Библиотека

Теология

Конфессии

Иностранные языки

Другие проекты







Ваш комментарий о книге

Кириленко Г., Шевцов Е. Философия

ОГЛАВЛЕНИЕ

5 Бытие и познание

Проблемы онтологии Субстанция и бытие

Бытие - одна из главных философских категорий. Изучение бытия осуществляется в такой "отрасли" философского знания, как онтология. Жизненно-ориентирующая направленность философии, по существу, ставит проблему бытия в центр любой философской концепции. Однако попытки раскрыть содержание этой категории сталкиваются с большими трудностями: на первый взгляд, оно слишком широко и неопределенно. На этом основании некоторые мыслители полагали, что категория бытия - это "пустая" абстракция. Гегель писал: "Для мысли не может быть ничего более малозначащего по своему содержанию, чем бытие" [1]. Ф.Энгельс, полемизируя с немецким философом Е.Дюрингом, также считал, что категория бытия мало чем может нам помочь в объяснении единства мира, направления его развития. Однако в XX веке намечается "онтологический поворот", философы призывают вернуть категории бытия ее подлинное значение. Как согласуется реабилитация идеи бытия с пристальным вниманием к внутреннему миру человека, его индивидуальным характеристикам, структурам его мыслительной деятельности?

1 Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук. М., 1974. Т.1. С. 175.

Содержание бытия как философской категории отлично от обыденного его понимания. Бытие повседневного обихода - это все, что существует: отдельные вещи, люди, идеи, слова. Философу же важно выяснить, что такое "быть", существовать? Отличается ли существование слов от существования идей, а существование идей - от существования вещей? Чей вид существования более прочен? Как объяснить существование отдельных вещей - "из них самих", или же искать основу их существования в чем-то еще - в первоначале, абсолют -

362

ной идее? Существует ли такое Абсолютное Бытие, ни от кого, ни от чего не зависящее, определяющее существование всех других вещей, и может ли человек познать его? И, наконец, самое главное: каковы особенности человеческого существования, каковы его связи с Абсолютным Бытием, каковы возможности упрочения и совершенствования своего бытия? Основное желание "быть", как мы видели, является главной "жизненной предпосылкой" существования философии. Философия - это поиск форм причастности человека к Абсолютному Бытию, закрепления себя в бытии. В конечном итоге - вопрос о бытии - это вопрос о преодолении небытия, о жизни и смерти.

Понятие бытия тесно связано с понятием субстанции. Понятие субстанции (от лат. substantia - сущность) имеет два аспекта:

1. Субстанция - это то, что существует "само по себе" и не зависит в своем существовании ни от чего другого.
2. Субстанция - это первооснова, от ее существования зависит существование всех других вещей.

Из этих двух определений видно, что содержание понятий бытия и субстанции соприкасается. Вместе с тем содержание понятия субстанции более артикулировано, объяснительная функцияпонятия "субстанция", в отличие от "бытия", - ясна. "Естественным образом" происходит подмена содержания одного понятия другим: говоря о бытии, мы чаще всего говорим о первооснове мира, о субстанции. Дальнейшая конкретизация ведет к тому, что философы начинают говорить о бытии как о чем-то вполне определенном - духовном или вещественно-материальном первоначале. Так вопрос о бытии как вопрос о смысле человеческого существования подменяется вопросом о происхождении всего существующего. Человек превращается в простое "следствие" материального или духовного первоначала.

Задолго до того, как человеческая мысль о бытии претерпела подобную трансформацию, греческим философом Парменидом (VI-V век до н.э.) была сделана попытка осмыслить проблему бытия в ее "первозданности" и чистоте. Именно к идеям Парменида обращается философская мысль о бытии в XX столетии. Парменид считает, что при определении бытия не может быть места недоговоренности, текучести, многосмысленности: нельзя сказать, что-то существует и одновременно не существует. Нельзя быть "немножко живым" или "немножко мертвым". Подвижная и безответственная человеческая мысль должна за-

363

мереть при прикосновении к проблеме бытия. Бытие, существование не возникает и не имеет конца, ибо иначе надо сказать, что в какой-то миг сущее не существует. Следовательно, бытие вечно - безначально и неуничтожимо. Бытие едино и неделимо, ибо в противном случае надо признать дополнительную причину дробления бытия на части как предшествующую сущему. Бытие неподвижно, поскольку движение предполагает начало и конец, изменение, небытие. Такое неподвижное, вечное, "сплошное" бытие находится вне пространства и времени, ибо иначе придется признать, что пространство и время имеют бытие до всякого бытия. Такое единое и неподвижное бытие не может воздействовать на наши чувства, ибо они постигают только отделимое, множественное. В бытии сливаются материальное, вещественное и бестелесное, духовное; бытие ведет абсолютно автономное существование, оно субстанционально (если под субстанцией понимать независимость от иного). Пармениду претит представление о бесконечности бытия как постоянном развертывании все новых и новых форм, свойств. Бытие как абсолютная устойчивость должно быть завершенным, определенным, замкнутым в себе, ни в чем не нуждающимся. Поэтому он вводит сравнение бытия с шаром как символом абсолютной замкнутости, завершенности, совершенства. Для Парменида " быть" означает "быть всегда", это выражение абсолютной устойчивости, прочности, отделенной от видимого мира и вынесенной за его пределы, это неопределенная, "чистая" определенность, отделенная от определенных вещей. Соответственно, познать такое бытие можно только непосредственно, с помощью интеллектуальной интуиции, но не посредством изучения мира конкретных вещей.

Такое бытие тождественно понятию субстанции как того, что существует "само по себе". Оно не порождает мир с его множественностью, изменчивостью, становлением и разрушением, оно не соединимо с понятием субстанции во втором смысле - как с порождающим началом, первоосновой.

Другие греческие философы пытались объединить, как это делает Гераклит, понятие бытия с понятием субстанции как первоосновы мира и вывести из так понимаемого бытия все многообразие вещей, отношений. Но в этом случае понятие бытия теряет свою специфику. Оно перестает выражать качества устойчивости, прочности, неизменности, оно, по существу, подменяется понятием становления, которое по отношению к бытию имеет противоположные характеристики. Станов-

364

ление - это небытие, ничто. Из неизменности нельзя вывести подвижность, текучесть, из вечного не следует возникновение временного. Следовательно, полное отождествление бытия и субстанции невозможно; эти понятия пересекаются, они отражают различные аспекты жизни человека в мире. С помощью категории бытия человек осмысливает вечное, неизменное, самотождественное. Категория бытия помогает оценить свои собственные, человеческие возможности, "меру своего присутствия" в мире. Границы своего собственного существования, свои стремления и надежды. Категория субстанции помогает человеку "обжиться" в окружающем мире, установить исходные принципы структурной организации мира, связи единого и многого, генезис всего существующего. Противоречия и трудности, возникающие в связи с попытками отождествления этих двух понятий, стали заметны уже в древности.

Софисты, последователи гераклитовой концепции Огня как вечного становления, лежащего в основе мира, фактически ввели "Ничто" в качестве первоосновы, субстанциальной характеристики мира. Они лишили субстанциальную основу мира качества бытия, абсолютной точки отсчета для оценки человеком себя. Человек становится мерой всех вещей, ибо небытие непостижимо с помощью ума. Человеческий ум не способен проследить постоянные изменения в мире как следствия движения первоначала, он может лишь констатировать внутреннее сходство, "родство" мира и мира невидимого.

В концепции Платона осуществлена попытка использовать сходство и различие понятий "бытие" и "субстанция". Платон видит недостаточность понятия для решения тех вопросов, которые неизбежно встают перед философом. Прежде всего, "бытие" не помогает понять, как возможно истинное познание: "...выходит, что если существующее неподвижно, то никто нигде ничего не мог бы осмыслить" [1]. Чтобы избежать пагубного для человека вывода, Платон придает качество бытия и неподвижному царству идей, и "иному". В данном случае он сближает бытие с субстанцией как первоначалом. Субстанцией начинает выступать царство идей и материя как возможность иного. Они порождают видимый мир, к познанию их стремится разум человека. "Чистое" бытие же все дальше отодвигается от взоров человека, оно становится для него непостижимым. Оно как бы

365

присутствует постоянно на периферии человеческого познания, оставаясь непознаваемым, это особое "сверхбытие", Единое, которое ведет абсолютно автономное существование. Это "сверхбытие" сближается с субстанцией не как первоначалом, но с субстанцией как символом автономного, самодостаточного существования. Так начинает формироваться идея о разных формах бытия или формах причастности Сверхбытию. Это непознаваемое Сверхбытие приобретает ценностную окраску, это то абсолютное Благо, без осознания самого существования которого стала бы бесцельной человеческая жизнь. Идея субстанции как первоначала, связанная с идеей Сверхбытия отношением причастности, решает другую задачу: открывает человеку путь к познанию мира в его единстве и многообразии.

1 Платон. Сочинения. В трех томах. Т.2. М., 1970. С. 369.

В средние века категория бытия и категория субстанции были фактически слиты воедино в персонифицированном образе Бога: Бог - абсолютное Благо и Бог - творец. Но в сотворенном Богом мире бытие и субстанция "расходятся". Все сотворенное лишь "причастно бытию", но не есть само бытие. Бог дает вещам право на жизнь, на существование, но "быть" и, например, "быть белым" - не одно и то же. Все сотворенное является благим ("бытийным") по своей причастности Богу - высшему Благу, но множество приобретенных качеств - акциденций (от лат. accidentia - случай; несущественное свойство предмета), таких, например, как белизна или справедливость, - не есть порождение Бога как первоначала мира [1]. Другими словами, все сотворенное Богом несет в себе некую возможность автономного существования, которая находит высшее выражение в свободной воле человека. Человек причастен бытию. Все человеческие эмоции - надежда, страх, радость - рассматриваются как формы переживания причастности бытию.

1 Боэций. "Утешение философией" и другие трактаты. М., 1990. С. 164.

Человек способен и к самостоятельным поступкам, он обречен выбирать между бытием и небытием, добром и злом; он в известном смысле приобретает качества субстанции как того, что существует "само себе". Это, конечно, несколько огрубленное представление, но тенденция к абсолютизации человеческой субъективности, к отрыву идеи бытия от идеи субстанции имеет предпосылки в средневековой философии. Даже "естественная теология" Фомы Аквинского, его пять способов доказательства существования Бога как бы идут "от человека",

366

от его потребностей и желаний: от потребности жить в мире, похожем на человеческое жилище, имеющем основание, крышу, стены, где беспорядок обязательно уступает место порядку, где все стоит на своих местах и расположено сообразно ритму человеческой жизни. Для Фомы Аквинского человеческие потребности выдвигаются на первый план чисто психологически, по причине ограниченности самого человека; онтологически же первична Божья Воля. Однако постепенно человеческая субъективность становится первичной и в онтологическом плане. "Акциденция" как несущественное свойство вещи становится "субстанцией", существенной характеристикой человека как самодостаточного существа.

Особенно ярко трансформация статуса человеческого существования прослеживается в номиналистических течениях средневековой философии XIV века, отрицающих самостоятельное бытие общего. Номинализм рассматривает Бога как Абсолютную Волю, для которой нет ничего невозможного. Бог сначала творит вещь, а лишь затем осмысливает сотворенное в форме идей. Его Воля не знает границ, поэтому разделять, что в вещи причастно Бытию, а что - лишь акциденция, продукт собственного автономного существования, - невозможно. В мире нет строгой иерархии, ибо само сотворение мира не осуществляется со строгой последовательностью ремесленника. Отсюда вытекает и невозможность не только прямого проникновения в "божественный план" творения мира, его просто нет, но оказывается бесцельным стремление ума прозреть в "тварном мире" следы блага, гармонии, единства. Ценностный аспект бытия отрывается от идеи субстанции. Бог неограниченностью Своей Воли может породить в душе человека любое представление. Человек начинает замыкаться в себе, своем внутреннем мире, ибо ему непосредственно дан только собственный мыслительный процесс. Единство категорий бытия и субстанции, позволяющее говорить о единстве ценностно-смысловых ориентаций человека и его познавательной деятельности, оказывается хрупким и неустойчивым.

Тем самым подвергается сомнению право на существование такого традиционного раздела философии, как метафизика. Метафизика - это не просто учение о первоначалах бытия, метафизика не тождественна онтологии. Метафизика - это учение об умопостигаемом бытии ("интеллигибельном"), о возможностях проникновения человеческого разума в фунда-

367

ментальные свойства бытия. Метафизика основана на единстве категорий бытия и субстанции. Разрушение этого единства открыло путь возникновению самых различных концепций бытия, критике как онтологизма, так и субстанциализма.

В новое время со страниц философских трактатов не исчезают понятия Бога, субстанции. Вместе с тем вопросом, стоящим в центре философских исследований, становится вопрос о методах истинного познания. Р.Декарт открыто говорит о понятиях Бога, субстанции как необходимых для обоснования чисто человеческой познавательной деятельности. Он говорит не о тайне Божественного бытия, а лишь о необходимости идеи Бога, идеи субстанции для создания эффективного универсального метода познания. Понятие субстанции становится своего рода " философской фикцией", сконструированным понятием, лишенным глубины, ценностного, "бытийного" фона. Понятие субстанции отделяется от понятия бытия, оно выражает лишь человеческую познавательную потребность, встраивается в логику познания, в нем отсутствует указание на то непознаваемое, трансцендентное, которое может стать непреодолимым препятствием для "человека познающего", но совершенно необходимо "человеку живущему", человеку, стремящемуся "быть".

Для философов, ориентированных на опытное знание (Фр.Бэкон, Дж.Локк, Д.Юм и др.), практически нет нужды в использовании понятия субстанции вообще, это та ненужная "подпорка", без которой знание, опирающееся только на опыт, вполне может обойтись.

В философии И.Канта идеи Бога, субстанции приобретают открыто регулятивный характер. Кант признает ту область трансцендентного, непознаваемого, которая составляет горизонт нашего познания. Однако предмет его размышлений - не формы приближения к трансцендентному, а формы освоения мира явлений. Освоение трансцендентного с помощью понятия субстанции - иллюзорная форма познавательной активности. Отделение Кантом понятия бытия от понятия субстанции ведет к полному разделению сфер познавательной активности человека, и ценностно-ориентационной, "практической" (нравственной).

Гегель отказывается замыкать человека в формах его субъективной деятельности. Он строит целостную метафизическую систему - учение об умопостигаемом первоначале мира и структуре порождаемого им многообразия, опираясь на принцип тож-

368

дества мышления и бытия. Однако разрыв между субстанцией и бытием не становится меньше. Понятие бытия для Гегеля не просто бессодержательно и неопределенно. Оно выражает "статичный" аспект мироздания, с его помощью невозможно объяснить процесс возникновения всего многообразия существующего. Невозможно раскрыть движение познания и смысл истории. Гегель ставит грандиозную задачу воспроизведения всей логики мирового процесса, поэтому для него бытие - это лишь момент некоей устойчивости, самотождественности в непрерывном потоке становления, бытие и небытие - лишь аспекты абсолютного движения становления субстанции - Абсолютной идеи. Абсолютная идея, в своем развитии порождающая мир, природу, человека, историю, обнаруживает свое тождество с человеческим познанием, что делает "абсолютно прозрачным" для человека его прошлое, настоящее и будущее. Бытие как Сверхбытие, Бог, которому, по средневековой традиции, человек лишь причастен, в гегелевской концепции отсутствует. В своем творческом порыве абсолютная идея разрушает все перегородки между человеком и миром. Бог не трансцендентен (запределен) миру, но имманентен миру (имманентное от лат. immanens - пребывающий в чем-то - внутренне присущее предмету свойство). Человек есть необходимый момент развертывания Абсолютной идеи, Бога, Бог - причина и внутренний закон существования человека.

Человек у Гегеля кажется всемогущим, он высший этап развертывания Абсолютной идеи, но он настолько поглощен драмами мирового духа, что его собственное, ограниченное в пространстве и времени существование оказывается чем-то неважным, неинтересным для философии. Человека как особого рода бытия, как единичности не существует, он - рупор мирового духа. Философия как "жизненный разум", помогающий человеку решать смысложизненные проблемы, подменяется метафизикой бесконечного.

Философия Гегеля обнажает "человеческий" смысл категории бытия. Обращение к бытию как абсолютной устойчивости, запредельной миру конечного, неустойчивого, необходимо именно конечному человеческому существованию. Когда же индивидуальное человеческое существование исчезает из сферы интересов философа, исчезает и категория бытия. Метафизика, в которой субстанция рассматривается вне сложных отношений к бытию, это метафизика человеческого небытия.

369

Материя как субстанция

Развернутое определение материи в различных философских системах давалось далеко не всегда, но если речь шла об основах мироздания, об его фундаменте, об единой субстанции, лежащей в основе видимого многообразия вещей, родственной вещному миру и порождающей этот мир, - то в центре внимания философа стояла материя. Какими особенностями должна обладать материя, чтобы быть субстанцией? Материя должна вести "независимое" существование, быть "причиной самой себя"; материя должна объяснить существование мира - вещей, человека, общества, природы, явлений культуры; материя должна ответить на вопрос о причинах изменений, происходящих в мире (возникновение, исчезновение, трансформация в процессе взаимодействия); материя обязана решить вопрос о единстве всего существующего, о возможности познания этого существующего; наконец, чтобы решить все эти проблемы, материя должна быть сама как-то связана с этим миром, должна быть "родственна" ему.

В античной философии поиски такой субстанции осуществлялись в рамках так называемого натурфилософского подхода. Для него характерно непризнание каких-либо существенных различий между философским и специально-научным исследованием природы. Натурфилософский подход - продукт определенной исторической эпохи и вечный "соблазн" для мыслителя любой эпохи.

При отсутствии развитой системы специальных наук (в древности получили развитие лишь астрономия, некоторые разделы математики; шло накопление эмпирических знаний в области физики, анатомии, ботаники, географии) философия брала на себя часть функций еще не сформировавшегося частного знания, становилась "теорией природы". Такая натурфилософия была стимулом развития теоретического мышления. Стремилась не возвыситься над наукой, а возвысить, рационально очистить исторически ограниченный опыт человека, извлечь из него то богатство связей, потенций, которое оставалось скрытым для наблюдателя, погруженного в "единичность" опыта. Натурфилософия при решении проблемы субстанции воспроизводила схему специально-научного мышления, ставила задачу выявления единого закона, "управляющего" эмпирически удостоверенным многообразием како-

370

го-то фрагмента бытия; при этом менялся только уровень обобщения. По этой же причине материя изначально сближалась с веществом (вещество - элемент физической реальности, наделенный, в отличие от поля, массой покоя. В науке обычно выделяют четыре состояния вещества: жидкость, газ, твердое тело, плазма). Однако под давлением логики понятия субстанции и серии вопросов, возникающих при сближении понятия материи с субстанцией, понятие материи претерпело значительную трансформацию.

Известно, что Фалес считал первоосновой воду, Анаксимен - воздух, Анаксимандр - апейрон (неопределенное, но единичное вещество), Гераклит - огонь, Демокрит - единые неделимые частицы и т.п. При всей кажущейся их наивности, подобные взгляды в модернизированной форме просуществовали вплоть до XIX-XX веков. Так, взгляды Фалеса в XVII веке развивал Р.Бойль, а в XIX веке - Л.Н.Мечников, автор "океанической концепции". А.Лавуазье в XVIII веке вслед за Анаксименом называл субстанцией воздух (кислород), взгляды Анаксимандра нашли свое развитие в натурфилософском истолковании единой теории поля.

Однако первые натурфилософы, сторонники субстанциальной концепции материи, столкнулись с рядом трудностей при отождествлении материи и вещества. Материя должна быть связана с миром вещей (это условие выполнено при сведении материи к веществу; оно само есть вещь), но одновременно - вести существование, независимое от вещей, иначе она не будет субстанцией. Чтобы разрешить эту проблему, первые философы внесли поправку, отделили "праогонь" от обычного огня, воду как субстанцию от воды в ее зримом проявлении. Такая субстанция становится невидимой для зрения, она только умопостигаема, не дана нам в восприятии. Наконец, каким образом такая материя-первовещество может объяснить все многообразие мира, постоянную изменчивость мира? Для ответа на этот вопрос древние "одушевили" материю и "оживили" ее, придав ей внутренний динамизм. Материя не просто первовещество, это еще и живое космическое существо. Оттенок гилозоизма (гилозоизм - термин, введенный в XVII веке для обозначения учения, признающего "жизнь" неотъемлемым свойством материи во всех ее проявлениях) в представлениях первых материалистов ставит под сомнение их принадлежность к "линии материализма". К тому же материя как

371

источник порождения всего существующего вообще приобретает статус мифического существа. Поэтому "материя" первых материалистов - это скорее нерасчлененное субстанциальное единство, в котором соединяются свойства материи как "материала", из которого создано все окружающее, и материи как источника всех изменений в мире, структурности мира.

Часть философов решила эту проблему, вообще отказавшись от признания реально существующего многообразия вещей и тем самым - от поиска основания их единства - субстанции (Парменид). В концепциях других философов исходное субстанциальное единство распадается. У Платона материя - это некий " универсальный материал ", чистая возможность, вещественность без каких-то конкретных свойств. С ее помощью возникают отдельные вещи, а также "мировая душа", своеобразный энергетический принцип. Единое есть завершающий, синтезирующий момент этого сложного процесса миротворения. Аристотель оставил за материей лишь функцию быть материалом; источник движения, структурирования вещного мира для него заключается в форме, слитой с материей в отдельные вещи. Поскольку отдельная вещь имеет в себе в рамках уже созданного многообразия основу для собственного существования, она названа Аристотелем субстанцией (в смысле независимого существования, содержащего в себе свои собственные предпосылки). Философия с помощью Аристотеля освободилась от необходимости выводить существование каждой вещи из единого первоначала: дело философии - найти общий принцип этого порождения.

Трудности, связанные с пониманием вещественного характера материи-субстанции, особенно функция такой субстанции как источника возникновения существующего привели представителей новоевропейской философии к определенной модернизации представлений о материи как субстанции. Для них материя - уже не конкретный вид вещества, но лишь свойства вещей, обладающие все теми же традиционными признаками субстанциональности: непроницаемостью, протяженностью, весом, перемещением, фигурностью и т.п. Субстратом, носителем этих свойств чаще выступают атомы. Декарт, стремясь быть последовательным, вообще снял проблему субстрата, отождествив материю с ее единственным свойством - протяженностью: "Природа материи...состоит не в том, что - вещь твердая, весомая, окрашенная или каким-либо иным спо-

372

собом возбуждающая наши чувства, но лишь в том, что она есть субстанция, протяженная в длину, ширину и глубину". Такое понимание субстанции сохранилось и в более позднее время: Д.И.Менделеев, например, таким субстанциальным свойством считал весомость.

Материя в представлении философов нового времени - это прежде всего неизменные свойства вещества в различных его проявлениях. Такая материя лишена "энергетического потенциала" цельного правещества древних, она ничем не движет, из нее ничего не может возникнуть, поскольку она лишена порождающей силы, это абстракция, отдельное от мира вещей общее. Это общее первично, фундаментально для вещного мира, это самое существенное его свойство в представлении новоевропейских философов. Это общее лишено всех субъективных признаков, свойственных человеческому пониманию окружающего, это как бы граница, предел человеческого проникновения в окружающее. Свойства протяженности, весомости существуют объективно, независимо от нас, но они необходимы нам, нашей познающей способности. Без уверенности в том, что та пестрая изменчивость явлений, с которой мы имеем дело, имеет общие характеристики, открытые для нашего познания, человеку очень тяжело вступить на путь познавательной деятельности, невозможно выработать твердые правила познания. Таким образом, началась гносеологизация понятия субстанции. Субстанция начала утрачивать качества неподатливого для человеческой познавательной способности бытия. Данное понимание субстанции как бы позволяло носителю познающей способности сказать: как хорошо, что мир на самом деле такой, каким он должен был бы быть! Фундаментальные, субстанциональные свойства мира идеально прилажены к моим познавательным возможностям, мир открыт для меня, он - мой или будет таким в будущем.

Однако такой познавательный оптимизм не мог сгладить противоречия, возникшие в философской теории с пониманием материи как фундаментального свойства или совокупности свойств вещного мира.

Прежде всего, требовала разрешения проблема генетической первичности материи по отношению к вещному миру: каким образом материальная субстанция породила окружающее многообразие. Поскольку у материи как общего свойства вещей отсутствует порождающая сила, то философ либо отказывается от

373

решения этого вопроса, исключает его из числа философских, либо вынужден признать, что материя не удовлетворяет всем признакам субстанции. Так появляется идея двух субстанций - протяженной и мыслящей, идея субстанции сотворенной и несотворенной, идея третьей бесконечной субстанции (Декарт). Возрождаются в рационализированной форме идеи совмещения в одной субстанции свойства протяженности и мышления (Спиноза). Такая субстанция обладает бесконечной порождающей силой, однако уже не является материальной субстанцией, это возрожденное субстанциональное единство древних, принимающее у Спинозы более сложную форму пантеизма.

С большими трудностями сталкивается интерпретация материи при попытках объяснения человека, его возможностей. Хотя в материалистической философии XVII и особенно XVIII веков уже утвердилась идея первичности материи не только по отношению к вещному миру, но и к человеку, наделенному сознанием, сама специфика порождения сознания не раскрывалась: человек с его познавательной способностью рассматривался либо как элемент природного мира, либо его сознание выводилось за пределы природного и объяснялось из иных предпосылок.

