Линней К. Философия ботаники. Philosophia Botanica

ОГЛАВЛЕНИЕ

КРАТКАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА МЕТОДОЛОГИЧЕСКИХ ВОЗЗРЕНИЙ В ЕСТЕСТВОЗНАНИИ СЕРЕДИНЫ XVIII В.
Биология как наука об общих закономерностях развития жизни в XVIII в., по существу, еще не сформировалась. Даже самый термин «биология», обнаруженный нами в «Философии ботаники» Линнея (гл. I, § 52), не соответствовал его современному содержанию. Лишь полвека спустя (1802) этому термину Линнея дали современное содержание Ламарк и Тревнранус, по-видимому, независимо друг от друга (см. коммент. 64).
Органический мир представлялся большинству ученых разомкнутым, разделенным пропастью на царство животных и царство растений. Отдельные высказывания натуралистов о существовании между растениями и животными некоторого подобия общепринятых взглядов не меняли. В области естественных наук, в том числе биологических, господствовало метафизическое мировоззрение, центром которого явилось учение об «абсолютной неизменяемости природы» 1.
Природа в целом представлялась не имеющей своей истории во вре­мени. Интересовались только пространственной протяженностью; различные формы группировались не одна за другой, а одна подле другой; естественная история считалась чем-то неизменным, вековечным, подобно эллиптическим орбитам планет.
Преодоление пропасти между животным и растительным миром и установление исторической связи и единства между ними стало возможно только в XIX в., после утверждения в науке закона превращения энергии, клеточного учения и эволюционного учения Дарвина.
И все же, несмотря на господство в XVIII в. метафизического мировоз­зрения, мимо фактов изменения органических видов не могли пройти ни
1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 20. С. 348.
346
Послесловие
ботаники, ни зоологи. Проблема превращения видов неотступно возни­кала перед философами и натуралистами в связи с вопросом о превраще­ниях органических форм под воздействием факторов среды или под влия­нием необычных скрещиваний. Возникала она и при обсуждении проблемы самозарождения, и при изучении различий между ископаемыми и совре­менными видами растений и животных, и при попытках оценить существо систематической близости организмов, с чем особенно часто сталкивались ботаники и зоологи.
В качестве всеобщих стояли и проблемы единства и многообразия ор­ганических форм — «единство в многообразии» и «многообразие в един­стве» по формулировке Лейбница.
Прогрессивный элемент, приводивший к мысли о последовательности, преемственности и связи органических форм, был даже в метафизическом и по существу креационистском представлении о статической «иерархии» форм и так называемой «лестнице существ» швейцарского натуралиста Шарля Бонне 2.
Таким образом многие ученые и мыслители XVIII в. сознательно [или интуитивно, с разной степенью последовательности, открыто или завуали­рованно делали неоднократные попытки подойти к антитеологическому решению вопроса об изменении органических форм и вынуждены были под давлением фактов отходить от библейской легенды о «сотворении» видов.
Однако в целом постулаты о неизменяемости видов, их изначальном сотворении и целесообразности оставались еще долго господствующими. Их придерживался и Карл^Линней, по крайней мере на этапе публикации «Философии ботаники». Развитие понималось лишь в пределах индивидуаль­ного развития особей — от их рождения до смерти (развитие по кругу).
Биологические науки формировались в XVIII в. разрозненно и зна­чительно отставали в своем развитии от точных наук — математики, астрономии, механики.
Однако в них все больше стали обнаруживаться результаты великого переворота, связанного с крушением устоев феодализма и развитием но­вых, более прогрессивных для того времени производственных отношений. В биологии за предыдущие столетия накопился огромный, правда, хао­тически представленный материал — ботанический, зоологический, ана­томический, собственно физиологический. Не было сколько-нибудь си­стематического сопоставления между собой различных форм жизни.
Среди исследований того периода, видимо, почти не было отдельных трудов по изучению фактов географического распространения растений и животных в связи с условиями их местообитания.
Между тем запросы жизни, практика настоятельно требовали систе­матизации накопленных знаний, их упорядочения, отбора. Этому и посвя­щены были главные усилия ученых.
2 Позднее русский мыслитель и натуралист А. Н. Радищев (1749—1802) выявил более глубокое понимание «лестницы существ» и рассматривал ее как следствие преобразо­вательного, исторического процесса (см. [Амлинский, 1955. С. 34—36]).
Послесловие
347
Значительный сдвиг в повышении интересов к этим вопросам был до­стигнут в результате путешествий, нарастающих экономических связей, в том числе межконтинентальных, на основе развития торговли и море­плавания.
Знакомство с находками путешественников и с малоисследованными или вовсе неизвестными ранее в Европе растениями, животными и ми­нералами обогатили ученых многочисленными новыми фактами и откры­тиями в области естествознания.
Большую начальную работу по изучению накопленного материала в области ботаники и зоологии выполнили выдающиеся систематики XVI, XVII вв. А. Чезальпино, К. Геснер, К. Клюзий, К. Баугин, И. Юнг, Р. Морисон, Дж. Рей, Ж. Турнефор и многие др.
Большого внимания в этом отношении заслуживает плодотворная деятельность путешественников-натуралистов России первой половины XVIII в. (Г. В. Стеллер, С. П. Крашенинников, И. Г. Гмелин и др.). Из­вестного завершения систематика того времени достигла в трудах Линнея.
Линней со свойственной ему тщательностью и выдающимися качест­вами методиста и классификатора занялся изучением трудов своих пред­шественников. Библиотеки его учителей, которыми ему разрешали поль­зоваться, раскрыли перед ним большое число исследований в области описательных наук со времен античного мира и эпохи Возрождения до XVIII в. Возник огромный мир ранее неведомых ему фактов, сведений и знаний. Его взору представилось много захватывающих интересных проблем, гениальных догадок, которые его многочисленные предшествен­ники пытались истолковать и представить в виде различных концепций
естествознания.
Аналитический ум Линнея выхватывал из этого обилия знаний, све­дений и теоретических предположений все наиболее ценное и пригодное для создания некоторой обобщающей системы классификации природы, что и получило свое отражение в первых систематических построениях
ученого.
Благодаря гениальной интуиции систематика и тонкому знанию огром­ного эмпирического материала Линней создал систему классификации, которая позволила ему упорядочить накопленный материал и вооружить описательные науки наиболее совершенным для своего времени искус­ственным методом. Это позволило ученому упорядочить в первом прибли­жении наши знания о многообразии природы.
В первой главе публикуемого труда — «Библиотека» — изложены научные пути становления ботаники, результаты исканий ученых и наб­людателей природы прошлых веков. Попутно раскрыта неповторимая в своей оригинальности классификация. . . самих ученых и любителей естествознания, доведенная до филигранной детализации.
При ознакомлении с большим списком ботанических трудов, пере­численных Линнеем, заметно, что основное внимание ученого сосредото­чено на исследованиях в области описательной ботаники (§ 6).
Изучение предшественников Линней ведет строго хронологически. Перечень их трудов Линней начинает с известных ему ученых античного
348
Послесловие
мира, публиковавших труды в области ботаники (Теофраст, Плиний, Диоскорид).
Этот этап включает деятельность и других исследователей в области изучения сельскохозяйственных растений, далее упомянутых Линнеем (Катон, Варрон, Колумелла, Плиний). Пробел в четырнадцать веков между исследованиями названных ученых и ботаниками XV в., которыми про­должается список, имеет весомое основание. В эпоху средневековья не было таких известных и значительных ботаников, которые могли бы из­менить представления античного мира о растениях и добавить существенно новое к накопленным фактам.
Только в XVI в., в период «травников» и собирателей, начался плодо­творный этап некоторой систематизации знаний о растениях.
Этот новый этап после возрождения наук выразился в составлении «травников», т. е. перечней растений, имевших преимущественное зна­чение лечебных трав. Эти «травники» связаны с именами Трагуса (Бока), Брунфельса, Фукса и др. (см. Указатель имен).
Существенное значение для развития ботаники имела организация первых ботанических садов (§ 15), с которыми нас знакомит «Философия ботаники».
Это явилось своеобразным переломом в направлении поисков раститель­ных форм, так как до конца XV в. флористы Европы посвящали свои уси­лия разработке наследия Диоскорида и Плиния и мало интересовались тем, какова флора их страны, если она не была описана Диоскоридом и Плинием.
Особое внимание флористов, врачей и аптекарей привлекли своим свое­образием растительные формы, обитавшие на известковых склонах Южных Альп. В частности, поразили внимание ботаников растения, обнаружен­ные в зоне известковой горы вблизи озера Гарди. По мнению авторитетных ботаников XVIII в. (Шпренгель и др.), эти формы растений своей кон­трастностью в сравнении с растениями, описанными античными авторами, и положили начало перелому в направлении ботанических исследований.
Это были уже не случайные поиски, а попытки выявления и культи­вирования нужных растений. Здесь использован весь опыт, накопленный в растениеводстве с древнейших времен и помноженный на целеустрем­ленное выращивание растений, полезных не только для целей медицины, но и для сельскохозяйственного растениеводства, в том числе в создании многообещающих кормовых ресурсов.
Опыт и методы исследований путем обмена знаниями между учеными и практиками стали замечательным фондом в развитии науки для после­дующих поколений, несмотря на противоречия и неточности.
Немаловажное значение имело создание и накопление гербариев, которые, по характеристике Линнея, стали эмпирической основой знаний.
Особенно велики были результаты изучения флоры, фауны и мине­ральных экспонатов новых стран и континентов. Несмотря на трудности контактов, боязнь «раскрыть тайны», отсутствие каких-либо систематиче­ских научных публикаций, поступательное развитие ботанической науки продолжалось.
Послесловие
349
Ее новые основы были заложены в энциклопедических трудах Геснера, работах Уоттона3 в области систематической зоологии, Везалия (вслед за Леонардо да Винчи) в анатомии, в исследованиях Чезальпино, Клю-зия, Каспара Баугина и других выдающихся ботаников.
Несмотря на многочисленные домыслы некоторых авторов, подчас недостаток достоверных методов, а также отсутствие познания микроско­пического мира, успехи в добытых знаниях делали свое дело, способство­вали созданию первых свай для последующего развития науки.
Особенно значительны были успехи в области расширения знания рас­тительного и животного мира благодаря описательному методу, который, несмотря на его несовершенство в ту эпоху, способствовал плодотворному накоплению сведений на ранних подступах к созданию «Системы природы» Линнея.
Эти новые успехи не были прямым отрицанием античной науки в ее наиболее значимых и достоверных приобретениях, как и науки после­дующих столетий средневековья и раннего Возрождения. Вместе с   тем . это не исключало значительных, подчас принципиальных уточнений, до­полнений, а иногда коренного пересмотра и переоценки фактов.
Великие открытия, начиная с эпохи Возрождения (Леонардо да Винчи и особенно Везалий и др.), подхваченные прогрессивным естествознанием XVI—XVII вв. (Коперник, Галилей), оказали глубочайшее, преобразую­щее влияние и на биологические науки. Глубже стали знания в области анатомии и физиологии растений, связанные с применением микроскопа.
