Трёльч Э. Историзм и его проблемы. Логическая проблема философии истории

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава III. Понятие исторического развития и универсальная история

7. Направление постспекулятивного реализма в исторической науке

До сих пор речь шла о философах, которым вполне естественно принадлежит руководящая роль в разработке методики и в набрасывании картин универсальной истории, в то время как собственно история занята преимущественно материалом, все время растущим в объеме с успехами филологии и дипломатики и с открытием новых архивов; и в этой области она выработала поистине удивительные методы критики источников и реконструкции фактов, за что и может быть названа ныне реалистической в особом смысле этого слова. То обстоятельство, что она обращает усиленное внимание на юридические, экономические и социологические элементы, также воздействует на нее в смысле реализма. Под сильным впечатлением этого
процесса, ведущего к самостоятельности науки истории, даже самые значительные и самые деятельные из философов, разрабатывающих историзм, хотели лишь постигнуть принципы этой эмпирически-реалистической истории, истолковать их философски и оценить их значение для общего миросозерцания, как это и было у Дильтея, Виндельбанда, Риккерта, Зиммеля и Кроче. Их особые философские замыслы именно по
этой причине были почти исключительно направлены на универсальную историю и ее постоянное возобновление, по крайней мере в контурах все более реалистического историке-эмпирического исследования, которое становилось все шире и углубленней. Напротив, сами историки тем меньше
занимались философскими элементами и значением своей

504

науки, чем больше они укрепляли на базе этого реализма самостоятельность своих методов. Как сдержанны во всех философских вопросах такие крупные историки, как Эдуард Мейер в работе <К вопросу о теории и методах истории> или Якоб Буркхардт в своих <Размышлениях о всемирной исто-
рии>. Какая разница даже по сравнению с <Истерикой> Дройзена! С точки зрения исторического реализма переработаны все вопросы в написанных для учебных целей работах Бернгейма и Вильгельма Бауэра, где находится также и хараетеристика иностранной литературы. И здесь самые важные и значительные части те, где речь идет о критике источников, технике реконструкции и вспомогательных дисциплинах. Части, имеющие в виду философские обоснования и результаты, несравненно слабее; впрочем, они уже сильнее подчеркнуты в более поздней книге Бауэра и притом опираются в свою очередь на уже названных философов, к которым присоединены Вундт, Спенсер и, пожалуй, еще представители грейфевальдской имманентной
(сознанию) философии Шуппе и Ремке, основывающиеся на Беркли и Милле. Там, где историко-философские проблемы очень резко выступают на первый план, например, у представителей венской школы истории искусства (Ригль, Викгоф, Дворжак), - характерно присоединение к названным философам и борьба за проблему на чисто философской почве256.
Поэтому и до сих пор при характеристике соответствующих философов мы всегда называли вдохновленных ими или близких к ним историков. Новейший исторический реализм имеет огромное философское значение, основания и последствия, но сами его представители не проявляют большой инициативы в философской область. Часто упоминавшиеся здесь книги
Гуча, Морица Риттера и Фютера, подобных которым я не мог бы назвать среди соответствующих французских работ, точно так же сдержанны в этом отношении. Белов придерживается Риккерта, Мейнеке подчеркивает особую сущность самого исторического реализма и возврат - впрочем, у современных
немецких историков весьма частый - к Ранке, но философски он удовлетворяется созерцанием богатства индивидуальных образований, в которых проявляется божественное содержание истории и которые историк старается вскрыть все более тщательно во всей их реалистически определенной сложности257 Все эти историки имеют дело с единичными историческими циклами небольшого объема и дают им чисто релятивистскую оценку в том смысле, о котором говорилось в заключении ко второй главе. У них, следовательно, отсутствуют склонность и доверие и к определенным синтезам современных ценностей, и к их универсально-историческому обоснованию и освещению. Именно в этом и видят научный и реалистический характер истории по сравнению с философией, которой охотно