Наконец, данное понимание материи создало трудности и для объяснения человеческих познавательных возможностей. Для познающего субъекта та реальность, которую он познает, как бы "распалась" на две части, две самостоятельные половины, что не позволяло составить целостное представление о предмете. Цвет, вкус, запах - это "вторичные" качества, результат "искажения" сущности предмета нашими органами чувств. Размеры, конфигурация, вес - это "первичные", субстанциональные качества, в которых адекватно выражена сущность познаваемого предмета. Но "вторичные" качества никак не выводимы из "первичных", хотя отбросить их нельзя, ибо в своей практике человек вынужден на них ориентироваться. Это противоречие подрывает познавательный оптимизм философов материалистической ориентации, лишает теорию познания универсального и безотказного инструмента. Человеческие познавательные способности оказываются в рамках этой теории как бы расколоты на две самостоятельные формы, независимые друг от друга: чувственное (неистинное) и рациональное (истинное) познание. Признание приоритета рационального в рамках материалистически ориентированной теории познания неизбежно сближает материализм с учением о "врожденных идеях"

374

Р.Декарта. Недаром субъективный идеалист Дж.Беркли критиковал своих современников-материалистов за "удвоение мира" в понятии материи как субстанции: за вещами, которые мы видим, с которыми действуем, стоит мир "чистых" геометрических форм, постигаемых разумом и не помогающих в чувственном освоении мира. Так не лучше ли, спрашивает Беркли, отсечь этот "второй план" вещей и считать, что он как бы не существует, а существующим для человека признать только то, что он может воспринять с помощью органов чувств. Так ограниченность понимания материи усиливала позиции философов субъективно-идеалистической ориентации.

С особой силой все слабости и противоречия представлений о материи как единой, неизменной первооснове мира выявились на рубеже XIX-XX веков. Тесная связь учения о материи с научными представлениями своего времени оказалась роковой для него. Развитие естествознания (электромагнитная теория, термодинамика, открытие поля, делимости атома, прерывности движения, непостоянства массы и т.п.) со всей очевидностью показало, что претензии философии на роль универсального познания, имеющего в своей основе теорию субстанции, необоснованны. Те качества вещей, которые в XVII-XVIII веках рассматривались как субстанциальные (конфигурация, протяженность, весомость), на самом деле лежат на поверхности нашего освоения мира и ничего или почти ничего не могут нам дать для объяснения более сложных материальных закономерностей. Сама возможность нахождения какого-то "привилегированного" свойства материи или особого материального образования, способного выполнить функции субстанции, была поставлена под сомнение. Вместе с понятием материи был поставлен под сомнение и философский субстанциализм вообще. Понятие материи базировалось на натурфилософском представлении, в рамках которого философия решает те же задачи, что и специальное знание, но делает это с помощью более совершенных методов. Поиск неизменной первоосновы - это не философская проблема, как не является философской проблемой и прослеживание этапов и форм выведения из этой неизменной основы всего существующего, выяснение структурных характеристик мира. Именно разрушение привычных представлений о материи - этого последнего философского убежища категории субстанции - дало толчок к изменению понимания философией своих задач.

375

Однако понятие материи, в XX веке отошедшее на периферию философского знания, почти исчезнувшее с философского горизонта, долгое время определяло облик отечественной философии, эволюционизирующей в рамках философской парадигмы (парадигма - греч. - пример, образец. Модель постановки проблем, образец исследования) марксизма.

Понятие материи в марксизме как бы сконцентрировало в себе историко-философскую двойственность марксизма, его промежуточное положение в процессе перехода к новому, неклассическому типу философствования, к жизненно-ориентирующей философии, к новой онтологии.

Материя для диалектического материализма - философской теории марксизма - полисемантическая категория, ее содержание имеет несколько смысловых пластов. Прежде всего, диалектический материализм доводит до своего логического завершения процесс гносеологизации понятия субстанции, лишает содержание понятия материи всякого налета натурфилософских притязаний. Этот смысл материи с предельной ясностью выразил В.И.Ленин в работе "Материализм и эмпириокритицизм". Совершенно непозволительно, писал В.И.Ленин, смешивать учение о строении материи с гносеологической категорией, вопрос о новых свойствах новых видов материи - с вопросами теории познания, вопросами об источнике знания, о существовании объективной истины. И далее: "Материализм и идеализм отличаются тем или иным решением вопроса о соотношении познания и физического мира, а не решением вопроса о структуре этого физического мира". Понятие материи выполняло крайне важную функцию и в философских теориях прошлого с явной идеалистической ориентацией. Материя была необходима Платону, материя встраивалась в пантеистические концепции. Ленин стремился навсегда связать судьбу понятия материи с философским материализмом. По его мнению, философское понятие материи обретает строгие контуры только в рамках материалистического решения основного вопроса философии. "Материя есть философская категория для обозначения объективной реальности, которая дана человеку в его ощущениях, которая копируется, фотографируется, отображается нашими ощущениями, существуя независимо от них" [1].

1 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 18. С. 131.

376

Материя в данном случае - это общее свойство вещей; Ленин продолжает традиции философского материализма XVII- XX веков. Но это такое предельно широкое свойство, что способно вместить "любую вещественность" в силу своей тривиальности. Единственное свойство материи - это свойство "быть объективной реальностью", существовать вне нашего сознания. Фактически в этом определении говорится лишь то, что материя есть субстанция. Правда, учитывается лишь первый смысловой оттенок понятия субстанции, под субстанцией понимается то, что она для своего существования не нуждается ни в чем, кроме себя. Каков философский и жизненно-ориентирующий смысл этого определения?

Философия марксизма - это прежде всего философия действия. Ленин, стоявший у истоков отечественной трансформации марксизма, был выразителем этой особенности марксизма в ее предельном выражении; философское "оружие" в его руках стало оружием социального прагматизма, инструментом политической борьбы. Ленин увидел в усилении гносеологического подхода к материи не столько возможности для развития естествознания, сколько дополнительный аргумент в идейной борьбе. Идеология всегда нуждается в аргументе "от реальности", в ссылке на непреложность природного закона. Получив доступ к "ядру" мира, его основе и освободив понятие субстанции от лишенных социального смысла физических свойств, идеолог всегда может сослаться не на непреложность факта, а на непреложность мирового порядка. "Пустота", тривиальность понимания материи оказывается в этом случае предпосылкой, "чисто возможностью" для заполнения идеологической интерпретацией.

Еще один аспект ленинского определения - "данность материи в ощущениях", доведенная до фотографизма, - усиливает идейную убедительность аргумента "от реальности", но одновременно создает дополнительные трудности. Чтобы сделать идеологическое использование понятия "материя" убедительным, мало признать существование объективной, независимой от человека реальности, надо еще обосновать возможность доступа к этой реальности. Только в этом случае идеолог может говорить от имени самой объективной реальности, существенные особенности которой он уловил со степенью фотографа и копииста. Для этого необходимо показать генетическую и структурно-функциональную связь материи и познавательной способности. Осуществить эту процедуру можно

377

только на пути возвращения к натурфилософскому подходу к материи: материи как источнику познавательной способности, как к элементу мира наряду с сознанием. Освобожденное от отягощенности различными формами вещественности, понятие материи вновь "обрастает" специальными понятиями, вновь смело встраивается в научное знание.

Так складывается второй "семантический пласт" понимания материи в философии марксизма, противоречащий первому, но обреченный на совместное с ним сосуществование, - натурфилософский. Два аспекта понимания категории "субстанция" ("вести независимое существование" и "быть первоосновой") в философии марксизма с предельной остротой обнажают ее внутреннюю противоречивость. "Данность" материи сознанию, сама возможность быть познанной уже в свернутом виде предполагает исследование детерминации сознания материей в генетическом аспекте. Ленин с присущей ему интуицией идеолога-практика уловил и этот оттенок. Противопоставление материи и сознания имеет значение только в рамках основного гносеологического вопроса, писал он, за его пределами эта противоположность относительна [1].

1 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 18. С. 151.

Проблема генетического порождения материей-субстанцией всего существующего и прежде всего сознания, проблема структурности мира и наличия структурно-функциональных связей между материей и уже возникшим в ее недрах сознанием - эта проблема в марксизме заявлена как проблема материального единства мира.

Переход от понятий субстанции как чистой объективности к субстанции как активному, внутренне содержательному, самопорождающему началу осуществляется следующим образом. Необходимо различать понятия "материя" и "материальность". Материальность - это синоним независимости от сознания. Понятие же материи требует в неявном виде раскрыть совокупность ее атрибутов - неотъемлемых свойств (от лат. attribuo - придаю, наделяю). Атрибуты опосредствуют связь материи с вещами. Только раскрыв проявленность материи в ее атрибутах, можно понять, почему материя познаваема. Наличие общих закономерностей в мире, возможность построения единой картины мира определяются всеобщими свойствами материи, такими, как пространство, время, движение.

378

Материя, таким образом, раскрывает свое содержание через свои атрибуты, она является субстанцией по отношению к своим атрибутам. С их помощью мир обретает структурные характеристики, вся меняющаяся картина мира включается в понятие материи. Натурфилософский подход к материи "обслуживает" ее гносеологическое содержание.

Положение о воздействии материи на наши органы чувств требует введения таких характеристик материи, как движение, понимаемое в широком смысле (процесс познания, "отражения" - это уже взаимодействие как следствие движения, изменения); время (по времени предмет предшествует появлению его образа, то есть причинно-следственная связь требует введения временного фактора); пространство ("внеположенность" предмета, наличие в нем определенных структурных различий есть необходимое условие познания). Наличие и взаимообусловленность этих трех атрибутов дают возможность выделить такое свойство материи, как отражение, а это, в свою очередь, является предпосылкой для выяснения генезиса сознания.

Как видим, логика рассмотрения структурных характеристик мира подчиняется человеческой субъективности, натурфилософия строит такую картину мира, какая необходима для объяснения перспектив человека, его познавательных возможностей. Однако натурфилософский подход к материи имеет и свою логику, отличную от логики гносеологизма. Постепенно набирая силу, он все дальше погружается в специально-научные проблемы, "связывается" грузом физического, биологического знания, "забывая" об исходной установке.

Пример тому - анализ атрибута материи - движения. Наличие движения, изменения - необходимое условие познания мира, начиная с возможности элементарного акта ощущения кончая вопросом о возможности познания мира как сложной иерархии различных материальных систем. Простое признание движения в качестве атрибутивной характеристики материи - еще недостаточное условие для выяснения возможностей ее познания. Движение должно быть конкретизировано, в содержание этого понятия вводится понятие покоя как момента движения. Пока натурфилософия движется в направлении, заданном ей гносеологией. Традиция выведения непознаваемости мира из его динамичности уходит своими корнями в глубокую древность (философия софистов): человек не может набросить сетку законов, теорий, которые выражают повторяемость и ус-

379

тоичивость в мире, на изменяющийся, неустойчивый, неповторимый в своей изменчивости мир. Но и признание, что мир неподвижен, не способствует оптимизму в теории познания. Неподвижный, покоящийся мир лишен каких-либо различий, контрастов, необходимых для человеческого восприятия, поэтому он также непознаваем (Элейская школа). Следовательно, разрыв движения и покоя приводил к признанию непознаваемости мира, независимо от того, какой стороне этой антитезы отдавалось предпочтение. Движение только тогда может стать реальной основой познания мира, когда момент покоя будет признан его неотъемлемой стороной. Покой - это момент устойчивости некоторых сторон движения, это наличие общих законов движения, его этапности, структурированности.

Эта длинная цепь умозрений была необходима материалистической философии для одной цели. Взаимодействие движения и покоя предполагает структурированность материи, а значит, и возможность познания мира человеком, а также возможность определения места человека в структуре мироздания. Учение о формах движения материи - чисто натурфилософская конструкция - кладет предел гносеологическому пониманию материи. В этом учении речь уже идет не о законах познания мира, но о самом мире, взятом сам по себе, "за вычетом человека". Человек возникает на определенном этапе эволюции материи и является результатом действия материальных законов.

Известно, что заслуга в создании учения принадлежит Ф.Энгельсу. Но в 1873 году, когда Энгельс начал работать над "Диалектикой природы", где излагал свои идеи, такое учение уже существовало. Автором его был О.Конт, философ, ориентированный на позитивное, специальное знание. Конт считал, что между различными "сферами природы" существуют достаточно жесткие барьеры. Взаимодействие между ними сводится лишь к "координации" различных видов закономерностей. Энгельс основное внимание уделил связи, переходам между механической, химической, физической, биологической и социальной формами движения материи. В центре его внимания связь генетическая, поэтому речь в его концепции шла уже не о координации, а о субординации взаимоотношений между различными формами. Энгельс выдвинул ряд общих положений, принципов взаимодействия: одно материальное тело может одновременно совершать много движений; одна и та же форма может быть связана с различными материальными носителями; есть главная и побочные

380

формы движения (в смысле превзойденности в ходе развития); между формами наличествуют связи генетического порождения (возникшие формы включают в себя низшие как структурный элемент). Уже в этих общих принципах трудно найти малейший оттенок той гносеологизации материи, которая была характерна для ленинского ее понимания; перед нами скорее набросок проявления общенаучного системного подхода. Помимо выявления этих общих принципов, Энгельс сделал ряд вполне конкретных предположений, высказал догадки о необходимости нахождения связей между химической и биологической формами движения, выдвинул трудовую теорию антропогенеза, каждому виду движения соотнес свой материальный носитель (массу, молекулу, атом, белок, человека).

Постепенная замена абстрактного понятия материи ее атрибутами и интерпретация этих атрибутов в духе достижений современного Энгельсу естествознания привела к растворению философии в "мировой схематике" с той лишь поправкой, что марксизм сохранил чуткость к изменениям, происходящим в науке, и постоянно корректирует общую схему последними научными достижениями. В результате последние варианты форм движения материи (Б.М.Кедров) далеко отошли от первоначального варианта. Формы движения получили классификацию общих и частных форм. К общим формам отнесены квантово-механическая, макромеханическая, термодинамическая, кибернетическая формы. К частным - субатомно-физическая, химическая, молекулярно-физическая, биологическая и такая сложная форма, как "общество-мышление". Выделена геологическая форма. В качестве носителей форм движения появились микрочастицы, микротела, статические совокупности, самоуправляющиеся системы.

Подобные исследования определяются уже не потребностями теории познания, но обретают собственную инерциальную логику, зависящую от развития всего комплекса специальных наук. Такая философия, укорененная (практически растворенная) в естествознании, вряд ли подтвердит материалистическое положение о порождении сознания материей. Современная эволюционная теория, антропология, биология, анатомия и физиология, этология и множество других отраслей знания позволят натурфилософии сделать вывод об эволюционном пути возникновения человека как биологического вида, позволят выяснить формы обратного воздействия человека и общества

381

на природу, позволят даже говорить о психофизиологических аналогах познавательной деятельности, о формировании умственных действий. Однако грань между материальным и идеальным, сам механизм перехода от взора натурфилософа, оснащенного арсеналом специальных сведений, фатальным образом закрыт. Натурфилософия не может выполнить задание "гносеологического" материализма - раскрыть тайну рождения человеческого духа из материи. Так опускается завеса на мир, казавшийся прозрачным, видным насквозь философскому разуму. За ним встает образ Бытия, неподвластного человеку, залога его бессилия и величия.

Возрождение и тщательная проработка в марксизме двух традиционных подходов к материи - натурфилософского и гносеологического - привела к их взаимоуничтожению. Материалистическая версия субстанциализма, два ее варианта, представленные в марксизме как две стороны единой концепции материи, позволили рельефнее увидеть внутреннюю противоречивость субстанциализма в целом.

Однако в диалектико-материалистической интерпретации материи присутствует и третий смысловой пласт, позволяющий говорить о материи как о своеобразном псевдониме бытия. Принцип абсолютного сходства, тождественности материального и идеального, законов материи и законов мышления выступает в этой версии материализма в форме деятельностного подхода. Деятельность не выявляет аналогии двух миров, она полностью сплавляет их горизонты (Э.В.Ильенков). В формах человеческой деятельности "человеческая мера" и "мера вещи" неразделимы [1]. Такой же "деятельностью" по отношению к самому себе является и сам человек, разделить в нем "телесность" и "духовность" - пустая задача. Все его телесные проявления одухотворены. "Знаки материи" в виде установок, желаний, неосознанного пронизывают его духовную жизнь. "Деятельность" - это не торжество субъективизма, не знающего границ. Понятие деятельности выражает состояние постоянного преодоления, ощущения неподатливости бытия. Формы деятельности - это формы преодоления собственной конечности в процессе движения к бесконечному. Этот мотив, негромко звучащий в марксистской мысли, стал ведущим в других направлениях современной философии.

1 Маркс. К. и Энгельс Ф. Из ранних произведений. М., 1956. С. 566.

382

Новая онтология: бытие без субстанции

"Онтологический поворот" в философии XX века, обращение к почти забытой категории бытия был неразрывно связан (каким бы странным это ни показалось тому, кто привык под онтологией понимать проблему "начал и причин") с потребностью "помыслить человека" в его обособленности, конечности, временности. Как гегелевское отождествление человека с мышлением, так и марксистское рассмотрение человека как продукта и функции материи не давали достаточного основания для ответа на вопрос "как возможен человек?" - можно ли отделить человеческое существование от логики мировой истории, от культуры, от природной необходимости. Весь период новой и новейшей истории в философии был ознаменован развертыванием идеи человека как автономного и деятельного субъекта. Все окружающее рассматривалось как поле человеческой активности. " Гуманизм ", вера в безграничность человеческих возможностей, невольно создавал образ человека как принципа самодвижения, самоорганизации, втягивающего в эту свою работу по непрерывному творческому пересозданию мира все окружающее его. Экспансия человеческой субъективности, направленной вовне, на объект, выражалась в революционном активизме, многочисленных утопических проектах, различных формах господства в природной сфере, в "технологизме" современного общества.

Человек в этом случае становится исходным пунктом переустройства мира, субстанцией, которая находит опору лишь в себе самой. Идея абсолюта, природной и социальной необходимости, которая всегда присутствовала на периферии человеческого сознания, превратилась в форму дополнительного обоснования человеческой объективности. "Бытие", отделенное от человеческого существования и никак с ним не соприкасающееся, не участвующее в человеческой жизни, превратилось в "фигуру идеологии".

" Онтологический поворот ", осуществляемый в различных формах философами различной направленности, наметился уже в философии С.Кьеркегора. Новый образ онтологии складывается в работах Э.Гуссерля, М.Шелера, Н.Гартмана, М.Мерло-Понти, М.Хайдеггера, М.Фуко, Х.-Г.Гадамера и др. В русле нового подхода к онтологии развивали свои идеи такие отечественные мыслители, как Вл.Соловьев, Н.Лосский, А.Лосев, М.Мамардашвили.

383

К онтологическим проблемам в XIX-XX веках обращается философская мысль, уже избавившаяся от многих метафизических иллюзий, прошедшая искус кантовской диалектики. Поэтому немногочисленные попытки рассмотрения бытия как субстанции, как исходного объяснительного и творящего принципа мира были обречены на неудачу. Новая онтология - это и не онтология человеческой субъективности, как часто можно прочитать в нашей критической философской литературе.

Человек в концепциях новой онтологии - это не абсолютно "чистое" мышление, "сверхмышление", свободно парящее над миром и способное уловить целостную структуру мироздания. Но человек - и не замкнутая в себе "самость", произвольно конструирующая свой внутренний мир. Человек - это место столкновения конечного с бесконечным; он не может сказать, что из себя представляет Бытие, оно для него "непрозрачно", но он может обнаружить его воздействие на собственную жизнь. Он может исследовать собственные формы жизни и мысли как складывающиеся не произвольно, но под "давлением" Бытия, понимаемого как запредельное человеческому миру. Новая онтология по существу не метафизична, она отделяет понятие бытия от понятия субстанции. Она ничего не говорит о мире самом по себе, но ничего не говорит и о человеке как чистой субъективности. Она рассматривает человека во взаимодействии с бытием, запредельным, трансцендентным, оформляющим его собственную жизнь, она исследует формы проявления бытия в человеческом существовании. Основной вопрос философии приобретает форму "вопрошания Бытия".

Варианты современных онтологических построений разнообразны. Один из них - "критическая онтология" немецкого философа Н.Гартмана (1882-1950). В основе ее - идея структурности бытия, развиваемая им в работах "Основные черты метафизики познания", "К обоснованию онтологии". Концепция бытия Н.Гартмана - сложная система с тщательно разработанным категориальным аппаратом. В ней выстраивается целая лестница слоев бытия. Однако идеи Гартмана далеки от системосозидающего пафоса прошлого.

Прежде всего, Гартман различает бытие и феномены как формы человеческой субъективности, это лишь анализ форм обнаружения человеком бытия, которое само по себе трансцендентно, непознаваемо. Научное познание, направленное, как представляется поверхностному наблюдателю, вовне, на самом

384

деле обнаруживает то, что хотело обнаружить согласно своей скрытой познавательной установке. Идея о совпадении мысли с действительностью, идея тождества мышления и бытия, вдохновляющая познающий разум, заволакивает туманом горизонты бытия. Познающий разум ожидает от реальности только "ожидаемого". Инструменты познания изначально препарируют действительность согласно собственному строению, как глаз видит только то, что может увидеть. Поэтому познание имеет дело не с бытием, а с научной реальностью, предметностью, сконструированным наукой полем исследования.

Бытие обнаруживает себя в формах "онтологического шока" - столкновением человека с неподатливостью мира, с запредельностью, границей наших возможностей. Человек ощущает, что он не господин собственной судьбы в состояниях страха, тревожности, надежды, желания - в эмоционально-трансцендентных актах, Н.Гартман выделяет три типа "столкновения с бытием". В воспринимающих актах субъект переживает разнообразные жизненные обстоятельства как нечто внешнее, навязываемое ему. Проспективные, предвосхищающие эмоционально-трансцендентные акты есть формы переживания бытия как времени, неподвластного человеку; это надежда, ожидание, беспокойство. Спонтанные акты (желания, воля) - это переживание движения навстречу бытию. Сюда же можно отнести с известными оговорками и чувство власти, стремление к господству как переживание преодоления, покорения, подчинения.

Гартман развертывает сложную иерархию модусов бытия, слоев и сфер бытия. В качестве моментов бытия он выделяет наличное бытие и определенное бытие. В качестве способов бытия - реальность и идеальность. В реальном бытии Гартман выделяет четыре слоя - материю, жизнь, психику, дух. Все четыре слоя реального бытия ведут существование во времени. Для всех слоев характерна также индивидуализация - "одноразовость". Существование в пространстве (рядоположенность) присуще только материи. В идеальном бытии Гартман выделяет сферу познания (восприятие, созерцание, знание) и логическую сферу (понятие, суждение, умозаключение). Уже здесь заметно отличие гартмановского подхода к бытию от традиционных метафизических построений. "Дух", "идеальное" на первый взгляд, тождественны. Однако Гартман говорит не о мировом духе, ведущем "цельную жизнь", свойственную

385

первоначалу. Такой дух-первоначало, дух-субстанция и порождает мир, и определяет структуру познания, и составляет логику нашего мышления. У Гартмана все эти проявления духа-субстанции разведены по разным уровням и сферам: это формы непространственности, которые даны человеку то в виде индивидуальной духовной жизни, то в виде деиндивидуализированных структур мысли.

Идеальное непространственное бытие - это бытие покоя и вневременности, запечатленное в математических и логических структурах. Здесь исключены всякое беспокойство, неопределенность, связанные со временем. Логическое - это образ закономерности, структурности как предпосылки реального индивидуализированного бытия. Логическое не есть результат абстрагирования идеи структурности от реальности, это логика субъективизма, согласно которой в реальности "есть все" и мы лишь выбираем из нее нужное нам. Напротив, ощущение бытия рождается из признания структурности мира, его изначальной выстроенности по непреложным законам, которые мы не можем игнорировать и в собственном мышлении, которое нам "принадлежит". В реальности бытие представлено нам как непреложность действительности; в идеальном обнаруживается иной лик бытия - бытие как царство возможности. Богатство возможностей в сфере идеального рождает ощущение невозможности для человека, обязанного выбирать, жить в царстве возможного.

Структуру бытия, единую во всех его слоях, на всех уровнях, определяют двенадцать пар категорий. Космологические категории определяют только природное бытие: реальное отношение, процесс, состояние; субстанция, причинность, взаимодействие, закон и т.д.; категория субстанции присутствует в онтологии Гартмана как форма проявленности бытия только в неорганической природе. Смысл использования понятия субстанции заключается в том, что в нем зафиксировано пассивное противостояние процессу изменения (субстрат); в понятии субстанции присутствует также такая бытийная характеристика неорганической формы, как устойчивость (постоянство), способность противостоять процессуальности, текучести происходящего. Кроме того, субстанция выражает и динамическую сторону природы (энергию). Более высокие уровни реального бытия выражают момент устойчивости в других формах - консистенции и субсистенции. Субсистен-

386

ция характеризует пассивное сохранение, пассивное сопротивление уничтожению. Она выражена в сохранении энергии даже при ее превращении, при утрате индивидуальности одним из ее носителей. Консистенция, характеризующая живое, предполагает постоянное "трансцендирование", жизнь выходит за рамки одного организма и переходит в другой, сохраняясь при постоянном разрушении субстрата, носителя жизненности. Жизнь - это более высокая степень сохранения.

Дух - это несубстанциальное бытие. Главное, что интересует Гартмана в сфере духа, - это момент устойчивости. Устойчивость бытия духовного сконцентрирована в понятии " Я ". " Я " - это самотождественность, оно выражает момент постоянства в потоке мыслей и переживаний. Самотождественность определяет саму возможность единства, соотнесенности различных элементов нашего опыта. "Я" как совокупность самоудостоверяющих актов выступает как активное утверждение себя в потоке переживаний, сохранение себя, как активное самопроявление. Идея властвования собой как основа моральной ответственности - также бытийное проявление. Насколько "бытиен" человек, насколько он способен отстоять себя перед другими, перед потоком переживаний, перед миром чужих мнений - настолько он значим для других. В данном случае бытийные характеристики выступают в форме высшей ценности, сознание бытийного человека всегда больше его впечатлений, побуждений, сознание - это нечто прочное и устойчивое, это его бытие.

В истории бытие проявляет себя как "исторический" дух, как единство культуры. Невозможно противиться историческому духу как бытию, он составляет основу нашей духовной жизни, пронизывает индивидуальное сознание, воздействуя на него через язык, стиль жизни, мораль, искусство. Исторический дух лишен, по мнению Гартмана, субстратности как пассивности, он несубстанциален, не замкнут в определенные контуры, не обладает качеством автономности.

