Библиотека

Теология

Конфессии

Иностранные языки

Другие проекты







Ваш комментарий о книге

Уайтхед А. Философская мысль Запада

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава 7 Относительность

В предыдущих лекциях этого курса мы рассмотрели условия, которые способствовали развитию науки, и проследили прогресс мысли от XVII до XIX в. В XIX в. история мысли разделилась на три части в той мере, в какой они группировались вокруг науки. Этими частями являются:

173

контакт между романтическим движением и наукой, развитие технологии и физики в начале столетия и, наконец, теория эволюции вместе с общим прогрессом биологических наук.

Господствующим на протяжении трех веков было убеждение, согласно которому доктрина материализма обеспечивает адекватную базу для научных концепций. Это убеждение практически не вызывало сомнений. Когда потребовалось обосновать волновые колебания, появился эфир, для того чтобы выполнять обязанности субстрата. Показав, к каким последствиям может привести это предположение, я дал набросок альтернативной теории. а именно органической теории природы. В последней лекции было подчеркнуто, что биологическое развитие, теория эволюции, теория энергии и молекулярная теория быстро поставили под сомнение адекватность ортодоксального материализма. Но вплоть до конца столетия никто не пришел к такому выводу. Материализм господствовал безраздельно.

Отличительной чертой настоящей эпохи можно считать то, что при изучении материи, пространства, времени и энергии возникло много сложностей, которые дискредитировали старые ортодоксальные представления. Стало очевидным, что они не могут оставаться в таком виде, как они были сформулированы Ньютоном или даже Клерком Максвеллом. Их необходимо было подвергнуть пересмотру. Новая ситуация в сфере мышления возникла в связи с тем, что научные теории стали выходить за рамки здравого смысла. Точка зрения, унаследованная от XVIII в., провозглашала триумф упорядоченного здравого смысла. Именно он отделялся от средневековых фантазий и картезианских вихрей. В результате полное развитие получили антирационалистические тенденции, возникшие в ходе исторического переворота в период Реформации. Здравый смысл основывался на том, что каждый простой человек мог видеть своими глазами или при помощи микроскопа средней силы. Он измерял непосредственные данности, которые поддавались измерению, и обобщал то, что сразу могло быть обобщено. Например, он обобщал обычные понятия веса и массы. XVIII столетие начиналось с полной уверенности, что с заблуждениями будет покончено.

174

Сегодня мы придерживаемся противоположной точки зрения. То, что сегодня нам кажется вздором, завтра может оказаться доказанной истиной. Мы снова возвращаемся на позиции начала XIX в., но только на более высоком уровне воображения.

Причина, по которой мы оказались на более высоком уровне воображения, заключается не в том, что наше воображение стало лучше, а в том, что мы имеем гораздо более совершенные приборы. Самый важный факт, который имел место в науке за последние сорок лет, прогресс экспериментального искусства. Этот прогресс стал возможным частично благодаря деятельности таких гениев, как Майкельсон, а также благодаря немецким оптикам. Он был в значительной мере обусловлен прогрессом технологических процессов в производстве, в частности в такой области, как металлургия. Конструктор теперь имеет в своем распоряжении разнообразный материал, обладающий различными физическими свойствами. Он мог получить тот материал, который был ему необходим, и этому материалу он мог придать те формы, которые ему нравились, и ограничения в выборе были очень незначительны. Эти инструменты подняли мысль на новый уровень. Новые инструменты служили той же цели, что и заграничные путешествия; они показывали вещи в необычных комбинациях. Польза от этого не сводится к дополнению наших представлений; последние подвергались трансформации. Прогресс экспериментального мастерства обязан был и тому, что большая часть национальных дарований вливалась в сферу науки. Чем бы это ни было обусловлено, тонкие и изобретательные эксперименты ставились в очень большом количестве на протяжении жизни последнего поколения. Благодаря этому собранная информация о природе выходила за рамки обыденного опыта.

175

Два знаменитых эксперимента иллюстрируют, выдвинутое мною положение: один из них был проведен Галилеем на начальном этапе развития науки, другой был проведен Майкельсоном при помощи знаменитого интерферометра в 1881 г., а затем повторен в 1887 и 1905 гг. Галилей бросал тяжелые тела с вершины «падающей» башни в Пизе и продемонстрировал, что тела, обладающие разным весом, вместе достигнут земли, если их бросить одновременно. Что касается экспериментального мастерства и инструментального обеспечения, то этот опыт мог быть проведен в любое время на протяжении предшествующих пяти тысяч лет. Идеи, разрабатываемые Галилеем, относились к весу и скорости движения, то есть к тем явлениям, с которыми мы сталкиваемся в повседневной жизни. Эти идеи могли быть выдвинуты членами семьи критского царя Миноса, так как они бросали камни в море с крепостной стены, которая возвышалась на берегу. Мы не можем просто утверждать, что наука началась с упорядочения обыденного опыта. Она возникла на стыке с антирационалистическими предубеждениями, порожденными упомянутым историческим переворотом. Она не задавалась вопросом о сущности явлений. Она ограничила себя исследованием связей, регулирующих последовательность наблюдаемых событий.

Эксперимент Майкельсона не мог быть произведен раньше, чем был произведен. Он требовал определенного уровня развития технологии и экспериментального гения самого Майкельсона. Этот эксперимент имел целью выявить движение Земли в эфире и основывался на предположении, что свет состоит из колеблющихся волн, которые распространяются в эфире во всех направлениях с фиксированной скоростью. Предполагалось также, что Земля движется в эфире, а аппарат Майкельсона движется вместе с Землей. В центре аппарата луч света разделялся таким образом, что одна половина луча направлялась вдоль аппарата, затем, пройдя определенное расстояние, отражалась в зеркале и возвращалась к центру. Другая половина луча проходила точно такое же расстояние, но направлялась поперек аппарата, под прямым углом по отношению к первой половине луча, а затем также, отразившись в зеркале, возвращалась к центру. Эти вновь объединенные лучи воспроизводились на экране аппарата. При тщательном соблюдении всех условий на экране должны были появиться интерференционные полосы, а именно черные полосы, показывающие, что вершины волн одного луча накладываются на основания волн другого луча, благодаря небольшой разнице расстояний, которые они прошли, прежде чем попасть на экран. Эта разница расстояний должна была возникнуть в результате движения Земли. Данные расстояния лучи проходили в эфире, что также следовало принимать во внимание. Таким образом, поскольку аппарат двигался вместе с Землей, постольку путь движения одной половины луча отличался от пути движения второй половины. Представьте себя движущимся в железнодорожном вагоне, сначала вдоль вагона, а затем поперек; отметьте пройденные вами пути по отношению к железнодорожному полотну, которое в данной аналогии соответствует эфиру. Далее, движение Земли трудно сравнивать с движением света. Аналогичным образом вы будете думать, что вагон почти стоит на месте, а вы движетесь достаточно быстро.

176

В эксперименте эффект движения Земли должен влиять на расположение интерференционных полос на экране. Если вы повернете аппарат на 90 градусов, воздействие движения Земли на две половины луча должно измениться, в результате чего произойдет смещение интерференционных полос. Мы можем подсчитать смещение, которое должно произойти в процессе движения Земли вокруг Солнца. К этому эффекту мы также должны прибавить тот, который получается в результате движения Солнца в эфире. Точность инструмента была тщательно проверена, она должна была обеспечить наблюдение за описанными изменениями. На деле же оказалось, что наблюдать было нечего. При вращении инструмента не было замечено никаких изменений.

Вывод был таков: либо Земля всегда неподвижна по отношению к эфиру, либо ошибка содержится в фундаментальных принципах, на которых основывалась интерпретация эксперимента. Ясно, что в данном эксперименте мы ушли далеко вперед по сравнению с мыслями и играми детей царя Миноса. Идеи эфира, световых волн, интерференции, движения Земли в эфире, а также интерферометр Майкельсона выходили за рамки объеденного опыта. Но как бы далеки они ни были от обыденных представлений, они все же достаточно просты и очевидны, чтобы их можно было сопоставить с принятым объяснением негативного результата эксперимента.

В основу этого объяснения было положено мнение, что идеи пространства и времени, которые до этого использовались в науке, были упрощенными, а потому они должны быть подвергнуты модификации. Такой вывод явился открытым вызовом здравому смыслу, так как наука на ранних этапах своего развития претендовала только на уточнение обыденных представлений обычных людей. Требование радикального пересмотра этих идей не принималось до тех пор, пока его необходимость не была подтверждена многими наблюдениями, о которых мы не будем говорить сейчас. Любая форма релятивистской теории выглядела самым простым путем объяснения многочисленных фактов, которые в противном случае могли быть объяснены только при помощи гипотез ad hoc. Следовательно,

177

становление Теории, таким образом, зависело не только от экспериментов, которые привели к ее возникновению (но и от нового взгляда на вещи.—Ред.).

Центральный пункт объяснения сводился к тому, что любой инструмент, подобный аппарату, который использовал в своем эксперименте Майкельсон, с необходимостью должен был регистрировать факт одинаковой скорости света по отношению к нему. Я имею в виду, что интерферометр, установленный на какой-либо комете, и интерферометр, установленный на Земле, будут с необходимостью показывать, что скорость света всегда является одной и той же. Если предположить, что свет движется с определенной скоростью в эфире, то мы сталкиваемся с очевидным парадоксом. Учитывая, что два тела. Земля и комета, движутся с разными скоростями в эфире, можно ожидать, что они будут иметь разную скорость по отношению к лучу света. Рассмотрим, например, две машины, двигающиеся по дороге со скоростью десять и двадцать миль в час, которые обгоняет третья машина, двигающаяся со скоростью пятьдесят миль в час. Эта третья машина будет двигаться по отношению к первым двум соответственно со скоростью сорок и тридцать миль в час. Предположение, относящееся к свету, сводится к следующему: если мы вместо третьей машины будем использовать луч света, то скорость света будет одинаковой по отношению к двум другим машинам, которые свет будет обгонять. Конечно, скорость света намного больше, она составляет около 300 тысяч километров в секунду. Мы должны иметь понятия пространства и времени, соответствующие этой скорости и ее специфическому характеру. Отсюда следует, что все наши представления об относительности скорости должны быть пересмотрены. Но эти представления являются непосредственным результатом наших устоявшихся представлений о пространстве и времени. Таким образом, мы возвращаемся к точке зрения, согласно которой что-то не так в наших обычных представлениях о пространстве и времени.

178

Наши устоявшиеся фундаментальные допущения сводились к тому, что существует уникальное значение, которое мы вкладываем в понятие пространства, и уникальное значение, которое мы вкладываем в понятие времени, так что, какое бы значение мы ни придавали пространственным отношениям, они будут одними и теми же для прибора, установленного на Земле, для прибора, установленного на комете, или для инструмента, находящегося в состоянии покоя по отношению к эфиру. В теории относительности эти допущения отрицаются. Те места теории, которые касаются пространства, не вызывают трудностей для усвоения, если вы думаете об очевидных фактах относительности движения. Но даже в них изменение значения идет намного дальше, чем позволяет здравый смысл. Еще в большей степени это относится ко времени, ибо относительная регистрация событий и промежутков времени между ними будет различной для прибора, установленного на Земле, для прибора, установленного на комете, и для прибора, находящегося в 'состоянии покоя по отношению к эфиру. В это очень трудно поверить. Мы не нуждаемся в детальном исследовании вопроса, поэтому остановимся на выводе, что для Земли и для кометы пространство и время имеют разные значения в условиях, которые существуют на Земле и на комете. Соответственно, скорость имеет разные значения для этих двух тел. Итак, современная наука считает, что если нечто движется со скоростью света по отношению к какому-либо значению пространства и времени, то оно сохраняет эту же скорость по отношению к любому другому значению пространства и времени.

Это наносит тяжелый удар по классическому научному материализму, который предполагает, что в некий настоящий момент вся материя одновременно представляет собой реальность. В современной научной теории не предусмотрен такой уникальный настоящий момент. Вы можете найти значение понятия одновременности момента для своей природы, но оно будет иметь различные значения для различных понятий времени.

Существует тенденция дать крайне субъективистскую интерпретацию этой новой доктрине. Я имею в виду мнения, согласно которым относительность пространства и времени зависит только от выбора наблюдателя. Выглядит достаточно обоснованным желание поставить себя на место наблюдателя, чтобы облегчить объяснение. Но мы нуждаемся лишь в теле наблюдателя, а не в его уме. Даже это тело может принести пользу только как пример аппарата знакомой формы. В целом лучше сконцентрировать внимание на интерферометре Майкельсона и исключить тело и душу Майкельсона из картины событий.

179

Вопрос в том, почему на экране интерферометра имеются черные полосы и почему эти полосы не смещаются, когда поворачивается инструмент. Новая теория относительности рассматривает пространство, и время в такой тесной связи, в какой раньше они никогда не рассматривались; данная связь предполагает, что их отделение друг от друга в конкретном факте может быть достигнуто альтернативными способами абстракции, обеспечивающими альтернативные значения. Но каждый способ абстрагирования подразумевает концентрацию внимания, на каком- либо явлении природы, а потому изолирует это явление для достижения собственной цели. Факт, относящийся к эксперименту, указывает на то, что интерферометр был рассчитан только на одну из многих альтернативных систем пространственно-временных отношений, встречающихся в природе.

Мы сейчас ожидаем от философии интерпретации статуса пространства и времени в природе, но такой интерпретации, которая бы сохраняла возможность альтернативных значений. Эти лекции не предназначены для описания всех деталей, но без труда можно указать, где следует искать источник разделения пространства и времени. Я имею в виду органическую теорию природы, которую, по моему мнению, следует рассматривать как основу последовательного объективизма.

Событие представляет собой схватывание в единстве некоторой модели аспектов. Действенность события за его пределами возникает из его собственных аспектов, которые образуют формы единства других событий. За исключением систематических аспектов геометрической формы, эта действенность является весьма тривиальной, если отраженная модель связана только с событием в целом. Если модель сохраняет устойчивость во всех последующих стадиях события, а также проявляет себя в целом так, что событие представляет собой историю жизни модели, то благодаря этой устойчивой модели событие приобретает внешнюю действенность. Его собственная эффективность усиливается аналогичными аспектами всех его последовательных частей. Событие конституирует структурированную ценность, которая постоянно присуща всем его частям, и благодаря внутренней устойчивости событие оказывает значительное влияние на изменение окружающей среды,

Именно в этой устойчивости структуры время отделяет себя от пространства. Структура пространственно находится в «теперь», и это временное определение образует

180

ее отношение к любому частичному событию. Она воспроизводит в этой временной последовательности пространственные части своей собственной жизни. Я имею в виду, что правило временного ряда, позволяет структуре воспроизводиться в каждой временной части своей истории. Если можно так выразиться, каждый устойчивый объект проявляет себя в природе и требует от природы соблюдения принципа разделения пространства и времени. Вне факта устойчивой структуры этот принцип может иметь место в настоящий момент, но он будет скрытым и тривиальным. Таким образом, значимость пространства, противопоставленного времени, и времени, противопоставленного пространству, развилась вместе с развитием устойчивых организмов. Устойчивые объекты играют большую роль в разделении пространства и времени относительно структур, входящих в события, и, наоборот; в то же время дифференциация пространства и времени в структурах, входящих в события, выражает лояльность сообщества событий по отношению к устойчивым объектам. Это сообщество может существовать без объектов, но устойчивые объекты не могут существовать вне общества, позволяющего им существовать.

