Библиотека

Теология

Конфессии

Иностранные языки

Другие проекты







Ваш комментарий о книге

Сомин Н.В. «Стяжатели» и «нестяжатели»

Узловое событие русской истории

Спор «стяжателей» и «нестяжателей» как магнит притягивает мыслящих людей. И публицисты и историки, верующие и неверующие, чувствуют, что это – узловое событие, хорошенько разглядев которое можно будет подобрать ключ ко всей русской историософии. В этом эпизоде столкнулись земное и небесное, личное и социальное, государственное и церковное. А результаты борьбы надолго, может быть, навсегда определили духовную траекторию России.

Для профессиональных историков[1] этот эпизод оказался далеко не простым. От XVI в. сохранилась целая россыпь публицистических сочинений, но относительно их датировки и атрибуции историки не могут прийти к единому мнению. Конечно, решить эти вопросы публицистам – дело безнадежное. А потому единственный выход – не стремиться к непротиворечивой реконструкции событий, а рассматривать известные сведения интегрально, как некий «миф», на основании которого, тем не менее, постараться духовно осмыслить всю коллизию.

Нил и Иосиф. «Противоположность идей и духовных направлений Нила Сорского и Иосифа Волоцкого привели в брожение все русское духовное общество начала 16-го столетия»[2] - так пишет известный русский философ Георгий Федотов, много занимавшийся историей русской духовности.

Св. Нил Сорский, из аристократической семьи Майковых, прошел аскетическую школу Афона. Свое понимание того, как должно жить монашество, Нил зафиксировал в сочинении «Предание и устав»[3]. Там впервые в русской христианской литературе подробно описан созданный восточным монашеством путь «умного делания». Это путь св. Нил исповедывал и своей жизнью в устроенном им на р. Соре ските – крохотной церкви и нескольких келий вокруг, где в 1490-х годах селятся вместе с Нилом, его единомышленники - «заволжские старцы». Все ориентировано на безмолвие, изучение Писания и молитву. Общей трапезы нет. Каждый старец ведет свое убогое хозяйство, кормится своим трудом. Допускается продажа «трудов своих рукоделия» (за малую цену)[4], и «милостыня от христолюбцев нужная, а не излишняя». Наконец, «церкви не украшати» и никаких ценных вещей в келлии «не подобает имети». Иначе говоря, нестяжание – как личное, так и коллективное. Причем, настолько радикальное, что «не подлежит творити милостыни»[5], ибо «нестяжание вышше есть таковых подаяний»[6] и монах должен творить «душевную милостыню» (помогать брату словом), а не «телесную». Ясно, что Нил видит свою задачу лишь в исправлении жизни монашества духовной жизни ради. Какая либо деятельность на социальном поприще ему чужда.

Воззрения же св. Иосифа Волоцкого были существенно иными. Он считал, что можно прекрасно сочетать личное нестяжание монахов с богатством всего монастыря. Эти идеи Иосиф сумел воплотить в основанном им Успенском монастыре в Ламском Волоке. Особенно характерна установленная в монастыре система поминовений. Практичный Иосиф помимо синодика (который зачитывался а притворе) ввел еще «вседневные упоминания», которые зачитывались священником на проскомидии с выниманием частиц из просфоры. Вседневные упоминания стоили очень дорого: «ввек» за вклад более 50 рублей за душу, а за меньший вклад – по принципу «год за рубль». Непонимание этой системы вкладчиками приводило к конфликтам. Так, княгиня Мария Голенина была возмущена тем, что вседневно не поминают ее мужа и двух сыновей, хотя она вложила значительные суммы. Отвечая ей, Иосиф спокойно указывает, что ее вклады были за синодик. Что же касается вседневного поминания, надо за семь лет вложить 20 рублей. И не надо называть это «грабежом» - таков «монастырский обычай», и воля княгини ему следовать или нет[7]. Так что снисхождения не делалось даже по отношению к «своим» (сын Голениной был иноком Волоколамского монастыря). Отсюда видно, что дело поминовений было поставлено в монастыре на солидную коммерческую основу.