Следует отметить, что изобретение микроскопа (Галилей, Дреббель, Левенгук) и его широкое применение Левенгуком и другими, открыло но­вые пути для распознавания многообразия невидимых ранее форм расте­ний и животных, а также тончайших структур их организации. Работы Мальпиги (1628—1694) и Грю (1628—1711) создали новый этап в органо­графии, анатомии и физиологии, а также отчасти и в гистологии.
Почти параллельно Сваммердам (1637—1680) дал классический ана­лиз организации беспозвоночных животных. Это исследование было ре­формировано в конце XVIII в. трудами Мари Франсуа Биша (1777—1802). Еще раньше специальные труды по орнитологии и ихтиологии Р. Бе-лона (1518—1564) и особенно исследования В. Гарвея (1578—1657) по кровообращению и изучению, в частности, эмбрионального развития со­здали новый этап в познании животного мира.
Таково в самых кратких чертах состояние разных областей биологи­ческих наук, на которые опирались знания ученых первой половины XVIII в., в том числе Линнея.
Здесь, однако, необходимо подчеркнуть, что все эти выдающиеся от­крытия не были сцементированы теоретически и носили сугубо эмпириче­ский характер. Но и эти идеологически «безгрешные» эмпирические ис-

3 Уоттон Эдвард (Wotton Е., 1492—1555) — лондонский врач, натуралист, автор боль­шого зоологического труда «De differentiis animalium» (1552), состоящего из десяти книг. Классифицировал животный мир в систематическом порядке, приближаясь к аристотелевскому методу.
350
Послесловие
следования были пресечены клерикализмом, так как в них «усмотрели» дерзновенные посягательства, опасные для устоев теологии.
Благодаря расширению книгопечатания и полезных контактов между исследователями открылась возможность создания во Флоренции «Ака­демии опыта» 4.
Реализуя самые значительные замыслы Френсиса Бэкона (1561 — 1626), высказанные в его «Новом органоне», а также результаты достиже­ний в области механики (Галилей, Торичелли, Гильберт), геологии (Сте-нон и др.). астрономические открытия (Кеплер, Коперник, Галилей), «Академия опыта» ставила своей задачей уйти от всякого рода предвос­хищений и приблизительных построений, основанных на спорных анало­гиях и домыслах. Строгое тяготение к индуктивному методу при всей его неминуемой односторонности имело огромное положительное значение для подъема науки до высот точности, доступной уровню знания века.
Отдавая должное целеустремленности Линнея и его относительной одноплановости, которая быть может помогла ему углубиться в изучение кардинальных проблем описательных наук, нельзя однако пройти мимо того, что мир научных идей и открытий уже в XVII в., особенно во вто­рой его половине, был богат новыми фактами и обогащениями в познании органического и неорганического миров, которые оставались в какой-то степени вне интересов ученого.
Его задача уже на первом этапе своего научного роста была по-своему значительной. Необходимо было изучить и оценить созданный фундамент знаний о растительном мире, с которого начали выдающиеся систематики XVI, XVII вв., в первую очередь Чезальпино, Каспар Баугин, Юнг, Мо-рисон и Джон Рей. Именно они противоречиво раскрыли черты много­образия и сходства, «родства» растений на основе их внешнего, а реже вну­треннего строения, общности организации и воспроизведения.
Немаловажное значение в развитии деятельности натуралиста имела борьба идей и научных представлений в ботанике, способствовавшая мед­ленному, но ощутимому изменению его взглядов под напором им же об­наруженных фактов.
Трудно разумеется предположить, что исследования предшественни­ков Линнея — классиков в области анатомии и физиологии растений ока­зались вовсе вне его внимания.
Анализ «Философии ботаники» показывает, что Линней изучал труды энциклопедистов XVI в. (Геспера и др.), был знаком с трудами класси­ков анатомии и физиологии растений и животных (Мальпиги, Грю, Свам-мердам, Левенгук).
Однако, видимо, особенностью целеустремленного гения Линнея была потребность ограничить себя изучением внешних растительных форм, их тончайших различий. Факты позволяют утверждать, что к использованию знаний о внутренней организации растений, их микроскопическом строе­нии Линней даже в более поздние годы прибегал лишь в самых крайних случаях. В его поразительной по интенсивности работе он не отвлекался
4 Первое естественнонаучное общество, основанное в 1560 г.
Послесловие
351
от главной цели, доступной его гениальной наблюдательности и невероят­ному трудолюбию: охватить в единой схеме все многообразие известного тогда растительного и отчасти животного мира.
Таково в самых элементарных общих чертах состояние разных обла­стей биологических наук, на которые опирались знания Линнея и его со­временников.
Что же касается смены теоретических представлений, то уже в натур­философской концепции «лестницы существ» при всей ее метафизичности неминуемо возникали идеи связности, направленного развития живых существ. Эти идеи большей частью толковались крайне односторонне и откровенно идеалистически, особенно в указанный период. Все тела при­роды располагались в виде восходящего ряда — «лестницы», начиная от простых тел и переходя к телам все более сложным. При этом представле­ния о сложности, качественных различиях были чисто внешними, поверх­ностными и зачастую ошибочными.
Широкое распространение идеи последовательной статической градации получают в связи с учением Г. Лейбница (1646—1716), согласно которому все в природе совершается путем постепенного перехода; ничто не проис­ходит скачкообразно. Природа, по Лейбницу, не нарушает закона не­прерывности никогда и нигде. Все существа образуют одну общую цепь, в которой различные классы и другие подразделения органического мира, подобно звеньям цепи, связаны между собою до такой степени, что ни рас­судку, ни воображению невозможно найти места, где бы одни из них на­чинались, а другие кончались. Исходя из тезиса Лейбница о том, что «за­кон непрерывности» является всеобщим и «в шествии природы нет ни скач­ков, ни провалов», Боннэ в нескольких работах подробно останавливается на идее «лестницы существ», на которой в виде одной непрерывающейся цепочки расположены все существующие тела природы.
Эту позицию Лейбница, примененную Боннэ к органическому миру, Линней формулирует в гл. II «Философии ботаники» как бесспорную ак­сиому.
Индуктивный метод анализа природы с его принципом классификации «по сходству или различию», метафизическое и креационистское представ­ление о том, что «мы насчитываем столько видов, сколько различных форм было создано изначально» (§ 157), что видов столько, сколько различных форм встречается в настоящее время, создали противоречия между фор­мально-логическими, метафизическими и, по сути дела, искусственными принципами классификации Линнея и результатами его исследований, ведущими в конечном счете к естественной системе.
Все эти противоречия еще не принимали характера большой остроты, как это было впоследствии — в XIX в., но они заставили Линнея сделать большую уступку, выразившуюся в признании того, что «местами благо­даря скрещиванию, пожалуй, могли возникать новые виды»5.
Одной из причин, заставивших Линнея усомниться в абсолютной не­изменяемости видов, явились найденные им пелорические цветки среди
5 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 20. С. 349.
352
Послесловие
цветков льнянки (Linaria vulgaris). Он сделал предположение, что об­наруженный им цветок с правильным актиноморфным венчиком, т. е. пе-лория, произошел путем гибридизации от линарии с ее неправильными зи­гоморфными венчиками и что таким образом возник вид, явившийся ре­зультатом скрещивания старых видов. Поэтому он уделил большое вни­мание гибридизации и одним из первых получил путем искусственного скрещивания гибрид (Tragopogon pratensis porrifolium), использованный им для научных целей.
Эта обусловленная уровнем фактов половинчатость Линнея, выразив­шаяся в признании возможности возникновения новых видов в пределах рода в результате скрещивания, нашла свое отражение в ряде работ. Возможность образования с течением времени новых видов Линней весьма ясно сформулировал в работе «О существовании пола у растений», пред­ставленной на конкурс, объявленный Санкт-Петербургской Академией наук и опубликованной в 1760 г. в трудах Академии.
Данный тезис не был случайностью, а являлся выражением трудностей, к которым привели Линнея его прежние воззрения. Это подтверждается тем, что он повторил его в 1763 г., в «Genera Plantarum», а затем в 12-м из­дании «Системы природы», опубликованном в 1766 г., где вместо основного своего принципа о невозможности возникновения новых видов («nulla species nova») сделал даже специальную оговорку, что при известных ус­ловиях могут возникать и новые виды.
Под непосредственным влиянием Линнея в редактируемых им сбор­никах диссертаций молодых ученых «Amoenitates academicae» были на­печатаны работы его учеников — Гроберга, Альстрема и других, в кото­рых также шла речь о возможности возникновения новых видов расте­ний в пределах рода. Гроберг тоже считал, что виды одного рода могут путем гибридизации давать начало новым видам. Эти высказывания уче­ников Линнея настолько отражают взгляды самого Линнея на последнем этапе его научной деятельности, что иногда приводятся как его собствен­ные мнения.
Компромиссная форма решения вопроса, выражавшаяся в том, что высшие таксономические категории (класс, отряд, род)6 созданы в их нынешнем виде творцом, а низшие (вид и разновидность) могут иногда изменяться под влиянием среды и гибридизации, была впрочем, распро­странена даже среди тех ученых, к которым относится высказывание Энгельса, характеризующее ту эпоху: «Наука все еще глубоко увязает в теологии» 7.
Несмотря на сказанное о Линнее, необходимо, однако, подчеркнуть, что он все же прежде всего был великим исследователем природы, для ко­торого «опыт является главой вещей». Учение о сотворении и неизменяе­мости видов принималось им как бесспорное, общепринятое учение, без какого-либо анализа, который был свойствен его учителю Бургаву.
6  «Семейство» как категория было оформлено А. Жюсье как дополнение к систематике Линнея и принято наукой для растительного мира. Латрель применил эту таксоно­мическую категорию в зоологии.
7   Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 20. С. 349.                                                  ....-   -
Послесловие
353
АНТИТЕЗА: ВЮФФОН—ЛИННЕЙ
В начале своей научной деятельности Бюффон 8 был близок к взгля­дам Линнея. Он также признавал сотворение и неизменяемость видов. В одном из первых изданий «Всеобщей естественной истории» [Buffon, 1753. Р. 390] он писал, что у животных виды разделены бездной, через ко­торую природа не может перейти, что «простые, но прекрасные законы при­роды предписаны творцом, который запечатлел каждый вид неизменными отличительными признаками».
Однако уже в 1755 г. Бюффон в сравнительной анатомии увидел мно­жество затруднений для признания теории обособленного творчества. Так, он высказывает мысль, что свинья была создана не по оригинальному, особому и совершенному плану, так как она является помесью других животных. У нее, очевидно, есть части тела, которые ею не употребляются; например, крайние пальцы ее конечностей с прекрасно сформированными костями оказываются совершенно для нее бесполезными. Из этого Бюф­фон делает вывод, что природа, создавая формы своих творений, отнюдь не подчиняется конечным причинам бытия.
Соображения о том, что очень большое число животных построено по общему плану, высказывались им не раз. Он отмечал, что существуют пе­реходы от человека к четвероногим, от четвероногих к китообразным, от китообразных к птицам, от птиц к рептилиям и от рептилий к рыбам. Он шел, как и Линней, вопреки природе, не от простого к сложному, а от сложного к простому.