Как совместить развернутую Гартманом иерархию бытийных проявлений, традиционную, классическую тщательность отделки многоэтажного здания бытия с утверждением, что бытие нам дано в эмоционально-трансцендентных актах, как совместить продемонстрированную доступность бытия человеческой мысли и присущую ему трансцендентность?

387

Философия Гартмана - не анахронизм, не создание мировой схематики. Недаром сам он открыто отказывает в применимости понятия "субстанция" не только к сфере духа, но и даже к живой природе. Его иерархия модусов, атрибутов, моментов, сфер бытия не есть продукт порождения некоей обособленной субстанцией. Бытие не может порождаться, возникать или исчезать, тогда это уже небытие. В человеческой жизни бытие как абсолютная устойчивость проявляется по-разному. Человек не может говорить о бытии вне сущего, вне его конкретных форм, оптического (относящегося к сущему, к предметно-чувственному). Но он может создать структуру мира, основанную на принципе устойчивости, может выявить смысловую структуру мира, рассмотреть мир под углом бытия. Это абсолютно статический мир, мир непреложности. Человек должен "биться" об острые углы бытийных форм, и эти точки "ударов" бытия, моменты обнаружения бытия Гартман обозначил в категориях субстанции, консистенции, субсистенции, реальности, возможности и т.д. Различные формы "обнаружения Бытия" как абсолютной устойчивости, непроницаемости, трансцендентности в своей жизни рождает различные формы переживаний "столкновения с бытием".

Бытие "сплошно", если вспомнить интуицию бытия Парменида, но нам оно дано как структурность и иерархичность, как способность различения, как "антистановление", не стирающее все границы, сливающее в одно субъект и объект, но возводящее барьеры, устанавливающее границы.

Свидетельством того, что Гартман строит новую, не похожую на традиционные онтологии концепцию, является его анализ категории "возможность". Реальная возможность не отличима от действительности, ибо ее основная "бытийная" характеристика - действенность. Это означает, что возможность определяет наши действия не в меньшей, а может, даже в большей степени, чем действительность: в силу своей неопределенности сила давления бытия на нас в форме возможного усиливается. Неуверенность, надежда, риск, сопротивление, человеческая деятельность в условиях принципиальной непредсказуемости последствий - все это знаки бытия как возможного.

Идея структурности, многослойности бытия, таким образом, не есть попытка проникновения в структуру бытия как трансценденции. Это не мир без человека и не мир, где человек является его элементом. Это, скорее, описание границ человеческого мира, его смысловых пределов, попытка упорядочения

388

различных форм столкновения с трансцендентным. Можно сказать, что переживание многослойности, многоаспектности бытия, его структурности есть "пространственное переживание". Бытие в понимании Гартмана есть пространство.

Другой формой новой онтологии является рассмотрение бытия как времени в современной герменевтике. Герменевтика (от греч. разъясняю, истолковываю) первоначально - это искусство истолкования текстов - символов, иносказаний, произведений древних поэтов, затем - Библии. Позже герменевтику связывают с проблемами перевода произведений древних авторов. В качестве самостоятельного философского направления герменевтика начала складываться в немецком романтизме (Ф.Шлейермахер). Современная философская герменевтика связана с именами М.Хайдеггера, Х.-М.Гадамера, П.Рикера, Ю.Хабермаса.

Х.-Г.Гадамер в своем труде "Истина и метод" рассматривает бытие как "вневременность во времени", как границу столкновения конечного с бесконечным. Площадкой исследования бытия становится сфера исторического, сфера общения человеческого с "преданием", традицией. Человек не может ни жить в истории, во времени вообще, ни понимать историю, если он ощущает себя "интерпретатором-творцом", если он относится к истории как к некоей видимости, которая является результатом его активной, постоянно "пересоздающей" мир деятельности, если он сообразно конкретным обстоятельствам, "нуждам момента", своим личным или групповым интересам или же во имя служения идеалам гуманизма, социальной справедливости меняет оценки исторических событий, "переписывает" историю, вкладывает свой собственный смысл в великие художественные произведения.

В этом случае пребывание в истории теряет четкие контуры, превращается в набор бытийных трансформаций.

Возможен и другой вариант: осмысливая прошлое, мы не "пересоздаем" его, подтягивая к какой-то точке в настоящем, а погружаемся в это прошлое, вживаемся в него, сливаемся с ним и тогда уже не видим себя, утрачиваем дистанцию, перевоплощаемся. Сохранить себя во времени - крайне сложная задача: человек то растворяется в его потоке, то начинает говорить "от имени Вечности", считая таковой свою собственную ограниченность, растворяя тем самым историю в себе. Ощущение времени как преграды исчезает.

389

Современная герменевтика воссоздает иную модель человека во времени как формы причастности к бытию. Гадамер начинает, казалось бы, с частного вопроса, вопроса о "классическом" в культуре. "Классическое" говорит об отстоянии и недостижимости, его значение устойчиво, "непрерывно", сила его "обращения к нам " принципиально не ограничена, как и продолжительность обращения. Философско-онтологический смысл обращения к классическому заключается в следующем. Само присутствие непреходящего совершенства среди нас свидетельствует о том, что это совершенство - образец именно для нас, мы стремимся его достигнуть; неограниченная сфера его действия - это вся наша культура. Мы не можем жить, не относясь к чему-то как к образцу, как к "классическому". Это недостижимое есть основа нашего мира, мы не разделены с ним, а объединены "в различении", в непреодолимости дистанции, отделяющей нас от "классического". Мы не можем произвольно обращаться с классическим, перекраивать смыслы, заключенные в нем. Его совершенство в том и состоит, что классическое как бы само себя истолковывает, задает способ собственного понимания. Следовательно, классическое не только недостижимо; оно сопротивляется отождествлению с иными, поздними его интерпретациями. Классическое в нашей жизни - это ощущение законченности, наличия всей полноты смысла, к нему нельзя ничего "добавить" , приблизить к реалиям современной жизни, оно как бы ведет самостоятельное, не нуждающее в наших дополнениях-интерпретациях существование, оно живет "само по себе". Заключая в себе свою собственную интерпретацию, оно возводит барьер между собой и всяким, кто на него посягает: "...в классическом, - пишет Гадамер, - получает свое высшее выражение всеобщий характер исторического бытия" [1].

1 Гадамер Х.-Г. Истина и метод. М., 1988. С. 343.

Все используемые Гадамером категории - "понимание", "дистанция", "традиция" - есть не категории чисто познавательные; сама герменевтика в истолковании Гадамера выходит далеко за рамки традиционного понимания ее как деятельности по истолкованию текста. Герменевтика - это онтология, рассмотрение форм подчиненности человека времени и попыток его преодоления. На первый взгляд, трудно совместить парменидовс-кое представление о бытии как абсолютно устойчивом, неподвижном, нераздельном с гадамеровской концепцией бытия

390

как времени. Такие текучие, "беспокойные" культурные формы, как игра и искусство, выступают в гадамеровской концепции на первый план в качестве наиболее адекватных форм освоения времени. Но игра, искусство есть попытка освоения человеком того, что не поддается обычному рациональному освоению; применение этих способов есть как бы свидетельство неподатливости бытия. Бытие можно представить лишь в формах собственной ограниченности, формах временности. Человек не может свободно двигаться, перемещаться во времени, но он не может и удержаться в одной точке временного потока. С этой точки зрения, различные циклические концепции времени, представления о времени как об однонаправленном, линейном процессе - лишь человеческий способ расчленения нерасчленимого. Человек не может властвовать над временем, но он пытается его освоить, жить в нем. Герменевтика и есть форма освоения времени.

Так называемый "герменевтический круг" (цикличность процесса понимания) также в интерпретации Гадамера имеет онтологический статус. Традиционно герменевтический круг рассматривался в качестве доказательства ограниченности человеческой познавательной способности: понять целое - это понять его части, а понимание частей невозможно без знания целого. Наши предрассудки, предвзятые мнения предшествуют пониманию и определяют его. В результате, пытаясь проникнуть в мир другой эпохи, мы опять возвращаемся к себе. Гадамер по-иному смотрит на этот процесс, используя понятие классического, дистанции, традиции, предрассудков. Человек всегда " находит " себя в определенном месте, он смотрит на прошлое из какой-то временной точки. Эта точка прикрепления ко времени выражается в "предрассудках" - привязанности к определенной традиции жизни и мысли. Понимание включает не только предрассудок собственной значительности в истории, но и дистанцию - переживание отстояния себя во времени от прошлого. Кроме того, существует еще "предрассудок завершенности" отношения к прошлому как законченному, завершенному, тому, что уже "сделано" и что нельзя изменить, исправить. С помощью этих предрассудков человек укоренен в бытии, понимаемом как время. "Круг понимания, таким образом, вообще не является "методологическим" кругом, он описывает онтологический, структурный момент понимания" [1]. Понимание - это конструирование, обнаружение себя во вре-

1 Гадамер Х.Г. Истина и метод. М., 1988. С. 348.

391

мени, неподвластном мне. Другими словами, "предрассудок завершенности" выражает неизменность прошлого. Предрассудок отстояния, дистанции - это дискретность времени, его прерывность, выраженная в чувстве настоящего. Традиция, связывающая уже свершенное и настоящее, есть форма преодоления разрыва, есть форма связи времен. Свершенное присутствует в нашей жизни уже не просто в качестве классического - мертвого, безвозвратно ушедшего, утраченного, но в качестве истока, начала. Будущее выступает как "сплавление", слияние горизонтов прошлого и настоящего в рамках более значительного целого. Герменевтический "круг" не является кругом, он открыт, разомкнут. Онтологическая герменевтика Гадамера - это осмысление форм структурирования времени, это не онтология эмоций, переживаний человека ("что я думаю о времени, какие чувства оно во мне вызывает"). Эмоции могут быть субъективны и произвольны, у иного человека вообще может не возникнуть никаких эмоций по поводу быстротечности или медленного течения времени. У одного ощущение времени выражается в призыве: "Время, вперед!". Другой меланхолично скажет: "Время - вещь необычайно длинная ". Время как бытие подчиняет себе человека. Онтология Гартмана говорит о тех формах, в которых "время говорит во мне" - мне некуда бежать от времени, оно насквозь пронизывает мою мысль, выстраивает мою жизнь. Свой мир, мир культуры, труда, человеческих взаимоотношений человек вынужден строить, подчиняясь "зову времени". Еще одна категория новой онтологии - "телесность". "Человек из плоти и крови", а не бестелесная сущность, воспринимающая свою вещественность, телесность как временное зло, - образ, очертания которого наметились уже в XIX веке - в философии Л.Фейербаха, в философии жизни, даже в философии марксизма. Для Фейербаха, раннего Маркса человек - это чувственное существо, обеими ногами прочно стоящее на "хорошо округленной земле". Телесность человека - это не просто голос плоти, животное начало. Человек и ест, и пьет не так, как животное. Его телесность социально оформлена. Орел видит дальше, но человек со своим слабым зрением - больше. В человеке нельзя провести черту между телом и духом. Даже самые туманные образования в мозгу людей есть продукт материальных обстоятельств, знаковая вещественная форма есть непосредственная действительность мысли. Складываются представления о неустранимости телесности, веще-

392

ственности как принципе объяснения человеческого существования. Однако формы осмысления телесности как человеческой конечности разнообразны.

Для экзистенциальной философии телесность - неустранимая граница свободы, основа внутренней трагичности человеческого существования. Г Марсель (1889-1973) рассматривает проблему телесности в "горизонте обладания". Основной "онтологический изъян" человека - локализация, попытка отождествить то, что нельзя отождествить ни с чем: себя самого или мир запредельного - с чем-то конкретным, "конечным". Телесность и есть безуспешная попытка обладать бытием: "Первый объект, типичный объект, с которым я себя идентифицирую и который, однако, от меня ускользает, - это мое тело; и кажется, что мы пребываем в самом секретном убежище, переходим к самому глубокому обладанию. Тело - образец принадлежности. И однако..." [1]. Телесность - это голос бытия, имеющий форму власти, "власти тела", это образ невозможности обладания бытием. Отношение "причастности бытию" как бы проходит в образе телесности стадию безуспешных попыток присвоения бытия. Телесность - это "изнанка бытия", обратная сила бытия, возникающая в процессе провокаций обладания.

А.ФЛосев рассматривает тело не в качестве границы человеческой свободы, символа зла, бессилия человека. Для Лосева, чья нетрадиционная концепция онтологии пронизана духом православия, тело есть последняя осуществленность личности. "...Тело - движущий принцип всякого выражения, проявления, осуществления" [2]. Человеческое существо - это не ангельское пребывание в бестелесности, всякая человеческая жизнь есть жизнь тела. Тело - это, по существу, возможность проявления смысла, возможность говорения, возможность поступка, это "материя" духовности. Тело - это бремя и благо, это постоянное напоминание человеку о его ограниченности и способ, с помощью которого человек преодолевает эту ограниченность. Тело - основа самопознания человека, его самоидентификации, это способ укоренения в бытии, способ привязывания его к своей земле, своей эпохе. Телесность есть основа неизживаемои образности человеческого мышления: самые абстрактные философские категории выстраиваются в сознании древнего грека в системе пространственно-времен-

393

ных координат; благодаря телесности вечность для человека выступает не как абстрактная вечность-небытие, но как "фигурная вечность", как "вечный лик". Телесность как онтологическая категория для Лосева есть своего рода материал, в мысли отделяемый от его оформленности, это ожидание формы, "иного" - бесконечного многообразия воплощений Духа.

1 Лосев. А.Ф. Философия. Мифология. Культура. М., 1991. С. 241.
2 Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. М., 1991. С. 241.

Для М.Фуко (1926-1984) - французского философа, идеи которого имеют постмодернистскую направленность, - телесность есть первоначальный и универсальный опыт бытия. Именно тело дает ощущение неустранимости чувственности, невозможности существования человека, его мысли вне вещественности. "Способ бытия жизни... дается мне прежде всего моим телом" [1].

1 Фуко М. Слова и вещи. М., 1977. С. 405.

Именно в силу своей первоначальности телесность как опыт бытия есть форма нераздельности внутреннего и внешнего, это исходная, часто неосознанная установка на нашу вещественность. Тело как "убежище" (Г.Марсель), тело как граница внутреннего и внешнего - это более поздняя форма проживания бытия. Изначально же внутреннее и внешнее, душа и тело, слово и дело - слиты. Они слиты и в архаических культурах. Слово древних - это не бессильное слово современного человека, слово древних - это непосредственная форма "подключения" к бытию. Возродить бытийное значение слова, рассмотреть телесность как язык - одна из установок новой онтологии.

Таким образом, бытие выступает для человека в формах пространства (слоев, категорий бытия, форм бытия), времени (истории) и материи (телесности). Новая онтология изучает не запредельные человеку "подпорки" - субстанции, поддерживающие его субъективность, но формы данности бытия человеку. Абстракции спекулятивной философии обретают жизненный смысл.

Диалектика и ее исторические формы

Термин "диалектика" (от греч. - искусство вести беседу, спор) имеет различные смысловые оттенки. Впервые его применил Сократ, имея в виду искусство диалога, направленное на достижение истины путем столкновения различных мнений. Платон рассматривал диалектику как процесс разделения понятий на виды и связывание их в более общие понятия, "роды".

394

Гегель расширил понимание диалектики, вывел ее за рамки движения мысли, увидел столкновение и объединение противоположностей в самой действительности, в истории, в культуре. В марксистской философской традиции диалектика определялась как учение о всеобщей связи и развитии, осуществляемом через борьбу противоположных начал. В современных вариантах диалектики практически отсутствует понимание ее как учения о развитии. Доминирует представление о диалектике как форме осмысления полярностей, противоположностей, пронизывающих нашу жизнь, сознание, историю. Различные варианты толкования диалектики предлагают различные принципы взаимоотношений противоположностей - от возможного их гармонического синтеза до трагически непримиримого, вечного противостояния. Однако практически все модели диалектики содержат в себе установку на соединение этих противоположностей или, по крайней мере, указывают на потребность их объединения, имеющуюся у главного действующего лица диалектической коллизии - человека. В связи со сказанным более адекватным существующим концепциям будет понимание диалектики как учения о противоречивости существующего и возможности разрешения противоречий в жизни и в мысли.

У истоков диалектики. Диалектика и миф

Представления о мире как единстве противоположных начал, как считают современные историки, этнографы, социо-психологи, пронизывают всю мировую культуру. Истина- ложь, добро-зло, прекрасное-безобразное, священное- мирское, свое-чужое - эти оппозиции есть координаты нашей жизни. Человек (особенно это относится к представителю европейской культуры) живет в "двоичной" системе координат, в мире контрастов, что закреплено в языке, формах логического мышления, в искусстве, нравственности, религии. Современные философы много пишут о необходимости преодоления такого дуалистического стиля жизни и мысли, поскольку современная жизнь с ее сложностью не укладывается в рамки "черно-белого" мышления. Однако преодолеть эту традицию крайне сложно, она является выражением фундаментальной противоречивости человеческого существования. Истоки ее - в далеком прошлом.

395

Для человека архаического общества наличие противоположных начал в мире и их неразрывная связь были непреложным фактом: "парами ходит большинство человеческих вещей ". Дуальное строение имеет пространство, среда обитания, непримиримый антагонизм присутствует и в мире богов. У различных индейских племен Южной Америки распространен миф о божественных близнецах-соперниках. Вся история человеческого рода возводится к этому родству-соперничеству. На две части поделено не только племя. Близнецы поделили на части и всю природу. Один из близнецов живет в небесах, другой - в стране вечной тьмы. Их борьба ведет к постоянному разрушению и восстановлению мира. Иногда дихотомия природного мира распространяется на душу человека. В этом случае у человека оказывается две души с противоположными характеристиками. Близнецы являются правителями двух сторон единой Вселенной, воплощают полярности дня - ночи, мужчины - женщины, зимы - лета, священного - мирского. Господство их в мире чередуется, власть их обратима, они не застывают в неподвижных образах Добра и Зла.

Дуалистическая символика определяет также устройство хижины для обряда инициации (посвящения). Хижина символизирует образ мира. Помещение разделено на две части: северная часть окрашена в белые цвета и символизирует место пребывания низших сил. Южная окрашена красным и символизирует высшие силы. Сам обряд инициации также выражает оппозицию "жизнь - смерть". Посвященного "убивают" и тут же воскрешают: одни и те же силы отнимают у человека жизнь и дарят ее [1].

1 Элиаде М. Космос и история. М., 1987. С. 216-218.

Что скрывается за дуалистической структурой мира в архаическом сознании? Известный современный французский этнограф и философ, представитель структурализма КЛеви-Стросс предложил свое объяснение "бинарным оппозициям", пронизывающим всю первобытную культуру. Бинаризм как универсальный принцип организации человеческого опыта (природное - культурное, сырое - вареное и т.п.) есть выражение универсальной структуры человеческого разума. Структура разума бессознательна, более того, она никогда не осознавалась человеком; она дана ему природой и тождественна самой природе. Бинаризм присущ Вселенной, и осознание и принятие его человеком может определить дальнейшие судьбы человеческой культуры.

396

В архаических "холодных" (традиционных) обществах бинарные оппозиции стали формой организации жизни, естественной основой внутрисоциальных связей, они закреплялись в ритуалах, мифах, формах брака, системах родства, масках. Современная динамичная "горячая" культура пренебрегает традицией, устоявшейся символикой, уповая на поддержание связей с природой с помощью "интеллектуальной техники".

Воссоздание утраченной внутрисоциальной гармонии, гармонии с природой в современных обществах возможно лишь на основе воспроизведения в современной жизни форм ее организации, основанных на бинарных оппозициях. Все равно оппозиции "прорываются" в нашу жизнь, принимая форму трагических конфликтов, социальных катаклизмов, природных катастроф. Надо не игнорировать противоречивость мира, не стремиться изгнать всякие следы оппозиционности из нашей жизни, а обратиться к опыту разрешения противоречий в архаических культурах. Леви-Стросс назвал этот способ "бриколажем" (букв. - удар бильярдного шара отскоком от борта), методом обходного пути.

С помощью метода бриколажа противоречие не изгоняется, а "снимается", постепенно ослабляется, утрачивает остроту, как бы "уходит в сторону" с помощью словесно-образных ассоциаций. Так, первичная оппозиция "верх - низ" заменяется оппозицией "земля - вода", затем ее сменяет еще более узкая оппозиция "горная охота - морская охота", и, наконец, - "холм - долина". Вот еще одна непримиримая, на первый взгляд, оппозиция: "жизнь - смерть". Эта пара сменяется другой: "земледелие - война". Между ними появляется трикстер (посредник, медиатор) - "охота". Охота ведет к смерти одних живых существ, но направлена на поддержание жизни других. Противоречие ослабляется еще больше, когда целиком перемещается с помощью трикстера в сферу охоты: "травоядные животные (не охотятся) - хищники" (охотясь, убивают). Посредник между ними - "животное, питающееся падалью" (койот, ворон). С одной стороны, они едят животную пищу, с другой - не убивают [1].

397

1 ЛевиСтросс К. Структурная антропология. М., 1983. С. 201.

Миф оперирует противоположностями, но стремится к их постепенному снятию, он как бы позволяет увидеть все многообразие жизненных связей. Обращение современного человека к мифологическому сознанию, считает Леви-Стросс, всегда позволит найти третий путь, решив тем самым казавшиеся неразрешимыми проблемы. Для Леви-Стросса бинаризм - структура самой Вселенной, человек не может ее разрушить, он может лишь овладеть техникой ослабления и "смещения" этих противоречий.

Другая точка зрения предполагает, что "оппозиционность" коренится не во Вселенной, а в человеческой жизни, она выражает взаимоотношения человека со Вселенной. Архаический миф как первая форма диалектики - это лишь наглядное выражение дуализма человеческого бытия и попытка его преодоления. Диалектика, писал А.Ф.Лосев, это смысловая оформленность жизни, "ритм самой действительности". Диалектика выражает основное жизненное противоречие, она как бы реконструирует, воссоздает основную "онтологическую потребность" человека - потребность быть, выражает ужас перед небытием. Диалектика - это оформленное в мысли выражение причастности к бытию, попытка средствами разума найти разгадку человеческого существования, решить основное противоречие человеческой жизни, противоречие человека как "конечно-бесконечного" существа. По словам А.Лосева, "вся жизнь насквозь есть диалектика, и в то же время она - именно жизнь, а не диалектика, она - неисчерпаемая, темная глубина не проявленных оформлений, а не строжайше выведенная абстрактно-логическая формула" [1].

1 Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. М., 1991 С. 245.

Так понимаемая диалектика не выявляет структуру мира, это лишь глаза, какими человек смотрит на мир, это человеческий угол зрения на мир.

Сходная позиция выражена в работах крупнейшего современного историка религии, философа, писателя М.Элиаде (1907-1986). Он также рассматривает диалектику как выражение основной жизненной потребности приобщения к бытию, вечной жизни. Диалектика, с точки зрения Элиаде, категория прежде всего духовная, она состоит в необходимости преодоления противоречий, в устранении двойственности человеческой натуры. В ее основе лежит "онтологическая жажда", "ностальгия по бытию".

398

Деление мира на священное и мирское, на хаос и космос - это как бы формирование системы первичных жизненных ориентиров. "Религиозный человек жаждет бытия. Ужас перед "Хаосом", окружающим его мир, соответствует ужасу перед небытием". "Религиозный человек может жить лишь в священном мире, так как только такой мир участвует в бытии, то есть существует реально" [1].

1 Элиаде М. Священное и мирское. М., 1994. С. 47.

Ностальгия по бытию проявляется самыми разнообразными способами. Разделив мир на Хаос и Космос как упорядоченную целостность, на мирское и священное, человек получает ориентир движения к Абсолютной реальности, он хочет расположиться в самом центре реального, в Центре Мира, там он ближе к богам. Символизм центра мироздания сообщается странам, поселениям, храмам и хижинам; выбор места, строительства дома - это имитация деяния богов. Человек может жить в мире, только воспринимая его как мир священный, как область бытия.

Основное жизненное противоречие, конституирующее все последующие учения о диалектике, - это противоречие "бытие-небытие". Первой формой диалектики как выражения этого основного жизненного противоречия и является миф, мифологическое сознание. Миф, его неустранимая жизненность, сохраняет и поддерживает в человеке ностальгию по бытию и постоянно инициирует воспроизводство диалектики в рационализированных формах современной культуры.

В мифе диалектика как выражение основного жизненного противоречия воплощена не в системе абстракций, а в наглядно-чувственной форме. Миф всегда эмоционально окрашен, мифу чужда рефлексивность, он оперирует "мыслеобразами", слит с практическими действиями; каждый "мыслеобраз" - это еще и "действие-образ". Противопоставление человека миру (субъект-объектное отношение) не имеет четко оформленного выражения, как это осуществлено в современном мышлении. Своеобразным центром мифологического сознания является представление о сверхъестественном, которое присутствует в мире естественном и составляет как бы невидимый второй план всего существующего, "изнанку" вещей. Мифологические представления носят коллективный характер, лишены индивидуальной окраски.

399

Несмотря на аморфность, текучесть мышления, отсутствие в нем четких демаркаций, мифологические представления насыщены образами различного рода оппозиций. Противоречие "бытие-небытие" как основа всех оппозиций, пронизывающих жизнь архаического общества, слишком абстрактно для первобытного сознания, оно становится содержанием лишь философской мысли. Миф как бы дробит это противоречие, разлагает его наряды различных противопоставлений. Ведущей оппозицией, выражением основного жизненного противоречия становится оппозиция "профанное-сакральное" (мирское-священное), или в более обобщенном виде "естественное-сверхъестественное".

Вопреки традиционному мнению, будто первобытный человек живет в коллективном сне, в котором слито реальное и воображаемое, в его сознании, как показывают современные исследования, проходит достаточно резкая граница между этими двумя мирами. Эту же особенность первобытного сознания отмечал и А.Лосев: у первобытного мышление есть устремления, которые "не хотят быть мифологией" [1]. Идея неравновесия мира культуры, человеческого мира и мира природы и есть центральная "идея" мифа. Не в полном слиянии с миром заключается "цель" мифа, но в принятии человеком своей отторженности от природы. Именно в этом обособлении человек видит свой шанс, свою судьбу.