Кроме того, благодаря исключительному авторитету, полученному Иосифом в борьбе с ересью жидовствующих, в монастырь на помин души часто вкладывали не только деньги, но и значительные земельные наделы с селами. В результате Волоколамский монастырь за короткое время стяжал огромные материальные богатства. Но эти богатства были общими: каждый монах имел минимум личных вещей (количество которых, впрочем, зависело от его духовного возраста). Кроме того, особенность воззрений св. Иосифа состояла в том, что богатства своего монастыря он широко использовал на благотворительные цели. В голодные годы от монастыря кормились до семи тысяч человек монастырских крестьян, а обычно – 400-500 человек, «кроме малых детей», причем для этого монастырь продавал скот и одежду и даже залез в долги; для беспризорных детей был построен приют[8].

Действительно, «духовные направления» свв. Нила и Иосифа были существенно различны. Но надо отметить, что фактов вражды или неприязни между этими русскими святыми историки не находят.

Собор 1503 г. Этот церковный Собор, казалось бы, противоречит только что сделанному утверждению. В «Письме о нелюбках иноков Кириллова и Иосифова монастырей» - одном из «иосифлянских» сочинений – красочно рассказывается о столкновении между Нилом и Иосифом, причем, - перед лицом великого князя Ивана III. Уже Собор подходил к концу, но тут поднялся Нил и стал говорить, «чтоб у монастырей сел не было, а жили бы чернецы по пустыням, а кормили бы ся рукоделием»[9]. Однако, против восстал Иосиф Волоцкий: «Если у монастырей сел не будет, как тогда честному и благородному человеку постричься? Если же не будет честных старцев, откуда взять на митрополию или архиепископию, или епископа на всякия честные власти? А коли не будет честных старцев и благородных, ино вере будет поколебание»[10]. Как утверждает «Письмо о нелюбках», в конце концов «князь великий Иосифа послушал» и села остались за монастырями. Однако, историки не склонны представлять все так просто, как виделось автору «Письма» (под которым, кстати, видят племянника Иосифа Досифея Топоркова[11]).

Дело в том, что к моменту Собора 1503 г. Церковь накопила значительные земельные богатства. Некоторыми историками[12] указывается, что к середине XVI в. Церкви принадлежало до 1/3 обрабатываемых земель. Правда, А. Плигузов показал[13], что эти сведения имеют источником недостоверное свидетельство англичанина Климента Адамса, никогда Россию не посещавшего. Впрочем, в цифре 1/3 удивляться не приходится, поскольку она стала стандартной оценкой церковного землевладения в средневековье и мелькает во множестве сочинений о самых различных периодах и странах. Новейшие источники дают значительный разброс оценок - от 16%[14] до 4.7%[15], но обоснований никаких не приводится. Но во всяком случае несомненно, что эти земли в основном были в центральных областях Руси. А главное, это не просто земли, а земли с деревнями, крестьяне которых административно и судебно подчинены епископу или крупным монастырям.

Можно указать две причины, благодаря которым земельная собственность Церкви и прежде всего – монастырей возросла до значительных размеров. Во-первых, долгое время – весь период татарского ига – благодаря толерантной религиозной политике татар, Церковь была полностью освобождена от выплаты дани. Лишь Василий I вводит постоянное финансовое обложение Церкви[16]. А во-вторых[17], всплеск вкладов в монастыри был обусловлен и распространением на Руси поминальной практики, введенной еще в XIV в. св. митрополитом Киприаном[18]. Настоящий «бум» поминовений начался в конце XV в. в связи с напряженными эсхатологическими ожиданиями конца света в 1492 г. Особенно быстро богатели монастыри, ибо туда вкладывали не только деньги, но деревни. Причем, это характерно не только для Успенского Волоколамского монастыря, но и для Троице-Сергиевой лавры, Кирилло-Белозерского монастыря и ряда других крупных обителей.

