Библиотека

Теология

Конфессии

Иностранные языки

Другие проекты







Ивин А. Философия истории

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава 5
СТИЛЬ КОЛЛЕКТИВИСТИЧЕСКОГО МЫШЛЕНИЯ

Понимание истории и другие особенности

В коллективистической версии историзма все прошлое истолковывается как постепенная и последовательная подготовка к изучаемым современным явлениям. История, понятая как обоснование и оправдание настоящего, приобретает не только открыто кумулятивный, но также апологетический характер [2]. Эта история приписывает исторические события не мудрости людей, совершивших их, но действию некой силы, стоящей выше не только отдельных людей, но и общества в целом (бога, провидения, законов общественного развития). История рассматривается как пьеса, написанная управляющей обществом силой. Главная задача науки истории - найти в общем ходе событий доступную разуму закономерность [3].

1 Арон А. Указ. соч. С. 198.
2 См.: Кун Т. Структура научных революций. Гл. IV. См. также: Коллингвуд Р.Дж. Идея истории. Автобиография. Часть 2. § 2 "Характерные черты христианской историографии". Почти все то, что Коллингвуд говорит о средневековом (христианском) истолковании истории, приложимо и к коллективистическому пониманию истории.
3 Описывая жизнь города Ибанска, строившего "изм", А.А. Зиновьев с иронией замечает, что все в этой жизни было предсказано классиками теории "изма" и предопределено самой историей задолго до классиков. Жители Ибанска могли только немного испортить предопределенный и предсказанный ход событий: "В жизни Ибанска произошел коренной перелом. Было признано официально, что эта самая жизнь, гениально предначертанная свыше еще более ста лет назад, подготовленная всем ходом развития материи за всю прошлую половину бесконечного времени и осуществляемая в полном соответствии с ее же собственными глубинными законами и анкетой под присмотром особого отдела, обнаружила некоторые недосмотры отдельных злоумышленников. В газетах напечатали острый критический материал. В трамвае номер пять (водитель товарищ Л, заведующий парком товарищ В, начальник управления товарищ С) пассажиры X и У, стоявшие поблизости от старухи Z, не уступили место старухе Д. И лишь под давлением общественности пассажир Е был вынужден уступить место младенцу К, на которое и усадили старуху Z, несмотря на ее сопротивление, так как она уже проехала свою остановку" (Зиновьев А.А. Зияющие высоты. Кн. первая. С. 149).

Исключительное значение придается при этом определенному ключевому событию, представляющему собой одно из самых главных предустановленных выражений данной закономерности (рождение Христа, Великая Октябрьская социалистическая революция, появление на исторической арене Вождя). Историческое повествование концентрируется вокруг данного события, а все предшествующие и все последующие факты рассматриваются как события, либо ведущие к

415

нему и подготавливающие его, либо развивающие его последствия. Ключевое событие делит историю на две части, каждая из которых своеобразна. Первая часть обращена в будущее, ее смысл - постепенная, неосознанная или осознаваемая только в самом конце подготовка к данному событию. Вторая же часть ретроспективна, так как смысл истории стал уже ясен. Иногда первая часть истории называется "предысторией", а вторая - "собственно историей". Историю, которая делится на два периода, периоды мрака и света, можно вслед за Р.Дж. Коллингвудом, назвать "апокалиптической историей".

Вместе с тем средневековое понимание истории в важном моменте отличается от тоталитарного, и в частности, от характерного для коммунизма ее истолкования. Средневековая "история как воля бога предопределяет самое себя, и ее закономерное течение не зависит от стремления человека управлять ею. В ней возникают и реализуются цели, не планируемые ни одним человеческим существом. Даже те, кто думает, что они противодействуют им, на самом деле способствуют их исполнению" [1]. Они могут, например, убить Цезаря, но не в силах помешать падению республики. Само это убийство - новое и дополнительное обстоятельство, содействующее этому падению. В противоположность средневековому пониманию тоталитарная концепция истории характеризуется тем, что К. Поппер называет "активизмом" - уверенностью, что история делается самими людьми и связанным с этой уверенностью стремлением к активности, неприятием бездеятельности и пассивного ожидания" [2]. Как выразил эту "активистскую позицию" Маркс в своих "Тезисах о Фейербахе", "философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы его изменить". Однако активизм, который, подобно активизму Маркса, опирается на идею естественных законов истории, столь же непреложных, как и законы природы, является внутренне непоследовательной позицией. Такой активизм (К. Поппер называет его "историцизмом") предполагает, что общество изменяется людьми, но при этом движется по предопределенному и неизменному пути, стадии которого предначертаны непреложной исторической необходимостью [3]. "Историцизм не учит бездеятельности и фатализму, однако утверждает, что любая попытка вмешаться в надвигающиеся изменения тщетна; историцизм - это особая разновидность фатализма, для которого неизбежными выступают тенденции истории" [4]. Историцизму так и не удалось убедительно опровергнуть обвинение в непоследовательности.