Очень важно, чтобы данное положение было правильно понято. Устойчивость означает, что структура, проявляющая себя в ходе формирования одного события, также проявляется в формировании тех его частей, которые выделяются в соответствии с определенным правилом. Неверно думать, что любая часть целого события будет обладать той же структурой, что и событие в целом. Рассмотрим, например, целостную телесную структуру человека на протяжении одной минуты. В течение этой минуты один из больших пальцев является частью целого телесного события. Но структура этой части является структурой большого пальца, а не всего тела. Таким образом, устойчивость требует определенного правила для выявления ее частей. В приведенном примере это правило, очевидно. Вы должны рассмотреть жизнь всего тела на протяжении любой части минуты, например, на протяжении секунды или одной десятой секунды. Другими словами, общее значение устойчивости предполагает значение определенного промежутка времени в пространственно-временном континууме.

Вопрос, требующий сейчас ответа, состоит в том, все ли устойчивые объекты

181

обнаруживают один и тот же принцип отделения пространства от времени; или даже на разных стадиях своей собственной жизненной истории, не может ли объект менять способ пространственно- временного различения. Вплоть до недавнего времени все без колебаний придерживались мнения, что существует только один такой принцип. Соответственно, при рассмотрении устойчивости одного объекта время имело точно такое же значение, как при рассмотрении устойчивости другого объекта. Подразумевалось также, что пространственные отношения должны иметь одно уникальное значение. Но сейчас стало очевидным, что наблюдаемая действенность объектов может быть объявлена только посредством утверждения, что объекты, находящиеся в состоянии движения относительно друг друга, используют для своей устойчивости значения пространства и времени, которые неодинаковы для всех объектов. Каждый устойчивый объект должен быть постигнут в его собственном пространстве, если он находится в покое, и в движении, когда он находится уже в ином пространстве, не присущем его индивидуальности. Если два объекта взаимно находятся в состоянии покоя, то они используют одни и те же значения пространства и времени для выражения всей устойчивости; если же они находятся в состоянии относительного движения, то значения пространства и времени для них различны. Отсюда следует, что если мы рассматриваем тело на одной из стадий его жизненной истории как движение относительно другой стадии, то тело на этих двух стадиях должно использовать разные значения пространства, а также соответственно разные значения времени.

В органической философии природы не стоит вопрос о выборе между старыми гипотезами об уникальности различения времени и новыми гипотезами о его множественности. Это вопрос факта, решаемый на основе наблюдения.

В предыдущей лекции я говорил о том, что любое событие имеет современников. Большой интерес представляет вопрос, можно ли, опираясь на новые гипотезы, делать такое утверждение без ссылки на определенную пространственно-временную систему. Это возможно в том смысле, что в той или другой временной системе два события одновременны.

182

В других временных системах события не будут одновременны, хотя они могут частично совпадать. Аналогично этому одно событие будет, безусловно, предшествовать другому, если это предшествование имеет место в каждой временной системе. Очевидно что если мы начнем с заданного события А, то другие события могут быть разделены на два ряда, а именно на ряд событий, которые безоговорочно являются одновременными А, и ряд событий, которые либо предшествуют А либо следуют за ним. Но существует еще один ряд, оставленный без внимания, а именно события, которые связывают два упомянутых ряда. Здесь мы имеем дело с критическим случаем. Вы должны помнить, что мы говорили о критической скорости, а именно о теоретической скорости света в вакууме. Вы также должны помнить, что использование различных пространственно-временных систем подразумевает относительное движение объектов. Когда мы анализируем это критическое отношение специального ряда событий к любому данному событию А, мы находим объяснение критической скорости, которое нам нужно. Я не буду касаться всех деталей. Очевидно, что точность утверждения может быть обеспечена путем введения таких понятий, как точка, линия, мгновение. Точно таким же образом возникновение геометрии требовало обсуждения таких проблем, как измерение длин, прямизна линий, ровность плоскостей, перпендикулярность. Я попытался провести эти исследования в некоторых ранних книгах под заголовком «Теория экстенсивной абстракции», но проведенные исследования являются техническими для настоящего случая.

Если нет одного определенного значения для геометрических отношений расстояния, то ясно, что закон тяготения нуждается в корректировке, ибо формула, выражающая этот закон, гласит, что два тела притягиваются друг к другу с силой, прямо пропорциональной их массам и обратно пропорциональной квадрату расстояния между ними. Такая формулировка молчаливо предполагала, что существует одно определенное значение, которое можно приписать любому моменту времени, что также существует одно определенное значение, которое можно приписать любому расстоянию. Но расстояние является чисто пространственным понятием, а согласно новому учению, существует неопределенное число значений, которые зависят от того, какую пространственно-временную систему вы принимаете. Если две частицы находятся в состоянии относительного покоя, тогда мы можем довольствоваться той пространственно-временной системой, в которой они обе находятся.

183

К сожалению, закон тяготения не дает указания на то, как поступать с телами, которые не находятся в состоянии покоя относительно друг друга. Следовательно, необходимо сформулировать этот закон таким образом, чтобы он не ограничивался какой- либо частной пространственно-временной системой. Это сделал Эйнштейн. Естественно, результат был более сложным. Он ввел в математическую физику некоторые методы чистой математики, которые позволили сделать формулу независимой от принятых частных систем измерений. Новая формула предусматривала различные мелкие эффекты, которые отсутствовали в законе Ньютона. Но в главных следствиях закон Ньютона и закон Эйнштейна согласуются между собой. Сейчас эти дополнительные эффекты закона Эйнштейна позволяют объяснить иррегулярности орбиты планеты Меркурий, которые закон Ньютона объяснить не мог. Это является сильным подтверждением новой теории. Любопытно, что существует более одной альтернативной формулы, основанной на новой теории множественности пространственно- временных систем, и все они согласуются с законом Ньютона и добавляют к нему положения, позволяющие объяснить специфику движения Меркурия. Единственным методом выбора между этими формулами является ожидание экспериментального подтверждения тех следствий, которыми отличаются эти формулы. Природа, скорее всего, совершенно индифферентна к эстетическим предпочтениям математиков.

Остается только добавить, что Эйнштейн, по всей вероятности, отверг теорию множественности пространственно-временных систем в том виде, как я излагаю ее вам. Он бы интерпретировал свою формулу в терминах искривления пространства-времени, что позволило ему создать инвариантную теорию для измерения этих свойств, а также для соответствующих времен каждого частного исторического пути. Его способ обоснования обладал большей математической простотой, но предусматривал существование только одного закона тяготения и исключал его альтернативные формулировки. Но я не могу согласовать формулировку Эйнштейна с данными нашего опыта относительно одновременности распределения в пространстве. Существуют и другие трудности более абстрактного характера.

Теория взаимоотношений между событиями, к которой

184

мы подошли в настоящее время, основывается прежде всего на учении, согласно которому отношения события являются внутренними отношениями, поскольку они касаются самого события и не являются с необходимостью такими же для других связанных с ним событий. Например, вечные объекты относятся к событиям внешним образом. Внутренние отношения определяют, почему событие может быть обнаружено именно там, где оно находится, и таким, каким оно является, иначе говоря, в одном определенном ряду отношений. Каждое отношение входит в сущность события таким образом, что вне этого отношения событие перестанет быть самим собой. Это то, что подразумевается самим понятием внутренних отношений. Уже стало распространенным, поистине всеобщим мнение, что пространственно-временные отношения являются внешними. Это я и отрицаю в своих лекциях.

Концепция внутренней отнесенности подразумевает при анализе разделение события на два фактора; один из них—основополагающая субстанциальная активность индивидуализации, другой—комплекс аспектов, иначе говоря, комплекс отношений, входящих в сущность данного события, который объединяется при помощи индивидуализирующей активности. Другими словами, концепция внутренних отношений требует идеи субстанции как синтезирующей деятельности возникающего события. Событие является тем, что оно есть благодаря объединению в себе множества отношений. Общая схема этих взаимоотношений является абстракцией, которая предполагает, что каждое событие есть независимая сущность, хотя на самом деле оно таковой не является, и ставит вопрос, какая часть этих формообразующих отношений остается в облике внешних отношений. Данная схема отношений становится схемой комплекса событий, в котором существует различная связь целого с частями и различные отношения объединенных с целым частей. Но даже в этом случае наше внимание сосредоточено на внутренних отношениях, ибо очевидно, что часть образует целое. Кроме того, изолированное событие теряет свой статус в комплексе событий, а это исключается самой природой события. Следовательно, часть формируется целым. Таким образом, внутренний характер отношений реально проявляется посредством наглядной схемы абстрактных внешних отношений.

Но это проявление реальной вселенной как протяженной

185

и делимой упускает из виду различие между пространством и временем. Оно в действительности упускает из виду процесс осуществления, который представляет собой согласование синтетических активностей, посредством которых различные события становятся осуществленными субъектами. Это согласование есть согласование деятельных основных субстанций, посредством чего эти субстанции проявляют себя как индивидуализации или модусы единой спинозовской субстанции. Это согласование вводит временной процесс.

Так время в некотором смысле благодаря своей способности согласования процесса синтетического осуществления выходит за рамки природного пространственно-временного континуума. Нет необходимости считать, что временной процесс конституируется только одной серией линейного следования. Соответственно, чтобы удовлетворить требованиям, которые выдвигают современные научные гипотезы, мы вводим метафизическую гипотезу, что на самом деле это не так. Мы, однако, принимаем (основываясь на непосредственном наблюдении): временной процесс осуществления может быть разделен на группы линейных сериальных процессов. Каждая из этих линейных серий является пространственно-временной системой. В поддержку этого допущения о существовании сериальных процессов мы обращаемся: 1) к непосредственной данности в чувствах протяженной вселенной вне нас и одновременно с нами, 2) к интеллектуальному постижению значения вопроса о том, что непосредственно происходит сейчас в области, находящейся за пределами чувственного познания, 3) к анализу того, что подразумевает устойчивость возникающих объектов. Эта устойчивость объектов подразумевает выявление структуры, осуществленной к настоящему времени. Это есть выявление структуры, внутренне присущей событию, а также выявление временной части природы, заимствующей аспекты вечных объектов (или вечных объектов, заимствующих аспекты событий). Эта структура

186

получает пространственную характеристику на все время существования события, в которое она входит. Это событие представляет собой часть длительности, т. е. часть того, что проявляется в присущих ему аспектах; и наоборот, эта длительность есть вся природа, существующая одновременно с данным событием. Таким образом, событие в процессе самоосуществления выявляет структуру, и эта структура требует определенной длительности, которая определяется некоторым значением одновременности. Каждое такое значение одновременности связывает эту структуру в том виде, в каком он выявляет себя, с определенной пространственно-временной системой. Действительность пространственно-временных систем конституируется в ходе реализации структуры; но пространственно- временная система внутренне присуща общей схеме событий, поскольку они образуют условия временного процесса осуществления.

Заметим, что структура требует длительности определенного промежутка времени, а не просто мимолетного мгновения. Последнее отличается большей степенью абстракции, так как оно подразумевает определенное отношение соприкосновения между конкретными событиями. Таким образом, длительность опространствливается; а подопространствливанием подразумевается, что длительность образует поле реализации структуры, образующей характер события. Длительность как поле структуры, реализованной в процессе актуализации одного из содержащихся в ней событий, является своего рода эпохой, т. е. ограничением. Устойчивость есть повторение образа в последовательности событий. Следовательно, устойчивость требует последовательности длительностей, в каждой из которых обнаруживает себя структура. В этом смысле время отличается от протяженности и от делимости, которые возникают на основе характеристики пространственно-временной протяженности. Соответственно, мы не должны понимать время как иную форму протяженности. Время является лишь последовательностью эпохальных длительностей. Этими длительностями являются сущности, которые следуют одна за другой. Длительность—это то, что необходимо для реализации структуры в данном событии. Таким образом, делимость и протяженность находятся внутри данной длительности. Эпохальная длительность не реализуется в последовательно разделенных частях, она дана вместе с этими частями. Возражение, которое мог бы выдвинуть Зенон против правильности двух отрывков из «Критики чистого разума» Канта, может быть устранено путем отказа от первого из этих двух отрывков. Я имею в виду отрывки из раздела «Аксиомы созерцания»: первый отрывок из подраздела «Экстенсивное качество», второй—из подраздела «Интенсивное качество», в котором суммируются

187

рассуждения относительно качества в целом, как экстенсивного, так и интенсивного. Первый отрывок гласит:

«Экстенсивной я называю всякую величину, в которой представление о целом делается возможным благодаря представлению о частях (которая поэтому необходимо предшествует представлению о целом). Я могу представить линию, как бы мала она ни была, только проводя ее мысленно, т.е. производя последовательно все [ее] части, начиная с определенной точки, и лишь благодаря этому создавая ее образ в созерцании. То же самое относится и ко всякой, даже малейшей части времени. Я мыслю в нем лишь последовательный переход от одного мгновения к другому, причем посредством всех частей времени и присоединения их друг к другу возникает наконец определенная величина времени».

Второй отрывок гласит: «То свойство величин, благодаря которому ни одна часть их не есть возможная наименьшая часть (ни одна часть не проста), называется непрерывностью их. Пространство и время суть quanta continua, потому что ни одна часть их не может быть дана так, чтобы ее нельзя было заключить между границами (точками и мгновениями), стало быть, всякая такая часть сама в свою очередь есть пространство и время. Итак, пространство состоит только из пространств, а время—из времен. Точки и мгновения суть только граница, т. е. только места ограничения пространства и времени, но места всегда предполагают те созерцания, которые должны ограничиваться или определяться ими, и пространство и время не могут быть сложены из одних только мест как составных частей, которые могли бы быть еще до пространства или времени».

