Кондаков Ю. Либеральное и консервативное направления в религиозных движениях в России первой четверти XIX века

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава 2. Консервативное направление

Религиозные взгляды и деятельность С. И. Смирнова

Деятельность общественно-политического движения — русской православной оппозиции — до сих пор не получила адекватного освещения в исторической литературе. Хотя биографии участников оппозиции исследуются, общая картина их борьбы пока не совсем ясна. Существенно дополнить материалы по истории выступлений оппозиционеров в 1816–1825 гг. позволит обращение к биографии «утраченного» русского писателя-апологета Степана Ивановича Смирнова. Сведений о его жизни и деятельности практически не сохранилось, неизвестны даже даты рождения и смерти писателя. Зато остались его опубликованные и неопубликованные труды, которые являются прекрасным источником, освещающим деятельность русской православной оппозиции.

Биографии С. И. Смирнова посвящена статья А. Купалова в Русском биографическом словаре А. А. Половцева. Автор дает краткий обзор произведений С. И. Смирнова и указывает на его апологетическую деятельность[4]. В ряде случаев даже инициалы С. И. Смирнова оказываются перепутанными, что затрудняет исследование. В «Биографическом словаре Московского университета» С. И. Смирнова называют Семеном Васильевичем,[4] а в генеральном каталоге РНБ часть его произведений приписывается Степану Федоровичу.

Некоторое представление о возможной биографии С. И. Смирнова дает обзор карьеры его коллеги и родственника профессора А. Ф. Мерзля-кова (1778–1830). В 1797 г. он поступил в Московский университет, а с 1804 г. стал магистром и начал преподавать. Специальностью А. Ф. Мерзлякова были поэзия и словесность. Среди литераторов он был известен стихами и переводами с древних языков (во всем этом попробовал себя и
С. И. Смирнов). Первые переводы С. И. Мерзлякова были опубликованы одновременно с переводами С. И. Смирнова в 1804 г. (и точно так же были посвящены попечителю Московского учебного округа М. Н. Муравьеву). В 1811 г. А. Ф. Мерзляков был постоянным участником литературного салона у Ф. Ф. Иванова, куда был вхож и С. И. Смирнов. В 1815 г. А. Ф. Мерз-ляков женится на сестре С. И. Смирнова Любови Васильевне. Можно предположить, что с этого времени пути друзей расходятся. С. И. Смирнов отдает себя апологетике, а А. Ф. Мерзляков продолжает делать педагогическую карьеру (в 1820 г. он — директор Педагогического института)[4]. Такая схожесть судеб дает возможность предположить, что А. Ф. Мерзляков и С. И. Смирнов были не просто друзья, но вместе оканчивали Московский университет.

Известно, что до войны 1812 г. С. И. Смирнов жил в Москве и служил переводчиком в Медико-хирургической академии. Как и А. И. Ковальков, С. И. Смирнов начал свою литературную деятельность с переводов. В отличие от А. И. Ковалькова, С. И. Смирнов переводил не только европейских авторов, но и своих соотечественников, писавших на французском языке, и даже с латыни.

Первая книга С. И. Смирнова вышла в 1804 г. Это был перевод произведения неизвестного автора «Мои мысли о воспитании и учении благородного юношества» (перевод был также анонимным). Подобно тому как А. И. Ковальков посвятил свое первое произведение графу И. П. Кутайсову, С. И. Смирнов на первой своей книге сделал посвящение графу
М. Н. Муравьеву, отметив его любовь к наукам и покровительство им. Книга начиналась советами наставникам юношества. В основу воспитания автор рекомендовал ставить религию, так как «Религия, будучи важнейшим и существеннейшим предметом, равно и основанием всех наук, должна быть первым упражнением»[4]. Затем в книге предлагался краткий обзор общеобразовательных предметов, к каждому из которых была рекомендована учебная литература. Всеобщую историю предлагалось давать по Боссюету, «сочинению полезнейшему и превосходнейшему»[4]. Пособием по отечественной истории предписывались сочинения М. В. Ломоносова. В разделе «Философия» автор указывал, что философия должна быть подчинена религии, «истинный философ должен ограничить свои изыскания там, где разум его постигнуть не может»[4]. Оканчивалось произведение советами молодому человеку, вступающему в свет (еще одна аналогия с первыми переводами А. И. Ковалькова). Здесь также подчеркивалось, что первая обязанность молодого человека — иметь религию.

Следующим опубликованным переводом С. И. Смирнова стало сочинение Дюкре-Дюминиля «Мишель или отчий дом» в четырех частях (два тома), изданное в 1807 г. Это был роман, изданный, видимо, в меркантильных интересах. В конце второго тома указывались лица, уже внесшие деньги на приобретение книги. Всего было 37 человек из разных городов России, некоторые из них заказали по пять экземпляров. В 1810 г.
С. И. Смирнов издал следующий перевод книги Жанлис «Эльмира и Вольнис, или возвращение во Францию удалившейся одной фамилии во время революции». Здесь речь шла о тоске по Родине и страданиях аристократов, изгнанных революционерами из Франции. Революционеры объявлялись здесь слугами сатаны, а эмигранты «пострадавшими за веру». Существенное место в романе занимала история строительства церкви эмигрировавшей семьей в благодарность за свое спасение.

Перед войной 1812 г. С. И. Смирнов решил попытать себя в поэзии. В 1811 г. им была издана ода «Песнь герою», посвященная С. М. Каменскому (всего четыре страницы). 8 июня 1812 г. он окончил стихотворение, посвященное «с чувствами глубочайшего высокопочитания и преданности» новому генерал-губернатору Москвы графу Ф. В. Ростопчину. В 1813 г.
С. И. Смирнов перевел с французского сочинение жены Ф. В. Ростопчина Екатерины Петровны «Собрание доказательств о истине религии почерпнутое из различных писателей». Подобно тому как в Санкт-Петербурге патриотически настроенные консервативные деятели группировались вокруг А. С. Шишкова, так в Москве одним из центров консерватизма стал дом Ф. В. Ростопчина. Его хозяин получил популярность в определенных группах российского общества после опубликования в 1807 г. анонимной брошюры «Мысли вслух на Красном Крыльце» (издана в Санкт-Петер-бурге и Москве). Автор выражал свое возмущение по поводу засилья в России иностранцев и особенно французов. Он отмечал, что молодежь преклоняется пред всем иностранным. «Как же им любить свою землю, когда они и русский язык плохо знают, когда они закону Божьему не учены и когда русских считают за медведей?», — вопрошал Ф. В. Ростопчин[4]. Среди поклонников Ф. В. Ростопчина оказался и С. И. Смирнов.

В 1815 г. С. И. Смирнов совместно с профессором Московского
университета писателем А. Ф. Мерзляковым и другим литератором
Ф. Ф. Ивановым принял участие в издании литературно-художественного журнала «Амфион». Подобно тому, как А. И. Ковальков публиковался почти в каждом номере «Друга юношества», так и С. И. Смирнов поместил свои статьи в десяти из 12 номеров журнала. Подавляющая часть этих публикаций была переводом немецких, французских и даже латинских произведений[4]. Но встречались, по-видимому, и собственные произведения. В первом номере журнала С. И. Смирнов поместил статью «Каков должен быть писатель»[4]. Речь шла о том, что писатель должен быть образцом моральной чистоты и любви к истине. В четвертом номере С. И. Смирнов поместил рецензию на пьесу А. Грузинова об Иоанне Грозном «Не худо иногда и опоздать»[4]. Критика носила формальный характер, большую часть статьи занимал текст самой пьесы. В номере 10/11 были помещены две заметки: «Удовольствие, ощущаемое при воззрении на гробницы» и «Воздушные гробницы»[4]. Речь шла о величии гробниц и о смерти. Характер этих самостоятельных сочинений С. И. Смирнова позволяет предположить, что участие в журнале он принял в поисках дополнительного дохода. Интересно заметить, что отрывок из Ф. Р. Шатобриана, переведенный С. И. Смирновым, содержал и те места, которые впоследствии переводчик подвергал критике. В то же время, рекомендуя читателю «качества истинного писателя», С. И. Смирнов даже не упомянул религиозную основу, о которой так много писал в дальнейшем.

В 1805–1809 гг. в Москве были изданы в переводе на русский язык книги французского историка Огюстена Баррюеля (1741–1820) «Волтерианцы, или История о якобинцах, открывающая все противохристианские злоумышления и таинства масонских лож, имеющие влияние на все европейские державы» в 12 томах и их сокращенный вариант — «Записки о якобинцах, открывающие все противохристианские злоумышления и таинства масонских лож, имеющие влияние на все европейские державы» в
6 томах. Переводчиком был указан Петр Дамогацкий.

Автор «Волтерианцев…» указывал, что с середины XVIII в. в Европе существует тайное общество, поставившее своей целью уничтожение монархий и христианских церквей. Два первых тома сочинения были посвящены именно защите христианской церкви от козней масонов. Автор считал, что основателями общества были Вольтер, Дидро, Аламберт и император Фридрих II. В качестве подтверждения приводились цитаты из переписки Вольтера. Главы томов соответствовали главным задачам масонов: истребление иезуитов, истребление всех монастырей, размножение беззаконных книг, злоумышления под видом терпимости вер.

Первым шагом к разрушению религии автор считал деятельность просветителей и издание энциклопедии[4]. Одним из методов разложения монархических государств указывалось создание «Академий», где бы под видом науки преподавалось масонское учение[4]. По мнению автора, французский лицей уже сделался «прибежищем злоумышленников». Автор сурово порицал клириков, допустивших распространение масонства: «Малейшее послабление, малейшую робость пастырей в сражениях такого рода можно было назвать изменой, равной самому безбожию»[4]. Тома III–V были посвящены планам масонов по низвержению престолов. Тома VI–IX — образованию и деятельности общества иллюминатов. Тома X–XII — участию иллюминатов в европейской политике.

Автор не пытался обвинять всех масонов во всемирном заговоре, но указывал, что в Европе существует тайное общество, действующее под прикрытием масонских лож. Как конкретный пример он приводил Великий Восток Франции, призывавший братьев защищать завоевания революции[4]. В заключение Баррюель предлагал народам всех государств объединить свои усилия против революционной опасности. Для современников сочинение Баррюеля должно было быть актуально, так как свежи были в памяти связи Екатерины II с Вольтером и Аламбертом, посещение Санкт-Петербурга Дидро. В 1803 г. в России была издана переписка Екатерины II с Вольтером, письма последнего имели очевидную антихристианскую направленность[4]. Можно предположить, что книга Баррюеля нашла отклик
в российском обществе. Не случайно в 1809 г. Александр I приказал взять на проверку акты всех масонских лож. Некоторые из них вынуждены были прекратить свою работу. В дальнейшем идея всемирного масонского заговора была очень популярна в России, к ней обращались в своих произ-
ведениях М. Л. Магницкий, А. Б. Голицын, архимандрит Фотий. «Волте-рианцы…» имели прямое отношение и к новому начинанию
С. И. Смирнова, нашедшему воплощение в 1808 г. Как источник «Волтерианцы…» неоднократно упоминались в комментариях издателя и пере-водчиков к «Иудейским письмам к Вольтеру».

С 1807 по 1817 г. С. И. Смирнов совместно с И. Снегиревым участвовал в переводе и издании «Иудейских писем к Вольтеру». Книга была издана в шести томах. Первые три тома были опубликованы в 1808 г., четвертый том вышел в 1813 г. Автор издания вообще не указывался, имени переводчика на первых четырех томах также не стояло. Пятый том был издан в 1816 г., и через год вышел последний том. Переводчиком двух завершающих томов книги был И. Снегирев. Логично предположить, что четыре неподписанных тома переводил С. И. Смирнов. «Иудейские письма к Вольтеру» принесли популярность переводчикам в консервативных кругах русского общества.

Автором этого сочинения был француз, аббат Генне (1717–1803). Обрушенной на христианство критике Вольтера он пытался противопоставить не просто христианскую, но иудейскую апологетику. В предисловии к книге говорилось о том, что Вольтер, желая подорвать веру людей в истинность христианского учения, начал критический разбор книг Ветхого Завета, этим он пытался подорвать доверие к Новому Завету. Сочинения Вольтера были замечены и не оставлены без ответа иудеями, из их писем Вольтеру и состояла книга. Как видно из предисловия, С. И. Смирнов и
И. Снегирев не были уверены в подлинности писем, но они использовали их для жесткой критики Вольтера. Собственно С. И. Смирнову принадлежала часть примечаний к первым четырем томам. Их обзор позволяет собрать ценный материал для характеристики этого писателя и общественного деятеля.

Примечания к томам «Иудейских писем к Вольтеру» писали несколько человек. Под каждой статьей стояло указание на автора, обозначенное как: «автор», «издатель», «переводчик» и «христианин», в двух последних томах книги вместо «автор» писалось «сочинитель», а наименование «переводчик» было заменено аббревиатурой «П. П.». Это подтверждает высказанное выше предположение о том, что переводчики разделили свою работу, и С. И. Смирнов перевел первые четыре тома, а И. Снегирев — последние два.

Комментарии С. И. Смирнова том от тома меняли свой объем и характер. В первом томе они были предельно жестки и вполне отвечали будущим апологетическим сочинениям переводчика. Например, С. И. Смирнов писал: «Вольтер — печальный пример буйства и ослепления ума человеческого, сей нечестивый человек, поклявшийся, в исступлении своего дерзкого высокомерия, искоренить христианство… Сей вольнодумец видел, что основание христианства в учении книг иудейских, но не мог верить, чтобы религия христианская была истинное событие истинных древних проречений»[4]. Насколько обоснованными были подобные комментарии, можно судить по тому, что последние три главы тома посвящались опровержению утверждения Вольтера о том, что иудеи, находясь сорок лет в пустыне, из-за отсутствия женщин занимались скотоложеством. В одном из последующих томов опровергалось утверждение Вольтера о том, что среди иудеев было распространено людоедство.