Такая ситуация сильно заботила великого князя Ивана III, ибо монастырские земли с точки зрения государства оказывались бесполезными. А потому верховная власть была очень не прочь забрать их себе и раздавать «служилым людям» в «кормление». Иван III, завоевав Новгород, так и сделал: отобрал земли у многочисленных новгородских монастырей и передал их дворянам. Естественно, что он намеревался содеять аналогичное и в масштабах всей страны. Попытка такой секуляризации, первая в истории Руси, произошла на Соборе 1503 г. В найденном во второй половине XX в. источнике «Слово иное» инициатива постановки вопроса о монастырском землевладении на Соборе принадлежит не Нилу, а Ивану III: «восхоте князь великий Иван Васильевич у митрополита и у всех владык, и у всех монастырей села поимати и вся к своим соединити. Митрополита же и владык и всех монастырей из своей казны деньгами издоволити и хлебом изоброчити из своих житниц»[19]. Ивана III поддержали его сыновья и некоторые дьяки; роль же св. Нила сводилась лишь к частной беседе с Иваном III, где Нил выказался против монастырских сел. Так или иначе, но несомненно, что св. Нил не был полемистом, и если он и был на Соборе и высказал там свое мнение, то только под нажимом верховной власти.

Конечно, Иван III, «великий макиавеллист» по выражению Александра Янова, рассчитывал на победу в споре с Церковью. Но иерархи не собирались сдаваться. «Соборный ответ» - сочинение, в котором некоторые историки видят протоколы Собора, - рисует нам яркую картину сражения. Сначала митрополичий дьяк Леваш Коншин прочитал перед Иваном III составленный участниками Собора ответ, полный цитат из Библии, ссылок на св. отец и на татарские ярлыки. Ивана этот ответ не удовлетворил. Тогда «сам митрополит Симон с всем освященным собором»[20] идут к Ивану III и несут скорректированный ответ, где еще больше цитат из Библии. Но и этот «заход» не убедил великого князя. Наконец, Леваш читает перед Иваном III третий вариант, в котором имеется вставка о церковных владениях при рюриковичах: «тако ж и в наших русийских странах, при твоих прародителях великих князьях, при в.к. Владимире и при сыне его в.к. Ярославе, да и по них при в.к. Всеволоде и при в.к. Иване, внуке блаженного Александра… святители и монастыри грады, волости, слободы и села и дани церковные держали»[21]. Тут Иван отступил. Янов считает, что именно этот аргумент оказался решающим: «Надо отдать должное соборным старцам. Против Ивана выдвинута была самая тяжелая идеологическая артиллерия. На «руссийскую старину» ни разу не поднял он руку за все долгие сорок три года своего царствования… В отличие от исследователей позднейших времен, иерархия точно нащупала его ахиллесову пяту. И оказался великий князь перед нею беззащитен»[22].

В «Слове ином» есть интересный эпизод, проливающий, может быть, свет на отступление великого князя. Еще до начала Собора Иван III затребовал у Троице-Сергиевой лавры грамоту на монастырское село Илемна (которое он сам отдал лавре на помин души его тетки Евфросиньи), ибо до него дошли сведения о жалобах крестьян на монахов. Иван решил забрать обратно это село, продемонстрировав, что он волен возвратить свое, если оно неправедно используется. Серапион, игумен лавры, будущий святитель Новгородский, не мог не подчиниться, но решил возвратить грамоту демонстративно, организовав громадный крестный ход со старцами, «которые из келии не исходят», и духовенством «овии на конех, инии же на колесницах, инии же на носилах». Но лишь только процессия двинулась, произошло «посещение от Бога на великого князя самодержца: отняло у него руку и ногу и глаз»[23]. Насельники Троицы видят в этом событии чудо, историки относятся к нему скептически, но в летописях можно найти и точную дату начала болезни Ивана III: 28 июля 1503 г. Не исключено, что инсульт великого князя и предопределил результаты Собора.