Я полностью согласен со второй цитатой, если «время и пространство» представляют собой экстенсивный континуум, но это несовместимо с первой цитатой. По поводу нее Зенон сказал бы, что она содержит в себе порочный бесконечный регресс. Каждая часть времени включает в себя более мелкую часть и т. д. Эта серия регрессов в обратном направлении ничего не дает, поскольку начальный момент остается вне длительности и просто указывает на отношение соприкосновения с более ранним временем. Таким образом, если считать обе цитаты верными, то время невозможно. Я принимаю последний отрывок и отвергаю первый. Осуществление является становлением времени в поле протяженности. Протяженность

188

—это комплекс событий в их возможности. В ходе реализации возможность становится действительностью. Но потенциальная структура требует длительности, а длительность должна быть выявлена как эпохальное целое в реализации структуры. Итак, время является последовательностью элементов, делимых в самих себе и прилегающих друг к другу. Длительность становится временной постольку, поскольку вовлекается в реализацию какого-либо устойчивого объекта. Темпорализация есть реализация. Темпорализация не есть непрерывный процесс. Она является атомарной последовательностью. Таким образом, время атомарно (т.е. эпохально), хотя то, что темпорализуется, делимо. Это учение следует из концепции событий и природы устойчивых объектов. В следующей главе мы должны рассмотреть его соответствие современной квантовой теории.

Необходимо отметить, что доктрина эпохального характера времени не зависит от современной теории относительности, что ее следует придерживаться даже в том случае, если теория относительности будет отвергнута. Она зависит от анализа внутреннего характера события, которое трактуется как наиболее конкретная конечная сущность.

Возвращаясь к этому обоснованию, прежде всего, отметим, что вторая цитата из Канта, на которой он основывается, не связана с особенностями учения Канта. Эта цитата напоминает полемику Платона с Аристотелем. Во-вторых, выдвинутый мною аргумент подчеркивает, что Зенон не сумел довести свою мысль до конца. Ему следовало бы выступить против ходячего понятия времени как такового, а не против движения, которое включает в себя отношения между временем и пространством. Ибо что становится, имеет длительность. Но длительность не может возникнуть до тех пор, пока меньшая длительность (часть всей длительности) не предшествует ее бытию (первое положение Канта). Такой же аргумент используется при рассмотрении меньшей длительности и т. д. Бесконечный регресс этих длительностей ни к чему не приводит, и даже с позиций Аристотеля не может существовать первого момента. Следовательно, время должно быть иррациональным понятием. В-третьих, апории Зенона разрешаются в рамках эпохальной теории путем понимания темпорализации как реализации целостного организма. Этот организм является событием, сохраняющим в своей сущности

189

пространственно-временное отношение (в себе самом и вне себя) во всем пространственно-временном континууме.

Примечания

^ Ср.: Principles of Natural Knowledge, Sec. 52:3. ^ Это не есть скорость света в гравитационном поле или в среде молекул и электронов. ^ Ср.: Concept of Nature, Ch. III. * Кант И. Соч. в 6-ти томах. Т. 3. М., 1964, с. 238. " Там же, с. 243— 244. " Ср.: Euclid in Greek, by Sir Heath T. L. Camber. Univ. Press. Cm. примечание о точках.

Глава 8 Квантовая теория

Теория относительности сразу же вызвала огромный интерес у общественности. Однако, несмотря на всю свою значимость, она не смогла стать той темой, которая привлекла главное внимание физиков. Здесь первенство, несомненно, принадлежало квантовой теории. Наиболее важным моментом этой теории можно считать положение о том, что явления, которые вроде бы способны к постепенному увеличению или постепенному уменьшению, в действительности увеличиваются или уменьшаются скачкообразно. Это похоже на то, что вы могли бы идти со скоростью три или четыре мили в час, но не могли бы передвигаться со скоростью три с половиной мили в час.

Явления, о которых в данном случае идет речь, связаны с излучением света молекулой, приведенной в состояние возбуждения внешним толчком. Свет состоит из колеблющихся в электромагнитном поле волн. После полного прохождения волной некоторой точки все в окрестности этой точки возвращается в первоначальное состояние и готово для встречи со следующей волной. Представьте себе океанские волны и попробуйте посчитать их по гребням. Число волн, проходящих через любую точку за одну секунду, называется частотой данной системы волн. Система световых волн определенной частоты соответствует одному из цветов спектра. После того как произошло возбуждение молекулы, она совершает определенное число колебаний с заданной частотой. Другими словами, существуют разные виды колебания молекулы, и каждый из них имеет строго определенную частоту.

190

Любой вид колебания молекулы распространяет волны соответствующей частоты в электромагнитном поле. Эти волны уносят с собой энергию колебания; наконец (если не вмешиваться в происходящий процесс) молекула теряет энергию своего возбуждения и волны утихают. Итак, молекула может излучать свет строго определенных цветов или, иначе говоря, строго определенных частот.

Мы могли бы подумать, что каждому виду колебания можно придать возбуждение любой интенсивности и что энергия, которую уносят с собой световые волны определенной частоты, может быть любой величины. Но это не так. Существует минимум количества энергии, не подлежащей дальнейшему делению. Здесь вполне уместна аналогия с гражданином США, который, пользуясь деньгами своей страны, не может разделить цент, чтобы расплатиться за каждый из приобретаемых им мелких товаров. Цент в этой аналогии соответствует минимальному количеству световой энергии, а приобретаемые товары-энергии причины возбуждения. Эта причина возбуждения оказывается либо достаточно сильной для производства одного цента световой энергии, либо не может производить энергию совсем. Но в любом случае молекула будет излучать только целое число центов энергии. Существует еще одна особенность рассматриваемой теории, для разъяснения которой на сцену следует пригласить англичанина. Он расплачивается деньгами своей страны, а, следовательно, для него самой мелкой единицей является фартинг, который отличается по своей цене от цента. В самом грубом приближении фартинг можно приравнять к половине цента. Разные виды колебания молекулы имеют разные частоты. Сравните виды колебания молекулы с указанными народами. Один из видов сопоставьте с народом США, а другой—с народом Англии. Один вид может излучать энергию только целыми числами центов, поскольку цент энергии— это мельчайшая единица, которую он имеет в своем распоряжении, в то время как другой вид может излучать энергию только целыми числами фартингов, поскольку для него мельчайшей единицей является именно фартинг. Здесь можно выявить некоторое правило, говорящее нам о соотношении цен цента энергии одного вида колебания молекулы и фартинга энергии другого вида.

191

Это правило является чрезвычайно простым: каждая мельчайшая монета энергии имеет цену, прямо пропорциональную частоте того или иного вида колебания. Руководствуясь этим правилом и сравнивая фартинги с центами, можно сделать вывод, что частота колебания американцев примерно вдвое больше частоты колебания англичан. Другими словами, американец должен делать за одну секунду вдвое больше вещей, чем англичанин. Я хочу предоставить вам право судить самим, насколько верно этот вывод отражает характеры обоих народов. Я же придерживаюсь мнения, что все цвета солнечного спектра по-своему хороши. Иногда может нравиться красный цвет, а иногда—фиолетовый.

Надеюсь, что усвоение положений квантовой теории, о которых шла речь до сих пор, не потребовало больших усилий. Трудности возникают тогда, когда предпринимаются попытки согласовать квантовую теорию с современными научными представлениями о процессах, происходящих в молекуле или в атоме. Основой материалистической теории является принцип, согласно которому все природные явления могут быть описаны в терминах движущегося вещества. В соответствии с этим принципом световые волны объяснялись в терминах передвижения материального эфира, а процессы, происходящие внутри молекулы, до сих пор объясняются в терминах движения отдельных материальных частиц. Что касается теории световых волн, то сейчас материальный эфир занимает в ней весьма неопределенные позиции где-то на втором плане, и о нем стараются говорить как можно реже. Однако материалистический принцип не вызывает сомнений, когда его используют для описания атомов. Считается, например, что нейтральный атом водорода состоит по меньшей мере из двух материальных частиц; одна из них называется ядром и представляет собой положительно заряженное вещество, другая называется электроном и несет в себе отрицательный электрический заряд. Ядро, по всей видимости, является сложным образованием, состоящим из более мелких сгустков вещества, часть из которых обладает положительным электрическим зарядом. Можно предположить, что любое колебание, происходящее внутри атома, осуществляется лишь некоторым количеством вещества, другая же его часть остается неподвижной. Трудность квантовой теории заключается в том, что, согласно выдвинутой гипотезе, атом следует рассматривать как систему, имеющую

192

строго определенное число канавок, по которым происходит распространение колебательного движения; в классической научной картине такие канавки отсутствуют. Образно говоря, квантовая теория подразумевает наличие трамваев с ограниченным числом маршрутов, а устоявшиеся научные представления отдают предпочтение лошадям, несущимся по прерии. В результате этого физическое учение об атоме оказалось в положении, которое во многом напоминает положение астрономических эпициклов до появления на свет теории Коперника.

Согласно органической теории природы, можно выделить два типа колебаний, которые радикально отличаются друг от друга. Одним из них является колебательное передвижение, а другим—вибрационная органическая деформация; условия этих двух типов изменений также различаются между собой. Другими словами, существуют колебательное передвижение структуры как единого целого и вибрационное изменение в самой структуре.

Целостный организм в органической теории соответствует частице вещества в материалистическом учении. Допустим, что в органической теории можно выделить первичные роды, включающие в себя несколько видов организмов, и что каждый первичный организм, принадлежащий к тому или иному виду первичного рода, не подлежит делению на подчиненные организмы. Я буду называть любой простейший организм основного рода приматом. Существуют разные виды приматов.

Следует учитывать, что в данном случае мы имеет дело с физическими абстракциями. Соответственно, нас не должно интересовать, что такое примат сам по себе как структура, возникающая из объяснения конкретных аспектов; мы также не будем думать о том, что означает примат для окружающей его среды и как взаимодействуют с ней его конкретные аспекты. Его различные аспекты интересуют нас лишь постольку, поскольку их воздействия на передвижение структур могут быть выражены в пространственно-временных терминах. Говоря языком физики, аспекты примата проявляются в его воздействии на электромагнитное поле. Именно это мы и знаем об электронах и протонах. Электрон представляет собой не что иное, как структуру аспектов в окружающей среде, имеющих отношение к электромагнитному полю.

При обсуждении теории относительности мы видели,

193

что относительное движение двух приматов подразумевает использование их органическими структурами разных пространственно-временных систем. Если два примата не находятся в состоянии покоя или равномерного движения относительно друг друга, то в конечном счете один из них изменяет свою пространственно-временную систему. Законы движения описывают те условия, в которых происходят изменения пространственно-временных систем. Предпосылки колебательного передвижения могут быть выявлены при помощи этих общих законов движения.

Возможно, что некоторым видам приматов грозит распадение на части в тех условиях, которые ведут к изменениям пространственно-временных систем. Эти виды приматов будут сохранять устойчивость в течении длительного времени лишь в том случае, если они сумеют сформировать подходящую ассоциацию среди приматов других видов и если окружающая эту ассоциацию среда будет нейтрализовать тенденцию к распаду. Мы можем представить, что атомное ядро, состоящее из большого числа приматов разных видов и, вероятно, из множества приматов одинаковых видов, является ассоциацией, которая благоприятствует устойчивости. Еще одним примером такой ассоциации может служить нейтральный атом, в котором положительный заряд ядра уравновешивается отрицательными зарядами электронов. Благодаря этому нейтральный атом защищен от любого электрического поля и способен сохранять устойчивость своей пространственно-временной системы.

Требования физики подводят нас теперь к идее, которая очень созвучна органической философской теории. Я начну ее изложение с вопроса: не будет ли наша органическая теория устойчивости содержать в себе элементы материализма, если она безоговорочно принимает положение о том, что устойчивость означает недифференцированное тождество на протяжении интересующей нас истории жизни? Вы, наверное, заметили, что в предыдущей лекции я использовал слово «повторение» как синоним «устойчивости». Ясно, что по своему смыслу они не являются синонимами; и все же я хочу выдвинуть предположение, что повторение, поскольку оно отличается от устойчивости, ближе к требованиям органической теории. Это различие аналогично тому, которое было между последователями Галилея и аристотеликами: Аристотель говорил «покой»

194

там, где Галилей добавлял «или равномерное движение по прямой линии». В органической теории структура не нуждается в том, чтобы всегда сохранять недифференцированное тождество. Структура может быть подобна эстетическим контрастам, которые требуют определенного времени для своего развертывания. Примером такой структуры может служить интонация. В данном случае устойчивость структуры означает повторение одной и той же последовательности контрастов. Очевидно, такое более общее понимание устойчивости является самым приемлемым для органической теории, а понятие «повторение», возможно, наиболее точно характеризует это состояние. Но когда мы переводим это понятие на язык физических абстракций, оно превращается в технический термин «колебание». Рассматриваемое колебание не есть колебательное передвижение, оно представляет собой вибрацию органической деформации. В современной физике можно встретить указания на то, что корпускулярные организмы физического поля являются колеблющимися сущностями. Эти корпускулы выбрасываются ядрами атомов, которые затем распадаются на световые волны. Мы можем предположить, что эти корпускулы сами по себе не обладают высокой стабильностью и устойчивостью. Соответственно, неблагоприятная среда, вызывающая быстрые изменения в своей пространственно-временной системе, т. е. среда, сотрясающая эту систему внезапными ускорениями, расщепляет корпускулы на части и превращает в световые волны с тем же периодом колебания.

Протон, а возможно, и электрон похожи на ассоциацию таких приматов, которые, накладываясь друг на друга частотой колебаний и пространственными характеристиками, обеспечивают стабильность сложного организма даже после того, как он получил толчок ускорения. Условия стабильности придадут ассоциациям периоды колебаний, возможные для протонов. Распад примата может произойти под воздействием другого толчка, в результате чего протон либо находит свое место в альтернативной ассоциации, либо порождает новый примат с помощью полученной энергии.

Примат должен обладать определенной частотой вибрации органической деформации, и благодаря этому он, распадаясь на части, растворяется в световых волнах той же частоты, которые затем уносят

195

с собой всю энергию. Достаточно просто (в качестве частной гипотезы) представить постоянные колебания электромагнитного поля определенной частоты, распространяющиеся от центра к периферии, которые, согласно законам электромагнетизма, подразумевают наличие вибрирующего сферического ядра, что удовлетворяет одному ряду условий, и колеблющегося внешнего поля, что удовлетворяет другому ряду условий. Это и есть пример вибрации органической деформации. Далее (согласно этой частной гипотезе), существует два пути выявления дополнительных условий, удовлетворяющих требованиям математической физики. Если идти одним из них, то следует указать, что совокупная энергия должна удовлетворять квантовому условию, а именно: она должна состоять из целого числа единиц или центов, при этом цент энергии любого примата будет пропорциональным частоте его колебания. Я не разработал еще до конца вопрос об условиях стабильности или устойчивости ассоциации. Я использую эту частную гипотезу лишь для того, чтобы продемонстрировать возможности органической теории природы в деле пересмотра основных физических законов, которые невозможно пересмотреть с позиции противостоящего материалистического учения.