1 Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. М., 1991. С. 102.

В основе всякой мифологии лежат отрицательные, "обратные" силы природы, вызванные деятельностью человека, пусть еще самой примитивной. Обратные силы вещей - это отрицательные определения растущего мира культуры. Мироощущение человека архаического общества крайне противоречиво: с одной стороны, нестерпимое чувство оторванности от мира, с другой - страх быть поглощенным миром, природой, которая уже начинает восприниматься как хаос, как нечто несовместимое с упорядоченным миром человека. Благодаря культурной провокации, воздействию человека на природу, природа как объект приобретает статус субъекта, начинает сопротивляться человеку. Магические действия, совершаемые человеком, - это и стремление овладеть природными силами, выражение "воли к власти" над ней, и искупительно-символические действия, в основе которых лежит темное осознание разлада, нарушение

400

равновесия природы, произведенное человеком. Отсюда - роковой колорит первобытного сознания в более поздние времена, послуживший источником возникновения трагедии как художественного жанра.

Нежелание отвечать за содеянное, создание себе "алиби в бытии", признание опасности существования себя в качестве субъекта, а не простое тождество человека и мира, субъекта составляют духовную доминанту жизни в мифе. Правила, которым должен подчиняться человек в своей жизни, еще не стали частью человека, он ощущает их как нечто внешнее. Он вынужден считаться с природой, входящей в его жизнь, но природа уже не составляет с человеком органическое целое. Противоречивость мифа выражается также в противоречивом единстве его нормативной и творческой сторон. Основной жизненный инстинкт человека как носителя растущего мира культуры - это "инстинкт постоянства". Однако в мифе этот "инстинкт" осуществляется с помощью воображения. Мифологическая логика сверхъестественного, чудесного утверждает ощущение постоянства, вечности, "бытия" через непостоянство: тайное явно и явное тайно, нет четкой границы между ведением и неведением; закон взаимопревращений, закон метаморфозы приобретает абсолютный характер, в мифе все известно не до конца [1]. Свобода - это не простое нарушение нормы, это не поведение "от противного", свободное действие нельзя предсказать, зная зону нормативности. Свобода в мифе - это не просто нечто, противоположное норме, устойчивости, бытию; это иное, не "небытие", а "инобытие". Такая "непосредственная" диалектика мифа оказывается осуществимой потому, что оппозиция бытия - небытия, характерная для рациональных форм диалектики, представлена как оппозиция естественного - сверхъестественного. "Бытие" мифа - это не чистая идея, живое единство свободы и необходимости, вещественности и невещественности, единичного и общего. Сверхъестественное, составляя второй план бытия, присутствуя "за вещами", становится основой особой логики разрешения противоречий в мифе - логики оборотничества, или инверсионной логики. Для инверсионной логики характерно моментальное оборачивание явлений то одним, то другим полюсом, непосредственность соприкосновения сознания и вещей. Вещи меняются не в результате

401

долгого процесса развертывания внутренних противоречий; они мгновенно становятся другими, как бы "принимают решение" стать чем-то иным. Французский этнограф, философ, социолог ЛЛеви-Брюль назвал такие отношения отношениями партици-пации (сопричастности).

1 Голосовкер Я.Э. Логика мифа. М., 1987. С. 31-33.

Однако отстоять себя перед наступающим Хаосом, небытием, интегрировать противоположности в составе космического целого человеку становится все труднее. Ему нужен помощник - посредник в общении с богами, культурный герой, близкий человеку. Он оказывается посредником между бытием и небытием, естественным и сверхъестественным, свободой и роком, ибо совмещает все эти качества. Действия культурного героя спонтанны, ничем не обусловлены, поскольку он - творец земных порядков (Прометей, Орфей). Но результат действий культурного героя, закрепленный в символической форме, с помощью целой системы толкований вводится в состав традиции и становится нормой повседневной жизни. Да и сами боги также являются посредниками - выражают живое равновесие между дикой оргией, хаосом и мертвым порядком предопределения, между высоким и низменным.

Миф, апеллируя к богам и культурным героям, вводит правила жизни, но он же намекает на их относительность, говоря о свободной основе всех вещей, опутанных в настоящее время сетью необходимости. Неудержимая прихоть богов как выражение свободы есть дополнение к упорядоченности обыденной жизни. Миф заключает в себе и протест свободной природной стихии против жесткой узды, накинутой на нее миром человеческой культуры, и догадку о том, что стихия свободы родственна человеку. Миф - это символ ситуации, которая сложилась на границе столкновения человеческого с нечеловеческим, и попытка преодолеть ее в воображении.

Постепенно текучесть и инверсионная логика мифа уступает место особой форме упорядоченности мировых связей. Эти связи выступают в виде брачных, кровно-родственных связей между мифологическими сверхъестественными существами. Персонификация - это представленность безличного и неодушевленного в форме индивидуализированно-человеческого, в отличие от всеобщего одушевления природы. Персонификация есть уже устойчивая форма фиксации отношений между противоположностями, это уже особая логика. Древние теогонии - сказания о богах - воссоздают процесс столкновения

402

противоположностей, их разрешения в форме сексуально-брачных связей. Отношения порождения как бы останавливают свободную стихию взаимообращения противоположностей, ограничивают инверсионную логику непосредственности. Упорядоченный космос уже не может обратиться в хаос. Хаос занимает свое место в структуре мира, все же сохраняя в себе возможность "иного", и служит основанием существующего.

Данная особенность мифологического мышления (способность к персонификации противоположных начал мира и форм их объединения) послужила основанием рационализации диалектики мифа в философии Древнего мира.

Диалектика понимается древними греческими философами не только в узком сократовском смысле, как искусство ведения спора (диалектик - это тот, кто "умеет ставить вопросы и давать ответы"). Платон в диалогах "Федр", "Софист" подходит к диалектике более широко, как к умению мыслить: есть два вида способностей. Одна способность заключается в том, чтобы, "охватывая все общим взглядом, возводить к единой идее то, что повсюду разрознено". Другая предназначена " разделять все на виды, на естественные составные части, стараясь при этом не раздробить ни одной из них". Это разделение на противоположности в мысли и объединение противоположностей одновременно есть и воспроизведение реальной расщепленности единой мировой целостности.

Формой единства противоположных начал оказывается нечто третье, также облеченное в конкретно-чувственную оболочку. У каждой идеи есть свой носитель, чувственно, телесно, " вещественно" оформленный. Так, чистый "ум" (Нус) греческой философии имеет свою пространственно-картинную структуру, она развертывается где-то в небесах, в "умном месте". Единое отделяется от многого как принцип объединения многообразия чувственных вещей. Но, по логике мифа, этот общий принцип сам выступает в вещественной, пространственной оболочке, хотя это особое пространство и особое вещество, недоступное обычному взору. Так, "огонь" Гераклита - это принцип реального многообразия мира. Но он еще есть и нечто вещественное, поэтому сам оказывается элементом этого мира многого. Он - не за пределами этого мира, но в нем. Принцип мира ведет в этом мире существование отдельной вещи.

В античной философии отдельные стороны мифа как единства материального и идеального, свободы и необходимости

403

рационализируются и вступают во взаимодействие уже как понятия Ума, Единого, Материи, Идеи. Однако носителем внутренне расчлененного на понятия мифического образа мира опять-таки должно быть нечто вещественное, отдельное. Такой "вещью" как всеобщим принципом единства может стать только сам космос (греч. "порядок") - мир в его законченности, упорядоченности, целостности.

Другими словами, греческая диалектика - форма осмысления мира как единства противоположных начал - не только воспроизвела в рационализированной форме некоторые устойчивые "мыслеобразы" мифа; она восприняла саму "логику" мифа: объединение противоположностей в некоей обособленной жизненной форме (для архаического мифа - это дом, очаг, центр поселения, для поздних форм мифа - культурный герой). Поэтому греческой диалектике в ее развитой форме (прежде всего в платоновской философии) удалось выразить единство устойчивости, неподвижности, ясной оформленности мира и его текучести, подвижности. Носителем этих двух противоположных принципов мироустроения могло быть только некое живое существо, "разросшееся" до масштаба Вселенной, - космос. Как "единое живое существо" рассматривает Платон космос в своем диалоге "Тимей": "восприняв в себя смертные и бессмертные живые существа и наполнившись ими, наш космос стал видимым живым существом, объединяющим все видимое, чувственным богом, образом бога умопостигаемого, величайшим и наилучшим, прекраснейшим и совершеннейшим, единым и однородным небом" [1].

1 Платон. Соч. в трех томах. Т.З. М., 1971. С. 541.

Греческой диалектике удалось достичь объединения понятий бытия как неподвижности, устойчивости, самодостаточности и понятия субстанции как начала порождающего, первоосновы, несущей в себе элементы становления инобытия. Однако достигается это единство путем "оживления" и объединения в форме органической жизненности уже расчлененного, умерщвленного мыслью. "Онтологическая жажда" человека удовлетворяется только как "жажда быть" всей Вселенной. Вечно жив, вечно тождественен самому себе, несмотря на внутренний динамизм, только космос. Человек реализует свою фундаментальную жизненную потребность только как часть этого космического процесса.

404

Диалектика тождества мышления и бытия

Дальнейшая реализация философского мышления привела к изгнанию из нее "мыслеобразов" - рудиментов мифа. Разрушение представлений о мире как живом космическом целом нарушило и категориальное единство бытия и субстанции. В диалектике Гегеля бытие как выражение устойчивости было противопоставлено развивающейся, становящейся субстанции. Пафос гегелевской диалектики состоит в попытке объяснить мир как единый процесс, как саморазвитие, самодвижение абсолютной идеи. Развитие как постоянное внутреннее разделение, столкновение, как "обмысливание" идеей самое себя с различных сторон приводит к такой полноте и мощи мысли, что она обретает качество действительности и "отчуждает" себя в иное - природу. Это не диалектика античного космоса, где внутри все кипит, борются противоположные силы, но сам космос как чувственно-сверхчувственное целое - неподвижен. Бытие уступает место Становлению. Идею снедает внутреннее беспокойство, она вечно "голодна", постоянно выходит за собственные пределы и, не найдя вовне ничего, кроме собственных отражений, осуществляет возвратное движение. Античный космос как полнота бытия, как тождественность в различии рационализируется, из него изымается миф как основа логики космического целого: отношения обратимости, сопричастности заменяются на логические категории синтеза, отрицания отрицания. Логика мифа, логика сопричастности, превращается в диалектическую логику, логику опосредовании. Единство чувственного и сверхчувственного трансформируется в гегелевский принцип тождества мышления и бытия, следствием которого является идея о всеобщем характере законов развития.

Логика развития едина во всех сферах проявления абсолютной идеи. Противоречие лишается жизненного смысла, налета трагизма, оно уже не есть выражение человеческой сущности как противоречивости конечности и бесконечности. Противоречие отделяется от человеческой драмы и начинает вести самостоятельное существование в сфере чистой мысли. Противоречие в гегелевской системе есть лишь механизм протекания любого процесса, независимо от участия в нем человека. Противоречия в истории, человеческой жизни - лишь частный случай противоречивости как выражения способа

405

движения абсолютной идеи. Это диалектика тождества, где "зазор" между идеей и человеческой жизнью, идеей и природой не является предметом рассмотрения. Вместе с тем фактически в гегелевской диалектике отражена в "очищенном" виде драматическая история индивидуального и общественного сознания, поэтому развитие идеи все же наполнено человеческим смыслом и идет в направлении, созвучном главной мечте человечества - мечте о свободе.

Другая форма диалектики, основанной на принципе тождества мышления и бытия, исследующей единые законы развития, в какой бы сфере эти законы ни осуществлялись, - это марксистская "материалистическая диалектика". Операция, проделанная марксизмом с диалектикой Гегеля, представляется сначала предельно простой и оправданной в новой системе "философских координат". Если у Гегеля субстратом (носителем) развития во всех сферах бытия было нечто идеальное, то материализм, естественно, может говорить о развитии как органически присущем материи, а не навязанном ей извне. В сознании же, понимаемом только как человеческое сознание, происходит своеобразное отражение этих закономерностей, вследствие чего духовная жизнь развивается по тем же законам, что жизнь природы и жизнь общества. Однако такая операция, как изящно выразился один из столпов марксизма, перевертывания гегелевской диалектики "с ног на голову" оказалась далеко не безобидной для диалектики.

Абсолютная идея Гегеля, хотя и отделена от человеческой жизни, все же представляет собой очищенную от подробностей логику развертывания человеческого духа, поэтому в ней присутствует смысловая векторность. Возникшая из осмысления человеческого сознания, она соотносима с ним, доступна для "обратной" операции - перевода ее в категории уже человеческой субъективности. Марксизм же в качестве носителя диалектики выбрал материю - нечто противостоящее человеку, лишенное человеческого смысла. Если же вспомнить, что "жизнь материи" в марксистской философии - это фактически жизнь ее атрибутов - пространства, времени, движения - то диалектика оказывается в плену натурфилософского стиля мышления. Диалектика в таком исполнении либо обречена стать мертвой схемой реальности, чаще всего противоречащей достижениям естествознания, либо пойти по пути трансформации в учение о методе.

406

Материалистическая диалектика пошла по второму пути, она приняла образ методологии. Путь этот оказался крайне тернистым. Диалектик, выполняя роль методолога, столкнулся со всем многообразием естественных, точных и гуманитарных наук. Если "Философия природы" Гегеля, по словам его исследователя К.Фишера, полна пререканий с наукой своего времени, то материалистической диалектике пришлось пойти по пути "пререканий" с самой диалектикой, по пути приспособления ее к развитому корпусу научного знания в XX веке. Пример такого приспособления - попытки введения в диалектику новых категорий, в частности категорий системы и структуры. Однако осуществить такие попытки было делом непростым. Диалектика как учение о развитии была не искусством ведения спора, искусством доказательств и опровержений, но - теорией мирового целого. Признание тождества мышления и бытия, лежащего в ее основе, требовало сказать, что все законы и категории диалектики не только формы мысли, но и формы самой действительности. Поэтому диалектика просто вынуждена высказаться о мире, а не только о познании мира, вынуждена интерпретировать естественно-научные представления о мире, участвовать в построении картины мира.

Когда период участия материалистической диалектики в разгроме различных "лженаук" канул в лету, когда диалектика перестала давать директивные указания уже давно отделившимся от нее гуманитарным дисциплинам, то ей пришлось заняться деятельностью по организации собственного выживания - обоснованием диалектики как учения о методе. Этот процесс осуществлялся в двух формах.

Первый путь - это путь размывания контуров диалектики, превращения ее как учения о развитии через развертывание противоречия просто в философию познания сложных динамичных объектов. Так, многочисленные труды по диалектике исторического процесса можно было бы назвать просто исследованиями по философии истории. В этих исследованиях центральными оказываются не категории "противоречие", "противоположность", "синтез", но - "историческаяэпоха", "социальныйорганизм". Исследования по диалектике познания фактически являются просто разработками в области теории познания. В них отсутствует триадичная структура развертывания этапов противоречия, не фиксируется главное противоречие и иные формы противоречий, не всегда выявляется цикличность познавательного процес-

407

са. Такие формулы, как "диалектика субъекта и объекта", "диалектика чувственного и рационального ", " диалектика абсолютного и относительного", фактически стали лишь условной, знакомой формой изучения познания, его многофакторности, многослойности. Диалектика как учение о противоположностях стала учением о всеобщей связи явлений.

Второй путь - это путь развития диалектики "в себе". Диалектика, лишенная возможности непосредственно проецировать себя на сложное полотно научного знания, попыталась осмыслить собственную структуру, выделить основные проблемы, рассмотреть внутренние системные связи. При этом безвозвратно утрачивается динамизм гегелевской диалектики, безграничная уверенность в ее возможностях, основанная на тождестве мышления и бытия. Тождество мышления и бытия нельзя просто постулировать, его надо открыто продемонстрировать, вторгаясь вместе с абсолютной идеей в сферы иного - природы, общества, истории, укладывая в учение о противоположностях всю мировую историю. В противном случае мы имеем дело не с диалектикой как "подключением" человеческого мышления к мировому процессу развития. Нам остается лишь "теория диалектики", учение о том, как можно изучать (а не как происходит) развитие, его отдельные моменты. Из диалектики окончательно изгоняются элементы иррационального, присущие диалектике Гегеля: энергия самопроизвольного усилия идеи по раздвоению единого на противоположности, мистика взаимопереходов идеи, природы, человеческого духа. В диалектике появляются самостоятельные, достаточно обособленные сферы: учение о принципах диалектики, учение о категориях, учение о законах. Особо выделяется проблема диалектического противоречия. Рассмотрим некоторые положения теории диалектики.

Верхний "этаж" диалектики занимают принципы диалектики. Принцип - это сложная, концентрированная форма знания, аккумулировавшая в себе основную направленность исследования, его " дух". К таким принципам обычно относят принцип развития, принцип всеобщей связи, принцип тождества (единства) диалектики, логики и теории познания, принцип восхождения от абстрактного к конкретному, принцип единства исторического и логического.

408

Принцип развития является прямым следствием признания движения основным свойством (атрибутом) материи. Вместе с тем принцип развития выделяет в многочисленных видах движения его ведущую форму - развитие. Движение может быть круговым (обратимым), регрессивным и прогрессивным (необратимые формы движения). Развитие аккумулирует в себе особенности всех трех видов движения, оно предполагает необратимость (невозможность полного возврата к исходной точке), преемственность (связь нового и старого), направленность, цикличность.

Принцип всеобщей связи неотделим от принципа развития, как бы раскрывает условие реализации первого принципа. Возникновение, изменение, развитие невозможно в изолированном состоянии, оно предполагает связь внутреннего и внешнего. Наконец, само развертывание противоречия как основное содержание принципа развития есть особая форма связи противоположностей.

Принцип тождества (единства) диалектики, логики и теории познания выражает единство законов развития, тотальность процесса развития, захватывающего и природу, и человеческое мышление, и общество. Этот принцип приводил в некоторое смущение марксистских диалектиков. В гегелевской диалектике этот принцип воплотился (как принцип тождества мышления и бытия) со всей возможной последовательностью. В материалистической диалектике возникли трудности с его применением. Его другая формулировка - единство диалектики объективной, диалектики природы и диалектики субъективной, диалектики мышления. В такой формулировке различие разных форм диалектики признается, но не раскрывается. Когда же появляются названия трех различных теоретических дисциплин - диалектики, логики и теории познания, то становится очевидным и "принципиальным" существование развития в различных формах. Один из предлагаемых ответов заключается в следующем: диалектика изучает проявление развития в природе, это диалектика объективного; логика изучает особенности развития в человеческом мышлении; теория познания пытается связать диалектику объективную и субъективную с помощью принципа отражения.

Принцип восхождения от абстрактного к конкретному аккумулирует в себе познавательную возможность законов и категорий диалектики, он организует процесс познания. "Абстрактное" и "конкретное" имеют несколько значений. Чаще всего в повседневности абстрактное понимают как синоним по-

409

нятийности, в отличие от чувственности, образности, которая, соответственно, и есть конкретное. Кроме того, абстрактное - это отвлечение от ряда несущественных свойств и выделение основных. В этом смысле познание всегда абстрактно, поскольку оно обобщает, отвлекается от индивидуального, оперируя понятиями. Конкретное, соотносимое с так понимаемым абстрактным, есть сама объективная действительность, где существенное и несущественное не разделены. Абстрактное и конкретное как этапы познавательного процесса имеют другой смысл. Конкретное - это отражение объективной действительности в системе понятий, это теоретическое воспроизведение единства проявлений, свойств, связей предмета. Абстрактное - это вырванное из общей связи, общей логики развития предмета, воспроизведение какой-то одной его сторон и противопоставляющее одну сторону другим. Высшая форма конкретного - научная теория, типичное проявление абстрактного - "житейские" суждения. Познание происходит как движение от конкретного в действительности к конкретному в познании.

Принцип единства логического и исторического помогает понять, как конкретное в действительности трансформируется в конкретное в познании. Логическое - это теоретическое воспроизведение закономерностей реального развития. Историческое - процесс развертывания действительности во времени во всем многообразии ее конкретных форм. Помимо тривиального смысла этого принципа нет прямого совпадения предмета и его реальной истории; теория - это история, очищенная от случайностей), в нем заключены идеи, связанные с пониманием возможностей познания прошлого, характером предвосхищения будущих событий, способом существования общего ("логического") в нашей жизни. Научный анализ избирает путь, противоположный объективному развитию предмета: развитая форма исследуемого объекта позволяет судить об истоках возникновения этого объекта, "анатомия человека - ключ к анатомии обезьяны". Развитая, "классическая" форма объекта - это достижение полной выявленности его структуры, доступности, "прозрачности" его внутренних связей. Предмет как бы сам "показывает" себя, открывает нам то общее, " логическое ", что является законом его развития. Для своих прошлых состояний высшая стадия предмета становится своеобразной "целью". Для исследователя предмет как свое-

410

образная осуществленность возможностей, заложенных в нем, как достижение "цели" становится инструментом изучения стадий его развития, поиском момента его возникновения. Логическое помогает нам "опознать" прошлое, в результате чего логика развития предмета и его реальная история совпадают. Этот принцип неотделим от принципа тождества бытия и мышления в его гегелевской интерпретации: общее ("логическое") начинает жить своей самостоятельной жизнью в ткани истории, на определенной стадии оно начинает рефлектировать над собой и возвращается к своим истокам с помощью рефлектирующего мышления. И хотя в материалистической диалектике этот принцип лишь указывает пути человеческому познанию истории, исследователи, пытаясь воспроизвести этот принцип во всем объеме своих смысловых оттенков, пришли к идее объективного существования логического как идеального в истории (Э.В.Ильенков). Другой нетривиальный вывод из принципа единства логического и исторического - обращенность диалектики в прошлое, но не в будущее. "Сова Минервы вылетает в полночь" - человек не может уловить пути, направление трансформаций предмета в будущем, поскольку закономерности, "логика" его еще не сформировалась, она еще тонет в бесчисленных внешних связях-возможностях. Судить можно только о прошлом, когда мы имеем уже путеводительную нить в виде результата процесса, достигшего своего предельного смыслового развития. Попытка предвидения будущего на основе наших знаний еще не развившегося предмета, еще не устоявшейся целостности неизбежно ведет к произволу мышления. Такой вывод никак не согласовывался с пафосом обращенности материалистической диалектики в будущее. Система Гегеля неотделима от его метода, идеалистическая система "притягивала" диалектику к себе, не давала ей возможности жить жизнью материального мира.

Центральной частью материалистической диалектики является учение о категориях и законах. "Главные законы: превращение количества и качества - взаимное проникновение полярных противоположностей и превращение их друг в друга, когда они доведены до крайности, - развитие путем противоречия, или отрицание отрицания, - спиральная форма развития" [1]. Основные законы диалектики, таким образом, это

411

закон единства и борьбы противоположностей, закон перехода количественных изменений в качественные и обратно, закон отрицания отрицания. Эти законы, соответственно, раскрывают, с точки зрения сторонников материалистической диалектики, источник, механизм и цель развития. Категории диалектики, так называемые "парные" категории - это сущность и явление, количество и качество, часть и целое, свобода и необходимость, возможность и действительность, единичное и всеобщее, причина и следствие. Эти категории выражают стороны противоречия, показывают разные типы и формы противоречий. Следовательно, эти категории и законы диалектики нераздельны, законы есть принципы связи этих парных, противоречащих друг другу и связанных друг с другом категорий. Попытка представления диалектики как системы научного знания, в основе которой лежат отношения субординации, привела сторонников материалистической диалектики к попыткам построить стройную систему категорий. Учитывая, что диалектика объективная и диалектика субъективная совпадают в основном, но не тождественны, за основу классификации были взяты два принципа - рассмотрение категорий как ступеней мира и рассмотрение категорий как "родов бытия", вследствие чего их субординация должна отражать субординацию объективных процессов. Задача эта оказалась практически неосуществимой, поскольку даже на основе рассмотрения принципа единства исторического и логического видно, что логика познания и логика объективная - это "обратные" процессы. Диалектика, даже лишенная мистицизма абсолютного, всепоглощающего движения становления, не поддавалась разложению ее на отдельные уровни, аспекты. Установка диалектики на раскрытие всей полноты связей целого, на достижение абсолютной смысловой полноты, на учет всех опосредований оказалась возможной только при условии, выдвинутом Гегелем: абсолютная субстанция познает самое себя; "пересаживание" диалектики в материальный мир привело к размыванию ее контуров, к увязанию мысли в многочисленных оговорках.

1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 20. С. 343.

"Ядром" диалектики называют закон единства и борьбы противоположностей. Согласно этому закону каждому предмету и явлению свойственны внутренние противоположности, находящиеся в единстве и взаимодействии, борьбе между собой. Противоположность - это форма, стадия различия, при

412

которой какие-то свойства, признаки, тенденции, присущие объекту как системе, взаимно отрицают, исключают друг друга. Противоречие - это такое отношение между противоположными сторонами, при котором они не только взаимоисключают, но и взаимообуславливают друг друга.

Поскольку такая формулировка закона требует выяснения его взаимоотношений с законами формальной логики - законом противоречия, тождества, исключенного третьего, то центральной проблемой материалистической диалектики стала проблема "вписывания" диалектического противоречия в существующие на данный момент представления о процессе познания и его законах. Она приняла форму выяснения отношений между диалектическим и формально-логическим противоречием. Формально-логическое противоречие возникает в результате непосредственного сопоставления противоположных высказываний. Поэтому формально-логическое противоречие лишь сигнализирует о наличии проблемы, но не раскрывает ее, оно является начальным толчком к исследованию и формой этого исследования на каждом этапе. Противоречие диалектическое предполагает выяснение промежуточных звеньев, опосредований. Для этого надо учитывать степень развития противоречия (находится ли противоречие в стадии столкновения развитых противоположностей или же только на стадии выяснения отношений между различными, но не взаимоисключающими сторонами), взаимосвязь этого противоречия как внутреннего с внешними противоречиями предмета; необходимо выяснить, к какому типу противоречий относится это противоречие: является ли оно основным, выражающим сущность предмета или не основным, главным (ведущим, доминирующим в данный момент по отношению к другим противоречиям) или не главным. Путь выяснения опосредовании - это путь углубленного не философского уже, но специального исследования. Диалектика, стремящаяся стать более реалистичной, размывает контуры противоречия, делает его неотличимым от различия, противоречие буквально тонет в многочисленных связях и опосредствованиях.