Вассиан Патрикеев. Итак, Церковь сумела отстоять свои земельные владения перед государством. Но внутри Церкви конфликт только начал разрастаться. Образовались две «партии» - «стяжателей» и «нестяжателей», поддерживавших взгляды на монастырские имения соответственно Иосифа и Нила. У нестяжателей выдвинулся новый лидер - чернец Вассиан Патрикеев. Личность Вассиана чрезвычайно интересна. Высокопоставленная боярская семья Патрикеевых попала в опалу Ивану III, в результате чего 30-летний князь Василий Патрикеев, уже известный дипломат и воевода, был насильственно пострижен с именем Вассиан и стал насельником Кириллова монастыря, сблизившись там с Нилом Сорским. Вассиан становится ярым нестяжателем, организует свой скит и почитает Нила как своего учителя. В 1508-1510 гг. в судьбе Вассиана происходят изменения: умирает Нил (1508 г.), игуменом московского Симонова монастыря становится сочувствовавший нестяжателям Варлаам, который, видимо, и поучает у великого князя Василия III разрешение перевести Вассиана в Симонов. В Москве Вассиан быстро сближается с Василием III, который вначале своего правления пытался проводить секуляризационную политику своего отца. А после того, как в 1511 г. Варлаам становится митрополитом, для Вассиана наступает звездный час. Почувствовав силу, он начинает яростную полемику с Иосифом и его последователями – сначала об отношении к покаявшимся еретикам, а затем и по поводу монастырских земель. Вассиан ратует за то, чтобы монастырям «сел не держати, ни владети ими, но жити в тишине и безмолвии, питаясь своима рукама»[24] и финансируясь епископскими кафедрами.

С 1515 г., в связи с составлением своей «нестяжательной» «Кормчей», Вассиан начинает подробные изыскания канонических оснований нестяжательства. И тут его ожидает неудача – никаких канонов, в которых бы был ясно выражен запрет на владения монастырей селами он не обнаруживает. Наоборот, он встречает правила, в которых упоминаются села, а также экономы-монахи, в обязанности которых входит управление ими. Но в своей полемике князь уже зашел слишком далеко, и он пытается не потеряв лица выйти из щекотливого положения. Для этого он привлекает прибывшего в 1518 г. в Москву Максима Грека. Так, важное слово «проастион» в греческих текстах обычно означает землю с селами. Максим переводит это слово формально - как «приградие сельное», а Вассиан уже добавляет, что это «пашни и винограды, а не села с житейскими христианы»[25]. Следует отметить, что ничего удивительного в неудаче Вассиана нет. Действительно, византийская Церковь в имущественном вопросе стояла на «общепринятых» позициях, согласно которым богатство само по себе непредосудительно, а потому владение им, даже монастырям, даже в виде «сел с житейскими христаны» допустимо. Правда, она никогда этот взгляд четко не формулировала, и чтобы это понять Вассиану пришлось затратить немало труда. И он смело признает этот факт: «Есть в святых правилех супротивно святому Евангелию и Апостолу и всех святых отец жительству»[26].

Но земной успех недолговечен. Василий III решил, по бесплодности своей жены Соломонии, развестись с ней, на что не было никаких канонических оснований. Видимо, Варлаам благословить это отказался, и тогда Василий стал искать другого, более сговорчивого митрополита. И нашел его в лице твердого стяжателя, игумена Волоколамского монастыря Даниила. Надо полагать, Василий и Даниил договорились об обмене нестяжателей на развод. В 1523 г. Варлаама отправили в ссылку в Кириллов, Соломонию постригли, а новому митрополиту Даниилу был дан карт-бланш на расправу над нестяжателями. В 1525 г. был осужден Максим Грек, а в 1531 г. наступил черед и Вассиана. Даниил сумел обвинить его в целом букете ересей и сослать его в Волоколамский монастырь, где, по свидетельству кн. Курбского, «презлые иосифляне» «по мале времени его уморили»[27].

