Библиотека

Теология

Конфессии

Иностранные языки

Другие проекты







Комментарии (1)

Стефаненко Т. Этнопсихология

ОГЛАВЛЕНИЕ

Часть четвертая. ПСИХОЛОГИЯ МЕЖЭТНИЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ

Глава 2. Развитие и трансформация этнической идентичности

2.1. Этапы становления этнической идентичности

Было бы преувеличением считать, что в жизни человека вопросы, связанные с принадлежностью к этнической общно­сти, как и к другим социальным группам, являются централь­ными. Для большинства людей более важными оказываются проблемы повседневной жизни – работа, зарплата, воспита­ние детей, проведение свободного времени. Но не следует иг­норировать и психологические проблемы, связанные с групповым членством. В жизни человека – и целой общности – возможны ситуации, когда ответ на простой вопрос «Кто я?» («Кто мы?») становится существенной проблемой.

Нередко подобные проблемы возникают уже в детстве, в процессе формирования этнической идентичности. И чаще всего с ними сталкиваются члены групп меньшинств .

Мальчик, чьи родители переехали в Москву из Узбекис­тана еще до его рождения, живет в окружении русских, го­ворит по-русски не только со сверстниками, но и в семье, и не замечает, что чем-то отличается от своих друзей. Но в школе из-за азиатского имени и смуглого цвета кожи он может получить обидное прозвище «чучмек». Позднее, мно­гое осмыслив, на вопрос: «Кто ты по национальности?», – подросток может ответить: «Узбек», – но его ответ может быть и не столь однозначным.

Девочка из семьи русских иммигрантов в США очень быст­ро начинает свободно говорить по-английски, хорошо учится и служит переводчиком для старших членов семьи. Она все больше времени проводит со своими американскими друзьями и гордится, что она американка. Но девочка взрос­леет, и ей хочется каким-то образом проявить свою индиви­дуальность. Она находит такую возможность в демонстрации своей культурной отличительности, «русскости», подчерки­вании того, что она «русская американка».

Чтобы попытаться ответить на вопрос, принадлежащими к какому этносу могут воспринимать себя эти дети, и к какой группе их «приписывают» окружающие, необходимо проанализировать общие закономерности формирования этнической идентичности.

В процессе своего становления этническая идентичность проходит ряд этапов, соотносимых с этапами психического развития ребенка. Одним из первых концепцию развития у ребенка осознания принадлежности к национальной группе предложил Ж.Пиаже (1896–1980). В исследовании 1951 г. он проанализировал – как две стороны одного процесса – формирование понятия «родина» и образов «других стран» и «иностранцев». Развитие этнической идентичности швейцар­ский ученый рассматривает как создание когнитивных моде­лей, связанных с понятием «родина», а этнические чувства, по его мнению, являются своего рода ответом на знания об этнических явлениях. Пиаже выделяет три этапа в формиро­вании этнической идентичности:

1) в 6–7 лет ребенок приобретает первые – фрагментар­ные и несистематичные – знания о своей этнической принад­лежности. В этом возрасте наиболее значимыми для него являются семья и непосредственное социальное окружение, а не страна и этническая группа;

2) в 8–9 лет ребенок уже четко идентифицирует себя со своей этнической группой, выдвигает основания идентифика­ции – национальность родителей, место проживания, родной язык. Просыпаются национальные чувства;

3) в младшем подростковом возрасте (10–11 лет) этничес­кая идентичность формируется в полном объеме, в качестве особенностей разных народов ребенок отмечает уникальность истории, специфику традиционной бытовой культуры (см. Piaget , Weil , 1951).

К настоящему времени во всем мире проведено большое количество исследований, в которых уточняются и конкретизируются возрастные границы этапов развития этнической идентичности. Первые «проблески» диффузной идентифика­ции с этнической группой большинство авторов обнаруживает у детей 3–4 лет, есть даже данные о первичном восприятии ярких внешних различий – цвета кожи, волос – детьми до трех лет. Но практически все психологи согласны с Пиаже в том, что «реализованной» этнической идентичности ребе­нок достигает в младшем подростковом возрасте, когда реф­лексия себя имеет для человека первостепенное значение.

На последовательных этапах развития этнической иден­тичности формируется как этническая осведомленность, включающая в себя знания о своей и чужой группах, так и этническое самоназвание. Этническая осведомленность возрас­тает с опытом, получением новой информации и развитием когнитивных способностей. Первоначально она основывает­ся на очевидных показателях – цвете кожи, внешности, языке, элементах материальной культуры (еде, одежде), обычаях. Постепенно повышается способность ребенка воспринимать, описывать, интерпретировать этнические признаки. Он вклю­чает в их комплекс все новые элементы – общность пред­ков, общность исторической судьбы, религию. В исследовании развития этнической идентичности, проведенном О.Л.Ро­мановой в Беларуси, высказывания дошкольников о разли­чиях между этническими группами были достаточно аморфны: «Люди там живут по-другому, не так как мы». Разные поня­тия – житель города, гражданин республики, член этничес­кой общности – оказались для них равнозначными. И только в младшем школьном возрасте наблюдался значительный рост этнических знаний, не простое повторение, а систематиза­ция информации, полученной от взрослых. А подростки делали еще более четкие и конкретные замечания о существующих между народами различиях культуры, исторических судеб, политического устройства и т.п. (см. Романова, 1994).

