Библиотека

Теология

Конфессии

Иностранные языки

Другие проекты







Комментарии (1)

Брокгауз и Эфрон. Энциклопедия

ОГЛАВЛЕНИЕ

Савва

- свят. (1169 - 1237), в мире Растько (Ростислав), младший из сыновей Стефана Немани, брат Стефана сербского Первовенчанного. На 18-м г. оставив предоставленное ему отцом удельное княжение, С. удалился на Афон, где принял монашество, возобновил запустевший Хиландарский м-рь, дал ему устав, завел строгое общежитие, создал благотворительные учреждения, заботился о просвещении. Возвратясь на родину, С. был игуменом в Студеницком монастыре, потом устроил новый монастырь в местности Жиче. Отправившись в Никею, он склонил императора и патриарха к учреждению в Сербии независимой архиепископии и сам принял звание архиепископа (1219). На обратном пути, в Солуни, С., по выражению жития его, "книги многи преписа законные о исправлении вере, их же требование соборная ему церкви". Под законными книгами разумеют прежде всего Кормчую книгу, которую он списал в греческом тексты и потом перевел на славянский язык; это - та самая Кормчая, которая потом прислана была киевскому митрополиту Кириллу II болгарским деспотом Святиславом и была принята к общему употреблению на владимирском соборе 1274 г. Прибыв в Сербию, С. основал свою кафедру в Жиче, учредил восемь епархий и кафедр архиерейских и поставил им епископов, преимущественно из своих учеников. Созвав собор, С. всенародно произнес православное исповедание веры, которое повторяли за ним все присутствовавшие, начиная с государя, брата его Стефана II, и изрек осуждение на ереси и расколы. Он заботился о восстановлении в Сербии христианской семейственности, стремясь в тоже время к ограждению безопасности Сербии, угрожаемой соседними уграми, и о возвышении политического значения государства. Брата своего Стефана он венчал королевским венцом. В 1233 г. он поставил в преемники себе своего ученика Арсения, а сам отправился в путешествие на Восток. Умер в Тернове (в Болгарии), 14 (по другим 12) января 1237 г. Полгода спустя мощи С. были перенесены в Мелешевский м-рь, на юго-западе Герцеговины, между Сербией и Черногорией, близ городка Преполье. В 1208 или 1210 г. С. составил краткое житие своего отца Стефана Немани (изд. Шафариком). Когда мощи отца его прославились чудотворениями и он был причислен к лику святых, С. написал "Каноны и стихеры и чудотворения" его. Он составил уставы иноческого жития для трех монастырей: Студеницкого, Хиландарского ("Указание жития в монастыри Пресвятые Богородицы") и Карейского. В 1595 г. мощи С. сожжены турками. Имя св. С. появляется в русских святцах со времени митроп. Киприана и затем входит в общие святцы русской церкви; память его 12 января. Западная церковь также признает С. в числе святых. См. П. С. Казанский, "Жизнь св. С., первого архиепископа сербского" ("Прибавления к творениям св. отцов", 1849); Е. Голубинский, "Краткий очерк истории православных церквей болгарской, сербской и румынской или молдо-валашской" (М., 1871); прот. К. Добронравин, "Очерк истории славянских церквей" (СПб., 1873); Ив. Малышевский, "Св. С., архиепископ сербский" ("Церковные Ведомости", 1892, ј 9).

Саввин-Сторожевский монастырь

- Рождество-Богородицний мужской 1-го класса монастырь - Московской губ., Звенигородского уезда. Основан около 1380 г. преп. Саввою (см.). В XVI в. монастырь пользовался значительным благосостоянием, а после явления мощей св. Саввы (1652) достиг наибольшей славы, особенно покровительствуемый царем Алексеем Михайловичем и его сыном Феодором. В начали XVIII в. стал приходить в запустение; в 1812 г. был разорен французами. Богатая ризница. См. Смирнов, "Историческое описание Саввино-Сторожевского м-ря" (М., 1860, 2 изд.).

Савина Марья Гавриловна

- артистка русской драматической труппы Имп. театров, дочь актера Подраменцова (по театру Стремлянова), род. 30 марта 1854 г. в Каменец-Подольске, училась в одесской гимназии, в 1869 г. дебютировала в Минске, в пьесе "Бедовая бабушка", играла с возраставшим успехом в Харькове, Калуге (куда она поехала уже выйдя замуж за провинциального актера Савина), Нижнем Новгороде, Казани, Орле, Саратове и др. В Петербург С. приехала в 1874 г. и, после блестящего дебюта на сцене благородного собрания, была приглашена на Александринскую сцену, где выступила в роли Кати, в пьесе "По духовному завещанию", и скоро заняла первенствующее место. В 1899 г. она получила звание "заслуженной артистки"; в том же году дала несколько представлений в Берлине, где имела выдающийся успех. Репертуар С. очень богат и разнообразен, обнимая собою роли самого противоположного свойства, от наивных и шаловливых девочек в современной легкой драматурги до крупных комических или истинно драматических типов в произведениях Гоголя ("Ревизор"), Островского ("Последняя жертва", "Бесприданница", "Невольницы" и др.), А. Потехина ("Виноватая" и др.), Тургенева ("Месяц в деревне", "Провинциалка"), Лопе-де-Вега ("Собака садовника"), Шекспира ("Укрощение строптивой"). Современные. иностранные драматурги (Ибсен, Зудерман и др.) нашли в ней тоже прекрасную исполнительницу; многие из современных русских писателей обязаны главным образом ей успехом своих произведений. Отличительные черты таланта С. поэтическая женственность, искренняя веселость наряду с глубоко трогающим драматизмом, развитая до высокой степени совершенства мимика. Ср. М. Карнеев, "Мария Гавриловна Савина и критики ее сценической игры" (СПб., 1894).

П. В.

Савиньи Фридрих Карл

(von Savigny, 1779-1861) - знаменитый юрист, основатель исторической школы права; происходил из старинного лотарингского дворянского рода, один из представителей которого в 1630 г., в эпоху гонений на протестантов, переселился в Германию. С. посещал университетские лекции в Марбурге, где на него оказал влияние чтением пандект Вейс, образованный философски и литературно юрист "элегантной" голландской школы; затем он слушал Шпиттлера в Геттингене. С 1800 г. он читал в Марбурге уголовное и римское право. В 1803 г. он выпустил в свет книгу: "Das Recht des Besitzes", сразу доставившую ему громкую известность. В 1810 г. он занял кафедру во вновь основанном берлинском унив., где завязал дружеские связи с Нибуром и Эйхгорном. В 1812 г. С. был уже ректором университета. В 1814 г. появляется его знаменитый памфлет: "Vom Berufe unserer Zeit fuг Gesetzgebung und Rochtswissenschaft"; с 1815 г., вместе с Эйхгорном, он основывает "Zeitschrift fur geschichtliche Rechtswissenschaft", предназначенный проводить в жизнь идеи новой школы; в том же году появляется первый том его "Geschichte des Romischen Rechts im Mittelalter". В 1840 и 1841 г. изданы им первые пять томов "System des heutigen Romischen Rechts". В 1842 г. С. стал во главе выделенного из министерства юстиции особого министерства законодательства, программа деятельности которого, составленная С., была вполне одобрена только что вступившим на престол учеником С., прусским королем Фридрихом Вильгельмом IV. До 1848 г. С. поглощает политическая деятельность; лишь в 1847 г. появляется 6-й том "Системы". В 1850 г. он издает 5 томов "Vermischte Schriften", в 1851 52 гг. - два тома обязательственного права. В 1856 г. С. был назначен членом палаты господ и королевским синдиком, но до смерти уже не принимает участия ни в какой общественной деятельности. Всесторонней оценки деятельности С., как философа, политика и ученого, мы до сих пор не имеем, хотя о нем написано много трактатов. Успех его воззрений на процесс правообразования, положенных в основание учений исторической школы, объясняется не столько способом формулировки этих воззрений, сколько общественным настроением, подготовленным предшественниками С. (особенно Монтескье и Гуго), моментом, когда они были высказаны, и обстановкой, при которой появились.

Консервативные и реакционные течения общественной мысли были в полной силе, когда Тибо хотел путем создания общего гражданского уложения сплотить политические силы для борьбы с "султанизмом" многих германских правительств того времени. Перенеся центр тяжести поставленного Тибо политического вопроса на почву отвлеченно философскую и краткою и неопределенною, в сущности, формулировкою своего учения не затронув страстей, С. вывел из затруднения многих ученых Германии, не склонных к политической борьбе и охотно перешедших к частным историческим исследованиям, вместо решения жгучих и щекотливых вопросов. Отсюда же и повсеместное покровительство учению С. со стороны правительств. В ответ на замечания, иногда резкие и сильные, С. не развивает подробно своих воззрений, наполняя свой журнал специальными статьями и работами. И до сих пор, поэтому, учете С. излагается кратко, стереотипными фразами, взятыми из его памфлета и передовой статьи в журнале, возбуждая неразрешенными трудами С. вопросы о связи личного и коллективного творчества в правообразовании, о роли законодательства и т. д. Свои специальные работы С. также не связывает с своей философией, давая сплошь и рядом фантастические, лишенные общих выводов, исследования. В "Истории римского права", вместо решения общего вопроса об отношении прав национального и римского, дается богатая фактическими подробностями история литературной обработки этого права, без сопоставления ее с развитием права в действительной жизни. Устранение от принципиальных споров и горячая отповедь Геннеру, заподозрившему политическую благонадежность С., показывает, что и сам С. придавал своему учению столько же политическое, сколько и научное значение. Противоречия в его воззрениях (особенно на роль законодательства в жизни) и их детальная невыработанность дают основание думать, что многие стороны учения С. не были ясны и ему самому, не интересуя его с принципиальной стороны. Политические убеждения С. были еще более неопределенны, чем его философское учение, хотя и нельзя согласиться безусловно с обычным представлением, что С. не принадлежал ни к какой партии. "Консервативно-монархическое настроение" делало его врагом многих идей, все сильнее и сильнее проникавших в жизнь и восторжествовавших в 1848 г. Крайнее недовольство его деятельностью в среде огромной части прусского общества и даже судебного сословия, не смотря на уважение к его ученому имени, было возбуждено, несомненно, боевым, иногда реакционным характером его законопроектов. Он не признавал ни равноправности национальностей, ни гражданского брака, сводил к minimum\'y число поводов к разводу, отвергал институт присяжных, защищал смертную казнь и телесное наказание, стоял за введете кондуитных списков чиновников и т. д. Не подлежит, однако, сомнению, что С. не был врагом прогресса, но "умеренная постепенность" в его насаждены делала все его мероприятия, направленные в эту сторону, совершенно безжизненными, вопреки поставленной им же самим своему министерству задаче: вместо мертвой кодификации, содействовать развитию права путем живою законодательства.

Основывая свой устав гражданского судопроизводства на начале устности, он не решается допустить гласность процесса. Противник конституции, он соглашается, в конце своего управления, на проект короля о созвании соединенного сейма. В самой подготовке проектов и их обсуждении С. является кабинетным ученым. Он предпочитает коллегиальную выработку и обсуждение проектов, веря в возможность соглашения партийных мнений на почве взаимных уступок и не сознавая, что искалеченные, в силу этих уступок, законодательные идеалы столь же дурно отражаются в жизни, как и радикальные мероприятия. Встречая постоянно возражения на свои проекты, С. постоянно их перерабатывает, замедляя их осуществление. Апологеты министерской деятельности С. удивляются тому, что этот государственный человек, "к ногам которого склонялся весь юридически мир, как только он брался за перо, позволял нескольким практикам перечеркивать свои проекты, как бы он был их ученик, а не учитель". Причина этого явления лежала в свойстве философско-политических воззрений С. Несмотря на решительное несогласие с коллегами, несмотря на недовольство короля медленностью его мероприятий и прямой обход м-ства законодательства при обсуждении новых законов, несмотря на новые течения, с которыми неизбежно приходилось считаться, С. остается и после революции министром и удаляется лишь в силу решимости короля подчиниться народному требованию "удалить министров, сеющих недоверие между королем и народом". Место его занял главный его противник, Борнеман. Сила С. - в его чисто научных работах, отличающихся необыкновенной ясностью изложения, богатством материалов и знаний, законченностью и полнотой частных выводов. Он с замечательным искусством разбирается в противоречиях римских источников и мелочных фактах и дает объединяющую их схему догматических воззрений, годных и для современной жизни. С. не опирается ни на какую определенную методологию, будучи чужд и крайностей априорной конструкции, и простой интерпретации источников, хотя он и видит силу римских юристов в "счете понятиями". Б понимании значения, которое имеют для догматики права жизненные цели, С. стоит неизмеримо выше своих исследователей, хотя многие из них превзошли его в искусстве конструирования. Перспективы изучения римского права, дающие возможность решать текущие юридические вопросы, не затрагивая связанных с ними политических страстей, определенность почвы изучения, в виде законченного круга источников, ясность и простота обобщений и систематики С. увлекли за ним массу юристов. Книга С. о владении и его "Система современного римского права" сделалась евангелием каждого романиста, в смысле определения задач изучения гражданского права, хотя огромное множество его частных выводов и толкований римских источников и пало под ударами позднейшей критики. Указанный качества трудов С. - гораздо более результата его таланта, чем положенных в их основание идей. Поэтому, попытки позднейших писателей извлечь из трудов С. и определенную философию, и определенную методологию привели только к массе противоречий, а затем и к падению "исторической школы права" в ее чистом виде, не умалив, однако, заслуг и славы ее основателя. Фигура С., как ученого, и до сих пор высоко поднимается над рядами его последователей.

Литература. "Savigny", биогр. Landsberg\'a в "Allgemeine Deutsche Biographie" (XXX; там же перечень работ о С.); Rudorf, в "Zeitschr. fur Rechtsgesch." (1863); Stinzing, в "Preuss. Jahrb." (IX); lhering, в "Gresainmelte Aufsatze" (I); Jacob Grimm, "Verm. Schriften"; Stolzel, "Brandenburg-Preussens Rechtsverwaltung und Rechtsverfassung" (II; здесь подробный обзор министерской деятельности С.); Новгородцев, "Историческая школа юристов" (М., 1896); Муромцев, "Образование права по учениям нем. юриспруденции" (М., 1886); русск. перевод "Обязат. права" С., Фукса и Мандро (М., 1876), где в предисловии подробная биография Савиньи.

В. Нечаев.

Савонарола Джироламо или Иероним

(Savonarola) - знаменитый итальянский проповедник и общественный реформатор, родился в 1452 г., происходил из старинной падуанской фамилии. Дед его, Михаил С., был известный врач. Отец С. готовил сына к медицинской карьере и старался дать ему тщательное образование. В молчаливом и вдумчивом юноше рано сказались аскетические начала, любовь к размышлениям и глубокая религиозность. Италия в то время была охвачена гуманистическим движением, одним из крупнейших центров, которого была Флоренция, где гуманизм при Лоренцо отличался эпикурейско-языческим направлением. Светская жизнь и религиозно-нравственное падение Италии сильно возмущали С. Некоторые из его ранних стансов посвящены печальному состоянию церкви, порче нравов и разрушению добрых отношений между людьми. Неудачная любовь к дочери флорентийского изгнанника Строцци и увлечение средневековыми богословскими сочинениями (особенно Фомою Аквинатом) привели С. к решимости поступить в монастырь. В 1475 г. он тайно бежал из родного дома в Болонью, в доминиканский монастырь, оставив дома написанную им книгу "О презрении к свету". В монастыре он вел суровую жизнь, отказался от денег, которые имел, свои книги подарил монастырю, оставив себе только Библию, вооружался против монастырской роскоши и посвящал свободное от молитв время изучению отцов церкви. И в монастыре сказались поэтические наклонности С.: он написал стихотворение "О падении церкви", где указывал, что у людей нет уже прежней чистоты, учености, христианской любви, а главной причиной этому - порочность пап. Настоятель монастыря поручил С. обучать новичков и возложил на него обязанность проповедника. В 1482 г. его послали проповедовать в разные города, между прочим в Феррару, откуда, в виду начавшейся войны с Венецией, ему приказали отправиться по Флоренцию, в известный тогда монастырь Сан-Марко. Здесь С., уже славившийся как ученый, был назначен почетным чтецом при братии и наставником послушников. В 1483 г. С. неудачно проповедовал в церкви Сан-Лоренцо. Это заставило его заняться исправлением своих недостатков. Он отправился проповедовать, в небольшой городок Сан-Джемитано, где пробыл два года, увлекая слушателей своими речами. В 1486 г. С. явился в Брешии уже опытным и отважным проповедником, резко бичевавшим людей, властно призывавшим к покаянию и предвещавшим наказание Италии за ее грехи. В это же время С. познакомился в Реджио с Пико делла-Мирандола, который его страстно полюбил. Под влиянием Пико, Лоренцо Медичи вызвал С. из Генуи во Флоренцию (1490 г.), и он снова занял кафедру учителя в Сан-Марко. Монастырь быстро наполнился светскими слушателями; успех проповеди Савонарола был необычайный, не хватало места слушателям. 1 авг. 1490 г. С. произнес знаменитую проповедь, где с неслыханной до него уверенностью высказал мысли о необходимости и близости обновления церкви, о том, что скоро Бог поразит своим гневом всю Италию. Он утверждал, что, подобно ветхозаветным пророкам, передает лишь веление Божие, угрожал проклятием тому, кто не верит в его пророческое призвание, обличал испорченность нравов флорентийцев, не стесняясь в выборе выражений.