В соответствии с этой частной гипотезой колеблющихся приматов уравнения Максвелла можно использовать для описания явлений, происходящих повсюду, в том числе внутри протона. Данные уравнения выражают законы производства и поглощения энергии в процессе колебания. В ходе этого процесса каждый примат выделяет определенное количество энергии, пропорциональное своей массе. По сути дела, энергия является массой. Как вне, так и внутри примата наблюдаются вибрирующие радиальные потоки энергии. Внутри примата происходит колебательное распределение электрической плотности. С позиций материализма эта плотность означает наличие вещества; с позиций органической теории она указывает на колебательное производство энергии. Данный процесс ограничен внутренней природой примата.

Любая наука должна начинаться с допущений, пригодных для окончательного анализа тех фактов, с которыми она имеет дело. Эти допущения частично обосновываются непосредственной

196

очевидностью некоторых типов явлений, частично же—своей способностью представлять наблюдаемые факты в обобщенном виде, не прибегая для этого к гипотезам ad hoc. Изложенная мною общая теория колебания приматов указывает только на одну разновидность возможностей, которые открывает для физики органическая теория. Главное заключается в том, что она представляет возможность дополнить концепцию простого передвижения представлениями об органической деформации. Световые волны—один важный пример органической деформации.

В любую эпоху общепризнанные в науке допущения могут обнаружить симптомы той болезни, от которой излечилась в XVI в. астрономическая теория эпициклов. В настоящее время похожие симптомы наблюдаются в физике. Для того чтобы пересмотреть ее основания, мы должны вернуться к более конкретному видению реальных вещей, а затем, опираясь на эту непосредственную интуицию, получить путем абстрагирования фундаментальные понятия. Только таким способом, возможно, выявить общие предпосылки искомой ревизии.

Дискретности, которые были введены квантовой теорией, потребовали пересмотра физических концепций. Возникла необходимость разработки теории прерывного существования. От этой теории требуется, чтобы орбита электрона могла быть описана как серия отдельных состояний, а не как непрерывная линия.

Теория примата, или колеблющейся структуры, сформулированная выше, а также различие между темпоральностью и протяженностью, о котором шла речь в предыдущей лекции, помогают решить эту задачу. Следует помнить, что непрерывность комплекса событий возникает на основе отношений протяженности, тогда как темпоральность возникает в процессе реализации в субъективном событии структуры, которая требует для своего выявления того, чтобы целостная длительность была опространствлена, т. е. ограничена ее аспектами в данном событии. Таким образом, реализация охватывает собой последовательность эпохальных длительностей, а непрерывный переход, т. е. органическая деформация, происходит в пределах уже заданной длительности. Вибрационная органическая деформация в действительности является не чем иным, как непрерывным повторением определенной структуры. Один полный период определяет длительность, необходимую для всей структуры.

197

Следовательно, примат реализуется атомистически в последовательности длительностей, и каждая длительность может быть измерена от одного максимума к другому. Поскольку в расчет берется примат, представляющий собой некоторую устойчивую целостность, постольку нужно четко фиксировать последовательность этих длительностей. С учетом всего этого орбита может быть схематически представлена как серия отдельных точек. Таким образом, перемещение примата дискретно в пространстве и времени. Если мы пойдем еще глубже, то за квантами времени, которые представляют собой последовательность вибрационных периодов примата, мы обнаружим последовательность колеблющихся электромагнитных полей, каждое из которых расположено в пространстве-времени своей собственной длительности. Каждое из этих полей обладает одним полным периодом электромагнитного колебания, в рамках которого возникает примат. Не следует думать, что это колебание есть становление некой реальности; оно указывает на то, что примат находится в одном из своих дискретных состояний. Последовательные временные отрезки реализации примата прилегают, друг к другу; отсюда следует, что история жизни примата может быть представлена как непрерывное развитие явлений в электромагнитном поле. Но эти явления включаются в процесс реализации как целостные атомистические блоки, охватывающие определенные периоды времени.

Нет необходимости считать, что время является атомистическим в том смысле, что все структуры должны быть реализованы в одной и той же последовательности длительностей. Во-первых, даже в том случае, если периоды являются одинаковыми для двух приматов, длительность их реализации может быть разной. Другими словами, два примата могут не совпадать между собой по фазе. Также в том случае, если периоды являются различными, атомистичность любой отдельной длительности предполагает внутреннее разделение пограничными моментами длительностей другого примата.

Законы перемещения приматов отражают условия, при которых любой примат должен изменять свою пространственно-временную систему.

Нет необходимости в дальнейшем развитии этой концепции. Обоснование концепции колебательного существования может быть только экспериментальным. Точка зрения, проиллюстрированная данным примером, состоит в том, что принятый здесь космологический взгляд полностью совместим с требованием дискретности, которое выдвигает современная физика. Следует также учитывать

198

что, если принять концепцию темпорализации как последовательной реализации эпохальных длительностей, трудность, на которую указал Зенон, исчезнет. Частная форма, в которой здесь излагалась данная концепция, носит иллюстративный характер и с необходимостью потребует изменения прежде, чем ее можно будет применить к экспериментальным результатам физики.

Глава 9 Наука и философия

В настоящей лекции я рассмотрю некоторые реакции науки на движение философской мысли на протяжении тех столетий, о которых мы с вами вели речь. Я не собираюсь в рамках одной лекции давать краткое изложение истории современной философии. Мы рассмотрим только точки соприкосновения науки и философии, и то лишь постольку, поскольку они имеют отношение к схеме мышления, разработке которой посвящены данные лекции. В силу этого все великое немецкое идеалистическое движение остается в стороне как не имеющее эффективного соприкосновения с современной ему наукой. Поскольку же нас интересуют взаимные модификации концепций, то Кант, который стоял у истоков немецкого идеализма, был пропитан ньютонианской физикой и идеями выдающихся французских физиков — таких, например, как Клеро,— развивавших учение Ньютона. Философы, продолжавшие разрабатывать кантовский способ мышления или трансформировавшие его в гегельянство, не обладали ни естественнонаучной подготовкой Канта, ни его потенциальной способностью стать великим физиком, если бы философия не поглотила всю его энергию.

Возникновение современной философии имеет много общего с возникновением современной науки и совпадает с ним по времени. Главное направление ее развития было определено в XVII столетии отчасти теми же людьми, которые занимались разработкой научных принципов. Определение цели последовало за переходным периодом, начало которого можно датировать XV в. В это время в европейском сознании возникло общее движение, которое затронуло религию, науку и философию. Оно может

199

быть кратко охарактеризовано как прямой возврат к подлинным истокам греческого духа со стороны людей, чей духовный мир был сформирован наследием средних веков. Но это не было простым повторением греческого образа мышления. Эпохи не оживают после смерти. Эстетические принципы и принципы рациональности, которые олицетворяли греческую цивилизацию, были наряжены в одежды современного сознания. Между ними находились другие религии, другие системы права, другие политические затруднения, другое национальное наследие, и все это отделяло живое от мертвого.

Философия особенно чувствительна к таким различиям. Вы можете сделать копию античной статуи, но не копию античного способа мышления. В данном случае сходства будет не больше, чем у маскарада с реальной жизнью. Возможно понимание прошлого, и все же существует разница между современными и античными реакциями на одни и те же стимулы.

В области философии различие в оттенках лежит на поверхности. Современная философия окрашена субъективизмом в противовес объективистской точке зрения античности. Аналогичное изменение наблюдается в религии. В ранней истории христианской церкви теологические интересы концентрировались вокруг вопросов о природе Бога, о смысле Воплощения, апокалипсических пророчествах о конечной судьбе мира. В период Реформации церковь раскололась в результате разногласий по вопросу об индивидуальном опыте верующих в связи с идеей об оправдании верой. Индивидуальный опыт субъекта оттеснил на задний план тотальную драму всей реальности. Лютер задавался вопросом: «Как я могу оправдаться?»; современные философы спрашивают: «Как я получаю знание?» Акцент перенесен на субъект опыта. Это изменение точки зрения явилось результатом работы христианства в практическом аспекте воспитания паствы. Столетие за столетием христианство настаивало на бесконечной ценности индивидуальной человеческой души. Соответственно, к инстинктивному эготизму телесных желаний оно присоединило инстинктивное чувство оправдания я в сфере интеллекта. Каждое человеческое бытие является естественным хранителем своей собственной значимости. Эта современная направленность внимания, без сомнения, подчеркивает истины высочайшей ценности.

200

Например, благодаря ей в сфере практической жизни было отменено рабство и обоснованы неотъемлемые права человека.

Декарт в своем «Рассуждении о методе» и в своих «Метафизических размышлениях» раскрыл с большой ясностью идеи, которые с тех пор оказывали сильное влияние на развитие философии. Существует субъект опыта. В «Рассуждении» субъект всегда упоминается в первом лице, как будто бы им является сам Декарт. Декарт начинает с самого себя как с некой духовности, которая посредством осознания своих собственных чувств и мыслей постигает свое существование как единую сущность. Последующая история философии вращалась вокруг картезианской формулировки этого первичного факта. Античный мир занимался драмой универсума, современный мир повернулся к внутренней драме человеческой души. Декарт в «Размышлениях» основал существование этой внутренней драмы на возможности заблуждения. Наши представления могут не соответствовать объективным фактам, но должна существовать активная душа, деятельность которой полностью проистекает из нее самой. Вот, например, цитата из его «Размышления второго»:

«Но мне скажут, что это ложные призраки и что я сплю. Пусть будет так. Во всяком случае, достоверно, по крайней мере, то, что мне кажется, будто бы я вижу свет, слышу шум, ощущаю тепло. Это уже не может быть ложным; именно это я и называю в себе чувством, и взятое в этом Точном смысле оно не что иное, как мышление. Отсюда я начинаю узнавать, каков я, уже с несколько большей ясностью и отчетливостью, чем прежде».

Теперь отрывок из его «Размышления третьего»: «... как я заметил выше, хотя вещи, которые я ощущаю или представляю, может быть, не существуют сами по себе и вне меня, я тем не менее уверен, что виды мышления, называемые мною чувствами и представлениями, поскольку они виды мышления, несомненно встречаются и пребывают во мне».

Объективизм Средних веков и античного мира перешел в науку. Природа познавалась как существующая сама по себе, в своих собственных взаимодействиях. Под влиянием современной теории относительности наметилась тенденция к субъективистским формулировкам. Однако до этого периода формулировки законов природы в науке делались без ссылок на их зависимость от индивидуального наблюдателя. Но существуют различия между старым

201

и новым воззрением на науку. Антирационализм людей Нового времени сдерживает любую попытку гармонизации предельных научных концепций с идеями, полученными путем наиболее конкретного рассмотрения всей реальности. Материальность, пространство, время, различные законы перехода одних видов материи в другие понимаются как окончательно установленные факты, не подлежащие пересмотру.

Последствия этой неприязни к философскому рационализму были одинаково губительны для философии и для науки. В настоящей лекции мы обратимся к философии. Философы являются рационалистами. Они стремятся выйти за рамки окончательно установленных фактов; они желают объяснить в свете универсальных принципов общие связи между различными деталями общего потока вещей. Они ищут такие принципы, которые могли бы устранить случайность; таким образом, какая бы часть факта ни принималась или ни была дана, существование всех остальных вещей должно удовлетворять требованию рациональности. Они должны иметь смысл. Говоря словами Генри Сиджуика, «главная цель философии заключается в полном объединении, выявлении четких связей между всеми разделами рационального мышления, и эта цель не может быть достигнута философией, если она игнорирует важность суждений и размышлений, которые составляют предмет этики».

Соответственно, пристрастие к истории со стороны физических и социальных наук наряду с их отказом рационально объяснить некоторый конечный механизм вытеснило философию из круга наиболее влиятельных явлений современной жизни. Она утратила присущую ей роль перманентной критики частных формулировок. Она ушла в сферу субъективного, так как была вытеснена наукой из сферы объективного. Так эволюция мысли в XVII столетии совпала с усилением интереса к индивидуальной личности, который зародился в Средние века. Мы видели, что Декарт принял за отправную точку свое конечное сознание, в существовании которого его уверяла собственная философия; решая же вопрос об отношении сознания к конечной материи, он трактовал человеческое тело как кусок воска, и это соответствовало научным представлениям того времени. Существует жезл Аарона, а также магическая змея; главный вопрос философии заключается в том, кто кого проглотит. Декарт полагал, что они смогут счастливо

202

жить вместе. К данному направлению мысли мы относим Локка, Беркли, Юма, Канта. Два великих имени стоят вне этого списка—Спиноза и Лейбниц. Но они отличаются друг от друга в плане их философского влияния на науку, так как они придерживались двух крайностей, выходящих за пределы благоразумной философии; Спиноза придерживался более старого способа мышления, Лейбниц выделялся новизной своего учения о монадах.

В истории философии и в истории науки прослеживаются интересные параллели. И в той и в другой областях XVII в. подготовил сцену для двух последующих веков. Но новый акт пьесы начался лишь в XX в. Было бы преувеличением приписывать заслугу общего изменения в духовном климате какому-либо одному произведению или какому-либо одному автору. Без сомнения, Декарт сумел выразить в прозрачной и четкой форме идеи, которые уже витали в головах людей того времени. Подобно этому, приписывая Уильяму Джемсу торжественное открытие новой фазы в философии, мы оставляем в стороне интеллектуальные влияния рассматриваемого периода. Но даже с учетом этого будет вполне уместным противопоставление его очерка «Существует ли сознание?», опубликованного в 1904 г., «Рассуждению о методе» Декарта, вышедшему в свет в 1637 г. Джемс очистил сцену от старого реквизита, а может быть, он просто изменил ее освещение. Обратите внимание на следующие два предложения из его очерка:

«Решительное отрицание существования «сознания» выглядит таким абсурдным перед лицом сознания, ибо существование «мыслей» является несомненным,—что я боюсь, как бы некоторые читатели не отложили в сторону данную работу. Позвольте мне сразу же объяснить, что я выступаю против того, чтобы этим словом обозначалась некая сущность, и настаиваю на том, чтобы употреблять его для обозначения функции».

Научному материализму и картезианскому «эго» в одно и то же время был брошен вызов со стороны науки и со стороны философии, которую представлял Уильям Джемс и его предшественники в области психологии; этот двойной вызов знаменовал собой конец периода, который продолжался около 250 лет. Конечно, понятия «материя» и «сознание» выражали что-то настолько очевидное для обыденного опыта, что любая философия должна была

203

обозначать этими понятиями некоторые явления. Суть дела сводилась к тому, что начиная с XVII в. они использовались, таким образом, который сейчас был поставлен под сомнение. Джемс отрицал, что сознание является сущностью, и утверждал, что оно является функцией. Различие между сущностью и функцией является очень важным для понимания того вызова, который был брошен Джемсом старому способу мышления. В трактате Джемса вопрос о характере сознания обсуждается достаточно подробно. Но Джемс не сумел дать однозначной трактовки понятия «сущность», которое он отказался применять в отношении сознания. В отрывке, непосредственно следующем за тем, который я уже цитировал, он заявляет:

«Я имею в виду, что нет особого вещества или качества бытия, противоположного тому веществу, из которого сделаны материальные объекты; но существует функция опыта, которая проявляется в мыслях и для обозначения которой было использовано это качество бытия. Эта функция есть познавание. «Сознание» было необходимо для того, чтобы объяснить факт, почему вещи не только существуют, но и являются нам, познаются нами».