Рост этнической осведомленности о групповых различиях неизбежно связан с восприятием своего сходства с членами одной из этнических групп и своего отличия от других групп, со способностью стабильно давать себе правильное этническое самоназвание. В том же исследовании О.Л.Романовой пяти– шестилетние и даже более старшие дети не всегда правильно называли собственную национальность, национальность родителей, не могли установить логическую связь между такими фактами как национальность родителей, страна проживания, язык общения, собственная национальность. И только подро­стки, у которых сформировалась система представлений об эт­нических явлениях, четко идентифицировали себя с этнической общностью на основе значительного набора этнодифференци-рующих признаков (см. Романова, 1994).

Когнитивный компонент этнической идентичности отве­чает за способность ребенка структурировать информацию об этнических характеристиках. Но дети пытаются и оценить эт­нические группы. Среди современных исследователей нет единства в вопросе о последовательности возникновения когнитивного и аффективного компонентов идентичности. Одни авторы считают, что этнические предпочтения форми­руются лишь к 9–10 годам на основе достаточно значитель­ных этнических знаний. Но в других исследованиях было обнаружено, что детские предпочтения этнических групп не всегда коррелируют с информированностью о них, преду­беждения могут предшествовать какому-либо знанию, хотя и в этом случае они становятся более дифференцированными и интегрированными с возрастом (см. Phinney , 1990).

Но становятся ли этнические аттитюды более позитив­ными или негативными? Есть данные, что более старшие дети показывают себя менее предубежденными, но вполне возможно, что они просто знают социально желательные ответы. По другим данным, если аттитюды (позитивные или негативные) сформировались, именно эта их направленность сохраняется в дальнейшем.

Но какие бы вопросы ни оставались спорными, совер­шенно очевидно, что в процессе развития у ребенка этни­ческой идентичности она проходит ряд этапов от диффузной до реализованной, а результатом этого процесса является формирование в подростковом возрасте эмоционально-оце­ночного осознания принадлежности к этнической общности.

Этнический статус чаще всего остается неизменным на про­тяжении всей жизни человека. И все-таки этническая идентич­ность не статичное, а динамичное образование. Во-первых, процесс ее становления не заканчивается в подростковом воз­расте. Внешние обстоятельства могут толкать человека любого возраста на переосмысление роли этнической принадлежности в его жизни, приводить к трансформации этнической идентич­ности. После накопления фактов рыхлое этническое сознание часто становится более устойчивым и даже может меняться, как это произошло с жителем Минска, католиком, родившим­ся в пограничной с Польшей Брестской области. Он «числился поляком и считал себя поляком. В 35 лет поехал в Польшу. Там убедился, что с поляками объединяет его религия, а в осталь­ном он белорус. С этого времени осознает себя белорусом» (Кпим-чук, 1990, с.95). Кроме того, на трансформацию этнической идентичности влияют не только бесчисленные обстоятельства индивидуальной человеческой жизни, но и факторы, обуслов­ленные изменениями в жизни общества, о чем уже говорилось. Во-вторых, даже у детей последовательность стадий развития этнической идентичности и их временные границы не являют­ся универсальными для всех народов и социальных ситуаций. В зависимости от социального контекста они могут ускоряться или замедляться.

2.2. Влияние социального контекста на формирование этнической идентичности

На осознание людьми своей этнической принадлежности значительное влияние оказывает тот факт, живут ли они в полиэтнической или моноэтнической среде. Ситуация меж­этнического общения дает индивиду больше возможностей для приобретения знаний об особенностях своей и других этнических групп, способствует развитию межэтнического понимания и формированию коммуникативных навыков. Свою этническую принадлежность раньше осознает русский ребе­нок, живущий в многонациональной Москве, чем житель отдаленной деревни в Архангельской области. Отсутствие опыта межэтнического общения обусловливает, с одной сто­роны, меньшую предрасположенность к подобным контак­там, с другой стороны, меньший интерес к собственной этничности.

Различия в степени выраженности этнической идентич­ности обнаружены и у детей, живущих в разных гетероген­ных средах. Когда этот показатель сравнивался у русских в Беларуси и Казахстане, то выяснилось, что этническая иден­тичность сильнее выражена у тех, кто живет в культурной среде, значительно отличающейся от собственной (в Казах­стане). А для детей, живущих в Беларуси, культура народа которой близка к русской, осознание этнической идентич­ности не является жизненно важной проблемой (см. Романо­ва, 1994).

