Лах Яков. Песня Песен. (Перевод и комментарии)

Источник: www.il4u.org.il

ОГЛАВЛЕНИЕ

Комментарий к переводу
 

Вступление
Глава первая
Глава вторая
Глава третья
Глава четвертая
Глава пятая
Глава шестая
Глава седьмая
Глава восьмая

"Переписывающему с одного языка на язык иной должно прежде понять суть, а затем рассказать и разъяснить... и не можно ему без того, чтобы опередить и отстать, и рассказать единое слово многими словесами, и рассказать многие словеса словом единым, добавить в одно, убавить в другом, и так разъяснится суть дела во всей красе, и постигнется язык иной через язык, на котором он переписан."
Рабби Моше бен Маймон, Кордова, 12 в.
(пер. Э. Шульга)

Вступление
Предлагаемый комментарий к переводу дает возможность прочесть каждый стих вместе с подробным его пояснением. Кроме того, даже читатель, вовсе не знающий иврита, сможет, при желании, воспроизвести звучание подлинника, пользуясь приведенной транскрипцией (указания к ее прочтению см. в сноске на с. 114). Но это также комментарий к переводу как процессу, субъективному в своей основе (лучшие строки - те, что "приходят сами"), но едва ли выполнимому без уяснения многогранного смысла поэмы, а также различных концепций ее содержания.

Наряду с произведениями, описанными в предыдущем разделе, важным подспорьем послужила мне работа Амоса Хахама о "Песне песен" из пятитомника "Хамэш мегилот" (Иерусалим: "Мосад а-рав Кук", 1973). В ней автор просто, но без упрощений, объясняет все 117 стихов поэмы как литературовед и историк литературы, как знаток древнееврейской грамматики и традиционных религиозных комментариев.
Амос Хахам приводит полностью толкования РАШИ к "Песне песен" (с собственными примечаниями), а также многочисленные и пространные ссылки на талмудические источники и работы других известных комментаторов, что облегчило доступ к ним. Следуя его примеру, я в своей работе старался принять во внимание известные мне концепции, считая, что все они хороши и важны и каждой из них следует дать возможность повлиять на перевод. В

се отклонения от буквального смысла стихов, допущенные при переводе, а также большинство рассуждений в "Комментарии..." основаны на литературных источниках, хотя, чтобы не утяжелять текст, точные ссылки на них приведены не всегда; исключение - моя собственная концепция финального рефрена в начале восьмой главы (ст. 1 - 7).
 

1. шuр a-ши-рuм а-шэр ли-шло-мo

Песня песен Соломона

Первый стих представляет собой одиночную строку с четырьмя логическими ударениями, поддержанными двойной аллитерацией - четырехкратным повторением звука "ш" и трехкратным - звука "р". В переводе предпринята попытка имитировать эту аллитерацию также трехкратным повторением звука "с" (если считать "ц" дифтонгом "тс") и "н". Стих по смыслу прямо не связан с последующим текстом, он стоит как бы особняком и воспринимается развернутым названием поэмы.

Относительно имени Шломo, упомянутом в стихе, существует несколько версий:

- Царь Соломон, сын царя Давида и Бат-Шевы (Вирсавии), правивший объединенным Израильским царством в 967 - 928 гг. до н.э.
- Возлюбленный девушки, жених, которого в соответствии со свадебным ритуалом величают царем Шломо; это имя, по-видимому, хорошо вязалось с обликом царя из-за начальной буквы шин, напоминающей своим начертанием корону.
- Одно из имен Всевышнего, единого Бога евреев, царя мирового порядка (шлом a-олaм); заслуживает внимания то обстоятельство, что Бог напрямую ни разу не упомянут в тексте поэмы.

Примечание: Переводчик не решился пользоваться именем Шломо, ибо в таком контексте русскому читателю оно незнакомо (и даже может быть воспринято несколько фамильярно - Шлема), а известно имя Соломон (греческое произношение имени Шломо) как имя древнего царя и еврейское имя собственное. Из-за этого, конечно, теряется третья версия имени Шломо в поэме, но это вынужденная жертва. Первые два слова стиха - это буквально "песня песен" (впрочем, на древнем иврите слово шир означало не только "песню", но и "кольцо", "браслет"); ашэр ли - словосочетание, различные прочтения которого придают стиху в целом несколько смысловых значений:

- Лучшая из песен, посвященных Шломо.
- Сборник песен о жизни Шломо.
- Лучшая из песен, сочиненных самим Шломо.
- Избранные песни, принадлежащие Шломо.
- Суть песен, т.е. то, что в песнях Шломо является песенным началом.
- Лучшая из песен вообще, песня над песнями.
- Главная из песен в честь Всевышнего.

Интересную догадку по поводу этого стиха высказал израильский писатель Амос Оз, предположивший, что слово ашэр, означающее "который", "что", в данном случае - измененный глагол будущего времени ашuр - спою; так это было в первоначальном тексте поэмы, изложенной от лица девушки, и подтверждением тому служит естественный переход ко второму стиху:

1. Песню песен спою Соломону.
2. Напои меня поцелуем,
ибо слаще вина твои ласки.



***

2. и-ша-кэ-ни ми-нэ-ши-кoт пu-у
ки то-вuм до-дэ-ха ми-я-ин
Напои меня поцелуем,
ибо слаще вина твои ласки.

Начальный стих - признание в любви, желанье поцелуя. Буквальный перевод первой строки кажется тавтологией: "пусть поцелует меня поцелуями уст его". Кроме того, сперва почему-то говорится о его губах (пu-у), и сразу же во второй строке - о твоих ласках (до-дэ-ха). Может, юная девушка стыдится прямо обращаться со словами любви, но потом совладала со своей застенчивостью? А вдруг здесь идет речь о поцелуях царя, и отсюда начинает разворачиваться вся драма "царской невесты"? По мнению РАШИ, нэ-ши-кoт пu-у - это просто "поцелуй в губы".

Предлагаемый перевод "Напои меня..." основан на созвучии слов и-ша-кэ-ни - "поцелует меня" и яш-кэ-ни - "напоит меня". И хотя слова эти разнокоренные, но вторая строка (в которой вино и ласки) естественным образом подхватывает метафору "Напои...". К тому же, во втором стихе последней главы поэмы девушка, желая напоить любимого вином, говорит: аш-кэ-ха.

Для тех, кому в переводе этой строки недостает точности, предлагается следующий вариант:

Да целуют меня эти губы,
ибо слаще... и т.д.



***

3. лэ-рэ-ях шэ-ма-нэ-ха то-вuм
шэ-мэн ту-рaк шэ-мэ-хa
аль-кэн а-ла-мoт а-э-вy-ха
Чуден твой аромат,
маслом имя течет,
потому тебя девушки любят.

В древности люди состоятельные (к ним, несомненно, относятся герои поэмы) умащали голову и тело благовонными маслами, и возможно, что сочетание этих ароматов с запахом тела воспринималось как личный запах человека.
Вторая грань первой строки сложна для понимания из-за неоднозначности смысла слова ту-рaк. Это, возможно, название определенного вида душистого масла, но может оказаться одной из глагольных форм, означающих вытекание из сосуда. Можно понять сказанное в строке так: когда произносят твое имя, кажется, что с губ благовонное масло течет. Однако, по мнению комментатора, употребление здесь глагола в такой форме указывает на то, что речь идет не просто об имени, а о сущности героя, об его личности в целом. При таком прочтении проясняется и смысл завершающей стих строки: девушки тебя любят за аромат, что ты источаешь, а также и за то, какой ты есть. Аль-кэн может быть понято не только как "потому" или "за то", но и "справедливо", "истинно", и это перекликается с последней строкой следующего стиха.