В своих вдохновенных проповедях С. часто смешивал свои мысли с текстами Св. Писания, говоря в свое оправдание, что "слова эти недавно сошли с небес". Влияние его, ставшее огромным, усилилось благодаря исполнению некоторых его предсказаний - смерти папы Иннокентия, нашествию французского короля и др. Ласковое и сердечное обращение с братией сделали С. любимцем монастыря, и в 1491 г. он был единогласно избран настоятелем Сан-Марко. Он сразу поставил себя в независимое положение по отношению к Лоренцо Медичи, отказавшись явиться к нему с выражением почтения; Лоренцо пришлось уступить монаху. Известна речь Савонарола против роскоши женских нарядов, после которой все дамы перестали надевать в церковь украшения. Нередко богатые купцы возвращали, под влиянием проповеди С., несправедливо нажитое добро. "Грехи Италии", говорил он, "силой делают меня пророком". Народ верил в его пророчества; из его сочинений: "Об истине пророчества" и "Об откровениях" видно, что он и сам был убежден в своем божественном призвании. Поэтому он властно громил священников, проповедников, отцов и матерей, князей, граждан и купцов, крестьян, солдат. "Рим - это Вавилон", говорил он. "Вместо христианства прелаты отдаются поэзии и красноречию. Вы найдете в их руках Горация, Вергилия, Цицерона"... Еще резче сделались угрозы С., когда, после смерти Лоренцо Медичи (1492), правителем Флоренции сделался его сын, Петр Медичи, а папой был избран Александр VI Борджиа. Петр Медичи запретил Савонароле говорить проповеди в течение поста; С. принужден был покинуть Флоренцию и отправиться в Болонью (1493 г.). Здесь он подвергся гневу со стороны жены правителя Болоньи: она приказала своим телохранителям убить С. за то, что он назвал ее в церкви дьяволом.

Вернувшись во Флоренцию, С. занялся приведением в исполнение своей мечты - нравственного и государственного преобразования Флоренции. Сначала он занялся реформой монастыря Сан-Марко. Он продал церковное имущество, изгнал всякую роскошь из монастыря, обязал всех монахов работой. Для успеха проповеди язычникам С. учредил кафедры греческого, еврейского, турецкого и арабского яз. Александр VI пытался привлечь С. на свою сторону, предлагая ему сначала архиепископство во Флоренции, потом кардинальскую шапку; но С. не прекращал своих обвинений против Рима и папы. В 1494 г. французский король Карл VIII вступил в Италию, и в ноябре прибыл во Флоренцию. Петр Медичи был изгнан, как изменник; во главе посольства к французскому королю был поставлен С. В это тревожное время С. сделался настоящим повелителем Флоренции; под его влиянием во Флоренции были восстановлены республиканские учреждения. По своим политическим взглядам С. был республиканец, но он думал, что республика лишь тогда будет благом для Флоренции; когда граждане станут нравственнее: религиозное и нравственное очищение произведет и политическую реформу. С. указывал на несправедливое распределение налогов, нападал на богачей, говоря, что они "присваивают себе заработную плату простонародья, все доходы и налоги", а бедняки умирают с голода. Всякий излишек - смертный грех, так как он есть достояние бедных. Вся работа государственного переустройства Флоренции была выработана в проповедях С. и совершалась по его программе. По предложению С. были установлены Великий Совет и Совет восьмидесяти".

5 февраля 1495 г., по предложению С., великий совет заменил поземельный налог подоходным, в размере 10%. Заемщиков С. освободил от уплаты долгов, а в апреле 1496 г. основал заемный банк, потребовав, чтобы в годовой срок выехали из Флоренции все ростовщики и менялы, бравшие по 32 1/2%. Наконец, С. провозгласил сеньором и королем Флоренции Иисуса Христа, сам же он был в глазах народа избранником Христа. Политическим преобразованием С. закончил лишь часть своей задачи; ему предстояло еще нравственно возродить Флоренцию. Уже в 1494 году заметна была сильная перемена: флорентийцы постились, посещали церковь; женщины сняли с себя богатые уборы; на улицах, вместо песен, раздавались псалмы; читали только библию; многие из знатных людей удалились в м-рь Св. Марко. С. назначал проповеди в часы, когда были назначены балы или маскарады, и народ стекался к нему. С жестокостью средневекового фанатика обрушивался С. на святотатцев, которым велел вырезывать языки, на азартных игроков, которых наказывал огромными штрафами; развратников он приказывал жечь живыми. В своем увлечении С. прибегал к шпионству, которое страшно развилось во Флоренции после него. На стороне С. были люди из простонародья, партия "белых", которых называли "плаксами" (piagnoni). Против него были "беснующиеся" (arrabiati), приверженцы аристократического республиканского правления, и "серые", стоявшие за Медичи. В своих проповедях С. никого не щадил и потому имел много врагов как светских, так и среди духовенства. Сначала его обвиняли в том, что он вмешивается в светские дела; потом придрались к той проповеди, где С. говорил о гневе Божием, висящем над князьями и прелатами. По приказанию папы С. должен был удалиться в Лукку, но его прощальная проповедь так потрясла слушателей, что они уговорили папу отсрочить высылку С. Против С. не раз выставляли других проповедников; не раз папа запрещал ему проповедовать, но слава С. проникла даже за пределы Италии: его проповеди переводились на иностранные языки (даже на турецкий, для султана).

Между тем, Карл VIII, покинув Неаполь, решил направиться через Флоренцию вместе с Петром Медичи, который хотел восстановить свою власть. Город вооружился; во главе движения стал С., отправился в лагерь французов и произнес смелую речь, грозя Карлу карой Божией, если он посягнет на свободу Флоренции. Под влиянием С. союз с Францией не был расторгнут, а отнятые у Флоренции города (кроме Пизы) были ей возвращены. Интригам Петра Медичи против С. помогали герцог Миланский, кардинал Асканио Сфорца и Мариано Дженнацано, потерявший из-за С. репутацию лучшего проповедника. Враги С. восстановили против него папу, который пригласил С. в Рим; но тот, под предлогом болезни, отказался, продолжая свои обличительные проповеди. Доминиканцы, которым папа поручил рассмотреть содержание проповедей С., не нашли в них основания для обвинения С. в ереси, и папа опять предлагал ему сан кардинала. После удаления французской армии для республики настали тяжелые времена: свирепствовали болезни, начался голод, финансы были истощены; герцог Миланский призвал против Флоренции имп. Максимилиана, который осадил Ливорно. Сеньория умоляла С. успокоить народ. С. устроил процессию и поддерживал дух народа, хотя папа снова запретил ему проповедь (28 окт.). Случайное спасение Ливорно было, в глазах народа, чудом; доверие флорентийцев к предсказаниям С. усилилось. Во главе сеньории стоял преданный С. Франческо Валори; народная партия торжествовала. Пользуясь этим, С. задумал нанести решительный удар "беснующимся". Он организовал отряд мальчиков, которые врывались в знатные дома, с целью следить за исполнением 10 заповедей, бегали по городу, отбирали игральные карты, кости, светские книги, флейты, духи и т. п.; потом все это предавалось торжественному сожжению на городской площади. Светская литература гуманизма и возрождавшаяся классическая древность нашли в лице С. непримиримого врага; он даже доказывал вред науки вообще, стоя на средневековой точке зрения. Составилось общество разгульной молодежи (Compagnacci), задавшееся целью убить С. в праздник Вознесения, но друзья спасли С. Потом "беснующиеся" произвели переполох в церкви во время проповеди С., не дав ему докончить речи, а 12 мая 1497 г. папа Александр VI, назвав учение С. "подозрительным", отлучил его от церкви. С. протестовал; 19 июня появилось его "Послание против лживо испрошенной буллы об отлучении", где он отказывался повиноваться отлучению, "противному христианской любви и заповедям Господним", и заявлял, что несправедливо отлученный имеет право апеллировать ко вселенскому собору.

В это время С. выпустил в свет свое знаменитое соч.: "Триумф Креста", в котором дана блестящая защита истины католического вероучения, объяснены догматы и таинства католической церкви. В последний день карнавала 1498 г. Савонарола совершил торжественное богослужение и "сожжение анафемы". Тогда папа прислал бреве, где требовал отправки С. в Рим или заключения его в тюрьму, угрожал интердиктом всей Флоренции и отлучал всех, кто будет говорить с С. или слушать его. Однако, сеньория долго не решалась тронуть С.; проповеди его продолжались, он развивал мысль о необходимости созыва вселенского собора, так как папа может заблуждаться. В это же время появилось соч. С.: "О правлении и законодательство города Флоренции". После второго папского бреве сеньория запретила С. проповедовать; 18-го марта он простился с народом. Он написал "Письмо к государям", в котором убеждал их созвать вселенский собор для низвержения папы. "Письмо" было послано сначала к французскому королю Карлу XIII, но было перехвачено и попало в руки папы. Флоренция взволновалась. Чтобы испытать справедливость учения С., был назначен суд Божий - испытание огнем. Это была ловушка, устроенная "беснующимися" и францисканцами. С. и монах францисканец должны были пройти 7 апр. среди костров, но огненная проба не состоялась. Народ разочаровался в своем пророке, обвиняя его в трусости. На другой день монастырь Сан-Марко был осажден разъяренной толпой; С., вместе с его друзьями, Доменико Буонвичини и Сильвестро Маруффи, был взят и заключен в темницу. Папа нарядил следственную комиссию из 17 членов, выбранных из партии "беснующихся".

Допросы С. и пытки велись самым варварским образом; его пытали 14 раз в день, заставляли впадать в противоречия допросами, упреками и угрозами и вынудили признание, что все его пророчества - ложь и обман. За время следствия, которое велось около месяца, С. написал в тюрьме несколько сочинений: "Размышление о псалме 51", где он нападал на папу и духовенство, "На Тебя, Господи, уповаю" и "Руководство к христианской жизни". Последнее сочинение написано С. за несколько часов до смерти, на переплете одной книги, по просьбе тюремщика. 22 мая ему был объявлен смертный приговор; 23 мая 1498 г., при огромном стечении народа, он был повешен, а потом тело его сожжено. Учение С. оправдано Павлом IV, а в XVII в. в честь его составлена служба. В 1875 г. С. поставлен памятник в Ферраре; статуя его, как одного из предшественников реформации, входит в состав известного вормского памятника. В оценке значения деятельности С. мнения расходятся. Одни, идеализируя его честность, прямоту и широкие планы, видят в нем реформатора, обличавшего порчу церкви; другие напоминают, что он жил средневековыми идеями, не создал новой церкви и держался строго католической почвы. См. A. G. Rudelbach, "Hieronymus Savonarola und seine Zeit" (Гамб., 1835); F. К. Meier "Girolamo S." (Берk., 1836); К. Hase, "Neue Propheten" (Лпц., 1851, 1860); F. Т. Реrren, "Jerome S., sa vie, ses predications, ses ecrits" (Пар., 1853); В. В. Madden, "The life and martyrdom of Girolamo S." (Л., 1854); Pasquale Villari, "La Storia di Girolamo S. e de\'suoi tempi, con l\'ajuto di nuovi documenti" (Флоренция, 1859); С. Sickinger, "S., sein Leben und seine Zeit" (Вюрцбург, 1877); К. Clarck, "S., his life and times" (Л., 1878); Aquarone, "Vita di Fra Jeronimo S." (Алесс., 1857); A. Cappeli, "Fra Girol. S." (Модена, 1869); M. Н. Петров, "Савонарола" (в "Очерках"); Осокин, "Савонарола и Флоренция" (Казань, 1865); А. К. Шеллер, "Савонарола" (биографич. библиотека Павленкова, СПб., 1893).

П. Конский.

Саврасов Алексей Кондратьевич

(1830-97) - пейзажист. Художественное образование получил в московском училище живописи, ваяния и зодчества. Еще будучи мальчиком, исполнял акварели столь удачно, что торговцы скупали их, как ходкий товар. Исполнив для вел. княг. Марии Александровны несколько картин и рисунков, изображающих виды Петергофа и Сергиевского, получил от акад. худож. в 1850 г. звание неклассн. художника, из которого, в 1854 г., за "Вид в окрестностях Ораниенбаума", был повышен в академики. С 1870х гг. вошел в известность у публики, благодаря в особенности своей картине "Грачи прилетели" (в Третьяковской гал., в М.). Живя и работая почти постоянно в Москве, в 1871 - 75 гг. участвовал на выставках товарищества передвижных художественных выставок и в 1873 - 78 гг. - на академических. Произведения его являлись также на всемирных выставках венской 1873 г. и парижской 1878 г., а также на Всероссийской в Москве 1882 г. Пейзажи С. свидетельствуют о том, что он был одарен большою способностью передавать впечатление природы. Кроме картины "Грачи прилетели", лучшими произведениями этого художника могут считаться: "В Кунцове", "Вид в Ораниенбауме", "Лосиный остров в Сокольниках", "Лесная дорога в Сокольниках", "Печерский монастырь в Нижнем Новгороде", "К концу лета, на Волге" (все шесть в - Третьяковской гал. в М.), "Жатва", "Вечер" (у г. Мацнева, в Киеве), "Близ Сухаревой башни" (у И. П. Боткина, в М.) и нек. др.

E. Тарасов.

Сага

Кроме указанных в этой статье памятников, особое внимание привлекают саги, содержание которых так или иначе связано с Россией. Заключающийся в них исторический, бытовой и литературный материал далеко еще не исчерпан научно. Он относится, отчасти, к древнейшему, до-варяжскому периоду русской жизни: такова, напр., Hervararsaga, автор которой пользовался очень древними, не дошедшими до нас песнями (лучшее издание - Bugge, "Norrone Skrifter" 1873; исследование Heinzel\'a, "Ueber die Hervararsaga", в "Sitzungsberichte венской акад." 1877, т. 114). Большею частью содержание этих С. относится к варяжскому периоду. Рядом с легендарными мотивами, мы находим здесь рассказы, производящие впечатление исторической правды и могущие, до известной степени, дополнить повествование русской летописи. Orvar-Oddssaga дает любопытную параллель к летописному рассказу о смерти Олега (последн. изд. Boer, Галле, 1892); сага об Эймунде ("Eymundorsaga", пер. Сеньковского (в "Библ. для Чтения", 1834) переносит нас в эпоху княжения Ярослава Мудрого и т. д. Много отрывочного материала дают и другие саги; он собран в устаревшем теперь издании "Antiquites russes d\'apres les monuments historiques des Islandais et des anciens Scandinaves" (изд. Societe des Antiquaires du Nord, Копенгаген, 1852). О Киеве в скандинавском предании см. Дашкевич, "Приднепровье и Киев по некоторым памятникам древнесеверной литературы", в "Киевск. Унив. Известиях", 1886, ј 11, и А. Веселовский, "Киев - Град Днепра", в "Записках Ром. Герм. Отдел. Филол. Общ. при СПб. Университете", вып. 1, СПб., 1888. На русский язык переведено очень незначительное число саг; кроме вышеуказанного перевода саги об Эймунде - "Извлечение из саги Олава, сына Триггвиева, короля Норвежского. Пребывание Олава Тр. при дворе Владимира Великого", пер. с исландского С. Сабинина; "Сага о Финнбоге Сильном", О. Д. Батюшкова ("Журн. Мин. Нар. Просв.", 1885); "Сага об Эйрике Красном", С. Н. Сыромятникова (СПб. 1890; здесь повествуется об открытии Америки исландцами в конце Х в. и об основании там первой исландской колонии в начале XI в.). Оба последние перевода снабжены предисловиями, посвященными характеристике С. вообще. Хороший краткий очерк исландской литературы, с перечнем С. и библиографическими указаниями, дает О. Brenner, "Altnordisches Handbuch" (2 изд. т. I; Лпц., 1896).

Сад Донасьен Альфонс Франсуа

(граф de Sade, известный более под литературным своим именем маркиза де Сад, 1740-1814) - французский порнографический писатель. Свойственное ему соединение жестокости с развратом получило название садизма. В 1768 г. С. был привлечен к суду и заключен в тюрьму за насилие над женщиной, но по повелению короля Людовика XV преследование было прекращено. В 1772 г. он был приговорен парламентом в Э к смертной казни "за содомию и отравление". С. бежал, был арестован, опять бежал и вновь схвачен; смертный приговор был заменен тюремным заключением. В 1784 г. С. был переведен в Бастилию, где начал писать свои порнографические романы и драмы. Обнаружив признаки умопомешательства, он был переведен в Шарантон, но в 1790 г. получил свободу. В 1791 г. появился в свет самый известный из его романов: "Justine оu les malheurs de la vertu", в 1797 г. вышедший вторым изданием, с еще более отвратительными эпизодами; продолжением его явился роман "Juliette" (1798). В 1801 г. издание этих романов было конфисковано, а С. был заключен в тюрьму; умер душевно больным. Ср. Janin, "Le marquis de Sade", и "Notes et Documents", которые приложил Uzanne к изданному им сочинению С.: "Idees sur le roman" (П., 1878).