Итак, этническая идентичность более четко осознается, а знания о различиях между группами раньше приобретаются, если социализация ребенка проходит в полиэтнической среде. Но не только временные границы формирования этнической идентичности, но и точность знаний о своей принадлежности к определенной этнической общности во многом зависит от того, к какой группе ребенок принадлежит – группе большинства или группе меньшинства.

Британскими социальными психологами Г.Л. Ягодой и С.Томп­сон было выявлено, что в Шотландии у детей пакистанских иммигрантов представления об этнических группах складыва­ются раньше, чем у детей шотландцев, являющихся группой этнического большинства. Дети из группы меньшинства неиз­бежно оказываются осведомленными о доминантной культуре как через средства массовой коммуникации, так и через лич­ные контакты. А их сверстники из группы большинства могут вообще не обладать знаниями о пакистанской культуре, если они не имеют соседей этой национальности. Шотландцы реже признают, что между культурами существуют различия в нормах, ценностях и стереотипах поведения, так как обща­ются в основном внутри своей группы, и даже их контакты с национальными меньшинствами протекают в контексте до­минирования норм культуры большинства. Но даже если члены группы меньшинства обладают знаниями о различиях между двумя народами и культурами, это вовсе не означает, что они предпочитают свою группу и признают свою при­надлежность к ней. Так, пакистанские дети в упомянутом исследовании отдавали предпочтение шотландским именам и внешности, характерной для группы большинства.

В многочисленных исследованиях развития этнической иден­тичности, проводившихся в США, Великобритании, Новой Зе­ландии и других странах, дошкольникам предъявлялся набор кукол или картинок, изображающих людей разных рас и наци­ональностей и предлагалось выбрать те, которые им больше все­го нравятся и которые больше похожи на них самих. Если дети из групп большинства в своих ответах практически едино­душно проявляли предпочтение своей группы, то дети из групп меньшинств часто выбирали «неправильные» стиму­лы, например черные дети выбирали белых кукол, причем не только как самых красивых, но и как похожих на них самих. Так, в исследовании, проведенном в 50-е гг. в США, 92% белых и только 26% афроамериканцев 3,5–5,5 лет сде­лали правильный выбор (см. Левковт, Панкова, 1973).

Выявленная тенденция отражает раннюю осведомленность детей о существовании определенной социальной структуры, о том, что в обществе одни группы оцениваются выше, чем дру­гие. Но остается не до конца ясным, проявляют ли в выборе кукол маленькие дети с еще не сформировавшейся идентичнос­тью желание принадлежать к группе с более высоким статусом, либо действительно воспринимают себя ее членами, т.е. выбира­ют ложную идентичность.

С возрастом и развитием этнической идентичности у членов этнических меньшинств обычно происходит сдвиг к «внутри-групповой ориентации». В процессе социализации, когда новому поколению передаются нормы и ценности социокультурной среды, ребенок приобретает все новые знания о межэтнических различиях и более четко определяет свою принадлежность к определенной группе. В результате каждый новый член обще­ства оказывается «приписанным» к той или иной этничес­кой группе.

Несмотря на это, «социально желательная» высокоста­тусная группа большинства может оставаться для ребенка референтной (эталонной). А «приписывание» вовсе не обяза­тельно оказывается пожизненным. Если первоначально дети учатся у других, к какой группе они принадлежат, и приоб­ретают предписанный обществом этнический статус, то уже в подростковом возрасте к человеку приходит осознание того, что у него есть весьма существенная, по словам Э.Эриксона (1996 б), «свобода активного выбора», идентифицировать ли себя с группой, членом которой его воспринимают другие, или с группой доминантного большинства. Так, при иссле­довании американских подростков мексиканского происхож­дения выяснилось, что если одни сохраняют язык и обычаи своих родителей и осознают себя «испаноязычными амери­канцами», то другие перестают говорить по-испански и воспринимают себя «белыми англоязычными американцами». Впро­чем, в случае неблагоприятного межгруппового сравнения чле­ны этнических меньшинств имеют еще более широкий выбор стратегий при определении этнической идентичности.

2.3. Стратегии поддержания этнической идентичности

Наиболее естественным для человека является стремление сохранить или восстановить позитивную этническую идентич­ность, которая дает ощущение психологической безопасности и стабильности. Для этого используется стратегия, названная А.Тэшфелом и Дж.Тернером стратегией социального творче­ства. Она может принимать различные формы, связанные с пе­ресмотром критериев сравнения.

Это может быть поиск новых оснований для сравнения. По­пытку таким способом сохранить позитивную этническую иден­тичность можно обнаружить в содержании автостереотипов групп, потерпевших поражение в межгрупповом соревновании. Давно известно, что группы с более низким статусом имеют тен­денцию характеризовать себя с точки зрения теплоты и доб­росердечия. Например, в нашем исследовании, проведенном в конце 80-х гг., московские студенты воспринимали пред­ставителей своей этнической общности (русских) как гос­теприимных, дружелюбных, гуманных, добрых и отзывчивых. А американцы в их представлении оказались деловитыми, предприимчивыми, трудолюбивыми и добросовестными, т.е. обладающими качествами, которые способствуют достиже­нию успеха в делах, но в России традиционно занимают низкие места в иерархии личностных черт как ценностей.