Несколько позднее (1766) Бюффон резко выступает против догмата о постоянстве видов. Причины вымирания видов или их изменения в сто­рону усовершенствования или вырождения он видит в больших переменах, происходящих на суше и на море, в оскудении почвы или, наоборот, в ее обогащении в результате деятельности человека.
Бюффон многократно останавливается на вопросе об изменяемости видов животных. Он не видел ничего невозможного, «ничего, нарушающего порядок природы» в том, что «все животные Нового Света отличаются от животных Старого Света, от которых они некогда получили начало» [Buffon, 1766. Р. 103]. То обстоятельство, что животные одного континента не встречаются на другом континенте, а те, которые там встречаются, сделались меньше, слабее, иногда до неузнаваемости изменились, он ис­пользует в качестве довода в защиту изменяемости видов.
Господство в науке его времени реакционных идей, прямые нападки на Бюффона клерикальных французских кругов, в частности представи­телей богословских кафедр Сорбонны, которые составили в 1751 г. (год выхода «Философии ботаники» Линнея) перечень из 16 положений Бюф­фона, противоречащих священному писанию, вынудили его маскировать свои прогрессивные идеи, прибегать к многочисленным оговоркам, а иногда
8 Бюффон Жорж (Buffon  G.,  1707—1788) — французский естествоиспытатель,   один из самых выдающихся натуралистов XVIII в., создатель многотомного труда «Есте­ственная история» (1749—1788) в 36 томах, в котором изложена идея о единстве и все­общем  развитии  Вселенной. 23    Карл Линней
354
Послесловие
и к прямому отказу от своих трансформистских взглядов. Даже в тех слу­чаях, когда он откровенно говорил об изменяемости видов животных, Бюф-фон вынужден был делать уступку теологам и признавать на словах их утверждение, что в отличие от животных человек якобы — создание неба, животные же — произведение земли. В переписке с друзьями Бюффон сам отмечал, что он вынужден был прибегать ко всякого рода оговорам, дабы дать удовлетворение Сорбонне.
Однако, несмотря на ошибки и неточности, встречавшиеся в немалом числе в «Естественной истории» Бюффона, его труды способствовали от­делению естественных наук от богословия и развитию их на новой, научной базе.
Нам представляется глубоко неправильным рассматривать научный и мировоззренческий конфликт, возникший между двумя великими на­туралистами XVIII в. — Бюффоном и Линнеем, пользуясь двумя крас­ками: черной (Линней) и белой (Бюффон). Вопрос представляется нам зна­чительно сложнее. Прежде чем перейти к анализу этпх противоречий, мы считаем необходимым «предоставить слово» третьему всемирно при­знанному натуралисту XVIII в. — академику Российской Академии наук Петру Симону Палласу 9.
В докладе, прочитанном им в Петербурге на торжественном заседании в Академии наук 19 октября 1780 г., Палласу предстояло осветить коренные Bdtipocu теоретического характера.
Осторожный Паллас выступал с обсуждением вопросов естествознания, тонко обходя острые углы. Рассмотрение коренных теоретических проблем биологии было в тех условиях делом рискованным, так как речь шла о та­ких «опасных» вопросах, как видообразование п изменчивость, которые следовало тогда принимать догматически, с креационистских позиций.
Поэтому Паллас облек свое обсуждение в форму анализа противоре­чий во взглядах Линнея, представлявшего традиционную науку XVIII в., связанную с клерикальными догмами, и Бюффона, критически относив­шегося к методам Линнея, в частности к анатомическому и функциональ­ному аналогизированию растений и животных в «Философии ботаники» (гл. III, § 78; гл. V, § 136, 141—143, 146), и высказывавшего ряд про­грессивных взглядов.
Паллас в очень конкретной форме подверг критике воззрения обоих этих исследователей. «Естественная история, — сказал Паллас, — обо­гнала в наши дни другие науки. В настоящее время приходится выбирать между двумя великими людьми. Один из них, чрезмерно преданный но­менклатуре, влюбленный в систему, схоластически искусственную, изу­чал только внешние формы, пренебрегая анатомией, физиологией, идеей связи всех организованных существ, историей нравов животных; другой — враг этих методов, отвергаемых, как кажется, самой природой, почти не
9 Паллас Петр Симон (1741—1811) — знаменитый немецкий натуралист, путешествен­ник, член Петербургской Академии наук. Выдающийся классик Науки XVIII в. в области зоологии, геологии, систематики, ботаники и др., стоял на позиции истори­ческого развития органического мира. Однако позже выступал как метафизик, при­знавая постоянство и неизменяемость видов.
Послесловие
355
(признавал порядка, плана, никакой связи в подлунном мире и отрицал,
]в буквальном смысле слова, сходства, по которым природа, так сказать, сгруппировала свои создания. Он называет ребячеством тот естественно-
I научный метод, который, по меньшей мере, упражняет глаз и которого бес­пристрастный натуралист не может отрицать и всегда будет принимать
|с удовлетворением. . .» 10.
Паллас указывает далее, что взгляды обоих натуралистов отличались
I крайностями, от которых они в известной мере сами вынуждены были впо-
| следствии отказаться.
Не без тонкой иронии Паллас отметил, что Линней втайне предпо-
I читает своей системе «естественный порядок» и иногда исправляет ее про­тив собственных правил в угоду законам природы. С другой стороны, Бюффон, отвергнув не только систему Линнея, но и идею естественной си­стемы, кончил тем, что сам начал устанавливать естественные роды и семейства — всюду, где многочисленность видов стала служить помехой для
| успеха его труда.
Отдавая дань заслугам обоих ученых, Паллас указал, что один из
|них, Линней, благодаря своему систематическому уму ввел порядок и точность в науку, другой же, Бюффон, в сотрудничестве с Добантоном п «почти исчерпал естественную историю четвероногих, ввел в область науки философский дух и прелесть своего красноречия, заставил общество по­любить науку» 12.
Вместе с тем противоречия между Линнеем и Бюффоном послужили, по мнению Палласа, на пользу науке, так как благодаря этим противоре­чиям другим ученым легче удалось преодолеть крайности каждого из них. Таким образом, знакомясь с трудами классиков биологии, мы всюду видим, что не только в ботанике, но и в зоологии изучение дисциплин ве­дется преимущественно от Линнея, независимо от того, берут ли его за основу и дополняют или критически отвергают, пользуясь качественно новыми методами познания.

ОПЫТ АНАЛИЗА „ФИЛОСОФИИ БОТАНИКИ"
Трактовка общих проблем
Основной замысел и композиция «Философии ботаники», состоящей из 12 глав и 365 канонов (видимо, по числу месяцев и дней года), определи­лись уже в раннем произведении Линнея «Основы ботаники» (1736).
Семь глав этого труда составили фундамент «Философии ботаники». Это «Ботаническая библиотека» (гл. I); «Классы растений» (гл. II); «Браки
10  Цит. по: Райков Б. Е. [1952. С. 86—87].
11  Добантон (Daubenton G., 1716—1799) —французский сравнительный анатом, зо­олог, директор Парижского ботанического сада, в котором работал Антуан Лоран Жюсье. Преемник Бюффона. Всеобщую олаву ученому принесла созданная им по­рода овец, освободившая Францию от необходимости импортировать овец из Ис­пании.
12  Цит.  по;  Райков В.  Е.   [1952.  С. 87].
356
Послесловие
растений» (гл. VII, VIII, IX); «Критика ботаники» (гл. X); «Свойства рас­тений» (гл. XII).
Они писались Линнеем в саду Клиффорта в период творческого обще­ния с Бургавом до личного изучения состояния ботанической науки в Анг­лии и Франции и знакомства с идеями Бернара Жюсье о «естественной си­стеме», которую он скромно пытался воплотить на грядках Малого Три­анона 1.
Проблемы «ботанической философии», интересовавшие Линнея уже в «Основах», были дополнительно изучены в главах «Плодоношения» (гл. IV); «Признаки» (гл. VI) и «Очерки» (гл. XI).
В процессе 15-летних исканий «Основы ботаники» были преобразованы в «Философию ботаники». В известной степени в ней синтезированы и дру­гие труды Линнея за этот период.
Новое фундаментальное сочинение с частично измененными названи­ями глав стало не только учебным руководством, но и теоретической осно­вой реформы описательной ботаники, осуществленной в «Видах растений» (1753).
При знакомстве с текстом «Философии ботаники» легко разглядеть, что Линней создавал свой труд в двух планах, о чем он сообщает и в обра­щении «К читателю ботаники».
«Первый план», достаточно четко очерченный, был сугубо педагоги­ческим. Его локальная задача заключалась в том, чтобы воспроизвести «Основы ботаники» в обновленном и углубленном издании, утвердить в бо­танической науке XVIII в. свою терминологию, дать новые основы систе­матики и свод знаний о морфологии растений.
Этот педагогический план труда сыграл, как уже отмечалось в «После­словии», основоположную роль в развитии ботанических знаний для мно­гих поколений натуралистов всех стран мира.
Однако, рассматривая «Философию ботаники» сквозь призму столе­тий, мы приходим к признанию значимости и ее второго — общебиоло­гического плана, который раскрывает линнеевскую трактовку централь­ных вопросов естествознания, поисков путей для преодоления противоре­чий, возникавших в процессе исследований. Эти противоречия связаны с трудностями, вызванными универсальным толкованием многообразия и единства в природе; и с комбинациями признаков, не всегда укладывав­шимися в искусственную систему; и с фактами, противоречащими идее постоянства видов; и с явлениями, противостоящими тезису об абсолют­ной целесообразности.
Если Линней не находил путей к преодолению этих противоречий, его поиски создавали стимул для развернутого изучения этих проблем уче­ными следующих поколений. Так было и с идеей постоянства видов, с тол­кованием общности функциональных и органических «аналогий» и мно­гими другими.
Послесловие
357
1У Линнея идея «естественной системы», точнее «естественного метода», получила, как это видно из «Философии ботаники», принципиально иное, чем у Жюсье, преломление, вызвала много противоречивых раздумий и систематических поисков (§ 77, 78).
I
Отметим в качестве иллюстрации, что в процессе своих эмпирических исканий Линней обнаружил трещину в решении своего отправного тезиса «о постоянстве видов» (§ 157).
Это мнение, подтвержденное ученым в период его научной зрелости, являлось для него незыблемым. Но «опыт — глава вещей» обязывал при­слушиваться к противоположным фактам. И в том же каноне мы, к изум­лению, читаем о «сомнениях» по этому поводу, вызванных комплексом раз­нообразных факторов, обнаруженных Маршаном (1719), самим Линнеем (1744) и Гмелиным (1749), противоречащих этому тезису ученого.
Со свойственной Линнею обстоятельностью он аргументирует свои «сомнения» (§ 158).
Но изложив рождающие «сомнение» факты, которые на уровне зна­ний того времени действительно нельзя было расшифровать, Линней остался на своей основной позиции: «Виды весьма постоянны, так как их зарождение есть в сущности лишь продолжение» (§162).
Некоторая эволюция взглядов ученого в этом вопросе позднее все же произошла и ее начало, по-видимому, связано с возникшими у него в 1744 г. «сомнениями».
Линнею пришлось пережить значительные трудности и даже насмешки противников самого факта существования пола у растений, хотя, напри­мер, опыление женских цветков финиковой пальмы пыльцой из мужских цветков было известно натуралистам с древнейших времен 2.