Саддукеи

- название одной из трех древнееврейских религиозных сект, или, по выражению Иосифа Флавия, трех философских школ, возникших в эпоху расцвета династии Маккавеев (ок. 150 д. до Р. Хр.) и просуществовавших вплоть до покорения иудейского государства римлянами (70 д. по Р. Хр.) Эти три секты - С., фарисеи и ессеи - в основных чертах своих всецело выросли на почве учения Моисея и представляли лишь продукт различного отношения к способу применения его в жизни; но И. Флавий, с целью сделать понимание еврейских сект доступным для своих нееврейских читателей, сравнивает, на основании некоторого внешнего сходства, С. с эпикурейцами, фарисеев - со стоиками, ессеев - с пифагорейцами. Так как ессеи, согласно своему учению, устранялись от всякого участия в политической жизни народа, то борьба между остальными двумя сектами и резкая противоположность в их взглядах и стремлениях составляет главное содержание исторической жизни еврейского народа за указанный период времени и, в известном отношении, отразилась и на дальнейшей судьбе еврейской религии. В отличие от фарисеев, религиозные воззрения которых в значительной степени сохранились в талмудической литературе, С., как школа, никаких письменных памятников после себя не оставили; тем не менее мы обладаем достоверными о них сведениями, благодаря тем фрагментарным сообщениям, которые имеются о них у И. Флавия и в Талмуде. В общем, эти сведения согласны между собою и заслуживают тем большего доверия, что вполне подтверждаются книгами Нового Завета. Согласно одному довольно позднему талмудическому источнику, секта С. названа была так будто бы по имени своего основателя, некоего Садока, ученика известного мудреца Антигона Сохоского. Последний, между прочим, учил: не будьте как рабы, служащие своему господину в расчете получить за то вознаграждение, а будьте как рабы, служащие своему господину (из любви) без всяких расчетов на вознаграждение. Садок, будто бы, понял слова учителя в том смысле, что никакое вознаграждение не ожидает человека за гробом и что, следовательно, человеку следует заботиться лишь о своем земном благополучии, как это и делали С., которые все отличались своим богатством и роскошным образом жизни. Новейшие исследователи (Гейгер и др.) полагают, что С. названы так по имени библейского Садока (I Царей II. 35), родоначальника древней династии первосвященников. После возвращения иудеев из вавилонского пленения, за все время зависимости иудеи от персов и македонян, Садокиды сосредоточивали в своих руках не только духовную власть над народом, но и светскую. Как Аарониды, С. пользовались большими доходами, которые, в виде религиозных налогов, взимались, согласно Моисееву закону, со всех произведений земли; таким образом С. составляли не только родовую, но и денежную аристократию в Иудее.

Своего влияния и могущества Саддукеи не лишились и тогда, когда главенство над народом перешло в руки священнического рода Хасмонеев (Маккавеев), которому народ обязан был своей независимостью. Группируясь вокруг династии Хасмонеев в качестве их военачальников и советников, С. сумели сосредоточить в своих руках военную и административную власть в стране, лишь редко уступая фарисеям, как это было, напр., во время 9-летнего царствования Саломеи Александры, когда судьбами Иудеи неограниченно распоряжался брат царицы, фарисей Симон бен Шетах. Вскоре после окончательного уничтожения Маккавеевой династии Иродом (37 л. до Р. Хр.) к старой саддукейской партии примкнул священнический род Боэтусеев, родоначальник которых, Боэтус, выдал дочь свою за Ирода и был возведен последним в сан первосвященника. Получив власть, Боэтусеи слились с С. в одну партию; вот почему С. в талмудической литературе одинаково называются то С., то Боэтусеями.

В силу своего официального положения, С. не могли не сталкиваться с иноземными элементами и были, поэтому, в значительной мере заражены духом эллинизма. Тем не менее они стояли на страже Моисеева закона, считая себя его охранителями, отчасти потому, что за этот закон они проливали свою кровь под знаменами Маккавеев, но отчасти также и потому, что этот закон был для них, как для Ааронидов, источником влияния и богатства. По свидетельству Флавия и Талмуда, С., в противоположность фарисеям, признавали один только писанный закон Моисея (И. Флавий, "Древности" XIII, 10, 6; XVIII, 1, 4; Евангелие от Матф., XV, 2; от Марка, Vll, 3), отвергая все народные обычаи, накопившиеся в продолжение целого ряда столетий, и все постановления позднейших законоучителей, целью которых было изолирование еврейского народа и ограждение его от иноземного влияния. Несмотря на кажущиеся облегчения закона, которые представляла саддукейская доктрина, масса, по свидетельству Флавия, не доверяла С.: она видела, как часто эти официальные представители закона, строго наказывавшие других за малейшее его нарушение, сами позволяли себе нарушать его не только тайно, но и явно, прикрывая свои согрешения властью и влиянием. Не пошел за С. народ также и потому, что жить по библейской букве становилось иногда совершенно невозможным. Обрядовая сторона Моисеева закона, в особенности многочисленные, подчас довольно тягостные предписания относительно соблюдения так называемой ритуальной чистоты - предписания, которые когда-то, в более отдаленную эпоху, имели глубокий смысл и значение, - при изменившихся условиях жизни не только потеряли смысл, но и сделали жизнь еврея прямо немыслимой как в Иудее, так и в особенности вне Палестины, где он на каждом шагу приходил в соприкосновение с язычниками. Еще резче было противоречие между уголовными законами Моисея и этическими понятиями народа, развившимися вместе с ушедшей вперед культурой. Моисеев закон карает телесным наказанием и даже смертной казнью не только покушение на жизнь и благополучие ближнего, но и нарушение чисто религиозных постановлений. Последнее имело еще некоторое оправдание в древнееврейской теократии, когда Моисеев закон имел значение государственной конституции и когда всякое нарушение его было равносильно оскорблению божества. С учреждением светской власти Моисеев закон должен был превратиться из государственной конституции в религиозный кодекс, - а религии свойственно поучать и увещевать, но не карать и умерщвлять. Фарисеи, которые, по свидетельству Флавия, считались "искуснейшими толкователями закона", признавали, наравне с С., что божественный закон не отменим, но приложили все усилия свои к тому, чтобы примирить его с жизнью. Целым рядом искусственных толковательных приемов и введением разного рода фикций они придавали букве закона несвойственный ей смысл, но такой именно, при котором закон переставал противоречить требованиям жизни и началам этики. С., как элемент консервативный, отвергали эти толкования и эти фикции, отчасти потому, что считали их дерзким нововведением, но отчасти также и потому, что фарисеи, с завистью глядевшие на религиозные прерогативы С., часто обнаруживали в своих толкованиях стремление к урезыванию этих прерогатив и к подчинению С. своему влиянию.

Из указанного отношения С. к писанному и устному закону вытекают все отличительные черты этой секты и все мотивы разноглася между нею и фарисейской, как в вопросах обрядовых и юридических, так и в вопросах религиозной догматики. Во всех этих разногласиях С. стояли на почве библейского текста в буквальном его смысле и отвергали все религиозные обычаи, не имевшие основания в Библии. Так, напр. С. учили, что праздник седмиц всегда приходится на воскресный день (подобно празднику Троицы у христиан), в противоположность фарисеям, приурочившим этот праздник к 6-му Сивана, в память синайского законодательства. Буквальный смысл текста был, конечно, на стороне С. То же самое можно сказать и о всех приведенных в Талмуде разногласиях между С. и фарисеями по вопросам ритуальной чистоты и соблюдения субботнего покоя. Во всех этих случаях С. отстаивали букву закона и не допускали никаких в нем облегчений, по крайней мере теоретически, хотя на практике вряд ли сами С. следовали своему учению, в виду абсолютной почти невыполнимости многих из относящихся сюда законов. С. отвергали обряд возлияния воды на алтарь в праздник Кущей; обряд этот не имеет основания в Моисеевом законе, но он был очень популярен в народе и совершался с большой торжественностью. Некоторые полагают, что он был введен древними хасидеями (предшественниками фарисеев), как попытка к замене кровавых жертв в храме бескровными. Этот именно обряд послужил поводом к возмущению народа против царя-первосвященника Александра-Янная (95 л. до Р. Хр.) и к кровавой расправе последнего с приверженцами фарисеев. Однажды Яннай исполнял в праздник Кущей обязанность первосвященника в храме. Поданную ему для возлияния воду в серебряной чаше он, как истый С., вместо того, чтобы возлить на алтарь, вылил на землю. Присутствовавший в храме народ был возмущен явным презрением царя-первосвященника к старинному обычаю и стал бросать в него райскими яблоками, которые евреи в этот праздник держат обыкновенно в руках во время молитвы. По приказу царя царская стража бросилась на безоружный народ; тысячи погибли от ее мечей, обагрив своею кровью святое место.

Вспыхнувшая вскоре поели этого шестилетняя междоусобная война между саддукеями и фарисеями стоила последним 50000 жертв, а оставшиеся в живых фарисеи должны были искать убежища в соседних странах, преимущественно в Египте. В уголовных процессах, по словам И. Флавия, С. отличались гораздо большей строгостью, чем фарисеи. И в этом отношении С. стояли на почве библейского закона, применяющего смертную казнь в самых широких размерах. Уголовное право фарисеев стремилось к полному упразднению смертной казни, если не de jure, то de facto, достигая этого с одной стороны своеобразными толкованиями текстов, с другой - предоставлением самых широких прав защите, в ущерб обвинению; С. отвергали и то, и другое, памятуя слова Моисея: "да не сжалится над ним око твое" и "да искоренится зло из среды твоей". Древний закон: "око за око, зуб за зуб" С. толковали, по словам одного источника, в буквальном смысле, в противоположность фарисеям, понимавшим его в смысле денежной пени. В том же источнике сообщается, что у С. был в употреблении особый кодекс о наказаниях, налагаемых за разные преступления, и что день отмены этого кодекса фарисеями объявлен был навсегда народным праздником. Есть основание думать, что кодекс этот касался тех преступлений против религиозных предписаний, за который Моисеев закон, не определяя формы наказания, угрожает вообще "истреблением из среды народа". Фарисеи понимали это "истребление" в смысле небесной кары (преждевременная смерть или смерть без потомства), С. - в смысле судебного наказания смертью или изгнанием. В согласии с изложенным стоят те факты, что первосвященник Каиафа, председательствовавший в синедрионе, которым был осужден Христос, принадлежал к секте С. (Деян. Ап. IV, 6 и V, 17), и что член синедриона, фарисей Гамалиил (бывший учитель апостола Павла), выступил защитником апост. Петра против своих саддукейских коллег, решивших предать его смертной казни.

По вопросам религиозной догматики источники указывают следующие три особенности саддукейского миросозерцания: признание абсолютной свободной воли человека, отрицание бессмертия души и воскресения мертвых и, наконец, отрицание ангелов и духов. В противоположность ессеям, ставившим поступки людей в полную зависимость от предопределения, а также фарисеям, предоставлявшим лишь ограниченную роль свободной воде человека, Саддукеи утверждали, что Бог не имеет никакого влияния на человеческие деяния - ни на злые, ни на добрые. Выбор между добром и злом предоставлен вполне свободной воле человека; каждый по собственному усмотрению переходит на ту или другую сторону. И в этом отношении С. стояли на древней библейской точке зрения, явно выраженной, между прочим, в следующем тексте: "Смотри, предлагаю тебе ныне жизнь и добро, и смерть, в зло... избери же жизнь, дабы жив был ты и потомство твое". Очень вероятно, что именно в признании С. абсолютной свободы воли человека и, следовательно, ответственности его за свои поступки, и кроется их чрезмерная строгость в уголовных процессах. Отрицание судьбы, в смысле фатальности человеческих поступков, вовсе не исключает, впрочем, возможность признания С. идеи о Божьем Промысле вообще - идеи, которая лежит в основе всего учения Моисея и пророков. По учению С., как оно передано Флавием, человек сам является ответственным за свое благополучие, равно как и за свое несчастье. Подобное мировоззрение свойственно, обыкновенно, людям богатым и властным, какими и были С. Об отрицании С. бессмертия души и всякого загробного воздаяния прямо говорит Флавий ("Иуд. война", II, 7, 4); об отрицании ими воскресения мертвых свидетельствуется во многих местах Нового Завета (Евангелие от Матфея, XXII, 20 и параллельные места, Деян. Ап. ХХIII, 8). И в этом отношении С. стояли на почве буквы библейского закона, который прямо на загробное возмездие нигде не ссылается, и вообще, вроде признания единства и бестелесности Бога, никакой догматики не касается. Нет, однако, сомнения, что идея о загробном существовании не чужда были древним евреям; об этом свидетельствует, между прочим, рассказ о вызывании Саулом тени пророка Самуила; о воскресении мертвых ясно говорится и у пророка Даниила (XII, 2). Все это говорит в пользу высказанного еще древнейшими отцами церкви мнения, что С., подобно отчасти самаритянам, признавали абсолютный религиозный авторитет лишь за книгами Моисея, не считая для себя обязательными книги пророков и др. Надо полагать, что С., как потомкам священнического рода, соперничавшего с потомками Давида за власть и влияние, не были по душе книги пророков, проникнутые мессианской идеей, с ее надеждами на спасение народа именно отпрыском из дома Давида.

Новейшими исследованиями проф. Хвольсона установлено, что за все время существования второго храма все первосвященники его которые, вопреки еврейской традиции, были вместе с тем и председателями Иерусалимского синедриона - принадлежали исключительно к саддукейской секте. Только за несколько лет до окончательного разгрома Иерусалима, в смутное время народного восстания, когда власть перешла в руки демократов фарисеев, саддукейские первосвященники уступили место фарисейским. В это же время издан был целый ряд законоположений, направленных к тому, чтобы ослабить по возможности суддукейскую секту. С падением Иерусалима и упразднением жертвоприношения С. разом потеряли как политическое свое могущество, так и духовное свое значение. Партия растворилась и исчезла с исторической арены. Одни из С. примкнули к фарисеизму, принявшему, под влиянием изменившихся политических условий, форму талмудического еврейства; другие, в виде разрозненных элементов, продолжали тайно исповедывать свое учение, не осмеливаясь открыто протестовать против усиливавшегося с каждым годом талмудизма. Лишь в VIII в. после Р. Хр. обломки саддукеизма возродились к новой жизни, образовав секту караимов, учение которых составляет своеобразную амальгаму из саддукеизма и фарисеизма.

Литература. Кроме соч., указанных у Е. Schurer, "Geschichte d. Judischen Volkes im Zeitalter Jesu Christi" (т. II, 1886), см. также Chwolson, "Das letzte Passamahl Christi" (1892); "О религиозных партиях евреев во время 2-го храма" ("Сборник ист. юрид. быта евр.", Киев, 1866); Л. Каценельсон, "С. и фарисеи" ("Восход", 1897-98).

Л. К.

Садовский Пров Михайлович

(собственно Ермилов) - знаменитый русский актер, род. в г. Ливнах 10 октября 1818 г., рано остался на попечении своих дядей по матери, Григория и Дмитрия Садовских, известных провинциальных актеров, фамилию которых и принял. Дебютировал четырнадцати лет в Туле, играл в разных провинциальных городах, в 1838 г. приехал в Москву и скоро был принят на сцену Императорских театров, с которой не сходил до самой смерти, в июле 1872 г. Известность его постепенно увеличивалась с 1853 г., когда он исполнил роль Русакова в ком. "Не в свои сани не садись". Островский вообще нашел в С. гениального исполнителя; в ролях Любима Торцева ("Бедность не порок", Подхалюзина ("Свои люди - сочтемся"), Беневоленского ("Бедная Невеста"), Тита Титыча ("Тяжелые дни") и др. он достиг высшего совершенства. Удивительно хорош был С. и в пьесах Гоголя (Осип и городничий в "Ревизоре", Подколесин в "Женитьбе", Замухрышкин в "Игроках"). Такого Расплюева, каким явился он в "Свадьбе Кречинского", никогда не видела потом русская сцена. Из иностранного классического репертуара ему всего больше удавался Мольер ("Жорж Данден", "Лекарь по неволе", "Мещанин во дворянстве" и др.). С. можно назвать представителем высокохудожественного реализма; смех, который он вызывал в зрителях своею читкою и мимикою, своим тончайшим оттенением не только существенных, но и второстепенных черт исполняемой роли, иногда даже одним своим появлением на сцене - был тот, если можно так выразиться, художественный смех, которым мы смеемся при чтении Гоголя, Островского, Мольера и в котором часто (как напр. при исполнении С. роли Любима Торцова) слышится истинный трагизм. - Хорошая статья о С. написана В. Родиславским ("Русский Вестник", 1872 г., кн. 7); много интересного о С. в воспоминаниях Д. А. Карабчевского, в ("Русс. Мысли" 1890-х гг.).

Садовский Михаил Провович

- известный артист моск. Малого театра, сын Прова Михайловича; род. в 1847 г. Талант и профессия отца, у которого часто бывали Островский, Писемский и др., рано определили его симпатии к литературе и театру. На сцене С. впервые выступил в 1867 г., в артистическом кружке; в 1869 г. дебютировал в Малом театре в ролях Подхалюзина ("Свои люди - сочтемся"), Андрея ("Тяжелые дни") и Васи ("Горячее сердце"). Область С. - русская бытовая комедия и, прежде всего, Островский. Недюжинное природное дарование, в связи с детально обдуманным и психологически правдивым исполнением, дает художественную цельность и поэтическую обаятельность создаваемым им типам и характерам. Лучшими ролями С. считаются: Андрей Белугин, Подхалюзин, Счастливцев, Мурзавецкий ("Водки и овцы"), Хлестаков. С. перевел много пьес ("Севильский цирюльник" Бомарше, "Эдип" Софокла, "Федра" Расина) и написал ряд оригинальных рассказов из мира актеров и мелкого люда, которые первоначально появлялись в "Артисте", а в 1899 г. вышли отдельным изданием.