Другой пример использования новых критериев для срав­нения – успех движения афроамериканцев под лозунгом «черное – это прекрасно» в 70-е гг. в США, способствовав­шего формированию их позитивной идентичности. Именно с этого времени американские исследователи обнаружили, что маленькие черные дети стали намного реже выбирать белых кукол как наиболее привлекательных и похожих на них.

Стратегия социального творчества проявляется и в вос­становлении субъективного благополучия с помощью выбо­ра для сравнения еще менее успешных или еще более слабых групп. Так, восточные немцы после воссоединения Германии оказались на более низкой ступени социальной иерархии, чем западные, но свое недовольство они направили не на могущественное государство и не на доминантную группу западных немцев. Свои предубеждения и акты агрессии они направили на еще более уязвимые группы вьетнамцев, турок и других иностранных рабочих.

При неблагоприятном межгрупповом сравнении члены групп дискриминируемого меньшинства могут выбрать и дру­гую стратегию – принять правильную самоидентификацию вместе с негативной оценкой группы. В этом случае формиру­ется негативная этническая идентичность, которая может сопровождаться ощущением неполноценности, ущемленно-сти и даже стьща за представителей своего этноса (см. Дроби-жева и др., 1996). Этот тип этнической идентичности неблагоприятен для межгрупповых отношений, так как со­провождается обострением восприятия дискриминации и увеличением субъективной культурной дистанции с группой большинства. Он неблагоприятен и для личностного роста индивида. В эмпирических исследованиях не раз подтвержда­лось, что дети, чья национальная принадлежность отличает­ся от большинства в классе, имеют низкую самооценку. А если группы находятся в состоянии конфликта, на само­оценку оказывает влияние уже не национальный состав клас­са, а широкий социальный контекст: одинаково низкая самооценка была выявлена у палестинских подростков и в совместных еврейско-арабских школах, и в чисто арабских. Осознавая себя членами группы меньшинства, они сравни­вали себя не с соучениками-евреями, а с группой большинст­ва в целом. Не случайно, израильские психологи при проведении семинаров по урегулированию этнического конф­ликта между арабами и евреями обязательным подготови­тельным этапом рассматривают повышение самооценки их участников-палестинцев (см. Bargal , Bar , 1992).

Но принимая негативную идентичность, человек может по-разному реагировать на негативные суждения о своем этносе, а значит, на негативный образ самого себя, сложившийся в гла­зах представителей доминантной группы. И в этом случае у него есть возможности избежать чувства неполноценности и со­хранить высокую самооценку.

Он может относить негативные суждения к другим чле­нам своей группы, но не к самому себе, установив психоло­гическую границу между группой и собой. Подобная тенденция обнаружена у современных еврейских подрост­ков, среди которых при переходе к юношескому возрасту увеличивается число тех, кто считает, что в России нет пер­спектив для евреев, но растет доля оптимистов относительно своих жизненных перспектив в этой стране. Иными словами, они демонстрируют «разотождествление» себя и своего на­рода (см. Собкин, 1995).

Осознание себя как члена негативно оцениваемой в об­ществе группы допускает и формирование идентичности по принципу: «пусть мы такие плохие, но это действительно мы». Подобное аффективное, даже агрессивное подчеркивание эт­нической принадлежности выявлено у выходцев из стран Север­ной Африки во Франции, где молодежь из среды иммигрантов продолжает претендовать на принадлежность к группе урожен­цев Магрйба, хотя почти полностью отвергает традиционные этнокультурные ценности и стереотипы поведения.

2.4. Проблема изменения этнической идентичности

В случае неблагоприятного межгруппового сравнения ин­дивид может выбрать и стратегию индивидуальной мобильнос­ти, которая состоит в попытке сменить группу. Имеется в виду именно осознанная смена группы, приводящая к фор­мированию измененной, а не ложной идентичности, которая выявлена у маленьких детей с еще не сформировавшейся этнической идентичностью, воспринимающих себя в каче­стве членов доминантной группы.

Что касается малых групп, то при адекватном неблаго­приятном оценивании собственной группы, как правило, существует объективная возможность перехода в другую группу. Более сложна проблема при негативном восприятии собст­венной большой группы: социального слоя, пола, расы, т.е. групп с низким или нулевым уровнем межгрупповой мо­бильности. Во все времена отдельные представители со­циальных низов выбивались «наверх» благодаря таланту, усилиям, удаче. В истории любой страны мы находим подобные примеры. Одни общества (страна иммигрантов США) и эпохи (годы петровских реформ и любые другие периоды «перестроек») способствуют индивидуальной мобильности больше, другие – меньше. В США даже сложилась мифоло­гия о людях, которые «сами себя сделали». Множество по­добных случаев мы находим и в истории России, например среди сподвижников Петра I . Так, один из «птенцов гнезда Петрова» – князь А.Д.Меншиков – в молодости торговал пирожками на улицах Москвы.