Кроме самого Вольтера предметом критики С. И. Смирнова стали и авторы писем — иудеи. Уже на первых страницах книги С. И. Смирнов отмечал, что христиане считают современное иудейское вероисповедание ложным и богопротивным, но дохристианскую иудейскую религию почитают, сами же иудеи, напротив, «враги древней своей религии»[4]. В дальнейшем переводчик раскрывал свое утверждение. Он заявлял, что у язычников на страшном суде спастись больше шансов, чем у иудеев, так как последние предали Бога, и это преступление не может быть прощено[4]. По мнению С. И. Смирнова, иудеи жалуются на притеснения христиан, но покинуть пределы Европы не могут, так как их не примет ни один народ. Комментируя отрывок о пророчествах по поводу прихода Спасителя, переводчик замечал предвидение Бога: иудеи извратятся в своей вере и будут ждать не Мессию, а посланца, призванного передать им все богатства мира[4]. В разных местах первого тома евреи обвинялись в том, что предали Бога, стали орудиями сатаны и проповедуют религию, отвергнутую человечеством[4]. Во втором томе С. И. Смирнов писал о том, что иудеи сохранены Богом, чтобы на их примере человечество могло судить о том, что есть зло[4]. Итоговый вывод переводчика был таким: иудеи должны, побоявшись божьего мщения, отказаться от своей религии[4]. Делались и политические выводы. Например, к страницам, где шла полемика о численности еврейского населения, С. И. Смирнов прибавлял: «Вероятно, политика иудеев состоит в том, чтобы при удобном случае соединенными силами всей своей многочисленности исторгнуть свои земли из рук теперешних их обладателей»[4].

К третьему тому антисемитский задор С. И. Смирнова в значительной мере иссякает. Вместе с тем объем его подстрочных комментариев значительно возрос. В некоторых местах третьего тома даны целые страницы одних комментариев[4]. Речь в этих отрывках идет о бессмертии души, жилище мертвых, жизни Саула и т. д. В начале четвертого тома подстрочный комментарий составляет 20 страниц. С. И. Смирнов вдается в пространные рассуждения о пророчествах, потрясающих вольнодумцев, и еврейских пророках. Собственные религиозные взгляды переводчик демонстрировал крайне редко. Он соглашался с тем, что все народы со временем примут одну религию — христианство[4] (в дальнейшем он будет критиковать за подобные высказывания И. Г. Юнга-Штиллинга). С. И. Смирнова особо беспокоила тема смерти за веру. В первом томе он сообщал, что Бог не требует от христиан, чтобы они жертвовали жизнью за истину безрассудно. «Смерть нужна лишь тогда, когда она является доказательством», — утверждал он[4]. В третьем томе С. И. Смирнов заявлял, что современные иудеи и последователи Вольтера не решились бы умереть за свои идеи, в то время как все Апостолы приняли смерть за веру[4].

Наиболее содержательная часть комментариев С. И. Смирнова посвящена критике иудейства. Это можно объяснить тем, что, переводя «Иудейские письма к Вольтеру», он выполнял очередной заказ. Группа консервативно настроенных москвичей, финансировавших перевод и издание, не хотела, чтобы желательное им обличение Вольтера сопровождалось пропагандой иудейской религии. С. И. Смирнов был призван добавить в издание антисемитскую «изюминку», которая отсутствовала в произведении аббата Генне.

Перевод «Иудейских писем к Вольтеру» получил высокую оценку современников. Филарет (Гумилевский) в своем «Обзоре русской духовной литературы» отмечал, что письма к Вольтеру написаны «весьма умно, спокойно, отчетливо, нападки Вольтера на Ветхий Завет опрокинуты ловко и его бессовестные клеветы вполне обнаружены». Автор считал, что русский перевод писем был весьма полезен[4].

В 1816 г. вышел в свет последний том «Иудейских писем…», переведенный С. И. Смирновым. Еще раньше, в ноябре 1815 г., он поместил последнюю статью в журнале «Амфион» (через месяц журнал прекратил свое существование). В 1816 г. перед С. И. Смирновым должен был остро встать финансовый вопрос. Существовать на одно жалование он, видимо, не мог. Анализ предыдущей литературной деятельности С. И. Смирнова позволяет предположить, что направление его трудов задавалось меркантильными интересами. Получая мизерное жалование по своей должности в Медико-хирургической академии, он пытался поправить свое материальное положение литературными трудами и переводил то, что могло принести прибыль. В ряде случаев С. И. Смирнов работал с произведениями, на которые был заказ от консервативной части русского общества. Можно предположить, что близкое знакомство с литературой, призванной противостоять материализму, рационализму и революционной угрозе, отразились на мировоззрении С. И. Смирнова. Немаловажным моментом было и то, что подобные книги пользовались спросом и могли принести некоторые средства для существования. В период работы над «Иудейскими письмами…» С. И. Смирнов попал в поле зрения консервативных деятелей Москвы, они и определили дальнейшее направление его литературных трудов. На некоторых лиц, сотрудничавших с С. И. Смирновым в деле обличения «вредных книг», указывали в своих воспоминаниях архимандрит Фотий и Н. В. Сушков. Это были архимандрит Герасим, настоятель Симонова монастыря, и священник церкви Положения Ризы Спасителя Христа Михаил[4].

С 1816 г. С. И. Смирнов начал писать произведения, никогда не публиковавшиеся, но составившие славу автора (хотя и в очень узком кругу). Это были книги, так и оставшиеся в рукописях: «Вопль жены, обличенной в солнце»,[4] «Примечания на книгу “Наставления имеющим премудрость”», «Беспристрастное мнение православного христианина о “Сионском Вестнике”», «О книгопечатании»,[4] «Отозвание души моей на книгу “Воззвание к человекам о последовании внутреннему влечению духа Христова”»[4].

Эти произведения привлекли к С. И. Смирнову внимание историков А. Н. Пыпина, В. И. Жмакина, А. Н. Котовича. Все эти ученые примыкали к либеральному лагерю и оценивали литературные труды С. И. Смирнова негативно. Зачинателем исследования творчества С. И. Смирнова стал
А. Н. Пыпин, на полтора столетия закрепивший в исторической литературе свой взгляд на этот вопрос (как и на многие другие события александровского царствования). Он первым обнаружил в РНБ рукописные книги
С. И. Смирнова «Воззвание к человекам о последовании внутреннему влечению духа Христова» и «Примечания на книгу “Наставления имеющим премудрость”» и дал краткое их описание[4]. А. Н. Пыпин отмечал, что эти образцы литературного творчества С. И. Смирнова находились в контексте целого пласта литературы противников Библейского общества. Однако общий подход А. Н. Пыпина, в рамках которого все либеральное он оценивал позитивно, а все консервативное негативно, не дали возможности исследователю разобраться с творчеством С. И. Смирнова. Последователи
А. Н. Пыпина В. И. Жмакин и А. Н. Котович обнаружили «Вопль жены, обличенной в солнце», и даже кратко прокомментировали его. Но отойти от уже установившейся концепции они не смогли.

Рассматривая перипетии литературной полемики второго десятилетия XIX в., А. Н. Котович указывал, что в Москве образовалась группа враждебных мистицизму лиц, вдохновителем которой являлся переводчик Смирнов[4]. А. Н. Пыпин, напротив, считал, что С. И. Смирнов не играл самостоятельной роли, а был «выдвинут, и поощряем другими»[4]. Все, что нам известно о творчестве С. И. Смирнова, заставляет согласиться с высказыванием А. Н. Пыпина. Хотя выступление оппозиционеров религиозной политике Александра I в 1816 г. начал именно С. И. Смирнов, за его спиной стояла консервативно настроенная группа жителей Москвы, сплотившаяся вокруг настоятеля Московского Симонова монастыря архимандрита Герасима (Князева). Непосредственным поводом для выступления послужило издание в 1815 г. книги И. Г. Юнга-Штиллинга «Победная повесть».

Наибольшую популярность в России после войны 1812 г. приобрели книги известного немецкого мистика И. Г. Юнга-Штиллинга. Получив хорошее образование, И. Г. Юнг-Штиллинг с 1780-х гг. преподавал в различных университетах Германии, одновременно занимаясь широкой литературной деятельностью. Вдохновленный идеями Канта и событиями французской революции, он объявил себя призванным на борьбу со злом в переломный момент истории, благодаря чему получил признание в роялистских кругах. Герцог баденский предложил И. Г. Штиллингу кафедру в Гейдельберге и приличное содержание, обязав «свободным писательством служить делу религии и практического христианства». Те же соображения обратили на автора внимание Александра I, встретившегося с И. Г. Штиллингом у герцога баденского.

Одним из первых почитателей этого автора в России стал известный масон А. Ф. Лабзин, переведший многие его произведения и тем снискавший расположение правительства. В изданной А. Ф. Лабзиным в 1816 г. «Жизни Генриха Штиллинга» упоминается, что первые произведения
И. Г. Штиллинга в России были опубликованы в «Сионском вестнике» в 1806 г. В различные годы издавались «Приключения по смерти» в трех частях (СПб.,1806 г.), написанные в форме пьесы, в которой автор раскрывает свои взгляды на происходящее с душой после смерти, и «Краткие нравоучения на каждый день года» (СПб., 1806 г.) — христианские советы, предназначавшиеся для протестантских читателей. Еще одно его сочинение — «Угроз Световостоков» (СПб.,1806 г.) являлось обличительным повествованием, написанным автором от лица вымышленного друга Угроза Богдановича Световостокова и направленным против просветителей и католической церкви.

Среди произведений И. Г. Штиллинга, опубликованных в России, особняком стоит «Победная повесть, или торжество веры христианской», написанная им в 1799 г. «Победная повесть» была переведена А. Ф. Лаб-зиным около 1804 г. и издана отдельной книгой в 1815 г. в обход духовной цензуры. В «Победной повести» были обобщены взгляды автора на христианскую религию и ее роль в истории человечества. И. Г. Штиллинг использовал «Откровение Иоанна Богослова» для пропаганды своих нетрадиционных религиозных взглядов. В его представлении предсказания Апокалипсиса уже сбывались, и второе пришествие Иисуса Христа должно произойти в современное автору время. И. Г. Штиллинг обрушивался на православную и католическую церкви как на исказившие христианство: «Христианская религия разделилась на две партии, Греческую и Римскую. Обе церкви гнали друг друга, и каждая сторона называла себя православною, объявляла другую еретическою. Враждебный дух суеверия, языческая пышность и невежество их, почти до идолопоклонничества, возобладали над одной и над другой»[4]. Автор нападал на обрядовую сторону христианства, сравнивая его таинства с язычеством. Идя дальше, он объявлял тремя ангелами, возвещающими второе пришествие, — Мартина Лютера, Иакова Беме и Германа Франка.

Предсказывая пришествие Иисуса Христа на 1836 г., И. Г. Штиллинг призывал верующих готовиться к этому событию, пренебрегая любым противодействием властей; некоторые его советы были весьма недвусмысленны: «Покоряйтесь всякому начальству, пока оно не принудит вас чему-либо против вашей совести»[4]. Даже гораздо более безобидные утверждения подвергались в те времена гонениям и запрету. Однако книга не только не была запрещена, но пользовалась покровительством и защитой некоторых лиц, по-видимому, вполне разделявших эти идеи. М. И. Невзоров так передавал содержание «Победной повести» митрополиту Серафиму: «Книга сия есть великого последнего немецкого проповедника; много света открывающая ищущим истины. Штиллинг, будучи вдохновлен Богом, много открыл. Он имеет великий дар пророческий»[4].

В 1816 г. в Петербурге появилась рукописная книга С. И. Смирнова «Вопль жены, обличенной в солнце, или Победная Повесть Православной Грекороссийской Соборной и Апостольской Церкви против «Победной Повести» Юнга-Штиллинга». Два экземпляра этого произведения находятся ныне в отделе рукописей РНБ (F I 485 и Q I 750). Первый из экземпляров — рукописный том большого размера, в кожаной обложке, на корешке которой золотом выдавлено название и имя автора. Второй экземпляр — анонимный том меньшего размера, в нем отсутствует нумерация листов и меньшее, по сравнению с первым экземпляром, количество сносок. В текстах есть незначительные различия. Третий экземпляр «Вопля жены…» хранится в отделе рукописей ИРЛИ (P II. Оп. 1. Д. 499). По внешнему виду он практически идентичен первому экземпляру. Но самому тексту книги здесь предшествует послание С. И. Смирнова императору, сопровождавшее книгу. Текст пронумерован постранично, присутствуют сноски.

Сочинение С. И. Смирнова до сих пор не получило достойной оценки, даже в труде В. И. Жмакина, работавшего с текстом «Вопля…», эта книга объявляется слабой и плохо аргументированной[4]. Во многом такая оценка базируется на слабой изученности религиозной литературы и политической борьбы первой четверти XIX в. На базе новейших исследований очевидно, что книга «Вопль жены, обличенной в солнце» была протестом православных россиян против «вредных книг» и пагубного влияния европейских идей.

Текст «Вопля…» рассматривается по первому экземпляру (F I 485). В книге отсутствовало оглавление, но из предисловия следовало, что содержание поделено на части: введение, комментарии, заключение. Текст этого сочинения С. И. Смирнова крайне сложен для восприятия. Автор не придерживался при написании общей логики, и смысловые блоки в книге перемешаны. В тексте рукописи широко цитируется Священное Писание и откровения Св. Даниила.