Сайгак

(Antilope saiga, самец - сайгак или маргач, самка - сайга) из сем. Антилоп, предмет значительного промысла в Киргизских степях, преимущественно у Аральского моря. С. добываются, в наибольшем количестве, летом, в самый зной, когда они изнемогают в борьбе с мучащими их насекомыми - мошками, оводами и, особенно, личинками оводов, развивающимися у них под кожей; не находя себе покоя, С. приходят в исступление и либо, как бешеные, мечутся по степи, либо же, как шальные, стоят на одном месте и роют копытами ямы (кобла), при чем то ложатся в них, пряча нос под передние ноги, то вскакивают и на месте же барабанят ногами; в такие часы, когда С. "кобятся", они утрачивают обычную осторожность и охотники подкрадываются к ним на выстрел. Пасущихся С. охотникикиргизы нагоняют на своих товарищей, залегших с винтовками, преимущественно у водопоев, или на пучки заостренного камыша, вбитые в тропы, по которым С. спускаются к водопою, затем подкарауливают их на тропах, на переправах через реки, загоняют в ямы и на скользкий лед, на котором С. не могут бежать. Иногда затравливают С. каратетинскими борзыми собаками (тазы), отличающимися выдающеюся резвостью; на такую охоту охотники выезжают по двое, каждые с парою борзых на своре; заметив С., один из охотников заезжает вперед стада, а другой едет верст за 5-8; первый охотник пускает собак и гонит животных по направлению ко второму охотнику, который, выждав на себя С., пускает, в свою очередь, своих собак и те уже более легко настигают утомленных первою гоньбою животных. Изредка охотятся на С. с беркутом. Киргизы выслеживают иногда беременных самок и, после родов, ловят неокрепших еще детенышей; последние легко выкармливаются домашнею козою и ручнеют. Мясо С. составляет лакомое блюдо кочевника, рога являются пенным продуктом денежного обмена, а кожа - лучшим материалом для выделки дох (ергаков). Рога молодого С. совершенно желтые, с черными концами, гладкие, блестящие - ценятся на месте 4-5 руб. за пару; рога старого С. - серо-желтые, матовые, с продольными трещинами - 2 - 2 1/2 руб. за пару. Шерсть С. коротка и груба, идет на разные домашние изделия. Сайгачий промысел, еще недавно сильно упавший, в последнее время принимает все более широкие размеры, причем количество вывозимых рогов достигло за 1894 - 96 г. десятков тысяч. Главные трудности этого промысла заключаются в том, что он производится во время сильных жаров, вследствие чего промышленникам приходится возить с собою соль и кадки и на месте же охоты солить добытых животных. В Европ. России охота на С. воспрещается с 1 марта по 15 июля. См. "Промысловые охоты 1 киргизов" ("Охотн. Газета", 1897, ј 31); Н. Коратов, "О каратегинских борзых" (там же, ј 47); Я. Полферов, "Охота в Тургайской обл." (Оренбург, 1896); А. Силантьев, "Обзор промысловых охот в России" (СПб., 1898); И. Железнов, "Сайгачники" ("Отеч. Записки", 1857).

С. Б.

Сайгон

(Saigon) - главн. гор. франц. колонии Кохинхины в Индокитае, на судоходной р. С., в 60 км. от устья. Жителей (аннамиты, китайцы, малайцы, европейцы) около 80 тыс. Климат жаркий (средняя годовая температура 26? Ц.); город окружен тропической растительностью. Обсерватория, зоологический и ботанический сад, театр, цитадель. Железная дорога в Мито (77 км.). Одна из значительных торговых гаваней Восточной Азии. Главные предметы вывоза: рис (в 1896 г. ок. 70 милл., главн. образом в Китай, затем во Францию), рисовая мука, соленая рыба и морская соль (в Гонконг и Сингапур), хлопок, черный перец, каучук, кожи, земляной орех. Ввозятся хлопчатобумажные, шерстяные и шелковые ткани, джутовые мешки, металлы, орудия и машины, керосин, деревянные изделия. Портовые сооружения на берегах р. C.; два сухих дока, корабельная верфь. В 1896 г. вошли 483 судна, с 614802 per. тонн. Постоянное пароходное сообщение с Европой.

Саккос

- верхняя архиерейская одежда, заменяющая собою фелонь и имеющая одинаковое с нею духовное значение. По мнению одних, С. в древности был царскою одеждою, которая христианскими государями пожалована была константинопольским патриархам и сделалась их отличием. Эта одежда пользовалась таким уважением, что сами патриархи облачались в нее, по свидетельству Димитрия Хоматинского (XIII в.), только три раза в год: в Пасху, Рожд. Христово и Пятидесятницу. Не находится в противоречии с этим мнением другое, по которому наименование С. обозначает одежду грубую, рубище, вретище (еврейск. saccus - вретище, мешок). В христианской древности эта одежда была одеждою покаяния и кающихся: в нее же облачались и христианские государи, чтобы выразить свое смирение пред Царем царей. По тому же побуждению она была внесена и в число священных одежд. О существовании С. до времен Вальсамона мало известно. Со времен Вальсамона С. служит принадлежностью только одного патриарха. При Симеоне Солунском (XIV в.) С. был обыкновенным отличием высших иерархов от архиепископов и епископов. В русской церкви С. становится известным, как отличие митрополитов, с начала XV в., когда митрополит киевский Фотий (1409 - 31) привез его с собою из Греции. В период патриаршества С. принадлежал не одним патриархам, но и митрополитам и, в знак особенной чести, некоторым архиепископам. Патриарший С. отличался от митрополичьего нашивною епитрахилью (приперсником), усыпанною жемчугом, по примеру Ааронова нарамника. С 1702 т. Петр Великий жалует С. некоторых архиепископов и епископов, а с 1705 г. он делается общею одеждою всех епископов. В духовном смысле С. означает вретище и напоминает о той червленой ризе или хламиде, в которую облечен был Спаситель (Иоан. XIX, 2, 5); архиерей, облачаясь в С., обязан припоминать унижение и смирение Спасителя и не превозноситься высотою своего служения. Звонцы, привешиваемые к С., по подобию звонцов на одежде ветхозаветных первосвященников, означают благовестие слова Божия, исходящее из уст епископа. См. В. И. Долоцкий, "О священных одеждах" ("Христ. Чтение", 1848, ч. I); архим. Гавриил, "Руководство по литургике или наука о православном богослужении" (Тверь, 1886); П. Лебедев, "Наука о богослужении православной церкви" (М., 1890); Еп. Нестеровский, "Литургика или наука о богослужении православной церкви" (Курск, 1895).

Сакля

- название жилых домов у туземцев Кавказа - мингрельцев, имеретин и др. С. мингрельская - досчатый дом, иногда с черепичной крышей, разделенный на 2 или 3 небольших комнаты. У зажиточного мингрельца или имеретина обыкновенно две С.: одна парадная, чистая, для самого хозяина или для гостей, часто с досчатым полом, камином, балконом, тахтами по стенам; другая С. - простая, черная, покрытая копотью внутри, с земляным полом; здесь варится пища в котле над костром; в этой С. проводит большую часть дня семья хозяина. Как та, так и другая С. не отличаются прочностью: обыкновенно досчатые, они не держат тепла и в холодное время семья согревается у костра или камина.

Саксаул

(Haloxylon Ammodendron Bge) - древесная порода, чрезвычайно характерная для песков и солончаков Туркестанского края, от Зайсана до Персии. Встречается также и в Монголии. Ствол его, ветвистый и сильно искривленный, бывает обыкновенно 5-8, редко до 10 фт. вышины. Его сучья покрыты тонкими длинными зелеными веточками, заменяющими листья. Последние низведены до небольших чешуек, срастающихся во влагалища. Цветы мелкие, незаметные, сидят в пазухах этих чешуек; они состоят из пяти свободных листочков околоцветника, пяти тычинок и одного пестика с 2-5 рыльцами. В завязи одна семяпочка, которая развивается в семя с спиральнозавитым зародышем. С. образует большие заросли на песчаных пространствах Туркестана. Его древесина чрезвычайно твердая, но хрупкая, не годится на поделки, но дает очень хорошее топливо. Поэтому он играет. большую роль в жизни туземного населения. Кроме того он имеет большое значение для края, так как, вместе с немногими другими древесными породами, образует целые леса на песчаных холмах и таким путем скрепляет их. Усиленное истребление С. в последнее время (напр. в Закаспийской области при постройки железной дороги) вызвало сильное развитие сыпучих песков, надвигающихся и засыпающих культурные оазисы. С. растет весьма медленно и, будучи раз вырублен, возобновляется с большим трудом. В Афганистане, Персии, северной Африке и Испании есть другие виды С. (Haloxylon), но они не имеют большого значения.

С. К.

Саксон Грамматик

- датский летописец. О жизни его мы имеем самые скудные сведения; год рождения его - вероятно 1140. Он происходил из знатного рода, был священником в Роскильде и умер в 1206 г. Его "Historia Danica" является до сих пор главнейшим источником по средневековой истории Дании до XIII в. С. заслужил ею имя "отца датской историографии". Прекрасный, живой стиль и образный язык хроники издавна вызывали восторженные отзывы латинистов. 9 первых книг хроники обнимают период саг; для них автор воспользовался старинными сказаниями и песнями. Последние 7 книг обнимают время от Гарольда Блотанда до 1185 г. Здесь выдвигается горячий патриотизм автора, его увлечете всем высоким и благородным. Издана хроника С. в первый раз в Париже в 1614 г. Последнее издание сделано в 1886 г.

Г. Ф.

Салакушка

(Clupea harengus, var. membras L.) - самая распространенная в Балтийском море разновидность сельди; отличается своей небольшой величиной (от 6 до 9 дм.). Значительный лов С. производится в Ботническом и Финском заливах, преимущественно вдоль южного берега последнего и особенно при устье р. Нарвы; ловится она и под Кронштадтом, откуда зимою замороженная привозится в Петербург.

Саламандры

(Salamandra) - земноводные, принадлежащие к отряду хвостатых, подотряду саламандровых. Туловище их толстое, неуклюжее, с округленным хвостом и более или менее ясными поперечными складками; передние конечности имеют 4 пальца, задние 5. В коже находятся многочисленные железы: вдоль спины, по бокам тела и в особенности позади ушей (так назыв. околоушные железы). Выделения кожных желез, которые С. могут выпускать произвольно, имеют обыкновенно молочнобелый цвет и обладают ядовитыми свойствами, служа таким образом для животного средством защиты против врагов; но вместе с тем они предохраняют кожу от высыхания, что имеет большое значение при сильно развитом кожном дыхании у С. Опыты доказали ядовитость выделений кожных желез С. как при вспрыскивании в кровь, так и при введении в желудок различных животных. В прежнее время было распространено преувеличенное мнение о степени ядовитости С., а также известны различные поверья относительно способности С. тушить огонь и т. п. С. рождают живых детенышей. Наиболее распространенный вид - пятнистая или огненная С. (Salamandra maculosa), достигающая 18-23 стм. длины и отличающаяся яркими золотисто-желтыми пятнами на черном фоне, расположенными двумя продольными рядами вдоль всего тела; такие же пятна находятся на ногах и по бокам тела животного. Распространена почти по всей Европе, кроме севера (есть указания на нахождение ее в южной части Петербургской губ.), а также встречается в северной Африке и Малой Азии. Живет во влажных местах и питается слизняками, земляными червями, насекомыми, но может также нападать на мелких позвоночных животных. Откладывает в воду многочисленных личинок, снабженных наружными жабрами и гребневидным хвостом. Другой вид, живущий в Альпах и прилегающих к ним гористых местностях - альпийская С. (Salamandra atra), черного цвета без пятен. меньших размеров по сравнению с предыдущим видом (11-13 стм.), живет обыкновенно обществами под камнями и мхом и рождает всегда только по 2 развитых детеныша, не имеющих жабр.

М. Р.-К.

Салат

(Lactuca sativa L.) - однолетнее растение из сем. сложноцветных. Родина его неизвестна, но в настоящее время он повсеместно возделывается в огородах. Существует даже несколько разновидностей и пород С. Типичную форму представляет растение до одного метра высотою, с полным ветвистым стеблем и зубчатыми или изрезанными (струговидными) обратно яйцевидными горизонтальными, сидячими листьями; основание листьев сердцевидно-стреловидное; на нижней стороне по средней жилке листья усажены щетинками. Цветки желтые, все язычковые, собранные в цилиндрические головки, такие же, как и у дикого С.; головки собраны метелкою. Многие авторы принимают Lactuca sativa только за культурную разновидность Lactuca scariola. Разводимые разновидности С. распадаются на два ряда: 1) листовой С., у которого листья не образуют кочна, и 2) кочневой, а также римский С. или ромен-С.; у этих разновидностей листья образуют более или менее плотный кочан, а у римского С. очень рыхлый.

С. Р.

Салат дикий (Lactuca Scariola L.) - двулетнее растение из сем. сложноцветных, растущее по сорным местам, по дорогам, в полях во всей южной и средней России, а так же в Сибири, Крыму, на Кавказе. Стебель у этого растения ветвистый и довольно высокий, иногда до 11/4 м. высоты; в нижней части стебель бывает покрыт жесткими щетинками; татя же щетинки находятся на главной жилке листьев. Листья по своему положению весьма своеобразны, а именно тем, что пластинка их простирается не горизонтально, как у других растении, а отвесно, в особенности у экземпляров, растущих на солнечных местах; по положению листовой пластинки можно распознавать страны света, а потому растение это зачастую относится к компасным растениям. Листья сидячие, стеблеобъемлющие; пластинки у них выемчато-зубчатые, с обращенными назад долями; основание пластинки стреловидное. Самые верхние листья на стебле обыкновенно цельные, ланцетные. Цветки желтые, язычковые, собранные в цилиндрические головки средней величины (10-13 мм. длины) на ветвистом, метельчатом соцветии. Покрывало в головке состоит из нескольких черепитчатых листков, из которых внутренние значительно длиннее наружных. Цветоложе голое. Семянки буроватые, сверху остро-шиповатые, с беловатым длинным носиком, несущим летучку из белых, простых волосков. Цветет С. дикий летом, с июня до октября. Размножается семянками. В молодом состоянии С. дикий иногда употребляется в пищу, как настоящий С.

С. Р.

Салициловая кислота

(хим.) С2Н6О3 = С6Н4 (ОН). СО2Н - является представительницей ароматических оксикислот. С. кислота в виде соединений со спиртами (эфиров) часто встречается в растительном царстве; так ее эфиры находятся в цветах Spirea ulmaria, в эфирном масле Gaulteria procumbens и некотор. вересковых (Ericaecae). Открыта она была Пириа 1838 г. Этот химик, исследуя продукты распада салицина, глюкозида, находящегося в корнях и листьях Salix helix, выделил салициловый альдегид С6Н4 (ОН) СНО, который при сплавлении с едким кали, подобно всем альдегидам, распался на кислоту, которую он и назвал салициловой, и соответствующий спирт - салитенин. Через год после этого открытия Лёвиг и Видеман открыли С. кислоту в цветах Spirea ulmaria, а в 1843 г. Кагур доказал, что главная составная часть гаултерового масла есть С.-этиловый эфир С6Н4 (ОН). CO2C2H5. Исследования этих ученых касались гл. образом констатирования присутствия С. кисл. в тех или других продуктах растительного царства и они совершенно не касались строения С. кислоты, которую просто принимали за двухосновную кислоту и только благодаря трудам Gerhardt\'a (1853 г.) и Кольбе (1860 г.) возможно было установить рациональную формулу С. кислоты, которая теперь рассматривается как ортооксибензойная кислота, Кольбе же первый и синтезировал С. кисл., открыв при этом довольно общий способ получения ортооксикислот ароматического ряда. Этот ученый показал, что фенолаты натрия способны фиксировать при высокой темп. угольный ангидрид и превращаться при этом в натровые соли орто-оксикислот: 2C6H5ONa + CO2, =C6H4 (ONa) CO2Na + C6H25 (OH).

Замечательно, что эта реакция идет только с фенолатами натрия, другие же металлы дают в этом случае соли мета-оксикислот. Теперь этот способ получения С. кислоты приобрел громадное значение в технике и вся С. кислота готовится по нему и только сравнительно очень недавно в технику начал проникать способ получения С. - Р. Шмитта, который показал, что при большом давлении фенолат натрия соединяется с угольным ангидридом на холоду, давая фенолоуглекислый натр С6Н5О. СО2Nа, т. е. натровую соль кислого фенил-угольного эфира, которая, в свою очередь, под давлением и при 120-130?, нацело превращается в салициловонатриевую соль. Салициловая кислота кристаллизуется бесцветными иголками, сладковато-кислого вкуса. Она довольно трудно растворима в холодной воде в легко в горячей и спирте. Ее водные растворы с хлорным железом дают характерное, очень интенсивное фиолетовое окрашивание. Как оксикислота, она способна со спиртами давать два ряда эфиров, кислые и средние, напр. С6Н4 (ОН) СО2СН3 и С6Н4 (ОСН3) СО2СН3. Кроме того, средние эфиры при неполном обмыливании едким кали дают эфиро-кислоты, напр. С6Н4 (ОСН3) СО2СН3 + КНО = С6Н4 (ОСН3) СО2K + CH3OH. Из вышеприведенных производных имеют значение главным образом кислые эфиры, легко получаемые кипячением С. кислоты с соответствующим спиртом в присутствии серной кислоты или при пропускании через кипящую смесь С. кислоты со спиртом сухого хлористо-водородного газа. Кислый метильный эфир С6Н4 (ОН) СО2СН3 известен в продаже под названием гаултерового масла (Wintergrunol); это - жидкость удельн. веса 1,197, кипящая при 224?, обладает приятным запахом, несколько напоминающим гиацинты. При нагревании С. кислоты с фенолом и хлорокисью фосфора РОСl3 образуется кислый фенильный эфир С6Н4 (ОН) СО2С6Н5, известный под названием салола. Если вместо фенола взять тиофенол, то получается тиосалол С6Н4 (ОН) СО. S. С6Н5, - хорошее антисептическое средство. При нагревании одной С. кислоты или в присутствии водо-отнимающих средств образуются разнообразные продукты уплотнения ее и между прочим ксантон, хромогенное вещество многих желтых красок.