Таким образом, Джемс отрицает, что сознание является «веществом».

Термин «сущность» и далее термин «вещество» мало, что говорят о себе. Понятие «сущность» является таким общим, что под него можно подвести все, о чем мы думаем. Нельзя думать ни о чем, и все, что является объектом мысли, может быть вызвано сущностью. В этом смысле функция тоже является сущностью. Очевидно, не это имел в виду Джемс.

204

В соответствии с органической теорией природы, которую я выдвигаю в качестве рабочей гипотезы в этих лекциях, я пытаюсь интерпретировать Джемса в духе отрицания тех положений, которые сформулировал Декарт в своих «Размышлениях». Декарт выделял два вида сущностей: материю и душу. Сущностью материи, согласно Декарту, является пространственная протяженность, сущность души заключается в мышлении в том смысле, который приписывался Декартом слову «cogitare», например, в его «Первоначалах философии» (1, 53). Там он писал, что каждая субстанция имеет один принципиальный атрибут, каковым является мышление для сознания, протяженность для тела. Еще раньше в этом сочинении (1, 51) Декарт утверждает:

«Под субстанцией мы можем разуметь лишь ту вещь, коя существует, совершенно не нуждаясь для своего бытия в другой вещи».

А далее Декарт добавляет: например, в силу того, что субстанция прекращает длиться, она прекращает и свое существование, длительность может быть отделена от субстанции только в мысли.

Итак, мы заключаем, что, согласно Декарту, души и тела существуют таким образом, что не нуждаются ни в чем за пределами своей собственной индивидуальности (за исключением Бога, который является основой всех вещей); что души и тела обладают длительностью, так как без длительности они прекращают свое существование; что пространственная протяженность является существенным атрибутом тел, а мышление—существенным атрибутом сознания.

Трудно переоценить гениальность Декарта, предложившего такую трактовку сложнейших философских вопросов. Это достойно того времени, когда он писал, и свидетельствует о ясности, присущей французскому интеллекту. Декарт в своем различении времени и длительности, в своей попытке объяснить время на основе движения, а также в сознании тесной связи между материей и протяженностью предвосхитил, насколько это было возможно в XVII в„ некоторые идеи современной теории относительности и даже некоторые аспекты учения Бергсона о порождении вещей. Но эти фундаментальные принципы предполагали независимое существование субстанций с простым местоположением в сообществе временных длительностей, а в случае с простым местоположением—среди других пространственных протяженностей. Данные принципы прямо вели к материалистической теории, согласно которой механическая природа описывается познающим умом. После XVII столетия наука взяла на себя заботу о мыслящем сознании. Некоторые философские школы придерживались строгого дуализма, а различные идеалистические школы провозглашали, что природа является лишь главным примером познавательной деятельности сознания. Но все школы соглашались с картезианским анализом конечных элементов природы. Я исключаю Спинозу и Лейбница из общего потока философии, у истока которого стоял Декарт, хотя, несомненно, он оказывал влияние и на них, а они в свою очередь влияли на других философов. Я же размышляю главным образом о реальных контактах между наукой и философией.

205

Разделение области знания между наукой и философией было непростой задачей; фактически это иллюстрируется полной неразберихой в предпосылках, на которых это разделение основывалось. Мы осознаем природу как взаимодействие тел, цветов, звуков, запахов, вкусовых качеств, прикосновений и других телесных чувств, которые размещены в пространстве либо как структуры взаимного разделения соседних объемов, либо как индивидуальные формы. А целое—это поток, изменяющийся во времени. Эта систематическая тотальность открывается для нас в виде единого комплекса вещей. Но дуализм XVII в. разрубил этот комплекс пополам. Объективный мир науки был ограничен материальными вещами с простым местоположением в пространстве и времени, подчиняющимися определенным правилам движения. Субъективный мир философии включал в себя цвета, звуки, запахи, вкусовые и осязательные ощущения, телесные чувства как нечто формирующее субъективное содержание индивидуального сознания. Оба мира участвовали в общем, потоке, но время как мера длительности было отнесено Декартом к элементам сознания наблюдателя. Ясно, что данная схема страдает роковой слабостью. Мышление проявляет себя в том, что оно делает предметом созерцания такие сущности, как, например, цвета. Но в рамках рассматриваемой теории цвета в конечном счете являются лишь содержанием сознания.

206

Следовательно, сознание оказывается ограниченным своим частным миром размышлений. Субъект объектная структура опыта, согласно этой теории, полностью включена в сознание как одна из его частных характеристик. Этот вывод из картезианских воззрений явился отправной точкой для Беркли, Юма и Канта. А еще раньше он стал тем жизненно важным вопросом, на котором сосредоточил свое внимание Локк. Таким образом, вопрос о том, как можно в познании достигнуть объективного подлинного мира науки, стал проблемой первой величины. Декарт утверждал, что объективное тело постигается интеллектом. По поводу этого он писал в «Размышлении втором»: «Следовательно, нужно согласиться, что я не могу постичь представлением, что такое этот кусок воска, и что только мой разум постигает это. Я говорю только об этом единичном куске; ибо все сказанное еще очевиднее относительно воска вообще. Но каков же этот кусок воска который может быть понят только разумом или духом... мое понимание отнюдь не составляет ни зрения, ни осязания, ни представления и никогда не составляло их, хотя это и казалось прежде; но оно составляет только усмотрение умом, которое может быть несовершенным и смутным... или же ясным и отчетливым».

Необходимо отметить, что латинское слово «inspectio» в его классическом употреблении ассоциировалось с понятием «теория», которое противопоставлялось понятию «практика».

207

Для нас теперь очевидны два великих предмета современной философии. Изучение сознания разделилось на психологию, или изучение ментальных функций самих по себе и их взаимоотношений, и на эпистемологию, или теорию познания объективного мира. Другими словами, существует изучение мышления как элемента сознания и его изучение в плане постижения (интуиции) объективного мира. Это очень непростое разделение, породившее массу трудностей, разрешение которых растянулось на несколько столетий.

До тех пор пока объективный мир постигался в терминах физики, а субъективный—в терминах ментальности, декартовское решение проблем представлялось вполне удовлетворительным. Но данное равновесие нарушилось с возникновением психологии. В XVII в. обычно переходили от изучения физики к изучению философии. В конце XIX столетия, особенно в Германии, стали переходить от изучения физиологии к изучению психологии. Такое изменение акцентов говорило о многом. Конечно, в ранний период человеческое тело также подлежало тщательному изучению. Например, Декарт посвятил этому пятую главу «Рассуждения о методе». Но физиологический инстинкт тогда еще не был развит. При рассмотрении человеческого тела Декарт пользовался принципами физики, тогда как современные психологи используют способы мышления медицинской физиологии. Творческий путь Уильяма Джемса может служить иллюстрацией изменения позиций. Он также обладал ясным и острым умом, способным вспышкой интеллекта сразу осветить суть дела.

Причина, по которой я предпринял сопоставление взглядов Декарта и Джемса, теперь очевидна. Ни один из них не завершил свою эпоху окончательным решением проблемы. Их огромная заслуга состояла в другом. Каждый из них открыл эпоху четкой формулировкой терминов, в которых мысль могла эффективно выражать себя на определенной ступени познания; один сделал это для XVII столетия, другой—для XX. В этом плане они оба могут быть противопоставлены Фоме Аквинскому, учение которого представляет собой вершину аристотелевской схоластики.

По многим причинам ни Декарт, ни Джемс не смогли стать наиболее характерными философами для своих эпох. Я склоняюсь к тому, чтобы отдать эти позиции соответственно Локку и Бергсону, поскольку они имели непосредственное отношение к науке своего времени. Локк разрабатывал направления мысли, которые привели в движение философию; например, он подчеркивал необходимость психологии. Он открыл время эпохальных исследований насущных проблем ограниченного характера. Поступая так, он, несомненно, привнес в философию элементы научного антирационализма. Но сама основа плодотворной методологии заключается в том, чтобы начинать с постулатов, которых можно было бы придерживаться при рассмотрении любого вопроса. Критика таких методологических постулатов остается для другого раза. Локк открыл, что философская ситуации, завещанная Декартом, включает в себя проблемы эпистемологии и психологии.

208

Бергсон ввел в философию органические концепции физиологии. Он наиболее решительно отошел от статического материализма XVII в. Его протест против опространствливания характеристик является протестом против понимания ньютонианской концепции природы в каком-либо другом смысле, кроме того, что она представляет собой высокую степень абстракции. Его так называемый антиинтеллектуализм может быть истолкован только таким образом. В некотором смысле он возвращается к Декарту, но этот возврат дополняется инстинктивным усвоением положений современной биологии.

Существует и другая причина, по которой можно говорить о близости Локка и Бергсона. Зародыш органической теории природы может быть найден в учении Локка. Известный современный исследователь его творчества, проф. Гибсон, утверждает, что локковский способ представления тождественности самосознания «уподобляет самосознание живому организму и выходит за пределы механического воззрения на природу и сознание, содержащегося в дуалистической теории». Правда, следует отметить, что поначалу Локк проявлял нерешительность в этом моменте, а затем, что еще более важно, он применил свою идею только к самосознанию. Физиологическая точка зрения еще не утвердила себя. Физиология стремилась вернуть сознание в природу. Неврологи прослеживали в первую очередь воздействие стимулов на нервную систему, затем интеграционные процессы в нервных центрах и наконец, возникновение проективной отнесенности за пределы тела и двигательной реализации нового нервного возбуждения. В биохимии исследовалось тонкое приспособление химической совокупности частей к сохраняющемуся в целостности организму. Таким образом, духовное постижение рассматривается как рефлективный опыт целостности, отдающей себе отчет в том, что она собой представляет как единичное событие. Эта единичность возникает в ходе интеграции суммы частичных событий, но это не есть их числовой агрегат. Он обладает собственным единством как событие. Это тотальное единство, рассмотренное как самодостаточная сущность, представляет собой стягивание в единство структурированных аспектов вселенной событий. Его познание самого себя возникает из его соответствия тем вещам, у которых оно заимствует их аспекты. Оно знает мир как систему взаимного соответствия, а потому видит себя отраженным в других вещах. Эти другие вещи включают главным образом различные части своего собственного тела.

209

Очень важно отличать телесную структуру, которая пребывает, от телесного события, в которое входит сохраняющаяся структура, а также от частей телесного события. В -части телесного события входят их собственные устойчивые структуры, которые формируют элементы телесной структуры. Части тела являются действительными частями окружающей среды целостного телесного события, но они связаны таким образом, что их взаимные аспекты совместно воздействуют на изменение каждой структуры. Это происходит в результате неразрывного характера отношений целого к частям. Таким образом, тело является частью окружающей среды для части, а часть является частью окружающей среды для тела; они обладают специфической чувствительностью к изменению друг друга. Эта чувствительность упорядочена так, что части приспосабливают себя для того, чтобы сохранить стабильность телесной структуры. Это частный случай благоприятной окружающей среды, защищающей организм. Отношения части к целому имеют специфическое взаимодействие, ассоциирующееся с понятием организма, в котором части служат целому. Это отношение господствует повсюду в природе и не является особенностью только высших организмов.

Далее, рассматривая этот вопрос с позиций химии, нет нужды объяснять действия каждой молекулы живого тела посредством ее исключительного, особенного отношения к структуре целостного живого организма. Каждая молекула в действительности испытывает воздействие со стороны определенного аспекта этой структуры, который отражается в ней и отличается от того, каким бы он мог быть в каком-либо другом месте. Подобным образом электрон под влиянием определенных условий может принимать форму сферы, а в других условиях—яйцевидную форму. Научный подход к данной проблеме состоит в том, проявляют ли молекулы в живых телах те свойства, которые не наблюдаются в неорганической природе. Эта проблема похожа на проблему, почему мягкое железо в магнитном поле проявляет магнитные свойства и не проявляет их в другой среде. Мгновенные реакции самосохранения живых тел и наш опыт физических действий тел, обусловленных нашей волей, вызывают изменение молекул в теле как следствие целостной структуры. Вполне вероятно, что существуют физические законы, выражающие изменения конечных базовых организмов, когда они формируют часть высших организмов с соответствующей сложной структурой. Это, однако, полностью совпадает с эмпирически наблюдаемым воздействием окружающей среды, если взаимодействие аспектов всего тела и его частей является незначительным. Мы должны ожидать передачи. Таким образом, модификация целостной структуры осуществляется посредством модификаций нисходящих серий частей, так что наконец модификация клетки изменяет ее аспекты в молекуле, воздействуя этим на саму молекулу или на другую, еще меньшую сущность. Поэтому вопрос физиологии является вопросом физики молекул в клетках различного характера.

210

Теперь мы можем рассмотреть отношения психологии к физиологии и к физике. Специфическим полем психологии является событие, рассмотренное со своей собственной точки зрения. Единство этого поля является единством события. Но это событие как одна сущность, а не как сумма частей. Отношения частей друг к другу и к целому являются их аспектами, находящимися один в другом. для стороннего наблюдателя тело является совокупностью аспектов тела как целого, а также как суммы его частей. Для стороннего наблюдателя аспекты формы и чувственных объектов доминируют, по крайней мере, в познании. Но мы должны также допустить возможность того, что можем обнаружить в себе аспекты ментальности высших организмов. Требование того, что познание чужих ментальностей должно с необходимостью осуществляться посредством выведения из аспектов формы или чувственных объектов, совершенно лишено оснований для философии организма. Фундаментальный принцип состоит в том, что любой переход в действительность запечатлевает свои аспекты в каждом индивидуальном событии.

Далее, даже для самопознания аспекты частей наших собственных тел принимают вид аспектов формы и чувственных объектов. Но эта часть телесного события в том отношении, с которым ассоциируется познавательная деятельность, несет в себе единство психологического поля. Его составные части не относятся к самому событию; они являются аспектами того, что находится за пределами события. Так, самопознание, присущее телесному событию, является познанием себя как сложного единства, составные части которого включают всю реальность, находящуюся вне его, но ограниченную пределами его структуры. Таким образом, мы познаем себя как функцию объединения множества вещей, иных, чем мы. Познание раскрывает событие как деятельность, организующую реальную совместность чуждых вещей. Но это психологическое поле не зависит от его познания, так что это поле является все еще единым событием, абстрагированным от самопознания.

211

Соответственно, сознание будет функцией познания. Но то, что познано, представляет собой схватывание аспектов единой реальной вселенной. Эти аспекты являются аспектами других событий, которые взаимно изменяют друг друга. В структуре аспектов они находят свою модель взаимной отнесенности.