Но, как правило, в высокостатусные группы перейти до­статочно сложно, так как в этом случае действует психологи­ческое правило одновременного преувеличения людьми внутригруппового сходства и межгрупповых различий: при оценке претендентов на вступление в «клуб для избранных» его члены скорее предпочтут, чтобы «подходящий» человек оказался вне клуба, чем «неподходящий» вступил в него. Как верно подметил СААрутюнов, человек, живущий в по­граничной зоне между Францией и Италией, может быть не совсем уверен, какой он национальности, но стоит ему про­ехать шестьдесят километров от границы в сторону Италии, и ему четко дадут понять, что он – француз, а если он отправится вглубь Франции, его будут воспринимать как италь­янца (см. Арутюнов, 1989).

Есть и непреодолимые границы: только маленькие дети мо­гут не осознавать, что есть непроизвольные категории, такие, как пол или расовая принадлежность. Правда, в наши дни отдельные люди «перепрыгивают» через самые высокие пре­грады. Проводятся операции по замене пола, а американский певец М.Джексон из черного стал белым, осветлив кожу и пройдя через многочисленные пластические операции. Но все это исключения, которые лишь подтверждают правило.

При рассмотрении этноса как биосоциального организма и он оказывается группой с нулевым уровнем межгрупповой мобильности: этничность есть наследуемое качество, и никто не может выбирать этническую группу, к которой хотел бы принадлежать. Однако в наше время редко кто из исследова­телей придерживается столь крайней точки зрения и опреде­ляет этническую принадлежность индивида по «крови». Большинство ученых согласны с тем, что этничность пред­ставляет собой скорее приписываемое (предписываемое обществом), чем наследуемое качество, и рассматривают этнос как своего рода связующее звено между двумя типами групп: принадлежность к которым практически невозможно изме­нить и которые человек выбирает себе сам.

В нашей стране понимание этничности как приписывае­мого качества часто встречает отторжение на уровне обыден­ного сознания. Так, в этносоциологическом исследовании, проведенном в 1995 г., 48,6% опрошенных россиян про­демонстрировали сакральное, по терминологии Э. Дюркгейма, понимание национальной принадлежности – национальность дана человеку от природы или от бога и менять ее нельзя. И только 9,7% придерживались мнения, что человек вправе делать сознательный выбор национальности (см. Здравомыс-лов, 1996). Во многом эти результаты есть последствие того, что отечественная паспортная система «приковывает» чело­века к этносу, определяя его этническую принадлежность по кровному родству.

Как бы то ни было, в процессе социализации и инкульту-рации общество «приписывает» ребенка к определенному эт­носу. В результате у большинства людей проблемы выбора не возникает, но многие, прежде всего члены групп меньшинств и выходцы из межэтнических браков, проходят через «посто­янный внутренний референдум» на лояльность к той или иной общности. У этих людей в процессе этнической идентифика­ции, кроме критерия приписывания (то, кем другие их воспри­нимают), большую роль играет и критерий внутреннего выбора (то, кем они сами себя осознают). И здесь хочется еще раз вспомнить слова Г.Г.Шпета, подчеркивавшего, что принад­лежность человека к народу определяется не биологической наследственностью, а сознательным приобщением к его куль­турным ценностям и святыням (см. Шпет, 1996).

Внешний критерий приписывания особенно важен, ког­да этничность проявляется в очень явных физических харак­теристиках, например в расовых различиях. Но отдельные индивиды и в этом случае идентифицируют себя с доминант­ной группой большинства. Например, афроамериканцы, ко­торых называют «орео», в мыслях и действиях больше похожие на белых, чем на черных, считают себя черными снаружи и белыми внутри. Правда, это вовсе не означает, что белые их принимают в свою группу,

Даже люди, имеющие объективные основания причислять себя к какой-либо общности, например дети из смешанных в расовом отношении браков, часто оказываются чужими для нее: кем бы сам себя ни осознавал мулат, для белых он – негр, а для черных – белый. Яркие примеры, свидетельствующие о плачевных последствиях несбалансированности критериев приписывания и свободного выбора, мы найдем в художе­ственной литературе. Герой романа современного американ­ского писателя Т.Корагессана Бойла «Восток есть Восток», Хиро Танака, не знавший отца-американца и в раннем дет­стве потерявший мать-японку, в Японии оказался вечным чужаком:

«Длинноносый. Маслоед поганый. Эти оскорбления преследовали его всю жизнь. Он рыдал на руках у бабушки после детского сада, был козлом отпущения в начальных классах, в средней школе его без конца лупили, а из морского училища... пришлось уйти, потому что соученики не давали ему прохода. Они называли его гайдзином, «иностранцем» (Корагессан Бош, 1994, с.12).