Так что же хотел сказать своей деятельностью Вассиан? Известный публицист Вадим Кожинов относится к «князю-иноку» резко отрицательно. Относительно побудительных мотивов его деятельности он пишет: «князя лишили его громадных земель, и он стал бороться против крупных землевладений церкви»[28]. Кожинов отмечает, что Вассиан – псевдоученик Нила: «Вассиан превратил глубокое духовное учение о «нестяжании», которое исповедывал преподобный Нил Сорский, в чисто политическую программу и даже в козырную карту в своей собственной борьбе за власть»[29]. Думается, что эта оценка несправедлива. Вассиан – правдолюбец, бесстрашно следующий раз понятой им истине. Но к сожалению эта честность позиции не была подкреплена молитвенным настроем, вследствие чего его деятельность была сопряжена с изрядной долей страсти.

Максим Грек. Св. Максим Грек (+1555) канонизирован Церковью в 1988 г. В отличие от Вассиана, в его лице можно видеть христианина, гармонично сочетавшего большую ученость, молитвенный настрой и гражданскую позицию. Личность эта безусловно оригинальная. Бывший доминиканец, почитатель Савонаролы, затем инок Святой Горы, он приезжает в 1518г. в Москву как переводчик Писания. Максим переводит толкования Златоуста на Евангелия от Иоанна и возглавляет «команду», которая переводит Златоустовы толкования на Матфея и, составленные в основном по Златоусту, толкование на Деяния. Таким образом, российское общество оказалось ознакомленным с подлинным святоотеческим учением по имущественному вопросу. Однако, рассматривая монастырский быт на Руси, он вдруг обнаруживает, что западные картезианские монахи живут более строгой жизнью: «несть у них ничтоже свое, но вся обща, нестяжание же любят»[30]. Также и афонские монастыри «без имениих, рекше без сел живут, одными своими рукоделии и непрестанными труды» (цит. по[31]). Наоборот, русские монастыри не только имеют села, но и дают деньги в рост окрестным крестьянам. Последнее особенно возмущает Максима, ибо деньги отдавались «за пять шестой», а если долг не отдавался, то монастырь забирал землю должника[32]. Под впечатленпием российских реалий и под влиянием контактов с Вассианом Патрикеевым, Максим становится крупным публицистом. В этом смысле интересно его «Стязание об иноческом жительстве», где приводится спор Любостяжательного (Филоктимона) с Нестяжательным (Актимоном). Там, кроме обличения «тягчайших ростов» имеется такой любопытный фрагмент:

Люб.: «Ничтоже бо един от нас свое что стяжает, но вся бо обща всем».

Нест: «…ничемже различающе сего, еже аще мнози неции со единою блудницею беззаконно сочетаеми, таже о сем поношаеми, отвещевает кождо о себе глаголя: ни едино ми отсюду согрешение, ибо она есть общее достояние всех»[33].

Здесь Максим едко высмеивает порядки, заведенные в иосифлянских монастырях, в которых стяжание и благополучное жительство превратились в самоцель.

Неудивительно, что митрополит Даниил страстно возненавидел Максима и скоро устроил над ним суд, где помимо обвинений в ереси (основанных на несовершенном знании Максимом русского языка) ему были вменена и измена в пользу Турции. Максим был отлучен от причастия и отправлен в Волоколамский монастырь без права писать. В 1531 г. Максима еще раз судили - вместе с Вассианом, обвинив их обоих в антицерковной нестяжательской позиции[34]. Позже режим его содержания был ослаблен, но обвинения против него так и не были сняты.