Сходные проблемы возникают при обращении к закону отрицания отрицания. Диалектика, стремясь отвечать критериям научности, в качестве метода познания оказывается бессильной. Свою главную задачу - найти противоречивый объект, отделить в нем подлинное противоречие от "не под-

413

линного", кажущегося, определить характер этого противоречия и формы его опосредований - она не может решить самостоятельно и прибегает к помощи науки, а наука ей предлагает не набор "чистых" эмпирических данных, но обязательно уже теоретически нагруженное знание, то есть называет свое решение, которое диалектика лишь "оформляет". Закон отрицания отрицания характеризует направленность развития: всякая развивающаяся система проходит ряд связанных между собой этапов, при этом на высшей степени развития происходит известное повторение некоторых черт исходной стадии. Этот закон раскрывает механизм преемственности. Как возникает такое двойное отрицание? Противоречие, движущее вперед развитие, характеризуется в определенное время господством какой-то одной противоположности. Переход к доминированию другой стороны противоречия и есть первое отрицание. Второе отрицание - это показатель того, что наступил такой этап в развитии предмета, в котором произошел синтез того лучшего, что есть в каждой противоположной тенденции, по видимости же произошел известный возврат к начальной стадии, где обе противоположности также присутствовали, но в неразвитом виде. На каждой стадии развития предмета мы имеем дело не с какой-то одной его стороной, а со всем предметом как определенным балансом противоположных тенденций. На каждой стадии баланс этот различен. На стадии первого отрицания вторая противоположность также присутствовала, но в скрытом виде, на стадии отрицания отрицания она просто выявилась, а не возникла ниоткуда. Вся наша жизнь полна отрицаний и повторений, поэтому соблазн "приложить" этот закон благодаря его четкому, "формульному" выражению к многообразным циклическим процессам, происходящим в жизни, в истории, в науке, был очень велик. Однако закон отрицания отрицания несет в себе существенные ограничения собственной применимости. Закон отрицания фиксирует определенный ритм сменяющихся состояний в предмете, развивающемся по своим внутренним законам, "отрицаться" и воспроизводиться на более высоком уровне должны его собственные противоположности, предмет должен иметь собственную, энергию развертывания своих, уже сложившихся, проявившихся противоположностей. Но отрицания и возвраты могут быть следствием вмешательства вне-

414

шних сил; тогда это сходство оказывается внешним. Превращение воды в пар при нагревании и обратно, по видимости иллюстрирующее этот закон, никакого отношения к нему не имеет. Очень много примеров "отрицания" и "возврата" дает история технических изобретений. Например, упряжь, веретено, рулевое управление были изобретены, еще до нашей эры. Затем эти изобретения были надолго забыты (первое "отрицание"), но в средние века опять получили широкое распространение (второе "отрицание"). Однако вынужденные перерывы в техническом прогрессе не были следствием развития самой техники, это было чуждое для логики технического прогресса внешнее вмешательство (войны, нашествие варваров). И хотя многие современные технические устройства (паровая турбина, например, или ракета) имеют свои прообразы в прошлом, никакой связи между этими древними ракетами-игрушками и современными ракетами нет. Все было изобретено заново, вне реальной связи с прошлыми исследованиями. Следовательно, закон отрицания отрицания не может нам помочь сам по себе в объяснении преемственности; должны быть четко определены границы собственного развития предмета, возможные внешние воздействия, реальная связь этапов развития - только в этом случае историческая наука может себе позволить облечь свои результаты в емкую формулу отрицания отрицания. Закон, который должен определять направленность развития, может начать "предсказывать" все что угодно, отталкиваясь от поверхностных эмпирических аналогий. Видимо поняв опасность, исходившую от произвольного использования этого закона, некоторые марксистские теоретики решили просто ограничить сферу его действия в истории. Один из авторов учебника по диалектическому материализму так обосновал прекращение действия закона отрицания отрицания уже при социализме: "Ускоренное развитие производительных сил, отсутствие подъемов и спадов в них ведут к выпрямлению спирали". При коммунизме отпадает необходимость возвращаться к частной собственности, к неравенству. Помимо оценки данного высказывания как проявления иронии истории, такой способ обращения с одним из основных законов диалектики подводит к следующей мысли.

Помимо превращения диалектики в дисциплину общеметодологического характера, или развития диалектики "в

415

себе", существует еще и третий путь трансформации диалектики - ее идеологизация. Осторожность диалектики в качестве методологии, сухость и академичность в качестве рефлексии над своим предметом сочетаются с произвольным использованием ее категориального аппарата в качестве идеологии. Диалектика стала оружием в борьбе против "софистики" и "эклектики". Справедливо полагая, что эклектика лишь формально сочетает различные признаки предмета, не выясняя их взаимоотношений, субординации, воинствующие диалектики резко выступали против вполне респектабельной социологической теории социальной стратификации или концепции теоретико-философского и политического и экономического плюрализма. Диалектика стала искать противоречия в явлениях, специально возникших для ликвидации социальных и культурных противоречий.

Диалектика как концепция саморазвития через противоречие может существовать только как диалектика тождества, которая сплавляет воедино дух и материю, делает материальное и идеальное, представляет их соподчиненными друг другу моментами единого процесса. Попытка же представить диалектику как универсальную схему развития, лишь по-разному проявляющуюся в различных сферах бытия, обречена на неудачу. "Тождество" принципиально отличается от "единства", одно нельзя заменить на другое. "Единство диалектики, логики и теории познания" в марксизме ведет к распадению диалектики, к растворению ее в теории познания, философии природы, логике и методологии.

Гегелевская диалектика сохранила на себе печать "человеческого" - она раскрывает динамику гипертрофированной, заполонившей весь мир субъективности. Диалектика материалистическая отрывается от своих "человеческих корней", хочет стать теорией нечеловеческого и находит на этом пути свою гибель. Единственной формой присутствия человеческого в ней оказывается идеология. В качестве идеологии диалектика оценивает, критикует, предсказывает. Без идеологического стержня материалистическая диалектика превратилась бы в постоянное блуждание в пустоте, устремленное в бесконечность вечного отрицания отрицания.

Современные формы диалектики поставили другую задачу: диалектика из орудия предсказывания превратилась в инструмент создания непредсказуемого.

416

Диалектика как аналитика человеческой конечности

Идея о необходимости построения онтологии конечного человеческого бытия, в отличие от онтологии Абсолюта, в философии XX века отразилась и на содержании представлений о диалектике.

Трансформация классического, гегелевского варианта диалектики особенно рельефно прослеживается во взглядах последователей Гегеля - представителей философии неогегельянства.

Английский философ Ф.Брэдли (1846-1924) - один из ведущих представителей неогегельянства. Новое понимание диалектики изложено в его основной работе "Видимость и реальность" ( "Appearance and Reality" ). Црэдли, в отличие от Гегеля, интересовала не логика движения мирового духа, а взаимоотношения человеческого сознания (в его конечности, ограниченности) с Абсолютом (в его целостности и саморазвитии). Абсолют трансцендентен, недоступен человеческому пониманию, но попытки его воспроизвести в сознании человека, приблизиться к нему и есть то, что можно назвать диалектикой. Философия решает "земные" проблемы, она рассматривает не движение абсолюта, а человека в его стремлении к абсолютному. Происходит своеобразный возврат к догегелевскому пониманию диалектики как искусству столкновения различных человеческих мнений, как деятельности по соединению раздробленного на части в некую целостность.

Диалектика в этой версии - не свидетельство мощи человеческого разума, основанное на тождестве Абсолюта и мира, Бога и человека, но, напротив, форма проявления неизбежной ограниченности человеческих познавательных способностей. Диалектика - это попытка применить "конечные" познавательные инструменты, расчленяющие мир на части, - законы формальной логики - к познанию бесконечного как абсолютной целостности.

Особенность конечного существования - его несубстанциональность, то есть возможность объяснить себя, свое "качество" , не обращаясь к чему-то другому, с чем это конечное взаимодействует. Поэтому его "качество" - определенность, сущность - постоянно выходит за рамки его существования. Человек как конечное существо вынужден "трансцендировать", выходить за рамки своего качества. Изначальная "раз-

417

дробленность" человека и оказывается тем инструментом, матрицей поиска недостающего. Поиск человеком собственной целостности - диалектика - заранее обречен на неудачу. Ибо ущербное, разорванное ищет не целостность (разорванное не способно ее даже помыслить), а лишь свою "половинку", разрушая (правда, только в своем мышлении) органическую целостность Абсолюта. Так диалектика оказывается логикой видимости.

Понятие противоположности и столкновения противоположностей - это чисто человеческое изобретение, а не пружина самодвижения Абсолюта. Бытие не есть творческое движение, включающее конечное в собственное развитие как момент. Бытие есть условие человеческого существования как противоречивого, неподлинного, "небытийного" и в своей неподлинности стремящегося к абсолютному Благу, Истине, Красоте. Мы поневоле сталкиваем сами вещи, выделяя в них противоположные свойства, поскольку не знаем всего, всей вещи как целостности. Наше мышление носит механический характер. Формальная логика - это "механика мысли", мысль не способна к синтезу. Диалектика же возникает как реакция на механический характер нашего мышления, однако самонадеянно предполагает лишь иллюзорное преодоление его ограниченности. Формальную логику нельзя заменить диалектикой, ибо и диалектика - такой же продукт человеческой ограниченности, форма неверного обживания сферы абсолютной гармонии. Диалектика - лишь символ возможности иного, нежели формально-логическое, мышления, но не само это божественное мышление.

В чем смысл огрубления познания с помощью формальной логики? Существует так называемый закон тождества, который выражается в формуле А = А, то есть предмет всегда тождествен сам себе. Но возможно ли такое, возможно ли, что в предмете в каждое мгновение не накапливаются какие-то невидимые нам изменения? Неверен также с точки зрения "абсолютного" познания и закон исключенного третьего. Согласно этому закону, невозможно совмещение в одном предмете противоположных свойств: или А, или не-А. Третьего не дано. Но ведь не-А не обязательно противоречит А, не обязательно является его противоположностью. За не-А может стоять целая гамма различий, не улавливаемая формально-логической структурой. Но человеческое мышление всегда абстрактно, то

418

есть не может воссоздать предмет во всей полноте и целостности, хотя и стремится к этому. Целостность, гармония несовместимы с конечностью. Диалектика вынуждена иметь дело с познанием, уже формально-логически оформленным, она пытается ответить на вопрос, уже неверно заданный с помощью формальной логики. Отсюда неизбежные противоречия в мысли, которые возникают из нашего стремления познать абсолютную истину. Попытка преодоления этих противоречий ведет к противоположному результату.

Так, категория качества и категория отношения - противоположны, поскольку качество указывает на отличие, отделенность, обособленность предметов, а отношение - на их связь. Поскольку один и тот же предмет имеет определенное "качество" и одновременно находится в "отношении" с другими предметами, то эти характеристики противоречат друг другу, сталкиваются. Тем не менее в мысли они не могут существовать друг без друга. Определенное качество, обособленность от другого, уже предполагает понятие "другого", соотносящегося с ним, а отношение, в свою очередь, предполагает отношение между некими определенностями, "качествами". То, что мы разделили в мысли, опять соединяется, но наше познание при этом теряет четкие контуры. Если же отказаться от размывания содержания этих понятий, то тогда придется ввести некое третье понимание, выполняющее функцию объединения "качества" и "отношения" как принадлежащих одному предмету. Возникает бесконечное умножение понятий, ибо вновь введенное понятие предполагает использование еще одного понятия, объединяющего уже три понятия: качества, отношения и их единства и так далее.

Путь человека к Абсолюту все же существует, считают представители неогегельянства, но это путь непосредственного знания, неопосредованного разумом, путь мистики, "мгновенной диалектики". Только на этом пути возможно преодоление диалектики как логики видимости, ибо Абсолют лишен несовершенства человеческой мысли, это гармония всех возможных форм.

Дальнейший процесс "очеловечивания" диалектики в рамках неогегельянства приводит к рассмотрению диалектики не как неизбежной и несовершенной формы освоения человеческим разумом абсолютной полноты и целостности, но диалектики как переживания своего несовершенства, раздвоеннос-

419

ти. Это переживание раздвоенности в концепции Т.Бозанкета (1848-1923) выступает как непримиримый внутренний конфликт конечно-бесконечного в человеке. Человек постоянно трансцендирует, выходит за собственные пределы, убегает от себя и обречен опять возвращаться в свою "конечность". Человек как конечно-бесконечное существо может только пытаться быть самим собой, его внутренняя диалектика осознается как столкновение абсолютных противоположностей - добра и зла.

По существу, неогегельянство строит онтологию человеческого существования, разрывая связь субъективного духа - человека - духа объективного. Однако разрыв этот осознается как трагедия. Причастность к гегелевскому философскому оптимизму еще сохраняется в неогегельянстве: его представители не сомневаются в существовании абсолютного бытия. Но бытие человека уже "не причастно" бытию абсолютному. Бог из имманентного миру вновь становится трансцендентным.

Другой представитель неогегельянской версии диалектики, немецкий философ А.Либерт (1878-1948) в своей работе "Дух и мир диалектики" ("Geist und Welt der Dialektik") выделяет два типа диалектики, которые выражают различия в исходной индивидуальной установке творческого "я" философа. Первый, классический тип диалектики, воплощенный в творчестве Гегеля, - это видение жизни как гармонического единства противоположных начал. Все конфликты разрешаются, разлад ведет к все расширяющемуся синтезу. Это нереалистический взгляд на мир, превращающий философию в утопию, в неосуществимое царство разума и гармонии. Гегель само обоснование своей грандиозной мировой утопии проводит только в сфере чистого мышления, не пытается преодолеть сопротивление исторической реальности, которая не есть просто пустая внешняя оболочка движения идеи. Другой неогегельянец, А.Кожев, развивая эту же идею, указывает на невозможность отделения логики истории от ее "фактичности", от конкретной ткани исторического бытия. Логика истории как ее "сущность" неотделима от ее конкретного эмпирического существования.

Второй тип диалектики, говорит А.Либерт, складывающийся, проявляющийся в кризисные эпохи, оставляет в неприкосновенности антиномичность, противоречивость нашей жизни, не уничтожая тем самым самобытность эмпирическо-

420

го, конечного, исторического. Этот тип диалектики не признает сокрушительного движения Абсолюта - Логоса, прокладывающего себе дорогу сквозь "материю" истории. Это диалектика конкретной истории как формы существования человека в его ограниченности, идея абсолютной целостности присутствует в ней как идеал, цель. Трансформация гегелевского Абсолютного Разума в идеал недостижимой гармонии придает оттенок безысходности бытию человека в истории, что дает право назвать концепцию А.Либерта трагической диалектикой.

Различные варианты неогегельянской интерпретации диалектики исходят из разделения бытия как абсолютного бытия и человеческого бытия. Диалектика как форма антиномичного мышления есть выражение несовершенства человеческого типа бытия, диалектика теряет качество рациональной формы деятельности, окрашиваясь эмоциями, становится формой переживания действительности.

Учение о противоположностях, об утверждении и отрицании, о синтезе различного, несходстве сходного занимает значительное место в современных религиозно-философских доктринах. Католическая философия неотомизма и протестантская теология - два различных религиозно-философских варианта диалектики.

Один вариант осуществлен в рамках "диалектической теологии" (К.Барт, Э.Бруннер, Р.Бультман, П.Тиллих) и др. - религиозно-философской доктрине протестантизма, сложившейся в первой половине XX столетия. В основе его лежит апофатический (букв, "отрицательный" - греч.) путь движения к Богу, лежащий через отрицание его антропоморфных характеристик, через отказ от односторонних представлений о Нем. Бог трансцендентен, запределен всему существующему, все земные аналогии искажают мысль о Нем, Бог в известном смысле - это отрицание всякой предметности, небытие мира. Диалектическая теология противопоставляет религию и веру. Религия - это иллюзия, зеркало, в котором человек видит самого себя, это попытка человека изобразить неизобразимое, представить непредставимое, воплощенная в представлениях о творении Богом мира, о формах Его присутствия в нем, в эсхатологических (эсхатология - учение о конечной судьбе мира и человека) представлениях. Религия фактически отрицает Бога в его запредельности, не-вещественности, пытается отождествить Его с земным и понятным. Но отождествить - значит "уничтожить" в мысли. Поэтому религия как система представлений и культовых действий противоположна вере.

421

Вера - это путь к Богу, который может пройти человек, только полностью от себя "отступившись". Единственная возможность помыслить Бога - это понять его немыслимость. Бог - это совершенно "иное". Символически человек осознает противоположность Божественного человеческому в образах "Гнева Божьего", "Милости Божьей", "Бога - судии". Диалектика веры заключается в постоянном переживании человеком себя как противоречия: веруя, человек выходит за собственные рамки, "отказывается", отступается от себя; возвращаясь к себе, в свое "слишком человеческое", он лишается веры, живой связи с Богом. Вера держит человека на пределе его собственного бытия, человек в полной мере осознает свою противоречивость только в вере. Вера и есть единственная возможная форма противоречивого единства противоположностей человеческого и Божественного. Образ Голгофы - добровольной жертвы - и есть символ того, что в вере человек приближается к Богу, оставаясь самим собой, неся свой крест.

Другая форма осмысления противоположностей и их взаимоотношений осуществлена в католической философии томизма и неотомизма (Фома Аквинский, Каэтанус, Суарес; в XX веке - Э.Пшивара, Б.Лакебринк, Ф.Ван Стеенберген). В центре внимания философии неотомизма также находятся взаимоотношения Бога и мира, Бога и человека. Эти взаимоотношения лишены того заряда отрицательности, который характерен для "диалектической теологии". Неотомисты отвергают также "борьбу" противоположностей - центральное понятие диалектики Гегеля и марксистской диалектики. Неотомисты признают катафатический (от греч. - утвердительный) путь приближения к Богу, предполагающий возможность позитивных утверждений о Боге. Возможность эта основывается на так называемой "аналогии бытия" - центральном понятии неотомизма.

Согласно принципу аналогии бытия, между Богом и творением существуют отношения несходства сходного и сходства несходного. Диалектика, понимаемая как единство различного (но не взаимоисключающего) и основанная на принципе аналогии бытия, получила название "аналектика" (Б.Лакебринк).

422

Главное в аналектике - это взаимопроникновение полярностей, их гармония, единство различного, несходного - Бога и мира. Аналогия бытия выражает возможность сопричастного отношения, сопоставления отдельных предметов с единым. Аналогия - сложная форма взаимоотношения Бога и мира, содержащаяся в себе явный символический аспект. Полное сходство без внутренних различий - это тождество Бога и мира, их слияние, характерное для пантеизма. Признание абсолютного различия, несходства, противоположности Бога и мира ведет к различным вариантам дуализма, деизма, скрывающим полную богооставленность человека. Аналогия скрывает тайну творения мира Богом, позволяет избежать также мифологических объяснений возникновения мира как результата отношений порождения, родства. В то же время принцип аналогии бытия, сходства различий помогает избежать издержек апофатической теологии, направляющей человека исключительно на путь мистики. Бог открывается человеку не только в состоянии мистического, непосредственного к нему приближения, но и в земных аналогиях.

В отличие от диалектики, предполагающей единство и борьбу противоположностей, принцип аналогии бытия не требует рассмотрения мира как самодвижущегося целого, постоянно взрывающего установившееся было единство. Аналогия бытия оставляет в неприкосновенности иерархическую структуру мира, источником создания которой является Бог. Задача аналектики - поиск сходства в различном, поиск аналогий как свидетельства присутствия в мире связующего сходства, источник которого - Бог. Аналогия помогает соотнести различные сферы бытия, различные его модусы (конкретные проявления), атрибуты (неотъемлемые свойства), увидеть единый замысел в самом различном, построить целостную картину мира. Атмосфера компромисса, гармонии, сходства доминирует в этом варианте учения о единстве и многообразии мира. Вместе с тем сам принцип аналогии бытия, хотя и лишен драматизма, присутствующего в других формах современной диалектики, все же включает в себя признание нетождественности Бога и мира, Бога и человека.

Диалектика человеческого существования, воплощенная в философии экзистенциализма, - это диалектика "несубстанциональная". Поле развертывания противоречия в экзистенциализме лежит за пределами космоса, материи, или абсолютного духа. Экзистенциальная диалектика - это внутренняя

423

трагедия индивидуального человеческого сознания, это воспроизведение противоречий индивидуального и всеобщего, конечного и бесконечного в их неразрешимости, безысходности, невозможности "синтеза".

Особенности экзистенциальной диалектики выражены уже в названии одной из работ С.Кьеркегора, предтечи экзистенциализма, - "Или - или". Диалектика человеческого существования - это не диалектика опосредования противоположностей, примирения их в высшем синтезе. Представитель традиционной философии, делом которой всегда было мышление, "живет в вечности", поэтому гипотетическая возможность примирения противоречий для него реальна в бесконечной перспективе. "Единственное, на что может претендовать философия, - пишет Кьеркегор, - это признание нами возможности абсолютного примирения " [1]. Гегель в мышлении преодолел противоречия между сознанием и его предметом. Но конечное человеческое существование, смысл которого - в свободе, это не сфера мышления, но - воли, автономного выбора. Выбор между двумя противоположностями тождествен свободе. Поэтому и сфера диалектики - это не сфера разума, между этапами диалектического процесса нет необходимой связи, ибо необходимость противоположна свободе. Диалектика не есть созерцание, опосредование, примирение противоположностей, их синтез; она исключает "и - и". Диалектика человеческого существования всегда устремлена в будущее, человек выбирает ради будущего, но не может его предвидеть, не может предвидеть результаты своего свободного выбора именно потому, что это выбор свободен, "беспредпосылочен", не включен в цепочку причин и следствий.

1 Кьеркегор. Или - или. М., 1993. С. 212.

Стремление к целостности в диалектике Кьеркегора рассматривается не в качестве выражения последовательного развертывания необходимости, а как одна из дорог, по которой устремляется человеческий дух, следуя своей жизненной потребности, и неизбежно останавливается в отчаянии перед невозможностью этой целостности. Диалектика - это состояние постоянного "обольщения" человека то одной, то другой жизненной возможностью и постоянного разочарования в ней, это постоянное преодоление актом свободного выбора пропасти между противоположностями, это балансирование над без-

424

дной. Человек постоянно бьется о две противоположные стены - стороны противоречия; они есть границы его существования. Разрушив их, "примирив", уничтожив эти стены, человек разрушит и собственное существование.

Другой вариант экзистенциальной диалектики - диалектика Ж.П.Сартра - представляет собой выяснение отношений между бытием и становлением, ничто. Сартр рассматривает их соотношение не в стерильной атмосфере "чистого" разума, он проецирует их на человеческое существование, делает отношение между Бытием и Ничто жизненной драмой отдельного человека. "Каково бытие человеческой реальности" - вот основной предмет размышлений Сартра [1]. Для Гегеля взаимоотношение Бытия и Ничто - лишь начальный пункт движения абсолютной идеи. Для Сартра эти взаимоотношения есть центральная проблема диалектики. Вопросы диалектики рассматриваются Сартром в работах "Бытие и ничто" (1943), "Критика диалектического разума" (1960).

Бытие "В-себе", внешний мир как он дан сознанию, противостоит бытию "Для-себя" - человеческому сознанию. Внешний мир представляется сознанию как абсолютное косное, случайное, бессмысленное (абсурдное). Именно такое отношение к внешнему миру должно, по мнению Сартра, возникнуть у человека, для которого свобода является формой существования. Мир - это препятствие для меня, я не могу ощутить свою родственность мрру, поскольку это "не мной замысленная вещь", даже если эта вещь - собственное тело. Отсюда - целая гамма отрицательных эмоций, описываемых в его "Тошноте": моя рука "будет продолжать существовать, а я буду продолжать чувствовать, что она существует; я не могу от нее избавиться, как не могу избавиться от остального моего тела" [2]. Все внешнее мне - это зло, это граница моего Я, это угроза моему существованию. Мир поляризуется. "Мою вселенную" окружает океан чужого, абсурдного, независимого от меня.

1 Сартр Ж.П. Проблемы метода. М., 1994.
2 Сартр Ж.П. Тошнота. М., 1994. С. 111.

"Я", илибытие "Для-себя", напротив, рассматривается как подвижное, динамичное, постоянно раздваивающееся в акте самопознания бытие. Оно постоянно отрицает самое себя, поэтому является "ничто", возможностью, "пустотой в густоте бытия".

425

Следовательно, бытие "Для-себя" - это абсолютное самоотрицание, ничто. Однако и внешний мир, бытие "В-себе", также постоянно отрицается бытием "Для-себя". Но это другое отрицание, отрицание-отталкивание, способ возврата к самовыражению, саморефлексии как к творческой стихии отрицания. Это отрицание позволяет, "идя от противного", обустроить мир собственных целей, идеалов, значимостей. Бытие "Для-себя" бытие поддерживает собственную отрицательность, динамичность отрицанием внешнего бытия, оно в известной степени живет этим отталкиванием от внешнего. Осознание ограниченности собственного существования рождает мечту "В-себе-Для себя" бытия, гармонично вечно изменяющегося и абсолютно неподвижного. Поскольку этот проект рождается в человеческом сознании, в "Для-себя" бытии, то такая гармония видится как снятие ограничений, накладываемых на человека бытием "В-себе". Человек стремится стать богом, разрушив темницу своего "Для-себя" существования. Это гипотетический бог-разрушитель, стремящийся выпустить на свободу свою "конечность", ограниченность. Но это бесполезная надежда, "бесплодная страсть", негативная диалектика; это вечное поражение стремящегося стать богом, преодолеть собственную ограниченность человека.