Даже после того, как различия в строении цветка, его тычинок и пестиков были положены Линнеем в основу «Системы природы» (1735), большинство ученых продолжало оспаривать факт существования пола у растений, по крайней мере до 1760 г., когда Петербургская Академия наук присудила Линнею премию за решение этого вопроса 3.
Общебиологическое значение утверждения Линнеем в науке факта существования полового размножения у растений привело к важному подтверждению единства растительного и животного мира, а тем самым и к признанию принципиальной общности процессов, обеспечивающих воспроизведение живой природы.
Вместе с тем идея о всеобщности полового размножения, позволившая ученому создать новую веху в развитии систематики растений и построить первую единую схему системы природы в целом, натолкнулась при ее раз­работке на непреодолимые трудности. Они были связаны в первую очередь с морфофизиологической идентификацией полового размножения всех без исключения групп растительного мира без учета их качественного своеобразия.
2  Факты искусственного опыления финиковой пальмы (Phoenix dactylifera L.) запечат­лены на барельефах IX в. до н. э.
3  Исследования Я. Бобарта (1599—1680) и Р. Камерариуса (1665—1721) о наличии муж­ского и женского пола у растений Линнею, видимо, не были известны до середины XVIII в. Впервые, как отмечалось выше, он приобщился к этой проблеме при чте­нии работы Вайяна («De sponsaliorum arborum», 1709)   в 1729 г.
358
Послесловие
Преодоление этих трудностей и ошибок стало возможным лишь на последующих этапах развития ботаники и биологии благодаря примене­нию новых методов исследования.
Спустя два с четвертью столетия следует удивляться не тому, что до­стижения ученого не были свободны от ошибок, а тому, что несмотря на эти ошибки, им было сделано так много для решения многих исторических задач своей эпохи.
Небольшое по размеру «Введение» в «Философии ботаники» интересно прежде всего тем, что Линней определяет в нем некоторые аспекты орга­низации природы и со свойственным ученому тяготением к четким клас­сификационным граням формулирует следующие исходные постулаты.
«Все, что существует на земле, принадлежит Элементам и Натуралиям» (§ 1). «Элементы, — читаем мы далее, — просты; натуралии сложны [благодаря] божественному искусству».
В этой краткой философской преамбуле к исследованию Линнея по существу сформулированы два принципиально важных для понимания общетеоретических представлений ученого тезиса.
Первый: элементы природы материальны и несотворимы.
Второй: «натуралпи» также материальны, но они сотворены внеесте-ственным фактором.
Если первый тезис фактически перекликается с представлениями ан­тичного мыслителя Демокрита о «мире извечном, не созданном никем из богов», то второй выражает господствовавшие креационистские пред­ставления, принятые ученым как аксиомы.
Своеобразие выраженного здесь дуализма в том, что неорганический мир признан существующим без участия сверхъестественных сил, так как составляющие его элементы, по уровню знаний XVIII в., «просты» и их изучением занимается физика.
Сложность же и относительное совершенство растений и вообще ор­ганизмов, недоступное пониманию века, и господствовавшее мировоззре­ние приводили к надъестественному умозрительному символу, именуе­мому Линнеем «божественным искусством».
Отдав таким образом дань деистическому началу, великий натура­лист возвращается к своей основной задаче — изучить и классифициро­вать, опираясь на естественные методы.
Общая классификация в «Философии ботаники» остается той же, что и в «Системе природы».
Естественные тела разделены на три царства: минеральное, раститель­ное и животное, которые разграничены на основе предельно лаконичных функциональных характеристик: «Камни растут. Растения растут и жи­вут. Животные растут, живут и чувствуют» 4.
4 Применение здесь точек для разграничения трех царств природы создает явно вы­раженную логическую ударность, чем достигается отчетливое выражение значимости этих разграничений.
Отметим попутно, что знаки препинания Линнеи вообще применял несколько отлично от современных правил синтаксиса (§ 304), реже ставил точки и вовсе не
Послесловие
359
В этой своеобразной градации, ставшей хрестоматийной, связь между царствами все же не отвергнута. Правда, она выражена в нарастающем усложнении одного сопоставимого критерия — роста.
Однако этот отправной показатель границ между царствами природы крайне относителен, так как рост минералов выражает принципиально иное понятие, чем рост растений и животных, у которых он неразрывно связан с преобразующими формообразовательными процессами.
Это убедительно показал сам Линней, в частности в «Философии бо­таники», при эмпирическом изучении роста и преобразования семени во взрослое растение.
Преемственность между тремя царствами природы сохранена таким об­разом лишь формально. Практически же, как видно из приведенных до­водов, они разграничены.
К разграничению минералов, растений и животных, признанию суще­ствующих между ними перерывов обязывали и факты систематики, ана­лизируемые методами XVIII в. Однако это разграничение находилось в противоречии с вытекающим из учения Готфрида Лейбница представ­лением Линнея о том, что «природа не делает скачков» (§ 77).
Главным критерием натуралиста, к его чести, при решении возникав­ших у него противоречий служили факты, независимо от того, подтвер­ждали ли они его теоретическое воззрение или опровергали.
Такими своеобразными фактами, ломавшими догматичность в опре­делении границ между растительным и животным миром, были исключе­ния, противоречащие постулатам исследователя.
В этой связи привлекает внимание приведенное Линнеем определе­ние ботаника Людвига растений как «естественных тел, ... не способных перемещаться» (§ 3). Линней снабдил это определение подобием реплики: «Способы перемещаться Balanus, Lernea, равно как и Mimosa»5 (§ 3). Ее можно было бы истолковать как исключение, подтверждающее правило, и видеть в нем лишь выражение присущей ученому необычайной точности и ответственности перед фактами.
Однако нельзя уйти от мысли, что Линней этими исключениями отте­нял некоторые связующие переходы в «непрерывности» царств природы. Это находит свое подтверждение в том, что по формулировке Линнея, «окаменелости (животных. — И. А.) и кристаллы, относящиеся к одному и тому же виду, вполне совпадают по форме» (§3).
Еще более убедительно эта мысль выражена Линнеем в формулировке:
пользовался кавычками. Однако это не мешало ему, подчас весьма четко, Выявлять тончайшие интонационные нйансы в расстановке логических ударений. (К сожале­нию, вследствие больших различий в построении латинских и русских фраз сохра­нить эти нюансы далеко не всегда удавалось).
5 В соответствии с научными представлениями начала XVIII в. Линней во «Введении» ошибочно отнес морского желудя (Balanus) и лернею (Lernea) — гндру к растениям. Однако уже в гл. VI на основе новых данных ученый назвал лернею животным (§ 153). Разноречия не были устранены, видимо, в связи с тем, что Линней заканчивал последние главы «Философии ботаники» (1750) после тяжелой болезни и не имел воз­можности осуществить сквозной просмотр рукописи этого многолетнего труда.
360
Послесловие
«Природа сама сочетает и объединяет камни и растения, растения и жи­вотных. . .»6 (§ 153).
«Родство», которое Линней усматривает в сходстве строения некоторых низших растений и низших животных, разумеется, принципиально от­лично от современного филогенетического понимания родства.
П. С. Паллас назвал группу организмов, как бы «совмещающих» черты, общие для растений и животных, — зоофитами, т. е. животнорастениями [Pallas, 1766].
Впоследствии на основе более убедительных и детальных методов ис­следования кораллы и другие морские кишечнополостные организмы были отнесены к животным, тогда как ранее их ошибочно принимали за растения, «камнерастения», «животнорастения», главным образом вслед­ствие их прикрепленного образа жизни 7.
Условность разграничений между «царствами» природы и система­тическая «неразбериха», вызванная ограниченностью знаний, остроумно оценена Линнеем. О камнерастениях (Lithophytu) он пишет, что они «в старину [считались] остатками царства Плутона, т. е. мифологического бога подземного мира». Затем, не без юмора сообщает ученый, ботаник «Марсилий отнес [их] к царству Флоры, а Пейзонель снова возвратил в царство фауны» (§ 76). Судя по этой фразе, Линней признает правоту Пейзонеля.
Предположение Пейзонеля о принадлежности коралловых полипов к морским животным было позднее подтверждено наукой.
Однако хотя предположение Палласа о существовании в природе про­межуточных форм между животными и растениями (зоофитов) и не под­твердилось, идея преемственности органических форм мира неизмеримо более сложна, чем это предполагал Паллас. Она впоследствии была уста­новлена не только теоретически, но и всесторонне подтверждена фактами и лежит в основе учения Дарвина. Ее плодотворное революционизирую­щее влияние на все развитие биологических наук общеизвестно.
Возвращаясь к тезису Линнея о четко разграниченных «царствах при­роды», напомним, что ему самому вскоре стало тесно в рамках этих, вер­ных лишь в основном, качественных разграничений.
При изучении проблемы количественных исключений, замеченных Линнеем в § 3, значительно увеличилось.
В процессе длительного развития науки доказательства существо­вания взаимосвязей и переходов от одних уровней организации растений и животных к другим становились все более убедительными.
Решающее значение для раскрытия этих связей имели совершенство­вание методов исследования и изучение систематики на основе сравнитель­ного морфофизиологического анализа, а впоследствии и на основе фило­генетического метода исследования.
6  Линней в § 153 без комментариев признает «организм», описанный одним из его пред­шественников, за животное существо, которое «внутри представляет собой растение, а снаружи камень» (Lithoceratophyton).
7  Имеются, видимо, в виду колониальные коралловые полипы, ведущие прикреплен­ный образ жизни (ом. коммент. 10).
Послесловие
361
Однако для установления этих методов и соответствующих закономер­ностей науке потребовалось много больше столетия.
При ознакомлении с постулатами Линнея и его сравнительной харак­теристикой границ между тремя царствами природы, мы, естественно, имели право обсуждать возникшие у ученого противоречия лишь в рамках возможностей их логического анализа, ограниченных уровнем фактов и воззрений первой половины XVIII в.
Обсуждение «Введения» было бы односторонним, если бы мы не отме­тили оригинального библиографического приема Линнея, выраженного в воспроизведении им в цитированных канонах вслед за каждой из своих формулировок (§ 2—4) формулировок предшественников по тому же во­просу.
Это позволяет читателям «Философии ботаники» провести сравнитель­ный анализ трактовок обсуждаемых вопросов. В одном случае — это вы­явление сущности разноречий, в другом — предоставление читателю возможности проследить за процессом преобразования ученым той или иной формулировки, доведенной до лаконичной законченности; в тре­тьем — признание приоритета предшественников.
Иногда показана и преемственность формулировок самого ученого в разных трудах с указанием, когда и в каком труде они впервые приве­дены.
Читатель, который вглядывается в эти строки, испытывает восхище­ние гениальным систематиком, который во всех звеньях своей работы умел проявить удивительную тщательность и отчетливость, независимо от того, совпадали ли их позиции или отличались от них.
Отдав во «Введении» дань отправным постулатам, ученый обращается к своей главной задаче — анализу накопленных им эмпирических знаний для обоснования и усовершенствования своей классификации растений.
Общетеоретические взгляды ученого, изложенные им во «Введении», несмотря на таящиеся в них противоречия, все же отнюдь не обесценили классический труд аналитика, черпавшего факты непосредственно из природы.