Два образа Церкви. Известный специалист по церковному имущественному вопросу проф. Н.Д. Кузнецов с своем докладе 1906 г. Предсоборному присутствию замечает: «Столкновение между Нилом и Иосифом носило частный характер – только о имуществе монастырей, а потому несущественно»[35]. С этим трудно согласиться. Да, формально споры шли лишь о монастырских селах. Но неизбежно за этим встают исключительной важности вопросы о идеальном устроении имущественной стороны Церкви и Ее роли в социальном развитии страны.

Экстраполируя скитскую идеологию св. Нила Сорского, можно представить вполне определенную социальную «модель» Церкви (хотя сам св. Нил был от такой постановки вопроса далек). Полное личное и коллективное нестяжание должно резко повысить духовный уровень Церкви, служители которой имеют нравственный, а не канонический авторитет. Такая старческая, нравственно безупречная, молитвенная, вобравшая в себя и древнюю традицию пустынножительства и новые веяния исихазма, Церковь должна стать подлинной духовной водительницей людей всех сословий – от крестьянина до Великого князя.

Иначе себе представляет Церковь св. Иосиф Волоцкий. Церковь, имеющая большие материальные средства, а значит – независимая от государства (хотя и тесно сотрудничающая с ним в рамках «симфонии»); Церковь с жесткой дисциплиной, сильным епископатом и множеством богатых монастырей; Церковь-орден, где послушание является главной добродетелью; Церковь, которая стремится и к высокой духовности, и к широкой благотворительности – такая Церковь, по мысли Иосифа, должна быть не только духовным вождем народа, но и социально-образующей силой русского государства.

Последнее наиболее интересно и требует комментариев. Часто рисуют портрет Волоцкого игумена как начетчика, виртуозного мастера демагогически использовать Писание, как человека, приверженного внешней дисциплине в ущерб духовности, противопоставляя Иосифа проповеднику «умного делания» св. Нилу. Но справедлив ли такой образ? Сергей Александрович Зеньковский, крупный историк русской духовности, выдвигает очень интересное предположение: Иосиф Волоцкий ратовал за сохранение сел за монастырями потому, что имел в виду глобальные социальные преобразования, когда монастыри примут под свою опеку большую часть русских деревень. Монастыри, по мысли Иосифа, должны стать главным институтом распределения богатств, которые они получают в виде пожертвований, между бедным крестьянским людом. По сути дела это не что иное, как грандиозная попытка воцерковить всю социально-экономическую сферу путем вбирания всего мирского хозяйства в монастырское. Зеньковский пишет: «Не будет преувеличением назвать Иосифа Волоцкого христианским социалистом, стремившимся во имя Бога превратить всю Русь в одну монастырскую общину иноков и мирян»[36]. Конечно, вся концепция Зеньковского – лишь гипотеза. На нее работает общий характер деятельности св. Иосифа Волоцкого, но каких либо текстов из его сочинений, говорящих о его глобально-социальных чаяниях, не находят. Однако, если гипотеза Зеньковского верна, то поражающий воображение замысел Волоцкого игумена рисует нам совершенно другой образ – широко мыслящего человека, который в хорошо налаженной системе сбора денег за поминовения видел не механизм обогащения, а средство социального служения ближнему. В замысле св. Иосифа Волоцкого можно видеть еще одну – удивительную - попытку русского духа преодолеть падшесть мира сего.

Нельзя не обратить внимание на подлинную трагичность спора. Взгляды св. Нила в Церкви не возобладали. Его последователи – нестяжатели - разгромлены: Вассиан, Максим Грек и ряд других осуждены церковным судом. Иосиф Волоцкий умирает в 1515г., долгое время будучи в опале у Василия III, так и не увидев осуществления своего замысла. Получается, что в споре не выиграли ни Нил, ни Иосиф. Победили третьи - «иосифляне», для которых земельные владения были источником безбедной жизни и гарантом их экономической независимости от государства. Их победой пресеклись два благодатных направления – молитвенно-созерцательное и социально-деятельное, направления вовсе не противоположно-альтернативные, и синтез которых позволил бы поставить церковное строительство на подлинно христианскую основу. Теперь же остались две силы – «иосифлянская» Церковь и государство, стремящееся эти «стяжания» присвоить себе. И дальнейшая история во многом разворачивается как противоборство между этими силами. Ближайший поединок – Стоглавый Собор 1551 г.