Негативность сартровской диалектики заключает в себе целую гамму смысловых оттенков. "Негативность" - это и невозможность достижения желанного единства, преодоления противоречий, и внутреннее самоотрицание как творческое состояние, и отрицательное отношение к внешнему как к границе собственной свободы. Состояние абсолютной отрицательности человеческого существования и есть предпосылка его автономности, его "субстанциональности": хотя человек всегда осуществляет свою свободу, выбирает в определенной конкретной ситуации, в ситуации "В-себе" бытия он выбирает вопреки, а не благодаря ей, выбирает, отрицая ее. В любой ситуации сохраняется для человека возможность выбора как той или иной формы "отрицания" этой ситуации.

Позже в сартровской диалектике появляется новое понятие - "отрицание отрицания". Человек конструирует себя не с нуля. Изначально над ним поработала история, среда, "обстоятельства". Человек и есть то, что он сумел сделать из себя как "продукта обстоятельств". В этом случае напряженность негативной диалектики нарастает, человек не только отрица-

426

ет внешний мир как потенциальную угрозу, он вынужден отрицать и нечто конкретное - след этого внешнего мира, "обстоятельств" в самом себе.

Определенные изменения происходят и в понимании Сартром диалектики в целом. Область ее действия - не только человеческая душа, нравственное сознание, осуществляющее себя через автономию свободной воли, через противопоставление себя внешнему, но и социальная жизнь, "практика". В ней оказывается возможным то, к чему так тщетно стремится единичное рефлексирующее сознание, - достижение целостности, тотальности, преодоление онтологического дуализма. Неотступная мысль о целостности, о воссоединении с "Другим" воплощается в структуры деятельности - цель, проект, средства. Пространство человеческой свободы расширяется, поскольку индивид осознает свою субъективность не в трагическом противоречии с абстрактным бытием "В-себе", но с некоей доступной пониманию человеческой организованной целостностью - историей. История создается человеческими руками, она не является непроницаемой для познания, законы этой целостности могут быть нами открыты. Противоречивость бытия "В-себе" и "Для-себя", непреодолимая для индивидуального сознания, может быть преодолена в социальной жизни, в истории созданием бытия "В-себе-для-себя".

Стремление человека к целостности, "тотализации" своей жизни реализуется в обществе в различных формах. Различные формы человеческой активности, практики выражают различную степень диалектичности как движения к целостности. Диалектика как преодоление противоречий и стремление к тотализации, целостности - это прежде всего деятельность духовная. Но диалектическое движение сознания складывается на фоне реальной социальной деятельности.

Всякая социальная деятельность есть объективизация человеческой свободы. Поэтому изначально социальная деятельность есть процесс отчуждения от человека его духовных проявлений. Противоречие бытия "В-себе" и "Для-себя" сохраняется и в человеческой практике. "Инерциальное поле" практики - это сфера предметного воплощения человека, сфера его объективизации, это чистая "отрицательность" по отношению к человеку. Однако рефлексирующая деятельность, сопровождающая и стимулирующая человеческую предметную деятельность, может быть различной. Она может быть

427

"инертной", то есть принимающей отчуждение за неизбежность, сохраняющей в неприкосновенности разделение бытия на "Для-себя" и "В-себе". Но человеческая деятельность может быть диалектической. "Инерционное поле" практики начинает в ней рассматриваться по-иному.

Вместо абсолютно "нечеловеческого" мира, вызывающего тошноту, где гаснут, овеществляясь, все человеческие мечты, социальный мир может быть представлен как результат человеческих усилий понимания, как целостность, создаваемая коллективными человеческими действиями, доступная, открытая для вхождения в нее индивида. Разумность этого, созданного усилиями всего человечества, мира не есть нечто внешнее индивиду. Философия - уникальное средство воссоздания (или даже конструирования заново) той "тотализации", той целостности, которую человек рассматривает как сферу свободы. Философия позволяет человеку увидеть "инерциальное поле" практики под углом творческой целостности, богатства заключенных в ней возможностей. Поэтому философия оказывается посредствующим звеном между двумя сторонами противоречия: между индивидуальным сознанием и инертностью истории. "...Философия должна быть одновременно тотализацией знания, методом, регулятивной идеей, наступательным оружием и языковой общностью" [1]. Фактически же человек получает возможность в процессе своей практической деятельности лишь отнестись к ней как к свободной, творческой, несмотря на неизбежный процесс объективации. Философия помогает сохранить чувство связи между человеком и миром, она постоянно напоминает человеку об этой связи, она ее воссоздает. Удерживая в поле человеческого внимания социальное целое, философия хотя и не может устранить непреодолимый зазор между целью, замыслом и результатом, но может заставить человека забыть о нем. Философия превращается в идеологию, диалектика тотализации - в концепцию реидеологизации.

1 Сартр Ж.П. Проблемы метода. М., 1994. С. 7.

Диалектика тотализации Сартра - это попытка "вписать" ощущение собственной автономии, внутренней свободы в более широкий спектр форм духовного освоения мира, возникающих в процессе социальной деятельности. Одинокое "несчастное" сознание, искушаемое соблазном разрешения его

428

жизненной драмы в сфере культуры, подстерегает опасность мнимой диалектики, мнимого разрешения противоречия бытия "В-себе" и "Для-себя". Диалектика отчаяния Кьеркегора - это обольщение жизнью, рядом с которым всегда идет ирония. Сартр в своей диалектике сам поддается этому обольщению, заменив иронию, критичность мышления тотализацией сознания - идеологией.

Представители так называемой Франкфуртской школы [1], создатели "негативной диалектики" (Т.Адорно, Г.Маркузе, Э.Фромм, Ю.Хабермас, М.Хоркхаймер) центральной считали проблему "человек и социальное бытие". Насущная потребность современности - восстановление целостности распадающегося мира культуры, возвращение ему творческих импульсов. Только критически мыслящий субъект может вывести сознание отдельного человека и всю культуру в целом из состояния разорванности. Соединить воедино осколки разбитого зеркала культуры и должна помочь "негативная диалектика" как логика целостности.

1 См. также главу 3 настоящей работы: "Фрейдизм и неофрейдизм".

В современном мире человеческие потенции угасл.и в процессе овещнения, объективирования в трудовой, социальной, познавательной деятельности. Продукты этой деятельности, становясь товаром, окончательно отделяются от создателя, общество превращается в механический агрегат вещей, людей, которые относятся к себе подобным как к вещи. Задача негативной диалектики - выявить непримиримые противоречия социальной действительности, критически их оценить и отвергнуть, подготовив тем самым предпосылки для создания будущей гармонической целостности.

Негативная диалектика отрицает мир в его наличности, данности, она оценивает сущее с позиции возможного. Негативная диалектика далека от логического исследования противоречивой структуры реальности и конструирования некоего формального "синтеза". Негативная диалектика - не только и не столько теория. Она выполняет функцию прямого "практического" воздействия на сознание индивида. "Великий отказ" Г.Маркузе от всего данного - и элемент философской теории, и форма непосредственного восприятия действительности. Для Маркузе отрицание есть момент развертывания возможностей предмета (" Разум и революция ", 1960). Великий отказ освобож-

429

дает сознание человека для новых возможностей, он готов к "непредвиденному" . Маркузе пытается избавить современного человека от ощущения собственной исчерпанности, "одномерности". К "плоскостному", одномерному пониманию мира и человека привел гегелевский вариант диалектики, внедренный в жизнь: развитие как столкновение двух противоположных начал и дальнейший их синтез. Одно из центральных положений негативной диалектики - отказ от образа мира, зажатого в тиски противоположных начал, отказ от бинаризма. Разум, основанный на черно-белом мышлении, рассекает мир надвое, он становится орудием распада и формой поддержания социальных антагонизмов: две идеологии, два антагонистических класса, две культуры - вот продукты "бинарного" мышления, влекущего мир к разрушению. Диалектика возможностей целостности использует не понятие противоположности, а понятие иного. Конфронтация бытия и небытия заменяется взаимодействием бытия и инобытия. Инобытие - это не единственная возможность, это не просто "нет" это бесконечный спектр всех мыслимых форм жизни. Пробуждение человеческого разума для новых возможностей осуществляется с помощью игры, искусства, любой нерегламентированной формы деятельности.

Диалектический разум может стать основой практического политического отрицания существующего. Неконтролируемый социальный взрыв, катастрофа, в отличие от того мрачного аскетического предприятия, которое до сих пор называлось революцией, пробуждает сознание человека, создает в нем пространство возможного. Революция социально-политическая без революции "интегральной", по мнению Маркузе, бессмысленное предприятие. Интегральная революция - это революция человеческого сознания, отказ от восприятия мира сквозь призму добра и зла, прогресса и регресса, своих и чужих. Революция человеческого воображения - источник и цель любых революционных -изменений, поэтому революция социальная играет вспомогательную роль стимула раскрытия творческих возможностей сознания. Всякий план, программа, стратегия - излишни. Интегрированное сознание сможет найти "иное" - третий путь, свободный от ограниченности классовой конфронтации.

М.Хоркхаймер и ТЛдорно рассматривают негативную диалектику как тотальную критику всей истории человеческой культуры (" Диалектика Просвещения ", 1947). Все беды чело-

430

вечества и отдельного человека имеют своим источником не какие-то внешние обстоятельства. Само человеческое мышление даже в своих истоках есть механизм принуждения [1]. Человек с его рефлексивной способностью, с его практической установкой несет в себе зерна саморазрушения, собственной гибели. Поэтому негативная диалектика - универсальный инструмент анализа, современность - не единственный предмет ее исследования.

Программой Просвещения (просвещения в широком смысле, как господства в обществе рациональных, прошедших через разум форм деятельности) было "расколдовывание мира". Просвещение стремилось разрушить мифы и свергнуть воображение посредством знания. Власть и познание - синонимы. Уже в древности даже всеобщие патриархальные боги Олимпа охватываются философским Логосом, подчиняются ему. Вскоре даже всеобщие философские категории материи, первоначала стали рассматриваться как выражение тайного страха человека перед силами космоса и были отброшены. Просвещение тоталитарно, это торжество человеческой субъективности, не признающей иных авторитетов, кроме самого себя. Возникает некий "оперативный разум" как инструмент овладения природой. Но "мифы, становящиеся жертвой Просвещения, сами являются его же непосредственными продуктами". Стремление к власти лежит не только в основе разума, но и в основе мифа: достаточно вспомнить любой магический ритуал. Просвещение только рационализирует эту человеческую потребность.

Оперативный разум, который лег в основу процесса усиления господства над природой, над себе подобными, над самим собой, есть определенное порождение потребности человека в самосохранении. Однако в целом его торжественное движение в человеческой истории - это процесс, разрушительный для человека. Усиление своей власти люди оплачивают ценой отчуждения от того, на что эта власть направлена. От человека постепенно отдаляется сущность вещей: "Они известны ему в той степени, в какой он способен манипулировать ими" [2]. Возможность самоизменения вещи не интересует властвующего

431

субъекта. Вещи как объекты власти всегда самотождественны, всегда те же самые. Человек "слепнет", теряет возможность увидеть мир в его самобытности, изменчивости, взаимосвязях. Маска господина прирастает к лицу человека, он перестает видеть и самого себя, свои качества, не имеющие отношения к функции власти.

1 Хоркхаймер М. Адорно Т.В. Диалектика Просвещения. М.-СПб, 1997. С. 57.
2 Хоркхаймер М., Адорно Т.В. Диалектика Просвещения. М.-Спб, 1997. С. 21.

Гармония мира, богатство человеческих качеств и взаимосвязей с миром приносится в жертву господству. "Лишенная качеств природа становится хаотическим материалом для всего лишь классификации, а всемогущая самость - всего лишь обладанием, абстрактной идентичностью" [1]. Магии древних все же присуще специфическое заместительство. Принесение в жертву ягненка вместо первенца предполагало наличие чего-то незаменимого в том, кого необходимо "заместить". Они не полностью равны, а только частично. В науке заместительство сменяется полной взаимозаменяемостью. Магическое мышление как форма рациональности все же предполагало существование чего-то иного, не охватываемого его рамками. Поздние формы рациональности изгоняют иное из мысли.

Просвещение перенимает схему мышления мифа, чтобы ее упростить и тем самым разрушить. В самом мифе заложено разделение на субъект и объект, который затем перерастает в пропасть между человеком и природой, считают франкфуртцы. В формах разума проглядывает единство обезличивающей коллективности. Господствует некий тотальный субъект, в котором гаснет все индивидуальное.

Диалектика Просвещения такова, что, паразитируя на мифе, обескровливая миф, уничтожая его, Разум сам погружается в миф. "Тем отречением, которым дух заявляет о своем господствующем положении и прокладывает себе путь обратно в природу, рассеивается его властительная претензия, именно та, которая делает его рабом природы" [2]. "Дело самосохранения постоянно смешивается в Просвещении с "делом свободы". Оперативный разум постоянно выходит за собственные пределы. Но произошла удивительная вещь: Просвещение, взяв под контроль все единичное, предоставило непостигнутому целому свободу наносить ответный удар по бытию и

432

сознанию людей. Оперативный разум - это еще не весь разум. Мышление, находящееся в состоянии философского беспамятства, погружается в систему иллюзий, в миф. "Непостигнутое общее" (социальные потребности, импульсы массового сознания, механизмы образования идеалов) становится основой продуцирования идеологии, массового обмана. Философия сыграла пагубную роль в этом процессе. Выступая обоснованием мощи человеческого разума, утратив традиционное учение о бытии, философия лишила человеческую жизнь опоры - стремления к трансцендентному, которое и есть бесконечная возможность "иного". Тем самым философия санкционировала "одномерность" человека.

1 Хоркхаймер М., Адорно Т.В. Диалектика Просвещения. М.-Спб, 1997. С. 23.
2 Хоркхаймер М., Адорно Т.В. Диалектика Просвещения. С. 57.

Негативная диалектика фактически выражает не логику целостности, но логику распада, саморазрушения, постигнув которую рефлексирующее мышление оказывается способным найти необходимую альтернативу. Негативная диалектика рассматривает современность не с какой-то надсоциальной, вневременной позиции, она отказывается выполнять те функции, которые выполняла философия в "век Просвещения", она сама - часть жизни. Критикуя, отрицая, негативная диалектика уже меняет действительность, пробуждает в ней импульсы к иному, но не может нарисовать точную картину этого "иного": она не может отталкиваться от существующего по принципу "или-или", "иное" сегодняшнему дню - это противоположное ему, оно принципиально непредставимо. Негативная диалектика не есть картина будущей целостности и не метод ее создания; она форма движения к этой целостности. Негативная диалектика подводит разум к непонятийному мышлению, несистемной мысли как адекватной форме движения к иному. Метафора, система ассоциаций, поэтический язык - формы инобытия мысли, к которым подталкивает негативная диалектика. Понимание "негативности" как центрального понятия в диалектике максимально расширяется, с его помощью появляется возможность точек соприкосновения таких достаточно далеко отстоящих друг от друга концепций, как неогегельянство, диалектическая теология, экзистенциализм. "Негативность" диалектики Франкфуртской школы - это состояние постоянной открытости бытию, способность ответить на его " зов ", это отсутствие всякой предзаданности, но одновременно - и нежелание замыкаться в собственной субъективности. В философии XX века начинает складываться образ диалектики, далекий от классического: вместо логики самодвижения Абсолюта диалектика становится выражением смысловой направленности человеческой жизни во всей ее противоречивости.

433

Познание: возможности и границы

Сознание и познание

Человек отличается от любого другого живого существа уже тем, что способен осознавать бытие: способен в субъективной форме воспроизводить мир предметов, состояний, процессов, а также свое отличие от данных ему, находящихся перед ним объектов.

Особенностям субъективного освоения человеком внешнего мира посвящен такой раздел философии, как гносеология (греч. gnosis - познание), теория познания. В современных исследованиях практикуется использование другого, практически равноценного термина при обозначении круга проблем, связанных с теорией познания, - эпистемологии (греч. episteme - знание).

Основной круг вопросов теории познания - истина и способы ее доказательства, многообразие форм познавательной деятельности, структура познавательного процесса, методы познания. Традиционно теория познания изучала только те формы субъективного освоения действительности, явным содержанием которых было получение знания. С этой точки зрения искусство, нравственность, религия не входят в круг предметов, изучаемых теорией познания.

Сходные на первый взгляд понятия "знание", "познание", "сознание" несут в себе существенные смысловые различия. Так, "знание" и "познание" различаются как результат и процесс; иногда понятие "знание" употребляется в более широком смысле, в его содержание входит и характеристика результата, и путь его достижения. Определить содержание понятий "знание" и "познание" крайне сложно, это предельно широкие понятия. Попытка определить, что такое знание, наталкивается на дополнительные трудности: это понятие полисе-мантично, многосмысленно. Так, "знать" что-либо может означать "помнить" или "узнать". "Маска, я тебя знаю", - говорит участник костюмированного бала. Это означает: я тебя

434

узнал. "Я знаю, как написать это слово" означает, что я умею производить определенную операцию. "Я знаю мое сердце и знаю людей", - говорил Ж.-Ж.Руссо. Это означает, что я проник в сущность предмета - открыл основы своей индивидуальности и мою связь с другими людьми. Различные смысловые оттенки слова "знание" в известной степени отражают особенности познавательной деятельности. Познать, знать - это означает и проникнуть в сущность предмета, воспроизвести ее в идеальной форме; и уметь превратить это знание в "план", схему реальной деятельности; и уметь раскрыть содержание отдельного символа, знака, "маски" как необходимого элемента познавательного процесса - опознать, узнать.

Смысл понятия "сознание" заключен в самом слове: "сознание", то есть сопутствующее, сопровождающее знание. В сознании субъекту дан не только объект, но и он сам в противопоставленности объекту. В сознании в свернутом виде заключена и возможность самопознания, и познания особых процедур, связывающих субъект и объект. Сознание - это мировоззренческое образование, имеющее различные аспекты, ступени, формы.

Взаимоотношение сознания и познания исторически осуществлялось в различных формах. В определенные эпохи сознанию отводилась роль орудия, подсобного средства, необходимого для оптимизации познавательного процесса. Но сознание может выдвигаться на первый план, выполняя функции основного регулятора познания, а порой - и источника получения знания.

Проблема взаимоотношений сознания и познания в истории философской мысли разрабатывалась как проблема соотношения рассудка празума. Аристотель, Н.Кузанский, Кант, Гегель стояли у истоков учения о рассудке и разуме.

Рассудок расчленяет, регистрирует, описывает видимое, он, следуя правилам, объясняет и предсказывает, он имеет дело с конечным и обусловленным, он не обращается к "началам" и "концам"; рассудок инструментален. Рассудок оперирует понятиями в пределах заданного образца, нормы. Рассудок - целевыполняющая деятельность.

Разум - это поиск "единства в правилах", это форма теоретического осознания познавательной деятельности. Разум задает нормы, правила, выясняет их "последние" основания, определяет цель познания. Разум истолковывает, оценивает,

435

пытается понять. Разум задает основные регулятивы познавательной деятельности, ее высшие цели, он ценностно-ориентирован.

В современной философии проблема соотношения рассудка и разума существует в форме так называемой проблемы рациональности. Рациональность как разумно обоснованная деятельность имеет несколько значений. Рациональность в сфере научного познания - это степень "фундированности", обоснованности знания, наличие безусловных критериев, позволяющих отделить знание от незнания, науку от ненауки, истину от лжи. Под рациональностью иногда понимают степень согласованности целей и средств, метода и теории. Рациональность рассматривают и как способность объяснения, сведения неизвестного к известному. Рациональность - это и способность воспроизводить предмет или же его отдельные функции для реализации практических целей. Особой формой рациональности является перевод нерационализируемого в данной системе координат в иной, альтернативный мир. Так, например, мифологическое сознание, не подчиняющееся законам аристотелевской логики, может рассматриваться как наделенное особой логикой - логикой партиципации (причастности). Такая форма рациональности возможна на основе релятивизации разума: нет больше единых законов разума, управляющих единственным миром, в котором живет человек. Проблема рациональности вычленяется из общей гносеологической проблематики в связи с обнаружением расхождения разума и бытия, отсутствия единых принципов познавательной деятельности на все времена и для всех народов. Обращение к проблеме рациональности заключает в себе вопрос "как возможен разум", каковы формы и границы его действия. Проблема рациональности относится не только к теории познания, но и к сфере исследования социального бытия. Возникают концепции "культурной самобытности", предполагающие, что каждое общество имеет свою истину, свой разум. Возможно также выявление особой рациональности в различных сферах социальной деятельности - в сфере экономики, политики, культуры.

К настоящему времени сформировались два типа решения проблемы рациональности. Для первого характерно отождествление поля решения проблемы рациональности со специализированной формой познавательной деятельности - с нау-

436

кой. В рамках такого достаточно узкого, специального понимания рациональность рассматривается "формальным" способом, вне соотношения разума с действительностью. Рациональность - синоним упорядоченности, общезначимости, системности, интерсубъективности.

Второй тип решения проблемы рациональности связан с расширением сферы действия "научного разума" - разума, регулирующего научную деятельность. Такая позиция получила название "сциентизм" (от лат. scientio - наука). Сциентизм основан на убеждении, согласно которому особенности познавательной деятельности, характерные для естествознания, являются эталоном для любой формы познавательной активности. Так, например, если обыденное познание не удовлетворяет критериям научности, "работающим" в естественных науках, то его необходимо "онаучивать", подтягивать к эталону. С точки зрения сциентизма философия - лишь "начальная наука". Единственное назначение искусства - решать в образной форме познавательные задачки. В социальной практике сциентизм проявляет себя как стремление организовать жизнь общества на научной основе, ставит задачу научного управления обществом, верит в могущество научно-технического прогресса, стремится с помощью науки, разрешать социальные конфликты.

Антисциентизм - это признание ограниченности сферы влияния "научного разума". Антисциентизм указывает на принципиальную невозможность понять с помощью научно-оснащенного разума феномен человеческой свободы, творчества, индивидуальности. Антисциентизм выступает против понимания научно-технического прогресса как определяющего начала в социальной жизни, выступает против нивелирующего всех единого образа жизни, призывает к возврату к традиционным ценностям, к индивидуально-групповым формам общения, резко возражает против универсализации социальных связей.

Противостояние сциентизма и антисциентизма сложилось в XX веке. К сторонникам сциентизма традиционно относят неопозитивистов, авторов концепций индустриального и постиндустриального общества. Отдельные аспекты философской доктрины марксизма позволяют причислить это направление (с существенными оговорками) к сциентизму. Антисциентистская ориентация воплощена в идеях экзистен-

437

циализма, философии Франкфуртской школы. Приверженцы этих течений усматривают в учении о человеке К.Маркса предпосылки антисциентистских взглядов. Антисциентистская направленность прослеживается в общественных движениях - феминизме, экологическом движении, молодежном движении, отчасти - в идеях неоконсерватизма.

Традиция современного сциентизма имеет прочные корни. Сциентизм присутствует в многочисленных учениях древних о знании и "мнении", в учении о методе нового времени. Сциентистские представления можно обнаружить в утопии Фр.Бэкона "Новая Атлантида". Правда, противоположная традиция в виде самостоятельного течения не оформилась в прошлом. Прообразом взаимоотношений сциентистской и антисциентистской ориентации может служить идея "двойственной истины" - взаимоотношения веры и разума. Теория познания прошлого была "сциентистской", научное познание признавалось в качестве единственно возможной формы познания. Выясняя структуру познания, методы, критерии истинности познания, мыслители имели перед глазами идеал познания как познания научного. Порой конкретизацией этого идеала выступало математическое знание, порой - опытное знание, естествознание. Теория познания и теория науки совпадали.

Мысль о мире (классический образ познания)

На протяжении многих веков развития философии познание рассматривалось как способ проникновения в скрытое, недоступное; проникновения в сущность, в саму основу бытия. Познавательная задача была и бытийной задачей: познание - это "прикосновение" к самой сути мира - по мифологическим законам уже было вхождением в мир абсолютного бытия. Поэтому "сокрытость" бытия, наличие завесы, скрывающей от человека суть вещей, было исходной предпосылкой познания. Отсюда - и признание возможных ошибок, заблуждений, градация видов знания по степени приближения к сути вещей, по степени нашей уверенности в достоверности, доказанности знания: выделение "знания" и "мнения". Мнение - знание недостаточно обоснованное, являющееся результатом некритического усвоения опыта, полученное чувственным путем или с помощью "авторитетов". Мнение - это знание, на которое повлияли неверные исходные установки, иллюзии, порожденные чувственным или эмоциональным жизненным опытом.

438

Некоторые философы считали крайне трудным, часто невозможным открыть завесу, скрывающую подлинное с помощью неподлинного, видимости. Обращаясь к проблеме познаваемости мира, отечественные философы часто используют термин "агностицизм" (греч. agnostos - недоступный познанию), стремясь выделить теории, отрицающие познаваемость чего-либо. Однако использовать этот термин можно с определенными оговорками. Термин "агностицизм" ввел английский естествоиспытатель Т.Гексли в 1859 году. Этим термином он обозначил неверие ученого, опирающегося на опытное знание, в существование тех "сущностей", которые не даны нам в опыте, - Бога, объективной реальности, бессмертия души. Представители философии марксизма несколько видоизменили понимание агностицизма, стали рассматривать его прежде всего как учение о непознаваемости материального мира в его объективных, не зависящих от человеческого опыта характеристиках. Агностицизм как учение о невозможности получения достоверного знания (истинность которого обоснована, доказана) о "метафизических" сущностях был свойствен Д.Юму, И.Канту, в известной степени - Дж.Беркли. Критика традиционной метафизики стала важной частью программы позитивизма. В настоящее время термин "агностицизм" употребляется в основном в трудах отечественных философов. Западная интеллектуальная традиция использует данный термин для характеристики особого отношения человека к Богу; при анализе философских концепций прошлого, авторы которых были непосредственно вовлечены в обсуждение вопроса о непознаваемых сущностях.