Во введении автор писал, что в прошлом, 1815 г., издана книга Юнга-Штиллинга «Победная повесть», автор ее «пролил реку из оскорбительных хулений Греческого исповедания и нелепых умствований, чуждых православию и разрушительных для всякого христианского исповедания», «пагуба душевная в Св. Писании заменяется тьмой». При этом С. И. Смирнов замечал, что «Победная повесть» о греческом исповедании содержит всего несколько слов, но они очень «ядовиты». По его мнению, Юнг-Штиллинг, взявшийся комментировать «Откровение Иоанна Богослова», есть лжепророк, о пришествии которого предупреждал Иисус Христос. Цель автора «Победной повести» — «поругание и уничтожение греческого исповедания». В заключение введения объявлялись цели самого С. И. Смирнова: «Знаю, что многие благочестивые мои единоверцы неукоснут противопоставить оплоты шумному потоку нечестия; да будут благословения подвиги их. И я повергаю той камень на еретика, поносящего святыню нашу»[4].

При тщательном анализе в основном тексте книги (раздел «комментарии») можно выделить несколько информационных слоев: 1) критика «Победной повести» и ее автора; 2) разоблачение всемирного масонского заговора; 3) трактовка С. И. Смирновым предсказаний Апокалипсиса.

Как верно замечали А. Н. Пыпин и В. И. Жмакин, критика С. И. Смирновым И. Г. Штиллинга была очень жесткой и местами выходила за рамки приличий того времени, перерастая в брань. Сам автор это прекрасно понимал. В начале «комментариев» он предупреждал читателей: «Таковое мое обращение с Штиллингом захотят наверное назвать жестоким, но несравненно жестче его хула нашей святыни»[4]. Из последующего текста выяснялось, что И. Г. Юнг-Штиллинг виновен не только в распространении ереси, но и в прямом участии во всемирном заговоре с целью уничтожения христианской церкви и самодержавия. Более того, он прямой посланник сатаны. В соответствии с этим автор должен был продемонстрировать свою лояльность к христианству и престолам, а здесь уже порицанию ереси никаких границ быть не могло. Надо учитывать, что «Вопль жены, обличенной в солнце» предназначался в том числе и для Александра I и впоследствии был ему послан.

В разных частях текста формулируются обвинения, предъявляемые
И. Г. Юнгу-Штиллингу. Вслед за обвинением, подтвержденным отрывком из текста «Победной повести», следовало опровержение на нескольких страницах. Ересь И. Г. Юнга-Штиллинга заключалась в следующем:

1. Он не имел права комментировать Св. Писание — С. И. Смирнов мотивировал это обвинение следующим образом: По соизволению Божьему Иоанн Богослов написал пророчество, и только получив особую благодать, можно его понять, «чтобы прилагать события Апокалипсиса к настоящему времени, преступления нет, но грешно искажать святой текст Иоанна Богослова, а пытаться предсказывать и предугадывать будущее есть дерзость вероломного и мятежного раба, испытывающего тайны царевы»[4].

2. Предсказывал скорое падение христианства и создание на его руинах новой церкви — в Апокалипсисе речь идет не только о христианстве, но обо всем мире, а предсказания падения христианства там нет. Об «истинно христианской церкви», которая придет на смену христианской,
С. И. Смирнов писал, что Штиллинг под «истинным христианством» понимает хороших людей, и это неверно, так как христианином является человек, исполняющий заповеди и принадлежащий к православной церкви, так как именно к ней перешла власть от Иисуса Христа через апостолов. «Следовательно, истинного христианства вне Отеческой церкви нет и быть не может», — писал он[4].

3. Предсказывал скорую всемирную революцию — С. И. Смирнов указывал, что в интерпретации Штиллинга скоро произойдет отделение верных от «дев юродивых» (под которыми он подразумевает православных, по его мнению, превратившихся в язычников). «Вольтер угрожает христианству революциями от лица безверия, а Штиллинг предрекает тому же христианству те же революции, во имя религии», — писал критик[4].

4. Считал Иисуса Христа не Богом, а человеком (многостраничная полемика). В итоге С. И. Смирнов делал вывод о том, что чудо Святой Троицы непознаваемо для человека[4].

5. Нарушал последовательность пророчеств Иоанна Богослова, подгоняя их под свою трактовку[4].

6. Предсказывал, что в последние дни христианство превратится в язычество[4].

7. Обвинял христианство в идолопоклонстве, и иконы называл идолами[4].

8. Называл Римского Папу «зверем, вышедшим из моря на землю»[4].

9. Вычислял год конца мира — 1836 (многостраничная полемика
С. И. Смирнова с Штиллингом, с длинными вычислениями)[4].

Замечания С. И. Смирнова к «Победной повести» можно признать объективными. Опровергаемые утверждения действительно содержались в тексте разбираемой книги. Впоследствии большая часть этих обвинений была сформулирована в послании к Александру I. И. Г. Юнг-Штиллинг не был православным и писал свою книгу с протестантских позиций. В этом отношении С. И. Смирнов далеко вышел за рамки своей задачи — критики «Победной повести». Многие из вышеуказанных замечаний относятся уже к полемике между разными направлениями христианства. Насколько это уместно в данном случае? Видимо, критика конкретных ошибок и заблуждений И. Г. Юнга-Штиллинга служила лишь введением к разоблачению всемирного масонского заговора, в котором принимали участие все еретики.

Информационный блок, посвященный разоблачению всемирного масонского заговора, не был специально выделен в «Вопле жены…», эти утверждения приводились в разных частях книги как итоговые выводы опровержений. Как основу для своих разоблачений С. И. Смирнов использовал книги Огюстена Баррюеля «Вольтерьянцы…» и «Иудейские письма к Вольтеру». На схему, взятую оттуда, он наложил части текста «Победной повести».

С самого начала своего опровержения С. И. Смирнов придавал ему вид борьбы за Веру: «Наша Церковь, образ бедующей Небесной Церкви, в нужное время может оставить кроткость и обрушиться на своих врагов. Все лжепророки последних лет падут под ее ударами», — уверял он[4].
С. И. Смирнов указывал на утверждение И. Г. Юнг-Штиллинга о том, что все официальные церкви утратили свою благодать, и ныне истинными христианами являются последователи лишь некоторых религиозных обществ (гернгутеров и филадельфийское братство). С. И. Смирнов провел историческое расследование, чтобы выяснить, кого же имеет в виду И. Г. Юнг-Штиллинг. Под Павлиано-Богемско-Мораво-Гернгутерским братством, по его мнению, скрывалась манихейская ересь иконоборчества, а причисление Св. Кирилла и Мефодия к братству было ложью, так как при их жизни манихейство еще не проникло в Моравскую церковь. О втором, «истинно христианском», Филадельфийском братстве С. И. Смирнов писал: его деятельность ведется втайне, но известно, что его члены не видят разницы между христианином и благочестивым мусульманином. Давая обзор деятельности Филадельфийского общества, рассеявшего отделения по многим странам, он указывал, что это масонская ложа шотландского ритуала. Предостерегая православных от участия в работах масонов, С. И. Смирнов отмечал, что их обольщение бывает двух видов: частное и общественное. Частное направлено на отдельную личность, если человек религиозен, его берут религией: праведного — праведностью, грешного — развратом. Посвящаемому свои тайны общество открывает частями, и лишь когда он окончательно развращен, ему открывают сокровенную цель — сокрушение алтарей и престолов. Общественное обольщение совершается с помощью соблазнительных книг, содержащих в себе черты мудрости, духовности и чистоты, но исподволь соблазняющих читающего и уводящих от православной церкви. Потому-то эти книги очень опасны для общества.

С. И. Смирнов указывал, что «Победная повесть» — это зашифрованная информация, которой представители всемирного масонского заговора общаются между собой и подают сигналы к действиям[4]. Вольтер действовал против христианства открыто, а Штиллинг действует тайно, считал
С. И. Смирнов: «Нечестивый Штиллинг стремится к ниспровержению алтарей Господних, к истреблению всех святых памятников того Бога, коего он чело покусился уязвить терновым венцом дерзновенного хуления»[4]. Описывая тактику масонов, С. И. Смирнов говорил, что они общаются со злыми духами и получают инструкции от самого сатаны[4].

В заключение С. И. Смирнов комментировал: «Победная повесть» — это пророчество филадельфийского братства, которое сообщает своим последователям план действий на ближайшее время. Автор считает, что заговор уже приведен в действие, и первые его результаты видны в России: «Обольстительные знамения их будут состоять в издании книг, по оглавлениям и по открытым чертам, христианских, но по сокровенному смыслу, постигаемому через размышления и соображения, погибельному. Такие книги ныне появляются во множестве и между ними первенствующая “Победная повесть”»[4]. Обличая приметы Апокалипсиса в современном ему российском обществе, С. И. Смирнов прямо указывал и на Российское библейское общество: «Известнейший признак кончины века есть проповедование Евангелия всем языкам в одну эпоху с угасанием благочестия. Как скоро сие совершится, то не останется более сомнений о наступающей кончине»[4]. Автор писал, что уже появились общества, заботящиеся об издании Библии, и она молниеносно переводится на все языки. Современные иллюминаты и франкмасоны имеют все черты «зверя, вышедшего из бездны» — люди, в них состоящие, являются врагами всякого добра, а вредными книгами они развращают человечество.

Делая подобные выводы, С. И. Смирнов обращался и прямо к российским властям: «Могут правительства, соблюдая собственную и грядущих безопасность, равнодушно переносить публичные оглашения такими дикими новостями, кои не согласны с коренными правилами отечественного воспитания и вероисповедания»[4]. Обращался автор и к православным россиянам: «Возлюбленные сыны Православной Греко-Российской Церкви! Ежели уже нам предопределено было дожить до плачевного разврата тех пагубных времен, в кои все ереси, терзавшие первобытную Церковь нашу, но потом низложенные и попранные, как бы воскреснут и нагло будут проповедовать, как бы догмат всеобщего верования. Ежели говорю, нам предопределено было дожить до развития той болезненной эпохи, в которую прелесть, блюдимая для самых избранных, распространится по лицу земли, в которую потребуется мужественно сражаться за Божественную славу имени Иисуса, не с язычниками, но с самими христианами; то не будем слабы и нерадивы, не будем презренными предателями Господа и самих себя; но обличем во всем оружии Божьем, яко возмоши нам стати противу козней Дьявольских». В заключении книги все же присутствовала оптимистическая нота о том, что «благодать, восседающая на царском престоле», не даст врагам одолеть «Богоспасаемое отечество»[4].

К третьему информационному блоку содержания «Вопля жены…» относятся мысли самого С. И. Смирнова. Свои взгляды он демонстрирует, например, по поводу высказывания Ю. Г. Юнга-Штиллинга о том, что «зверь вышедший из моря» в откровении Иоанна Богослова является Римским Папой. С. И. Смирнов категорически отрицал такую трактовку и после тщательного разбора этого отрывка Откровения предлагал свою трактовку. Зверь — это нечестивый человек, пришедший от моря беззакония. Он будет повержен и заключен на острове. Затем вновь вернется уже по обычному морю и быстро распространит свое владычество. Вскоре этот нечестивый человек открыто проявит себя врагом Бога. Ему явятся помощники из всех народов (члены филадельфийского общества постараются соединить все религии в одну)[4]. В этом нечестивом человеке современники без труда могли узнать Наполеона, в это время заключенного на острове Святой Елены. Таким образом, как верно заметил А. Н. Пыпин,
С. И. Смирнов был в некотором смысле единомышленником И. Г. Штиллинга, так как тоже применял пророчество Иоанна Богослова к современным ему временам[4].

Другой значительный отрывок представляет собой уже совершенно самостоятельное творчество С. И. Смирнова. В ответ на рассуждения
И. Г. Юнга-Штиллинга о том, что по милости Божьей все грехи будут со временем прощены, С. И. Смирнов предлагал стройную концепцию грехопадения и спасения людей: «Кто может опровергнуть, чтобы в Боге не было вечности видения зла, или стороны противоположной добру? Иначе Бог не был бы в разуме всеобъемлющий. И так вечное видение всякого добра и вечное видение всякого зла суть два начала, по которым Бог есть существо разумно и свободно доброе. Следовательно, он от вечности свободно отстраняется бесконечного зла, которое возможно ему по бесконечному всемогуществу, и свободно от вечности стремиться к бесконечному благу, которое он находит бесконечно свойственным все святейшему существу своему, а потому любезным для себя…». Разумные существа созданы по тем же законам и видят два начала — добро и зло и имеют свободу выбора. Отклонение ко злу есть «самовольное и мятежное разумных существ превращение своей доброй природы». Бог мог бы сотворить существа свободными от падения, но это значило бы сотворить существа неразумные, не понимающие разницы между добром и злом. Познание добра приобретается посредством познания стороны, противоположной добру. Когда существа, приобщившееся ко злу, возроптали на Бога и стали обвинять его в слабости естества своего, он явил тайну своего воплощения, «это было крайнее средство любви призывающей к обращению погибающих и обличение сынам погибели, сколь они виновны». Богочеловек смог победить зло только силами слабого человеческого естества[4]. Отсюда делался вывод о том, что те, кто свободно выбрал зло и отказался от добра, будут вечно пребывать в нем. Подобные мистические рассуждения лежали рядом с опытами М. М. Сперанского и А. И. Ковалькова и, естественно, были уязвимы в богословском смысле.

Составленная как комментарий к «Победной повести» И. Г. Юнга-Штиллинга книга С. И. Смирнова пропагандировала православный взгляд, неизвестный большей части русской аристократии. С. И. Смирнов отразил взгляд Русской православной церкви на масонов и духовно-религиозную литературу, издающуюся помимо Св. Синода. Можно соглашаться или
отрицать его взгляды, но бестолковой и маловразумительной его книгу называть нет никаких оснований. Консерваторы надеялись с помощью
С. И. Смирнова «раскрыть глаза» Александру I. Представители православного клира пытались использовать книгу как повод войти с жалобой к императору по поводу ущемления прав духовенства.