***

4. мош-хэ-ни а-ха-рэ-ха на-рy-ца
э-ви-a-ни a-мэ-лэх ха-да-рaв
на-гu-ла вэ-нис-мэ-хa бaх
наз-кu-ра до-дэ-ха ми-я-ин
мэй-ша-рuм а-э-вy-ха
Позови, побежим за тобою -
в покои я царские приведена -
ласки твои нам слаще вина,
веселье ты нам и отрада,
не зря тебя любят.

Кажется, что хор женщин во дворце, среди них и наша героиня, поют царю любовную песнь, что хорошо укладывается в рамки аллегории: царь - Всевышний, невеста - община Израиля (и тогда оправдано использование единственного и множественного числа в одном стихе). Но можно представить себе и пастуха с возлюбленной, бегущих из дворца, куда девушка была приведена не по своей воле; ей радостно и весело грезить о любовных ласках того, кто несомненно достоин любви. Она взволнована и говорит о себе во множественном числе, что отвечает традициям любовной лирики Древнего Востока. И еще это напоминает быстрый свадебный танец, на который не зовут, не приглашают, а, пробегая, тянут за руку, и это соответствовало бы прямому смыслу слова маш-хэ-ни (потяни); покои же царские - метафора счастья быть с любимым. Гости на свадьбе веселятся, поют, все влюблены в жениха, ибо он того достоин. РАШИ интерпретировал слова девушки в этом стихе так: "Услышала я от твоих посланцев намек на то, что меня ты любишь. Наверно, ты сказал это, чтобы меня привлечь. А я сказала: побежим за тобою, и буду тебе женой". Здесь бегущие - девушка и посланцы жениха - вместе спешат к нему, и потому радостны и веселы, вспоминают и то, что "слаще вина", истинно его любят; счастливой девушке кажется, что ведут ее в царские покои.


***

5. шэ-хо-рa а-нu вэ-на-а-вa
бэ-нoт е-ру-ша-лa-им
ке-а-o-лэй кэ-дaр
ки-е-ри-oт шэ-ло-мo
Черна я, но хороша,
девушки Иерусалима,
словно шатры Кедара,
словно завесы царя.

Эти строки подкрепляют предположение о том, что стихи 2 - 4 этой главы описывают не реальные события, а мечты девушки: здесь она, будто возвращаясь к реальности, жалуется подружкам на тяготы обыденной жизни. Подружек она величает дочерьми (девушками, жительницами) Иерусалима, но можно предположить, что это просто принятая фор-ма обращения. Ведь и в этом стихе, и в дальнейшем речь героини, обращенная к "дочерям Иерусалима", полна откровенных признаний, рассказов о глубоких личных переживаниях, пересказов снов, просьб и советов, основанных на собственном душевном опыте. Вряд ли возможен такой эмоциональный накал в беседах с малознакомыми девушками во время визита в большой город.

По РАШИ (в рамках его религиозно-аллегорической версии), община Израиля обращается к другим народам как к "дочерям Иерусалима" с вестью о том, что этот город в будущем, согласно пророчеству Иезекииля, станет "метрополин" (термин самого РАШИ, означающий столицу) для всех.

В этом стихе девушка заводит речь о своей внешности: мол, черна я, как тени пастушьих шатров кочевого племени Кедар (слово, означающее "темный"; такие шатры можно видеть по сей день в пустыне у бедуинов), но хороша, подобно светлым завесам, что во дворце царя Соломона.

Иногда понимают этот стих как "черна я собой и хороша...", т.е. чернота красива сама по себе. Доказательство тому находят в параллели (а не в противопоставлении) шатров Кедара и завес Шломо, полагая, что Шломо здесь - вовсе не царь Соломон, а арабское племя, существовавшее под этим именем в древнейшие времена, и шатры их, по-видимому, ничем не отличались от шатров Кедара - покровы и тех и других сделаны были из черной козьей шерсти и коричневой верблюжьей.


***

6. аль-тир-y-ни шэ-а-нu шэ-хар-хo-рэт
шэ-шэ-за-фaт-ни a-шa-мэш
бэ-нэй и-мu ни-ха-рy ви
са-мy-ни но-тэ-рa эт-a-кэ-ра-мuм
кар-мu шэ-лu ло на-тaр-ти
Не глядите, что я смугла,
что солнцем опалена,
братья со мною суровы,
приставили к виноградникам,
остался мой без призора.

Наша героиня просит не глядеть на нее с пренебрежением, ибо смугла она не от рождения, а от "условий работы" - братья послали ее сторожить виноградники. Из последней главы поэмы можно понять, что работа эта вовсе не ограничивалась наблюдением за сохранностью плантации, а включала организацию сбора и продажи урожая, а также денежные расчеты; по современным понятиям это соответствовало бы сложной должности управляющего, связанной, по-види-мому, с пребыванием на солнце от восхода до заката. В последней строке стиха девушка с горечью замечает, что при этом у нее не было возможности заняться собственным виноградником. Такое ее положение могло отвечать одной из двух семейных ситуаций: либо у ее отца несколько жен, и мать - одна из них, либо отца уже нет в живых, дочь получила свою долю наследства (это отвечало духу тогдашних законов о наследовании), и у нее есть собственный виноградник; в любой из этих ситуаций "братья по матери" были вправе распоряжаться ее временем. По иной версии, то, что ее собственный виноградник остался "без призора", - это иносказание: она тяжело работала под палящим солнцем и не имела возможности заняться ни своей внешностью, ни своими личными делами. Не исключено, однако, что стих этот берет свое начало в свадебных песнях: невеста говорит, что она благочестивая дочь Израиля, а не темная кочевница племени Кедар. Упоминанием о братьях она выражает свою радость по поводу того, что свадьба освобождает ее от опеки семьи.

Рабби Ишмаэль (2 в. н.э.) заметил, что израильтяне подобны самшитовому дереву: не черны, не белы, цветом - нечто среднее, и кожа их темнеет от длительного пребывания на солнце.


***

7. a-гu-да лu шэ-а-a-вa наф-шu
эй-хa тир-э
эй-хa тар-бuц ба-ца-o-рa-им
ша-ла-мa э-э-e кэ-о-тэ-я
аль-эд-рэй ха-вэ-рэ-ха
Скажи, любимый, душа моя,
где ты пасешь,
где стадо в полдень заляжет?
Не то бродить мне, лицо укрывая,
меж стадами твоих друзей.

Здесь впервые появляется обращение "шэ-а-a-вa наф-шu", что означает "любовь души моей"; оно проходит рефреном через всю поэму во сне и наяву. Вопрос "где" (эй-хa) задан в той форме, которая употребляется в священных текстах для выражения горя и траура, этим дается понять, что глубокие чувства гонят героиню туда, где любимый укрывается со стадом в полдень. Девушку беспокоит не палящее солнце Иудейской пустыни, а необходимость расспрашивать о пастухе посторонних, закрыв лицо покрывалом, будто она наложница или пребывает в трауре. Ей нужно встретиться с милым, когда его овцы залегли в тени, а сам он свободен от пастушьих забот и отдыхает в укромном месте под деревьями у родника. Все эти обстоятельства невольно наводят на мысль о версии РАШИ: покинутая молодая жена или община Израиля в изгнании.