Исходными элементами структуры являются аспекты форм, чувственных объектов и других вечных объектов, само тождественность которых не зависит от потока вещей. В каком бы месте такие объекты ни входили в общий поток, они интерпретируют события одно через другое. Они находятся здесь, в воспринимающем, но как воспринимаемые им, они сообщают ему нечто об общем потоке, который находится вне него. Субъект объектное отношение коренится в двойной роли этих вечных объектов. Они являются модификациями субъекта, но только благодаря своему свойству передачи аспектов другим субъектам в сообществе вселенной. Таким образом, ни один индивидуальный субъект не может иметь независимой реальности, так как он схватывает ограниченные аспекты других субъектов.

Техническое словосочетание «субъект-объект» является плохим обозначением фундаментальной ситуации, которая раскрывается в опыте. В действительности это напоминает аристотелевский термин «субъект-предикат». Он уже предполагает метафизическую доктрину разных субъектов, определяемых посредством частных предикатов. Это есть доктрина субъектов, каждый из которых имеет особый мир опыта. Если принять данное положение, то невозможно избежать солипсизма. Суть дела состоит в том, что термин «субъект-объект» указывает на фундаментальную сущность, лежащую в основе объектов. «Объекты», понятые таким образом, являются лишь аналогиями аристотелевских предикатов. Первоначальная ситуация, открывающаяся в познавательном опыте,—«я—объект среди других объектов». Под этим я подразумеваю, что первичным фактом является безличный мир, трансцендирующий «здесь и теперь» я объекта, а также трансцендирующий «сейчас» пространственного мира одновременной реализации. Этот мир включает в себя актуальность прошлого и ограниченную потенциальность будущего, взятую вместе со всем миром абстрактной потенциальности, областью вечных объектов, которые трансцендируют реальный процесс реализации, находят аналоги с ним, сравнивают себя с ним. Я объект как осознание «здесь и теперь» сознает свою принадлежность к опыту, который конструируется внутренней отнесенностью к миру реальности и к миру идей. Но я объект, конституированный таким образом, находится в мире реальностей и проявляет себя как организм, требующий внедрения идей, чтобы закрепить свой статус в мире реальностей. Этот вопрос о сознании должен быть оставлен для рассмотрения в другом месте.

Выдвинутое в ходе настоящей дискуссии положение

212

указывает, что философия органической природы должна начинаться с позиций, которые противоположны материализму. Материализм начинается с признания независимого существования субстанций, материи и сознания. Материя подвержена изменениям внешних отношений передвижения, а сознание подвержено изменениям созерцаемых им объектов. В материалистической теории существует два вида независимых субстанций, каждый из которых определяется присущими ему свойствами. Органическая философия принимает за отправную точку анализ процесса реализации событий, расположенных во взаимосвязанном сообществе. Событие является единством реальных вещей. Возникающая устойчивая структура представляет собой стабилизацию возникшего достижения, благодаря чему она сохраняет свою идентичность в ходе всего процесса. Следует отметить, что устойчивость не есть первичное свойство за пределами себя, это устойчивость внутри себя. Я имею в виду, что устойчивость является свойством, находящим свою структуру воспроизводимой во временных отрезках целого события. Именно в этом смысле тотальное событие несет в себе устойчивую структуру. Существует внутренняя ценность, тождественная для целого и его последовательных частей. Познание представляет собой возникновение в определенной индивидуализированной реальности общего субстрата деятельности, содержащего в себе возможность, действительность и цель.

К органической концепции мира можно прийти и в том случае, если мы начнем с фундаментальных понятий современной физики, а не психологии и физиологии, как это было сделано выше. В силу того, что я занимался математикой и математической физикой, я пришел к своим убеждениям именно этим путем. Математическая физика предполагает в первую очередь существование электромагнитного поля, которое заполняет пространство и время. Законы, которые описывают это поле, являются не чем иным, как условиями, наблюдаемыми в общей активности мирового потока, так как он индивидуализирует себя в событиях. Физике присуща абстракция. Эта наука игнорирует то, чем являются вещи сами по себе. Их сущности рассматриваются лишь в отношении к внешней реальности, точнее говоря, в отношении их аспектов в других вещах. Но абстракция не

213

останавливается на этом; она рассматривает аспекты других вещей как изменяющиеся пространственно-временные параметры в жизненной истории этих других вещей. И здесь входит в науку внутренняя реальность наблюдателя; я имею в виду то, что интересует наблюдателя. Например, тот факт, что он видит красное или голубое, входит в научные положения. Но само красное, которое видит наблюдатель, в действительности не входит в науку. То, о чем идет речь, представляет собой лишь различие опыта, благодаря которому наблюдатель видит красное, и всеми другими видами опыта. Соответственно, внутренний мир наблюдателя служит лишь тому, чтобы фиксировать само тождественные индивидуальности физических сущностей. Эти сущности рассматриваются только как факторы определенного этапа развития в пространстве и времени жизненной истории устойчивых сущностей.

Фразеология физики тесно связана с материалистическими идеями XVII столетия. Но, даже, несмотря на предельную абстрактность физики, мы можем обнаружить, что в основе ее лежит органическая теория аспектов, которая была изложена выше. Прежде всего, рассмотрим любое событие в пустом пространстве, имея в виду, что термин «пустое» означает отсутствие электронов или какой-нибудь другой формы электрического заряда. Такое событие играет в физике три роли. Во-первых, оно служит местом для приключений энергии либо выступает как ее носитель либо как местоположение определенного потока энергии, но в любом случае энергия находится здесь либо как расположенная в пространстве и прослеживающаяся во времени, либо как поток, пронизывающий пространство.

В своей второй роли это событие есть необходимая связь в структуре передачи, благодаря которой характер каждого события изменяется в зависимости от характера других событий.

В своей третьей роли событие представляет собой возможность того, что произойдет с электрическим зарядом либо в результате деформации, либо в результате перемещения, если это, конечно, произойдет.

Если мы изменим нашу предпосылку, взяв событие, которое включает в себя часть жизненной истории электрического заряда, то анализ его трех ролей останется в силе, за исключением того, что возможность, воплощенная в третьей роли, теперь превратится в действительность.

214

В этом превращении возможности в действительность мы обнаруживаем различие между пустыми и заполненными событиями.

Возвращаясь к пустым событиям, мы обнаруживаем отсутствие в них индивидуальности внутреннего содержания. Рассматривая первую роль пустых событий, являющихся носителем энергии, мы видим, что не существует индивидуального различия между индивидуальной частицей энергии, находящейся в состоянии покоя, и индивидуальной частицей энергии, являющейся элементом потока. Здесь мы имеем просто количественное определение энергии без индивидуализации в ней активности. Это отсутствие индивидуализации в еще большей степени заметно во второй и третьей ролях. Пустое событие является чем-то в себе, но оно не может реализовать стабильную индивидуальность содержания. Что касается его содержания, то пустое событие является одним реализованным элементом в общей схеме организованной активности.

Требуются некоторые уточнения, когда пустое событие служит сценой для передачи повторяющейся последовательности волновых форм. Здесь существует определенный образец, который остается постоянным в событии. Мы обнаруживаем здесь слабый след устойчивой индивидуальности. Но это является индивидуальностью без малейшего намека на оригинальность, так как это постоянство возникает только во включении события в более широкую схему структурирования.

Обращаясь теперь к изучению заполненного события, укажем, что электрон имеет определенную индивидуальность. Она прослеживается на протяжении всей его жизненной истории в различных событиях. Совокупность электронов, вместе с соответствующими атомными зарядами положительного электричества, образует тело, которое мы обычно воспринимаем. Простейшим телом такого рода является молекула, а совокупность молекул формирует такие материальные образования, как стул или камень. Таким образом, электрический заряд несет в себе признаки индивидуальности содержания, которая добавляется к индивидуальности события самого по себе. Эта индивидуальность содержания является сильной стороной материалистического учения.

Однако это заявление может быть так же хорошо объяснено в рамках теории организма. Когда мы смотрим на функцию электрического заряда, мы замечаем, что его роль состоит в том, чтобы отметить порождение структуры, передающейся в пространстве и времени.

215

Это ключ к любой особенной структуре. Например, силовое поле любого события может быть сконструировано путем изучения приключений электронов и протонов или потоков энергии и ее распределения. Далее, электрические волны возникают в процессе колебательных движений этих зарядов. Таким образом, переданная структура может быть понята как поток аспектов в пространстве и времени, имеющий своим источником жизненную историю атомного заряда. Индивидуализация заряда происходит путем объединения двух характеристик: во-первых, продолжающейся идентичности его способа функционирования как основы для определения распространения образца; во- вторых, единства и непрерывности его жизненной истории.

Мы можем заключить, что органическая теория представляет собой именно то, о чем реально говорит физика, обращаясь к своим предельным сущностям. Мы также обратили внимание на полную бесполезность этих сущностей для физики, если они понимаются как всецело конкретные индивидуальности. Поскольку они рассматриваются физикой, постольку они являются движущимися относительно друг друга, но они не имеют реальности вне этой функции. Для физики не существует внутренней реальности.

Очевидно, что философия, имеющая в своей основе понятие организма, может быть выведена из учения Лейбница. Его монады являются для него предельными реальными сущностями. Но он сохранил картезианские субстанции с определяющими их признаками, что, по его мнению, выражало предельные характеристики реальных вещей. В соответствии с этим для него не существовало конкретной реальности внутренних отношений. Он вынужден был придерживаться двух противоположных точек зрения. Одна из них предполагала, что реальная первичная сущность есть организующая деятельность, сводящая воедино составные части, так что это единство представляет собой реальность. Другая точка зрения сводилась к тому, что реальные первичные сущности являются субстанциями, которые несут в себе качественные признаки. Первая точка зрения основывалась на признании внутренних отношений, связывающих всю реальность. Вторая точка зрения несовместима с признанием реальности таких отношений.

216

Для того чтобы примирить эти две точки зрения, Лейбниц трактовал монады как сущности, не имеющие окон, а их свойства—как отражение универсума, упорядоченного божественной предустановленной гармонией. Эта концепция предполагала агрегат независимых сущностей. Он не отличал событие как единство опыта от устойчивого организма, важной чертой которого является стабильность, и от познавательного организма, выражающего возрастающую сложность индивидуализации. Он также не признавал многочисленных отношений, связывающих чувственные данные с разными событиями различными способами. Эти многочисленные отношения фигурировали у Лейбница как факты перспективы, но только при условии, что они являются чистыми качествами организующих монад. Трудности возникали из безоговорочного принятия идеи простого местонахождения как фундаментального для пространства и времени, а также из принятия идеи независимой индивидуальной субстанции как фундаментальной для реальной сущности. Единственная дорога, которая открывалась перед Лейбницем, напоминала тот путь, который до конца прошел Беркли (в превалирующей интерпретации его взглядов), а именно путь апелляции к Deus ex machina, при помощи которого можно было разрешить метафизические трудности. Подобно тому, как Декарт основал мыслительную традицию, которая в определенной степени обеспечила последующий контакт философии с наукой, Лейбниц основал альтернативную традицию, согласно которой предельные сущности являются способами организации. Эта традиция явилась фундаментом великих достижений немецкой философии. Кант размышлял по поводу этих двух традиций. Он был ученым, но школы, положившие в свою основу учение Канта, практически не оказали влияния на образ мышления ученых. Задачей философских школ современности должно быть объединение двух течений для выражения научной картины мира и преодоление посредством этого разрыва науки с утверждением нашего эстетического и этического опыта.

Примечания

^ Ср. любопытные отрывки в «Критике чистого разума» Канта (в «Трансцендентальной аналитике» и во «Второй аналогии опыта»), где он использует рассуждения о явлении капиллярности. Это неоправданно

217

сложные рассуждения; для разъяснения своей мысли Канту достаточно было привести пример книги, лежащей на столе. Но явление капиллярности было впервые адекватно объяснено Клеро в приложении к его работе «Форма Земли». Кант, несомненно, читал это приложение, и оно оказало большое влияние на немецкого мыслителя. ^ Ср.: Sidgwick Н. A Memoir, Appendix 1. ^ Ср. его кн.: Locke's Theory of Knowledge and its Historical Relations. Camb. Univ. Press, 1917. * Ср.: Russell В. The Philosophy of Leibniz, for the Suggestion of this Line of Thought.

Глава 10 Абстракция

В предыдущих главах я рассмотрел реакции науки на более глубокие проблемы, которыми были заняты мыслители Нового времени. Ни один человек, ни одно человеческое сообщество и ни одна эпоха не могут думать сразу обо всем. Поэтому для выявления различных влияний науки на мышление эта тема трактовалась исторически. В этой ретроспекции я обнаружил, что основной результат всей истории—разложение удобной схемы научного материализма, которая доминировала на протяжении трех рассматриваемых веков. Соответственно, главное внимание уделялось различным школам, критикующим устоявшиеся представления; я также попытался дать набросок альтернативной космологической доктрины, которая настолько широка, что включает в себя основные элементы науки и основные положения ее критиков. В этой альтернативной схеме понятие вещества как фундамента всех построений было заменено понятием органического синтеза. Такой подход возник в результате блужданий по лабиринтам научного мышления и из специфических затруднений, с которыми приходилось сталкиваться в ходе блужданий.

В настоящей и в следующей главах мы забудем о специфических проблемах современной науки и сосредоточим внимание на бесстрастном рассмотрении природы вещей, которое предшествует любому специальному исследованию деталей. Подобная точка зрения называется «метафизической». Поэтому те читатели, которые найдут метафизику даже в этих двух небольших главах утомительной, поступят правильно, если сразу перейдут к главе

218

Религия и наука», в которой резюмируется тема влияния науки на современное мышление.

Эти метафизические главы являются чисто описательными. Их обоснование следует искать: 1) в прямом познании нами действительных явлений, которые составляют наш непосредственный опыт, 2) в их успешном влиянии на (формирование основы гармонизации наших систематизированных оценок различных типов опыта и 3) в их благотворном влиянии на формирование понятий, на языке которых может быть построена теория познания. Под 3) я подразумеваю, что учет общего характера того, что мы знаем, должен обеспечить нам понимание того, как возможно познание, добавляющее новое в мире известных вещей.

В любом случае познание того, что уже известно, есть действительное явление опыта, хотя и варьированного отношением к сфере сущностей, которые выходят за пределы этого непосредственного события благодаря тому, что они имеют сходные или различные связи с другими событиями опыта. Например, определенный оттенок красного может быть в непосредственном явлении соединен некоторым образом с шарообразной формой. Но этот оттенок красного и эта шарообразная форма проявляют себя как выходящие за пределы данного явления в том смысле, что любое из них имеет связи с другими явлениями. К тому же, не говоря уже о существовании одинаковых вещей в других явлениях, каждое действительное явление находится в сфере альтернативных, взаимосвязанных сущностей. Эта сфера раскрывается посредством всевозможных неистинных высказываний, которые могут быть приписаны этому явлению.