В это время в Санкт-Петербурге уже сложилась группа лиц, оппозиционных религиозной политике правительства. Во главе этого движения находились член Св. Синода архиепископ Михаил (Десницкий) и первое лицо комитета духовной цензуры, ректор семинарии Иннокентий (Смирнов). В 1815 г. Иннокентий выступил против публикации «Победной повести», которую А. Н. Голицын пытался провести через духовную цензуру. Он указывал на многие серьезные ошибки И. Г. Юнга-Штиллинга и явные искажения им текста Евангелия. Например, в «Победной повести» указывалось, что царство Иисуса Христа продлится 1000 лет и придет в 1836 г., в то время как Иоанн Богослов писал, что царствию Божьему не будет конца, а о дне его прихода не знают даже ангелы[4]. Иннокентию удалось настоять на своем, и в результате князю пришлось проводить эту книгу через светскую цензуру.

О поступлении книги С. И. Смирнова в Санкт-Петербургский цензурный комитет писал в воспоминаниях митрополит Филарет (Дроздов)[4]. Он вспоминал, что часто предостерегал Иннокентия от излишнего рвения по защите Церкви и говорил ему: «Нам, двум архимандритам, Юрьевскому и Пустынскому, не спасти Церковь, если в чем есть погрешность, а лучше обращайся к преосвященному митрополиту Михаилу, которого голос имеет больше силы, чем наши оба»[4]. Когда появилась книга С. И. Смирнова «Вопль жены, обличенной в солнце», Иннокентий хотел пропустить ее через цензуру, но его удалось переубедить, как писал Филарет, «чтобы
не произвести напрасного волнения». Митрополит Михаил также одобрил запрещение книги С. И. Смирнова[4]. Ныне в фонде Санкт-Петербург-
ского комитета духовной цензуры сведения о поступлении туда книги
С. И. Смирнова отсутствуют. В фонде, впрочем, нет следов и других произведений, не пропущенных цензурой, так что нет возможности опровергнуть или подтвердить воспоминания Филарета.

Высшее духовенство Санкт-Петербурга не было едино в своей политике. Амвросий (Подобедов) и Филарет не были сторонниками активных действий и занимали выжидательную позицию. Серафим (Глаголевский), в дальнейшем большой дипломат, был в союзе с сильной стороной, в данном случае с первоприсутствующим членом Св. Синода. Михаил и Иннокентий не могли убедить остальных в необходимости решительных действий. С 15 марта по сентябрь 1816 г. Серафим отбыл из Санкт-Петербурга в свою епархию[4], и расстановка сил временно изменилась. Этим воспользовались активные представители православной оппозиции, пытавшиеся провести через цензурный комитет книгу С. И. Смирнова. В настоящее время нет сведений о том, что могло помешать им осуществить свой замысел, но очевидно, что в тот момент восторжествовало мнение умеренной группы Амвросия и Филарета.

Подобную трактовку событий сегодня возможно подтвердить документально. В своем труде А. Н. Котович заявлял, что с 1815 г. С. И. Смирнов начал свои выступления против мистицизма (в сноске он приводит дело о книге «Беспрестрастный зритель девятьнадесять столетия», написанной лишь в 1818 г.). Это высказывание А. Н. Котовича явно ошибочно. Ключ к пониманию механики выступления 1816 г. дает давно известное в литературе послание С. И. Смирнова Александру I. Оно было написано
7 августа 1816 г. и является первым документальным подтверждением деятельности оппозиции.

Послание начиналось точно так же, как и книга «Вопль жены, обличенной в солнце»: «В прошлом 1815 году на российском языке издана книга под названием “Победная повесть”…». Именно произведение И. Г. Юнга-Штиллинга и находилось в центре этого послания царю. С. И. Смирнов указывал на содержащиеся в книге «мерзости»: отрицание божественности
Иисуса Христа, приписывание Богу незнания будущего, сравнение хрис-тианских храмов с языческими, оскорбление икон, соборов и учителей Церкви, отрицание вечности мучений, сравнение магометан с христианами, предсказание грядущих революций, указание на год конца мира — 1836-й. Дальше автор перечислял «вредны книги», изданные в 1815 и 1816 гг.:
Юнга-Штиллинга — «Победная повесть», «Приключения по смерти», «Угроз Световостоков»; Эккартсгаузена — «Наука чисел»; Шатобриана — «Мученики»; г-жи Пихлер — «Агафоклес, или письма из Рима и Греции». С. И. Смирнов зявлял, что за изданием этих произведений, служащих к потрясению церквей и престолов, стоят члены тайных обществ, исповедующих древние ереси. «Благочестивый государь! — писал здесь С. И. Смирнов. — Не попусти в Богоспасаемой России владычествовать завету беззакония. С верой в Бога исчезнет верность и гражданскому уставу»[4].

А. Н. Пыпин, в своем труде называвший С. И. Смирнова доносчиком, единственный обратил внимание на то, что в своем послании автор упоминает уже написанное им опровержение на «Победную повесть»[4]. Это крайне важное наблюдение, так как из послания очевидно, что С. И. Смирнов не только написал опровержение, но и отправил его Александру I вместе с этим письмом. «Споспешествующий благодати Божией, я сочинитель опровержения против сих хулей… нашлись в моем сочинении такие вещи которые подлежат царскому утверждению… дерзаю повергать мое сочинение к августейшим Стопам Твоим», — писал он[4]. Далее С. И. Смирнов просил «удостоить оное Высочайшего утверждения к изданию в свет».

Очевидно, что «такие вещи» в своем опровержении С. И. Смирнов нашел не самостоятельно и перед тем, как отослать «Вопль жены, обличенной в солнце» царю, он сделал попытку опубликовать его обычным порядком. Апологетическое произведение было отправлено в Санкт-Пе-тербург в духовную цензуру, возглавляемую Иннокентием, в тот момент, когда оппозиционеры искали повод начать выступление и обратиться к царю. Об этой попытке и писал в своих воспоминаниях митрополит Московский Филарет.

Реконструкция событий 1816 г. выглядит следующим образом: в конце 1815 — начале 1816 г. С. И. Смирнов составил опровержение на книгу «Победная повесть», затем передал ее в СПб Комитет духовной цензуры. После длительной полемики члены Св. Синода, ректор Духовной академии Филарет и первое лицо цензурного комитета Иннокентий решили, что перед тем как одобрить книгу в печать, ее необходимо представить императору. С. И. Смирнов должен был сделать это от своего имени. Книга и сопровождающее послание передавались в Комиссию прошений, которую возглавлял П. А. Кикин.

П. А. Кикин совместно с А. С. Шишковым был организатором выступлений русской православной оппозиции в 1816–1818 гг. Сам не будучи писателем, он был ярым сторонником литературного течения «архаистов», возглавляемого А. С. Шишковым. С. Т. Аксаков писал: «П. А. Кикин был одним из самых горячих и резких тогдашних славянофилов, он сделался таким вдруг по выходе книги Шишкова. До того времени он считался блестящим остряком, французолюбом и модным светским человеком»[4]. Среди бумаг Д. И. Хвостова сохранились отчеты о литературных собраниях в доме Г. Р. Державина в 1808 г. Там собирались Г. Р. Державин, А. С. Хвостов, А. С. Шишков, Д. И. Хвостов, П. М. Карабанов, И. А. Дмитриевский, А. А. Писарев, И. А. Вениаминов. На всех этих заседаниях присутствовал и П. А. Кикин, хотя с докладами и не выступал[4]. Вспоминая домашние собрания «архаистов», Филарет замечал, что на них обсуждались и религиозные вопросы[4]. В фондах отдела рукописей РЛИ хранится «Постановление общества свергнувших иго чужеземного языка» (это устав общества). Целью общества регламентировались возможности избегать употребления французского языка и разговаривать с соотечественниками только по-русски. Секретарем этого общества был все тот же П. А. Кикин[4].

29 апреля 1816 г. П. А. Кикин принял на службу в свою канцелярию по принятию прошений на высочайшее имя видного писателя-«архаиста» Е. И. Станевича. Последний поселился в его доме и в 1816 и 1818 гг. написал два апологетических произведения. Последнее из них, «Беседа на гробе младенца о бессмертии души», стала поводом к новому выступлению оппозиционеров, окончившемуся полным провалом. Это сочинение
Е. И. Станевича посвящено умершему ребенку П. А. Кикина. Из материалов, приведенных ниже, будет видно, что П. А. Кикин имел самое непосредственное отношение к выступлению 1818 г. В 1825 г., вновь вызывая
Е. И. Станевича в Санкт-Петербург, П. А. Кикин писал ему: «Ты пострадал и по мирскому соболезновали о тебе, но и тогда каждый из правоверных и верноподданных завидовал подвигу твоему»[4]. Все это не оставляет никаких сомнений в определении роли, которую статс-секретарь П. А. Кикин играл в деятельности русской православной оппозиции.

В своих воспоминаниях «О судьбе православной церкви в царствование Александра I» А. С. Стурдза писал, что одним из «ревнителей» был
П. А. Кикин, статс-секретарь по принятию прошений: «Император Александр I уважал его как крутого старовера, с которым государь даже спорил во время докладов»[4]. Получив и прочитав «Вопль жены, обличенной в солнце», П. А. Кикин должен был донести полученное впечатление до императора (тем более что речь шла о всемирном заговоре). При этом могла произойти сцена, подобная той, что описывал А. С. Стурдза, когда Александр I поспорил с П. А. Кикиным по поводу почитания святых в православной церкви (И. Г. Юнг-Штиллинг объявлял это идолопоклонством).
П. А. Кикин не смутился и твердо стоял на защите догмата. В этой ситуации Александр I должен был как-то прореагировать на присланную книгу (так как в ней провозглашались взгляды определенной партии, куда входили лица и из его окружения). Если спустя два года П. А. Кикин вновь инициировал издание новой книги, направленной против мистиков (Е. И. Станевич «Беседа на гробе младенца…»), то можно предположить, что в 1816 г. император пошел на какие то уступки.

Поддержать инициативу С. И. Смирнова должны были его соратники и вдохновители из Москвы. В ноябре 1816 г. архимандрит Герасим направил письмо первоприсутствующему члену Св. Синода митрополиту Амвросию. Герасим сообщал, что его прихожане стали приходить к нему с жалобами на издающиеся вредные книги: «Мученики» Шатобриана, «О таинстве креста», «О нетлении и сожжении всех вещей», «Победная повесть» Юнга-Штиллинга. При этом архимандрит замечал, что некоторые его прихожане уже писали прямо в Св. Синод, и они готовы имущества своего лишиться и наказание понести за то, что осмелились жаловаться. Главным аргументом в письме является то, что старообрядцы усилили свою активность и убеждают присоединяться к ним тех, кто в издающихся при молчаливом согласии Св. Синода книгах «вселенские соборы и синод называют змеиною главой». Герасим призывал Амвросия совместно с обер-прокурором А. Н. Голицыным побеспокоиться о прекращении издания подобных книг[4].

«Вопль жены, обличенной в солнце», разошедшийся в рукописных копиях, и ставшее известным послание архимандрита Герасима вызвали широкий резонанс в обществе обеих столиц. В том же 1816 г. в Санкт-Пе-тербурге А. Ф. Лабзиным была издана двухтомная книга «Жизнь Генриха Штиллинга». В предисловии издатель защищал И. Г. Юнга-Штиллинга от нападок противников: «некто из наших читателей, и в глаза его (Штиллинга) не видевший, благоизволил поставить его на ряду с величайшими злодеями; называет его вольтерианцем и революционистом, и приписывает ему злой умысел, изпровергнуть нашу Греко-Российскую церковь» — писал А. Ф. Лабзин, явно намекая на С. И. Смирнова[4]. В Москве стал широко известен ответ масона М. И. Невзорова на послание Герасима. В нем содержались неприкрытые нападки на духовенство. Оправдывая свое выступление, М. И. Невзоров писал О. А. Поздневу: «Причиной его была истинно одна ревность защитить христианство проповедующее, против которых… опять начинают уже злиться по причинам не христианским, а видам барышничества и самолюбия»[4]. Дальше шла оценка действий православных оппозиционеров: «Папежцы не усомнятся и теперь кого угодно сжечь так, как они сожгли Гусса и многих других служителей и свидетелей истины»[4].

С жалобой на М. И. Невзорова в Св. Синод обратился Алексей Соколов, принадлежавший к пастве архимандрита Герасима. Он требовал дать оценку писанию масона и защищаемым им «вредным книгам». На этот раз Св. Синод дал свой ответ за подписью Амвросия, Серафима, Михаила и Державина. А. Соколову сообщали, что ревность его неуместна, и правительство стоит на страже Русской православной церкви[4]. На этом выступление 1816 г. было окончено, но борьба оппозиционеров продолжалась.

В разгар выступления православной оппозиции 19 августа 1816 г.
министр народного просвещения граф А. К. Разумовский был уволен от службы по прошению, исполняющим его обязанности был назначен
А. Н. Голицын[4]. Причины отставки А. К. Разумовского недостаточно исследованы в исторической литературе. С. В. Рождественский в своем «Историческом обзоре деятельности министерства народного просвещения. 1802–1902 гг.» указывал, что А. К. Разумовский попал под влияние посланника Сардинского короля при русском дворе Ж. де Местра и оказывал покровительство иезуитам в Западном крае. После обнародования 20 декабря 1815 г. указа «О высылке всех иезуитского ордена монахов из Петербурга, и запрещения им въезда в обе столицы» А. К. Разумовский попросил об отставке (такого же мнения придерживался и ряд дореволюционных исследователей)[4]. Отставку А. К. Разумовского с изгнанием из столиц России иезуитов связывает и современный исследователь Е. А. Вишленкова[4].