***

8. им-лo тэй-дэ-u лaх
a-я-фa ба-на-шuм
цэu-лaх бэ-ик-вэй a-цoн
у-рэй-u эт-гди-ё-тaйх
аль-миш-кэ-нoт a-рой-uм
Краса моя,
если с пути собьешься,
по овечьим тропам иди
и козлят паси
у пастушьих шатров.

В пастушьих общинах и теперь не принято, чтобы девушки присоединялись к пастухам на горных пастбищах. Лишь в период окота скота пастухи доверяют им уход за приплодом. Обыкновенно девушки с молодым стадом помещаются в особом месте (например, в пещере) и ходят, укрывая лицо.

Советуя девушке пасти козлят неподалеку от пастушьих шатров, юноша, возможно, хочет, чтобы она находилась поблизости и он смог бы с ней видеться, не опасаясь лишних разговоров окружающих. Во всяком случае, на свою полуденную стоянку он ее не зовет.

Толкуя этот стих, РАШИ наставляет общину Израиля, затерявшуюся среди иных народов, следовать путями отцов и учить детей их заветам.


***

9. лэ-су-са-тu бэ-рих-вэй пар-o
ди-ми-тuх ра-а-я-тu
Кобылицей из выезда фараона
воображаю тебя, подруга моя.

Во многих древних текстах упоминается, что Египет славился своими конями, и, разумеется, в колесницу фараона впрягали лошадей замечательной красоты. В любовной лирике Древнего Египта кобылица служила возвышенной метафорой, олицетворяя возлюбленную. В наши дни, даже если речь идет о переводе древней поэмы, уместны сравнения девушки с овечкой, ланью, газелью, горлицей, может быть, с лошадкой. Впрочем, вкусы меняются, так что останемся верны оригиналу.

Примечание для знатоков иврита: в оригинале лэ-су-са-тu - это не личная форма (моя кобылица), а возвышенный поэтический стиль.


***

10. на-вy лэ-ха-яйх ба-то-рuм
ца-ва-рэх ба-ха-ру-зuм
Подвески тебе к лицу
и бусы на шее.



11. то-рэй за-aв на-а-сэ-лах
им-нэ-ку-дoт a-кэ-сэф

Мы золотые подвески подарим
в крапинках серебра.

Предполагается, что образ колесницы фараона приходит к юноше из-за подвесок на лбу и ожерелья на шее у возлюбленной - так же богато украшали лошадей знатные люди. Оказывается, однако, что у девушки подвески эти просты, и юноша обещает ей золотые украшения, да еще в крапинках серебра (вероятно, по тогдашней последней моде). Примечательно, что он пользуется множественным числом "подарим"; возможно, что речь идет о приготовлениях к свадьбе, и дорогой подарок будет сделан от всей его семьи.


***

12. ад-шэ-a-мэ-лэх би-мси-бo
нир-дu на-тaн рэй-хo
Покуда царь у себя пировал,
мой нард аромат разливал.

Нард - благовоние, весьма ценившееся в древнем мире. Его получали из травянистого растения семейства валерьяновых, что растет на склонах Гималаев. В библейских текстах нард упоминается лишь однажды - в этой книге; слово имеет санскритское происхождение (налда - издающий запах).

Возможно, что нард здесь - образ красоты невесты: прелесть ее, как аромат, не оставляет жениха, пирующего с друзь-ями в преддверии свадьбы.

Пища для сторонников драматической версии: пока царь пировал со своими людьми, мой милый (нард мой) аромат разливал, то есть был со мной.


***

13. цэ-рoр a-мoр до-дu ли
бэйн ша-дaй я-лuн
Мой милый - связкою мирры
ночует между грудей.



14. эш-кoль a-кo-фэр до-дu-ли
бэ-хар-мэй эйн-гe-ди

Мой милый - цветок кипрея
в садах-виноградах Эйн-Геди.

Мирра - это греческое написание древнего названия (по-аккадски - мурару, на иврите - мор) горьковатого благовония, изготовляемого из кристаллов смолы ("связка мирры") некоторых деревьев, растущих в Западной Африке и на Аравийском полуострове. Есть указания на то, что женщины в Древнем Израиле носили связку мирры с собой в особом кар-манчике. Из этих кристаллов и душистых масел приготовляли также благовоние под названием "текучая мирра".

Кофер (по-аккадски куфру, по-гречески кипрос) - растение, цветы которого издают приятный запах и в древности служили благовонием; его и по сей день можно найти в долине Иордана. Под названием кофер оно упоминается лишь в "Песне песен", в древности же было известно, как афарсемoн (не следует путать с современным фруктом - гибридом, носящим то же название). Похожее растение - высокая трава с крупными соцветиями, называемая кипрей, встречается в средней полосе России и употребляется как замена чая (Иван-чай).

В конце 14-го стиха названо место действия поэмы: деревня Эйн-Геди - оазис, прилепившийся к отрогам Иудейских гор на западном берегу Мертвого моря между устьями горных речек Аругoт и Давидовой. Благодаря жаркому климату и наличию воды в древнем Эйн-Геди выращивали финики, виноград и растения, из которых получали несколько видов благовоний, секрет их производства содержался в глубокой тайне.


***

15. u-нaх я-фa ра-a-я-тu
u-нaх я-фa эй-нaйх йо-нuм
Ты хороша, подруга моя,
ты хороша, глаза твои - два голубка.

Стих начинается словом u-нaх, первый звук которого "u" смягчен бархатом придыхания, похожим на украинское "г", а затем - звук "х", так что слово начинается в глубине неба, выпускает гортанное "а" и возвращается назад вместе с "х"; второе слово "я-фa", начавшись в глубине гортани, движется к губам и выходит с "а", как бы открывая рот изнутри. Затем строка легко сбегает по ступенькам третьим словом ра-a-я-тu (на одной из ступенек, на третьей, есть выемка - гортанность "йа"), и в конце полустроки все на миг застывает в паузе. Вторая грань начинается теми же двумя словами, что и первая u-нaх я-фa (их хочется произнести на пол-октавы выше), но внутри третьего слова эй-нaйх две его части созвучны между собой, а в целом оно образует ассонанс первому слову u-нaх. Стих заканчивается понижением голоса в слове йо-нuм, создающим образ "глазa - голубкu" и усиливающим аллитерацию третьим звуком "н". Замечательное звучание и нежность этой жемчужины ивритской поэзии переводу недоступны.


***

16. uн-хa я-фэ до-дu
аф на-uм
аф-ар-сэй-ну ра-a-на-нa
Ты хорош, милый мой,
и пригож,
и зелено наше ложе.



17. ко-рoт ба-тэ-ну а-ра-зuм
ра-u-тэй-ну бэ-ро-тuм

Кровлею нашего дома - кедры,
стенами - кипарисы.

Начало 16-го стиха является отражением начала предыдущего; выясняется, что сейчас, в конце главы, они вдвоем, и 17-й стих, вероятно, произносят в два голоса, а ведь в середине главы девушка просила о встрече и спрашивала дорогу. Теперь же домом им - кедровый лес и убранством - кипарисы.

Из кедровых стволов и кипарисовых досок было сделано внутреннее убранство Храма, построенного Соломоном. Но все это также и образы желанной (или, по РАШИ, вспоминаемой) свадьбы: украшенное зеленью ложе, кедровые столбы свадебного шатра (хупа).