Предметный анализ труда, насыщенного огромной научной информа­цией, удобнее осуществлять на основе поэтапного обсуждения каждой главы.
Наше внимание было сосредоточено здесь преимущественно на трак­товке Линнеем в своих исследованиях общих проблем философии и био­логии. Собственно ботанические аспекты труда, как мы уже отмечали, многократно освещались в специальной отечественной ботанической ли­тературе.
ФРАГМЕНТЫ ИСТОРИИ ОПИСАТЕЛЬНОЙ  БОТАНИКИ В ИЗЛОЖЕНИИ ЛИННЕЯ
«Классификация ученых»
Глава «Библиотека» — лаконичный конспект знаний, накопленных человечеством в области описательной ботаники от античных времен до середины XVIII в. Систематизация этих знаний, лишь контурно наме-
362
Послесловие
ченная ученым, при всей их спорности, поражает неповторимым своеобра­зием его классификационного гения 1. Особенно рельефно это выражено в «классификации ученых».
Целевое введение к главе определяется преимущественно первым пла­ном труда — дать молодым натуралистам руководство по описательной ботанике, научить их глубже видеть многообразие природы, расширить научный кругозор.
С педагогической обстоятельностью Линней рекомендует «новичкам» изучать открытия, события, достижения, места, где они происходили, ме­тоды работы; «ботаник должен знать, к каким авторам обращаться [в связи] с изучаемым растением» (§ 5).
Действительно, «Философия ботаники» была для многих поколений ботаников выдающимся по значению руководством благодаря широте охвата и глубокой систематизации материала, филигранной четкости в из­ложении деталей. Это было поистине «столетнее руководство» — маяк для ботаников всего мира. Обновляясь вместе с развитием науки, оно легло в основу многочисленных лекционных курсов и учебников.
Недаром единственный вольный перевод «Философии ботаники» на русский язык, опубликованный в 1800 г. Тимофеем Смеловским, как мы уже упоминали, был предназначен для преподавания ботаники в Петер­бургской военно-медицинской академии.
И все же замысел Линнея был неизмеримо глубже, чем создание даже самого удачного руководства. Особенно важен для современных натурали­стов второй план «Философии ботаники» — естественноисторический, общебиологический и философский, крайне мало исследованный.
Уже в предыдущих трудах, особенно в «Основах ботаники», Линней назвал фундамент этой науки «ботанической философией» и сформулиро­вал грандиозную по своей трудоемкости и охвату задачу — представить кажущееся хаотичным многообразие природы в виде стройной системы. Частично эта центральная задача построения «Философии ботаники» была осуществлена в названном труде.
Он возвещен ученым в обращении «К читателю», с ним связано и само название произведения: «Философия ботаники».
Необходимость в таком теоретическом анализе возникла у Линнея в связи с обступившими его противоречиями при истолковании накоплен­ных им эмпирических исследований. Возникали эти противоречия при трактовке таких коренных проблем биологии, как единство и многообра­зие растительных форм и особенностей их воспроизведения; «постоянство видов» и вызванные фактами сомнения в нем; и т. д.
1 Мы не можем согласиться с В. В. Лункевичем, что метод классификации Линнея «произвольный, случайный, искусственно подобранный» [1960. С. 80]. Мы видим строгую последовательность в изложении представленного материала. Так, первый раздел своего труда он посвятил описательной ботанике, дав критическую оценку своим предшественникам. Затем он переходит к описанию растений с вычленением редких, дикорастущих и экзотических экземпляров, подчеркивая их особенности в отношении требовательности к внешним условиям. Возможно, это и заставило Линнея подробно остановиться в гл. I на описании устройства оранжерей и возделы­вании почвы для указанных растений (§ 46).
Послесловие
363
Книга возвращает нас к полузабытым и подчас малоизвестным фак­там истории науки, изложенным таким знатоком ботаники, как Линней, она позволяет разобраться в представлениях ученого о преемственности развития знаний, раскрывает диапазон интересов исследователя.
Неоценима критическая оценка Линнеем его предшественников, хотя в отдельных случаях имела место известная субъективность.
Особенно ярко это выражено в сравнительных научных определениях, которые он сопровождает характеристиками и формулировками предше­ственников. Это дает читателю объективную возможность судить о том, где ученому удалось принципиально улучшить определения предшествен­ников, где сделать их более лаконичными, а где и утвердить приоритет ботаников прошлого.
В частности, субъективность Линнея выразилась в недооценке науч­ного наследия Джона Рея, видимо, в связи с дошедшей до Линнея одно­сторонней информацией о полемике, которую необъективно вел против Рея его научный противник — ботаник Ривин (Бахман).
Ориентиром для знакомства с натуралистами, которые хотя бы ча­стично были известны Линнею, служит прежде всего приведенный в «Биб­лиотеке» перечень названных им в хронологическом порядке более полу­тораста ботаников от античных времен до середины XVIII в. с датами пуб­ликаций их главных трудов.
Многие из перечисленных Линнеем ученых заняли, как известно, вы­дающееся место среди классиков ботанической науки и их капитальные ис­следования явились важными вехами в развитии описательной ботаники [К. Баугин, Чезальпино и др. (XVI в.); Юнг, Рей, Морисон, Турнефор (XVII в.)].
Наряду с ними в перечне фигурируют и другие видные ботаники, из­вестные трудами в ее отдельных областях.
Добросовестно названы Линнеем и многочисленные полузабытые тру­женики, участвовавшие в создании фундамента этой науки.
В шкале веков, определяющих развитие ботанических знаний, Линней связывает их начало с «отцами ботаники» античного времени — Теофра-стом (III в. до н. э.), Плинием старшим и Диоскоридом (I в.).
Примечательно, что в течение 14 столетий (с I до XV в.) не назван ни один натуралист. В XV в. Линней отмечает лишь 2 ботаников, но уже в XVI в., т. е. для эпохи Возрождения, называет 38; среди них создатели первых «травников» (Брунфельс, Трагус, Фукс и др.), энциклопедист Гес-нер и самые выдающиеся ботаники этого века, упомянутые нами выше.
В XVII в. в орбите внимания Линнея было уже 62 ботаника, в том числе Юнг, Морисон, Рей, Турнефор и др.
Первая половина XVIII в. представлена в перечне Линнея 53 натурали­стами, в том числе Бернаром Жюсье, Бургавом, самим Линнеем, Галле-ром, Стеллером, Гмелиным старшим. Особо отмечена деятельность 7 ев­ропейских ботанических обществ XVIII в. и 14 академических садов.
Один лишь перечень, на первый взгляд утомительный, напоминает о трудоемкой деятельности натуралистов многих поколений на одном лишь
364
Послесловие
участке естествознания — в описательной ботанике в трудные для науки столетия.
Лаконичными штрихами ученый показывает, что описательная бота­ника развивалась не изолированно, а в связи с общим развитием естество­знания, медицины, сельского хозяйства, на фоне исторических событий.
Скупо, но выразительно представлена историческая преемственность культур. «События: Греки — преемники египтян, а египтяне — халдеев» (§9).
Эскизно раскрыта поразительная широта интересов ц многообразие направлений в деятельности натуралистов прошлого. Естествознание и медицина античной Греции представлены Линнеем в именах Гиппократа (V в.), Аристотеля (IV в.), Теофраста (III в.), Ксенофонта Афинского (II в. до. н. э.).
Древний Рим представлен деятелями агрономической культуры — Катон, Варрон, Колумелла и др., медицины и естествознания — Гален (II в.) и др. Среди многих натуралистов и медиков последующих столетий назван выдающийся ученый Авиценна (Ибн-Сина) из Бухары (VI в.). Эти и многие другие имена — ступени становления естествознания и ме­дицины.
Интересно раскрытие Линнеем некоторых экономических предпосылок развития ботаники, а также его упоминание о войнах в древнем мире, вы­званных столкновением из-за обладания ценными сортами растений. Так, в § 21 мы читаем, что «Битвы Царей из-за растений были более кровавыми, ибо писались они не пером, но бомбардами и мечами».
Кажущееся отступление от основной темы — формирования бота­ники — служит для выявления зависимости развития науки от общест­венной жизни.
«Классификация» ученых-ботаников интересна не только полезной научной информацией, но и иллюстрацией уникального классификацион­ного склада мышления Линнея, его удивительной способностью к конкрет­ной детализации. Так, «Подлинные ботаники» распадаются по «размеже­ванию» ученого на «собирателей» и «методистов» (§ 7).
Это, однако, лишь начало дифференциации. «Собиратели» в свою оче­редь охватывают по классификационной характеристике Линнея девять различных групп натуралистов. Это «отцы ботаники», заложившие основы этой пауки; сюда он относит «отца медицины» Гиппократа, главу пери­патетиков — Аристотеля, «отца ботаники» Теофраста. Далее, как мы ви­дели, Линнеем в эту группу отнесены комментаторы, художники, описа­тели, монографы (составители монографий), любопытные (изучающие ред­кости), садоводы, флористы и путешественники.
Характеристики каждой из этих групп «собирателей» насыщены исто­рическими и библиографическими данными, вплоть до информации о пе­реводчиках и комментаторах трудов Аристотеля, Теофраста, Диоскорида и др.
Необычна, спорна, но интересна классификация методистов, к кото­рым Линней относит вместе с философами. . . систематиков и номенкла-торов (§ 18).
Послесловие
365
Содержание, которое ученый вкладывает в понятие «Ботаническая философия», видно из его обращения «К читателю». Это изучение фунда­мента ботанической науки, ее основных закономерностей.
В приведенной здесь формулировке ученого: «Философы исходили из умозрительных начал, наглядно облекли ботаническое знание о растениях в форму науки», мы находим несколько неожиданные дополнительные нюансы, особенно когда узнаем из детальной классификации философов, что к ним относятся ораторы, полемисты, физиологи и наставники. Объеди­ненные в единую категорию «методистов», они признаны теоретиками бо­таники, которым наука обязана своими основными положениями — «ка­нонами и правилами».
Все же основные достижения ботаники, не охваченные теоретиками, Линней рассматривает как результат деятельности «эмпирического по­знания», служащего медицине, сельскому хозяйству и всем другим прак­тическим запросам жизни.
«Ораторы» (в толковании Линнея) выявляют все то, «что разумно укра­шает науку», раскрывает «экономику природы» и другие стороны ее позна­ния.
Деятельность «критиков» проявилась, по определению Линнея, в «бит­вах», возникавших между корифеями ботанической науки по вопросам си­стематики. Сюда относится полемика Ривинуса против методов система­тики Рея, выступления Турнефора в защиту Рея («Разные методы»), высказывания по затронутым вопросам Диллениуса, полемика против него Ривинуса, наконец, нападки Сигезбека в «Эпикризе» на Линнея за ... «антиморальную» защиту факта существования пола у растений.
Недоумение, возникающее в связи с трактовкой физиологов как фило­софов, исчезает после следующего разъяснения Линнея: «Физиологи рас­крыли законы произрастания и тайну пола у растений» (§ 22). Конечно же, даже ограничительное изучение физиологами законов и тайн воспроизве­дения растений входит в орбиту центральных проблем философии естество­знания, хотя бы и в ее современном понимании.