Усомниться в подобных причинах отставки министра народного просвещения заставляет, во-первых, существенный хронологический разрыв между высылкой иезуитов и отставкой (полгода), а во-вторых, прямое участие А. К. Разумовского в борьбе между масонскими группировками. В своем исследовании А. И. Серков указывал, что братья Л. К. и А. К. Разумовские были масонами еще в XVIII в. В 1805 г. И. А. Поздеев восстановил с ними масонские связи и стал их фактическим «орденским» руководителем[4]. После того как А. К. Разумовский был возвращен Александ-
ром I из длительной отставки, он получил должность попечителя Московского учебного округа. В 1810 г. А. К. Разумовский был назначен на пост министра народного просвещения и сразу вместе с М. М. Сперанским и
А. Д. Балашовым вошел в комитет, созданный для реформирования масонских лож.

По мнению А. И. Серкова, в 1813–1814 гг. И. А. Поздеев пытался при помощи А. К. Разумовского добиться у императора утверждения своего плана создания единого русского масонства[4]. В эти и последующие годы А. К. Разумовский использовал свое служебное положение для борьбы с противниками своего масонского наставника. Особенно сильный удар пришелся по окружению И. В. Лопухина. Весной 1814 г. по инициативе
А. К. Разумовского была временно запрещена книга Д. П. Рунича «Дружеский совет всем тем, до кого сие касаться может»[4]. 19 февраля 1815 г.
А. К. Разумовский отстранил от должности в Московском университете и типографии М. И. Невзорова, что привело к закрытию журнала «Друг Юношества»[4]. По мнению И. А. Серкова, в 1816 г. интересы И. А. Поздеева, действовавшего через А. К. Разумовского, и выступления православной оппозиции совпали. Главным их общим противником был в это время А. Ф. Лабзин и его журнал «Сионский вестник», находившиеся под защитой правительства[4].

Учитывая вышеизложенные обстоятельства, можно предположить, что отставка А. К. Разумовского объясняется его действиями, идущими вразрез с волей императора. Шум, поднятый некоторыми масонами и православными оппозиционерами вокруг вопросов книгоиздания и А. Ф. Лабзина, привел к тому, что Александр I решил назначить на должность министра народного просвещения сильную личность. Таким человеком стал
А. Н. Голицын, которому к 1816 г. уже удалось навести образцовый порядок в Св. Синоде. Император посчитал, что, справившись с духовенством, князь сможет умиротворить и народное просвещение (действительно, одним из первых мероприятий князя в ноябре 1816 г. стала высылка за границу профессора харьковского университета И. Г. Шада за выпуск «вредных книг»)[4]. Итогом назначения Голицына через год стало учреждение Министерства духовных дел и народного просвещения. Несмотря на голословные утверждения некоторых исследователей А. Н. Голицын масоном никогда не был и доверия к ложам не питал. В целом его политика была благоприятна для Русской православной церкви. Но общая ситуация в духовной сфере России складывалась таким образом, что А. Н. Голицын уже не мог устроить оппозиционеров, они требовали резкой смены правительственного курса.

В 1817 г. С. И. Смирновым были написаны еще три произведения: «Примечания на книгу “Наставления ищущим премудрости”», «Беспристрастное мнение православного христианина o “Сионском вестнике” 1817 года» и «О книгопечатании». Ныне они хранятся в ОР РНБ под шифром
F III 45; в том же сборнике находится «Письмо от губернатора» (Л. 116–128) и «Слово на новый 1821 год» (Л. 129–133). Впервые описание этого рукописного сборника дал А. Н. Пыпин[4]. Он не датирован и не имеет указаний на автора. Определить дату рукописи позволяют письма С. И. Смирнова к В. М. Киселеву. 23 августа 1818 г. С. И. Смирнов сообщает, что у него готовы четыре сочинения «на победную повесть, на влияние свободных каменщиков, на сионский вестник и на книгу наставление жизни или в премудрости»[4]. В разделе «О книгопечатании», который, возможно, и есть «на влияние свободных каменщиков», так как речь в нем идет о масонской литературе, указаны книги 1813–1816 гг. Следовательно, это произведение также можно датировать примерно 1817 г.

«Примечания на книгу “Наставления ищущим премудрости”» занимают в рукописи 48,5 листов. А. Н. Пыпин указывал, что это опровержение написано по поводу «одной из главнейших орденских книг розенкрейцеров», иначе называющейся «Пастырское послание к истинным и справедливым философам древней системы». Впервые она была опубликована в 1785 г. и неоднократно переводилась на русский язык. Первое ее издание в России предпринял А. Ф. Лабзин в 1806 г.[4]. После того как С. И. Смирнов раскрыл нити всемирного масонского заговора, скрывающиеся в «Победной повести», он неизбежно должен был обратить внимание на основополагающие книги масонов, одной из которых и была «Наставления ищущим премудрости». Естественно, что в своем опровержении он старался подтвердить мысли, высказанные в «Вопле жены, обличенной в солнце».

Первые листы опровержения — это пламенное воззвание против масонов. Уже на первых страницах были утверждения, позднее вызвавшие полемику. С. И. Смирнов приводил отрывок из «Сионского вестника», где братьям советовали быть терпеливыми до тех пор, пока Господь не призовет их, как был призван Иллия «на побитие Вавилонских жрецов». Критик относил это воззвание к готовности масонов в любой момент ударить по русской церкви и государству[4]. Во введении масоны назывались «достойными презрения», «нечестивыми философами», «носителями подлого духа» и т. д. Естественно, подобные немотивированные утверждения и голословная брань производили крайне негативное впечатление на читателя.

Лишь к седьмому листу С. И. Смирнов переходил от «голых эмоций» к аргументам. Первоначально он брал под сомнение тот факт, что, по
утверждению масонов, их занятие составляет «чистое христианство» (смотри Д. П. Рунича). Критик сообщал, что масоны считают себя носителями древней мудрости, перешедшей к ним от самого Иисуса Христа[4].
С. И. Смирнов опровергал это заявление и заявлял, что Иисус Христос передал человечеству все знания, необходимые для спасения души. Христианину совершенно не нужно делаться еще и свободным каменщиком. Вывод из всего сказанного делался абсолютно верный: масоны узурпируют права на христианские истины для того, чтобы занять место христианского духовенства и самим стать вождями и учителями.

С десятого листа начиналась непосредственная критика «Наставления ищущим премудрости». Под рубрикой «Пункты учения древней системы» давались короткие отрывки из книги, а под заголовком «Суд православной отеческой веры» помещались опровержения на несколько страниц. Здесь критик допускал принципиальную ошибку. Вместо того чтобы сформулировать учение масонов, проследить его источники и показать его несоответствие учению православной церкви, он разрывал текст на короткие отрывки и комментировал их, выдирая из контекста. Главным обвинением масонам С. И. Смирнов сделал то, что они отрицают божественность Иисуса Христа. Большая часть приведенных им отрывков была призвана подтвердить этот тезис. Например: «Иисус Христос Божественный брат мастер» — он Сын Божий; «Бог есть бездна, все ей рожденное есть Бог» — от Бога Отца рожден лишь Иисус Христос; «Бог Отец един самосущен» — такого нет в писании, это отделение Сына от Отца[4].

В своих опровержениях С. И. Смирнов вдавался в длинные богословские экскурсы, в которых крайне трудно было не допустить промаха. Не говоря уже о том, что у современников вызывало серьезное сомнение, может ли светский человек, не имеющий специального богословского образования обсуждать подобные вопросы. При этом он рассматривал даже такие утверждения, как «Дух святой исходит от Бога Отца и Бога Сына». Здесь он приводил историческую справку создания Символа Веры.

Были в тексте «Наставления ищущим премудрости» и действительно интересные места. Например, там утверждалось, что Бог творил словом, но через огненных духов, которые и были творцами вселенной[4]. Другие заявления легли в основу некоторых «откровений» в книгах А. И. Ковалькова и Д. П. Рунича. В «Наставлении…» утверждалось, что Адам при сотворении содержал в себе женское и мужское начало. Его грехопадение началось с выделения женского начала в отдельную личность. Что тело и кровь Христа можно вкушать духовными устами без совершения таинства евхаристии[4]. Эти утверждения настолько отличались от православного учения, что не требовали опровержения. С. И. Смирнову было достаточно заявить, что это вымысел масонов, и на этом поставить точку. Вместо этого он вдавался в длинные и небезупречные рассуждения.

В итоге С. И. Смирнов формулировал заблуждения, обнаруженные в «Наставлении…»: проповедуется многобожие, берется под сомнение рождение Бога Сына, Бог объявлен товарищем духов, сотворение мира приписывается дьяволу, указывается на существование внутри Бога разных тварей, распространяется материализм. Вывод из всего этого делался такой: «Пастырское послание есть ядовитейшая, но утонченная хула на верования». Надо заметить, что главное критику уловить удалось: «Такова древняя система пастырей нечестивых. Она сотворена с последованием христианскому верованию самым коварным образом»[4].

Были в сочинении С. И. Смирнова и политические выводы. Он заявлял, что правительства получают власть от Бога, чтобы бороться с «нечестием», и «должны дать строгий отчет небесному судье за все соблазны, которые зависело от них истребить». Критик предлагал щадить личность и бороться с «нечестием», «хотя ради обуздания нечестия, необходимо принимать меры против личности сеятелей нечестия»[4].

Могло ли произвести подобное опровержение впечатление на современников С. И. Смирнова? Вряд ли. Убедить, а тем более обратить масонов такими аргументами он бы не смог. Богословы нашли бы «проколы» в собственных выводах критика. Консерваторам заблуждения масонов и так были ясны. Широкую публику, на которую, видимо, и рассчитывал автор, опровержение должно было отпугнуть своей пространностью и размытостью. Можно предположить, что параллельно с критикой С. И. Смирнов пытался донести до русского общества православный взгляд на рассматриваемые вопросы, однако такое смешение оказалось неудачным.

В разделе «О книгопечатании» критиковались особенно популярные у масонов книги: «Жизнь Штиллинга», «Победная повесть», «Таинство креста», «Об истлении и сожжении всех вещей», «Мученики», «Влияние истинного свободного каменщичества», «Письма к другу об ордене свободных каменщиков», «Путь ко Христу». Давался их краткий разбор. Во введении указывалось, что с 1802 г. в законах о цензуре значится, что книги, содержание которых относится к предметам веры, должны проходить через духовную цензуру, но это положение постоянно нарушалось в 1813–1816 гг. В этих книгах присутствуют сомнения в достоинстве Греческого исповедания, христианстве, божественности Иисуса Христа, а также деизм, материализм и манихейство[4]. «Вредные книги» рассматривались, как одно целое произведение. Из них извлекались отрывки и давалось опровержение. Цитаты из книг шли вразброс, лишь в конце цитаты указывался ее источник.

В письме «со слов какого-то губернатора» критиковалось чье-то выступление на заседании одного из отделений Библейского общества. В его речи также были найдены масонские сюжеты. Не исключено, что эта часть попала в сборник в 1824 г., когда позиции Библейского общества сильно покачнулись. «Слово на новый 1821 год» отношения к другим частям сборника вообще не имело.

Большой интерес вызывает раздел «Беспристрастное мнение православного христианина о “Сионском вестнике” 1817 года». По воспоминаниям современников, этой книге было суждено сыграть видную роль в закрытии журнала А. Ф. Лабзина. Всего раздел занимал 46 листов. За основу брался тот же принцип, что и при критике «Наставления ищущим премудрости». Отрывок из статьи сопровождался длинными комментариями. Следуя общей логике, С. И. Смирнов начинал свое сочинение исторической справкой. Он доводил до сведения читателей, что «Сионский вестник», в нарушение законов, проходит через гражданскую цензуру и печатается в частной типографии. В то же время духовная направленность журнала очевидна, и на каждом номере находится посвящение Иисусу Христу[4].

С первых страниц С. И. Смирнов упрекал «Сионский вестник» в том, что заявляется христианский характер журнала, а некоторые статьи христианству чужды: монгольская сказка, догматы квакеров, акростих Хвостовой. С монгольской сказки и начиналась критика содержания журнала. Издатель журнала упрекался в том, что в сказку заложен тайный антихристианский смысл[4]. Затем начиналось основное опровержение. Вновь текст делился на две части: «Мнение не во всем согласное с обычным» и «Испытание».

Поскольку содержание «Сионского вестника» было весьма разнообразным, то сформулировать обвинения с позиций православной церкви было очень легко. Журнал обвинялся: в сравнении языческих богов с Иисусом Христом; в вере в переселение душ; утверждении о нравственности всякой религии; в отрицании необходимости богослужения; отрицании таинства крещения, евхаристии и евангельской проповеди; мечте о соединении церквей; стремлении к единству вер; пропагандировал недоверие к пастырям, смеялся над монахами, апостола Павла называл сатаной, издевался над властями.

Эти пункты не только констатировались, но каждому соответствовало длинное опровержение, что при данных обвинениях совершенно не имело смысла. Даже сам С. И. Смирнов писал в некоторых случаях, что «явные, но нелепые поругания христианского откровения не заслуживают ответа»[4]. Все же опровержение не было лишено рационального зерна. Например, указывалось, что «Христос в устах “Сионского вестника” есть одно выражение, или иероглиф совершенства, которое он признает возможным во всяком человеке»[4].

Заверяя читателей по поводу «Сионского вестника», что «система соблазнов его тщательно обдумана», С. И. Смирнов не озаботился столь же четко построить систему возражений. Главным уязвимым местом критики было то, что журнал состоял из статей, написанных различными авторами, и разбирать их совместно было по крайней мере не корректно. Например, просто смешно было подходить одинаково к критике монгольской сказки и сочинения И. Г. Юнга-Штиллинга. Логичной общей системы С. И. Смирнов выстроить не смог. Он пытался уверить читателей в том, что масоны специально помещают в журнале статьи, порочащие Русскую православную церковь. Принимая во внимание, что на «Сионский вестник» подписывались представители высшего духовенства, такое заявление бросало тень и на них.