Д. А. Хардин.

С. кислота - врачебное применение. Белый, объемистый порошок или мельчайшие, блестящие, игольчатые кристаллы, без запаха, сладковато-кислого, раздражающего вкуса, растворяется в 500 чч. холодной и в 15 чч. горячей воды, в 2,5 ч. спирта, 2 ч. эфира, 80 ч. хлороформа, 60 ч. глицерина, 70 ч. жирного масла; плавится при 157?. С. кислота одно время добывалась из коры некоторых видов ивы (Salix - откуда в название этой кислоты).

Салицилокислый натрий - белый кристаллический порошок, растворяется в 0,9 част. воды, в 6 ч. алкоголя, содержит 14,38% натрия и 85,62% частей С. кислоты. С. кислота и ее натриевая соль нашли широкое применение во врачебной практике, начиная с конца 70-х годов, когда обращено было внимание на весьма успешное лечение этими препаратами острого суставного ревматизма. Благоприятные результаты при таком заболевании, против которого но было до того времени сколько-нибудь надежных средств, послужили толчком к введению в терапию целой серии новых препаратов, нашедших широкое практическое применение и немало способствовавших разъяснению некоторых весьма важных вопросов патологии, терапии и фармакологии. Так как острый суставной ревматизм вызывается болезнетворным микроорганизмом (хотя точно до сих пор не определенным) и характеризуется главным образом повышением температуры тела и ощущением боли в суставах, то С. кислота, устраняя такое заболевание, должна, следовательно, действовать на самую причину болезни, или же, кроме того, на явления, сопутствующие заболеванию, а именно парализовать болевую чувствительность и понизить повышенную температуру. В виду этого фармакологическое исследование имеет целью изучение антисептических, жаропонижающих и болеутоляющих свойств С. кислоты и вместе с тем ознакомление с другими сторонами действия этих препаратов.

Противобродильные и противогнилостные свойства. Минимальные количества С. кислоты останавливают брожение виноградного сахара, парализуя деятельность дрожжевого грибка. Раствор 1:1000 задерживает развитие плесени; раствор 1:3000 задерживает рост сибиреязвенных палочек; 1 часть С. кислоты на 1500 воды вызывает полную остановку в развили бацилл сибирской язвы. В 0,4% растворе предотвращается гнилостное разложение мяса. Не смотря, однако, на столь значительный антисептические свойства, С. кислота, как обеззараживающее вещество, имеет в медицине сравнительно малое применение, отчасти вследствие трудной растворимости, главным же образом, вследствие того, что она легко вступает в соединение с фосфорнокислыми и углекислыми солями, значительно теряя при этом свои дезинфицирующие свойства.

Влияние на температуру, С. кислота и ее натронная соль в терапевтических дозах не вызывает у здоровых людей понижения t? тела, у лиходящих же, в зависимости от формы заболевания - значительно понижает повышенную температуру. Понижете особенно резко выступает при остром суставном ревматизме. Падение температуры под влиянием этих средств зависит от увеличенной теплоотдачи, благодаря расширению сосудов и обильному потоотделению, но возможно, что такое действие отчасти обусловливается также уменьшением окислительных процессов в теле. Значительное понижение t? при остром суставном ревматизме не может быть объяснено исключительно процессами образования и потери тепла, так как такого понижения не наблюдается в других лихорадочных формах. Очевидно, что при острим ревматизме С. кислота устраняет самую причину, вызвавшую чрезмерное нагревание тел. Опыты на животных показывают, что С. кислота и ее натронная соль в умеренных дозах оказывают весьма слабое влияние на центральную нервную систему, равно также на периферические окончания чувствительных нервных волокон. Явления угнетения нервной системы наблюдаются только после применения токсических доз. Наблюдения над здоровыми людьми подтверждают экспериментальные исследования над животными. Но при остром суставном ревматизме С. кислота весьма резко уменьшает болезненность в суставах настолько, что больной, вынужденный соблюдать самый строгий покой из-за боязни сильной болезненности, после приема, С. кислоты может, без посторонней помощи, принять то или другое положение в постели. Применение С. кислоты послужило толчком ко введению во врачебную практику весьма важных жаропонижающих и болеутоляющих средств, благодаря которым современная терапия может во многих случаях обойтись без назначения различных отвлекающих средств, каковы банки, пиявки, горчичники, мушки, нарывные мази и др. С. кислота при внутреннем употреблении вызывает довольно сильное раздражение слизистых оболочек пищеварительного канала, поэтому ее обыкновенно заменяют более растворимой и менее раздражающей натронной солью. Ее назначают но 0,25-0,50-1,0 несколько раз в день в порошках или в растворе при суставном ревматизме, при серозном плеврите, против инфлюэнцы и гриппа, иногда при подагре и желчной колике. С. кислота применяется почти исключительно снаружи, в смеси с какимнибудь жиром или вазелином (1 ч. на 10 ч. жира), в виде мазей, напр. при мокнущей экземе; в смеси с 90% крахмала и 5% талька, как присыпка против потливости ног; для пропитывания перевязочных материалов (3-10% вата, марли или юта); в растворах (1:1000) для промываний ран, гнойных полостей. С. кислота и С. натрий, всасываясь со слизистых оболочек и поверхностей ран, нередко вызывали тяжелые побочные явления, всего чаще со стороны почек, через которые выводится большая часть введенных в организм С. препаратов. Поэтому при воспалительных явлениях в почках средства эти назначаются только в крайних случаях. При слабой деятельности сердца также необходимо быть осторожным, в особенности с назначением больших доз. Воспалительные явления среднего уха могут служить противопоказанием к назначению С. препаратов, так как последние, вызывая расширение сосудов, могут обусловить появление кровоизлияния в барабанной полости.

Д. Каменский.

Саллюстий

(вернее Саллустий, Gains Sallustius Crispus) - знаменитый римский историк, род. в 86 г. до P. Хр. в сабинском городе Амитерне; происходил из плебейской фамилии; провел в Риме свою очень разгульную молодость. В 59 г. С. получил звание квестора, а в 52 г. был народим трибуном и в этой должности выступил энергическим противником партии сената и злейшим врагом Милона (убийцы Клодия) и защитника его Цицерона. В 50 г. С. был изгнан цензором из сената за свою беспорядочную жизнь, вероятно - по проискам аристократической партии. В следующем году, при начале междоусобной войны, С. присоединился к Цезарю, получил место квестора и вновь сенаторское звание. Посланный в военную экспедицию в Иллирию, он потерпел поражение от помпеянцев; также неудачна была его миссия к взбунтовавшимся кампанским легионам. В 47 г. С. в качестве претора командовал флотом у берегов Африки и перехватывал у врагов Цезаря хлебные запасы, по окончании гражданской войны в 46 г. С. был назначен проконсулом в Нумидию, где составил себе всякими злоупотреблениями большое состояние; по возвращении в Рим был предан суду и избежал осуждения лишь благодаря заступничеству Цезаря. О богатстве С. свидетельствовал устроенный им в Риме роскошный парк (Horti Sallustiani) между Пинчио и Квириналом, бывший впоследствии любимым местопребыванием императоров Нерона, Веспасиана и Аврелиана.

После убийства Цезаря С. удалился в частную жизнь в посвятил себя исключительно литературной деятельности. Умер в 85 г. до Р. Хр. От него дошла до нас в целости два небольших историч. сочинения: "О заговоре Катилины" ("Calilina", "De coniuralione Catilinae", "Bellum Calillnarlum") и "О югуртинской войнй" ("Jugurtlia", "Bellum Jugurthinum"); от главнейшего же исторического труда С.: "Historiarum libri quinque", обнимавших описание 12 лет современных автору событий, от 78 до 66 г. до Р. Хр., осталось лишь несколько отрывков. Исторические сочинения С. носят совершенно иной характер, чем сочинения его современника Цезаря. С. стремится главным образом не к передаче фактов и событий в возможно полном и точном виде, а к изложению нравственного смысла событий и к поучению современников и потомства на основании уроков истории: он хочет, чтобы его рассказ произвел известное впечатление на читателя, и, сообразно с этой задачей, обращает особенное внимание на изображение характеров действующих лиц, побуждений, по которым они действуют, и нравственного состояния общества. Этот способ исторического повествования введен в римскую литературу впервые С.; затем он встречается у Ливия и особенно у Тацита. Вводя в историю психологический анализ и элемент поучения, С. указывает также на причины, которые произвели события, и на последствия, которые от них произошли; моралистическая точка зрения на предмет стоит у него в теснейшей связи с прагматическим методом повествования. Идею исторического прагматизма С. почерпнул из сочинений Фукидида, а моралистическая точка зрения, которою проникнуты все его сочинения, принадлежит ему самому.

Первое сочинение С.: "Катилина", написанное около 44-43 гг., в историческом отношении далеко не безупречно: не смотря на изобилие материалов, которые могли быть у автора, его повествование весьма неполно и дает меньше сведений, чем напр. сочинение Цицерона, Плутарха и Дионисия. Кроме того, книга С. страдает отсутствием беспристрастия: так напр., он умалчивает о многих действиях Цицирона, из видимого нерасположения к нему, и, напротив, не скрывает своих симпатий к Цезарю, о котором говорит с особенной любовью. Замечательно что сочинение С. литературными достоинствами и в особенности искусством, какое обнаружил С. в уменье переплетать исторические события с нравственными рассуждениями и психологическими картинами. Другое сочинение С.: "Югурта", написанное, вероятно, около 41 г., стоит гораздо выше и по тщательному собиранию материала, и по исторической точки зрения на дело, и по верности изображения характеров, и по отделке сочинения в частях и в целом. Историческое беспристрастие автору удалось сохранить, хотя и заметно, что это сочинение писал человек партии, отъявленный демократ и непримиримый враг олигархии: он показывает, как выродилась ко времени Мария римская аристократия, которую можно было без особенного труда подкупить всякому интригану и которая ради личных выгод жертвовала интересами и честью государства (известны слова Югурты: "Продажный город, который тотчас погибнет, как только найдет покупателя! "). С особенным сочувствием С. относится к энергическому представителю римской демократии, Марию. В этом сочинении исторический талант писателя высказался в полном блеске и в искусстве рассказа; в уменье представить в речах, влагаемых в уста действующих лиц, общую картину политического положения и настроения массы в данную минуту. После этого сочинения были написаны дошедшие до нас в отрывках "Истории", в 5 книгах. Кроме исторических сочинений, с именем С. дошли до нас два письма его к Цезарю ("Duae epistolae ad Caesarem senem de republica") и "Декламация против Цицерона" ("Declamatio in Ciceronem"); но в настоящее время эти сочинения признаются риторическими упражнениями последующего времени. Несмотря на значение трудов С., он не находил единодушного признания в римской литературе. Против него высказывались самые резкие суждения, вследствие разлада между его прошлой небезупречной жизнью и нравственными размышлениями в его сочинениях; ему приписывались самые омерзительные пороки (напр. грамматиком Ленеем, а также в пасквильной речи "Declamatio in Sallustium"); его же, за несоответствие морали с жизнью, упрекают отцы церкви, как Лактанций, и позднейшие римские писатели, как Макробий и Симмах. Кроме того, Саллюстий подвергался нападкам за риторически колорит повествования, за употребление древних слов, затемняющих смысл, за темноту языка, происходящую от сжатости (obscura brevitas). Не смотря на эти неблагоприятные отзывы, С. пользовался во время империи большой популярностью и имел репутацию лучшего римского историка: его изучали в риторских школах и особенно любили грамматики за его архаизмы; даже сжатость его языка, Sallusliana brevitas, восхвалялась Квинтилианом.

При Адриане сочинения С. были переведены на греческий язык ритором Зиновием. И в средние века моралистическое направление сочинений С. приобретает ему многочисленных почитателей, о чем свидетельствует и множество дошедших до нас списков "Катилины" и "Югурты". Лучшие из дошедших до нас списков сочинение С. - два парижских и базельский - все три Х-го стол. Важнейшие из старинных изданий С.: первое издание в Венеции 1470 г., вышедшее в том же году издание в Риме, первое парижское издание 1509 г., издание Карриона в Антверпене 1573 г., издание Корте в Лейпциге 1724 г. Более новые издания: Gerlach (Базель, 1833 - 1831 и 1852), Kritz (Лпц., 1828, 1853), Dietsch (Бррл., 1859), Jacobs-Wirz (10 изд., Берл., 1894), Jordan (3 изд., 1887). Maurenbrecher издал все отрывки "Истории" С. (Лиц., 1893). Ср. Ch. de Brosses "Vie de Salluste" (в 3-м т. его "Hlstoire de la repubilque Romaine dans le cours du Vllе siecle par Salluste, Дижон, 1777); Vogel, "De C. Sallustii Crinpl vita, moribus ac scriplis" (Майнц, 1857); Gerbach, "Ueber den Geschichtsschreiber C. Salliistius Сrispus" (Базель, 1831); Dreis, "Ueber Sallust als Geschichtsschreiber" (Итцегое, 1845); Touffel, "Ueber S. und Tacitus" (Тюбинг., 1868); ст. Новоселова в "Журн. Мин. Нар. Просв." (1862, авг. и сент.); ст. Бабста в "Пропилеях" (I, стр. 223); Nisard, "L\'historien Salluste" (Пар., 1879). На немецкий яз. соч. С. переводили Cless (3 изд., Берл., 1882) и Holzer (Штутг., 1868), на русский - В. Рудаков (СПб., 1892 - 93).

Салон

(франц. salon, от итальянск. salone - большая зала) - комната, служащая для приема гостей. В истории парижского общества, начиная с XVII в., С. играют немаловажную роль. Название С. присвоено устраиваемым в Париже большим ежегодным выставкам новейших произведений искусства, вследствие того, что эти выставки первоначально (в XVII и XVIII стол.) происходили в большой зале Луврского дворца.

Салоны

- во Франции играли в прежнее время видную роль в истории литературы и политики. Это - кружки, группировавшиеся вокруг какой-либо выдающейся женщины, царицы салона, блестевшей остроумием, талантливостью или красотою. В С. собирались выдающиеся представители науки, искусства и политики, и вели, в изящной форме, беседы по вопросам политики и литературы. До известной степени, таким образом, С. заменяли нынешнюю печать в выражении общественного мнения. Здесь зарождались веяния и требования, вырабатывавшиеся потом в целые системы и налагавшие свой отпечаток на литературу и общество. Явление, подобное франц. С., можно видеть в истории Афин, где у некоторых гетер собирались выдающиеся современники: такова была в особенности Аспазия, у которой сходились Перикл, Сократ, Алкивиад и др. и обсуждались различные вопросы философии и политики; она давала уроки риторики. И в византийской истории встречаются подобные собрания поэтов, музыкантов и др. артистов. Образование французских С. относится к XVI и особенно к началу XVII в., когда женщина в высшем обществе Франции делается предметом особого культа и около ее образуется круг поклонников. Первые С. посипи исключительно литературный характер. Маргарита шотландская и Маргарита наваррская в XVI в. были из числа первых женщин, дом которых служил сборным местом для поэтов и ученых. Одним из первых и наиболее блестящим в XVII в. был С. Рамбулье, сделавшийся сборным пунктом всех хорошо воспитанных, остроумных людей. Его душою была хозяйка, маркиза Рамбулье; в ее отеле собирались Корнель, Ротру, Скюдери, Малерб и др.; этот С. оказал благотворное влияние на развитие франц. литературы. К началу XVII в. относится также С. г-жи Поле, пользовавшийся в Париже большой известностью и посещавшийся королем Генрихом IV. Из великосветских С. того века блистал еще С. г-жи Бурдоне, в Пале-Рояле. К С., в которые был открыт доступ и буржуазии, относится С. m-lle де Скюдери, у которой собирались Шапелен, Саразен, г-жи де Севинье, Скаррон, читались стихи и др. литературные произведения, обсуждались события дня и т. п.