1 Коллингвуд Р. Дж. Идея истории. С. 53.
2 См.: Поппер К. Нищета историцизма. М., 1993. С. 15.
3 В предисловии к первому тому "Капитала" Маркс так ограничивает возможность активного вмешательства людей в ход собственной их истории: "Когда общество находит естественный закон, определяющий его развитие, даже в этом случае оно не может ни перескочить через естественные фазы своей эволюции, ни выкинуть их из мира росчерком пера. Но кое-что оно может сделать: сократить и облегчить родовые муки".
4 Поппер К. Нищета историцизма. С. 62. Подчеркивая, что активизм, настаивающий на значимости активных социальных изменений, плохо согласуется с важнейшими положениями историцизма, К. Поппер так перефразирует активистское изречение Маркса: "Историцист может только объяснять социальное развитие и помогать ему различными способами; однако дело, по его мнению, заключается в том, что никто не способен его изменить* (Там же).
Идея, что активность людей, направленная на изменение общества, не согласуется с идеей "железных законов истории", высказывалась еще в конце прошлого века. Один из критиков марксизма утверждал, что создание политической партии, ставящей своей целью уничтожение капитализма и построение социализма, столь же бессмысленно, как и создание партии, борющейся за то, чтобы Луна в соответствии с законами природы двигалась по своей орбите.

416

Не удивительно, что, несмотря на указанное различие, и средневековое, и марксистское понимание истории считают благом индивида одно и то же - быть добровольным инструментом для достижения историей ее объективных целей. Если человек будет бороться против них, ему все равно не удастся остановить или изменить ход истории. Все, чего он добьется, так это лишь своего осуждения потомками. "Всемирная история - это всемирный суд" - говорили в средние века, и тот, чья деятельность идет по линии движения самой истории, удостоится ее похвалы, в то время, как тех, которые пытаются действовать против хода истории, ждет неминуемое осуждение.

Поскольку коллективизм не отделяет прошлое от настоящего и будущего и истолковывает прошлое как обоснование и оправдание настоящего, с изменением "настоящего" должно неминуемо меняться и прошлое. Отсюда - постоянное переписывание истории, так хорошо изображенное Дж. Оруэллом, главный герой которого работает в министерстве правды, занятом, в частности, и этим делом. "Что происходило в невидимом лабиринте... он в точности не знал, имел лишь общее представление. Когда все поправки к данному номеру газеты будут собраны и сверены, номер напечатают заново, старый экземпляр уничтожат и вместо него подошьют исправленный. В этот процесс непрерывного изменения вовлечены не только газеты, но и книги, журналы, брошюры, плакаты, листовки, фильмы, фонограммы, карикатуры, фотографии - все виды литературы и документов, которые могли бы иметь политическое или идеологическое значение. Ежедневно и чуть ли не ежеминутно прошлое подгонялось под настоящее. Поэтому документами можно было подтвердить верность любого предсказания партии; ни единого известия, ни единого мнения, противоречащего нуждам дня, не существовало в записях. Историю, как старый пергамент, выскабливали начисто и писали заново - столько раз, сколько нужно. И не было никакого способа доказать потом подделку" [1].

417

В реальных тоталитарных государствах старые издания, плохо согласующиеся с настоящим, не переписывались, а чаще всего уничтожались или делались недоступными читателю [2]. Их место занимали новые издания, в которых прошлое приводилось в соответствие со злобой дня.

Так, из всех учебников по истории России и книг по истории партии и истории Октябрьской революции, изданных в 30-40-е гг., исчез Троцкий, как если бы его вообще никогда не существовало. Военное руководство революцией теперь отводилось Сталину.

