифрой — степень соответствия информации действительности. Тот, кто работает в госпитале сообщает о количестве убитых и раненых, получает букву А, если же он рассказывает о повреждении в доке морского корабля, получает букву С. Фотосъемки не всегда оценивались наивысшей оценкой, так как тут были возможны ошибки дешифровальщиков. Эта информация могла иметь оценки А 2, В 1 и ниже. Д.Маклахлан в своей книге “Тайны английской разведки“( Маклахлан Д. Тайны английской разведки (1939-1945). — М.1971) пишет:” Получаемая информация часто напоминает предложение без контекста”. Его еще нужно соотнести с другими фактами. Например, информация, полученная благодаря перехваченным радиограммам, телеграммам или прослушиванию телефонных разговоров, часто оценивается наивысшей оценкой А1 как первоисточник. Но противник может выдать информацию специально, зная, что его коды известны или что его телефоны прослушиваются. Д.Маклахлан приводит следующий интересный пример дезинформации. Испанская разведка передала немецкой фотокопии документов, найденных в портфеле убитого майора британской морской пехоты. Среди документов было личное письмо заместителя начальника штаба сухопутных войск в Лондоне к генералу, командующему британскими войсками в Южной Африке. Письмо сообщало о намерениях союзников высадиться в Греции и Сардинии вместо Сицилии, хотя именно последняя и была целью союзников. Письмо было написано от руки, к нему прилагались и другие документы, и немецкая разведка приняла все это за правду, хотя письмо и не было достоверным, а английское военное руководство впервые позволило себе участвовать в такой агентурной операции. В.Плэтт в своей книге “Информационная работа стратегической разведки “( Плэтт В. Информационная работа стратегической разведки. — М.,1958), очень похожей на обыкновенный учебник по журналистике, т. к. тоже рассказывает, как работать с фактами, пишет, что факт сам по себе ничего не стоит. Он должен быть вписан в систему. В.Плэтт приводит следующий пример: вот мы узнали, что Советский Союз выпускает 10 тысяч инженеров, но этот факт сам по себе ничего не стоит, так как неизвестно, сколько именно инженеров необходимо, сколько их используется в военном деле, сколько инженеров выпускает США. Когда же этот факт станет в систему других, подобных ему, только тогда он станет ответом на какой-то вопрос. В.Плэтт формулирует такие главные принципы информационной работы разведки: 1.Определение понятий. Необходимо четко договориться, что имеется в виду под такими терминами, как возможности, уязвимые места, намерения и т. п. 2. Использование всех источников. Нужно использовать все возможные источники информации, чтобы можно было их сопоставлять и проверять. 3. Раскрытие значения фактов. Необходимо раскрывать содержание “сырых” фактов. Это возможно, если сопоставить их с данными прошлых лет или других стран. Указав значение факта, мы тем самым увеличиваем его полезность. 4. Установление причин и следствий. Установление причин тех или иных явлений облегчает работу использования разведывательной информации органами, определяющими политику, 5. Учет национального характера народа. Культура, религия фольклор помогают установить особенности национального характера, которые помогают увеличивать или уменьшать возможности этой страны. 6. Определение тенденций развития. Следует определить тип тенденции, какова она: постоянная, циклическая, неизменная, Это в сильной степени помогает прогнозированию как составной части аналитической работы. 7. Степень достоверности. Читатель документа должен иметь полное представление о достоверности и правильности наиболее важных фактов, которые там изложены. 8. Выводы. Это самая важная часть любого документа, поскольку читатель обращает внимание часто только на выводы. Поэтому составление выводов В. Плэтт относит к наиболее важному элементу мастерства. Факты, с которыми работает разведка, не всегда являются истиной. В случае дезинформации факт может оказаться ложью. Причем понять это часто очень затруднительно. Г. Тревентон вспоминает, что когда аналитики обсуждали книгу К. Стерлинг, которая собрала из периодики разных стран различные случаи советской поддержки террористов, то оказалось, что вся эта информация была до этого выпечатана с подачи ЦРУ в разных изданиях. “Пытаясь обмануть иностранцев, — пишет Г. Тревентон, — мы обманули сами себя” (Р. 165). Аналитическая работа — это сегодня главная и решающая сфера разведки, поскольку именно она придает фактам тот вид, который и позволяет им быть основой для принятия военно-политических решений. Г. Тревентон такими эмоциональными словами характеризует специалистов этого профиля: “Эти аналитики работают в Вашингтоне, не за границей. Их работа — это просеивание глыб информации, как секретной, так и нет. Они получают большую часть информации об иностранных правительствах и их действиях точно так же, как мы узнаем про свое правительство: они читают иностранные газеты и журналы. Это далеко не Джеймсы Бонды. Они могут рассказывать своим друзьям или соседям, что работают в ЦРУ, но по темпераменту они более походят на профессоров, а не на заговорщиков” (Ibid. — Р. 29). Разведывательный цикл, принятый в американской разведке, выделяет такие операции: направление, собирание, обработка, распространение и использование. Он имеет вид круга, по которому можно двигаться бесконечно. Направленность разведывательной деятельности соответствует потребностям тех, кто принимает военно-политические решения. Для США это президент, Совет по национальной безопасности и другие правительственные институты. Сбор информации был рассмотрен выше. Обработка информации превращает огромные потоки в систему фактов. При этом информация, которая не является необходимой для данного анализа, сортируется и хранится для быстрого компьютерного выхода на нее в случае необходимости. Аналитики оценивают и интегрируют информацию, интерпретируют ее значение и значимость. Затем информация распространяется среди тех, чьи потребности и начали этот разведывательный круг. Заметим, что важным моментом является разработка систем, не позволяющих посторонним подключаться к любым видам коммуникаций (включая и компьютер). Выводы. Коммуникация является существенным элементом любого аспекта человеческой деятельности. Технологический подход к ней становится залогом успеха в этих сферах. Умение собирать, обрабатывать информацию, принимать на ее основе решения и передавать их аудитории становится одним из главных составляющих эффективной работы.
Комментарии (1) |
|