Более общеупотребительным, хотя и более неопределенным и широким, является такое понятие, как скептицизм - признание в той или иной степени относительности нашего знания, сомнение в возможности получения абсолютно достоверного знания. Скептицизм может выступать в форме античного скептицизма, "пирронизма", с его тезисом воздержания от суждений всякого рода или же признанием возможности достижения только правдоподобного знания - в форме особой, цельной жизненно-ориентирующей философии. Скептицизм может быть одним из аспектов философских учений или внеш-

439

ней формой их выражения. В средневековой философии скептицизм уже не касается центрального положения средневековой доктрины - бытия Бога, однако является необходимой формой отношения человека к себе, возможностям собственного познания. Само существование человека в его ограниченности, "человечности" удостоверяется его ошибками и сомнением. М.Монтень, представитель позднего Возрождения, делает скептицизм средством не столько познания, сколько формой, в которую он облекает свои переживания, сопровождающие процесс познания и самопонимания. Для представителей философии нового времени, прежде всего для Р.Декарта, скептицизм в форме методического "универсального сомнения" составляет средство утверждения разума в своих основах. Постепенно скептицизм из критики возможностей познания вообще превращается в критику познавательных возможностей разума, рационального познания, расчищая путь философии жизни, интуитивизму, экзистенциализму. Суть скептического мироощущения очень точно выразил Д.Юм: "...убеждение в человеческой слепоте и слабости является результатом всей философии; этот результат на каждом шагу вновь встречается нам, вопреки всем нашим усилиям уклониться от него или его избежать" [1].

1 Юм Д. Соч. в двух томах. Т. 2. М., 1966. С. 33.

Скептицизм в современной философии приобретает форму критицизма. И.Канта можно назвать первым философом, осознанно ставшим на позиции критицизма. Критицизм - сложное понятие; если коротко попытаться определить его содержание, то можно сказать, что это "неприятие безусловного". Критицизм становится общей характеристикой познания, которое не занимается "переоценкой ценностей", но открывает те способы, с помощью которых для нас существует любое, самое фантастическое явление. Он не ищет общего основания для всех многообразных духовных феноменов, а пытается выяснить собственное основание для каждого класса явлений. Критицизм всегда начинает с вопроса "как возможно?" (искусство, наука, человек, Бог, смерть, бессмертие, свобода). Критицизм ничего не отвергает и ничего не навязывает, он сопоставляет и анализирует без заранее установленного масштаба. Раскрывая человеку основы его собственной познавательной активности, он оставляет ему возможности выбора.

440

Критицизм существует в различных формах (эмпириокритицизм, критический реализм, критический рационализм, философия Франкфуртской школы, постмодернизм).

В познавательных концепциях нет единообразия. В рамках классического образа познания можно выделить различные традиции (эмпиризм и рационализм), спор идет о критериях истины, о структуре познавательного процесса, о методах познания. Вместе с тем существует целый ряд особенностей, которые позволяют говорить о целостном образе познавательной деятельности, который можно назвать "классическим". В рамках этого образа познания, этой познавательной традиции были сформулированы основные проблемы теории познания, основные подходы к их решению, имеющие достаточное число сторонников в наше время.

Прежде всего, процесс познания рассматривается как взаимодействие субъекта (того, кто познает) и объекта (того, что познается). Стороны этого взаимодействия вполне определенны, их контуры строго обозначены. Существуют различные способы установления взаимоотношений субъекта и объекта.

В одном случае философская традиция изначально задает сам объект познания. Объект уже сам определяет и направление поисков познающего субъекта, и его особенности, и сам характер познавательного процесса - связи субъекта и объекта. Так, в платоновском учении о познании объект подлинного знания, а не "мнения" изначально задан его же теорией - это мир идей, неподвижных идеальных форм. Объект определяет особенности субъекта познания - носителя "разумной души", обитательницы мира идей. Задан и сам процесс познания, который предстает как узнавание, воспоминание души о контакте с миром идеальных форм. В гегелевской концепции познания субъект не является неподвижным, а познание не является простым узнаванием-созерцанием умопостигаемой сущности. Познание - активный процесс, осуществляемый деятельным, саморазвивающимся субъектом. Однако и его деятельность предопределена, задана заранее объектом познания - Идеей. Субъект внутренне родствен, причастен объекту, между ними нет пропасти, они части единого мирового целого, поэтому процесс познания - это одновременно и бытийный процесс, один из способов установления мировой целостности. При всем различии исходных мировоззренческих установок концепция материалиста Демокрита базируется на той же познавательной

441

схеме. Демокрит рассматривает познание как вхождение в человеческие органы чувств материальной невидимой копии предмета. Объект родствен субъекту, они обладают той же атомной структурой. В этой традиции объект как бы сам идет навстречу субъекту, он открыт ему, его познавательной активности. Познание становится возможным, завеса видимости падает, если мы осознаем нашу родственность объекту.

Другая познавательная традиция связана с философией нового времени. В этом случае теория познания ориентирована на субъект познавательной активности. Однако это не "эмпирический субъект" - конкретный человек, наделенный привычками тела, обладающий неповторимым душевным строем. Это "чистый субъект", субъект как носитель особым образом устроенной познавательной способности, субъект, в котором нет никакого иного желания, кроме желания знать, никаких иных достойных внимания способностей, кроме способностей познавательных. Субъект познания также изначально " задан ". Это особая познавательная природа человека: способность ощущать, воспринимать мир и способность мыслить. Концентрируясь на субъекте, классическая познавательная парадигма предполагает, что основные структурные образования внутреннего мира являются и фундаментальными характеристиками мира как объекта. Именно анализ познавательных способностей субъекта, а не погружение в стихию опытного знания даст нам ключ к исследованию объекта. "...Единственный способ, с помощью которого мы можем надеяться достичь успеха в наших философских исследованиях, - писал Д.Юм, - состоит в следующем: оставим тот тягостный, утомительный метод, которому мы до сих пор следовали, и, вместо того чтобы время от времени занимать пограничные замки или деревни, будем прямо брать приступом столицу, или центр этих наук, - саму человеческую природу; став, наконец, господами последней, мы сможем надеяться на легкую победу и надо всем остальным" [1]. Субъект несет в себе основные объективные характеристики. Соответственно, процесс познания представляет собой удивительно согласованное взаимодействие субъекта и объекта. В субъекте все рассчитано на воспроизведение в своих структурах универсального мирового порядка. Мир в своей сущности функцио-

442

нирует по умопостигаемым законам. Такая "прозрачность" субъект-объектных отношений, их взаимное движение навстречу друг другу характерно не только для рационализма (Декарт, Кант), но и для эмпиризма (Локк, французские материалисты). Даже если человек видит в ощущении основной канал, связывающий нас с миром, он способен отличить ощущения, несущие знание о фундаментальных свойствах вещей, от тех, которые не заключают в себе ничего, кроме видимости. В этом случае подключается рациональная способность, которая очищает наш чувственный опыт от всего обманчивого, делает его общезначимым. В этом случае процесс познания - это не просто узнавание или воспоминание. Процесс познания может быть представлен как воспроизведение (отражение) или конструирование. Это конструирование, однако, лишено произвольности, оно определено особенностями человеческой природы, привычками, априорными (доопытными) познавательными структурами. Это конструирование мира из известных деталей, отсюда и результат будет с определенными ожидаемыми свойствами. Классическая модель познания - это "игра по правилам", с минимальным риском, без фатальных неожиданностей.

1 Юм. Д. Соч. в двух томах. T. 1. M., 1966. С. 81-82.

Можно выделить еще одну особенность классической модели познания. Сам характер использования познавательных инструментов и их соответствие объекту критически оцениваются из какой-то особой "вненаходимой" точки. Сознание способно осознать познавательные акты, оценивать их познавательную ценность. Это делает познание преднамеренным, осознанным, контролируемым, поддающимся воспроизведению. Мыслящее "я" познает и одновременно контролирует свое собственное познание.

Существует еще одна традиция в изучении познавательного отношения, которую с известными оговорками также можно отнести к классической модели познания. Предыдущие исследования исходили из единства структуры субъекта и структуры реальности, которое удостоверяет контролирующая инстанция - деятельность сознания, сопровождающая все познавательные акты. Возможна и "сплавляющая рациональность", которая исходит из понимания знания не как отражения, узнавания или конструирования, но как объективированного взаимодействия субъекта и объекта. В рамках этой концепции невозможно расчленить результат познания на "следы" объекта и "следы" активности субъекта, но возмож-

443

но найти другое основание для оценки результатов познания. Познание есть "свернутая" форма человеческих предметных действий в мире, а не мира в его объектных характеристиках. Одной из разновидностей такого рода модели познавательной деятельности можно назвать марксистскую теорию познания. Ей присущи черты классического образа познания. Присутствует контролирующая инстанция - самосознание, устанавливающее связь не между субъектом и объектом, но между "внутренней" деятельностью и деятельностью внешней. Познанию присущи черты общезначимости и всеобщности. Достаточно вспомнить слова В.И.Ленина, что фигуры логики есть миллионы раз повторенные на практике предметные зависимости. Вместе с тем, поскольку человеческая предметная деятельность как сущность познания помимо всеобщих характеристик имеет еще и исторически конкретные особенности, в данную концепцию вкрадывается серьезное противоречие: с одной стороны, всеобщность познавательных структур, с другой - их историзм. Сам характер обоснования знания - ссылка на предметную деятельность, практику - вносит в теорию познания элементы релятивизма. Однако определенный культурно-исторический релятивизм в теории познания марксизма не стал основой радикального познавательного релятивизма. Базируясь на уверенности, что "природа не может обманывать", данная концепция рассматривает познавательную способность как обусловленную потребностями функционирования биологической, а затем и социальной форм движения материи. Познание в его всеобщих характеристиках, как "родовая" деятельность, в основе своей имеет "орудийную логику", логику трудовой деятельности. "Родовая" деятельность протекает в конкретной социально-исторической форме, которая может оказывать стимулирующее или "помрачающее" влияние на процесс познания, на степень проникновения в "сущность", на многосторонность познания, его обоснованность. Избавиться от культурно-исторической ограниченности нельзя, она становится естественным фактором детерминации познавательного процесса, с некоторыми явлениями нельзя знакомиться иначе, как в той форме, в которой они являются человеку определенной эпохи. Однако образ полного и законченного знания и образ совершенного субъекта познания все же сохраняется в теории познания марксизма. В неопределенном будущем возможно радикальное изменение и объекта, и субъекта по-

444

знания. Общество, изжившее внутренние антагонизмы, находящееся в счастливом единении с природой, становится таким объектом познания, который готов открыть себя, все богатство своих связей человеку. Объект познания уже не производит объективных оснований для иллюзорных форм знания, он "прозрачен" для развитого познающего субъекта. В свою очередь, субъект, преодолевший классовую, национальную и индивидуальную ограниченность, становится поистине всеобщим субъектом познания. "Сплавляющая рациональность" марксистской теории познания все же несет в себе ту же схему законченных объекта и субъекта познания, которая становится ясна только в неопределенной временной проекции.

Другой разновидностью данной модели познания является эволюционная эпистемология. Идеи эволюционной (генетической) эпистемологии разрабатывались швейцарским психологом Ж.Пиаже. Идеи эволюционной теории науки прослеживаются в наследии К.Поппера. Сторонниками этой концепции являются К.Лоренц, Э.Ойзер, Г.Фоллмер (Германия).

Ж.Пиаже рассматривал познание как особую форму структурирования отношений между средой и организмом. Познавательно-интеллектуальная деятельность представляет собой совокупность операций, которые являются интериоризованными (помещенными "внутрь" субъекта) действиями. Задача познания - равновесие между средой и организмом, отсюда общность всех познавательных структур, складывающихся в относительно сходных условиях. Принципиальных различий в познавательной деятельности человека и животного нет. По словам К.Лоренца, познавательный аппарат человека и движения инфузории в принципе построены по одним законам. Человеческий интеллект стремится к равновесию со средой в ее всеобщих характеристиках, он стремится "ассимилировать всю совокупность действительности... и аккомодировать к ней действие, которое он освобождает от рабского подчинения изначальным "здесь" и "теперь" [1].

Другой сторонник этого направления, Г.Фоллмер, стоит на позициях "гипотетического реализма", он считает, что "субъективные структуры у всех людей в сущности одинаковы" [2], они поставляют "соразмерные реконструкции реальных

445

объектов", поскольку они проверялись на опыте миллионы лет. Познавательная деятельность - это адаптивная деятельность, которая сформировалась в относительно общих условиях на протяжении длительного эволюционного развития. Устойчивость этих факторов позволяет оценить результаты познания с точки зрения объективности, позволяет различать и сравнивать познание ребенка и взрослого, улавливать индивидуальные различия в познании, различия, связанные с условиями жизни и деятельности. Сам носитель познавательной активности способен пользоваться результатом познания как совокупностью приспособительных актов к среде, "операций", если он осознает их, способен пользоваться ими как инструментом, применять к объектам различного рода. То есть сознание человека удостоверяет одинаковость, инвариантность познавательных процедур, примененных к различным объектам, оно способно сравнивать, различать, оценивать. Сознание оказывается необходимым элементом познания как формы приспособления к среде. Оно как бы "внутри" познания, но в то же время берет на себя внешние оценивающие функции.

1 Пиаже Ж. Избранные психологические труды. М., 1969. С. 68.
2 Фоллмер Г. Эволюция познавательных способностей. // Возможности и границы познания. Под ред. Г.Г.Кириленко. М., 1995. С. 58.

Указанные общие особенности классического образа познания являются основой классического идеала научности. Научное познание естественным образом становится высшей формой познания, все иные виды познавательной деятельности оцениваются с позиций близости или удаленности от этой самой совершенной формы познавательной деятельности.

Прежде всего, научное познание должно быть достаточно хорошо обосновано. По мнению Г.Лейбница, любое научное положение должно иметь опору в опыте, в законах мышления, не должно противоречить уже обоснованным положениям науки, должно быть объяснено с помощью более общих положений, вписано в существующее знание и т.п. Другими словами, знание должно покоиться на надежном фундаменте. Таким образом, фундаментом может быть чувственный опыт, идеи разума или же их сочетание. Эта позиция носит название фундаментализма. Внимание к поиску исходных, базисных элементов знания привело к разработке проблемы соотношения чувственного и рационального, эмпирического и теоретического в познании.

Чувственные данные связывают человека с окружающим, это "первичный канал" связи с миром. Простейший элемент чувственного опыта - ощущение. Пять типов ощущений со-

446

ответствуют пяти органам чувств. Ощущения сигнализируют нам об изменениях внешней среды: "горячо", "холодно", "сладко", "горько". Входя в состав целостных чувственных образов, ощущения становятся основой восприятия отдельных свойств предметов. Чувства человека не видоспецифичны, не приспособлены к улаживанию особо важных для человека изменений внешней среды (как, например, ультразвуковой "эхолот" у рыб и дельфинов). Человек даже может развиваться, познавать мир без опоры на зрительные или звуковые ощущения. Тем не менее зрительные ощущения, как показывают исследования, наиболее важны для человека как существа социального, включенного в познавательные и коммуникационные процессы, осуществляемые в знаковой форме.

Восприятие - это целостный чувственный образ предмета, результат синтеза различных типов ощущений. Важной чертой представления является отделенность чувственного образа от наличной ситуации. Есть различие в том, когда я вижу своего друга (воспринимаю) и представляю себе его образ, даже когда его нет со мной. С помощью представлений человек комбинирует восприятия, трансформирует их, видоизменяет.

Условие и переработка чувственного опыта - достаточно сложный процесс. В чувственном образе уже незримо присутствует его соотнесенность с прообразом - предметом внешнего мира. Чувственный образ, особенно представление, несет в себе способность к распознаванию различия и сходства предметов, составляющих основу его образования. Любой чувственный образ рационально "нагружен": мы видим, слышим, осязаем сквозь призму наших воспоминаний, пристрастий, знаний. В чистом виде, вне рациональных форм, чувственность не присутствует в нашем познании.

Представители эмпиризма считали, что только чувственный опыт обладает достоинством непосредственной достоверности. Одним из ярких представителей эмпиризма был Дж. Локк. На первых порах развития неопозитивизма его приверженцы декларировали безусловную фундаментальность чувственного опыта, зафиксированного в так называемых "протокольных предложениях" или "суждениях восприятия": "это - красное".

Рационализм (Р.Декарт, Г.Лейбниц) декларировал приоритет рационального знания, которое является фундаментальным в силу своей всеобщности, самоочевидности, врожденности или априорности. На этом фундаменте строится (выводится с помощью дедукции, но используя и индуктивные методы) все здание науки.

447

Если чувственное познание - непосредственно, то рациональное, логическое знание носит опосредованный характер, оно соприкасается с внешним миром с помощью различного рода посредников - чувственно воспринимаемых вещей (слов, орудий, жестов). Основной формой рационального познания является понятие. Любое понятие - результат обобщения и абстрагирования: выделяются общие признаки в совокупности различных предметов, происходит абстрагирование от других признаков. Понятие - это всеобщая форма познания, оно отражает общее не только в отдельных предметах, но и в отношениях между ними ("высокий", "узкий" - фиксация общего в свойствах тел; "дом", "человек" - фиксация общего в предметах; "отталкивание", "упругость" - фиксация общего во взаимодействии с предметами). Суждение и умозаключение - формы движения понятий. Суждение есть связь понятий, а умозаключение возникает в результате соединения суждений. Понятие не может предшествовать во времени образованию суждений и умозаключений. Напротив, понятие синтезирует отдельные разрозненные суждения о вещах в новое единство, поэтому понятие в широком смысле сложнее по всей структуре суждения и умозаключения. Собственно, понятие о предметах есть теория предмета. Познание всегда выделяет свойства, признаки предмета, подводит итоги познания предмета, переходит от одного знания к другому. Понятие, суждение и умозаключение и есть рациональная форма решения этих познавательных задач: суждение служит для строгой фиксации определенного результата в движении мышления; понятие есть форма синтезирования знания; умозаключение есть форма движения от одних суждений и понятий к другим, оно выражает процессуальность мышления.

По форме познание всегда является мышлением, оно всегда рационально по форме, выражает себя в форме суждений, пользуется понятиями. Чувственность также является необходимым моментом формы познания, поскольку мышление пользуется системой чувственно-воспринимаемых знаков - языком.

448

Исследователи науки, даже находясь в рамках классической парадигмы научного познания, давно признали, что фундаментализм в теории познания не требует обязательного выделения двух ступеней познания - чувственной и рациональной. В теории научного познания это деление трансформируется в концепцию уровней познания - теоретического и эмпирического. Эмпирическое и теоретическое различаются по ряду характеристик. На эмпирическом уровне познания объект фиксирован со стороны его внешних проявлений. Ведущей логической формой выражения эмпирического знания является суждение, констатирующее факт, или система суждений, описывающих явление. Эмпирическое знание как бы "скользит" по поверхности явлений, слабо вписано в общую картину мира. Основное содержание эмпирического знания получено из опыта, рациональна в данном случае прежде всего сама форма знания.

Теоретическое познание обращается к существенным закономерностям исследуемого предмета. Завершением научного теоретического познания является создание теории. Рациональное в данном случае не просто внешняя форма фиксации результатов опыта, но основание и средство получения знания.

Объединение чувственного и рационального оснований знания в формах теоретического и эмпирического не ставит под сомнение фундаментальность, надежность их, поскольку они утратили свою видимую автономность в реальном процессе научного познания. Чувственное и рациональное, как видно из сказанного, мысленно отделены друг от друга, они не утратили разграничительных признаков, поэтому классический идеал рациональности не страдает от такого рода уточнения.

В соответствии с избранным фундаментом знания философы определяли и нормативные характеристики познания, которые искали в конкретном типе научной деятельности. Рационализм видел в качестве такого нормативного знания математическое знание. Недаром Спиноза "одел" свою "Этику" в одежды геометрии. Математическое знание, по мнению Декарта, Лейбница, должно стать прообразом и реальным основанием "универсальной науки". В математике привлекала непреложность выводов, независимость от зыбкой сферы опыта, ясность и логичность.

Сторонники эмпиризма усматривали идеал научности в опытном естествознании - механике, физике, химии, опирающихся на наблюдение и эксперимент. Физическое знание

449

основано на реальности, а не на себе самом, как математика. Опытное знание способно не только объяснить, но и предсказывать, быть основой технического знания. Возникают идеи "социальной физики", рассматривающей общество как объект приложения физического знания. Стремление выработать универсальные нормы научного познания, до которых необходимо "дотягивать" реальное многообразие научного знания, есть не что иное, как редукционизм, сведение к одному научному стандарту разнообразных типов научного исследования. Редукционизм - еще одна характерная особенность классического образа науки.

Еще один важный принцип классического образа научности заключается в требовании истинности научного познания. Это очень "сильное" требование к результату познания, оно прямо вытекает из классического образа познания: неизменности основных компонентов познания - субъекта и объекта, "заданности" принципов их взаимоотношений, наличия особой регулятивно-оценивающей инстанции - сознания. Истина должна одновременно быть и характеристикой отдельного научного положения (она как бы "заложена" в принципах взаимоотношения субъекта и объекта), и регулятивом познания - его целью, идеалом. Регулятивная функция истины также заложена в классическом образе познания (сознание как вненаходимая оценивающая инстанция, постоянно направленная на процесс познания, содержит в себе и критерии оценки знания, его нормы и цели).

Истина как ценность была не только регулятором мысли, но и жизни: "Платон мне друг, но истина дороже". Гибель Джордано Бруно на костре - тоже жертва во имя истины, ставшей жизнью. Любая политическая борьба одушевлена верой в истинность отстаиваемых противоборствующими силами идей. В этом случае истина становится истиной-верой, истиной-правдой. Однако истина как только регулятив познания становится пустой и бессодержательной в оторванности от истины как формы существования актуального знания: нельзя верить в то, чего нет, стремиться к тому, что никогда не произойдет.

Автором классической концепции истины является Аристотель. Согласно ему, истина есть соответствие наших знаний действительности. Это так называемая теория корреспонденции, соответствия. В рамках теории корреспонденции в зависимости от того, как понимается это соответствие, возникают различные модификации, очень непохожие друг на друга.

450

Чаще всего под "соответствием" понимается процесс "отражения" - воспроизведения особенностей одного предмета в структуре другого. "Отражение" - это скорее метафора, схватывающая суть процесса: смотря в зеркало, я вижу нечто, и благодаря своей "самоудостоверяющей инстанции" - сознанию - устанавливаю связь, соответствие между мной и этим изображением. Установление соответствия, следовательно, уже предполагает дополнительное условие - наличие сознания: уж слишком различны элементы "отражения" - материальный мир и идеальная способность человека.

Соответствие, следовательно, может определяться как воспроизведение познавательными структурами объективной реальности - но тогда сознание приобретает черты абсолютного арбитра, абсолютной удостоверяющей инстанции. Соответствие может быть понято как соответствие чувственного - рациональному, или наоборот, что, однако, нереалистично ввиду их тесного переплетения. Соответствие может рассматриваться как соответствие одних утверждений другим, но при этом "истинность" становится формой условного соглашения, критерий теряет фундаментальность. Легче всего с этими трудностями справляется теория "сплавляющей рациональности", теория деятельности, где соответствие есть соотношение внешних и внутренних операций. Трудность представляют утверждения, которые носят всеобщий характер (" в мире царит случай" или "все имеет свою причину").

Среди указанных выше интерпретаций истины как соответствия следует обратить внимание на теорию когеренции (согласованности) одних частей знания с другими, части с целым. Когеренция может быть внутри одной теории, внутри данной отрасли знания; это понятие может быть применено и при оценке степени ассимилированности, вписанности знания в познавательные результаты эпохи. В фундамент познания тем самым вводится культурно-исторический, релятивный момент, что уже выходит за рамки классического идеала научности.

Теория прагматизма отождествляет истину с пользой для человека. Марксистская трактовка истинности несет в себе элементы прагматизма, однако не исчерпывается этим, являясь попыткой соединить этот критерий с критерием корреспонденции и когеренции.

451

Истинность в качестве основной характеристики обоснованности знания должна быть присуща каждому отдельному научному положению. Такое требование создает большие трудности. Марксистская теория познания, которая пыталась соединить фундаменталистский подход с идеей культурно-исторической обусловленности знания и его социально-прагматической направленностью, продемонстрировала эти трудности в полном объеме.

"Абстрактной истины нет, истина всегда конкретна", - писал В.И.Ленин [1]. Что в данном случае понимается под "конкретностью"? Очевидно, всесторонность анализа объекта, вписанность данного знания об объекте в систему существующих знаний о мире, практически-преобразующая нацеленность знания. Соблюдение этих условий предполагает "двойной стандарт" оценки знания: знание то ли полностью соответствует действительности, то ли - социально-историческим условиям своего функционирования. Соблюдение всех этих условий в полном объеме (а не в тенденции) делает данное знание абсолютной истиной в полном объеме - полным, исчерпывающим знанием предмета в его существенных характеристиках. Однако с точки зрения марксистской теории человеческое знание и абсолютно и относительно одновременно, абсолютное знание может выступать только в качестве регулятивной идеи, либо в качестве инварианта познания, некоего "абсолютного осадка", остающегося после всех форм манипуляций со знанием, всех исторических трансформаций. Остается только гадать, кто, какая абсолютная инстанция "взвесит" этот абсолютный осадок и когда это произойдет? Идея единства абсолютности и относительности истины, понятая буквально, в смысле классического фундаментализма, полностью стирает все различия между знанием и заблуждением. Однако с большой долей уверенности можно утверждать, что марксистская теория познания все характеристики истины оценивает как чисто регулятивные, она давно вышла за рамки классического образа науки, встав на путь социально-культурного релятивизма. Между тем независимость от социально-культурных факторов - важнейший принцип классического идеала научности.

1 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т.42. С. 290.