Все эти интересные страницы истории становления научных истин и недостойной борьбы против их признания требуют особых исследований. Каждый выдвинутый тезис, каждую классификационную деталь уче­ный иллюстрирует фактами, насыщенными ценной исторической инфор­мацией и библиографией. Концентрация материала столь велика, что тре­бует подчас дополнительной расшифровки, особенно в связи с существен­ными изменениями, которые за столетия претерпела трактовка понятий и терминов.
Не всегда легко раскрываются внутренний замысел и расстановка уче­ным логических ударений. Недоумение вызывает, например, при первом чтении причисление к философам, даже в линнеевском толковании, «на­ставников». Недоумение это, однако, отпадает, когда выясняется, что к на­ставникам ученый отнес и себя, как автора «Основ ботаники», и Людвига с его «Ботаническими афоризмами», и Юнга. В широком плане названные исследования действительно были посвящены философско-методическому анализу основ ботаники и раскрытию взаимосвязи растительного мира,
366
Послесловие
т. е. по существу, естественнопсторическим закономерностям организации природы.
Требует, видимо, расшифровки большое принципиальное значение, которое Линней придавал своему разделению систематиков на две резко противоположные группы в зависимости от того, какой критерий они клали в основу классификации растительного мира. Если ученый исходил из основ плодоношения, он «правомыслящий» (Ortodoxi), а если он опирался на другие критерии (корень, лист и т. д.) — «инакомыслящий» (Heterodox!) и, как видно из самого наименования, стоял, по мнению Линнея, на невер­ном пути. Больше того, по характеристике Линнея именно «правомысля-щим» систематикам ботаника обязана «достоверностью и блеском» (§ 53). Они исходили в своем понимании «растительного мира» из ее истинных ос­нов и умели дать всем растениям осмысленное название (§ 7). Систематика, построенная на классификации органов плодоношения, представлялась ему альфой и омегой ботанического познания, а ученые, опирающиеся на этот метод, являлись, по его убеждению, подлинными творцами бо­таники.
К «ботанофилам», которых Линней по своей классификации противо­поставил подлинным ботаникам, он относит анатомов, садоводов, меди­ков и прочих (§ 43).
В группу ботанофилов вместе с анатомами попали те из садоводов, кото­рые «рассказали о культуре растений», т. е. ознакомили земледельцев с садоводством и помогли им сделать культуру возделыванпя растений предметом общего пользования. Напомним, что ученые-садоводы, созда­вавшие академические сады, фигурировали у Линнея среди подлинных бо­таников (§15). К категории садоводов-ботанофилов Линней относит и пи­сателей по сельскому хозяйству, по-видимому, агрономов — авторов по­собий по возделыванию растений и применению орудий (а по терминоло­гии Линнея — «инструментов») сельского хозяйства (§ 45).
Несколько необычно выглядят у Линнея классификационные кате­гории «медиков-ботанофилов», занимающихся изучением действия рас­тений на человеческое тело и их использование. Сюда он относит «астро­логов».
По каким же мотивам убежденный эмпирик Линней привлекает астро­логов в число ботанофилов?
Астрологи, судя по литературным данным, предсказывали влияние звезд на свойства растений. Для Линнея, насквозь конкретного п мате­риального в своих исследованиях, несмотря на декларируемый креацио­низм и вытекающие отсюда метафизические построения, это звучит не­обычно. Всей своей научной деятельностью он связан с реальной почвой и реальными растениями.
Наконец, нам хотелось бы остановиться на «прочих», к которым Лин­ней относит всех тех, кто с различными целями сообщал какие-либо све­дения о растениях. Сюда входят экономисты, биологи, теологи, поэты. Экономисты вводят потребление растений в общий обиход. К ним он от­носит автора «Экономической флоры» и «Шведского Пана», т. е. работ, вы­полненных у него.
Послесловие
367
Неожиданное сочетание — биологи, теологи и поэты — получает не­которую расшифровку, когда выясняется, какое содержание вкладывает Линней в эти термины. Появление в терминологии Линнея слова «биолог» в середине XVIII в. и то обстоятельство, что «биолог» в классификации бо­таников попал в рубрику «прочие», естественно, вызывает интерес. Био­логам посвящена лишь единственная строка: «Биологи большей частью провозглашали Панегирики» (§ 52). Содержание, которое Линней вклады­вает в слово «биолог», как мы видим, не имеет ничего общего с тем содер­жанием, которое вложили в него Ламарк и Тревиранус.
К «теологам» в области ботаники Линней относит не сторонников тео­логического мировоззрения вообще, а авторов, пытавшихся дать объяс­нение растений, упомянутых в Библии. Линней и здесь не анализирует материала, предоставляя это читателю-ботанику как в отношении досто­верности, так п в отношении значения для науки.
Роль «поэтов» в ботанике Линней также не комментирует и со свойствен­ной ему добросовестностью лишь называет произведения, посвященные поэтическому воспеванию растений.
Мы позволили себе так подробно рассмотреть первую главу «Филосо­фии ботаники» потому, что кроме познавательного интереса с точки зре­ния истории ботаники, она дает нам возможность увидеть, как Линней оце­нивал научное прошлое ботаники, увидеть его сильные и слабые стороны как историка науки, наконец, этот труд дает представление о взглядах Лин­нея на многие вопросы как общетеоретического, так и конкретно ботани­ческого порядка.
Цели, которые ставил перед собой ученый, далеко не исчерпываются задачами обновления существующей систематики растений. Они неизме­римо шире п глубже. Анализ громадного эмпирического материала, скон­денсированного в «Философии ботаники», раскрытие тончайшего много­образия природы п, наконец, попытки разобраться в ее закономерностях, глядя в глаза фактам, хоть и на основе господствовавшего мировоззре­ния, — таковы исторические задачи, которым посвящен труд.

Трактовка и поиски «Естественное метода»
В исканиях Линнея отчетливо прослеживается сформулированное Готфридом Лейбницем положение: «Единство в многообразии — много­образие в единстве». Принято считать, что логическое ударение на пер­вой части тезиса Лейбница: «единство в многообразии» выражено преиму­щественно в воззрениях Ж. Бюффона, а в эмпирических исследованиях Линнея — на его второй части: «многообразие в единстве».
Изучение «Философии ботаники» опровергает эту трактовку. Во всех своих работах, посвященных раскрытию многообразия природы, Линней отчетливо констатирует единство, правда, своеобразно им понятое. Можно даже сказать, что единство является для Линнея подчас «общим знамена­телем», на основе которого в числителях раскрываются неистощимо тон­кие различия, составляющие бесконечное многообразие. При этом уче­ный не устает отмечать и многочисленные исключения.
368
Послесловие
Послесловие
369
К сожалению, основные усилия, которые легли в самую основу его «Системы природы», опирались подчас на догматическое понимание един­ства органического мира как извечного и неизменяемого. Так, например, в качестве основного критерия единства природы им избрано некоторое условное построение, опирающееся на принципиальную общность поло­вого размножения растений и животных. Утвердившись в существовании полового размножения у растений, которое до него отвергалось, и приняв за аксиому, что оно осуществляется единственно посредством цветка, Лин­ней, побуждаемый тысячами доказательств, верных для цветковых расте­ний, отверг существование иных форм полового размножения (архе-гониальные и др.), принимая их за частичные отклонения от нормы.
Центральную задачу он видел в том, чтобы доказать, что функциональ­ная общность является определяющей в морфологических соответствиях, т. е. в основу сравнительного анализа природы Линней положил крите­рий аналогии вместо гомологии.
В серии своих трудов, в том числе в многочисленных изданиях «Си­стемы природы» и «Философии ботаники», Линней раскрывает морфоло­гические и по существу сравнительно-анатомические основы строения ком­понентов цветка — чашечки, венчика, тычинок, пестиков; а также пло­дов (§ 86).
Выдающийся знаток покрытосеменных растений, Линней, увлечен­ный догмой, что цветок — основа размножения всех без исключения рас­тений, настойчиво ищет компоненты цветка у мхов, папоротников и даже диатомовых водорослей — пиннулярии.
Увлеченный этой идеей всеобщности размножения растений посред­ством цветка, он выискивает остатки чашечки у мхов, плаунов и других споровых растений, отказываясь признать их отсутствие у перечисленных растений (гл. III, § 78). Драма великого ученого, справедливо опиравше­гося на положение «Опыт — глава вещей», выражается в том, что здесь он не волен прислушаться к требованию факта. То обстоятельство, что мы не видим у фукусовых водорослей, грибов и мхов, венчиков, тычинок и пестиков, Линней утешительно объясняет себе тем, что не все существую­щее в природе нам дано видеть.
В предложенной Линнеем в «Системе природы» классификации рас­тительный мир был разделен на 24 класса. При этом чистый числовой принцип, выраженный в различии количества тычинок, ему удалось осуществить лишь в первых 13 классах.
Начиная с 14-го класса количественная характеристика тычинок ока­залась недостаточной и ученый вынужден был прибегнуть к дополнитель­ным морфологическим показателям. Так, в 14-м и 15-м классах в качестве таких дополнительных показателей были учтены определенные различия в длине тычинок.
Для 16-го класса вводится новый морфологический признак — сра­стание тычинок у их основания в один пучок или сросшиеся пыльники; в 17-м классе срастание в один пучок 9 нитей тычинок из 10 при свободной 10-й тычинке; в 18-м классе — срастание тычинок в несколько пучков; основной признак 19-го класса — тычиночные нити свободны, тогда как
1
пыльники срастаются в полую трубку; в 20-м — тычиночные нити сра­щены со столбиком; в 21-м цветки, образующиеся на одном и том же расте­нии, раздельнополые; в 22-м классе мужские и женские цветки, как пра­вило, находятся на различных растениях: на одном растении в нормальных условиях можно встретить цветки только одного пола; к 23-му классу Линней отнес растения с цветками однополыми, отчасти раздельнополыми. Особые «систематические муки» принес ему 24-й класс, куда он вынужден был отнести «тайнобрачные» растения с непосредственно не наблюдаемыми органами размножения.
Здесь Линней при всем блеске его гения не мог не столкнуться с не­преодолимыми противоречиями. Драматизм положения ученого заклю­чался в том, что он абсолютизировал единство форм и способов полового размножения. Он ошибочно предположил и уверовал в то, что размноже­ние при помощи цветков универсально для всех групп растительного мира, включая слоевцовые растения (водоросли, грибы), архегониальные (мхи, папоротники, плауны). Если мы не везде видим у растений цветки, зна­чит они невидимы простым глазом, такие растения он относил к тайно­брачным.
В отличие от покрытосеменных — цветковых растений — бесцветко­вые, как удалось установить после Линнея, отличаются принципиально иными способами размножения, включающими спорообразование и га-метообразование.
Этим многообразие форм размножения не исчерпывается. Потребо­вались усилия целых поколений ученых, чтобы выявить эти многообраз­ные различия.
В основе этих различий тем не менее лежит принципиальное единство, обусловленное генетическими закономерностями воспроизведения.
В согласии со своей искусственной системой Линней искал такое ре­шение, которое не противоречило бы фактам, всегда являвшимся для уче­ного «главным судьей» — «опыт — глава вещей».