Размножившиеся при Людовике XIV С., большая часть которых отличалась вычурным тоном, жеманством и пустозвонством, осмеяны Мольером в комедии "Precieuses ridicules". Последние годы царствования Людовика XIV не благоприятствовали развитию общественной жизни, но при регентстве С. вновь появились, более блестящие, чем когда-либо. В XVIII в. сюда начинают проникать новые идеи, и С. получают политическое значение. В отеле Сюлли появлялся Вольтер; в отеле Виллар собиралась вся знать; С. супруги маршала Бово, известный независимым образом мыслей, поддерживал находившегося в опале Шуазеля, а впоследствии Неккера; С. супруги маршала д\'Анвиль был одним из первых, где свободно разбирались философские вопросы; хозяйка его была предана идеям Тюрго и покровительствовала Вольтеру. В С. герцогини Эгильон находили убежище преследуемые философы; им же оказывал покровительство С. г-жи Гудето. С. в Тампле, хозяйкой которого была г-жа де Буффлер, любовница принца Конти, отличался богатством своих приемов. С. г-жи Граммон, сестры Шуазеля, является первым истинно политическим С.: он представлял собою род тайного комитета, куда каждый являлся с отчетом и где велись рассуждения о государственных делах. Некоторую политическую роль играл и С. г-жи Рошфор. Финансовая знать собиралась в С. Самюэля Бернара, Ло, Пленеф, Трюден, Ла-Попелиньер. Чисто литературный характер имели С. д\'Эпине, Дюдеффан, Леспинасс; здесь вокруг блестящих хозяек собирались философы и вообще остроумные люди; эти С. имели такое же влияние на литературу, как С. г-жи Рамбулье. К началу революции С. представляли собою уже как бы переход к революционным клубам; таковы были в 1789 г. С. Неккер, где собирались Сиейс, Кондорсе, Талейран, аббат Делиль и др. и блистала дочь хозяев, впоследствии г-жа де Сталь; С. Богарне, Жанлис, Гельвециус, в котором бывали Вольней, Сиейс, Бергасс, Манюель, Кабанис; С. г-жи Панкук, где собирались Мармонтель, Соден, Лагарп, Фонтан, а также Баррер, приносивший с собою революционный элемент, которого в то время по мог избежать ни один С.; С. Жюли Тальма, супруги знаменитого актера, откуда впоследствии Наполеон направлял переворот 18 брюмера; С. г-жи Кондорсе, бывший как бы центром всей мыслящей Европы; здесь считали долгом бывать все выдающиеся ученые иностранцы.

После 1790 г. С. сменились клубами; первые, как собранья людей небольшого круга светского общества, оказывались недостаточными для потребностей времени. Последним С., уже исключительно политическим, является С. г-жи Ролан, который был блестящим очагом революции; у ее бывал сначала Робеспьер, затем ее дом сделался центром партии жирондистов. После переворота 9 термидора вновь появились С.; наиболее блестящим из них был С. г-жи де Сталь, во время террора принимавшая гостей в замке Коппе, близ Женевы; теперь у нее собирались все выдающиеся деятели эпохи директорш - Бенжамен Констан, Талейран, Карно, Бонапарт, Барбе-Марбуа, Буасси д\'Англа, г-жи Крюденер, Рекамье. При первом консуле С. г-жи де Сталь делается очагом оппозиции, хотя там появлялись и приверженцы правительства, братья консула, министры и т. д. Изгнанная во время империи из Франции, г-жа Сталь вернулась в Париж в 1814 г. и восстановила свой С., где бывали Бенжамен Констан, аббат Прадт, Лафайет, Фуше, Веллингтон. Блестящий С. г-жи Таллиен во время директории несколько напоминал времена регентства; в С. Сюар собирались ученые и светские люди. При Наполеоне I, когда политическая свобода во Франции была сильно стеснена, С. потеряли свое прежнее значение; единственной приманкой в С. является женская красота. Прежний блестящий С. возрождается в эпоху реставрации и вновь начинает играть выдающуюся роль. С. г-жи Лебрен являлся местом собрания старых легитимистов; у барона Жерара собирались главным образом писатели, артисты, художники и др. Блестящий С. г-жи Ансело являлся в конце эпохи реставрации как бы путем в академию; там собирались литературные и другие знаменитости, как Викт. Гюго, Альф. де-Виньи, Эмиль Дешан, Шатобриан, Консидеран, кн. Чарторыйский, кн. Полиньяк. С. Шарля Нодье объединял собою главным образом писателей новой школы - Виктора Гюго, Мюссе, Алекс. Дюма, Дешана и др. С. Виктора Гюго, бывший вначале чисто литературным, с 1848 г. обратился в политический и просуществовал до декабрьского переворота 1851 г. С. красавицы г-жи Рекамье посещали ее многочисленные поклонники: Шатобриан, Балланш, Ампер, герц. Ноайль, Паскье, Монталамбер, Фаллу и др. В С. герцогини Абрантес собиралось небольшое общество представителей бонапартистской знати и современной литературы, напр. Люсьен Бонапарт, Бальзак; это был С. артистический по преимуществу, славившийся своею роскошью и празднествами, которые совершенно разорили хозяйку. Между С. последних лет июльской монархии выдавались С. г-жи де-Кюстин, с особым оттенком легитимистского романтизма, и С. г-жи Жирарден, посещавшийся Викт. Гюго, Готье, Мери, Гозланом и др. Во время второй республики С. имели исключительно политический характер; таков был С. депутата Флавиньи, где, кроме депутатов, собирались и иностранные дипломаты. После переворота 2 декабря появились официальные С., напр. С. государственного министра (при Фульде). С. президента законодательного корпуса, блиставший при герцоге Морни. Исключительно аристократический характер имел С. г-жи Меттерних, жены австрийского посла. С. г-жи Свечиной был сборным местом легитимистов и клерикалов. В настоящее время значение парижских С. исчезло, как и влияние их на литературу и политику. В истории русского общества также можно указать женщин, вокруг которых группировались литературные и общественные деятели. Таковы, напр., С. Д. Пономарева, А. П. Елагина, баронесса Э. Ф. Раден. Крупное политическое значение имел С. вел. княг. Елены Павловны.

Салоники

(в старину также Солунь, греч. Qessalonikh - Thessaloniki, турецк. Selanik, итал. Salonicchi, у болгар, и проч. южн. славян Солунь и Солун) - гл. г. Салоникского вилайета (в Турции), обнимающего собою части древних Македонии и Фракии; лежит в глубине большого Солуньского или Термейского залива, составляющего часть Эгейского моря, на склоне горы Кисса или Kopтиаша (1200 м.), при устье р. Вардара. С моря С., с многочисленными церквами и мечетями, имеет весьма живописный вид, но улицы города узки и грязны. Наибольшею чистотою отличаются европейский (или франкский) квартал и форштадт Каламария. Бывший акрополь, позднее семибашенный замок, представляет теперь жалкие развалины цитадели венецианских времен. Из числа мечетей некоторые прежде были христианскими церквами, напр. св. София, св. Димитрий, "ротунда" св. Георгия, с византийскими мозаиками. Много греческ. элементарных школ, греческая и болгарская гимназии, девичье училище, учительская семинария, еврейское главное училище. Много памятников древности: внутри цитадели развалины триумфальной арки Марка Аврелия; пропилей гипиодрома величественная коринфская колоннада; мечеть Эски-Джаму была прежде храмом Термейской Венеры; Вардарския ворота - триумфальная арка Октавиана Августа в память победы при Филиппах; покрытая мрамором триумфальная арка Константина Вел.; множество колонн, статуй, надписей и т. п. Жит. свыше 120000, в том числе не менее половины евреев, потомков переселившихся в XVI в. из Испании (Sephardim), 25000 турок, 14000 греков, 10000 славян, 3300 "франков". 2 бумагопрядильни, 7 паровых мельниц, 1 спиртовой завод, 5 мыловаренных заводов, 1 кожевенный завод. После Константинополя С. - важнейший в торговом отношении город европ. Турции. Его гавань безопасна, удобна и вместительна; он служит складочным пунктом для товаров Македонии, которые приходят сюда по судоходному Вардару, караванами и по железной дороге. С. соединен жел. дор. с сербскою сетью (Ниш-Белград), а через нее - и с австровенгерскою. Главнейшие предметы вывоза: хлеб (в Англию, Францию, Италию и др.), табак (наполовину в Австрию), хлопчатая бумага, лес строительный и для топлива, опиум, слива, кожи, шелк-сырец (в Милан и Бруссу). Ввозятся сахар, кофе, рис, соль, керосин, каменный уголь, в особенности же хлопчатобумажные и металлические товары из Англии, шерстяные и деревянные изделия из Австро-Венгрии, кожи из Франции и Греции, растительное масло, алкоголь, мыло.

Движение судов в Салоникском рейде в 1894 г.: вошло 733 коммерческих парохода, с грузом в 686060 тонн, и 3448 парусных судов, с 80599 тонн груза; вышло 758 пароходов, с 681864 тонн груза, и 3444 парусных судна, с 80988 тонн груза. Первое место занимают флаги английский и французский, затем австро-венгерский, итальянский, турецкий и греческий. Правильные рейсы австро-венгерского ллойда, Messageries Maritimes и др. Фрахтовые суда - преимущественно английские. Местопребывание ген. губернатора (вали), православного митрополита, иудейского великого хакама и многочисленных консулов иностранных наций. Банк, турецкая и австрийская торговые каморы. С. - в древности Фессалоники - основаны ок. 315 г. до Р. Хр. Кассандром, на месте еще более древних Ферм. Город был сильно укреплен и скоро сделался главною гаванью Македонии, а также главным охранным пунктом на Via Egnatia военной дороге, которая во времена римского владычества вела из Диррахия в Византию. В С. проповедовал христианство апостол Павел и основал общину, для которой им были написаны два послания ("Послания к Солунянам"). По своим торговым оборотам и богатству был одним из самых важных городов византийской империи. Феодосий Вел. казнил 7000 солунских граждан, участвовавших в восстании, за что императору пришлось подвергнуться церковному покаянию. Готы тщетно осаждали С., славяне (в VII стол.) несколько раз пытались взять его; в 904 г. им овладели сарацины и 22000 жит. продали в рабство; в 1185 г. город взята и разграблен норманнами; по взятии Константинополя латинянами он подпадает под власть маркграфа Бонифация Монферратского, который здесь основывает королевство; в 1222 г. город переходит к деспотам эпирским, в 1246 г. к Византии, в 1423 г. - к венецианцам; в марте 1430 г. завоеван турками. С. считается местом рождения первоучителей славянских св. Кирилла и Мелодия. Ср. Rohnstock, "Saloniki und sein Нinterland" (Константинополь, 1887); Eras, "Unser Handel mit den Btalkanlandern etc. mit besonderer Berucksichtigung der Hafenstadt "Saloniki" (Лпц., 1891).

Салтыков Михаил Евграфович

- знаменитый русский писатель. Родился 15 января 1826 г. в старой дворянской семье, в имении родителей, селе Спас-Угол, Калязинского уезда Тверской губернии. Хотя в примечании к "Пошехонской старине" С. и просил не смешивать его с личностью Никанора Затрапезного, от имени которого ведется рассказ, но полнейшее сходство многого, сообщаемого о Затрапезном, с несомненными фактами жизни С. позволяет предполагать, что "Пошехонская старина" имеет отчасти автобиографический характер. Первым учителем С. был крепостной человек его родителей, живописец Павел; потом с ним занимались старшая его сестра, священник соседнего села, гувернантка и студент московской духовной академии. Десяти лет от роду он поступил в московский дворянский институт (нечто в роде гимназии, с пансионом), а два года спустя был переведен, как один из отличнейших учеников, казеннокоштным воспитанником в Царскосельский (позже - Александровский) лицей. В 1844 г. окончил курс по второму разряду (т. е. с чином X-го класса), семнадцатым из двадцати двух учеников, потому что поведение его аттестовалось не более как "довольно хорошим": к обычным школьным проступкам ("грубость", куренье, небрежность в одежде) у него присоединялось писание стихов "неодобрительного" содержания. В лицее, под влиянием свежих еще тогда пушкинских преданий, каждый курс имел своего поэта; в XIII-м курсе эту роль играл С. Несколько его стихотворений было помещено в "Библиотеке для Чтения" 1841 и 1842 гг., когда он был еще лицеистом; другие, напечатанные в "Современнике" (ред. Плетнева) 1844 и 1845 гг., написаны им также еще в лицее (все эти стихотворения перепечатаны в "Материалах для биографии М. Е. Салтыкова", приложенных к полному собранию его сочинений). Ни одно из стихотворений С. (отчасти переводных, отчасти оригинальных) не носит на себе следов таланта; позднейшие по времени даже уступают более ранним.

С. скоро понял что у него нет призваны к поэзии, перестал писать стихи и не любил, когда ему о них напоминали. И в этих ученических упражнениях, однако, чувствуется искреннее настроение, большей частью грустное, меланхолическое (у тогдашних знакомых С. слыл под именем "мрачного лицеиста"). В августе 1844 г. С. был зачислен на службу в канцелярию военного министра и только через два года получил там первое штатное место - помощника секретаря. Литература уже тогда занимала его гораздо больше, чем служба: он не только много читал, увлекаясь в особенности Ж. Зандом и французскими социалистами (блестящая картина этого увлечения нарисована им, тридцать лет спустя, в четвертой главе сборника: "За рубежом"), но и писал сначала небольшие библиографические заметки (в "Отечественных Записках" 1847 г.), а потом повести: "Противоречия" (там же, ноябрь 1847) и "Запутанное дело" (март 1848). Уже в библиографических заметках, не смотря на маловажность книг, по поводу которых они написаны, проглядывает образ мыслей автора - его отвращение к рутине, к прописной морали, к крепостному праву; местами попадаются и блестки насмешливого юмора. В первой повести С., которую он никогда впоследствии не перепечатывал, звучит, сдавленно и глухо, та самая тема, на которую были написаны ранние романы Ж. Занда: признание прав жизни и страсти. Герой повести, Нагибин - человек обессиленный тепличным воспитанием и беззащитный против влияний среды, против "мелочей жизни". Страх перед этими мелочами и тогда, и позже (см. напр. "Дорога", в "Губернских Очерках") был знаком, по-видимому, и самому С. - но у него это был тот страх, который служит источником борьбы, а не уныния. В Нагибине отразился, таким образом, только один небольшой уголок внутренней жизни автора. Другое действующее лицо романа-"женщина-кулак", Крошина - напоминает Анну Павловну Затрапезную из "Пошехонской старины", т. е. навеяно, вероятно, семейными воспоминаниями С. Гораздо крупнее "Запутанное дело" (перепеч. в "Невинных рассказах"), написанное под сильным влиянием "Шинели", может быть и "Бедных людей", но заключающее в себе несколько замечательных страниц (напр. изображение пирамиды из человеческий тел, которая снится Мичулину). "Россия" - так размышляет герой повести - "государство обширное, обильное и богатое; да человек-то глуп, мрет себе с голоду в обильном государстве". "Жизнь-лотерея", подсказывает ему привычный взгляд, завещанный ему отцом; "оно так, - отвечает какой-то недоброжелательный голос, - но почему же она лотерея, почему ж бы не быть ей просто жизнью"? Несколькими месяцами раньше такие рассуждения остались бы, может быть, незамеченными - но "Запутанное дело") появилось в свет как раз тогда, когда февральская революция во Франции отразилась в России учреждением негласного комитета, облеченного особыми полномочиями для обуздания печати. 28-го апреля, 1848 г. С. был выслан в Вятку и 3-го июля определен канцелярским чиновником при вятском губернском правлении. В ноябре того же года он был назначен старшим чиновником особых поручений при вятском губернаторе, затем два раза исправлял должность правителя губернаторской канцелярии, а с августа 1850 г. был советником губернского правления.

О службе его в Вятке сохранилось мало сведений, но, судя по записке о земельных беспорядках в Слободском уезде, найденной, после смерти С., в его бумагах и подробно изложенной в "Материалах" для его биографии он горячо принимал к сердцу свои обязанности, когда они приводили его в непосредственное соприкосновение с народной массой и давали ему возможность быть ей полезным. Провинциальную жизнь, в самых темных ее сторонах, в то время легко ускользавших от взора, С. узнал как нельзя лучше, благодаря командировкам и следствиям, которые на него возлагались - и богатый запас сделанных им наблюдений нашел себе место в "Губернских Очерках". Тяжелую скуку умственного одиночества он разгонял внеслужебными занятиями: сохранились отрывки его переводов из Токвиля, Вивьена, Шерюеля и заметки, написанные им по поводу известной книги Беккарии. Для сестер Болтиных, из которых одна в 1856 г. стала его женою, он составил "Краткую историю России". В ноябре 1855 г. ему разрешено было, наконец, совершенно оставить Вятку (откуда он до тех пор только один раз выезжал к себе в тверскую деревню); в феврале 1856 г. он был причислен к министерству внутренних дел, в июне того же года назначен чиновником особых поручений при министре и в августе командирован в губернии Тверскую и Владимирскую для обозрения делопроизводства губернских комитетов ополчения (созванного, по случаю восточной войны, в 1855 г.). В его бумагах нашелся черновик записки, составленной им при исполнении этого поручения. Она удостоверяет, что так называемые дворянские губернии предстали перед С. не в лучшем виде, чем недворянская, Вятская; злоупотреблений при снаряжении ополчения им было обнаружено множество. Несколько позже им была составлена записка об устройстве градских и земских полиций, проникнутая мало еще распространенной тогда идеей децентрализации и весьма смело подчеркивавшая недостатки действовавших порядков.