Могло ли опровержение С. И. Смирнова произвести впечатление на А. Н. Голицына? Весьма сомнительно. Там были утверждения, прямо касающиеся князя. Например, С. И. Смирнов указывал своим читателям на высказывание «Сионского вестника» по поводу разделения церквей, где шла речь о том, что главную роль сыграл человеческий фактор — соперничество между Папой и византийскими императорами. Сам А. Н. Голицын не только разделял подобный взгляд, но даже оставил нам письменное свидетельство в виде письма к императрице Елизавете Алексеевне «О различиях Греко-Российской и Римско-Католической Церквей в отношении к догматам, таинствам и обрядам»[4].

Историю запрещения «Сионского вестника» описывает в своих воспоминаниях А. С. Стурдза: «По мере возрастания смелости Лабзина в издании “Сионского вестника”, одинокие мыслители собирались к бою, — писал он, — негодовали тайно и работали в тиши своих келий немногие ревнители православия, готовя сильный отпор нашествию заморских учений. Но у них недоставало мужества, или же затруднялись они преступить к делу, потому что не имели никаких отношений к сильным земли»[4]. Самым главным «мыслителем» А. С. Стурдза называл князя С. А. Ширинского-Шихматова (преподавателя морского корпуса). Он уговорил А. С. Стурд-зу выступить против «Сионского вестника», взяв за основание книгу
С. И. Смирнова: «Вот вам готовый критический разбор самых вредных статей “Сионского вестника”. Это труд Смирнова, в Москве, затворника, мало кому известного». Напечатать этого при нынешней цензуре невозможно, — говорил С. А. Ширинский-Шихматов.

Вняв убеждениям, А. С. Стурдза обратился к князю А. Н. Голицыну с жалобой на «Сионский вестник». Кроме того, он критиковал «Таинство креста» и «Победную повесть», переведенные А. Ф. Лабзиным, заявляя, что переводчик усилил антиправославную направленность подлинника. Получив аудиенцию у князя, А. С. Стурдза вместе с ним читал выдержки из разборов С. И. Смирнова, сличая их с подлинником: «Каждая страница Смирнова была проверяема подлинными статьями». Ему удалось убедить А. Н. Голицына передать журнал А. Ф. Лабзина духовной цензуре, что означало фактическое прекращение издания.

26 июня 1818 г. А. Н. Голицын направил митрополиту Михаилу указ об изъятии «Сионского вестника» из ведения гражданской цензуры. Князь писал, что публикуемые в нем весьма необычные материалы побудили его лично просматривать журнал перед выходом из цензуры. А по мере того как с каждым выпуском увеличивалось количество статей, таинственных в духовном смысле и даже таких, чье содержание нежелательно доводить до всеобщего сведения, а также по причине того, что содержание во многом относится к церковным догматам, князь решил передать журнал в духовную цензуру[4]. 4 июля 1818 г. Комиссия духовных училищ предписала Петербургскому комитету духовной цензуры принять на рассмотрение «Сионский вестник». А. Ф. Лабзин передавать в духовную цензуру свой журнал не стал и прекратил его выпуск.

А. Н. Голицын закрывал «Сионский вестник» уже второй раз. Нет сомнений, что он был прекрасно осведомлен о содержании его статей. Сама возможность издавать журнал появилась лишь потому, что он отвечал общему направлению деятельности Библейского общества. А. Ф. Лаб-зин в своем письме Д. П. Руничу от 8 июля 1818 г. сообщал, что начал издавать журнал, поддавшись уговорам А. Н. Голицына. Его же А. Ф. Лабзин винил и за закрытие издания: «когда бородачи опрокинулись на меня за сию пьесу», — писал он, сообщая, что обратился к князю и получил ответ, что надо было ожидать недовольства части читателей. «Христианство его состоит в трусости и подлости», — делал вывод А. Ф. Лабзин
по поводу князя[4]. Передать «Сионский вестник» в духовную цензуру
А. Н. Голицына вынудило не содержание книги С. И. Смирнова, а жалоба А. С. Стурдзы, за которым стояли православные оппозиционеры. Есть сведения, что очень настойчиво добивался прекращения издания журнала глава Санкт-Петербургского цензурного комитета ректор Духовной академии архимандрит Иннокентий (Смирнов).

В «Сказании о житии преподобного Инокентия епископа Пензенского и Саратовского» Фотий указывал, что Иннокентий послал к А. Ф. Лабзину одного священника с целью образумить его, но А. Ф. Лабзин заявил: «Кто есть Иннокентий и все с ним? Они и в ученики мне не годятся»[4]. После этого, писал Фотий, Иннокентий передал А. Ф. Лабзину через одного из его родственников свое проклятие. Митрополит московский Филарет вспоминал, что по поводу возобновления «Сионского вестника» Иннокентий написал резкое письмо к А. Н. Голицыну, в котором советовал министру «самому уврачевать рану, нанесенную Церкви». Князь пожаловался митрополиту Амвросию на дерзость архимандрита, и тот убедил Иннокентия попросить извинения, так как «не его дело учить министра»[4].

Книга С. И. Смирнова не сыграла решающий роли в прекращении издания «Сионского вестника», но она была использована оппозиционерами, как и «Вопль жены…», с целью привлечь внимание правительства к «вредным книгам».

В то же время оппозиционеры использовали и альтернативные средства борьбы. Они пытались противопоставить европейским мистическим произведениям сокровища русской духовной культуры. В 1817 г. в СПб Комитет духовной цензуры поступила книга А. Соколова «Храм благочестия», представляющая собой краткий перевод «Четьи-Миней». Но книга не была принята к рассмотрению. Тогда Соколов подал жалобу в Св. Синод. Отзыв на «Храм благочестия» было поручено составить обер-священнику Державину. Он указал на некоторые недостатки и излишнюю краткость (вопрос стоял о принципиальном взгляде на перевод священных книг на русский язык). В 1817 г. Св. Синод не вынес окончательного решения, но в 1825 г., когда работы по переводу Библии на русский язык были свернуты, Смирнов получил категорический отказ, мотивированный отзывом Державина[4]. Необходимо обратить внимание и еще на одно анонимное произведение, изданное в Санкт-Петербурге в 1817 г. Это «О образе божественного в человеке». Его автор после долгих рассуждений о вере в православном духе переходил к критике еретиков. Он указывал, что начало расколов положено отпадением Западной церкви от Восточной. От Западной, в свою очередь, отделилась партия Лютера, как повод использовав индульгенцию. Автор сожалел о «людях упоенных ядом лютерова учения», но еще больше он порицал кальвинистов, указывая, что «Кальвин к лютерову учению присоединил свое — злей»[4]. По его мнению, именно от этих противников православной церкви и «начали печатать книги умобесия, кои миллионы в свет явились, другие, вскружа голову, начали оные с жадностью читать»[4]. По поводу мистической литературы автор делал интересные заключения: «Мудрые Св. Книги в руках невежд тоже, что нож в руках беснующегося… откуда все расколы в нашей церкви, как не из сего источника?»[4]. В заключение делался вывод, что «тут всего страшней то, что позволяли печатать то, чего бы не должно. Напротив сего, не позволяли печатать истинно душевнополезного»[4]. Автор заключал, что, судя по количеству ересей, мир клонится к закату, и предостерегал читателей от лжепророков. Любопытно, что печатать книгу разрешил тот же самый цензор И. Тимковский, пропускавший и всю мистическую литературу.

В то время как в Санкт-Петербурге оппозиционеры вели борьбу,
С. И. Смирнов продолжал писать. Его деятельность в этот период можно проследить по нескольким сохранившимся письмам. 17 июня 1818 г.
С. И. Смирнов сообщал своему благотворителю В. М. Киселеву о том, что занят «жестоко трудным делом» и «сей работой истощил последние свои силы»[4]. В дальнейшем выясняется, что в это время С. И. Смирнов оканчивал новую книгу (она называется немного иначе, чем у А. Н. Котовича) «Беспрестрастный зритель святого девятнадцатого надесять столетия». В нее входили главы «Взор на бытие наше», «Манихейство», «Понятие о благе», «Права разумной свободы», «О четырех родах правления». В сентябре 1818 г. книга была передана в Московскую цензуру[4]. А. Н. Котович на основании дела Цензурного комитета при Московском университете писал, что в том же 1818 г. эта книга была отвергнута «по прикосновению к духовным предметам». В дальнейшем сочинение не было принято к рассмотрению и Московской духовной цензурой[4].

23 августа 1818 г. С. И. Смирнов еще только заканчивал редактировать новую книгу. Своему корреспонденту он сообщал, что намерен употребить все старания, чтобы «все четыре мои сочинения на победную
повесть, на влияние свободных каменщиков, на сионский вестник и на книгу наставление жизни или в премудрости» были доставлены В. М. Киселеву[4]. Оттуда можно почерпнуть информацию о том, что в 1818 г.
С. И. Смирнов уже написал четыре книги. Из дальнейших писем видно, что он работал еще над двумя: «Здоровье дряхло и дела много, одно сочинение надо править, а другое продолжать»[4]. Это не считая уже находившегося в цензуре «Беспристрастного зрителя святого девятнадцатого надесять столетия». Иначе говоря, мы имеем сведения о семи книгах С. И. Смирнова, никогда не увидевших свет.

Кроме литературной работы С. И. Смирнову приходилось бороться и с бытовыми трудностями. 31 мая 1818 г. у него родился сын, названный Сергеем. Душевные переживания писателя в этот период нашли отражение в его письме, где он сомневается во взглядах каких-то близких ему людей[4]. С. И. Смирнов постоянно нуждался в деньгах. В своих письмах он просил разрешения взять у Андрея Семеновича (возможно, приказчика) «денег для жизни и для себя».

Обстоятельства закрытия «Сионского вестника» внушали С. И. Смирнову надежду на то, что с его книг будет снят запрет. 25 сентября 1818 г. С. И. Смирнов писал В. М. Киселеву о том, что 11 сентября получил
письмо из Санкт-Петербурга от Е. И. Станевича, который по поруче-
нию своего начальника П. А. Кикина сообщал, об одобрении одной из книг С. И. Смирнова (речь шла о «Жене, обличенной в солнце») Санкт-Петер-бургской духовной цензурой и возможности ее напечатания. Автору предлагалось выбросить из своего произведения «колкие выражения» по по-воду И. Г. Юнга-Штиллинга и «изъяснения пророчеств, противопо-ставленные штиллинговым толкам». Из дальнейшего текста следует, что С. И. Смирнов согласился сделать исправления: «Касательно исправления книги моей я последовал требованию православных христиан, предло-
жив заменить мнениями Св. Отцов, на коих я основывался»[4]. В письме
Е. И. Станевича С. И. Смирнову сообщалось «нечто и о другом сочинении весьма приятное».

Из письма выясняется, что деятели православной оппозиции предлагали С. И. Смирнову переехать в Санкт-Петербург и даже нашли ему место службы в Иностранной коллегии с жалованием 1500 рублей в год и дополнительно еще одну должность. Но писатель решает отказаться. Свой выбор он мотивирует так: «Главнейшим имею резоном то, что мое соглашение
на предполагаемые выгоды подаст случай противникам протолковать
мои побуждения в уничижении святого подвига. Так надобно доказать, что бесстрастие православным свойственно»[4]. Иначе говоря, писатель боялся, что его обвинят в корыстном интересе. В письме 11 декабря 1818 г.
С. И. Смирнов настроен еще более оптимистично. Его уверяют, что все его книги будут пропущены Московской цензурой. «Думаю, что скоро объявят подписку на книгу “Вопль жены, обличенной в солнце”», — пишет он[4]. Но надеждам С. И. Смирнова не суждено было оправдаться.

Попытка в 1818 г. провести через цензуру книги С. И. Смирнова была непосредственно связана с новым выступлением православной оппозиции. 3 сентября 1818 г. Е. И. Станевич подал в духовную цензуру свою книгу «Беседа на гробе младенца о Бессмертии души, тогда токмо утешительном, когда истина оного утверждается на точном учении Веры и церкви»[4].
В этом произведении продолжались и развивались суждения по поводу мистических писателей, высказанные С. И. Смирновым. А. С. Стурдза вспоминал, что перед отъездом за границу в июне 1818 г. его навестил
П. А. Кикин: «Разговорился о планах и намерениях православной партии, объявил мне за тайну скорое появление книги Станевича и ликовал заранее в надежде на блестящий успех»[4]. А. С. Стурдза прямо указывал, что книга Е. И. Станевича должна была, по мысли участников православной партии, привлечь к себе внимание императора и отвратить его сердце от плохих советников, способствовавших выпуску книг, наносящих ущерб православной церкви.

Как оппозиционеры собирались использовать книги С. И. Смирнова в обстановке выступления конца 1818 — начала 1819 г.? Возможно, издание «Вопля жены, обличенной в солнце» должно было усилить впечатление от книги Е. И. Станевича. Возможно, произведения С. И. Смирнова были одним из альтернативных вариантов. Так или иначе, книги С. И. Смирнова были остановлены и оставлены без внимания партией А. Н. Голицына, а оппозиционеров ждал жестокий разгром[4].