505

предоставляют судить обо всех этих вещах и которая потом со своей стороны либо следует за эмпирической историей, либо воздвигает собственными средствами рациональные или иррациональные картины и цели истории, или также оказывается не в состоянии выйти из скепсиса и затем из <нужды делает добродетель>.
Вообще, главная характерная черта исторического реализма в интересующем нас здесь отношении такова: ослабить универсально-исторические тенденции в науке, хотя, несмотря на это, тяготение к ним все время остается. Ранке, Гизо и лорд Актон, которые, впрочем, принадлежали к более старому поколению и использовали полнозвучные религиозные и идеалистические философские тона, были последними историками, от которых остались большие и вместе с тем специфически исторически продуманные очерки и изображения <всемирной истории> или всеобщей истории (histoire generale). Универсальная история Генриха Лео принадлежала к более старому типу сочинений, в которых ищут связующее начало истории в религии и церкви. Универсально-историческую трактовку отдельных больших эпох всемирной истории дает монументальная <История античного мира> Эдуарда Мейера и вдохновленная лордом Актоном <Кембриджская новая история> (Cambridge Modern History)258. Из теологов, для которых универсально- историческое мышление наиболее естественно и которые
благодаря этому приобрели большое влияние на историческую мысль, следует привести знаменитую работу Гарнака по истории христианских догм и религий и историю церкви Шуберта; Дёллингер, друг лорда Актона, не пошел дальше весьма увлекательных <эссе>. Во всех этих случаях религиозный элемент придает связность и цель истории и она служит решению религиозной проблемы современности. История военного искусства Ганса Дельбрюка тоже написана под знаком универсально-исторического освещения, и его лекции выразительным образом посвящены всемирной истории; они до сих
пор не опубликованы, но известно, что в них Дельбрюк очень сильно склоняется к Гегелю. Всемирная история Линднера, философское содержание которой особо суммирует его <Geschichtsphilosophie>, дает скорее формально-причинную связь, не выдвигая ничего глубоко оригинального в понимании смысловой связи, между историей и современностью. Из ис-
ториков искусства Макс Дворжак с течением времени все больше тяготел к всемирной истории духа; смерть помешала ему выполнить свой замысел, так же как и Викгофу. У Дворжака всемирно-исторические взгляды связаны с определенным воззрением на будущее искусства, которое он противопоставлял жаждущему иллюзий и натурализма нашему веку и снова
соединял его с символикой средневековья. Все остальное, что

506

слывет часто за <философскую историю>, сюда не относится; так, <Philosophic de l'histoire de la France> Эдма Шампьона является скорее эскизом и общим обзором, но не историей в универсальном освещении259. Простые сводные работы, вроде <Weitgeschichte> Улльштейна, или такое нанизывание материала, как <Kunstgeschichte aller Volker und Zeiten> (<История искусств всех народов и веков>) Вёрмана, при всех их достоинствах менее всего могут быть названы всемирными историями, они остаются лишь простыми сводами исторических знаний. Популярные и дилетантские работы стали на место подлинно исторической всемирной истории, причем они всегда исходят из определенных целей и задач будущего. Сюда относятся остроумная <Weitgeschichte in Urnrissen> (<Всемирная история в очерках>), <Federzeichnungen eines Deutschen, ein Ruckbiick am Schiusse des 19. Jh.> (<Рисунки пером одного немца. Обзор XIX века>), изданные графом Йорк-Вартенбургом, другом Дильтея. Преимущественно или даже целиком относятся к социологии работы Макса Вебера, Шмоллера, Гинце, Брейзига и Зомбарта, авторы которых отказываются от конструкции универсально-исторической связи смысла истории. Наконец, универсальные истории вроде Уэллса или Шпенглера вовсе выпадают из сферы исторического реализма, хотя и в противоположных направлениях: одна - в направлении к этизированному спенсерианству, другая - в направлении к неоромантической органологии; и та, и другая принадлежат просто к сфере изящной литературы.
Причины такого иссякания универсальной истории многообразны. Отчасти они лежат в безмерно возросшем требовании к историко-критическому обоснованию и разработке, вследствие чего такие безбрежные предприятия становятся почти невозможными; отчасти - в притуплении универсального и гуманистического духа вообще, место которого заняли резко
политически заостренные национальные истории. Отчасти это объясняется также отдаленным влиянием старого духа органологии и ее протеста против гегелевской спекуляции; согласно ей вообще существуют только единичные ряды развития и не может быть их соединения в охватывающее, одновременно
индивидуальное и универсальное развитие. История в этом смысле становится скорее воспитательным средством, полнотой созерцания, художественным наслаждением, полнотой восприятия человечества, чем мышлением, направленным на общую связь в целом и формирующим задачи современности. В особенности же в этом исчезновении интереса к универсальной истории сыграл роль кризис идей ценности, идеи религиозной или этической общей цели, полное исчезновение европейской идеи гуманности, которые были чем-то само собой разумеющимся для таких мыслителей, как Ранке, Гизо и