Оказавшись изгоем в японском обществе, «фанатично не­терпимом к притоку чужой крови», он стремится воссоеди­ниться с многоплеменным американским народом, полагая, что «в Америке можно быть на одну часть негром, на две югославом, на три эскимосом и при этом разгуливать по улицам с гордо поднятой головой» (Там же, с. 13). Но когда он попадает в США, американцы тоже ненавидят его и – в силу трагического стечения обстоятельств – травят, травят в буквальном смысле слова, как дикого зверя:

«Поймали, затравили. Наставили ружья, напустили собак... Ведь он, в сущности, одной с ними породы, вот в чем все дело-то, неужели они не поняли? Тоже из их своры. Но не видят, не чувствуют. Надели наручники, дали под дых, извергли, плюясь, поток ругательств, и только ненависть он увидел в холодных водянистых глазах...» (Там же, с. 108).

Когда явных межгрупповых различий нет, существует вы­сокая степень согласия между внешними (даваемыми други­ми) и собственными (самоопределяемыми) критериями идентичности: группа примет индивида, даже если по крови он – «чужой». Родившемуся и выросшему в Москве, воспи­танному в русской культуре человеку, родители которого по паспорту белорусы, легко осуществить свой свободный выбор: он не только сам может осознавать себя русским, но его родной язык, поведение и внешний облик не мешают окру­жающим отнести его к этой этнической общности.

Перечисленные стратегии – идентификация со своей груп­пой (поддержание позитивной или принятие негативной этни­ческой идентичности) и идентификация с доминантной группой (ложная идентичность, выявленная у маленьких детей, и изме­ненная в результате свободного выбора идентичность) – соот­ветствуют полюсам континуума при рассмотрении идентичности на основе линейной биполярной модели (см. рис.1).

Рис. 1. Линейная биполярная модель этнической идентичности: А – высокий уровень идентификации со своей этнической груп­пой (позитивная или негативная идентичность); Б – высо­кий уровень идентификации с чужой этнической группой (измененная или ложная идентичность)

В реальности люди имеют больше вариантов выбора, чем полная идентификация с одной из этнических общностей. Индивид может одновременно идентифицировать себя и с двумя релевантными группами. Такую идентичность могут иметь не только выходцы из смешанных браков, но и люди, живущие в полиэтническом обществе. У них «национальность для себя» может обозначаться не одним словом, а описа­тельно: «ближе к русской национальности», «скорее между русскими и украинцами» (из ответов жителей Полесья на вопрос об их национальности).

2.5. Модель двух измерений этнической идентичности

Исследователи, полагающие, что индивид с разной степе­нью интенсивности может идентифицировать себя как с од­ной, так и одновременно с двумя этническими общностями, предложили модель двух измерений этнической идентичности (см. рис.2). Она включает четыре типа этнической идентичнос­ти, при которых связи с двумя группами могут сосуществовать относительно независимо друг от друга (см. Berry et ai , 1992).

Высокий уровень идентификации со своей этнической группой

Высокий уровень идентификации с чужой «этнической группой

 

Рис.2. Модель двух измерений этнической идентичности: А – моноэтническая идентичность со своей этнической груп­пой; Б – биэтническая идентичность; В – моноэтническая иден­тичность с чужой этнической группой; Г – маргинальная этни­ческая идентичность

Для большинства индивидов характерна моноэтническая идентичность, совпадающая с официальной этнопринадлеж-ностью. Как и другие варианты идентичности она проявляется в многочисленных уровнях интенсивности. При благоприятных социально-исторических условиях позитивная этническая иден­тичность сопровождается патриотизмом, гордостью за дости­жения своего народа и его великих представителей, адекватно высокой самооценкой, чувством собственного достоинства и т.п. На основании результатов многочисленных исследований можно считать доказанным, что «формирование этнической идентичности по типу «нормы» (позитивная этническая иден­тичность) предполагает соотношение в структуре идентичнос­ти позитивного образа собственной этнической группы с позитивным ценностным отношением к другим этническим группам» (Дробижева и др., 1996, с.332) .

Но позитивная этническая идентичность может прояв­ляться в различных уровнях интенсивности. В своей крайней форме она представляет собой этническую гиперидентич­ность, которая доминирует в иерархии социальных идентич-ностей индивида и сопровождается этноцентристскими стереотипами, предубеждениями к представителям других этнических групп, уклонением от тесного взаимодействия с ними и нетерпимостью в межэтническом взаимодействии. Так, моноэтничные казахи – респонденты уже упоминавшегося исследования – продемонстрировали низкую толерантность к русским в сфере близкого общения: 77,6% респондентов исключали возможность своего брака с русскими, а 19,5% предвидели распад такого брака. Их гиперидентичность осо­бенно ярко проявилась в том, что 71,6% респондентов оби­делись бы, если бы их посчитали по характеру похожими на русских (см. Донцов, Стефаненко, Уталиева, 1997).