Вслед за возвращением С. из ссылки. возобновилась, с большим блеском, его литературная деятельность. Имя надворного советника Щедрина, которым были подписаны появлявшиеся в "Русском Вестнике", с 1856 г., "Губернские Очерки", сразу сделалось одним из самых любимых и популярных. Собранные в одно целое, "Губернские Очерки" в 1857 г. выдержали два издания (впоследствии - еще два, в 1864 и 1882 гг.). Они положили начало целой литературе, получившей название "обличительной", но сами принадлежали к ней только отчасти. Внешняя сторона мира кляуз, взяток, всяческих злоупотреблений наполняет всецело лишь никоторые из очерков; на первый план выдвигается психология чиновничьего быта, выступают такие крупные фигуры, как Порфирий Петрович, как "озорник", первообраз "помпадуров", или "надорванный", первообраз "ташкентцев", как Перегоренский, с неукротимым ябедничеством которого должно считаться даже административное полновластие. Юмор, как и у Гоголя, чередуется в "Губернских Очерках" с лиризмом; такие страницы, как обращение к провинции (в "Скуке"), производят до сих пор глубокое впечатление. Чем были "Губернские Очерки" для русского общества, только что пробудившегося к новой жизни и с радостным удивлением следившего за первыми проблесками свободного слова - это легко себе представить. Обстоятельствами тогдашнего времени объясняется и то, что автор "Губернских Очерков" мог не только оставаться на службе, но и получать более ответственные должности. В марте 1858 г. С. был назначен рязанским вицегубернатором, в апреле 1860г. переведен на ту же должность в Тверь. Пишет он в это время очень много, сначала в разных журналах (кроме "Русского Вестника" - в "Атенее", "Современнике", "Библиотеке для Чтения", "Московском Вестнике"), но с 1860 г. - почти исключительно в "Современнике" ( В 1861 г. С. поместил несколько небольших статей в "Московских Ведомостях" (ред. В. Ф. Корша), в 1882 г. - несколько сцен и рассказов в журнале "Время"). Из написанного им между 1858 и 1862 гг. составились два сборника-"Невинные рассказы" и "Сатиры в прозе"; и тот, и другой изданы отдельно три раза (1863, 1881, 1885). В картинах провинциальной жизни, которые С. теперь рисует, Крутогорск (т. е. Вятка) скоро уступает Глупову, представляющему собою не какой-нибудь определенный, а типичный русский город - тот город, "историю" которого, понимаемого в еще более широком смысле, несколькими годами позже написал С. Мы видим здесь как последние вспышки отживающего крепостного строя ("Госпожа Падейкова", "Наш дружеский хлам", "Наш губернский день"), так и очерки так называемого "возрождения", в Глупове не идущего дальше попыток сохранить, в новых формах, старое содержание. Староглуповец "представлялся милым уже потому, что был не ужасно, а смешно отвратителен; новоглуповец продолжает быть отвратительным - и в тоже время утратил способность быть милым" ("Наши глуповские дела"). В настоящем и будущем Глупова усматривается один "конфуз": "идти вперед трудно, идти назад - невозможно". Только в самом конце этюдов о Глупове проглядывает нечто похожее на луч надежды: С. выражает уверенность, что "новоглуповец будет последним из глуповцев".

В феврале 1862 г. С. в первый раз вышел в отставку. Он хотел поселиться в Москве и основать там двухнедельный журнал; когда ему это не удалось, он переехал в Петербург и с начала 1863 г. сталь, фактически, одним из редакторов "Современника". В продолжении двух лет он помещает в нем беллетристические произведения, общественные и театральный хроники, московские письма, рецензии на книги, полемические заметки, публицистические статьи. Все это, за исключением немногих сцен и рассказов, вошедших в состав отдельных изданий ("Невинные рассказы", "Признаки времени", "Помпадуры и Помпадурши"), остается до сих пор не перепечатанным, хотя заключает в себе много интересного и важного (Обзор содержания статей, помещенных С. в "Современнике" 1863 и 1864 гг., см. в книг А. Н. Пыпина: "М. Е. Салтыков" (СПб., 1879). Есть основание надеяться, что эти статьи - или большая их часть - войдут в состав следующего издания сочинений С.). К этому же, приблизительно, времени относятся замечания С. на проект устава о книгопечатании, составленный комиссией под председательством кн. Д. А. Оболенского (см. "Материалы для биографии М. Е. Салтыкова"). Главный недостаток проекта С. видит в том, что он ограничивается заменой одной формы произвола, беспорядочной и хаотической, другой, систематизированной и формально узаконенной. Весьма вероятно, что стеснения, которые "Современник" на каждом шагу встречал со стороны цензуры, в связи с отсутствием надежды на скорую перемену к лучшему, побудили С. опять вступить на службу, но по другому ведомству, менее прикосновенному к злобе дня. В ноябре 1864 г. он был назначен управляющим пензенской казенной палатой, два года спустя переведен на ту же должность в Тулу, а в октябре 1867 г. - в Рязань. Эти годы были временем его наименьшей литературной деятельности: в продолжение трех лет (1865, 1866, 1867) в печати появилась только одна его статья "Завещание моим детям" ("Современник", 1866, ј 1; перепеч. в "Признаках времени"). Тяга его к литературе оставалась, однако, прежняя: как только "Отечественные Записки" перешли (с 1 января 1868 г.) под редакцию Некрасова, С. сделался одним из самых усердных их сотрудников, а в июне 1868 г. окончательно покинул службу и сделался одним из главных сотрудников и руководителей журнала, официальным редактором которого стал десять лет спустя, после смерти Некрасова. Пока существовали "Отечественный Записки", т. е. до 1884 г., С. работал исключительно для них. Большая часть написанного им в это время вошла в состав следующих сборников: "Признаки времени" и "Письма из провинции" (1870, 72, 85), "Истории одного города" (1 и 2 изд. 1870; 3 изд. 1883), "Помпадуры и Помпадурши" (1873, 77, 82, 86), "Господа Ташкентцы" (1873, 81, 85), "Дневник провинциала в Петербурге" (1873, 81, 85), "Благонамеренные речи" (1876, 83), "В среде умеренности и аккуратности" (1878, 81, 85), "Господа Головлевы" (1880, 83), "Сборник" (1881, 83), "Убежище Монрепо" (1882, 83), "Круглый год" (1880, 83), "За рубежом" (1881), "Письма к тетеньке" (1882), "Современная Идиллия" (1885), "Недоконченные беседы" (1885), "Пошехонские рассказы" (1886). Сверх того в "Отечественных Записках" были напечатаны в 1876 г. "Культурные люди" и "Итоги", при жизни С. не перепечатанные ни в одном из его сборников, но включенные в посмертное издание его сочинений. "Сказки", изданные особо в 1887 г., появлялись первоначально в "Отечествен. Записках", "Неделе", "Русских Ведомостях" и "Сборнике литературного фонда".

После запрещения "Отечественных Записок" С. помещал свои произведения преимущественно в "Вестнике Европы"; отдельно "Пестрые письма" и "Мелочи жизни" были изданы при жизни автора (1886 и 1887), "Пошехонская Старина"-ужо после его смерти, в 1890 г. Здоровье С., расшатанное еще с половины 70-х годов, было глубоко потрясено запрещением "Отечественных Записок". Впечатление, произведенное на него этим событием, изображено им самим с большою силой в одной из сказок ("Приключение с Крамольниковым", который "однажды утром, проснувшись, совершенно явственно ощутил, что его нет") и в первом "Пестром письме", начинающемся словами: "несколько месяцев тому назад я совершенно неожиданно лишился употребления языка"... Редакционной работой С. занимался неутомимо и страстно, живо принимая к сердцу все касающееся журнала. Окруженный людьми ему симпатичными и с ним солидарными, С. чувствовал себя, благодаря "Отечественным Запискам", в постоянном общении с читателями, на постоянной, если можно так выразиться, службе у литературы, которую он так горячо любил и которой посвятил, в "Круглом годе", такой чудный хвалебный гимн (письмо С. к сыну, написанное незадолго до смерти, оканчивается словами: "паче всего люби родную литературу и звание литератора предпочитай всякому другому"). Незаменимой утратой был для него, поэтому, разрыв непосредственной связи между ним и публикой. С. знал, что "читатель-друг" по-прежнему существует - но этот читатель "заробел, затерялся в толпе и дознаться, где именно он находится, довольно трудно". Мысль об одиночестве, "оброшенности" удручает. его все больше и больше, обостряемая физическими страданиями и в свою очередь обостряющая их. "Болен я" - восклицает он в первой главе "Мелочей жизни" невыносимо. Недуг впился в меня всеми когтями и не выпускает из них. Изможденное тело ничего не может ему противопоставить". Последние его годы были медленной агонией, но он не переставал писать, пока мог держать перо, и его творчество оставалось до конца сильным и свободным; "Пошехонская Старина" ни в чем не уступает его лучшим произведениям. Незадолго до смерти он начал новый труд, об основной мысли которого можно составить себе понятие уже по его заглавию: "Забытые слова" ("Были, знаете, слова"- сказал Салтыков Н. К. Михайловскому незадолго до смерти - ну, совесть, отечество, человечество, другие там еще.. А теперь потрудитесь-ка их поискать!. . Надо же напомнить! ":). Он умер 28 апреля 1889 г. и погребен 2 мая, согласно его желанию, на Волковом кладбище, рядом с Тургеневым.

Двадцать лет сряду все крупные явления русской общественной жизни встречали отголосок в сатире С., иногда предугадывавшей их еще в зародыше. Это - своего рода исторический документ, доходящий местами до полного сочетания реальной и художественной правды. Занимает свой пост С. в то время, когда завершился главный цикл "великих реформ" и, говоря словами Некрасова, "рановременные меры" (рановременные, конечно, только с точки зрения их противников) "теряли должные размеры и с треском пятились назад". Осуществление реформ, за одним лишь исключением, попало в руки людей, им враждебных. В обществе все резче заявляли себя обычные результаты реакции и застоя: мельчали учреждения, мельчали люди, усиливался дух хищения и наживы, всплывало на верх все легковесное и пустое. При таких условиях для писателя с дарованием С. трудно было воздержаться от сатиры. Орудием борьбы становится, в его руках, даже экскурсия в прошедшее: составляя "историю одного города", он имеет в виду - как видно из письма его к А. Н. Пыпину, опубликованного в 1889 г., - исключительно настоящее. "историческая форма рассказа" - говорит он, - "была для меня удобна потому, что позволяла мне свободнее обращаться к известным явлениям жизни... Критик должен сам угадать и другим внушить, что Парамоша - совсем не Магницний только, но вместе с тем и NN. И даже не NN., а все вообще люди известной партии, и ныне не утратившей своей силы". И действительно, Бородавкин ("история одного города"), пишущий втихомолку "устав о нестеснении градоначальников законами", и помещик Поскудников ("Дневник провинциала в Петербурге"), "признающий не бесполезным подвергнут расстрелянию всех несогласно мыслящих" - это одного поля ягоды; бичующая их сатира преследует одну и ту же цель, все равно, идет ли речь о прошедшем или о настоящем.

Все написанное С. в первой половине семидесятых годов дает отпор, главным образом, отчаянным усилиям побежденных - побежденных реформами предыдущего десятилетия - опять завоевать потерянные позиции или вознаградить себя, так или иначе, за понесенные утраты. В "Письмах о провинции" историографы - т. е. те, которые издавна делали русскую историю - ведут борьбу с новыми сочинителями, в "Дневнике провинциала" сыплются, как из рога изобилия, прожекты, выдвигающие на первый план "благонадежных и знающих обстоятельства местных землевладельцев"; в "Помпадурах и Помпадуршах" крепкоголовые "экзаменуют" мировых посредников, признаваемых отщепенцами дворянского лагеря. В "Господах Ташкентцах" мы знакомимся с "просветителями, свободными от наук", и узнаем, что "Ташкент есть страна, лежащая всюду, где бьют по зубам и где имеет право гражданственности предание о Макаре, телят не гоняющем". "Помпадуры" - это руководители, прошедшие курс административных наук у Бореля или у Донона; "Ташкентцы" - это исполнители помпадурских приказаний. Не щадит С. и новые учреждения - земство, суд, адвокатуру, не щадит их именно потому, что требует от них многого и возмущается каждой уступкой, сделанной ими "мелочам жизни". Отсюда и строгость его к некоторым органам печати, занимавшимся, по его выражению, "пенкоснимательством". В пылу борьбы С. мог быть несправедливым к отдельным лицам, корпорациям и учреждениям, но только потому, что перед ним всегда носилось высокое представление о задачах эпохи. Литература, например, может быть названа солью русской жизни: что будет - думал С., - если соль перестанет быть соленою, если к ограничениям, независящим от литературы, она прибавит еще добровольное самоограничение?..

С усложнением русской жизни, с появлением новых общественных сил и видоизменением старых, с умножением опасностей, грозящих мирному развитию народа, расширяются и рамки творчества Салтыкова. Ко второй половине семидесятых годов относится создание им таких типов, как Дерунов и Стрелов, Разуваев и Колупаев. В их лице хищничество, с небывалою до тех пор смелостью, предъявляет свои права на роль "столпа", т. с. опоры общества - и эти права признаются за ним с разных сторон, как нечто должное (припомним станового пристава Грациапова и собирателя "материалов" в "Убежище Монрепо"). Мы видим победоносный поход "чумазого" на "дворянские усыпальницы", слышим допеваемые "дворянские мелодии", присутствуем при гонении против Анпетовых и Парначевых, заподозренных в "пущании революции промежду себя". Еще печальнее картины, представляемые разлагающеюся семьею, непримиримым разладом между "отцами" и "детьми" - между кузиной Машенькой и "непочтительным Коронатом" между Молчалиным и его Павлом Алексеевичем, между Разумовым и его Степой. "Больное место" (напеч. в "Отеч. Зап". 1879 г., переп. в "Сборнике"), в котором этот разлад изображен с потрясающим драматизмом, один из кульминационных пунктов дарования С. "Хандрящим людям", уставшим надеяться и изнывающим в своих углах, противопоставляются "люди торжествующей современности", консерваторы в образе либерала (Тебеньков) и консерваторы с национальным оттенком (Плешивцев), узкие государственники, стремящиеся, в сущности, к совершенно аналогичным результатам, хотя и отправляющиеся один - "с Офицерской в столичном городе Петербурге, другой - с Плющихи в столичном городе Москве". С особенным негодованием обрушивается сатирик на "литературные клоповники", избравшие девизом: "мыслить не полагается", целью - порабощение народа, средством для достижения цели - оклеветание противников. "Торжествующая свинья", выведенная на сцену в одной из последних глав "За рубежом", не только допрашивает "правду", но и издевается над нею, "сыскивает ее своими средствами" гложет ее с громким чавканьем, публично, нимало не стесняясь. В литературу, с другой стороны, вторгается улица, "с ее бессвязным галденьем, низменною несложностью требований, дикостью идеалов" - улица, служащая главным очагом "шкурных инстинктов". Несколько позже наступает пора "лганья" и тесно связанных с ним "извещений". "Властителем дум" является "негодяй, порожденный нравственною и умственною мутью, воспитанный и окрыленный шкурным малодушием". Иногда (напр. в одном из "Писем к тетеньке") С. надеется на будущее, выражая уверенность, что русское общество "не поддастся наплыву низкопробного озлобления на все выходящее за пределы хлевной атмосферы"; иногда им овладевает уныние, при мысли о тех "изолированных призывах стыда, которые прорывались среди масс бесстыжества - и канули в вечность" (конец "Современной Идиллии"). Он вооружается против новой программы: "прочь фразы, пора за дело взяться", справедливо находя, что и она - только фраза, и, в добавок, "истлевшая под наслоениями пыли и плесени" ("Пошехонские рассказы"). Удручаемый "мелочами жизни", он видит в увеличивающемся их господстве опасность тем более грозную, чем больше растут крупные вопросы: "забываемые, пренебрегаемые, заглушаемые шумом и треском будничной суеты, они напрасно стучатся в дверь, которая не может, однако, вечно оставаться для них закрытой". - Наблюдая, со своей сторожевой башни, изменчивые картины настоящего, С. никогда не переставал, вместе с тем, глядеть в неясную даль будущего. Сказочный элемент, своеобразный, мало похожий на то, что обыкновенно понимается под этим именем, никогда не был совершенно чужд произведениям С.: в изображения реальной жизни у него часто врывалось то, что он сам называл волшебством. Это - одна из тех форм, которые принимала сильно звучавшая в нем поэтическая жилка. В его сказках, наоборот, большую роль играет действительность, не мешая лучшим из них быть настоящими "стихотворениями в прозе". Таковы "Премудрый пискарь", "Бедный волк", "Карась-идеалист", "Баран непомнящий" и в особенности "Коняга". Идея и образ сливаются здесь в одно нераздельное целое: сильнейший эффект достигается самыми простыми средствами.

Немного найдется в нашей литературе таких картин русской природы и русское жизни, какие раскинуты в "Коняге". После Некрасова ни у кого не слышалось таких стонов душевной муки, вырываемых зрелищем нескончаемого труда над нескончаемой задачей. Великим художником является С. и в "Господах Головлевых". Члены Головлевской семьи, этого уродливого продукта крепостной эпохи - не сумасшедшие в полном смысле слова, но поврежденные совокупным действием физиологических и общественных устоев. Внутренняя жизнь этих несчастных, исковерканных людей изображена с такой рельефностью, какой редко достигают и наша, и западноевропейская литература. Это особенно заметно при сравнены картин аналогичных по сюжету - напр. картин пьянства у С. (Степан Головлев) и у Золя (Купо, в "Assommoir"). Последняя написана наблюдателем-протоколистом, первая - психологом-художником. У С. нет ни клинических терминов, ни стенографически записанного бреда, ни подробно воспроизведенных галлюцинаций; но с помощью нескольких лучей света, брошенных в глубокую тьму, перед нами восстает последняя, отчаянная вспышка бесплодно погибшей жизни. В пьянице, почти дошедшем до животного отупения, мы узнаем человека. Еще ярче обрисована Арина Петровна Головлева - и в этой черствой, скаредной старухе С. также нашел человеческие черты, внушающие сострадание. Он открывает их даже в самом "Иудушке" (Порфирии Головлеве) - этом "лицемере чисто русского пошиба, лишенном всякого нравственного мерила и не знающем иной истины, кроме той, которая значится в азбучных прописях". Никого не любя, ничего не уважая, заменяя отсутствующее содержание жизни массой мелочей, Иудушка мог быть спокоен и по своему счастлив, пока вокруг него, не прерываясь ни на минуту, шла придуманная им самим суматоха. Внезапная ее остановка должна была разбудить его от сна наяву, подобно тому, как просыпается мельник, когда перестают двигаться мельничные колеса. Однажды очнувшись, Порфирий Головлев должен был почувствовать страшную пустоту, должен был услышать голоса, заглушавшиеся до тех пор шумом искусственного водоворота. Совесть есть и у Иудушек; по выражению С., она может быть только "загнана и позабыта", может только устранить, до поры до времени, "ту деятельную чуткость, которая обязательно напоминает человеку о ее существовании". В изображении кризиса, переживаемого Иудушкой и ведущего его к смерти, нет поэтому ни одной фальшивой ноты, и вся фигура Иудушки принадлежит к числу самых крупных созданий С.