Рабби Шимшон (г. Шанц, Германия, 13 в.) полагал, что ар-сэй-ну - это не ложе, а виноградник, что зелень - не украшение, а настоящие кусты и деревья, кедры же есть только в Ливане, следовательно, стихи эти не что иное, как воспоминания о том, как они, юноша с девушкой, были в ливанском лесу.
 

На первый взгляд, начало этой главы напоминает последние три стиха главы предыдущей: влюбленные продолжают взаимные хвалы, используя похожие образы и строй речи. Распространено даже представление о том, что двенадцать стихов (гл. 1, ст. 9 - гл. 2, ст. 3) являются отдельной свадебной песней на два голоса - жених и невеста под свадебным шатром, и песня эта стирает границу между первой и второй главами. Следует отметить, однако, что, в отличие от прямого обращения (как это было в конце первой главы), здесь они говорят друг о друге в третьем лице, словно обращаясь к кому-то. Это ощущение нарастает от стиха к стиху, пока в стихе седьмом не выясняется однозначно, что девушка с самого начала этой главы обращается к подружкам; возможно, что и юноша обращается к ним же во втором стихе (хотя содержание его и прозвучало бы немного дерзко). Таким способом автор, не изменяя интонации и образов конца первой главы, а лишь изменив объект обращения со второго лица на третье, искусно, "песенно" переходит к другой ситуации (мизансцене) - будто, не сдвигаясь с места, он просто перевел взгляд. Подобная интерпретация подтверждает правильность принятого деления поэмы на главы.


***

1. а-нu ха-ва-цэ-лет a-ша-рoн
шо-ша-нaт a-а-ма-кuм
Я - Саронская лилия,
белый цветок полевой.

Принято считать, что девушка сравнивает себя с белыми полевыми цветами из скромности, а также в противовес ситуации "чернa я..." (гл. 1, ст. 5). В этой связи нелишне представить себе вид цветов, упоминаемых в этой главе. В отношении ха-ва-цэ-лет a-ша-рoн нет единого мнения: то ли это небольшой красный тюльпан, попадавшийся еще полвека назад в прибрежных песках Саронской долины (долина Шарон расположена между Тель-Авивом и предгорьем Кармеля), то ли растущая и поныне ха-ва-цэ-лет a-хоф (прибрежная лилия - нежный цветок с белыми лепестками. Впрочем, существует предположение, что в глубокой древности Шароном называлась часть Заиорданья. Цветок же, упоминаемый во второй части стиха шо-ша-нaт a-а-ма-кuм - это дикорастущий нарцисс с шестью белыми цветками, встречающийся обыкновенно на плодо-родных долинах вблизи посевов.


***

2. ки-шо-ша-нa бэйн a-хо-хuм
кэн ра-а-я-тu бэйн a-ба-нoт
Как роза среди шипов -
так милая между подруг.

Шо-ша-нa, уже упомянутая в предыдущем стихе, переводится на русский как лилия, роза, а также нарцисс, анемон и даже лотос. Но, конечно, здесь важна не точная ботаническая идентификация, а то, что в ответ на слова девушки, сравнившей себя со скромным полевым цветком, юноша видит свою воз-любленную среди ее подружек прекрасной розой между колючками. Не отсюда ли поговорка: нет розы без шипов?


***

3. кэ-та-пy-ах ба-а-цэй a-я-ар
кэн до-дu бэйн a-ба-нuм
бэ-ци-лo хи-мaд-ти вэ-я-шaв-ти
у-фир-ё ма-тoк лэ-хи-кu
Как яблоня в чаще леса,
так милый среди парней,
под кроною я сидела,
и сладко яблоко мне.

Героиня "не остается в долгу" и ставит своего возлюбленного выше прочих парней, но, сравнивая его с плодоносящей яблоней среди простых лесных деревьев, она как бы переводит речь с "цветочных" сравнений на свойства более ощутимые: тень кроны, защищающая от зноя, и сладкий вкус плодов.


***

4. э-ви-a-ни эль-бэйт a-я-ин
вэ-диг-лo а-лaй а-a-вa
На пир я приведена,
и любовь осеняет меня.

Девушка признается подружкам, что любовь к милому опьяняет ее, будто приведена она на пиршество, и его взгляд и любовь осеняют ее, подобно свадебному шатру. Слово диг-лo на аккадском (древний предшественник семитских языков) связано со зрением, а не с флагом, как в современном иврите.


***

5. сам-хy-ни ба-а-ши-шoт
рап-дy-ни ба-та-пу-хuм
ки-хо-лaт а-a-вa a-ни
Сластями меня подкрепите,
яблоки приложите,
ведь я любовью больна.

Это знаменитые строки о девушке, которая "любовью больна", обессилела от любви и умоляет подружек укрепить ее силы сладким кушаньем а-ши-шoт (мн. число). У РАШИ мы находим две разновидности этих сластей: из винограда и из тонкой пшеничной муки; в иных комментариях к "Песне..." упоминают изюм, а также, цитируя "Мишну" и "Иерусалимский Талмуд", доказывают, что это поджаренные и молотые чечевичные зерна, перемешанные с медом; "Новый словарь" (составитель А. Эвен-Шошан) определяет а-ши-шa как торт или пирог.
Девушка просит также помочь ей яблоками, которым в древности приписывались целебные свойства. РАШИ считает, что больного обкладывали яблоками, запах которых и излечивал. Другие комментаторы находят, что больного укладывали на ложе под яблоней; во всяком случае, законодатели-талмудисты рекомендуют, посещая больных, подносить им яблоки или смоквы.


***

6. сэ-мо-лo тa-хат лэ-ро-шo
ви-йи-ми-нo тэ-хаб-кэ-ни
Левой рукой - под моей головой,
а правой меня он обнимет.

"Больная любовью" произносит эти слова в состоянии слабости, в забытьи, но, может быть, и мечтая о свидании с милым.


***

7. uшб-aти эт-хэм
бэ-нoт е-ру-ша-лa-им
би-цва-oт о бэ-ай-лoт a-са-дэ
им-тай-u-ру
вэ-им-тэ-о-рэ-рy эт-a-а-a-вa
ад шэ-тэх-пaц
Заклинаю вас,
девушки Иерусалима,
газелями и легконогими ланями
не будить,
не тревожить любовь, пока
не очнется сама.

Цва-oт (газели) относятся к семейству антилоп, а ай-я-лoт (лани) - к семейству оленей, оба этих вида животных всегда водились на территории Израиля и служили символом возвышенной любви. Поэтому "больная любовью" вспоминает их, умоляя подружек (девушек Иерусалима, см. коммент. к гл. 1, ст. 5) не будить ее, пройти мимо, не мешать ей грезить о любимом. Этот стих (с небольшими, но важными изменениями) читатель встречает в поэме несколько раз.
Многие из рассмотренных диалогов влюбленных могут быть поняты как их желания и мечты, или как сцены, разыгранные на достаточно условных подмостках. Начиная же со следующего стиха и вплоть до конца главы перед нами реальный разговор девушки с юношей, стоящим ночью под окном ее дома.


***

8. коль до-дu
u-нэй зэ бa
мэ-да-лэг аль-э-a-рuм
мэ-ка-пэц аль-a-гва-oт
Милого голос!
Вот он и сам -
прыгает по холмам,
носится по горам.

В религиозных комментариях "милого голос" в сочетании с выражением "вот он" служит весомым подтверждением концепции, в которой возлюбленный - аллегория Всевышнего.