Стоглавый Собор. Это был «Собор победителей». Стяжатели сумели значительно увеличить церковные земельные владения. Но вот духовный уровень монастырской жизни оставлял желать лучшего. Об этом свидетельствуют царские вопросы Стоглаву, например: «В монастыри поступают не ради спасения свой души, а чтоб всегда бражничать. Архимандриты и игумены докупаются своих мест, не знают ни службы Божией, ни братства… прикупают себе села, а иные угодья у меня выпрашивают. Где те прибыли и кто ими корыстуется?.. И такое бесчинение и совершенное нерадение о церкви Божией и о монашеском строении… На ком весь этот грех взыщется?»[37]. Отсюда видно, что нестяжательская партия еще не была окончательно разгромлена, но теперь она открыто не выступает и прячется за царскую власть. Собор, естественно, ополчился на нарушителей монашеского благочестия, но в то же время полностью подтвердил неприкосновенность монастырских сел, а молодой царь Иван IV ввязываться в борьбу пока не стал. И в дальнейшем – во второй трети XVI в. - наблюдается беспрецедентный рост церковного землевладения, так что к смутному времени пресловутая оценка «1/3» уже не кажется невероятной.

Конечно, земельные владения позволяли Церкви в определенной мере оставаться независимой от государства, два века не позволяя ему превращать «симфонию» в фарс. Но закон «чем больше имений, тем ниже духовная жизнь», неверный в частностях, всегда оправдывается статистически. Зная это, Г.П. Федотов оригинально показывает печальную судьбу русской духовности – через статистику канонизаций русских святых XVI-XVII вв. Привлекая списки Е.Е. Голубинского, он дает такую картину канонизации преподобных (монахов): «на первую половину XVI века падает 22 святых, на вторую – 8; на первую половину XVII – 11, на вторую – 2. В XVII веке убыль идет резко и равномерно. По четвертям XVII века соответствующие цифры дают: 7, 4, 2, 0. (…) Василий III и даже Иван Грозный имели возможность беседовать со святыми. Для благочестивого Алексея Михайловича оставалось только паломничать к их гробницам»[38]. Так наглядно рисуется угасание традиции Нила Сорского.

Что же касается социального проекта Иосифа Волоцкого, то он так церковной традицией и не стал. Социум в России строился двояко: сверху через государство и снизу через крестьянские общинные порядки, причем в поддержании последних Церковь играла лишь косвенную роль. С властью же у Церкви отношения складывались драматично: потерпев неудачу в лихой атаке, государство начало планомерную осаду церковной имущественной твердыни, которая завершилась «Указом» 1762 г. императрицы Екатерины, лишившим Церковь практически всех земельных владений.

Литература

1. Алексеев - Алексеев А.И. Под знаком конца времен. Очерки русской религиозности конца XIV – начала XVI вв. – СПб: Алетейя, 2002. – 352 с.

2. Плигузов - Плигузов А.И. Полемика в русской церкви первой трети XVI столетия. – М.: «Индрик», 2002. – 424 с.

3. Янов - Янов А. Л. Россия: у истоков трагедии 1462-1584. Заметки о природе и происхождении русской государственности. – М.: Прогресс-Традиция, 2001. – 559 с.

4. Кожинов - Кожинов В.В. История Руси и русского слова. Опыт беспристрастного исследования. – М.: Изд-во ЭКСМО-Пресс, 2001. – 512 с.

5. Федотов 1990 - Федотов Г.П. Святые Древней Руси. – М.: Моск. рабочий, 1990. – 269 с.