452

Мысль в мире (Современные проблемы познания)

Классический образ познания, как мы видели, уже заключал в самом себе противоречия, развитие которых должно было привести к кризисному состоянию. Так и произошло. Ясные контуры субъектно-объектного отношения начинают колебаться. Кажется наивной идея проникновения в "сущность" объекта. Не меньшие сомнения вызывает мысль о "прозрачности" субъекта познания, его "конечности". Нереалистичной представляется и так долго внушавшая оптимизм идея о чудесной слаженности, согласованности структур объекта и субъекта: "нет субъекта без объекта и объекта без субъекта". Субъект ищет в мире только то, что может и хочет найти, и одновременно знает, что он может и хочет; он открыт сам для себя, ибо он - чистая познавательная способность. Подвергается сомнению и бесстрастие оценивающей инстанции - сознание. Претензии на безусловное в сфере познания окончательно отвергнуты. Мы движемся в сфере обусловленного, в мире "поверхностей", мы запутались в той завесе, которая скрывает от нас подлинный мир. Фундаментализм уступает место тотальному критицизму .Одним из источников кризиса основ классического образа познания и одновременно - его обоснованием явились идеи Э.Гуссерля (1859-1938). Гуссерль, идя по пути декартова очищения нашего внутреннего мира от примеси эмпирии, обнаружил не мир чистого сознания, но мир первичного, нерефлективного, мир верований, где "я" неотрывно от собственной телесности, мир очевидностей обыденного сознания, жизненный мир. Жизненный мир не имеет строгих контуров, четкой смысловой структурированности, он не тематизирован, не отделяет себя от объектив-ой реальности. Именно в нем, считает Гуссерль, необходимо искать обоснование научному знанию. Обнаружение в основе человеческого бытия не нивелирующей, обезличивающей познавательной инстанции, чистого сознания, а волнующего в своей неопределенности жизненного богатства открывает бесконечные возможности для последующих "тематизаций". Использование понятия жизненного мира поможет понять истоки отдельных специализированных видов деятельности, прежде всего - науки, истоки различия отдельных социальных коллективов, социальных групп, наций. Выявление исходных структур жизненного мира в каждом из этик образований позволит философии решать свою собственную "бесконечную задачу" - строить смысловой универсум.

453

Введение понятия жизненного мира как исходной жизненной реальности в методологию изменяет представления о соотношении теоретического и эмпирического, корректирует представления о критериях научности теории, расширяет основу для исследования предпосылок научного творчества. Научная истина восходит к донаучным знаниям, научное открытие неотделимо от характера жизненных установок, скрытого голоса тела: наука "вписывается" в человеческую деятельность, рушатся все классические утопии чистого, беспредпосылочного, избавленного от предрассудков познания.

Анализ жизненного мира предполагает процедуру деконструкции. Деконструкция включает анализ "разложения" исходной жизненной реальности и возникающих на ее основе частичных жизненных миров; выявление горизонтов каждого из них: скрытых, подавленных в данный момент смыслов, возможностей связи между ними. В основе всех видов специализированной познавательной деятельности - науки - находится не прочный фундамент безусловного знания, но противоречивый "жизненный универсум". Философия выходит на первый план в деле выяснения связи истоков науки с научно-теоретическим познанием, она становится между жизненным миром и наукой, становится языком безъязыкой повседневности, поводырем слепой очевидности. Введение в культурный обиход понятия жизненного мира разрушает все претензии фундаментализма, редукционизма, социально-культурной нейтральности научного познания. Научное знание предстает жизненно-обусловленным и социокультурно истолкованным с помощью философии. Жизненный мир лишает науку единообразия, открывает возможности сосуществования различных конкурирующих теорий, человеческие интересы врываются в науку, делают ее человечески ориентированной. Естествознание и математика уже не являются эталоном научности. Происходит так называемая плюрализация научного знания, разрушение представлений о науке как едином и связном целом. Особенности гуманитарного знания, знания нестрогого, не отвечающего критериям достаточной фундаментальной обоснованности, становятся предметом пристального внимания. Восстанавливается в правах не только гуманитарное знание, реабилитируется философия, даже многообразные формы вне-

 

454

научного знания на широком фундаменте жизненного мира получают известные права в мире знания. Обыденное познание, традиционные образы мира, мифопознание, мистика, астрология уже не отделяются стеной фундаментализма и редукционизма от науки, они сосуществуют с ней, взаимодействуют, даже влияют на нее.

Антифундаментализм и плюрализация знания - существенные черты современного состояния познания. Понятия, которые составляли арсенал классически-фундаменталистского образа научности, претерпевают операцию "заключения в кавычки". Для современной науки существуют и реализм, и опыт, и научный прогресс, но лишь в условном, специальном смысле, эти понятия утратили свой безусловный характер, стали "техническими". Так, "реализм" для И.Лакатоса, одного из представителей постпозитивизма, означает не признание незыблемости данных опыта, но лишь "эмпирически прогрессивный сдвиг проблемы" - возможность предсказания новых фактов в рамках исследуемой теории. Но это не означает, что теория каким-то образом "соответствует" действительности, этот вопрос не обсуждается вообще. Научные факты в его концепции - лишь условно принятый в качестве "непроблематичного" фон познания, определяемый другими теориями, "прогрессивность" которых в данный момент не является предметом обсуждения.

Опыт - уже не подтверждающая, но критическая инстанция, с помощью опыта выявляются недостатки теории, опыт не обосновывает, но опровергает, являясь стимулом движения теории. Такое отношение к опыту получило название фаллибилизма (от англ. fallible - подверженный ошибкам, ненадежный). Теория пытается сохранить себя, следуя внутринаучным критериям - стройности, строгости вывода частных предположений из общих, составляющих "жесткое ядро", согласованности своих положений. Однако и эти формы обоснованности знания отступают под напором жизни: появление множества фактов, которые трудно объяснить в рамках данной теории, соблюдая внутринаучные критерии обоснованности, ведет к созданию "предохранительного пояса" рабочих гипотез, гипотез ad hoc ("по случаю") вокруг "жесткого ядра" исследовательской программы. Увеличение числа рабочих гипотез, создание таких гипотез по каждому отдельному новому факту служит косвенным доказательством того, считает И. Ла-

455

катос, что теория утратила свою научную эффективность, ее объяснительная и предсказательная сила убывает, теория должна сойти с научной арены.

Ни один из элементов, составлявших ранее фундамент хорошо обоснованного научного знания, уже не может выступать в качестве достаточного основания для оценки теории в качестве истинной или ложной; понятие истинного знания уходит из науки, оставляя вместо себя понятие научности.

Утрата наукой безусловного фундамента, расширение критериев приемлемости научной теории является необходимым условием плюрализации научного знания. Другой предпосылкой плюрализации является признание связи науки с очевидностями жизненного мира. На этой базе вырастает так называемый "эпистемологический анархизм" П.Фейерабенда. Фейерабенд сознательно выступает против классического образа познания. Классическая установка, по его мнению, заключается в следующем: "рационалистически упростить процесс познания, упрощая самих участников этого процесса, строго определить область исследования и отделить ее от остальной истории". Вместе с тем, полагает Фейерабенд, человеческие склонности, интересы, идеологические влияния играют более значительную роль в росте нашего познания и науки, чем обычно считают [1]. Поскольку критерии научности позволяют сосуществовать в одно время различным конкурирующим теориям, то, считает Фейерабенд, следует отказаться от предрассудков классической познавательной доктрины, надо решиться сказать: " все дозволено", сделать науку открытым выражением человеческих склонностей, желаний, слабостей, открыто связать ее с жизненным миром.

1 Feyerabend P. Against Method: Outline of the anarchistic Theory of knowledge. // Minnesota studies. 1970. Vol.4. P. 20, 24.

Эту функцию должна взять на себя философия. Философия, по мнению Фейерабенда, должна нейтрализовать пагубные тенденции к косности, абсолютной устойчивости, нормативности науки. Философия должна связать науку со всей человеческой деятельностью, проблема внутренних и внешних факторов развития науки для нее бессмысленна. Она - результат той путаницы, которая возникла при интерпретации философии как строгой науки и философии как ненауки. Философия как свод твердых правил перестала быть философией.

456

Подлинная "метафизика" - это осознание открытости любой теории, а не увековечивание ее. Изменение философских норм - не иррациональный процесс. Это изменение жизненных установок, форм человеческой деятельности, выражением которых является философия. Программы реабилитации метафизики как важного фактора эволюции научного знания - еще одна черта неклассического образа науки. Социальные факторы входят в науку не непосредственным путем, через философские образы жизненного мира. Реабилитация метафизики и признание социально-культурной обусловленности научного знания - взаимосвязанные особенности неклассического образа познания. Эпистемологический анархизм - не прямой призыв к вседозволенности в познании, это своего рода метафора, за которой скрывается критицизм как ведущая характеристика нового типа рациональности: "Зрелая наука объединяет две очень различные тенденции, которые часто бывают разделены, традицию плюралистического философского критицизма и более практическую, которая развивает лишь потенции данного материала, не останавливаясь на проблемных ситуациях" [1]. Хотя Фейерабенд и утверждает в духе критики репрессивности современной культуры, характерной для Франкфуртской школы, что наука из отражения реальности должна превратиться в самовыражение человека как социального существа, что ее осмысление должно содержать "приблизительные намеки, полезные правила, эвристические предположения, а не общие предписания", но его "иррационализм" не исключает методологической строгости. Даже самые неуловимые настроения можно и должно анализировать, ведь любой поэт, который не погружен полностью в иррациональную стихию, сравнивает, опровергает, аргументирует.... Не удивительно, что и в науке протекают те же процессы" [2].

1 Criticism and the Qrowth of knowledge. Cambridge, 1970. P. 212.
2 Criticism and the Qrowth of knowledge. Cambridge, 1970. P. 218.

Признание социокультурной обусловленности привлекает внимание к познавательным процедурам, отличным от объяснения - основного познавательного механизма классической рациональности. В отличие от объяснения, понимание не есть попытка проникнуть в сущность предмета, заданную его функциями, структурой, причиной возникновения.

457

Объяснение хочет свести обусловленное к необусловленному, подвести индивидуальное под общее. Понимание связано с раскрытием смысла как самоценности, самобытности данного явления. Попытка понять нечто означает установление дистанции между собой и понимаемым - следовательно, предполагает определенную степень самопонимания. Самопонимание - это уже изменение своего статуса как субъекта понимания: установка на самоценность, полную осмысленность понимаемого ведет к формированию ясной установки на собственную самоценность. "Я" как носитель понимания и понимаемое мною оказываются соотносительными. Например, понять духовный мир античности можно, только осознав его отличие от современной духовной атмосферы. Но что такое современность? - Вот логика понимания. Понимание, осуществляемое в историческом, литературоведческом, философском исследовании, предполагает постоянное корректирование смысловых границ участников процесса понимания. Неизвестно, кто кого познает: мы - мир Древней Греции, или же древний грек познает нас. Последнее не следует понимать буквально: конечно, мы сами познаем себя, свою современность, но под углом своего отличия от античности, античность структурирует наши вопросы о самих себе. В связи со сказанным возникает мысль о замене традиционной субъект-объектной структуры познания, складывающейся в процессе объяснения объекта. Понимание имеет структуру субъект-субъектного взаимодействия.

Мысль о мысли (Познание и самосознание)

Понимание оказывается одной из ведущих процедур в познании человеком самого себя - "вечного" и в то же время нового для теории познания объекта. Все особенности неклассической рациональности, попытки преодолеть стереотипы традиционного способа познания сконцентрировались на этом объекте.

Под самосознанием обычно понимается познание и оценка человеком самого себя как мыслящего, действующего и чувствующего субъекта. Понятие самосознания шире самопознания. Помимо познавательного отношения в узком смысле самосознание предполагает также эмоционально-ценностное и

458

деятельностно-регулятивное отношение к себе. Ведущим познавательным механизмом в самопознании является рефлексия - осмысление и обоснование собственных предпосылок.

Выше речь шла о самосознании в широком смысле, включающем все виды познавательно-оценочных процедур. Самосознание в узком смысле - знание особое, оно не имеет перед собой объект - "я". Когда моя мысль направлена на что-то вне меня, я осознаю свое отличие от этого внешнего объекта, но не могу сосредоточиться на этом "мысленном ощущении" себя: самосознание - это неявное знание. Когда оно становится предметом рефлексии, мы задумываемся об основаниях нашего бытия в процессе рефлексии. Рефлексия - это цепочка актов понимания. В результате я не просто получаю знание о себе; исследование себя оказывается изменением, "переделкой" себя. Предмет рефлексии - "я" - не может вести существование, независимое от исследования. Когда я думаю о себе, пытаюсь найти основание всем моим поступкам, я многое в себе не понимаю, или отвергаю, или, наоборот, неожиданно обнаруживаю высоко оцениваемые мною качества - но тем самым я уже меняю собственную духовную структуру, перестраиваю ее. Какими же способами осуществляется процесс самопознания, каковы те "понимательные вещи" - посредники, с помощью которых мы прокладываем путь к себе?

Один из самых распространенных способов самопознания опирается на так называемый принцип непосредственной данности психического, который предполагает, что внутреннему взору человека его духовная жизнь открывается такой, каковой она является " на самом деле ". В основе такого понимания самосознания лежит гносеологическая модель человека, сущностной характеристикой которого является способность к познанию. Б.Паскаль утверждал, что человек сотворен для того, чтобы думать: в этом его главное достоинство, главное дело жизни. Человек нового времени - человек активный, деятельный. Он стремится к познанию и преобразованию мира, а для этого ему требуется овладение инструментом познания, который он ищет в самом себе. Но этот деятельный, активный субъект, открывающий все новые и новые тайны бытия, обогащающий свой ум, в чем-то радикально "неподвижен", тождествен самому себе. Он лишь прилагает свои способйости к внешнему миру, давая им проявиться и умножить познание. Субъект как бы обладает, владеет познавательной способное-

459

тью: "... нет ничего такого, что было бы в нашей власти .кроме наших мыслей", - заявляет Р.Декарт [1]. Именно в силу "беспредпосылочности" нашей познавательной деятельности мы можем обратить ее на самое себя, не боясь получить искаженный отпечаток нашего "я".

1 Декарт Р. Избр. произв. М., 1950. С. 277.

Умение "властвовать собой", таким образом, оказывается выражением философской концепции "владения" человеком своей сущностью. Человек - это остров разума среди природного хаоса, где он полновластный хозяин и, подобно Робинзону Крузо, сам занимается его разумным устройством. Однако концепция субъекта, неподвижного в своей сущностной определенности и деятельного по отношению к окружающему миру - объекту, недолго сохраняла господствующее положение в теории познания.

Современные западные мыслители уже не просто ограничивают сферу разума в познании человеком себя; сам разум перестает рассматриваться в качестве суверенной человеческой способности. Познавая, человек не следует только "собственной природе", он изначально несвободен, поскольку познание - социально обусловленный процесс. С этой точки зрения, рассматривая в качестве основного пути, способа самосознания деятельность разума, мы лишаем самосознание непосредственности, а тем самым - привилегированного положения среди других форм познавательной деятельности. Вместе с разумом, его нормами и принципами в деятельность самосознания врываются субъективные пристрастия, расхожие мнения, социальные позиции. Вывод ясен: надо отказаться от разума как основного Средства непосредственного осознания себя. На его место встает "ощущение себя", чувство себя, или, как считал Э.Гуссерль, "особое сущностное созерцание". Спектр самопереживания широк: от простого ощущения своей телесной обособленности до переживания высших интеллектуальных способностей. Стремление полностью очистить процесс самосознания от всякого влияния, "посредничества" внешнего мира ставит перед сторонниками интроспекционистского (от лат. introspekto - "гляжу внутрь") понимания самосознания неразрешимую трудность. Непосредственное созерцание своей сущности оказывается в буквальном смысле непередаваемым, так как любая трансляция опыта использует посредников, что сво-

460

дит на нет уникальность нашего внутреннего опыта. Иллюзия обладания собственным "я", основанная на непосредственном постижении себя, терпит крах. Человек, писал К.Маркс, родится без зеркала в руках. Так, может, проще и удобнее смотреть в зеркало, которое находится в чужих руках? Роль такого зеркала может сыграть и наш непосредственный собеседник, и любимая вещь, в которую вложены наши знания, воля, терпение; наконец, тот образец, идеал человека, который мы принимаем и с которым сравниваем себя. Но, признавая сам факт "посредничества" в процессе осознания человеком самого себя, мы еще не решаем проблему "как возможно самосознание". Более того, наша задача неизмеримо усложняется. Проблема заключается не только в том, как, каким образом я могу познать самого себя; сначала надо выяснить, как мне вообще узнать себя в чем-то или в ком-то другом. Если предположить, что я должен искать отражение какого-то вполне определенного "я", то представление об этом "я" надо иметь заранее.

Признание "посредников", таким образом, ничего не меняет в рассмотренной уже концепции самопознания как основания некоего статичного набора человеческих качеств. Исчезает лишь постулат непосредственности самосознания, и путь к себе становится таким сложным, что человек теряется в этом множестве зеркал-посредников и, подобно герою романа Х.Кортасара Орасио, вправе воскликнуть, что посредники - "ирреальность, показывающая нам другую ирреальность, подобно тому, как нарисованные святые указывают нам пальцем на небо, не может быть, чтобы все это существовало, и что мы на самом деле здесь, и что я некто по имени Орасио" [1]. Человек в процессе самосознания теряет точку опоры, признание неизменного "я" сочетается с невозможностью "прорваться" к нему, обрести себя в бесконечном мире отражающих друг друга зеркал.

1 Кортасар X. Игра в классики. М., 1986. С. 74.

Тема зеркала перерастает в тему двойника - изображения, отделенного от оригинала, второго "я", живущего самостоятельной жизнью. Тема двойника чрезвычайно популярна в литературе. Достаточно вспомнить повести "Нос" Н.Гоголя и "Двойник" Ф. Достоевского, новеллу А. Шамиссо "Удивительная история Петера Шлемиля", "Эразм Спиккер" Э.Гофмана, "Черного человека" С.Есенина, "Тень" Е.Шварца. Не меньше

461

повезло и теме портрета ("Портрет" Н.Гоголя, "Портрет Дориана Грея" О.Уайльда, "Граф Феникс" А.Толстого). Почему тема двойника, портрета, зеркала имеет столь притягательную силу для искусства? По существу, это воплощение концепции самосознания как переживания себя, предлагая в качестве посредника - зеркала, двойника - чужое сознание.

"Двойничество", таким образом, чаще всего оказывается формой отчужденного сознания, когда человек "теряет" себя в процессе самосознания, ориентированного на поиск подлинного, но глубокого запрятанного "я". С особой остротой тупи-ковость данного пути проявляется, когда мы анализируем саму структуру процесса самосознания. Если в абстрактной форме положение, согласно которому человек является и объектом, и субъектом познания, как правило, возражений не вызывает, то, переходя в личностный план, становясь предметом переживания, данное философское положение приобретает оттенок трагизма. Невыносимость ощущения себя одновременно потерявшимся и разыскиваемым, преследователем и преследуемым, актером жестокой драмы и одновременно спокойным, пресыщенным зрителем, волком и загонщиком передана в искусстве - в "Сожженной карте" Кобо Абэ, в сборнике рассказов "Непрерывность парков" Х.Кортасара, в "Бесконечном вестерне" Р.Шерли, "Охоте на волков" В.Высоцкого.

Что же вызывает столь мучительные переживания? Очевидно, само ощущение тождественности субъекта самому себе в познании и деятельности, ощущение его неразложимости, неподвижности. Тождественное себе "я" не может иметь субъектно-объектную структуру, не может заключать в себе никакого противоречия по определению. Поэтому обнаружение в себе любого "иного" рассматривается не просто как чужое, но как чуждое.

Если с позиций фундаменталистской модели самосознания как самопознания разум может просто очистить свое "я" от всех "двойников", "призраков", то самосознание как переживание более реалистично, но и более изобретательно. Двойники не изгоняются, им говорят: "Тень, знай свое место!" С этой позиции "я", действующее в мире, является носителем функционального бытия, оно выполняет определенные роли. Истинное же бытие "я" остается в неприкосновенности, подлинное "я" выступает в роли арбитра, оценивающего и сопоставляющего эти роли. Нет двойников, есть лишь похожие на меня маски. То

462

враждебное и одновременно мое, которое я в себе обнаруживаю, оказывается просто одной из ролей, находящихся у меня в абсолютном подчинении.

В поисках зеркала, способного "рассказать свою правду" человеку о самом себе, он обращается к продуктам своего труда - к вещам. Вещь - объект познания, вещь - игрушка, вещь - символ, вещь - бытовой предмет, вещь - предмет поклонения. Все эти формы бытия вещи - продукт человеческой деятельности, но ни в одной из них человек не может полностью обрести себя, увидеть свое подлинное "я". Попытка использовать вещь в качестве "зеркала", посредника, помогающего пробиться к своему изначальному, неизменному "я", ведет к возникновению особого вещного самосознания.

В вещном самосознании путь человека к себе как процесс распредмечивания предельно упрощен. По существу, понятие "распредмечивание" подменяется понятием "обладание". Oтражаясь в созданных вещах, наше "я" возвращается к нам, когда мы получаем эти вещи в свое полное распоряжение. Вспомним концепцию "властвования собой", характерную для гносеологической модели самосознания. В данном случае меняется лишь одно: непосредственное владение своей сущностью заменяется на владение собой с помощью посредников. Таким посредником оказывается мир вещей, окружающий мир. Но ведь внешний мир не должен присутствовать в результатах так понимаемой деятельности самосознания, он должен остаться "за скобками". Деятельность самосознания, ищущая отпечаток неизменного "я", оказывается во всеоружии, только твердо стоя на позиции непосредственности его обнаружения; она оказывается совершенно беспомощной, обращаясь к посредникам, поскольку не имеет средств отделить "я" от мира вещей, субъект от объекта. Единственный способ стать "хозяином самого себя" - получить в полное распоряжение вещи, в которых запечатлена человеческая сущность.

Вещное самосознание стремится сохранить "я", отгородить себя от мира - и в то же время прочно привязывает себя к этому миру с помощью идеи обладания. Отсюда постоянные колебания вещного самосознания между потребностью обособить свое "я" от мира с помощью вещей и соблазном прекратить сопротивляться вещному миру, стать его равноправной частью. Таково "рыночное" самосознание, превращающее в товар черты характера, привычки, само чувство тождества с самим со-

463

бой. Идея обладания собственной сущностью непосредственно или с помощью чужого сознания, с помощью социальных функций - ролей, вещей - заводит самосознание в тупик.

Так, может, зеркало, в котором человек обретает наконец самого себя, следует передать времени, эпохе? Еще один способ самосознания, предполагающий оценку с точки зрения некоего идеального образца, признанного в обществе эталона научности, - так называемое эталонное самосознание. Эталонное самосознание не несет знания индивиду о нем самом, не указывает путей к оцениванию себя. Эталон выступает лишь в качестве основы социальной самооценки. Эталонное самосознание как бы "призывает" по данному образцу творить себя, но не предлагает соответствующих средств.

Эталонное самосознание лишь корректирует и дополняет уже рассмотренные способы самосознания: оно заставляет в процессе самонаблюдения искать в себе именно те черты, которые несет образец, а все "инаковое" оценивать с отрицательным знаком; оно одобряет и тем самым закрепляет определенные способы ролевого поведения, роль срастается с эталоном. Именно в этой точке и происходит срастание маски с лицом, разыгрывание определенной социальной роли становится объективацией социального эталона. В рамках эталонного сознания самосознание как конструирование, творчество себя превращается в мифотворчество. Мы начинаем подгонять себя под образец, порой принимая за путь к идеалу простое соглашательство, и чисто внешнее подражание своему герою, и просто "нас возвышающий обман" - субъективную уверенность в непрерывном внутреннем совершенствовании. Социальный эталон не несет в себе механизма корректирования, сопоставления желаемого и действительного, каким был наделен портрет Дориана Грея, не дававший возможности прообразу стать на путь самообмана. Эталонное сознание допускает развитие личности лишь в ограниченных рамках движения к социальному эталону. Эталонному сознанию чужд подлинный историзм. При резком изменении общественно-исторических условий ломаются привычные способы осознания личностью себя, предполагающие чувство причастности к определенному социальному целому.

Успех деятельности самосознания не зависит от того, в чьих руках находится "зеркало". В процессе самосознающей деятельности мы не можем избежать " мирского " влияния на наше

464

столь глубоко запрятанное от мира "я". То окружающий мир оказывается втянутым в наше субъективное бытие, его законы оказываются нашими законами, то наше "я" погружается в мир. Поэтому мы должны изменить в своей самосознающей деятельности само направление поиска: мы должны найти не отгороженное, обособленное от мира монолитное "я"; мы должны понять, что не можем остаться наедине с собой, что мы сами - вопрос, обращенный к миру.

Рекомендуемая литература

1. Адорно Т.В. Негативная диалектика. // Метафизические исследования. Выпуск 6. Сознание. Спб., 1998.
2. Возможности и границы познания. М., 1995.
3. Гадамер Х.Т. Истина и метод. М., 1988.
4. Заблуждающийся разум? М., 1990.
5. Загадка человеческого понимания. М., 1991.
6. Ильин В.В., Калинкин А.Т. Природа науки. М., 1985.
7. Кезин А.В. Наука в зеркале философии. М., 1990.
8. Коршунов A.M. Познание и деятельность. М., 1983.
9. Кириленко Г.Г. Самосознание и мировоззрение личности. М., 1988.
10. Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. М., 1991.
11. Подорога В. Феноменология тела. М., 1995.
12. Полани М. Личностное знание. М., 1985.
13. Поппер К. Логика и рост научного знания. М., 1983.
14. Рассел Б. Человеческое познание. Киев, 1997.
15. Рикер П. Конфликт интерпретаций. М., 1995.
16. Сартр Ж.П. Проблемы метода. М., 1994.
17. Уайтхед А.Н. Символизм, его смысл и воздействие. Томск, 1999.
18. Фейерабенд П. Избранные труды по методологии науки. М., 1986.
19. Финк О. Отношение к миру и понимание бытия. // Метафизические исследования. Выпуск 6. Сознание. Спб., 1998.
20. Фуко М. Слова и вещи. М., 1977.
21. Хоркхаймер М., Адорно Т.В. Диалектика просвещения. М.-Спб., 1997.
22. Элиаде М. Священное и мирское. М., 1994.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел философия












 





Наверх

sitemap:
Все права на книги принадлежат их авторам. Если Вы автор той или иной книги и не желаете, чтобы книга была опубликована на этом сайте, сообщите нам.