Моноэтническая идентичность с чужой этнической груп­пой (измененная этническая идентичность), как уже отмеча­лось, возможна в случаях, когда в полиэтническом обществе чужая группа расценивается как имеющая более высокий эконо­мический, социальный и т.д. статус, чем своя. Конечным резуль­татом идентификации с чужой группой является полная ассимиляция, т.е. принятие ее традиций, ценностей, норм, языка и т.п. вплоть до – при условии принятия индивида груп­пой – полного растворения в ней . Например, приоритетное положение русского языка в Казахстане в советский период привело к значительному снижению значимости собственного языка как жизнеспособного средства коммуникации и к язы­ковой ассимиляции части казахов, прежде всего горожан. По результатам репрезентативного социологического исследова­ния, проведенного уже в независимом Казахстане, в середине 90-х гг. 74,5% казахов свободно владеет русским языком и толь­ко 71% – казахским. Языковая ассимиляция части казахов в СССР отражала стратегию индивидуальной мобильности, же­лание интегрироваться в доминантную группу и таким образом приобрести позитивную социальную идентичность.

Сильная, хотя и разного уровня интенсивности, идентифи­кация с двумя группами ведет к формированию биэтнической идентичности. Имеющие такую идентичность люди обладают психологическими особенностями обеих групп, осознают свое сходство с ними и обладают бикультурной компетентностью. Хотя в нашем исследовании казахи-билингвы четко деклари­ровали свою принадлежность к казахскому этносу, они припи­сывали себе как качества, свойственные, с их точки зрения, казахам, так и качества, характеризующие типичного русско­го, а более половины из них согласились бы, что по характеру они похожи на русских. Иными словами, результаты продемон­стрировали отсутствие у билингвов и «казахского» внутригруп-пового фаворитизма, и предубеждений к представителям русского народа (см. Донцов, Стефаненко, Утааиева, 1997).

В полиэтническом обществе наиболее благоприятна для человека биэтническая идентичность, так как она позволяет органично сочетать разные ракурсы восприятия мира, овладе­вать богатствами еще одной культуры без ущерба для ценнос­тей собственной. С этой точки зрения интересна попытка выделения этапов личностного роста индивидов, взаимодей­ствующих с представителями других культур и получающих социальную поддержку. Согласно этой модели, в процессе успешной адаптации индивид проходит три этноцентрист­ских этапа (отрицание различий; защита от различий с их оценкой в пользу своей группы; минимизация различий) и три этнорелятивистских этапа (принятие различий; адапта­ция к культурным или групповым различиям, т.е. способность не только их признавать, но и действовать соответствующим образом; интеграция, т.е. применение этнорелятивизма к собственной идентичности) (см. Bennett , 1986). Позицию индивида на высшем этапе личностного роста Беннетт назы­вает конструктивной маргинальное/пью, что соответствует та­ким понятиям, как человек-посредник между культурами, человек мультикультуры.

Осознание и принятие своей принадлежности к двум этни­ческим общностям благотворно сказывается и на личностном росте выходцев из межэтнических браков. Прекрасно сказала об этом Н.Н.Берберова, армянка по отцу и русская по матери:

«Я давно уже не чувствую себя состоящей из двух половинок, я физически ощущаю, как по мне проходит не разрез, но шов. Что я сама есть шов. Что этим швом, пока я жива, что-то сошлось во мне, что-то спаялось, что я-то и есть в природе один из примеров спайки, соединения, слияния, гармонизации, что я живу недаром, но есть смысл в том, что я такая, какая есть: один из феноменов синтеза в мире антитез» (Берберова, 1996, с.51).

Но, к сожалению, чаще «культурные гибриды» – члены групп меньшинства и выходцы из межэтнических браков – ощущают, что они представляют собой именно разрыв, а не шов. Это индивиды с маргинальной этнической идентичнос­тью, которые балансируют между двумя культурами, не ов­ладевая в должной мере нормами и ценностями ни одной из них. Подобные маргиналы, путаясь в идентичностях, часто испытывают внутриличностные конфликты, симптомами которого являются, по мнению автора книги «Маргинальный человек» Э.Стоунквиста, дезорганизованность, ощущение «неприступной стены», неприспособленности, неудачливо­сти, отчужденность, отчаяние, бессмысленность существо­вания, агрессивность (см. Социальная маргинальное™, 1992). По ответам на прямые вопросы трудно выделить индивидов с маргинальной идентичностью. Они могут четко деклари­ровать моноэтническую идентичность и даже быть агрессив­но настроенными националистами, обычно предпочитая группу, которая имеет более высокий статус в обществе. В проведенном нами исследовании казахи-маргиналы, плохо владеющие казахским языком и не включенные полностью в русскую культуру, проявили почти такую же предубежден­ность по отношению к русским, что и индивиды с этничес­кой гиперидентичностью. Они демонстрировали избегание близких форм социального контакта с русскими: 45% счита­ли, что при их браке с русскими будут проблемы с родствен­никами, 25% исключали саму возможность подобного брака, а 25% затруднялись с ответом, то есть испытывали диском­форт и колебания. Проявляя подобные негативные социаль­ные установки и предпочтение внутригрупповых контактов, маргиналы пытаются разрешить конфликт этнической иден­тичности и озабоченность проблемами своего положения в обществе, где казахский язык и культура стали приоритет­ными (см. Донцов, Стефаненко, Уталиева, 1997).