***

9. до-мэ до-дu ли-цвu
о лэ-o-фэр a-ай-я-лuм
u-нэй-зэ о-мэд а-хaр кот-лэй-ну
маш-гu-ях мин-a-ха-ло-нoт
мэ-цuц мин-a-ха-ра-кuм
На оленя милый похож,
на молодую газель,
вот он уже стоит за стеною,
заглядывает в окошки,
засматривает в проемы.

Прелестные образы ланей и газелей из седьмого стиха (предыдущая сцена) переходят через стих восьмой (юношей, скачущим по горам) сюда, в стих девятый: нежность эта, возможно, связана с эмоциональным опытом героини - ведь она пасет козлят.


***

10. а-нa до-дu вэ-а-мaр лu
кy-ми лaх
ра-ай-я-тu я-фа-тu
у-лэ-хи-лaх
Подал знак и сказал мне так:
- Вставай,
красавица,
выходи!

Рассказчицей здесь девушка, и слова любимого приводятся как прямая речь: юноша ласково обращается к ней и просит подняться и выйти к нему; в последнем стихе этой главы находится подтверждение тому, что ночь на дворе. Выражение ле-хи-лaх (вставай) связано в библейских текстах с призывом начать какое-то действие и весьма близко к тому, что было сказано праотцу Аврааму свыше: лэх-ле-ха (иди).


***

11. ки-u-нэй a-сэ-тaв а-вaр
a-гэ-шэм ха-лaф a-лaх ло
Вот и зима позади,
дожди прошли, отшумели.

12. a-ни-ца-нuм нир-y ба-a-рэц
эт a-за-мuр u-гuй-а
вэ-кoль a-тoр ниш-мa бэ-ар-цэй-ну

Почки видны повсюду,
пора соловья наступила,
и в нашем краю голубка воркует.

Юноша-пастух, живущий при стаде, ранее других разли-чает весеннее звучанье птичьих голосов и видит, как распускаются цветы. Все это, конечно, образы любви и пробуждающейся природы.


***

13. a-тэ-э-нa хан-тa па-гэ-a
вэ-a-гэ-фа-нuм сма-дaр нат-ну рэ-ях
кy-ми лaх
ра-а-я-тu я-фа-тu
вэ-лэ-хи-лaх
У смоковниц набухла завязь,
лоза зацвела и пахнет,
вставай,
красавица,
выходи!

Примечательно, что последовательность описания весенней природы связана со спуском юноши с горного пастбища: сперва (см. предыдущий стих) "почки видны повсюду", затем пенье соловья и воркованье голубки; здесь же он спустился с гор к садам у деревни, видит завязь смоквы и вдыхает аромат цветенья лозы. Обо всем этом он и говорит девушке, повторяя свой зов: "вставай ... выходи!"


***

14. йо-на-тu бэ-хаг-вэй a-сэ-ла
бэ-сэ-тэр a-мад-рэ-гa
aр-йu-ни эт-ма-рaйх
aш-ми-йu-ни эт-ко-лэх
ки-ко-лэх а-рэв
у-ма-рэйх на-вэ
Голубка моя, на уступе горы,
в укрытье скалы,
дай на тебя взглянуть,
дай услышать тебя,
ибо сладок голос
и мил твой вид.

В четырех предыдущих стихах (с десятого по тринадцатый) девушка передает слова юноши прямой речью, включая прозвучавший дважды призыв подняться с постели и выйти к нему. Четырнадцатый же стих из-за его искренности и накала чувств ("голубка моя... в укрытье скалы... ибо сладок голос и мил твой вид") кажется непосредственной речью юноши.
В Иудейских горах и поныне водится небольшой дикий голубь с серебристыми крыльями и зеленоватым опереньем.


***

15. э-хэ-зy-лa-ну шу-а-лuм
шу-а-лuм кэ-та-нuм
мэ-хаб-лuм кэ-ра-мuм
у-хра-мэй-ну сма-дaр
Держите лисиц,
малых лисят,
что нашей лозе вредят,
когда зелен еще виноград!

Девушка не выходит из дома, но, чтобы не обидеть юношу отказом, отвечает песенкой, а в ней намек: нас могут увидеть вместе в ночное время "малые лисята", и это теперь может повредить любви. Образ молодой виноградной лозы как зарождающейся любви она заимствовала из слов юноши (гл. 2, ст.13).


***

16. до-дu лu
вэ-а-нu лo
a-рой-э ба-шо-ша-нuм
Мой друг - для меня,
а я - для него,
пасущего среди лилий.


Скрытый смысл этого откровенного признания в том, что любимый пахнет цветами.


***

17. ад-шэ-я-фy-ах a-йoм
вэ-нa-су a-цэ-ла-лuм
сoв дмэ-лэ-хa
до-дu ли-цвu
о лэ-o-фэр a-а-я-лuм
аль-a-рэй вa-тэр
Пока не повеял
полуденный зной
и не пропали тени,
милый, оленем вернись,
или юной газелью
к расселинам гор.

Первая строка подтверждает догадку, что утро уже наступило. Ночной разговор с любимым и вынужденный отказ от встречи даются девушке нелегко, и эта ситуация в дальнейшем станет преследовать ее во сне.
 

Пятнадцать стихов этой главы - монолог юноши, песня любви, обращенная к милой, и лишь последний, шестнадцатый стих - ответ девушки.


***

1. u-нах я-фa ра-a-я-тu
u-нах я-фa
эй-нaйх йо-нuм
ми-бa-ад лэ-ца-ма-тэх
са-э-рэх кэ-э-дэр a-и-зuм
шэ-га-лэ-шy мэ-aр гил-aд
Ты хороша, подруга моя,
ты хороша,
глаза твои - два голубка
из-под кудрей,
волосы - козье стадо,
что скатилось с высот Гилада.

Эти строки повторяют стихи первой главы (гл. 1, ст. 15) и служат их продолжением: после "голубиной" метафоры глаз здесь добавлено "из-под кудрей". В современном иврите ца-мa означает косичку, но в древности под этим словом понималась накидка, вуаль, скорее всего, прозрачная, сквозь которую можно различить глаза; бытует также предположение, что это волосы, закрывающие лоб и ниспадающие на глаза (челка). О волосах говорят и две заключительные строки стиха, уподобляющие непокорные, по-видимому, кудри козьему стаду, что быстро спускается по склону горы: такую резвость проявляют обычно черные козы, из чего можно заключить, что речь идет о темных кудрях.


***

2. ши-нaйх кэ-э-дэр a-кэ-цу-вoт
шэ-алy мин-a-рах-цa
шэ-ку-лaм мат-и-мoт
вэ-ша-ку-лa эйн ба-эм
Зубы - гладкие овцы
после купанья,
овечки - одна в одну,
без изъяна.

Здесь "гладкие овцы" - это белые овечки после стрижки и купанья. В отличие от коз, овцы ведут себя смирно и, передвигаясь, соблюдают порядок в стаде; вдобавок, во второй строке говорится о таких овечках, которые "одна в одну без изъяна", и потому вполне могут служить метафорой красивым зубам. В оригинале эта строка имеет внутреннюю (началом двух граней) каламбурную рифму: ше-ку-лам... ша-ку-ла, что украшает стих. Второе из этих двух слов означает овцу, родившую мертвого ягненка, т.е. место, предназначенное ягненку, пустует, и это воспринимается неким ущербом, изъяном.