Чтобы не ломать окончательно своей искусственной системы, по су­ществу подорванной, начиная с 14-го класса, он выделил 24-й класс, в ко­тором соединено несоединимое, и выяснение оставлено им на разрешение потомству.
Возникло парадоксальное положение. Ученый, который больше чем кто-либо сделал для выявления многообразия растительного мира, ока­зался в плену догмы, согласно которой единственным органом размноже­ния растений являются цветки.
Поразительно то, что в орбите «ботанического зрения» ученого было гигантское число тончайших различий всех других органов растения, по­мимо цветка, и, как это видно из «Философии ботаники», он в своей клас­сификации их учитывал. Однако основным критерием полновластно оста­вался цветок, так как его стабильность в преемственности поколений Лин­ней считал определяющей. Именно поэтому ученый впервые особенно остро почувствовал непрочность своей системы.
Необходимо напомнить, что первая суровая критика «Системы природы» Линнея, высказанная Слоаном и Диллениусом в 1736 г., вызвала у Лин-24 Карл Линней
370
Послесловие
нея досадное чувство недоработанности и частных ошибок, допущенных в систематике низших растений, особенно в микологии, которую в ту пору изучал и даже создавал Диллениус.
С другой стороны, поездка во Францию и ознакомление с идеями Шюссье также оказали влияние на Линнея: перед ним встала проблема естественной системы (точнее естественного метода), фактически противо­стоявшей его искусственному методу. Все это определило его последующие искания новых реформ и привело к построению двух дополнительных си­стем (см. гл. II — «Системы» и гл. III — «Растения»). В первой из них Линней пытался распределить растительный мир по естественным поряд­кам (68 порядков), во второй он привел 7 макросемейств (§ 78).
Преодолевая трудности первой искусственной системы, ставшей уже классической, Линней строит новую систему. Новое в ней заключается в том, что ученый разделил весь растительный мир, как мы уже упоминали, на 68 систематических групп (порядков). При этом он шел от покрытосемен­ных к мхам п водорослям, т. е. от более сложных растительных групп, исторически позднее возникших, к относительно более простым и древним формам растений, существовавшим до кайнозойской эры.
Стремясь воспроизвести фрагмент «естественного метода», представляв­шего по его мнению (отчасти справедливому) новый этап по сравнению с прежней искусственной системой, охватывающей 24 класса, Линней пишет: «Вот фрагменты, которые я предлагаю» п далее подробно характе­ризует растения (§ 77).
В этой новой системе мы находим: в 1-й группе — перечные (аир, пе­рец, повой и др.), во 2-й — пальмы (кокос, финик и др.), в 3-й — сцита-мнновые, в 4-й — ятрышниковые. В последующих группах Линней четко выделяет разнообразие в признаках строения цветка — трехлепестковые, беспокровные, покрывальные, венечные. Начиная с 10-й группы, он пере­числяет различные покрытосеменные растения (лилейные, злаки), не дифференцируя их, перемежая с хвойными (ель, сосна, кипарис — 15-я группа). Далее перечисляются преимущественно покрытосеменные. В 64-й группе мы вновь обнаруживаем архегониаты (папоротники); в 65-й — мхп; в 66-й — водоросли, в 67-й — грибы, в 68-й — растения, неопределенные в систематическом порядке (§ 77).
Здесь выражены те трудные искания «естественной классификации», которые стали главной задачей его жизни как исследователя после кон­тактов с Бернаром Жюсье.
Вызывает удивление, что несмотря на крайне слабую изученность мохообразных в середине XV11I в. (если не считать работ Диллениуса и Микели), Линней с неистребимой потребностью классифицировать дает их систематику, относя к ним плаунов и водный мох.
В группу водорослей (Algae) наряду с нитчатками (Conferva) и бурыми водорослями (Fucus) Линней относит маршанцию (низшие мхи) и низших животных — губок (Spongia), составляющих ныне особый тип (Porifera).
Если такой несравненный гений систематики, как Линней, обладав­ший несметными богатствами знаний растительных и животных форм, минералов и даже почв, смешивал растения разных (современных) типов
Послесловие
371
между собой и даже в нескольких случаях относил к растениям животных (губки, гидры и др.), причины этого определяются уровнем знаний сере­дины XVIII в.
Выдающееся значение имел для описательных наук, как и для дру­гих областей биологии, микроскопический метод, которому положили начало микроскописты XVII в. Неемия Грю, Марчелло Мальпиги, Ян Сваммердам, Антони Левенгук.
Все сказанное отнюдь не умаляет гения Линнея и его великих сверше­ний, а только представляет попытку понять границы возможностей уче­ного, ставящего своей целью создать фрагменты «естественной система­тики», пользуясь лишь «невооруженным» глазом и опираясь на уровень знаний своего времени (а подчас и XVI в.) и на один лишь описательный метод.
Поэтому устаревшие систематические построения Линнея, естественно, претерпели коренные преобразования. Еще глубже раскрываются кон­трасты между систематикой XVIII в. и современной.
Наличие пробелов в этом методе Линней объяснял тем, что много растений еще не открыто. Нахождение еще неизвестных форм должно было восполнить пробел в ботанической карте, подобно тому как неоткрытые еще географические точки должны пополнять географическую карту.
Эта формулировка Линнея не оставляет никаких сомнений в том, какое содержание вкладывал ученый в понимание «естественной система­тики».
Подтверждение истины станет еще выразительнее, если напомнить слова самого Линнея относительно недостаточности «естественного ме­тода», которая заключена в том, что есть «еще много неоткрытых расте­ний и что пробелы будут заполнены. . . поскольку природа не делает скач­ков» (§ 77).
Если мы правильно понимаем эти высказывания исследователя, то речь идет о том, что «естественный метод» в терминологическом определении ученого на данном этапе, когда еще не раскрыто все многообразие расти­тельного мира, недостаточен.
Поэтому в следующей III главе «Растения» (написанной, видимо, спустя некоторое время) Линней выявляет недовольство ранее предло­женными им системами классификации и ищет пути интеграции классов в более крупную таксономическую категорию.
Вступительная часть этой главы при первом чтении может вызывать недоумение. «Растения, — сказано в ней, — включают семь семейств. . .» (§ 78), т. е. по существу весь растительный мир. Напомним, что Линней в своей ранее предложенной классификации таксономической категорией «семейство» 2 не пользовался и в пределах каждого царства довольство­вался пятичленной иерархией: класс, порядок (в зоологии — отряд), род, вид, разновидность.
2 Таксономическую категорию «семейство», закрепившуюся в систематике, ввел Антуап Лоран Жюсье (1789), расположив ее между линнеевским порядком и родом.
372
Послесловие
Содержание, которое вкладывается Линнеем в таксономическое поня­тие «семейство», раскрывается им вполне конкретно. Семь семейств расти­тельного мира — это грибы, водоросли, мхи, папоротники, злаки, пальмы и собственно растения (§ 78).
Становится ясным, что у Линнея речь идет о таксономических катего­риях, охватывающих по крайней мере несколько классов и даже типов в современном понимании. Что же касается седьмого «макросемейства», то оно включает почти всех покрытосеменных.
Несмотря на неудачи в размещении фактического материала, связан­ные с тем, что злаки и пальмы рассматривались им в отрыве от остальных покрытосеменных растений, да и другие таксономические неточности, все же мы видим стремление автора объединить отдельные группы клас­сов в категорию, соответствующую типам, а иногда даже подтипам. Так­сономическая трактовка «макросемейств» у Линнея в известном смысле предвосхитила учение Кювье о типах 3, представлявшего собой выдаю­щуюся реформу классификации животного, а в дальнейшем и раститель­ного мира, много больше, чем на полвека.
Таковы были трудные искания натуралиста, опиравшегося в своих построениях на систематический метод, которому он следовал в отличие от синоптического метода его предшественников Баугина, Рея, Бургава и некоторых других: линнеевский систематический метод требовал движе­ния от сложного к простому, а не от простого к сложному. Необходимо под­черкнуть, что названные предшественники опирались на логико-мате­матическую основу, по выражению Линнея, «применяя в естествознании математический метод», т. е. шли от простого к сложному. Здесь нетрудно увидеть основу логическую, а не филогенетическую (§ 153).
Свой же обычный метод построения и анализирования системы (идти от сложного к простому) Линией объясняет тем, что крупное, сложное, близко видимое выявляется лучше как более известное, от которого легче идти к менее известному, хуже видимому. Легче разобраться в цветке с хорошо видимыми тычинками и пестиками, чем в водоросли и грибе, у которых ботанический взор даже самого Линнея не мог обнаружить ни тычинок, ни пестиков.
В заключение следует отметить, что систематические показатели главы «Растения» в значительной части опираются на различия, не имеющие от­ношения к плодоношению и половому размножению растений. Здесь при­водятся тончайшие морфологические описания формы листьев, корней, ствола и других частей растения, что вызывает некоторое удивление. Но дело в том, что труд был предназначен и для начинающих ботаников. Значительная часть главы изложена как педагогическое пособие со ссыл­кой на диссертацию Геснера «О растениях».
3 В 1812 г. Ж. Кювье осуществил реформу классификации животного мира, объединив ранее разрозненные линнеевские классы животных в типы.
Послесловие
373
Проблемы плодоношения и полового размножения
Огромный фактический материал и обилие поставленных Линнеем вопросов, подчас крайне спорных, имели своей главной осью проблемы воспроизведения живого через половое размножение, т. е. по существу раскрытие механизмов преемственности жизни.
Линнея привлекало непосредственное изучение морфологии органов полового размножения растений, их взаимосвязи и функции. Круг вопро­сов, затронутых в гл. IV, занимает центральное место в построении уче­ным системы классификации. Им детально рассмотрено и преподано строе­ние компонентов цветка (§ 86).
Осуществленная с большой тщательностью и кропотливостью, она опирается на четыре критерия: число, очертание, соразмерность и рас­положение. Каждое из этих измерений применяется наиболее развернуто к тычинкам и пестикам — главным органам плодоношения и полового размножения (§ 92).
Ввиду большого значения этих измерений для последующего развития систематических методов Линнея мы позволим себе подробнее остановиться на каждом из них, сосредоточив внимание в первую очередь на числовом факторе.
Применение числового фактора имело свои позитивную и негативную стороны.
Позитивная значимость при всей искусственности ее показателей была по крайней мере в том, что в основу взят стабильный наследственный фактор, правда, интуитивно опиравшийся лишь количественно на наслед­ственную преемственность генотиповой или иной группы растений в по­колениях.
Важнейшая роль числовой стороны для создания искусственной сис­темы классификации была предметом обсуждения многих исследователей даже спустя столетие.
Трудности, отчасти освещенные нами ранее, которые испытывал Лин­ней при построении систематики растительного мира, выразились прежде всего в том, что до конца провести чисто числовой принцип ему не уда­лось.
Уже терминологическая трактовка выявляет отношение к вопросу самого Линнея. Он не утверждает здесь, что его мнение единственно пра­вильное. Действительно, им же публикуемые характеристики взглядов других ученых выявляют многообразные мнения по этому вопросу. Своим делением ученых на «ортодоксов» и «гетеродоксов» Линней стремился по­казать, на чьей стороне правота (§ 24).