219

Это есть область альтернативных намеков, чье основание в действительности шире области действительных событий. Реальная значимость неистинных высказываний для каждого явления раскрывается посредством искусства, романа и этической критики. Основа метафизической позиции, которой я придерживаюсь, состоит в том, что понимание действительности нуждается в отнесении к идеальности. Эти две сферы внутренне присущи общей метафизической ситуации. Та истина, что некоторое высказывание относительно действительного явления действительно ошибочно, может выразить жизненно важную истину эстетического достижения. Она выражает «великий отказ», который служит ее первичной характеристикой. Событие приобретает определенность пропорционально значимости (для него) неистинных высказываний: их отнесенность к событию не может быть отделена оттого, что представляет собой событие в законченном виде. Эти трансцендентные сущности называли «универсалиями». Я предпочитаю пользоваться термином «вечные объекты», чтобы освободиться от предпосылок, которые так и льнут к первому термину вследствие его длительной философской истории. Итак, вечные объекты по своей природе абстрактны. Под «абстрактным» я понимаю вечные объекты сами по себе, т. к. их сущности умопостигаемы без отнесения к явлениям опыта. Быть абстрактным—значит выйти за пределы особенных, конкретных происшествий действительности. Но выход за пределы действительного явления не означает разрыва с ним. Напротив, я считаю, что каждый вечный объект имеет свою собственную связь с каждым таким явлением, которую я называю способом вхождения в явление. Таким образом, вечный объект следует постигать посредством знакомства с: 1) его особой индивидуальностью, 2) его общими отношениями с другими вечными объектами, которые способствуют реализации действительных явлений, и 3) общим принципом, выражающим вхождение объекта в особенные явления действительности.

Эти три рубрики выражают два принципа. Первый принцип гласит, что каждый вечный объект является индивидуальностью, которая на свой собственный манер представляет то, чем она является. Эта особая индивидуальность есть индивидуальная сущность объекта, она не может быть описана иначе, чем через свое существование. Поэтому индивидуальная сущность—это просто сущность, рассмотренная в ее уникальности. Далее, сущность вечного объекта—это просто вечный объект, рассмотренный в аспекте собственного уникального вклада в каждое явление действительности. Этот уникальный вклад одинаков для всех таких явлений, так как объект во всех способах вхождения тождествен самому себе. Он не меняется от одного явления к другому благодаря различным способам вхождения. Таким образом, метафизический статус вечного объекта состоит в том, что он представляет собой возможность для действительности. Каждое действительное явление

220

определено относительно его характера посредством того, как эти возможности актуализируются в этом явлении. Такая актуализация есть отбор возможностей. Точнее, это отбор, проявляющийся в градации возможностей относительно их реализации в этом явлении. Этот вывод подводит нас ко второму метафизическому принципу: вечный объект, рассмотренный как абстрактная сущность, не может быть оторван от его отношений к другим вечным объектам и от его отношения к действительности вообще, хотя он и оторван от реальных способов вхождения в определенные действительные явления. Этот принцип может быть выражен утверждением, что каждый вечный объект обладает «реляционной сущностью». Эта реляционная сущность определяет, как возможно вхождение объекта в действительное явление.

Другими словами: пусть А—вечный объект. Тогда А само по себе включает в себя статус А в универсуме, и А не может быть отделено от этого статуса. В сущности А заключена определенность по отношению к другим вечным объектам и неопределенность в плане отношений А с действительными явлениями. Поскольку взаимоотношения А с другими вечными объектами определены самой сущностью А, постольку они являются внутренними отношениями. Я имею в виду, что эти отношения являются конституирующими А, ибо сущность, которая связана с внутренними отношениями, не является сущностью вне них. Иначе говоря, сущность неразрывна с внутренними отношениями. Внутренние отношения А совместно формируют его значимость как вечного объекта.

С другой стороны, сущность не может находиться во внешних отношениях, если она не содержит в себе неопределенность, которая терпима к внешним отношениям. Термин «возможность», применяемый к А, означает, что терпимость к отношениям с действительными явлениями находится в сущности А. Отношение А к действительному явлению просто показывает, каким образом вечные отношения А с другими вечными объектами распределяются относительно их реализации в том или ином явлении. Таким образом, общий принцип, который выражает вхождение А в особенное действительное явление а, есть неопределенность, находящаяся в сущности А при его вхождении в а, и определенность, находящаяся в сущности а при вхождении А в а. Поэтому синтетическое схватывание, которое есть а, представляет собой разрешение неопределенности А в определенность а. Соответственно, отношение между

221

А и а является внешним, если оно касается А, и внутренним для а. Каждое действительное явление, а есть разрешение всех модальностей в реальных категориальных вхождениях: истина и ложность занимают место возможности. Полное вхождение А в а выражается всеми истинными высказываниями об А и а, а также и о других вещах.

Определенная форма соотнесенности вечного объекта А с любым другим вечным объектом показывает, каким образом А в силу своей природы систематически и с необходимостью относится к любому другому вечному объекту. Такая форма соотнесенности представляет собой возможность для реализации. Но эта форма есть факт, касающийся всех подразумеваемых терминов отношения, и он не может быть изолирован в смысле рассмотрения только одного их этих терминов. Следовательно, существует общий факт систематических взаимоотношений, которые присущи самой природе возможности как таковой. Область вечных объектов должна быть описана именно как «область», ибо каждый вечный объект имеет свой статус в этом общем систематическом комплексе взаимоотношений.

Что касается вхождения А в действительное явление а, то взаимоотношения А с другими вечными объектами, которые расположены определенным образом для реализации, требуют для своего выражения обращения к статусу А и других вечных объектов в пространственно- временных отношениях. Однако этот статус невыразим (для данной цели) без ссылки на статус а и других действительных явлений, существующих в тех же самых пространственно-временных отношениях. Следовательно, пространственно-временное отношение, в терминах которого должен быть выражен действительный ход событий, есть не что иное, как избирательное ограничение внутри общих систематических взаимоотношений между вечными объектами. Под «ограничением», которое применимо к пространственно-временному континууму, я подразумеваю такие тривиальные определения, как три измерения пространства и четыре измерения пространственно- временного континуума, которые присущи действительному ходу событий, но которые представляются произвольными по отношению к более абстрактной возможности. Рассмотрение этих общих ограничений на базе действительных вещей, как отличных от

222

ограничений для каждого действительного явления, будет проведено более подробно в главе «Бог».

Далее, статус любой возможности в отношении к действительности требует отсылки к этому пространственно-временному континууму. При всяком специальном рассмотрении возможности мы можем абстрагироваться от этого континуума. Но поскольку имеется определенное отношение к действительности, требуется определение способа абстрагирования от этого пространственно-временного континуума. Так, прежде всего пространственно-временной континуум представляет собой местоположение реляционной возможности, выбранной из более общей сферы систематических взаимоотношений. Это ограниченное местоположение относительной возможности выражает одно ограничение возможности, присущее общей системе процесса реализации. Какая бы возможность ни была связана с этой системой, она подвергается ограничению. К тому же любая абстрактная возможность относительно общего хода событий, как отличная от специфических ограничений, вводимых конкретными явлениями, охватывает пространственно-временной континуум в каждой альтернативной пространственной ситуации и во всех альтернативных временах.

Важно, что пространственно-временной континуум является общей системой отношений всех возможностей, поскольку эта система ограничена ее отнесенностью к общему факту действительности. К тому же природе возможности внутренне присуща отнесенность к действительности. Ибо возможность есть то, в чем находится достижимость, абстрагированная от достижения.

Уже подчеркивалось, что явление действительности должно постигаться, как ограничение и что процесс ограничения может быть далее охарактеризован как градация. Эта характеристика действительного явления (скажем, а) требует дальнейшего разъяснения: неопределенность находится в сущности любого вечного объекта (скажем, А). Действительное явление а синтезирует в себе каждый вечный объект, и при этом оно включает полную определенность отношений А к любому другому вечному объекту или к ряду вечных объектов. Этот синтез есть ограничение реализации, но не содержания. Каждое отношение сохраняет присущую ему само тождественность. Но степени вхождения в этот синтез свойственны любому действительному явлению, такому, как а. Эти степени

223

могут быть выражены лишь как градация некоторой ценности. Градации ценности варьируются—например, при сравнении различных явлений — от степени включения индивидуальной сущности А как элемента эстетического синтеза (в определенной степени включения) до низшей степени, которая подразумевает исключение индивидуальной сущности А как элемента их эстетического синтеза. Поскольку она находится в низшей степени, каждое определенное отношение А есть только составная часть явления, показ того, что это отношение есть неосуществленная альтернатива, не вносящая вклад в какую-нибудь эстетическую ценность, за исключением формирования элемента в систематическом субстрате неосуществленного содержания. В более высокой степени она может остаться неосуществленной, но соответствовать эстетическим качествам.

Так, А, взятый просто в отношении его связей с другими , вечными объектами, есть «А, понятый как небытие», где j «небытие» означает «абстрагирование от определенного факта включений и исключений из действительных событий». Таким образом, «А как небытие в отношении к определенному явлению а» означает, что А во всех своих определенных отношениях исключено из а. Далее, «А как бытие в отношении к а» означает, что А в некоторых своих определенных отношениях включено в а. Но не может быть явления, которое включало бы А во всех его определенных отношениях, ибо некоторые из этих отношений являются противоположными. Что касается исключенных отношений, то А будет небытием в а даже тогда, когда другие отношения А будут бытием в а, В этом смысле явление есть синтез бытия и небытия. Более того, хотя некоторые вечные объекты синтезированы в явлении, а просто в качестве небытия, каждый вечный объект, который синтезирован в качестве бытия, синтезирован также и в качестве небытия. «Бытие» здесь означает «индивидуально действенное в эстетическом синтезе». А «эстетический синтез» является «испытывающим синтезом», творящим самого себя при ограничениях, налагаемых на него его внутренней отнесенностью ко всем другим явлениям действительности. Мы приходим к выводу, о котором упоминалось ранее, что общий факт синтетического схватывания всех вечных объектов в каждом явлении содержит двоякий аспект неопределенной отнесенности каждого вечного объекта к явлениям в целом и к каждому отдельному явлению. Это утверждение

224

суммирует то, как возможны внешние отношения. Но учет этого зависит от выделения пространственно-временного континуума из его конкретных воплощений в действительных явлениях—согласно обычной трактовке—и от выявления его происхождения из общей природы абстрактной возможности, ограниченной общим характером действительного хода событий.

Трудность, возникающая при рассмотрении внутренних отношений, состоит в объяснении того, как возможна любая отдельная истина. Поскольку имеются внутренние отношения, постольку все взаимозависимо. Но если бы это было так, мы не могли бы знать о чем-либо до тех пор, пока мы в равной степени не знаем всего остального. Поэтому очевидно, что нам придется говорить сразу обо всем. Это предположение явно неверно. Соответственно, мы должны объяснить, как возможны внутренние отношения, учитывая при этом, что мы допускаем существование конечных истин.

Поскольку действительные явления отбираются из области возможностей, окончательное объяснение того, как действительные явления приобретают тот характер, который у них есть, должно лежать в анализе сферы возможного.

Аналитический характер сферы вечных объектов есть первичная метафизическая истина о ней. Такой характер означает, что статус любого вечного объекта А в этой области поддается анализу на неопределенное число субординированных отношений ограниченного охвата. Пусть, например, В и С являются двумя другими вечными объектами, тогда существует вполне определенное отношение R (А, В, С), которое включает только А, В, С, что подразумевает отсутствие других вечных объектов в рамках данного отношения. Конечно, отношение R (А, В, С) может включать субординированные отношения, которые сами являются вечными объектами, и само R (А, В, С) тоже является вечным объектом. Могут быть и другие отношения, которые в том же самом смысле включают только А, В, С. Сейчас мы рассмотрим, как возможно это ограниченное отношение R (А, В, С) в рамках внутренних отношений вечных объектов.

Причина существования конечных отношений в области вечных объектов состоит в том, что отношения этих объектов между собой являются полностью неизбирательными и систематически законченными. Мы обсуждаем

225

возможность, поэтому каждое отношение, которою только возможно, находится в области возможности. Любое такое отношение каждого вечного объекта опирается на вполне определенный статус этого объекта как находящегося в общей схеме отношений. Этот определенный статус является тем, что я обозначил термином «реляционная сущность» объекта. Эта реляционная сущность определима через отнесение к одному этому объекту и не требует ссылки на другие объекты, кроме тех, которые включены специфическим образом в данную индивидуальную сущность, когда эта сущность является сложной (последнее положение будет подробно разъяснено). Значение слов «любой» и «некоторый» вытекает из данного принципа—это значение переменной в логике. В целом данный принцип состоит в том, что особенное определение может быть сделано на основе того, как некоторое определенное отношение определенного вечного объекта А к определенному конечному числу п других вечных объектов без какого-либо определения других п объектов, за исключением того, что каждый из них имеет необходимый статус в этой сложной системе отношений. Этот принцип опирается на факт, что реляционная сущность вечного объекта не является уникальной для этого объекта. Просто реляционная сущность вечного объекта определяет полную унифицированную схему реляционных сущностей, так как каждый объект внутренне находится во всех своих возможных отношениях. Таким образом, сфера возможности обеспечивает унифицированную схему отношений между конечными рядами вечных объектов; и все вечные объекты находятся во всех таких отношениях настолько, насколько позволяет статус каждого из них.

Соответственно, отношения (как и возможность) не включают в себя индивидуальные сущности вечных объектов; они включают вечные объекты в качестве объектов, между которыми существуют отношения, при условии, что эти объекты обладают необходимыми относительными сущностями. (Это оговорка, которая автоматически в силу природы рассматриваемого случая ограничивает термин «любой» во фразе «любой вечный объект».) Этот принцип является принципом изоляции вечных объектов в области возможности. Вечные объекты изолированы, поскольку их отношения как возможности могут быть выражены без ссылки на их индивидуальные

226

соответственные сущности. В противоположность области возможности включение вечных объектов в действительное явление означает, что некоторые из возможных отношений между ними представляют собой реальную совместность их индивидуальных сущностей. Эта осуществленная совместность есть результат появления ценности, детерминированной—или сформированной—посредством определенной вечной отнесенности, сообразовываясь с которой возникает реальная совместность. Таким образом, вечная отнесенность есть форма—eidos; возникающее действительное явление есть суперект сообщений ценности; ценность, абстрагированная от любого частного суперекта, есть абстрактная материя—иХт],— которая присуща всем действительным явлениям; а синтетическая деятельность, благодаря которой лишенная ценности возможность превращается в суперект сформированной ценности, является субстанциальной активностью, а субстанциальная активность есть то, что упускают из виду в любом статическом анализе факторов метафизической ситуации. Анализируемые элементы ситуации являются атрибутами субстанциальной активности.