507

Актон, и служили им системой оценки. Шопенгауэр и его последователи отравили европейскую идею гуманности ядом индийской мудрости, дарвинизм, макиавеллизм и капитализм поставили ее вообще под вопрос. Философский и религиозный скептицизм выдвинул на передний план реализм методов и исторически-жизненного содержания даже у явных и принципиальных идеалистов; он поглотил оставшиеся у большинства немецких историков основы органологического, близкого к Гумбольдту и Ранке мышления, во всяком случае отнял у них реальную силу, которая могла бы толкнуть их на путь универсально-исторического мышления. Связь между историей и культурным синтезом современности разорвалась, и в результате выпала система соотношения и ось, вокруг которой мог бы упорядочиваться исторический материал, взятый в своем наиболее обширном объеме. Мы видели, что об этом начинали задумываться, собственно, и сами философы. Нет ничего удивительного, что такие сомнения свойственны в еще большей степени эмпирическим историкам. Если они возвращались к Ранке, то это означало отход от узкого национализма и отказ от непосредственно политических целей. Но от самого Ранке они брали в сущности его близкий Макиавелли элемент, его реализм политики современной системы великих
держав. Его учение о гуманности и его религиозная цель единства были отброшены260.
И тем не менее из понятия исторического развития снова с необходимостью вызревает направленность к универсальной истории. У философов это совершенно ясно. У историков это проявляется более афористически и скрыто, как второй план Созданное преимущественно немецким идеализмом понятие развития идей и тенденций, связей и раскрытий нельзя применять только к отдельным циклам, но необходимо через его посредство продвигаться к достижимому целому. И в этом
случае дилетанты вполне правы. С другой стороны, потрясения нашего времени требуют нового современного культурного синтеза, преобразования, дальнейшего развития и обновления европейской идеи гуманности и вместе с тем нового образа универсальной истории, который был бы основан на
принципиальной идее развития. Историческое понятие развития имеет универсальное и философское значение, которое снова должно прорваться из него. Оно ясно различимо из данного здесь обзора разнообразных решений проблемы. В конце этой главы его следует еще раз позитивно объяснить и
обосновать. При этом нужно постоянно иметь в виду, что хотя проблема универсальной истории стоит в тесной корреляции с проблемой культурного синтеза, она сама по себе с необходимостью вытекает из понятия развития и, следовательно, должна полностью самостоятельно исходить из анализа этого

508

понятия. Понятие развития по своему существу содержит во всяком случае идеи цели, смысла и масштаба, но само по себе еще не означает содержания этих идей. Последнее осуществляется только в результате особых и самостоятельных полаганий. Поэтому возможно и нужно подвернуть понятие
развития, как единично и в самом себе взятое, чисто логическому исследованию, которое покажет, что уже в первых и самых простых логических предпосылках и применениях этого понятия заложена направленность на идею универсально-исторического развития. Это очевидно уже и из большинства охарактеризованных здесь теорий. Необходимо, однако, еще общее окончательное объединение теорий, причем при доведении чистой логики до теории познания возникнут новые основополагающие идеи, не внушающие симпатий натуралистическому и реактивно-психологическому привычному современному образу мышления, идеи, однако, присущие даже при самом элементарном применении понятию развития и привлекающие его вместе со следствиями, ведущими к универсальной истории. Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел философия