Рядом с "Господами Головлевыми" должна быть поставлена "Пошехонская Старина" - удивительно яркая картина тех основ, на которых держался общественный строй крепостной России. С. не примирен с прошедшим, но и не озлоблен против него; он одинаково избегает и розовой, и безусловно-черной краски. Ничего не скрашивая и не скрывая, он ничего не извращает - и впечатление получается тем более сильное, чем живее чувствуется близость к истине. Если на всем и на всех лежит печать чего-то удручающего, принижающего и властителей, и подвластных, то ведь именно такова и была деревенская дореформенная Россия. Может быть, где-нибудь и разыгрывались идиллии вроде той, которую мы видим в "Сне" Обломова; но на одну Обломовку сколько приходилось Малиновцев и Овсецовых, изображенных Салтыковым? Подрывая раз навсегда возможность идеализации и крепостного быта, "Пошехонская Старина" дает, вместе с тем, целую галерею портретов, нарисованных рукою истинного художника. Особенно разнообразны типы, взятые С. из крепостной массы. Смирение, например, по необходимости было тогда качеством весьма распространенным; но пассивное, тупое смирение Конона не походит ни на мечтательное смирение Сатира-скитальца, стоящего на рубеже между юродивым и раскольником-протестантом, ни на воинственное смирение Аннушки, мирящейся с рабством, но отнюдь не с рабовладельцами. Избавление и Сатир, и Аннушка видят только в смерти - и это значение она имела тогда для миллионов людей. "Пускай вериги рабства" - восклицает С., изображая простую, теплую веру простого человека, - "с каждым часом все глубже и глубже впиваются в его изможденное тело - он верит, что злосчастие его не бессрочно и что наступит минута, когда правда осияет его, наравне с другими алчущими и жаждущими. Да! колдовство рушится, цепи рабства падут, явится свет, которого не победит тьма". Смерть, освободившая его предков, "придет и к нему, верующему сыну веровавших отцов, и, свободному, даст крылья, чтобы лететь в царство свободы, на встречу свободным отцам"! Не менее поразительна та страница "Пошехонской Старины", где Никанор Затрапезный, устами которого на этот раз несомненно говорит сам С., описывает действие, произведенное на него чтением Евангелия. "Униженные и оскорбленные встали передо мной осиянные светом, и громко вопияли против прирожденной несправедливости, которая ничего не дала им, кроме оков". В "поруганном образе раба" С. признал образ человека. Протест против "крепостных цепей", воспитанный впечатлениями детства, с течением времени обратился у С., как и у Некрасова, в протест против всяких "иных" цепей, "придуманных взамен крепостных"; заступничество за раба перешло в заступничество за человека и гражданина. Негодуя против "улицы" и "толпы", С. никогда не отождествлял их с народной массой и всегда стоял на стороне "человека питающегося любовью" и "мальчика без штанов". Основываясь на нескольких вкривь и вкось истолкованных отрывках на разных сочинений С., его враги старались приписать ему высокомерное, презрительное отношение к народу, "Пошехонская Старина" уничтожила возможность подобных обвинений.

Немного, вообще, найдется писателей, которых ненавидели бы так сильно и так упорно, как Салтыкова. Эта ненависть пережила его самого; ею проникнуты даже некрологи, посвященные ему в некоторых органах печати. Союзником злобы являлось непонимание. Салтыкова называли "сказочником", его произведения - фантазиями, вырождающимися порою в "чудесный фарс" и не имеющими ничего общего с действительностью. Его низводили на степень фельетониста, забавника, карикатуриста, видели в его сатире "некоторого рода ноздревщину и хлестаковщину, с большою прибавкою Собакевича". С. как-то назвал свою манеру писать "рабьей", это слово было подхвачено его противниками - и они уверяли, что благодаря "рабьему языку" сатирик мог болтать сколько угодно и о чем угодно, возбуждая не негодование, а смех, потешая даже тех, против кого направлены его удары. Идеалов, положительных стремлений у С., по мнению его противников, не было: он занимался только "оплеванием", "перетасовывая и пережевывая" небольшое количество всем наскучивших тем. В основании подобных взглядов лежит, в лучшем случае, ряд явных недоразумений. Элемент фантастичности, часто встречающийся у С., нисколько не уничтожает реальности его сатиры. Сквозь преувеличения ясно виднеется правда - да и самые преувеличения оказываются иногда ничем другим, как предугадыванием будущего. Многое из того, о чем мечтают, например, прожектеры в "Дневнике Провинциала", несколько лет спустя перешло в действительность.

Между тысячами страниц, написанных С., есть, конечно, и такие, к которым применимо название фельетона или карикатуры - но по небольшой и сравнительно неважной части нельзя судить о громадном целом. Встречаются у Салтыкова и резкие, грубые, даже бранные выражения, иногда, быть может, бьющие через край; но вежливости и сдержанности нельзя и требовать от сатиры. В. Гюго не перестал быть поэтом, когда сравнил своего врага с поросенком, щеголяющим в львиной шкуре; Ювенал читается в школах, хотя у него есть неудобопереводимые стихи. Обвинению в цинизме подвергались, в свое время, Вольтер, Гейне, Барбье, П. Л. Курье, Бальзак; понятно, что оно взводилось и на С. Весьма возможно, что при чтении. С. смеялись, порою, "помпадуры" или "ташкентцы"; но почему? Потому что многие из читателей этой категории отлично умеют "кивать на Петра", а другие видят только смешную оболочку рассказа, не вникая в его внутренний смысл. Слова С. о "рабьем языке" не следует понимать буквально. Бесспорно, его манера носит на себе следы условий, при которых он писал: у него много вынужденных недомолвок, полуслов, иносказаний - но еще больше можно насчитать случаев, в которых его речь льется громко и свободно или, даже сдержанная, напоминает собою театральный шепот, понятный всем постоянным посетителям театра. Рабий язык, говоря собственными словами С., "нимало не затемняют его намерений"; они совершенно ясны для всякого, кто желает понять их. Его темы бесконечно разнообразны, расширяясь и обновляясь сообразно с требованиями времени. Есть у него, конечно, и повторения, зависящие отчасти от того, что он писал для журналов; но они оправдываются, большею частью, важностью вопросов, к которым он возвращался.

Соединительным звеном всех его сочинений служит стремление к идеалу, который он сам (в "Мелочах жизни") резюмирует тремя словами: "свобода, развитие, справедливость". Под концом жизни эта формула кажется ему не достаточною. "Что такое свобода", говорить он, "без участия в благах жизни? Что такое развитие, без ясно намеченной конечной цели? Что такое справедливость, лишенная огня самоотверженности и любви"? На самом деле любовь никогда не была чужда С.: он всегда проповедовал ее "враждебным словом отрицанья". Беспощадно преследуя зло, он внушает снисходительность к людям, в которых оно находит выражение часто помимо их сознания и воли. Он протестует, в "Больном месте", против жестокого девиза: "со всем порвать". Речь о судьбе русской крестьянской женщины, вложенная им в уста сельского учителя ("Сон в летнюю ночь", в "Сборнике"), может быть поставлена, по глубине лиризма, наряду с лучшими страницами некрасовской поэмы: "Кому на Руси жить хорошо". "Кто видит слезы крестьянки? Кто слышит, как они льются капля по капле? Их видит и слышит только русский крестьянский малютка, но в нем они оживляют нравственное чувство и полагают в его сердце первые семена добра". Эта мысль, очевидно, давно овладела С. В одной из самых ранних и самых лучших его сказок ("Пропала совесть") совесть, которою все тяготятся и от которой все стараются отделаться, говорит своему последнему владельцу: "отыщи ты мне маленькое русское дитя, раствори ты передо мной его сердце чистое и схорони меня в нем, авось он меня, неповинный младенец, приютит и выходит, авось он меня в меру возраста своего произведет да и в люди потом со мной выйдет - не погнушается... По этому ее слову так и сделалось. Отыскал мещанишка маленькое русское дитя, растворил его сердце чистое и схоронил в нем совесть. Растет маленькое дитя, и вместе с ним растет в нем и совесть. И будет маленькое дитя большим человеком, и будет в нем большая совесть. И исчезнут тогда все неправды, коварства и насилия, потому что совесть будет не робкая и захочет распоряжаться всем сама". Эти слова, полные не только любви, но и надежды - завет, оставленный С. русскому народу.

В высокой степени своеобразны слог и язык С. Каждое выводимое им лицо говорит именно так, как подобает его характеру и положению. Слова Дерунова, например, дышат самоуверенностью и важностью, сознанием силы, не привыкшей встречать ни противодействия, ни даже возражений. Его речь - смесь идейных фраз, почерпнутых из церковного обихода, отголосков прежней почтительности перед господами и нестерпимо резких нот доморощенной политико-экономической доктрины. Язык Разуваева относится к языку Дерунова, как первые каллиграфические упражнения школьника к прописям учителя. В словах Фединьки Неугодова можно различить и канцелярский формализм высшего полета, и что-то салонное, и что-то Оффенбаховское. Когда С. говорит от собственного своего лица, оригинальность его манеры чувствуется в расстановке и сочетании слов, в неожиданных сближениях, в быстрых переходах из одного тона в другой. Замечательно уменье Салтыкова приискать подходящую кличку для типа, для общественной группы, для образа действий ("Столп", "Кандидат в столпы", "внутренние Ташкенты", "Ташкентцы приготовительного класса", "Убежище Монрепо", "ожидание поступков" и т. п.). Мало таких нот, мало таких красок, которых нельзя было бы найти у С. Сверкающий юмор, которым полна удивительная беседа мальчика в штанах с мальчиком без штанов, так же свеж и оригинален, как и задушевный лиризм, которым проникнуты последние страницы "Господ Головлевых" и "Больного места". Описаний у С. немного, но и между ними попадаются такие перлы, как картина деревенской осени в "Господах Головлевых" или засыпающего уездного городка в "Благонамеренных речах".

Собрание соч. С. с приложением "Материалов для его биографии", вышло в первый раз (в 9 т.) в год его смерти (1889) и выдержало с тех пор еще два издания.

Литература о С, P., "Литературная деятельность С. " ("Русская Мысль" 1889 г. ј 7 - перечень соч. С.); "Критические статьи", изд. М. Н. Чернышевским (СПб., 1893); О. Миллер, "Русские писатели после Гоголя" (ч. II, СПб., 1890); Писарев, "Цветы невинного юмора (соч. т. IX); Добролюбов, соч. т. II, Н. К. Михайловский, "Критические опыты. II. Щедрин" (М., 1890); его же, "Материалы для литературного портрета С." ("Русск. Мысль", 1890 г. М. 4); К. Арсеньев, "Критические этюды по русской литературе" (т. 1, СПб., 1888); его же "М. Е. С. Литературный очерк" ("Вестн. Европы", 1889 г. ј 6); статья В. И. Семевского в "Сборники Правоведения", т. I; биографии Салтыкова, С. Н. Кривенко, в "Биографической библиотеке" Павленкова; А. Н. Пыпин, "М. Е. Салтыков" (СПб., 1899); Михайлов, "Щедрин, как чиновник" (в "Одесском Листке"; выдержки в ј 213 "Новостей" за 1889 г.). Автограф письма С. к С. А. Венгерову, с биографическими сведениями, воспроизведен в сборнике "Путь-дорога", изданном в пользу нуждающихся переселенцев (СПб., 1893). Соч. С. существуют и в переводах на иностранные языки, хотя своеобразный стиль С. представляет для переводчика чрезвычайные трудности. На нем. яз. переведены "Мелочи жизни" и "Господа Головлевы" (в универсальной библиотеке Реклама), а на французский - "Господа Головлевы" и "Пошехонская старина" (в "Bibliotheque des auteurs etrangers", изд. "Nouvelle Parisienne").

К. Арсеньев

Салтыков Петр Семенович

- граф, ген.-фельдмаршал; службу начал в 1714 г. рядовым солдатом гвардии и был отправлен Петром Великим во Францию, для обучения мореходству. Участвовал в шведской войне 1742 г. Во время семилетней войны, в 1759 г., был назначен главнокомандующим русскою армиею и одержал победы над пруссаками при Цюлихау и при Кунерсдорфе. Последняя победа доставила ему фельдмаршальский жезл. Во время кампании 1760 г. он заболел и сдал начальство ген. Фермеру, но в 1762 г. опять вступил в командование армиею и начальствовал ею до окончания войны; затем назначен был присутствовать в сенате, а в 1763 г. - главнокомандующим в Москву. В 1771 г., когда там стала свирепствовать чума, С. уехал из столицы, чем навлек на себя гнев Екатерины II. В 1772 г. он оставил службу и в том же году умер. Сын его, граф Иван Петрович (1730-1805), участвовал в семилетней войне и в первой войне с турками; с 1784 г. был ген. губернатором владимирским и костромским; в 1790 г., командуя войсками, действовавшими в Финляндии против шведов, блистательно окончил кампанию. В 1795 г. С., вследствие ссоры с Румянцевым, вышел в отставку, но через год назначен киевским губернатором, а затем произведен в ген.-фельдмаршалы, с назначением ген. инспектором всей кавалерии в главнокомандующим украинскою армией. С 1797 по 1804 г. был военным губернатором Москвы.

Сальвини Томазо

(Salvini) - знаменитый итал. трагик, родился в 1829 г., 14 лет вступил на сцену, играл вместе с Ристори, затем на время оставил театр и посвятил себя изучению классического репертуара. В 1864 - 67 гг. играл во Флоренции, после чего организовал собственную труппу, во главе которой посетил Париж, Испанию, Америку, Вену, Берлин, Россию, везде имея блестящий успех. Коронные роли С. - Гамлет, Отелло, Ромео, Орест, Паоло (в "Франческе да Римини"), Оросман (в "Заире"). С. - один из величайших артистов новейшего времени; он умеет совершенно сливаться с воплощаемым им лицом. В отличие от Росси, стремившегося прежде всего к естественности изображения, С. дает идеалистическую характеристику действующего лица. С. напеч. "Ricordi, aneddoti ed improssioni" (Милан, 1895). На русск. яз. переведены его "Несколько мыслей о сценическом искусстве" ("Артист" ј 14) и "Листки из автобиографии" ("Артист", X, 35, 36 и 37). Теперь С. покинул сцену. Сын его, Густаво, также выдающийся артист, с большим успехом выступающий в шекспировских ролях; во главе своей труппы несколько раз выступал и в России, в последний раз - в 1898 г., в С. Петербурге.

Сальдо

(от латинского saldare - выравнивать). - Между лицами (или учреждениями), состоящими друг с другом в доверительном отношении, когда одной стороне приходится затрачивать одновременно свои и чужие деньги, существует взаимный счет. Стороны, предполагающие совершить ряд последовательных сделок, соглашаются между собою в том, что все, что в течение известного периода времени будет следовать одной из них в уплату от другой, последняя удерживает у себя, обращая данные суммы, по своему усмотрению, на свои надобности или на надобности другой стороны и сообразно с этим кредитуя или дебитуя данный счет. Отношение этого рода - всегда взаимное, т. е. каждая сторона по счету может быть и должником, и кредитором. Отличительное свойство такого счета состоит в том, что он составляется из многих разнообразных по своему содержанию сделок. Вся масса статей подвергается ликвидации в условленные периоды, когда течете счета как бы приостанавливается, заключается, для взаимного зачета долгов и требований. Результатом такого расчета является известное С., т. е. чистая сумма долга или требования к данному счету. Окончательный расчет сообщается одною стороною другой для признания выведенного остатка (С.), при чем, в зависимости от того, в чью пользу оказывается С., оно классифицируется как С. дебета или С. кредита. В тех случаях, когда сторона погашает С. своего дебета или извлекает С. своего кредита (то и другое - полностью, без остатка), счет, заключаясь сам собою, оказывается сальдированным: предпринимаемое в этих случаях действие называется сальдированием счета. Расчет, препровождаемый одною стороною другой, снабжается всегда формулою Sauf erreur et omission (сокращенно S. Е. & О.) или Salvo errore et omissione (последняя формула заменяется иногда словами: Salvo errore calculi), означающею, что ошибка (разумеется - бухгалтерская или арифметическая) в счет не ставится.

Комментарии (1)
Обратно в раздел Наука












 





Наверх

sitemap:
Все права на книги принадлежат их авторам. Если Вы автор той или иной книги и не желаете, чтобы книга была опубликована на этом сайте, сообщите нам.