В свете новых материалов очевидно, что действия православной оппозиции в 1816–1818 гг. имели организованный непрерывный характер. Вся эта группа лиц, выступивших с критикой антиклирикальной литературы, принадлежала к одному кругу. Фотий упоминал С. И. Смирнова, написавшего опровержения на многие еретические книги и пребывавшего в бед-ности; архимандрита Герасима, «обличавшего зловерие»; священника церкви Ризы Спасителя Христа Михаила — обличителя масонов и сект[4]. Писатели Москвы подавали свои произведения в Цензурный комитет
архимандрита Иннокентия. Наконец, раскрыты связи П. А. Кикина,
С. И. Станевича, С. А. Ширинского-Шихматова и С. И. Смирнова. С 1816 г. деятели Москвы и Санкт-Петербурга планомерно осуществляли план обратиться к императору с жалобой на издание в России «вредных книг». Оппозиционеры добивались полной смены курса в религиозной сфере, прекращения деятельности Библейского общества и замены деятелей, не устраивавших высший клир. В центре выступления оппозиционеров в этот период находились сочинения московского писателя С. И. Смирнова. Хотя их так и не удалось издать, но содержание и дух этих произведений были неоднократно использованы оппозиционерами в своей борьбе. В дальнейшие годы произведения С. И. Смирнова продолжали оставаться источником, питавшим русскую православную оппозицию.

В период «затишья» с 1819 по 1821 г. С. И. Смирнов продолжал писать. Вскоре его сочинения вновь пригодились. 23 августа 1822 г. С. И. Смир-нов поздравлял В. М. Киселева с запрещением в России масонских лож и тайных обществ. «Мои сочинения должны, по-видимому, получить теперь беспрепятственный ход в цензуре», — надеялся он[4]. Из письма видно, что в этот период С. И. Смирнов поддерживал прежние связи с деятелями Москвы и Санкт-Петербурга. Своему корреспонденту он сообщал, что архимандрит Герасим на днях приезжает в Москву. В это время С. И. Смирнов познакомился и с архимандритом Фотием.

Отношения С. И. Смирнова и Фотия не могут быть в полной мере раскрыты на основании обнаруженных на данный момент источников. Очевидно, что Фотий использовал произведения С. И. Смирнова в своей полемической деятельности. При этом ссылок на творчество С. И. Смирнова в автобиографии Фотия практически нет. Невольно возникает подозрение в обычном плагиате. Но, думается, дело было в другом. Сам
С. И. Смирнов не стремился к популярности. Начиная с «Иудейских писем к Вольтеру» он перестает подписывать свои произведения. Все его рукописи анонимны. В своих письмах он отмечал, что не хочет, чтобы дело православия было осквернено подозрениями в корысти. Наконец, удачно избежав репрессий во время выступления 1818–1819 гг., С. И. Смирнов должен был стать очень осторожным. Можно предположить, что он сам просил Фотия не упоминать его в автобиографии, которая, возможно, увидит свет еще при его жизни.

В 1822 г. Фотий, поощряемый Серафимом и П. С. Мещерским, пытался повлиять на А. Н. Голицына и добиться отставки директора департамента духовных дел А. И. Тургенева. В ответ литераторы Санкт-Петербурга начали травлю архимандрита. В этот период появляются эпиграммы
А. С. Пушкина, обвинявшие Фотия и А. А. Орлову-Чесменскую в любовной связи. Фотий вынужден искать поддержки и обращается за помощью к оппозиционерам Москвы.

Во время своей московской поездки с 1 февраля 1822 г. (три недели) Фотий посещал столичные церкви и монастыри, беседуя с представителями православного духовенства, близкими ему по духу. В автобиографии Фотий писал, что просил графиню свести его с кем-нибудь «из ревнителей, хотя по вере и благочестию противу сект, еретиков и вольнодумцев»[4]. Графиня указала ему на священника церкви Положение Ризы Спасителя Христа Михаила, с которым Фотий впоследствии неоднократно виделся и беседовал. С С. И. Смирновым Фотий впервые встретился лично. В автобиографии Фотия описание этой встречи — единственное место, где упоминается С. И. Смирнов. Фотий посвятил ему целый абзац: «Стефан Смирнов многие книги писал противу зловерия, делал апологии и рассылал; на многие вышедшие книги еретические написал опровержения и обличения заблудшим, послания его многие читал, и кроме его толкований некоторых, иные разные его обличения и разумны: имеют силу и убедительность»[4]. Из сообщения Фотия выясняется, что в этот период С. И. Смирнов находился в тяжелом материальном положении и получал материальную поддержку от графини. Причем помощь А. А. Орловой-Чесменской была не совсем бескорыстна: она поручила С. И. Смирнову составить разбор проповедей Фотия, естественно, в хвалебном духе. Задание было выполнено, но графине разбор не понравился и потому был оставлен без движения[4].

В конце 1822 г. в Москве и Санкт-Петербурге появились рукописные копии замечаний С. И. Смирнова на книгу «Воззвание к человекам о последовании внутреннему влечению Духа Христова»[4]. По этому поводу
19 декабря 1822 г. Симеон Крылов писал, что автор опровержения, видимо, учен и благочестив, и «Если бы прочел переводчик или издатель, то бы не поохотился впредь издавать подобных сочинений»[4]. Еще не зная, кто в действительности написал опровержение, Симеон Крылов так характеризовал его своему корреспонденту: «по-видимому, должен знать весьма хорошо Св. Писание и много иметь опытности, а штиль походит на старика, посвятившего себя глубоким знаниям религии христианской и другим многим»[4].

Книга «Воззвание к человекам о последовании внутреннему влечению Духа Христова»[4] — перевод с французского, без указания переводчика и автора. Архимандрит Фотий писал в своей автобиографии, что эта книга была переведена И. Ястребцовым по просьбе Р. А. Кошелева. За успешно выполненную работу переводчик получил по ходатайству А. Н. Голицына пенсию в 3000 р. Эта книга ныне хранится в Рукописном отделе РНБ вместе с «Делом Госснера». Она издана в 1820 г. в Медицинской типографии и прошла через светскую цензуру. Книга содержит два предисловия: переводчика и французского издателя. В предисловии переводчик писал, что книга эта очень редкая и издана во Франции в 1790 г. Французский издатель указывал, что она впервые появилась в Базеле в 1727 г., и в ней содержалось предсказание французской революции. Для ее автора характерны нравоучения в духе «внутренней церкви»: пришествие Христа в плоти еще продолжается в самом человеке, Бог внутри человека. При этом «Воззвание…», как и «Победная повесть», предсказывает скорое наступление Апокалипсиса (в предисловии это рассматривается как предвидение революции во Франции). Автор утверждает, что все современные религии ложны, учителя и вожди обманывают народ, заставляя его пребывать в язычестве. Только умеющий читать книгу «натуры» может познать Бога в себе. Новая религия откроется людям после великих потрясений. Оценка масонами «Воззвания…», как можно видеть из послания М. И. Невзорова митрополиту Серафиму, была очень высока: «Одно название этой книги должно заставить любить сию книгу; ибо, какая цель должна быть в сей нашей жизни, как не искать духа Христова? Книга сия сильно восстает против наружных и буквальных школьных богословов. Говорят, что книгу сию писал Парацельс; он есть первый ангел, изливший фиал свой на землю»[4].

Сразу после выхода в свет «Воззвания…» С. И. Смирнов составил опровержение на него под названием «Отозвание души моей на книгу “Воззвание к человекам о последовании внутреннему влечению Духа Хрис-това”». Ныне эта книга хранится в отделе рукописей РНБ под шифром
F III.46. Текст находится в кожаном переплете с тиснением названия
на корешке (по размеру и цвету таком же, как и другие произведения
С. И. Смирнова). Объем ее 148 листов, автор не указан. На последней странице стоит пометка, что книга начата 16 августа и закончена 8 ноября 1820 г. Данный экземпляр сделан в 1823 г.[4].

С. И. Смирнов начинает свою критику с внешнего анализа книги. Он пишет, что в предисловии французский издатель указывает на то, что «Воззвание…» издано во Франции в 1790 г. и в ней предсказывается французская революция. С. И. Смирнов замечает, что в предисловии к изданию 1790 г. не могло быть указаний на французскую революцию, так как она произошла лишь в 1792 г. Отсюда делается вывод о том, что налицо фальсификация. Критик приходит к выводу, что к французскому изданию много добавлено русским переводчиком[4]. На первых страницах своего труда С. И. Смирнов дает краткий анализ «Воззвания…». Он указывает, что в «Воззвании…» утверждается, будто мир погряз в язычестве и неизбежна скорая всемирная революция, которой Бог отплатит людям за грехи. После этого предсказывается явление новой всемирной религии. С. И. Смирнов приходит к выводу, что речь идет об уничтожении христианства. «Чего не могли довершить замыслы Вольтера, то взялась исполнить книга «Воззвание к человекам», — пишет он[4].

Далее С. И. Смирнов демонстрирует православное видение данной проблематики: пишет, что истинную религию Адам получил непосредственно от Бога, и отрицает возможность получения знаний о боге из природы или человеческого разума, так как бесконечное нельзя поместить в конечное. Как доказательство истинности христианской религии Смирнов приводит жизнь и смерть апостолов. Затем он указывает, что если бы человек мог в полном объеме соблюдать Заповеди Господа, то на Земле настало бы Царство Небесное. Но человек связан грехом, и в его природе содержится зло[4].

С 56-го листа критик «приступал к рассмотрению учения новой веры последних времен». Всего он выделял 33 пункта обвинений. Среди них были следующие утверждения «Воззвания…»: нет нужды в небесном знании, божество сообщается только через инстинкт, сердечные чувства никогда не обманывают, волю Божию надо слушать в своем сердце, божественный голос есть совесть, лишь у людей, следующих внутреннему влечению, появляется вера, книжники выдумали богословие, получению божественных даров могут мешать вероисповедания, пришествие мессии совершится в духе, Бог сокрыт от человека, религия вступает в новейший период, религия должна быть упразднена, богослужения бог не требует, должны опасаться вожди и учителя и т. д.[4]. После этого содержание книги разбивалось на два подзаголовка: «пагубная гангрена последних времен» и «врачевание от науки Дома Божьего». С этого момента шла традиционная критика. Каждой из 33-х цитат давалось опровержение.

Делая выводы из приведенного материала, С. И. Смирнов спрашивал: с какой целью подобная книга опубликована в России? И сам отвечал на этот вопрос: «Книга воззвание к человекам призывает человеков перейти от настоящей религии к религии последних времен… призывает народы веру свою уничтожить, а учителей бросить»[4]. С. И. Смирнов указывал, что «Воззвание…» было опубликовано во Франции перед революцией и по всей видимости ускорило ее приход. Он предупреждал, что автор и переводчик «Воззвания…» лишь маскируются под христиан, на деле они проповедуют откровения сатаны. Новая религия готовит пришествие антихриста, авторы «Воззвания...» — его лжепророки[4]. Критик, однако не терял надежды на то, что в России «пагубный план» не сработает: «Восстани, восстани Россия и облекися во крепость мышц своих — в крепость православия спасающего тя, восстани яко в начале дни — в начальной чистоте духовного просвещения твоего»[4].

В своей критике С. И. Смирнов несколько раз вновь ссылался на книгу «Вольтерьянцы…». «Отозвание души моей…» продолжало линию прежних опровержений С. И. Смирнова. Главным аргументом снова был сделан всемирный заговор, угрожающий России. При этом опровержение С. И. Смирнова более сдержанно и аргументировано, чем обличение Фотия на ту же книгу[4].

В 1824 г. книги С. И. Смирнова вновь нашли практическое применение. Воспользовавшись тем, что в Санкт-Петербурге появились части книги Е. И. Госснера «Евангелие от Матфея», еще не получившей окончательного разрешения от цензуры, православные оппозиционеры начали свое выступление. Митрополит Серафим написал жалобу Александру I по поводу выхода в свет еще одной вредной книги. Вслед за этим 12 апреля 1824 г. Фотий послал императору два послания: «Пароль тайных обществ или тайные замыслы в книге “Воззвание к человекам о последовании внутреннему влечению Духа Христова”» и «О революции через Госснера, проповедываемой среди столицы всем в слуху явно уже», а также приложенную к ним апологию (разбор мест из «вредных книг»). В своих посланиях архимандрит обрушился не только на И. Е. Госснера, но и на других мистических авторов, чьи произведения издавались в предыдущие годы в России. Жалоба Фотия на «Воззвание…» получила широкую известность. В рапорте графу М. А. Милорадовичу 21 июля 1825 г. есаул Е. Н. Котельников писал: «Архимандрит Фотий выставил Государю себя благодаря написанной им книге “Пароль”, этот пароль есть карбонарский и изданный для смущения народа»[4].

В своей автобиографии Фотий писал, что «составил противу книги: “Воззвание к человекам о последовании внутреннему влечению Духа Христова”»[4]. Уговаривая А. Н. Голицына отказаться от покровительства «вредным книгам», Фотий заявлял ему, что «имел свои замечания из вредных книг и в 1820 г. предал огню, и точно все в памяти осталось. А по сем я ещё повычитаю о книгах и тебе прочту. Иначе на нас врасплох напасти — испугать могут. Вот как я этим и служу тебе»[4]. Письма С. И. Смирнова к В. М. Киселеву позволяют установить, что вышеуказанные обличения и замечания Фотий составлял на основании материалов, получаемых из Москвы. 26 марта С. И. Смирнов сообщал своему корреспонденту, что получил письмо от архимандрита Фотия: «Он изволит писать, что замечания мои на книгу “Воззвание к человекам” находит справедливыми и точными, что он мое отозвание возвестит многим и, что он желает иметь краткие мои выписки из прочих нечестивых книг»[4]. Дальше С. И. Смирнов сообщал, что сделал выписки из 20-ти «вредных книг» и добавил к ним краткие замечания.

Можно ли обвинить Фотия в плагиате? Нет. Присланные материалы он перерабатывал. При этом опровержение С. И. Смирнова на «Воззвание…» утратило значительную часть своей убедительности. Из 20-ти вредных книг Фотий отослал императору замечания лишь на 12. Вызванный в Петербург по воле митрополита Серафима Фотий выполнял его приказы. Естественно, для интересов православной оппозиции было лучше, чтобы послания к царю исходили от известного ему лица. Сам
С. И. Смирнов не только не обвинял Фотия в заимствовании, но, напротив, расточал ему хвалы.