Круг систематиков-«ортодоксов», как это видно из главы «Библиотека», Линней постепенно сужает, переходя, если можно так выразиться, от менее «правомыслящих» к более «правомыслящим» (§ 27, 32).
Несмотря на то что представления Линнея о строении частей цветка во многом устарели, созданная им терминология в значительной степени сохранилась до настоящего времени.
374
Послесловие
Обращает на себя внимание общая классификация изменчивости типов плодоношения, предложенная Линнеем.
Во всех частях органов размножения и плодоношения ботаник наблю­дает троякого рода строение — «естественнейшее», «отличительное» и «своеобразное» (§ 95, 98, 105).
Далее следует глубокий и увлекательный анализ коррелятивных за­кономерностей в связи с приведенными четырьмя условиями (число, форма, соразмерность, расположение). Линней обращает внимание на то огром­ное значение, которое имеет здесь уровень опыта исследователей, и иро­нически подчеркивает относительно строения частей, т. е. органов плодо­ношения: «Его многоречиво описывают неучи и путешественники, чем до­казывают свое невежество. . .» (§ 93).
Каждое из большого комплекса многообразных морфологических различий, доступных невооруженному человеческому глазу, Линней рассматривает с учетом коррелятивных соотношений (положения в си­стеме).
Линней особо подчеркивает, что величина, окраска, запахи и вкус относятся к числу ненадежных признаков и эти критерии не должны влиять на классификацию трех указанных категорий (§ 92).
Плодоношение в целом, по мнению Линнея, образование временное, обеспечивающее воспроизведение подобного себе потомства (гл. V, § 134); оно осуществляет преемственность между старым и новым.
Следует отметить, что в изложении этого материала Линнеем особенно ощущается большое исследовательское напряжение, которое становится заметным и современному читателю.
Однако, как не поражает глубокое знание Линнеем деталей строения цветка, время, прошедшее с периода публикации «Философии ботаники», столь велико, что многое из фонда знаний, накопленных Линнеем, есте­ственно, в большой мере устарело и потребовало пересмотра. Однако несомненно, что в своей основе оно является, если не всегда фундаментом современной описательной ботаники, то по крайней мере той отправной точкой, откуда пошло это развитие.
При обсуждении научного становления Линнея, а также в «После­словии» мы уже обращали внимание на то огромное впечатление, которое произвело на Линнея прочитанное им в студенческие годы небольшое со­чинение молодого французского ученого Вайяна «Браки у деревьев».
Непосредственной реакцией на это сочинение явилась первая студен­ческая работа Линнея «Помолвки у растений» (Praeludio sponsaliorum plantarum, 1729) *. Полное непосредственности и пафоса, оно, по существу, было зачатком большого труда начинающего ученого и предвосхитило вышедшую в 1735 г. его «Систему природы», явившуюся новой вехой в раз­витии ботаники, да и зоологии.
Действительно, в этом маленьком неопубликованном очерке, состояв­шем из 27 небольших канонов, мы обнаруживаем «тропинку», найденную Линнеем, на пути к пониманию единства главного механизма, обеспечи-
4 Рукопись была опубликована лишь в 1823 г. Адамом Афцелнусом на шведском языке.
Послесловие
375
вающего преемственность жизни. Путь этот — половое размножение у рас­тений. Это и позволило ему прийти к созданию единой системы расте­ний и животных, преодолеть ту пропасть, которая во взглядах большин­ства ученых до Линнея существовала между этими двумя царствами при­роды. Это был выдающийся плодотворный шаг в познании единства при­роды.
Исходя из обнаруженных и глубоко проанализированных им фактов всеобщности полового размножения цветковых растений, ученый трактует единство догматически и в соответствии с господствовавшими воззрениями своего времени, он не мог постичь разнокачественность и многообразие этого единства у слоевцовых, архегониальных и цветковых растений.
В самом деле филогенетическое становление полового размножения представляет собой сложный исторический процесс, включающий гетеро­гамию и оогамию. Вся бесконечная гамма различий, возникавшая в про­цессе эволюции размножения (неимоверное число нюансов в процессах воспроизведения грибов; зеленых, диатомовых, бурых, багряных водорос­лей), — убедительное этому доказательство.
В «Системе природы» классификация растений и животных строилась уже на основе параллельности и по таксономическим категориям, и по процессам размножения. Это приводило к необходимости эмпирического обоснования соответствия по существу всех органических форм и деление на царства, казалось, становилось лишь классификационной формаль­ностью, отражающей и единство и различие. Но если по уровню знаний XVIII в. понятие единства еще в какой-то степени могло опираться на функциональные аналогии, то при анализе различий автор «Философии ботаники» уже столкнулся с непреодолимыми трудностями, если не брал за основу морфологических категорий, поднятых впоследствии историче­ским методом до уровня гомологического анализа.
Анализ многообразия, изученный Линнеем даже в пределах раститель­ного мира, выявляет связи и различия неизмеримо более сложные, чем это постулируется в § 3.
Далее Линней пишет, что растения хотя и лишены ощущений, однако жизнь их подобна жизни животных, что подтверждают свойственные им рождение, питание, возраст, движение, пульсация, болезни, смерть, ана­томическое строение и организация (§ 133). Далее следует обоснование каждого перечисленного сходства.
Интересно, что для обоснования общности этих миров он использует положение Гарвея: «все живое — из яйца». Линней распространяет это положение и на растительный мир.
«Все живое из яйца, следовательно, также и растения, семена которых суть яйца, — пишет Линней, — на что указывает их назначение произ­водить потомство, сходное с родителями» (§ 134).
Возвращаясь снова к соответствию оплодотворенного яйца животного и семени растения, Линней повторяет, что в этом «убеждают здравый смысл и опыт; подтверждением служат семядоли» (§ 135). От идеи преем­ственности жизни, от присутствия семени во всяком растении (чего, как Линней убежден, не будет отрицать ни один здравый ум), ученый логи-
376
Послесловие
чески приходит к отрицанию самопроизвольного зарождения, разумеется, с позиций сотворения, а не с позиций исторического развития.
Уверовав в общность растительного и животного миров, а также в общ­ность морфофизиологических закономерностей процесса размножения в обоих царствах 6, Линней рассматривает споры мхов как семена. У цветковых растений он аналогизирует семядоли с плацентой животных; околоплодник — с оплодотворенным яичником и т. д. Таким образом Линней уподобляет соматические органы растений органам животных. Он писал: «Желудок растений есть Земля. . . кости — ствол, легкие — листья. . .» (§ 147).
Вряд ли следует с высоты знаний второй половины XX в. иронически анализировать эти высказывания. Это были «знания» XVI, XVII и начала XVIII вв.
Далее Линней делает чрезвычайно ответственный в интересующем нас отношении вывод. Он пишет о том, что отсутствие [возникновения] новых видов у растений, доказывают «непрерывность зарождения, [ве­гетативное] размножение, повседневные наблюдения, [наличие] семя­долей» (§ 157).
Напомним, что находка пелорических цветков среди цветков льнянки заставила Линнея усомниться в абсолютной неизменяемости видов. В «Философии ботаники» вслед за обычными утверждениями Линней счи­тает необходимым иллюстрировать свои «сомнения» на примере уже полу­тора десятков растений.
При ознакомлении с дальнейшими главами труда Линнея, посвящен­ными четкому разграничению таксономических категорий в построении системы растительного мира, нетрудно увидеть, что одной из сложнейших в систематическом отношении была для ученого задача отчетливого от­дифференцирования разновидностей и устранение лжеразновидностей.
Эта проблема стояла уже и в XVI в., и в первом приближении осуще­ствлялась Каспаром Баугиным при изучении синонимов. Как известно, он в своем труде («Pinax theatri Botanici», 1623) пробил первую значитель­ную брешь в хаосе, характерном для ботаники в XVII в.
Но этого было мало. Контакты между учеными XVI, XVII и даже XVIII вв. были весьма ограничены. Не было международных ботаниче­ских конгрессов, которые могли бы критически оценить значения мето­дов систематизирования, предлагавшихся за тот ограниченный период, в течение которого после травников шло изучение растительного мира.
От Баугина до Линнея снова прошло почти два века и в хаосе, лишь частично преодоленном, вновь потонули добытые улучшения в классификации многообразия. Фактом оставалось то, что именно Линнею принад­лежала историческая заслуга преодоления этого хаоса на основе метода «бинарной номенклатуры» (см. [Бобров, 1954]), отточенного до необхо­димого уровня.
Развивая свои идеи, Линней подчеркивает, что «введение разновидно-
5 П. А. Баранов подробно излагает представления Линнея о поле у растений [1955. С. 165].
Послесловие
377
стей в качестве видов» нередко происходило «на горе ботанике» (§ 317); с обоснованным огорчением он заключает, что были допущены грубые ошибки, выразившиеся в том, что «разновидности стали приниматься как виды, а виды как роды» (§ 317).
Линней отмечает далее, что «во избежание крушения науки», ошибкам такого рода первым воспрепятствовал Вайян, затем он — Линней, а за ними последовали Б. Жюссье, Галлер и другие.
Помимо целого ряда интересных замечаний второстепенного порядка, центральным, на наш взгляд, является его предупреждение об опасности засорения ответственной таксономической категории «вид» [Комаров, 1944. С. 20] многочисленными разновидностями, временно возникающими под влиянием изменений почв, температурных и других средовых факторов. Для середины XVIII в. это звучит весьма прогрессивно.
Очень может быть, что эту идею очищения «видов» от произвольного засорения их разновидностями, Линней почерпнул в свои студенческие годы у Вайяна, прочитав его работу «Браки у деревьев».
Именно эта работа вдохновила, как мы знаем, Линнея положить в ос­нову своей искусственной классификации такой стабильный фактор, как структура цветка (его тычинки и пестики).
Однако этой большой проблемой вряд ли занимался Вайян, судя по его работам. Линней же посвятил ей многолетние усилия и изучил ее досконально, что особенно ярко выражено в «Философии ботаники».
Вместе с тем история ботаники выявляет, что именно «Виды растений», опубликованные спустя два года (1753) после выхода «Философии бота­ники», были итогом многолетних усилий, чтобы очистить существующие виды от искусственно пристегнутых к ним разновидностей; именно по­этому можно с полным правом сказать, что названный труд является осу­ществлением реформы Линнея.
Можно было бы на этом остановиться в надежде, что читатель увидел в публикуемом труде все те трудности, которые стояли перед Линнеем при осуществлении своей реформы. Если даже не считать выдающихся по значению «Введения» и примечаний, то чистый перечень видов является исторической заслугой Линнея в ботанике.
Однако не всякий читатель захочет спустя два с четвертью века воз­вращаться к изучению этих трудностей, стоявших перед ботаникой се­редины XVIII в., когда науку XX в. захватывают проблемы генетики, селекции, физиологии растений, экологии, цитологии растений, климато-ведения и т. д.
В пределах данной статьи мы имели возможность лишь выборочно остановиться на вопросах преимущественно общебиологического харак­тера, обсуждаемых & «Философии ботаники». Ряд глав этого труда нами не затронут; хотя они полны глубокого интереса, но в основном представ­ляют интерес для специалистов ботаников и требуют специального анализа.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел Наука