6. Федотов 1994 - Федотов Г.П. Трагедия древнерусской святости // Г.П. Федотов. О святости, интеллигенции и большевизме. Избранные статьи. Спб., изд. Спб. ун-та, 1994. - с.35-51.

7. Нил Сорский - Нил Сорский. Предание. Устав./ Вступительное слово Борковой-Майковой. 1912. – 91 с.

8. Иконников - Иконников В.С. Максим Грек и его время. – Киев: 1915. – 604 с.

9. Казакова 1970 - Казакова Н.А. Очерки по истории русской общественной мысли. Первая треть XVI века. – Л.: Наука. 1970 – 300с.

10. Кузнецов - Н.Д. Кузнецов. К вопросу о церковном имуществе и отношении государства к церковным недвижимым имениям в России. 1907. - 102с.

11. Хрущев - И. Хрущов. Исследование о сочинениях Иосифа Санина преподобного игумена Волоцкого. 1868г. – 266 с.

12. Казакова 1960 - Н.А.Казакова. Вассиан Патрикеев и его сочинения. М.-Л. Изд. АН СССР. – 1960. – 358 с.

13. Зеньковский С. - Зеньковский С. А. Преп. Иосиф и иосифляне. // Вестник (Париж), Т. XC, 1956 – с.23-32.

14. Синицына - Н.В. Синицына. Максим Грек в России. - М.: Наука,1977. – 332 с.

15. Максим Грек, «Повесть» - Максим Грек. Повесть страшна и достопамятна и о совершенном иноческом житии// Сочинения преподобного Максима Грека. Ч. III, – Казань, 1897 – с.145-167.

16. Максим Грек, «Стязание» - Максим Грек. Стязание об известном иноческом жительстве, Лица же стязующихся: Филоктимон да Актимон, сиречь Любостяжательный да Нестяжательный // Сочинения преподобного Максима Грека. Ч. II. – Казань, 1897. – с. 89-119.

17. Собственность в России - Собственность в России: Средневековье и раннее новое время. – М.: Наука, 2001. – 283 с.

Февраль 2003 г.

--------------------------------------------------------------------------------
Отметим работы:

[1] Алексеев; Плигузов; Иконников; Казакова 1970; Синицына.

[2] Федотов 1994. С. 46.

[3] Нил Сорский.

[4] Там же. С. 6.

[5] Там же.

[6] Там же. С. 7.

[7] Хрущев. С. 257-259.

[8] Там же. С. 52.

[9] Иконников. С. 390.

[10] Там же.

[11] Алексеев. С. 264.

[12] Например: Казакова 1970. С. 48; Иконников. С. 370.

[13] Плигузов. С. 322.

[14] Собственность в России. С. 49.

[15] Алексеев. С. 227.

[16] Плигузов. С. 288.

[17] Как утверждается в Алексеев.

[18] Там же. С. 135.

[19] Янов. С. 135.

[20] Алексеев. С. 296.

[21] Янов. С. 137.

[22] Там же.

[23] Алексеев. С. 299-300; Плигузов. С. 333.

[24] Казакова 1960. С. 232.

[25] Плигузов. С. 133.

[26] Казакова 1960. С. 96.

[27] Там же. С. 77.

[28] Кожинов. С. 435.

[29] Там же. С. 437.

[30] Максим Грек, «Повесть». С. 151.

[31] Казакова 1970. С. 169.

[32] Иконников. С. 370.

[33] Максим Грек, «Стязание». С. 114-115.

[34] Синицына. С. 144.

[35] Кузнецов. С. 22.

[36] Зеньковский С.. С. 32.

[37] Янов. С. 123.

[38] Федотов 1990. С. 196.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел история












 





Наверх

sitemap:
Все права на книги принадлежат их авторам. Если Вы автор той или иной книги и не желаете, чтобы книга была опубликована на этом сайте, сообщите нам.