***

3. кэ-хyт a-ша-нu сиф-то-тaйх
у-мид-ба-рэх на-вэ
кэ-фэ-лах a-ри-мoн ра-ка-тэх
ми-бa-ад лэ-ца-ма-тэх
Алою лентой губы,
и мила твоя речь,
половинкой граната щека
из-под кудрей.

В описании прелестей любимой можно обнаружить цветовую гамму: кудри волос черны, будто козье стадо, зубы белы, как овечки, для губ автор берет самый интенсивный из оттенков красного - алый (ша-нu). Заметим, что выражение хут a-ша-нu в современном иврите означает красную нить, основную идею; ра-кa - означает висок, но в эпоху создания Талмуда (начало первого тысячелетия н. э.) широко пользовались метафорой "гранат лица", имея в виду щеки из-за особого сочетания красного и белого в окраске кожицы этого фрукта. РАШИ добавил к этому, что гранат похож на щеку также и своей овальной формой.


***

4. кэ-миг-дaль да-вuд ца-ва-рэх
ба-нyй лэ-таль-пи-oт
э-лэф a-ма-гэн та-лyй а-лaв
кoль шил-тэй а-ги-бо-рuм
Шея твоя, как башня Давида
во всей красе,
тысяча щитов на ней висят
и все колчаны героев.

В предшествующих трех стихах воспеты глаза люби-мой, волосы, зубы, щеки и губы, в этом же стихе юноша славит шею, сравнивая ее с башней Давида, стройной, гордо вознесенной ввысь, о которой сказано: ба-нyй ле-таль-пи-oт в значении "построено на славу" (это выражение вошло в иврит из "Песни..."). Происхождение и точный смысл слова таль-пи-oт (оно употребляется лишь в форме множественного числа женского рода) не вполне ясны; полагают, что это ступенчатые сооружения. Один из районов современного Иерусалима, расположенный на холме, носит название Тальпиот.
Украшения на шее возлюбленной юноша уподобляет щитам и колчанам, висящим на стенах башни. Подтверждение существованию такого обычая находят у пророка Иезекииля: "щит и шлем висят на тебе... на башнях твоих и на стенах вывешены колчаны". Знаменитая строка о киевском князе Олеге: "Твой щит на вратах Цареграда" позволяет думать, что этот обычай существовал на Востоке и в более поздние времена, что А.С. Пушкину было известно.
Кажется, что среди первых пяти стихов, славящих красоту возлюбленной, этот четвертый стоит особняком. И вовсе не из-за необычности сравнения (шея любимой - крепостная башня) - ведь в те далекие времена были приняты иные, чем теперь, поэтические комплименты девушкам, и мы уже убедились в этом, читая "Песню...". Дело в том, что сама башня Давида была построена не ранее середины 2 в. до н.э. и, кроме этого стиха, не упоминается ни в одной из книг библейского канона. Может быть, перед нами позднейшая вставка?


***

5. шэ-нэй ша-дaйх
ки-шнэй о-фа-рuм
тэ-о-мэй цви-я
a-рой-uм ба-шо-ша-нuм
Груди твои -
близнецы-оленята,
двойня у лани
на пажити среди лилий.

Оленята - замечательное сравнение для девичьих грудей, стоит лишь взглянуть на них в профиль. Среди цветов на весеннем лугу.


***

6. ад шэ-я-фy-ах
a-йoм
вэ-нa-су a-цэ-ла-лuм
э-лэх ли
эль-aр a-мoр
вэ-эль-гив-aт a-лэ-во-нa
Пока не дохнул
полуденный зной
и не пропали тени,
пойду я на гору
душистой мирры,
на холм ароматного ладана.

В этом месте юноша на мгновенье умолкает, прерывая поток восхвалений любимой. Он вспоминает слова девушки, сказанные в конце его ночного посещения (гл. 2, ст. 17), и решает уйти. Но не в горы к своему стаду, а на холм, где цветут и пахнут благовонные растения. Впрочем, это лишь желание. Вспомните времена вашей первой любви, не правда ли, вас тоже тянуло взобраться на самый верх лестницы, на крышу, на гору...


***

7. ку-лaх я-фa ра-a-я-тu
у-мyм эйн бaх
Ты всем хороша, подруга моя,
и нету в тебе изъяна.

Первый стих этой главы начинается сладким вздохом влюб-ленного юноши "ты хороша...", затем в пяти стихах он описывает подробно все красоты своей подруги. Здесь в седьмом стихе как бы подводится итог: "ты всем хороша...", ты - совершенство.


***

8. и-тu ми-лэ-ва-нoн ка-лa
и-тu ми-лэ-ва-нoн та-вo-и
та-шy-ри мэ-рoш а-ма-нa
мэ-рoш сэ-нuр вэ-хэр-мoн
ми-мэ-о-нoт а-ра-йoт
мэ-a-рэ-рэй нэ-мэ-рuм
С Ливана, невеста моя
с Ливана вместе со мною приди,
погляди с вершины Хермона,
с гор Аманa и Снир,
оттуда, где водятся львы
и леопарды.

Наш герой хотел было отправиться на холм благовоний, но, видимо, остался. Он называет девушку невестой, это возвышенные мечты о свадебном шатре или призыв (по РАШИ) возвратиться на родину предков.
В этом стихе под "Ливаном" подразумевается не страна, а одна из высот Ливанского горного хребта, расположенного на территории нынешнего Ливана. В его южной части на израильской стороне границы есть гора Хермон, одна из вершин которой в древности называлась Снир. Другая ее вершина, Амана, считалась северной границей Земли Израиля, и возвращающиеся в страну с чужбины обыкновенно пели песню на слова этого стиха.


***

9. ли-бав-тu-ни а-хо-тu ха-лa
ли-бав-тu-ни бэ-а-хaт мэ-эй-нaйх
бэ-а-хaд а-нaк ми-ца-вэ-ро-нaйх
Пленила невеста, сестра моя,
пленила сердце единым взглядом,
одним самоцветом из ожерелья.

К обращению "невеста" юноша добавляет "сестра моя", и это повторится несколько раз в дальнейшем. Напомним, что в поэзии народов Древнего Востока (аккадцы, финикийцы, египтяне) это распространенное обращение к любимой.
Ли-бав-тu-ни означает "взяла мое сердце", но есть в этом слове дополнительный смысл "сердцевины огня", пламени любви. Упомянутые рядом взгляд и прозрачный драгоценный камень создают двойной образ: глaза, похожего на самоцвет, и самоцвета, пленившего сердце юноши.


***

10. ма-я-фy до-дaйх
а-хо-тu ха-лa
ма-тo-ву до-дaйх ми-яйн
вэ-рэ-ях шэ-ма-нaйх
ми-кoль-бэ-са-мuм
Ласки твои милы,
невеста, сестра моя,
слаще вина они,
и запах твоих умащений
лучше всех ароматов.

Ласки и запахи, близость двух влюбленных... Признания юноши повторяют слова девушки, открывающие поэму (гл. 1, ст. 2, 3).


***

11. нo-фэт ти-тoф-на сиф-то-тaйх ка-лa
дэ-вaш вэ-ха-лaв тa-хат лэ-шо-нэх
вэ-рэ-ях сал-мо-тaйх кэ-рэ-ях лэ-ва-нoн
Губы твои медвяны, невеста,
мед-молоко под языком,
и платья запах - цветенье Ливана.