В 1946 г., когда маршал Г.К Жуков впал в немилость у Сталина, пресса совершенно перестала писать о нем, и к третьей годовщине взятия Берлина газета "Правда" умудрилась описать сражение за Берлин, даже не упомянув его имя, - всю операцию, как теперь принято было считать, спланировал Сталин. Поскольку Сталина привыкли уже называть "военным гением", со страниц газет исчезли имена и других знаменитых военачальников времен войны: среди них Рокоссовского, Толбухина, Конева, Воронова, Малиновского. Сталин не намеревался делиться с кем-нибудь военной славой, поэтому историю недавней войны следовало переписать заново. В дальнейшем эта история переписывалась так, чтобы оказался существенным тот вклад в победу, который внес в ходе войны новый генеральный секретарь Хрущев; позднее Хрущев исчез из истории войны, но оказалось, что заметную роль в ней сыграл занявший его пост Брежнев.

Нацизм переписывал историю, сообразуя ее с настоящим моментом, столь же активно, как и коммунизм.

В 1935 г., сразу после поджога Рейхстага, Геббельс объединил в одну широкомасштабную организацию прессу, радио, кино, театр и пропаганду. В отведенном под новое министерство здании, пишет Геббельс в своем дневнике, он "быстренько взял несколько строителей из СА и велел за ночь сбить весь гипс и деревянную отделку, древние газеты и акты, которые xpaнились в шкафах с незапамятных времен, были с грохотом выброшены на лестницу. Когда достойные господа - я их выгоню в ближайшие дни - явились на следующее утро, они были совершенно потрясены. Один всплеснул руками над головой и пробормотал с ужасом: "Господин министр, знаете ли, ведь Вы можете за это попасть в тюрьму?" Извини, подвинься, мой дорогой старичок! И если ты до сих пор об этом не слышал, то позволь тебе сообщить, что в Германии революция и эта революция не пощадит ваши акты" [3].

Эти действия были реализацией программы, намеченной Гитлером в "Майн кампф": "В науке народное государство должно видеть вспомогательное средство для развития национальной гордости. Не только мировая история, но и вся культурная история должна изучаться с этой точки зрения" [4].

1 ОрузллДж. 1984. С. 44-45.
2 В Советском Союзе в библиотеках газеты можно было получить без специального разрешения только за текущий год, а брошюры - только за три последних года.
3 Цит. по: Ржевская Е. Геббельс. М., 1994. С. 145.
4 Там же. С. 179.

В заключение упомянем ряд других характерных особенностей коллективистического мышления.

Коллективистическое мышление схематизирует мир, представляя его как систему ясно очерченных и строго отграниченных друг от друга объектов.

418

Поскольку это мышление движется по преимуществу от умозрительного мира к действительному, в нем преобладает ценностный подход с характерными для последнего рассуждениями от понятий к вещам, разговорами о "способностях" объектов, введением явных и скрытых целевых причин, иерархизацией изучаемых явлений по степени их "фундаментальности" и т.п.

Для коллективистического теоретика всегда имеется отчетливая дихотомия между теоретическими положениями и теми "данными", которые призваны их подтвердить. Особую роль среди последних играют так называемые чудеса, требующие для своего понимания непосредственного вмешательства авторитета.

Коллективистическое мышление до предела систематично. Коллективистически настроенный ум постоянно озабочен приведением в систему имеющихся воззрений, установлением сложных взаимоотношений между отдельными проблемами и элементами знания.

Коллективистическое мышление экстенсивно, оно стремится охватить своей теорией возможно более широкую область явлений, в идеале - весь мир.

Важной особенностью коллективистического стиля мышления является, несомненно, фундаментализм - уверенность в том, что всякое "подлинное знание" можно опереть на непоколебимый фундамент, не требующий дальнейшего обоснования и неспособный стать объектом критики или пересмотра. Средневековый фундаментализм во многом проистекает из веры в абсолютную незыблемость и твердость авторитета, в его достаточность для обоснования каждого правильного положения. В тоталитарном мышлении предпосылкой фундаментализма является либо вера в научность и объективность доктрины, открывшей непреложные законы исторического развития (коммунизм), либо вера во всегдашнюю правоту вождя, в избранность вождя и его народа (нацизм). В нормальной науке основу фундаментализма составляет убеждение в крепости принятой парадигмы, поддерживаемое успехами последней в объяснении новых фактов.