Затруднение, содержащееся в концепции конечных внутренних отношений между вечными объектами, устраняется двумя метафизическими принципами: 1) отношения любого вечного объекта А, рассматриваемые как конституирующие А, включают другие вечные объекты в качестве только отношений без ссылки на их индивидуальные сущности и 2) делимость общего отношения А на множество конечных отношений А находится в сущности этого вечного объекта. Второй принцип явно зависит от первого. Понять А — значит понять как возможна общая схема отношений. Последняя не требует индивидуальной уникальности других отношений для ее постижения. Эта схема также раскрывает себя как анализируемая в разнообразии ограниченных отношений, которые обладают собственной индивидуальностью, и в то же время предполагает всеобщее отношение в рамках возможности. Что касается действительности, то первое общее ограничение отношений сводит эту общую неограниченную схему к четырехмерной пространственно-временной схеме. Эта пространственно-временная схема представляет собой, так сказать, наиболее общую меру для схем отношения (ограниченного действительностью), присущих всем вечным объектам. Это означает, что то, как выбранные отношения

227

вечного объекта А реализуются в любом действительном явлении, всегда объяснимо статусом А в отношении этой пространственно-временной системы, а также выражением в этой схеме отношения данного явления действительности к другим явлениям действительности. Определенное конечное отношение, включающее определенные вечные объекты ограниченного ряда таких объектов, само по себе является вечным объектом: это те вечные объекты. которые входят в данное отношение. Я буду называть такой вечный объект сложным. Вечные объекты, представляющие собой элементы отношения в рамках сложного вечного объекта, будут называться компонентами этого вечного объекта. Если какие-нибудь из этих элементов отношений являются сами по себе сложными, их компоненты будут называться производными компонентами сложного первоначального объекта. Компоненты же производных компонентов будут также называться производными компонентами первоначального объекта. Таким образом, сложность вечного объекта означает его разложимость на отношения компонентов вечных объектов. Анализ общей схемы отношений вечных объектов означает также обнаружение множественности сложных вечных объектов. Вечный объект, как, например, определенный оттенок зеленого, который не может быть разложен на отношения компонентов, будет называться «простым».

Теперь мы можем объяснить аналитический характер области вечных объектов, позволяющий анализировать эту область по степеням.

На низшую степень вечных объектов следует поместить те объекты, чьи индивидуальные сущности являются простыми. Это степень нулевой сложности. Следующая степень рассматривает ряд таких объектов, конечных или бесконечных, по числу их членов. Например, рассмотрим набор из трех вечных объектов А, В, С, ни один из которых не является сложным. Давайте напишем R (А, В. С) для некоторого определенного возможного отношения А, В, С. Возьмем простой пример, в котором А, В, С могут быть тремя определенными цветами с пространственно-временными отношениями наподобие отношений всех сторон равностороннего тетраэдра, находящегося где-либо и в любое время. Тогда R (А, В, С) является вечным объектом низшей степени по сложности степени. Аналогичным образом существуют вечные объекты на последующих,

228

более высоких степенях. Что касается любого сложного вечного объекта S (D\,D)i, D)2, ..., ?)„), вечные объекты (Z)i, ..., Z)„), индивидуальные сущности которых являются конституирующими индивидуальную сущность S (D i, ..., D,f), называются компонентами § (О,, •-, dn)- очевидно, что степень сложности, которая приписывается S (D,, ..., D^), должна быть выше самой высокой степени сложности, существующей среди его компонентов.

Таким образом, можно анализировать сферу возможности, расчленяя ее на простые вечные объекты и на различные степени сложных вечных объектов. Сложный вечный объект представляет собой абстрактную ситуацию. Существует двойной смысл «абстракции», относящийся к абстракции определенных вечных объектов, т. е. к нематематической абстракции. Существует абстрагирование от действительности и абстрагирование от возможности. Например, А и R (А, В, С) являются абстракциями от сферы возможности. Заметим, что А должно означать А во всех своих возможных отношениях, и среди них в R (А, В, С). R (А, В, С) также означает R (А, В, С) во всех своих отношениях. Но это значение R (А, В, С) исключает другие отношения, в которые может вступить А. Следовательно, А в R (А, В, С) является более абстрактным, чем просто А. Поскольку мы двигаемся от степени простых вечных объектов со все более и более высоким степеням сложности, мы переходим к более высоким степеням абстракции от области возможности.

Теперь мы можем понять последовательные ступени определенного прогресса в абстракции от области возможности, который включает в себя движение (мысленное) через последовательные степени возрастающей сложности. Я назову любой такой путь прогресса «абстрактивной иерархией». Любая абстрактивная иерархия, конечная или бесконечная, основывается на определенной группе простых вечных объектов. Эту группу будем называть базой иерархии. Таким образом, основой абстрактивной иерархии является ряд объектов нулевой сложности. Формальное определение абстрактивной иерархии выглядит следующим образом.

Абстрактивная иерархия, основанная на g, где g— группа простых вечных объектов, есть ряд вечных объектов, которые удовлетворяют следующим условиям: 1) члены g входят в этот ряд и являются только простыми вечными объектами в иерархии;

229

2) компоненты любого сложного вечного объект.; в рассматриваемой иерархии также являются членами иерархии;

3) любой ряд вечных объектов, принадлежащих иерархии, будь то объекты одной и той же степени сложности или разных степеней, является совокупностью компонентов или производных компонентов по крайней мер одного вечного объекта, который также принадлежи данной иерархии.

Следует отметить, что компоненты вечного объекта с необходимостью обладают более низкой степенью сложности, чем сам вечный объект. Соответственно, любой член такой иерархии, обладающий первой степенью сложности, может иметь в качестве компонентов только члены группы g', а любой член второй степени может иметь в качестве компонентов только члены первой степе ни и члены g, и т.д. к более высоким степеням.

Третье условие, удовлетворяющее абстрактивной иерархии, назовем условием связанности. Таким образом, абстрактивная иерархия имеет свою основу; она включает каждую последовательную степень своей основы, либо неопределенно продвигающуюся вперед, либо к максимальной степени сложности; она «связана» посредством нового появления (в более высокой степени) любого ряд:. его членов, принадлежащих более низким степеням в функции ряда компонентов или производственных компонентов, по крайней мере, одного члена иерархии.

Абстрактивная иерархия называется «конечной», если; она останавливается на конечной степени сложности. Он.--называется «бесконечной», если она включает члены, принадлежащие соответственно всем степеням сложности.

Следует отметить, что база абстрактивной иерархии может содержать любое число членов, конечное или бесконечное. Далее, бесконечность числа членов основы н. имеет ничего общего с тем, является ли иерархия конечной или бесконечной.

Конечная абстрактивная иерархия будет, по определению, обладать некоторой степенью максимальной сложности. Характеристикой этой степени является то, что ее член не есть компонент другого вечного объекта, принадлежащего любой степени иерархии. Очевидно, также, что эта степень максимальной сложности должна обладать только одним членом, иначе условие связи не

230

будет выполнено. Напротив, любой сложный вечный объект определяет конечную абстрактивную иерархию, раскрывающуюся в процессе анализа; этот сложный вечный объект, который принимается за исходную точку, будет называться вершиной абстрактивной иерархии; он является единственным членом степени максимальной сложности. На первом этапе анализа мы получили компоненты вершины. Эти компоненты могут быть различной сложности, но среди них должен быть, по крайней мере, один член, сложность которого на одну степень ниже, чем сложность вершины. Степень, которая ниже, чем степень данного вечного объекта, назовем ближайшей степенью для этого объекта. Далее, мы берем те компоненты вершины, которые принадлежат ее ближайшей степени, а что касается второй степени, мы анализируем ее уже в ее компонентах. Среди этих компонентов должны быть некоторые, принадлежащие ближайшей степени анализируемых объектов. Добавим к ним компоненты вершин, которые также принадлежат этой степени второго приближения от вершины; а на третьей ступени анализ будет осуществляться так же, как и на предыдущих. Так мы находим объекты, принадлежащие степени третьего приближения от вершины, и мы добавляем к ним компоненты, принадлежащие этой степени, которые остались от предыдущих этапов анализа. Мы продолжаем идти по этому пути через последующие этапы до тех пор, пока не достигнем степени простых объектов. Эта степень образует базу иерархии.

Следует подчеркнуть, что, говоря об иерархии, мы полностью остаемся в области возможности. Соответственно, вечные объекты освобождены от реальной совместности, они остаются «в изоляции».

Логический инструмент, который использовал Аристотель для анализа действительного факта в более абстрактных элементах, заключался в классификации на виды и роды. Этот инструмент имеет чрезвычайно важное значение для науки на предварительных этапах ее развития. Но его применение в целях метафизического описания искажает подлинное видение метафизической ситуации. Использование термина «универсальный» тесно связано с аристотелевским анализом; позже термин был расширен, но он по-прежнему подразумевает классификационный анализ. Именно по этой причине я отказываюсь от него.

231

В любом действительном событии, а будет содержаться группа g простых вечных объектов, которые являются составными частями этой группы в наиболее конкретной форме. Это полное включение в явление, осуществляемое для того, чтобы достичь наиболее полного слияния индивидуальной сущности с другими вечными объектами в процессе формирования индивидуального явления, абсолютно своеобразно и не может быть описано в других терминах. Но оно имеет специфическую характеристику, которая неизбежно присуща ему. Эта характеристика состоит в том, что существует бесконечная абстрактивная иерархия, основанная на g, которая такова, что все ее члены в равной степени входят в это полное включение в а.

Существование такой бесконечной абстрактивной иерархии означает то, что невозможно полное описание действительного явления при помощи понятий. Я буду называть эту бесконечную абстрактивную иерархию, которая связана с а, «связанной иерархией о». Это то, что подразумевалось в понятии связанности действительного явления. Эта связанность явления необходима для его синтетического единства и для -его интеллигибельности. Существует связанная иерархия понятий, применимая к данному явлению, включая понятия всех уровней сложности. К тому же в действительном явлении индивидуальные сущности вечных объектов, включенные в эти сложные понятия, достигают эстетического синтеза, продуцирующего явление в само ценности его опыта. Эта связанная иерархия является образом, или образцом, или формой явления, поскольку явление образовано из того, что входит в его полную реализацию.

Некоторая неясность мысли обусловлена тем фактом, что абстрагирование от возможности происходит в направлении, противоположном абстрагированию от действительности, поскольку речь идет об уровне абстрактности. Несомненно, при описании действительного явления, а мы находимся ближе к конкретному тотальному факту, когда мы описываем, а при помощи некоторого члена взаимосвязанной иерархии, который находится на высокой степени сложности. Тогда мы говорим больше об а. Поэтому в рамках высокой степени сложности мы приближаемся к полной конкретности а, а в рамках низкой степени сложности отдаляемся от нее. Соответственно, простые вечные объекты представляют собой крайнюю

232

степень абстракции от действительного явления; в то же время вечные объекты представляют собой минимум абстракции от области возможности. Тот факт, что, когда говорят о высоком уровне абстракции, обычно имеют в виду абстракцию от сферы возможности, другими словами, разработанную логическую конструкцию.

До сих пор я просто рассматривал действительное явление со стороны его полной конкретности. Это та сторона явления, в силу которой оно представляет собой событие в природе. Но природное событие в данном значении—это лишь абстракция от полного действительного явления. Полное явление включает в себя то, что в познавательном опыте принимает форму памяти, предвосхищения, воображения и мышления. Эти элементы действительного опыта представляют собой также способы включения сложных вечных объектов в синтетическом схватывании как элементов возникающей ценности. Элементы отличаются от конкретности полного включения. В известном смысле это различие необъяснимо, ибо каждый способ включения является уникальным и не может быть объяснен в других терминах. Но имеется общее различие между этими способами включения и полным конкретным вхождением, о котором мы уже говорили выше. Это различие представляет собой внезапность. Под внезапностью я подразумеваю то, что запоминаемое, или ожидаемое, или воображаемое, или мыслимое исчерпывается сложным конечным понятием. В каждом случае имеется один конечный вечный объект, схваченный в явлении в качестве вершины конечной иерархии. Этот разрыв с действительной безграничностью и позволяет в любом явлении отграничивать психическое от физического события, в котором функционирует психическое.

Кажется, что в целом имеет место потеря живости в восприятии вечных объектов: например, Юм говорит об их «слабых копиях». Но эта неотчетливость представляется очень ненадежной основой для дифференциации. Часто предметы в мышлении выступают куда более отчетливо, чем при невнимательном контакте с ними. Но вещи, понятые в качестве мысленных, всегда подчиняются тому условию, что мы останавливаемся, когда пытаемся исследовать возрастающие степени сложности в их действительных отношениях. Мы всегда обнаруживаем именно то, о чем мы думаем, что бы это ни было,—и ничего более.

233

Существует ограничение, которое отделяет конечное понятие от более высоких степеней беспредельной сложности.

Таким образом, действительное явление есть схватывание одной бесконечной иерархии (ее связанной иерархии) вместе с различными конечными иерархиями. Синтез в явлении бесконечной иерархии осуществляется в соответствии со специфическим способом ее реализации, а синтез конечной иерархии — в соответствии с различными другими специфическими способами реализации. Существует один метафизический принцип, который важен для рационального осмысления общего характера опытного явления. Я называю этот принцип «прозрачностью реализации». Под этим термином я подразумеваю, что любой вечный объект является самим собой в любом способе реализации. Не может быть искажения индивидуальной сущности без того, чтобы не возник другой вечный объект. В сущности каждого вечного объекта заключена индетерминированность, которая выражает безразличную терпимость по отношению к любому способу вхождения в любое действительное явление. Поэтому в познавательном опыте мы можем усматривать наличие одного и того же вечного объекта в одном и том же явлении, имеющего более чем одну степень реализации при вхождении в явление действительности. Таким образом, прозрачность реализации и возможное разнообразие способов вхождения в одно и то же явление совместно формируют основу для теории соответствия в гносеологии.

В этом рассмотрении действительного явления в терминах его связи с областью вечных объектов мы вернулись к мыслям, сформулированным во второй главе, в которой обсуждалась природа математики. Идея, приписываемая Пифагору, была значительно расширена и выдвинута в качестве первой главы метафизики. В следующей главе рассматривается головоломный факт существования действительного хода событий, который сам по себе является ограниченным фактом, т. е., говоря метафизическим языком, фактом, который мог быть иным. Но другие метафизические исследования опускаются, например эпистемология и классификация некоторых элементов в невообразимом богатстве области возможности. Эта последняя тема вводит метафизику в поле зрения различных специальных наук.

234

Примечания 1. Ср.: Principles of Natural Knowledge, Ch. V, Sec. 13.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел философия












 





Наверх

sitemap:
Все права на книги принадлежат их авторам. Если Вы автор той или иной книги и не желаете, чтобы книга была опубликована на этом сайте, сообщите нам.