Любовь и на вкус мила: нет ничего слаще молока с медом; как о земле, "текущей молоком и медом", сказано было Моисею о стране Ханаане, Земле обетованной (Исход, гл. 3, ст. 8). А запах платья невесты сравнивается с девственным цветеньем ливанских лесов.
Стихи 8 - 11 представляют собой "песню в песне", которая начинается и заканчивается упоминанием о Ливане.


***

12. гaн на-yль а-хо-тu ха-лa
гaль на-yль ма-а-йaн ха-тyм
Запертый сад - невеста моя,
потаенный ручей, заповедный ключ.

Запертый сад - эвфемизм невестиной девственности, образы ручья, родника - это ее чистота, безгрешность. Повтор ган - галь - ма-а-йaн (сад - ручей - ключ) призван усилить интонацию взволнованности в речи юноши. Существуют древние тексты "Песни..." с разночтением: ган - ган - ма-а-йaн (сад - сад - ключ).


***

13. шэ-ла-хaйх пар-дэс ри-мо-нuм
им прu мэ-га-дuм
кэ-фа-рuм им-нэ-ра-дuм
Ты орошаешь гранатовый сад,
в котором цветут
алоэ и нард,

14. нэрд вэ-хар-кoм
ка-нэ вэ-ки-на-мoн
им кoль а-цэй лэ-во-нa
мoр ва-а-a-лoт
им кoль-ра-шэй бэ-са-мuм

тростник ароматный,
хна и шафран,
деревья, дающие
мирру и ладан,
корицу и лучший бальзам.

Все описанное - развернутая метафора невесты, благодаря которой цветут и плодоносят гранатовые деревья и благовонные растения, олицетворяя женскую сущность, плодоносную способность.


***

15. ма-а-йaн га-нuм
бэ-эр мa-им ха-uм
вэ-но-зэ-лuм мин-лэ-ва-нoн
Ты - садовый ручей,
источник живительных вод
с Ливанских высот.

Выражение шэ-ла-хaйх (ст. 13) может означать группу садовых деревьев, а также рукава (арыки) ручья. Из этого стиха становится понятно, что речь идет не о садовых деревьях, а о потоках, берущих начало в горах Ливана.


***

16. y-ри ца-фoн
у-вo-и тэй-мaн
a-фu-хи га-нu
и-зэ-лy вэ-са-мaв
я-вo до-дu лэ-га-нo
вэ-йо-хaль прu мэ-га-дaв
Северный ветер, проснись,
и южный - явись
овеять мой сад,
где разлит аромат,
милый в сад свой придет,
драгоценный отведает плод.

В лирике Древнего Египта образ северного ветра связан с девушкой, зовущей любимого. В этом стихе героиня обращается и к южному ветру (тэйман) с просьбой, выраженной глаголом а-фu-хи, развеять по саду ароматы. Она мечтает о том, что милый придет к ней в сад, который она готова ему отдать (вероятно, в ответ на его слова про "запертый сад").
 

Глава восьмая
 

Последняя глава - завершение, финал поэмы. Для сторонников драматической версии happy end уже позади - в конце предыдущей главы; некоторые неожиданности, однако, ожидают и их.


1. мu и-тэн-ха кэ-aх-ли
ё-нэк шэ-дэй и-мu
эм-ца-а-хa ба-хyц э-ша-кэ-ха
гам ло-я-вy-зу лu
Были б мы братом-сестрою
от материнской груди,
встречала бы, целовала,
и никто бы меня не стыдил.

Есть ли связь, что теснее взаимной любви? Да, если она между братом и сестрой (кстати, близость по матери считалась большей, чем по отцу). Главное в грезах о брате-возлюбленном - это желание девушки встретить его, целовать и привести к матери (см. следующий стих), а вовсе не узаконивание права делать это при всех (как и вам, мне пришли тут в голову набоковские Ада и Ван, но это, пожалуй, далековатая ассоциация).


***

2. эн-a-гэ-ха а-ви-а-хa
эль-бэйт и-мu тэ-ла-мэ-дэй-ни
аш-кэ-ха ми-яйн a-рэ-ках
мэ-а-сuс ри-мо-нu
Я бы тебя привела
к мудрой матери в дом,
напоила б душистым вином,
соком граната.

Мечта привести милого в дом своей матери напоминает о сне девушки (гл. 3, ст. 4); и это, и желание напоить юношу сладким питьем, по-видимому, не расходится с наставлениями матери - все достойно. Но следующий стих наводит на мысль, что, возможно, речь идет о будущей супружеской жизни.


***

3. сэ-мо-лo тa-хат ро-шu
ви-йи-ми-нo тэ-хаб-кэ-ни
Левой рукой - под головой,
а правой меня он обнимет.

Это желание приходило уже к героине (гл. 2, ст. 6).


***

4. uшб-a-ти эт-хэм
бнoт е-ру-ша-лa-им
мa-тай-u-ру
у-мa-тэ-о-рэ-рy эт-a-а-a-вa
ад шэ-тэх-пaц.
Заклинаю вас,
девушки Иерусалима,
не будить,
не тревожить любовь, пока
не очнется сама.

Трижды (гл. 2, ст. 7; гл. 3, ст. 5; гл. 5, ст. 8) встречался нам в поэме этот стих, всегда к концу любовных грез (когда она "любовью больна"), здесь же он приведен в сокращении. Цитата?


***

5. ми зoт
о-лa мин-a-мид-бaр
мит-ра-пэ-кэт аль-до-дa
тa-хат a-та-пy-ах о-рар-тu-ха
шa-ма хи-бэ-лат-хa и-мэ-ха
шa-ма хи-бэ-лa е-ла-дат-хa
Это кто
из пустыни восходит,
на любимого опираясь?
Под яблонею тебя разбудила,
здесь ты на свет появился,
здесь тебя мать родила.

Первая половина стиха - отрывок из песни девушек Иерусалима (гл. 3, ст. 6). Но вслед за этим мы вновь слышим героиню, т.е. перед нами как бы диалог внутри отдельного стиха, чего нет нигде более в "Песне...". Что тут происходит?
Недоумение рассеивается, если принять, что все начало этой главы (ст. 1 - 7) героиня-рассказчица произносит как завершение, апофеоз, при этом ст. 3 - 5 являются повторами, цитатами ключевых стихов поэмы, но - и это существенно - в слегка измененном виде, о чем говорится в комментарии к ст. 3 - 4; в 5-м же стихе изменение состоит в том, что выходящая из пустыни (ср. с гл. 3, ст. 6) опирается на любимого, которого она разбудила под яблоней там, где родила его мать. Можно, разумеется, интерпретировать это и буквально: девушка нашла своего друга под яблоней в саду, принадлежащем его семье, и там разбудила его. Но как бы то ни было, образ плодоносящего яблоневого дерева (вспомним и сравнение милого с яблоней в гл. 2, ст. 3) связывает здесь любовь с продолжением рода. Перед нами жених с невестой, а может быть, и молодожены. Следующий стих представляет собой клятву верности, заклинание.


***

6. си-мэ-ни ха-хо-тaм аль-ли-бэ-ха
ка-хо-тaм аль-зэ-ро-э-ха
ки-а-зa ха-мa-вэт а-a-вa
ка-шa хи-шэ-oль ки-нa
рэ-ша-фэ-a риш-пэй эш
шал-э-вэт-я
Печатью на сердце меня положи,
печатью - на рyку,
ибо сильна любовь, как смерть,
ревность, как ад, тяжела,
стрелы ее - огонь,
искры и пламя.