Фундаментализм - предпосылка типичного для коллективистического мышления кумулятивизма - убеждения, что знание разложимо на сумму отдельных положений, каждое из которых допускает самостоятельное обоснование, и что познание - это только последовательное добавление все новых и новых истин к уже известной их совокупности, надстройка очередных этажей над вечным и неизменным фундаментом. Нормальная наука также подчеркнуто кумулятивна, для чего ей приходится вести селекцию обсуждаемых проблем в свете принятой парадигмы: "Нормальное исследование, - пишет Т. Кун, - являющееся кумулятивным, обязано своим успехом умению ученых постоянно отбирать проблемы, которые могут быть разрешены благодаря концептуальной и технической связи с уже существующими проблемами" [1].

1 См.: Кун Т. Структура научных революций. С. 128. См. также: Гл. XI.

419

Декларируя обычно приверженность к истолкованию истины как соответствия утверждения тому фрагменту действительности, описанием которого оно является, коллективистическое мышление постоянно тяготеет к пониманию истины как согласия утверждения с принятой общей доктриной. Истина как корреспонденция систематически замещается истиной как когеренцией. В итоге истинностный подход подменяется ценностным по своей сути подходом.

Коллективистический теоретик немыслим без поиска отступлений от ортодоксии, без постоянного преследования инакомыслия и ереси. Конструирование произведений по готовым канонам и схемам, гипертрофированное внимание к образцу и традиции имеет, как уже отмечалось, обратную сторону - недоверие ко всему новому, индивидуальному, непохожему, нетерпимость не только к противоположному мнению, к инакомыслию, но даже, так сказать, к разномыслию. Для коллективистического теоретика точки зрения, радикально не согласующиеся с его собственной (последнюю он, естественно, считает вытекающей непосредственно из классической традиции), представляются несомненной ересью, а те, кто их разделяет, - еретиками. Единство должно достигаться и сохраняться любой ценой, и выявление тех, кто мыслит иначе, - первый шаг в деле упрочения единства. Нужно к тому же помнить, что с еретиками не спорят - их только обвиняют (в средние века говорили "сжигают"). И самым тяжким обвинением является указание на отступление от ортодоксии, от общепринятой доктрины, обычно проявляющееся в несогласии с тем ее истолкованием, которого придерживается сам обвинитель.

Навешивание ярлыков, заклеймение инакомыслия, поиски ереси и связанный с этим страх совершить ошибку - все это неотъемлемые черты коллективистических творческих дискуссий по острым социальным проблемам.

Особый интерес представляет та манера, те ходы мысли, с помощью которых коллективистический теоретик отстаивает свою правоту. Здесь можно упомянуть только некоторые из типично коллективистических способов аргументации:

- сглаживание противоречий коллективистического общества, истолкование их как противоречивости мышления самого исследователя;
- двусмысленное отношение к необходимости соблюдения законов формальной логики и в особенности закона противоречия, требующего, чтобы утверждение и его отрицание не представлялись как одновременно истинные;

420

- внешняя, напускная логичность, использование процедуры доказательства не в качестве инструмента установления истины, а главным образом как средства убеждения других;
- требование всегда и всюду строгих определений, и притом чаще всего классических, родо-видовых определений; бесконечные поиски совершенных определений и постоянные споры по их поводу;
- оценка доводов прежде всего по их количеству, с чем связано убеждение, что так называемые лишние подтверждения на самом деле тоже нужны и полезны;
- преимущественное внимание к доводам "за" и замалчивание доводов "против";
- преобладание оценочного подхода с характерными для него рассуждениями от понятий к вещам, от "должно быть" к "есть";
- неизбежное проникновение элементов софистики как интеллектуального мошенничества в коллективистические рассуждения об особо сложных проблемах.

Коллективистический теоретик, жестко и бескомпромиссно отстаивающий ортодоксальную, но уязвимую позицию, вынужден прибегать к приемам аргументации, характерным для софистики. Результатом является сочетание коллективистической твердости ума с его софистической гибкостью.

 


Обратно в раздел история










 





Наверх

sitemap:
Все права на книги принадлежат их авторам. Если Вы автор той или иной книги и не желаете, чтобы книга была опубликована на этом сайте, сообщите нам.