Митрополит Серафим был очень недоволен тем, что Фотий обратился к царю параллельно с ним. В своих письмах Филарету весной 1824 г. митрополит по поводу и без повода упоминал архимандрита. Послание Фотия, в котором он раскрывал содержание книги «Воззвание к человекам о последовании внутреннему влечению Христову» как пароля тайных обществ, особенно досадило митрополиту. Он был причастен к одобрению этой книги, кроме того, архиепископ Московский Филарет дал на «Воззвание…» положительный отзыв (его упоминает в письмах Григорий Постников)[4]. Поскольку опровержение Фотия было основано на разборе «Воззвания к человекам...» С. И. Смирнова, Серафим негодовал и на него. Он писал Филарету: «Мне кажется, что вы могли бы поговорить с главнокомандующим, чтобы он поунял бестолкового ревнителя Смирнова, получающего жалование за ревность свою, которая по сему самому не может быть добрая и святая, а есть наемническая»[4]. Митрополит призывал московского губернатора унять С. И. Смирнова. Серафим не остановился на доносе московским властям, а приказал протоиерею И. С. Кочетову составить новый разбор «Воззвания к человекам...»[4].

В дальнейшем послание Серафима имело свое продолжение. Добившись отставки А. Н. Голицына, оппозиционеры повели атаку на его ближайших сотрудников. Одним из них был архиепископ Московский Филарет, стоявший у истоков перевода Библии на русский язык. 18 мая 1824 г. Фотий отправил послание императору (не вошедшее в автобиографию), в котором обвинил Филарета в потворстве мистикам и просил не вызывать его в Св. Синод, а пригласить Евгения Киевского, так как «он старше, умней и партии своей не имеет»[4]. Оппозиционеры обвиняли Филарета не только за перевод Библии, но и за издание «вредного» катехизиса и «Записки на книгу Бытия». Еще одним обвинением стала произнесенная Филаретом проповедь «В день Благовещения». Фотий обвинял эту проповедь в том, что в ней утверждалось, будто у Богородицы были еще дети после Иисуса Христа. Как видно из письма Филарета к Серафиму, эти сведения Фотий также получил от С. И. Смирнова. «Возражения одного светского человека, который по своему произволу, произвел себя не только в богословы, но и в судьи веры и церкви… Вашему Высокопреосвященству он известен и наименован в одном из ваших писем ко мне, с справедливым замечанием об источнике его ревности», — очень осторожно писал Филарет[4].

Письма Серафима и Филарета отчасти разъясняют, почему осенью 1824 г., когда книга Е. И. Станевича «Беседа о бессмертии души…» была реабилитирована и переиздана, сочинения С. И. Смирнова опубликованы так и не были. При этом уже в 1825 г. произошло то, за что так долго боролся С. И. Смирнов в своей апологетике. 14 мая 1825 г. был издан указ «Об отобрании от всех Духовных Училищ, мест и лиц книг, заключающих в себе учение, противное веры и благочестия»[4]. Указ был дан по докладу митрополита Серафима, в котором он ссылался на рапорт А. С. Шишкова и приложенный к нему реестр «вредных книг». «Министр Народного Просвещения почел непременным долгом ныне же учинить повсеместное по Министерству народного просвещения распоряжение, чтобы книги сии отобраны были из книгохранилищ всех подвластных г. министру учебных заведений, изъяты от всякого употребления, и запечатанные хранились бы впредь до особого о них предписания», — писалось в указе[4]. Св. Синод повелевал: 1) выяснить, куда и от кого таковые книги были рассылаемы по духовной части, отобрать и опечатать до дальнейших распоряжений;
2) провести расследование, были ли рассылаемы иные книги, печатавшиеся в частных типографиях, без дозволения Св. Синода и духовной цензуры, если такие обнаружатся, их опечатать, а о содержании доложить в Св. Синод; 3) в дальнейшем следить, чтобы подобные книги в духовные училища не попадали. Было приказано изъять из духовных училищ: «Таинство креста», 1820 г.; Беме «Путь ко Христу», 1815 г.; Дюнц «Божественная Философия», 1818 г.; «Письма к другу об ордене свободных каменщиков»,
1816 г.; «Воззвание к человекам о последовании внутреннему влечению духа Христова», 1820 г.; «Сионский вестник», 1816–1818 гг.; Гийон «Толкования на деяния и послания Апостольские», 1821 г., «Толкование на Евангелие», 1822, «Толкование на Апокалипсис», 1821 г., «Толкование на книги Экклезиаста, Песня Песней и Премудрости Соломоновой», 1823 г., «Краткий способ молится», 1822 г., «Краткие рассуждения о важных предметах жизни христианской», 1821 г.[4].

Сведений о заключительном периоде жизни С. И. Смирнова практически нет. В ОР РНБ сохранилось письмо С. И. Смирнова к неизвестному лицу от 20 апреля 1837 г. Автор поздравляет корреспондента с праздником Воскресения Господня. Из письма видно, что благотворители С. И. Смирнова Василий Макарович Киселев (пять писем к которому сохранились) и упоминавшийся в переписке Демид Васильевич уже умерли. Можно предположить, что в конце жизни С. И. Смирнов находился под опекой уже их детей, так как письмо адресовано Ивану Демидовичу[4].

Сведений по биографии С. И. Смирнова очень мало. Можно лишь предположить, что он подобно А. И. Ковалькову вышел из нижних слоев русского общества. Проживая в Москве, будущий писатель-апологет зарабатывал себе на жизнь, служа переводчиком в Медико-хирургической академии и занимаясь переводами модных произведений. Новый период в жизни С. И. Смирнова начался в 1808 г., когда он совместно с И. Снегиревым принял участие в переводе книги аббата Генне «Иудейские письма к Вольтеру». Перевод привлек к себе внимание представителей консервативных кругов русского общества, и на С. И. Смирнова обратили внимание. Он попадает в общество, группировавшееся вокруг настоятеля Симонова монастыря архимандрита Герасима (Князева). С этого времени дальнейшая жизнь С. И. Смирнова связана с консерваторами. По их заданию он пишет свои сочинения, от них он получает средства на жизнь. У нас нет сведений о том, что стало первопричиной начала апологетических трудов С. И. Смирнова. Неизвестно, был ли это материальный расчет или «зов сердца». Но приступив к написанию трудов в защиту Русской православной церкви, С. И. Смирнов прекратил подписывать свои произведения, тем самым отказавшись от заслуженной популярности. Это позволяет предположить, что в своих апологетических трудах С. И. Смирнов высказывал свои собственные взгляды, сформированные общением в кругах консерваторов.

Сочинения С. И. Смирнова никогда не были опубликованы и ходили в русском обществе в рукописных анонимных копиях. Тем не менее этим книгам было суждено сыграть значительную роль в деятельности русской православной оппозиции. Они легли в основу ряда выступлений консерваторов с 1816 по 1824 г. На сегодняшний день известны шесть апологетических произведений С. И. Смирнова, это: «Вопль жены, обличенной в солнце» (1816), «Примечания на книгу “Наставления ищущим премудрости”» (1817), «Беспристрастное мнение православного христианина o “Сионском вестнике” 1817 года» (1817), «О книгопечатании» (1817), «Воззвание к человекам о последовании внутреннему влечению Духа Христова» (1820) и «Беспристрастный зритель святого девятнадцатого надесять столетия» (1818). Последнюю книгу пока обнаружить не удалось. При этом известно, что у С. И. Смирнова были и другие произведения, названия которых не сохранились.

Апологетические сочинения С. И. Смирнова писались как ответ на противоречившей учению Русской православной церкви поток мистической литературы, издаваемой в России. В 1816 г. первое выступление русской православной оппозиции началось с послания С. И. Смирнова Александру I, в котором он требовал прекратить издание «вредных» книг. Основная борьба в этот период разгорелась вокруг книги С. И. Смирнова «Вопль жены, обличенной в солнце», в которой критиковалось сочинение И. Г. Юнга-Штиллинга «Победная повесть». Хотя издать «Вопль…» так и не удалось, эта книга стала поводом для ожесточенной критики оппозиционерами мистической литературы. Не исключено, что плодами именно этого выступления оппозиционеров стала замена министра народного
просвещения А. К. Разумовского обер-прокурором Св. Синода князем
А. Н. Голицыным и состоявшееся через год учреждение Министерства духовных дел и народного просвещения. Александр I надеялся, что авторитет его друга А. Н. Голицына положит конец борьбе в духовной сфере, но император ошибся.

Используя второе произведение С. И. Смирнова «Беспристрастное мнение православного христианина о “Сионском вестнике” 1817 года» оппозиционерам удалось добиться закрытия журнала «Сионский вестник», редактор которого А. Ф. Лабзин был одним из главных издателей и переводчиков мистической литературы («вредных книг»). Этот успех позволил оппозиционерам надеяться, что Александр I и проводник его политики в духовной сфере А. Н. Голицын пойдут на дальнейшие уступки. В конце 1818 — начале 1819 г. оппозиционеры планировали издать и доставить императору несколько книг, критикующих цензурную политику правительства. Но А. Н. Голицын получил сведения о готовящемся выступлении и нанес удар первым. Он подал жалобу царю, и члены оппозиции, архимандрит Иннокентий и Е. И. Станевич, были высланы из Санкт-Петер-бурга, а деятельность их соратников на время прекратилась. Ни одна из апологетических книг С. И. Смирнова к тому времени так и не была издана, поэтому ему удалось избежать репрессий.

Во время следующего выступления оппозиции в 1824 г. сочинения
С. И. Смирнова использовал архимандрит Фотий для составления своих посланий царю. Фотий заимствовал материалы из книг «О книгопечатании» и «Воззвание к человекам о последовании внутреннему влечению Духа Христова». На заключительном этапе выступления С. И. Смирнов переслал в Санкт-Петербург свои замечания на проповедь архиепископа Московского Филарета «В день Благовещения». Активность С. И. Смирнова вызвала негодование митрополита Санкт-Петербургского Серафима и очередные обвинения в том, что писатель работает из корыстного интереса. Сведений о заключительном периоде биографии С. И. Смирнова пока не обнаружено.

Подробное рассмотрение литературной деятельности С. И. Смирнова позволяет выявить источники его апологетических взглядов. Это были труды О. Баррюэля, в которых разоблачался всемирный масонский заговор, направленный против христианских церквей и царских престолов. В существовании подобного заговора С. И. Смирнова убеждали и материалы, почерпнутые в процессе работы над переводом «Иудейских писем Вольтеру». В них ярко отразилась борьба, которую определенные силы вели против христианства. В мистических произведениях европейских писателей, в действительности направленных против рационализма и атеизма, он видел лишь ересь, противоречащую учению Русской православной церкви. Подобную непримиримость С. И. Смирнова подогревало и его окружение, от которого писатель находился в материальной зависимости. Неопубликованные литературные произведения С. И. Смирнова выражали взгляды определенной общественной группы — русской православной оппозиции и предвосхищали полемику архимандрита Фотия.

В либеральную эпоху Александра I, когда в моде были разговоры о религиозной терпимости и даже о соединении церквей, апологетические произведения С. И. Смирнова опубликовать было невозможно. В его понимании протестанты и католики были еретиками. С. И. Смирнов не различал иллюминатов, мартинистов, розенкрейцеров и масонов разных степеней посвящения, для него все они были слугами сатаны. Как это ни странно, в произведениях С. И. Смирнова присутствовало то, что сближало его с мистиками. Он был уверен в скором наступлении событий апокалипсиса и противопоставлял веру разуму и философии.

Сочинения С. И. Смирнова не отличались логичностью и убедительностью. Это было связано с манерой его письма. В каждом произведении С. И. Смирнова критика чуждых православию идей сочеталась с проповедью православного взгляда. Из-за такого смешения критики и апологии смысл произведений становился сложен для восприятия. Другой чертой апологетических произведений С. И. Смирнова было то, что центральной темой каждого из них был всемирный заговор (возможно, масонский). Это разоблачение всемирного заговора было перемешано с критикой конкретных идей и апологией. Даже если читатель и соглашался с опровержением, данным С. И. Смирновым на конкретные места мистических произведений, то общие выводы о всемирном заговоре, часто не вяжущиеся с самой критикой, могли поставить его в тупик.

Хотя С. И. Смирнов не мог четко сформулировать свои обличения, в главном он был прав. В конце XIX — начале XX в. в России стали массово издаваться книги, противоречившие учению Русской православной церкви, как, впрочем, и учению любой из христианских церквей. В этих сочинениях критиковалась «внешняя церковь», клир, обрядовая сторона религии. Поклонники этих сочинений были верующими людьми, чуждыми рационализму и атеизму, но при этом, посещая церковь и даже совершая таинства, они переставали быть православными. Не вызывает сомнения, что мистическая литература порождала раскол среди членов Русской православной церкви.

До сегодняшнего дня в публицистической литературе продолжается полемика о всемирном масонском заговоре. Историкам подобный заговор обнаружить не удалось (если, конечно, не считать таковым заговором историю революционного движения, так хорошо прослеженную советскими историками). Однако некоторые предсказания С. И. Смирнова, сделанные им в «Воззвании к человекам о последовании внутреннему влечению
Духа Христова», очень хорошо накладываются на русскую историю XX в. С. И. Смирнов писал, что существует заговор по подготовке революции, которая сокрушит христианскую церковь и уничтожит вождей и учителей, после этого восторжествует новая религия, враждебная христианству. Российские «вожди и учителя» остались глухи к предупреждением апологета.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел история Церкви