Но и модель двух измерений этнической идентичности не описывает всех ее возможных форм и – соответственно – стратегий сохранения индивидом и группой субъективного благополучия при неблагоприятном межэтническом сравнении. Правда, имплицитно в ней заложена еще одна форма идентичности: если существуют разные уровни осознания своей принадлежности к одной или нескольким этническим группам, следовательно, возможен и его нулевой уровень. Иными словами, возможна слабая, четко не выраженная этническая идентичность или даже ее полное отсутствие, по крайней мере, на осознаваемом уровне. В качестве стратегии сохранения личностного благополучия она проявляется в отрицании «значимости этнического фактора и этнической принадлежности как в своей жизни, так и в обществе в це­лом» (Шлягина, Данзаева, 1997, с.352).

Подобная стратегия позволяет членам групп меньшинств сохранить позитивную идентичность, исключив из нее вы­зывающую беспокойство идентичность этническую. Во-пер­вых, она может проявляться в предпочтении личностной идентичности перед этнической и социальной в целом, в осознании себя как уникального индивида, а не как члена группы. Во-вторых, возможна переструктуризация социаль­ной идентичности с вытеснением из нее этнической иден­тичности.

Проявление этой стратегии мы обнаружили в своем ка­захстанском исследовании. При выявлении места этнической идентичности в структуре самокатегоризации было обнару­жено, что при заполнении теста Куна – Макпартланда «Кто я?» этническую принадлежность намного чаще указывали респонденты, компетентные в казахском языке(71,6%), чем не владеющие им (12,5%). Иными словами, респонденты с низким уровнем компетентности в казахском языке, чувствуя некоторую «ущербность» в качестве членов этнической груп­пы, стремились защитить свою самооценку, вытесняя из струк­туры самокатегоризации этническую принадлежность и заменяя ее другими категориями (см. Донцов, Стефаненко, Ута-лиева, 1997).

Какие категории использует индивид, чтобы уйти от пе­реживаний, связанных с принадлежностью к этнической группе? При формировании социальной идентичности он может опираться на гражданскую идентичность. Или при­числять себя к широким наднациональным общностям – европейцам, гражданам мира, т.е. декларировать космополи­тическую идентичность.

Однако вытеснение из структуры социальной идентично­сти одной из ее важнейших составных частей – этнической идентичности – грозит, с одной стороны, потерей целост­ности Я-образа, а с другой – потерей связей с какой бы то ни было культурой. Утрата этнической идентичности может привести к негативным последствиям для идентичности че­ловека в целом, что проявляется, например, в негритянском ощущении «я – никто», невидимости, безымянности, без­ликости (см. Эриксон, 1996 б).

ЛИТЕРАТУРА ДЛЯ ЧТЕНИЯ

Донцов АИ., Стефаненро Т.Г., Уталиет Ж.Т. Язык как фактор этнической идентичности // Вопросы психологии. 1997. № 4. С.75–86.

Лебедева КМ. «Синдром навязанной этичности» и способы его преодоления // Этническая психология и общество / Под ред. Н.МЛебедевой. М.: Старый сад, 1997. С.104-115.

Солдатова Г.У. Психология межэтнической напряженности. М.: Смысл, 1998. С.40–63.

Эриксон Э. Идентичность: юность и кризис. М.: Издательская груп­па «Прогресс», 1996. С.308-333.

Группа меньшинства – это не обязательно меньшая по чис­ленности группа. Это – низкостатусная группа, члены которой по своим физическим или культурным особенностям отличаются от других членов общества и подвергаются дискриминации (см. Смелзер, 1994). В этом смысле даже черное население Южной Африки в период апартеида можно назвать меньшинством .

Вызывает оптимизм то обстоятельство, что даже в кри­зисное постсоветское время для большинства россиян – от 60 до 86 % по результатам разных авторов – характерна по­добная «нормальная» этническая идентичность без чувства на­циональной исключительности и враждебности к другим этническим общностям.

В неопубликованной части исследования, проведенного А.Б.Мендяевой в Калмыкии, было обнаружено, что ассимилировавшиеся калмыки против всякой очевидности подчеркива­ли даже свое внешнее сходство с русскими.

Комментарии (1)
Обратно в раздел психология












 





Наверх

sitemap:
Все права на книги принадлежат их авторам. Если Вы автор той или иной книги и не желаете, чтобы книга была опубликована на этом сайте, сообщите нам.