Основой замечательной метафоры "печатью на сердце..." послужил древний обычай привязывать личную печатку к руке (чтобы не потерялась и была всегда "под рукой"), а также носить на груди дощечку с памятной записью важных сведений. Может быть, печатки носили на левой руке, а дощечки - у сердца. Во всяком случае, более позднее ношение талисманов и ритуальное наложение тфилин (филактерий) у евреев имеет в основе этот обычай.
На протяжении всей поэмы воспевается нежная сладостная любовь, но здесь говорится о том, что она может быть неотвратима и жестока, как ангел смерти, за нее можно заплатить и жизнью. Любовь, по сути своей, неотделима от ревности (которая, "как ад, тяжела"), и в любви бушует адское пламя шал-э-вет-я. РАШИ интерпретировал это слово как "Божье пламя", и если это так, то перед нами единственное упоминание Бога в "Песне...".


***

7. мa-им ра-бuм
ло ех-лy лэ-ха-бoт эт-a-а-a-вa
у-на-a-рoт
ло иш-тэ-фy-a
им-и-тэн иш
эт-коль-oн бэй-тo ба-а-a-вa
бoз я-вy-зу лo.
Наводненья
не смогут любовь погасить,
полноводные реки
не смоют,
а кто посулит
все добро свое за любовь, -
засмеют его.

Пламя любви, которое сродни огню ревности, не погасить даже полноводным рекам. Но в последующих двух строках после этого сильного образа заметно некоторое снижение тона: в них содержится поучение о том, что любовь не купить ни за какое богатство. Этот диссонанс, возможно, предваряет стихи 8 - 12, в которых как раз и пойдет речь о подарках и о деньгах.
Стихи 6-й и 7-й весьма отличаются от предыдущих трагическими метафорами любви и ревности, а также некоторым дидактизмом, поэтому их иногда рассматривают как отдельную песню, более других отвечающую идее любви общины Израиля к Всевышнему.


***

8. а-хoт лa-ну кэ-та-нa
вэ-ша-дa-им эйн лa
ма-на-а-сэ ла-а-хо-тэй-ну
ба-йoм шэ-е-ду-бaр-ба
Наша сестра мала,
и нет у нее грудей,
что же мы ей подарим,
когда женихи нагрянут?

Помните братьев (в подлиннике - сыновья матери моей), которые еще в первой главе (ст. 6) отправили девушку охранять виноградники? Они давно с ней не виделись (вероятно, на виноградниках все было в порядке), считают ее еще девчонкой, но подумывают о том, какие подарки и украшения поднесут ей, когда зайдет речь о свадьбе.


***

9. им-хо-мa u
нив-нэ а-лэй-a
ти-рaт кa-сэф
вэ-им-дэ-лэт u
на-цyр а-лэй-a лy-ах a-рэз
Если она - стена,
над нею воздвигнем
башню из серебра,
а если как дверь она,
мы обошьем ее кедром.

Благонамеренные братья, не знающие о том, что происходит с их сестрой, ставят будущие свадебные подарки в зависимость от ее поведения: если она неприступна ("как стена") для пустых притязаний, то они еще более укрепят ее серебряной башней, прочной и дорогой, но если всякий вхож в ее владения ("как дверь она"), то, оберегая честь девушки, вход они намерены оббить доской из благородного кедра.


***

10. а-нu хо-мa
вэ-ша-дaй ка-миг-да-лoт
aз a-u-ти бэ-эй-нaв
кэ-мо-цэт ша-лoм
Я - стена,
и как башни, груди мои,
нашел он уже со мной
мир и счастье свое.

Девушка вмешивается в разговор: "Я - стена", - говорит она братьям, и образ башни, которую они хотят соорудить для защиты ее чести, оказывается кстати и для того, чтобы рассеять недоразумение, связанное с ее грудями. И вдруг, в следующей строке, прямо милого не называя, она сообщает братьям, что тому давно известно: в ней - его счастье. Как чудесно сплетаются в этом стихе стыдливость юной девушки и решительность ее признания - невозможно рассказать короче о своей любви к милому и об ответном его чувстве.


***

11. кэ-рэм a-я
ли-шэ-ло-мo
бэ-ва-aль a-мoн
на-тaн эт-a-кэ-рэм ла-но-тэ-рuм
иш я-вu бэ-фи-рьё
э-лэф ка-сэф
Виноградник был
плодородный
у Соломона,
он доверил его сторожам,
и каждый в уплату принес
тысячу серебром.

Умница-героиня понимает, что ее неожиданное сообщение способно братьев ошеломить, поэтому она продолжает свою мысль в форме притчи о винограднике Соломона бэ-ва-aль a-мoн. Значение этого выражения точно не установлено, может быть, здесь говорится об одном из двух мест, упоминаемых в пророчестве Иезекииля: (ир Амонa и гай Амoн), но скорее всего, речь просто идет о плодородии виноградника (a-мoн - это множество, масса). Виноградник был сдан в аренду, и сторожа, которым вменялось в обязанность не только охранять, но и продавать урожай, принесли хозяину арендную плату - по тысяче серебряных шекелей каждый.


***

12. кар-мu ше-лu ле-фа-нaй
a-э-леф ле-хa шло-мo
у-ма-тa-им ле-нот-рuм эт-пи-рье
Виноградник же мой со мной,
а тебе, Соломон, твоя тысяча,
и пятая часть - сторожам.

Девушке такое богатство ни к чему, она предпочитает виноградник малый, да свой! Также и щедрая оплата сторожам - пятая часть, двести шекелей - ее не прельщает. Конечно, это аллегория: девушка отвергает богатых женихов (царя?) в пользу своего друга-пастуха. Можно предположить также, что она отказывается сторожить в дальнейшем чужие виноградники, как того требуют братья, желая заняться своим собственным.


***

13. a-йо-шэ-вет ба-га-нuм
ха-ве-рuм мак-ши-вuм ле-ко-лэх
a-шми-u-ни
Обитающая в садах!
Друзья услышать тебя хотят,
отзовись!

Юноша-пастух со своими друзьями приходит в сад (может быть, виноградник), где находится его милая, зовет ее и просит спеть его друзьям.


***

14. Бэ-рaх до-дu
у-дмэ-лэ-хa ли-цвu
о лэ-o-фер a-ай-я-лuм
аль a-рэй вэ-са-мuм
Любимый, беги,
будто олень
или газель молодая
на душистых холмах.

Исполняя просьбу пастуха, девушка поет, но в песне просит его: "Беги!" Существует несколько объяснений этой просьбы: во-первых, спор с братьями мог решиться и не в пользу девушки; нам неизвестно, в чьем саду она находится и пойдет ли влюбленным на пользу это посещение. Полагают также, что девушка не хочет общества друзей потому, что стремится быть с милым наедине, а для этого нужно, чтобы он, прежде всего, их увел, как сказано (гл. 1, ст. 4): "Позови, побежим за тобою..." Завершается же стих, а с ним и вся поэма, тем же сравнением любимого с оленем и газелью, которое нам уже знакомо по гл. 2, ст. 17; правда, там девушка отсылала пастуха на кручи гор, что означало разлуку, здесь же она просит его бежать на благовонные холмы, и это, возможно, сулит встречу.
Олень (цви) - древний символ народа Израиля, и РАШИ завершает комментарий этого последнего стиха "Песни песен" мольбой о возвращении в землю предков: "Беги из рассеянья, оленем спеши к избавленью на благоуханную гору Морuя, где возведешь священный Храм, не медля, еще в наши дни - амэн".